– Пара! – воскликнул Альберт Шевко и бросил фишки на стол. – Гоните двадцатку!

Макс неохотно извлек из кармана «пад» и перебросил выигрыш на счет победителя. Ему изрядно не везло: из четырех партий он с треском продул три, а в одной едва-едва умудрился выйти вничью. Шевко же, наоборот, наслаждался благорасположением фортуны – за сегодняшний день он отгреб в карман едва ли не половину месячного жалованья. Впрочем, этому коренастому и толстощекому землянину везло постоянно.

– Смир-р-рно! – заорал со своего возвышения дневальный, и бойцы попрыгали с коек, одновременно со звоном сбросив на пол игровые фишки. Чуть пригнувшись, чтобы не удариться головой о притолку, в кубрик шагнул вахмистр Титу.

– Вольно! – в свою очередь крикнул он. – Опять играете? На «губу» захотелось?

Взвод хранил молчание, преданно пожирая глазами начальствующую персону.

– Значит, так. Через три четверти часа корабль войдет в зону боевых действий. На планете зафиксировано присутствие подразделений противника, так что погулять как следует не получится. Дежурные расчеты уже на местах, у вас, пешкодралов, ровно пятнадцать минут, чтобы подтереть задницы и отправить мамочкам прощальное письмецо. После этого по сигналу «тревога» сдать личные вещи на хранение, напялить броню и бегом на десантную палубу. Будем брать очередной гейт. Отрежем этим засранцам пути отхода. Все ясно?

– Так! Точно! Сэм! Вахмистр! – дружно грянуло две дюжины глоток.

– Р-р-разойдись!

Воспользоваться мудрым советом вахмистра Титу было решительно невозможно: в кубрике царили гвалт и суматоха, потому отправить домой видеосообщение не вышло бы при всем желании. Родители просто ничего не сумеют разобрать в этой многоголосой какофонии.

– Как думаешь, куда на сей раз? – пихнул Макс локтем Ковача, с сосредоточенным видом ковырявшегося в своем «паде».

– Без понятия, – хмуро ответил тот. – А тебе не все ли равно? Знай дави на гашетку да башку под огонь не подставляй.

– Чем занят? – решив сменить тему разговора, спросил Макс, с интересом заглядывая Адаму через плечо. На дисплей его «пада» под стремительно порхающими над виртуальной клавиатурой пальцами ложились ровные строки символов.

– Письмо пишу.

– Ты умеешь писать? – Изумлению Макса не было предела. – От руки? В смысле печатать буквами?

– От ноги, – огрызнулся Ковач. – Отвали, мешаешь.

Нет, Макс тоже изучал в школе письменные основы интерлингвы и даже, хорошенько подумав, мог вывести с помощью клавиш несколько осмысленных строк, однако в эпоху голосовых регистраторов, видеосообщений и нейрорепликаторов этот навык казался явным анахронизмом, сродни умению обращаться с холодным оружием и управлять ездовыми животными, сидя на них верхом. Говорят, когда-то люди вообще писали рукой с помощью специальных устройств, оставлявших след на материальном носителе, вроде современного стим-пайпера, причем символы письменного языка очень сильно отличались от печатного. Да к тому же каждый норовил нарисовать эти замысловатые значки по-своему. Макс один раз видел побуревшую от времени страницу, испещренную такими вот непонятными волнообразными закорючками, сливавшимися в причудливую вязь. Вот мрак-то, подумать страшно…

Проникнувшись к Адаму внезапным чувством уважения, Макс решил не отвлекать его от столь важного занятия, дав себе зарок как-нибудь на досуге тоже научиться набирать письменный текст, вместо того чтобы надиктовывать его голосом. В конце концов, эта способность имеет одно очень важное достоинство: ею вполне можно при случае шокировать девчонок.

Взревела сирена, оповещая экипаж о начале тревоги. Взвод дружно вскочил на ноги и, стараясь не создавать толкучки, устремился в сторону арсенала в точном соответствии с боевым расписанием.

«Доминатор» подвергся массированному обстрелу сразу же после выхода из гейта. Видимо, его появления все-таки ждали. Корпус огромного корабля задрожал, силовые щиты сияли от перенапряжения, пытаясь погасить обрушившийся на них шквал энергии. Пространство вокруг пылало и искрилось всполохами плазмы, но «Доминатор» упорно продолжал свое движение, включив на полную мощность главный маршевый двигатель.

Сейчас атакующим противостояло два малых сторожевых фрегата, чуть поодаль, на орбите планеты завис большой десантный корабль, но он пока не вступал в поединок, предпочитая оставаться в тени неосвещенной части огромного красновато-черного шара. Наученные горьким опытом предыдущих сражений, фрегаты не зависли в пространстве, обороняя позицию возле гигантского кольца гейта, а активно маневрировали, уклоняясь от ответного огня.

Покинув «мертвую зону» вблизи портала, «Доминатор» развернул орудия в сторону противника, миллионы мощнейших импульсов ударили в криптоновые кристаллы, ионизируя их атомы, и пространство вокруг фрегатов расцвело огненными вихрями, обрушившимися на их энергетическую броню. В то же мгновение с транспортных палуб «Доменатора» брызнули в разные стороны тысячи крошечных объектов – это стартовали дистанционно управляемые дроны, готовые уничтожить любую цель, что встретится на их пути.

Первая волна дронов натолкнулась на ожесточенный огонь неприятеля. Несколько аппаратов сразу же оказалось сбито, остальные бросились врассыпную, чтобы не угодить под сверкающие разряды, вспарывающие окружающее пространство. Однако, быстро перегруппировавшись, они накинулись на врага, поливая его огнем импульсных излучателей. Фрегаты сосредоточили свое внимание на отражении этой атаки, и потому «Доминатор», воспользовавшись моментом, получил возможность выпустить десантные боты.

Внутри челнока было как обычно темно и тесно. Макс сидел на боковой лавке, зажатый с двух сторон Альбертом Шевко и здоровяком по имени Гордон Девидсон. Бот долго не выпускали, и Макс ждал, истекая потом, пока, наконец, гулкий удар по корпусу корабля не возвестил о том, что захваты освободились и бот отделился от десантной палубы, начав свое путешествие к намеченной цели. Корабль несколько раз тряхнуло: энергозащита старательно поглощала пришедшиеся на ее долю залпы вражеских орудий, и машина успешно выдержала эти попадания. Сидя в тесной железной коробке десантного челнока, Макс совершенно не представлял себе, когда закончится эта пытка.

Сегодня трясло гораздо сильнее обычного. Корабль швыряло из стороны в сторону, пол и потолок ходили ходуном, и при каждом новом толчке Макс молился про себя всем богам, чтобы эта жестянка не развалилась на части. Он уже начал понемногу жалеть о том, что на Джанезии его не отправили в тюрьму – там, по крайней мере, было бы гораздо спокойнее. Внезапно челнок содрогнулся от чудовищного удара и перевернулся вверх тормашками. Мигнуло и погасло освещение. Кто-то закричал. Пол буквально встал дыбом, а затем закувыркался в смертельном танце. По салону поползли едкие клубы дыма. Макс почувствовал, что его сердце сейчас остановится от ужаса, по спине потек ледяной пот. Казалось, эта свистопляска будет продолжаться вечно, но бот неожиданно замедлил вращение, а потом и вовсе занял нормальное положение в пространстве.

– Парни, нам тут слегка перепало, – послышался из динамиков голос одного из пилотов, – вернуться на «Доминатор» мы не сможем, зацепило шлюзовой отсек, поэтому постараемся сесть на планету. Держитесь хорошенько, сейчас будем входить в атмосферу.

Бот на короткое время охватила мелкая дрожь, а потом началось стремительное падение. Макс закрыл глаза, вслушиваясь в доносившийся снаружи утробный гул ветра. Внутри все сжалось и похолодело, позвоночник будто бы окатило ледяной волной. Страшно. Безумно страшно. Где-то в глубинах корпуса корабля раздавались протяжные скрипы и треск, словно там терлись друг о друга ржавые куски металла, лопаясь от неимоверного напряжения. Пол периодически вздрагивал под ногами, и всякий раз Макс крепче сжимал в руке ствол излучателя. А затем падение внезапно прекратилось.

Шаттл с грохотом ударился о поверхность планеты, вновь подскочил в воздух, завалился на бок и заскрежетал по камням, высекая из земли снопы искр. Кто-то пронзительно закричал. Если бы не держатели, плотно прижимавшие Макса к сиденью, он, наверное, пулей вылетел бы со своего места в противоположную стену. В воздухе мелькнули рифленые подошвы чьих-то ботинок, пролетел сорванный с креплений райфл-ган, что-то больно ударило Макса по лицу, во рту возник соленый металлический привкус. Скольжение продолжалось недолго: уткнувшись во что-то вроде груды камней, челнок замер на месте, душераздирающий скрежет стих, только в салоне раздавались сдавленные матюги вахмистра Титу да чей-то отчаянный крик.

Кричал парень из второго взвода, кричал громко, взахлеб: в момент столкновения с землей ему отсекло лодыжку острым, как бритва, куском обшивки. Подхватив обмякшее тело под руки, беднягу вытащили из-под обломков корабля наружу, наложили жгут и ввели обезболивающее, но прежде, чем оно успело подействовать, раненый замолк сам – сорвал голос. Только сдавленно сипел, выпучив глаза и по-рыбьи раскрывая рот.

– Сбегай, глянь, – пихнул Макса в бок вахмистр Титу, кивнув головой в сторону расплющенной кабины, представлявшей собой сейчас груду искореженного и перемешанного металла, из которого неопрятно торчали наружу обрывки каких-то трубопроводов и мочала оплавившихся оптических кабелей. Макс поспешил исполнить распоряжение. Он был бы рад выполнить сейчас любой приказ, лишь бы оказаться как можно дальше отсюда, чтобы не видеть перекошенного от боли бледного лица лишившегося ноги парня, тускло отсвечивающей металлом, нагретой падением сквозь атмосферу туши завалившегося на бок корабля и растерянных физиономий своих боевых товарищей.

В кабине спасать было явно некого: командир челнока повис на натянувшихся привязных ремнях, неестественно вывернув шею так, как она решительно не способна поворачиваться у живого человека. Светло-серая рубашка в разводах камуфляжа была заляпана яркими пятнами свежей крови. Правая часть кабины, где должно было располагаться кресло второго пилота, превратилась в такую невообразимую кашу, что там никого не могло остаться в живых и подавно. Макс на всякий случай постучал кулаком по измятому фюзеляжу, вслушиваясь в потрескивание остывающего металла, затем встал на четвереньки и заглянул внутрь. Среди стеклянного крошева, мешанины разодранного на куски железа, пластика, ткани и проводов он с трудом различил что-то, отдаленно напоминающее неподвижную человеческую кисть. Всматриваться в подробности почему-то сразу расхотелось. Посчитав свою миссию выполненной, Макс поднялся на ноги, отряхнул колени и зашагал обратно, поймав себя на мысли, что почему-то не испытывает сейчас решительно никаких эмоций. Еще несколько минут назад, когда бот несся сквозь облака к поверхности планеты, его буквально трясло от страха за свою жизнь, но сейчас сознание охватила какая-то неестественная пустота. Близость смерти уже не пугала его, а трупов за последнее время он насмотрелся предостаточно.

– Аналитик! – не давая ему расслабиться, прикрикнул вахмистр Титу. – Нужна связь! Запроси эвакуацию, пускай организуют тактическую картинку. И оботрись, у тебя вся рожа в крови.

– Так точно, сэм вахмистр! – бодро отчеканил Макс и провел рукой по лицу – ладонь действительно окрасилась багровым. Текло откуда-то из-под шлема, наверное, рассекло бровь. Рыться сейчас в аптечке и искать спиртовую салфетку было некогда: вместо этого Макс открыл тактический планшет, все-таки сомневаясь в глубине души, что кто-то удосужится наладить передачу информации. Так и вышло: планшет уверенно поймал три навигационных спутника, вывел на экран карту местности с обозначением их местоположения, но меток, показывавших вражеские силы, по-прежнему не было видно. Подключившись к аварийному каналу связи, Макс вызвал «Доминатор», передал им текущие координаты и запросил помощь. Ответ не порадовал: с корабля сообщили, что в окрестностях планеты идет бой, и на спасательную операцию они могут рассчитывать в лучшем случае через пятнадцать – двадцать часов. Услышав доклад Макса, вахмистр скривился, словно от зубной боли, глянул на раненого, на растерянно переминавшихся с ноги на ногу бойцов и внезапно рявкнул во всю глотку:

– Чего застыли, мать вашу? Замерзли, сукины дети? Сейчас согреетесь! Достаем сапёрки, копаем окопы! Противник близко, забыли? А ну шевелись!

Вытащив из вещмешка и расчехлив саперную лопатку, Макс получил, наконец, возможность как следует оглядеться. То, что он поначалу принял за сумерки, было здесь, по-видимому, обычным явлением – огромное багровое солнце, нависшее над горизонтом и готовое закатиться за него в считаные часы, похоже, не давало этому миру ни тепла, ни света. Воздух был морозным. Шаттл упал посреди холмистой равнины, окруженной со всех сторон пологими, напоминающими пустынные барханы склонами. Меж камней пробивался чахлый кустарник с тонкими, но широкими иссиня-черными листьями.

Мерзлая каменистая почва никак не хотела копаться. Продолбив ее примерно на глубину локтя, Макс наткнулся на совершенно смерзшийся пласт, прорубить который штыком лопаты никак не удавалось. Пот лил ручьем, бойцы изрядно выдохлись от неожиданно свалившихся на них физических упражнений. Выход придумал Ковач: порывшись в обломках бота, он вытащил оттуда несколько спаскомплектов, в которые входили топливные бруски для приготовления пищи на открытом огне. Разложив их на земле, Адам развел небольшой костер, в который тут же полетело все, что могло гореть. Хорошенько подумав, Макс кинул в огонь с десяток крупных булыжников, и дело пошло еще быстрее. Под действием пламени земля чуть оттаяла, что позволило Максу с товарищами выкопать неглубокую, но достаточно широкую яму – самое сложное заключалось лишь в том, чтобы периодически переносить костер и раскаленные камни с места на место. Шипящие и злобно плюющиеся искрами угли перетаскивали лопатами. Вахмистр Титу начал было орать, будто свет пламени неизбежно привлечет внимание врага, но Адам резонно возразил ему, что падение челнока привлекло бы значительно больше внимания, потому что такой фейерверк не заметить со стороны невозможно. В конечном итоге чернокожий гигант устало махнул рукой и замолк.

Солнце уплыло за горизонт, опустилась ночь, а вместе с ней пришел пронизывающий холод. Макс включил обогрев бронекостюма на полную мощность, но вскоре убавил ее, оценив скорость разрядки батарей. Начали коченеть нос и пальцы ног, которые он вскоре перестал чувствовать вовсе. Макс несколько раз вызывал базу, но ему неизменно отвечали, что заявка принята, но свободных бортов нет. Тянулись часы, на почерневшем небе высыпали необыкновенно яркие звезды, стояла пронзительная морозная тишина, а раненый, которого, как узнал Макс, звали Стив, все никак не хотел умирать. Он то ненадолго приходил в себя, прося пить, то снова проваливался в беспамятство, то начинал тихо стонать, и тогда ему вводили очередную дозу обезболивающего.

– Тут это… – обратился к вахмистру один из бойцов, – пора уже жгут снимать. Заражение ведь будет.

– Ты врач? – мрачно спросил Титу, сверкнув необычайно яркими в ночной темноте белками глаз.

– Нет.

– Ну и заткнись.

На сем медицинский консилиум был окончен. Снова потекли тревожные минуты. Макс расправился с сухим пайком, и его начало понемногу клонить в сон, когда наступившую тишину нарушил короткий возглас Ковача:

– Идут!

Встрепенувшись, Макс переключил прицел в ночной режим и активировал тепловизор. Тактическая система была сейчас бесполезна, но автоматический блок наведения выхватил в темноте с десяток угловатых фигур в бронекостюмах, медленно приближавшихся к ним со стороны ближайшего холма. Бойцы их отряда были менее заметны в свежевырытом окопе, поскольку прятались под прикрытием насыпанного из поднятой ими же земли бруствера, да и не остывшие до конца останки бота, выглядевшие в тепловизоре как размытое желтое пятно с редкими красными вкраплениями, неплохо маскировали их, даже несмотря на включенный обогрев пауэрсьютов.

– Не стрелять, – прорезался на локальном канале голос вахмистра Титу, – подпустить поближе. Бить только на поражение короткими очередями. Помните: у них сьюты, а у нас ограниченный боекомлект.

Фигуры продолжали приближаться, дальномер лениво отсчитывал метры. Маркер прицела окрасился красным, сообщая об уверенном захвате цели.

– Рано, – сквозь стиснутые зубы процедил вахмистр, – рано…

Рядом шумно завозился в окопе Ковач, по насыпи зашуршал, сползая вниз, мелкий гравий. Палец побелел на спусковой скобе, заныло от напряжения затекшее запястье.

– А вот теперь пора. Огонь!

Два десятка огненных плетей одновременно хлестнули ночь. Пространство вокруг озарилось ослепительными всполохами, ярко вычерчивая каждую трещинку в земле, каждый камушек. Вспыхнули и понеслись вдаль пылающие прерывистые нити, настигая врага без снисхождения, без разбора, без жалости. И враг побежал.

Видимо, небольшой отряд, отправленный обследовать место жесткой посадки десантного бота, не ожидал встретить столь активного сопротивления. Их расстреливали хладнокровно, умело, как в тире. Из дюжины облаченных в тяжелую броню бойцов минимум половина осталась лежать на стылой земле, остальные, вжавшись в камень, принялись отползать, огрызаясь беспорядочным огнем. Перестрелка продолжалась около четверти часа, а потом все стихло.

– Все живы? – послышался из наушников голос вахмистра.

– Потерь нет, – отозвался Макс и, внимательно посмотрев на индикатор мощности батарей, добавил: – И боекомплекта почти не осталось.

– Доложить уровень заряда! – приказал вахмистр Титу. В эфир посыпались короткие рапорты: десять процентов, двенадцать, восемь, шестнадцать… Если враг решится на повторную атаку, их можно будет брать голыми руками, с горечью подумал Макс, батарей хватит максимум на пару выстрелов. Ящики с запасными аккумуляторами должны быть в грузовом отсеке бота, но до него сейчас не добраться. Искореженный челнок вошел в грунт по самое брюхо, пропахав в нем глубокую борозду, и все, что располагалось ниже десантного трюма, оказалось почти полностью разрушено. Можно, конечно, попытаться разрезать обшивку…

Как ни вглядывался Макс в наползавшую со всех сторон тьму, он не мог различить в ней решительно ничего. Неровная, холмистая линия горизонта, сливающееся с землей ледяное небо, и только вдалеке колышется что-то большое, бесформенное…

– А вот это уже совсем хреново, парни, – подал голос Ковач, и в ту же минуту Макс узнал в приближающихся угловатых силуэтах шагоходы. Вражеские машины были еще далеко, Макс насчитал три или четыре медленно ползущие навстречу громады, но им, честное слово, хватило бы и одной. Он поудобнее перехватил излучатель, прекрасно понимая, что против композитной брони это оружие совершенно бессильно, как вдруг…

Это самое «вдруг» в буквальном смысле свалилось с неба, освещая каменистую почву перед собой скудным пятном прожектора и вздымая целые тучи пыли. Спасательный челнок летел низко, стелился над землей, стараясь не попасть в поле зрения вражеских детекторов. На забрале Макса высветилась большая зеленая точка: шаттл оказался своим.

– Наши! – радостно выкрикнул кто-то из бойцов, и словно по команде ночь вокруг расцвела тысячью пылающих всполохов – вражеские шагоходы тоже заметили шаттл и открыли беглый огонь. Тот коротко огрызнулся в ответ из маломощных бортовых орудий.

Не дожидаясь приказа, Макс вскочил на ноги и вместе со своими товарищами бросился навстречу спасительному кораблю. Вокруг бушевал ураган энергии, но ему было на это наплевать: с каждым ударом сердца он приближался к гостеприимно опущенной аппарели зависшего над равниной челнока. Вот кто-то, бежавший на полшага впереди, упал, покатившись по земле, Макс едва не споткнулся о распростертое тело. Коснулся ладонями земли, больно проехавшись по острым камням наколенником, чуть не завалился на бок. Рядом что-то блеснуло, наверное, выронил впопыхах. Макс механически сгреб непонятный предмет в кулак и оглянулся: двое уже поднимали упавшего ему под ноги бойца, тащили, согнувшись в три погибели под все усиливающимся огнем. Он метнулся было помочь, но передумал, снова кинулся вперед, в спасительную темноту трюма, из которого яркие лучи выстрелов со звоном высекали искры. Еще шаг, еще, еще. «Бух! Бух! Бух!» – бешено колотилось под ребрами сердце, «Бдам! Бдам! Бдам!» – беспомощно бились в броню челнока частые залпы орудий приближающихся шагоходов. Вот уже он, ребристый пол десантного дека, Макс тяжело перевалился через аппарель, протянул свободную руку, помогая кому-то вскарабкаться внутрь, и шаттл заскользил над равниной, ускоряя темп. Сиплое дыхание сдавливало горло. Только сейчас Макс чуть перевел дух и разжал судорожно сдавленную ладонь, чтобы получше разглядеть свою находку.

Его глазам предстал «пад» – простая, дешевая модель, какие тысячами продаются в магазинах космопортов даже на самых захолустных планетах. Из чистого любопытства он ткнул пальцем в экран: тот вспыхнул призрачным голубым светом, озаряя забитый людьми трюм, и на прозрачном пластике возникло незнакомое лицо. Молодой мужчина посмотрел Максу в глаза и улыбнулся.

– Привет! – сказал он. – Я не знаю, как тебя зовут, но это сейчас и неважно…

– Рад видеть вас снова, обожаемый, – произнес Баррозо, хотя радости в его голосе явно не ощущалось. Толстяк восседал в глубоком кресле, установленном возле дальней стены центрального командного поста «Проклятия Галактики». С тех самых пор, как Ник побывал здесь в прошлый раз, на корабле ровным счетом не изменилось ничего. Все так же деловито сновали туда-сюда озабоченные чем-то люди в серых форменных костюмах Ассоциации, все так же мерцали в полумраке проекторы терминалов, все так же теплилась желтоватой подсветкой закрепленная над головой Баррозо на декоративной обшивке голубоватая звезда, которую бережно укрывают от внешних невзгод две сомкнутые ладони.

– Ну скажите уж что-нибудь, не томите. – Эмиль поднялся с насиженного места и, обогнув невысокий полированный стол, встал у Ника за спиной. Тот не шевельнулся, продолжая хранить молчание. Во-первых, он попросту не знал, что именно можно было бы сказать в сложившейся ситуации, а во-вторых, излишнему красноречию изрядно мешали силовые наручники, стягивающие запястья за спиной.

– Экий вы нынче неразговорчивый, – прищелкнул языком Баррозо, – что ж, надеялся на конструктивную беседу, а получается какой-то монолог. Разочаровали вы меня, сэм Фадеев, сильно разочаровали. Я-то рассчитывал на ваше понимание и поддержку…

Толстяк снова обошел стол и, опершись на него ладонями, пристально посмотрел в глаза Нику:

– Скажите-ка, обожаемый, куда вы дели стик, который передал вам Йенсен?

Отпираться, похоже, было бесполезно: раз уж Баррозо стало известно о факте встречи Ника с профессором, наверное, он каким-то образом разузнал и о полученном им конверте.

– Потерял, – честно ответил Ник и улыбнулся.

– Послушайте, сэм Фадеев, не нужно со мной вот этого вот… – Толстяк неопределенно покрутил в воздухе рукой. – У нас ведь, знаете ли, имеется очень много надежных способов узнать правду. Вас даже пытать никто не будет, сейчас не каменный век. Небольшая доза психоактивного вещества, и вы сами расскажете обо всем, что только покажется нам интересным…

– Давайте, – изобразив на лице полное равнодушие, пожал плечами Ник, – мне скрывать нечего.

– Если вы говорите правду, тем хуже для вас. Без карты вы не представляете для нас никакого интереса. Вы в курсе, обожаемый, что именно там было записано?

– Догадываюсь.

– Догадывается он… Вы столь же безответственны и самонадеянны, как и сам Кристер. Если бы он с самого начала отнесся к этому серьезнее, не пришлось бы заниматься всей этой чехардой с розыском биологического двойника, организацией вашей трагической гибели на орбите Джанезии и прочим… А я ведь его предупреждал.

– О том, что однажды он может пропасть без вести совершенно неожиданным образом?

– И об этом тоже, – жестко отрезал толстяк. – Во-первых, еще огромный вопрос, кому именно принадлежит это открытие.

– Мне казалось, это вопрос решенный, – пожал плечами Ник.

– Напрасно казалось, – ухмыльнулся Баррозо. – Один-единственный человек просто физически не в состоянии спроектировать и построить гиперпривод, способный перемещать сотни тонн вещества на миллиарды километров. Это нереально, поймите, обожаемый. Можно придумать гениальную идею, изложить фундаментальный принцип… Но на одной идее к звездам не улетишь. Вы когда-нибудь видели вживую гиперпривод Рутта? Я вам покажу. Огромная машина весом в полторы тонны, состоящая из двадцати миллионов элементов. Двадцати! Миллионов! Вдумайтесь, сэм Фадеев! Да на Рутта работала огромная лаборатория, тысячи лучших специалистов. Работала не один год и на наши, замечу, деньги. А ваш обожаемый двойник попросту украл результаты этого многолетнего труда и присвоил их, как последний…

– А во-вторых? – прервал излияния толстяка Ник.

– А во-вторых… Полагаю, вы вообразили себе, будто его работа – это величайшее научное достижение, которое может коренным образом изменить судьбу человечества? Оно действительно может, все верно. Только несколько иначе, чем вы себе это представляете.

– Любопытно, каким же образом.

– А вы никогда не задавались вопросом, почему, получив в свое распоряжение гиперпривод, мы сразу же не попытались совершить прыжок куда-нибудь за пределы Сферы? Почему вместо этого мы болтаемся здесь, не предпринимая никаких попыток расширить исследованные людьми границы Вселенной?

– Потому что никакой Сферы в привычном нам понимании не существует, – ответил Ник, вспомнив полученное от Кристера последнее сообщение.

– Вот именно! – воздел к потолку короткий и толстый, как сарделька, палец Баррозо. – Нет никакой Сферы. Есть небольшое количество разрозненных обитаемых миров, меж которыми установлена связь посредством транспортной сети. Мы можем контролировать эту сеть, но не можем, например, уничтожить один из ее сегментов, потому что это приведет к коллапсу всей системы. А за пределы этой сети нам доступа нет. И попытка проникнуть туда неизбежно вызовет катастрофу еще более страшную, чем вы можете себе представить. Поэтому я не просто бегаю за кусочком пластика, внутри которого записана украденная у нас Кристером Руттом информация, желая защитить этим деловые интересы Международной Космической Ассоциации. Я ни много ни мало пытаюсь спасти человечество от неминуемой гибели. Я спасаю мир, сэм Фадеев. Вот такое вот пафосное и вместе с тем обыденное признание… Так куда вы дели стик?

– Я его потерял, – пожал плечами Ник.

Эмиль Баррозо шумно втянул в себя воздух, сложил губы трубочкой и медленно выдохнул.

– Вот что, обожаемый, – произнес наконец он, – я не изверг и не злодей, хотя некоторые почему-то склонны меня демонизировать. Я дам вам время подумать. Скажем…

Толстяк взглянул на демонстрируемую ближайшим терминалом проекцию и снова повернулся к Нику:

– Скажем, десять стандартных часов. Если по истечении этого времени вы так и не вспомните, куда именно вы дели карту, и не поможете нам ее найти, я вынужден буду прибегнуть к крайним мерам. Не могу гарантировать, что после этого вы останетесь в живых.

Потеряв к своему собеседнику всякий интерес, Баррозо махнул рукой и отвернулся. Двое охранников беззвучно приблизились сзади, Ник почувствовал, как его подхватили под локти и грубо потащили к выходу, даже не позволив ничего сказать напоследок.

Помещение было небольшим, но не слишком тесным. Откидная койка, небольшой столик, зеркало на стене и санузел с умывальником. Ник, наверное, даже назвал бы эту каюту вполне комфортабельной, если бы не крепко запертая снаружи дверь, превращавшая ее в подобие тюремной камеры. Едва замок щелкнул за его спиной, силовое поле, притягивавшее запястья друг к другу, исчезло, но браслеты новоявленные тюремщики предусмотрительно оставили на месте.

Побрызгав в лицо холодной водой из-под простуженно свистящего крана, Ник присел на краешек кровати и устало потер ладонью глаза. «Пад» определенно следовало найти, но, конечно же, не с тем, чтобы отдать его Баррозо. Вот только как? Можно было бы, наверное, обратиться к Мерзкому Типу, говорят, эти ребята как-то умеют отыскивать похищенные и утраченные устройства по их идентификационному номеру. Не справится он, помогут его друзья. Других вариантов Нику сейчас попросту не приходило в голову. Важно другое: как выбраться из этой ловушки? В первый раз это получилось у него относительно просто, а вот выйдет ли во второй?..

Что же касается громких заявлений Баррозо о спасении человечества, то Ник не верил этому жулику ни на грош. Рутт – толковый мужик, он наверняка предвидел бы опасность, существуй она на самом деле. Значит, никакой угрозы нет, и толстяк просто боится потерять уютную и денежную должность, а если изобретение Рутта однажды станет достоянием общественности, бизнес Ассоциации рухнет в тот же момент. Ник непроизвольно поежился: на кону действительно стояли астрономические суммы, по сравнению с которыми жизнь человека – да что там, жизнь миллионов людей такие вот деляги не ставили ни во что.

Снова громыхнул замок, Ник поднял глаза и замер: на пороге стояла Эстер, очень привлекательная в своем приталенном сером комбинезоне со значком Ассоциации на груди. В руках она держала поднос с несколькими пластиковыми контейнерами. Девушка сделала шаг в комнату, дверь за ее спиной с лязгом захлопнулась.

– Здравствуйте… сэм Фадеев, – чуть замявшись, произнесла она, окинув его пристальным взглядом с ног до головы, – отличная прическа. Ваш ужин.

Ник провел ладонью по своей новообретенной лысине и приветливо улыбнулся:

– Спасибо. Счет за ужин вышлите, пожалуйста, сэму Кристеру Рутту. Полагаю, именно его следует винить во всех моих неприятностях.

– А вы? – чуть склонив голову набок, непонятно спросила девушка.

– А я – всего лишь жалкая копия.

Эстер несколько минут молча смотрела, как Ник перебирает принесенные ею контейнеры, затем осторожно присела на краешек кровати. С одной из коробок на Ника радостно смотрел улыбчивый светловолосый детина с открытым и глупым лицом, по всей видимости, необычайно счастливый и довольный жизнью. Этикетка гласила: «Еда для мужчин 30–45 лет, ведущих малоподвижный образ жизни. Со вкусом рыбы». Ниже мелким шрифтом был приведен список ингредиентов, сведения о количестве калорий и код генной совместимости.

– Надо же, «сбалансированный комплекс минералов и витаминов надолго сделает вашего мужчину бодрым и полным сил», – с ноткой сарказма в голосе процитировал набранную мелкими буквами надпись Ник. – Вы проверяли, оно работает?

– Это был любимый пищевой набор Кристера. – В голосе Эстер сквозила легкая обида. – Я думала, вам понравится.

– Рутт любил человеческий корм? – От изумления Ник едва не выронил контейнер. – Послушайте, мне кажется, с его доходами он мог позволить себе и нормальную пищу. Все эти готовые комплекты для занимающихся спортом подростков, учащихся и молодых людей, занятых интеллектуальным трудом, беременных женщин и стариков – это ведь жуткая гадость!

– Зато очень удобно! – с вызовом возразила Эстер. – Не нужно готовить, нажал на кнопку, и через пару минут поспел горячий обед. Кроме того, такая еда содержит все необходимые человеку компоненты. Вот в те же наборы для пожилых людей добавляют и полезный для сердца калий, и укрепляющий кости кальций, и ферменты для улучшения пищеварения… В общем, если вам не нравится, я заберу.

– Нет уж, – покачал головой Ник, сняв защитную пленку и вдавливая на крышке контейнера одноразовую кнопку авторазогрева, – еще неизвестно, когда получится поесть в следующий раз. И получится ли вообще. Баррозо пообещал расправиться со мной через десять часов.

– Я знаю, – кивнула Эстер и неожиданно приблизилась к Нику почти вплотную, так, что его обдало мягким ароматом ее волос. Уха Ника коснулся теплый воздух, сорвавшийся с ее губ: – Не говори им, где ты спрятал карту.

Ник на мгновение замер и, чуть отстранившись, изумленно посмотрел на девушку:

– Мне казалось, вы… Ты работаешь на Ассоциацию.

– Все верно, – понизив голос, сказала Эстер. – Но мы когда-то были… Хорошими друзьями.

– Возможно, вы были хорошими друзьями с Кристером Руттом, – осторожно поправил ее Ник. – А я – не он. Я всего лишь генетический двойник, по воле случая или благодаря прихоти природы имеющий лицо, голос и тело Кристера.

Эстер как-то странно посмотрела Нику в глаза, затем протянула пальцы, словно желая коснуться его виска, но тут же отдернула руку.

– Послушай, возможно, тебе не понравится то, что я сейчас скажу, но я все-таки должна это сказать. Ты хорошо помнишь свою семью?

– Конечно, – пожал плечами Ник, – отца не стало, когда я был еще мальчишкой, меня воспитывала мама. Она водила меня в школу, а я помогал ей ухаживать за младшей сестрой…

– Прекрасно, – кивнула Эстер, – ты помнишь тот день, когда впервые пошел в школу?

– Разумеется.

– Во что была одета твоя мать? Сколько учеников было в классе? Как звали первую учительницу? Какой рисунок на стенах в комнате твоей сестры? Какого цвета у нее глаза? Как называется любимое блюдо твоей мамы? Как пахнет в гостиной вашего дома?

Эта неожиданная череда вопросов сбила Ника с толку, он нахмурился, сосредоточился, попытался вспомнить… и не смог. Словно какая-то невидимая пелена застлала его память, оставив только крупные события и полностью слизнув мелкие, вроде бы незначительные, детали. Вот он растет, ходит каждый день на уроки, возвращается домой, вот он поступил в Академию и сдал первые экзамены, вот началась летная практика, вот ему вручают пилотский сертификат…

– Попытайся припомнить хоть один яркий день из своего детства, – продолжила Эстер. – Ну хоть что-то, кроме абстрактных школьных занятий и игр во дворе с приятелями. Как ты праздновал свой десятый день рождения? А совершеннолетие? Вспомни свое первое свидание, первый поцелуй?

Ничего. Ник с ужасом понял, что у него попросту нет прошлого, кроме цепочки самых главных, узловых событий, о которых он может сказать с определенностью лишь то, что они когда-то происходили с ним. С ним ли? Ник попытался подсчитать, сколько раз за последнее время он вспоминал об оставленной на Земле семье. Выходило, что нечасто. Прислушавшись к своим чувствам, он с растерянностью осознал, что и теперь не испытывает какой-либо серьезной тревоги о судьбе матери и сестры. А переживал ли он за них когда-нибудь по-настоящему, всерьез?

– С чего ты вообще решил, будто ты – двойник Криса? – прервала его размышления Эстер.

– А зачем тогда я вообще понадобился Баррозо? – поднял на нее встревоженный взгляд Ник. Голос дрогнул, выдавая охватившее его волнение. – Насколько я знаю, покинув Ассоциацию, Рутт закрыл доступ к какой-то важной информации. И получить его можно только с использованием отпечатков пальцев и изображения сетчатки самого Рутта. Вот Баррозо и бросился искать генетического двойника.

– Послушай… – остановила его жестом Эстер. – Возможно, ты об этом не знаешь, но… Папиллярный рисунок пальцев, структура радужки и сосудов глазного дна совершенно разные даже у братьев-близнецов, родившихся у одной матери. Они не могут совпадать ни у кого на свете, включая людей с одинаковым генетическим кодом. Забудь о том, что говорил тебе Баррозо. Ты и есть Кристер Рутт. И второго Кристера Рутта в этом мире не существует.

Сказать, что слова Эстер ввергли его в состояние шока – значит не сказать ничего. Если она права… То это означает, что Ника, Никиты Фадеева, просто не существует и никогда не существовало на свете? Что вся его жизнь – это лишь фантазия, наваждение, морок? Он не рождался, не рос и не взрослел, не маялся долгими весенними днями, ожидая, когда кончатся уроки и можно будет отправиться с друзьями на прогулку, не лежал на мокрой подушке, мучаясь простудой, а теплая и сухая рука матери не касалась его лба… Всего этого никогда не было или было с кем-то другим? Ник… Или Крис… Он не мог в это поверить.

– Но ты…

– Это я подложила «пад» туда, где ты его нашел. Ты сам просил меня об этом.

Эстер упруго поднялась на ноги, схватилась рукой за край блузки и потянула ее вверх. Ник уже был готов к любым неожиданностям, но Эстер просто извлекла из-под одежды зажатый поясным ремнем пухлый пластиковый пакет и протянула его Нику. Внутри, под прозрачной пленкой он разглядел аккуратно сложенный серый форменный комбинезон с символикой Ассоциации. Там же лежал магнитный ключ от наручников.

– Поешь и переоденься, – скомандовала девушка, – они готовят сейчас высадку на Калорис. Это наш шанс. Но времени у нас чертовски мало…

На корабле царило оживление – по коридорам деловито сновали технические специалисты и облаченные в силовые костюмы десантники, периодически навстречу попадались сервис-боты, старавшиеся, впрочем, не путаться под ногами. Во всей этой суете и суматохе Ник несколько раз едва не потерял из вида лавировавшую в толпе Эстер, порой ему даже приходилось переходить на бег, чтобы не отстать. Принесенный ею форменный костюм пришелся впору, разве что рубашка, на груди которой было вышито золотыми нитками «лейтенант Прайс», немного жала в плечах. Кто такой этот самый лейтенант Прайс, Ник предпочитал не задумываться, как, впрочем, и о том, каким образом Эстер собирается вытащить его отсюда. «Вероятно, она знает, что делает», – подумал он.

Миновав жилой модуль, они свернули в один из служебных коридоров и остановились возле медицинского тест-бокса, коих Ник насмотрелся в достатке во многих космопортах. Эстер что-то приложила к сенсору и кивнула в сторону отверстия, расположенного на передней панели прибора:

– Суй руку.

Ник повиновался. Что-то зашипело, он почувствовал, как вокруг его плеча сжимается манжета тонометра, на контрольном дисплее возникла зубчатая кривая пульса.

– Расслабься, а то тест завалишь, – вполголоса посоветовала девушка.

Тест-бокс коротко пискнул и нехотя отпустил руку Ника, дисплей мигнул зеленым. Эстер повторила процедуру, снова поднесла что-то к считывателю и удовлетворенно кивнула.

– Пойдемте, лейтенант Прайс. На десантных ботах когда-нибудь летали?

– Не доводилось.

– Ничего, освоитесь. Интерфейс и органы управления стандартные, уверена, что проблем не возникнет.

В десантном ангаре тоже было людно. Меж посадочными опорами челноков катались электрокары с тележками, груженными бомботарой, в несколько шаттлов, высившихся посреди палубы уродливыми угловатыми тушами, уже грузилась пехота, другие были пока еще опутаны плотной паутиной силовых магистралей и дата-кабелей, вокруг деловито суетились техники. Эстер обогнула несколько штабелей с боекомплектом для излучателей, непринужденно махнула кому-то рукой и, обругав не слишком ретиво убравшегося с дороги водителя погрузчика, направилась к одному из стоявших в длинном ряду ботов с опущенной аппарелью.

Кабина оказалась довольно-таки просторной для корабля подобного класса.

– В правое, – скомандовала она, пресекая попытку Ника усесться в левое командирское кресло. – Сегодня я тут за главного, договорились?

Ник послушно опустился в правое кресло и потянулся за привязным ремнем. Эстер, гибко склонившись перед его сиденьем, снова коснулась чем-то вмонтированного в приборную панель сенсора, и его матовая поверхность вспыхнула многоцветными огнями индикации, а перед глазами развернулись проекционные дисплеи. Ник привычно потянулся было к модулю нейроинтерфейса, но Эстер снова остановила его:

– Не надо, иначе корабль распознает подмену. Сегодня поработаем руками.

– Как скажете, сэм капитан, – бодро откликнулся Ник. – Так даже интереснее.

Эстер пристально посмотрела на него и включила цикл предстартовой проверки. За перегородкой кабины послышался грохот, возня и шум множества голосов – началась погрузка пехоты. Распахнулась дверь, и в проеме появилась казавшаяся непропорционально маленькой голова, покрытая ежиком коротко остриженных темно-зеленых волос. Голова нелепо торчала из широкоплечего десантного пауэрсьюта, как одинокая кочка посреди болота. Нежданный гость внимательно осмотрел Эстер, остановил пристальный взгляд на Нике, после чего в дверной проем просунулась украшенная вздутыми венами экзоскелета клешня и швырнула на пол пару легких поликомпозитных бронежилетов.

– Нацепите на всякий случай, там, внизу, говорят, постреливают, – произнесла голова и скрылась в проеме, с грохотом захлопнув за собой дверь. Снаружи донесся густой бас, пробубнил что-то неразборчивое – Ник сумел различить только короткую фразу «а там – баба!», после чего в десантном отсеке грянули раскаты дружного хохота. Эстер недовольно поморщилась, бросила Нику: «Дверь заблокируй», после чего включила интерком:

– Четыре-девять-три, запускаемся.

– Четыре-девять-три, разрешили запуск, – откликнулся диспетчер старта. – Занимайте предварительный по готовности.

Эстер последовательно запустила первый и второй маршевые двигатели, плавно переместив рычаги управления от себя. Подкатился тягач, ухватил челнок за носовую опору шасси и ловко установил его на транспортер, медленно и лениво потянувший шаттл в сторону стартового ангара. Меж тем в кабине продолжались последние предполетные проверки.

– КДСУ?

– Включено.

– Система орбитальной ориентации?

– Синхронизирована.

– Система стабилизации курса?

– В положении «нейтрально».

– Давление по отсекам?

– Стабилизировано.

– Позиция крана закрытия аппарели?

– Блокирована.

– Стояночные?

– Сняты, отключены.

– Четыре-девять-три, на предварительном, – громко произнесла Эстер, переключившись на канал внешней связи.

– Четыре-девять-три, занимайте исполнительный, – охотно откликнулся интерком. – Для сведения, там четыреста тридцатый ожидает пересечения, не зацепите на рулении.

– Разрешили исполнительный, четыре-девять-три. Малый газ.

Ник тронул рычаги управления, и машина плавно оторвалась от настила палубы, вплыла в стартовый ангар, и позади нее тяжело сомкнулись створки транспортной палубы. Взвыли насосы, откачивая из отсека воздух. Вслед за этим медленно, величественно распахнулись внешние люки, и внутрь хлынул ослепительно-белый свет Эльбариуса, в котором, как в безбрежном океане, купалась бело-голубая равнина Калориса. Блеснули яркими искрами оледеневшие кристаллы воздуха, уплывая в разверзшуюся перед ними пустоту. Ник включил внутреннюю связь и, подмигнув своей напарнице, произнес в коммуникатор:

– Добрый день, уважаемые господа пассажиры. Экипаж рад приветствовать вас на борту десантного бота с бортовым номером четыре-девять-три, выполняющего рейс «Проклятие Галактики» – Калорис. К сожалению, у нас не имеется прохладительных напитков и нейрофильмов, поэтому займите, пожалуйста, ваши места, приведите спинки кресел в вертикальное положение, пристегните привязные ремни, уберите подальше посторонние предметы и покрепче за что-нибудь держитесь, чтобы ваш завтрак случайно не оказался снаружи. Экипаж желает вам приятного полета.

За плотно закрытой дверью кабины послышались смешки и одобрительный гул. Эстер бросила в сторону Ника быстрый взгляд и снова включила интерком:

– Четыре-девять-три, на исполнительном. Старт с курсом пятьдесят три, промежуточная орбита с апоапсидой семь-семьдесят шесть.

– Занимайте промежуточную, четыре-девять-три, после выхода работайте со станцией «Калорис-орбита» на тридцать пятом канале. Старт по готовности.

– Разрешили старт, четыре-девять-три. – откликнулась Эстер и, повернувшись к Нику, добавила: – Номинал.

Протянув руку, Ник передвинул оба рычага управления двигателями до упора от себя, выводя силовые установки в режим максимальной тяги. Корабль вздрогнул, вибрация на короткий миг усилилась и сошла на нет, что-то зазвенело за спиной и тут же стихло. Шаттл рванулся вперед, окунулся в океан яркого света и, почувствовав свободу, начал уверенно набирать скорость, отдавшись предвечной космической стихии. Эстер внимательно отслеживала все возрастающее расстояние до материнского корабля и, когда оно достигло установленных регламентом значений, скомандовала:

– Безопасная дистанция. Шасси убрать.

– Кран уборки включен, – глядя на индикаторы положения стоек шасси, отрапортовал Ник. – Шасси убраны, в замках, створки закрыты, герметизированы. Контрольные погасли.

– Работаем схему выхода до промежуточной орбиты, – сказала Эстер. – А у тебя неплохо получается.

– Я люблю летать, – пожал плечами Ник, – похоже, это единственное, что мне теперь осталось.

Вход в атмосферу прошел без каких-либо происшествий: челнок благополучно преодолел ее плотные слои, развернул аэродинамические плоскости и начал снижение. С борта гиперлинкора было получено указание на посадку в западном полушарии планеты на одной из затерянных в местных лесах космобаз – вероятно, именно здесь аналитики ожидали активизации действий противника либо просто решили блокировать базу с целью не допустить высадки вражеских подкреплений. Над пересекающей весь континент высокой горной грядой растянулся массивный грозовой фронт: переключив центральный проектор в режим метеорадара, Ник убедился в том, что небо буквально затянуто хищными алыми пятнами грозовых засветок. Шаттл уже успел изрядно снизиться, и потому пытаться обойти грозу по верхам означало бы сжечь почти все оставшееся на борту топливо. Заложив разворот, Ник уверенно направил машину в разрывы облаков, надеясь проскочить меж вершинами громоздящихся перед ним гигантских черных с проседью грозовых наковален.

На одиннадцати тысячах челнок стало изрядно трясти. Насыщенная электричеством атмосфера ожила, подхватив крошечную песчинку, несущую в себе несколько десятков живых человеческих душ, и принялась неистово швырять то вверх, то вниз, забавляясь ею, точно новой игрушкой. Эстер начала интенсивно шуровать хендстиком, безуспешно стараясь скомпенсировать попеременно возникающие крены, автоматика протестующе взвизгнула, нервно заерзали рычаги управления атмосферными двигателями, поддаваясь попыткам автомата контроля тяги выровнять машину.

– Оставь! – прикрикнул на нее Ник, схватив за рукав. – Он сам справится. Не мучай птичку!

Болтанка продолжалась почти до самой земли и прекратилась, когда вынырнувший из-под низких облаков челнок окатила ледяная волна дождя. Едва колеса коснулись земли и корабль, прокатившись по бетонке, замер на отведенной ему стоянке, Эстер отстегнула ремни, порылась в расположенном слева от командирского кресла ящике с инструментами и протянула Нику закрытую на магнитную застежку кобуру. Ник осторожно отогнул клапан, и в его ладонь легла холодная рифленая рукоять короткоствольного излучателя.

– Пойдем, – сказала Эстер, – скоро они опомнятся и начнут тебя искать. Надень бронежилет, там и вправду опасно.