С тех пор как дедушка поселился у нас, в доме кое-что поменялось. Раскладной диван в кабинете всегда разложен, а наши антикварные книжные полки опустели и превратились в открытый шкаф для одежды. В комнате висит тяжелый запах мужских носков и спортивной раздевалки. Когда дедушка не видит, мама опрыскивает кабинет освежителем воздуха.
У дедушки есть свои странности. Он всегда готов к выходу за полчаса до того, как пора идти. Каждый день он выпивает чашку горячего чая, потому что это «полезно для пищеварения». И все время беспокоится о мусоре.
— Мусорные баки надо выставлять на улицу вечером, — поучает он маму.
— Я предпочитаю делать это утром, — отвечает она.
— А если забудешь?
Мама стискивает зубы.
— Не забуду.
— Можешь и забыть. И в твоих баках за две недели скопится куча мусора. Что ты тогда будешь делать?
С дедушкой не нужно догадываться, что он на самом деле имеет в виду, как это иногда приходится делать в разговоре с девочками: у него что на уме, то и на языке. И он всегда выполняет обещанное. Поэтому сегодня, не найдя его нигде после уроков, я начинаю волноваться.
Я жду его на нашем обычном месте — перед зданием школы, у шеста для подъема флага. Стремительный поток несущихся мимо школьников потихоньку превращается в ручеек, но дедушки по-прежнему не видно. Я знаю, что он не бросил бы меня здесь просто так. Тут я вспоминаю, как Николь рассказывала про потерявшихся стариков. У дедушки, конечно, тело подростка, но мозгу-то его семьдесят шесть лет.
Я ищу его у школьных шкафчиков и у кабинета, где у него был последний урок, но безрезультатно. Забеспокоившись по-настоящему, я подхожу к одному из мужских туалетов и зову через дверь:
— Мелвин!
Из туалета выходит Радж.
— Кажется, ты ошиблась дверью, — весело замечает он.
— Мелвина там нет? — спрашиваю я.
— Могу проверить, если хочешь, — предлагает Радж.
— Проверь, пожалуйста, — прошу я.
Через минуту он возвращается и качает головой:
— Не-а!
— Где же он?
Я нахожусь на грани паники.
Радж предлагает:
— Я поищу с тобой. Он наверняка где-то здесь.
Радж проверяет все мужские туалеты и раздевалку, но дедушки нигде нет.
Только когда мы проходим мимо моего шкафчика, я вижу прикрепленную к двери записку:
«Меня оставили после уроков.Мелвин».
Радж предлагает подождать вместе. Мы садимся на скамейку перед кабинетом для провинившихся. Разговаривать с Раджем интересно.
— Твой двоюродный брат немного странный, — говорит он.
Я непонимающе смотрю на него.
— Ну, взять хотя бы его одежду. Эти штаны полиэстеровые. Прямо как у моего дедушки.
Если бы он только знал!
— Э… да. Такой у него стиль, наверное, — отвечаю я.
— Хм…
В правом ухе у Раджа серьга. Она похожа на иероглиф.
— Это что-то египетское, да? — спрашиваю я.
— Это анкх, египетский символ жизни, — объясняет парень.
— Круто! — восхищаюсь я. — Ты увлекаешься Древним Египтом?
— Типа того. Ты знаешь, что сердце египтяне не трогали?
— Что?
— Когда они делали мумии, то вынимали все органы, а сердце оставляли.
— Но зачем?
У Раджа серьезный взгляд.
— Они верили, что человек сердцем думает.
Дверь со стуком распахивается, и из кабинета вываливается толпа детей. К нам подлетает дедушка с пылающим лицом и растрепанными волосами. Он в ярости.
— Что случилось? — спрашиваю я.
— Я вышел в уборную.
О чем это он?
— В уборную?
— В туалет! — рявкает он. — Я без разрешения вышел в туалет во время урока. Оказывается, это преступление!
Мимо проходят несколько мальчишек, наказанных вместе с дедушкой, и кричат ему:
— Дай пять!
Один из них, смеясь, добавляет:
— Не сдавайся, братан!
Дедушка испепеляет его взглядом.
— Чтобы выйти в туалет, нужно спросить разрешение на выход из класса, — объясняю я.
— Кстати, училке, которая вынесла мне приговор, нельзя преподавать историю. Ей аж двадцать два года! — Дедушка сокрушенно трясет головой. — Разве она может хоть что-нибудь знать?
— В следующий раз лучше просто спросить разрешения, — советует Радж.
— Я предпочитаю сохранить свое достоинство! — заявляет дедушка.
Он удаляется с гордо выпрямленной спиной и развевающимися волосами, и мне приходит в голову, что мама не права.
Театральности ему не занимать.
