– Чего тебе нужно, женщина? – спросил привратник, хмуро уставившись на Пруденс сквозь железные решетчатые ворота.
Пруденс опустила глаза. Как она выглядит со стороны? Наверное, похожа на нищенку: накидка и платье покрыты пылью, в руках – узелок с одеждой. Она пожалела, что отдала Бетси свое лучшее платье – абрикосового цвета. И тут же упрекнула себя за неблагодарность. Ведь любая на месте Бетси давно исчезла бы вместе с деньгами Пруденс. Но что подумает Джеми, увидев ее в столь плачевном состоянии? И вообще лавандовое платье куда менее роскошно по сравнению с абрикосовым.
Путешествие оказалось гораздо более долгим, чем предполагала Пруденс. Почтовый фургон плелся еле-еле, останавливаясь в каждой деревне. И она не ожидала, что цены будут так высоки. Почти все свои деньги Пруденс отдала еще прошлым вечером хозяину постоялого двора и потому позавтракала более чем скромно, а на оплату проезда совсем ничего не осталось. Пруденс одолела почти всю дорогу из Ньюбери до поместья Джеми пешком. Но под конец силы иссякли, и пришлось просить, чтобы ее подвезли из милости последние несколько миль. Один добросердечный фермер, направлявшийся в Лэмбурн-Даунс, посадил Пруденс на задок своей ветхой повозки.
И вот она добралась до места. Так неужели встреча с Джеми не состоится из-за какого-то не в меру заносчивого привратника! После всего, что она вынесла? Нет, не бывать этому! Пруденс стряхнула с юбки соломинку и гордо взглянула на слугу.
– Я пришла, чтобы повидать Джеймса Эрнотта, виконта, лорда Суиндона.
Тот пренебрежительно хмыкнул:
– Неужели вы хотите побеспокоить его светлость в воскресенье?
«Смелее, Пруденс!» – подумала она и слегка повысила голос:
– Послушайте, любезнейший. Я здесь по делу чрезвычайной важности. Его светлость будет разгневан, если узнает, что вы не впустили меня.
Сначала привратник скептически махнул рукой, но потом пожал плечами и открыл ворота. Пруденс, высокомерно подняв голову, шествовала по длинной, прямой дороге, ведущей к большому дому, и постоянно чувствовала на себе пристальный взгляд слуги.
После хвастливых рассказов Джеми Суиндон-Холл разочаровал ее. Это было величественное, по весьма обветшалое здание. На крыше кое-где отвалилась черепица, да и кладка в некоторых местах поискрошилась. Лужайки были усыпаны увядшими листьями; осенние цветы явно нуждались в уходе; половина деревьев, растущих вдоль аллеи, уже давно высохла.
Но все же одно крыло дома окружали строительные леса, и дверь была выкрашена. Очевидно, Джеми, поправив свое финансовое положение, занялся ремонтом. Скорее всего именно жалкое состояние старого родового гнезда побудило его продать плантацию.
С бешено бьющимся сердцем Пруденс поднесла руку к дверному молотку. На пороге появился лакей, который смерил ее надменным взглядом, словно увидел перед собой какое-то отребье. Он презрительно скривил губы и передернулся, встряхнув кудряшками напудренного, тщательно уложенного парика.
– В чем дело?
Пруденс смущенно переложила свой узелок в другую руку и напомнила себе, что коль скоро этот щеголь вынужден работать в доме Джеми, значит, он ничем не лучше ее, и пусть задирает нос сколько угодно. А лавандовое платье… что ж, виргинское дворянство не было им шокировано. К тому же этот мерзавец лакей ничего о ней не знает. А может, она – герцогиня, путешествующая инкогнито? Пруденс выпятила подбородок и произнесла тем же величественным тоном, из-за которого перетрусил привратник:
– Доложи, что госпожа Пруденс Оллбрайт желает видеть лорда Суиндона. К сожалению, я не смогла предупредить его заранее, так как мне пришлось срочно уехать из Лондона.
Слуга поклонился: Пруденс явно произвела на него впечатление.
– Пожалуйте сюда, мадам. – Он провел ее в маленькую гостиную и снова поклонился. – Извольте подождать.
– Дело не терпит отлагательств, – сказала Пруденс, стараясь говорить все с тем же непривычным для нее высокомерием. – Надеюсь, его светлость примет меня немедленно.
Когда лакей удалился, Пруденс чуть не расхохоталась: такое благоговейное подобострастие отразилось на лице лакея. Да, эта уверенная в себе, полная достоинства женщина мало чем напоминала прежнюю Пруденс. Совсем недавно она была застенчивой деревенской девочкой, которая робела, едва услышав чей-нибудь властный окрик. Пруденс задумалась: а не Росс ли заставил ее поверить в собственные силы, научил владеть собой?
Нет, ей нельзя вспоминать о нем. С этой частью жизни покончено навсегда. И зачем травить себе душу?..
Пруденс огляделась вокруг и решила, что маленькая гостиная с красивой мебелью и узорчатыми коврами, в общем, очень даже неплоха. Но на окнах не было штор, и картин явно не хватало. Наверняка тут есть еще одна гостиная – убранная более пышно. Ну ничего, после свадьбы она проследит за тем, чтобы всех посетителей – даже самых бедных – принимали подобающим образом.
– Мадам, – в дверях появился лакей, на его губах снова играла наглая улыбка, – его светлость изволили сказать, что не смогут принять вас сегодня. Они собираются обедать. Приходите завтра.
Как, она проделала такой длинный путь, а Джеми не хочет ее видеть?! Он пренебрег ею ради обеда? Пруденс сорвала кольцо и сердито сунула его слуге.
– Отдайте ему это. Я не за тем ехала в такую даль, чтобы дожидаться завтрашнего утра!
Она отпустила лакея властным взмахом руки, но едва он ушел, вся сжалась от душевной боли. Джеми не пожелал с ней встретиться. Как он мог?!
А вдруг он стоял у окна именно в тот момент, когда она плелась по аллее – уставшая, жалкая путница, – и решил, что эта нищенка недостойна его внимания? Пруденс внимательно изучила свое отражение в зеркале, висевшем над камином. О Господи! Плащ покрыт пылью, из-под капюшона выбиваются непослушные пряди волос. Она положила на пол узелок, сняла плащ и быстро привела в порядок прическу: пригладила волосы, а несколько длинных локонов кокетливо перекинула через плечо. Потом Пруденс оправила корсаж и стряхнула с юбки остатки соломы.
Ее руки дрожали, но она старалась не обращать на это внимание, потому что боялась признаться самой себе, как сильно волнуется перед встречей с Джеми. Ведь прошло больше года. Она изменилась. А он?
– А… наверное, это та самая малышка из Винсли?
Пруденс чуть было не подпрыгнула от неожиданности. Голос звучал мягко, но с оттенком раздражения. Она обернулась.
Лицом к лицу с ней стоял Джеймс Эрнотт, лорд Суиндон. Притворив дверь, он с недовольным видом созерцал свою гостью. На нем был надет сиреневый халат; темные волосы уложены в элегантную прическу и напудрены. Лицо по-прежнему поражало своей красотой. Орлиный нос, сверкающие черные глаза, мягко очерченные губы – именно таким и запомнила его Пруденс.
Но блеск в глазах скорее всего объяснялся легким запахом алкоголя, достигшим ее ноздрей. Уголки рта были угрюмо опущены. Раньше он казался Пруденс чуть ли не богом. Теперь она видела перед собой надувшегося, капризного ребенка, который смотрел на нее с некоторой неприязнью. Интересно, станет ли он когда-нибудь настоящим мужчиной – таким, как Росс?
– Ну, и зачем же ты явилась? Прошло немало времени.
Пруденс напомнила себе, что нуждается в Джеми, что только его любовь может скрасить ее печальную жизнь. Она ласково улыбнулась, надеясь, что Джеми смягчится и станет прежним. С чего бы начать?
– Э… Суиндон-Холл действительно очень красив, как ты и рассказывал… в тот день, на лугу, – запинаясь, проговорила Пруденс. Ей было неловко сразу перейти к делу. – Я вижу, ты ремонтируешь дом. Тебе много заплатили за плантацию?
Джеми прищурился.
– Ты пришла за деньгами?
– Конечно, нет!
Как он только мог подумать такое?
– Тогда зачем ты здесь?
– Разве ты не читал моих писем? – вскричала Пруденс.
Джеми вынул из кармана серебряную коробочку с нюхательным табаком, заткнул в ноздрю щепотку коричневого зелья и резко втянул воздух. Потом скорчил гримасу, сморщил нос и чихнул в шелковый платочек, отделанный кружевом.
– Только после возвращения из Америки.
– Но почему же ты не ответил? Я успела бы получить твои письма!
В своих посланиях, полных отчаяния, Пруденс все же соблюдала осторожность, боясь, что они попадут в руки деда. Она только молила Джеми вернуться поскорее, поскольку произошло нечто важное.
Он пожал плечами.
– Но ведь ты писала, что собираешься ехать в Лондон. Я прочел их и решил, что тебя давно уже нет в Винсли. Откуда же я мог знать твой новый адрес?
Это звучало убедительно. И страхи, преследовавшие Пруденс, улеглись. Ведь ее уже посещала ужасная мысль: а что, если Джеми получил ее письмо еще до того, как отправился в Америку, но не пожелал ответить? Глупенькая Пруденс. Да разве это не тот же Джеми? Ее Джеми, который клялся в вечной любви?
– Я гналась за тобой по всему свету, – прошептала она.
– Как трогательно! – протянул Джеми. – Ну вот мы и встретились. Так что за срочное дело привело тебя сюда?
– Ты должен помочь мне. Джеми подавил зевок.
– Милое дитя, у меня нет перед тобой никаких обязательств.
– Есть! У нас родился ребенок.
Джеми ошеломленно уставился на нее. Потом опустил глаза и настороженно спросил:
– А ребенок действительно от меня?
У Пруденс задрожали губы. Да что стряслось с ее милым Джеми?
– Разумеется. Ты думаешь, я забыла о твоих обещаниях и клятвах? И для чего, по-твоему, я вынесла весь этот позор и муки, как не ради тебя? Я хотела подарить тебе сына.
– Сына? – Красивое лицо лорда Суиндона озарит лось улыбкой, и он сразу напомнил Пруденс прежнего Джеми. – Боже мой! Сына! – Он поднес обе ее руки к губам. – Пруденс, благослови тебя Господь. Тысячу раз благослови.
Ощутив прилив гордости, она тут же начала терзаться угрызениями совести. Как можно было усомниться в Джеми, пусть даже на мгновение? Просто его удивила столь неожиданная встреча после долгой разлуки. Или Джеми, перестав получать письма, решил, будто ее любовь остыла.
– У нас красивый ребенок. Сильный и здоровый. Джеми жадно огляделся по сторонам.
– Где же он? Ты привезла его с собой? Пруденс отдернула руки и отвернулась. Ей было стыдно и страшно сказать правду.
– Нет, – еле слышно сказала она. – Я не видела его уже несколько месяцев.
Джеми схватил ее за руку и резко повернул лицом к себе.
– Черт, что это значит? Не видела его? С ним все в порядке?
Пруденс не осмеливалась посмотреть в его темные глаза, полные недоумения и упрека.
– Мой… мой дедушка забрал его. Решив, что я совершила грех, он отрекся от меня. А потом решил сам воспитывать ребенка.
Джеми разразился потоком грязных ругательств:
– Проклятый негодяй!
– Я знаю, окажись ты тогда рядом, он отдал бы нашего сына. Я никогда не называла твоего имени. Но если мы приедем к нему сейчас и я объявлю, что ты – отец ребенка, дедушка не осмелится отказать. Ведь ты человек знатный и влиятельный.
На лице Джеми вновь заиграла улыбка.
– Ну конечно. Я прижму хвост этому мерзавцу! Мы отправляемся в Бергхоуп-Мэнор немедленно! – Он радостно засмеялся, откинув голову. – Сын! Поистине небеса благосклонны ко мне сегодня!
Тут лорд Суиндон заключил Пруденс в свои объятия и пылко прильнул к ее губам.
Господи помилуй. Когда-то поцелуи Джеми приводили Пруденс в экстаз. А теперь она ничего не почувствовала.
Он разжал руки и нетерпеливо потянул за шнурок звонка. Когда вошел лакей, Джеми приказал немедленно готовить карету и уложить туда обед для него и для леди.
– Мне надо извиниться перед гостями. Я вернусь через минуту, – обратился он к Пруденс.
И действительно, только она успела надеть плащ и взять свой узелок, как появился Джеми. Он метнулся в комнату, на ходу накинул пальто и потащил Пруденс к карете, которая уже ждала их во дворе.
Джеми пообещал кучеру кошелек, набитый золотыми монетами, если они будут в Винсли через три часа. И тот, воодушевленный мыслью о награде, гнал лошадей во всю мочь. Джеми опустил шторки на окошках, чтобы в глаза не били лучи заходящего солнца, и с жадностью набросился на корзину с обедом. Пруденс, слишком измученная, чтобы есть, все-таки проглотила кусочек жареного цыпленка, надкусила миндальное печенье и выпила маленький стаканчик вина.
А Джеми уже успел прикончить почти всю бутылку. Он вылил в бокал остатки, не обращая внимания на то, что рубиновая жидкость переливается через край, когда карета подпрыгивает, и с лучезарной улыбкой протянул Пруденс маленькую коробочку.
– Возьми еще печенья.
Она отрицательно покачала головой. Внутри у нее все горело от возбуждения. Наконец-то! Скоро я опять прижму к груди своего милого мальчика, думала Пруденс. Она с трудом верила, что все это происходит наяву.
Между тем Джеми расправился с обедом и откинулся на бархатные подушки, разглядывая Пруденс сквозь полуопущенные ресницы.
– Клянусь всем святым, я и позабыл, какая ты хорошенькая!
Она вспыхнула и опустила глаза. Ее скромность вызвала у Джеми смех.
– Все такая же застенчивая? Я помню, как увидел тебя в первый раз – на холме… и ветер трепал твои волосы. Ты по-прежнему поешь свои песенки?
– После твоего отъезда мне было не до песен, – ответила она со вздохом.
– Милая моя, ты подарила мне сына. – Джеми похлопал рукой по сиденью. – Иди же, сядь со мной рядом.
Пруденс подвинулась поближе и уселась на некотором расстоянии от него, приняв чопорный вид. Но Джеми обнял ее и притянул к себе.
– Дай мне свой нежный ротик, – хрипло проговорил он. – Моя прелестная Пруденс.
После некоторых колебаний она неохотно подняла голову. Раз уж решилась выйти за него замуж, значит, придется смириться с этими поцелуями.
Твердые губы Джеми впились в нее с таким жадным нетерпением, что Пруденс содрогнулась от отвращения. Какой же она была юной и глупой, если приняла свое тогдашнее чувство к нему за любовь!
Но Джеми словно и не замечал ее отчужденности. Он целовал со знанием дела, вонзив язык в ее рот, а потом снова откинулся на подушки, испустив удовлетворенный вздох. Но его руки тут же коснулись юбки Пруденс и прошлись по ее бедру, приглашая продолжить любовные игры.
– А все остальное у тебя такое же сладкое, как и прежде?
Пруденс попыталась оттолкнуть его руку.
– Нет, Джеми. Пожалуйста, не надо… Он крепко обхватил ее за талию.
– Пруденс, милая. Как я томился по тебе все это долгое время. Я ведь едва успел вкусить твои прелести. Мне хочется получить больше. Неужели ты откажешь человеку, который жаждет тебя так страстно?
Теперь его глаза были полны любви и нежной тоски, которые некогда и сломили сопротивление Пруденс.
Она прикусила губу, не зная, на что решиться. Ведь рано или поздно ей придется позволить ему все. Наверняка завтра, к этому времени, они уже обвенчаются. И ее тело будет принадлежать Джеми навеки.
Пруденс сдалась и, собравшись с духом, поцеловала Джеми в губы.
Возбужденный этим поцелуем, он прижал ее к себе покрепче и, прохрипев нечто невнятное, повалил на сиденье. Потом улегся сверху и стал покрывать поцелуями лицо, шею, грудь Пруденс. Его бедра ерзали по ней, двигаясь короткими толчками. Джеми явно не собирался останавливаться.
Пруденс изо всех сил пыталась ответить ему с тем же пылом и убеждала себя, что просто обязана это сделать. Отдать свое послушное тело в обмен на огромную радость – вновь обрести сына. Но когда Джеми приподнялся и начал задирать вверх ее юбки, Пруденс передернулась. Слишком рано, ведь в ее памяти еще свежи воспоминания о Россе и о том, как прекрасно было заниматься с ним любовью. Она оттолкнула Джеми и выпрямилась на сиденье.
– Нет, Джеми. Не сейчас. И не здесь.
Он надулся и, сжав ее груди, попытался вновь опрокинуть на спину.
– Ты же говорила, что любишь меня. Это была ложь?
– Нет. Конечно, нет.
Господь свидетель, год назад она сказала правду.
– Просто…
О милосердная Матерь Божия, что бы такое придумать?
Тут летевшая во весь опор карета попала в рытвину. Толчок был так силен, что Джеми рухнул на пол. Пруденс не упустила свой шанс. Она застенчиво усмехнулась и спросила:
– Как же мы будем заниматься любовью, если карету трясет?
Джеми встал на колени, снова обнял ее и проворчал:
– А я буду держать тебя покрепче.
– Нет, пожалуйста. Здесь так неудобно и… – Пруденс сжалась в комочек и заплакала. Ее сердце изнывало от тоски по Россу.
Джеми разжал руки и, слегка отодвинувшись, хмуро взглянул на нее.
– Чтоб черти взяли мою душу! Я помню, ты была сговорчивой девочкой. Никакого жеманства, глупых слез.
Пруденс вытерла мокрые щеки.
– Я стала матерью, – просто сказала она. – И думаю только о своем дорогом мальчике. Прости меня. Может быть, сегодня ночью, после того как я снова увижу его, возьму на руки…
Пруденс очень надеялась, что он прочтет в ее глазах обещание.
Джеми недовольно заворчал и уселся напротив.
– Думаю, ты станешь более покладистой, – заявил он с угрюмым видом. – И веселой. На ночь мы остановимся в гостинице, и я рассчитываю на твое послушание.
– Я буду прежней Пруденс, – ответила она, тяжело вздохнув.
Джеми сердито пробормотал что-то, скрестил руки на груди и закрыл глаза. Через несколько минут он уже тихонько похрапывал.
А Пруденс приподняла шторку и стала смотреть в окошко. Унылый осенний пейзаж, деревья, почти лишенные листвы… И на душе у нее было так же холодно и пусто. В голове роились мрачные мысли, и солнечный свет, казалось, издевался над ее печалью.
Пруденс так рассчитывала на любовь Джеми, цеплялась за свои сладкие воспоминания, и они поддерживали в ней силу духа. И сейчас Джеми вел себя очень мило – не хуже, чем год назад. Но чего он хочет? Ее любви? Или ему нужно только тело? А вдруг вся эта нежность – лишь хорошо продуманная тактика, цель которой добиться ее расположения?
Бетси считала Пруденс наивной. Росс говорил, что она слепа и не понимает, что Джеми хитрит с ней. И действительно, сегодня, особенно в первые минуты их встречи, он напоминал избалованного, раздражительного ребенка, но никак не топко чувствующего, все понимающего возлюбленного.
Нет! Ради собственного душевного спокойствия эти мысли надо гнать! И верить в любовь Джеми. Наверное, она слишком много времени провела с Россом и стала так же цинично смотреть на жизнь.
По мере приближения к Винсли настроение у Пруденс улучшалось. Правда, перед отъездом в Лондон односельчане обращались с ней жестоко и презрительно, и все же здесь прошло ее детство, с этими местами связаны дорогие ее сердцу воспоминания. Вот на том поле они с Бетси, резвясь, бегали по жнивью, среди скирд пшеничных колосьев, жевали краденое зерно и смеялись, залитые лучами летнего солнца. А вот луга, где пасутся стада овец. Чуть дальше они переходят в волнистую линию холмов, на одном из которых Джеми клялся ей в вечной любви. И поляна возле деревни, окруженная раскидистыми деревьями. На их ветвях, отбрасывающих длинные тени, еще висят несколько бледно-желтых и коричневых листьев.
Папина школа. При виде каменного здания Пруденс сглотнула слезы, комком застрявшие в горле. Как она была здесь счастлива! И сколько ее девических тайн похоронено в этих старых стенах!
Карета вдруг остановилась, и Джеми встрепенулся. Он зевнул, потянулся и хмуро спросил:
– В чем дело?
– Мы в Винсли, – сказал кучер, просунув голову в дверцу. – Куда прикажете ехать дальше, ваша светлость?
Пруденс указала ему на тенистую аллею, которая вела к Бергхоуп-Мэнор. Кроны больших деревьев смыкались над ней, образуя своего рода арку. Плющ на светло-желтых каменных стенах уже стал багрово-красным. На остроконечной шиферной крыше сверкали окошки мансарды, отражая лучи жиденького ноябрьского солнца. Над несколькими трубами вился дымок: дедушка был слишком скуп и не позволял отапливать все комнаты до той поры, пока не выпадет снег.
Они остановились возле крытого крыльца с уютными скамеечками по обеим сторонам двери. Прежний, более щедрый и гостеприимный, хозяин поставил их для усталых путников. У Пруденс глухо забилось сердце. Дрожа от волнения, она взяла Джеми под руку. Он постучал.
К ее великому облегчению, дверь открыла старуха Мэг, единственная из всех дедушкиных служанок, хорошо относившаяся к Пруденс. Именно Мэг ухитрялась передавать ей письма Бетси в те длинные, ужасные месяцы заточения.
На морщинистом лице служанки появилась радостная улыбка, приоткрывшая беззубый рот.
– Госпожа Пруденс! Какое счастье увидеть тебя опять, милая! Добро пожаловать домой! Проходи.
– А дедушка… он до сих пор проклинает меня? – нерешительно спросила Пруденс.
Добрая старуха приуныла.
– Нам запрещено говорить о вас, мисс. Но все равно проходи. Неужели он откажется принять тебя? Ведь ты так похорошела… расцвела, точно роза!
Тут Джеми сердито заворчал и, оттолкнув служанку, ворвался в прихожую.
– Меня-то, черт возьми, он примет! А я уж с ним разберусь по-своему!
Мэг была так обрадована появлением Пруденс, что не обратила на Джеми никакого внимания. Теперь она отступила в сторону и почтительно поклонилась.
– Конечно, сэр. Проходите сюда.
Старуха повела их в самую старую часть дома и открыла дверь в уютную гостиную. Заходящее солнце еще светило в цветные оконные стекла, и комната сияла всеми цветами радуги. Мэг поспешно подошла к огромному камину, построенному в виде готической арки, с латинской надписью на ней, и принялась разжигать огонь.
– Я доложу о вас сквайру.
Мэг удалилась, а Пруденс, разнервничавшись, начала кружить по гостиной. За себя она не боялась – ведь рядом Джеми. Но дедушка всегда унижал ее – разговаривал как с беспомощным, капризным ребенком. Господи, не осрамиться бы сейчас перед Джеми!
В коридоре раздалось зловещее постукивание дедушкиной трости. Через несколько мгновений он, прихрамывая, вошел в комнату. Его нога, скрюченная подагрой, была перебинтована, и старик морщился от боли при каждом шаге.
У Пруденс душа ушла в пятки. Когда дедушку беспокоила нога, он становился еще более невыносимым.
Жена поддерживала его под руку. На ее морщинистом, худом лице застыла гримаса недовольства; глубокие складки прорезали кожу от ноздрей до подбородка. Бледные губы были плотно сжаты, а водянистые глазки злобно поблескивали. Она подвела мужа к креслу и предложила ему сесть.
Но старик отмахнулся от нее, разозленный даже таким проявлением заботы. Передернувшись, он обжег Пруденс гневным взглядом и ткнул в ее сторону своей тростью. Большой старомодный парик сотрясался при каждом движении его грузного тела.
– Как ты осмелилась прийти в этот дом? Иезавель, блудница! Да еще в Господень день? Разве у тебя совсем не осталось стыда? Вместилище порока! Я выставлю тебя к позорному столбу!
Пруденс съежилась от этих слов, разящих словно удары меча. Но тут Джеми рванулся вперед и вскричал:
– Я не позволю вам разговаривать с Пруденс таким неподобающим образом.
– Молчать! – взревел старик. – Готов побиться об заклад: она позвала тебя на подмогу. Но знаешь ли ты, кто эта… эта тварь? Она шлюха! Шлюха, сэр! Она нарушила заповеди Господни и обесчестила этот дом, осквернив свою девственность. О, исчадие ада!
Сквайр указал на камин.
– Ты видишь эту надпись? Двести лет назад ее сделал архиепископ Грэномор собственной рукой! – И он торжественно, громовым голосом перевел с латыни: – «Господи, я возлюбил обитель Твою и место, где покоится Твой трон». Но из-за этой бесстыжей девчонки в моем доме более нет благочестия!
Раскаты его голоса, как и раньше, производили устрашающее впечатление. Лицо старика побагровело, на лбу надулись вены. Даже Джеми заметно струхнул. Но странное дело – Пруденс почувствовала прилив сил. Ведь несмотря на все эти угрозы, сквайр всего-навсего вздорный старик, утративший свою власть над ней.
– Дедушка… – начала было Пруденс, стараясь унять дрожь в голосе.
Сквайр резко обернулся к ней и, сузив глаза, снова метнул взгляд, полный презрения и гнева. Сколько раз этот взгляд повергал Пруденс в ужас!
– Я хотел дать тебе хорошее приданое и выдать замуж. Но воистину ты – дочь своего отца, неблагодарная и ни на что не годная. И теперь ты осмелилась вернуться, хотя я запретил тебе переступать порог этого дома?!
Пруденс не желала терпеть оскорблений, не хотела вновь чувствовать себя презренной грешницей. Она потянула Джеми за рукав и храбро сказала:
– Дедушка, придя в твой дом, этот человек оказывает тебе честь. Перед тобой лорд Суиндон.
– Ну, конечно. Какой-нибудь жалкий актеришка, которого ты наняла, чтобы устроить этот фарс, – с издевкой отозвался старик.
Его жена негодующе фыркнула:
– Пусть милосердный Господь обрушит гнев свой на них обоих! – И возвела очи горе.
Джеми наконец собрался с духом. Он сердито порылся в кармане, извлек оттуда визитную карточку и сунул ее старику.
– Вы примете нас как подобает, сквайр Хэммонд. Я не привык выслушивать такие вещи от людей, стоящих ниже меня по положению.
Появление визитной карточки с выгравированной на ней надписью произвело поистине ошеломляющий эффект. Лицо дедушки из багрового стало ярко-розовым и расплылось в льстивой улыбке.
– Ваша светлость. Я не думал… Эта девчонка была лгуньей и бунтовщицей с самого дня своего рождения. Она никогда не знала, что такое бережливость, честность и трудолюбие. И я, естественно, предположил… Вы должны простить меня. Абигайл! – грозно крикнул он жене. – Быстро! Предложи сесть нашему уважаемому гостю.
Абигайл с подобострастным выражением лица присела в реверансе и пододвинула Джеми лучшее кресло. Потом она усадила своего мужа и пристроила маленькую скамеечку под его забинтованную ногу. Старуха даже заставила себя холодно кивнуть Пруденс и указала ей на табуретку, стоявшую в углу.
Но Пруденс, не потрудившись обратить на это внимание, опустилась в кресло рядом с Джеми. Сколько бы дедушка ни клеветал на нее, сколько бы ни бранился, она чувствовала, что освободилась от прошлого. Бояться больше нечего. Сквайр безропотно отдаст ребенка.
Между тем старик откинулся на спинку кресла и с улыбкой сплел пальцы на толстом животе.
– Не хотите ли откушать с нами шоколада, лорд Суиндон? Жаль, что я не могу предложить вам мадеры или кэнери – ведь сегодня воскресенье, Господень день. Но надеюсь, наше скромное угощение придется вам по вкусу.
Джеми вытащил серебряную табакерку и взял понюшку табака. Абигайл хотела было остановить его, но дедушка заткнул ей рот сердитым взглядом.
Джеми деликатно чихнул, вытер нос платочком и твердо заявил:
– Подайте кэнери.
С лица сквайра не сходила фальшивая улыбка.
– Одну минуту. Аби, вынь графин.
Абигайл пришла в такой ужас, словно Джеми посадил грязное пятно на врата, ведущие в рай.
– Но мой муж, в Господень день… Старик заскрипел зубами.
– Сегодня великий день, ибо виконт удостоил нас визитом. Угости нашего гостя!
В душе Пруденс вновь проснулось бунтарское начало.
– Я тоже не откажусь от стаканчика, – сказала она Абигайл, которая направилась к буфету.
Да простит ее Господь за гордыню, но как приятно видеть унижение жестоких стариков.
– Итак, ваша светлость, – начал сквайр, когда Абигайл с явной неохотой наполнила два бокала и поставила их на поднос. – Чем могу быть вам полезен? Я буду рад доказать делом свою преданность.
Джеми, наслаждаясь своим превосходством, смахнул с атласного жилета пылинку.
– Я приехал за своим сыном.
Раздался грохот. Абигайл, окаменев, тупо смотрела на поднос, валявшийся на полу. Возле ее ног растеклась большая лужа рубинового вина, в которой поблескивали кусочки разбитого стекла.
Дедушка снова побагровел и, заикаясь, начал бормотать:
– Ваш сын… но это невозможно… я…
Пруденс показалось, будто ее сердце сжала чья-то ледяная рука.
– Он здесь? Он жив? – вскричала она. Дедушка застонал и метнул на свою жену безумный взгляд.
– Его здесь нет! – воскликнул он наконец. – Лорд Лонгвуд, отец, приехал и увез ребенка с собой!
– Увез! Пресвятые небеса!.. – в ужасе прошептала Пруденс.
Джеми резко повернулся к ней. Его темные глаза были полны гневного осуждения.
– И скольких же джентльменов ты кормила своими сказками, рассчитывая, что хоть кто-нибудь да признает ребенка?
Пруденс в отчаянии замотала головой:
– Но я не знаю никакого лорда Лонгвуда!
На губах Джеми появилась гримаса отвращения.
– Лживая шлюха! Перед кем еще ты раздвигала ноги?
Пруденс зажала рот рукой, подавляя рыдание.
– Это твой сын, Джеми. Клянусь! У него такие же черные волосы, как у тебя. Я ни с кем больше не спала. Готова поклясться на Библии!
Увидев ее отчаяние, Джеми, казалось, поверил в искренность этих слов. Он встал с кресла и мрачно посмотрел на сквайра:
– Неужели вы такой глупец, что осмелились отдать моего ребенка первому встречному?
Дед оперся на ручки кресла и попытался приподняться.
– Эй вы, послушайте! Я не потерплю оскорблений! Лорд Лонгвуд предъявил мне неоспоримые доказательства своего отцовства! – Старик скривил рот с видом уязвленной гордости. – Подлец, он пригрозил, что предъявит обвинение в похищении, если я не отдам ему мальчика. И даже запретил мне видеться с ним. С моим внуком, с моей плотью и кровью! – Закипая от гнева, он с размаху ударил кулаками по подлокотникам. – Мне, сквайру, уважаемому человеку! Другу кавалера ордена Бани!
Джеми в ярости выкатил глаза.
– Может, оно и так, но я вас уничтожу за эту нелепую ошибку. Клянусь Господом, уничтожу, сэр! Стоит мне пальцем пошевелить, и вы будете просить милостыню на дороге.
Дедушка наконец ухитрился встать на ноги.
– Вон отсюда, немедленно! – загремел он, стуча палкой об пол. – Вы нарушили мой покой в Господень день! Угрожали, бросали мне в лицо оскорбления. И взяли эту бесстыжую шлюху себе в помощницы. Надеетесь обмануть меня и забрать то, что вам не принадлежит? Готов побиться об заклад, виконт вы или не виконт, но в любом случае просто-напросто любовник этой девчонки и пользуетесь ею ради каких-то своих грязных целей. У меня же нет никаких сомнений: я отдал ребенка его настоящему отцу! – Старик ткнул тростью в сторону двери. Его руки тряслись от гнева. – Уходите, сэр!
Джеми сжал кулаки и разразился длинной чередой ругательств. Абигайл, объятая благочестивым ужасом, съежилась и заткнула уши.
– Здесь мы ничего не добьемся, – проворчал Джеми и рванулся к двери.
Пруденс поплелась за ним, ее била сильнейшая дрожь. Нет, это невозможно, ужасно: все ее мечты и надежды разлетелись вдребезги! У нее закружилась голова. Спустившись с крыльца, она остановилась, не в силах двинуться дальше, и приложила руку к глазам, которые уже застилал туман. Вечернее небо, казалось, вот-вот обрушится на нее.
– Джеми, – неразборчиво пробормотала Пруденс и грохнулась оземь.
Придя в себя, она обнаружила, что лежит на скамье возле двери дома. Старуха Мэг склонилась над ней, держа в руке маленький флакончик.
– Вот, милая. Понюхай-ка еще разок этого снадобья.
Тебе станет лучше.
Пруденс сморщила нос, вздохнув гадкий запах, и посмотрела на дорожку. Джеми уже садился в карету. Она вскочила, побежала к нему со всей быстротой, на какую были способны ее непослушные ноги, и с отчаянием воскликнула:
– Джеми, что же нам теперь делать?
Поднявшись на подножку, тот обернулся. Взгляд у него был какой-то странный – холодный и чужой.
– Я встречался с Лонгвудом несколько лет назад. Довольно приятный малый. Уверен, что сумею убедить его проявить благоразумие. Наверняка это была шутка. На пьяную голову заключил пари с каким-нибудь своим дружком.
Пруденс слабо улыбнулась. В ней вновь затеплился огонек надежды. Ну конечно. Вот оно объяснение этого безумного поступка лорда Лонгвуда. Бетси не раз рассказывала ей о том, на какие дикие выходки способны молодые господа, когда выпьют. Бывали и случаи похищения. До Лонгвуда могли дойти слухи о ребенке. И под воздействием хмельных паров он придумал этот дурацкий спектакль.
Джеми взглянул на небо, задумчиво нахмурился и тихо, словно разговаривая сам с собой, произнес:
– Скоро совсем стемнеет, и я голоден. Надо бы заехать на постоялый двор… К тому же я не знаю дорогу в поместье Лонгвудов. Но кучер спросит у кого-нибудь. А если он уже ляжет спать, когда я приеду?.. – Джеми шепотом выругался. – Что ж, тем хуже для него.
Пруденс протянула руку:
– Помоги мне подняться, пожалуйста.
Но Джеми отрывисто рассмеялся и оттолкнул ее.
– Черт возьми, ты мне больше не нужна.
– Я… я не понимаю, – еле выговорила Пруденс.
– Твой дед – это другое дело. Ты должна была клятвенно заверить его, что я – отец ребенка. Но Лонгвуд? – Он пожал плечами. – Я могу привлечь его к суду, если потребуется. Но раз ты говоришь, что никогда не видала его, вряд ли он сумеет описать мать «своего» мальчика. Я думаю, мы с ним поладим и так, не прибегая к закону, – как джентльмен с джентльменом.
Джеми вытащил из кареты узелок с вещами Пруденс и небрежно швырнул его на землю.
– Ты не можешь так поступить! – крикнула Пруденс, задыхаясь от ужаса.
– Почему же? – ухмыльнулся он с издевкой. – Мне нужен только мой сын.
Пруденс тряхнула головой, ошеломленная устрашающей переменой, которая произошла с Джеми.
– Но… но как же свадьба? Ты обещал жениться на мне! – вскрикнула она.
– Не хватало еще мне твоих истерик! Дорогая девочка, я уже женат. На богатой наследнице из Виргинии. Женщине такого же высокого происхождения. Зачем, Господи помилуй, мне нужна деревенская простушка?
– Джеми, во имя всего святого!
Пруденс вцепилась в дверцу кареты, отчаянно пытаясь забраться внутрь. Но Джеми отпихнул ее так грубо, что она упала на Покрытую гравием дорожку. А неверный возлюбленный расположился на сиденье, захлопнул дверцу и крикнул кучеру:
– Трогай!
Пруденс с трудом встала на колени, глядя вслед экипажу, пока он не скрылся в темной аллее. Потом уронила голову на грудь и заплакала. Это было полное поражение. «О Росс, – в отчаянии подумала Пруденс, – что же мне теперь делать?» Надо было довериться ему, обо всем рассказать. А она понадеялась на какую-то мифическую любовь, которую сама же и придумала по детской наивности.
Но уже через несколько минут Пруденс шмыгнула носом в последний раз и сердито утерла мокрое от слез лицо. Что толку ныть? Она ведь не маленькая. «Думай. Думай!» – приказала себе Пруденс. Джеми собирается где-нибудь остановиться и поужинать. Если бы удалось опередить его, первой добраться до поместья Лонгвуда и объяснить тому, что шутка зашла слишком далеко, тогда, возможно, все закончилось бы хорошо. Но как сделать это, не имея ни пенни в кармане?
Дедушка! У него есть карета. И воспоминания о пережитом унижении еще свежи в его памяти. А ей это на руку. Она будет унижаться, молить о прощении, пообещает замаливать грехи до конца дней своих. И конечно, старик не откажет. Он обрадуется, получив возможность одержать победу над Джеми.
Несколько успокоившись, Пруденс поспешила к дому. Но испуганно остановилась, услышав чей-то громкий голос, донесшийся из аллеи.
– Ага, мистер Фрэнклин! Вот она, миссис Мэннинг. Жизнью своей клянусь.
Она круто обернулась и увидела Тоби, который бежал к ней рысцой. За ним следовал человек в парике и темном пальто.
Незнакомец остановился рядом с Пруденс, задыхаясь от усталости.
– Миссис Мэннинг?.. – Она удивленно кивнула, а мужчина широко улыбнулся в ответ: – Господи, мадам. Я уж боялся, что мы никогда не догоним вас. Но этот добрый матрос, хоть с виду он и простачок, заверил меня, что разыщет вас. И вот мы здесь!
Пруденс нахмурилась. Ей некогда тратить время на пустые разговоры с незнакомым человеком. Надо срочно решить дело с Лонгвудом.
– Что вы хотите? – спросила она нетерпеливо.
– Позвольте представиться… – Незнакомец низко поклонился. – Вильям Фрэнклин, адвокат.
В голове у Пруденс вихрем кружились обрывки мыслей. И почему, собственно, Тоби оказался здесь, в Винсли?
– Какое же у вас ко мне дело, мистер Фрэнклин?
– Видите ли, мадам, меня прислал доктор Росс Мэннинг. Ваш муж, насколько мне известно. Я обязан вернуть вас к нему немедленно.
Пресвятые небеса! Наверное, она сказала Россу, где находится ее дом, а потом забыла об этом. Упрямый дурак! Почему он не хочет оставить ее в покое? Неужели ее бегство так уязвило мужскую гордость Росса, что он готов на все, лишь бы вернуть свою жену?
– Сейчас я не могу поехать с вами, мистер Фрэнклин, – с достоинством заявила Пруденс. – Мужу придется подождать.
– Но, мадам, он велел мне выполнить это поручение безотлагательно. Без всяких проволочек.
«Чума возьми этого гордеца! Вечно он во все вмешивается! Будто я – его собственность!» – Пруденс глубоко вздохнула и попыталась собраться с мыслями.
– Мистер Фрэнклин, клянусь, через день-два я поеду с вами. Даю честное слово. Вы можете остаться в Винсли до моего возвращения. Но сейчас меня ждет важное и очень срочное дело.
Мистер Фрэнклин продолжал улыбаться, но глаза у него стали холодные как лед.
– Позвольте напомнить, миссис Мэннинг, что вы действительно принадлежите вашему мужу. Вы сбежали от него, а это преследуется законом. Мне неприятно говорить такие вещи, но, видно, придется приказать простофиле Тоби посторожить вас, а самому отправиться за констеблем. Если потребуется, я использую кандалы, – добавил он зловещим тоном.
– Тоби никогда не согласится! – с вызовом ответила Пруденс. – Мне он не сделает ничего плохого.
Фрэнклин повернулся к матросу:
– Мистер Вэдж, приказываю вам никуда не отпускать эту женщину, пока я не вернусь.
– Слушаюсь, сэр! – И Тоби, шаркая ногами, направился к Пруденс.
– Тоби, умоляю. Позволь мне уйти! Но он покачал своей большой головой:
– Не могу, леди. Понимаете? Мистер Мэннинг велел мне во всем слушаться мистера Фрэнклина. И без его разрешения не давать вам сниматься с якоря. Не то это будет плохое предзнаменование.
Фрэнклин мягко взял Пруденс за руку.
– Я думаю, лучше вам пойти с нами, миссис Мэннинг. Карета рядом, на лужайке.
Пруденс в отчаянии застонала.
– Если мистер Мэннинг хочет окончательно добить меня, – сказала она с горечью, – то лучше было просто прислать наемного убийцу с кинжалом.