Радж ждет у обочины и провожает взглядом проезжающие по улице машины.

Дедушка решительно подходит к нему, на ходу копаясь в рюкзаке. Это мой старый рюкзак с котятами, с которым я ходила в начальную школу. Я думала, для дедушки он слишком девчачий, но тот сказал, что рюкзак вполне приличный, а на мнение окружающих ему наплевать.

Дедушка зовет:

— Эй, ты!

Радж оборачивается, смотрит на нас.

На мгновение его взгляд задерживается на мне, потом возвращается к дедушке.

Дедушка вытаскивает из рюкзака бумаги и сует их Раджу в руки:

— Читай и рыдай!

Радж бегло просматривает их и поднимает глаза:

— Большая часть опубликована тридцать с лишним лет назад.

От удивления дедушка на минуту теряет дар речи, но потом парирует:

— Эйнштейн тоже давно публиковался. Он для тебя тоже не авторитет?

— Не говори глупостей, — огрызается Радж.

У обочины останавливается малолитражка, за рулем — подросток. Он такой же темноглазый, как Радж, но на несколько лет старше. Радж складывается вдвое, чтобы втиснуться на переднее сиденье.

— Ах, глупостей? — захлебывается от гнева дедушка. — Да что ты вообще знаешь? Ты всего лишь ребенок.

Радж высовывается из открытого окна и окидывает дедушку внимательным взглядом:

— Ну, мало ли. Ты вот тоже ребенок. — Он на секунду замолкает. — Что знаешь ты?

Зайдя в дом, дедушка сразу же направляется на кухню.

— Я умираю от голода! — заявляет он.

— Разогреем буррито, — предлагаю я. Пожалуй, нет на свете более идеальной комбинации, чем рис, пережаренные бобы и сыр.

Дедушка заваривает себе чай. Он точным движением наливает в кружку кипяток, кладет две идеально отмеренные ложки сахара и методично размешивает, будто готовит молочную смесь для младенца. Я вспоминаю наш разговор о безумных ученых.

— Мне понравилось, как ты рассказывал за обедом, — признаюсь я. — Про науку. Но с чего нужно начинать?

Дедушка отрывает взгляд от чашки:

— Что ты имеешь в виду?

— Когда я собираю пазл, я всегда начинаю с уголка. А с чего начинать, если хочешь найти лекарство от полиомиелита или еще что-нибудь?

— Со взгляда, конечно, — отвечает дедушка.

— Со взгляда? — Я ничего не понимаю.

Он смотрит на вазу с фруктами на кухонной стойке:

— Возьмем эту вазу. Что ты видишь?

Это старая, поцарапанная деревянная чаша. В ней лежат пара яблок, банан, несколько груш и манго. Мама наверняка купила манго со скидкой, потому что обычно она их не покупает.

— Вазу для фруктов? — отвечаю я.

— А фрукты эти живые или мертвые? — спрашивает дедушка.

Я присматриваюсь повнимательнее. Яблоки красные и блестящие, на банане — ни пятнышка.

— Живые, — уверенно отвечаю я.

Дедушка берет яблоко и вертит его в руках:

— Живые, говоришь? А они связаны с корневой системой? Получают питательные вещества? Воду? Ведь все это признаки жизни.

— Пожалуй, нет, — уступаю я.

Дедушка машет яблоком у меня перед носом:

— На самом деле они начинают умирать, как только их срывают.

Он подходит к стойке и берет нож, разрезает яблоко, обнажив аккуратный ряд темно-коричневых зернышек, и дотрагивается до них кончиком лезвия.

— Ну а как насчет этих? — спрашивает он.

— Мертвые? — предполагаю я.

— Это уже посложнее, — усмехается дедушка. — Они в спячке, в ожидании. Посади их в землю, дай им воды и солнечного света, и они прорастут. В каком-то смысле зернышки бессмертны. И они все это время были в яблоке.

Я потрясена.

— Я думала, заниматься наукой — значит ставить эксперименты в лабораториях.

Дедушка качает головой:

— Самый полезный инструмент ученого — наблюдение. Галилей, основоположник современной науки, с помощью наблюдений заметил, что Юпитер окружен лунами, и доказал, что Земля — не центр Вселенной. Благодаря его наблюдениям люди стали по-другому воспринимать свое место в мире. — Он оглядывается вокруг и говорит: — Но раз уж об этом зашла речь, мне понадобится лаборатория.

— Зачем? — недоумеваю я.

— Чтобы проанализировать T.melvinus'a, когда нам удастся его снова заполучить, конечно, — поясняет дедушка, как будто это само собой разумеется. — Чтобы опубликоваться, мне нужно воспроизвести полученный результат.

Я на минуту задумываюсь. Наш дом все-таки не дворец.

— Гараж подойдет? — предлагаю я.

Мы идем в гараж, и дедушка внимательно его осматривает. Одна его половина свободна, чтобы можно было ставить машину, но вторая завалена коробками с реквизитом, оставшимся от прошлых маминых спектаклей. Еще тут стоят старый папин верстак, наши велосипеды и морозилка. Мама всегда забивает ее замороженными продуктами, когда начинает работать над новым спектаклем.

Дедушка почесывает несуществующую бороду:

— Электричество… Приличное освещение… Микроклимат не контролируется, но могло быть и хуже. По крайней мере, я не в пустыне, как Оппенгеймер.

Я непонимающе смотрю на него.

— Роберт Оппенгеймер, — поясняет дедушка. — Вторая мировая.

— Мы это еще не проходили по истории, — объясняю я. — Мы пока Древнюю Грецию изучаем.

— Роберт Оппенгеймер был блестящим физиком. Он возглавлял проект «Манхэттен» — программу по разработке атомной бомбы. Оппенгеймер испытывал ее в пустыне в штате Нью-Мексико.

— Ничего себе!

Дедушка смотрит по сторонам:

— Ну что ж, работа не ждет! Приведем это место в порядок.

Он хочет устроить лабораторию недалеко от розеток, а значит, коробки с реквизитом придется переставить. На это у нас уходит почти два часа. Мы находим коробку с электрогирляндами, и дедушка развешивает их вокруг верстака.

Внезапно гаражная дверь поднимается — у входа стоит мамина машина. Но заехать внутрь мама не может: дорогу загораживают коробки. Она выключает мотор и заходит в гараж.

— Что это вы тут делаете? — строго спрашивает она.

— Лабораторию устраиваем, — отвечаю я.

— Здесь? В гараже?

— Чтобы я мог продолжить свои исследования, — объясняет дедушка.

— А где я, по-вашему, должна ставить машину?

— На улице, — предлагаю я.

— Ну уж нет!

Дедушка сверлит дочь взглядом.

— Ты мешаешь научному прогрессу, — говорит он.

— Я мешаю птицам гадить на мою машину, — смеется мама.

Весь остаток дня мы с дедушкой перетаскиваем коробки обратно.