У Изабель не было причин рассказывать Джону о своем браке, за исключением того, что ей хотелось знать, не станет ли он презирать ее за это и не покажется ли она ему менее привлекательной, после того как он все узнает. Она старалась скрыть от себя чувства, вспыхнувшие в ее душе после того случая в лощине Ригби, когда он чуть не поцеловал ее. Тогда она ждала поцелуя. Ждала и сейчас…

Но он должен знать, кто она такая.

Большинству мужчин разведенные женщины внушают антипатию. Разумеется, большинству мужчин она не рассказывала о себе. В сущности, Джон был вторым посвященным. Первым в ту незабвенную ночь на кухне «Бутона» стал Дастер.

— А где сейчас твой муж? — спросил Джон. Следовало ожидать этого вопроса.

— Не знаю. Где угодно. Последний раз я слышала, что он поселился в Сан-Диего.

— Ты все еще его жена?

— Нет. Я… мне дали развод в его отсутствие. — Она нервно подергивала бахрому пестрой накидки. — У меня было полное право… Впрочем, это ничего не меняет. Я разведенная женщина.

Она ждала, что сейчас начнет проявляться его презрение — холодок, с которым он воспримет ее признание, невидимая дистанция, которую он установит между ними. Но последовавший за ее словами вопрос не имел ничего общего с той реакцией, какую она от него ожидала.

— Как ты с ним познакомилась?

Изабель потупилась, разглядывая свои колени, потом посмотрела сквозь щелку полога на луг, по которому барабанили крупные капли.

— Я работала оператором в телефонной компании. Он звонил по одним и тем же телефонам с утра до вечера, и поэтому мне чаще всего приходилось отвечать на его звонки. Через неделю он стал упрашивать меня встретиться с ним. Я влюбилась в его голос еще до того, как увидела его. — Последнее предложение ей следовало бы опустить, но это была чистая правда. — С самого начала наш брак оказался неудачным. Звонил он, как выяснилось, своим партнерам — незаконным дельцам. На него нельзя было положиться. Только я тогда все равно что ослепла. Мы и года не протянули вместе. А потом, после двух лет его отсутствия, я подала на развод. — Встретив взгляд Джона, она пожала плечами. — Вот и все.

И снова — никакого осуждения, никакой снисходительности во взгляде. А может, она просто надеется отпугнуть его, будучи не в силах признаться самой себе, что испытывает к нему нечто большее, чем симпатию. Ей нравились его сила и стремление во всем быть главным. Приятно, когда мужчина берет на себя твои дела, как, например, поливка деревьев. У нее такого никогда не было. Муж был совершенным эгоистом. Деньги, вернее, их отсутствие лежало в корне всех их проблем. Она часто спрашивала себя: если бы у них не было денежных затруднений, остались бы они вместе?

— Ну что же ты? — Молчание становилось невыносимым. — Говори: «Изабель, ты падшая женщина».

— Нет.

— Почему — нет?

— Потому что я сам бывал женат раньше, — Его взгляд обратился внутрь, к отдаленным воспоминаниям. — Столько раз, что уже всех и не помню.

От неожиданности этого заявления ее охватил смертельный ужас, сердце затрепетало в груди. Один брак — еще куда ни шло, но много?..

— Бармены женили меня десятки раз, но наступало утро — и я снова становился холостяком. — Он провел рукой по мокрым волосам и робко улыбнулся ей, отчего ее сердце чуть не выпрыгнуло из груди. — Все мои так называемые браки были неофициальные. Хотя если бы бармены с большим усердием относились к своим обязанностям, то не избежать бы мне семейных уз. — Его лицо приняло серьезное выражение; губы растянулись в прямую тонкую линию, брови выровнялись. — Все совершают ошибки, Изабель. Не мне тебя судить.

— Значит, тебе все равно?

— Мне не все равно, что тебя бросил муж. Я беспокоюсь о том, сможешь ли ты когда-нибудь забыть эту боль. Все остальное в этом деле для меня гроша ломаного не стоит. Ты есть то, что ты женщина, которую я… — Он замолк, но в воздухе звенели недосказанные им слова.

Изабель надеялась, что вот-вот услышит их, но тут вдруг брезентовая крыша дала течь, и рядом с ними начали быстро образовываться лужи.

Джон вскочил на ноги.

— Достань плащ из моей сумки, — сказал он и вышел под дождь. Изабель быстро отыскала плащ и протянула ему. Несколькими точными взмахами рук Джон распластал его поверх тента и снова забрался внутрь.

С волос его стекала вода. Он выбегал наружу с непокрытой головой — наверное, даже и не заметил. В тени его лицо выглядело не таким жестким, словно выточенным из камня, как в лучах полуденного солнца. Ей даже показалось, что перед ней мальчишка. Изабель улыбнулась ему, и в его ответной улыбке было столько тепла, что она почувствовала себя умиротворенной и… прекрасной.

— Хорошо бы разжечь костер. Пойду посмотрю, может, здесь найдется немного дровишек.

— А я сейчас выставлю чайник под дождь, чтобы вода набралась.

— Ну нет, эдак ты до Рождества будешь ждать, пока чайник наполнится. Давай его сюда, я зачерпну из ручья. Думаю, что вода подобралась уже близко. Один раз я видел, как ливневым паводком несло валуны размером с автомобиль, пока они не разбились о гранитную скалу.

— Правда? А мы достаточно высоко забрались?

— Скоро увидим.

Он ушел, а Изабель стала доставать из сумок и раскладывать провизию. Когда все, что нужно сделать для создания хоть какого-то уюта в тесной палатке, было уже предпринято, она села и прислушалась, ожидая услышать шаги Джона. Но кроме однообразного стука капель по тенту да еще время от времени лошадиного ржания, никаких звуков снаружи не доносилось.

Казалось, прошло несколько часов, прежде чем Джон показался с охапкой веток в руках и чайником, каким-то невероятным образом прикрепленным к его ремню. Он скинул ношу перед входом в палатку и отдал Изабель чайник, а затем пролез внутрь.

Она подала ему накидку, которую он небрежно набросил себе па шею. Сквозь проймы его рубашки были видны мощные плечи, па руках играли точеные мускулы, когда он вытирал влажное лицо и волосы. Оторванные рукава были характерной особенностью его стиля, который она считала обыкновенным неряшеством… до сих пор, пока собственными глазами не увидела каждый бугорок его бицепсов.

Изабель завороженно наблюдала за Джоном. Она не могла оторвать взгляд от пальцев, словно парусники, рассекающих волны темно-каштановых волос, когда он приглаживал растрепанную шевелюру, и, как геометрию в школе, изучала его лицо — линию подбородка и плоскость лба, прямую носа. Сколько времени прошло с тех пор, когда она последний раз испытывала физическую потребность в мужчине? Сейчас Изабель сгорала от желания, но когда вдруг в мгновение ока она очутилась в крепких объятиях Джона, не на шутку перепугалась.

Она не была женщиной легкого поведения. Но если бы в эту минуту Джон Уолкот зашел в «Бутон», а Изабель все еще работала бы там, она не потратила бы впустую ни секунды из оплаченного им часа.

Он посмотрел на нее в упор, и она, покраснев, вырвалась из его рук.

— Я сварю кофе.

Его проницательный, как будто он читал ее мысли, взгляд на миг задержался на ее лице. Затем он отвернулся и взялся за дело: собрал дрова под пологом у входа. Вскоре пламя небольшого костерка весело запылало, и можно было ставить чайник.

Места внутри для двоих было совсем немного. То и дело они сталкивались коленями, потому что сидели в одинаковых позах. Горячей кожей Изабель ощущала влажную, холодную материю платья. Но она не мерзла, вовсе нет. И все же никак не могла справиться с дрожью в руках, наблюдая, как он ворошит и сдвигает в кучу поленья.

— Холодно? — спросил он уже во второй раз. Она покачала головой.

— А тебе?

— Нет. Но в ботинках полно воды. Не возражаешь, если я их тут сниму?

— Пожалуйста. — Она была уверена, что вообще он редко интересуется мнением окружающих, когда хочет сделать что-нибудь в этом духе.

Ботинки один за другим слетели с его ног, и он остался в чулках. На большом пальце одного из них была дыра. Изабель сдержала улыбку.

— М-да, — пробормотал он, смутившись, и натянул мысок чулка на палец так, чтобы дырки не было видно. — Собирался заняться этим, да катушка ниток стоит пятьдесят ягод, а у меня с собой их не было.

— Тебе незачем объясняться.

— Нет уж, давай объясню. Ты ведь считаешь меня свиньей.

— Я так никогда не говорила.

— Бродяга, свинья — одно и то же.

На этот раз Изабель не удалось скрыть эмоции. Покраснев, она сказала:

— Прости… Я тебя тогда не знала.

— А теперь знаешь?

— Вроде да.

— Так, Изабель Берш. — Джон откинулся на спину и вытянул ноги к огню. — Что же вы вроде знаете обо мне?

Затаив дыхание, переплетя пальцы рук и прикусив губу, она сказала:

— Ты одинок.

— Ты так думаешь?

— Я так думаю.

— Почему?

— Потому что. — Она опустила ресницы, а когда подняла, то увидела на его лице выражение нетерпеливого ожидания. — Потому что… я сама одинока и знаю, что ты чувствуешь.

Он остался неподвижен. Па глазам нельзя было определить, что происходило в его душе. Затем полным и густым, как темно-синий бархат, голосом он спросил:

— Ты никогда не думала о том, чтобы еще раз выйти замуж?

Она разволновалась.

— Я… не исключала… такой возможности. Но…

— Но что?

— Но мне еще не встречался такой мужчина, за которого я бы пошла. — И поспешно добавила: — Ну а ты? Ты хочешь жениться? По-настоящему. Официально то есть.

— Никогда не думал об этом всерьез.

Разочарованная и растерянная, Изабель проглотила комок, застрявший в горле.

— До последнего времени, — продолжал он. — А сейчас частенько подумываю.

— Правда?

— Да. Я рассчитываю на то, что когда мы выиграем конкурс, у меня будут деньги. Хоть какая-то стабильность.

Она понимающе кивнула головой.

— Я тоже рассчитываю на это.

Такой поворот темы был безопаснее. Какой смысл разговаривать о браке, если ни тот, ни другой не имеют в виду друг друга? Ну она-то еще, положим, думала о нем. А вот он никак не дал понять, имеет ли он кого-нибудь в виду.

Изабель, как и он, откинулась назад, подперев голову ладонью и повернувшись лицом к нему.

— Что ты сделаешь со своей долей?

— Нефть. Вот где начинается счастливое будущее.

— Ты думаешь?

— Я знаю. Владельцы «Калька ойл» уже разбогатели. Я, конечно, не надеюсь сделать столько же денег, как они. У них есть нефтепровод, а мне придется тратить по тридцать центов за каждый баррель на перевозку до Санта-Барбары. — Прядь волос упала ему на лоб, вызвав у Изабель почти непреодолимое желание уложить ее обратно. Но рука ее осталась неподвижной. — Сначала придется сделать большие затраты, но я решил использовать для топки нефть, чтобы сэкономить на угле. — Он поймал пальцами выбившуюся прядь и вернул ее на место. — А что ты? Как планируешь распорядиться деньгами?

— Ну, для начала я выкопаю колодец у себя на участке, чтобы не бегать за водой к ручью. Потом можно посадить еще деревьев, раз уж поливка будет не так затруднительна. И еще я хочу подновить дом. Покрашу крыльцо в белый цвет, перекрою крышу. Конечно, я буду заниматься изготовлением лимонного сиропа и лимонада. Может быть, даже открою небольшой киоск во дворе, ну, знаешь, как та женщина с Ивовой улицы, которая продает яйца из окна.

Джон смотрел на нее понимающим взглядом. Он понимал ее мечту, потому что сам питал подобные надежды. Она ошибалась насчет его. Он не бездельник. Просто у него не было еще подходящего случая показать, на что он способен. Этот конкурс Бог послал им обоим, и если они не выиграют, на что ей останется надеяться? И у него были точно такие же мысли. Она видела это.

Тут вдруг Изабель утратила на время способность соображать, потому что он наклонился к ней, как будто собираясь коснуться ее губ своими. Его плотно сжатый рот остановился всего в нескольких сантиметрах от ее рта. Его дыхание смешалось с ее слабым вздохом. Тепло его тела окутало ее, хотя они даже не прикоснулись друг к другу. Между ними оставалось совсем небольшое пространство… Ее веки сомкнулись дрожа.

И он поцеловал ее. Его рот прильнул к ее с робостью, которой она не ожидала. По низу ее живота разлилось тепло, которое распространялось вокруг с каждым ударом сердца. Этот неторопливый поцелуй был пробой, проверкой, но он разжег в ее груди пожар и предал ее в руки Джона, руки, которые обхватили ее за талию и притянули к нему. Свои она положила ему на плечи, наслаждаясь ощущением плотных мускулов.

Должно быть, Джон почувствовал, до какой степени она сейчас, не принадлежала себе. Его губы плотнее прижались к ее губам, поцелуй из робкого, неуверенного стал властным и горячим, пробуждая в ней пылкость, которую она не замечала в себе раньше. Знал ли он, какое потрясение она испытывала? Какой водопад желания обрушился на нее?

Изабель вжималась в него сильнее и сильнее, и его твердое как скала тело смягчалось. Рукой Джон добрался до ее волос, и нежные пальцы заиграли в них, словно эльфы на полянке. Ее ладонь легла ему на затылок, и она ощутила движение упругих сухожилий, когда он склонил над ней голову.

Изабель вся дрожала. Желание затмило в ней разум и взбудоражило чувства. Все ее мысли сосредоточились вокруг одного существа — Джона Уолкота… и тех необычайных переживаний, что он дарил ей.

Она была готова отдаться ему. Она бы сделала так… если бы…

Вода в чайнике, закипев, перелилась через край и зашипела на углях. Вода, что может потушить драгоценное пламя. Джон потянулся назад, и Изабель впервые за сегодняшний день стало холодно.

Его движения были отрывисты и беспокойны, как движения человека, которого постигло глубокое разочарование. Она понимала его состояние. Но он ведь сам отстранился. Что до нее, то ей не было никакого дела до костра, пусть он хоть трижды потухнет. Кому сейчас нужен кофе, в конце концов?

Приводя себя в порядок и стараясь усмирить бушевавшие эмоции, Изабель выложила кукурузные лепешки и баночку яблочного варенья, которые она привезла с собой.

— Я вижу, ты голодный. — Несмотря на все свои старания, она не смогла изгнать колючие интонации из своего голоса. Что ж, наверное, чашка кофе представляет для него больший интерес, чем бедная Изабель.

— Неплохо бы, конечно, перекусить. — Его голос звучал натянуто и сухо.

Они ели в полной тишине, и Изабель испытывала жгучее сожаление, что позволила себе думать о Джоне не только как о партнере. Как она могла вообразить, что между ними возможно более интимное чувство? Вообразить, что она ему нравится?

— Похоже, дождь еще затянется на какое-то время, — произнес наконец Джон. — Мы застряли здесь до тех пор, пока он не прекратится.

— Я не боюсь ехать под дождем, — процедила она сквозь зубы.

— Я тоже. Но тот ручей больше не ручей. Он теперь раза в три шире, чем Главная улица. Чтобы вернуться, надо переждать несколько часов, пока он войдет в свое русло.

Это пояснение мгновенно протрезвило ее.

— Да что ты?

— У-гу.

— Но на такой высоте нам нечего бояться… так?

— Нечего.

Их глаза встретились, и Изабель стало стыдно за свою вспыльчивость. Если бы она не желала его так сильно, то, вероятно, была бы обходительнее. Но ее гордость задета. И к тому же сердце ее рвалось к нему.

— Изабель…

Голос Джона окутал ее мерцающим горячим облаком. Кончиком пальца он провел по ее губам.

— Тебе не надо связываться со мной. Я плох для тебя.

— В тебе есть много хорошего, — прошептала она.

— Хорошего и бесполезного. Ни на одной работе не смог продержаться.

— Я тоже.

Он жалко улыбнулся. Она тоже улыбнулась ему.

— Такие, как мы, работают хорошо только на себя.

— Наверное, ты права. Но для этого нужны деньги. Мы не выиграем.

— Должны выиграть, — строго сказала Изабель. — Просто обязаны.

Она думала о том, что если ничего не выйдет, то, что у них есть, или, вернее, только начинается между ними, пройдет, испарится, умрет. У них просто не будет повода оставаться вместе. Но если они все-таки выиграют, то честно разделят деньги. Тогда она захочет посмотреть землю, которую он купит, и понаблюдать за его работой на скважине. В свою очередь, Джон не откажется прийти полюбоваться свежевыкрашенным крыльцом и новыми деревьями в ее саду.

Конкурс удерживал их друг подле друга. Если им суждено проиграть, то оба разойдутся в разные стороны, каждый вернется к своей постылой жизни, к пустоте.

К одиночеству.

Изабель не могла согласиться с этим.

Джон опустил руки и стал задумчиво глядеть вдаль, на луг. Изабель собрала остатки завтрака и тихонько села рядом. Он притянул ее к себе, и она склонила голову ему на плечо. Потом он медленно опустился на спину и увлек ее за собой. Она уютно пристроилась, вплотную прижавшись к нему, удивляясь про себя тому, насколько ее тело гармонировало с линиями его тела. Ее рука легла ему на грудь, и ладонью она чувствовала биение большого и доброго сердца.

Ни тот, ни другой не произнесли ни слова, погруженные, как ей думалось, в размышления.

Изабель разглядывала тент над головой, а мысли ее витали вокруг Беллами Никлауса. Она знала его раньше… она была в этом уверена… этот его взгляд. Он читал в ее душе и сквозь нее видел рождественские праздники в другие годы ее жизни, как будто он на них присутствовал. Ей казалось, она и сама видела его там. Может, конечно, не так, как видят людей и предметы и вообще реальный мир, но все равно совершенно явственно. Не в книжке ли? Или в пригласительном билете? Или на красочной открытке? Есть в нем что-то такое знакомое, родное. Какая-то теплота и приветливость. Что-то…

Изабель резко села, и волосы упали ей на лицо. Откинув их назад, она уставилась прямо на Джона и изрекла:

— Я знаю, кто такой Беллами Никлаус.

Ожидая раскрытия этой тайны, Джон скептически выгнул бровь.

— Он — Санта-Клаус.

Рот Джона искривила гримаса сомнения.

— Ты думаешь?

— Да! Говорю тебе, это так. Я думала, что уже давно забыла про Санта-Клауса. Но Беллами — это он.

— Ну, понимаешь, я никогда по-настоящему не верил в Санта-Клауса, так что для меня он по-прежнему Никлаус.

— Ах, ты должен поверить в него. Мне кажется, сам дух этого конкурса пропитан идеей веры. Те, кто сможет побороть сомнение, выиграют. Я знаю это.

Он приподнялся на локте.

— А как насчет оленьей упряжки и эльфов? Черный «олдсмобиль», значит, показался нашему доброму Санту удобнее, а те не громил, которые с ним приехали, куда как надежнее, чем какие-то оболтусы-эльфы?

— Ну не знаю. Этого я не могу объяснить. — Торжественно, как будто клялась на Библии, она повторила: — Но он — Санта-Клаус.

Джон вперился в нее жестким пристальным взглядом.

— Изабель, я ошибался в тебе. Я лишь подозревал, что ты сумасшедшая. — Он втянул ноздрями воздух и горестно покачал головой. — А теперь я знаю это наверняка.

Джон видел, что Изабель все еще сердится на него за то, что он не клюнул на ее бредни про Санта-Клауса.

И за то, что назвал сумасшедшей.

Последнее вырвалось у него невольно. Может быть, он и хотел это сказать, но только лишь затем, чтобы убедить в несуразности ее идеи. Очевидно, сама она так не думала. После целой ночи под тентом, возвращения в Лимонеро и полдня, проведенного в домике Изабель, молчание стало для него невыносимым. Он с готовностью взял бы свои слова обратно, если бы она стала шуметь, возмущаться. Но она была не из тех, кто криком выражает свою обиду, которая проявлялась в выразительных жестах и брюзгливом выражении лица.

Изабель сидела в тени крыльца и, считая ягоды, ссыпала их в холщовые мешки. Затем сшивала верх и прислоняла мешки к стене. Он предложил ей свою помощь, но она даже не удостоила его взглядом. Как бы там ни было, они решили все пересчитать сегодня. Оставалось лишь около двух суток на сбор ягод, и Джон хотел знать, каково их количество.

Но до сих пор не знал. Всякий раз, как он спрашивал ее: сколько? — она нетерпеливо отмахивалась от него так, будто он сбивал ее со счета.

Ладно, пусть.

Поскольку заняться было нечем, Джон обследовал землю, не занятую лимонной рощей.

Изабель хочет колодец.

Джон умеет искать воду ивовым прутом.

Изабель не просила его выбирать место для колодца — она и не знала, что он может. Вероятно, его подвигло на поиски желание загладить вину за свои необдуманные слова. Он сходил за ивовой веткой и вернулся, так и не поняв, заметила Изабель его-. отсутствие или нет. Она все так же сидела, сосредоточенно склонив голову над проворными пальцами; рядом лежал малыш «дерринджер», как будто здесь располагалось хранилище банка.

— Четыреста девяносто семь. Четыреста девяносто восемь. Четыреста девяносто девять. — Она метнула на него быстрый взгляд, когда он подошел к крыльцу и облокотился на перила.

Плюх! Последняя ягода упала в мешок.

— Пятьсот.

Очередной мешок у нее на коленях был полон, и она потянулась, за следующим. В этот момент Джон сказал, растягивая слова:

— Где ты хочешь вырыть колодец?

По ее взметнувшейся брови было ясно видно, что она пытается разгадать подоплеку этого вопроса.

— А что?

— Что, что! — возмутился Джон. — Я вопрос задал, вот что. — Он сдвинул шляпу на затылок и махнул рукой в сторону сада — Пойдем, покажешь мне это место, и я скажу тебе, правильно ты выбрала или нет.

— Много ты понимаешь в колодцах.

— Достаточно, чтобы определить, есть ли вода там, где ты хочешь его выкопать.

Она закусила губу, убрала мешок и встала. По крайней мере ему удалось обратить на себя ее внимание.

— Ну, вообще-то я уже присмотрела одно место.

Должно быть, он мог считать себя временно прощенным, потому что она подчинилась ему без всяких возражений, спустившись в сад и направившись в ту его часть, которая поросла сорняками. Джон поднял прутик в форме рогатки и последовал за ней.

Минуя деревья, Изабель обошла вокруг дома и остановилась рядом с черным ходом. Ткнув пальцем в землю, она сказала:

— Вот. Я хочу, чтобы колодец находился здесь. Тут и кухня близко, и до деревьев десять шагов. По-моему, это идеальное место. — Затем голосом, в котором Джону послышались примирительные интонации, она спросила: — Ну а ты как думаешь?

— Пока не могу ничего сказать. — Он держал прут на раскрытых ладонях. Ветка была достаточно тонкой, чтобы отозваться на притяжение воды, и в то же время довольно упругой, так что прогиб ее над определенным местом, несомненно, указал бы наличие подземных вод. — Отойди в сторону, и мы сейчас увидим, права ты или нет.

Джону было необходимо расслабиться и войти в такое состояние, в котором все его сознание было бы сосредоточено на одной вещи — воде. Он стал монотонно бубнить себе под нос это слово, как учил его отец.

Не каждый может заниматься поиском воды. Том пытался, но у него не оказалось способности концентрироваться должным образом. Джон умел почувствовать в какой-то точке поверхности исходящий от нее поток энергии, отдающий пульсацией в его пальцах и ладонях. Это было странное явление, магнетическое ощущение, которое не поддавалось описанию.

Двигаясь к указанному Изабель месту, Джон пристально следил за кончиком ветки, не видя ничего вокруг и стараясь не воспринимать никаких посторонних звуков. Если вода действительно есть под землей, то прут сам собой начнет тянуться либо к Джону, либо от него. Никогда нельзя сказать, куда его потащит. Но в обоих случаях это означает, что поиски увенчались успехом.

Ноги Джона натыкались на камни и запутывались в высокой траве, но ветка оставалась неподвижной. Он попробовал зайти с другой стороны. Опять никакой реакции. Сделав еще две попытки, он опустил руки.

— Здесь нет воды.

В изгибе бровей, в уголках рта и глаз — в каждой черточке ее лица отразилось разочарование.

— Нет? Но мне нужен колодец именно здесь.

— Ну, знаешь, можно, конечно, и здесь его вырыть, но все, что ты сможешь оттуда доставать, — это камни.

— Камнями деревья не польешь, — огрызнулась она. Значит, обида еще жива и на полное примирение пока рассчитывать не приходится.

— Нет, не польешь, — сказал Джон ровным голосом. Затем он отошел и оглядел деревья и заросли гречихи, которые тянулись вдоль границы владений Изабель. — Тебе нужно выбрать другое место:

— Где, например?

— Там, где я укажу.

Она скрестила руки на груди и нетерпеливо прищелкнула языком.

Джон предпринял еще несколько попыток, обойдя с веткой в ладонях всю не засаженную деревьями площадь сада, двор перед крыльцом; вернулся к черному ходу и обследовал землю с другой стороны от двери; затем обошел лимонную рощу и прочесал все до самого предгорья. Он уже собирался сообщить Изабель, что в этой каменоломне, где ей вздумалось разбить свой сад, не найти подходящего для колодца места, как вдруг маленький белый мячик, описав дугу над его головой, упал к ногам.

Вздрогнув, он мгновенно развернулся и прищурил глаза. Ничто не шелохнулось в высокой траве. Все, что он смог разглядеть, были крыши мельницы и кафе «Калько».

Джон решил, что это опять проделки Никлауса, и фыркнул от досады. По витку, который мячик совершил в воздухе, можно было заключить, что старый сумасброд использует клюшку, которая посылает мячик почти вертикально вверх.

Хотя теперь уже было трудно сконцентрировать внимание, Джон приготовился к последней попытке. К его великому удивлению, живой прибор начал давать показания. Прут едва не прыгал в его руках, как будто в этом месте под землей пролегла золотоносная жила.

— Не нужна мне твоя помощь, — пробормотал Джон. Так какого дьявола он это сказал? Рассчитывал, что Никлаус его слышит? Он что, поверил в Никлауса?

— Ну как? — Изабель подошла к нему. — Есть что-нибудь?

— Кое-что есть. — Он подобрал мячик и сунул его в карман. — Подарок от Санта-Клауса. Доставка по воздуху прямо на голову.

Она поджала губы.

— Хочешь снова поссориться? Так мы с тобой профукаем и нефтевышку, и колодец.

Стоя на одной ноге, Джон носком другой начертил на земле большой крест.

— Будет ли у тебя когда-нибудь колодец — не знаю, но вода у тебя уже есть. Вот здесь.

Изабель выглядела слегка разочарованной.

— Здесь? Вообще-то это не там, где я хотела. — Но вдруг до нее дошел весь смысл сказанного им, и она просветлела лицом, довольная улыбка расцвела на губах. — Но главное — у меня есть вода!

Джон подумал, что было бы неплохо сейчас взять ее на руки и поцеловать. Тот, вчерашний поцелуй взволновал его как никакой другой в его жизни. Он хотел узнать Изабель ближе. Быть с ней. Проникнуть в ее самые сокровенные тайны.

Удивительно, как в ее присутствии он забывал о салуне «Республика». Беспокойство и чувство душевной опустошенности не возвращались, пока Изабель была рядом.

Но после конкурса, если они не выиграют, их пути разойдутся. Если только…

Он положил прут себе на плечо, надвинул шляпу на лоб и сказал:

— Вот что, выиграем мы или проиграем, я тебе все равно колодец выкопаю.

— Правда?

— Считай это рождественским подарком. На это у нее тут же нашлось возражение:

— Но у меня для тебя нет никакого подарка. Улыбнувшись, он протянул руку, коснулся пальцем кончика носа и сказал:

— Ты даже не подозреваешь, как много мне уже подарила.