Детский дом гудел. Детский дом вибрировал от внезапно возникшей суеты. Целеустремлённо бегали заполошенные воспитатели, носилась малышня, помогая перетаскивать какие-то мелкие предметы обихода. Старшие воспитанники были поголовно заняты на ведёрно-тряпочном фронте отмывания, где командовала гроза всех грязнуль- уборщица тётя Дуся, которая работала там так давно, что казалась неизменной деталью интерьера, бывшей здесь всегда и всегда будущей. Вот Елена Сергеевна Ивлева, молоденькая воспитательница, которую все между собой называли просто Леночка, поволокла куда-то несколько своих подопечных, на ходу что-то им втолковывая. Важно проплыла директриса Ираида Степановна Вершина, зорко поглядывая на суетящихся воспитанников и подчинённых, выискивая то, что ещё не было сделано и оценивая то, что ещё предстояло выполнить.

Яна уныло водила тряпкой по стеклу, стараясь не очень утруждаться, но и не выказывая особого рвения. В первом случае за небрежность могут подкинуть ещё одно окно, а во втором- тоже нагрузят, ибо всем известно- инициатива наказуема. Так что не следует выбиваться из общей массы, тем более что выскочек не любят нигде. Сквозь отмытое до хрустального блеска стекло в здание проникали весёлые лучи майского солнца. На улице бушевала весна, принесшая, наконец, в этот большой сибирский город почти летнее тепло, от которого зацвели дикие яблони, вылезла зелёная трава на газонах, немедленно украшенная жёлтыми головками одуванчиков. Да, весна… А в душе у Яны в последнее время прочно поселилась стылая январская стужа. Четвёртый год она живёт в этом детском доме. Долгий четвёртый год… Как же тяжело и больно! Ей, девочке, до двенадцати лет жившей в дружной семье. В тот день на улице так же светило яркое солнце, чирикали воробьи, радовавшиеся теплу и доступному корму. Мама, папа и пятилетний братик Серёжка собирались на представление в цирк. А её оставляли дома. Нечего было без куртки выбегать из школы на переменках, подставляя лицо для первого весеннего загара. Добегалась. Недаром говорят, что весна коварна. Вот и заработала себе простуду с температурой, которая чуть не испортила семейный праздник.

— Яничка, — Серёжка залез к ней на постель, — ты не плачь. Я тебе шарик принесу. И мороженое.

— Я тебе дам, мороженое! — мама шутливо шлёпнула мальчишку по попке. — Ей только холодного не хватает, чтобы к простуде ангина привязалась! Марш одеваться, а то опоздаем. Яна, не забудь выпить лекарство. Ровно в четыре часа.

— Не беспокойся, мамуля, я же большая и всё понимаю. Идите.

В комнату заглянул папа, уже по-уличному одетый. Если закрыть глаза, то эта картина стоит перед глазами. Именно тогда в последний раз Яна видела их живыми. Потом были только закрытые гробы. Два больших и один совсем маленький. Они ушли. Яна встала с кровати и подошла к окну, чтобы увидеть, как все дружно усаживаются в машину, стоящую у подъезда. Хлопнула водительская дверца, сквозь открытую форточку донёсся звук заводимого двигателя и в следующий момент раздался оглушающий взрыв. На месте их «жигулёнка» вспух огненный цветок, от которого на первых двух этажах их пятиэтажки вылетели стёкла…

Всё дальнейшее для Яны происходило как во сне. Суетились взрослые, какие-то тётеньки шастали по их квартире, что-то высматривали, тихонько обсуждали, смотрели на неё с показной жалостью. Слышались шепотки:

— Бизнес… Конкуренты… Проклятые барыги… Хапуги… Жизнь наказала… Детишек-то жалко, они не виноваты… Ишь сколько хрусталя в серванте… Бог, он всё видит. Вот и наказал… Зря эту перестройку задумали, раньше-то спокойнее жилось. Не стреляли, не взрывали… Мишка-меченый сволочь распустил… А не найдут никого, все менты продажные…

Потом было кладбище и три холмика в ряд. Три железных обелиска, с которых в круглых рамочках смотрели Мама, Папа и Серёжка.

— Поплачь, деточка, поплачь, легче стане, — шептал кто-то, гладя по голове.

Но слёзы не шли. Они застряли где-то в глубине души, замёрзнув в один большой ледяной ком, мешавший дышать.

Следующее относительно чёткое воспоминание: она сидит у стола в каком-то кабинете. Перед ней тётка с химической завивкой на крашеных волосах. Она кривит губы, стараясь сочувственно улыбнуться, якобы ободрить, но получается это плохо. Сквозь фальшь чувств явственно проступает равнодушие.

— Яночка, — говорит она слащавым голосом. — Придётся пожить тебе в детском доме. Мы не можем двенадцатилетнюю девочку оставить одну. А родственников у вашей семьи не было. Как оказалось, твои родители были сиротами. Ну ничего, деточка, это только до восемнадцати лет. Потом вернёшься в свою квартиру. Её опечатают до твоего возвращения. Надо только будет забрать необходимые вещи.

И огромная спальня для девочек на двадцать человек. Новенькую встретили настороженно, неласково. Пришлось научиться защищать себя и то, что смогла захватить из теперь опечатанной квартиры. Особенно яростно пришлось драться за фотографии. Почему-то именно они стали предметом ненависти особо агрессивных соседок. Может потому, что у многих из них и такого не было. Почти весь контингент этого детского дома состоял из брошенных и отказных ребятишек. Мало по малу Яна вживалась в суровую действительность, уговаривая себя потерпеть, что весь этот казённый кошмар временно, стоит только дожить до восемнадцати лет, и она вернётся туда, где её ждали воспоминания о счастливой поре, где сохранились даже запахи так страшно её покинувших родных…

— Не таскай тяжёлое, — услышала она голос одноклассника Сашки Иванова, главаря местной шпаны, который почему-то с прошлой осени стал опекать её. — Давай, отнесу.

Она уже привычно уступила ему ведро с грязной водой, которое тот играючи поднял. Яна догадывалась, что нравится парню, но никогда никаких намёков на сближение ему не давала. Ей хватало того, что теперь к ней не смели приставать с грязными предложениями старшеклассники, от которых она на протяжении всего девятого класса энергично отбивалась. Девчонки в спальне уже во всю шептались о поцелуях, а кое-кто даже осмелился рассказать о своих первых очень близких контактах с мальчиками после дискотек в ближайшем скверике. При этом многозначительно поджимали губы и закатывали глаза, демонстрируя как им было здорово, когда… Ну, в общем, понятно когда. Первой ласточкой сексуальной революции, разгоравшейся в их детском доме, была Людка Вострикова, которая подцепила себе какого-то богатенького папика и теперь уже открыто усаживалась в присланную за ней машину, увозящую её в блистательный и соблазнительный внешний мир каждые выходные. На резонные опасения подруг о наказании со стороны администрации Людка повела точёным плечиком и спокойно сообщила, что её добродетель отстёгивает Ираиде ежемесячно некоторую сумму за то, что она милостиво закрывает глаза на шалости своей подопечной. Именно Вострикова и стала основным «педагогом» в области межполовых контактов для многих девочек их группы решившихся, испробовать подобное. Но не всем везло найти себе хоть какого-нибудь завалящего «спонсора», поэтому утолять своё любопытство приходилось либо со своими детдомовцами, либо со случайными знакомыми, что иногда до добра не доводило. Яне краем уха несколько раз довелось услышать, что в их городе есть добрый доктор, который за умеренную плату избавляет глупеньких дурочек от последствий жаркой и бездумной страсти. Иосиф Соломонович — это имя почему-то застряло где-то на задворках подсознания. Ну и ладно, не важно, не об этом все мысли.

— Держи, — Сашка сунул ей в руку пустое ведро и молча удалился.

Яна привычно пожала плечами. Иванов никогда ничего не просил у неё, никогда не выставлял никаких требований. Просто в трудные моменты оказывался всегда рядом, делал своё доброе дело и так же молча или бросив одну-две фразы исчезал. Если ему так нравится, пусть. Она не напрашивалась, сам впрягся.

— Соболева, — подбежала запыхавшаяся Леночка, — у тебя всё готово? Если так, то марш на репетицию.

Яна покорно поплелась в актовый зал, забросив по пути ведро в каморку тёти Дуси. Не было печали, черти накачали. Теперь ещё репетировать сценку из Гайдара про Тимура с командой. Плохо то, что ей дали роль одной из главных героинь, придётся мозолить глаза спесивым гостям, ловя на себе их равнодушные взгляды. Ну кто сказал, что этому важному дядьке, как с придыханием выразилась Ираида: «очень-очень богатый и важный спонсор», будет интересно смотреть на их потуги что-то изобразить на сцене. Наверняка посидит на почётном месте, вяло, с презрительной усмешкой похлопает в холёные ладоши. Противно. Но выхода нет. Их некогда благополучный, экспериментальный детский дом бодро шёл ко дну, повторяя манёвр всей страны. Деньги, которые обесценивались быстрее, чем зарабатывались, считали миллионами, государственные дотации урезались до минимума. И в этом бардаке их директриса, проявляя чудеса изворотливости, старалась найти тех, кто ещё не очерствел сердцем, чтобы кинуть малую толику своих наворованных долларовых миллионов для того, чтобы брошенные дети были накормлены. А уж о бОльшем и не мечтали. Всё это Яне доходчиво объяснила Леночка, отвечая на её резонный вопрос: зачем так упираться для какого-то богатого жлоба?

* * *

— Вадим, завтра едешь со мной, — голос Николая Петровича Сосновского был твёрд, словно гранит — Хватит тебе таскаться по твоим тусовкам. Пора вникать в дело.

— Пап, ну зачем я там нужен? — Вадим презрительно скривил красиво очерченные губы. — Смотреть на этих голодранцев? У меня есть более интересные занятия.

— Занятия у него есть, — проворчал Николай Петрович. — Знаю я их. Опять по девкам шляться будешь. А семейный бизнес я кому передавать буду? Уясни себе одно, сынок — я не вечный. Сам знаешь, как конкуренты друг от друга избавляются. Тебе уже двадцать пять, пора за ум браться и помогать не только по мелочам.

— Хорошо, — Вадим очень не любил, когда отец напоминал ему о том, что передел бывшего советского союза проходил в кровавом мареве заказных убийств. — Я же не против того, чтобы приступить к работе в фирме. Но к нищебродам-то зачем меня тащить?

— Начинать надо с малого. Покажись пока на публике, скажи несколько правильных слов, чтобы все увидели, что ты поддерживаешь мою линию. А немного погодя и в фирму полностью введу.

Вадим согласно кивнул и, больше не говоря ни слова, покинул кабинет отца. Сосновский-старший посмотрел вслед сыну. Хорош стервец вырос! Высокий, почти под метр девяносто, с атлетической фигурой, которую поддерживал в тренажёрных залах. Убойное сочетание тёмно-каштановых волос и синих глаз безотказно действовало на девушек, гроздьями вешавшихся ему на шею. Глава семьи покачал головой. Совсем парню голову вскружили доступные красотки! Но ничего, начнёт серьёзно вникать в бизнес, поумнеет, да и времени меньше станет на всякие глупости. Наташа, Наташа, была бы ты жива, порадовалась бы за сына. Но тебя уже десять лет нет с нами. Сгорела за несколько месяцев от рака. Николай Петрович посмотрел на фотографию покойной жены, стоявшую у него на столе. Много у него было женщин после неё, но ни одна не смогла хоть на мгновение затмить ту, которую любил до потери сознания и которую не смог уберечь… Давно своей умирающей жене он дал слово, что парень женится на той, которая заберёт его сердце. Но таковой пока не находилось.

За окном стемнело, когда новый олигарх оторвался от бумаг. Потянулся. Пожалуй, пора спать, завтра с утра необходимо съездить в подшефный детский дом. Ираида в последнем разговоре по телефону прямым текстом намекнула, что её благоверного услали в командировку. Так что их ждут несколько неплохих жарких дней и ночей. Директор дома для брошенных детей была его давней любовницей, к которой он периодически возвращался, сам не понимая почему. Он перечислил на счёт детдома некоторую сумму денег, так пусть детишки немного постараются, чтобы поняли, что халява кончилась. Они, кажется, приготовили какую-то сценку, пару танцев, самые маленькие расскажут стихи. В такие моменты начинаешь чувствовать себя добрым дедушкой морозом.

Вадим сидел в первом ряду на креслах для почётных гостей и презрительно кривил губы. На этих сиденьях побрезговали бы прижать свои задницы даже охранники в их особняке. А тут… Но приходилось терпеть, потому что он видел, что остальные сидячие места находятся в ещё более плачевном состоянии. Изрезанные чем-то острым, исписанные ручками и карандашами, расшатанные многими поколениями воспитанников, они дышали на ладан, угрожая развалиться только от одного взгляда, кинутого на них. На скрипучей, давно не ремонтируемой сцене актового зала приюта разыгрывалась сцена из гайдаровского «Тимура и его команды». Скучно, господа, неимоверно скучно было отпрыску нового русского, привыкшего к весёлым дискотекам и саунам с доступными девушками. Хотя, один его знакомый как-то рассказывал, что Ираида за весьма умеренную плату поставляет ему старшеклассниц для весёлого времяпрепровождения. Не избалованные вниманием и деньгами девочки охотно оказывали интимные услуги за десятку баксов. Перестройка, хорошие мои, всех научила, что деньги правят балом, что тот, кто их имеет, может позволить себе то, что ещё десять лет назад казалось немыслимым и невозможным. Более того, подсудным и наказуемым. А сейчас малолетние шалавы, чтобы купить себе шмотки и импортную косметику, а иногда и просто кусок хлеба для семьи, готовы на всё. Ленивые мысли крутились в голове парня до тех пор, пока на сцене не появилась та, которая играла роль Женьки. Девочка, нет, юная девушка с пепельно-платиновыми волосами, карими глазами заставила сердце избалованного женским вниманием сына нового русского замереть, пропустив удар, а потом пуститься вскачь. С этого мгновения Вадим не спускал глаз со сцены. Он уже не видел никого, не воспринимал ни одной реплики, не следил за ходом известной пьесы. Он смотрел только на НЕЁ. Очнулся лишь тогда, когда все вокруг него стали громко аплодировать самодеятельным актёрам, и испытал практически физическую боль, когда прекрасная незнакомка ушла за кулисы. Всё остальное время, что они с отцом были в детском доме, он искал глазами эту удивительную девушку. Он увидел её ещё раз уже тогда, когда собирались выходить к ожидавшим их машинам. Она шла куда-то в толпе детдомовцев, но, странное дело, была словно не с ними, погружённая в свои мысли. Вадим подозвал к себе одного из охранников.

— Жук, узнай по-тихой, что за девчонка, — велел он ему, жестом указав на ту, которая так заинтересовала его. — Потом расскажешь.

Тот похабно осклабился и с готовностью кивнул. Это почему-то задело Вадима, и он притормозил, вперив разъярённый взгляд на прикормленного отморозка.

— Если кто из вас попробует хоть пальцем прикоснуться к ней, яйца оторву! — пригрозил он. — Ни единый волос не должен упасть с её головы без моей команды! Ты понял?!

— Да что вы, Вадим Николаевич, всё будет тип-топ. Никто кралю не лапнет даже!

Вадим удовлетворённо кивнул и сел в тойоту рядом с отцом. Мягко щёлкнула дверца, и машина сорвалась с места, унося богатого мецената.

А через два дня Жук уже отчитывался перед молодым хозяином:

— Ляльку вашу зовут Яна. Недавно исполнилось шестнадцать. В детский дом попала четыре года назад. До этого была домашней девочкой. Что делать с ней дальше?

Вадим задумался, решая как поступить, но тут мимо него прошёл отец.

— Зайди, — бросил он на ходу, открывая дверь в кабинет. И продолжил, едва они устроились в удобных креслах:- Я на пару недель улетаю в Москву, останешься за меня. Дел не много. Только проследи, чтобы дань собирали исправно. Список в сейфе. На фирме оставлю зама, сам знаешь, мужик толковый, но ты присмотри. Если что, кинь на строптивых главного по охране Дроздова. Думаю, справишься, не в первый раз.

Вадим согласно кивнул. Действительно, отец уже около года некоторые не очень сложные дела оставляет на своего единственного отпрыска и наследника, спокойно мотаясь по командировкам. Пока справлялся. Вот и в этот раз не подкачает. Кое-что просчитав в голове, Вадим понял, что всё необходимое займёт не более нескольких часов в день. Зато оставшееся время можно пустить на удовольствие.

— Когда летишь? — спросил он отца.

— Сегодня, вечерним рейсом, — ответил тот.

Проводив родителя, Вадим немедленно нашёл Жука.

— Завтра к вечеру привези мне Яну, — распорядился он, давая бывшему спортсмену несколько десятидолларовых купюр. — Хватит?

— Достаточно, — отозвался тот, пересчитав наличные. — Мне за пару баксов её выведут.

— Помни, что я сказал. Девочку не трогать. И вообще, не говорите ей, куда везёте. Я сам с ней проведу разъяснительную беседу.

— Угу, — хмыкнул Жук, — в спальне.

— Не твоё дело! — почему-то разозлился Вадим. — Мотай отсюда.

* * *

— Янка!

Яна с неудовольствием оглянулась. В конце коридора спального корпуса стояла Ирка Веденина, вредная и противная девчонка, готовая за пару рублей удавить ближнего своего. Она почему-то безумно ненавидела Яну, стараясь сделать хоть маленькую, но гадость.

— Янка! — снова крикнула Веденина, видя, что Яна не собирается подходить к ней. — Там твой ухажёр тебя ищет.

— Не болтай ерунды, — девушка передёрнула плечами, — нет у меня никого. Сама знаешь.

— Ага, нету, — Ирка осклабилась. — А Сашка Иванов кто тогда? Он же к тебе никого не подпускает. Для себя бережёт, кобель гулящий.

— Ну что ты за человек, Веденина?! По себе судишь! — Яна немедленно вступилась за своего молчаливого помощника. — После тебя хочется помыться, настолько у тебя слова и мысли грязные!

— Потом будешь от меня оттираться, если сможешь, — немного ехидно ответила та. — А сейчас мотай к дырке в заборе. Там он тебя дожидается.

— А что он хотел?

— Мне не сказал. Только вот десять рублей дал, чтобы тебя позвала, — Ирка помотала десяткой. — Вали, давай. Мне за ответы не платят. Сама узнаешь, — и, резко развернувшись, ушла.

Яна немного постояла, размышляя над сказанным. Странно, зачем это она понадобилась Сашке? Да ещё так срочно, что и денег не пожалел. И откуда у него они? Иванов вообще отличался редкой скрытностью, умело пряча свои дела так, что даже в глазастом детдомовском коллективе ничего не могли узнать. Потом она вспомнила, что он как-то обещал сводить её в кооперативное кафе. Она ещё фыркнула, давая понять, что совсем не заинтересована в таком внимании. Но парень, видимо, решил быть настойчивым. Ладно, придётся сходить, не пропадать же десятке, данной за то, чтобы её пригласили.

Яна ещё раз пожала плечами и пошла к заветному лазу, через который во внеурочное время в «самоволку» бегали старшеклассники. Он находился на задворках детдомовского стадиона, за густыми кустами.

— Саш, ты где? — Яна высунулась из дыры, ища глазами того, кто её должен был ждать.

Но Сашки не было. Только какая-то иномарка стояла неподалёку. Внезапно девушку кто-то с силой толкнул в спину, так, что ей пришлось сделать несколько быстрых шагов, чтобы не упасть. Она со всего маху влетела в объятья незнакомого парня, выскочившего словно из ниоткуда, как чёртик из табакерки. Тот немедленно зажал ей рот своей лапищей и поволок к машине, дверцы которой распахнулись, и оттуда вылез ещё один крепыш. Вдвоём они споро затолкали девушку на заднее сиденье, уселись по обе стороны от неё, крепко держа за руки, и иномарка стартовала, увозя Яну прочь.

— Вы меня с кем-то перепутали, — немного дрожащим голосом проговорила девушка, едва ей освободили рот. — Если это похищение с целью выкупа, то денег у меня нет. Я же детдомовская…

— Детка, — ухмыльнулся тот, что первый схватил её, — нам нужна именно ты. Яна- Яночка, тебя ведь так зовут?

— Да… Но я ничего не понимаю…

— А и не надо, — хохотнул говорливый похититель. — Тебе всё доходчиво объяснят. Ночью.

— Жук, заткнись, — прервал его второй. — Если не хочешь неприятностей, не трепи языком. А ты, девочка, сиди и помалкивай. Скоро сама всё узнаешь.

Всю дальнейшую дорогу ехали молча. Для начала машина покрутилась по городу, потом, наконец, выехала на широкую дорогу, ведущую в элитный посёлок с двух этажными домами, где обосновались «новые русские». Так же молча двое похитителей извлекли недоумевающую девушку из салона машины и отвели в комнату на втором этаже шикарного кирпичного особняка и оставили одну. Яна огляделась. По всему было видно, что это чья-то спальня. В пользу этого говорила, нет, просто кричала большая кровать, стоящая посередине. Несколько шкафов стояло по стенам, да пара кресел у окна. Нежного кремового цвета обои, в тон им ковёр на полу, цвета топлёного молока плотные шторы на окнах создавали ощущение тёплого уюта, располагали к умиротворению и спокойствию. Немного погодя пришла девушка лет двадцати трёх в форме горничной, протянула стакан с чистой водой и какую-то таблетку.

— Выпей, — она была немногословна.

— Что это? — Яна послушно взяла протянутое.

— Так надо. Для тебя, — голос девушке в белом кружевном передничке был ровным, но в глубине её глаз Яна заметила жалость.

— Это какая-то отрава? — Яна немного замешкалась. — Но зачем? Ничего не понимаю…

— Это своего рода витамин, — тяжело вздохнула горничная, — пей, мне некогда здесь с тобой рассиживаться, дела ждут.

Яна пожала плечами и проглотила таблетку, запив водой. Девушка приняла пустой стакан и скрылась за дверью, в которой явственно щёлкнул замок. Но одной побыть удалось не долго. Та же девица скоро вернулась, неся с собой охапку какой-то одежды.

— Пошли, примешь ванну, — бросила она, открывая дверь настолько искусно задрапированную обоями, что с первого и даже со второго взгляда её невозможно было увидеть. — От тебя вашим детдомом воняет. Вадиму это не понравится.

— А кто такой этот Вадим? — видя к себе достаточно доброжелательное отношение, Яна немного осмелела.

— Сама скоро узнаешь, — бросила горничная, наливая воду в ванну, добавляя ароматной соли.

Яна с немыслимым удовольствием погрузилась в горячую воду, покрытую сверху пенной шапкой. Несколько долгих лет она была лишена такого блаженства. Там, где она сейчас жила, был только душ, из которого в последнее время текла в основном чуть тёплая водичка, каковую угрожали отключить за неуплату денег коммунальщикам. Весь детский дом дружно недоумевал, какие такие деньги можно брать с детей? Они же не в состоянии за себя платить. Но злобным тёткам и дядькам из разных контор, озабоченных выбиванием оплат за свет, воду и прочие услуги, было наплевать на сирот. Скоро грустные мысли покинули девушку. Она улыбнулась, решив, что нашлись какие-то дальние родственники, решившие забрать её из детского дома. Скорее всего, это её спальня, а в шкафах… Яна даже зажмурилась от предвкушения. Да, в шкафах её ждали красивые вещи, которые приятно будет носить. Вот только способ, которым её сюда привезли, вызывал некоторое опасение. Зачем было красть? Непонятно. Не проще ли было прийти к Ираиде и во всеуслышание заявить о своих родственных правах? Но об этом она спросит потом. А пока, насухо вытеревшись, она надела ажурное нижнее бельё, подивившись его некоторой откровенности. Трусики представляли из себя малюсенький лоскуток материи с двумя верёвочками. Коротенький халатик был из тонкого хлопка с маленькими пуговками. Едва она успела застегнуть последнюю, как дверь открылась, и в комнату вошёл высокий красивый черноволосый парень, одетый только в лёгкие светлые брюки. Его ярко-синие глаза, казалось, физически ощупывали фигурку девушки. Яна невольно поёжилась под таким откровенным взглядом.

— Здравствуйте, — она невольно сглотнула, стараясь прогнать неожиданно нахлынувшее чувство страха.

— Привет, моя маленькая, — низким, чуть хрипловатым голосом проговорил незнакомец.

— Я ничего не понимаю, — Яна попыталась не мямлить, чтобы не выглядеть совершеннейшей дурочкой.

— Это поправимо, — сказал молодой человек, сделал несколько плавных шагов, приблизившись к ней вплотную. — Скоро сама всё поймёшь, — он резко ухватив девушку за руки, дёрнул на себя, заключая в объятия. — Ты такая красивая… Ты будешь моя и только моя… Сегодня… Сейчас… — и впился своими губами в губы девушки яростным жадным поцелуем.

В первое мгновение Яна растерялась и замерла, словно испуганный зверёк, но когда руки незнакомца начали откровенно шарить по её телу, решительно дёрнулась, стараясь освободиться.

— Нет, — рассмеялся нахал, — не получится, маленькая, не отпущу.

Он легко подхватил девушку на руки и бросил на кровать. Упав на спину, Яна попыталась перекатиться на бок и встать, но не смогла. Парень оказался проворнее и немедленно уселся ей на ноги.

— Поиграем? — он весело рассмеялся, словно всё происходящее доставляло ему неимоверное удовольствие.

— Не надо! — Яна дёргалась под ним, стараясь освободиться.

— А мне очень хочется, — снова улыбнулся синеглазый нахал, вытаскивая из кармана брюк тонкую верёвку. — Ты же сопротивляться будешь.

— Пожалуйста, не надо! — девушка уже поняла, что с ней сейчас сделают. — Мне же всего шестнадцать! Я ещё маленькая, несовершеннолетняя! Это же подсудное дело!

— Я знаю сколько тебе лет, — насильник споро связал ей руки, приматывая их к столбикам кровати. — И к ментам ты не пойдёшь. А если и попробуешь, никто тебе не поверит, что это был я. Деньги, знаешь ли, маленькая, делают всё для того, у кого их много. Так что предлагаю расслабиться и получать удовольствие.

Он снова уселся девушке на ноги, начиная медленно, не торопясь расстёгивать пуговки на халате. Затем распахнул его и замер, откровенно любуясь открывшимся видом.

— Маленькая моя, ты просто прекрасна! — голос парня был наполнен желанием так сильно, что у Яны пробежали мурашки по телу. — Я не буду торопиться. Ты только не сопротивляйся, не надо… Я хочу, чтобы и тебе было приятно…

— Нет! Нет! Нет! Пожалуйста, не надо! — извиваясь в тщетных попытках освободиться, молила Яна.

Но он её уже не слышал. Руки мужчины гладили её тело, губы старательно исследовали каждый миллиметр кожи. Очень скоро бюстгальтер и трусики были безжалостно сорваны и в виде обрывков отброшены в сторону. Теперь Яна лежала полностью обнажённая.

— Меня зовут Вадим, — парень наклонился к самым её губам. — Я хочу слышать моё имя, когда ты будешь кричать от наслаждения…

Яна резко отвернулась, и поцелуй пришёлся в шею. Вадим застонал и принялся прокладывать губами дорожку к маленькому холмику груди девочки. Руки болели от впившихся верёвок, но она продолжала упрямо дёргать, надеясь порвать путы. Внезапно Яна почувствовала, что с ног исчезла тяжесть чужого тела и обрадовалась, что её сейчас всё же освободят. Но потом догадалась, что Вадим встал лишь для того, чтобы сбросить с себя одежду. Она с ужасом увидела, что внизу его живота что-то торчит. Большое, налитое кровью.

— Да, маленькая, это для тебя, — задыхающимся от желания голосом сказал Вадим.

Яна с ещё бОльшей яростью возобновила бесполезные попытки своего освобождения. Едва насильник приблизился к ней, она попыталась пнуть его босой ногой. Но он легко уклонился, захватил её за лодыжку и отвёл в сторону, уверенно размещаясь между теперь раздвинутых ног девушки.

— Больно только первый раз, маленькая, — прохрипел он и навалился всем телом, делая первое решительное движение бёдрами.

Яна закричала от дикой, неимоверной боли. В неё словно со всего маху всадили нож, раз, другой, третий. Она кричала, срывая голос, уже ни на что хорошее не надеясь. Бесполезно было это. Она не соображала, сколько времени продолжалась эта страшная пытка. Очнулась лишь тогда, когда почувствовала, что руки ей отвязали и куда-то несут. Очень скоро её опустили в тёплую воду, и кто-то устроился рядом. Яна открыла залитые слезами глаза и увидела, что сидит в ванне на руках у Вадима, который бережно прижимает её к себе.

— Неужели так было больно? — спросил он, прижимаясь губами к её виску. — Ты кричала, словно тебя резали на части.

— Очень больно, — прошептала Яна, вздрагивая от его прикосновений. — Пожалуйста, не надо…

— Что, не надо? — тихо спросил Вадим.

— Не трогайте меня…

— Тебе неприятно? — он был удивлён. Ещё никто из девушек не противился его ласкам.

— Мне больно, — срывающимся голосом прошептала Яна. — Очень.

— Это пройдет, очень скоро пройдёт, — уверенно заявил Вадим. — Ну хорошо, я пока не буду тебя трогать. Сейчас отдохнёшь, поспишь, покушаешь, а потом продолжим.

Яна в ужасе замерла, поняв, что отпускать её никто не собирается.

— Мне до отбоя надо вернуться, — она уже выискивала возможные варианты для того, чтобы скрыть произошедшее. Иначе все её недоброжелатели и завистники поймут, в какую пропасть она упала. И самыми безобидными эпитетами, которыми её наградят, будут «шлюха» и «подстилка». Яна с ужасом поняла, что Ирка Веденина отлично осознавала, что будут делать с Яной, когда отправляла её к дыре в заборе.

— Скорее всего, ты в свой детский дом уже не вернёшься, — задумчиво проговорил Вадим, аккуратно вытирая её большим мягким полотенцем. — Я не готов тебя отпустить.

Он взял её за руку и повёл обратно в спальню. Сделав несколько шагов, Яна поморщилась от боли. Это не укрылось от Вадима. Он вновь подхватил девушку на руки.

— Отдыхай, — он бережно уложил её на кровать, на которой уже сменили бельё. — У меня есть несколько неотложных дел. Но через пару часов вернусь, и тогда мы продолжим, — он наклонился и поцеловал.

Что?! Он собирается продолжать?! Яне с трудом удалось сдержать себя. Пусть помечтает. А она, как только насильник уедет, постарается сбежать. И сразу к Ираиде в кабинет, всё рассказать, потом в милицию. Такое без наказания оставлять нельзя! Выждав приблизительно полчаса, Яна с трудом поднялась с кровати. Внутри всё болело и мешало двигаться. Одежда! Где её одежда? Не пойдёт же она голая! Завернувшись в простыню, девушка открыла шкаф в надежде найти хоть что-нибудь подходящее.

— Там для тебя ничего нет, — вздрогнув от неожиданности, услышала она женский голос. — Это хозяйские шмотки, мужские. Держи, одевайся. Потом пойдём, покормлю тебя.

Давешняя горничная, приход которой Яна не услышала, пока та не заговорила, протягивала ей пакет. Заглянув в него, девушка увидела нижнее бельё, лёгкий летний сарафанчик весёлой расцветки в ромашки и босоножки на танкетке. Поморщившись от боли, стала судорожно одеваться.

— Не торопись, — бросила прислуга. — Давай уж знакомиться. Как мне кажется, ты здесь задержишься на какое-то время. Ирина я.

— Яна, — она отчаянно покраснела, осознавая, что все, кто находился в это время в доме, прекрасно слышали её крики и поняли, что происходило в спальне.

— Да знаю. И не красней ты. Дело-то житейское, бабье. Глядишь, ещё и заплатят. И не трясись. Таблетку помнишь? — Яна кивнула головой. — Это чтобы не залететь. Завтра в это же время следующую выпьешь. А как закончатся, скажешь мне, куплю ещё.

— Как вы так спокойно можете такое говорить?! — возмутилась Яна. — Он же меня изнасиловал! А вы покрываете! Мне же только шестнадцать! Я несовершеннолетняя! Вот пойду и напишу на него заявление!

— Девочка, — снисходительно усмехнулась Ирина, — ты не поняла, к кому тебя привезли? Это же Сосновские. Слышала о таких? Да если они захотят, то могут хоть на центральной площади города групповуху с малолетками устроить при свидетелях, и ничего им не будет! Деньги делают всё. А Вадим уже несколько дней носился с идеей уложить тебя в кровать. Не сомневаюсь, что твоя директриса в курсе того, где ты сейчас находишься. Ну, хватит болтать, пойдём на кухню, голодная наверно. В вашем детдоме досыта не кормят, так хоть здесь побалуешь себя.

Яна уныло поплелась за девушкой, на ходу вспоминая разные шепотки в спальне после отбоя про то, что их Ираида за определённую сумму предоставляет своих подопечных желающим. До сегодняшнего дня она не верила в такое, но эта горничная, или кто она здесь, только подтвердила грязные слухи. Значит, к директору со своей бедой идти бесполезно? Но тогда может всё же в милицию?

— Можно мне немного погулять во дворе? — спросила она Ирину после того, как был съеден поздний обед.

— Наверное можно, — та пожала плечами. — Во всяком случае, мне никаких распоряжений на этот случай не давали. Только одеть и накормить тебя.

Яна поблагодарила и неторопливым шагом вышла на крыльцо, огляделась. Дворик перед домом был небольшим, практически полностью покрытый асфальтом, лишь в нескольких местах были прихотливо разбросаны несколько цветочных клумб. С неба светило яркое, совершенно летнее солнце. Несколько мужчин, одетых в спортивные костюмы, сидели на лавке в тени дома. Среди них Яна заметила и тех, кто привёз её сюда. Стараясь не показать своего страха, девушка всё так же неторопливо пошла к калитке в кованном заборе.

— Опаньки! — услышала она голос того, кого в машине второй похититель назвал Жуком. — И куда это наша лялечка отправилась? — бандит, а Яна уже не сомневалась в этом, быстрым шагом догнал девушку, хватая её за руку.

— Домой, — Яна выдернула руку. — Вадим сказал, что я слишком громко кричу. Не понравилось.

— Да уж, — хохотнул Жук, — орала ты знатно. Что, целкой была?

— Не твоё дело, — Яна сделала ещё пару шагов к выходу и наткнулась на незнакомого парня, перекрывающего ей дорогу.

— Сдаётся мне, что малышка нас на понт берёт, — лениво процедил он. — Дядя Коля, — обратился он к крепко сбитому парню, который уже поднимался с лавочки, намереваясь подойти к ним, — сбегай, позвони хозяину. Проверим лялькины слова. Лично мне он сказал, чтобы девочку не беспокоили, пусть отдохнёт.

— Ну да, — Яна старалась, чтобы её голос звучал ровно и твёрдо. — Отдохнёт и катится на все четыре стороны.

— Вот это я и хочу услышать, только не от тебя, крошка, а от моего работодателя, — лениво усмехнулся бандит, оглядывая её с ног до головы, задержав взгляд на запястьях, где уже начали темнеть наливающиеся синим цветом синяки от верёвки.

— Шеф приказал девочку ни в коем случае никуда не отпускать, — крикнул с крыльца Дядя Коля, хороня все надежды на побег. — А будет пробовать смыться, запереть в комнате и охранять до его прибытия.

— Ну пошли, крошка, — хохотнул Жук, приобнимая Яну за плечи, — провожу до места.

— Не трогай меня! — Яну передёрнуло от ощущения мужских рук на себе.

— Жук! — прикрикнул тот, что закрывал ей проход через калитку. — Не забывай, что это не твоя девка. Она неприкосновенна, пока Вадим не наигрался.

Яна едва не споткнулась от этих слов. Что?! Не наигрался?! И что будет, когда она ему надоест?! Отдаст вот этим сволочам, которые потворствуют преступлению, более того, сами активно в нём участвуют?!

А вечером вернулся Вадим. С ним вернулись боль и стыд. Здоровый и сильный парень играючи справлялся с её девчоночьим сопротивлением. Было видно, что принуждать её доставляло ему некоторое удовольствие. Дни и ночи слились в один кошмар, пронизанные насилием. В конце концов, однажды утром Яна не выдержала, сдали нервы, и она скатилась в банальную истерику.

— Не трогай меня, ну, пожалуйста, не трогай! Мне же больно! Очень больно, — кричала она, захлёбываясь слезами и отчаянно отбиваясь от Вадима, который решил, что сейчас самое время получить своё удовольствие. — Я же спать не могу нормально от боли! Садист! Насильник! Сволочь! Лучше убей, чем так издеваться!

Тот ошарашено замер, не веря своим ушам. Он всегда думал, что доставляет женщинам только удовольствие, ведь они так сладко стонали.

— Ты что-то придумываешь, — прижал к себе бьющуюся в рыданиях девушку. Он совсем не хотел делать ей больно, будучи свято уверенным, что после первого раза она получала только удовольствие, а всё её сопротивление имело только одну цель — ещё больше завести его.

— Тебе бы такие придумки! — Яна пыталась колотить его кулачками в грудь.

— Но так не бывает… — растеряно прошептал Вадим. — Ну, успокойся, успокойся. Не будем сейчас ничего делать. Неужели и, правда, так больно?

— Да! Я даже ходить нормально не могу!

Он молча поднялся и, как был в одних плавках, вышел из спальни. Вернулся минут через тридцать.

— Может ты и права… — тихо сказал он. — Может… Сейчас позавтракаем и поедем к врачу. Пусть тебя посмотрят.

Он наклонился к девушке и нежно поцеловал в горячие, припухшие от слёз губы.