Из аэропорта Майкл Шейн добирался в экипаже, куда была впряжена самая настоящая лошадь. Уже одно это было привлекательным. В Хибикус Додже его приветствовала миниатюрная англичанка в пестром платье с глухо застегнутым воротником. Ее возраст можно было определить только ориентировочно — от тридцати до пятидесяти лет.

— По-видимому, вы — мистер Шейн, — заговорила она уверенно. — Как поживаете? Я — мисс Трайверс, ваша хозяйка. Рада вас видеть в Хибикус Додже.

Она сунула маленькую ручку Шейну, и ее рукопожатие оказалось поразительно крепким.

— Я в восторге, что вы решили приехать к нам, мистер Шейн, — продолжала она, — и я надеюсь, что мы сможем сделать ваше пребывание здесь приятным. Если вы пройдете со мной, я покажу вам ваш коттедж.

Она провела его через ухоженный садик по дорожке к розовому коттеджу, который Люси выбрала из пачки рекламных проспектов. Он стоял на возвышении над изгибом берега. Поблизости имелись и другие коттеджи, при каждом собственный садик с непременной зеленой лужайкой, отделяющей его от соседей. Песок внизу у моря казался необычайно белым, кое-где прорезанный черными пятнами пальм.

Дама провела его по всему домику.

— Прекрасно, прекрасно, — сказал ей Шейн. — Все как в рекламе.

Кучер экипажа внес видавший виды чемодан детектива в спальню. Шейн вытащил из кармана пригоршню британских монет, которые получил в аэропорту, и протянул их мисс Трайверс. Та моментально отсчитала соответствующую сумму и вручила вознице. Тот был явно разочарован, но она властным жестом выставила его из дома, и он поплелся по дорожке, что-то бурча под нос.

— Теперь давайте подумаем, — сказала она, — что я еще должна сказать вам… Обед в семь. После того как вы устроитесь, почему бы вам не зайти ко мне, я напою вас чаем.

Шейн усмехнулся.

— Чай никогда не был моим излюбленным напитком. Спасибо. Возможно, утром мне захочется отправиться на рыбалку. В вашей местной газете нет списка агентств, где я смогу получить напрокат все, что требуется?

— Вот здесь, мистер Шейн.

Свежий номер «Айленд Таймс» лежал на кофейном столике вместе с экземплярами популярных американских еженедельников. Мисс Трайверс, взяв его в руки, глянула на передовицу и прищелкнула языком, потом полистала страницы, пока не нашла объявлений о сдаче лодок напрокат.

— Все они вполне надежные, насколько мне известно, — сказала она. — Сама я не спортсменка.

Шейн взял газету.

— У вас произошло убийство?

— Ну да, — недовольно нахмурилась она. — Надеюсь, вы не думаете, что подобное случается ежедневно? Это ЧП.

— Все в порядке, — усмехнулся Шейн, уголки его губ скривились в ухмылке, — в Майами тоже иногда убивают людей. Так что я не боюсь. Вроде бы я дома…

Она искоса посмотрела на него и сурово произнесла:

— Не морочьте мне голову, мистер Шейн. Для нас это не шуточное дело, уверяю вас. Я бы хотела, чтобы эта информация не появлялась в газетах, но… Наше экономическое благополучие настолько зависит от туристов, что подобная история может иметь самые печальные последствия. Поверьте, в доходах ночных клубов сразу же произошел ужасающий спад. Люди не желают после наступления темноты идти в старый город, что, на мой взгляд, просто смешно. Вы там в такой же безопасности, как в собственной гостиной… Уверена, у вас не будет подобных колебаний, мистер Шейн, — добавила она, посмотрев на его фигуру.

— Я приехал отдохнуть, — ответил он. — Мне думается, я с успехом могу отдыхать в дневное время. Слышал, у вас имеются ночные заведения, которые непременно следует посетить.

— Это есть, — заверила она его, откидывая назад волосы. — Не то, чтобы я сама там часто бывала. Дни моего увлечения танцами давно миновали. Но если бы я задумала отправиться на танцы, то пошла бы, не обращая внимания ни на какие убийства.

— А если ваши копы такие же, как у нас, — подхватил Шейн с совершенно непроницаемым выражением лица, — они наверняка заполонили все «злачные места» поблизости, так что же еще может произойти?

— В точности мои слова! — воскликнула мисс Трайверс. — Именно это я говорила сегодня моим друзьям. Всех полицейских сняли с регулирования движения и перебросили на патрулирование туземных кварталов… Но я разболталась, а вам не терпится принять душ и переодеться с дороги.

— Ничего подобного, мне очень интересно, сказал Шейн. — Воображаю, сколько разговоров вызвала эта история.

— Сейчас об этом только и судачат! Понимаете, для нас это необычно. Мне кажется, это одно из самых спокойных и тихих мест на всей земле. Я не хочу сказать, что у нас не бывает скандалов или драк по ночам, когда люди, выпив лишнего, отправляются танцевать довольно разнузданные туземные танцы. Но это проявление чисто животных инстинктов, и я, например, против того, чтобы их ущемляли в этом отношении. Потому что тогда может произойти взрыв в другом месте. Те, кто больше всею жалуется сейчас на падение нравов, не перестают думать, что без чернокожих наш остров стал бы образцом тишины и благолепия. За последнюю неделю я слышала совершенно дикие предложения. К примеру, чтобы в девять часов закрывались все клубы, рестораны и прочие увеселительные места… Неужели туристы приезжают сюда исключительно ради солнца и красивой местности? Да они уедут отсюда через неделю, если не раньше.

— Вы думаете, что его убили туземцы?

— В этом нет сомнения. Но сразу же возникает вопрос, если вас действительно интересует наш разговор.

Шейн заверил ее, что это так, и она продолжала:

— Кое-то из британцев считает, что мы должны смотреть на это бессмысленное убийство как на первое проявление националистических чувств, потому что чего ради какой-то туземец стал бы убивать бедного Альберта Воттса, если только тот не является в его глазах символом правящего класса? И если бы вы знали Альберта, вы бы сказали, что они избрали весьма неудачный символ.

— Так вы его знали?

— Да, конечно. Воттсы живут буквально через дорогу, а мы, британцы, на чужой земле имеем тенденцию держаться кланом. Дафни Воттс, при всех ее недостатках, является моей подругой… Кое-кто поговаривает о том, что нам следует организовать народную полицию и носить с собой оружие, как в Кении, в противном случае, нам всем перережут глотки. Я говорю, что это ерунда… Не надо терять головы. Поручите это дело полиции, пусть они разбираются. В первую очередь туземной полиции. Я достаточно долго живу на этой земле, чтобы знать, что истина в отношении некоторых людей иногда бывает поразительной. Правда, что Альберт производил впечатление самого рядового человека, но я считаю, что у кого-то, уж не знаю у кого именно и почему, имелось весьма веское основание желать ему смерти.

— Вижу, что вы над этим много думали! — воскликнул Шейн.

— Естественно. Я большая любительница детективной литературы. Это мой порок, если хотите знать. Так что, если вам нечего будет читать, пока вы находитесь здесь, милости прошу, у меня огромное количество книг такого рода. Конечно, мои вкусы склоняются к Агате Кристи, хотя американцы, насколько я знаю, предпочитают побольше сырого мяса в своей диете.

Шейн подмигнул, и ее это немного смутило.

— Разве я не права? Или я сказала что-то не так?

Она взглянула на свои часы:

— Боже, уже так поздно! У меня тысяча дел, которые нужно сделать до обеда… Если вам что-нибудь нужно, спрашивайте без колебаний. Мы хотим, чтобы ваше пребывание здесь было удобным.

Шейн проводил ее до дверей, затем занялся тем, чтобы собственными силами сделать свое пребывание максимально комфортабельным. Он бросил пиджак на один стул, галстук на другой. Снял носки с ботинками и швырнул их в четыре разных места. После этого комната приобрела жилой вид. Перейдя в спальню, он раскрыл чемодан и с сомнением рассмотрел яркую одежду, которую Люси посчитала подходящей для его отпуска в тропиках. Большинство мужчин, которых до сего времени видел здесь Шейн, ходили в шортах, но он решил отложить это на далекое будущее.

Майкл достал бутылку коньяка, которую по весьма низкой цене купил в аэропорту, и отнес ее в кухоньку. Он вытащил из холодильника кубики со льдом и бросил их в стакан с водой, другой наполнил коньяком.

Оба стакана и бутылку он отнес на террасу, выходившую к океану. Усевшись в шезлонг, он попробовал коньяк, запив его ледяной водой. Потом стал любоваться пальмами, белым песком и синей водой. Четверо американцев, двое взрослых и двое детей, устроились на пляже. Дети что-то неистово вопили. Перед отелем санатория народу было побольше. Среди пальм пестрели яркие цветы.

Шейн почувствовал, что начинает расслабляться. Он с трудом выпрямился, сделал еще один глоток коньяка и потянулся за газетой.

С минуту его внимание было занято объявлениями о прокате рыболовного снаряжения. В его распоряжении будет целый день, пока не прибудет уведомление с его описанием.

Он неохотно вернулся к первой странице, где был помещен отчет об убийстве, но через минуту уже полностью в него погрузился.

А через пятнадцать минут он отложил в сторону газету и налил себе снова коньяка. Заглянув вторично в газету, он запомнил адрес, потом с сожалением посмотрел на очаровательный вид, допил содержимое обоих стаканов и опустил ноги с соседнего шезлонга. Все это было проделано без всякой охоты. Повернувшись спиной к берегу, он вернулся в коттедж и собрал носки и обувь. Обувшись, он одел самую неяркую из своих рубашек, посчитав, что в ней он не будет выделяться из толпы.

Пройдя мимо Доджа, он оказался на Бевью Роуд, где ему следовало разыскать номер 1306. Сначала он направился в неверном направлении, ему пришлось возвратиться, пройти снова мимо Доджа, миновать несколько вилл, окруженных садиками. Вскоре он добрался до надписи над частоколом, которая гласила «Конец пути». Чуть ниже «А. Воттс».

Шейн открыл калитку, и на него тут же напала маленькая свирепая собачонка, которая яростно лаяла и делала наскоки на него, пока на ступеньках не появилась толстуха и зычным голосом не позвала: «Жоржетта! Не забывай, как следует себя вести!»

Она носила не менее сотни килограммов, которые удерживала миниатюрными ножками в туфлях на высоченных каблуках. Черты ее лица казались почти утонченными среди складок жира. Волосы были подняты наверху, в крутых кудрях.

Шейн двинулся вперед по хорошо утрамбованной дорожке между аккуратными клумбами. Он повысил голос, чтобы заглушить собачий лай:

— Миссис Воттс? Меня зовут Шейн. И я…

Она взглянула на него раздраженно голубыми, как у куклы, глазами:

— Я вас не слышу…

— Я хотел бы поговорить с вами с глазу на глаз, если вы не возражаете.

— Жоржетта! — сказала она в гневе, упираясь руками в необъятные бедра. — Замолчи, пожалуйста. Войди в дом и замолчи!

Ей удалось загнать собачонку в дом.

— Теперь начните с самого начала, — сказала она Шейну. — Я не слышала ни одного вашего слова. Люди превратили ее в комок нервов. Правда, доктор сказал, что со временем она успокоится.

Он начал снова:

— Меня зовут Майкл Шейн. Я из Международной полицейской Ассоциации. Меня прислали расследовать смерть вашего мужа. Нам кажется, что в ней много странного, и, откровенно говоря, мы совершенно не удовлетворены тем, как местная полиция проводит расследование.

— Я тоже! — воскликнула она. — Совершенно очевидно, что…

По улице проехал велосипедист, и она понизила голос:

— Пройдемте в дом, мистер Шейн. Мои соседи отличаются страшным любопытством.

Она первой поплыла по ступенькам.

— Я успела выпить одну-единственную чашечку чая, мистер Шейн. Надеюсь, вы составите мне компанию?

— Я уже пил чай, спасибо.

— Лишняя чашечка хорошего чая никогда не повредит.

На мебели в маленькой гостиной были чехлы из цветастой ткани, повсюду стояли фарфоровые статуэтки и морские раковины. Он двигался с большой осторожностью, опасаясь что-нибудь разбить. Она отправилась к буфету за второй чашкой. На низком столике перед диваном все было приготовлено для чаепития, чайник был под стеганым чехлом.

Она медленно опустилась на диван. Очевидно, это было ее обычное место отдыха, потому что этот конец дивана заметно прогнулся. Шейн придвинул себе простой стул. Он отказался от сахара и сливок, приведя в недоумение хозяйку, которая не забыла ни то, ни другое.

— Так вот как вам нравится чай? — поинтересовалась она.

Шейн сделал глоток, стараясь не поморщиться.

— Спасибо, все в норме.

— Попробуйте мои маленькие кексики, — предложила она. — Я понимаю, что мне следовало бы соблюдать диету, но теперь, когда Альберта больше нет, я решила, что нет оснований терзать себя. Чего ради? Я сидела в четырех стенах, чувствуя себя самым несчастным созданием на свете, и неожиданно сказала себе: Дафни, милочка, хватит морить себя голодом. Засучи рукава и достань с полки поваренную книгу. Я почувствовала себя грешницей, но зато снова обрела интерес к жизни.

Она прыснула от смеха и отправила в рот целый кексик. Челюсти у нее заработали, и Шейн подумал о зыбучих песках, затягивающих неосторожного зверька. В углу рта у нее появилась капелька шоколадного крема, она это почувствовала и слизнула ее кончиком языка.

Держа в руке чашечку с блюдцем, он приступил к атаке.

— Прежде всего, миссис Воттс, местная полиция узнает, что я здесь, но чем дольше я смогу работать независимо, тем лучше. Так что никому не рассказывайте, что вы со мной беседовали.

— Можете рассчитывать на мою абсолютную осторожность и благоразумие. — Наклонившись к нему, она добавила: — Я уверена, что они кого-то покрывают.

— Я не удивлюсь, если вы окажетесь правы, — сурово произнес Шейн. — Я не хочу спрашивать у них протоколы, пока нет такой необходимости, поэтому я прошу вас рассказать мне все то, что вы им уже сообщили. Понимаю, что это тяжело для вас, миссис Воттс.

Нетерпеливое выражение исчезло с ее лица, оно стало меланхоличным. Она вздохнула.

Шейн продолжал:

— Пока мне известно лишь то, что было напечатано в газетах. Ваш муж позвонил вам с работы и предупредил, чтобы вы не ждали его к обеду. Он запер офис ровно в шесть, как обычно, и пошел пешком по Хай-стрит к заливу, плащ у него был перекинут через руку, все как всегда. В этом месте он исчез. Копы не нашли ни одного человека, который видел его с того времени, когда чернокожий сторож обнаружил его мертвым у входа. Он был убит тремя ударами ножа. Его бумажник исчез, карманы были вывернуты наружу. По кровавому следу на тротуаре видно, что он несколько раз падал. Его одежда была в беспорядке. Он был сильно пьян.

— Чепуха! — яростно воскликнула она. — Они все фальсифицировали по каким-то непонятным соображениям. Или, возможно, по совершенно понятным. Альберт был убежденным трезвенником. За двадцать лет он не выпил ни одной рюмки.

— Он никогда не ходил в бары или ночные клубы?

— Нет, конечно, мистер Шейн. Он скорее бы оказал финансовую поддержку… — Она покраснела. — Ну, я чуть было не сказала «дому, который пользуется дурной славой», но нужно было знать Альберта…

И вновь ее нервный смешок.

Ее взгляд устремился на пианино, на котором стояла фотография, очевидно, покойника. У него были пушистые кавалерийские усы, которые резко контрастировали с остальным лицом. И волосы и подбородок были неприметными. Даже на снимке глаза выглядели слезящимися. От рта тянулись усталые складки. Он явно старался выглядеть бравым воякой, но это ему не удалось.

Майкл поинтересовался:

— Ваш супруг воевал?

— Нет, его не взяли в армию по болезни. Он не распространялся на эту тему, но мне казалось, что он сильно переживал. Вообще он был болезненно застенчивым и замкнутым, ему было бы полезно повращаться среди людей с иными взглядами на жизнь.

Шейн приподнял свою чашечку, как бы намереваясь сделать еще глоток, но тут же снова поставил ее обратно.

— Застенчивые люди обычно не работают в туристических бюро.

— Его должность не требовала общения с людьми. Он занимался бухгалтерией, планировал маршруты, договаривался с гостиницами и, конечно, много занимался вопросами багажа. Вы были бы поражены, сколько люди приобретают совершенно ненужных для них вещей, которыми они впоследствии вряд ли будут пользоваться, только потому, что здесь они гораздо дешевле, чем в Америке. Альберт не жаловал туристов, в особенности женщин. Про них он рассказывал массу самых настоящих анекдотов.

Отвернувшись в сторону так, чтобы не видеть, что делает ее рука, она взяла из вазочки еще один кексик и быстро отправила его в рот.

В комнате было страшно жарко. Он чувствовал, что на лбу у него выступил пот.

— Какие, например, миссис Воттс? — заставил он себя спросить.

— Вы наверняка знаете подобные истории, — ответила она, громко чавкая, — о бесстыдницах, нескромных в одежде и в разговорах пустышках, которые хвастают друг перед другом своими случайными романами и удачными покупками. Альберт их презирал. Особенно их сентиментальное отношение к здешним туземцам.

— Это как раз один из тех вопросов, который нас занимает, — сказал Шейн. — Были ли у вашего мужа какие-то причины в тот вечер оказаться в туземном квартале? Имелись ли среди туземцев у него знакомые или друзья?

— Решительно заявляю — нет! Совсем наоборот. Место зловонное, грязное, настоящая клоака. Альберт был страшно брезгливым. Там он не мог оказаться по своей воле. Его не могли там убить… То есть убили его там, не так ли? Как я считаю, дело именно в этом. Прочитав отчет в газете, я намеревалась послать туда опровержение. Как все это выглядит? Еще один респектабельный, всеми уважаемый человек отправился на ночь к цветной потаскухе. Извините за бранное слово. Он выпил слишком много, развлекаясь в обществе воров и бездельников, и по глупости затеял с ними ссору. Все просто объясняется. Но это не так.

— Вернемся к телефонному звонку, миссис Воттс. Что в точности он сказал?

Она задумалась.

— Вот это было довольно странно, нужно признать. Я не стану вас утомлять рассуждениями об островной политике, в которой я сама ничего не понимаю. Короче, Альберт был недавно избран в комитет по охране традиционных интересов, который должен был противостоять усиливающейся туземной агитации. Он позвонил предупредить, что назначено заседание этого комитета для обсуждения какого-то конфиденциального вопроса. Он перекусит в городе в ресторане. Хорошо. У меня не было оснований сомневаться, что такое заседание действительно состоится. Но он продолжал говорить на ту же тему, даже назвал, где они будут заседать, кто будет присутствовать. Самое странное, что полиция установила, что никакого заседания не состоялось и даже не планировалось. Альберт обещал принести мне журнал, и это были последние слова, которые я от него слышала.

Она приложила к глазам салфетку, хотя Шейн не увидел слез.

— Вы не заметили в нем никаких перемен за последние несколько месяцев? — спросил он.

Она дотронулась пальцем до подбородка.

— Ничего особенного, мистер Шейн. Кое-какие мелочи. Его стала мучить бессонница. Это его, который, сколько я его помню, спал, как бревно. Иногда он даже выходил «побродить», как он выражался. Он стал раздражительным. Прежде он был необычайно флегматичен, а тут несколько недель назад, поверите ли, схватил скатанный в трубочку «Панч» и ударил Жоржетту. И за что? Бедняжка царапалась в дверь, хотела выйти наружу.

Шейн сохранил серьезное выражение лица.

— Он никогда не говорил о возможности заработать крупную сумму денег?

Она покачала головой и потянулась к кексам.

— Деньги? Нет, едва ли. Он всегда восхищался тем, как я умею так экономно вести хозяйство, но недавно заявил, что довольно мне обходиться самыми дешевыми обрезками, как он выразился. Он велел мне покупать хорошее мясо, заявив, что кости можно оставить туземцам.

С каждой минутой в комнате становилось все жарче и душнее. Шейн с большим трудом противился желанию выскочить на свежий воздух.

— Еще парочка вопросов, миссис Вотс. Он много разъезжал?

— Нет. Правда, недавно ему пришлось съездить в Майами на какие-то курсы, но до этого он ни разу никуда не уезжал.

— Имел ли он какие-нибудь дела с человеком по имени Луис Альварец?

Она покачала головой, тогда он назвал другое имя:

— Пол Слейтер?

Он внимательно наблюдал за ней. Она сделала большие глаза:

— Надеюсь, вы не допускаете мысли, что этот симпатичный красавец Пол Слейтер мог иметь какое-то отношение…

— Просто выстрел наугад, — поспешил успокоить ее Шейн. — Они с вашим мужем знали друг друга?

— Поверхностно. Мы иногда видели мистера Слейтера на танцах в «Яхт Хэвен» или же на фейерверках. Мистер Слейтер однажды на танцах угостил нас мороженым. Удивительно внимательный молодой человек, он не похож на американца. Я не хочу быть невежливой, — торопливо добавила она, — но те американцы, которых мы видим здесь…

— Вы меня ни капельки не обидели, — засмеялся Шейн.

Он поставил чашечку на поднос подальше от хозяйки, чтобы она не видела, что он практически ничего не выпил.

— Еще чайку, мистер Шейн?

— Нет, благодарю, — сказал он, поднимаясь. — Вы очень помогли расследованию, миссис Воттс, и я сообщу вам, если мне удастся что-нибудь выяснить.

— Попробуйте на дорогу хотя бы один из моих шоколадных кексиков, — сказала она и тут же в смятении добавила: — Боже, похоже, что ни одного не осталось. До чего же я рассеянная! Извините, мистер Шейн, я не нахожу себе места от стыда.

Она попыталась подняться с дивана, но это оказалось для нее непосильным.

— Прошу еще раз извинить меня, но я не стану вас провожать, у меня закружилась голова. Знаете, эти разговоры… Я не любительница демонстрировать свои чувства, но когда я говорю об Альберте, слезы сами набегают на глаза…

Она снова пустила в ход салфетку.

Свирепая собачонка выпустила Шейна из дома без единого звука. Детективу казалось, что глаза Альберта Воттса на фотографии следили за ним, пока он шел к двери.

Оказавшись в саду, он вытер лоб и издал беззвучный продолжительный вздох.