— Я и так уже подранок, Микаэль, — усмехнулась Кармела Таун и протянула к нему руки. Губы у нее были сухие, горячие и жесткие. Десять лет сильно изменили ее. Когда-то это была длинноногая девчонка с какой-то особой, затаенной красотой, рвущейся из-под спуда и вспыхивающей порой в ее черных глазах. В том юном существе бурлили жизнь и страсть. Сейчас ее стройная фигура была слишком худой, напряженной, лицо осунулось, красные пятна на щеках придавали ему лихорадочный вид, но глаза все так же сверкали неестественным блеском. По ней сразу было видно, что эта женщина давно уже много пьет и мало ест и спит.

Шейн высвободился из ее объятий, и руки ее упали вниз, крепко вцепившись в его ладони.

— Ты всегда так врываешься в собственную комнату? — спросила она.

— Как ты сюда попала?

— Сунула деньги коридорному. Он спросил, не миссис ли я Шейн, я сказала «нет», и он этим явно довольствовался.

Шейн высвободился из ее рук и пошел закрыть дверь.

— Ты пролила мой коньяк. В наши дни его не так легко доставать, — холодно заметил он.

— Прости. Не так уж много я пролила, Микаэль.

Она снова уселась в кресло и достала из сумочки сигарету, сунула ее в рот и посмотрела на Шейна в ожидании огня. Шейн зажег спичку, она прикурила и глубоко затянулась, выпустив струйки дыма через нос. Откинув голову и заглянув ему в глаза, она сказала:

— Сколько воды утекло, — и замолчала, словно ее покинула смелость.

Шейн кивнул и задул спичку. Присев на край кровати, он спросил:

— Откуда ты узнала, что я здесь?

— Прочитала во «Фри пресс». Потом я видела, что ты приходил к папе утром.

— Я про отель.

— Ты здесь останавливался десять лет назад. Я решила рискнуть и спросила внизу. — Кармела сделала нетерпеливый жест рукой. — Ты видел Ланса?

— За десять лет ни разу.

Шейн потянулся за бутылкой, стоящей на тумбочке у кровати, и налил себе коньяку. Кармеле он не предложил. Она словно не заметила; ее большие черные глаза неотрывно смотрели на него.

— Он здесь, — сказала она.

— В Эль-Пасо?

Она кивнула:

— Я видела его три дня тому назад в центре. Он меня не заметил; ехал с девушкой-мексиканкой, обычной мексиканской шлюшкой, которую подцепил, должно быть, в Хуаресе на Калле-дель-Диабло. Выглядит он ужасно, — почти беззвучно закончила она.

Шейн поднял свой стакан:

— Интересно, что с ним, — и, немного помолчав, спросил: — Ты видела его после возвращения из-за границы?

— Нет. Он уехал из города и никогда не писал мне, Микаэль, — произнесла она словно сквозь сон.

— Чему тут удивляться, — сердито отозвался Шейн. — Ланс не из тех, кто приползает на коленях после того, как ему врезали по зубам.

— Я знаю. — Верхняя губа у нее чуть задрожала, и в глазах сверкнул прежний огонь, который Шейн видел много лет назад. — Я возненавидела сама себя за то, что сделал со мной папа. Но ведь я была молода, Микаэль. Для меня он всегда был богом. Мать у меня испанка, ты же знаешь. Она научила меня, что женщине следует уступать.

Шейн оставил без внимания жалобные нотки в ее голосе и нетерпеливо спросил:

— Ты знаешь, где был Ланс, чем занимался?

— Слышала, будто он уехал в Китай, а потом в Германию. Как-то мне звонил Нил Кокрейн и сказал, что слышал по коротковолновой программе пропагандистскую передачу Ланса из Берлина. Я не поверила, но позже он прислал мне вырезку из газеты, где Ланс упоминался среди американских журналистов, перекинувшихся к Гитлеру.

Шейн мрачно уставился в свой стакан и молча слушал. Кармеле, видать, надо было выговориться. Уж слишком много чего накопилось за эти годы.

— А сейчас Ланс вернулся в Эль-Пасо, — продолжала она грустно. — Он постарел, и вид у него отчаявшегося неудачника. Я думала, ты виделся с ним, что ты из-за этого и приехал.

Шейн взъерошил свою рыжую шевелюру и не без сарказма заметил:

— Если ты читала «Фри пресс», то должна знать, что я приехал помочь твоему отцу занять кресло мэра.

— Он совсем другого мнения. — Впервые с момента, когда Шейн ворвался в номер, в голосе Кармелы послышались веселые нотки. — Слышал бы ты, как он рвал и метал после твоего ухода.

— После того как я настоял на вскрытии, показавшем, что солдата убили, — пробурчал Шейн, — он должен быть благодарен мне.

— Он же понимает, что никто не поверит вскрытию. Для него лучше взять вину на себя, чтоб все поскорей об этом забыли.

— Но он был бы лучшим мэром, чем Джон Картер.

— Надеюсь, он проиграет, — с горячностью возразила Кармела. — Он привык, что все всегда по нему. Что он избранник судьбы. Никто в течение этих десяти лет никогда не оказывал ему серьезного сопротивления. Ты просто не знаешь, какой он жестокий и надменный.

Шейн потянулся за бутылкой и протянул ей. Кармела замолчала и кивнула, затем нагнулась и, подняв с пола упавший стакан, протянула его Шейну. Тот плеснул ей коньяку на четверть. Кармела одним глотком выпила половину, словно воду.

— Никто не знает, как я ненавижу его. Ужасно говорить такое о собственном отце, но это так. Из-за него я ненавижу сама себя. Я ему никогда этого не прошу.

— Как ты думаешь, что он делал на углу Лотона и Миссури, когда наехал на солдата? Это в стороне от его плавильни.

— Наверное, ехал к этой женщине, — ответила Кармела, не поднимая глаз.

— К какой женщине?

Кармела вздернула худым плечом и залпом допила коньяк.

— В квартале от угла Миссури живет женщина. Я знаю о ее существовании уже давно. Ее зовут Моралес. Он не знает, что я знаю, но мне плевать. Она живет в домишке в глубине улицы за живой изгородью из кедров. Я как-то проследила его из чистого любопытства.

— Он навещает ее регулярно? — как бы между прочим спросил Шейн.

— Раза два-три в неделю, — с полным безразличием ответила Кармела. — Но не думаю, что в какие-то постоянные дни, если тебя это интересует.

— Именно это меня интересует, — бросил он. — Видишь ли, Кармела, верит кто-либо в это или нет, но солдат в самом деле был мертв до того, как твой отец наехал на него. Он был убит и подкинут на улицу, чтоб на него наехали.

Кармела стрельнула глазами в сторону бутылки и облизнула губы. Шейн плеснул себе и передал ей бутылку.

— Поэтому я хотел бы выяснить, кто мог знать, что Таун будет поворачивать на этом углу именно в это время. Кто-то подложил труп. Тот, кто хотел, чтобы он на него наскочил.

Кармела задумчиво крутила стакан, словно зачарованная уставившись на янтарную жидкость.

— Неужели кому-то хотелось лезть в такое: совершать убийство для того лишь, чтобы отец считал, что он случайно задавил человека?

— Это могло серьезно изменить ход выборов, — пояснил Шейн. — Кроме того, цель убийства могла быть не только в этом. — Он помолчал и затем продолжал: — Это удобный случай отделаться от трупа, прикрыть убийство. Ведь все так бы и было зафиксировано как несчастный случай, не влезь я с этим вскрытием.

— Лучше бы ты оставил все как есть, — вдруг выкрикнула Кармела. — Если ты всех выведешь на чистую воду и докажешь, что кто-то убил солдата и подбросил его, то отец будет полностью обелен и выиграет на выборах. А я-то считала, что ты его ненавидишь не меньше меня. Десять лет назад ты говорил…

— Десять лет назад, — спокойно вставил Шейн, — я высказал твоему отцу, что я думаю о человеке, который хотел заплатить мне за то, что я выужу несуществующие улики против Ланса Бейлиса, которого он не хотел видеть мужем своей дочери. Я остался при своем мнении, но я столкнулся с убийством, Кармела. Убийство — мой бизнес. Я уже потратил деньги и время на это дело и хочу, чтобы кто-то мне заплатил.

— Я не буду помогать тебе реабилитировать папу! — пронзительно закричала Кармела. — Пропади он пропадом! Пусть лучше тот, кто сделал это, выйдет сухим из воды, лишь бы он провалился на выборах.

— Лучше бы ты проявила такой боевой дух десять лет назад.

Кармела Таун закрыла лицо ладонями, опустила голову и зарыдала, и было что-то неприятное в ее рыданиях, будто что-то давно гнило и накапливалось в ней, и сейчас глаза ее источали не слезы, а рвавшийся наружу застоявшийся гной.

Шейн встал и отошел от нее. Ее плач преследовал его. Запустив всю пятерню в свою рыжую шевелюру, он мрачно посматривал на нее, но не делал ни шага по направлению к ней и не пытался остановить этот поток слез. Вдруг резко зазвонил телефон. Кармела оторвала ладони от залитого слезами лица и посмотрела на Шейна, шагнувшего к телефону. Он поднял трубку.

— Слушаю, — сказал он и постепенно черты его грубоватого лица стали еще резче. — Не сейчас, — ответил он в трубку, затем пожал плечами и положил ее на рычаг. — Он повесил трубку раньше, чем я успел остановить его, — спокойно сказал он Кармеле. — Это Ланс. Он поднимается сюда.

Кармела вскочила с криком неподдельного ужаса.

Шейн быстро подошел к ней, положил руки ей на плечи, развернул лицом к открытой двери в ванную и легонько толкнул туда со словами:

— Иди туда и закройся. Тебе не повредит подслушать, что будет говорить о себе Ланс, и глянуть на него в замочную скважину.

Одеревеневшими ногами Кармела добралась до ванной и закрыла за собой дверь. Шейн подождал, когда щелкнет язычок, и не торопясь пошел открывать дверь. Он услышал, как на этаже остановился лифт и выпустил пассажира. Это был Ланс Бейлис.