Всех пострадавших доставили в мемориальную больницу Джексона, на Двенадцатой авеню, по другую сторону реки.

Дежурный хирург, которого звали Хьюго Баумгартнер, был в своем деле настоящий дока, и ему уже прежде не раз доводилось ставить Шейна на ноги. Сейчас, помимо нескольких синяков и легкого сотрясения мозга, у Шейна оказались размозжены кости левого запястья. Сложив раздробленные косточки, Баумгартнер быстро сделал рентгенограмму, после чего переставил несколько косточек по-новому. Когда Шейн очнулся от наркоза, Баумгартнер заканчивал прилаживать гипсовую повязку, доходящую до кончиков пальцев Шейна.

Баумгартнер серьезно посмотрел на Шейна. Казалось, его лицо навеки застыло в таком выражении: Шейн ещё ни разу не видел старого хирурга улыбающимся.

— На сей раз тебя, по-моему, переехал автомобиль, верно?

— Где Спэрроу? — прохрипел Шейн.

— Спит наверху, — ответил доктор. — Отмочил занятный номер. Хочешь послушать?

— Да, здоровый смех мне не повредит.

— Он выбрался из кровати, когда сиделка отвернулась. И даже не заметил, что лежит на больничной койке. В итоге — сломанная лодыжка. Со смещением. Так что его правая нога теперь покоится на вытяжении.

— Угу, и впрямь забавно, — мрачно согласился Шейн.

— И я так думаю. Видит и говорит он нормально, но досталось ему довольно крепко. Нужно подождать до завтра, чтобы убедиться в том, что мозговые нарушения отсутствуют. Правда, те, кто с ним близко знакомы, говорят, что разницы все равно никто не заметит. Майкл, прежде чем закончить гипсование, я хотел бы поговорить с тобой. Перелом у тебя довольно сложный. Если хочешь владеть рукой как прежде, будь поосторожнее.

— Я всегда осторожен.

— Да, — с сомнением произнес Баумгартнер. — Только боюсь, что банковский клерк и Майкл Шейн по-разному понимают, что значит быть осторожным. Я вот думал, не хочешь ли ты, чтобы я изготовил тебе такой же гипс с секретом, как в прошлый раз? Насколько я помню, тогда я вделал в гипс свинчатку, и ты разнес ею челюсть какому-то негодяю.

— Да, — кивнул Шейн. Сломанное запястье нестерпимо болело.

Баумгартнер продолжал:

— Насчет этих трех громил не волнуйся — их схватили. Двое из них здесь, и в ближайшие несколько дней по собственной воле разгуливать не смогут. У одного из них руку так раздуло, что мне пришлось распиливать кастет пилой, чтобы снять его. А третий — в тюрьме. Уже доказано, что они разъезжали на угнанной машине.

Помешивая гипсовый раствор, он продолжал говорить:

— Я ввел тебе снотворное, так что, по меньшей мере, до завтрашнего дня ты останешься здесь. Мы должны сделать несколько снимков твоего позвоночника, чтобы убедиться, что он не поврежден. После этого тебе придется соблюдать постельный режим хотя бы двадцать четыре часа. Уяснил, Майкл?

Он выжидательно посмотрел на Шейна, но тот промолчал.

— Ты что-то не слишком разговорчив. Хорошо, тогда я отвечу за тебя: ты не согласен, поскольку наверняка ведешь расследование, верно? В таком случае придется сделать арматуру вокруг перелома и зафиксировать её с обеих сторон.

Некоторое время он молча священнодействовал над рукой сыщика. Шейн, уже начавший дремать, больше не ощущал боли. Слова Баумгартнера проникали в его сознание словно издалека.

— Я собирался опять вделать свинчатку, но только что придумал кое-что получше. Как насчет этого медного кастета? Я распилил его пополам, и мне ничего не стоит вставить обе половинки в гипс; у тебя будет смертоносная левая рука. Пальцами ты шевелить не можешь, поэтому я покрою их гипсом и вставлю на конце крюк. И ещё скальпель. Это будет шедевр. Он войдет в анналы медицинской науки.

Он продолжал колдовать над рукой, а Шейн погрузился в сон.

Когда Шейн проснулся, было уже светло. Он попытался приподнять левую руку, чтобы посмотреть на часы. Не тут-то было: словно кто-то приковал его руку к постели тяжелыми цепями. В следующий миг его пронзила такая острая боль, что на мгновенье он потерял сознание. Придя в себя, Шейн приподнял голову и осторожно осмотрелся.

— С замечательно добрым утром, — мрачно поприветствовал его Спэрроу с соседней койки.

Шейн повернул голову. Огромный частный сыщик сидел, опираясь на спинку кровати. Его правая нога была подвешена к блоку, прицепленному к потолку. Голова утопала в бинтах. Из-под повязки виднелись только поросячьи глазки, поцарапанный нос и длинная сигара.

— Значит, говоришь, пустячная работенка? — произнес он, попыхивая сигарой. — Прелестная блондинка, которая и мухи не обидит, да?

— Получишь доплату за вредность, — проскрипел Шейн. — Расходы на лечение плюс пять сотенных. А что случилось?

— Эта твоя прелестная блондинка заманила меня в ловушку. А вышло все так. Прежде чем уйти из «Ларю», она позвонила по телефону. Дословно я разговор не перескажу, поскольку на магнитофон его не записал, но суть подслушал. — Он стряхнул пепел в вазу с цветами, стоящую на столике между кроватями. — Так вот, позвонила она некому мелкому проходимцу по имени Уайти Грабовски.

— Я с ним знаком, — сказал Шейн. — Очень славный малый.

— Угу, — с сомнением промолвил Спэрроу. — Она попросила его прихватить с собой пару головорезов и ждать её в парке напротив Вудлонского кладбища. Потом залезла в такси и колесила по городу, позволяя этим подонкам выиграть время. Когда она вылезла из машины возле парка и расплатилась с таксистом, у меня возникло предчувствие, что дело нечисто. Но ты велел мне не упускать её из вида…

— А почему ты не пустил в ход револьвер?

— Меня оглушили, прежде чем я успел его вынуть. Полицейский сказал, что меня нашли в телефонной будке, но я даже не помню, что звонил тебе, Майкл. Я даже не уверен, что помню наизусть твой номер, и уж точно не мог залезть в записную книжку и найти его. Должно быть, они сами набрали твой номер и подсказали мне, что ты на проводе. Ведь на самом-то деле они охотились за тобой.

— Кто-то упомянул имя Джейка. Тебе оно говорит о чем-нибудь?

— Джейк Фитч! Да, мир тесен. Уайти работает с ним на пару. Они не брезгуют ничем. Но, в основном, по пустякам. Мелко плавают. — Он хрипло рассмеялся. — Жаль только, что мне не пришлось увидеть воочию, как ты с ними разделался. Кстати, мне сказали, что ты не сумел проникнуть в будку, и потому опрокинул её.

— Да, Тедди, тебе не мешало бы похудеть немного.

— Без тебя знаю. Но ты сам посмотри… — Он указал на двухфунтовую коробку шоколада рядом с цветочной вазой. — Моя чокнутая подружка. Худющая, как щепка, а лопает не меньше меня.

Шейн потянулся к кнопке, чтобы вызвать медсестру, но не успел нажать её, как медсестра вошла сама — смуглая хорошенькая девушка в полупрозрачном накрахмаленном халате.

— Мне нужно позвонить, — пробурчал Шейн.

— Вот как? — она покачала головой. — Вам предписано спокойно лежать до двенадцати часов дня.

— А сейчас сколько? — спросил Шейн.

— Без двадцати двенадцать.

Шейн невольно фыркнул, сразу почувствовав себя лучше.

— Ну, хорошо, — неохотно согласилась медсестра. — Я принесу вам телефон, и вы сможете сделать один звонок. Потом мы измерим температуру, примем ванну, и я принесу вам завтрак.

Шейн ухмыльнулся. Он рассчитывал, что ещё до приема ванны окажется в гуще событий. Девушка ушла. Шейн свесил ноги с кровати, но не успел встать, как комната покачнулась, поплыла, и он вдруг очутился на кровати Спэрроу.

— Осторожнее, Майкл, — попросил Тедди. — Я бы встал и помог тебе, но у меня самого маленькие сложности.

Помогая себе крюком, вделанным в гипсовую повязку, Шейн добрался до собственной кровати, и едва успел прилечь, как вошла медсестра с телефонным аппаратом.

— Вам звонят через коммутатор, — сказала она. И тут же лицо её затуманилось. — О, господи, что с вами?

— Голова немного закружилась.

Девушка помогла ему поудобнее пристроиться на подушках, потом воткнула в розетку телефонный шнур и подала Шейну аппарат.

— Шейн, — произнес сыщик в трубку.

— О, — нерешительно прозвучал голос молоденькой девушки. Он казался несколько испуганным. — Мистер Шейн, я надеюсь, вам не слишком сильно досталось?

— Кто говорит?

— Никто. То есть я просто не хочу называть свое имя. И не пытайтесь затягивать разговор, чтобы потом проследить, откуда я звоню.

— Звонки через коммутатор не прослеживаются, — сухо ответил Шейн. — Говорите, что вам нужно, и освободите линию.

— Дело в том, что если я не буду соблюдать осторожность, то со мной случится то же самое, что вчера случилось с вами, только гораздо хуже. Один из трех парней, нападавших на вас — только я вам не скажу, который — мой приятель. Он просто сделал то, что ему поручили. Так какого черта он должен попадать за это в тюрьму, если тот, кто поручил ему эту работенку, останется на свободе?

— Да, — согласился Шейн. — Жутко несправедливо. Но я уже знаю, кто их нанял. Из этого тайны не делали.

— Возможно, вы знаете далеко не так много, как думаете. Речь идет не только о вчерашнем вечере. У меня ушки на макушке. Я кое-что услышала, когда говоривший по телефону считал, что я уже сплю. Дата двадцать третье апреля вам о чем-нибудь говорит?

— Нет. А что случилось двадцать третьего апреля?

— Ничего особенного. Просто одно лицо получило от некоего Бегли или Бабкока пятьдесят тысяч кругляшей, только и всего. Усекли, папаша?

Шейн сел повыше на подушках.

— Продолжайте.

— Так и думала, что это вас заинтересует. Беда лишь в том, что я не знаю, могу ли доверять вам. Если я выложу вам все, что мне известно, вы обещаете не возбуждать дела против этих троих парней?

— Естественно, можете их забирать. Я заверну их в бумажку и даже обвяжу розовой ленточкой с бантиком.

— А ваш друг? — подозрительно спросила она. — Толстяк? Он тоже согласится на такие условия?

— Он сейчас здесь. Я спрошу его.

Шейн посмотрел на Тедди и, не прикрывая рукой трубку, громко спросил:

— Девушка желает знать, что ты намерен предпринять по поводу вчерашнего нападения. Будешь возбуждать дело?

— Нет, — поспешно ответил Спэрроу, вынимая изо рта сигару. — Я сам должен был о себе позаботиться. Хорош я буду, если начну жаловаться в полицию, что меня обижают? Если меня спросят, я отвечу, что было слишком темно, и я не разглядел нападавших.

— Вы слышали? — спросил Шейн в трубку. — Или передать ему телефон?

— Нет, — неуверенно ответила девушка. — А где гарантии, что вы не обманете?

— Позвольте подумать, — сказал Шейн. — Вы не хотите приехать сюда?

— В больницу? Вы что, спятили? С этими людьми шутки плохи. Или вы это ещё не поняли? Встретимся сегодня вечером, когда стемнеет. Только поблизости от больницы я встречаться не хочу. Если вас не выпустят, то придется перенести встречу на завтра.

— Назовите место и время. Но хочу вас предупредить, что от меня зависит лишь одно: я готов не возбуждать дело о нападении. А они ещё угнали машину. Здесь может помочь только окружной прокурор.

Девушка легонько застонала.

— Я не знала. Я думала, что вы можете…

— Я могу замолвить словечко. К сожалению, к моему мнению не всегда прислушиваются.

— Проклятье! Кто мог подумать, что они обратят внимание на подобную ерунду, когда речь идет о покушении на убийство?

— Насколько я знаю, — ответил Шейн, не меняя тона, — никого не убили.

— Это только по-вашему. Так что мы решили?

Шейн задумчиво поскреб рыжеватую щетину на подбородке.

— Придумал. Вот вам гарантия, что я не обману. Сегодня в шестичасовых новостях я выступлю с заявлением, которое повяжет меня по рукам и ногам и не позволит отступиться от сказанного. В шесть часов — по каналу Даблью-Ти-Ви-Джей. С тамошними ребятами я сумею договориться — за ними есть должок. Если мое выступление не покажется вам достаточно убедительным, не приходите. Где и когда вы готовы со мной встретиться?

Она сглотнула.

— Господи, если бы я знала! — Потом, немного подумав, затараторила: — В восемь часов. В Буэна-Виста. Дом четыреста девяносто семь по Бейвью-драйв. Квартира 9С.

— Минутку.

Шейн щелкнул пальцами, и Спэрроу бросил ему шариковую ручку. Шейн попросил девушку повторить адрес, и записал его на гипсе.

— В восемь, — повторила она. — Теперь, слушайте внимательно. Позвоните по домофону один раз, длиннее, чем обычно. Но не слишком долго! Если я буду не одна, то нельзя допустить, чтобы они заметили нечто необычное. Ровно в восемь, чтобы я знала, что это вы. Когда я позвоню, чтобы открылась дверь, я тоже дам один длинный звонок, если все в порядке. Один звонок — тогда поднимайтесь. Если же три или четыре коротких — ни в коем случае! Сматывайтесь поживее и ждите. Я выйду так быстро, как только смогу. Остановлюсь перед подъездом и поправлю чулки, чтобы вы знали, что это я. Господи, как страшно!

Она повесила трубку. Шейн снова задумчиво почесал подбородок, прежде чем положить трубку.

— Вот разница между нами, — заметил Спэрроу. — Я могу неделями сидеть и пялиться на телефон, а мне никто так и не позвонит.

— Печенкой чую, что тут какой-то подвох, — задумчиво произнес Шейн. — Неужто меня опять хотят отделать? Не очень мне улыбается, чтобы так вышло два дня подряд.