15 февраля 1831 года

Мой дорогой Шейкер,

мне тяжело писать это письмо, потому что я никогда не думала, что придется сообщать тебе о чем-то подобном.Я знаю, оно попадет к тебе вместе с предыдущими письмами, в которых я рассказывала о своей новой жизни.Я писала те письма с радостным сердцем.Я ощущала легкость, думая, что прошлая жизнь отброшена прочь и началась новая.Это письмо написано совсем с другим настроением.У меня тяжело на сердце.Правда звучит так: через две недели я выхожу замуж.Конечно, к тому времени, когда ты прочитаешь эти строки, со дня свадьбы пройдет уже несколько месяцев.

Произошли неожиданные, непредвиденные события.Прошлым летом, произнося те слова перед отъездом из Ливерпуля, я не лукавила.Пожалуйста, не надо воображать себе романтические встречи, страсть или даже намек на дружеские отношения с этим человеком.Этот брак не имеет никакого отношения к чувствам, моим или моего избранника. Мы женимся по расчету.Больше я ничего не могу тебе сказать, хотя и знаю, о чем ты подумаешь.Брак по расчету? Разве я сам не предлагал ей эту возможность, говоря, что мы оба от этого выиграем?

Но, Шейкер, здесь все сложнее, намного сложнее.Этому браку предшествовали события, о которых я вынуждена умолчать, целая цепь совпадений, прочно связанных с моим прошлым.Именно из-за своего темного прошлого я должна стать миссис Сомерс Инграм.Этот джентльмен приехал из Лондона, он состоит на службе в Ост-Индской компании.

Сейчас я не могу написать тебе больше.У меня дрожат руки (об этом ты можешь догадаться по моему почерку).Пожалуйста, прости меня и, я очень, очень тебя прошу, ответь мне на это письмо.Я с нетерпением жду каждый корабль из Англии.Если ты решишь, что не можешь больше продолжать нашу переписку, я пойму.Но, пожалуйста, прошу тебя, Шейкер, не вычеркивай меня из своей жизни, потому что сейчас ты мне нужен, как никогда.

С искренней любовью,

Линни

Писать это письмо было очень тяжело. Это оказалось самым трудным аспектом моего предстоящего замужества. Еще более трудным, чем объяснение с Фейт. После того как я приняла предложение Сомерса (как я его теперь называла), мы условились о дне свадьбы — чем скорее, тем лучше (Сомерс не любил промедлений и напыщенных свадебных обрядов). Я вернулась в дом Уотертоунов. Фейт, бледная и апатичная, сидела на веранде. За нею стоял слуга, обмахивавший ее опахалом из перьев павлина. Когда я переступила через порог, Фейт вздрогнула и открыла рот.

— Ты не уехала… Ты передумала? — спросила она, вскакивая на ноги.

Я кивнула.

— Я знала, что ты не бросишь меня, Линни. Я так и знала!

Она обняла меня.

— Фейт, я должна рассказать тебе о своих планах, — сказала я. — Пожалуйста, сядь.

Она опустилась на плетенный из ротанга диван, и мальчик снова принялся ее обмахивать.

— Планах?

Я села рядом с Фейт и взяла ее за руки.

— Я выхожу замуж, Фейт.

Ее руки непроизвольно сжались, впиваясь ногтями в тыльную сторону моих ладоней.

— Замуж? Но… но за кого? Никто не…

— Я знаю. Все произошло очень неожиданно. За Сомерса Инграма.

Фейт нахмурилась.

— За Сомерса Инграма? Мистера Инграма?

— Да.

— Но он даже ни разу не зашел к нам. Вы с ним почти не разговаривали и танцевали всего несколько раз. Линни, я… я не знаю, что и думать. И что сказать.

Тишину нарушали только взмахи опахала.

— Свадьба состоится через две недели, двадцать восьмого февраля. Сомерс — мистер Инграм — говорит, что нужно успеть до начала Жаркого сезона.

Услышав эти слова, Фейт вырвала свои руки и встала.

— Что ж. Ты, оказывается, хитрее, чем я думала. Я вижу, ты вполне способна неплохо устроиться! А я еще тебя жалела. — Она задыхалась от злости. — Видимо, ты использовала какую-то черную индусскую магию, втайне от меня — втайне от всех. Всем хорошо известно, что мистер Инграм славится своей неприступностью — и, как ты знаешь, он красив и обаятелен — завидная добыча. А учитывая его высокую должность в компании… Что ж, Линни, ты теперь станешь одной из первых леди Калькутты. По общественному положению ты будешь даже выше миссис Уотертоун.

Я сглотнула. Мысль о моем новом положении в обществе в качестве жены Сомерса как-то не приходила мне в голову.

— Многие девушки пытались вскружить ему голову, но он не проявлял к ним интереса, — продолжала Фейт. — Конечно, ходят слухи, что у него есть черная любовница, и еще… другие.

— Какие другие?

Неужели тайна Сомерса ни для кого не была тайной? Но следующая фраза Фейт убедила меня в обратном.

— Говорят, что ему нравятся… порочные женщины, что он ищет острых ощущений. И, возможно, мы тебя действительно недооценивали, Линни. Что есть в тебе такого, что смогло привлечь мистера Сомерса, в то время как всем остальным это не удалось? И почему ты скрывала все от меня? Почему ты вела себя так эгоистично?

— Все совсем не так, Фейт.

— Нет? Ты не говорила мне даже, что мистер Инграм тебе нравится. А я кокетничала с ним, как дура, только пару недель назад, посчитав, что мистер Сноу слишком робок, чтобы сделать мне предложение. И мистер Инграм, казалось, проявлял интерес ко мне. Как ты, должно быть, смеялась надо мной!

Она подхватила юбки и прошла мимо меня, задержавшись у входа на веранду.

— Не надейся, что я приду на твою свадьбу, Линни Смолпис, ты мне больше не подруга. Мне следовало прислушаться к своим предчувствиям и к словам тех, кто говорил мне, что это не очень удачная идея — ехать в Индию с тобой. Ты знала об этом, Линни? Меня не единожды предупреждали, чтобы я с тобой не связывалась. И сегодня утром я подумала, что они были правы, когда ты сказала, что уезжаешь из Индии, бросая меня. Но это! Выйти замуж, прежде чем я получу предложение! И это девушка, которую я вытащила из скучной библиотеки, избавила от тоскливого прозябания в Эвертоне, привезла сюда по доброте душевной, на деньги своего отца. Ты отчетливо дала мне понять, что не собираешься выходить замуж. И теперь ты осмеливаешься первой получить предложение и выходишь замуж до неприличия скоро! Похоже, все это время ты лгала мне. Это слишком для меня, Линни. Чересчур.

Фейт ушла с веранды, оставив меня наедине с мальчиком и его опахалом, который ни разу не сбился с ритма.

Бедная миссис Уотертоун еще не успела оправиться от потрясения, вызванного моим отъездом, когда я вошла к ней в спальню, где она отдыхала на диване с мокрым компрессом на голове. Я слово в слово повторила ей все, что сказала Фейт.

Как я и предполагала, миссис Уотертоун была потрясена. Она села и сбросила компресс на пол, повторяя одно и то же:

— Мистер Инграм? Мистер Инграм, надо же! Ну надо же, мистер Инграм!

Из чего следовало, что она и подумать не могла, что такой джентльмен, как он, может заинтересоваться моей персоной.

— Но к чему такая спешка? Почему свадьба должна состояться немедленно? — спрашивала она, когда я сообщила ей о назначенной дате. — Вам ведь еще столько всего необходимо сделать! Чтобы должным образом подготовиться к свадьбе, понадобится несколько месяцев. Вы не можете пожениться в конце февраля.

— Мне жаль, миссис Уотертоун, но на этом настоял мистер Инграм.

— А разве вы не можете переубедить его, уговорить продлить время помолвки и пожениться следующей осенью, с наступлением Прохладного сезона?

Я покачала головой.

— Мне очень жаль, миссис Уотертоун.

Какое-то время она молчала, и я видела, что на ее лице проявляется подозрение. Затем она сделала глубокий вдох, встала и раскрыла объятия.

— Ну, что бы я обо всем этом ни думала, примите поздравления, моя дорогая. Уверена, вы будете очень счастливы.

Она крепко меня обняла.

Я была благодарна миссис Уотертоун. Я знала, чего ей это стоило, но она старалась быть доброжелательной.

Успокоившись, миссис Уотертоун отступила назад. Я знала, что она, следуя приличиям, больше не будет расспрашивать меня о странностях возникшей ситуации, и знала также, что меньше чем через пару часов все английское общество Калькутты начнет вовсю перемывать нам с Сомерсом косточки.

— У нас даже нет времени, чтобы сделать приличные пригласительные открытки, — вздохнула миссис Уотертоун, — первым делом нужно заняться свадебным платьем.

Она открыла дверь гостиной, выкрикнула: «Кои-хай?» («Есть здесь кто-нибудь?») — и послала подбежавшего слугу за дарзи.

Столкнувшись с практически невыполнимой задачей — создать свадебный наряд в такие сжатые сроки, дарзи отчаянно заметался из угла в угол. Затем он созвал небольшой совет из своих коллег, и всего за неделю круглосуточной работы платье было готово. Миссис Уотертоун следила за работой дарзи, советуя мне, какой фасон и какие украшения будут более уместными. Этим она словно выказывала мне свое покровительство, и поскольку я была ее гостьей, которая доставила ей столько беспокойства, то безоговорочно соглашалась с ее пожеланиями. Конечно, миссис Уотертоун и представить себе не могла, с каким облегчением я позволила ей взять на себя пошив платья и подготовку к свадьбе. Вместо того чтобы меня наказать, как она, видимо, намеревалась, миссис Уотертоун дала мне возможность и дальше играть свою роль. Я понятия не имела о том, как обычно проходят свадьбы. Единственный раз я оказалась неподалеку от жениха с невестой, спускавшихся по ступеням, когда проходила мимо церкви в Ливерпуле.

Платье сшили из нежнейшего шелка цвета слоновой кости, с широкими рукавами-фонариками. Так как модное платье могло быть только с глубоким декольте, на первой примерке миссис Уотертоун подошла ко мне и увидела шрам. Я всегда прятала его за широкими отложными воротниками, шарфиками и кружевными косынками. Даже Фейт не подозревала о существовании шрама. Единственными людьми в Индии, знавшими о его существовании, были моя айя и дарзи.

— О Боже, я не знала… Ума не приложу, как мы… — расстроилась миссис Уотертоун.

Я стояла посреди ее просторной спальни, вокруг меня хлопотало сразу три дарзи. Миссис Уотертоун упала в кресло, нервно обмахиваясь веером. Я прочла в ее глазах сочувствие и понадеялась, что это смягчит ее гнев.

Чуть раньше она обсудила фасон платья с дарзи, и они остановились на глубоком декольте. Явно жалея меня, миссис Уотертоун бурно восхищалась формой и белизной моих плеч и заверила меня, что ту небольшую часть моей «проблемы», которая будет выглядывать из-под платья, можно замаскировать при помощи пудры.

Затем она принялась восхищаться тугим поясом и лифом в форме перевернутого треугольника, которые подчеркивали линию моей талии, и кринолином, поддерживающим юбку, что, по ее словам, было восхитительным образцом лондонского стиля.

Что я могу сказать об этой лишенной любви церемонии? Мы огласили свои имена, и оказалось, что никаких документов предъявлять не нужно. Слов мистера и миссис Уотертоун, подтверждавших мою личность, было достаточно, а все детали миссис Уотертоун также взяла на себя. Незамысловатая служба прошла в церкви Святого Иоанна. Когда священник произнес во время церемонии мое имя — «мисс Линнет Смолпис», — я заметила удивленный взгляд Сомерса. Он даже не знал моего полного христианского имени. В тот день я не раз вспомнила маму и стыдилась этой фальши.

Продолжение церемонии состоялось в бальном зале официальной резиденции губернатора. Свадебный прием отличался безупречным вкусом. На нашу свадьбу были приглашены все близкие знакомые Уотертоунов, друзья Сомерса и девушки, приплывшие со мной на корабле. Миссис Уотертоун постоянно окружала компания почтенных матрон, которые с мрачными лицами помогали ей с организацией этого непростительно неожиданного события. Большинство из этих дам, видимо питавших надежду женить мистера Сомерса на собственных дочерях или гостьях, разговаривали со мной холодно, почти грубо.

Но несмотря на гнетущую атмосферу, церемония получилась очень красивой. Зал сверкал зеркалами и стеклянными канделябрами, небольшие диванчики, обитые синим сатином, стояли между рядами белых сверкающих колонн. Изысканный белый свадебный торт на подставке окружали подарки — вазы, столовое серебро, часы и всевозможная домашняя утварь, которая должна была помочь молодой паре обустроиться в собственном жилище. Показалось ли кому-нибудь странным, что жених с невестой практически не разговаривали после церемонии бракосочетания?

Пока гости с невозмутимым видом передавали друг другу подносы с деликатесами, мой новоиспеченный муж со своими друзьями скрылся в курительной комнате. Меня окружили девушки, искренне восхищавшиеся моим платьем, разнообразием подарков и моим якобы счастливым видом. Они говорили громкими, веселыми голосами, которые, однако, не могли скрыть истинные чувства, как правило, варьировавшиеся от недоверия к тому факту, что я, та самая странноватая мисс Смолпис, вышла замуж за самого завидного холостяка в Калькутте, до открытой зависти, потому что им самим вряд ли в скором будущем придется планировать собственные свадьбы.

Несмотря на свое заявление, Фейт все-таки пришла, но, видимо, только чтобы избежать сплетен, которые могло вызвать ее отсутствие. Последние две недели она старалась держаться от меня на расстоянии, оставаясь в комнате, пока миссис Уотертоун хлопотала вокруг меня, и ссылаясь на головную боль или усталость, когда я стучала к ней в дверь. На протяжении этого долгого свадебного вечера с лица Фейт не сходила улыбка, которая казалась приклеенной.

Я чувствовала себя так, словно витала где-то высоко над всей этой суматохой, мне казалось, что я вижу себя со стороны: как я улыбаюсь, выслушиваю комплименты, киваю. В конце концов друзья Сомерса привели его обратно ко мне. Его поведение свидетельствовало о внушительном количестве вина и бренди, выпитых им за последние несколько часов. Мой супруг обнял меня рукой за плечи, что считалось довольно неприличным жестом, даже на свадьбе, и запечатлел на моей щеке весьма слюнявый поцелуй.

— Мистер Инграм, — прощебетала я, поскольку окружающие не сводили с нас глаз, — пожалуйста, по-моему, нам уже пора отправляться домой.

Затем я, кокетливо прикрыв рот рукой, склонилась к его уху, так, словно хотела сообщить что-то личное и милое, и прошептала: «Не переигрывай, Сомерс. Я хочу сохранить свою репутацию».

Он рассмеялся, и толпа присоединилась к его смеху, понятия не имея о том, что только что произошло, однако посчитав это трогательным моментом в отношениях двух влюбленных.

Когда мы с Сомерсом прощались с гостями, я поискала взглядом Фейт, но она куда-то исчезла. Я надеялась, что она смягчится и хотя бы пожелает мне удачи, перед тем как я уйду, чтобы начать новую жизнь замужней леди, но ее нигде не было видно.

Прощаясь, миссис Уотертоун обняла меня.

— Мужайтесь, Линни. Молите Господа о спасении сегодня ночью и знайте — я тоже буду молиться, чтобы он помог вам выдержать это испытание.

Я отступила и посмотрела в ее наполненные слезами глаза. Плакала ли она от искреннего сочувствия ко мне или просто от усталости — и облегчения, поскольку больше не несла за меня ответственности?

— Благодарю вас, миссис Уотертоун, — сказала я, — за все ваши хлопоты и за ваши молитвы. Мне они действительно понадобятся.

Затем, так как я многим была ей обязана, я произнесла слова, которые она, несомненно, хотела услышать:

— Вы были для меня как мать, и я никогда не забуду ваше доброе отношение.

Тут она окончательно разрыдалась, прижимая меня к себе и гладя по волосам. Затем тихо произнесла, так, чтобы никто не мог услышать:

— Позвольте мне сказать то, что сказала бы вам ваша мать. Прячьте ваш… ну, вы знаете, ваш… — она незаметно коснулась выреза моего платья, — под ночной сорочкой. Если вы сразу покажете это вашему мужу, он может сильно расстроиться. Подождите некоторое время и подготовьте мистера Инграма, чтобы потрясение оказалось не слишком сильным.

— Я так и сделаю.

Словно я вообще могу чем-либо шокировать Сомерса Инграма. Все равно он никогда не узнает о шраме.

— Спасибо за мудрый совет, миссис Уотертоун.

Затем мы с Сомерсом поднялись в роскошный церемониальный паланкин с шелковыми занавесками и покрытыми серебром шестами и отправились обратно на улицу Алипур, в холостяцкую квартиру Сомерса — остальные молодые джентльмены временно съехали, — где мы должны были жить, пока мой муж не найдет для нас дом.

Я была измучена церемонией и необходимостью целый день изображать из себя взволнованную, застенчивую невесту. Сомерс был очень пьян, хотя пока что держался на ногах. Когда чапраси провел нас в дом, навстречу вышли кансане и невысокая женщина, которые, видимо, нас ждали. Женщина опустилась на колени у моих ног в ритуальном приветствии. Она была одета в простое белое сари с синей окантовкой.

— Это твоя айя, Линни, — сказал Сомерс заплетающимся языком.

Женщина поднялась и встала передо мной, все еще не поднимая головы.

— Я иду спать, — сообщил Сомерс. — Она покажет тебе твою комнату. Полагаю, твои вещи уже доставили.

Он не мог сосредоточить на мне взгляд и пьяно моргал.

Я кивнула. Хотя я и знала, что не интересую его в физическом плане, однако неожиданно почувствовала странную грусть. Сейчас я бы предпочла бессмысленную близость опустошающему одиночеству.

— Тогда спокойной ночи, — сказал мой муж и зашагал нетвердой походкой по коридору. Его кансане следовал за ним, вытянув руки, словно собирался поймать его в случае, если Сомерс упадет.

Мы с айей молча стояли, пока я не вспомнила, что она ждет от меня указаний.

— Пожалуйста, отведи меня в мою комнату.

Она развернулась и мягко затопотала босыми ногами в направлении, противоположном тому, в котором направился Сомерс. Айя открыла дверь в тускло освещенную несколькими свечами спальню и, все еще не говоря ни слова, помогла мне раздеться и надеть ночную сорочку, а затем расчесала мне волосы. После этого она принесла душистой воды, чтобы обмыть мне лицо, руки и ноги. Затем айя разостлала постель и, когда я легла в нее, накрыла меня одеялом и опустила москитную сетку. Если она и считала странным то, что юная невеста проводит свою первую брачную ночь в одиночестве, то ничем себя не выдала.

— Ты говоришь по-английски? — спросила я.

Впервые айя взглянула мне в глаза сквозь частую сетку, и я услышала несмелое: «Да, немного». Ее голос оказался тихим и мелодичным. Из темноты за окном раздался далекий вой шакала и последовавший за ним лай бродячих собак.

— Мэм-саиб желает, чтобы я осталась?

Я моргнула, услышав свой новый титул.

— Да, — сказала я ей, отворачиваясь. Мои глаза обожгли слезы. Я снова задумалась о том, что не давало мне покоя уже две недели: правильный ли я сделала выбор?

— Да, пожалуйста, останься, — повторила я твердым голосом, не поворачиваясь к ней.

Но когда женщина задула свечи, мое бездонное одиночество стало еще глубже. Айя бесшумно устроилась на циновке в углу комнаты.

— Как тебя зовут? — спросила я.

— Малти.

— У твоего имени есть какое-нибудь значение?

Какое-то время она молчала, затем тихо произнесла:

— Это такой маленький цветок. Очень маленький и очень красивый.

— О.

Воцарилась тишина. Затем я заговорила снова:

— Хотя все называют меня Линни, мое настоящее имя — Линнет. Это такая птичка. Тоже маленькая.

— Очень хорошо, мэм-саиб.

И так мы лежали вместе в темноте — маленький индийский цветок и маленькая английская птичка.