– В зале для слуг ты будешь сидеть за самым нижним столом, вместе с горничными и судомойками. Все слуги находятся под моим началом, и я тебе вот что скажу: ты получишь повышение только тогда, когда его заработаешь, и ни секундой раньше.

Голос миссис Ратледж звучал холодно, и в нем слышались сварливые нотки. Если накануне она вела себя более или менее любезно, то сейчас от ее любезности не осталось и следа.

– Да, мэм, – с неловким реверансом ответила Аллегра, недоумевая, чем же заслужила столь неприкрытую неприязнь. Наверное, дело в том, что Ридли привел ее в дом самолично, не спросив мнения экономки, и она сочла это выпадом в свой адрес. Аллегра незаметно окинула взглядом комнату миссис Ратледж, расположенную в центре первого этажа, рядом с кабинетом мистера Бриггса. Презрение, с которым экономка относилась к своему хозяину, явно не ме шало ей обогащаться за его счет. Ее комната была роскошно обставлена. В глубоком алькове стояла большая кровать с бархатным пологом; полированные столики, удобные стулья и массивные кресла были сделаны из ценных пород дерева, а на письменном столе лежали гроссбухи и иные записи, по требные для ведения большого, чрезвычайно богатого дома. На обустройство своего рабочего места миссис Ратледж так же не поскупилась: чернильный прибор, к примеру, сверкал серебром, а не бронзой, а кресло, в котором восседала домо правительница, было обито дорогой малиновой шерстью.

Миссис Ратледж открыла стоявшую на письменном столе эмалевую шкатулку, взяла оттуда карамель, положила ее в рот, после чего спросила:

– Ты когда-нибудь прежде служила в большом доме?

– Нет, мэм, но работа мне не в новинку.

– Его милость сообщил мне об этом, однако велел, чтобы я не давала тебе тяжелой работы. – Женщина впилась в лицо Аллегры цепким взглядом, словно искала в нем ключ к разгадке этой тайны. – Ты часом не больная? – спросила она с подозрением.

– Я не хуже любой другой служанки в этом доме, – едва сдерживаясь, заверила девушка. Меньше всего на свете она желала поблажек от Ридли. – И могу работать наравне с остальными.

– Но за гораздо меньшую плату. – Физиономия экономки расплылась в ленивой, двусмысленной улыбке. – Всего за три фунта. Я бы сочла такую плату оскорбительной. Не понимаю, почему ты согласилась. Или почему его милость не предложил больше. – И толстуха умолкла, любопытно поблескивая глазами в ожидании ответа.

«Жди, жди! – подумала Аллегра. – Так я тебе и сказала!»

Миссис Ратледж первая нарушила затянувшееся молчание. Она недовольно пожала плечами и с презрительной гримаской заметила:

– Впрочем, никто не знает, что творится у него в голове. – Из шкатулки была извлечена еще одна конфетка. – Что же касается твоих обязанностей – будешь работать с остальными горничными. Бери пример с Верити. Она хорошая девушка и достойна подражания. – Пухлые губы внезапно скривились так, что Аллегра подумала: уж не попалась ли миссис Ратледж вместо конфетки лимонная корка? – Мистер Бриггс сказал, что ты умеешь читать и писать, – неприязненно продолжала достойная дама. – Надеюсь, это не даст тебе повода задирать нос перед слугами или пытаться верховодить другими девушками. Учти, если я захочу, то в два счета испорчу тебе жизнь. – И она грозно взмахнула в воздухе пальцем. – Ну а теперь повернись. Надо рассмотреть тебя как следует.

– Да, мэм. – Аллегра скрепя сердце повиновалась. Было бы глупо делать эту женщину своим врагом. И она стала поворачиваться как можно медленнее, чтобы экономка смогла разглядеть все, что пожелает.

Прежде чем спуститься к завтраку, ожидавшему всех слуг, Барбара вручила Аллегре несколько необходимых мелочей: шейный платок, скромно прикрывавший грудь, миниатюрный чепчик, под который убрали тугой узел черных волос, и крахмальный передник. Хотя это был всего лишь повседневный наряд горничной из хорошего дома, он выглядел намного роскошнее того, что девушке приходилось носить в Каролине. Хаммер Прингл скупилась на одежду, почти так же как на еду. Не говоря уже о заурядной доброте.

– Под солнцем твоя кожа спеклась в настоящий пергамент, – брезгливо поморщилась миссис Ратледж и добавила, осуждающе качая головой: – Ты выглядишь просто неприлично. Ну что ж, придется драить тебя песком со щелоком, чтобы смыть этот ужас, – станешь белее самой белой лилии.

Аллегра помрачнела. Она явилась в этот дом, чтобы быть служанкой, а не бледноликим цветочком. Боже упаси! Ее передернуло от внезапной отвратительной догадки.

– Это пожелание его милости? – спросила она. – Ему по-прежнему угодно превратить меня в напомаженную слюнявую кокотку?

– Не забывайтесь, мисс! – Холодные глаза экономки угрожающе сузились. – Его милости угодно видеть вокруг себя пригожие свежие лица молодых служанок. А чем он с ними занимается – исключительно его дело. И не нам с тобой его судить, Господь тому свидетель! Зато мне вовсе не понравится, если он примется точить об меня свой острый язык, увидев твою рожу! Станешь скрести ее два раза в день – и без возражений! Иначе я прикажу поварихе с помощницами, чтобы они проделывали это силой. Ты все поняла?

– Да, мэм, – буркнула Аллегра, понурившись. Однако этот тон явно понравился экономке.

– Будешь вести себя как положено, – снисходительно заметила она, – и твоя жизнь здесь станет весьма приятной. По крайней мере внизу, в помещениях для слуг. – Миссис Ратледж замялась, бездумно вертя пером для письма. – Его милость… То есть я имела в виду… Мистер Бриггс сказал мне, что ты тоже была наверху прошлой ночью. – Она решительно вздернула подбородок и глянула Аллегре прямо в лицо: – Ты все видела?

Девушка утвердительно кивнула, невольно покраснев при одном воспоминании об ужасном унижении Ридли.

– Его милость подвержен неожиданным припадкам. И тебе придется научиться мириться с ними. А также держать рот на замке за пределами Бэньярд-Холла. – Голос экономки стал многозначительным. – Что бы ты там ни думала о подобном поведении, пока мы на службе у его милости, его позор – наш позор. И я не желаю, чтобы в округе про него ползли новые сплетни: довольно того, что болтают и так.

Аллегра снова кивнула, но предпочла промолчать. Миссис Ратледж явно не располагала к расспросам о том, почему Ридли заслужил славу отъявленного труса, как бы ни сгорала девушка от любопытства. Пожалуй, лучше обратиться к Барбаре или Верити: те наверняка с охотой поделятся известными им слухами. И она просто спросила:

– Что я должна делать нынче утром?

– Пусть кто-нибудь тебе покажет, где хозяйские покои. Прошлой ночью он бушевал, как никогда. И теперь там полно работы. Остальных девушек ты тоже найдешь там; они уже начали уборку. – И Аллегру отпустили повелительным взмахом руки.

Однако ей не требовался проводник, чтобы найти комнаты Ридли. Ведь прежде их занимал ее отец. Девушка миновала парадную лестницу, прошла по длинному коридору мимо многочисленных салонов и гостиных на первом этаже и по черной лестнице поднялась на второй этаж, где находились хозяйские покои. Преодолевая этот неблизкий путь, она почувствовала себя довольно странно. И даже попыталась представить себя маленькой Девочкой: как будто крадется тайком по этим коридорам, чтобы заглянуть в кухню и выпросить что-нибудь вкусненькое у добряка повара. Или осторожно, затаив дыхание, следит за своими старшими братом и сестрой. Но воспоминания детства сохранились очень нечетко, безжалостно смытые потоком жестоких испытаний, в который превратилась ее жизнь.

Да и к тому же все в Бэньярд-Холле очень изменилось. Стены покрывали новые панели и незнакомые обои, а вычурная мебель поражала своей безвкусицей – мама ни за что не поставила бы такую у себя в доме. Правда, кое-где ей вроде попадались остатки прежней обстановки – то столик, то кресло, но сказать это с уверенностью она не могла. Да и картины на стенах были совершенно незнакомы. Девушка вздохнула, охваченная внезапным ощущением вины. Ну почему было суждено выжить ей одной? Вряд ли мама чувствовала бы себя такой чужой в своем собственном доме. Или Люсинда. Или Чарли.

Подойдя к дверям в покои Ридли, Аллегра застала за работой не меньше полудюжины лакеев. Они суетились, словно пчелы в разоренном улье, ликвидируя последствия вчерашнего погрома, заменяя изодранные ковры, изломанные стулья и разбитые зеркала. Столяр с помощью шпаклевки и краски пытался восстановить резной рисунок на дверном косяке, а розовощекий юноша старательно отмывал пятно с расписной панели. Аллегра перешагнула через обломки мраморного бюста, валявшиеся у порога, и вошла в небольшую личную гостиную Ридли. Здесь царил такой же хаос, что и в коридоре. Перевернутая покореженная мебель, осколки стекла и фарфора, свечи и подсвечники, раскиданные по всем углам. Из трех горничных, в поте лица занятых уборкой, Аллегра узнала лишь одну – Барбару, которая стояла на коленях возле самой двери. Девушка сжимала в руках нож и отскребала капли воска от полированного пола. При появлении Аллегры она скорчила недовольную гримасу:

– Ты всегда такая неповоротливая? – с упреком спросила она.

– Меня задержала миссис Ратледж. Не обижайся, – ответила Аллегра и удивленно прищелкнула языком, осматривая комнату. – Господи Боже, ну и неразбериха.

– Видела бы ты, что творится в спальне, – сердито фыркнула Барбара и указала на соседнюю комнату. – Он вроде бы пожелал девушку для утех, да передумал, как только ее увидел. Вытолкал взашей, всю в слезах, а потом принялся хлестать кларет целыми бутылками. Нынче утром парни вытащили целую корзину с пустыми бутылками. Его кровать залита так, что не осталось живого места: простыни, полог – все в вине. Даже на оконные занавески попало!

– Разве человек может вложить столько денег в обстановку собственного дома, чтобы потом вот так его громить? – Аллегра недоуменно качала головой. – Не важно, пьяный он или трезвый.

– Да если бы это была его собственная обстановка! Миссис Ратледж сказала, что он и не подумал беспокоиться об этом: просто купил Бэньярд-Холл как есть, и все. То, что ты видишь, принадлежало прежнему хозяину. Барону Эллсмеру.

– Я… слышала о нем, – промолвила Аллегра. – Их родовое имя – Уикхэмы, верно? По крайней мере мне так сказали. – Ей с большим трудом давалось это показное равнодушие. Следовало поскорее научиться слышать имя своих заклятых врагов, не моргнув и глазом. И почему-то вдруг стало ужасно любопытно разведать все про здешние слухи. – А что, Эллсмеры все время владели Бэньярд-Холлом? – спросила она.

– Нет. Перед ними были сами Бэньярды. Давным-давно. От них поместье и получило свое имя. Ну, да теперь-то все они на том свете. И туда им и дорога. Рассказывают, все они были изменниками, предателями короны. Правда, сама я не знала ни одного из этих негодяев. А вот в Ньютоне еще осталось несколько стариков, из прежних арендаторов, которые говорят про их род только хорошее. – Барбара с ожесточением принялась отскребать особо упрямое пятно воска, но вскоре отшвырнула нож и выпрямилась. – Никакого проку от этого не будет. Может, попробовать горячим щелоком с дресвой… – И она кивнула на дверь в спальню: – Там Верити с Мэрджери. Иди помоги им.

Открывая дверь, Аллегра увидела Мэрджери – совсем молоденькую прачку, горестно склонившуюся над большой, закрытой пологом кроватью и взахлеб причитавшую:

– Ох, Верити, да мне ни за что не отстирать эту парчу! И что же теперь делать? – Она кое-как стащила с рамы испачканный полог и принялась снимать простыни.

Верити торчала под самым потолком на складной лестнице. Она на миг отвлеклась от бледно-желтой шелковой обивки, которую отдирала от стены, и вздохнула:

– Ну, опять завелась. Да перестань ты хныкать, Мэрджери. Миссис Ратледж не требует от тебя чуда. Отстирается дочиста – и ладно. А не отстирается – даст Бог, мистер Бриггс уговорит его милость купить новую парчу на полог.

– Как бы не так! – У Мэрджери уже задрожали губы. – Он же только вчера меня отругал. Обозвал тупой, ленивой девкой, которая даже его простыни в чистоте содержать не может. И это после того, как я три раза полоскала их в синьке и стерла себе пальцы до костей… – Она в отчаянии всплеснула руками над грудой парчи на полу: чудесную золотистую ткань грубо пятнали густые алые потеки. – Да разве можно такое отстирать?!

– Мэрджери, слезами горю не поможешь, – увещевала ее Верити. Тут она обернулась к двери и заметила Аллегру: – Вот еще пара рук на подмогу. Это та самая Аллегра, новая служанка в Бэньярд-Холле.

Аллегра приветливо улыбнулась и предложила, не желая оставаться в стороне:

– Давай я сверну эти тряпки, чтобы удобнее было тащить их вниз.

Верити согласно кивнула, и девушка не мешкая принялась за дело, туго сматывая скользкий шелк, пока две другие служанки отдирали его от стен в четыре руки.

– За завтраком у нас только и разговору было, что про тебя, – не выдержала наконец Мэрджери. – И про этого ужасного сэра Генри.

– Мерзкий тип, – пробурчала Верити. – С мерзкими лапами. Я как-то столкнулась с ним на рынке в Ладлоу прошлым месяцем. Так он меня чуть не… – Она не договорила, с отвращением передернув плечами.

– Ни за что не поверю, будто лорд Ридли пришел тебе на выручку, прямо как странствующий рыцарь из сказок, – удивленно промолвила Марджери. – Только не он, который без устали говорит и делает гадости.

– Рыцарь? – презрительно фыркнула Верити. – Фермер Дженкинс сказал нашему Хэмфри, что его милость не принял вызова от сэра Генри. Даже от этого жирного сэра Генри, с которым запросто справится десятилетний пацан! Виконт мог бы побить его одной левой, кабы захотел. Тоже мне, рыцарь!

– Так, значит, это правда? – растерялась Аллегра. – Про то, что он никогда не принимает вызова?

– Я уж не знаю отчего, – ответила Верити, – да только говорят, что стоит ему показаться в Лондоне, как над ним начинают потешаться все кому не лень. И нет ни одного джентльмена, который бы не швырнул перчатку лорду Ридли. Хотя бы для того, чтобы полюбоваться, как он удирает, поджав хвост. Вот послушай: однажды в Ньютоне я сама…

– Хватит! – перебила Аллегра. – Из-за этой болтовни мы никогда не кончим уборку! – Девушка и сама не понимала, с какой стати Ридли вдруг стал для нее столь небезразличен. Пусть себе празднует труса – какое ей дело? И пусть топит свою печаль в вине. Может, ее задело то, что он так молод, красив и богат? И ей претит то, как разбазаривает свою жизнь человек, столь обласканный судьбой?

Она трудилась в ожесточенном молчании, без конца складывала, связывала и заворачивала, пока на стенах не осталось ни клочка шелка. Верити спустилась с лестницы, подхватила охапку ткани и сказала:

– Мы с Мэрджери отнесем это вниз и приступим к стирке. Вон там, в углу, есть чистые простыни для кровати. Как постелешь – спускайся в прачечную, поможешь нам. Пошли, Мэрджери.

Прачка взялась было за оставшийся на полу шелк, но слова Верити напомнили ей о предстоящем непосильном труде. Пухлые губки плаксиво скривились:

– Да мне ни в жизнь это не отстирать! Что я скажу, когда он снова начнет придираться?

«Никчемный болван, – с гневом подумала про Ридли Аллегра. – Относится с таким пренебрежением к своему богатству, тогда как у других нет ничего…»

– Может, посоветуешь ему самому заняться стиркой? – раздраженно воскликнула она.

– Тс-с, всполошилась Верити, тыча пальцем в небольшую дверь в углу комнаты. – Он же там! – прошипела горничная.

– Неужели? – остолбенела Аллегра.

– Там у него еще один кабинет. И стоит небольшая кровать… – Верити добавила в полный голос, показывая на гостиную: – Ты пока кончай уборку. И спускайся в прачечную.

– И не вздумай разбудить хозяина, – выдохнула Мэрджери, полуживая от страха.

– Постой минутку, Верити, – окликнула Аллегра. Она сгорала от любопытства. А эта девица, судя по всему, в курсе всех здешних сплетен. – Кто эта Леди Печали? – Душераздирающий тон, каким Ридли произнес накануне эти слова, и отчаянный взор светлых глаз не давали Аллегре покоя.

– Понятия не имею, – пожала плечами Верити. – Ни разу про такую не слышала. Ну, пойдем, Мэрджери. – И обе ушли, оставив Аллегру наедине со своей работой и тревожными мыслями.

Застелить кровать чистым бельем и взбить подушки было для нее делом одной минуты. Девушка привыкла к более тяжкому труду. Без конца поглядывая на кабинет Ридли, она нерешительно качала головой. Конечно, ей больше нечего здесь торчать и следует поскорее спуститься в прачечную. И все же… один мимолетный взгляд. Разве от этого будет кому-то вред? Стоило ей осторожно приотворить заветную дверь, как в ноздри ударил приторный аромат заморских благовоний..

– Боже милостивый! – вырвалось у замершей от удивления и неожиданности Аллегры. Наверняка эту комнату обставил сам Ридли, а не Уикхэм. Потому что человек, превративший особняк Бэньярд-Холл в безвкусное подражание нынешней моде, просто не мог увлекаться подобным стилем! Комната, в которой оказалась Аллегра, была чрезвычайно необычна: никогда в жизни девушка не видела ничего подобного. Лучи утреннего солнца проникали сквозь окна, полуприкрытые сандаловыми ставнями, изукрашенными причудливой резьбой, а на полу лежал толстый пушистый ковер. Цветы, из которых состоял искусно вытканный на нем орнамент, были Аллегре совершенно незнакомы. Единственное кресло возле окна скорее напоминало гору шелковых подушек, наваленных на деревянный остов, нежели обычное седалище для благовоспитанного английского джентльмена. А от непривычных и тем не менее гармонично сочетавшихся ярких цветов наволочек – от шафранных до пронзительно-желтых, – пестревших изображениями алых тропических птиц, так и веяло загадкой и очарованием далеких, неведомых земель.

Еще здесь находилось несколько круглых низеньких столиков, богато инкрустированных перламутром, три или четыре легких стула с прямой спинкой из резного тикового дерева, с обитыми шелком мягкими сиденьями и целая вереница вырезанных из слоновой кости игрушечных слоников, выстроившихся на каминной полке. Множество канделябров, ваз и кувшинов, украшавших кабинет, были также заморской работы: их полированная медь пестрела экзотическими узорами.

Но больше всего поразило Аллегру то, что она увидела на стене над камином: обширнейшая коллекция кинжалов и сабель. Их рукоятки сверкали удивительными самоцветами, а гладкая сталь клинков, покрытая девизами и узорами, говорила о высочайшем искусстве создавших их оружейников.

При виде всей этой кучи оружия, от которой исходила смертельная, недремлющая угроза, Аллегра в растерянности прикусила губу. Что же творится в сердце у человека, который сознательно терзает себя таким вот напоминанием о собственной трусости?..

Виконт Ридли, не покрытый одеялом, лежал на узкой жесткой кушетке в дальнем углу комнаты и дышал глубоко, едва слышно. Бледное лицо и простая белая рубашка, контрастировавшие с сочными красками шелковой подушки, создавали странное ощущение беззащитности. Он лежал на спине с закрытыми глазами, вольно раскинувшись во сне. Нигде не было видно веревок, которыми его связали ночью: наверное, лакей позаботился избавиться от них, пока хозяин спал.

Не в силах сдержать любопытство, Аллегра подкралась поближе к кушетке, чтобы рассмотреть спящего получше.

Его высокий лоб был чистым и гладким, как у ребенка, а длинные, загнутые на концах ресницы оттеняли щеки, словно легкий, но густой пух. Ему явно следовало побриться, но это нисколько не умаляло привлекательности правильного худого лица. Синеватая тень отросшей щетины начиналась почти у самых ушей и спускалась на подбородок, охватывая губы темным овалом; Аллегре ужасно захотелось потрогать это место. Его губы – только накануне они изрыгали проклятия и оскорбления и столь жестоко пытались целовать саму Аллегру – казались теперь такими мягкими и чувственными, что вызывали безумное желание наклониться и прильнуть к ним. И она принялась гадать, давно ли миновало то время – если оно было вообще, – когда характер этого человека был так же мягок и чист, как тот облик, что придают ему колдовские чары сна.

«Хотела бы я познакомиться с тобой в те дни, Грейстон Ридли!» – подумалось Аллегре во внезапном порыве. Она бы с удовольствием подружилась с ним, шутила, смеялась и даже немножко пофлиртовала. И тогда, наверное, обменялась бы нежными поцелуями с этими милыми устами. Сложись ее жизнь чуть-чуть иначе – и они могли бы быть соседями.

«Господи, что за глупость!» Собственные дикие фантазии вызвали у Аллегры горькую улыбку. Можно подумать, она впервые в жизни видит мужчину! Надо же, ошалела до того, что грезит наяву! Они живут на разных концах земли, их жизни похожи примерно как день и ночь, и лишь глупая гусыня позволит своему сердцу биться так часто при виде какого-то там красавца.

И все же… Она со вздохом подумала, что это могло бы случиться, а могло бы и не случиться. Чувствуя себя круглой дурой, девушка вернулась к своим более чем дерзким наблюдениям. Украшенный кружевами ворот рубашки был изорван и распахнут чуть не до пояса. Аллегра скользнула глазами от самого подбородка с едва заметной ямкой вниз по шее, к ключицам, к густым жестким волосам, под которыми угадывалась мощная грудная клетка, равномерно вздымавшаяся и опадавшая при каждом вздохе. При виде этого мускулистого торса сердце у Аллегры забилось еще чаще, а взгляд стыдливо застыл, не смея опускаться дальше.

Девушка охнула от испуга, когда стальные пальцы внезапно сомкнулись на ее запястье. Она моментально перевела взгляд на лицо Ридли. Несмотря на то что он лежал точно в такой же позе, теперь в его чертах не осталось и следа сонливости, а сильные пальцы стиснули запястье и заставили Аллсгру наклониться.

Время словно прекратило свой бег. Аллегра затаила дыхание, околдованная тем, что открылось ее взору. Его глаза превратились в два золотистых медовых озера, в переливчатый янтарь, который омывал ее нежным ласковым сиянием. Рот приоткрылся в улыбке, и полные, чувственные губы как бы приглашали к такой близости, о которой было страшно даже помыслить. Она затрепетала всем телом.

И тут на его лицо набежала едва заметная тень – так иногда почти невидимое глазу облако закрывает солнечный диск, – и все изменилось. Янтарь застыл и стал твердым. Теперь его глаза стали глазами тигра, готового к прыжку, и как нельзя лучше сочетались с обстановкой этой странной комнаты. Мягкая улыбка, мгновение назад тронувшая Аллегру до глубины души, превратилась в волчий оскал. Ридли беззастенчиво уставился на ее грудь, а потом взглянул ей в лицо. Он облизнулся – алчный, чувственный, полный угрозы жест.

Внезапно Аллегре показалось, что пальцы, державшие ее руку, стали горячими, обжигающими. Кожу на затылке свело и покалывало от необычной смеси страха и необъяснимых желаний.

– Пожалуйста, милорд… – пробормотала она.

Виконт негромко хмыкнул.

– Милая Аллегра. – Хриплый, возбужденный шепот звучал как у заправского соблазнителя. – Я знал, что рано или поздно ты явишься ко мне. Но даже не надеялся, что ты выскажешь столь откровенную готовность.

Не может быть! Кто дал ему право воображать, будто она явилась, предлагая себя! Ошарашенная, не в силах найти подходящие слова, Аллегра пролепетала несвязно:

– Но, милорд… Я не явилась… Это вовсе не…

– Уж не пламя ли страсти сковало твой язык? – улыбнулся Ридли.

– Вы неправильно поняли меня, милорд, – выпалила девушка, больше всего на свете желая разъяснить столь плачевное недоразумение. Он не должен думать, будто она пришла, чтобы удовлетворить его страсть. Боже упаси, да ей никогда в жизни не придет в голову ничего подобного! – Я… я просто заглянула на минутку в ваш кабинет… проверить, не смогу ли быть чем-то полезна.

– О да. – Его улыбка превратилась в двусмысленную ухмылку. – Ты можешь быть мне чрезвычайно полезна. Как и любая красивая женщина мужчине. И вот ты к моим услугам.

Она выругалась про себя, проклиная собственное косноязычие. Нежные щечки заалели от стыда.

– Я же сказала вам, милорд, я вовсе не…

– Моя шлюха? Ну, это-то я помню. Но вполне возможно, что у меня возникнет желание сделать тебя своей любовницей! – Последнее слово он буквально промурлыкал, не отрывая глаз от ее испуганного лица. – Ты ведь знаешь, что это совсем иное дело. Представь, как приятно будет просыпаться по утрам и видеть рядом с собой в постели тебя – тепленькую, разомлевшую от страсти, что заполняла нашу ночь. И слышать твой мелодичный, глубокий голос, возвращаясь из царства сна.

Эти наглые, откровенные попытки затащить ее в постель доводили Аллегру до бешенства. Только последняя дура могла бы купиться на нежные слова и обещания. Разве этот тип чем-то отличается от ненасытных, похотливых фермеров, на которых она насмотрелась в Колониях. От сквайра Прингла, который пребывал в полной уверенности, что тело ее матери не более чем сосуд для удовлетворения его отвратительных потребностей? Судя по всему, Ридли мог оказаться много хуже самого последнего деревенского увальня, учитывая поглощаемые им без конца джин и кларет и жестокие, необузданные выходки.

– По-моему, вам больше пристало бы возвращаться не из царства сна, а из пьяного угара, милорд! – Язвительно выпалила девушка.

Пальцы сжали ее руку с такой дикой силой, что она скривилась от боли. Янтарные глаза полыхнули гневом.

– Знай свое место, девка, и не забывай: ты теперь в моей власти! – Рявкнул он. – Или ты запамятовала что подписала договор сроком на год? И теперь я имею полное право учинить над тобой какую угодно расправу, чтобы добиться послушания! Я высказался достаточно ясно?

Аллегра содрогнулась от ужаса. Мерзавец был необычайно силен и опасен. Он запросто может ее избить или… уж не взбрело ли ему в голову что-то похуже?! Они же здесь одни, и некому будет его остановить. «О Господи, помилуй а что, если он и правда убил свою жену?».

Бедняжка постаралась, чтобы ее голос не дрожал от страха.

– Неужели вам угодно уподобиться сэру Генри? – осведомилась она в надежде, что напоминание о бессердечном поведении Кромптона пристыдит Ридли.

Однако ей тут же стало понятно, что такой, как он, не ведает стыда. Грей равнодушно пожал плечами:

– Ты вряд ли стоишь тех усилий, которые мне придется потратить, чтобы наказать тебя. Не дай Бог, еще обломаю свой хлыст – за него ведь деньги плачены. Но все же я прикажу миссис Ратледж наказать тебя за слишком длинный язык. Она не очень-то приятная дама и к тому же скора на расправу. А уж охоча до золота так, что могла бы посрамить самого царя Мидаса. И за крону-другую экономка не поленится выполнить мою просьбу. Пожалуй, надо прижечь твой острый язычок горячим перцем. Или высечь розгами так, чтобы ты не смогла сидеть не меньше недели. – Издевательски улыбаясь, он алчно следил за ее лицом, карауля малейшие признаки испуга.

«Нет, клянусь всеми святыми, нет!» – повторяла Аллегра. Скорее реки потекут вспять, нежели она позволит себя запугать и станет умолять о пощаде! Кого угодно – только не этого дьявола во плоти! И девушка невероятным усилием воли умудрилась сохранить безразличную мину.

– Ты посмотри! – расхохотался он. – И ухом не повела! Так ты, стало быть, у нас совсем ничего не боишься? Ну что ж, тогда придется прибегнуть к чему-то более действенному, например к кипящему маслу. – Ему снова стало весело. – Но с другой стороны, я могу потребовать от тебя выкуп. В виде поцелуя.

У Аллегры захватило дух. Она с трудом выдавила:

– Вы уж простите, милорд, но этому не бывать.

Он грязно выругался и грубо вывернул ей руку. Девушка вскрикнула от боли. И тут же была вынуждена нагнуться вплотную к нему: казалось, ей вот-вот сломают кисть.

– Я не отпущу тебя, – холодно процедил Ридли, – пока не получу свой поцелуй.

Сопротивляться такому, как он, было чистейшим безумием. И Аллегра со вздохом прикоснулась к его губам.

Нежность, с которой ответили его губы, оказалась для девушки абсолютной неожиданностью. Его рот двигался так осторожно, словно Ридли старательно выискивал тот способ, при котором две пары губ сольются в единое целое так, будто сама природа предназначила их для этого божественного слияния. Свободной рукой он ласкал шею Аллегры, и прохладные пальцы, скользя по чувствительной коже, привлекали девушку все ближе, не позволяя вырваться. Но если он опасался такой попытки, то делал это напрасно. Ничто на свете не заставило бы ее по собственной воле прервать этот поцелуй. Господь свидетель, если Ридли вздумается целовать ее вот так до скончания века – она не станет возражать! Ей и в голову не приходило, что поцелуй мужчины может так околдовать.

И когда Грей вдруг резко отстранился и оттолкнул ее, выпустив запястье, она почувствовала себя брошенной. Это было настолько внезапно, что Аллегра с трудом удержалась на ногах. Однако от Ридли явно не укрылось кое-что из того, что она испытала. Тот трепет перед удивительным открытием, что до сих пор не покинул ее тело.

– Милорд… – шепнула она.

– Убирайся, – устало простонал он, прижимая ладонь к глазам. – Ты мне больше не нужна. У меня голова того гляди лопнет от боли.

– Вам, следует хорошенько позавтракать, сэр Грейстон. – В дверях возник его камердинер, Джагат Рам. Негромкий голос звучал чрезвычайно мягко, а живые, глубоко посаженные глаза были полны сострадания. Он держал поднос, на котором стояли чашка с блюдцем, сосуд с горячим шоколадом, блюдо со сладкими бисквитами с кремом и небольшая бутылка. Из-за спины Рама выглядывал Бриггс с охапкой бумаг.

Грей неловко попытался подняться и снова застонал.

– Рам, помоги мне сесть. И убери этот чертов поднос подальше с глаз. Мне давно уже не было так плохо. Голова раскалывается, внутренности сводит… Даже от одной мысли о джине становится худо! – Тут его взгляд упал на Аллегру. Чувственные губы надменно скривились. – Ты все еще здесь, девка? – рявкнул виконт.

Девушка не опустила глаз, гадая, способен ли он различить на ее лице признаки гнева и обиды. Не может быть, чтобы этот град оскорблений и издевок сыпался как бы сам по себе. Для этого надо быть полным идиотом, чего о Ридли никак не скажешь. О, этот тип прекрасно отдавал отчет каждому своему поступку. И соблазнительному, нежному слову, и ласковому поцелую, от которого она растаяла так, что вот-вот готова была отдаться. И совершенно намеренно жестоко, бессердечно он оттолкнул ее потом. Ее черты исказила ненависть. Лучше быть избитой до полусмерти, но все же высказать то, что накипело на сердце!

– Если вам так необходимо поскорее напиться, милорд, то лучше по-прежнему довольствоваться джином. Это от излишка кларета у вас раскалывается голова и сводит внутренности: заключенный в вине яд иссушает мозг и разъедает печенку. Об этом знает любой безмозглый пьяница, который не вылезает из трактира!

Бриггс пришел в ужас, услышав столь дерзкую речь новой горничной, однако Ридли только рассмеялся:

– Смотри-ка, ты не только кладезь язвительных словечек, но и житейской премудрости тоже!

– Это всего лишь здравый смысл. Пусть буфетчица составит для вас какое-нибудь хорошее рвотное. Тогда вы сможете накачиваться джином по-прежнему. До вашего обычного состояния, милорд, – не удержалась она. И небрежно присела в реверансе. – А меня ждут в прачечной. – С этими словами Аллегра поспешила покинуть кабинет лорда Ридли.

– Аллегра! – Ее нагнал запыхавшийся Бриггс.

Девушка остановилась и вежливо поклонилась. Уж этот по крайней мере заслужил у нее уважительное отношение.

– Ты упомянула про буфетчицу. А ты сама, случайно, не знакома с искусством приготовления экстрактов, настоек и бальзамов?

– Мой бывший хозяин требовал, чтобы я умела и знала все, что полагается добропорядочной спутнице жизни. А в доме имелось целое собрание всяких травников и списки тайных фамильных рецептов, которыми мне позволяли пользоваться.

– Ты их помнишь?

– Если не все, то большую часть. Слава Богу, на память я пока не жалуюсь.

– Вот и хорошо! – Управляющий просиял. – Это большое облегчение для миссис Ратледж. Последняя буфетчица ушла от нас неделю назад, и мы с ног сбились, но не смогли подыскать ей замену. Пойдем скорее. Сначала составишь лекарство для лорда Рйдли, а потом мы поговорим с миссис Ратледж о твоих новых обязанностях.

И Бриггс привел ее в буфетную – тесную, но с высоким потолком комнатку на первом этаже, в которой царил невероятный беспорядок. На полках, расположенных вдоль стен, красовалось множество фарфоровой и стеклянной посуды, мерные ложки, котелки и всевозможные плошки. Половина флаконов с порошками и бог знает с чем еще валялась без крышек, а их содержимое было рассыпано вокруг. Хотя на многих коробках и пузырьках сохранились этикетки, накорябанные неумелой рукой и прилепленные клейстером или подвязанные на шнурке, немало бутылок не имели никаких обозначений. С балок под потолком свисали толстые пучки сушеных трав, но выглядели они такими древними, что вряд ли годились в дело. На большом рабочем столе в центре комнаты громоздилось несколько перегонных кубов: тонкие, с заостренной кверху крышкой сосуды вроде бы еще могли послужить, однако требовали хорошей чистки. Не говоря уже о принадлежностях для приготовления сластей: плошках для желе, блюдах для марципанов, широких плоских котелках для засахаривания орехов или фруктов, – сваленных в безобразную кучу. Небольшая печка так и зияла распахнутой топкой. Хотя она стояла где надо – под окном, так что при необходимости вредные испарения и угарный газ от углей могли быстро улетучиться, – никто так и не позаботился выгрести из нее огромную груду золы.

– Вполне приличная буфетная, – оценила Аллегра. – Если, конечно, навести здесь порядок, – добавила девушка с мягким укором.

– Да… – Кажется, Бриггс не на шутку смутился и даже покраснел. – Ну, видишь ли, здесь пыталось работать множество девушек… Причем последняя покинула нас в необычайной спешке.

– Несомненно, тому виной необыкновенное обаяние его милости? – фыркнула Аллегра.

– Скорее, его необыкновенный пример. – Теперь румянец на щеках у Бриггса стал еще ярче. – Несчастная слишком пристрастилась к собственным укрепляющим.

– Надеюсь, у нее хватило совести оставить мне хотя бы немного спирта, – пробормотала Аллегра, снимая с верхней полки несколько ненадписанных бутылок. Откупорив пробки и понюхав содержимое сосудов, она довольно кивнула. – Ну вот и хорошо. Думаю, это подойдет, чтобы приготовить отличную «живую воду». – Девушка аккуратно отлила немного жидкости из одной бутылки в чистый стакан и принялась рыться на полках, бормоча себе под нос названия необходимых компонентов: – Столовая ложка полыни. Квасцы. Здесь у нас что? Горчица. Да. Точно, горчица. Капля уксуса. Ну-ка поглядим… что еще? Мы мигом поставим его милость на ноги, мистер Бриггс.

Он лишь растерянно улыбался, наблюдая за тем, как проворно Аллегра смешивает самые невероятные составляющие неведомого ему питья.

– Если только не отравим его до смерти!

– Господь свидетель, в первые несколько минут ему действительно захочется отдать концы, – рассмеялась Аллегра. – Зато в другой раз он хорошенько подумает, прежде чем упиваться кларетом до беспамятства.

К тому времени, как они вернулись в кабинет Ридли, хозяин уже выбрался из кровати и сидел в кресле со свежей салфеткой вокруг шеи. Его камердинер как раз заканчивал бритье. Так Аллегра впервые увидела Грея с гладко выбритыми щеками, и он показался ей еще краше прежнего.

– Я принесла микстуру, милорд, – промолвила она, подавая бокал.

Бриггс смущенно откашлялся и неловко взмахнул бумагами, с которыми так и не расстался ни на минуту.

– Прикажете мне вернуться со всем этим, когда вам станет лучше, милорд?

– Нет. Останься. – Ридли сорвал с себя салфетку и потянулся за бокалом. – Это ведь не займет много времени, верно, девка?

– Нет. Но на вашем месте я бы поставила поближе тазик.

Хозяин мрачно улыбнулся и пообещал, кивнув на внутреннюю дверь:

– Когда понадобится, я просто удалюсь вон туда, в мою гардеробную. Тем самым лишу тебя удовольствия созерцать свои мучения.

– Мне никогда не доставляли удовольствия ничьи мучения, – резко возразила она. – Я хотела пойти на кухню и попросить, чтобы для вас приготовили горячего бульону и сухарей. – И девушка неприязненно уставилась на бутылку с джином, постоянно находившуюся под рукой у виконта благодаря стараниям верного Рама. Уж не собирался ли он возобновить пьянство ровно с той минуты, как ему полегчает? – Вам пойдет на пользу строгая диета, хотя бы в течение этого дня, – многозначительно добавила Аллегра. Не дождалась ответа, проглотила свой гнев при виде столь дурацкого способа самоубийства, присела в реверансе и вышла.

Холодный, грозный и надменный голос виконта остановил девушку на полпути:

– Разве я позволил тебе уйти, девка? Черт побери, потрудись остаться, пока не отпустят!

Аллегра, у которой испуганно екнуло сердце, послушно повернулась.

Так и есть: Ридли успел вскочить с кресла и теперь навис над ней всей своей мощью.

– Ты что это о себе возомнила? – разъяренно вопрошал хозяин. Его мрачные, гневные глаза прожигали бедняжку насквозь. – Останешься здесь. Если эта отрава подействует – так и быть, я прощу твои наглые замашки. Только тогда ты сможешь пойти в кухню и распорядиться насчет моей диеты на этот день. Но если не подействует… На чем мы там остановились? На розгах? Или кипящем масле?

Несмотря на то что высокая, широкоплечая фигура и дьявольское пламя, полыхавшее во взгляде Грея Ридли, не могли не внушать страха, Аллегра начала сомневаться: кусается эта собака или только лает? О, на словах он был готов действительно сварить ее живьем в кипящем масле! Однако сквайр Прингл давно бы вышиб ей мозги лишь за малую толику того, что она успела наговорить новому хозяину.

Аллегра отважно вздернула подбородок. Он смотрел на нее с прежней угрозой. В конце концов пришлось все же уступить грубой силе, она потупилась и пробормотала:

– Я уверена, что питье подействует, и очень быстро, милорд.

К ее удивлению, Ридли рассмеялся.

– Какая непоследовательность! То мы тверже камня, то податливы как воск! Хотел бы я знать, кем ты меня воображаешь на самом деле?

Она улыбнулась как можно шире. Этот дьявол ни за что не добьется от Аллегры лишних слов, которые можно будет пустить в ход против нее же!

– Чем скорее вы примете микстуру, милорд, тем быстрее вам полегчает.

– И то верно. – Он пригубил питье, скривился и зажмурился. Потом набрал полную грудь воздуха, якобы для придания себе пущей храбрости, и осушил бокал единым махом. Тут же его передернуло. Ридли выругался, вытаращил глаза и брезгливо оттопырил губы. – Ты что, не могла сделать его хоть немного лучше на вкус?

– Могла, – ответила девушка с холодной улыбкой. При этом она старательно избегала взгляда Бриггса, в котором читалась отчаянная мольба не будить лиха.

Ридли сжал огромные кулачища, густые темные брови грозно сошлись у него на переносице.

– Ну, черт побери, – разъяренный виконт метался из угла в угол тесной комнаты, не находя себе места от ярости, – теперь ты уже не отвертишься от наказания! Я не собираюсь сносить дерзости и капризы маленькой негодяйки, у которой нет ни совести, ни ума быть благодарной за то, что ей спасли жизнь! Стоило позволить Кромптону спустить с тебя шкуру живьем – тогда не пришлось бы терпеть грубости, не говоря уже о том, что меня сейчас вывернет наизнанку от твоего питья! Клянусь небесами, я тебя… Ох, кровь Господня! – У него забулькало в горле, он поперхнулся, схватился руками за живот и метнулся в гардеробную, по пятам сопровождаемый Рамом. Через миг оттуда донеслись совершенно определенные звуки: Ридли тошнило. Бриггс наконец-то осмелился взглянуть на Аллегру и вполголоса спросил: – Ты что, совсем рехнулась?

Та лишь беспомощно вздохнула. Она сама не понимала, что дергает ее за язык в присутствии Ридли. До сих пор ей всегда удавалось держаться в рамках повиновения: интуиция подсказывала, когда проще покориться воле хозяина, чем лезть на рожон.

– Похоже на то, мистер Бриггс.

– Ну, во всяком случае, еще не все потеряно, его можно смягчить. Я ни разу не видел, чтобы он бил слуг, несмотря па все эти вспышки. А уж тем более служанок. – Управляющий неуверенно улыбнулся. – Впрочем, что-то всегда происходит в первый раз. А тебе, кажется, удалось не па шутку его разозлить. Умнее всего было бы впредь держаться от него как можно дальше и следить за своими манерами, когда он рядом. Не открывай рта, пока тебя не спросят. Имей терпение дождаться, пока он разрешит тебе уйти. И, ради всего святого, прикуси свой острый язычок!

Тем временем возня в гардеробной стихла. Через несколько минут в кабинет неверной походкой вошел Ридли и повалился в кресло. Лицо виконта стало белее мела, однако в глазах появился живой блеск. Глянув сквозь Аллегру, как будто девушка была прозрачной, Грей улыбнулся Бриггсу:

– Негодяйка по крайней мере обладает целительскими способностями. Это в некоторой степени извиняет ее наглость. Можешь вручить ей шиллинг за труды. Ну, что там у тебя за бумаги?

Аллегра молча ждала, пока Бриггс передавал содержание корреспонденции: судя по всему, она пришла от лондонского секретаря лорда Ридли. То, что ей положено терпеть, пока Ридли не будет угодно вспомнить про нее и отпустить на все четыре стороны, подразумевалось само собой. Вполне возможно, что унижение, испытываемое человеком, которого игнорируют и считают не лучше какого-нибудь стула, должно было стать своего рода наказанием. Если только хозяин не додумался до чего-нибудь похуже. Она сердито прикусила губу. Есть у нее фамильное терпение Бэньярдов или нет – было бы намного легче, если бы ей быстро надрали уши и выставили вместо бесконечного ожидания и догадок. И страха.

– Если вы ознакомитесь с содержанием вот этого письма, милорд, – забубнил Бриггс, протягивая исписанные листы бумаги, – то поймете, что продажа участка земли в Виндзоре принесет немалый барыш.

– Я верю тебе на слово, – вяло отмахнулся от бумаг Ридли. – Гиффорд согласен, что продажа земли – разумный поступок?

– Да. Он уверен, что цена на нее больше не поднимется. А сама земля никудышная.

– Ну так продавайте. Пусть Гиффорд пришлет мне бумаги на подпись. – Он рассмеялся – негромко, язвительно и равнодушно повел плечами: – И насколько богаче я стану, Бриггс?

– По моим подсчетам, чистая прибыль составит примерно две тысячи фунтов. Вполне прилично. – Мягкие серые глаза Бриггса потемнели от каких-то потаенных мыслей.

– Наплевать. Это всего лишь деньги. – Ридли всмотрелся в лицо управляющего и снова засмеялся. – Что, Бриггс, я так и буду для тебя вечным поводом для разочарований? Лишь потому, что равнодушен к своему богатству, тогда как ты – истинный, благородный дворянин – не имеешь ни гроша?

Аллегра слышала, как Бриггс скрипнул зубами. Наконец он овладел собой и ответил сдавленным голосом:

– Я вполне доволен своей жизнью, милорд.

– Бриггс, ты несчастный враль, вот ты кто! Вынужден служить у такого, как я, и вполне доволен? В то время как имеешь полное право обзавестись собственным домом, женой и семейством, если бы только было на что их содержать?

– Я смиренно принимаю то, что ниспослал мне Господь в этой жизни, милорд. – Вид у Бриггса был такой, словно он мучается от физической боли. Аллегра предпринимала героические попытки удержаться на месте, а не ринуться очертя голову в бой на защиту управляющего от несправедливых, нечестных нападок Ридли. А тот продолжал, презрительно кривя губы:

– Достойный ответ достойного джентльмена. Однако ты жил бы намного лучше, если бы твой брат сподобился внезапно помереть и оставить тебе наследство и титул. Как, к примеру, поступил мой брат по отношению ко мне. Но в конце концов даже сейчас тебе ничто не помешает взять в жены богатую девицу, как это сделал я. Тогда ты был бы обеспечен и мог бы вести беззаботную жизнь. Совершенно беззаботную, – горько повторил Ридли, словно обращался па сей раз сам к себе. С мрачной ухмылкой он потянулся к бутылке с джином и надолго припал к ее горлышку.

Бриггс поклонился подчеркнуто вежливо. Его юное лицо хранило следы подавленного гнева и отчаяния.

– С вашего позволения, милорд. Я сию же минуту составлю письмо Гиффорду. – Он снова поклонился и поспешил выйти из кабинета.

Аллегра застыла как изваяние, вне себя от ярости. Так издеваться над Бриггсом…

Однако Ридли по-прежнему не обращал на девушку внимания. Он встал и потянулся – лениво, вальяжно. Распустил завязки на изорванной рубашке и снял ее. На его руках, поросших темным густым волосом, при каждом движении перекатывались мощные мускулы, а в широком развороте плеч и прямой спине чувствовалась огромная сила.

– Подай мне одежду, Рам, – велел виконт ждавшему в молчании камердинеру. – Я чувствую себя оборванцем. – Тут он резко развернулся и пронзил Аллегру взглядом. – Ну? – грозно промолвил Ридли.

Девушка чуть не вскрикнула от испуга. Чего он хочет? Чтобы она поскорее ушла? Или чтобы осталась и была наказана им самим? Чтобы молила о пощаде или – Боже, только не это – стояла как вкопанная, пока он будет раздеваться догола, меняя платье?!

– Не понимаю, что вам угодно, милорд, – несмело промолвила Аллегра.

– Что ты думаешь в эту минуту? Мне надобно это знать.

– Ничего, милорд, – соврала девушка, отводя глаза в сторону.

– Черт побери, перестань оскорблять меня новой ложью! – рявкнул виконт. – Ты прячешь глаза, потому что они говорят сами за себя. И я желаю знать, что ты думаешь. Будь откровенна. Это моя воля.

Аллегра немного поколебалась, но все же отважно посмотрела на виконта.

– Ну что ж. Мистер Бриггс – хороший человек.

– Таков он есть.

– А вы – его хозяин. И можете говорить и делать все, что заблагорассудится.

– Конечно, могу. – Он пожал плечами и устало прищурился. – Эту привилегию у меня не отнимешь.

Она и сама не знала, что разозлило ее больше – это вот непробиваемое равнодушие или вспыхнувшее с новой силой сострадание к Бриггсу, получившему в ее присутствии столь предательские удары. В глазах вскипели злые слезы. Девушка махнула рукой в сторону коллекции кинжалов на стене.

– Вам вряд ли понадобится вся эта груда оружия, – прерывающимся от избытка чувств голосом выпалила Аллегра – Поскольку вы научились наносить раны гораздо более жестоким и болезненным способом. С помощью слов. Таких слов, от которых разбивается сердце любого, кто встретится вам на пути. И за это я вас презираю. – Девушка раздраженно смахнула рукой упрямо набежавшие слезы. – Вот что я думаю в эту минуту, милорд.

Он угрожающе шагнул вперед, моментально побагровев от гнева. На какой-то ужасный миг Аллегре показалось, что из нее сейчас вышибут дух. Но Ридли развернулся и грохнул кулаками по изящному резному столику. Тот рассыпался на куски.

– Вон отсюда, девка, – процедил Грей и тут же обратился к камердинеру: – Рам, я еду в Ладлоу, немедленно. Ты понял?

Индиец кивнул. От Аллегры не укрылось, что было некое тайное послание, которым без слов обменялись эти двое. Безусловно, сэр Грейстон. Я сию же секунду прикажу седлать лошадь.

– Но как же ваша встреча с попечителем в Ньютоне?

– Не сегодня. – Ридли покачал головой и с неожиданным стоном закрыл лицо ладонями. Когда он заговорил вновь, его голос звучал глухо и был полон тоски: – Господь свидетель, я должен поскорее побывать в Ладлоу. Иначе сойду с ума…