Близился полдень. Лучи солнца вдруг потускнели, и облака приобрели угрожающий стальной оттенок. Плохое начало для плавания. Росс, еще не успевший прийти в себя после встречи с Хэкеттом, направился к люку и стал спускаться вниз, на бак. С каждым шагом лестница все сильнее погружалась в полумрак. Он хотел было зажечь один из фонарей, висевших в нишах, но вспомнил, что оставил коробочку с трутом в своей каюте. И вдруг Мэннинг замер, уставившись в темный провал лестницы. Потом присел на корточки. Нет, он не ошибся!..

Алое пятно, привлекшее его внимание, оказалось длинной лентой. Наверняка ее обронила какая-нибудь шлюха, торопясь сойти на берег. Росс уже хотел поднять ленту, но заметил еще одну вещицу. Потом третью… четвертую… Целая россыпь мелких предметов валялась на ступеньках: коробочки с чаем, свечка, несколько плиток прессованного табака. След вел вниз, к подножию лестницы. Добравшись до нижней, батарейной палубы, Росс обнаружил там покореженную корзину, лежавшую среди пушечных ядер.

А потом раздался какой-то шорох. Он доносился оттуда, где стояли пушки. Господи! Неужели на корабле уже сейчас зреют заговоры среди недовольных? Напрягая зрение, Росс всматривался в полумрак, который не мог рассеять даже свет, падающий из амбразур.

Наконец он углядел какую-то странную груду тряпок, наполовину скрытую стволом пушки. Росс с удивлением уставился на нее. И вдруг лохмотья зашевелились. Может, кто-нибудь из моряков от скуки притащил сюда кошку или собаку? Но неведомое существо издало звук, очень похожий на человеческий стон.

Мэннинг ринулся вперед и спустя несколько секунд уже стоял на коленях возле женщины, распростертой на полу. Судя по спутанным седым волосам, торчавшим из-под шляпки, это была древняя старуха. Наверное, одна из торговок, на свою беду упавшая с трапа как раз перед отплытием корабля. Или старухе вдруг стало плохо – неудивительно в таком-то возрасте! – она уронила свою корзину, а затем из последних сил приползла в этот угол.

Понимая, что несчастная женщина могла сильно покалечиться, Мэннинг перевернул ее очень бережно. Лицо старухи почти сплошь было покрыто грязью и кровью. Мэннинг шепотом выругался. Здесь слишком темно, чтобы как следует разглядеть жертву, не говоря уже о ее ранах. А они явно серьезные, учитывая, сколько часов старуха провела без сознания. Да, она наверняка в тяжелом состоянии.

Возможно, Росс и не сумеет помочь ей, несмотря на все свое искусство врача.

Взяв старуху на руки, Мэннинг решил отнести ее в кубрик и спустился вниз еще на один пролет. За время службы на «Громе» он привык к морской качке и даже теперь, с тяжелой ношей, шел твердым, уверенным шагом. Осторожно уложив женщину на операционный стол, Росс сразу обратил внимание на ее худобу. Даже необъятных размеров юбки не могли скрыть этого. Возможно, она потеряла сознание от голода. У торговок, слоняющихся в доках, обычно большие семьи, которые надо чем-то кормить. Пенни, сэкономленный на куске сыра за завтраком, идет на ужин для детей. Мэннинг уже хотел было послать одного из своих помощников в камбуз за горячим мясным бульоном, но потом подумал, что с этим можно подождать. Сначала надо осмотреть бедняжку. Ведь он прежде всего врач.

Мэннинг налил в таз воды, принес бинты и губки. Потом раздраженно нахмурился: при таком тусклом освещении невозможно как следует заняться пациенткой. Надо зажечь еще несколько фонарей. Подвесив их к балкам, Мэннинг подошел к столу и опытным взглядом окинул тело старухи. Вывихов как будто нет, кровь только на лице, на руках и на краешке фартука. Дай Бог, чтобы не было закрытых переломов: лечить их – сплошная мука, учитывая, как пациенты вопят от боли. А с пожилой женщиной будет еще труднее.

Странно, подумал он, щупая ей пульс: сердце бьется ровно, сильно. Кожа на запачканных кровью руках гладкая; пальцы длинные, не скрюченные. Словом, незаметно никаких возрастных деформаций. Но сначала надо заняться самым важным. Мэннинг снял китель, закатал рукава и взял губку.

И вдруг лицо старухи исказилось, она стала судорожно хватать ртом воздух, издавая при этом тихие, болезненные крики. Неглубокие выдохи сопровождались стонами. Мэннинг отбросил губку и склонился над своей пациенткой. Раной на голове, пожалуй, стоит заняться попозже. Очевидно, падая, она сломала несколько ребер, а может быть, одно из них проткнуло легкое. Во всяком случае, что-то мешает ей дышать, а это создает дополнительные трудности.

Он сорвал с женщины большую шейную косынку и швырнул ее на пол. Мэннинг и не предполагал, что старуха окажется такой тощей. Ее грудь представляла собой едва заметные выпуклости. Взяв ножницы, он разрезал корсаж до самой талии. Еще одна странность! Нижнее белье было идеально чистым и новым, не то что ужасающие лохмотья, надетые сверху.

Старухе с каждой минутой становилось все хуже. Она мотала головой, задыхаясь от боли. Тут уж некогда было заботиться о женских нарядах. Мэннинг без всяких церемоний схватился за ворот рубашки обеими руками и резко потянул ее в разные стороны.

– Клянусь бородой Эскулапа! – пробормотал он. – Это еще что за маскарад?!

Бюст женщины был туго перевязан муслиновой лентой. Сверху и снизу виднелись полоски кожи – гладкой и розовой. Значит, ей мешает дышать эта лента, надо убрать ее как можно быстрее. Мэннинг снова потянулся за ножницами и одним махом разрезал повязку.

Его взору предстали великолепные пышные груди с маленькими розовыми сосками. Правда, они были варварски сдавлены плотной материей, оставившей на коже красные пятна, но их форма не стала от этого менее соблазнительной. Когда-то подобное зрелище могло привести Мэннинга в понятное волнение. Но теперь…

Женщина с облегчением раскинулась на столе, жадно втягивая в себя воздух. Росс смотрел на нее бесстрастным взглядом хирурга. Таинственная незнакомка еще не пришла в себя, но ее ровное дыхание доказывало, что с легкими все в порядке. Их «лечение» потребовало лишь одного-двух взмахов ножниц. Значит, пора заняться раной на голове.

– Ну, что же еще ты скрываешь, «старуха»? – насмешливо спросил Мэннинг, хотя незнакомка по-прежнему была без сознания. Во всяком случае, ее глаза оставались плотно закрытыми.

Мэннинг приподнял ее голову и снял бесформенную шляпку. Теперь он ясно видел, что седые космы – всего лишь парик. Росс сдернул его. На дощатый пол со стуком упал гребень, а ему на руки обрушилась волна густых шелковистых волос. Они были темно-рыжие, цвета осенних листьев.

– Будь я проклят!.. – пробормотал ошеломленный Мэннинг. – Ее лицо, залитое кровью, наверняка не менее прекрасно, чем тело и волосы. – Его обуревало желание рассмотреть незнакомку получше. И желание это не имело никакого отношения к обязанностям Росса Мэннинга – врача. – Интересно, какие у нее глаза? Как они сочетаются с такими роскошными волосами?

Мэннинг выжал губку и отер ею лоб пациентки. Почувствовав холод, она громко вскрикнула и открыла глаза.

Они оказались зелеными, как он и предполагал. Прекрасные зеленые глаза, полные ужаса.

Пруденс со страхом уставилась на незнакомца. Еще не открывая глаз, она смутно чувствовала, что ее грудь обнажена. А когда увидела лицо какого-то мужчины, склонившегося над ней, да еще так близко… Ей сразу вспомнились рассказы Бетси о том, как распутны и коварны в столице представители сильного пола. Ее охватила паника, в горле застрял удушливый комок.

– Что вы со мной делаете? – спросила Пруденс дрожащим голосом.

Она еще никогда не встречала таких холодных синих глаз. Они походили на сосульки, свисающие с карнизов крыш, – твердые и блестящие.

– Лежите спокойно, – сказал незнакомец. – Вы сильно ушиблись.

Пруденс попыталась было чем-то прикрыться, но тщетно: от ее платья остались одни лохмотья.

– Ч-что же вы за человек, если пользуетесь моей беспомощностью?

– Господь всемогущий! Это вечное женское нытье! Как будто у мужчины ничего другого нет на уме.

– И что же у вас на уме?

Лицо незнакомца оставалось совершенно бесстрастным.

– Послушайте, юная леди, я врач, – промолвил он с усталым вздохом. – Я уже сказал: вы сильно ушиблись. Вы помните, что с вами произошло?

Его голос был совершенно спокоен, и Пруденс стало стыдно. Как глупо сразу думать о худшем! Но предостережения Бетси… и этот несчастный случай. Она закрыла глаза, стараясь побороть приступ головокружения.

– Я упала. С лестницы. Там была пушка… – Воспоминания давались ей с трудом. – Я ударилась о клеть… когда шла погрузка.

Пруденс дотронулась до одного болезненного местечка у корней волос и вскрикнула.

– Хорошо, – кивнул врач с невозмутимым видом: страдания Пруденс явно не вызвали у него сочувствия. – Вы избавили меня от необходимости искать рану.

Он взял влажную губку и поднес ее ко лбу девушки.

– Подождите! – воскликнула Пруденс, только сейчас заметив, что висевший над ней фонарь раскачивается. – Где мы?

– На «Чичестере» – военном корабле третьего класса Королевского флота.

– Мы в море?

– Конечно, мы плывем.

– Боже милосердный! Плывем?! Но я же не могу находиться здесь! – закричала Пруденс, пытаясь выпрямиться и сползти со стола. При каждом движении кровь гулко стучала в висках. – Я должна вернуться в Лондон!

Тут ее ноги подкосились, и девушка рухнула прямо в объятия врача. Мэннинг с суровым видом заставил ее лечь на прежнее место. Его глаза были холодны, как хмурое зимнее небо.

– Самых трудных пациентов мне приходится привязывать к столу. Неужели и с вами надо поступать так же?

Пруденс окончательно перепугалась. Оказаться связанной и беспомощной наедине с незнакомым мужчиной?!

– Нет. Пожалуйста, не надо, – прошептала она.

– Тогда делайте то, что я говорю. Лежите спокойно. О вашем возвращении в Лондон потолкуем позже.

Росс откинул волосы со лба Пруденс и стал промывать ранку влажной губкой. Его движения были очень осторожными и мягкими. Это немало удивило Пруденс.

Ведь незнакомец говорил с ней таким неприязненным тоном.

Она принялась с любопытством разглядывать врача. Если б не колючий, суровый взгляд, его вполне можно было бы назвать привлекательным. Даже красивым, призналась себе Пруденс. Широкий лоб свидетельствовал о недюжинном уме. Квадратная челюсть придавала его облику мужественность, но без всякого намека на жестокость. Длинный, благородной формы нос с небольшой горбинкой на переносице был слегка асимметричен. Выражение лица носило отпечаток даже некоторой беззащитности. Общее впечатление портил только вот этот холодный взгляд. Целиком погрузившись в работу, врач плотно сжал свои четко очерченные губы.

«Интересно, – подумала Пруденс, – как он выглядит, когда улыбается? Если, конечно, он способен улыбаться. Ах, эти ужасные глаза…»

Пруденс продолжала стыдливо прикрывать грудь руками. Но так ли уж это необходимо? Врач ни разу не посмотрел на нее как на женщину. Его равнодушие, конечно, успокаивало, и все же Пруденс почувствовала, что ее гордость несколько уязвлена. Ведь даже неотесанные мужланы в Винсли оборачивались, когда она проходила мимо них по Хай-стрит. И тут в ее ушах раздался голос покойного отца.

«О, Пруденс, – сказал бы он с нежной укоризной. – Все это суета сует, котеночек. Пустое тщеславие».

Конечно, тщеславие. Но этот доктор… он такой странный, какой-то отчужденный. Пруденс не оставляло ощущение, что он хоть и смотрит на нее, но толком не видит.

– Рана не очень тяжелая, – сказал между тем Росс, откладывая в сторону губку. – Но придется наложить несколько швов, иначе она долго не затянется. – Он подошел к шкафчику, достал оттуда маленькую кривую иглу, продел в нее нитку, сделанную из кишок, и снова склонился над Пруденс. – Лежите смирно. Не шевелитесь.

Пруденс, почувствовав, как игла вонзилась ей в кожу, сморщилась от боли, а потом закрыла глаза и стиснула зубы. Наконец Росс закончил мучительную операцию и отрезал концы ниток.

– Молодец, девочка! Вы держались очень мужественно.

Пруденс покоробило от его снисходительного тона.

– А вы думали, что я буду кричать? – резко сказала она.

Росс окинул ее холодным, неодобрительным взглядом, и воцарилось долгое молчание.

– У вас есть имя? – спросил он через некоторое время.

– Почему же нет? – огрызнулась Пруденс. В присутствии этого человека она постоянно испытывала неловкость, а потому ужасно злилась на него. – Или вы принимаете меня за труп, с которым можно делать все что угодно: ощупывать, тыкать иголкой, зашивать?

Росс скептически фыркнул:

– Конечно, нет. Трупы не разговаривают. «Будь он проклят, грубиян!»

– Пруденс, – пробормотала она.

– Что? – изумился Росс.

– Да, так меня зовут. Пруденс Оллбрайт.

Он ухмыльнулся в ответ, доказав тем самым, что вполне способен и улыбаться.

– Доктор Росс Мэннинг. Это мое имя. Ну а теперь, – он обмакнул губку в тазу и поднес ее к лицу Пруденс, – надеюсь, вы сможете еще немного посидеть не дергаясь? Я хочу посмотреть, нет ли у вас других ран.

Пруденс угрюмо кивнула. Росс смыл с ее лица кровь и копоть и сообщил, что на подбородке у нее только маленькая царапина, а на щеке – синяк.

– Тут не о чем беспокоиться.

Потом он протер губкой ее руки и мрачно спросил:

– Обо что, собственно, вы ударились? О пушку, о клеть или об лестницу?

– Наверное, обо все сразу. – Пруденс чувствовала себя ужасно глупо: ведь она оказалась такой неуклюжей.

– На палубе я стукнулась головой о клеть. Из раны пошла кровь, я решила спуститься вниз и упала с лестницы. Потом я, кажется, встала, но ударилась о пушку и потеряла сознание.

Росс с трудом сдержал улыбку:

– Отличная работа! На вас просто живого места нет. Чем же вы приложились к пушке?

– Не знаю. Вроде бы головой.

Росс запустил пальцы в ее волосы, ощупывая череп. Вдруг Пруденс взвизгнула от боли. Врач раздвинул рыжие пряди и стал внимательно рассматривать синяк над ухом.

– Огромный кровоподтек, но кожа не повреждена. Очевидно, легкое сотрясение мозга. Вот почему вы были без сознания столько времени. Да еще эта дурацкая повязка, она выдавила почти весь воздух из ваших легких! – В голосе Росса явственно звучали нотки насмешки и презрения. – На полоумную вы вроде не похожи. Так что же на вас такое нашло? Объясните мне, во имя самого сатаны!

Как ни противно, а придется защищаться от всех этих издевательств.

– Мне очень нужны деньги, – с жаром начала Пруденс. – А выбор невелик: или нарядиться старухой и продавать всякую мелочь, или выйти на улицу такой, какая я есть… Только в этом случае люди, конечно же, решили бы, что я продаю… кое-что другое.

Пруденс осеклась, чувствуя, как кровь прихлынула к ее щекам. Как она могла сказать такую непристойность? Так развязно вести себя с незнакомым человеком?!

– Продавать «кое-что другое»? – сухо повторил Росс. – Полноте, к чему это жеманство? Я уже в том возрасте, когда разговоры об отношениях между мужчинами и женщинами не вгоняют в краску. – Он насмешливо вздернул брови. – Интересно, а вы?

Пруденс восприняла этот вопрос как вызов. В конце концов она тоже уже не ребенок-несмысленыш.

– Мне двадцать один год.

– И у вас, несомненно, солидный жизненный опыт? – протянул Мэннинг.

Пруденс покраснела еще сильнее. События этого года показали ей – и весьма болезненным образом, – что она не разбирается ни в жизни, ни в самой себе и что не все прописные истины стоит принимать на веру.

Мэннинг невесело усмехнулся и вдруг задрал ее нижние юбки до самых бедер.

– Пресвятая Матерь Божия! Что же вы творите? – Пруденс резко привстала, и в голове у нее снова гулко застучала кровь. Она не знала, что делать: то ли зажать пальцами мучительно нывшие виски, то ли прикрыть обнажившуюся грудь. И еще не помешало бы иметь третью руку: чтобы натянуть юбки на ноги.

Доктор Мэннинг тяжко вздохнул. Он явно терял терпение.

– Это смешно! Вы ведете себя как малое дитя. Вы кубарем катились по крутой лестнице, и мне нужно удостовериться, что у вас нет переломов или вывихов. Немедленно ложитесь, черт побери, я хочу закончить осмотр!

Пруденс присмирела. Да, верно, она ведет себя как капризная девчонка! Этот врач, наверное, решил, что она полная идиотка.

Пруденс раскинулась на столе, уставившись в потолок, на черные просмоленные балки… Боже милосердный! У нее же черные зубы! Мало всех этих глупых фокусов – еще и вид дурацкий! Искоса взглянув на Мэннинга, Пруденс начала яростно оттирать деготь.

Но врач как будто ничего не замечал. Он развязал ее подвязки и стянул чулки вниз, к лодыжкам. А потом начал умело ощупывать ноги, надавливая их в разных местах и внимательно наблюдая за реакцией. Заметив ссадину на коленке, Мэннинг промыл и ее.

– Советую вам несколько дней подвязывать чулки пониже, пока царапина не заживет.

Мэннинг говорил наставительным тоном, словно нянька, поучающая ребенка. Почему этот человек постоянно унижает ее – и словами, и всем своим поведением? С первой же минуты, как она открыла глаза?

– Я часто разбивала коленки, – мрачно заявила Пруденс. – Когда была маленькая.

– Да ну? С вами и тогда, наверное, было трудно иметь дело?

Его насмешливое спокойствие взбесило Пруденс. Она метнула на врача сердитый взгляд и промолчала.

– Конечно, синяки есть. Этого и следовало ожидать. Но они пройдут сами, – даже не потрудившись прикрыть ее ноги, Мэннинг подошел поближе и пристально посмотрел Пруденс в лицо. Так ботаник рассматривает насекомое, наколотое на булавку. – Где еще болит?

Пруденс осторожно пошевелилась и застонала.

– Везде. Когда я упала… – Она в смятении прикусила губу. Все ее тело было как сплошная рана.

– Можете сесть?

– Попробую.

Дождавшись, пока Пруденс медленно приподнялась, приняв сидячее положение, Мэннинг начал стягивать с ее плеч платье.

– Ах ты, мужлан! Развратник! – завопила она, изо всех сил залепив ему оплеуху.

Мэннинг отпрянул от нее. Трудно было представить, что его глаза могут стать еще холоднее, и все же на этот раз Пруденс чуть не заледенела под пронизывающим взглядом врача. Его губы плотно сжались, на скулах заиграли желваки.

– Если вы повторите нечто подобное, я отплачу вам той же монетой. Только бить я буду не по лицу.

Пруденс вдруг вспомнила, как в детстве папа устраивал ей головомойку за плохое поведение, и чуть было не извинилась перед Мэннингом. Но ее гордость встала на дыбы. За что, собственно, просить прощения? Разве этот похотливый демон не пытался лапать ее?

– Больше вы до меня не дотронетесь, – храбро сказала она. – Я не позволю.

– Проклятие! Ну и своенравная же вы особа! Позвольте напомнить еще раз: я врач, хирург. Падая, вы сильно разбились. Я просто хочу удостовериться, что у вас не сломаны ребра. – Скрестив руки на груди, Мэннинг ждал, пока до Пруденс дойдет смысл его слов. – Вы ведете себя как ребенок. Может, мне раздеть вас насильно?

Не хватало ей еще и этого унижения! Пруденс не сомневалась, что Мэннинг выполнит свою угрозу. Она осторожно стянула платье с плеч и опустила его до пояса, ухитрившись при этом закрыть грудь рукой. А потом надменно выпятила подбородок.

– Вот теперь можете продолжать осмотр, доктор.

– Уберите руки, черт возьми! – рявкнул Мэннинг. – Я и раньше видел женскую грудь. Этим меня не удивишь.

Пруденс, одолеваемая сомнениями, сердито сверкнула глазами.

– Делайте как велено! И не выводите меня окончательно из терпения! – В первый раз за все это время Росс позволил себе такую вспышку гнева.

Пруденс опустила руки и села, застыв как статуя. Длинные пальцы врача ощупывали ее.

– Здесь большой синяк, – Росс надавил на грудную клетку сбоку. – И здесь тоже.

Он дотронулся до плеча Пруденс, и она сморщилась от боли. Потом занялся ее спиной и повторил свой дотошный осмотр еще раз. Его прикосновения были очень нежными. Если бы не эти холодные глаза, Пруденс могла бы только восхищаться мастерством Мэннинга. Вот так же когда-то ее ласкал Джеми. Пруденс вздохнула.

– Вам больно?

– Нет.

Боль, гнездившаяся в душе Пруденс, пересиливала страдания от ушибов.

Пальцы Росса вдруг замерли возле маленького пятнышка под правой лопаткой.

– Тут у вас шрам.

– В детстве я упала с дерева и ударилась о камень. Завершив наконец обследование, Мэннинг снова встал лицом к лицу с Пруденс. Но на этот раз она не пыталась прикрыть свою наготу и вообще уже не испытывала неловкости. От врача исходило такое холодное безразличие! С тем же успехом Пруденс могла бы раздеться перед бычками в отцовском коровнике.

– Вы очень удачно упали, – заметил Росс. – Я, конечно, не имею в виду вашу голову. Но на спине всего несколько синяков и ссадин. – Он перевел взгляд на нижнюю часть тела пациентки, с подобающей скромностью прикрытую юбками. – А что у вас здесь?

Пруденс покраснела.

– Здесь все в порядке, и не смейте меня трогать! Она подбоченилась, дабы придать своим словам большую убедительность, и тут же скривилась от боли.

– Что такое?

Пруденс ощупала берцовую кость через юбки.

– Похоже, еще один синяк. Ничего страшного.

– Покажите.

– Очевидно, вы не успокоитесь, пока не разденете меня целиком?

– Я только хочу осмотреть вас как следует. Больше мне ничего не нужно, – увещевал ее Росс отеческим тоном, словно пытался втолковать простейшие вещи неразумному ребенку.

Пруденс с возмущенным видом привстала. Нет, в конце концов должен же быть какой-то предел! Она скромная женщина: даже Джеми не видел ее полностью обнаженной.

– Вы уже посмотрели достаточно. На остальное я не даю вам согласия.

Поколебавшись, Росс пожал плечами и подошел к шкафчику с лекарствами.

– Я дам вам присыпку из коры ивы – для раны на голове. Сейчас вам надо поспать несколько часов. Недели через две какой-нибудь врач в Лондоне снимет швы. Надеюсь, вы об этом не забудете. Я аккуратно вас заштопал, но вы будете чувствовать небольшой зуд.

Пруденс улыбкой выразила свою благодарность – вполне искреннюю. Этот врач хоть и не отличается хорошими манерами, но свое дело знает.

– Спасибо, я… – начала было она.

– Будь я проклят! А вы хитрец, Мэннинг! – раздался чей-то голос.

Пруденс удивленно обернулась: в дверях стоял поразительно красивый мужчина в отлично сшитом мундире. Он смотрел на нее, прищурив свои черные глаза и скривив губы в недоброй усмешке.

Пруденс уставилась на незнакомца, не в силах пошевельнуться от изумления, а тот издал резкий смешок.

– Вот значит как, мистер Мэннинг. Женщина! И судя по всему – настоящее сокровище.