– Бриггс, я доволен новой экономкой, миссис Кейри, – сказал Грей, продевая руки в поданный Джагат Рамом камзол. Придирчиво осмотрев себя в большом зеркале, хозяин обратил внимание на управляющего. Джонатан Бриггс выглядел положительно несчастным. Наверняка все еще вздыхает по Долли. Ну и упрямый же он дурак. Мог бы давно признаться. Есть богатство или нет – разве это столь важно в делах сердечных? – Остальная челядь приняла ее спокойно? – продолжал Грей вслух.

– Да, милорд. Она прирожденный организатор.

– И к тому же имеет премиленькую дочку, – с лукавой улыбкой добавил Грей.

– Милорд? – Бриггс опешил от такой фривольности.

– Неужели ты вообразил, что я стану заглядываться на других женщин, пока Аллегра ждет меня в Йоркшире? – рассмеялся Ридли. – Кажется, я не совершал таких глупостей, даже когда пьянствовал. И уж тем паче теперь, когда я трезвый…

Бриггс зашелестел бумагами, которые держал в руках. Несмотря на всю свою щепетильность, он не сдержался и высказал то, что лежало на сердце:

– Вам чрезвычайно повезло, милорд. Аллегра… прошу прощения, леди Бэньярд, с самого начала проявила свои лучшие качества. Хотя нам было неизвестно о ее благородном происхождении. Действительно, чрезвычайное везение.

– Да, – согласился Грей. – А про дочку экономки я упомянул, имея в виду тебя.

– Меня, милорд?

– Конечно. Разве тебе не пора жениться? Я был бы рад видеть тебя в кругу семьи. А дочка Кейри – такая милашка! Из нее получится отличная невеста. Я с превеликим удовольствием подарю вам кое-что на свадьбу, так что ты сможешь обзавестись собственным домом. Подумай. Что ты на это скажешь?

Выражение привычной тоски на физиономии Бриггса сменилось неподдельным ужасом.

– Свадьба?! – пискнул он.

Грей дождался, пока камердинер закончит завязывать ему галстук, и только тогда нанес последний удар:

– Да, Рам. Это вполне подойдет для брачной церемонии. Если, конечно, портной закончит в срок бриджи. – И он мрачно воззрился на Бриггса. – Все молчишь? Ну ладно, пусть тебе не нравится дочка Кейри. А как насчет кого-то другого? Барбара вечно дуется. А Маргарет ужасная плакса. Зато Верити не лишена обаяния.

– Милорд!!! – возопил неудержимо покрасневший Бриггс.

– Тебе не интересно? – пожал плечами Грей. – Ну что ж, может, оно и к лучшему. Ты мне сейчас очень нужен. А для подобного рода поручений вряд ли подойдет меланхолический влюбленный. – И Грей погрозил пальцем Джагат Раму, который чуть не прыснул со смеху. Ведь индиец был свидетелем каждого вздоха, который сопровождал его мысли о несравненной Аллегре!

– Какое поручение, милорд? – напомнил о себе Бриггс.

– Тебе известно, что я отправил ко двору Гиффорда с предсмертным заявлением барона Эллсмера. Мне бы хотелось получить королевское помилование Бэньярдам, чтобы поднести его Аллегре в качестве свадебного подарка. Если бы ты поддерживал Гиффорда своими знаниями и связями…

– Лондон? Но ведь я нужен здесь, милорд.

– По меньшей мере две недели не предвещают ничего нового. Урожай собран, и арендаторы довольны. Готовы верой и правдой служить своему лорду. К тому же теперь здесь миссис Кейри…

– Но… Лондон. У меня почти нет друзей при дворе, милорд. Да и мой брат не такая уж важная шишка. Наверняка если вы сами…

Грей отчаянно затряс головой. С каждым днем к нему возвращались силы, он смотрел на прошлое другими глазами, чувствуя, как затягиваются былые раны. Он давно перестал искать забвения в джине. Ему было о чем мечтать, и предчувствие счастья помогало похоронить ужасные призраки.

Однако ему все еще недоставало храбрости вернуться в свет. Виконт тайком останавливался в Морган-хаусе, пока Гиффорд наводил справки об Уикхэме и искал ростовщика, которому заложили кинжал. Вот и на обратном пути он задержался ровно настолько, чтобы привести себя в порядок и проследить, как Бейнс передаст захваченный корабль с контрабандистами. Он все еще не мог найти в себе силы появиться при дворе, или в Сент-Джеймс-парк, или в одной из тех кофеен или клубов, где прежде с таким радушием принимали лорда Ридли.

– Отправляйся в Морган-хаус и помоги Гиффорду, чем сумеешь, – приказал он Бриггсу. – Кроме того, есть еще одно дело. Оно ляжет целиком на тебя. Гиффорду и так хватит забот.

– Слушаю, милорд. Я весь к вашим услугам.

– Дело касается моих друзей. Я надеюсь, что леди Мортимер и лорд Холфорд помогут мне в устройстве брачной церемонии. Но наше расставание прошло довольно мрачно. Тебе поручается принести от моего лица глубочайшие извинения и сожаления, что так вышло.

То ли ему показалось, то ли в глазах Бриггса действительно мелькнула искра?

– Да, милорд, – промолвил управляющий.

– Ты должен понимать, что миротворчество требует времени, – продолжал Грей. – Узы дружбы так просто не возродишь. Тем более что леди Дороти чрезвычайно тонко чувствующая натура. Боюсь, что мое поведение слишком сильно ранило ее сердце.

– Но при ее способности прощать, при ее чудесном характере, таком добром и великодушном… – Тут Бриггс опомнился и покраснел до корней волос. Смущенно откашлялся и уставился на собственные башмаки. Когда он заговорил снова, его голос звучал скованно и тихо: – Я нанесу визит леди Дороти, как только попаду в Лондон. И постараюсь заверить ее в нашем раскаянии.

– Понадобится нечто большее чем простое заверение, – нахмурился Грей. – Я требую, чтобы ты навещал леди ежедневно. – Тут ему пришлось отвернуться. Невозможно было смотреть на физиономию Бриггса без улыбки.

– Каждый день? – пробормотал он.

– Каждый день. И ты должен будешь водить ее в театр по меньшей мере два раза в неделю. А также на прогулки по Пэлл-Мэлл, когда будет хорошая погода. – Грей в задумчивости поднял глаза к потолку и почесал подбородок. – Да, и не забудь угостить ее чаем в заведении миссис Твиннинг на Стрэнде. Насколько я помню, все леди любят там бывать. – И он добавил, небрежно взмахнув рукой: – Ну и прочие увеселительные заведения, которые придут тебе на ум и которые понравятся леди Дороти. Чтобы поскорее обзавестись приличным костюмом, попроси Гиффорда проводить тебя к моему лондонскому портному.

– Но, милорд, я и так…

– Черт бы тебя побрал, Бриггс! Ты работаешь на меня или нет? Вот и делай, что велено, от моего имени. И постарайся не оплошать, что бы ты там ни чувствовал. Если общество леди Дороти тебе неприятно, что ж, просто терпи его ради меня. Ну а теперь убирайся: мне нужно поговорить с Рамом.

– Милорд. – Бриггс поклонился, сердито выпятив подбородок, и вышел. Грей обратился к индийцу:

– Итак, ты сказал, что утром пришло письмо от Гиффорда?

– Да, сэр Грейстон. И я, как и было приказано, не стал его вскрывать. – Он извлек из кармана конверт и подал его хозяину.

– Отлично. Если придется написать ответ, ты сам доставишь его на почту, да так, чтобы не узнал Бриггс. – С этими словами Грей торопливо прочел письмо и просиял от удовольствия: – Я всегда знал, что на Гиффорда можно положиться.

– Позвольте спросить, сэр Грейстон? – Рам приподнял густую бровь.

– Нет, не позволю.

– Похоже, вы чрезвычайно довольны собой, сэр, – ухмыльнулся камердинер.

– Доволен, но не спокоен. – Еще бы, ведь все тело изнывало от тоски одиночества. – Три недели, Рам. Кажется, я сойду с ума, пока снова ее увижу.

– Означает ли это, что мистеру Моргану придется еще немало потрудиться в богадельне? – склонил голову индиец.

– Меня тревожат не дневные труды, Рам, – мягко рассмеялся Ридли. – Меня терзают ночи!

Руины старого аббатства выступали из мягкого облака тумана подобно обглоданному остову древнего мистического морского чудовища. Аллегра улыбнулась, ощутив на лице капли влаги. Этот месяц в уединении и покое пошел ей на пользу. Все грязное, наносное покинуло душу, подобно тому как волны прилива дочиста отмывают скалы на берегу. Горе и ненависть улетучились под дыханием свежего соленого ветра с моря. Она не жалела, что на целый месяц стала затворницей.

Неподалеку зазвенели овечьи колокольцы, и вскоре из тумана показался пастух, гнавший стадо. При виде Аллегры он вежливо снял шапку и поклонился, и она ответила кивком. Обитатели деревушки почти не надоедали ей своим обществом, и не потому, что чуждались, – просто уважали ее право на уединение.

Вообще же это были добрые, открытые люди. Они с большой любовью вспоминали тетку Тома Уикхэма и считали само собой разумеющимся перенести эти теплые чувства на ее наследницу. Многочисленные фермеры, арендовавшие у нее землю, вели себя весьма почтительно.

Аллегра миновала аббатство и пошла вверх по тропинке, ведущей к скалам над заливом Робин Гуда. Здесь туман стал гуще, а воздух прохладнее. Внизу на утесах ссорились бакланы. Кое-где за камни цеплялись кусты боярышника, скрюченные в последнем усилии устоять перед суровым холодным ветром. Дикая красота этих мест всегда глубоко трогала Аллегру.

– Ах, Грей, – прошептала она, сгорая от желания разделить с ним безмятежный покой здешней глуши. Как было бы здорово вдвоем побродить по песчаному пляжу или взобраться повыше в горы! И стоять рука об руку на открытом утесе, подставляя лицо вольному ветру! Но до его приезда оставалось еще целых четыре бесконечных, мучительных дня. Он написал: «В субботу, двадцать четвертого». И еще: «Я тебя обожаю!»

Тропинка повернула прочь от берега, прямо в укромную лесистую лощину, где располагался ее коттедж. Даже в этот замкнутый мирок туман ухитрился запустить свои длинные щупальца: он обволакивал золотые осенние кроны деревьев и кусты роз у крыльца. Коттедж был старым, но уютным. На стенах из светлого песчаника еще оставались какие-то масонские надписи и эмблемы.

Аллегра стремительно вошла в дом, в просторную гостиную, занимавшую почти весь первый этаж, развела огонь в камине и отложила сделанные в Витби покупки. Вскоре комната наполнилась теплом, а в подвешенном на крюке котелке весело забулькала вода. Аллегра заварила свежий чай, нарезала принесенный с собой сыр и хлеб и уселась у окна, чтобы не спеша поужинать.

Серые сумерки быстро накинули на природу свое покрывало. Затворница зажгла свечи, достала рукоделие и собралась посидеть у камина часика два перед сном. В тепле ее разморило, и она уже задремала, как вдруг снаружи раздался шум. Кто бы это мог быть так поздно? Аллегра поспешила к двери и распахнула ее настежь. Из тумана выступила рослая фигура.

– Я больше не мог ждать, – просто признался он.

– Грей! – Она раскрыла объятия. Его губы казались очень холодными от морского ветра, а плащ отсырел. Но пламя их сердец легко превратило промозглый октябрьский вечер в настоящий летний день. – Входи же скорее! Ты, наверное, промерз до костей!

– И стер кое-что тоже до костей. Весь день провел в седле, почти без передышки.

– Один?

– Мысль о том, чтобы тащиться в карете, привела меня в ужас. А наездник из Рама никудышный.

– Ах, милый, какой же ты глупый! – В глазах у Аллегры стояли слезы радости. – Ты хоть поужинал в пути?

– Да. В харчевне на выезде из Мальтона. Но если у тебя найдется сарай для моего жеребца и горячая ванна…

– По-моему, там даже есть стойло, – ответила она. – Тетка Тома держала корову.

– Аллегра, – прошептал он, целуя и обнимая ее. Его голос был слегка хриплым, а руки нежными и сильными.

– Должно быть, ты испугался, что я тебя разлюбила? – спросила она, заметив в янтарных глазах тень сомнения.

– Каждую ночь я лежал без сна и думал, не приснилось ли мне такое счастье, – простонал Грей, снова прижимая ее к груди. – И правда ли то, что где-то меня ждет моя милая Аллегра!

– Она ждет тебя не дождется, любимый, – прошептала она.

– Но не сильнее меня! – засмеялся Грей. – А ну-ка, женщина, подавай сюда ванну да проводи меня в постель! Боже, как я мечтал об этом! Впору было снова браться за джин!

Пока Аллегра суетилась, Грей скинул возле камина грязную мокрую одежду. А она, отбросив всякий стыд, любовалась этим сильным, стройным телом, от одного вида которого по всему телу проходила волна истомы.

– Ух ты! – радостно пыхтел Грей, погружаясь в ванну. – Помнится, ты как-то обвиняла меня за бесстыжие взгляды. А что прикажешь думать о женщине, которая так вот ест меня глазами?

– Думай что хочешь, – поддразнила его Аллегра, игриво поведя плечиком. – А я имею право смотреть на что угодно, если мне это приятно.

– А что же будет приятно мне? – фыркнул Грей.

– Если уж на то пошло, – ответила Аллегра, роясь в буфете, – то у меня осталась барбадосская водка. Твоя строптивая буфетчица еще не забыла о своих обязанностях. – И она тут же подала ему полную рюмку.

– Точь-в-точь такая, какую я пил в своем поместье, – крякнул он, опрокинув рюмку единым духом. – До сих пор сомневаюсь, правильно ли я сделал, когда поменял буфетчицу на жену.

– Я справлюсь и с тем, и с другим, несчастный пес!

– Да, ты много чего умеешь, – лукаво ухмыльнулся Грей, протягивая пустую рюмку.

Аллегра потянулась, чтобы взять ее, и была тут же поймана и затащена в ванну.

– Грей! – крикнула она, упираясь руками в его мокрую грудь.

– Вот что мне приятнее всего, женщина, – объявил он. – Держать тебя в объятиях! – И он поцеловал ее так, что по спине у Аллегры прошел мороз.

Она опустила руки в теплую воду и пробежалась ладонями по большому мужскому телу. От этого возбуждение стало еще сильнее. Она чуть не замурлыкала от радости.

Только тут до нее дошло, что в воде оказались и ее юбки:

– Боже, мое платье! – хихикая, воскликнула она. – Пусти меня, Грей!

– Увы, увы, – в тон подхватил он. – Теперь уже все пропало!

Оба выбрались из ванны, и когда Аллегра опустила глаза, то обнаружила, что Грею впору тут же заняться любовью.

– Ну и странная вышла ванна! – засмеялась она. – Кто бы мог подумать?

– Действительно! Нужно немедленно проверить, не оказала ли она сходного влияния и на тебя? – И Грей торопливо принялся раздевать ее, останавливаясь лишь для того, чтобы наградить очередным поцелуем. Но вот с платьем было покончено, и он осторожно потрогал соски, вызвав у нее блаженный вздох. – Так и есть. Поднялись и затвердели. Наверное, это такая заразная болезнь!

– Вы поможете мне вылечиться, милорд? – прошептала Аллегра.

– Это запросто. – Он погладил памятную родинку возле соска и жадно поцеловал ее: – Очаровательная. Я запомнил ее с самого первого раза, когда пробрался к тебе в спальню и увидел, что ночная рубашка сползла с плеча. Мне стоило большого труда не поцеловать ее сразу же.

– Теперь она твоя, – промолвила Аллегра, обняв его. – Как и все остальное.

– Так не будем медлить, любимая! – Он расстелил просохший плащ на полу около камина и уложил ее возле огня. Все свечи были погашены, и только пламя очага отражалось в янтарной глубине глаз склонившегося над Аллегрой Грея. Он не спеша целовал ее губы и лицо, и она застонала, когда Грей лизнул сначала один, а потом второй розовый сосок. Она подалась навстречу, желая поскорее стать с ним единым целым, но он тихонько рассмеялся:

– Подожди. Так хочется тебя подразнить! – И Грей скользнул своим затвердевшим копьем у нее между бедер, по животу и по ложбинке между грудей. А когда Аллегра застонала, не в силах терпеть эту пытку, сжал ее груди. Его жезл оказался горячим, нежным и в то же время твердым. Влекомая волной неистового экстаза, она вцепилась было в его колени, и в ответ он еще сильнее сжал ее груди, не прекращая возбуждающей ласки. Однако Аллегре вдруг стало больно, она попыталась отвести его руки, в порыве страсти потерявшие чувство меры. Но сразу же испугалась: а вдруг Грей подумает, что она больше его не хочет. И Аллегра умоляюще зашептала:

– Хватит дразниться, Грей. Пожалуйста, скорее!

– Но тогда слишком быстро все кончится, – возразил он.

– А если ты не станешь двигаться?

– Это немного поможет.

– Тогда не двигайся, – попросила она, открываясь навстречу его безудержному порыву. Он заполнил ее всю, до конца, и Аллегра ощутила ни с чем не сравнимое блаженство. Тут же вспомнилась их первая ночь и та необычная мышца, которая обнаружилась у нее внизу живота. Аллегра попыталась сжать ее посильнее и с радостью услышала, как восторженно охнул Грей. Она проделала это снова и снова, и наконец он простонал:

– Колдунья! Неужели ты думаешь, что я так долго выдержу? – Припав к ее губам в поцелуе, он начал двигаться, доводя Аллегру до безумия, заставляя принять этот древний как мир дикий ритм. Обоих снедало жгучее пламя любви, и когда он с криком вздрогнул в момент освобождения, она испытала точно такое же наслаждение и судорожно обхватила его ногами, не желая отпускать. Тяжело дыша, Грей уткнулся носом ей в шею.

– До сих пор не привыкну к тому, что испытываю с тобой. Вот погоди, поженимся и только и будем делать, что предаваться любви. А слуги станут шептать: «Ага! Его милость снова поволок ее милость в спальню!» – Чмокнув ее в нос, Ридли предложил с ласковой улыбкой: – Если хочешь, задержимся здесь на день-другой. Я уже договорился с приходским священником в Ладлоу о нашей свадьбе. Домой можно добраться в почтовой карете.

– В Шропшир?

– Ну, сначала придется остановиться в Лондоне. Стоит посмотреть, чего добился мистер Бриггс.

– А разве он в Лондоне?

Грей расхохотался, как ей показалось, весьма ехидно.

– Он возит Долли по всему городу. Согласно моим приказам. Может быть, хоть теперь ему хватит храбрости поцеловать ей ручку – о большем я уж и не мечтаю.

– И ты нарочно их свел? – рассердилась Аллегра. – Зная о щепетильности мистера Бриггса? Ох, Грей, и как тебе только в голову пришло? – Она хотела было вскочить, но тут же рухнула на колени от необычной слабости. – Как… как это странно, – пробормотала Аллегра, растерянно мигая. – Мне показалось, что я вот-вот потеряю сознание. – И она взглянула на Грея округлившимися от испуга глазами: – Не дай Бог, подцеплю лихорадку!

Грей радостно рассмеялся.

– Черт побери! – завопил он, так и сияя от счастья.

– Что это значит? – Аллегра рассердилась не на шутку. Ну что тут смешного? А вдруг она больна?

– Не злись. – Он уже привлек ее к себе. – Скажи, когда я сжал тебе груди, а ты оттолкнула меня, тебе было больно?

– Д-да, – растерянно пробормотала она. – Они вообще казались какими-то тяжелыми в последнюю неделю. Непонятно почему.

– А твои недомогания? Они начались, как обычно?

– Нет. – Несмотря на близкие отношения, ей все еще было неловко обсуждать с ним столь интимные детали. – Их пока не было. Наверняка это все из-за последних приключений… на корабле, и в море, и потом у контрабандистов в плену… – Аллегра недоуменно пожала плечами.

– Ох, святые угодники, – простонал Грей, прижимая ее еще крепче. – Неужели Господь ниспослал мне такое счастье?!

– Счастье?! – охнула она, только теперь начиная что-то понимать. Действительно, ну и дура! – Грей, неужто я беременна?

– Наше дитя, – прошептал Грей, чуть не плача. – Да. Так оно и должно быть. Я помню, как у Руфи… – Он смущенно прокашлялся и встал, стараясь скрыть от Аллегры охватившую его бурю чувств. – Мы обвенчаемся завтра же. В Витби. – Помогая ей подняться, он поцеловал Аллегру так нежно, что сердце у нее запело от любви и гордости нести это почетное бремя. Она родит Грею ребенка, чтобы навсегда заполнить пустоту в душе. Она заставит его забыть о былых утратах и вернет ему счастье.

А Грей усадил ее перед камином, отыскал в сундуке свежую рубашку и заботливо укутал, не позволяя встать, пока он сам не отнесет в спальню угли, чтобы согреть постель. Аллегра не помнила, когда в последний раз над ней так хлопотали. И когда Грей на руках отнес ее в постель и заснул, не выпуская из объятий, она подумала, что невзгоды кончились и отныне ничто не омрачит ей радости жизни.

Грей с сомнением посмотрел на высокую крутую лестницу, что вела от деревни Витби к древней церкви Святой Марии, построенной еще норманнами, – квадратной, с оборонительными башнями по углам.

– Может, все-таки возьмем карету и проедем по дороге?

– Милый Грей, – Аллегра погладила его нахмуренные брови, – вот уже месяц я поднимаюсь по этой лестнице всякий раз, когда хожу за покупками. Я всего лишь беременная женщина. А не беспомощная калека.

– Но здесь не меньше двух сотен ступеней, – возразил он. – Позволь хотя бы понести тебя!

Аллегра хихикнула. В такие моменты он был ей особенно дорог – когда вел себя как влюбленный школьник.

– Будет слишком тяжело. – И она шутливо взмахнула корзинкой с целым ворохом лент, кружев и парой чудесных туфель. – Не надо было покупать в деревне столько всего.

– Вот приедем домой, и я скуплю для тебя все магазины. Наряды, драгоценности, и… – Он грозно уставился на двоих крестьян, которые пихали друг друга локтями и хмыкали, глядя на эту пару. – Черт побери! Почему они все так на нас пялятся?

– Надо же им как-то развлекаться. А как только ты договорился с настоятелем прихода о венчании, мы превратились в настоящий балаган. В такой маленькой деревушке сплетни разносятся быстрее лесного пожара. – И Аллегра показала на развалины аббатства, находившиеся в некотором отдалении от церкви. За ними был виден массивный особняк из грубого камня. – Я говорила, что вон там жили некие Холмли. Больше здесь никто не мог похвастаться дворянским званием. Но теперь хозяева особняка перебрались в Лондон, и ты, любовь моя, стал единственным аристократом в этой глуши. Да к тому же настоящим виконтом! Вряд ли местные крестьяне хоть раз в жизни видели виконта! – добавила она с лукавой улыбкой. Однако Грей почти не слушал, что она говорит. Он жадно смотрел на ее милое живое лицо и не мог налюбоваться.

– Знаешь, какая ты красивая, когда улыбаешься? Так и хочется схватить тебя и целовать, пока хватит сил. Прямо тут, на улице!

– Погоди хотя бы до венчания, – покраснела она.

– Тогда не будем терять времени, моя милая невеста? – И он церемонно предложил ей руку. Аллегра кивнула и оперлась на его локоть, позволяя увести себя вверх по лестнице.

Однако не успели они сделать и несколько шагов, как их нагнала незнакомая девица, присевшая в низком реверансе. В руках у нее имелась целая охапка цветов – почему-то немного грязных, которые она неловко всучила Аллегре:

– Негоже невесте идти к алтарю без букета. Вот, это последние, что остались в мамашином саду. – И девушка умчалась прочь, покраснев от смущения.

Аллегра все еще смотрела вслед неожиданной дарительнице, радуясь и удивляясь одновременно, как к ним подошла старуха, опиравшаяся на костыль. Кажется, это была мать одного из арендаторов. Тут же вокруг показались местные зеваки: они выжидали, что сделает старая крестьянка. А та широко улыбнулась беззубой улыбкой и вытащила из своей корзинки пучок сушеного розмарина:

– Мы все желаем счастья вашим светлостям. – Концом клюки она указала на крутую лестницу и добавила: – У нас в Витби все как есть невесты с женихами прошли по этой дорожке. – Вручив Аллегре по-прежнему пахучий розмарин, она прикрикнула на своих земляков: – Ну, чего оробели? Видите, они не кусаются!

Тотчас к молодым началось целое паломничество, и вскоре Аллегра уже с трудом могла удержать их дары: полевые цветы с песчаных пляжей, пурпурные сочные камнеломки, последние подвядшие розы. Она едва сдержала слезы, Эти незамысловатые подношения, сделанные от чистого сердца почти незнакомыми ей людьми, лишний раз служили напоминанием, что на свете добра больше, чем зла. Тронутая до глубины души, она на миг лишилась дара речи и только молча улыбалась Грею дрожащими губами.

– Смотри-ка, что за удивительный народ! – рассмеялся Ридли. – Что ж, придется закатить такую свадьбу, которой здесь еще не видели! – И он обратился к старухе: – Скажи, в Витби найдется таверна с таким запасом эля, чтобы напоить всех поселян?

– Найдется, как не найтись, ваша милость! – горячо закивала та. Грей порылся в кармане и вытащил кошелек с золотыми:

– Тогда передайте хозяину, чтобы развел огонь и нажарил побольше мяса да выкатил все свои бочонки – пусть угощения хватит на всех желающих. – Взмахом руки он остановил зазвучавший было радостный гомон: – А еще мы просим оказать нам честь и присутствовать на нашем венчании в церкви. Но сначала… – Грей хитро подмигнул Аллегре и шепнул: – Негодница, я все же добьюсь своего! – И снова обратился к крестьянам: – Сначала раздобудьте мне четырех крепких парней и прочное кресло, чтобы не рассыпалось на этих ступеньках, – Не спуская с Аллегры любящего взгляда, он поцеловал ей руку и закончил: – Пусть моя невеста поднимется к алтарю в кресле.

И так оно все и было: Аллегру усадили в самое приличное кресло, какое нашлось у добросердечных жителей Витби, вместе с охапками цветов. Настоятель церкви Святой Марии благословил их союз под умиленные охи и вздохи растроганных зрителей. После чего все поспешили вниз, чтобы усесться за праздничный стол, прославляя невесту с женихом.

Когда новобрачные собрались в обратный путь наверх, уже давно стемнело. Они то и дело останавливались, чтобы помахать на прощание засидевшимся в таверне гостям, а потом не спеша зашагали по тропинке.

Оба молчали, поглощенные чудом их любви, волшебством прозрачной тихой ночи и красотой огромной полной луны, такой яркой, что ее диск затмевал свет звезд. Проходя мимо старых, иссеченных непогодой могильных памятников на кладбище возле церкви, они словно играли в прятки с этим ночным светилом.

И вдруг Грей упал на одно колено и почтительно промолвил:

– Приветствую тебя, любовь моя, Анна Аллегра, виконтесса Ридли. Твое имя создано для такого титула. Ты будешь носить его по праву.

– Они тоже имели право быть здесь в этот день и разделить мое счастье, – прошептала она. Сердце болезненно сжалось от застарелой обиды и горя, а из глаз брызнули горючие слезы.

Грей вскочил и прижал ее к груди. В ярком лунном свете было видно, что он смущен и встревожен.

– Аллегра, я надеялся… мой подарок… Может быть, он немного облегчит твою боль?

– Что же это?

– Как раз перед отъездом мне пришло письмо от Гиффорда. Им с Бриггсом удалось получить высочайшее помилование. Король полностью оправдал Бэньярдов. И восстановил доброе имя твоего отца.

– Слишком поздно пришло это помилование, – с горечью произнесла Аллегра.

– Неужели ты еще лелеешь в сердце ненависть? Мне казалось, что все кануло в Лету.

– Мне тоже так казалось, – вздохнула она. – В день, когда погиб Том. А теперь кажется, что Джона Уикхэма я не прощу даже на смертном одре. Пойдем скорее спать, любимый. Помоги мне снова научиться радоваться жизни.

Рука об руку новобрачные вошли в спальню. Торопливо разделись и улеглись в просторную, скрытую под пологом кровать. Хотя Грей в эту ночь был особенно нежным и чутким любовником, Аллегра ощутила какое-то смутное беспокойство. Вроде бы все было, как обычно, но и в то же время Грей казался каким-то отстраненным… если не бесстрастным! Неужели брачная церемония лишила их объятия былого пыла?

И тут ей припомнилось, как Ридли вел себя на протяжении всего дня. Аллегра сердито уселась и уставилась на него.

– Мне что же, придется терпеть это все восемь месяцев? – осведомилась она. – И целых восемь месяцев, укладываясь с тобой в постель, я буду чувствовать себя дурацкой фарфоровой куклой?

– Что ты имеешь в виду? – возмутился он.

– Грей, у меня сильное, здоровое, привычное к труду тело. И ты можешь не трястись от страха, когда прикасаешься ко мне. Я не рассыплюсь!

– Но ведь ты в положении. И я старался быть осторожным. Это вполне естественно.

– Ну, так лучше вам вообще не прикасаться ко мне, милорд, – выпалила она, выскочив на середину комнаты. – Вплоть до того дня, пока я не рожу вашего ребенка!

– Это что, мятеж? Не успели мы пожениться? – Он погрозил Аллегре пальцем. Янтарные глаза под густыми бровями полыхнули дьявольщиной в тусклом свете свечи. – А ну, поди сюда, негодяйка!

– Сначала поймай меня! – заявила она, приплясывая по всей комнате, как расшалившаяся девчонка.

Грей с ревом бросился вдогонку, словно разъяренный бык. Не успела Аллегра и глазом моргнуть, как ее загнали в угол, бесцеремонно сгребли в охапку и потащили в постель. Несмотря на попытки сопротивляться, Грей прижал ее к кровати и заставил раздвинуть ноги.

– Ты этого добивалась, чертовка? – И его пальцы скользнули во влажную ложбинку. Она ахнула от наслаждения, но все же не смирилась. И когда Грей собрался овладеть ею, улучила момент и опрокинула его на спину.

А потом ловко оседлала мужа, вобрав в себя то, что давно жаждало слиться с ее телом, любуясь его растерянным лицом:

– Неужели вы предпочитаете робких любовниц, милорд?

Грей хотел заставить ее двигаться, но она не спешила, желая подольше подержать его в этом сладостном плену. Он даже застонал от досады.

Тогда Аллегра торжествующе улыбнулась и принялась чертить пальчиком на поросшей жесткими волосами широкой груди.

– Аллегра не китайская ваза. – Она слегка ущипнула его сосок.

– Ну хватит! – пропыхтел он, потеряв последнее терпение, и, стащив Аллегру с себя, уложил ее на спину. Сдерживаться дальше не было сил, и их соитие наполнилось той неистовой страстью, от которой у Аллегры темнело в глазах, а разрядка становилась просто ошеломительной.

Наконец она успокоилась, довольная и счастливая. Но вскоре ее разобрал смех.

– Наверняка наш ребенок преспокойно спал все это время!

– Ему следует научиться спать довольно крепко, – промурлыкал Грей, нежно покусывая розовое ушко, – если учитывать то, чем я намерен заниматься с тобой все восемь месяцев.

Постепенно в комнату проник ночной холод. Любовники укутались плотнее и уснули, тесно прижимаясь друг к другу. Засыпая, Аллегра подумала, что этот день самый счастливый в ее жизни.

Она очнулась от шума, сдавленных восклицаний и ругательств. Место Грея было пустым. Трясущимися руками ей не сразу удалось высечь огонь и зажечь свечу. Только потом Аллегра решилась выбраться из кровати.

Грей прижимал к полу какого-то рослого незнакомца. Одной рукой он держал его за горло, а другой заломил кисть, сжимавшую устрашающих размеров кинжал. Но вот клинок выпал из ослабевших пальцев, и Ридли поспешил зашвырнуть его подальше, рявкнув:

– Этот чертов мерзавец хотел убить меня спящего!

Аллегра гневно уставилась на нападавшего. Как он посмел нарушить их уединение, их покой? Наверняка какой-нибудь грабитель с большой дороги, ночной вор. Вон у него какая лохматая шевелюра и грубая физиономия, искаженная волчьим оскалом. Он неистово мотал головой по полу, цепляясь за руку Грея, сжимавшую его горло. Хрипло выругавшись, грабитель впервые взглянул на Аллегру. Она вскрикнула и отшатнулась, прижимая руку к груди.

– Боже милостивый! – вырвалось у нее. – Чарли?!