Шейн улыбнулся. Люси глядела на него с плохо скрываемым раздражением.

— Ну что ты за человек, Майк! — в сердцах сказала она. — Иногда я тебя совершенно не понимаю. Бедный адвокат… это же в самом деле чистейшее вымогательство!

— А ты знаешь, что было на уме у этого бедняги? — ехидно спросил Шейн.

— Он сделал свою работу, Майк. Старался спасти деньги своего клиента.

— Хотел бы я верить в человеческую честность так же, как и ты, дорогая. Как же, хотел он спасти деньги своего клиента! Он хотел заполучить документы и вернуться в Нью-Йорк. Миссия завершилась успехом, все жмут друг другу руки. В кармане Шустера лежат двадцать четыре тысячи, а я млею от счастья, что получил какую-то паршивую тысячу.

— А разве работа становится менее грязной, если за нее платят двадцать пять тысяч, а не одну? — с вызовом спросила Люси.

— Нет, но это верный способ успокоить мою совесть. Как иначе я смогу покупать тебе норковые шубки?

— Какие шубки? У меня нет норковой шубки.

— Вот-вот. Если я сегодня получу деньги от Шустера, мы завтра же отправимся в магазин, — Шейн взглянул на часы. — Допивай, нам пора идти.

Люси Гамильтон скорчила гримаску и допила остатки коньяка. Они спустились на улицу и сели в машину.

— Ты так и не успел объяснить мне свои давешние слова, — сказала Люси. — Ты сказал: «Наше счастье, если это звонит Дороти Ларсон». Почему? Ты ждал ее звонка?

— Я надеялся по крайней мере получить хоть какие-то сведения о ней. Мы не знаем, где она и что с ней случилось.

Шейн вкратце рассказал о том, что они с Рурком увидели в квартире у Ларсонов.

— Ну как, что тебе подсказывает твоя женская интуиция? — спросил он, окончив рассказ.

— После того, как она позвонила тебе и сказала про Ральфа, ее никто не видел и не слышал, я правильно поняла?

— Во всяком случае, никто из тех, кого успела опросить полиция.

— Наполовину собранный чемодан, разбросанные вещи, кровь в ванной, — задумчиво повторяла Люси. — Не знаю, Майк. Ясно одно: она была испугана и подавлена. Твой первый визит лишь усугубил ее страхи. Я думаю… Интересно, а могла ли она позвонить Эймсу и предупредить его?

— После того, как она поговорила со мной, но до того, как пришел Ральф? Или после того, как Ральф выбежал на улицу с револьвером?

— Я имела в виду момент после разговора с тобой. Она сидела и думала о том, что ей сказать Ральфу, когда он придет. Если у нее в самом деле что-то было с Эймсом, то она вполне могла позвонить ему.

— М-мм… Ну ладно, допустим, у Эймса были серьезные намерения по отношению к ней. Допустим, он сказал: «Детка, да пошли ты своего мужа ко всем чертям. Собирай чемодан и мотай куда-нибудь, чтобы не устраивать сцен». Так?

— Ну, у меня не такое богатое воображение, но в общих чертах так. Тут появился Ральф и застал ее за упаковкой чемодана…

Шейн притормозил и свернул с бульвара на боковую улицу, где жила Люси.

— Я пытаюсь вспомнить, был ли телефон в кабинете у Эймса, — сказал он. — По идее обязательно должен быть, но что-то не припоминаю. С другой стороны, во время работы он вешал на дверь табличку «Не беспокоить», поэтому я не удивлюсь, если на все звонки отвечал секретарь. Когда приеду туда, обязательно проверю.

Он остановился на перекрестке возле дома Люси и проводил ее до подъезда. Открыв дверь, она обернулась, приподнялась на цыпочки и наградила Шейна легким прощальным поцелуем.

— Будь осторожен, Майк. Не влезай в неприятности, даже ради двадцати пяти тысяч долларов. В Майами мне все равно не понадобится норковая шубка. Шейн улыбнулся.

— Я позвоню, когда все кончится, если будет не слишком поздно, — пообещал он. Насвистывая, он возвратился к своей машине. Присутствие Люси всегда успокаивало его. Если в Майами и есть секретарша, которая заслуживает норковой шубки, подумал Шейн, то это Люси Гамильтон.

Аллея и площадка для автомобилей перед домом Эймса были погружены во тьму, зато в окнах на первом и втором этаже здания горел свет. Когда Шейн свернул с дороги к воротам, темнота почти ослепила его, но постепенно он разглядел контуры двух автомобилей, припаркованных за черным «кадиллаком». Патрульные машины и малолитражка Ларсона исчезли, зато появились открытый «тандерберд» кремового цвета и «понтиак»

Шейн остановился возле «понтиака» и вышел из машины. Входная дверь немедленно отворилась. На пороге стоял человек, ожидавший детектива, пока тот поднимался по ступеням лестницы.

Это был молодой худощавый мужчина в желтой рубашке для игры в поло, плотно облегавшей его мускулистые плечи, и в черных брюках. Его темные волосы были зачесаны на затылок, на подвижном лице выделялась щеточка черных усов.

Молодой человек загородил дверной проем и сложил руки на груди.

— Если я не ошибаюсь, вас зовут Майкл Шейн, и вы частный детектив, — равнодушно сказал он. — Вы уже побывали здесь сегодня. Что вам нужно на этот раз?

— Остался один невыясненный вопрос, — ответил Шейн. — Вы — Виктор Конрой?

— Я… да, меня зовут Виктор Конрой. Мне сообщили, что полицейское расследование уже закончилось.

— Мое частное расследование еще не закончилось, — в том же тоне заметил Шейн. — В чем дело, откуда такая официальность? Вы освободите мне дорогу или мне придется толкнуть вас?

— Впусти его, Виктор, ради всего святого, — послышался голос Марка Эймса. — Если у него есть вопросы, то пусть он получит ответы, и покончим с этим.

Конрой с легкой досадой пожал плечами и освободил проход. Шейн вошел в холл и кивнул Марку Эймсу, стоявшему возле кожаного дивана с высоким бокалом в руке. На диване сидела высокая, хорошо сложенная женщина в элегантном вечернем платье. Она закинула ногу за ногу: мрачноватая красота ее лица, присущая представителям семитской расы, показалась Шейну знакомой. В руках она держала бокал с шампанским.

— Елена, это Майкл Шейн, — сказал Марк Эймс. — Детектив, который пытался спасти жизнь Уэсли, немного опоздал.

— Благодарение небесам, — вдова выпрямилась и сверкнула черными глазами. Она говорила с достоинством, почти не обращая внимания на собеседника. — Что привело вас обратно, мистер Шейн? Хотите получить медаль, заслуженную вами за невольное опоздание?

— Елена, — укоризненно пробормотал Эймс, сплетая и расплетая тонкие пальцы. — Совсем не обязательно так откровенно распространяться о своих чувствах.

— Сомнительно, что этот мужчина придает какое-то значение моим словам или чувствам, — ответила она, пожав плечами. — А если придает, то ему придется проглотить их. Что скажете, мистер?

Шейн спокойно кивнул.

— Без сомнения, миссис Эймс. Приятно познакомиться с откровенной женщиной.

— Ты слышал, Марк? Он не похож на хныкающего ипохондрика. Он, должно быть, был знаком с моим покойным мужем, а каждый, кто был с ним знаком, ненавидел его. Вы ненавидели моего мужа, мистер Шейн?

— К сожалению, мы не были знакомы, — Шейн повернулся к секретарю. — Я хотел бы немного поговорить с вами, Конрой.

— Пожалуйста, — безразличным тоном ответил тот. — Правда, мы уже рассказали полиции все, что нам известно.

— Может быть, пойдем в ваш кабинет? — не дожидаясь согласия, Шейн направился к комнате, где Григгс проводил допросы. Конрой последовал за ним.

— По-моему, эту парочку можно оставить в холле наедине с их горем, — сказал Шейн, закрыв массивную двойную дверь.

Конрой позволил себе криво улыбнуться.

— Мой покойный босс об этом знал, — сухо сказал он. — Правда, раньше Елена не позволяла себе так напиваться в присутствии Марка. Ральф Ларсон оказал им обоим большую услугу, убрав босса с дороги. Но ведь женщину нельзя упрятать за решетку лишь потому, что она рада смерти своего мужа.

— А как насчет вас? — спросил Шейн. — Вы присоединяетесь к общему веселью?

Конрой пожал плечами и пристально взглянул на детектива.

— Я остался без работы. Уэсли Эймс был порядочной сволочью, но платил он хорошо.

— Что теперь будет с его колонкой новостей?

— Ее публикация автоматически прекратится. Сейчас материалы сданы на две-три недели вперед, и у газет есть время, чтобы сообщить об этом. Колонка новостей велась Уэсли Эймсом и принадлежала только ему. Никто не имеет права продолжать ее выпуск.

— Меня интересует, что случится с его архивами, — сказал Шейн. — С кучей сплетен про известных людей, которые никогда не печатались, но хранились у Эймса.

Конрой, казалось, не понимал, о чем идет речь.

— Судя по всему, архивы являются частью его имущества, — сказал он. — В таком случае их унаследует его вдова.

— Как вы думаете, она оставит вас на службе хотя бы на некоторое время, чтобы вы разобрались в бумагах и составили каталог?

— Сомнительно, — мрачно пробурчал Конрой. — Скорее всего, она засунет все в мусоросжигательную печь, не читая. Она ненавидит эту колонку новостей, — объяснил он. — Она ненавидит газеты — потому, что они сделали ее мужа таким, каким он стал. Она не стеснялась пользоваться деньгами, вырученными от публикации, но не более того.

Шейн закурил сигарету и обвел взглядом кабинет секретаря, остановившись на массивных шкафах с документацией.

— Эймс хранил все свои материалы здесь? Архивом распоряжались вы?

— Здесь находится лишь то, что он считал возможным мне доверить. Наиболее ценные бумаги лежат в его столе наверху; он никому их не показывал. Однажды он взял на себя труд объяснить мне свои соображения по этому поводу, — сердито продолжал Конрой. — По его словам, он делал это для моего же блага. Некоторые материалы, если их публиковать, могли пустить под откос карьеру многих людей, и он боялся, что я буду использовать их с целью шантажа. Ладно, к черту! Он умер, и я не буду по нему скучать.

— Вы не одиноки, — заметил Шейн. — Насколько мне известно, все остальные думают так же. У Эймса в кабинете был телефон?

— Нет, к телефонам он испытывал идиосинкразию. Его кабинет — это Святая Святых Хозяина. Когда он закрывал дверь и вешал табличку «Не беспокоить», то оставался нажине с собой и со своей совестью. Судя по всему, чувствовал он себя неплохо, — Конрой презрительно улыбнулся. — В любом случае, он не принимал никого, кроме посетителей, специально приглашенных заранее. Я встречал их у входа и провожал к боковой лестнице. Эймс издали разглядывал посетителя, впускал его, а после его ухода снова запирал дверь на задвижку.

— Как Ральфа Ларсона этим вечером, например?

— Да. Ларсону была назначена встреча на четверть восьмого, и он прибыл точно к сроку.

— Эймсу кто-нибудь звонил этим вечером? Конрой помедлил с ответом, вспоминая.

— Нет.

— У Эймса была назначена встреча с кем-либо еще, кроме Ларсона?

— Нет, — на этот раз Конрой ответил без промедления. Шейн немного подумал.

— Ну хорошо, у меня все, — сказал он. — Я поднимусь наверх и еще раз взгляну на его кабинет, а потом оставлю вас в покое.

Он направился к двери.

— У двери кабинета стоит полисмен, которому приказано никого не впускать, — предупредил Конрой. — Бог его знает, почему. Дело-то закончено, верно? Убийца арестован.

— Это всего лишь полицейское правило, — сказал Шейн. — Согласно инструкции, место происшествия опечатывается, и на определенный срок возле него выставляется охрана.

Он вышел из комнаты, пересек холл и начал подниматься по лестнице. Краешком глаза он заметил, что Марк Эймс и Елена, сидят рядышком на диване. Вдова выглядела совершенно умиротворенной.

Патрульный Пауэрс устроился на стуле в коридоре. На маленьком столике по правую руку от него стояли кофейная чашка, сахарница и пепельница. Молодой полисмен с головой погрузился в чтение толстой газеты. Однако, услышав шаги, он мгновенно вскочил, потянувшись к своему револьверу.

— А, это вы, — облегченно сказал он, разглядев Шейна. — Что-то потеряли?

— Григгс сейчас занят в полицейском управлении, — сказал Шейн. — Он просил меня заехать сюда, заглянуть в кабинет Эймса и проверить одну из своих догадок.

Шейн неторопливо двинулся по коридору.

— Минуточку, — озабоченно сказал полисмен. — В эту комнату никто не должен входить, таковы мои инструкции.

Шейн с улыбкой повернулся к нему.

— Разве Григгс приказывал тебе не пускать меня, а?

— Э-э… нет. О вас речь не шла, сэр. Но, с другой стороны…

Шейн вздохнул.

— Ладно, я все понимаю. Приказ есть приказ. Ты ведь недавно поступил в полицию, Пауэрс?

— Да, сэр. Я сдал экзамены три месяца назад. Но я… Шейн понимающе кивнул.

— Тебе бы следовало спуститься вниз и позвонить Григгсу, — сказал он. — Само собой, ему это вряд ли понравится, но… Погоди-ка, — Шейн остановился, словно осененный внезапной идеей. — А почему бы тебе сразу не позвонить шефу, Уиллу Джентри? Скажи, что звонишь по моей просьбе. Если его уже нет в управлении, я дам тебе его домашний телефон. Скажи так: «Майкл Шейн просит официального согласия войти в кабинет Эймса и поискать там одну вещь для сержанта Григгса». Сойдет?

— Черт возьми, — пробормотал Пауэрс. — Мне очень не хочется беспокоить шефа.

Молодой полисмен был наслышан о дружбе Шейна с начальником полицейского управления Майами. К тому же несколько часов назад он видел, как сержант Григгс разрешил Шейну присутствовать при допросах и оказывал ему знаки внимания.

— Ладно, проходите, — решился он. — Только не выносите оттуда ничего, не показав сначала мне, хорошо?

— Разумеется, — сказал Шейн с оскорбленным видом. Толкнув тяжелую дверь, все еще болтавшуюся на одной петле, он зашел в кабинет и плотно закрыл дверь перед носом у Пауэрса.

Кабинет выглядел точно так же, как и раньше; исчез лишь труп Уэсли Эймса. Шейн быстро подошел к столу и начал просматривать ящики один за другим. В первом ящике лежали стопки писчей бумаги, конверты и личная печать Эймса. Два других ящика представляли собой алфавитный каталог в виде серии тонких пластиковых папок с документами. На каждой папке стояло имя человека, к которому относилось содержимое папки.

Шейн перелистал папки на букву «М», не обнаружив фамилии Мурчисона, затем вернулся к началу каталога и снова перелистал все папки. Он открыл наугад пару папок: кроме документов, внутри находились личные письма, листки с датами и именами, листовые негативы. Просмотрев негативы на свет, детектив со вздохом вернул папки на место — без сомнения, говоря о материалах для шантажа, Конрой имел в виду именно этот каталог.

Но папки с надписью «Алекс Мурчисон» здесь не было. Шейн спешно обыскал остальные ящики и выпрямился, обводя комнату взглядом в поисках какого-нибудь тайного убежища для документов. В это мгновение дверь резко распахнулась, и в кабинет ворвался сержант Григгс. Лицо его побагровело от гнева.

— Ну ладно, сыщик, — проревел он. — Если ты уже нашел то, о чем я тебя просил, можешь отдать это мне, и немедленно!