Открывшаяся в мае 1853 года на Резервуар-сквер в Нью-Йорке Выставка промышленности всех наций вызвала настоящее паломничество туристов: более миллиона посетителей выложили по 50 центов за билет, чтобы подивиться Хрустальному дворцу, в залах которого демонстрировались богатства и чудеса современного мира. Выставочный павильон — его проектировщики вдохновлялись Хрустальным дворцом Великой выставки промышленных работ всех народов, прошедшей в Лондоне в 1851 году, — сверкал под манхэттенским солнцем: на его постройку ушло 15 тысяч стеклянных панелей и 1800 тонн металлоконструкций, а венчал здание купол диаметром 91 метр, вознесшийся над городом на высоту 37 метров. Рядом стояла 96-метровая башня Обсерватории Лэттинга, откуда толпы зрителей могли обозревать окрестности до Стейтен-Айленда и Нью-Джерси. На выставке не обошлось и без захватывающих дух представлений, которые привлекали внимание публики к самым последним изобретениям.

Каждый день в одном из главных залов толпа посетителей собиралась у сцены, где было смонтировано сооружение, на первый взгляд напоминавшее виселицу. Рабочие, натягивая канаты, поднимали в воздух платформу, на которой стояли несколько бочонков, тяжелых ящиков и изобретатель Элиша Отис, и закрепляли ее в 10 метрах над головами зрителей. После театральной паузы ассистент перерубал топором канаты, и толпа потрясенно ахала, ожидая, что сейчас инженер разобьется об пол. Но платформа опускалась всего на несколько сантиметров и застывала в воздухе. Ее удерживали запатентованные Отисом «ловители», стопорившие платформу. Перекрывая удивленный шепот, изобретатель объявлял ошеломленной публике: «Абсолютно безопасно, джентльмены, абсолютно безопасно». Это действо возвещало начало новой эпохи в истории города.

Биография Отиса может служить наглядным примером связи между творчеством и городом. Он родился в 1811 году на ферме в Галифаксе (штат Вермонт) и в 19 лет покинул отчий дом, не имея никакой профессии. Самоучка испробовал немало занятий: работал строителем в Трое, соорудил водяную мельницу на Грин-Ривер, конструировал экипажи и фургоны, но не особенно во всем этом преуспел. После тяжелой болезни он перебрался в Олбани и устроился на кроватную фабрику Тингли механиком и токарем. Именно там у него возникла идея тормозящего устройства, предотвращающего падение платформы с грузом при обрыве троса подъемника. Он основал собственную фирму и получил кое-какие заказы, так что мог остаться на Восточном побережье, не поддаваясь калифорнийской «золотой лихорадке». Но по-настоящему дела Отиса пошли в гору в 1854 году, после того как импресарио П.Т. Барнум заплатил ему 100 долларов за демонстрацию изобретения на Нью-Йоркской выставке.

Сам лифт вовсе не был новинкой — такими подъемными устройствами пользовались еще в Древнем Риме, — но Отис сделал его безопасным. Через год после закрытия выставки его фирму буквально затопил поток заказов: в 1854 году прибыль составила 2975 долларов, а еще через год удвоилась. Однако лишь в 1857 году, когда в «крупнейшем нью-йоркском доме фарфора» — магазине E.V. Haughwout and Co. на углу Брум-стрит и Бродвея — установили пассажирский лифт, «автоматическое устройство безопасности Отиса» было впервые применено при перевозке людей. Элиша вместе с сыновьями Чарльзом и Нортоном развивал свой бизнес, совершенствуя конструкцию подъемника, и вскоре они предложили покупателям паровой лифт, двигавшийся с постоянной скоростью 0,2 метра в секунду (сегодня самый быстроходный лифт, установленный в тайбэйском небоскребе «Тайбэй-101», имеет скорость 16,8 метра в секунду и поднимает пассажиров на 101-й этаж за 39 секунд).

Выступление Отиса: «Абсолютно безопасно, джентльмены, абсолютно безопасно»

Элиша умер в 1862 году, но его фирма — Otis Elevator Company — по-прежнему процветала, и к 1870 году число действующих паровых лифтов достигло 2 тысяч. В том же году было подсчитано, что новые лифты, установленные в магазине Lords & Taylor, за первые три дня работы перевезли между первым и пятым этажом здания более 10 тысяч покупателей. К 1884 году у компании появился европейский филиал, и именно она изготовила лифты для Эйфелевой башни, станций лондонского метро, портовых сооружений Глазго, Кремля и замка Балморал. Сегодня лифты фирмы Otis в Нью-Йорке перевозят больше людей, чем любой другой вид общественного транспорта.

До Отиса дома чаще всего строились не выше пяти этажей. Весь мир словно соблюдал указ Юлия Цезаря, изданный в I веке, согласно которому запрещалось возводить в столице здания выше 70 римских футов (позднее император Нерон снизил эту норму до 50 футов), и даже не задумывался, что можно подниматься все выше и выше. Только в столице Йемена Сане некоторые традиционные дома-башни из глиняного кирпича достигали восьми-девяти этажей.

Все изменилось в 1870-х годах, когда сочетание стальных каркасов, придававших конструкции больше прочности по сравнению с простой кирпичной или каменной кладкой, и отисовских лифтов позволило архитекторам мечтать о городах нового типа. И вот в 1885 году в Чикаго открылся десятиэтажный Хоум-Иншуранс-билдинг, впервые в истории названный «небоскребом». Спроектировавший его архитектор Уильям Ле Барон Дженни заявил: «Мы соревнуемся по высоте с Вавилонской башней». В 1902 году в Нью-Йорке завершилось строительство Флэтайрон-билдинг, снабженного отисовским лифтом, поднимавшим пассажиров на все его 12 этажей. Еще через 10 лет Вулворт-билдинг уже возвышался на 57 этажей, а в 1930 году Крайслер-билдинг вознесся над городом на 75 этажей. Сегодня самое высокое здание в мире — небоскреб Бурдж-Халифа в Дубае — насчитывает 160 этажей.

Флэтайрон-билдинг — 22-этажный небоскрёб на Манхэттене, в Нью-Йорке, расположенный на месте соединения Бродвея, Пятой авеню и восточной 23-й улицы. Своё название здание получило из-за формы, напоминающей утюг

Вулворт-билдинг — небоскрёб в Нью-Йорке, построенный в 1910—1913 годах как штаб-квартира розничной сети F. W. Woolworth Company, позднее принадлежавшей светской львице Барбаре Хаттон. Самое высокое здание мира в 1913—1930 годах.

Крайслер-билдинг — небоскрёб корпорации Chrysler, построенный в 1930 году, один из символов Нью-Йорка. Здание высотой 320 м расположено в восточной части Манхэттена на пересечении 42-й улицы и Лексингтон-авеню.

«Бурдж-Халифа» — небоскрёб высотой 828 метров в Дубае, самое высокое сооружение в мире. Форма здания напоминает сталагмит. Торжественная церемония открытия состоялась 4 января 2010 года в крупнейшем городе Объединённых Арабских Эмиратов — Дубае.

Новые технологии — например, отисовские лифты — дают нам инструменты для преобразования города. Технологии влияют на то, как город функционирует, на его застройку, размеры и состав населения, то есть «человеческого капитала». Фридрих Энгельс оставил нам яркий портрет промышленного города — Манчестера 1840-х годов: «То униженное положение, в которое ввергает рабочего применение силы пара, машин и разделение труда, а также попытки пролетариата покончить с этим угнетением тоже должны были достигнуть здесь высшей степени напряжения и сознательности»1. Такой диагноз он вынес городу паровых машин, промышленному мегаполису угольной эпохи, загонявшей людей на фабрики и низводившей их до уровня деталей механизма.

Аналогичным образом в послевоенную эпоху, двигателем которой стал автомобиль, возник новый облик города: границы расширялись все больше, продолжая тенденцию, наметившуюся в мегаполисах Викторианской эпохи благодаря поездам и трамваям. Город уже был разделен — центр, по контрасту с домашней безмятежностью пригородов, стал общественной сферой, — и это разделение продолжалось: на деловые районы, промзоны, бизнес-парки, соединенные асфальтовыми нитями автодорог так, что с городской жизнью можно вообще не сталкиваться. Именно о таком городе — эффективной, рационально устроенной машине — мечтали Ле Корбюзье и Роберт Мозес. Сегодня нас окружают последствия этой мечты: пустые улицы, пробки, ожирение и соседи, незнакомые друг с другом.

Если в промышленную эпоху движущей силой преобразований были фабрики и железные дороги, то сегодняшний город меняется с помощью мобильного телефона. Современные технологии дают нам альтернативный способ переосмысления города, где интернет, компьютеры и вездесущая информация преобразуют пространство, в котором мы живем, и то, как мы работаем. Как улучшить мир с помощью телефона в вашем кармане? Каким образом ставшие уже привычными текстовые сообщения, социальные сети, спутниковая навигация изменили жизнь миллионов? Мы находимся в начале новой эпохи урбанизма, когда технологии способны создать «умные города», а информация — регулировать жизнь мегаполиса. Возможно, именно эта новейшая технологическая эра даст нам ключ к пониманию подлинного потенциала города.

В некоторых районах Нигерии мобильный телефон называют «оку на ири» («огонь, пожирающий деньги»), но это устройство оказывает сильное влияние на развивающиеся страны Африки2.

С 2000 года технологии мобильной связи распространяются на этом континенте с головокружительной скоростью: в 1999 году мобильные телефоны были только у 2% жителей Африки, а к 2010-му эта цифра составляла уже 28%. Эти темпы вдвое выше, чем в других регионах мира: охват населения мобильной связью увеличивается на 45% в год. Во многих странах Тропической и Южной Африки на тысячу с лишним человек приходится одна стационарная телефонная линия, поэтому для многих африканцев мобильный стал первым телефоном в жизни. В результате

жители малийского Тимбукту теперь могут звонить родственникам, живущим в столице страны Бамако — или во Франции. В Гане крестьяне Та-малеса с помощью текстовых сообщений узнают цены на зерно и помидоры в Аккре, находящейся в ста с лишним километрах от них. В Нигере чернорабочие созваниваются со знакомыми из Бенина, чтобы выяснить ситуацию с работой: им больше не надо для этого тратить 40 долларов на поездку туда. В Малави больные ВИЧ/СПИДом получают ежедневные СМС-сообщения с напоминанием о приеме лекарств 3 .

В 1999 году мобильная связь была доступна на территории, где проживало лишь 10% населения континента, в основном в крупных городах Северной Африки и ЮАР. К 2008 году покрытие обеспечивалось уже на территории площадью 11,2 миллиона квадратных километров (по размеру это равно США и Аргентине вместе взятым), где проживало более 60% африканцев (95% населения Северной Африки и 60% — региона южнее Сахары). Сначала мобильная связь появилась в больших городах, но быстро распространилась и на многие сельские регионы, соединяя деревни с основными региональными рынками и внешним миром в целом. Ученые обнаружили, что в угандийских деревнях — даже тех, где нет электричества, — у многих мобильные телефоны полностью заряжены и использовались в течение двух суток, предшествовавших опросу. Как сказал президент Руанды Поль Кагаме: «Всего за 10 лет мобильный телефон превратился для африканцев из предмета роскоши в предмет первой необходимости»4. Выяснилось, что мобильная связь воздействует и на экономический рост: по данным исследования, проведенного Организацией экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) в 21 стране, увеличение телекоммуникационного покрытия на 10% повышает производство на 1,5%.

Это повышение проявляется по-разному. Сам по себе мобильный бизнес создает рынок телефонов и сеть торговых агентов — от официальных салонов до неформальных агентов — пунктов по продаже карточек и мастерских по ремонту мобильных телефонов. Новые возможности возникают и у простых людей: сотовая связь сокращает расходы и транспортные издержки и, в частности, позволяет сэкономить время и деньги при поиске работы. Она помогает обмениваться рыночной информацией, что способствует регулированию потребительских цен. В рамках отдельной компании такая информация может использоваться для координации снабжения, предотвращения дефицита или закупки товара. В некоторых отраслях это дает конкретные преимущества: так, на зерновом рынке Нигера мобильная связь позволяет повысить годовую прибыль почти на 29%.

Примером того, как мобильный телефон превратился из статусного аксессуара в необходимый экономический инструмент, может служить Кения. В 1999 году ведущий оператор мобильной связи в стране — Safaricom — подсчитал, что к 2020 году его услугами будут пользоваться 3 миллиона человек, однако уже в 2009 году число его клиентов достигало 14 миллионов. Поначалу быстрый переход на мобильную телефонию был вызван недовольством прежней системой связи. Многим фирмам приходилось сталкиваться с тем, что стационарная связь не работает в среднем 36 дней в году, причем зачастую отдельные сбои продолжались больше суток, а чтобы установить телефон, надо было долго ждать, иногда больше трех месяцев, и часто приходилось давать взятку. Так что выбор мобильной телефонии на этом фоне был вполне логичным. Первые сотовые телефоны стоили очень дорого, и сначала их могли себе позволить лишь те, у кого были деньги, образование и работа. Но к 2009 году снижение цен на сами телефоны и появление дешевых тарифов без абонентской платы позволило 17 миллионам кенийцев — 47% населения страны — стать обладателями собственного мобильного телефона.

Это резко контрастирует с ситуацией в сфере доступа к интернету и банковским услугам. В 1999 году в Кении насчитывалось менее 50 тысяч интернет-пользователей, а увеличивалось оно на 300 человек в месяц; к 2011 году эта цифра достигла почти 9 миллионов, но из них лишь 85 тысяч имели широкополосный интернет. Около 99% всего интернет-трафика приходится на мобильные устройства, и в результате 92% этого рынка контролирует Safaricom.

Ограничен и доступ к банковской системе: в Восточной и Южной Африке лишь 30% населения имеют официальные банковские счета (в ЮАР этот показатель равен 63%, а в Танзании, к примеру, всего 9%). В Кении, как и в других странах Африки, главная проблема связана с доступностью услуг: в 2006 году по всей стране насчитывалось только 860 отделений банков и 600 банкоматов. В результате перевод средств чаще всего происходит в обход банковских учреждений: официально — по почте и через Western Union с выплатой соответствующей комиссии, а неофициально деньги перевозят на такси, подвергаясь высокому риску ограбления.

Эти проблемы привели к крупному новшеству: бурному росту мобильного банкинга — денежных переводов по мобильному телефону. В 2006 году команда специалистов из лондонского офиса Vodafone UK во главе с Наком Хьюзом и Сьюзи Лоуни при финансовой поддержке британского Министерства международного развития разработала M-Pesa («M» — от слова «мобильный», а «Pesa» на суахили означает «деньги») — систему микробанковских услуг с использованием мобильной связи для перевода средств, оплаты счетов и операций по вкладам. Система (позднее ее взяла на вооружение Safaricom) была задумана максимально простой: за подключение к ней и открытие вклада плата не взимается. Она весьма удобна: доступ осуществляется с основного меню телефона, и после процедуры идентификации пользователю предлагается выбрать одну из услуг; при переводе денег он должен указать номер телефона получателя и сумму, а затем подтвердить операцию.

Реклама M-Pesa

M-Pesa не только расширяет доступ к банковским услугам, но и влияет на экономику. Банковских отделений в стране мало, зато Safaricom сегодня осуществляет подключение к M-Pesa в 23 с лишним тысячах авторизованных пунктов — от специальных киосков, выкрашенных в зеленый цвет компании, до супермаркетов, салонов связи, автозаправок и банков. Упоминания заслуживает и объем средств, проходящих через эту систему. В 2010 году совокупная сумма переводов достигла 320 миллионов долларов США ежемесячно (это равняется примерно 10% ВВП Кении), а сумма внесенных на депозиты и снятых с них денег составила еще 650 миллионов долларов. В том же году на платежи через M-Pesa перешло 75 компаний, включая крупнейшее в стране энергосбытовое предприятие: сегодня оно обслуживает 20% из миллиона своих клиентов с помощью этой системы.

Однако на счету у среднестатистического пользователя M-Pesa лежит всего 2 доллара и 30 центов; лишь 1% вкладчиков имеет там больше 11 долларов. Количество трансакций, проходящих через систему, огромно, но их сумма, как правило, крайне мала. Таким образом, помимо удобства она предлагает банковские услуги «небанковскому контингенту»: тем, кто прежде не мог пользоваться сберегательными счетами и вкладами. В частности, стоит отметить, что многим система нужна, чтобы посылать деньги семьям. M-Pesa позволяет переводить деньги из города родным в деревню, дает людям защищенность в условиях нестабильной и непредсказуемой экономической ситуации. Она гарантирует беднякам простой способ накопления средств и управления ими и для многих становится первым шагом участия в городской экономике.

Сейчас появились схемы, обеспечивающие доступом к связи даже самых бедных людей. В августе 2011 года ООН объявила новую инициативу, призванную помочь 1 миллиарду жителей планеты, живущих на сумму менее 1 доллара в день, приобщиться к телекоммуникациям. В рамках плана Movirtu предусматривается коллективное пользование телефоном, но при этом каждому члену сообщества дается собственный номер, по которому он может звонить и отвечать на звонки. В результате сообщество может купить один телефон на всех, но каждому гарантирована неприкосновенность частной жизни.

Часто утверждается, что новейшие технологии представляют угрозу для города. По мнению популярного футуролога Элвина Тоффлера, они обеспечивают нам связь с любой точкой планеты, а значит, мы будем жить и работать дистанционно, в «электронных коттеджах» далеко за пределами городов. Зачем мириться с городскими проблемами, когда больше нет необходимости жить друг у друга на голове?

Но, как это ни странно, именно благодаря новым технологиям — мобильным телефонам, интернету, Web 2.0 — у нас появилось больше возможностей, чем когда-либо раньше, приобщиться к сложному городу. Технологии облегчают нам общение, но не убивают в нас желание находиться вместе с другими людьми. Кроме того, по мере удешевления коммуникации возрастает ценность контактов вживую. Технологии не заменяют то, что придает городу уникальность, — творчество, общность, многообразие, — но могут увеличить глубину и сложность наших контактов.

Данные исследования, которое было проведено в 2011 году и изучало поведение пользователей твиттера, показывают: несмотря на глобальный масштаб этой социальной сети, подавляющее большинство контактов в ее рамках носит местный, внутригородской характер. Тщательно проследив географию 500 с лишним тысяч сообщений, ученые установили: хотя социальные медиа отлично подходят для формирования слабых связей, они используются не для замены, а для подкрепления «живых» контактов5. По сути, технологии побуждают нас больше общаться, усиливают, а не ослабляют наше стремление установить более тесную реальную связь.

Такой вывод может показаться неожиданным, но это факт, и мы видим: города становятся все важнее в качестве места, где мы собираемся вместе. Последствия, однако, могут быть разными. Социальные медиа способны совершить революцию в жизни, но они же могут провоцировать беспорядки или усиливать жестокость диктаторского режима. Широкополосный интернет сам по себе — не панацея от бед нашего мира. Насколько разные изменения могут внести в жизнь города социальные медиа, наглядно свидетельствуют три примера: события в Лондоне, Каире и Найроби.

Вечером 6 августа 2011 года, когда в Тоттенхэме на севере Лондона разразились беспорядки, в твиттере начали распространяться сообщения хэштегом #TottenhamRiots. На следующее утро в службе СМС-сообщений BlackBerry появилась рассылка: «Все на улицу, связывайтесь с братьями-неграми. К черту ментов, хватайте сумки, тележки, приезжайте на машинах, фургонах, тащите молотки и все такое!» Послание пошло гулять по сети. В течение следующих трех дней эта сеть служила «нервной системой» толпы, связывая друг с другом погромщиков и мародеров, позволяя им размещать фотографии, координировать бесчинства6.

За полгода до этого, 8 февраля, когда протестующие заполнили каирскую площадь Тахрир, по твиттеру тоже прокатилась волна сообщений, объединенных хэштегами #jan25; #tahrir; #egypt. С 14 января, когда президент Туниса Бен Али был вынужден подать в отставку, столкнувшись с народным гневом, люди с помощью социальных сетей обсуждали и организовывали акции протеста против режима Мубарака. Вторник, 25 января, был объявлен «днем восстания», и в рамках подготовки к нему в фейсбуке размещались соответствующие посты. Асма Махфуз опубликовала на своей страничке видеообращение с призывом выходить на улицу: «Я, девушка, пойду на площадь Тахрир и буду стоять там одна»7. Брошенный ею вызов распространился по сети словно вирус.

Египтянин Ваиль Гоним — директор по маркетингу отделения Google в Дубае — вернулся на родину и занялся координацией протестов через страничку в фейсбуке под названием «Каждый из нас — Халед Саид» в память о молодом уроженце Александрии, которого полиция забила до смерти в 2010 году. После первой манифестации власти были настолько ошеломлены ее масштабом, что уже на следующий день отключили в стране интернет; 27 января Гонима арестовали, и 12 дней, пока правительство Мубарака в конце концов не ушло в отставку, о его судьбе ничего не было известно. Позднее в одном интервью Ваиль Гоним выражал признательность лично гендиректору компании Facebook Марку Цукербергу за его роль в свержении египетского режима.

Утром в пятницу, 11 февраля, атмосфера на площади Тахрир была накаленной; ночью Высший совет вооруженных сил Египта опубликовал уже второе, но совершенно невразумительное коммюнике. После утренней молитвы толпа начала расти. В 5:20 утра находившийся неподалеку Ашраф Халили написал в своем твиттере: «Со своего балкона я все еще слышу барабаны на Тахрир и скандирование: „Не боимся! Не боимся“. Эти ребята просто молодцы»8. В течение дня демонстрантов через социальные сети призывали стоять твердо, через них же координировались демонстрации у телецентра и президентского дворца, распространялись и быстро опровергались слухи. Находилось время и для юмора — Султан аль-Хасими пошутил: «Дела уж точно плохи, раз посольство Ирака в Каире призывает иракцев вернуться на родину»9.

В 18:02 Амир Эль-Белейди объявил: «Сейчас выступает Омар Сулейман!» Через 20 секунд пользователь с ником 3arabawy выдает новую информацию: «Омар Сулейман сказал: Мубарак уходит в отставку». Еще через 2 секунды появляется первая реакция на это сообщение от Мены Амра — «НИ ФИГА СЕБЕ!» — и в следующие минуты ленты заполнились восторгами. Манар Мохсен написал: «Кто этого добился? МЫ — народ. Без оружия. Без насилия. Принципиальностью и настойчивостью. Поздравляю всех!»10

Тремя годами ранее в Кении люди тоже вышли на улицы. В декабре 2007 года после выборов, результаты которых вызвали сомнения, было объявлено, что президентом на второй срок остается Мваи Кибаки, и по стране прокатилась волна насилия. Многие оппозиционеры и официальные наблюдатели на выборах обвинили президента в коррупции и подтасовке итогов голосования. Тем не менее три дня спустя он был приведен к присяге на фоне мирных акций протеста и в своем новогоднем обращении призвал к миру. Этот мир, однако, продлился недолго: уже на следующий день корреспонденты BBC сообщили, что видели в морге Кисуме 40 трупов демонстрантов, позднее на ютубе появились кадры, где полиция открывала огонь по невооруженным манифестантам, распространились слухи, что полицейские загнали 30 человек в церковь, а потом ее подожгли.

К 2 января число погибших увеличилось до 300, и события в стране стали привлекать внимание международного сообщества. Это привело лишь к новым взаимным обвинениям, переговоры между партиями сорвались, на улицах начались стычки между манифестантами и полицией; к 28 января жертв было уже 800.

Ори Околла вернулась на родину, в Кению, из Йоханнесбурга, чтобы принять участие в голосовании, но из-за волнений оказалась заблокирована в родительском доме с ребенком и лэптопом. Пока у нее оставались продукты, Ори вела свой блог о кенийской политике, но затем решила, что дальше оставаться дома небезопасно, и уехала обратно в ЮАР. Там она продолжила вести свой блог и в одном из постов предложила использовать Google Earth для географической привязки данных о беспорядках. За считаные дни на эти предложения отреагировали другие блогеры и программисты, в том числе Эрик Херсмен, Дэвид Кобиа и Джулиана Ротич, и уже через несколько недель они создали сайт Ushahidi (на суахили — «свидетельство»), где систематизировали сообщения, полученные по СМС и телефону, и создавали интерактивную карту с помощью Google Earth.

Ushahidi был построен с использованием той же сложной телекоммуникационной системы, которую применяли лондонские погромщики или протестующие в Каире для сбора информации в реальном времени. Разница заключалась в том, что здесь географические данные служили для привлечения на место событий людей, которые становились их очевидцами. Когда в феврале, после разрешения кризиса, в Кении побывали представители Комиссии по правам человека ООН, они пришли к выводу, что «ключевую роль в решении основополагающих проблем и недопущении новых вспышек насилия должны сыграть повышение подотчетности властей обществу и прекращение безнаказанности»11. Ushahidi — неправительственная организация, созданная неравнодушными блогерами, и разработанная ими программная платформа может использоваться в любой кризисной ситуации.

После 2008 года платформа была усовершенствована, и теперь ее может скачать любой желающий. Она применялась для сбора данных о выборах в Либерии, Марокко, Нигерии, Египте, Бразилии, Судане и на Филиппинах. Кроме того, она используется в самых разных целях: например, на сайте [www.crisisby.net], проводившем мониторинг нарушений прав человека в Белоруссии. А группа Women Under Siege с ее помощью собирает данные о зверствах и сексуальном насилии в отношении женщин в ходе сирийского конфликта.

Способы применения краудсорсинговых карт практически неисчерпаемы. На Тайване группа Angry Map фиксирует сообщения о различных нарушениях, допущенных гражданами, в надежде, что указание имен виновников пристыдит их и побудит вести себя прилично. На итальянском сайте [im]possible living собирают сведения о заброшенных зданиях, которые можно было бы каким-то образом использовать. В Нью-Йорке с помощью краудсорсинговых карт в рамках программы Future Now NYC собирают предложения школьников о том, как усовершенствовать городскую среду — сажать деревья, открывать футбольные поля или создавать подростковые клубы. Журналистская магистратура Нью-Йоркского университета тоже с помощью краудсорсинга создает карты опасных мест в бруклинском районе Форт-Грин, отмечая места аварий и совершения грабежей, чтобы люди могли обходить их стороной.

Один из самых неординарных способов применения платформы Ushahidi связан со стихийными бедствиями, когда инфраструктура разрушена и информация, поступающая в реальном времени от местных жителей, общественных организаций и чрезвычайных служб, может спасти кому-то жизнь. 12 января 2010 года столица Гаити Порт-о-Пренс стала жертвой разрушительного землетрясения. За несколько часов город превратился в руины: обрушились многие здания, в том числе больничные корпуса, радио молчало — прекратилась подача электроэнергии, да и вести передачи было некому, — а улицы были настолько загромождены обломками, что по ним было невозможно проехать на машине.

Оценить ущерб, подсчитать число погибших, пропавших без вести и потерявших связь с близкими было невозможно. Тогда за 12 часов был создан целевой сайт на основе Ushahidi, где поначалу сообщалось о проблемах в аэропорту. Затем появились сведения о рухнувшем здании в районе Дельмас-19, на рю Ма-кендаль, разрушении Национального дворца, а на следующее утро стало известно, что больница в северо-западной части города по-прежнему функционирует и весь ее персонал на месте, а также что в район Бель-Эйр необходимо доставить продовольствие. Вскоре потоком пошли просьбы разыскать пропавших родных и друзей, прислать врача. Все эти сообщения каталогизировались и помещались на карте с указанием места, времени и содержания просьбы.

Тем временем техники, картографы-любители и НПО искали другие способы помочь пострадавшим. Порт-о-Пренс и до землетрясения был устроен хаотично: за пределами центральных кварталов лежало скопище трущоб, бидонвилей и импровизированных улиц, которые никто особо не пытался нанести на карту. Во многих таких районах представители властей вообще не бывали, в других все менялось так быстро, что никакие картографы не могли бы за этим уследить. Но после катастрофы возникла острая потребность в точных картах для оперативной доставки помощи. С помощью проекта OpenStreetMap и спутниковых карт Google Earth волонтеры выявляли большие и малые улицы, разрушенные дома и палаточные лагеря пострадавших12. За двое суток люди из разных стран, работая самостоятельно и добровольно, коренным образом изменили характер оказания помощи жертвам землетрясения, снабдив чрезвычайные службы точными данными о разрушениях и местонахождении нуждающихся.

Сайт с использованием платформы Ushahidi, фиксировавший нарушения прав человека в ходе ливийского восстания в 2011 году

Мы с сыном часто садимся на диван и отправляемся путешествовать по свету. Начинаем мы обычно с самих себя: находим на карте нашу улицу, затем дом и представляем, что прямо сейчас нас фотографирует спутник. Потом мы решаем, куда отправиться: сегодня это пирамиды. Изображение уменьшается, наша улица теряется в сплетениях городской ткани, потом на экране появляется весь город, а затем очертания Британских островов, размытые облаками и окруженные водой. Камера словно замирает, на секунду застывая в пространстве, и начинает поворачиваться вправо, вниз, на юго-восток, проходит над Европой, пересекает горы, скользит вдоль Италии, преодолевает Средиземное море, и вот экран окрашивается в пыльно-бурые и кирпичные цвета Северной Африки. Теперь изображение начинает увеличиваться по ходу нашего маршрута. Каир, обозначенный желтой звездочкой, вырастает, превращаясь в город. Наш конечный пункт находится в Гизе — на окраине столицы, там, где ее пригороды встречаются с пустыней. И вот мы на месте. Поначалу пирамиду Хафры трудно разглядеть: она почти не отличается по цвету от окружающих ее песка и камней, и лишь тень, покрывающая восточную грань, показывает, какое это огромное сооружение. Мой сын щелкает мышкой, чтобы изображение стало четче, а затем пальцем указывает на один памятник за другим, пересказывая все то, что узнал в школе о Древнем Египте. Найдя сфинкса возле храма Хафры, он едва может говорить от волнения. Сын рассказывает мне историю о загадке сфинкса, о том, как Эдип сумел перехитрить это мифическое чудовище. Затем он начинает «бродить» по Восточному кладбищу, ища гробницы цариц.

Позднее, уже в одиночку, я возвращаюсь в Google Earth и из Гизы и Долины пирамид отправляюсь на поиски площади Тахрир. Я пытаюсь сообразить, где она может находиться на плане города. Каир даже с птичьего полета настолько велик и хаотичен, что и не поймешь, где у него центр. Карта усеяна миниатюрными ярлычками ссылок на «Википедию», и я нахожу сведения о районе Булак, Коптском музее, мосте имени 6 октября, построенном в память о войне Судного дня с Израилем 1973 года; я также вижу станции метро. Двигаясь от восточной стороны моста, я нахожу Египетский музей, а затем и площадь. Там ничего не напоминает о толпах, собиравшихся на ней в феврале 2011 года.

Я разглядываю и другие места, попадавшие в последнее время в заголовки новостей: вот АЭС «Фукусима», пострадавшая от землетрясения в марте 2011 года, а вот Кабира — район трущоб на окраине Найроби, где лачуги стоят настолько плотно, что не видно улиц и переулков, пересекающих кварталы. Под конец я щелкаю мышкой, приближая к себе нью-йоркский Хай-Лайн, и завороженно слежу, как лента пышной зелени змеится по городу. Google Earth развлекает, поражает, но с его помощью можно и менять реальность. В 2008 году экологическая организация Clean Up The World стала использовать эту программу, чтобы обратить внимание на самые запущенные места и показывать результаты очередного Международного уик-энда чистоты. Google Earth также помогает отслеживать таяние льдов в Антарктиде, сокращение площадей дождевых лесов в Амазонии, измерять крупнейшие разливы нефти в океане13 и масштабы разрастания городов вроде Хьюстона или Финикса.

Google Earth уже оказывает влияние на процесс урбанизации. В Дубае начали проектировать искусственные острова в расчете на вид с птичьего полета. Острова пальм — рукотворный архипелаг, насыпанный в Персидском заливе в форме листьев пальмы, которые видны со спутника или с борта самолета. В других городах возможность получать «картинку» со спутника меняет методы управления городом. Так, в Афинах после «еврокризиса» власти с помощью Google Earth выясняли, у кого из домовладельцев есть на участках плавательный бассейн, а затем проверяли этих «богатеев» на предмет уплаты налогов. Во время лондонской Олимпиады в общественных парках столицы на деньги Adidas создавались «Адизоны» — «гигантские пространства для занятий спортом на открытом воздухе» с тренажерами, гимнастическим оборудованием и танцплощадками. С птичьего полета эти зоны четко складывались в очертания логотипа Игр-2012.

Пальмира в Дубае — искусственный остров, спроектированный в расчете на Google Earth

В качестве финального аккорда своего компьютерного «кругосветного путешествия» я печатаю название города, которого еще не существует, — Сонгдо, — и на экране появляется участок голой земли к западу от южнокорейской столицы Сеула. Сонгдо будет построен на территории, отвоеванной у Желтого моря, и должен стать самым продвинутым «технологическим городом» планеты. Его проект построен на принципе SMART + Connected, разработанном компанией Cisco, компьютерным гигантом из Кремниевой долины.

Это мегаполис нового поколения: «умный» город, строящийся по новым правилам информационной эпохи. Сонгдо — город, постоянно находящийся в онлайне, поступающая в реальном времени информация меняет городскую ткань: здания, предметы и светофоры играют одновременно роль датчиков и активаторов. Новый город — уже не статичный набор объектов, а «компьютер на открытом воздухе». Он наделен интеллектом, способен собирать информацию, меняться и реагировать на разные стимулы. По словам Асафа Бидермана, заместителя директора Лаборатории SENSEable City Lab в Массачусетском технологическом институте, «умные» технологии способны делать город более «человечным»14.

Но как это происходит? Подозрительное отношение к подобному «техноутопизму» вполне оправданно: разве не такой же фантазией была мечта Ле Корбюзье об «автопии», автомобильной утопии? Что такого не могут сделать люди, но могут машины?

Первое заметное новшество «умного города» заключается во всеобщей взаимосвязи. Первая сеть мобильной связи — NTT — была создана в Японии в конце 1970-х годов; с тех пор сотовые телефоны и сети распространились по всему миру. В 2002 году насчитывался миллиард абонентов мобильной связи, а еще через восемь лет эта цифра возросла до 5 миллиардов. Поскольку все население планеты составляет 7 миллиардов, этот показатель выглядит неожиданно высоким — даже если учесть, что у некоторых по два мобильных телефона. Очевидно, эта цифра охватывает не только людей, разговаривающих друг с другом по мобильному или обменивающихся текстовыми сообщениями. В последние годы появляется все больше машин, контактирующих друг с другом: компьютеры с телефонным модемом, на смену которым пришел сначала широкополосный, а затем беспроводной интернет и 3G, планшеты и другие портативные компьютерные устройства. Одновременно облачные сервисы расширяют связь между различными устройствами, облегчая доступ к личным данным из любой точки мира.

Впрочем, соединены теперь не только наши телефоны и компьютеры: скоро мы будем жить с «интернетом вещей»: «паутина» войдет в реальный мир и будет собирать данные со всех окружающих объектов, и в результате все аспекты нашей жизни будут взаимосвязаны. В будущем каждая наша поездка на общественном транспорте станет фиксироваться; наши машины можно будет связать с автомастерской, чтобы они докладывали о любой поломке; светофоры и дорожные знаки будут оборудованы датчиками, отслеживающими пробки и транспортные потоки; «умные» здания будут регулировать температуру и освещение в помещениях, а программы распознавания внешности человека можно будет использовать в самых разных сферах — от банковских услуг до безопасности.

Город становится не просто собранием мест и людей, а живой взаимосвязанной сетью, где здания, знаки, пользователи и машины контактируют друг с другом в реальном времени. Научная фантастика, скажете вы, но здесь не будет некоей суперсистемы вроде HAL-9000 из «Космической одиссеи», захватывающей контроль над городом, да и на «Метрополис» — антиутопический взгляд Фрица Ланга на позднеиндустриальную эпоху — это тоже не похоже. «Умный город» с помощью технологий собирает огромное количество информации, которую мы можем использовать, чтобы сделать нашу жизнь лучше. Это средство информатизации реального мира, а не его замещения, создающее, как выражается Энтони Таунсенд из калифорнийского Института будущего, «смешанную городскую действительность»15.

Сонгдо создается не только с нуля, но и «сверху». В 1990-х годах Южная Корея жестоко пострадала от общемировой рецессии и вынуждена была просить финансовой помощи у Международного валютного фонда (МВФ), который в качестве одного из условий потребовал открыть ее рынок для иностранных товаров и инвестиций. Поначалу новые возможности не вызвали большого интереса в деловых кругах, и правительство организовало ряд свободных экономических зон, стимулируя формирование новых секторов — логистики, финансовых услуг и информационных технологий. Это совпало с проектом по возрождению земель возле Инчхонского международного аэропорта — трех небольших островов, один из которых носил название Сонгдо («Сосновый»). Большая часть работ проводилась по заказу Daewoo, надеявшейся создать «медийный город», способный сравняться с Кремниевой долиной, но, когда у корпорации начались финансовые затруднения, она забросила проект. Тогда городские власти обратились к Джею Киму — американскому предпринимателю корейского происхождения, имевшему опыт осуществления крупных проектов и хорошие связи в США. Ким, чей офис располагался в Пасадене (штат Калифорния), начал вести переговоры с крупными американскими застройщиками.

Сонгдо – это совместный проект городских властей Инчхона, международной девелоперской фирмы Gale International (61%), южнокорейской строительной корпорации POSCO E&C (30%) и инвестиционной группы Morgan Stanley Real Estate (9%). В проекте также участвуют Институт развития Азии и компания Arup & Partners, а всеми информационными технологиями занимается CISCO Services.

За несколько лет ему удалось сколотить команду, в которую вошли Джон Б. Хайнс-третий из бостонской фирмы Gale and Wentworth и Стэн Гейл, без промедления начавший переговоры с городскими властями, а также корейский металлургический гигант POSCO и ведущее архитектурное бюро в области городского проектирования Kohn Pedersen Fox, разработавшее план Международного делового района Сонгдо. К 2002 году был закончен генеральный план по строительству города на 100 тысяч жителей с рабочими местами еще на 300 тысяч человек. Город предполагалось разбить на зоны: 4,6 квадратного километра отводилось под офисные помещения, 2,7 квадратного километра — под жилье, 1 квадратный километр — под торговые точки и 0,5 квадратного километра — под гостиницы.

Предусматривается также общественный центр, поле для гольфа по проекту Джека Никлоса, торговый центр, небоскреб-эмблема, школы, центральный парк и водные объекты. Строительство будет вестись по высочайшим экологическим стандартам; с международным аэропортом и Инчхоном город соединит мост через Желтое море протяженностью более 11 километров. Как отмечается в одной рекламной брошюре, Сонгдо возьмет из разных городов мира все лучшее:

Каналы сооружаются по образцу Гранд-канала в Венеции, городской ландшафт — по образцу Гонконга, культурные центры — по образцу Сиднейской оперы, а небольшие парки в жилых районах копируют опыт Саванны (штат Джорджия). Парк-авеню и Центральный парк Сонгдо, подобно своим нью-йоркским «тезкам», создадут сочетание зоны отдыха и развитой городской инфраструктуры. Наконец, расположение административного центра на оси расходящихся спицами улиц заимствовано у парижской Триумфальной арки 16 .

Но именно технологичность города превращает его в нечто большее, чем «азиатский Лас-Вегас». К январю 2012 года там уже насчитывалось 22 тысячи жителей, а по завершении строительства население Сонгдо должно увеличиться до 65 тысяч человек, и еще 300 тысяч будут приезжать сюда на работу на общественном транспорте или прилетать в близлежащий Инчхонский аэропорт. Небоскребы, общественные пространства и зеленые зоны, впечатляющие площади и достижения инженерной мысли возвещают появление смелого и уверенного в себе мегаполиса, соответствие высочайшим стандартам энергосбережения и защиты окружающей среды превращает город в самое экологичное пространство из всех, что можно себе представить. Но больше всего в нем впечатляют невидимые связи: это — город «интернета вещей». Сонгдо — это не только люди и здания и уж тем более не только инфраструктура — дорожная сеть, водо- и энергоснабжение, уборка мусора, транспорт. Это — город со встроенной услугой U.Life. Как отмечает генеральный директор Gale International Том Муркотт, «соответствующие технологии надо вписать в генеральный план, проектирование и строительство с самого начала, а не после их завершения»17.

U.Life помещает новые технологии в самый центр жизни города. Гейл с 2008 года сотрудничает с Cisco в области создания управления «умным» мегаполисом. Весь Сонгдо будет управляться из одного узла, играющего роль «ствола мозга»18. Туда будет поступать информация с камер наблюдения об интенсивности потока пешеходов на улице, и свет уличных фонарей станет соответственно усиливаться или приглушаться; для мониторинга дорожного движения и пробок номерные знаки автомобилей оснастят RFID-метками, а специальные мониторы будут сообщать о состоянии зданий и дорог, позволяя проводить работы своевременно и сокращать на них издержки; за счет подключения к метеорологической информации в реальном времени электросеть можно будет подготовить к резким нагрузкам при внезапном похолодании; в другие периоды «умная» система будет отслеживать объемы потребления и потоки энергии, чтобы прогнозировать спрос и находить способы повышения эффективности; «умными» станут также водопровод и система утилизации отходов.

«Умнее» станут и все дома: каждую квартиру оснастят сенсорными панелями, чтобы жильцы контролировали температуру и освещение и следили за потреблением энергии. «Умная» архитектура позволит создать экологичный город: на крышах будут зеленые насаждения, снижающие эффект «островков тепла» и собирающие дождевую воду. Сбора мусора в традиционном смысле не будет: этот процесс станет осуществляться через специальную централизованную систему.

Похоже, лучше места и вообразить нельзя: этот город вдохновлен самыми выдающимися образцами архитектуры со всего мира, он будет «умнее» всех предыдущих городов, чтобы повседневная жизнь людей протекала без сучка без задоринки, — меньше пробок, энергоэффективные и умные здания, более высокий уровень безопасности и наблюдения. Для многих быстро возведенный город, сверхразумный, построенный с нуля по единому плану, — это воплощение будущего, последний вариант высокотехнологичной Утопии, и это не единственный такой город в Азии.

Сонгдо — не единственная попытка нащупать новое устройство городской жизни, и многие вновь построенные города напоминают скорее отделы магазина электроники, чем мегаполисы: в Малайзии в прошлом десятилетии на бывших каучуковых плантациях построены Путраджая и Киберджая, входящие в «малайзийский мультимедийный суперкоридор». К западу от Пекина финская архитектурная фирма Eriksson проектирует «Экодолину Ментугу» — образцовый «город будущего». На юге КНР планируется создать китайско-сингапурский «Город знаний Гуанчжоу». В окрестностях Абу-Даби Foster + Partners проектирует новый город Маздар — результатом этого амбициозного замысла должен стать самый «умный» и экологически чистый город на планете.

Но в связи с концепцией «умного города» возникает также немало вопросов и тревог. Что произойдет, если весь город управляется одним типом программного обеспечения, а вы захотите пользоваться другим — система вас просто отторгнет? Или если вы заходите разработать собственную программу, адаптировав некоторые части этого общегородского ПО, не окажетесь ли вы под судом за хакерство? И кто владеет городом, если он функционирует с помощью «чужих» программных продуктов? Сможет ли он развиваться и меняться, если цифровая структура имеет защиту? Что, если, как предостерегает Энтони Таунсенд, «все будет делаться одной фирмой, выигравшей тендер, и городская инфраструктура может оказаться под контролем монополии, чьи интересы не совпадают с интересами города и его жителей»?19

На идее «умного города» можно заработать большие деньги. Его проектирование и маркетинг — выгодный бизнес для множества людей: теоретиков, с пророческим видом рассказывающих о своих озарениях, архитекторов с инновационными проектами, консультантов по менеджменту, желающих продать свои методы, компьютерных компаний, разрабатывающих специализированные программы по управлению этим новым миром. Все крупные игроки вроде IBM, Cisco, Siemens, Accenture, McKinsey и BoozAllen вступают в дискуссию об «интеллектуальном городе», «умной» инфраструктуре, зданиях нового поколения, разрабатывают инструменты повышения эффективности, экологичности мегаполиса и взаимосвязанности его частей. Эти крупные компании контактируют с муниципалитетами, навязчиво рекламируя решения «под ключ», полные «пакеты» методов приспособления повседневной жизни города к требованиям XXI века.

В методичке «Насколько умен ваш город», подготовленной Институтом исследований ценности бизнеса (компания IBM), содержатся универсальные инструменты для оценки «взаимосвязанности» города и план улучшения ситуации в этой сфере:

Разработайте для вашего города долгосрочную стратегию и задачи на ближайшее будущее.

Определите приоритеты и вкладывайте деньги в несколько отобранных систем, которые сильнее всего изменят ситуацию.

Интегрируйте системы, чтобы повысить эффективность и удовлетворять потребности горожан. Оптимизируйте услуги и функции.

Выявляйте новые возможности для роста и оптимизации 20 .

В другом документе от той же группы специалистов — «Более умные города» — детальнее описываются способы достижения этой «интеллектуальности». Очевидно, что большой бизнес смотрит на это так: перемены должны осуществляться сверху, а «городским властям следует разработать интегрированную систему планирования»21.

Совет «думать критериями революции, а не эволюции»22 от IBM следует воспринимать с долей скепсиса. Несмотря на все эти необычные разговоры, к будущему барону Осману надо относиться с осторожностью. Существует ли решение в еще большей степени идущее «снизу», чем то, которое использует степени «открытый код города», где информация и знания распространяются свободно, а не по желанию их собственника и создаются теми, кто ими пользуется, а не теми, кто хочет их продавать? Такой «открытый» город способен адаптироваться и преобразовываться в соответствии с велениями времени и требованиями людей; он реагирует на потребности улицы и отражает их не хуже, чем мэрия или рынок.

Пожалуй, именно развитие технологий «снизу» лучше всего подходит для совершенствования существующих городов. Нужно, не ломая всю структуру и не начиная с чистого листа, сделать так, чтобы города, в которых мы живем, взяли на вооружение последние методы повышения эффективности и экологичности. Технологии позволяют весьма результативно задействовать простых людей: в Кении M-Pesa впервые распространила банковские услуги на миллионы граждан, не имеющих собственного счета, и, кроме того, она отлично приспособлена для сбора и обобщения информации. «Умный» город должен интегрировать масштабные проекты властей, но и иным образом развивать «открытость». В противном случае мы наверняка лишь в очередной раз подтвердим, что история нас ничему не учит и нас ждет новое столкновение на этот раз «кибернетических» Роберта Мозеса и Джейн Джекобс — сил, стоящих по разные стороны цифровых баррикад.

Низовая «инфоструктура» по определению не может выступать как уже готовое решение. Она будет сочетать ряд устройств и платформ — от электронных дорожных знаков, мобильных телефонов и приемников GPS до велосипедов и карт. Она, несомненно, будет отражать некоторые из самых творческих и передовых представлений о городе, откроет новые способы перемещения, сделает жизнь горожан легче и многообразнее. Она интегрирует старое с новым, сплетет материальную ткань города с цифровой сетью, будет предоставлять не только информацию, но и орудия перемен.

Лаборатория SENSEable City в Массачусетском технологическом институте на окраине Бостона — один из ведущих научных центров, анализирующих перспективы «умного» города. В 2009 году директор лаборатории — архитектор и инженер-строитель Карло Ратти — предложил отметить лондонскую Олимпиаду 2012 года созданием рукотворного облака: прозрачной смотровой площадки высоко над Стрэтфордом. Забраться на эту парящую конструкцию зрители могли бы по винтовому километровому пандусу. Площадку предполагалось оборудовать «информационной светодиодной системой, местами материализующейся в легких информационных экранах, где посетители могли бы изучать информацию о происходящем возле них»; по сути это превратило бы обычных горожан в настоящих олимпийских богов и перевернуло бы традиционный олимпийский монумент с ног на голову. Конечно, это была мечта без особых шансов на воплощение, но именно такое переосмысление отношений между городом и местом интересует Карло Ратти и лежит в основе работы лаборатории SENSEable City.

Города — это гигантские информационные системы, но до сих пор сбор данных в том масштабе, который реально мог бы что-то изменить, был затруднен. Сейчас, однако, ситуация меняется. Умный город — это сенсор. Команда Ратти из Массачусетского технологического института изучила ряд крупных проектов по сбору информации, позволяющей нам понять город, — не то, как он, по нашему мнению, должен работать, а то, как он функционирует реально, эмпирически. В лаборатории изобрели ряд интересных способов, помогающих такому сбору данных.

Trash/Track — система испытанных в лаборатории небольших сенсоров, прослеживающих, что реально происходит с мусором, который мы оставляем. В ходе эксперимента, проведенного в 2009 году в Нью-Йорке, Сиэтле и Лондоне, к разным видам мусора были прикреплены 3 тысячи электронных ярлычков, а затем передвижения этого мусора отслеживались, чтобы выяснить, как далеко его отвозят: результаты поставили под сомнение экологичность принятых у нас мер по утилизации отходов.

Еще один остроумный датчик, разработанный Ратти, называется «копенгагенское колесо» — впервые он был опробован в Копенгагене в 2009 году. Он представляет собой красный пластиковый диск, устанавливаемый на заднее колесо велосипеда. Он оснащен миниатюрным электромотором, накапливающим энергию, когда велосипед едет сам или тормозит, и помогающим вашим мышцам, когда им нужна помощь. Кроме того, в блестящем красном диске кроются высокотехнологичные сенсоры, полезные велосипедисту в ряде ситуаций: с их помощью специальное приложение для айфона собирает данные о ваших нагрузках — какое расстояние вы проехали, за какое время сколько истратили калорий. Устройство также помогает оптимальным образом передвигаться по городу, отслеживая уровень загруженности дорог и загрязнения воздуха. Таким образом, вы заранее получаете информацию о пробках, состоянии дороги, оптимальных путях объезда. Этой информацией можно делиться с друзьями или другими находящимися в том же районе людьми.

Лаборатория занимается и экспериментами в масштабе целого города. Так, она осуществляет проект LIVE Singapore, в рамках которого данные от всех государственных ведомств сводятся в один канал, дающий информацию в реальном времени о том, что происходит в городе. Наряду с разработкой открытой цифровой площадки для размещения данных со всех уголков города и интерфейса, доступного через электронные устройства всем пользователям: политикам, дорожной полиции, простым горожанам, — проект уже помогает собирать информацию о том, как функционирует Сингапур. Создана изохронная карта, показывающая, сколько времени нужно на поездки по городу в разное время суток и где возникают проблемы. Есть и система, повышающая эффективность распределения такси по городу, а также способы выяснить, как крупные мероприятия вроде сингапурского этапа «Формулы-1» создают сбои в работе инфраструктуры и что говорит о жизни людей то, как они пользуются мобильными телефонами.

Исследования в рамках LIVE Singapore показывают: ценные сведения можно обнаружить в самых необычных местах. Эрик Фишер из Сан-Франциско, как он сам признается, буквально помешан на картах и обожает «перестраивать» их на основе неожиданных типов данных, чтобы показать не только географию города или план его улиц, но и топографию деятельности людей. К примеру, в своей серии карт с геотегингом он создает интегрированные планы крупнейших городов мира с привязкой к гигантскому сайту по обмену фотографиями Flickr. В результате его карта Лондона графически показывает, какие места в городе чаще всего фотографируют. Фишер сумел систематизировать эти данные и продемонстрировать, насколько по-разному воспринимают Лондон туристы и местные жители. Такой тип «инфокартографии» меняет наш взгляд на город, мы начинаем воспринимать его не просто как географическую точку, а как живой трансформирующийся «человеческий ландшафт».

Карта Лондона с отмеченными местами, где делают фотографии пользователи сервиса Flickr. Автор Эрик Фишер

Подобные данные, получаемые в реальном времени, дают городу новые возможности. «Умный» город предоставляет нам сведения, помогающие принимать более обоснованные решения о нашей собственной жизни, а также способен создать петли обратной связи, повышающие эффективность управления им. Зачастую дорожного знака с цифрой 20 в красном круге оказывается недостаточно, чтобы убедить водителя притормозить. Но его поведение, скорее всего, изменится, если на специальном табло рядом будет мигать скорость его движения? И это лишь один простой пример того, как обратная связь в реальном времени способна повлиять на ваши действия; а теперь представьте себе, что получится, если такая связь будет присутствовать во всех элементах города?

Исследования, подобные эксперименту с копенгагенским колесом, неоднократно проводились и с пекинскими таксистами. Один из примеров — инициатива T-Drive, осуществленная совместно с пекинским Научно-техническим университетом и Microsoft. Сегодня население китайской столицы составляет почти 20 миллионов и быстро растет, что создает на дорогах пробки и загрязнение; среди множества легковушек, грузовиков и повозок по городу ездят и 90 тысяч такси, водители которых имеют репутацию людей грубых и необщительных и зачастую плохо знающих город. У них всегда включен счетчик — стоит ли машина в пробке или несется по автостраде. Однако группа исследователей решила наладить взаимодействие между 33 тысячами таксистов: благодаря GPS-мониторам, установленным на приборных досках такси, и облачным технологиям им удалось создать интеллектуальную систему транспортного обслуживания в реальном времени. Изучив ситуацию с пробками на всех 106,579 дорогах города общей протяженностью 400 с лишним миллионов километров, ученые построили «умную» сеть из 790 миллионов точек, составляющих цифровую карту Пекина. Затем в нее интегрировали канал данных о погоде и транспортной ситуации. В результате при тестировании система позволила повысить эффективность 60-70% всех поездок на такси и значительно увеличить скорость доставки пассажиров.

«Умный» город формируется за счет сочетания крупных муниципальных проектов с участием компьютерных компаний с более скромными схемами, доступными через мобильный телефон с зв и спутниковый навигатор. Но город будущего, каким бы он ни был технически совершенным, никогда не станет умнее, чем его жители. Информация — не самоцель, а средство выработки более эффективных решений проблем городской жизни. Но размышления об «умном» городе самым поразительным образом вынуждают нас переосмыслить другие аспекты городской жизни. Помогут ли технологии решить проблему заторов? Может ли «умное» здание сделать город будущего более экологичным?