Гринго Терстон? Да, сеньор. Я хорошо его помню. Я был одним из тех, кто отправился в экспедицию, предпринятую им в район холмов на поиски нефти.

В экспедицию, сеньор, из которой он не вернулся.

Вы спрашиваете, что с ним стало? На этот вопрос никто не может ответить с уверенностью. Даже я, хотя я имею американское образование и репутацию самого хитрого на перешейке Техаунтепек.

Понимаю, сеньор. Вы посланы страховой компанией и в Техаунтепек прибыли за доказательствами смерти Терстона. Я расскажу вам эту историю так, как я ее знаю, и вы сами решите, является ли она доказательством, которое вы ищите.

Садитесь поудобнее здесь под навесом и слушайте внимательно. История не длинная, но начаться она должна с того момента, когда гринго Терстон сошел на берег в Порто Бланко с парохода, поднимавшегося вверх по реке.

Быть может, вы его знали? Нет? Высокий мужчина с широкими плечами и холодными, как лед, глазами; грубый голос, словно отдающий приказания собакам, а не мужчинам, в жилах которых течет голубая кровь испанских грандов, смешанная с кровью туземных племен, которые были хозяевами этого континента задолго до того, как его открыл скитающийся итальянский моряк.

Понимаете, сеньор, мы, мексиканцы, — народ, который впадает в гнев медленно. Американские гринго ошибаются, принимая это за слабость или страх, и, случается, замечают свою ошибку только тогда, когда становится чересчур поздно.

Терпение, сеньор. Я и рассказываю вам историю Терстона. Но чтобы понять ее конец, вы должны представить каким он был, когда высадился на нашем берегу, переполненный высокомерием, с грубыми словами на губах и презрением к нам в сердце.

Ах! и с тем выражением в глазах, которое появлялось у него, когда он смотрел на наших женщин, и которое не было добрым. Он ничего не понимал в тропиках и принимал одежды, что носят наши женщины, за приглашение к дурному.

Не будьте нетерпеливым. Я стараюсь дать вам возможность увидеть гринго Терстона таким, каким видели его мы, люди Телуокана… Так вы лучше поймете, что произошло в голове этого человека, когда он увидел в джунглях Лолиту Симпсон.

Да, сеньор, сеньор Симпсон тоже американец, но он не гринго, как Терстон. Маленький человек с лысой головой и мягким голосом. Он приехал в Телуокан из Эстадос Унидос двадцать лет назад.

Возможно, вы скажете с презрением, что он стал туземцем. Действительно, он взял себе жену из племени гурийо, индейцев с холмов. Но она была верна ему, и, думаю, сеньор Симпсон не пожалел о своем выборе.

Он поселился с нею возле истоков Рио Чико, раскорчевал землю под плантацию бананов и завел шестерых детей, из которых дочь Лолита самая старшая.

Сеньор Симпсон закупал в городе провизию, когда туда на корабле прибыл Терстон.

Я видел, как они встретились на этой веранде, сеньор, а так же я был рядом с ними тремя ночами позже, когда Лолита танцевала флуенситу при свете пылающих факелов и был подписан приговор гринго Терстону.

Гринго возвышался над Симпсоном на целую голову. Он обрушил на него взгляд, полный холода, и сказал:

— Мне говорили, у вас маленькая плантация в верховьях реки, и вы можете провести меня туда. Затем я продолжу мою экспедицию к холмам.

Сеньор Симпсон поднял на гринго глаза, затем отвел их. Он словно учуял что-то недоброе. Но он ответил:

— Да. В Телуокане я только за продуктами. Домой возвращаюсь рано утром.

— Вот вам десять долларов, чтобы найти мне мексиканских носильщиков и довести меня до вашей плантации. Я отправляюсь сразу же после обеда.

— После обеда время сиесты, — заметил сеньор Симпсон. — У них здесь есть поговорка, которая гласит, что одни лишь собаки да идиоты гринго отваживаются высунуться под солнце во время сиесты.

Гринго закинул голову назад и захохотал:

— Мне плевать, что ко мне отнесутся как к идиоту гринго. Я и не то еще слышал!

— Чересчур жарко, чтобы люди передвигались с багажом. Завтра мы тронемся с самого утра.

— Идите к дьяволу с вашей сиестой и вашим «маньяна», — сказал Терстон.

Это правда, сеньор, он клял все, что шло не так, как хотелось ему.

— Если вам не нужны десять долларов, я отправлюсь один.

Не раздражаясь, Симпсон признался, что десять долларов ему пригодятся. В стране, где и песо редки, американские доллары ценятся высоко. Но почему, спросил Симпсон, американцы всегда стремятся к холмам?

— Я работаю по нефти. Геологическая разведка. Я слышал о подземных слоях. Видели ли вы выходы?

Сеньор Симпсон пожал плечами и сказал, что не знает.

Гринго расхохотался:

— Беда с теми американцами, которые, подобно вам становятся туземцами. Вы погружаетесь в хозяйство с вашей толстой грязной женой и теряете всю вашу американскую энергичность.

Я смотрел на сеньора Симпсона и видел выражение его лица. Это было не очень приятное выражение. Ведь у его жены действительно была уже не такая тонкая талия, как в то время, когда он повел ее к священнику.

Но он свернул сигару из маиса и ничего не сказал. Было видно, что он думает, насколько бесполезно пытаться объяснить Терстону… а десять американских долларов в Телуокане не попадаются каждый день под копытами лошади.

В конце концов гринго добился своего. Когда началась сиеста, мы уже поднимались вверх по реке. Шестеро нас с тюками, сеньор Симпсон с двумя ослами, которые везли провизию на плантацию. И, слушайте внимательно, сеньор! Гринго шел впереди с самым тяжелым грузом.

Полуденная жара на перешейке, вы понимаете, не похожа на жару в любом другом месте. Раздавливающая тяжесть. Дыхание не достигает легких, потому что воздух влажный и насыщенный испарениями.

Джунгли молчаливы, так как даже птицы и обезьяны прячутся в своих укрытиях в тени. Одуряющее зловоние, поднимающееся от сырой гнили, которое мы, жители этой страны, привыкаем терпеть, не испытывая от этого никакой радости. Гринго Терстон двигался в таком темпе, какой никто из знающих тропики никогда не примет. Быть под началом подобного человека, сеньор, нелегкое дело. И тот, кто нанят на его деньги, не может позволить себе прохлаждаться.

В течение трех часов мы подстраивали свои шаги под шаги Терстона. Альберто, самый молодой из нас, уже не выдерживал.

У него болел живот, и он не мог больше идти. Его старший брат Педро приблизился к сеньору Симпсону сказать, что мы должны остановиться, чтобы дать Альберто отдохнуть.

— Хозяин не я, — ответил ему сеньор Симпсон с сожалением. — Сеньор Терстон идет без отдыха.

— Но у него не болит желудок, — сказал Педро. — Другой хозяин остановится, если вы ему скажете, сеньор.

Зная страну и наших людей, сеньор Симпсон понимал, что лучше сделать привал из-за «желудка» Альберто. Он остановился и крикнул:

— Терстон, один из ваших носильщиков болен.

Гринго оглянулся и крупными шагами подошел к нам с покрасневшим от ярости лицом.

— Который из вас утверждает, что болен? Кому тут нужен отдых?

Альберто не был лишен храбрости. Он поднял голову и сказал:

— Это я. Болезнь очень быстро пройдет. Чересчур сильная жара.

Гринго был не из тех, кто принимает извинения слабых людей.

— Тебе не более жарко, чем мне, — сказал он Альберто. — Иди впереди меня, чтобы я мог пинать тебя в зад, когда болезнь вернется.

Таких вещей не говорят больному человеку. На всех лицах появилось выражение ненависти, и за спиной гринго рука Педро скользнула за пояс, где у него всегда прятался нож.

Ругательство молнией сверкнуло в глазах Альберто, но он был чересчур болен, чтобы противостоять гринго. Он передернул плечами и уронил тюк, сказав только:

— Я отдохну здесь, пока болезнь не пройдет.

— Нет, — сказал гринго, — нет, я не за это плачу свои деньги. Уноси свой больной живот назад в город.

Дыхания стали тяжелыми и прерывистыми. Полная ненависти тишина опустилась на караван. Не один горел желанием выхватить свой нож, но огромный гринго, рыча, стоял перед нами.

Он стоял лицом к нам, но не к Педро. Педро, к счастью, находился за его спиной, припав к земле, как тигр в джунглях. Горячий луч солнца заблестел на стальном полированном лезвии в его правой руке.

Сеньор Симпсон решил спасти гринго. Он шагнул вперед и сказал:

— Вы совершаете ошибку, Терстон. Эти люди не выносят, когда с ними говорят подобным образом.

Сеньору Симпсону, своему соотечественнику, гринго сказал:

— Заткнитесь.

Эти слова выпали из его рта, как куски льда.

Смотреть на отступающего сеньора Симпсона не было приятным зрелищем. Никто не любит видеть друга, гнущего спину.

Педро потихоньку приближался к гринго сзади. Мы ждали в молчании, поскольку всем известно, что нож Педро приносит быструю смерть.

Что-то в наших глазах, очевидно, насторожило гринго.

Он сделал полуоборот с резвостью, замечательной для такого крупного человека… и засмеялся, увидев нож Педро, готовый вспороть ему живот.

Смех, сеньор, был более пугающим, чем проклятие.

Его кулак, твердый, как копыто подкованного мула, рванулся вперед. Педро рухнул на тропу, а нож, описав блеснувшую на солнце дугу, упал в болотный ил.

Нас оставалось четверо… все вооружены. Но едва мы двинулись к нему, гринго повернулся к нам лицом. Его рука нырнула под рубашку, и он выхватил один из ваших американских револьверов.

У нас в тропиках есть поговорка, гласящая, что раскаленный свинец быстрее холодной стали. Никто из нас не захотел ее проверять. Мне приятнее быть повешенным, сеньор, чем вспоминать, какой сворой побитых собак были мы, когда гринго велел Альберто исчезнуть с глаз, а нам приказал разделить его груз и двигаться вперед.

Педро отправился с нами, слизывая кровь, сочащуюся изо рта, и оставив свой нож там, где он упал. И до самого вечера этого дня мы держались достаточно далеко от гринго, чтобы не попасть в пределы досягаемости его револьвера. Солнце спустилось уже ниже верхушек деревьев, когда он отдал приказание сделать остановку. Среди нас не нашлось ни одного, кто думал бы о чем-либо другом, кроме как поесть и спать.

Темнота падала на джунгли. Когда солнце скрылось и ночная мгла легла на тропу, мы зажгли огонь.

Гринго не делал никаких распоряжений и не сказал нам ни слова. Он уселся спиной к дереву, там, где костер отбрасывал свет на его лицо.

От гринго исходило что-то, мешающее нам поднять на него руку. Мы не робкие, но все пятеро были охвачены каким-то страхом, который превосходил боязнь его пистолета.

Как передать это? Нет средств объяснить власть над людьми такого человека, как Терстон. Ощущение ничем не сдерживаемого злодейства, возникающее возле него, подавляло нашу смелость.

То же самое недоброе ощущение страха подгоняло нас на следующий день. Об этой экспедиции еще много лет будут говорить тихими голосами. Мы двигались в голове каравана, гринго шел позади нас; сеньор Симпсон следовал за своими ослами, покалывая их, чтобы не задерживались, заостренной палкой.

Послушайте, сеньор, от Телуокана до плантации сеньора Симпсона три дня пути, и тем не менее, мы увидели ее уже после полудня… через полтора дня нашего путешествия. Нет ничего странного в том, что американцы умирают молодыми.

Вид плантации подбодрил нас, бывших уже словно мертвецы, которые еще держались на ногах. Из джунглей выступили дома, крытые пальмовыми листьями, и банановые деревья, тянущиеся вдоль излучины реки.

Навстречу нам выскочила лающая собака, за ней бежала девушка. У начала тропы она остановилась, увидев сопровождающих ее отца носильщиков, нагруженных ящиками.

Да, сеньор, девушка была Лолитой Симпсон.

Ледяным холодом застыла у меня в жилах кровь, когда она появилась перед Терстоном, который смотрел на нее глазами, светящимися нечистым огнем.

Как описать вам Лолиту, сеньор?

Но она все равно была прекрасней, чем я могу передать. Под хлопковым платьем виделись нежные линии хорошо сложенного юного тела, заставляющие сердце любого мужчины биться сильнее. Вопрошающий взгляд молодости в глазах, девственная свежесть на щеках, и тем не менее, было заметно, что в ее жилах течет горячая индейская кровь ее матери.

Ей было всего шестнадцать, но в тропиках девушка в шестнадцать лет уже женщина.

Она не смотрела на нас, проходящих мимо нее по тропе. Ее взор был прикован к высокой фигуре Терстона. Сеньор, с моего лба стекал пот, когда я повернулся, чтобы увидеть эту встречу.

Гринго остановился и принялся ее разглядывать с тем выражением в глазах, которое заставило бы ее убежать, если бы она смогла понять его.

Но она не разбиралась еще в дурных желаниях мужчин. Она была так же невинна и безрассудна, как любое дикое животное джунглей. И все же с небольшим различием. Американская кровь смешивалась в ее жилах с кровью индейского племени с холмов.

Думаю, Терстон был первым американцем, которого она видела помимо отца. Кто знает, что происходило с ней? Какое тайное желание, скрывавшееся в ее груди, было воспламенено наглым взглядом гринго?

Я видел, как это случилось, сеньор. Я видел, как она медленно идет к нему. Ее взор был пуст, как у загипнотизированной. Никто не скажет, что произошло бы, не подоспей в этот момент сеньор Симпсон. Он задыхался, и на лице его обозначились глубокие морщины, причиной которых была не усталость.

Я услышал, как гринго сказал:

— Здесь нет в вас надобности. Ступайте своей дорогой… а девушка останется со мной.

И сеньор Симпсон ответил:

— Это моя дочь, Лолита.

Его голос был тонким, как натянутый провод, звенящий на ветру.

Терстон разразился смехом:

— Не было необходимости говорить мне это. Я различаю метисок за полмили!

Удар не был бы сильнее, сеньор, ударь он Симпсона в лицо.

Гринго повернулся к девушке и сказал ей два слова:

— Иди сюда.

Не слышалось никакого звука, кроме дыхания ее отца. На джунгли была наведена порча, разрушенная голосом Симпсона, который крикнул Лолите: «Нет!»

Она успела продвинуться лишь на один шаг. Она отступила с испуганным выражением, словно только что очнулась.

— Ступай в дом, — сказал ей Симпсон хриплым голосом. — Быстро.

Она послушно ушла, не оглядываясь. А Терстон усмехнулся:

— Вы не сможете держать ее далеко от меня. Она придет, стоит мне шевельнуть мизинцем. Смешанная кровь говорит в ней.

В глазах Симпсона сверкнуло убийство. Обнажились зубы, и на лице больше не было выражения мягкости. Смертный зной сгущался в воздухе.

Гринго засмеялся. Такой оборот нравился ему. Убить человека, вставшего между ним и девушкой, это было вдвойне приятно. Его рука скользнула под рубашку, он ждал.

Думаю, сеньор, никогда в моей жизни не будет более долгой минуты, чем та, которая длилась, пока сеньор Симпсон не отвел взгляд и не начал сворачивать сигару. Его пальцы дрожали, и он просыпал табак на тропу. Затем он прошел мимо гринго и направился к дому.

Он не предложил Терстону остановиться у себя. Он взял деньги гринго и не сказал ему ни слова.

Терстон все понял, но он был человеком, любящим возбуждать в других ненависть.

Он поднялся по реке на двести шагов и заставил нас разбить лагерь в этом месте. Не похоже было, чтобы он собирался двигаться дальше, и нам он сказал, что, возможно, задержится в этом лагере надолго.

Ночью ко мне пришел сеньор Симпсон, воспользовавшись темнотой… Он отвел меня в сторонку, туда, где Терстон не мог нас услышать.

Он спросил, когда мы уходим, и я повторил ему слова гринго.

— Я боюсь за Лолиту, — сказал он грустным голосом. — После встречи с Терстоном она ведет себя странно.

Я понял и обещал ему сделать все, что в моих силах.

Он спросил, могу ли я отправиться этой же ночью к холмам, передать послание Руэйю Уррегану, сыну вождя племени гурийо, которому Лолита была обещана в жены.

Я согласился. Послание было таким: «Церемония обручения между вами и моей Лолитой должна состояться немедленно, а не в следующем месяце, как было задумано. Ждем вас завтра вечером, не опаздывайте».

Я понял, сеньор. Мудрая тактика, чтобы уберечь молодую девушку от себя самой. У гурийо помолвка связывает так же крепко, как и свадьба. А это суровое и ревнивое племя, дорожащее невинностью своих дев.

Я выбрался из лагеря гринго и сел на мула сеньора Симпсона.

Я был горд своей ролью в наказании гринго.

Я доставил послание и вернулся в лагерь еще до того, как взошло солнце и начались приготовления к «балу», которым вечером должно было отмечаться обручение.

Не зная причины суматохи, Терстон просидел под банановым деревом три часа, ожидая прихода к нему Лолиты.

Действительно, сеньор, трудно понять, чем руководствуется подобный человек. Другой бы попытался встретиться с девушкой украдкой. Но это было не в повадках гринго. Для него было гораздо приятней унизить отца, заставив Лолиту прийти в его расположение на виду у всех. Но она не пришла.

В полдень Терстон появился у дома Симпсона и начал стучать.

Я был во дворе, подготавливая вместе с другими древесный уголь и печь, где зажарят свинью для гостей, которую они съедят ночью.

Сеньор Симпсон открыл дверь. В руках он держал двуствольное ружье, которое уперлось в живот Терстона. Не знаю, почему он не выстрелил. Некоторые манеры вас, американцев, нам кажутся удивительными.

Стоя на пороге, он объявил гринго о помолвке и захлопнул перед его носом дверь.

Не сказав никому ни слова, Терстон вернулся в свой лагерь на берегу реки. О чем он думал? Никому это не известно.

В разгаре приготовлений о нем забыли. Во все стороны были отправлены посланники с сообщением о празднестве, и после полудня начали прибывать приглашенные. Местные плантаторы верхом на ослах, с женами и детьми, идущими за ними пешком, как и полагается. Индейцы из джунглей, носящие лишь набедренные повязки. Возле причала расчистили площадку для танцев. Она была окаймлена охапками цветов, белых и розовых; мимозы, перемешанные с пылающими гибискусами, были посыпаны благоухающим жасмином. Обмазанные смолой ветки, связанные в пучки, висели на длинных шестах, собираясь послужить факелами.

Во дворе слышалась болтовня женщин и пронзительные крики голых детей, бегающих под ногами старших, плавал приятный запах дымящегося дерева и жарящейся на углях свиньи.

Ах, сеньор, радостная атмосфера праздника вызывала улыбку даже на лице хозяина. Временами он присоединялся к своим гостям, отведя глаза от лагеря у реки, где неподвижный и настороженный сидел Терстон.

Ближе к вечеру с холмов спустилась группа молодых индейцев из племени гурийо, сопровождающих Руэйя Уррегана на церемонию его обручения.

Верхом на туземных длинношерстных пони, потрясая копьями с железными наконечниками, они вылетели под предводительством молодого и гордого Уррегана на поляну, как порыв ветра.

Боги! Да, это был мужчина! Настоящий сын многих поколений рода вождей племени. Высокий, с узкими бедрами и широкими плечами, с перекатывающимися под кожей мускулами.

У гринго, я думаю, округлились глаза, когда он, сидя в молчании на берегу реки, увидел все это.

Вместе с ними для проведения церемонии прибыл шаман. Это был сморщенный человек с черными проницательными глазами. На вид ему было больше тех ста пятидесяти лет, которые он себе приписывал.

В наступающих сумерках все разместились в полукруг перед домом и молодые люди, держа перед собой копья, запели тихими голосами под барабан, в который бил шаман.

Когда открылась дверь дома и на пороге появилась Лолита под руку с отцом, Руэй Урреган двинулся им навстречу.

Ах! это была прекрасная картина, сеньор, картина, которую нелегко забыть. Лолита в испанской мантилье и платье с черными кружевами, свадебном подарке ее родителей, и жених, высокого роста индеец в узких белых штанах и красном поясе поверх куртки.

Бок о бок стояли они перед шаманом, и тишина плыла над зрителями.

Я, сеньор, человек образованный и не верю ни в колдовское действие зловонной травы, сожженной на углях, ни в магические заклинания старика. Но, говорю вам, на поляне, которую мало-помалу захватывали сумерки, творилось волшебство.

Терпение, сеньор, конец приближается. Я должен рассказать эту историю именно так, потому что все случившееся этой ночью прочно запечатлено в моей памяти и занимает свое необходимое место в развитии событий.

Позже начались танцы, «бал». Под музыку гитар. Над площадкой пылали факелы, бросая свет и тени на танцующие пары.

Неподалеку в темноте горел костер лагеря Терстона. Уже глубокой ночью он появился на «балу», на который не был приглашен. Когда гитары играли медленное танго, и Лолита танцевала в руках своего жениха, я увидел, как гринго подходит к сеньору Симпсону, стоявшему возле площадки.

Я сделал шаг, кровь застыла в моих жилах при мысли о том, что сейчас произойдет.

Глаза гринго, устремленные на Лолиту, любовались телом девушки, которая, изгибаясь, следовала движениям своего жениха. Действительно, Лолита, танцующая танго, — зрелище, способное привлечь взоры любого мужчины.

Остальные покинули площадку, чтобы освободить место помолвленным. Танго — это танец молодости, вы понимаете, танец, позволяющий продолжить ухаживание.

Не отрывая взгляда от Лолиты, гринго сказал стоявшему рядом Симпсону:

— Надо полагать, после «бала» ее жених вернется на холмы. До свадьбы он не имеет права крутиться возле нее, не так ли?

В его голосе была насмешка, но сеньор Симпсон спокойно ответил:

— Да, он вернется на холмы… Туда, куда собираетесь и вы…

Слова Терстона не могли обрадовать Симпсона:

— Я отправляюсь завтра утром. Закончу свою работу и вскоре вернусь… чтобы отдохнуть перед отъездом в Соединенные Штаты. Дела прежде удовольствий, это мой девиз.

Я был недалеко от сеньора Симпсона и видел, как он содрогнулся всем телом.

Гринго облизал губы. Глаза его, разглядывающие Лолиту, чуть ли не вылезали из орбит.

Я тихонько приблизился к ним, и не стану отрицать, что моя рука лежала на рукоятке ножа. Сеньор Симпсон был моим другом, и я пока еще не знал, что у него на уме. Он был отцом, вы понимаете, а гринго рассматривал его дочь. И не о танго он, конечно же, думал.

Когда танец закончился, раздались аплодисменты. Лолита и ее жених гурийо, переводя дыхание, стояли лицом друг к другу. И в это мгновение тишины начала наигрывать гитара в странном ритме, похожем на далекий бой барабана в джунглях.

Одна за другой, остальные гитары подхватывали ритм, и Лолита прогнулась назад, облитая светом факелов, ее грудь приподнимала черные кружева свадебного платья. Выражение мечтательности преобразило лицо девушки.

Над толпой зрителей взлетели восторженные крики:

— Ола! Браво, ла Флуенсита! Э, ла Флуенсита!

Руэй Урреган, напряженно выпрямившись, стоял посреди площадки со скрещенными на груди руками и блестящими глазами. Он медленно поворачивался, а Лолита описывала вокруг него круги, щелкая пальцами поднятых над головою рук, как кастаньетами.

Это была флуенсита, сеньор. Танец-страсть гурийо. Зрелище, которое всякий мужчина сохранит в своей памяти до самой старости, пока у него еще будет необходимость в подобных воспоминаниях. Танец, который одна лишь невеста имеет право танцевать для своего возлюбленного.

Ах! в звучании гитар была горячечная лихорадка джунглей. Странная нота безумия, которая проникает в сердце человека, заставляя кровь в жилах двигаться толчками.

Быстрее, еще быстрее, таков был темп музыки, и Лолита описывала круги все быстрее и быстрее, неистово притопывая ногой и не отрывая глаз от своего жениха. Странная дрожь пробегала по мышцам ее юного тела, выгнутого назад, подобно натянутому луку.

Ах! сеньор, увидеть Лолиту, танцующую флуенситу, значит заставить в ваших жилах течь бешеный огонь молодости и любви. Даже сейчас, закрывая глаза, я оказываюсь возле той площадки…

Но кончилось это совсем неожиданно. Через головы зрителей перелетели и со звоном упали к ногам Лолиты с полдюжины американских долларов.

Музыка оборвалась. Лолита опустила округлившиеся глаза на монеты. Ее щеки залила краска стыда. Руэй Урреган обогнул это место с лицом, обагренным гневом.

Понимаете, сеньор? Это крайнее оскорбление. Знак презрения, адресованный танцовщице в кабаре, которая, чтобы заработать на жизнь, танцует с мужчинами.

Гринго повернулся и крупными шагами направился в темноту. Урреган бросился за ним с рукой на рукоятке кинжала, спрятанного в поясе.

Но сеньор Симпсон поймал его за руку и задержал. Я слышал, как он сказал молодому человеку на ухо:

— Нет. У него под рубашкой револьвер. Завтра он выходит в холмы на поиски нефти.

Это был конец «бала», сеньор. В сторону лагеря гринго бросались черные взгляды и бормотались угрозы. Руэй Урреган сказал своим друзьям несколько слов, и они отправились в холмы, не отомстив за обиду.

На следующий день мы свернули лагерь. Дела прежде удовольствий, вы понимаете.

В тот день мы прошли долгий путь, прежде чем стать на ночлег. На следующее утро мы углубились в холмы. А в полдень к нам приблизились двое индейцев верхом на длинношерстных пони. Они сказали, что им сообщили об американце, ищущем на холмах следы черной нефти.

Терстон ответил им возбужденным голосом и спросил, действительно ли они слышали об этой замечательной нефти?

Они рассказали ему о недалеком источнике, покрытом бурлящей черной пеной, которая горит. Он предложил им денег, чтобы отвести его туда, и они согласились, сеньор.

Он отправился с ними, приказав нам разбить лагерь и ждать его возвращения.

Мы стояли все вместе и смотрели, как он и индейцы исчезают на горизонте за небольшим холмом. Педро перекрестился и сказал: «Ступай с богом!», с трудом шевеля губами, разбитыми кулаком гринго.

Потом мы вернулись назад, и с тех пор уже никто не видел Терстона.

Нет, сеньор, ждать его было бессмысленно. Индейцы, которые увели его, были из племени гурийо. У них существует родовой закон: человек, оскорбивший женщину их племени, должен умереть до того, как солнце зайдет дважды.

И они повинуются этому закону.

Нет, сеньор, это бесполезно и, возможно, опасно искать улики. Даже для страховой компании это было бы неразумно.

Закон племени гурийо требует, чтобы тело приговоренного было обмазано медом, после чего его кладут на муравейник и привязывают веревками, сплетенными из трав. Муравьи, вы понимаете, не знакомы с американскими страховыми законами и не оставляют ничего, что могло бы быть опознано.

Это было идиотским поступком, говорите вы, бросать серебро к ногам Лолиты, когда она танцевала флуенситу для своего жениха?

Ну, конечно, это было бы со стороны гринго совсем идиотским поступком.

Вы меня плохо поняли, сеньор. Серебро к ногам Лолиты бросал не гринго Терстон. Конечно, нет!

Не настолько же он был идиотом. На самом деле, когда это случилось, он уже повернулся, чтобы уйти.

Но он имел неосторожность заплатить сеньору Симпсону американскими серебряными долларами.