XVI век был последним великим в истории Средиземноморья. В то октябрьское утро 1571 года, когда у Лепанто захлестнулись абордажными крючьями галеры Дон Хуана Австрийского и Али-паши, участники эпохального сражения за господство над Средиземным морем еще не знали, что, в сущности, они последние гости уже давно закончившегося пира. Пересекший Атлантику Христофор Колумб стал не только открывателем Нового Света, но и пророком нового, Атлантического мира.

С тех пор Атлантика стала больше чем просто океаном – она превратилась в идеологию. «Атлантическая солидарность», «атлантизм», «Североатлантический альянс» – всё это весомые, опасные и требующие кровавых жертвоприношений языческие божества. Именно ради атлантических идеалов вице-президент США требует от европейцев покорно переносить тяжесть санкционной войны с Россией и не жаловаться. Довольно странное, если рассуждать в категориях географии, предположение, что наличие выходов к Атлантическому океану требует у европейцев быть ближе к США и Британии, чем друг к другу и расположенной не за океаном России, превратилось, по сути, в палку в руках американского капрала, которой приструняют всех недовольных. Против этого атлантистского фанатизма, скажем сразу, у России нет никаких шансов.

Но что-то в сегодняшнем мире меняется. Атлантика перестает быть доминирующим мировым пространством, ее возможности почти исчерпаны. Одни ждут «пацифистской» эры, когда новым великим океаном станет Тихий. Другие обращают внимание на то последовательное упорство, с которым Китай реализует упущенный в XV веке шанс создать свое имперское пространство в Индийском океане. Кто-то с приступами жадности, а кто-то с восхищением следит за тем, как Россия превращает Арктический океан в собственность с колоссальными ресурсами. Атлантика становится просто речкой между Нью-Йорком и Лондоном.

И в этом перераспределении весовых долей океанов совершенно иное значение приобретает Средиземное море. Из заболотившейся периферии, где сосредоточены европейские страны-неудачники, в то время как атлантический Север сделал прыжок в индустриальную эпоху, Средиземноморье вновь становится коммуникативным звеном между Европой и поднимающимся Индийским океаном. А главное – вспоминает о своей роли колыбели цивилизации, самого исторически насыщенного и культурно интенсивного пространства за всю историю человечества. Египет, Кипр, Греция, Рим, Карфаген, Византия, крестовые походы, «Сицилийская вечерня», подъем Испании – всё это вехи большого средиземноморского мира, который некогда и был истинной Европой поверх условных частей света, в то время как позднейшая атлантическая Европа была варварской периферией.

Сегодняшняя Европа представляет собой во многом искусственную спайку двух цивилизаций – средиземноморской и атлантической. Эта спайка была обеспечена грандиозным технологическим прорывом атлантического мира в эпоху промышленной революции, обеспечившей Голландии, Англии, а затем Америке безусловное доминирование. Однако сегодня эта спайка явно дает трещину.

«Атлантисты» считают средиземноморцев ленивыми нахлебниками. Те, в свою очередь, глядят на северных соседей как на манипуляторов и кровососов, которые больше имитируют технологические прорывы, чем их осуществляют. Так или иначе, каждая сторона ощущает, что этот цивилизационный союз обходится слишком дорого. Европа распаивается на средиземноморскую и атлантическую. Именно в этом секрет той странной и во многом парадоксальной цепи событий, которая без ясного замысла и выраженной воли России кажется скорее «судьбой», чем «планом», и втягивает нас в Средиземноморье.

За прошедший после возвращения Крыма – наших средиземноморских ворот – год Россия радикально изменила отношения с Турцией, превратившейся из цербера на наших воротах в дружелюбного привратника. Затем последовала впечатляющая демократическая революция в Греции, сместившая в нашу пользу все балансы в Евросоюзе. Довольно экстравагантно прозвучало предложение Кипра разместить у себя российские воздушные и морские базы. Давний стратегический союз с Сирией приобретает тем самым новый смысл – мы уже не два изолированных партнера, а части единой восточно-средиземноморской цепи, южный конец которой находится в Египте, столь дружественно принимавшем недавно Владимира Путина.

Египет и Сирия – страны, которым удалось оказать сопротивление навязанной Америкой «демократизации» с привкусом пещерного фанатизма – становятся своеобразным ключом ко всей судьбе Средиземноморья. Если они устоят под натиском выращенного США монстра ИГИЛ из Ирака и Ливии, то от Севастополя до Каира пройдет устойчивая ось возрожденного Восточного Средиземноморья.

Общая история и общая культура этого пространства тысячелетие создавались Византией. Вот почему появление византийских мотивов в этом содружестве практически неизбежно. Этот византизм может оказаться сильнее религиозных разделений христиан и мусульман. В конечном счете исламские страны Восточного Средиземноморья оказались под чудовищным ударом фанатического экстремистского безумия.

Массовые казни христиан, сожжения людей, работорговля во имя мнимого «чистого ислама» – всё это вынуждает носителей здравого смысла забыть о старых разногласиях и как-то группироваться. Для тех же Египта и Сирии защита своих христиан становится делом чести. Курды уже сейчас сражаются с игиловцами с отвагой и упорством не меньшими, чем у фанатиков: женщины берут оружие и воюют не то что вместе, порой – вместо мужчин. Я бы не исключал того, что борьба с «Исламским государством» вскоре станет точкой не менее драматической концентрации энергии, чем та, который в последние десятилетия был исламский фундаментализм. Причем на этой волне возможно ожидать даже ослабления позиций ислама в средиземноморских странах.

Следует ли ждать столь же драматической перестройки Западного Средиземноморья? Ведь в этом случае неовизантийское пространство имело бы шанс сомкнуться с неоримским. Индикатором станут предстоящие выборы в Испании. Если партия «Подемос» оправдает связанные с нею сейчас высокие ожидания, то можно быть уверенным в том, что антиатлантизм не останется уделом лишь Востока. Впрочем, здесь откроются перспективы и для иного атлантизма. Ни для кого не секрет теснейшие связи «Подемос» с Венесуэлой. Внезапная «левая» пересборка древнего испанского имперского мира по обе стороны Атлантики обернется пересборкой всей мировой политики.

Россия – несомненно, один из участников этого процесса глобальной геополитической трансформации.

Можно даже утверждать, что именно наши действия его и инициировали: решительная поддержка Сирии против интервентов, энергичная поддержка египетской контрреволюции и обозначение своего собственного геополитического движения через Крым.

Но что это нам дает?

До сего момента одним из ключевых догматов нашего западничества была уверенность в необходимости теснейшей смычки с северным Евроатлантическим миром ради доступа к высоким технологиям. «Протестантская» доминанта стала ведущей в политике России еще задолго до Петра I, при Михаиле Федоровиче и патриархе Филарете, поддержавших именно протестантский блок в Тридцатилетней войне.

Однако последний год показал как тщетность упований на устойчивость оси Москва – Берлин, так и проблематичность нашей интеграции в этот высокотехнологичный мир через западные линии передач. Когда Россию ежедневно шантажируют отключением от системы банковских платежей, чья штаб-квартира расположена в Бельгии, а Крым уже отключили от всего – начиная с визы и служб «Эппл» и заканчивая игрой в «Воркрафт», мы начинаем понимать, что вся наша технологическая интеграция – это интеграция в отложенный каменный век.

В этих условиях для России логично не пытаться уцепиться за технологического лидера – тем более что лидерство Запада уже отнюдь не столь безусловно, – а начать искать устойчивую и комфортную среду для совместного политического сосуществования, свободного от гегемонизма и шантажа. А такую сферу мы найдем, скорее возрождая великое Средиземноморье, чем пытаясь успеть на атлантический «Титаник».

19 февраля 2015