21 января

Уже три дня мы не получали горячей пищи. Кровообращение возможно поддерживать только движением, если мы находимся на открытом воздухе, или приседаниями, когда мы набиваемся в темные отверстия щелей, которые называют бункерами. По сигналу тревоги человеческие создания сбрасывают с себя усталость и обороняются из последних сил. Такое положение длится последние три дня.

Я отправил Павеллека и двоих солдат с задачей найти нашего шписса и добыть для нас хоть что-нибудь поесть. Он вернулся рано утром и принес едва ли по 100 граммов хлеба на человека, который мы ели так жадно, будто это было пирожное.

22 января

22 января прибыл мой старый верный посыльный Марек, чтобы забрать меня на КП к командиру подразделений на нашем участке гауптману Краузе. Краузе, штаб которого состоит всего лишь из горстки людей, тоже живет в жалких условиях. На наших лицах можно прочитать напряжение – результат чувства ответственности за наших товарищей. Краузе проинформировал меня, что будущей ночью вся дивизия должна отойти на юг, за Городище, к северо-западным окраинам Сталинграда. Сопротивление (немецких войск) на западном и южном фасах котла полностью выдохлось. Наши войска повсюду теснят и в самом городе Сталинграде. Котел разрезан на северную и южную части. Моя рота будет выполнять роль арьергарда. Мы должны покинуть передний край сразу же после наступления темноты 23 января.

На карте гауптман Краузе показал мне позицию, которую мы должны занять. Она располагалась в балке у Орловки, как раз там, где новый оборонительный рубеж, что тянется с востока на запад, делает петлю на юг практически под прямым углом, после чего продолжается вдоль западной окраины города.

Я узнал, что 10 января истек срок ультиматума о капитуляции нашей армии, так как командование армии не ответило на него. Капитуляция и плен означали для нас нечто совершенно новое. Мы никогда не позволяли себе даже думать, а не то что говорить об этом.