Дзыговбродский Дмитрий

Шарапов и дрель

В деревне было двести пятьдесят мужиков, почти полтысячи баб с детишками, три сотни ружей. И Михалыч.

До райцентра можно было добраться часов за восемь по реке. Что зимой по льду на снегоходе, что летом по извилистой глади таежной речки на лодке. Дорога давно уже осталась исключительно в памяти старожилов. Как закрылся леспромхоз, надобность в ней отпала. Вышка сотовой связи, установленная где-то между деревней и райцентром, накрылась года три назад. И найти базовую станцию ремонтная бригада так и не смогла. Вначале искали вышку, а потом потерялась сама бригада. Пока искали бригаду, забыли о вышке. Так все и осталось.

Потому новости доходили неспешно, со скрипом. Но обстоятельно. Если дошли, то как кедровой шишкой по темени.

Старожилы говорили, что тысяча девятьсот семнадцатый год тут дружно и мирно прозевали. Только в двадцать первом что-то там докатилось. О девяносто первом узнали через год с небольшим. А девяносто третий вообще не заметили.

Все было как всегда. И ничего не менялось.

Вот только Михалыч появился.

Участковый Володя Шарапов как раз прогуливался по обрывистому берегу речки, где детвора занималась чем-то очень важным, сгрудившись вокруг старого ведра. Из толпы юных деревенских жителей доносилось увлеченное сопение, тихие переругивания «Дай я! Да ты не умеешь!» и звонкие удары по металлу.

– А ну-ка, раз-зойдись! – негромко скомандовал Шарапов. И протиснулся к многострадальному ведру.

Два пацаненка – острые, красные от мороза носы еле выглядывали из пушистых шапок, варежки сброшены для удобства и лапки покраснели от мороза и снега – художественно дорабатывали старое цинковое ведро. Из всех инструментов у них был только гвоздь-«двухсотка» да толстый обрубок доски.

– Что задумали, сознавайтесь?

– Дядь Вова, да мы это, хотим горку сделать…

– Ага, водой залить, – подхватил второй.

– Таскать воду замучались. Вот дырки делаем, чтобы этого вот равномерно… воду распределять. Как лейкой!

Участковый рассмеялся:

– А как воду донесете с дырками-то в ведре, чертенята?

– А у нас второе ведро есть. Санька с своими будет одним ведром сюда воду тягать, а мы будем склон заливать.

Шарапов усмехнулся в усы. Подумал было устроить пацанятам урок, как правильно ледяную горку делать – и что для этого совсем необязательно дырявить ведро. Но потом решил не портить детворе удовольствие. Сами придумали, сами сделали – а насколько это удобно, да какая разница. Вот как у них глаза блестят.

Разве что помочь немного можно.

– Давно делаете? – поинтересовался участковый.

– Да уже полчаса долбемся, – пробурчал кто-то сбоку.

– И как?

В ответ угрюмое молчание. Исцарапанное дно ведра говорило само за себя.

– Ладно, – улыбнулся Шарапов. – Дай-ка я чутка помогу.

Подхватил ведро, понес его к ближайшей мощной сосне, прислонил к стволу и основательно набил вокруг снега. Утоптал, чтобы ведро не улетело по склону.

– А теперь все дружно убежали во-он за тот пригорок. И чтобы я даже шапок не видел. Брысь!

Ребятня гурьбой побежала исполнять приказ. Шарапова они боялись и любили. Одновременно. Он один-единственный в деревне мог дать ремня, кроме самих родителей. А те ему за это еще и спасибо говорили. Что не проглядел дурости малолетнего чадушки – как к родному отнесся, научил уму-разуму, уберег и проследил. Не только добрым словом, но и длинным служебным ремнем. Впрочем, сам Шарапов к таким методам прибегал редко. Доброе слово ему больше нравилось – более характеру соответствовало. Да и ребятня чаще всего шалила легко и по-доброму, практически без серьезных последствий. То ли места такие, то ли люди, то ли возраст.

Шарапова отправили сюда десять лет назад в наказание – за слишком строгие принципы, не сочетающиеся с работой в столичном регионе. Жена сразу отказалась от роли декабристки и за неделю до отъезда перебралась к бывшему одногруппнику, который стал стартапером, майнил биткойны и сразу повез отдыхать в Пхукет. Шарапов погрустил в этой глуши месяца три. Даже запить пытался, но неудачно. А потом ему понравилось – и место, и люди, и новая работа. И высочайшее разрешение покинуть место ссылки, которое пришло на его имя два года назад, отверг не задумываясь.

Тут были особые места. Хорошие люди тут задерживались. Плохие не приживались. Пустые проезжали мимо. Даже Михалыч, казалось бы, ему-то что тут долго быть-поживать, а все равно обжился прочно и обстоятельно.

Когда Шарапов убедился, что юные башибузуки попрятались и даже не пытаются подсматривать, легко вскинул руку и выдал один пристрелочный. А когда убедился, что ведро стоит надежно и укатываться не собирается, дал четыре «флешки» по два выстрела почти без паузы. Подумал еще, как бы Михалыч не заинтересовался. А то еще придет проверять – объясняй ему на пальцах, что Шарапов нарушил все мыслимые инструкции, и вроде бы так нельзя, но тут это можно. Да и малышне веселее будет. Михалыч-то поймет. Он всегда понимает. А в последнее время все лучше и лучше.

И только участковый собрался торжественно передать технично продырявленное ведро детворе, как из-за лесистого поворота, по льду речушки на двух снегоходах появились гости.

– Н-да, – пробормотал Володя Шарапов. – Не ждали, не гадали. Только бы и вправду Михалыч не пришел.

В «Боржч», единственный бар-ресторан на всю деревню, а по совместительству еще и продуктовый магазин, набилось человек пятьдесят. Таким табором даже на свадьбы тут не собирались. По идее, можно было бы и семьдесят впихнуть, если часть гостей по стенам развесить. Слишком много народу в одном месте – явный повод, чтобы кому-то стало скучно. А где скучно, там в шутку кто-то кого-то толкнет. А там и затрещина. В общем, по итогам пойди разберись, кто кого и зачем. Зато потом всем стыдно.

Втиснуться в большой зал больше ни у кого не получалось, и потому еще человек сорок бродили на улице от большого любопытства. Не каждый день в деревню прикатывают столичные гости – торговый агент концерна «Калашников» в лыжном комбинезоне, батюшка в толстой шубе и с золотой цепью под ней, прям как дуб у Александра Сергеевича, сотрудник полиции в зимнем камуфляже и блондинистая сотрудница банка с муфточкой, в пушистой меховой шапочке, в белой шубке и в сапожках на шпильках. Кордебалет внешнего мира с неведомой программой.

Владелец магазина-ресторана Кирилл Панов, программист и бизнес-тренер, лет пять назад сбежавший из столицы от, как он утверждал, «вейпов, сигвеев и геев», быстро навел порядок, вывел на улицу с десяток самых шумных и любопытных – и тем самым освободил для гостей свободный пятачок за одним из столов. И Панов, и Шарапов по известным причинам крепко не любили стартаперов, биткойны и нетрадиционно сексуально ориентированных – потому сразу нашли общий язык и крепко сдружились. И не раз уже друг друга выручали.

– Добро пожаловать, гости дорогие, – Кирилл сам и разбил лед молчания.

Он-то понимал, что гости немного оробели после мороза, а заодно от активного местного любопытства. Бородатые, крепкие мужики, весело переглядывающиеся и вполголоса спорящие, подмигивающие зардевшейся от смущения финансисточке да обступившие со всех сторон. Не так уж часто в деревню, у которой и названия-то не осталось, наведывались гости. Нет, во внешний мир местные регулярно выбирались – кто поторговать добычей с охоты и рыбалки, кто на вахте поработать в местах дальних, кто «диким гусем» по миру полетать. А вот внешний мир заглядывал сюда редко. Обычная российская глубинка, совсем-совсем глубинка – которая не менялась десятилетиями, а порой и столетиями.

Незнакомый полицейский, гладко выбритый, в отличие от стоящего неподалеку участкового Шарапова, натужно откашлялся и начал:

– Господа…

Из толпы слаженным хором голосов в пять-шесть:

– Мы всех господ в семнадцатом. Тут только товарищи остались.

В задних рядах отчетливо хохотнули. Батюшка, раскрасневшийся с мороза, поперхнулся и еще больше побагровел. Шарапов засмущался и укоризненно глянул на расшалившуюся галерку. И тут же наступила внимательная тишина. Участкового не то чтобы боялись, но уважали и любили. А тут видно, что человеку неудобно, начальство приехало.

– Позвольте представиться. Майор Сердюков Эдуард Анатольевич. Это сотрудник концерна «Калашников» Егор Пугачев. Отец Николай. И специалист по потребительским кредитам Рита… Маргарита Корнилова. Граждане, как вы знаете, правительство Российской Федерации, учитывая высокую гражданскую сознательность населения и столь же высокое гражданское мужество, в августе сего года приняло решение легализовать хранение и ношение короткоствольного оружия среди широких слоев населения. Соответствующие изменения были внесены в закон «Об оружии»…

– А зачем? – искренне поинтересовался Федор Устинов, заядлый охотник, отвоевавший лет пятнадцать в самых разных краях земного шара и вернувшийся домой года три назад.

– Ну… – сбился полицейский.

Тут подскочил, словно наскипидаренный барсук, торговый представитель «Калашникова» Пугачев и заученно затараторил:

– Общественная концепция «Мой дом – моя крепость» была нами расширена до «Моя улица – моя крепость», и теперь вы можете не только хранить короткоствольное оружие дома, но также носить с собой. Теперь можно применять личное оружие не только при защите своего жилища, но и для самозащиты на улице. Это принципиальный момент! Наша страна к этому очень долго шла. Учли исторический опыт США и Израиля, а также новейший опыт Конго, Украины, Нигерии, Габона и ряда других стран, в которых в последние десять лет была реализована точно такая же инициатива. Наш концерн готов обеспечить всех граждан Российской Федерации удобными, простыми и надежными…

– И зачем? – опять не выдержал Устинов, удерживаясь в рамках вежливой дискуссии. Вокруг него мужики одобрительно загудели. По традиции любая инициатива центра заканчивалась чем-то странным. Потому этот неожиданный аттракцион невиданной щедрости понимания не встретил. Тут привыкли полагаться на себя. А не на что-то там мифическое, находящееся за пару тысяч километров, где, по меткому выражению Панова, одни «смузи, бьютиблогеры и трансгендеры».

Упавшее официальное знамя снова подхватил представитель власти Сердюков:

– Было принято решение вводить в легальный оборот короткоствольное оружие плавно. Вначале мастерам спорта по стрельбе, затем охотникам со стажем. И вот ваш населенный пункт в регионе давно славится умением охотников и высоким уровнем правопорядка. Администрация края оказала вашей деревне самое высокое доверие. Потому было принято решение вас…

– Обилетить первыми, – опять не сдержался Устинов. По толпе пробежали смешки.

В середине толпы кто-то басом поддержал:

– Кто возьмет «пээмов» пачку – тот получит водокачку.

И тут же подхватили соседи:

– Если не будем покупать, отключат газ.

– И свет.

– И воздух.

– У нас не «макаровы», – возмущенно и даже немного обиженно воскликнул Егор Пугачев, – у нас «глоки» семнадцатые, всемирно признанные, изготовленные по лицензии, адаптированные к российскому климату и традициям…

Народ беззлобно зубоскалил и расходился. Представление оказалось скучным. Гости притащили, наверное, самое бесполезное, что только можно было придумать в этих краях. Это Шарапов ходил с табельным ПМ, ворон пугал да ошалелых зайцев отстреливал. К слову, за это охотники его отдельно уважали – это ж надо уметь из пистолета зайца отловить. Или белку. Или ворону. Но Шарапову по службе было положено с «макаровым» – больше никто такими извращениями не страдал.

Вслед разбредающимся местным еще что-то тараторил торговый агент «Калашникова», даже батюшка отогрелся и что-то вещал басом. Но их уже не слушали. Разве что на Риту оборачивались и одобрительно поглядывали. Тут ценили красивых девушек. И то, как она смущенно краснела раз за разом, вызывало у мужиков отеческое и ласковое одобрение.

Низкое зимнее солнце, с трудом поднявшись над лесом, неумолимо скатывалось за горизонт. Небо расцветили золотисто-оранжевые ленты облаков. Часы грозились двумя часами пополудни. Наступали долгие зимние вечер и ночь – и народу нужно было много чего еще успеть.

Приезжими занялся Шарапов. Выделил им «гостевую избу». И хоть гости были очень редким, почти невероятным явлением, отдельный дом всегда отапливался и содержался в чистоте. А то всякое бывало. То поругается кто с женой и на пару дней уйдет в обиду и самоволку. То Михалыч притопает со своей дальней заимки погреться вдоволь. Не все ж ему в тайге сидеть.

А теперь и для дорогих гостей из центра дом сгодился.

Вечером в «Боржче» опять было многолюдно. Кто-то приходил, уходил, возвращался, выпивал чуток на баре. Плавно перемешивались сплетни, последние новости, вопросы и соображения. Мужики чуяли, что просто так пришлые не уйдут. Не зря они столько километров отмахали по льду речушки. Чтобы добраться в деревню, требовалось немалое упорство. Ну, или упоротость, чего тоже никто не исключал.

Незаметно и тихо, несмотря на габариты, зашел Михалыч, присел у стены на свое любимое место. В самом углу, где света поменьше, зато весь зал виден. Потерся спиной и затих, греясь и чуть порыкивая от удовольствия. Кирилл отправил ему фирменное блюдо – котелок тушеной картошки со свининой и укропом по-иловайски, плошку хрустких черных груздочков и пару ломтей хлеба. Крепкого не предложил – Михалыч не одобрял.

Володя Шарапов разместил с грехом пополам гостей, поручил соседям растопить приезжим баню на вечер. А сам пришел пообедать – с этим неожиданным визитом он не то что про обед, он про завтрак забыл. Заодно планировал отловить Михалыча и как-то попробовать втолковать, что надо бы схорониться от пришлых. Зная его характер и привычку пошутить, Шарапов решил сразу разделить карбид и воду. Ну, или калий и воду. Одно отдельно от другого. Шум получится, конечно, изрядный. И народ повеселится. Но ему эти проблемы зачем?

Постепенно вечер зашел в привычную колею. Так как спутниковое телевидение и спутниковый интернет были только в «Боржче», сюда собирались различные компании по интересам. Сергей Волков опять кошмарил с планшета столичных историков на профильных форумах по теме «ургийн бичиг» и ловил на детских ошибках по периоду правления Угэдэя. Ему это никогда не наскучивало. Разве что иногда переключался на чуть менее любимую тему крито-микенской культуры.

Братья Бенедиктовы в четыре руки да с двух ноутбуков гоняли в хвост и гриву американских математиков на форуме «ScientificAmerican», подбрасывая им возможные решения гипотез Гольдбаха и Лежандра. Сегодня от скуки они устроили жаркую математическую титаномахию, утверждая, что Эндрю Уайлс – ламер, и теорему Ферма еще доказывать и доказывать. Вокруг них собралось с десяток болельщиков, советующих «давить янкесам янки».

За несколькими столами просто играли в шахматы. Большинство болтало обо всем и ни о чем, как и в прочие зимние долгие вечера.

Никто даже и не ожидал, что утренние гости решат устроить второй заход представления.

Шарапов только встревоженно завертел головой, выискивая Михалыча, чтобы увести его до того, как новенькие привлекут его внимание. Но Михалыч уже куда-то утопал – то ли в гости к знакомым, то ли обратно в тайгу.

В авангарде шел батюшка. Полные щеки его красил легкий вечерний морозец, уверенность в благой миссии и ощущение собственной значимости. За ним плелся Егор Пугачев, он же торговый агент оружейного концерна «Калашников», с двумя увесистыми пластиковыми чемоданами. Майор Сердюков шествовал налегке. Парад замыкала, окончательно засмущавшаяся и от этого выглядевшая особенно мило, специалист по потребительским кредитам Маргарита. Все внимание зала сразу же сконцентрировалось на ней. А батюшку и прочих двоих организованно проигнорировали. Даже партии в шахматы резко прекратились – ибо гостья из прекрасного далека была дивно как хороша. Как полевой цветок – тоненькая, хрупкая, светленькая и на каблучках. Шарапову подумалось, что Сергей Александрович в такой ситуации точно бы сказал: «Поступь нежная, легкий стан, если б знала ты сердцем упорным, как умеет любить хулиган, как умеет он быть покорным». И добавил бы что-то еще вроде «У меня на сердце без тебя метель». А местные мужики – поэты, историки, математики, охотники и редкостные раздолбаи – ценили красоту. Тайга, глушь и Россия вообще способствуют мыслям о прекрасном.

Но волшебство момента недолго продержалось. Деловито очистив пару столов от шахматных досок, ноутбуков и прочей мелочевки, представитель «Калашникова» Пугачев и сотрудник силовых ведомств Сердюков разместили на них чемоданы, отстегнули замки и превратили поклажу в своего рода стенды, на которых пачками крепились то ли сертификаты, то ли свидетельства в павлиньей раскраске и сверкающие голограммами. Рядом с ними крепились пластиковые карточки поменьше – ровно с такой же расцветкой.

– А говорили, что Новый год уже прошел, – добродушно пробурчали у стойки бара.

– Говорили, что и цирк уехал, – тут же отозвался кто-то.

Представитель оружейного концерна не стал выдерживать драматическую паузу и сразу же попробовал цепко ухватить внимание аудитории:

– Прямо здесь и сейчас вы сможете стать обладателем сертификата на получение личного короткоствольного оружия. Пожизненная гарантия. Три магазина и пятьсот патронов калибра девять на девятнадцать в подарок. Всего за тридцать тысяч рублей. Благословение и освящение оружия входит в стоимость….

– Погоди минутку, – прервал его Борис Ядренников, крепкий, приземистый мужик с постоянной хитринкой во взгляде и словах. Он держал две пасеки и промышлял рыбной ловлей в особо крупных масштабах. Потому часто бывал в райцентре и умел вовремя остановить неудержимый рекламный поток городских. – А если без благословения и освящения?

– Не благословляю! – моментально вмешался батюшка.

– Это ладно, – отмахнулся Борис. – Нет так нет. Я как раз об этом и говорю. Предпочитаю без допуслуг. Только классика.

– Не благословляю! – батюшка поднял палец вверх. То ли на высшие силы указывал, то ли на игральные карты, которыми владелец «Боржча» украсил потолок. Над батюшкой как раз расположились червовая тройка, пиковая семерка и бубновый туз. – У нас Россия какая?

Народ стушевался. Вопрос оказался очень широким и философским. Из толпы донеслись несколько вариантов «большая», «великая», «щедрая», «бескрайняя». Кто-то даже запел «Поле, русское поле…».

Батюшка вслед за пальцем возвел вверх взгляд и с придыханием добавил:

– Россия у нас православная!

– Минуточку, – вперед выступил владелец заведения. Кирилл Панов поставил на бар пивной бокал, который задумчиво протирал последние пару минут, подошел поближе к оружейной делегации. – Если мне не изменяет память, то статья четырнадцатая Конституции Российской Федерации гласит, что Российская Федерация – светское государство. И никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной.

– Так это когда было? – возмущенно прогудел батюшка. – Конституцию уже два года как поменяли. Теперь государство наше православное. И оружие надо освящать. Как и автомобили, недвижимость и бытовую технику. И особенно покупки в зарубежных интернет-магазинах – эти по двойному тарифу.

Кирилл ошарашенно вытаращился на батюшку. Ухватил планшет у Волкова и полез в Сеть. В помещении бара-ресторана и по совместительству продуктового магазина наступила гнетущая тишина. На экране большого плазменного телевизора игроки Ямайки беззвучно и грустно бегали за игроками Аргентины по ослепительно зеленому полю.

– И вправду поменяли, – задумчиво прокомментировал Панов через пару минут. – И когда успели? Не следили мы, мужики, за политикой. И зря, похоже. Ну, продолжайте, отец Онуфрий, продолжайте…

– Отец Николай, чадо.

– Я так и понял, отец Онуфрий, вы не обращайте внимания. Оговорился. Слушаем вас.

– При одобрении епархии и администрации региона решено стоимость освящения и благословения снизить до десяти процентов от основной цены за продукт. Это выгодное предложение.

Тут вмешалась финансисточка:

– «Храмбанк» дает выгодный кредит… – В толпе раздались смешки, и на несколько секунд девчушка сбилась. Мужики изобразили крайне серьезные выражения лиц, чтобы не смущать Риту, и она после паузы продолжила. Но уже как-то неуверенно и тихо: – …На двадцать четыре месяца. Двенадцать процентов годовых. Достаточно подписать договор…

Девушка помахала в воздухе одним из тех самых разноцветных листов, которыми были набиты чемоданы-стенды:

– Кредит распространяется и на стоимость услуг по освящению и благословению. Прямо сейчас вы можете заключить с нами договор…

Тут под красноречивыми, скептическими взглядами она совсем затихла. Даже отступила на пару шагов.

– И получить на руки в райцентре современный и безотказный, произведенный по лицензии из российских комплектующих под присмотром западных специалистов «глок-семнадцатый». Лучший выбор для современного российского гражданина… – помог Рите торговый агент концерна «Калашников».

В это время очень задумчивый Панов пристроился за стойкой, ухватив со стены гитару. И что-то мрачно наигрывал, даже не поднимая взгляд на происходящее действо. Три минорных созвучия Em, затем Emsus4 и снова Em. И опять с ми-минора по кругу. Чувствовалось, что происходящее заставило Кирилла о чем-то основательно и глубоко задуматься.

Презентация как-то сама собой затихла. Все уже было сказано и показано. Но энтузиазма у местных не было ни на полушку. Скорее скука, еще более глубокая, чем во время утренней встречи. Пришлые никак не могли понять, что в этих краях и для этих людей товар, который пытались откровенно втюхать, да еще и под кредит, был попросту лишним, почти что бесполезным. Все равно что медведю летом рыбу и мед продавать. К тому же огорчало явное ощущение, что пытаются поиметь в государственном масштабе и в обязательном порядке. А у местных нюх на подобное отношение был стопроцентный, помноженный на естественную недоверчивость деревенских к городским и жителей регионов к столичным.

Ситуация явно зашла в тупик. Мужикам просто по-душевному не хотелось посылать гостей прямо и грубо. А заморские купцы никак не могли понять, почему реакция на презентацию отличается от ожидаемой примерно так же, как реакция туриста, летевшего на Бали, но почему-то прилетевшего глубокой январской ночью в Сыктывкар.

Владелец помещения решительно отставил гитару, поднялся. И громко обратился к гостям:

– Спасибо вам за презентацию. Дело серьезное, обдумать надо.

Мужики согласно загудели – такой вариант разрешения странной ситуации всех устраивал. Вдруг городские к утру сами что сообразят.

И Кирилл продолжил:

– Баня для вас уже готова. Ужин вам доставят. Отдыхайте, гости, после дороги, отсыпайтесь. А завтра с утра, кто надумает, тот вас и найдет. До соседей мы новости ваши и предложения доведем. Спокойной ночи, отец Онуфрий.

– Я отец Николай…

– Вот и я о том же… Ужин за счет заведения. И доброй ночи.

Когда гости, немало обескураженные, наконец ушли, Кирилл поймал Володю Шарапова и строго спросил:

– Ты с Михалычем поговорил?

– Да я его поймать не могу.

– Поговори. Пусть Михалыч у себя отсидится. Не к добру они приехали, ой не к добру. Жили-были мы, никого не трогали. А теперь этих надо как-то так спровадить, чтобы они со своей электрификацией всей страны… в смысле, короткостволизацией сюда более не лезли.

– Думаешь, не поймут, если просто поговорить? – тоскливо спросил Шарапов.

– Володь, я оттуда, ты оттуда. Откуда им понять? У них в голове ипотека, коучи, биткойны. Говорить не о чем. Они нас осчастливить приехали. А мы грустные и от счастья отказываемся.

– И то верно, – вздохнул Шарапов. – Пойду сову подстрелю. Малышня уже два дня просит чучело сделать в школьный театр.

– Доброй охоты.

Мужики восприняли последние новости не то что с тревогой, но с определенной задумчивостью. Большой мир неожиданно влез к ним – без спросу, еще и наследил в прихожей. Хорошо хоть стены похабными надписями не обрисовал. Местные посовещались и попросили Кирилла теперь включать телевизор не только во время спортивных матчей, но и во время выпусков новостей. А то бесполезно не интересоваться политикой. Она сама к тебе придет – так лучше уж подготовиться. На возражения Кирилла, что по центральным каналам одни «перхоть, месячные и кариесы», коллективный разум мрачно ответил «надо». И Панову пришлось нехотя согласиться. Лучше заранее знать, что и как они там в столицах наменяли. Сегодня Конституцию подправят, завтра Землю плоской назовут, а после и законы Ньютона отменят. И потом скажут, что охоту без десятины не благословляют.

Тут недалеко за окном сухо щелкнул сдвоенный выстрел.

Все прислушались. Больше выстрелов не было.

– Шарапов? – спросил кто-то.

– Ага, – кивнул Панов. – Малышне сову пообещал добыть.

– Стрелок, – уважительно прогудели в толпе.

Утренней презентации так и не довелось случиться. Вечером Шарапов искал Михалыча – то на его аккуратной полянке в тайге, то по соседям и знакомым в деревне. Даже к реке выходил и звал. Знал, что иногда на Михалыча нападает чисто русская тоска – и тогда садится он под сосны на берегу и смотрит из-под мохнатых игольчатых лап на далекие звезды. Но этим вечером Михалыч как будто сквозь землю провалился. Наверное, не в духе был.

– Может, и впрямь решил не портить себе настроение причудами приезжих? Да и отправился на таежную прогулку? – сам себя спросил участковый. И сам себе поверил.

Как выяснилось, зря.

Шарапов как раз подходил к гостевому дому вместе с Раисой Ивановной Кириной – владелицей местного ателье, расположенного прямо у нее дома, закройщицей, портнихой, мастером и модельером. А еще такой певуньей, что ей впору было бы в столице аншлаги собирать. Да вот не захотела уезжать в Москву. Любовь на всю жизнь – выбрала судьбу офицерской жены. Зато быстро организовала местных девушек и женщин – и устраивала каждые выходные вечера самодеятельности.

Еще издалека Шарапов заметил, как в белоснежной шубке и розовых тапочках на босу ногу резво пробежала Рита к бане. Видимо, решила умыться с утра – хорошая идея, баня быстро не остывает. А уж как ее натопили вчера – так за ночь и половина тепла не ушла.

Раиса Ивановна на ходу ругала Шарапова, что баню истопили на совесть, да никто не подумал свежее постельное белье принести в дом.

– Мужики! Бестолочи! – фыркала пожилая, энергичная женщина. Шарапов как раз тащил сумки с постельным бельем и виновато выслушивал упреки. Спорить с Раисой Ивановной было бесполезно. Армавирская казачка никому спуску не давала. Ни своему мужу, заслуженному офицеру-танкисту, с которым объездила весь Союз. Ни мужикам помоложе. Ни Шарапову. Даже Михалычу доставалось – но он обычно сразу прятался.

Только участковый захотел вставить слово в непрекращающийся поток поучений и советов Раисы Ивановны, как все завертелось. Вначале из бани донесся пронзительный девичий визг. Он набирал обороты и децибелы секунд десять. Затем дверь бани распахнулась и на улицу выпорхнула Рита, как фея из сказки о Питере Пэне. Примерно в таком же наряде – только крылышек не хватало. Розовые пушистые тапочки, полотенце, прижатое к высокой груди, и кружевные трусики с розовыми цветочками. Роскошная светлая грива развевалась, девичий крик лился звонким ручейком. Хотя скорее уж горной речкой.

– Медведь в бане! Помогите! Медве-едь!

– Михалыч! – простонал Шарапов, бросаясь к девушке. Надеясь успеть ее успокоить или хотя бы поймать.

Тут из бани – пришел погреться после таежной ночи – вывалился Михалыч. Два метра темно-бурой шерсти, черные глаза-пуговки, короткие округлые ушки и белоснежные клыки в широкой улыбке.

Михалычу было весело. Все в деревне к нему давно уже привыкли – а вот с новенькими можно было почудить. Михалыч раскинул пошире лапы и задорно рявкнул. Но с места не двинулся – зачем девушку совсем уж пугать.

Для Риты это была последняя капля. Истошно завизжав, она прямо с пригорочка, на котором и стоял гостевой дом, минуя пять ступенек лестницы, бросилась под защиту остолбеневшего участкового. И стартовала девушка настолько по-олимпийски резво, что всем телом просто влипла в Шарапова, пребольно влетела лбом ему в скулу и вцепилась руками, ногами и коготками в участкового, как весенняя ошалелая белочка в кедр.

Шарапов не выдержал такого эмоционального импульса, да и на кедр никак не походил. Потому увалился спиной в снег, только и успев, что надежно ухватить обеими руками кудрявую финансистку. А то и вправду улетит в снег да простудится – жалко же.

И тут картину испортил вначале отец Онуфрий, который выбежал из дверей дома, заверещал звонче Риты и упал в обморок. А затем майор Сердюков. У него хватило ума выхватить табельное оружие и высадить с перепугу в Михалыча патронов пять. Большего ему Шарапов позволить не мог. Совершив героическое усилие и высвободив одну руку из цепких объятий Риты, участковый технично отработал целым магазином из «макарова» в крышу дома. И широкий, тяжелый пласт снега небольшой лавиной рухнул на отца Онуфрия с Сердюковым, завалив их начисто.

И наступила тишина.

Казалось, что она длилась вечность.

Шарапов смотрел на небо сквозь пушистые завитки Риты, думал, что надо отнести девушку в дом, пока не замерзла. Но боялся встать и посмотреть на Михалыча – понимал, что если Сердюков по дури своей городской его убил, то не выдержит и прибьет полицейского. Да и любой из деревни прибьет. Не зря они всем народом Михалыча вытаскивали с того света, выхаживали, как могли, больше по наитию, чем по знанию – после того, как он раненый-перераненый, ломаный-переломаный приполз из глухой тайги. Поохотился кто-то вдоволь, поиздевался над зверем. Как раз перед этим губернаторские в деревню захаживали, консультировались, где в этих краях пострелять вдоволь зверье можно, чтобы поживописнее и побольше. Местные их вежливо послали. Но, видать, те не унялись.

Ну и пусть, что медведь. Зато мирный, да и понимает местных уж получше, чем столичная власть. И пусть зверь. Зато свой – а это на уровне кровного родства. И не важно, что морда нечеловечья. Не у всех чиновников в райцентре лица человеческие.

Тут опомнилась Раиса Ивановна:

– Лю-ю-ю-уди! Что же де-ется?! Михалыча уби-и-или! Убили!

И деревня встала на помощь. Одним движением, одним порывом. Как ледоход по весне – все как один. И мужики, и ребятишки, и бабы. Когда Шарапов встал на ноги и понес бережно Риту в дом… (Вот ведь глупая девчушка. Чего Михалыча бояться? Ну, вид медвежий. Ну, лапы длинные. Ну, пасть зубастая. Так не кусается же.) …Кирилл Панов уже склонился над Михалычем и ощупывал его жесткую шкуру.

И лишь когда участковый услышал стонущий рев мохнатого друга, сразу полегчало на душе. Если живой, значит, все нормально. Михалыч живучий. Пробираясь через высоченный сугроб на крыльце, Шарапов аккуратно пнул в челюсть Сердюкова. Не удержался. И еще более аккуратно, как букет с тонкими и нежными полевыми ромашками, пронес Риту через весь дом, уложил на диван, укрыл пледом и сказал:

– Не надо бояться Михалыча. Он добрый, он свой. Ты отдохни пока, милая, я скоро вернусь. Все будет хорошо.

И ушел, чувствуя, как его согревает уже не перепуганный, но удивленный и даже чуть восхищенный девичий взгляд.

На крыльце Шарапов взял вначале за шкирку отца Онуфрия, вытащил из сугроба, встряхнул и прислонил к стеночке. Затем ту же самую операцию провел с майором Сердюковым, только перед этим пистолет отобрал и подальше выбросил. А затем оглянулся, недобро улыбнулся и проникновенно сказал:

– Смотри, майор… Смотри и запоминай.

На крик Раисы Ивановны собралась если и не совсем вся деревня, то точно большая ее часть. И так как мужики услышали, что кого-то убивают, то пришли во всеоружии. «Мосинки», двенадцатые «вепри», «тулки», пятьдесят восьмые «ижи», у кого-то даже «сайга» четыреста десятая, у многих СКС. Впереди стоял Федор Устинов, любитель экзотики, с СВТ. Жители деревни смотрели мрачно и серьезно. Только что пытались убить одного их них. А значит, шутки кончились. И пофиг, что у Михалыча не особо вид человеческий. Он свой. И точка.

– Кирилл, что там? – не отрывая взгляда от осознавшего и побледневшего до синевы Сердюкова, негромко крикнул Шарапов.

– Все путем, лейтенант. Михалычу повезло. Этот столичный поц даже стрелять нормально не умеет. Одна в плечо, одна цепанула по ребрам. Жить будет.

– Слышал, дурак? – вопросил Шарапов и встряхнул Сердюкова так, что у того зубы цокнули. – Везучий ты. Косорукий и везучий. А теперь посмотри вокруг и задумайся – нужны нам тут твои короткоствольные пукалки по лицензии и кредиту или нет. Мы можем разве что твой «глок» тебе противоестественно засунуть и провернуть, чтобы след от мушки навеки прочертил у тебя в извилинах самое главное правило стрелка. Думай, куда и в кого стреляешь. А только потом стреляй.

Подумал и добавил:

– Вы у себя там легализуйте что угодно и сколько угодно. У нас давно уже все есть – официально и по закону. И большего нам не надо. И вас нам тут тоже не надо.

Провожали гостей так же дружно, всей деревней. Чтобы сохранить солидность момента, точно так же при оружии. Шарапов провел краткий инструктаж Сердюкову, чтобы тот окончательно понял, что можно, а что нельзя писать в рапорте. И что будет, если он в чем-то ошибется – случайно или намеренно.

Рядом обиженно поревывал Михалыч – бинты на нем смотрелись немного смешно. Все равно что старый дуб блестящим новогодним «дождиком» обмотать.

Усадили на снегоходы Сердюкова, представителя концерна «Калашникова» и отца Онуфрия – тот уже даже не пробовал исправлять на Николая, покорно соглашался на Онуфрия. И провожали улыбками и многостволием, пока два снегохода в снежной, искрящейся пыли не канули за поворотом речки.

– Думаешь, не вернутся? – недоверчиво спросил Панов.

– Нет, – убежденно ответил Шарапов. – Что они расскажут? Что на них напал тут медведь, его защищали всей деревней, а они сами бросили в поселке диких охотников и таежных отморозков молодую девушку?

Рита прижалась к его руке. Стояла тихо и скромно – слушала. Только краснела каждый раз, когда местные подходили раз за разом, здоровались, поздравляли и добродушно привечали «Добро пожаловать!». Хорошие люди тут всегда остаются. Плохие уходят.

Сапожки на шпильке специалист по потребительским кредитам уже сменила на удобные валенки. И не отходила ни на шаг от Шарапова. Только иногда жалостливо касалась лица участкового кончиками пальцев и тяжело вздыхала. Красиво прыгнула в объятия – ничего не скажешь. Теперь у Шарапова расплывался здоровенный фингал, создающий ему эдакий залихватский разбойничий вид.

– Ну и рожа у тебя, Шарапов, – не выдержал Панов. Рядом заухал Михалыч. Медведь опасливо придерживал лапой повязку на раненом боку. Рита еще больше покраснела.

– Дядь Володь, а дядь Володь, а сбейте во-он ту ворону! – малышня, шмыгая носами, подобралась озорной толпой к участковому и направила к нему двух самых смелых парламентеров.

– Я ж вчера вам сову сбил! Ворона-то вам зачем?

– Так сова нам для театра. А ворона для кабинета биологии. Учительница дала задание чучело сделать.

– Закрой уши, милая, – обратился Шарапов к Рите. Девушка умилительно зажмурила глаза. Залезла под меховую шапку ладошками и закрыла уши.

– Дядь Вов, а дядь Вов, а почему вы, как папка, с ружьем не ходите?

– Потому что ПМ – это компактная дрель для дистанционного создания отверстий в различных материалах, иногда в воронах. Когда у всех настоящее оружие, кому-то и с дрелью ходить надо. Для разнообразия и вселенского равновесия.

Бах!

– Ура-а-а! Васька, тащи ворону в школу.

Откуда-то из-за спины донеслось уважительное:

– Стрелок.

И одобрительно заворчал Михалыч.

 

Вадим Панов

Сражаться

Один километр и двести метров – такая высота считается идеальной для классического MRB: триста стандартных жилых уровней и двадцать технических, более высоких, на которых располагались служебные помещения, в том числе – станции «надземки», и развлекательные: театры, рестораны, зимние сады, аквапарки, торговые центры, в общем, все, что нужно для жизни ста пятидесяти тысяч человек, многие из которых никогда в жизни не покидали свой высоченный дом.

Один километр и двести метров.

Романтик мог подумать, что с такой высоты из панорамных окон общественных зон наверняка открывается великолепный вид, однако его великолепие полностью зависело от расположения здания: из окон MRB внешнего радиуса действительно можно было насладиться ощущением простора, особенно в безоблачные дни, но «Nirvana» торчал в центре жилой зоны «Бугры» на северной окраине блестящего Санкт-Петербурга и показывал своим обитателям только соседние MRB: такие же серые, прямоугольные и безликие, как он сам.

И как большинство его обитателей.

– Здесь никогда ничего не изменится, – вздохнула Фея, грустно разглядывая знакомую до тошноты стену соседнего MRB.

– Нигде ничего не меняется, – в тон ей ответил Андрей.

– Плохо.

– Почему?

– Не хочу умереть, глядя на серую стену.

Для двенадцатилетней девочки фраза получилась чересчур взрослой, но Лорис, которую все называли Феей, уже потеряла отца и смотрела на жизнь без лишних иллюзий. В отличие от матери, которая до сих пор верила, что неописуемая красота девочки: голубые глаза, пухлые губы, маленький носик и натуральные светлые кудри – поможет ей отыскать принца. Ну, или хотя бы устроиться в жизни.

Мать верила, поскольку ничего другого ей не оставалось. А Фея знала, что в прекрасного принца лучше не верить – чтобы разочарование оказалось не таким сильным…

– Ты хотел бы уехать? – спросила она, по-прежнему глядя в окно.

– Далеко? – поинтересовался Андрей.

– Куда угодно.

– Думаешь, там живут не так, как здесь?

– Наверняка на Земле есть место, где живут не так, как здесь. И не так, как везде.

– А как?

На этот вопрос у Феи ответа не нашлось. Девочка знала, «как здесь», ей не нравилось «как здесь», она очень хотела думать, что существуют места, жизнь в которых течет совсем иначе, но как именно – она сказать не могла, и потому терялась.

Справедливо, наверное…

– Ты очень похожа на мать, – вдруг сказал Андрей.

– Чем? – удивилась Лорис.

– Тоже веришь.

– Да, это так, – помолчав, признала девочка. – Но это еще не вера…

– А что?

– Надежда.

– В чем разница?

– В том, что у меня еще есть время, я только начинаю жить и надеюсь пройти по дороге, – она вздохнула. – Потом, когда время утечет, у меня останется лишь вера.

Они сидели на одной из лавочек общественного парка сто тридцать первого уровня, сидели рядом, касаясь друг друга плечами, не обнимаясь – они никогда не обнимались на людях, но чувствуя тепло – этого было достаточно. Они знали друг друга с детства и мечтали прожить жизнь вместе.

Надеялись.

Но не особенно верили.

– Если мы уйдем из MRB, то останемся совсем одни, – вздохнул Андрей. – Нас некому будет защитить.

– Можно подумать, сейчас мы в безопасности, – обронила Фея.

– Можно рассчитывать на помощь родителей…

– Нельзя, – перебила его девочка. – Твой отец никого не способен защитить.

– Он умеет договариваться, – насупился Андрей.

Насупился, потому что знал, что Лорис права.

– Принимать чужие условия – это не значит уметь договариваться.

– Нас не трогают, – напомнил мальчик.

– Пока не трогают, – уточнила Фея. – Но он не сможет защищать нас вечно, и скоро забудет, что мой отец был его другом.

Андрей наконец-то понял, что подруга чем-то взволнована, повернулся и посмотрел ей в глаза:

– Что-то случилось?

– Нет, – Лорис улыбнулась, а затем вдруг прижалась к нему и обняла руками за шею. – Ничего не случилось, все хорошо…

Укрыться? Спрятаться? Организовать себе личное пространство?

В современном мире это роскошь, ведь где бы ты ни находился, в какой бы угол ни забился, ты все равно окажешься под прицелом следящих камер: стационарных и установленных на дронах, на робомобилях, на полицейской форме, в smartverre прохожих – всюду. Камеры смотрят на мир триллионами никогда не спящих глаз, и благодаря им система способна заглянуть куда угодно. Прочитать не только твое лицо, но и эмоции, и если ты будешь недостаточно funny – не продемонстрируешь радость, – система возьмет тебя на заметку.

Потому что ты уже давно не человек, а метка на мониторе.

Но даже такую систему можно обмануть: не подключай genID, пользуйся только взломанным smartverre и обязательно используй устройство динамического смещения локального изображения – генератор помех, не позволяющий системе идентифицировать метку на мониторе и маскирующий свою работу под случайный сбой.

Ли Хаожень знал правила уклонения, применял их все, легко взламывал базы данных и умел стирать свои следы, но сейчас он влип. Серьезно влип. Сейчас за ним шли отличные охотники, и Ли не уходил, а бежал. Как загнанная лошадь – весь в мыле и чувствуя за спиной дыхание волков. Ли планировал уйти из Санкт-Петербурга морем, но охотники отрезали китайца от порта, дорог и вокзалов, он с трудом вырвался из центра на старинном автомобиле с ручным управлением, понял, что выигрывает всего несколько минут, и позвонил человеку, которому полностью доверял.

– Это я. На запасном smartverre.

– Вижу, – спокойно отозвался собеседник.

– У меня полторы или две минуты, потом сетевые роботы определят этот звонок как подозрительный, – Хаожень выдержал коротенькую паузу. – За мной идет Фекри, сам не справлюсь, пожалуйста, вытащите меня.

– В настоящий момент это невозможно, – сухо ответил собеседник. – Фекри хочет тебя взять и ведет облаву предельно правильно. Он предусмотрел все, и если Манин высунется, его тут же вычислят и прикончат, а никому из нас это не нужно.

– Что же мне делать?

– Затаись. Тебе нужно протянуть примерно сутки, потом приедет Джа и все уладит.

Ли тяжело вздохнул, но промолчал, чувствуя одновременно и радость, и разочарование: с одной стороны, Джа действительно все уладит, в этом не было никаких сомнений; с другой – его еще нужно дождаться.

– Куда мне идти?

– Ты на машине? – перешел на деловой тон собеседник.

– Пока да.

– Ее знают?

– Будут знать, – тут же ответил китаец. – Минут через пять.

– Тогда брось машину, подземкой доберись до станции «Бугры» и отправляйся в MRB «Nirvana», уровень 93, зона А, капсула 408.

– Кто меня будет ждать?

– Никто, это «пустая» точка, без персонала. Я сброшу тебе схему «Nirvana» со всеми тайными ходами и нашими закладками – на всякий случай, но надеюсь, что ты изгадишь только капсулу.

– А как же система распознавания лиц?

– Манин уже работает, – успокоил Хаоженя собеседник. – Через три-четыре минуты в «Nirvana» и нескольких соседних MRB возникнут проблемы с сетью, и местные ничего не смогут сделать.

– Долго продлятся проблемы?

– Пока не приедет Джа.

– Спасибо, – с чувством произнес Ли.

– Когда все закончится – тогда и поблагодаришь.

– Он скрылся, – растерянно доложил Харт.

– Как?

– Исчез.

– Я не просил от тебя неочевидный синоним к слову «скрылся», – рявкнул Фекри. – Как это случилось?

Рявкнул так, что несчастный Харт, обеспечивающий техническое сопровождение группы, втянул голову в плечи, хотя находился не на питерской улице, рядом со специальным агентом Солом Фекри, а в одном из теплых кабинетов принадлежащего GS небоскреба «Lakhta Power».

– Куда он делся?

– Понятия не имею, – пробормотал Харт. – Он бросил машину в Озерках, спустился в подземку, а находясь в толпе, переоделся: снял куртку и надел кепку…

Вели же беглеца по одежде, поскольку лицо он скрывал устройством динамического смещения, и агенты до сих пор не знали, как выглядит неуловимый преступник. Харт понимал, что невиновен, но, зная вспыльчивый нрав Сола Фекри, поспешил добавить относительно хороших новостей.

– Подходящий по сложению мужчина, лицо которого тоже скрывало устройство динамического смещения, вышел на станции «Бугры». К сожалению, на площади мы его потеряли.

– Почему? – быстро спросил Фекри.

– В районе начались проблемы с сетью.

– Начались проблемы или кто-то устроил проблемы?

– Судя по всему, кто-то устроил, – вздохнул Харт. – Отыскать источник неприятностей не получается, система распознавания лиц не работает, и местные понятия не имеют, когда смогут ее запустить.

– На него работает ловкий компьютерщик, – пробормотал стоящий возле Сола Гаржо, и Фекри, поразмыслив, кивнул.

И сплюнул, показав, что настроение у него дерьмовое. Ведь он почти взял таинственного мушкетера в шикарном отеле «Мао» на Невском, выманив его на «деловые переговоры», устроил все в лучшем виде, но проклятый азиат то ли почуял засаду, то ли был предупрежден, и сумел ускользнуть от агентов самой мощной спецслужбы мира. Раздосадованный Фекри распорядился запустить протокол «Мышеловка», перекрыл город, но выигранных минут преступнику хватило, чтобы затаиться и, возможно, позвать кого-нибудь на помощь.

– У нас есть сутки, не больше, – угрюмо произнес Сол. – Если не возьмем мушкетера за это время, «Мышеловку» снимут, а объект сменит внешность и получит новые документы.

Гаржо и Харт промолчали.

– В скольких MRB не работает система распознавания лиц?

– В девяти.

– Черт! – не сдержался Гаржо. – Миллион с лишним рыл, почти три тысячи уровней… Мы не прочешем их и за неделю.

– Харт, попробуй сузить зону, – распорядился Фекри. – Проанализируй тех, кто входил в MRB в это время…

– Уже занимаюсь.

– А ты… – Сол повернулся к Гаржо. – Ты отправляйся в местную MS и договорись о поддержке. – Фекри выдержал короткую паузу: – Я же постараюсь убедить руководство не снимать «Мышеловку» хотя бы пару дней.

Таинственный азиат считался одним из главных мушкетеров Европы, и Сол очень, очень хотел его взять.

Из шести положенных светильников в коридоре работало два, а третий изредка моргал, включаясь и выключаясь лишь по одному ему известному графику. Еще здесь пахло чем-то кислым, как будто в какой-то капсуле готовили ужин из полуфабрикатов, разлили питательную смесь на горячую плиту и забыли деактивировать кислотным подавителем. А возможно, так оно и было. Вонь напомнила Хаоженю родительский дом, и мушкетер поморщился, поскольку не любил вспоминать детство. Точнее, любил, но не ту дыру, в которой им пришлось выживать.

В ней тоже воняло.

И бегали крысы.

И всем заправляли солдаты MS «Punisher», будь они прокляты…

Ли сделал так, как велел руководитель: оставил машину в Озерках, добрался до Бугров, ухитрившись сменить одежду в толпе и не привлекая к себе внимания, пробрался в нужный MRB. На лифте поднялся на уровень 111 в зону С, по пожарной лестнице спустился на 93 уровень, прошел в зону А, в которой воняло чем-то кислым, и остановился у обшарпанной двери 408 капсулы. Обшарпанной, но металлической, надежной. Набрал цифровой код, приложил к датчику большой палец, услышал тихий щелчок – электронный замок принял и пароль, и отпечаток, хотел войти, но замер, услышав тихие шаги.

– Вы будете здесь жить?

Хаожень повернул голову и посмотрел на крепкого белобрысого мальчишку, замершего шагах в десяти слева. Пацан смотрел хоть и настороженно, но без враждебности, с любопытством, и Ли улыбнулся:

– Привет.

– Извините… – китаец мог дать голову на отсечение, что мальчишка смутился по-настоящему. – Добрый день.

Жаль, конечно, что не получилось просочиться в капсулу незаметно, но теперь ничего не изменишь, и нужно показать себя обычным человеком.

– Мы будем соседями? – легко поинтересовался Хаожень.

– Я из зоны С, – ответил парнишка. – Меня зовут Андрей.

– Очень приятно, а я – Ван, – Ли назвался именем, указанным в нынешнем комплекте документов.

– Очень приятно.

– Всех тут знаешь?

– Приходится, – вздохнул Андрей.

– Чтобы выжить? – со знанием дела осведомился китаец.

Но ошибся.

– Здесь безопасно, – качнул головой парнишка. – Намного лучше, чем в «Галиции», там бы вас еще в лифте ограбили и, возможно, убили.

– Почему ты думаешь, что меня не ограбили? – рассмеялся Хаожень.

Но Андрей не принял шутки и ответил очень серьезно:

– Потому что вы целы, – помолчал, и продолжил расспросы: – Вы не местный?

– Разве мало китайцев рождается в Питере? – поинтересовался Ли, недовольный тем, что с легкостью вычислил первый встреченный ребенок.

– Вы хорошо говорите по-английски, – объяснил парнишка. – Слишком хорошо для Санкт-Петербурга.

– Да, иногда я забываю коверкать слова на местный манер, – вздохнул Хаожень.

– Много путешествуете?

– Приходится.

– Вы – бандит? – осведомился Андрей. И прежде, чем Ли ответил, добавил: – Меня не смущает, тут многие побывали.

– Тут – в смысле в «Nirvana»?

– В этой капсуле.

«А ведь скажут – скажут! – что точка провалилась из-за меня, – подумал Хаожень. – Никто не поверит, что ее вычислил какой-то малец».

И негромко ответил:

– Я не бандит, но не хочу, чтобы обо мне знали.

– Нужно пересидеть? – прищурился парнишка.

– Ты очень внимательный.

– Несколько месяцев назад в этой капсуле прятался другой человек, – рассказал Андрей. – Бородатый и очень веселый. Он тоже не хотел, чтобы о нем знали, и я приносил ему еду.

– Бородатый и веселый? – переспросил Хаожень.

– Вы его знаете?

– Не уверен, – протянул китаец, хотя точно знал, что Джа во всех своих обличьях отличался веселым нравом и предпочитал, если это возможно, носить бороды.

– Ну, не знаете, значит, не знаете, – парнишка поправил smartverre. – Вам потребуются продукты?

– Еще не знаю, но сбрось мне свой номер на всякий случай, – Ли только сейчас сообразил, что у него нет с собой ни еды, ни воды. – Родители просматривают твой счет?

– Нет.

– Вот и хорошо, – улыбнулся китаец, переводя Андрею полсотни кредитов. – Это задаток.

– Спасибо! – парнишка повеселел. – Кстати, ваш бородатый и веселый друг оставил меня в живых.

– Потому что с тех пор он уже дважды сменил внешность, – объяснил Хаожень.

– Вы тоже смените?

– Обязательно.

– То есть, я могу не беспокоиться?

– Да, – Ли наконец-то открыл дверь. – Когда понадобишься – позвоню.

– Договорились!

Андрей направился к лифтовому холлу, а китаец вошел в капсулу.

И увидел, в общем, то, что и ожидал: комната в двадцать квадратных метров, слева, в чулане, крошечный санузел: туалет и душ, за ним – кухня: холодильник, несколько полок, рабочий стол, плита, затем стена с окном, сейчас оно закрыто жалюзи, справа – диван и шкаф. У окна журнальный столик и два неудобных на вид кресла. Обычное убежище.

Ли бросил рюкзак на диван, открыл жалюзи, посмотрел на стену соседнего MRB, до которой, казалось, можно было дотянуться рукой, включил холодильник и проверил навесные полки, обнаружив три банки мясных консервов и металлическую банку с чаем.

«Никаких сомнений: тут жил Джа, – улыбнулся китаец, понюхав ароматный чай. – Кто еще мог его оставить?»

Он налил в чайник воду и принялся мыть чашку.

И почему-то вспомнил вопрос пацана: «Вы бандит?» С грустью вспомнил. Поразмыслил и ответил: «Не знаю».

Себе ответил.

С грустью.

Потому что стал совсем не тем, кем мечтал.

И привычно послал проклятия в адрес солдат MS «Punisher», хотя все они уже лежали в могилах.

«Будьте вы прокляты, скоты, пусть не будет вам покоя…»

И сплюнул в раковину.

Таких, как Хаожень, называли мушкетерами. Почему? Как обычно, благодаря тому, с кого все началось: основатель профессии прославился в сети под ником Мушкетер, заявил о себе на весь мир, и кличка приклеилась ко всем последователям. К специалистам, которые взламывали 3D принтеры. Не дешевые модели, предназначенные для производства простейших деталей низкого качества, а высокоточные и высокопроизводительные машины, сравнимые со средним конвейерным производством. Для того, чтобы пройти защиту профессионального устройства, находящегося под постоянным сетевым надзором специального департамента GS, требовалась высочайшая квалификация программиста, и Хаожень ею обладал. Ли мог перепрограммировать 3D-принтер любой сложности и распечатать на нем любой запрещенный предмет. В первую очередь – оружие. Пистолеты, автоматы, винтовки – все что угодно для тех, кому это нужно.

Современные мушкетеры не стреляли сами, а помогали стрелять, не только взламывая принтеры, но создавали для клиентов программы производства оружия, знали изнанку преступного мира и были лакомой добычей для агентов GS.

Именно поэтому Фекри был полон решимости захватить Ли любой ценой.

После свиданий с Феей Андрей всегда пребывал в прекрасном расположении духа, но сегодня его настроение улучшили пятьдесят кредитов, в буквальном смысле слова свалившиеся на голову, и Андрей возвращался домой, можно сказать, на крыльях. В прошлый раз, когда в капсуле 408 прятался веселый бородач, парнишка заработал почти три сотни, а новый жилец, судя по всему, еще щедрее, и если просидит в «Nirvana» хотя бы неделю, то можно рассчитывать на полтысячи, не меньше. И если прибавить их к тем полутора сотням, которые у Андрея уже были, получится весьма приличная сумма – шестьсот пятьдесят кредитов. Можно снять капсулу в другом MRB и прожить пару месяцев, за это время найти работу и…

«Не ври себе! Какую работу? Кто тебя возьмет?»

«Разберемся, – мысленно ответил Андрей. – Появятся деньги – тогда и посмотрим».

Он вошел в большую «семейную» капсулу, которую арендовал отец – вошел очень тихо, мягко прикрыв за собой дверь, – хотел незаметно проскользнуть в спальню, но услышал голоса в гостиной, замер, размышляя, остаться или пойти спать, решил остаться и прижался к стене, чтобы его случайно не увидели. Судя по всему, в комнате находились двое: отец и его приятель Оззи Николаев. И именно возглас Оззи привлек внимание парнишки.

– Тот самый Дилек? – переспросил Николаев, изумленно глядя на Прохора.

– Да, – подтвердил отец Андрея. – Дилек Дамодар, директор MS «Abada».

– Не директор, а главарь…

– Не начинай, – поморщился Прохор. – Я знаю, как ты относишься к MS, но они официально считаются полицейскими службами, поэтому, как ни крути, а директор Дамодар является государственным служащим.

– Ха-ха!

– Вот тебе и «ха-ха».

– Да я по привычке… – Оззи еще помнил времена «настоящих» полицейских управлений, существовавших до того, как Еврокомиссариат по вопросам Восточных Территорий распорядился передать поддержание общественного порядка на откуп частным структурам. – Чего хочет Дилек?

– Слышал про Фею? – после паузы спросил Прохор.

Андрей похолодел.

– Девчонка, с которой гуляет твой сын? – уточнил Николаев.

– Да.

– Она вроде дочь твоего друга?

Оззи переехал в «Nirvana» после гибели отца Лорис и знал о нем лишь по рассказам.

– Дилек хочет Фею, – мрачно произнес Прохор вместо ответа. – Пару дней назад он увидел девчонку на улице и возжелал.

Андрей почувствовал, что падает. Не в буквальном, в фигуральном выражении, но падает. Очень-очень глубоко. Ему хотелось закричать от боли и страха, расплакаться, кого-нибудь ударить, но он заставил себя стоять и слушать.

Лишь крепко-крепко, до боли, сжал кулаки.

– И еще Дилек сказал, чтобы мы сделали красиво: облачили девочку в одежды, которые он пришлет, и провели церемонию во внутреннем дворе.

– Так он женится на Фее? – не понял Оззи.

– Даже если и женится, то ненадолго, – угрюмо ответил Прохор. – Рано или поздно она ему наскучит и окажется в борделе.

Потому что Лорис станет не первой и не последней в череде «жен» Дамодара, «красиво» отданных ему жителями подвластных MRB. Главарь MS обожал церемонии, во время которых чувствовал себя феодалом. Или вождем племени.

– А мы здесь при чем? – поинтересовался Оззи.

– Дилек велел нам все подготовить, а главное – договориться с матерью Феи о компенсации.

– Сколько предлагает?

– Две тысячи кредитов.

– Ангела не согласится.

– Да, она глупа, – вздохнул Прохор.

– Глупа, – подтвердил Оззи.

– Глупа…

– Надеется, что Лорис встретит принца.

– Интересно, откуда он возьмется в Буграх?

– Мне тоже интересно, – Николаев отхлебнул из чашки и шумно выдохнул, судя по всему, мужчины пили водку. – Когда приедет Дилек?

– В полдень.

Они помолчали. И, кажется, снова выпили.

– Андрей тебя не простит, – вдруг сказал Оззи.

– Надо его увести, – произнес Прохор. – Чтобы не наделал глупостей.

– Я могу сводить его в кино, – оживился Оззи.

– Ты мне нужен здесь, – покачал головой Прохор. – Я придумаю ему дело в городе.

– Как скажешь, – разочарованно протянул Николаев, которому очень нравился белобрысый и хорошо сложенный мальчишка. – Но я думаю, что в такой момент рядом с твоим сыном должен быть опытный мужчина, который поможет ему пережить расставание с подругой.

– Ишь, как заговорил, – хмыкнул Прохор. – Выпей лучше.

Дальше Андрей слушать не стал: бесшумно покинул капсулу и побежал к пожарной лестнице, кусая губы, чтобы не разрыдаться.

– Докладывайте, – распорядился Фекри, с размаху плюхаясь в офисное кресло. Кресло скрипнуло, но выдержало напор специального агента, и лишь чуть-чуть откатилось, уперевшись в стену. – Мне нужны хорошие новости.

Сол только что провел совещание с заместителем директора местного отделения GS, договорился о полной поддержке операции и надеялся, что помощники его не разочаруют. Расставшись с заместителем, Фекри закрылся в комнате отдыха, собираясь принять душ и переодеться, но решил сначала закончить с текущими делами. Плюхнулся в кресло и запустил в smartverre режим видеоконференции.

– Харт?

– Я собрал записи со следящих камер и проверил их вручную, – доложил оператор. – В интересующий нас период времени в каждый MRB входили люди, очки которых были снабжены устройством динамического смещения. Среди них были как мужчины, так и женщины…

– Женщины? – удивился Сол.

– Я исхожу из того, что объект мог переодеться в женщину, – спокойно объяснил Харт. – Теперь вероятности… В MRB «Gazprom» вошли три человека, каждый из которых на восемьдесят процентов мог быть нашим парнем, в «Brat-1» – тоже трое, но один объект – женщина, а еще один соответствует характеристикам нашей цели всего на шестьдесят пять процентов. В «Nirvana» вошел один парень, его вероятность семьдесят процентов, в «Pushkin» – двое, но по пятьдесят пять.

– Ясно… – протянул Фекри, и перевел взгляд на Гаржо. – Ты уже добрался до местной MS?

– И заручился поддержкой их главаря… извините – их директора, – Гаржо, как и все офицеры GS, с брезгливостью относился к частным полицейским службам, якшаться с которыми ему периодически приходилось.

– Что мы о ней знаем?

– MS «Abada» контролирует зону MRB «Бугры» и считается частью европейской группировки правоохранительных органов, которую эстонцы и шведы создали в противовес китайским организациям, вошедшим в город для охраны перевалочного центра «Шелкового Пути». «Abada» ведет себя осторожно, с китайцами не ссорится, ее костяк сформирован из опытных суданских наемников. Директором организации значится Дилек Дамодар, государственный советник третьего ранга.

– Направление деятельности?

– Как и у всех: героин, ЛСД и синтетические наркотики, которые они закупают у китайцев, – рассказал Гаржо. – Порядок в районе поддерживается на хорошем уровне, так что у властей к MS претензий нет.

– Сколько бойцов?

– Около трех сотен, и Дилек готов начать прочесывание любого MRB по нашему выбору.

– Хорошо… – Фекри почесал нос. – Гаржо, бери этих «полицейских» и отправляйся в «Gazprom», тряси всех, кого найдешь… Если отыщешь мушкетера – сразу сообщай, и мы подключим спецназ Оперативного отдела.

– Понятно, – кивнул Гаржо.

– Харт, продолжай работать в сети. Система распознавания лиц не работает, но, может быть, отыщешь что-нибудь интересное.

– Я понял, Сол.

– На этом пока все.

Фекри отключил подчиненных, поднялся, потянулся и стал стягивать куртку.

Это была обида? Нет, пожалуй, нет. Не только… И обида тоже. Страх? Безусловно. Страх за Фею. Но главное – растерянность.

Андрей совершенно не представлял, что делать, но четко понимал, что отец не поможет. И друзья отца не помогут. И его друзья… ну, те пацаны, которых он называл друзьями, не помогут. Никто не поможет, потому что никто из жителей MRB «Nirvana» не рискнет связываться с Дилеком Дамодаром. Никто. Дилек возьмет то, что захочет, и убьет тех, кто осмелится поднять голову.

А значит, завтра он возьмет Лорис.

Так будет.

Примерно час Андрей плакал на грязной лестничной площадке, придумывая и отвергая различные варианты действий. Предупредить Фею? А дальше? Сбежать? Куда? От Дилека уже пытались бежать, когда он потребовал отдать ему девятилетнего мальчика из MRB «Brat-1». Тогда несчастные родители бросили все и попытались скрыться на польской территории, но Дамодар воспользовался своим положением государственного служащего, подключился к городской системе слежения, отыскал беглецов и потребовал их выдачи. Директор MS «Pilsydcky» решил не ссориться с братом-европейцем, отдал семью и… Лучше не вспоминать, что Дамодар с ними сотворил.

Лучше не вспоминать.

Примерно час Андрей плакал на грязной лестничной площадке, а затем, так ничего и не надумав, вытер слезы и отправился к капсуле 408 в зоне А. Не веря, что ему помогут. Но зная, что больше ему не поможет никто.

Постучал, надеясь, что таинственный Ван еще не спит, с облегчением улыбнулся, услышав тихие шаги, но вновь погрустнел, поскольку встретил его китаец кислым выражением лица и коротким сообщением:

– Мне пока ничего не нужно.

Кстати, Ван не выглядел сонным, и потому парнишка рискнул продолжить разговор:

– Я хочу поговорить.

– О чем?

– У меня проблемы.

– Почему ты решил, что я тебе помогу?

– Потому что больше мне идти не к кому.

– Э-э… – несколько секунд Хаожень обдумывал простенькую фразу, родом из книг и сериалов, после чего вздохнул и посторонился: – Проходи.

Поскольку по-прежнему верил в искренность паренька.

– Спасибо.

Капсула оказалась небольшой и безликой, напрочь лишенной безделушек и мелочей: сувениров, фотографий, картин на стенах, брошенных носков, в конце концов, другими словами, деталей, которые превращают капсулу в дом. Или пытаются превратить.

Честно говоря, Андрей и ожидал увидеть что-то подобное, поэтому не удивился, а оказавшись внутри, сразу посмотрел на стол, надеясь увидеть на нем разобранный пистолет. Мальчику почему-то казалось, что он обязательно должен там быть. Ведь все преступники, которых он видел в кино, проводили свободное время за чисткой оружия. Или за употреблением наркотиков.

– Будешь чай? – поинтересовался китаец, беря в руку чайник. – Я как раз заварил.

– Не буду.

– Это настоящий чай, а не дрянь из пакетиков.

– Ваш друг оставил? – уточнил Андрей.

– Да.

– Тогда буду.

Веселый бородач угощал мальчика потрясающе вкусным и ароматным напитком.

– Вот и правильно. – Китаец наполнил чашки, расположился в кресле, жестом предложив Андрею занять второе, сделал маленький глоток и поднял брови, показывая, что готов слушать.

Парнишка поставил чашку на столик – он не мог пить настолько горячий чай, – и мрачно рассказал:

– Ее отдадут Дилеку.

Получилось коротко, весомо, искренне и абсолютно непонятно. Ли помолчал, не дождался и осведомился:

– Кого?

– Фею.

Хаожень понял, что речь вряд ли идет о сказочном персонаже, и мягко задал следующий вопрос:

– Твоя девочка?

– Еще нет, – Андрей покраснел. – Но я хочу, да… Она очень красивая и еще маленькая! Ей двенадцать лет! А Дилек – он директор нашего MS, он ее увидел и захотел. А Фея… ее некому защитить.

– Отец умер?

– Умер, – подтвердил Андрей. – Но… я думаю, отец бы ее не защитил. Наверное. Здесь, в «Nirvana», живут тихие люди, они… мы… – Парнишка сбился, не зная, как правильно описать население родного MRB, припомнил слова отца и продолжил: – Мы – честные и законопослушные люди, хорошие, поэтому… – А вот что «поэтому», он уже придумать не смог. Не знал, как завершить фразу, чтобы получилось не грубо, и потому закончил честно: – Поэтому если бы Дилек захотел меня – он бы меня получил. Вот.

И отвернулся.

– Разве это по закону? – тихо спросил китаец.

– MS здесь закон, – ответил парнишка. – Вы разве не знаете? Они везде закон.

Ли поморщился. Потому что знал. Потому что после реформы правоохранительной системы настоящих полицейских организаций осталось катастрофически мало, и общественный порядок поддерживали MS, от которых требовалось одно: отсутствие бунтов. На все остальное смотрели сквозь пальцы.

Мушкетер сделал еще один глоток чая и тихо спросил:

– Зачем пришел?

Прозвучало не слишком приветливо, но мальчишка ждал холодного приема, поэтому не смутился и ответил твердо:

– Мне нужен совет.

– Какой?

– Что мне делать?

– Сражаться, – мгновенно ответил китаец. Ответил быстро, но не быстрым тоном, размеренно, чтобы слово дошло. – Халява закончилась в тот момент, когда тебя оторвали от мамкиной титьки. Все остальные подарки судьбы придется выгрызать зубами, тем более – любовь.

– Я… – Андрей грустно улыбнулся. – Я не умею.

– Все с этого начинают: говорят, что не умеют, – с прежней неторопливостью, но чуть более жестко произнес Хаожень. – А потом делают выбор.

– Отец говорит, что с помощью оружия ничего нельзя решить, – произнес мальчик, елозя пальцем по подлокотнику кресла. – Отец говорит, что цивилизованные люди должны договариваться.

– Тогда что ты здесь делаешь? – поднял брови Ли. – Иди к отцу, он знает, как нужно.

– Не в этот раз, – вдруг ответил Андрей.

И сказал себе, что ответил правильно.

Хаожень улыбнулся. Ему понравилось не слово, а тон, которым оно было произнесено – в голосе мальчишки появилась решимость.

Китаец поднялся, медленно наполнил свою чашку, вернулся в кресло и задумчиво произнес:

– Идеи мира, дружбы, умения договариваться и поиска компромиссов придумали и пропагандируют победители. Тот, кто однажды безжалостно сокрушил врагов и задумался о том, чтобы сделать свою власть вечной. Или долгой. Что для этого нужно? Выиграть бой до его начала. А что нужно, чтобы бой не начался? Убедить потенциальных врагов в том, что оружие ничего не решает, что современный выбор – это договоренности и компромиссы. Умный победитель, тот, кто уже добился своего положения с помощью жестокости и оружия, постарается сделать так, чтобы вокруг росли не агрессивные волки, а тупые бараны, у которых можно забирать все, что заблагорассудится, скармливая сказку о том, что цивилизованный человек избегает насилия и договаривается.

– А кто не поверит в сказку? – прошептал Андрей, прекрасно зная ответ.

– Тех убьют, – пожал плечами китаец. – Или возьмут в стаю.

– Вас взяли в стаю? – неожиданно спросил мальчик.

– Меня почти убили, – спокойно ответил китаец, мысленно посылая привычные проклятия. – Была такая MS «Punisher», главарь которой решил отнять у моего отца бизнес и меня. И отнял. Все, кроме меня. Я сбежал. Потом отыскал способ отомстить, потом долго был один, а потом оказался в стае, которая собирается порвать победителей.

– Только собирается?

– Победителей много, и они очень сильны, – Ли усмехнулся. – Но вернемся к тебе, мальчик, который еще не знает, хочет ли он быть мужчиной, зачем ты пришел?

– Мне нужен совет.

– Сражайся.

– Они меня убьют, – негромко сказал Андрей.

– Я знаю, – невозмутимо согласился китаец.

Несколько секунд мальчик изумленно смотрел на мушкетера, после чего уточнил:

– Они меня по-настоящему убьют!

– Я знаю, – очень спокойно повторил Хаожень. – Но вот в чем дело: ты умрёшь в любом случае… – Андрей вздрогнул, не понимая, что имеет в виду Ли, но через секунду тот объяснил свои слова. – Тот ты, которого ты знаешь, умрет обязательно, разница лишь в том, проживёшь ли ты после смерти ещё лет сорок, но иногда… нет, не каждый день, а именно иногда тебя будет тошнить от презрения к тому человеку, которого ты будешь видеть в зеркале.

«Да, именно так…»

– Или же ты умрешь по-настоящему, но, оказавшись на небе, с гордостью скажешь: «Я сделал все, что мог!», и тот, кто тебя встретит, посмотрит на тебя с уважением.

– Это важно? – прищурился мальчик.

– Очень, – подтвердил Хаожень. И поставил опустевшую чашку на столик. – Ты должен послушать себя, Андрей, должен понять, что для тебя значит эта девочка. Что для себя значишь ты сам. И понять, как ты хочешь умереть, поскольку умереть придется завтра. А еще ты должен решить, что хочешь получить, если вдруг выживешь? Как ты хочешь жить дальше? Кем ты хочешь жить дальше? – Китаец выдержал паузу. – Сейчас, Андрей, у тебя есть прекрасная возможность выбрать судьбу.

– Что же в ней прекрасного?

– В возможности? – удивился Ли. – Возможность прекрасна уже тем, что она есть. Поверь: многие люди лишены возможности выбора и бездумно следуют чужому пути. Унылому и безрадостному.

– Почему чужому?

– Потому что свой путь ведет к цели, а чужой – к смерти.

«Чужой, унылый, безрадостный путь… А ведь верно, – понял мальчик, – многие люди по нему идут».

Пьют водку, спят со всеми подряд и не могут защитить своих детей, рассказывая сказки о своей честности и законопослушности.

«И я стану таким же, если не возненавижу себя настолько, чтобы перерезать вены…»

Андрей поднял голову, впервые посмотрел в непроницаемо-темные глаза китайца и уверенно отчеканил:

– Я хочу убить Дилека.

– Ты не выживешь, – равнодушно напомнил Хаожень.

– Знаю.

– Ты не спасешь Фею.

– Знаю, – Андрей помолчал и закончил: – Вы правильно сказали, Ван: это не для нее, а для меня. Я принял решение сражаться.

И вот тогда Ли Хаожень протянул сидящему напротив мужчине руку:

– Я помогу.

Штаб-квартира MS «Abada» занимала пять нижних этажей MRB «Bygor», все подземные и была прекрасно подготовлена для отражения возможного штурма: подъезды перекрывали бетонные блоки и ограда из колючей проволоки, прилегающую территорию контролировали видеокамеры, автоматические пулеметы и патрульные дроны, а «вишенкой на торте» являлся танк Т-90, горделиво стоящий во внутреннем дворе MRB.

Значение танка в современном уличном бою стремилось к нулю, но с ролью страшилки для подвластных Дилеку туземцев Т-90 вполне справлялся: обитатели Бугров знали, что у Дамодара есть танк, и говорили о нем с уважением.

О них: о танке и о Дамодаре.

А вот на Сола Фекри бронированная тележка не произвела особенного впечатления. Он припарковал внедорожник у самого подъезда, бросил ключи подбежавшему бойцу, даже не посмотрев на его физиономию, и уверенно прошел внутрь здания, всем своим видом демонстрируя дистанцию между офицером GS и местными «правоохранителями».

История частных полицейских служб насчитывала не один случай нападения служащих MS на агентов всемогущей GS, но все они заканчивались настолько суровым наказанием виновных, что теперь приключались крайне редко. А поскольку у Фекри не было никаких претензий к «Abada», нападения он не ждал.

Однако с главарем повел себя совсем не так, как с «шестерками».

– Доброй ночи, уважаемый Дилек.

– Доброй ночи, уважаемый Сол, – ответил сидящий за письменным столом Дамодар и жестом велел помощникам выйти из кабинета.

– Я приношу извинения за то, что сразу не приехал лично – неотложные дела заставили меня остаться в башне GS. И я рад, что мы наконец-то смогли встретиться.

В действительности Сол планировал вздремнуть этой ночью, но Гаржо доложил, что, проведя не принесший результата рейд в «Gazprom», Дамодар отозвал солдат, и Фекри решил выяснить, что происходит. Но Дилек проявил похвальное воспитание и сам заговорил о делах.

– Вы, наверное, удивлены тем, что я прекратил облаву, уважаемый Сол? – поинтересовался он, внимательно глядя агенту в глаза.

– Именно так, – не стал скрывать Фекри.

– Но я не снял оцепление, – улыбнулся Дамодар. – «Бугры» закрыты, даю слово, что по земле ваш парень не уйдет, а люди, которые проводили облаву, нуждаются в отдыхе.

Примерно такой ответ Сол и ожидал услышать, поэтому воспринял его предельно спокойно. Кивнул, показав, что услышал и принял слова директора «Abada», и уточнил:

– Утром облава продолжится?

– Не сразу, – отозвался Дамодар. – Дело в том, что в полдень я женюсь, а церемония требует присутствия моих людей.

И вновь на лице агента не дрогнул ни один мускул. Несмотря на то, что Солу хотелось положить дерзкого «полицейского» на пол и выстрелить ему в затылок. Вместо этого Фекри заставил себя улыбнуться:

– Поздравляю.

– Спасибо.

– Церемония состоится здесь?

– Нет, я отправлюсь за невестой в MRB «Nirvana».

В один из тех, которые были в списке Харта.

– Вы позволите отправиться с вами? – вежливо спросил Фекри.

– Если вы согласитесь побыть моим гостем сегодня, – развел руками Дилек. – Поверьте, вы не будете разочарованы.

Он хлопнул в ладони, и в кабинет вошли несколько юношей и девушек.

Довольный Сол шумно втянул ноздрями воздух и молча кивнул.

Не помочь Андрею Ли не мог. И желание восстановить справедливость стояло в списке его мотивов на последнем месте. В действительности Ли должен был либо помочь, либо убить пацана, потому что никто не мог сказать, что сотворит мальчишка, выйдя из капсулы 408: возможно, сумеет раздобыть оружие, какую-нибудь дурацкую одноразовую «пукалку», распечатанную на дешевом 3D-принтере, попытается убить Дилека, попадется и во время пыток расскажет о странном обитателе капсулы в зоне А; возможно, он просто решит «договориться», не понимая, что принятое решение никто отменять не будет, и попробует выкупить у Дамодара девочку ценой его, Хаоженя, жизни. Все могло быть. Поэтому Ли решил помочь.

Да и нельзя мешать мужчине, принявшему решение сражаться.

Пожав мальчишке руку, китаец открыл на планшете подробнейшую схему MRB «Nirvana», прикинул, какие закладки он сможет использовать, и отправил пацана проверить их наличие. А сам, убедившись, что Андрей действительно ушел, вытащил из рюкзака еще один smartverre, нацепил его на нос, вошел в сеть и набрал зазубренный наизусть номер.

– Джа?

– Еду я, еду, – сварливо отозвался веселый бородач, бездельничающий в баре аэропорта. – Буду у тебя по расписанию.

– К полудню успеешь?

– У тебя званый ужин?

– Вроде того, – не стал скрывать Ли. – Видишь ли, у меня тут… – На этих словах он сбился, поскольку заготовленная фраза показалась китайцу неправильной, а придумать новую он не успел, выдержал паузу, после чего продолжил: – В общем, я решил кое-кому помочь.

– Кому?

– Мальчишке, который в прошлый раз носил тебе еду.

– Уже успел познакомиться?

– Он меня засек.

– Мальчонка хороший, – припомнил Джа. – Шустрый такой… что у него случилось?

– У него отнимают девочку.

– И ты уговорил его сражаться?

– Он сам захотел.

– Знаю я, как «он сам захотел», – проворчал бородач. – Ты мог сидеть тихо и не высовываться?

– Ты сам прикормил пацана.

– Гм… – оспаривать это утверждение Джа не мог. – А ты что собрался делать?

– Я выступаю в роли доброго фея, – сообщил Хаожень. – Он делает сам, а я стою в стороне, как будто меня нет.

– Тебя «будто нет», а я, похоже, там буду, – ворчливо произнес бородач. – Это было замечательное, тихое, спокойное, надежное и очень веселое убежище. Так и знал, что нельзя было тебя в него пускать. – Он выдержал паузу и жестко велел: – Рассказывай.

Для того, что задумал Хаожень, требовался не рядовой 3D-принтер, а мощный, современный, обладающий высокой точностью и производительностью. Таких устройств в MRB «Nirvana» было два, и Ли остановил выбор на том, что принадлежал фирме «LasPalmas», стоял на втором техническом этаже и работал до полуночи. А примерно в час китаец подключил планшет к электронному замку двери, подобрал код, и они с Андреем бесшумно проскользнули внутрь.

– Вы – хакер? – тихо спросил мальчик, пораженный легкостью, с которой они проникли в тщательно охраняемое помещение.

– У меня есть внутренние коды всего MRB, – в тон ему ответил Хаожень.

– Откуда?

– Мы здесь прячемся и должны все знать.

– Логично… – Андрей потер лоб и повторил вопрос: – Вы – хакер?

– Мушкетер.

– Ох! – в голосе паренька прозвучало искреннее уважение. – Как бы я хотел стать мушкетером!

– Для этого нужно много учиться, – ответил китаец.

– Догадываюсь, – Андрей погрустнел. – Отец обещал, что после школы я пойду в колледж, но теперь… а что нужно знать, чтобы стать мушкетером?

– Университетский курс химии, физики и математики, – после паузы рассказал Хаожень. – Ну и разбираться в программировании, разумеется.

– А зачем химия и физика?

– Чтобы не ошибиться с картриджами.

Ли подключил планшет к принтеру и принялся неспешно ломать его защиту. Судя по автоматически запускающимся на компьютере мушкетера программам, скрытое подключение к устройству было для китайца привычным делом, он лишь поглядывал за тем, чтобы все шло по плану, и не отказывал себе в удовольствии поболтать с парнишкой.

– Когда 3D-принтеры только появились, все боялись, что их владельцы займутся изготовлением оружия. Врать не буду: многие действительно начали с этого, но старые устройства не отличались высоким качеством, и на них можно было распечатать лишь громоздкие одноразовые «пукалки», которые не фиксировались системами безопасности того времени, но это не имело значения, потому что спрятать столь огромное изделие не было никакой возможности. А когда появились современные принтеры: высокотехнологичные, работающие с высокой скоростью и точностью, всеобщее образование деградировало до такого уровня, что подавляющее большинство людей попросту не смогло воспользоваться этим подарком.

– При чем тут образование? – не понял Андрей.

– При том, что людей приучили работать по шаблону, собирать изделия из готовых блоков, – объяснил Хаожень. – Все 3D-принтеры работают с готовыми схемами, которые нужно скачать из облака, а программу изготовления оружия, как ты понимаешь, в облаке не найдешь.

– Но у вас она есть.

– Мною же и разработана, – улыбнулся Ли. – Вот для этого нужны химия, физика, математика и много других наук: у меня есть программы создания любого вида оружия, остается лишь взломать принтер… – Планшет звякнул, сообщив, что задача выполнена. – Заставить его принять файл не из облака, а из памяти… – Китаец выбрал нужную схему. – И вставить в устройство требуемый картридж…

Андрей улыбнулся и загнал в гнездо указанный Хаоженем блок. Принтер помолчал, переваривая задание, после чего приступил к печати.

– И через пару часов у нас будет высококлассный ствол, – закончил мушкетер.

– Здорово, – не удержался мальчишка. – Пулемет?

– Да.

– Я с ним справлюсь?

– Это будет автоматический пулемет, точнее, два автоматических пулемета, управление которыми я выведу на твой smartverre, – китаец погладил пальцами электронные блоки, которые Андрей принес из тайника. – Для тебя это будет чем-то вроде симулятора.

– То есть, я смогу находиться где угодно?

– Нет, ты должен будешь находиться неподалеку, – вздохнул Хаожень. – Во-первых, потому что связь по сети легко прервать, они попытаются это сделать в первую очередь, поэтому управлять пулеметами придется через протокол прямого обмена. Во-вторых, у нас нет дронов, а камеры наблюдения не дают полной картинки зоны поражения, я проверял. Так что тебе придется выбрать позицию, с которой ты сможешь видеть весь внутренний двор.

– Я понял, – ответил Андрей. – Я справлюсь. – Он помолчал, после чего спросил: – Почему вы мне помогаете?

– Потому что однажды один человек помог мне, – ровным голосом ответил китаец.

– Он вас защитил?

– Защита нужна женщинам, – Ли выдержал короткую паузу и закончил: – Он убедил меня сказать: я хочу сражаться.

– Кому сказать?

– Себе.

– Мамочка, я не хочу! Не хочу! Не хочу! – по щекам Феи текли слезы, нос распух, губы дрожали, она постоянно звала маму, но напрасно: по приказу Прохора Оззи запер несчастную в дальней капсуле зоны С, и даже ее крики не долетали до дочери. – Я не хочу…

– У нас нет выхода, – прошептала одна из женщин, которую Прохор отправил готовить «невесту».

– Пожалуйста, помогите!

– Если мы тебя не отдадим, Дилек устроит нам кровавую баню, а потом все равно возьмет тебя.

Выполняя пожелания главаря MS, они искупали девочку, умаслили ее тело присланными кремами, а теперь облачали в тонкие шелка.

– Я покончу с собой!

– Так будет лучше для тебя, но не для нас.

– Мамочка!

Женщина отвернулась.

Возможно, потому что не могла больше смотреть на рыдающую девочку. Возможно, потому что ей стало стыдно. Женщина отвернулась, но изменить ничего не могла: Лорис была приговорена, и время ее «свадьбы» стремительно приближалось…

Самое умное, что он мог сделать – сбежать. Воспользоваться шумом, который устроит мальчишка, и унести ноги.

Это было правильно.

Это было прагматично.

На этом настаивал Джа.

Он сам собирался так сделать, пожимая Андрею руку, но…

«Но ведь иногда нужно вести себя по-идиотски!»

Ли распаковал доставленный десять минут назад пакет и внимательно посмотрел на форму курьера, приложенные к ней документы и smartverre: Джа позаботился обо всем. Умный, опытный и очень прагматичный Джа, который будет крайне недоволен тем, как собирается поступить китаец.

– Извини, дружище, я не могу, – пробормотал Хаожень. – Это будет неправильно.

Потому что тот человек, к которому перепуганный Ли Хаожень пришел за советом, не только заставил его сказать: «Я хочу сражаться!», но и помог. Не сразу, но помог. Не бросил.

«Так будет правильно, так, и никак иначе! Время разговоров прошло… если, конечно, оно вообще когда-то начиналось. Ван прав: сражение – естественная часть жизни мужчины, каким бы хорошим дипломатом ты ни был, рано или поздно наступит момент, когда нужно встать и взять в руки оружие».

А обитатели MRB «Nirvana» были очень плохими дипломатами, и значит, за оружие нужно браться как можно раньше.

Больше всего Андрея изумлял тот факт, что он совсем не нервничает. Нисколечко. То ли перегорел, то ли озверел, то ли повзрослел… Повзрослел и понял, что раз решение принято – сомнения должны остаться позади.

В семейную капсулу Андрей вернулся под утро, закончив снаряжать пулеметные ленты и установив оружие в точном соответствии с планом китайца. Вернулся, надеясь тихонько проскользнуть в детскую, но отец не спал. Скорее всего – специально ждал Андрея в гостиной, поскольку, увидев сына, усмехнулся и сказал:

«Я думал, ты сбежал».

«Зачем?» – машинально спросил Андрей.

«Правильно: куда тебе идти? – рассмеялся Прохор, но глаза его остались холодными. – Ты уже слышал?»

Отрицать очевидное не имело смысла.

«Я понимаю, что ты не можешь противостоять Дилеку и его головорезам, – выдавил из себя Андрей. – Он нас порвет».

«Все так, сын, – кивнул Прохор. И очень тихо добавил: – Извини».

«Я… – Андрей развел руками. – Я постараюсь об этом не думать, и… – он сглотнул, делая вид, что ему и в самом деле тяжело. – Я постараюсь забыть…»

«Так будет лучше», – сказал его слабый отец.

«Я знаю».

Ван велел Андрею обязательно поспать, но этого юноша не смог. Проворочался три часа, вышел из спальни после того, как Прохор ушел, съел пару соевых сосисок, запил чаем, незаметно проглотив выданную китайцем таблетку стимулятора и убежал, сказав, что идет в школу.

Кортеж получился внушительным. Дилек не в первый раз ехал «жениться», точнее – демонстрировать незыблемость власти, и хорошо знал, как нужно появляться перед подданными.

Открывал процессию раскрашенный в полицейские цвета «седан» с «крякалкой» и включенной «люстрой» – он разгонял машины, заставляя водителей прижиматься к обочине; за ним следовал бронированный внедорожник с установленным на крыше пулеметом; за ним – два абсолютно одинаковых внедорожника бизнес-класса, тоже бронированных и с затемненными стеклами – в каком из них едет Дилек, знали только охранники; и замыкали процессию еще один вооруженный внедорожник и микроавтобус с телохранителями.

Не выспавшийся и потому немного злой Фекри, ехавший вместе с Дилеком, столь же усталым после бурной ночи, не сразу понял, что развалившийся на диванчике бандит обращается к нему.

– Из оцепления сообщают, что за ночь ни один азиат «Бугры» не покинул. Так что если твой парень не успел сделать пластическую операцию, он по-прежнему прячется в моих MRB.

– Приятная новость.

– В шесть утра началась облава в «Brat-1», а вторая группа займется «Nirvana» – сразу после того, как мы уедем.

– Очень хорошо, – Сол широко зевнул и машинально поинтересовался: – Что-нибудь подозрительное за ночь случилось?

Без всякой задней мысли поинтересовался, просто потому, что привык не упускать детали.

– Ничего особенного, – ответил Дилек, просматривая отчет на экране smartverre. – С утра – тишина, только владелец фирмы «LasPalmas» сообщил, что у него пропало три картриджа для 3D-принтера.

– А сам принтер у него есть? – насторожился Фекри.

– Конечно, – Дамодар посмотрел на агента, как на идиота.

– Его включали?

– Нет.

– Точно?

– Разумеется, точно, – махнул рукой Дилек. – Принтеры такого класса запускаются только с сервера производителя, который подтвердил, что машина не работала.

Директор MS «Abada» не знал, кого они ловят, иначе не был бы столь самоуверен.

– Ну, раз производитель подтвердил, то беспокоиться не о чем, – Фекри снова зевнул, откинулся на спинку дивана и послал по сети сообщение:

«Харт, мушкетер в „Nirvana“! Мне нужен спецназ».

Китаец не просто помог: он разработал всю операцию, и без него, даже имея на руках пулеметы, Андрей не смог бы ничего сделать. Ван указал парнишке, где установить только что распечатанное оружие, чтобы его не заметили разведчики Дилека, помог подключить к электросети, сбросил ему нужное приложение, показал, как его запустить, и связать блоки управления в единую систему. Подарил тайник с ящиком патронов и сказал, что их хватит на всю «Abada», и уж точно – на всех, кто явится «на свадьбу».

Китаец помог, но главное Андрею предстояло сделать самому.

«Оба пулемета уже подключены к smartverre и готовы к работе, но приложение запустишь в последний момент, чтобы его не засек робот, – напутствовал парнишку Ли. – Запустишь, когда увидишь машину Дерека».

«Дилека».

«Без разницы – он уже труп. Чтобы было проще, я синхронизировал пулеметы, и они будут стрелять в одну точку, в красный крестик, который ты увидишь на экране smartverre. Туда, куда ты переведешь крестик, и полетят пули. Все понятно?»

Это действительно напоминало симулятор: знакомый внутренний двор, вид сверху, поскольку Андрей стоял на галерее второго этажа, и красный крестик, двигающийся, когда парнишка поворачивал голову. Людей во дворе нет – их разогнали охранники Дилека. Двор почти пуст, и красный крест кажется нарисованным… Двор кажется нарисованным… И вышедший из шикарной машины Дилек кажется нарисованным.

Симулятор. Как многое в этом чертовом мире.

– Сдохни, – прошептал Андрей.

И длинная очередь двенадцатимиллиметровых пуль разорвала улыбающегося Дамодара напополам.

– Знакомая музыка… – пробормотал Джа, услышав пулеметные очереди.

Он предполагал их услышать и разработал план эвакуации мушкетера, основываясь на том, что бойцы Дилека будут очень заняты. Но Ли решил довести роль доброй феи до конца, и Джа оказался вынужден во второй раз менять продуманный ход действий. А поскольку времени почти не осталось, бородачу пришлось импровизировать. Впрочем, экспромты ему тоже удавались.

Джа подъехал к боковому входу в «Nirvana», оставил свой простенький, совершенно безобидный робомобиль курьерской службы на улице, взял посылку с простеньким, совершенно безобидным содержимым и вошел в здание.

Пара дежуривших у входа солдат «Abada» не обратила на него никакого внимания.

Компьютерной игрой происходящее казалось недолго.

До первой крови.

До того мгновения, как Андрей осознал, что разорванное на части мясо несколько секунд назад было Дилеком. А когда осознал – накатила такая дурнота, что закружилась голова, мальчишку повело, а следом сдвинулся красный крест, перенося безжалостный огонь прочь от расстрелянной машины Дамодара.

И это движение спасло опытному Солу жизнь: после первых выстрелов агент укрылся за автомобилем, но продолжал внимательно следить за происходящим и, увидев, что стрелок перенес сосредоточенный огонь в сторону, резким рывком ушел из дворика, укрывшись в коридоре.

– Что происходит?!

Солдаты Дилека сначала решили, что во всем виноват Фекри, но увидев, что агент едва спасся, изменили отношение, мысленно назначив его главным.

– Что происходит?

– Засада?

– Зуб даю – это MS «Pilsydcky» из Лавриков, они давно на нашу территорию зарятся!

– Но как они узнали, что Дилек будет здесь?

И все вновь уставились на Сола.

– Нужно взять пулеметчика, – громко произнес агент, спокойно разглядывая взбудораженных солдат. – Судя по всему, он один.

– Откуда ты знаешь?

– Иначе мы были бы мертвы, – пожал плечами Фекри. – Неужели не ясно? Если бы нам приготовили засаду, то коридоры были бы полны пилсудских. – Солдаты закивали головами. – Поднимайтесь по лестнице и начинайте прочесывать уровни 2 и 3. Хватайте всех подозрительных – стрелок должен быть неподалеку от пулеметов. Особое внимание – на азиатов! Их арестовывать всех!

А еще через секунду в smartverre пришло сообщение от Харта:

«Спецназ будет через семь минут».

Андрей поставил пулеметы на автоматический огонь – Ван объяснил, как это сделать, – и теперь они бессмысленно расстреливали стены внутреннего дворика: все, кто мог, попрятались, остальные мертвы. Не все, конечно, не вся банда, но это и не было целью: главное – мертв Дилек.

И Андрей вновь не знал, что делать дальше.

Казалось бы, проблема решена, главарь «Abada» убит, но парнишка вдруг понял, что на смену убитому Дилеку обязательно явится следующий. Не обязательно сегодня, но обязательно явится, потому что единственное, что человечество научилось производить безостановочно и в больших количествах – это подонков. И даже если он сумеет уберечь Фею, пострадает другая девочка. Только и всего.

– Эй, пацан!

Грубый окрик заставил Андрея резко развернуться и даже, кажется, немного присесть. Во всяком случае, колени у него подогнулись, а на лице появилась гримаса страха…

«Пропал!»

Но через секунду Андрей понял, что такая реакция никого не удивила. А еще через мгновение сообразил, что его никто ни в чем не подозревает: ворвавшиеся на второй уровень солдаты даже представить не могли, что расстрел организовал белобрысый подросток.

– Видел здесь кого?

– Парень в черной куртке! – Андрей махнул рукой в противоположную сторону. – Побежал туда.

– Отлично!

Полицейские бросились в указанном направлении, а ошарашенный, не до конца поверивший в свою удачу Андрей торопливо зашагал к лестнице.

– Я не причиню тебе вреда, – спокойно произнес Джа.

– Тогда зачем вы меня похитили?

– Похитил или спас?

Лорис вздохнула, а затем честно ответила:

– Не знаю.

Ее нарядили и повели к лифту – встречать «мужа». Фея помнила, что перестала плакать – устала, или смирилась, или и то, и другое. Она шла к лифту и думала только о том, что завтра выбросится из окна. Или послезавтра. Потому что рано или поздно Дилек к ней охладеет, и она станет собственностью его солдат, которые без стеснения разглядывали ее прелести.

Солдат было четверо, они забрали девочку, велев Прохору и женщинам оставаться в капсуле, и повели к лифту, на ходу перебрасываясь короткими фразами на незнакомом Лорис языке. Смеялись, поглядывая на нее оценивающе, но лишнего себе не позволяли, помнили, что сейчас наряженная в соблазнительный наряд девочка еще недоступна, еще является «невестой» их ненасытного босса, и трогать ее означало подписать себе смертный приговор. Но солдаты знали, что скоро до нее доберутся, и обсуждали, как это будет.

Потом один из них нажал кнопку вызова, дверцы лифта открылись и Лорис увидела бородатого мужчину в форме курьера. Один из солдат повел автоматом, молча указывая курьеру убираться, в ответ бородатый улыбнулся и… забрал автомат.

То есть…

Никаким другим словом девочка не смогла бы описать того, что случилось в то мгновение, то молниеносное движение, которое она не заметила и среагировала лишь на результат: автомат оказался у бородатого. Он его забрал. И вскрикнула Фея в тот самый миг, когда «курьер» выстрелил в первый раз. От бедра, не целясь. Выстрелил в того идиота, у которого отнял оружие, выпустив наружу его мозги. Затем последовало еще три выстрела, затем бородатый бросил автомат, завел оторопевшую Лорис в лифт и нажал кнопку третьего уровня.

А когда дверцы закрылись, сказал:

– Я не причиню тебе вреда.

Абсолютно спокойным голосом.

– Тогда зачем вы меня похитили?

– Похитил или спас?

Лорис вздохнула, а затем честно ответила:

– Не знаю.

Бородатый промолчал, и девочка решила ему поверить. Тем более, выбора у нее не было.

Как ни удивительно, лифт доехал до третьего уровня без остановок, они вышли, по техническому коридору, о существовании которого Фея даже не подозревала, дошли до одной из боковых лестниц, спустились на первый уровень, вышли из здания и сели в незаметный робомобиль, украшенный эмблемой курьерской службы.

Лорис хотела продолжить расспросы, но не успела, потому что меньше чем через полминуты из MRB вышел Андрей! Которого сопровождал китаец в точно такой же, как у бородача, форме.

– Что происходит?

– Просто помолчи, – велел бородатый.

Андрей прыгнул на заднее сиденье и крепко прижал девочку к груди. Ли уселся на пассажирское кресло, и робомобиль тут же тронулся с места.

– Сколько у нас времени?

– Три минуты, – ровно ответил Джа. – Потом прилетит спецназ GS.

– Как мы уйдем?

– Оцепление снято: солдаты Дилека разбегаются, а в Бугры входят передовые банды MS «Pilsydcky», я сообщил им, что Дамодар убит.

Узнав о гибели государственного советника третьего ранга, соседнее полицейское управление решило захватить лакомую территорию.

Nothing personal, it’s just business.

– А что будет с нами? – тихо спросила Фея.

Ли повернулся, посмотрел девочке в глаза и очень серьезно ответил:

– Андрей – мужчина, и он решит, что будет. А если растеряется, то спросит совета у друзей – друзья помогут.

Джа поморщился, но промолчал. И прибавил скорость, торопясь быстрее покинуть опасный район.

 

Павел Корнев

Непреодолимая сила

Хлоп-хлоп. Хлоп!

Два легких быстрых удара завершились классическим мае-гери, медицинский робот-тренажер отлетел назад и с силой приложился спиной о переборку, но устоял на ногах и легко вернул утраченное из-за пинка в грудь равновесие.

Оператор – молодой индус с десятком колечек в проколотых ушах – отвлекся от сонма голографических экранов и вопросительно посмотрел на меня. Я лишь покачал головой и вернулся к чтению.

Безделье способно свести с ума кого угодно, и пусть уж лучше Мо избивает созданный по последнему слову техники манекен, чем пристает ко мне с предложением размять косточки в спарринге. А роботу… Роботу ничего не будет. Пусть строение тренажера до мельчайших деталей повторяло анатомию человеческого тела, но композитные материалы обладали куда большей прочностью, нежели плоть и кости. Шансов повредить им голыми руками – и даже босыми ногами! – не было ни малейших.

Правда, оставалась еще голова… Бортовой компьютер этой модели располагался в черепной коробке, что для подавляющего большинства антропоморфных роботов было скорее исключением из правил, нежели обычным конструкторским решением.

К тому же показания многочисленных датчиков, имитировавших нервную систему, обрабатывались самообучающейся программной средой, в задачу которой входила симуляция не только обычных травм и обострений телесных недугов, но и психических расстройств. А сознание – штука тонкая. Беспрестанные пиковые нагрузки не выведут тренажер из строя, но вполне могут сказаться на стабильности работы электроники.

С обреченным вздохом я отвлекся от электронного планшета и предупредил:

– Лысая башка, стрясешь Роберту мозги, мигом спишут на землю! Тебя спишут, не его!

– Хорошо бы! Тошнит уже от этой консервной банки!

Подобный ответ меня нисколько не удивил, и я многозначительно заметил:

– Перепродадут контракт куда-нибудь в самую жопу мира, будешь в Африке местным клизмы ставить под минометными обстрелами.

Мо, чья кожа на контрасте с белыми кителем и форменными брюками, казалась просто-таки иссиня-черной, большой, плечистый и начисто лишенный волосяного покрова за исключением двух ниточек бровей, оторвался от тренажера и развернулся в мою сторону.

Оператор тут же ссутулился, тщетно пытаясь уменьшиться в размерах. Он работал в двадцатиметровом «опенспейсе» службы срочной психологической реабилитации меньше недели и еще не вник во все хитросплетения взаимоотношений нашей бригады. Мой мускулистый черный коллега своим видом нагонял на него ужас.

– А нет ли в твоем высказывании сексистского подтекста? – грозно поинтересовался темнокожий санитар, который родился на благословенном Американском континенте и родину своих далеких предков именно что «жопой мира» и полагал. Смутило его в моих словах нечто совсем иное.

– Лысая башка, разве я в чем-то неправ?

– Не жонглируй словами! – фыркнул Мо, грозно раздувая широкие крылья приплюснутого носа, но, будучи добрейшей души человеком, тут же перестал сверлить меня пристальным взглядом и усмехнулся. – Я же в тестовом режиме, записи в общий протокол не идут! Дай размяться, пока босс спит!

– Разве я сторож тебе, брат?

– Не брат ты мне, потомок белых угнетателей, – не остался в долгу санитар, развернулся к роботу-тренажеру и приказал: – Стойка номер пять!

Роберт принял указанное положение и тут же покачнулся, приняв на согнутую руку маваси-гери. Программная блокировка исключала проведение ответной атаки, но отводить удары и уклоняться андроиду дозволялось, чем Мо и пользовался.

И я не мог его за это осуждать. Работа в психологической реабилитации подводного города Рода не изобиловала срочными вызовами, и суточное дежурство в закрытом помещении превращалось в настоящее испытание для нервной системы.

Впрочем, не для всех. Я с завистью посмотрел на миниатюрную китаянку, которая неподвижно лежала на кушетке установки виртуальной реальности и одновременно странствовала по неведомым мирам. И так изо дня в день.

Доктор Лю все свое время проводила в кибер-реальности, и чем дальше, тем больше это походило на проявление своеобразного психического расстройства. Боюсь, с прохождением следующей аттестации у босса возникнут большие проблемы.

Я покачал головой и продолжил чтение. Оператор переводил взгляд с одного экрана на другой и отслеживал выбранные системой автоматического анализа трансляции камер наблюдения, Мо разминался, избивая Роберта, доктор Лю валялась в отключке.

Все заняты, все при деле.

Обычное дежурство.

Первым утомился чернокожий санитар.

– Завершение калибровки! – отдал он голосовую команду роботу-тренажеру. – Лог сессии сохранить в резервном профиле.

– Зачем каждый раз сохранять лог? – вздохнул я. – В бойца ты его в любом случае не превратишь.

– Зато реагирует шустрее, – ответил Мо и провел серию из трех ударов, на этот раз открытой ладонью и вполсилы.

Хлоп! Хлоп! Хлоп!

Ни он, ни я не расслышали, как бесшумно ушла в сторону дверь, незваных гостей мы заметили, лишь когда послышался пронзительный вскрик:

– Что здесь происходит?!

В дверях стояли двое: страшненькая тетка с растрепанными по последней моде волосами и субтильный господин, прилизанный и смазливый. Своим неожиданным визитом нас почтил директор службы психологической реабилитации и, как водится, явилось руководство в самый неподходящий для того момент. Еще и притащил с собой какую-то истеричку…

Но нет, клуша была кем угодно, но только не истеричкой.

– Потрудитесь объяснить проявление немотивированной агрессии по отношению к антропоморфному медицинскому оборудованию! – выдала она тоном, полным ледяного презрения. – Кто позволил вам использовать дорогостоящее оборудование в качестве боксерской груши?

Мо так и замер с отведенной для очередного хлопка ладонью. Несмотря на брутальную внешность, высокий дан карате и ученые степени по философии и медицине, неожиданное явление начальства ввергло его в ступор.

Я едва не вытянулся по стойке смирно, лишь в самый последний момент заложил руки за спину и сообщил:

– Медицинский тренажер используется по своему прямому назначению: на нем отрабатывается техника экстренного вывода человека из состояния аффекта. Все ударные нагрузки укладываются в рекомендованные департаментом общественного здоровья пределы.

Тетка злобно сверкнула глазами.

– С сегодняшнего дня я возглавляю департамент, и мне решать, что укладывается в нормы, а что нет! И решение это будет основываться на анализе датчиков тренажера.

Я остался невозмутим. Мо сейчас бил вполсилы и ладонью, а его полноценные упражнения в основную память андроида не загружались.

Взгляд новоявленной главы департамента остановился на докторе Лю.

– Использование установки виртуальной реальности в рабочее время!

Директор службы психологической реабилитации сделал страшные глаза, и я поспешно произнес:

– Доктор Лю оценивает мероприятия по устранению неполадок системы перед подписанием акта выполненных работ.

По моему жесту оператор вывел на один из экранов упомянутый документ, но тетка лишь скривилась и с презрением обронила:

– Вижу, у вас процветает гендерное неравенство…

Директор от несправедливой обиды изменился в лице.

– Оператор информационной системы числится в штате коммуникационного департамента! – с возмущением выдал он. – Медицинская бригада под руководством доктора Лю состоит из трех человек…

– А я женщина в мужском теле! – От возмущения голос Мо стал заметно выше, нежели обычно.

Большая накачанная черная женщина. Пустяки, дело житейское. Я не знал, действительно ли Мо полагает себя трансгендером, или эта лазейка лишь упростила ему заключение контракта, и знать этого не хотел. Мне хватало умственных расстройств пациентов, чтобы еще ставить диагнозы коллегам.

Глава департамента смерила здоровенного санитара внимательным взглядом, покачала головой и потребовала:

– Покажите мне используемые в работе спецсредства.

– Исполняйте, – кивнул директор.

– Вас интересует аптечка? – заколебался я.

– Спецсредства!

Я пожал плечами, распахнул встроенный в переборку шкафчик и выложил на стол инъектор и эластичные стяжки.

– Это все?

«Чем богаты», – едва не сказал я, но вовремя прикусил язык.

Когда подписывал первый контракт, в распоряжении службы имелись и дубинки, перцовые баллончики и даже тазеры с электрошокерами, но со временем эти средства были признаны излишними. Их изъяли, и теперь санитарам приходилось полагаться лишь на собственную физическую силу.

Полиция? Полиция – это инструмент угнетения населения, в Роде такое отношение к гражданам не приветствовалось. По официальной точке зрения, преступность под куполом полностью отсутствовала, а отдельные правонарушения совершались в состоянии помрачения рассудка психически нездоровыми людьми. Определенная логика в этом была: попробуйте отыскать психически здорового человека, когда над головой вместо неба раскинулась колоссальная толща океанических вод.

Впрочем, в измученном войнами, терроризмом, экологическими и социальными катастрофами мире нормальных людей вообще можно было пересчитать по пальцам. Я мог поручиться лишь за одного человека – себя самого.

– Вы насильственно ограничиваете подвижность и подвергаете людей медикаментозной терапии без их согласия? – осведомилась тетка.

Директор пошел пятнами, но нашел в себе силы ответить.

– Лишь тех, чье состояние не позволяет дать адекватный…

Тетка не стала дослушивать его, развернулась и вышла в коридор.

– Я создам рабочую группу для анализа обоснованности применения насилия! – бросила она на ходу. Директор выбежал следом.

Мо мрачно глянул на меня и принялся обуваться.

– Нас с тобой скоро запретят. Мы слишком большие, сильные и тренированные. Наши умения приравняют к оружию. Да нас самих назначат живым оружием, вот увидишь! А Рода – это…

– …зона, свободная от оружия, – продолжил я и вздохнул.

Столь строгих законодательных запретов оружия не было, пожалуй, ни в одной стране мира. Океанический купол Рода – рай пришедших к власти ультра-пацифистов. Такими темпами скоро столовые приборы исключительно из пластика делать начнут.

– Ладно, – махнул я рукой. – Кто испортит настроение боссу – ты или я?

– Он! – указал Мо на оператора.

Индус сделал вид, будто ничего не слышал. Я усмехнулся и активировал завершение программы виртуального погружения.

Доктор Лю выслушала о визите начальства с воистину восточной невозмутимостью и лишь махнула рукой.

– Все пройдет, пройдет и это, – выдала она с многозначительным видом.

– Конфуций? – уточнил я, даже не трудясь спрятать ухмылку.

– Лао-Цзы, – ответила доктор Лю с непроницаемым выражением лица профессионального игрока в покер и нацелила указательный палец на Мо. – Сколько тебе раз говорили не трогать тренажер?

Чернокожий санитар недовольно фыркнул, прошелся по комнате, хрустнул костяшками сцепленных пальцев.

– Вот увидите, – проворчал он с видом непризнанного прорицателя, – скоро здесь каждому в мозг вживят чип. Захочет человек ударить кого-нибудь, а у него руки-ноги отнялись. Или психологическую блокировку сделают, чтобы о насилии даже не помышлял. И наступит всеобщее счастье. А нас пацифисты спишут на берег.

– «Утопия-13» и «Новый Парадиз», – сообщила доктор Лю, прикрыла рот узкой ладошкой и зевнула. – В первом случае управлявший колонией искусственный интеллект погрузил все население в анабиоз. О втором случае никаких достоверных сведений нет, в один день «совершенные люди» просто открыли шлюзы и затопили пузырь.

– Сектанты, – поморщился я, и тут вспыхнул красным один из висевших вокруг оператора экранов.

– Код двести двадцать три! – выпалил индус.

Мы недоуменно переглянулись. Подобного обозначения мне слышать раньше не доводилось. Не случай семейного насилия, не приступ истерики, не громкая музыка в общественном месте. Что-то новенькое.

– Озвучь! – потребовала доктор Лю.

– Подозрение в изготовлении огнестрельного оружия! – выдал оператор.

Я присвистнул. Иной раз обитатели купола, пусть они и были сто раз пропущены через мельчайшее сито психологических тестов, все же пускали в ход самодельные ножи и дубинки, но на огнестрел никто прежде замахиваться не пытался. Нормальному человеку оружие без надобности, а психопат на грани нервного срыва к столь кропотливой работе не расположен.

Да и как?!

Но с вопросами «как» и «зачем» будут разбираться совсем другие люди, наша забота оказать срочную психологическую помощь.

– На выход! – скомандовала доктор Лю, надела очки дополненной реальности и потребовала у оператора: – Загрузи мне адрес!

Мо пшикнул из аэрозольного баллончика на лысину проводящий состав, растер его и водрузил на голову тонкий металлический обруч. Устройство сканировало пространство в поисках электромагнитных полей, характерных для человеческого организма, и стимулировало нервную систему владельца, дабы тот проворней от них уклонялся. Любого, кто попытается ударить чернокожего санитара, ожидает большой сюрприз.

Доктор Лю забралась на служебный сегвей с тележкой для перевозки пациентов; я уселся на моно-колесо. Мо последовал моему примеру, и мы выехали в технический коридор, узкий и темный. Там не было ни красочных панорамных видов, ни разработанных для психологической разгрузки видео-обоев, лишь тянулись под потолками трубы и кабель-каналы, да бугрились полусферы датчиков дыма и загоравшихся при нашем приближении ламп.

До места докатили за десять минут, этого времени как раз хватило для получения санкции на проникновение в частное жилище и генерации нужных для этого одноразовых кодов доступа. Неприкосновенность частной собственности в наше время вещь весьма и весьма относительная.

Под конец пришлось выехать из служебного тоннеля и подняться на два уровня выше. Дальше – обычная дверь, но не квартиры, как я предполагал, а офисного блока.

– Заходим! – объявила доктор Лю и приложила служебный чип к датчику замка. – Дальше все открыто. Ячейка семнадцать.

Китаянка отступила в сторону, а мы с Мо заскочили внутрь и рванули к нужному помещению. Там я хлопнул по сенсору, но тот никак на прикосновение не отреагировал. Дверь даже не шелохнулась.

– Питание отключено? – предположил я.

Мо уперся в дверь ладонями и поднатужился, пытаясь сдвинуть ее в сторону. Та поддалась было, но почти сразу застопорилась. Чернокожий санитар рванул – без толку, механизм заел намертво.

– Зараза! – выругался Мо. – Что делать будем?

– Дай мне! – попросил я, выпустил воздух из легких и не без труда, но все же протиснулся в образовавшийся зазор.

Помещение заполнял шум работающего оборудования, и мое появление осталось для хозяина незамеченным. Худощавый молодой человек стоял спиной ко мне и увлеченно изучал показания какого-то прибора.

Сенсор двери оказался взломан, из-под сдвинутой крышки торчала разомкнувшая контакты отвертка. Я выдернул ее, желая разблокировать дорогу напарнику, и механизм неожиданно громко защелкал и заскрежетал.

Створка начала рывками уходить в сторону, но шум привлек внимание хозяина, он обернулся, увидел меня и вдруг ринулся к дальнему столу. Я в несколько стремительных прыжков оказался рядом, поставил подножку и придал дополнительное ускорение толчком в спину.

Задохлик пролетел мимо стола и растянулся на полу, а подняться ему уже не дали. Мо навалился сверху, выкрутил руки и ловко зафиксировал запястья пластиковыми стяжками.

– Рептилоиды! – завопил пациент, изгибаясь и пытаясь освободиться. – Твари! Рептилоиды!

Доктор Лю сделала ему инъекцию успокоительного и предусмотрительно добавила для протокола:

– Это в его собственных интересах.

Я подошел к гудевшему прибору и озадаченно хмыкнул.

– Похоже, он детали пистолета напечатать хотел. Загрузил программу, а система отследила подозрительную активность.

– Не наша забота! – отмахнулась китаянка. – Оснований достаточно, Мо, готовь пациента к перевозке.

Чернокожий санитар потащил обмякшего человечка к тележке, а я подошел к столу и удивленно присвистнул:

– Ну ничего себе!

На столе лежало нечто, напоминавшее обрез дробовика, только со стволом непропорционально маленького калибра. К рукояти был прикреплен аккумуляторный блок, провода уходили в техническое отверстие, горела зеленая лампочка.

Вот тебе и зона, свободная от оружия. Вот тебе и океанический купол пацифистов.

Понадобилось человеку оружие – и добыл, никакие запреты не остановили.

– Из чего этот умник порох изготовил? – озадачился я, с интересом разглядывая кустарный пистолет.

– На спуск не нажми! – предупредила доктор Лю и протянула мне пластиковый пакет. – Убери!

Я опустил в него оружие, и мы отправились в обратный путь.

Медицинская служба пообещала забрать пациента в течение часа, на это время мы поместили его в изолированную палату с прозрачными стенами. Умелец очень быстро отошел от успокоительного, но буянить не стал, лишь скорчился на полу и зажал лицо руками.

– Рептилоиды! – простонал он. – Они выследили меня! Я знал! Я чувствовал!

Мо тоненько хихикнул и не удержался от ехидного замечания.

– С утра я был человеком!

– Вы служите им! Все служат им! – взъярился пациент. – Океан – их стихия. Они живут здесь испокон веков, отсюда они управляют человечеством! А вы их слуги! Подумайте сами: зачем еще селиться в месте, где над головой миллиарды кубометров воды?!

Я не удержался и пропел по-русски:

– А над нами километры воды, а над нами бьют хвостами киты…

Доктор Лю взмахом руки велела мне заткнуться и присела на корточки рядом с пациентом по другую сторону прозрачной стенки.

– Зачем тебе понадобилось оружие? Разве оно поможет против этих… рептилоидов?

– Поможет против их слуг! – выкрикнул псих, зажал уши ладонями и принялся орать какую-то тарабарщину.

Пришлось поставить звукоизоляцию.

Мо оценил субтильное телосложение пациента и благодушно усмехнулся:

– Мог бы просто походить в спортзал. Мне вот никакие рептилоиды не страшны. В бараний рог любого пришельца скручу!

Захотелось пошутить про похищение инопланетянами и анальный зонд, но я сдержался. А вот доктор Лю со злым прищуром заявила:

– Мышцы – это не главное!

– Да ну? – ухмыльнулся в ответ Мо.

Китаянка не стала устраивать диспут, просто привстала на цыпочки и двумя пальчиками ухватила санитара между шеей и плечом, а потом без всякого труда заставила громилу согнуться в три погибели.

– Лишь дополнением разума сила ценна! – объявила доктор Лю.

– Лао-Цзы? – усмехнулся я.

– Мастер Йода! – ответила китаянка.

Мо какое-то время пытался высвободиться, потом взмолился:

– Отпустите, босс!

Китаянка перестала удерживать санитара. Тот, тяжело отдуваясь, выпрямился, помассировал плечо и двинулся к медицинскому роботу, на груди которого горел красный огонек работы с сетью.

Оператор верно истолковал намерение Мо и предупредил:

– Программная оболочка анализируется спецами департамента. Тренажер отключен.

– Пусть роются! – усмехнулся Мо и, прежде чем успела вмешаться доктор Лю, ребром ладони несильно врезал роботу по голове.

Тот качнулася, и светодиод тут же замигал лихорадочными алыми всполохами.

– Оболочка недоступна, – озвучил синтезированный голос системное уведомление. – Загружается резервный профиль! Заг… Заг… Загруж-а-ается…

Мы во все глаза уставились на тренажер, и, уверен, все подумали об одном: какой из органов придется продать для оплаты счета за ремонт андроида, если техники решат, что причиной поломки стало ненадлежащее обращение с оборудованием.

– Я ничего… – начал было Мо, и тут робот сбил его с ног мощным маваси-гери. Движение ноги было столь стремительным, что санитар на него попросту не отреагировал. Бессилен оказался даже ускоритель нервной системы.

Такого просто не могло быть! Программные ограничения…

И тут до меня дошло! Криворукие умники из департамента выгрузили управляющую систему, и теперь вместо нее активировался битый профиль. Битый в прямом смысле слова! Уж Мо об этом позаботился!

Робот метнулся ко мне, и я сиганул в сторону, даже не пытаясь схлестнуться с тренажером в рукопашной схватке. А вот доктора Лю подвели невесть кем и когда вбитые рефлексы. Она ударила по болевой точке, но болевых точек у робота не было. Жесткий тычок сбил китаянку с ног, и она без чувств распласталась на полу.

Оператор открыл рот и тут же присоединился к доктору, получив круговой удар пяткой в голову. А вот Мо оказался слеплен из другого теста. Санитар поднялся на ноги и ринулся в атаку. Обхватив робота двумя руками, он со всего маху впечатал его головой в переборку, да так, что едва не проломил ее насквозь.

Тренажер удара даже не почувствовал. Он неожиданно ловко вывернулся и в свою очередь обхватил рукой шею противника, проводя удушающий захват. Я кинулся на помощь напарнику и локтем врезал туда, где у человека располагается ухо. Попал, но едва не отправился в нокаут сам. Мах свободной руки робота оказался противоестественно быстр, и увернуться я не успел. Очнулся, уже сидя на полу.

А робот и не думал отпускать Мо. Лицо санитара сделалось фиолетово-черным, выпученные глаза налились кровью, и лишь мощная мускулатура на давала взбесившемся андроиду свернуть человеку шею. Здоровяк подбил ноги механического противника и перевел борьбу в партер, но высвободиться не сумел и начал быстро терять силы.

Задушит робот Мо или в последний миг одумается?

Стоп! Робот с битой программой – и одумается?

Вот черт! Мне бы сейчас завалящий электрошокер…

Мысль утонула в накатившем головокружении, но я все же заставил себя подняться на ноги, нашарил пакет с самодельным пистолетом и разорвал пластик. Угловатая рукоять легла в ладонь на удивление удобно, зеленый огонек ободряюще подмигнул: «стреляй!».

«А он заряжен вообще?» – подумал я, с безопасного расстояния нацеливая оружие на голову взбесившегося робота.

Жахнуло! Комнату заполонил пороховой дым, завыла сирена пожарной сигнализации.

Композитные материалы робота-тренажера не были рассчитаны на попадание пули, череп пробило, осколки разнесли управляющий компьютер на куски. Андроид разжал смертоносные объятия и забился в судорогах. Каждый из его сервомоторов теперь действовал независимо от остальных, манекен корежило и трясло.

Мо отполз, прислонился к стене и пытался то ли откашляться, то ли выхаркать легкие. Доктор Лю и оператор так и валялись в отключке, а я стоял с дымящимся пистолетом в руке и гадал, сочтут ли местные власти нападение на коллегу кровожадного робота-убийцы обстоятельством непреодолимой силы.

Увы и ах, по всему выходило, что ясноликие пацифисты едва ли расценят случившееся достаточным поводом для применение огнестрельного оружия, и вскоре меня спишут на берег, а контракт передадут куда-нибудь в самую жопу мира.

Возможно, даже в Африку.

 

Кирилл Бенедиктов

Долина смертной тени

Стоя на коленях, много не увидишь. Особенно когда тебе в шею, в мягкую впадинку под затылком, туда, где зуб эпистрофея входит в ямку атланта, упирается холодный ствол карабина. Его ледяное прикосновение анестезией замораживало мышцы. Повернуть голову, хотя бы чуть-чуть, казалось немыслимым – малейшее движение могло спровоцировать короткую судорогу указательного пальца, лежавшего на спусковом крючке. Олег не знал, насколько быстрой реакцией обладает карауливший его охранник, не знал, тугой ли спуск у его карабина – но сдавивший сердце ужас нашептывал, что крючок скользит в пазу с легкостью падающего с дерева листа, и достаточно шевельнуться, чтобы тяжелая пуля вошла в тело, ломая кости, разрывая сосуды и сминая мышечные волокна.

Он видел только несколько планок паркета, старого, дубового, покрытого потемневшим от времени поцарапанным лаком, и странно голубоватое пятно лунного света, ползущее по этим планкам. Олег стоял на коленях долго – не меньше часа – и за это время пятно сместилось сантиметров на двадцать. Еще через час оно уползет за пределы видимого пространства. Если, конечно, за этот час его не убьют. Тогда уже не будет никакого пятна. Или, вернее, оно будет – но не для него. Олег вспомнил, как когда-то, очень давно, смотрел на лунную дорожку, колыхавшуюся на поверхности ночного моря, и думал о том, что это зрелище не изменилось со времен динозавров. Не изменится оно и после его смерти. Это была простая и понятная мысль, но принять ее было невозможно.

Где-то над его головой шумно вздохнул и зачесался невидимый охранник. Холодный металл царапнул кожу, и у Олега свело от страха живот. Если бы он мог, то обмочился бы. Но он не пил уже почти сутки, и вся жидкость вышла из организма с липким потом обессиливающего страха.

Вдалеке скрипнула дверь, застонал под тяжелыми шагами старый паркет. Кто-то шел по комнате уверенной хозяйской походкой. Охранник снова пошевелился, и, хотя Олег по-прежнему не мог его видеть, ему показалось, что тот втянул живот и расправил плечи.

Шаги приблизились, и Олег увидел носок сапога, коснувшийся границы лунного пятна. Сапог был из мягкой, выделанной вручную, кожи, с полукруглой серебряной нашлепкой на носке. Под серебром пряталась гибкая стальная пластина – даже не очень сильный удар таким сапогом ломал ребра. Олег хорошо знал эти сапоги: он два года работал в мастерских, где их шили. Каждая пара стоила больше, чем он зарабатывал за год. И носили их, конечно, только Хозяева.

Хозяин остановился на расстоянии полуметра. Стоял молча, разглядывая коленопреклоненного Олега. Охранник тоже молчал и даже как будто перестал дышать.

– Это его поймали в саду? – произнес, наконец, негромкий голос. Олегу показалось, что он прозвучал утомленно, как если бы Хозяин сильно устал.

– Точно так, Хозяин, – ответил охранник с какой-то неприятной угодливостью. У здоровенного мужика не должно быть таких заискивающих интонаций. А Олег видел его, хотя и мельком, перед тем, как его связали и поставили на колени – охранник был на голову выше его и раза в полтора шире в плечах. – Прятался в кустах у оранжереи.

– Что он там делал?

«Почему он не спросит меня? – подумал Олег. – Почему обращается к этому идиоту?»

– Не могу знать, – с поспешной готовностью ответил идиот. – Прятался. Леонтий Валерьяныч полагает – готовил террористический акт.

Хозяин удивленно хмыкнул. Перед глазами Олега мелькнуло что-то черное, и твердый кончик стека уткнулся ему в подбородок.

– Что, правда? – в голосе Хозяина чуть прибавилось живости. – Ты террорист?

Стек упирался в подбородок Олега, поднимал его кверху, заставляя взглянуть на Хозяина. Но и ствол карабина по-прежнему леденил кожу. Олег застыл, разрываемый двумя противодействующими силами.

– Убери, – приказал, наконец, Хозяин, поняв, почему стоящий на коленях человек превратился в каменную статую. Олег почувствовал, что холодный металл больше не касается его шеи. Осторожно поднял голову. Увидел того, кто стоял перед ним.

Хозяину было лет тридцать пять. Невысокий, крепкий, с аккуратно подстриженной черной бородкой. Умное лицо, усталые, но живые и внимательные глаза. На правой скуле – тонкий белый шрам, след студенческой дуэли. Свитер грубой вязки, штаны из мягкой, дорогой на вид ткани.

– Так ты – террорист?

– Нет, – хрипло ответил Олег и поразился своему голосу. – Я врач.

– Врач? – удивился Хозяин. – Что врачу делать ночью в моем саду? Впрочем, может быть, ты ветеринар? Ночью я выпускаю из вольеров некоторых зверей. Так значит, вот ты какой – доктор Айболит…

Олег помотал головой. Это было приятное, хотя и болезненное ощущение – двигать затекшей шеей.

– Я… не ветеринар. Я вообще давно не работаю врачом. У меня больше нет лицензии.

Стек вдруг хлестнул его по лицу – не слишком сильно, но достаточно ощутимо для того, чтобы из глаз брызнули слезы.

– Прекрати нести чушь. У меня нет желания проводить полночи в беседах с каким-то бродягой. Что ты делал у моей оранжереи?

– Я прятался, – честно признался Олег. – От загонщиков.

Хозяин присвистнул. Постучал стеком по раскрытой ладони.

– Прятался от загонщиков? – раздумчиво повторил он. – У меня в саду?

– Выбора не было. Я попал в засаду неподалеку от вашей усадьбы. Побежал к стене. У них были собаки. Мне пришлось перелезть через стену, чтобы они меня не порвали.

– Они бы не порвали, – перебил его Хозяин. – Поверь мне, их специально обучают не причинять вреда жертвам. Тебе просто не дали бы уйти.

Олег вспомнил огромных черных псов, несущихся по его следу через окутанную вечерним туманом рощу, и спазм страха снова сдавил ему горло.

– Я не знал, простите. Да если бы и знал…

– Ты понимаешь, что совершил тяжелое преступление? – поинтересовался Хозяин, поигрывая стеком.

Олег замер. Что-то в интонациях Хозяина говорило ему, что отвечать определенно нельзя – ни утвердительно, ни отрицательно.

– Я спасал свою жизнь, – хмуро сказал он.

– Ты свободный человек? Или чья-то собственность?

– Условно-свободный, – привычная формулировка на этот раз далась Олегу нелегко.

– Регистрация?

– Большая Тверь. Я работал в мастерских Арутюняна, сапожником…

– Врач – сапожником? Оригинально.

– Меня лишили лицензии три года назад. Вина была не моя, но…

Хозяин ткнул его стеком в плечо, и Олег сразу же замолчал, как выключенный приемник.

– Развяжи его, – велел Хозяин охраннику. Олега рывком поставили на ноги – он заскрипел зубами от пронзившей мышцы судороги. Щелкнули стягивавшие запястья эластичные жгуты, и ладони едва не взорвались от хлынувшей в них горячей крови. – Его обыскали, надеюсь?

– Дважды, Хозяин, – охранник для верности еще раз похлопал Олега по бокам. – В саду и в доме.

– Отведи в каминный зал. И скажи Алене, чтобы принесла вина.

Олега ткнули твердым кулаком между лопаток, и он пошел. Переставлять затекшие ноги было тяжело и больно. Если бы не охранник, железными пальцами державший его за локоть, он бы, вероятно, упал.

Каминный зал, по счастью, находился недалеко и тоже на первом этаже. В первый момент Олегу показалось, что он размером с футбольное поле, но это, конечно, было не так – просто очень большое помещение, углы которого тонули в предрассветной мгле. В глубине зала мерцало темно-багровое сияние – там догорал большой, окаймленный бархатной тьмой, камин.

Охранник отконвоировал Олега к повернутым к каминной решетке креслам с высокой спинкой и толкнул пленника в одно из них. Олег упал в кресло как куль. Охранник неподвижно застыл рядом, похожий на одетого в камуфляж Голема.

Из темноты материализовалась Алена – маленькая пухлая блондинка в строгом черно-белом костюме с серебряным подносом в руках. Когда охранник успел передать ей приказ Хозяина, Олег так и не понял – но на подносе стояла пузатая темная бутылка и один-единственный высокий, похожий на тюльпан, бокал.

Олег был уверен, что бокал предназначался Хозяину, а на него, условно-свободного бродягу, схваченного в кустах у господской оранжереи, никто и не собирался переводить драгоценный напиток – но оказалось, что он ошибся.

Алена поставила поднос на столик и, продемонстрировав сноровку профессиональной официантки, в два приема вытащила маленьким раскладным штопором пробку. В бокал полилось багряное, похожее на кровь, вино. Охранник тронул Олега за плечо.

– Пей.

– Я? – глупо спросил Олег. Ответа он не получил. Осторожно взял бокал, оказавшийся неожиданно тяжелым, и пригубил.

Олег уже много лет не пил хорошего вина – с тех самых пор, как условно-свободным стали платить не деньгами, а толлами, «токенами лояльности». В лавках, где принимали толлы, можно было купить пива, водки, иногда – дистилляты типа самогона или чачи – а вот вина там были исключительно паршивые. Но и в лучшие времена, когда зарплаты врача хватало на две-три бутылки настоящего бордо в месяц, подобных вин Олег не пробовал. Вино одновременно холодило и жгло, в нем сочетались несочетаемые нотки – лепестки фиалки и вяленое мясо, миндаль и земляника, сладость и горечь. Он не успел и глазом моргнуть, как бокал опустел.

– Давай еще, – буркнул охранник. Алена тут же наклонила пузатую бутыль, и бокал вновь наполнился до краев. На этот раз Олег пил медленнее, смакуя букет неизвестного ему напитка. Напряжение, владевшее им, понемногу отступало, хотя страх никуда не делся – сидел колючим комочком в груди, готовый в любую минуту распрямиться пружиной паники. Зачем его поят этим прекрасным и явно очень дорогим вином? Где Хозяин и почему Алена принесла только один бокал? В вине яд? Но к чему такие сложности? Можно было просто застрелить его прямо там, на веранде, где он, стоя на коленях, целый час ожидал появления Хозяина…

– Ты можешь идти, – сказал Хозяин откуда-то из темноты. Олег дернулся было, чтобы встать, но тяжелая рука Голема вдавила его в кресло. – Иди, иди, он никуда не убежит.

– Слушаюсь, Хозяин, – с прежней отвратительно-угодливой интонацией отозвался охранник.

– И ты тоже, – на этот раз Хозяин обращался к Алене. – Мы отлично справимся сами.

Он подошел к камину – изящный черный силуэт на фоне багрового мерцающего экрана – снял висевшую на крючке кочергу и поворошил угли – без особого, впрочем, успеха. Пламя в камине умирало.

– Что скажешь о вине? – не оборачиваясь, спросил Хозяин.

– Великолепное, – быстро ответил Олег. – Не пил такого… очень давно.

– Точнее, никогда, – усмехнулся человек у камина. Он повесил кочергу на крюк и повернулся к Олегу. – Ты никогда не пил такого вина, потому что это вино не для таких, как ты. Это вино Хозяев.

Он взял бутылку и посмотрел на просвет, сколько в ней еще осталось.

– Тебе повезло, – голос его звучал почти дружески. – У меня в погребе вообще нет неудачных вин, но это из первого десятка.

– Почему же вы сами не пьете?

Хозяин пожал плечами.

– Не хочу. Если тебя это по каким-то причинам расстраивает, я прикажу унести бутылку.

Олег помотал головой. Может быть, не стоило пить так много, тем более что он давно ничего не ел – но отказаться от изумительного напитка было выше его сил. К тому же с каждым бокалом колючий комочек страха в груди становился все меньше.

– Тогда прошу, не стесняйся, наливай себе сам, – радушно предложил Хозяин.

Он уселся в кресло и протянул к огню ноги в окованных серебром сапогах.

– Итак, ты спасался от загонщиков. Само по себе это не преступление – даже крепостные имеют право убегать от охотников, а ты условно-свободный, если не врешь, конечно.

– Вы можете проверить, – быстро сказал Олег. Хозяин отмахнулся.

– Мне это безразлично. Преступлением является нарушение границ частного владения, друг мой. А в этом случае закон не делает различия между крепостным и усиком.

Олег опустил голову. Три года назад, когда он еще был врачом, слово «усики», как в обиходе называли условно-свободных, казалось ему смешным. Теперь оно звучало как приговор.

– В обоих случаях наказание одно, – Хозяин извлек из кармана изящный металлический футлярчик, раскрыл его и что-то понюхал. – Смерть.

– Отпустите меня, – попросил Олег. – Я ведь не имел никакого злого умысла. Я не собирался вас грабить. Просто спасал свою жизнь.

– Это недоказуемо, увы, – коробочка защелкнулась. – Мотив мог быть любым. А вот нарушение границ частной собственности – это fait accompli. Знаешь, что это значит?

– Свершившийся факт, – мрачно ответил Олег.

Хозяин повернул голову и с некоторым интересом взглянул на него.

– А ты, возможно, и впрямь был врачом. За что, говоришь, тебя лишили лицензии?

Олег замялся. Полчаса назад он был готов рассказать Хозяину все до мельчайших подробностей, но тогда он стоял на коленях, а в затылок ему упирался ствол карабина. А теперь, когда Олег сидел в мягком кресле с бокалом дорогого вина в руке, говорить о прошлом ему внезапно расхотелось.

– Язык проглотил? – неожиданно резко спросил Хозяин.

– Я оперировал девочку, – неохотно ответил Олег. – Свободную, но с низким статусом. Операция была сложная. В это время в больницу привезли парня с аппендицитом. Ничего особенного, даже перитонита не было. До утра он спокойно мог подождать. Но с ним приехал его отец – чиновник из префектуры.

Он замолчал. Хозяин равнодушно смотрел в огонь.

– Дай угадаю. Отец потребовал, чтобы ты немедленно сделал его сыну операцию, а ты отказался. Я прав?

– Ну, в общем, да. Я не мог ее бросить. Мне нужен был еще час, максимум – полтора. Ничего бы с его аппендицитом не сделалось.

Хозяин помолчал, потом кивнул на опустевшую наполовину бутылку. Олег налил себе еще один бокал.

– Знаешь, что мне непонятно в этой истории? – спросил Хозяин, дождавшись, пока Олег выпьет. – Почему сына префекта, или кто он там был, привезли в больницу, где оперируют низкостатусных?

«А он неглуп, – подумал Олег. – С ним, пожалуй, нужно держать ухо востро».

– Потому что это была очень хорошая больница. Больница для Хозяев.

– А ты оперировал там девочку из низов. И вышибли тебя именно за это, верно?

– В другом месте ее просто не стали бы оперировать.

Мать девочки работала в их больнице посудомойкой, иначе ее бы даже на порог не пустили, но об этом Олег решил не упоминать.

Хозяин рассмеялся.

– Друг мой, и кому же ты сделал лучше своим благородным поступком? Тебя вышвырнули из профессии, ты потерял свой статус и принялся шить сапоги. Не задумывался, сколько людей умерли из-за того, что ты решил нарушить правила? Ведь ты же был хорошим хирургом, не так ли?

– Хорошим, – кивнул Олег. – Но не думаю, что кто-то умер из-за того, что я стал сапожником.

– Этого ты знать не можешь, – возразил Хозяин. – Наши законы написаны людьми поумнее тебя. Признайся, ты ведь наверняка считаешь наше общественное устройство несправедливым?

Олег пожал плечами. Неразумно условно-свободному спорить о таких материях с одним из Хозяев, но вино делало свое дело – он осмелел и снова почувствовал себя сильным и независимым.

– Конечно, оно несправедливо. Любая иерархия несправедлива по своей сути. Люди внизу могут быть лучше, чем те, что наверху – и то, что они оказались там, просто игра случая.

– Чушь, – отрезал Хозяин. – Социальная система не возникает в результате стохастического процесса. Это эволюция, естественный отбор. Лучшие поднимаются наверх, балласт неизбежно опускается вниз. Словно промывка золотого песка наоборот. В этом заключена высшая справедливость, потому что люди не равны изначально, и стремиться к равенству – все равно что идти против собственной природы.

– Знакомые рассуждения, – Олег потянулся за опустевшей на две трети бутылкой и, уже не спрашивая, налил себе вина. – Только кто определяет, кто лучше, а кто хуже? С эволюцией все понятно. Кто лучше приспособлен, тот выживает. У кого сильнее мышцы, лучше реакция, острее клыки – тот и правит бал. А как быть с людьми?

– Друг мой, – Хозяина явно забавлял разговор, – да ты у нас философ! Люди, как ты наверняка знаешь, произошли от широко специализированных обезьян-пантофагов. Иными словами, наши предки жрали все, до чего могли дотянуться. Ягоды, плоды, грибы, мелких и крупных животных, себе подобных, не брезговали и падалью. В такой конкурентной среде шансов у примитивных хищников с острыми зубами и мощными мышцами было не больше, чем у собирателей или пожирателей трупов. Поэтому естественный отбор пошел у нас немного другим путем. Лучшими становились те, кто умел обращаться с оружием. Дубинками, копьями, луками, мечами. И использовать это оружие не на охоте, а против своих же соплеменников. Так появилась первая элита.

Хозяин погладил свою бородку, словно размышляя, стоит ли продолжать лекцию.

– С развитием прогресса ситуация стала меняться. Ты наверняка слышал фразу: «Господь создал людей слабыми и сильными, а полковник Кольт сделал их равными». В какой-то момент это стало правдой. Когда у каждого в кармане пистолет, границы внутри социума размываются – а это первый шаг к анархии и хаосу. Ты же знаешь, что произошло в Америке?

– Все об этом знают, – пожал плечами Олег. Вина в бутылке оставалось на донышке.

– Все, – передразнил его собеседник, – знают то, что им сообщаем мы, Хозяева. Они думают, что в Америке воцарился хаос из-за того, что оружие было доступно всем. Подрыв Капитолия, расстрел тысячи национальных гвардейцев у монумента Вашингтону, резня на Манхэттене – все это, в общем, правда. Но вот то, что случилось потом, известно немногим.

У Олега закружилась голова. Он запоздало подумал, что не стоило пить так много, тем более на пустой желудок – но коварное вино словно ударило его мягким кулаком по затылку.

– После хаоса второй гражданской войны, – продолжал Хозяин, – к власти там пришло правительство, состоявшее из недавних меньшинств, черных и испаноязычных. И первое, что они сделали – это отменили Вторую поправку к конституции. Тех, кто пытался протестовать, убили. За добровольную сдачу оружия платили большие деньги. За донос на того, кто прятал оружие у себя в доме, платили еще больше. Через несколько лет такой политики кнута и пряника оружие осталось лишь у новой элиты.

– Почему… – Олег понял, что ему трудно ворочать языком, – почему у нас об этом не говорят? Почему только про хаос и убийства?

– Потому что люди должны чего-то бояться. Им нужен отрицательный пример. Америка продемонстрировала миру, что бывает, когда у всех, независимо от статуса, есть оружие. Мы показываем всем, насколько устойчива и прочна система, в которой оружие есть только у Хозяев. Секрет в том, что новые хозяева Америки брали пример с нас, друг мой. Вот только мы начали раньше и пошли дальше.

Олег уже не очень понимал, о чем идет речь, но делал вид, что внимательно слушает.

– Мы поняли, что настоящие Хозяева никогда не передают право на владение оружием государству. Вот что отличает Хозяев от всех прочих. Не владение землей, хотя это важно. Не роскошь – мы вообще не придаем ей особого значения. Но мы держим в руках оружие и не позволяем государству отобрать у нас это право. Потому что государство – безлично, это машина, которая должна обслуживать интересы элиты, а не указывать ей, что делать. Ты же не согласился бы, чтобы твой автомобиль запрещал тебе нарушать правила дорожного движения, если тебе это вдруг понадобится? Впрочем, у тебя, наверное, никогда не было машины…

– Почему? – удивился Олег. – Была. Правда, когда меня лишили лицензии, пришлось ее продать, а условно-свободным платят толлами…

– Да, – кивнул Хозяин, – толлы. На них нельзя купить машину. На них можно купить только плохую еду, дешевую водку и дрянную одежду. Еще одна граница, отделяющая Хозяев от свободных, а свободных – от всех остальных. Как ты думаешь, почему настоящими деньгами могут пользоваться только свободные?

– Я не знаю. Я не эк… экономист, – Олег неожиданно икнул.

Хозяин внимательно посмотрел на гостя, потом перевел взгляд на почти опустевшую бутылку.

– Допивай и пойдем.

– Я… я не хочу больше.

– Я настаиваю.

В голосе Хозяина появились стальные нотки. Под его тяжелым взглядом Олег вылил в бокал остатки вина и уже без всякого удовольствия проглотил их.

– Теперь пойдем.

Хозяин терпеливо дожидался, пока гость выберется из кресла и, шатаясь, сделает несколько шагов по направлению к двери.

– Куда… куда мы идем?

– Я хочу тебя кое с кем познакомить.

Спотыкаясь, Олег прошел через весь зал – казалось, Хозяин правит им, как лошадью, с помощью невидимой уздечки. Они пересекли еще одну комнату, поменьше размером, и оказались перед широкой лестницей, ведущей на второй этаж.

– Поднимемся, – сказал из-за спины Олега Хозяин. Олег послушно поставил ногу на первую ступеньку лестницы, и вдруг его повело в сторону. Он изо всех сил вцепился в бронзовые перила. – Осторожнее, друг мой. Мне кажется, ты несколько перебрал.

«Какого черта, – подумал Олег, – я пьян, как сапожник». Эта мысль его почему-то очень развеселила. «Но ведь я и есть сапожник. Значит, я полностью соответствую своему статусу».

Когда они, наконец, оказались наверху, Хозяин обошел покачивающегося Олега и постучал в дверь, на которой висел лист бумаги с неумело нарисованным солдатом. Солдат целился в кого-то из непропорционально огромной винтовки.

– Кто там? – спросил из-за двери тонкий мальчишеский голос.

– Это я, сынок, – ответил Хозяин. – Можно войти?

И не дожидаясь ответа, толкнул дверь.

За дверью оказалась просторная, по-спартански обставленная комната, странная смесь детской спальни и спортзала. Висевшая на растяжках «груша», доска с мишенью для дротиков на стене, вместо кровати – два спортивных мата с простыней и без подушки, в углу – искусно сделанный макет холмистой местности, по которой были рассредоточены игрушечные солдатики – целая армия. У светлого прямоугольника окна, в одних трусах, стоял худенький мальчик лет двенадцати с темными волосами и тонкими чертами лица. В руках у него были гантели, когда Олег вслед за Хозяином вошли в комнату, он разводил их в стороны. Поглядев на отца, медленно опустил руки.

– Сынок, – сказал Хозяин, – я обещал показать тебе илота.

– Я не илот, – возразил Олег, но прозвучало это как-то неубедительно. – Я условно-свободный гражданин.

– Папа, – спросил мальчик, – почему он так странно говорит?

– Потому что он пьян, сынок. Помнишь, ты спрашивал меня, почему илоты не могут сидеть с нами за одним столом?

– Да, папа, помню.

– Вот поэтому. Когда они пьют, то теряют человеческий облик. Превращаются в животных. Видишь, какой он жалкий?

– Вовсе я не жалкий! – возмутился Олег.

– Ему, наверное, плохо, – в голосе мальчика звучала тревога. – Может быть, ему нужен врач?

– Нет, – покачал головой Хозяин. – Врач ему не нужен.

Он подошел к сыну и приобнял его за худые плечи.

– Одевайся, сынок. Сейчас мы спустимся в парк.

Когда они вышли из дома, утро уже вступило в свои права. Солнце пока пряталось за стеной деревьев, но капли росы на цветах уже переливались алмазным блеском. Воздух был свежим и очень холодным, Олег жадно глотал его в надежде, что винный морок отступит, но голова кружилась еще сильнее прежнего.

– Сегодня очень важный день для тебя, сынок, – говорил где-то за его спиной Хозяин. – Тебе нужно будет доказать, что ты мой наследник и будущий Хозяин. Ты готов?

– Что… что я должен делать, папа?

– Ты должен убить этого илота, – спокойно ответил отец.

Смысл его слов дошел до Олега не сразу. Он обернулся и, тряся головой, чтобы сфокусировать зрение, уставился на стоявших в пяти шагах от него Хозяина и его сына. В руке Хозяина блестел пистолет – маленький, похожий на игрушку. Но это была не игрушка.

Мальчик отступил назад. В его больших, широко раскрытых глазах, плеснулся страх.

– За что, папа? Он же ничего не сделал!..

Хозяин ласково потрепал сына по голове.

– Во-первых, сделал. Он перелез через стену и спрятался в нашем саду – и я до сих пор не знаю, зачем. Может быть, он хотел убить кого-то из наших людей. За это полагается наказание – смерть. Во-вторых, ты же видишь, какой он мерзкий. По-твоему, он заслуживает жалости? И, наконец, сынок, он – илот. Сами они говорят «усик», но это глупое слово. Он – илот, низший. Мы имеем право убивать низших, потому что мы – Хозяева.

– Но это… неправильно… – мальчик вырвался из-под руки отца и принялся отступать к дому. – Я никого не хочу убивать. Если он преступник, давай вызовем полицию, и они его увезут. Он мне не нравится, но я не хочу в него стрелять!

– Стой, – приказал Хозяин негромко, и мальчик остановился. – Подойди сюда.

Его сын нехотя, словно преодолевая невидимую преграду, сделал шаг по направлению к отцу. Олег, наконец, стряхнул с себя оцепенение – съежившийся в груди комочек страха стремительно распухал, распирая ребра и грозя вырваться наружу криком.

– Я ведь объяснял тебе, – сказал Хозяин мягко. – Полиция не имеет права никого арестовывать в нашем поместье. Мы здесь Хозяева, а они всего лишь слуги. На своей земле мы сами – и суд, и полиция.

Он снова взъерошил мальчику волосы.

– А теперь возьми пистолет.

Олег в панике завертел головой. Они стояли в начале длинной тенистой аллеи, с обеих сторон которой поднималась к небу высоченная живая изгородь. Солнечные лучи пока не проникали сюда, и аллея казалась зажатой между двумя темно-зелеными монолитными стенами. Ночью он уже пытался продраться через такую изгородь и убедился, что эта задача ему не по силам. Оставалось только бежать по аллее вглубь парка – надеясь на то, что где-то там ему удастся найти укрытие. А если очень повезет, можно будет добраться до окружавшей парк стены и перелезть через нее. Загонщики, конечно, не станут караулить его всю ночь, к тому же днем они, как правило, отсыпаются. Законы не запрещают охотиться днем, но в ночных облавах больше азарта.

– Все просто, – продолжал, между тем, Хозяин. – Держи оружие вот так, обеими руками. Наведи его на илота. Смотри правым глазом. Видишь его? Теперь смотри на мушку и на целик. Помнишь, что это такое?

– Да, папа, – тихо-тихо ответил мальчик.

– Когда будешь готов, нажимай на спусковой крючок.

Олег повернулся и побежал.

Дыхание сбилось сразу же. В голове теперь была звенящая пустота, хмель вынесло из нее словно резким порывом холодного ветра, но тело было как ватное. Ноги заплетались. Аллея впереди казалась бесконечным темным коридором. Хрустел песок под ногами, где-то в кронах деревьев перекрикивались птицы. Потом вдруг наступила тишина, и в этой тишине Олег отчетливо услышал голос Хозяина:

– Не жалей его, сын. Низшие существуют для того, чтобы своей смертью подтверждать наше право быть Хозяевами. Они идут долиной смертной тени. Мы, Хозяева, бессмертны. Так докажи, что ты – Хозяин.

Олег из последних сил рванулся вперед. Слова Хозяина будто включили что-то в его голове, и он вдруг вспомнил, как мать девочки, которую он оперировал, больничная посудомойка, сидя в коридоре у дверей операционной, твердила старый псалом – «если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной… Твой жезл и Твой посох – они успокаивают меня… Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих; умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена…». Она повторяла и повторяла эти слова, без особенного выражения, словно автомат, и голова ее мелко дрожала, как у больной болезнью Паркинсона.

– Ну же, сынок, – неожиданно мягко произнес за его спиной Хозяин. – Ни о чем не думай и ничего не бойся.

Солнце вдруг выскочило из-за кромки деревьев и заплясало перед глазами, словно выкатившаяся на синий шелк золотая монета.

 

Некто Любой

В кольце врагов

Еще когда Василий был маленький, его отца случайно застрелили во время охоты с друзьями. Поэтому Василий давно ощущал и предсказывал эти ужасные процессы деградации общества и его падения в новые средние века. Годами он сражался в сетевых баталиях и даже выкладывал на Ютуб просветительские ролики, в которых объяснял своей аудитории, что:

– …мировой опыт не применим к российской специфике, у нас изначально более агрессивные и пьющие люди, поэтому все эти манипуляции с цифрами, даже если бы они имели связь с реальностью, все равно не были бы уместными в нашей среде. Оружие – это материализованное насилие, оно создано исключительно чтобы убивать животных и людей. Цивилизация – это движение по пути ограничения нашей животной агрессии, а следовательно, мы должны сказать: «Прощай, оружие!».

Учитывая, что это было основным занятием, его физическое выживание было возможно в основном за счет финансовых вливаний его матушки. Если бы не они – Василий бы, наверное, уже умер с голоду или был вынужден даже бросить это свое благородное дело. Однако он не испытывал чувства вины перед матерью, так как он положил свою жизнь на глобальное дело, которому посвятил себя еще со времен университетского обучения на специалиста по рекламе.

Постепенно правовой режим оружия в России ужесточали, число проклятых владельцев ружей, винтовок и «травматики» в стране стало даже на какое-то время сокращаться – с 5,2 млн в 2010 году до 4,4 млн человек в 2015 году, в чем Василий видел и свою личную просветительскую заслугу.

Всего около 3 % населения России было легально вооружено – ничтожная цифра по сравнению с 40 % подобных маньяков в США и приближающими к ним показателями из Евросоюза.

Когда в России, как в США, начались массовые расстрелы в школах с использованием гражданского оружия, Василий подумал, что наконец-то мы пойдем по наиболее передовому опыту таких стран, как Австралия, где после аналогичных случаев запретили всю линейку участвовавшего в расстрелах оружия и произвели его принудительный выкуп у населения. Немало часов ему пришлось потратить на перевод и популяризацию этого опыта. И он нашел своего зрителя, ведь Василий даже стал неофициальным помощником депутата Леонида Владимировича, который позволил ему заниматься этой своей миссией по искоренению нового вооруженного варварства на постоянной основе. Дела Василия вроде бы налаживались, и он смог заниматься своим любимым делом на профессиональной и хорошо оплачиваемой основе, хотя и продолжал жить с мамой.

Но тут случилось непредвиденное.

Ранее до половины российской стрелковой продукции ВПК шло на экспорт в западные страны. Когда же отношения с Западом у России совсем испортились, весь этот экспорт был перерублен из-за санкций. Более того, неожиданно обнаружилось, что российских запасов и мощностей патронной промышленности не хватит и на полгода полноценного крупномасштабного военного столкновения. И вот озабоченные доходами ВПК безответственные правители, к сожалению, решили стремительно развивать внутренний оружейный рынок. И тогда началось…

Сначала заговорщики отменили пятилетний стаж владения гладкоствольным оружием для приобретения нарезного длинноствольного оружия. Миллионы граждан России ринулись скупать настоящие снайперские винтовки, минуя владение дробовиками и ружьями. Расцвела варварская и жестокая охота на животных. Охотугодья и заказники стали множится как грибы после дождя. Там безжалостно стали отстреливать все больше краснокнижных видов. Только на потеху кровожадным охотникам эти некогда краснокнижные виды резко перестали быть вымирающими, несмотря на активные протесты «зеленых».

Василий искал способы противостоять этой ужасающей тенденции и искал новые аргументы «против». Даже вступил в союз с набирающей популярность фракцией отдельных любителей альтернативной истории и опубликовал для них исследование о том, что древние «утятницы», широко встречающиеся по миру для охоты с лодок или защиты крепостных стен, на самом деле скорее всего были оружием древних гигантов, построивших в свое время все мегалитические постройки вплоть до Александрийского столпа в Санкт-Петербурге и перекопавших Землю вплоть до Великого Каньона в США. Однако именно из-за их милитаризма эта древняя цивилизация самоуничтожилась в районе XVII века в огне ядерной войны, следы которой скрывают оружейные лоббисты сегодня, чтобы повторить этот самоубийственный цикл уже с нашим участием.

Дальше – больше.

В России упростили лицензирование для тиров и стрельбищ и отменили запрет на рекламу гражданского оружия в СМИ. Как плесень, в стране стали разрастаться тысячи новых гнезд подготовки убийц, а кругом стали рекламировать эти ужасные орудия насилия.

Годами сокращавшаяся доля владельцев гражданского оружия в стране стала стремительно возрастать, перешагнув за несколько лет после начала этого социального рака показатель в 10 % населения. Периодически случавшиеся громкие самоубийства, расстрелы и хищения в тирах, несмотря на все усилия Василия и его единомышленников, не могли сбить наметившейся разрушительной тенденции.

Потом случилось то, что столько десятилетий с ужасом предсказывали: в России отменили ограничения на допустимую минимальную длину ствола нарезного оружия. Иначе говоря, вернули в гражданский оборот пистолеты и револьверы. Последовал еще один, на этот раз просто астрономический бум продаж оружия и количества зараженных этой заразой больных людей.

Василий взывал в своем видеоблоге: «Насильственная преступность в России сокращалась многократно и до расширения доступа населения к оружию, смотрите на открытую статистику МВД – уровень убийств и грабежей в любом случае сокращался, и когда владельцев оружия становилось меньше, и когда их число увеличивалось, поэтому все рассказы о положительном влиянии легальных стволов на преступность – манипуляции и спекуляции! Вместе с тем, вот смотрите – количество убийств с оружием в частности резко возросло, подскочило буквально в десятки раз! Ну и что, почти всегда это – самоубийства, оружие провоцирует людей сводить счеты с жизнью, это общемировая закономерность! До массового хождения пистолетов тысячи людей не вышибали при помощи них себе мозги! С другой стороны, вот десятки законных случаев легального применения гражданского оружия с летальными исходами. У нас, где смертная казнь запрещена, сравнивать не с чем, однако если посмотреть на сходный опыт тех же захлебывающихся в насилии США – граждане в разы чаще убивают преступников, чем это делает государство. Кого мы этим взращиваем? Палачей и линчевателей? Это разрушает основы государственной монополии на насилие! Наши оппоненты лгут, что это – лишь статистически фиксируемая верхушка айсберга, на каждый случай смертельного исхода при самообороне приходится 99,99 % случаев демонстрации оружия без применения, или не смертельного применения, однако это всего лишь бездоказательные заявления!»

По мере того как вооруженных граждан становилось все больше, организовывалось и гражданское ненасильственное сопротивление им. Однако было уже поздно, распространение порочной технологии невозможно было остановить, особенно на фоне появления в каждом доме 3D-принтеров и общедоступных чертежей огнестрельного оружия в Интернете.

Василий снимал все новые просветительские ролики, где детально объяснял, что все эти пресс-релизы МВД и тысячи видеороликов, якобы закачанных в Сеть с камер наблюдения, где от бандитов успешно отстреливались даже инвалиды-колясочники, детишки, оказавшиеся одни дома с родительскими пушками, и задержавшиеся на работе после повышения пенсионного возраста до 80 лет старички и старушки – всего лишь постановочные агитационные фальсификации оружейных лоббистов. Однако эта серия разоблачений не нашла своего массового спроса. Его голос все больше был похож на крики вопиющего в пустыне.

Эта осень очень не задалась – оплачивавший последние годы усилия Василия Леонид Владимирович не прошел в новый созыв парламента, а вместо получения нового мандата был объявлен в федеральный розыск за организацию коррупционных схем по продаже наградного оружия и бежал из страны, даже не попрощавшись. К счастью, Василий не сильно публично связывал себя с этой фигурой, поэтому скандал со своим бывшим шефом его не похоронил.

Пикеты солидарности с активным участием Василия у посольства Украины не привели к результатам – Республика Галиция заявила о своем отделении от Киева, и соседнее государство фактически перестало существовать, разбежавшись на множество суверенных городов-государств. Осуждаемый Василием кровавый режим в Москве пустил на Донбасс миротворцев ООН на линию разграничения и даже на свою границу с ДНР и ЛНР, однако при этом РФ сняла ограничения на экспорт оружия, радикально упростила его производство, отменила уголовную статью за наемничество и легализовала Частные Военные Компании с широкими для них возможностями владения боевым оружием. В результате русская земля, богатая на шовинистически настроенных предпринимателей и наемников, самодеятельно помогала во все новых областях соседнего государства местным аналогам Игоря Стрелкова и Александра Ходаковского и тысячам их приспешников, только значительно лучше вооруженных и подготовленных. Они брали под защиту храмы РПЦ, и попутно появлялись новые Народные Республики, а волна децентрализующего хаоса просто смыла унитарное управление, тем более что за обсуждение возможности федерализации в Украине в последние годы ее существования давали уголовную статью за призывы к сепаратизму, из-за чего от нее отвернулись в конце даже федеральное правительство США и федерализующийся Европейский Союз.

В начале ноября Василий, не найдя лучших источников дохода, чем пенсия матери, только вернулся домой с пикета у одной из центральных школ в своем провинциальном городе, где он вместе с другими своими единомышленниками протестовал против «милитаризации школ» – внедрения дежурных смен скрыто вооруженных пистолетами учителей и технического персонала (в техникумах и ВУЗах к этому добавлялись еще и совершеннолетние студенты).

Про себя он продумывал свою сопроводительную речь для закадрового голоса с описания этой акции: «Какая разница, что при помощи этого удалось прекратить волну насилия молодежи, поднявшуюся еще до всеобщего безумия гражданского вооружения? Дети, отравленные духом милитаризма – уже умирают на культурном уровне, вместо нескольких убийц мы получаем целые поколения маньяков, готовых убивать своих сверстников!»

Перед тем как начать записывать свою обличительную речь, Василий пробежался по новостям и с ужасом обнаружил практически во всех СМИ анонс, посвященный Дню Народного Единства, от Министерства обороны России, где заявлялось, что призывную армию в течение трех лет полностью заменят на «швейцарско-израильскую модель» народного ополчения с обязательным участием (кроме беременных и нетрудоспособных инвалидов) в стрелковой, тактической подготовке и сборах для военнообязанных (обоих полов, с 14 до 60 лет) в удобное время, но не менее чем 10 дней в каждом году до окончания мобилизационного возраста. Все уклонисты получают дополнительный штраф в конце каждого года, а участники системы народного ополчения обязаны хранить минимальный запас боевого арсенала своих местных тактических групп либо у себя по месту жительства, либо в специально оборудованных оружейных комнатах в своих товариществах собственников жилья, становящихся первой ячейкой национальной обороны после семьи.

Дальше в новостных каналах шла какая-то стандартная новостная трескотня о каких-то очередных малозначительных референдумах и расширении местного самоуправления, однако вся голова Василия была забита заявлением Минобороны.

Фактически речь шла таким образом о введении налога на безоружных – то, о чем милитаристы часто говорили, они наконец смогли провернуть, за несколько лет своего рывка заменив дискриминируемую группу с себя на нас – безоружных граждан! В состоянии отчаяния и полузабытья Василий, подавленный этой ужасной новостью, поплелся в зал к матери, которая сидела на диване и смотрела центральные телеканалы, где крутили какую-то дешевую отечественную фантастику недавнего выпуска, слепленную при поддержке Министерства культуры. На экране актер с глазами испражняющейся кошки в футуристическом костюме военно-космических сил, рассуждал:

– Перед тем как мы навсегда покинем Землю и отправимся в дальние миры, каждому из вас необходимо понять главное. Как отличить обычное кормовое, декоративное животное или объект для научных экспериментов от разумного переговорщика, чьи права и свободу воли необходимо уважать? Даже соглашаясь с тем, что разумность сама по себе для нас является критерием правового признания, возникает вопрос о том, как нам ее обнаружить? Мы действительно стремимся к тому, чтобы сосуществовать с местными формами жизни, чтобы не допустить ущемления, возможно, существующей, но пока не обнаруженной разумной, хотя и примитивной жизни. Проверить последнее можно только в рамках непосредственного общения, так как ни наличие развитых систем коммуникации (например, пение птиц или волчий вой), ни общественная инфраструктура (термиты, муравьи или любые гнездящиеся формы жизни ей успешно обладают), ни орудия труда (также широко применяются у животных во всех средах, от птиц до осьминогов) не позволяют с однозначностью говорить о наличии уже сформировавшегося, условно высшего разума у биологического вида.

Разумеется, у себя на Земле и в развитых колониях мы взяли под опеку всю биосферу и стараемся защищать права в том числе недееспособных животных, как детей, однако в диких мирах ситуация отличается.

Конечно, любой геноцид, в том числе наиболее примитивных жизненных форм, запрещен и будет караться, однако насилие в отношении свободы воли примитивных животных неизбежно.

В этот момент у Василия расширились глаза, и он начал понимать, о чем дальше будет идти речь, тогда как командир космической группы колонистов Земли будущего продолжал свою затянувшуюся лекцию:

– …Каждый сантиметр жизненного пространства биосистемы уже кем-то занят, находится в ареале обитания каких-то территориальных видов. Невозможно даже забить столб, не разрушив ареал обитания какого-нибудь червя. Поэтому мы обречены не только вторгаться на чужую территорию, но и применять против других видов насилие, даже принуждая их к симбиозу – выкапывая и пересаживая к себе в огород интересующие растения, одомашнивая скот, заводя себе из числа местных – животных-компаньонов.

Как нам определить, что мы нашли уже разумных существ, чью свободу воли и суверенитет личности мы должны уважать? Экозащита биосистемы – это не то же самое, в этом случае они не приобретают самостоятельного суверенитета, мы их обеспечиваем своим суверенитетом, родительски распространяя на них свою силовую защиту в той мере, в которой считаем это необходимым.

Ужасная истина заключается в том, что единственный механизм признания суверенитета кого-то, а значит, полноценное признание той или иной жизни разумной, находится в плоскости их физического сопротивления нам. Мы будем застраивать своими городами и дорогами пространство, сколько бы мы не умилялись тем или иным зверушкам.

По-настоящему считаться с ними мы будем, только если они начнут наши города и дороги демонтировать и противостоять нам силой. Только тогда мы срочно озаботимся расшифровкой их способов общения и попытаемся с ними войти в переговоры и прийти к взаимопониманию. Только в этом случае это будет для нас жизненной необходимостью, а не благотворительностью, эстетической потребностью, досужим любопытством или абстрактной долгосрочной перспективой.

К сожалению, права можно взять только силой, в иных случаях мы даже не будем понимать, кому они действительно нужны, а кто здесь – объект ландшафта и биологическое сырье. Критерий, отличающий одно от другого – не речь, не сложность нервной системы и наличие какой-то культуры, а способность силового сдерживания и противостояния – это тот самый ключевой критерий «разумности», который мы в состоянии уловить в первую очередь. Утверждая обратное, мы просто распространяем свою силовую защиту на те явления, которые мы хотим по каким-то произвольным своим критериям оберегать собственными силами. Без подобной защиты не мы, так кто-то еще все равно лишит интересующий нас объект свободы воли, территорий, ресурсов или даже жизни.

Поэтому каждому из колонистов будет роздано оружие, а стрелковая подготовка будет общеобязательной, и не дай Дарвин нам встретить по-настоящему разумную местную жизнь на просторах космоса. Однажды мы, конечно, с ней договоримся, однако путь к этому не факт, что будет для нас простым… – На этом космические корабли полетели в какую-то даль, а Василий в состоянии легкого тремора схватил пульт и, несмотря на протесты матери, переключил канал.

Несколько биологов в передаче про эволюцию дискутировали о том, что в первую очередь делал древний человек, впервые взявший палку/камень в руки и начавший их активно применять, что в конечном итоге и отделило его от остального животного мира – сбивал ли он ей растительные плоды или использовал ее как орудие насилия, защищаясь от хищников и сам преследуя добычу? Все в общем-то были согласны, что других ключевых отличий в людях нет – коэффициент энцефализации (соотношения размеров мозга и тела) дельфинов выше, чем у всех обычных приматов, и идет вровень с этим показателем у человека прямоходящего – прямого предка человека разумного. Однако признать, что именно оружие насилия было тем ключевым Рубиконом, который позволил предкам человека стать собственно разумными людьми и создать всю современную цивилизацию, звучало излишне кровожадно и многих отталкивало… Василий с подергивающимся глазом переключил канал дальше.

Там была какая-то историческая передача, где лысеющий картавый старик рассуждал:

– …Никогда права населения не падали на него просто так, за красивые глаза. Всегда это был результат кровавой борьбы и противостояния угнетаемых и господствующих групп, которые под давлением аргументов вполне физического характера шли на компромиссы и признавали за теми или иными социальными группами какие-то права просто потому, что в ином случае общество ждало продолжение войн и расколов. Неспроста арбалеты против единоверцев проклинались специальными эдиктами папы римского в средние века – феодализм, который разрушился вследствие того, что городские ополчения с арбалетами и мушкетами после непродолжительной подготовки стали слишком лихо отстреливать закованных в латы рыцарей, всю жизнь обучавшихся своим боевым искусствам. В этих условиях смещения баланса сил монархи стали вынуждены переориентироваться на национальные ополчения и награждать их конституционными гарантиями и избирательными правами, формируя современное общество национальных государств – во многом потому, что появились технические средства массового насилия, менявшие баланс сил в сторону широких народных масс, а следовательно, и изменявшие под них правовую и институционально-политическую надстройку. Если изучать, например, историю английского ограничения произвола монархов и развития правовых личных гарантий, нигде просто «по любви» власть не ограничивалась, а права не гарантировались, всегда это было результатом постепенно смещающегося компромисса между группами сил в буквальном, боевом смысле этого слова. К счастью, наше современное общество, пройдя горнила своей трагической истории смут и катастрофических вторжений, стало наконец достаточно сознательным, чтобы форсировать это развитие распределения баланса сил, не дожидаясь очередного периода катастрофической дестабилизации…

Закипающий от гнева Василий переключил картавого профессора на какую-то общенаучную передачу в эфирной сетке вещания, где раньше транслировали недавно выгнанную с центральных телеканалов «Битву экстрасенсов».

В ней несколько академиков РАН рассказывали журналистам о своей новой междисциплинарной научно-популярной книге-исследовании «Основы спонтанного порядка». На ее страницах они прокладывали параллели и взаимосвязи между ключевыми теориями из разных отраслей науки, доказывая, что и самоорганизация пылегазовой материи в звезды, планеты и галактики, биохимическое возникновение и последующая эволюция жизни вплоть до человека разумного, рыночная экономика, институты частного сектора и вооруженная гражданская самозащита – в конечном итоге звенья одной цепи самоорганизации материи и всего живого. Так же как для появления планеты, полной высокоразвитой жизни, достаточно комплекса стартовых благоприятных факторов «зоны обитаемости» различных уровней вместо прямого управления и вмешательства неких высших сил (не претендуя на отрицание их возможного существования как такового), так и для развития социума при помощи институтов гражданского общества, добровольного обмена, собственности и ее силовой вооруженной самозащиты, не требуется дополнительного внешнего вмешательства – все мы всего лишь люди. Для корректировки и совершенствования своего поведения нам требуется не тирания и мелочная регламентация со стороны таких же простых смертных, как мы сами, а возможность свою свободу воли проявлять, напрямую сдерживая произвол друг друга доступными средствами защиты. Гражданское оружие является, таким образом, ключевым элементом развития цивилизации в рамках того же самого единого и взаимосвязанного процесса спонтанной самоорганизации, который начался с самого начала времен…

Василий покраснел от злобы, выключил телевизор вовсе и разразился гневной тирадой о том, что ему нигде нет покоя от проклятых милитаристов.

И тут слово взяла его мать, заявившая, что он малолетний, безответственный и инфантильный дурак, который никак не может вырасти и понять, что его отец умер на охоте не по вине оружия, а потому что не нужно было пить как не в себя. Она якобы не винит в смерти отца оружие, напротив, для защиты себя она даже приобрела себе в сумочку новый дамский револьвер по скидке.

Не выдержав такого предательства, с красным лицом и выпученными глазами Василий выбежал из комнаты, подбежал к материнской сумочке в прихожей, нашел и выхватил оттуда ее маленький револьвер и с криком:

– Вы все меня предали! Я смогу разрушить этот несущийся в пропасть мир своей жертвой! – Василий выстрелил себе в голову, но, никогда не имея стрелкового опыта, он промахнулся, снес себе нос и потерял сознание, провалявшись в луже крови у себя в прихожей до приезда скорой помощи.

Когда ему оказывали первую помощь и несли в машину – Василий на мгновение очнулся, открыл глаза и увидел, что сотрудники скорой помощи тоже вооружены пистолетами. Всеобщее обязательное вооружение медиков на выездах закрыло череду нападений на них из-за наркосодержащих препаратов в их арсенале или просто из-за специфической клиентуры. Василий посвятил этому чудовищному шагу целую серию видеороликов, объясняя, что люди, дававшие клятву Гиппократа, не могут сознательно убивать кого-то и обладать средствами убийства. Поэтому, издав стон отчаяния, он откинулся на носилки и опять потерял сознание.

После реанимации и пластической хирургии как суицидника Василия направили в психиатрическое учреждение. Там он задержался надолго, посвящая свободное от процедур и тестов время интересным беседам с жертвами похищений инопланетян, жителями плоской Земли и борцам с разрушительными лучами wi-fi. В последующем они сильно сблизились и даже создали совместную политическую партию, однако не получили массовой поддержки неблагодарного электората. Тогда они основали обособленное поселение на Шантарских островах в Охотском море – сделав его крайне процветающим туристическим районом.

 

Михаил Тырин

Гражданский ордер

Свою новогоднюю премию Гриша захотел вложить в наполнение холодильника. И не просто наполнение, а добросовестное забивание всякими запасами, вкусняшками, напитками, пакетами и коробками – так, чтобы больше не осталось места на полках и в отделениях.

В его холостой жизни полный холодильник – это было крайне редкое событие. Полки обычно зияли печальной пустотой, на фоне которой сиротливо прозябала надорванная пачка пельменей да пакет с кетчупом.

Тем же вечером Гриша уже катил тележку в прохладных залах супермаркета, методично и не особо задумываясь, кидал в нее упаковки сосисок, колбасу, банки консервов, конфеты, коробки с сухими завтраками и прочими припасами – нужными и не очень.

Занятие это Гришу умиротворяло. Предстояли ленивые праздничные дни, и мысль, что все уже куплено и не нужно бегать в магазин, приятно согревала.

Стоя в очереди на кассе, Гриша водил рассеянным взглядом по стойкам с жвачкой, леденцами, презервативами, батарейками и бритвенными станками, как вдруг заметил нечто неожиданное.

На верхней полке стеллажа стояли в ряд красивые красно-синие коробки с прозрачными вставками на крышке. Под глянцем целлулоидной пленки угадывалась рукоять пистолета, плавный изгиб спускового крючка…

Ценник сообщал об акции, по которой полноценный гражданский пистолет «Вихрь-Т» можно было купить по цене примерно трех бутылок хорошего вина.

Гриша задумался. Свою премию он сегодня не истратит и на треть, а купить себе пистолет так дешево – это, пожалуй, везение. А почему нет? Не помешает ведь. Пусть будет!

После короткого раздумья он взял с полки коробку и бросил в тележку. Усмехнулся: она довольно странно смотрелась между банкой с очищенными креветками и кофейными брикетами. Ну, тем интереснее…

«Рекомендуем передвигаться по охраняемым районам», – проговорил динамик на выходе из супермаркета.

Дома Гриша поборол нетерпение и первым делом рассовал купленные припасы по шкафам и полкам. И лишь потом сел за стол и положил перед собой коробку с пистолетом.

Аккуратно разрезал упаковочный скотч, откинул крышку. Оружие притягивало взгляд своим лаконичным, но при этом мощно-агрессивным силуэтом.

Он осторожно извлек пистолет из отделения и ощутил его небольшой, но приятный вес. Тронул пальцем предохранитель – тут же раздался противный писк и загорелся красный индикатор. Ну, понятно, оружие не активировано…

Что у нас тут еще? Инструкция, дата-кабель, запасной аккумулятор, карта-сертификат на посещение учебного тира, гарантийный талон, флешка с драйвером… А, вот еще кобура – простенькая, нейлоновая, но удобная.

Гриша открыл ноутбук и соединил его с пистолетом.

«Обнаружено новое устройство, выполняется установка программного обеспечения…»

Бюрократические процедуры заняли чуть ли не полчаса. Дважды Гриша бегал в комнату – за страховым свидетельством и медицинской картой. Наконец, все анкеты заполнены, шрихкоды отсканированы, электронные подписи поставлены.

«Выполняется проверка персональных данных…»

Еще пара минут – и рядом с предохранителем загорелся белый индикатор. Оружие зарегистрировано.

Гриша прицепил кобуру на ремень, вложил в нее пистолет. Удобно. И не торчит под рубашкой.

Он встал перед зеркалом, вытащил пистолет и прицелился сам в себя.

«Вооружен и очень опасен!» – и сам себе рассмеялся.

Лана взбежала по ступенькам, чувствуя спиной, как на нее пялятся прокурорские работники. Новенькая синяя форма, изящная фигура, молодость…

На втором этаже ее встретил Леонид Игоревич.

– Какая ты стала! Еще вчера была девчонкой-школьницей. Как отец?

– Звал в гости. Ну, показывайте…

– Ну, смотри. Всего пять терминалов, но обычно дежурная смена – два человека.

– Так мало?

– У нас спокойная территория. Восемьдесят процентов площади – охраняемые зоны. Самый трудный участок – на юго-востоке, там поселок мигрантов. И еще несколько небольших «красных зон» на севере.

– Да, вижу, – Лана пробежалась быстрым взглядом по карте. – Сколько стволов на территории?

– Примерно тридцать тысяч зарегистрированных, все данные сама увидишь. А вот тут вода, кофе, холодильник. Там – туалет. А это – самый бесполезный терминал. Система управлениями городскими дронами.

– Почему бесполезный?

– Дроны принадлежат управлению городской безопасности. И обычно находятся в трех состояниях: дрон занят, дрон разряжен, дрон неисправен. Поэтому все делаем сами.

– Сами – значит, сами. Где будет мое место?

– Сначала – за тренажер! – усмехнулся Леонид Игоревич. – Садись, запускаю программу. Для начала – самую простенькую симуляцию.

Лана устроилась в кресле, надела телефонную гарнитуру.

– Запрашиваю разблокировку оружия, – проговорил механический голос.

– Секунду, определяю координаты… Вы наблюдаете правонарушителя?

– Да.

– Есть ли прямая угроза вашей жизни?

– Нет.

– Уровень обращения с оружием?

– Два балла.

– Возможна ли телетрансляция?

– Нет транслятора.

– Вы в помещении, я не могу использовать общественные системы теленаблюдения. Вы можете сделать прямую трансляцию с телефона?

– У меня нет приложения и нет аккаунта на видехостингах.

– В гражданском ордере отказано. Передаю ваш запрос в патрульную полицию.

– На первый раз нормально, – сказал Леонид Игоревич. – В целом правильно. Только смотри на карту. И обращай внимание на движение полицейских экипажей. Они не всегда рядом. Но часто лучше подождать экипаж, чем взять ответственность за ордер на применение.

– Я все поняла, – сказала Лана. – Когда могу приступать?

– Завтра. Но на визирование гражданских ордеров тебе еще рано. Пока поработаешь на «самоходах».

– Это как?

– Будешь принимать звонки о добровольной блокировке оружия. Кражи, потери… Если объект пробивается по координатам – направлять поисковые группы. И присматривайся, учись.

Гриша пришел из тира несколько удрученный. Во-первых, посещение оказалось не совсем бесплатным. Пришлось заплатить и за патроны, и за сертификат первого балла практической стрельбы.

Во-вторых, из своего пистолета стрелять оказалось невозможно – боевая разблокировка делается только по ордеру прокуратуры, а в условиях тира это не практиковалось. Поэтому дали какой-то старый, тяжелый, потертый и неудобный пистолет.

Инструктор настоятельно посоветовал докупить телетранслятор – нательный или подствольный. А это обойдется примерно как сам пистолет, хотя и сильно увеличит шансы на получение прокурорского ордера, случись что неприятное.

Ну и попасть в мишень Гриша смог только два раза, причем далеко не в ее центр.

Перекусив сосисками и зеленым горошком, он немного успокоился. Гриша жил в «зеленой зоне», но чтобы добираться безопасными маршрутами, ему требовалось две пересадки. С пистолетом можно было бы срезать путь домой по неохраняемой «красной зоне», а это уже неплохая экономия на транспорте.

Со временем можно будет купить телетранслятор, еще походить в тир, увеличить баллы практической стрельбы. Все не так уж и плохо.

И вообще сама система неплохая. Вместо того, чтобы звать полицию и ждать ее, ты сам получаешь полномочия полиции и можешь сам себя спасти. Да, на звонок требуется время, но это лучше, чем ничего. А еще есть специальные приложения, которые в паре с транслятором существенно сокращают срок отзыва прокуратуры и получения ордера на применение оружия. Да и трансляцию можно устроить просто с телефона, если совсем жестко припрет.

Так что нечего расстраиваться, нужно вкладывать силы в повышение статуса. Инструктор в тире говорил, что после восьми баллов никакого ордера вообще не требуется, пистолет всегда активирован на боевое применение. Тогда и в магазине можно будет таскать не шесть патронов, а максимальные десять.

– Служба оружейного контроля, здравствуйте.

– Алле… девушка.

– Да-да, я вас слушаю, – Лана придвинула клавиатуру.

– Я типа пистолет потерял. Вроде надо сообщать. Моя фамилия Сергеев…

– Да, Максим Юрьевич, мы вас узнали. Как давно вы потеряли пистолет? И где?

– Да не знаю. Где-то дома, может. Примерно неделю его не видел.

– Я не вижу ваше оружие в системе глобального поиска. Как давно вы заряжали батарею?

– Ну… может, месяц назад. Или два.

Лана быстро посмотрела на свою напарницу по дежурству – Викторию Марковну, уже немолодую и очень опытную работницу с погонами старшего советника юстиции. Та снисходительно улыбалась, не отрываясь от вязания оранжевого шарфика.

– Сожалею, но это серьезное нарушение правил хранения гражданского оружия. Ваш пистолет будет подвергнут конечной блокировке при первой же попытке зарегистрироваться в сети.

– Ну… ладно. Новый куплю.

– Сожалею, но вы будете лишены права регистрации гражданского оружия на шесть месяцев в связи с нарушением правил обращения. Вы можете обжаловать постановление в установленном порядке.

– Хм… строго у вас. Ну, ладно.

Лана сняла гарнитуру, выдохнула.

– Ничего-ничего, – проговорила Виктория Марковна. – Молодец, Ланочка. Надо построже. На тебе ответственность.

– А скажите… – Лана набралась духу, чтобы задать важный вопрос. – Вам часто приходится выдавать ордеры на применение?

– Я тут восемь лет сижу, Ланочка. В год бывает шесть-десять случаев. Иногда не смертельных. А иногда и страшных. За свои ошибки сам платишь – когда должностью, а когда просто совестью.

– И были ошибки?

– Пока не было. Но я своего первого помню. Бывший военный запросил огонь на поражение в «красной зоне». Ну, и застрелил насильника в подъезде, второго ранил. С меня спроса не было, я все по правилам сделала. И он тоже. Но знаешь, потом три ночи спать не могла. Страшно было. Все время думаешь, что ты вот тут, дома. А человек – в морге. И это я его приговорила.

– Но он же преступник!

– Это только со стороны кажется, что преступники чем-то отличаются от людей. Ну, ничего, вскорости привыкла. Все привыкают. И ты привыкнешь.

В пятницу Грише захотелось выпить. Не просто посидеть с банкой пива перед телевизором, а сходить в бар, посмотреть на людей, вместе поболеть за футбол.

Одна беда – до зарплаты оставалось три дня, и денег в кармане было негусто.

Бары в охраняемой «зеленой зоне» были уютными, чистыми, приятными, но неприлично дорогими. Зато буквально за насыпью кольцевой дороги начинался участок «красной зоны», где цены предлагались более чем умеренные и комфортные.

«А почему бы и нет? Там тоже люди живут и отдыхают…»

Гриша уже вторую неделю экономил на метро, сокращая путь домой через «красную зону». Ничего особенного за это время не случилось. Меньше фонарей и ярких витрин, меньше полиции и камер наблюдения, чуть больше странных прохожих – вот и все.

Да и пистолет на поясе грел душу.

Долго думать не стал – оделся да и пошел. Спустился во двор, пересек детскую площадку, вышел на аллею, где под легким снегопадом прогуливались юные парочки и мамаши с колясками. Было хорошо и спокойно.

А вот и мостовой переход через рельсы, за которым начиналась «красная зона». Здесь было пустынно и довольно темно. Пыльные стекла пешеходной галереи задрожали, когда внизу прошел тепловоз с десятком грузовых вагонов.

Вывеска бара горела раздражающим красным пятном в конце улицы. Мимо шел какой-то местный рабочий народ – на вид вполне мирный, только угрюмый.

Гриша втянул ноздрями воздух. Здесь не пахло парфюмерией, как на ярких, жизнерадостных охраняемых проспектах. Висел запах дыма, солярки, старого жилья, лекарств, чего-то еще…

Впрочем, особой тревоги это не вызывало. И Гриша решительно направился к бару.

– Лана, у тебя сегодня первое суточное дежурство, если не ошибаюсь?

– Да, Леонид Игоревич, я заранее выспалась.

– Ну, не волнуйся. Дни сейчас спокойные, да и Виктория Марковна подскажет, если что. Смотрю, ты все время на тренажере?

– Мне нравится. С каждым разом задачки все интереснее. Прямо будто в детектив играешь.

– Ну, жизнь такие задачки подкидывает порой, что тренажер бы перегорел. Вот наш главный тренажер, – и Леонид Игоревич постучал кончиком пальца себе по лбу. – Счастливо отработать, коллеги, увидимся!

Бар как бар. Ничего особенного, ничего страшного. В углу – шестеро мужиков в синих рабочих комбинезонах, чуть поодаль – немолодая парочка. И трое за стройкой цедят пиво. Телевизор, бильярд, много свободных столиков. И никто не обращает внимания.

Гриша попросил меню. Да, цены тут человеческие. Можно и поесть, и выпить.

Он дождался официантку и заказал жареные ребрышки, салат и небольшой графин крепкого. Посмотрел на часы – через несколько минут начинался матч.

Все хорошо, уютно, спокойно. Хозяин-бармен – явно мигрант, но выглядит прилично, дружелюбно. И нечего было волноваться.

Отдыхать так отдыхать! Тем более, карманный бюджет вполне позволял вызвать на обратную дорогу такси.

Матч шел вовсю, «Иркутские Росомахи» сдавали место в чемпионате, а содержимое графинчика тем временем почти сошло на нет. И Гриша решил повторить. Накануне субботы, да под хорошую закуску – можно! Тем более, недорого.

Пока наливали и несли, он наведался в туалет. Там было не очень чисто, и там висел не самый приятный запах, впрочем, это всего лишь туалет.

Когда сливалась вода, унитаз грохотал, будто грузовой состав. И сквозь грохот состава Гриша услышал еще какие-то неприятные звуки.

Он сначала не придал значения. Направился в зал. И вдруг увидел, как какой-то лохматый замахивается возле стойки бейсбольной битой…

Лохматого не было в баре, он появился только сейчас. И за его спиной стоял еще один – массивный, в красной кепке.

Дальше Гриша действовал на какой-то внутренней автоматике. Он отскочил в коридор, затем оказался на пустой кухне, спрятался за большой картонной коробкой.

Отсюда были слышны звуки и голоса из зала.

«Встал и пошел за деньгами, чебурек! Никто больше не выходит! Жду полчаса, потом начинаю ломать пальцы твоей официантке. И посетителям. А потом мы начинаем отстреливать бошки!»

И грохот. Какой-то нехороший, с хрустом и сдавленным стоном.

«Время пошло! Давай бегом!»

Гриша судорожно обернулся, увидел большой оцинкованный шкаф с трубой. Собрал в кулак всю свою решительность, перебежал на четвереньках через скользкий кафель, забрался в шкаф, прикрыл за собой дверцу. Сердце стучало, как отбойный молоток.

Здесь что-то гудело и жужжало, скорее всего, вентиляция. Можно было тихо говорить, не опасаясь, что в зале услышат. И он достал телефон…

– Ланочка, посидишь за меня полчасика? – Виктория Марковна положила свое вязание на стол. – Внук пришел с занятий и забыл ключи. Я быстро, на такси – туда-обратно.

– Конечно, Виктория Марковна.

– Если что – звони.

– Алле! Алле!

– Служба оружейного контроля, здравствуйте.

– Девушка… меня зовут…

– Да, Григорий Алексеевич. Я вижу вас на карте. Что случилось?

– Я в ресторане. Тут какие-то отморозки, я спрятался. Можно активировать мой пистолет?

– Что у вас происходит?

– Они захватили ресторан. У них бита, они избивают тут всех. Меня пока не нашли.

– Есть ли прямая угроза вашей жизни?

– Конечно, есть! Если меня найдут, переломают к чертовой матери!

– Ваш уровень – один балл?

– Да! Я только недавно купил оружие!

– Вы можете обеспечить телетрансляцию?

– Не могу. Я в шкафу спрятался. Тут ничего не видно. Да и транслятора нет.

– В гражданском ордере отказано. Направляю к вам полицейский экипаж, он совсем рядом. Спасибо за сообщение. И сохраняйте спокойствие.

Лана набрала номер Виктории Марковны. Услышала только длинные гудки – телефон не отвечал. Видимо, не слышит звонок.

Можно еще позвонить Леониду Игоревичу… Но уже вечер, пятница. Да и что он скажет? Вроде все пока по правилам.

Ну, полиция – так полиция. Гриша вдруг вспомнил, что не отключил звонок на телефоне. Надо просто сидеть тихо и ждать. И все будет хорошо…

Из зала вдруг донесся грохот и крик. Гришу затрясло. Он вдруг представил, что эта бита – эта гладкая тяжелая деревяшка – бьет по его голове, по его пальцам…

«Ну нахрен этот пистолет, если он не работает, когда надо?!»

– Служба оружейного контроля. Хочу подтвердить полицейский вызов.

– Вызов подтвержден, через пару минут будем.

– В помещении гражданин с оружием, но без ордера, и всего один балл по практике. Я могу…

– Не нужно, барышня. Сами справимся.

Гриша все услышал. Как в бар зашли полицейские, как кто-то кричал, что-то ломалось, потом хлопали выстрелы…

Он затаился в своем шкафу и просто ждал, когда все закончится.

Но ничего не закончилось. Случилось то, чего он совсем не ждал.

Лохматый отполз на кухню. Спрятался за плитой, а потом достал из-под отворота куртки пистолет – старый, обшарпанный, большой. Гриша видел его, как на экране, через щель в своем ящике.

Все было ясно. Лохматый ждал, когда на кухню зайдут полицейские.

Шкаф шумел. Можно было звонить…

– Служба оружейного контроля, здравствуйте…

– Вы меня узнали?

– Еще раз здравствуйте, Григорий Алексеевич. Патруль уже на месте. Вы в порядке?

– Да я вообще не в порядке! – прошептал Гриша в телефон. – Урод со стволом устроил засаду на ваших ментов. Я его вижу!

– Прямая телетрансляция?

– Сейчас… Приложения нет, принимайте так.

– Это запрещено.

– Ну, не принимайте…

– Хорошо, давайте изображение.

Гриша сделал снимок и сразу отправил его в службу.

– Он убьет ментов, а потом меня! Сделайте что-нибудь!

Лана испугалась. Ей хотелось все бросить и пойти домой, спрятаться под одеялом.

Но на мониторе, на темной смазанной фотографии, она видела вооруженного преступника. И, судя по всему, он хотел убивать.

Лана набрала код на клавиатуре.

– Гражданский ордер подтвержден!

Телефон тонко пискнул. Через мгновение рядом с предохранителем пистолета белый огонек сменился на красный.

Гриша перевернулся, но не смог сделать это аккуратно – нашумел.

Лохматый повернул голову. Гриша направил на него пистолет сквозь щель в двери шкафа. И вдруг увидел, как трясутся руки. И не просто трясутся, а словно отказали, начали жить сами по себе.

Лохматый приподнялся и, держа пистолет у груди, стал приближаться к шкафу, оглядываясь на коридор…

Руки затряслись так, что Гриша выронил пистолет, и он звонко ударился о металлическое дно шкафа. Лохматый сильно вздрогнул, вытянул вперед руки с оружием…

Гриша судорожно схватил свой пистолет, распахнул ногой дверцу шкафа.

– На, с-сука!!! На! На!

Руки ходили ходуном, но Гриша жал на спуск, слышал грохот выстрелов… Потом увидел, как лохматый лежит совсем рядом. И у него дергались ноги…

Лана сидела на табуретке, вцепившись мертвыми пальцами в кружку с кофе. Леонид Игоревич мерил шагами комнату, постукивая телефоном по ладони.

– Что?

– Он разрядил весь магазин. Все шесть патронов…

– И?

– Ни одного попадания. Этого урода успел подстрелить полицейский. Все заряды твоего клиента прошили стену из гипсопластика и ушли в зал…

– Дальше…

– Один посетитель ранен, неприятно ранен. Но выживет, наверно.

– Что мне теперь будет?

– А как сама думаешь? – Леонид Игоревич присел рядом и положил руку на плечо Ланы. Его рука была тяжелая, сильная, надежная.

– Я не знаю, – Лана еще сильнее стиснула пальцы на кружке. – Я предотвратила убийство полицейского, так?

– Ну, допустим.

– Я помогла гражданину защитить свою жизнь. Я содействовала ликвидации вооруженного бандита.

– Угу… Вот так и скажешь на комиссии.

– И все-таки, что мне будет?

– Возможно, временное отстранение на время служебного расследования, но необязательно. Может, назначат переаттестацию. Но, думаю, все будет в порядке. Видали мы случаи и похуже.

– А он? Ну, клиент, что с ним?

– С ним сейчас работают психиатры.

– Психологи?

– Нет. Психиатры. Ему сейчас хуже, чем тебе. Если бы он посетил тир не один раз, а хотя бы пять, десть раз… Мы же не зря запрашиваем практические баллы.

– Значит, не все в порядке… – Лана поставила кофе на стол и твердо посмотрела в глаза начальника. – Мне надо чего-то бояться?

Леонид Игоревич похлопал ее по руке.

– Сейчас тебе надо поехать домой и отдохнуть. Тебе положен трехдневный отпуск. А потом можешь возвращаться на службу, если…

– Никаких «если»! Я вернусь и буду делать свою работу. Если разрешат.

– Разрешат. Я постараюсь. Мы все постараемся. Но ты уверена?

– Я уверена!

Лана посмотрела на Викторию Марковну.

«Все привыкают. И ты привыкнешь…»

Та вязала свой оранжевый шарфик. И едва заметно улыбалась.

 

Николай Калиниченко, Андрей Щербак-Жуков

Увертюра для револьвера с оркестром

Туба походила на огромный сияющий бублик. Она доминировала над тромбонами и флейтами, гобоями и рожками. Девушку-музыканта за торжествующей тубой было почти не видно. Ножка в черных концертных брюках, мазок свободной белой блузки, тонкая птичья ключица, фрагмент нежной щечки и марципановое розовое ушко с маленькой золотой сережкой. Леня напряженно следил, не появится ли еще что-нибудь, машинально передвигая фигуры по доске, и, конечно, упустил партию. Его оппонент инженер Митрофанов провел безупречный гамбит и принялся теснить Леню по всем фронтам.

– Однако, партия! – наконец пропыхтел Митрофанов, затянулся и выпустил облако сизого дыма. Леня по прозвищу Шумахер механически уложил короля на доску, словно робот пожал сопернику руку и продолжил наблюдать за девушкой.

Клуб «Проходная пешка» давно облюбовал площадку чуть в стороне от летней сцены. Здесь стояли удобные скамейки, чтобы разложить доски. Высокие тополя давали хорошую тень. От реки тянуло свежестью. Завсегдатаи парка обычно не доставляли шахматистам хлопот. Старушки-голубятницы, собаководы, студенты с учебниками и мамочки с колясками – вот и весь контингент.

Духовой оркестр вторгся в эту сонную вселенную внезапно и тотально, поломав привычные маршруты гуляющих, нарушив покой шахматистов. То есть оркестр в сквере был всегда. Однако музыканты играли у входа в парк, на приятном удалении от места, облюбованного «пешечниками». Все было идеально: оркестр хорошо слышно и даже видно, музыка есть, но она не мешает сосредоточению стратегов, а напротив, настраивает на бодрый лад. Переезд музыкантов от гипсовой скульптурной композиции «Пионеры сажают елочку» вплотную к летней сцене смешал шахматистам все карты…

Пока играли «Амурские волны» и «Осенний сон», было еще терпимо, но вот над площадкой грянул мощный «Встречный марш». Чаша терпения переполнилась.

– Нет, это черт знает что такое! – Глава «Пешки» отставной доцент Становой вскочил со скамьи, опрокидывая фигуры. – Эй! Как вас там! Прекратите произвол! – Тяжелый и грузный Становой навис над молодцеватым, похожим на стареющего гусара дирижером и вырвал у того из рук палочку.

Вслед за главой клуба потянулись и остальные шахматисты. Оркестр захрипел, забулькал и затих. Музыканты спешили на помощь своему руководителю.

– Что вы себе позволяете? Варвары! Полиция! Вызовите, наконец, полицию!

– Как вы смеете?! Музыку нельзя прерывать! – Гусар попытался отобрать палочку, но доцент поднял ее над головой.

– Игру тоже нельзя прерывать!

– Ну и не прерывайте, подумаешь, игра, невелика важность!

– Я в прошлом доцент кафедры строительной механики, кандидат наук, имею право. У нас подготовка к районному чемпионату, в конце концов! А у вас какая важность? В трубку дудеть? Кто вам разрешил здесь… кто вы вообще такой?

– Ираклий Швец! Дирижер и композитор, а это – духовой оркестр имени Аркадия Велюрова! – гордо подбоченился гусар.

– Ступайте играть в другое место! Велюры-кракелюры! Возвращайтесь к своей «Елочке»!

– В администрации согласовали это место, значит, будем играть здесь! Нам ваше соседство тоже малосимпатично!

– А мне-то что? Говорю вам, ступайте! Вам здесь не рады!

– Ты за всех-то не говори, мордатый, – вклинилась в пикировку одна из старушек-голубятниц, сухая до такой степени, что казалась шипастой, – я вот люблю музыку послушать.

– Вас сюда кто звал? – зарычал Становой.

– Вот вы кричите! А у Мопсика запор! – подключилась к беседе собачница в красной панаме.

– Что же вы овчарку Мопсиком называете?

– А вы бы видели, какую он морду корчит, когда лимон ест.

– Какой лимон, барышня? При чем тут лимон?

– И муж мой покойный оркестр очень уважал. Как выпьет, так сразу идет в сквер слушать.

– Граждане, хватит шуметь, ребенка разбудите! – зычно кричала мамаша от края площадки. Ребенок в коляске и правда проснулся и теперь самозабвенно орал, напоминая сирену скорой помощи.

– Я всегда ему лимоны даю от несварения. Очень полезно! – не унималась собачница. Пес Мопсик между тем подбежал к Лене и принялся есть его ботинок.

Скандал рос и ширился, в него, как в большой оркестр, вливались новые голоса. И вот, наконец…

– Дуэль! – рявкнул Ираклий Швец, подскочил к Становому и отвесил ему звонкую пощечину.

– Правильно! Только дуэль! – безапелляционно заявила старушка-голубятница. – Прошли те времена, когда за честь интеллигентного человека некому было заступиться.

– Правильно, – поддакнула хозяйка Мопсика, – теперь, после введения Всеобщего закона о свободном ношении огнестрельного оружия, каждый может постоять, за себя.

– Шта-а?!!! Да ты в своем уме, коротышка? – перешел на личности Становой. – Да я ж тебя размажу! Я, между прочим, был чемпионом кафедры по стрельбе.

– А я дважды побеждал в городском соревновании по стрельбе по тарелочкам, вот! – Швец раздраженно дернул себя за ус.

– А пистолет-то у тебя есть, шкет?

– Побольше, чем у тебя, боров!

– Тогда дуэль! Завтра в семь вечера, на речке. Идет?

– Идет!

– Вот это правильно! Вот молодцы! – повторилась голубятница. – Это раньше деликатного человека каждый мог обидеть, а теперь другое дело! Сейчас вам не тогда… Нашли управу на хулиганов!

– Да здравствует дуэль! Да здравствует Всеобщий закон о свободном ношении огнестрельного оружия! – присоединилась хозяйка Мопсика.

– Я, сынки, приду посмотреть, как вы стреляться будете, – ласково проговорила старушка. – Нужно загодя в храм сходить, свечек купить, а то завтра все разберут. Возьму две, на всякий случай.

– Берите лучше четыре, вдруг еще в кого попадут, – посоветовала собачница. – Я тоже приду. С Мопсиком.

Старушка похромала к выходу, за ней устремились вечно голодные голуби. Дама с псом углубилась в парковые кущи.

Когда музыканты удалились, Становой отвел Леню в сторону.

– Леонид, понимаешь, какое дело… Я как бы… Я человек уже не молодой… Скажу честно, даже старомодный… В общем, пистолета у меня нет.

– Но вы же сказали…

– Мало ли что я сказал, – засопел доцент, – я на защите диссера тоже много чего сказал. Это вам, молодым, легко – с рождения при оружии – а нам уже трудно перестроиться. Короче, нужно помочь. Купи все, что требуется, и оформи, чтоб по закону. А я тебя за это… На чемпионат в Чехию возьму. Хочешь в Чехию?

Леня кивнул:

– Еще бы…

– И пиво, поди, любишь?

Леня сглотнул.

– Вот и славно, – Становой сложил руки на объемистом животе. – Прояви активность. Не зря же мы тебя Шумахером кличем. Прошурши… Только вот еще что… Выбери пушку такую, чтоб авторитетно. Чтоб ствол был длинный и, ну, блестящий. Как в рекламе по телевизору. Знаешь такой, а?

Под взглядом доцента было неуютно, и Леня выпалил первое, что пришло в голову.

– «Писмейкер»! – Шумахер и сам не знал, откуда выскочило это словцо. То ли из зачитанного в детстве до дыр Майн Рида вкупе с Джеком Лондоном, то ли из какой-то компьютерной игры. В сознании всплыл смутный образ мужика в черной широкополой шляпе, сжимающего в руке блестящий револьвер. У мужика было лицо Станового.

– Это еще что за ексель-моксель? – с сомнением произнес доцент. – Звучит как-то несолидно. Я бы даже сказал, не совсем прилично… А ну, покажи на телефоне?

Леня показал.

– Слушай, а ничего себе такая штука! Пис! – облизнулся Становой. – Покажем этому выскочке, у кого ствол длиннее… и, э-э… толще! Американский? Как переводится?

– Миротворец, – улыбнулся Шумахер.

– А! Знаю! Звездюлями и пистолетом можно добиться большего, чем просто звездюлями! – Смех Станового заклокотал, усиленный сводами летнего театра. – Ну вот и ладушки, завтра жду всех на берегу в половине седьмого. Не хватало, чтобы эти башибузуки нас опередили. А ты, Шумахер, приходи к шести, ты ж у нас самый стремительный, ха-ха, и пистолет приноси – нужно попрактиковаться. Я ведь и правда был чемпионом кафедры. Когда ж это… ексель-моксель!.. лет шестнадцать назад, не меньше. Ну, гонщик, чего ждешь? Поспешай!

Пойди туда – не знаю куда. Конечно, ему было приятно, что сам Геннадий Станиславович Становой, легенда Строймеха, возложил такую ответственность на простого лаборанта, но Леня не имел никакого представления об оружии. Пистолеты и прочий огнестрел представлялись ему чем-то до смешного анахроничным, вроде театрального реквизита, игрушкой для великовозрастных мальчишек. А когда оружие «разрешили», Леня еще больше укрепился в своем представлении. Пистолет – это, конечно, звучит гордо. Пистолет меняет жизнь его владельца. Можно сказать, как это теперь модно, пистолет повышает качество жизни его владельца… Все это верно, нет спору. Но даже сейчас, ввиду перспективы неиллюзорной дуэли, Шумахер не мог отделаться от чувства абсурдности происходящего.

Леня уныло посмотрел на гипсовую скульптурную композицию «Пионеры сажают елочку» и пошел к выходу из парка. Карман оттягивал тяжелый кошелек Станового: «Да чтобы размазать этого шаромыжника, я полквартиры отдам!»

Мимо прокатила маршрутка с рекламой оружейного магазина «Ворошилов» на борту: «Бей без промаха, не трать деньги зря!» Может, попробовать начать с магазина? Ведь пистолет теперь можно оформить где угодно, разве нет? Даже в ларьках у метро продают.

Сквер имени Трудящейся Молодежи Леня любил и знал с самого раннего детства. Когда-то, еще совсем давно, сюда водила его гулять мама. Летом кататься на самокате, зимой – на лыжах. Когда подрос, стал бегать сам, с мальчишками из его двора. Они называли его рощей, так и говорили: «Пойдем гулять на Рощу!» И бежали.

Хотя мама всегда была недовольна. «Мало ли что может случиться в лесу!» – возмущалась она. Да, мама называла сквер лесом. «Времена-то пошли какие! Ты только послушай, что говорят по телевизору! Что на улицах творится! Не то что было в те времена, когда мы туда ходили с тобой маленьким… Тогда-то было спокойно. Порядок был. А тут идти почти целых полчаса. Да еще и через улицу. А какое сейчас движение? И главное, ведь никто не соблюдает правил. Красный свет, желтый, переход… Собьют – фамилию не спросят. Стреляла бы таких из пистолета, в самом деле… Ну, ничего-ничего, найдется на них управа…» – негодовала мама. Да, времена тогда, действительно, были суровые. Не то что теперь – после введения Всеобщего закона о свободном ношении огнестрельного оружия. Управа-таки нашлась.

А что там идти-то, до сквера… Ну, если чинно да размеренно, то – да. А добежать – всего ничего. Через широкую улицу, а потом всего два квартала. И вновь звучал призыв: «Ну, что, побежали на Рощу!» И ребята срывались, как подорванные.

Те, кто постарше, играли в индейцев и ковбойцев, ну, а малыши – в горцев. Мечи вырезали из тонких дощечек, и это тоже вызывало недовольство родителей. «Заусенишься! – ворчала мама. – Или того хуже – кто-то в глаз попадет». И все же гордый возглас: «Остаться должен только один!» – постоянно звучал в зарослях черемухи. А по вечерам всем горцам доставалось от родителей. Времена-то какие были…

Леня еще помнил те времена, когда гипсовая скульптурная композиция была гораздо сложнее и называлась «Пионеры сажают елочку, а на елочку – белочку». Однако с годами белочка отбилась, и скульптура несколько упростилась. И то ведь верно, времена-то какие были – до принятия Всеобщего закона о свободном ношении огнестрельного оружия.

А потом Леня открыл для себя радость коллекционирования. Он увлекся филателией. А марочники в любую погоду собирались опять же в Сквере имени Трудящейся Молодежи. Особенно Леня любил марки французских колоний – Сахары Западной, Марокко, Алжира. Их продавали «по франкажу». Узнавали курс франка и множили на номинал марки. Так определялась цена негашеных марок, гашеные были дешевле, но ими серьезные юные коллекционеры пренебрегали. Не понимали еще, что ценность марки – в ее истории… Тогда Леня сошелся с Ваграмом. Леня собирал марки по теме флора и фауна, а Ваграм – автомобили и самолеты. Высокий, статный, темноволосый мальчик был заводилой во всех дворовых делах. А Леня давал ему списывать. Сначала упражнения по русскому языку и задачи по математике, а потом и конспекты по физике, химии, биологии.

В последние годы Леня редко виделся с Ваграмом. У того появились свои какие-то загадочные дела, в суть которых Леня не вникал. Ну, а у Лени появился шахматный клуб «Проходная пешка». Он постепенно стал занимать большую часть его свободного времени.

Леню зачаровывал мир шахматных фигур. Ему было интересно представлять на доске настоящие войска, стреляющие друг в друга. Ему нравилось наблюдать за их передвижением с клеточки на клеточку… Но со временем Леня вдруг начал замечать, что гораздо больше его привлекают движения девушки, игравшей на тубе в оркестре имени Аркадия Велюрова. Лица на таком расстоянии видно не было, но движения тела… Они были то резкие, то плавные, то скупые, то, наоборот, размашистые… Они были прекрасны.

В магазине всегда все просто, и никакой романтики.

– «Писмейкера» нет. Только по записи, – сказала девушка и почему-то обиделась. – Дефицит. Вы же не записывались?

– Нет. Но, может быть, у вас есть что-то другое, похожее. Э-э-э, представительского класса? – растерялся Леня. – У нас дуэль, понимаете, нельзя ударить в грязь лицом.

– Парные пистолеты есть только для новобрачных, – продавщица бухнула на прилавок две нарядные коробки, украшенные кольцами и голубками. – Есть серебряные револьверы и розовые «Макаровы». Будете брать?

Леня представил себе Станового с розовым пистолетом, и ему сделалось дурно.

– Нет-нет, нужен один пистолет, но какой-то особенный, чтобы впечатление произвести.

– Ну, не знаю, – девушка как будто оттаяла. – Есть квадрокоптер-глухарь с пулеметом, но это только для полиции, ЧОПов и других корпоративных клиентов.

– Неужели совсем ничего нет?

– Молодой человек, если у вас спецзаказ, обратитесь в Градстрелсбыт. Там что хочешь найдут. А у нас обычный магазин. Дробовики, карабины, люгеры, беретты – простое повседневное оружие. Никакого эксклюзива!

Вот оно! Градстрелсбыт! Как он мог забыть?

– Спасибо большое! – Леня улыбнулся девушке. Но та уже отвернулась.

– СОСНИ! СОСНИ! – надрывалась грудастая секретарша. За ее спиной висел яркий плакат «Вооруженная мать – здоровые дети!».

– Сосни, ха! Я б соснул, – проворчал мужчина в кардигане рядом с Леней. – В смысле поспал бы немного… Вы не подумайте…

– Простите… А это что, аббревиатура? – робко поинтересовался Шумахер.

– А то! Сообщество Снайперов-Инвалидов, – хохотнул кардиган. – Блатные! Сейчас без очереди примут.

– СОСНИ здесь! – что-то большое толкнуло Леню в плечо. Здоровенный лысый детина пробирался к стойке.

– Ты что, инвалид? – крикнул кто-то в толпе.

Гигант замедлил свое движение, медленно повернулся, обведя очередь мрачным взглядом.

– Я тренер! – громыхнул он и оскалил желтоватые зубы в недоброй ухмылке. – Кто хочет в команду – подходите.

Желающих не нашлось.

– У вас что? – сочувственно спросил Леню кардиган.

– Дуэль, – вздохнул Шумахер.

– А! Дело чести! Бог создал обезьяну, а Смит и Вессон сделали из нее человека, – понимающе кивнул собеседник. – У меня разрешение на беглый огонь. Месяц уже хожу. Думаю, скоро добьюсь… Или это был Дарвин?

– А можно узнать… зачем вам беглый огонь? – деликатно поинтересовался Леня.

– Неудачный брак, – мужчина тяжело вздохнул и отвернулся. – Маркс! Точно, это Маркс создал обезьяну…

– Запоры у вас бывают часто или не бывает совсем? – сонный психиатр, не глядя на Шумахера, писал что-то в карте. Леня огладил пачку справок, которую уже получил, чтобы оформить заявление на «Писмейкер», и это придало ему уверенности. Он не помнил точно, на каком этаже сейчас находится. Кругом серый линолеум, стены – голые. Хоть бы картинку какую-нибудь повесили. Или наглядную агитацию. Запутанная планировка Главстрелсбыта была словно создана для того, чтобы путать сознание неподготовленных граждан. Шумахер подумал и с ужасом понял, что на мгновение забыл о цели своего визита.

– Не бывает совсем, – уверенно ответил Леня.

– В самом деле? – заинтересовался психиатр.

– Скажите, а сколько еще нужно справок?

– Вас это беспокоит?

– Э-э-э… Нет.

– Ответ правильный, – произнес психиатр с таким удовлетворением, словно его угостили чем-то вкусным. – Вот вам справка, отнесите ее сначала в регистратуру на минус-третий этаж, поставьте печать, а потом поднимитесь на шестой и пройдите по галерее в соседний корпус. Вам нужен кабинет 3456/4.

Леня вздохнул и побрел.

В кабинете 3456/4 обстановка была побогаче. За столом, покрытым зеленым канцелярским сукном, сидел мужчина в золотых очках и что-то писал на листе бумаги перьевой ручкой.

– Скажите, пожалуйста, зачем я оформляю такое количество справок? – с порога спросил порядком раздосадованный Шумахер.

Мужчина поднял голову и строго посмотрел на Леню поверх очков.

– Позвольте, молодой человек, но разве секретарь не разъяснила вам, зачем нужно идти в кабинет 2?

– Разъяснила: чтобы получить форму 4-бис.

– Ну вот, а там вам разве не сказали, зачем нужна форма 4-бис?

– Да, чтобы получить справки в кабинетах с 12-го по 36-й.

– Вот видите, – мужчина снял очки и протер их. – А разве после этого вас не направили в канцелярию на регистрацию запросов и оформление карты-явки?

– Направили.

– А после этого в каждом из восемнадцати управлений вас не информировали, какие действия вы должны совершить?

– Да, верно.

– И разве после этого вы не попали ко мне?

– Попал.

– И какие же у вас претензии?

– Я не понимаю, зачем все это? Ведь мне просто нужно купить пистолет, «Писмейкер».

– Ах, вот в чем дело! Просто купить пистолет? – мужчина хохотнул.

– Ну да. Я ведь объяснял секретарю.

– Она в этом не разбирается. Только регистрирует обращения и направляет граждан по списку. Представляете, что было бы, если бы секретарь разбиралась в таких сложных вещах? Коллапс на входе! Вот почему нужна система!

– Но мне нужен пистолет.

– Это понятно… Но несущественно.

– То есть как несущественно? – вознегодовал Леня.

– Несущественно, потому что прежде всего важно функционирование. И оно, смею вас заверить, организовано на высшем уровне.

– Хорошо, но где я могу оформить «Писмейкер»?

– Это проходит по другому филиалу. В сорока минутах езды отсюда. Садитесь на шестой трамвай, потом пятнадцать минут пешком, и вы на месте. Там процедура значительно проще, правда, если вы заранее зарегистрировались. Однако сегодня неприемный день.

– Хорошо, а завтра?

– Завтра прием с двух до четырех, но регистрация только в понедельник.

– В понедельник? – тупо повторил Леня. Он уже понял, что потерпел фиаско, и говорил просто так, по инерции.

– Ну, конечно! Видите, как все просто! Каких-то десять дней, и пистолет у вас в кармане!

Леня жил вдвоем с мамой. Кухня у них была небольшой, но им хватало.

– Ленечка, ты почему не ешь борщ? Остынет!

– Я не голодный, мам.

– Что значит не голодный? Ты молодой организм, давай, чтобы тарелка была чистая.

Мама решительно наклонилась и коснулась губами лениного лба. Он даже не успел отклониться, только и успел недовольно простонать:

– У-у-у…

– Ой, у тебя, кажется, температура. Что-то ты у меня бледненький. Что случилось? Сейчас градусник принесу.

– Я здоров, мам, просто устал. Все нормально.

– Я лучше знаю. Дай снова лоб. Дай сюда. Нет, не горячий. А в чем же дело? Слушай, а почему твой пуловер пахнет духами? Сыночка, у тебя что, девушка?!

– Нет, мам… То есть… Я не уверен. Понимаешь, у нас все сложно… Она из оркестра, а у нас с ними конфликт! Становой с их дирижером стреляться хотят.

– Так, позвони дяде Сене, он в этом очень хорошо разбирается. Помнишь дядю Сеню? Он был на твоем выпускном и дважды уронил чахохбили себе на брюки. Такой милый человек! А какой специалист! Он большой ученый. Историк. У него такая отличная коллекция всевозможных древностей. Он ее завещал краеведческому музею… Ты знаешь, что впервые презервативы появились в Древнем Египте, при царе Хаммурапи? Их делали из овечьих кишок…

– Мама! Мне не нужны презервативы! – сорвался на фальцет Леня, а потом добавил тише: – Мне нужен пистолет. Становой попросил достать.

– Что значит не нужны? – Мама не спешила вникнуть в суть конфликта. Однако поспешила возмутиться. – В твоем-то возрасте! Пистолет будет, а презервативов нет?

– Мама, они с клубничным вкусом! Что за дичь?! – снова вспылил Леня.

– Кто? Пистолеты или презервативы? – она задумалась. – Как странно, никогда не знала. Впрочем, это даже хорошо. В обоих случаях. И очень хорошо! Пускай знает, что у моего сына есть вкус!

Мама задумалась. По всей видимости, о том, как активно развиваются технологии. А Леня решил воспользоваться этой паузой для того, чтобы улизнуть из кухни.

– Мама, я лучше схожу к Ваграму. Я ненадолго…

– Зачем? – уже без азарта, а, скорее, по инерции спросила мама.

– Он лучше разбирается…

– В чем? В пистолетах или в презервативах?

– И в том, и в другом. Уж поверь мне.

– Привет, Ваграм.

– Здравствуй-здравствуй, шахматист… Давненько не видались.

Ваграм – высокий, статный брюнет с молниями, выбритыми на висках – пропустил Леню в свою комнату.

– Дружище, – чуть не взмолился Шумахер, – я по делу. Только ты можешь мне помочь…

– Ну, что ж, камрад, старая дружба, как говорится, не горит и не тонет. Чем могу – помогу. Садись.

– Ты ведь модный парень, – зашел чуть издалека Леня.

– Не без того, – довольно проурчал Ваграм, проводя ладонью по зализанным, черным как смоль волосам.

– У тебя ведь, наверное, есть пистолет?

– Ха! У меня не просто есть пистолет, – восторжествовал Ваграм. – У меня есть не один пистолет. У меня много пистолетов. Семь, кажется… Хотя нет – уже восемь.

Леня буквально подпрыгнул на стуле. От радости у него сперло дыхание.

– Без пистолета в наши дни – никуда, – продолжил друг. – Я тебе признаюсь, как самому старому приятелю, без пистолета на людях я иногда себя чувствую почти как без штанов. В обществе, в котором я сейчас вращаюсь, появиться без пистолета – это все равно что опозориться, зашквар… вроде как прилюдно испортить воздух.

Ваграм хохотнул, радуясь, как ему казалось, удачной шутке.

– Пойдем, покажу мой арсенал, – сделал широкий жест брюнет. – Да что там арсенал – арсеналище!

Леня поднялся со стула, сделал несколько шагов на ватных ногах.

– Все, как положено по закону… Несгораемый шкаф, ключи, кодовый замок…

Ваграм откинул вверх дверку, словно в баре – обшитая сверху деревом, она внутри блестела нержавеющей сталью. Внутренняя поверхность была обтянута иссиня-черным бархатом. Пистолеты поблескивали на его фоне, словно драгоценности. Они завораживали, кружили голову. Особенно это чувствовал Леня в нынешнем его состоянии.

– Вот смотри, – гордо произнес Ваграм тоном экскурсовода в Кремлевском Алмазном фонде. – Вот этот, что посветлее, у меня для вечеринок. Хорошо смотрится с легкими парусиновыми брюками и свободными рубахами. И цепочка должна быть при нем на шее серебряная и неширокая. Это вообще такой летний вариант, легкий…

У Лени буквально перехватило дух. А Ваграм тем временем продолжал:

– А вот этот – наоборот… Черный. К нему хорошо идет толстая золотая цепь и предельно строгий костюм – скажем, тройка, черный пиджак с жилеткой, а лучше даже фрак. И этот для серьезных приемов, не для тусовок. А вот тот – темно-серый, я бы сказал, мышастой масти – нужно носить в короткой кобуре, да так, чтобы рукоятка обязательно была видна… У нас это называется – «ручкой наружу»… Это, брателло, целая культура… Девчонки носят розовые, ярко-фиолетовые. А вот фиолетово-черные – для любителей вампирской тематики. А девочки-эмо носят не просто розовые, а с ажурной черной окантовкой. Дамы постарше предпочитают цвет бордо. Есть специальная модель для любителей покурить травку – с красно-желто-зелеными полосами… Ну, про голубые я даже не говорю – это одна из самых популярных расцветок. После черного, конечно. Черный – это классика. Желтый цвет – это как будто всем сигнал: я псих, от меня можно ждать всего, что угодно. Зеленый обозначает: я сегодня собираюсь хорошенько выпить. Очень распространена расцветка хаки и камуфляж. Ну, это понятно, это вариант для природы – с таким хорошо на пикник ездить или на пленэр, кому что ближе… А вот мой любимый – модель небольшая, даже, можно сказать, маленькая, но редкая. Его носят без кобуры, прямо в кармане, но обязательно так, чтобы контуры проступали, так, чтобы сам пистолет виден не был, но все и без этого понимали бы – ты при пестике. Этот так просто – безмозглым девчонкам пыль в глаза пускать. Большой, легкий и со стразами. С крупными. А вот этот, наоборот, для тех, кто понимает, – он с авторской инкрустацией…

Глаза Лени сначала заблестели, потом забегали, и наконец округлились до максимально возможных размеров.

– Мне нужен пистолет. На время, – чуть ни шепотом произнес Шумахер и добавил: – Один.

– Без проблем, – не задумываясь сказал Ваграм и хлопнул приятеля по плечу. – Для друга – любой. Выбирай.

Леня протянул руку с самому большому, черному. Отдернул, протянул к светлому – все-таки на дворе лето. Ему лично больше всего нравился маленький, но Становой просил побольше. А, может, со стразами?..

Руки у Лени слегка дрожали.

– Только не поцарапай, пожалуйста, – предупредил Ваграм. – Хотя… В этом тоже есть свой понт. Пистолет с царапиной. Да-да, пожалуй, это даже круто. Настоящий боевой пистолет. Такой, побывавший в передрягах, познавший, так сказать, жизнь и приключения…

– А патроны есть ко всем? – усомнился вдруг Леня. – В смысле – боекомплект.

– Какой боекомплект? – недоумевал Ваграм.

– Ну, боевой… Комплект… Патроны… Чтобы стрелять…

– А зачем стрелять? – еще больше недоумевал Ваграм.

– Ну, пистолет… Чтобы стрелять?

– Э, нет, дружище, эти пистолеты не для того, чтобы стрелять. Они не стреляют. К ним нет патронов.

– А для чего они? – растерялся Леня.

– Как для чего? Во-первых, это красиво!

Леня опустился. Чего-чего, а уж цитату из этого анекдота он никак не ожидал услышать в этот момент. У него просто не было слов.

– Это же красиво! – воскликнул Ваграм. – Ты приходишь в компанию, а у тебя пистолет – тебя все уважают. А без пистолета ты – лох, тебя никто не уважает.

– Но если пистолет не стреляет… Тебя тоже уважают?

– Конечно, уважают. Ты же с пистолетом. Значит, ты человек. А без пистолета ты никто…

– Не-е-е-е… Мне стрелять.

– Зачем стрелять? Сейчас уже давно никто не стреляет. Мы же не на Диком Западе.

Леня понял, что не понимает чего-то краеугольного. И на понимание этого у него уже нет времени.

– А настоящий достать ты не можешь? – с некоторой надеждой в голосе спросил Шумахер.

– Ну-у-у… – нехотя протянул Ваграм. – Это дело сложное. Даже тебе, друг, ничего обещать не могу… Но, верь мне, ты же мой самый старый друг – для тебя я постараюсь. Да, постараюсь, сделаю все, что только можно… Все…

И Леня вздохнул, понимая, что даже если Ваграм и действительно постарается, шансов мало. По сути, шансов нет.

– Ну, что ж… – произнес Шумахер уже вполголоса, совсем понурив голову. – Похоже, действительно, придется идти к дяде Сене.

И пошел. Благо дядя Сеня жил в соседнем подъезде…

Закатное солнце позолотило крышу заброшенной птицефабрики на том берегу. От руин общественного туалета протянулась длинная тень, пересекла пустырь и легла под ноги Становому. Вечерний сквозняк принес запах реки, водорослей и шашлыка, выше по течению кто-то разворачивал мангал. Шахматисты стояли плотной кучей, музыканты прижимали к себе инструменты.

Становой выискал глазами в ряду коллег Леню Шумахера.

– Ну, что достал?

– Достал, что смог, – скромно произнес парень и протянул Становому промасленную тряпицу с чем-то, аккуратно в нее завернутым.

Геннадий Станиславович развернул куль, и на свет Божий показалось нечто продолговатое и слегка изогнутое, из металла и дерева. С одной стороны у него виднелись две шурупных головки, а с дугой крепился механизм, напоминавший одновременно билетный компостер и ручную кофемолку.

– Что это? – недоуменно спросил Становой.

– Русский пистолет кремневый образца 1809 года, – гордо заявил Леня.

– Где ты его взял?

– У дяди Сени, – пояснил Шумахер. – Он же доктор исторических наук, коллекционер… У него много всего интересного есть. Например, походный рукомойник с выдвижным поддоном… А это отличное оружие. Был создан в период перехода русской армии на семилинейный калибр, использовался в кирасирских, драгунских и гусарских полках… Смотрите, какая массивная ручка – если заряд не сработает, можно уничтожать живую силу прямо ею…

Становой не успел даже вздохнуть.

– К барьеру! – старушка-голубятница взмахнула зонтиком. Пес Мопсик перестал чесаться и тихонько заскулил.

Геннадий Станиславович обреченно поднял пистолет в вытянутой руке. «Честь дороже жизни!» – мысленно решил прославленный ученый. Противники начали медленно сходиться.

– Ну, чистый вестерн, – пропыхтел инженер Митрофанов, вынул платок в крупную клетку и принялся протирать потное лицо.

Когда дуэлянты оказались поближе друг к другу, Становой заметил, что оружие его противника мало чем отличается от его собственного. Это была еще более странная пистоль с расширяющимся раструбом ствола. «Мушкет, что ли? – подумал отставной доцент. – Шансы увеличиваются!»

Пистоль в руке Ираклия дрожала. Становой ступал как-то неуверенно, боком. Вдруг в его кармане зазвонил мобильник.

– Антонин Дворжак… Из «Нового Мира». Обожаю его! – Ираклий Швец опустил пистолет, прислушиваясь к мелодии.

– Симфония девять, часть четвертая, – кивнул Становой. – Моя любимая. Простите, я отвечу… Да, Люся, что случилось? Нет, оливкового не было, пришлось взять подсолнечное на рынке. Ну что я могу сделать? Я? Нет, пока не могу. У меня дуэль. Ду-эль! Ну все, пока, целую! До вечера!

Он положил телефон в карман, взглянул на Швеца, потом оглянулся на шахматистов.

– Что, мордатый, струсил? – захихикала голубятница.

Собачница только уничижительно фыркнула.

– Я? Да ни за что! Продолжим? – Становой поправил шляпу.

– Вне всяких сомнений! – Ираклий тряхнул головой, рассыпая по плечам седеющие кудри.

– Что значит «вне сомнений»?! Как так «вне сомнений»? – от группы музыкантов отделилась тоненькая фигурка в белой блузке и черных брюках. Сердце Шумахера забилось сильнее. Она! Та самая девушка с тубой. Вот только тубы не было, и теперь Леня мог рассмотреть ее полностью. И то, что он видел, совершенно его заворожило. Закат вплел в пышную каштановую прическу легкомысленную рыжину, грудь вздымалась, щеки горели. Хороша, Боже, как хороша! – подумал шахматист и, сам того не замечая, тоже подался вперед.

– Ираклий Петрович, вы же сами нам говорили про волшебную силу искусства! Я думала, вы искренний человек, думала, вы способны на великодушие, а вы…

– Лидочка! Но этот субъект нас оскорбил. Хочет прогнать оркестр, а мы и так на птичьих правах!

Лидочка! Вот как ее зовут! Леня был уже на полпути к дуэлянтам.

– Эй, девонька, не мешай мужчинам решать мужские вопросы, – прокаркала голубятница.

– Самой из-за дудки не видно, а туда же – миротворствовать! – поддержала ее собачница.

Сердце Лени не выдержало, какая-то неведомая ему доселе сила словно бы приподняла его. И он сделал шаг вперед:

– Женщины, а ну-ка помолчите! Дайте девушке сказать, – строго произнес он, сам удивляясь твердости своего голоса, а потом, совсем уж осмелев, обернулся к своему боссу. – А вы, Геннадий Станиславович, ученый человек, в институте опыты ставили, а до такого мракобесия докатились…

Лида увидела стройного утонченного молодого человека, с волевыми скулами, в тонких очках, и ее глаза заблестели еще ярче. Ее голос стал еще решительней.

– А вам, что же, хочется, чтобы они друг друга поубивали? Завидуете, что из-за вас в молодости никто не стрелялся, так пусть стреляются под вашим руководством? – прищурилась Лидочка.

– Что же я, свечки зря покупала?

– А вы их за здравие поставьте, – улыбнулся Становой. – Вот что, Ираклий Петрович, раздумал я, давайте-ка мириться. Чепуха какая-то выходит. Можем график, в конце концов, согласовать, когда вы играете, а когда – мы. Простите, что нагрубил, характер у меня вспыльчивый. Так уж вышло.

Швец с облегчением кивнул и протянул Становому руку.

– Подождите! Подождите! – от берега на пригорок к ним взбирался дядя Сеня. – Леня, ты понимаешь, какая незадача, внуки-шельмецы порох сперли, а там у вас на полке песок с золой. Ничего не выстрелит! Вот, я свежий принес. Теперь можно смело… Вы уж простите старика, не проверил.

– Не нужно уже, дядя Сеня, – улыбнулся Шумахер, – дуэли не будет.

– Как же так? А впрочем… может, оно и к лучшему. Пистолет-то надежный, но все-таки ему почти сто пятьдесят лет. Мало ли что.

Музыканты и шахматисты двинулись навстречу друг другу, смешались. Стали жать друг другу руки, кто-то даже обнимался. Стало шумно. Все говорили со всеми, и только Леня видел единственного собеседника.

– А вас, значит, Лидой зовут?

– Да, а вас?

– Я Леня. Получается две «Л».

– Я видела, вы на меня смотрели вчера. Было неловко.

– Вы… я… вы меня словно зачаровали.

– Ой, я больше так не буду… Постараюсь…

– Нет-нет, вы… я только рад…

И тут на пустырь с ревом въехал фургон со знакомой всем в городе рекламой магазина «Ворошилов». Дверь открылась, и в пыль спрыгнул здоровенный бритый детина, которого Леня уже встречал в Градстрелсбыте, тот самый «тренер» из СОСНИ. Сейчас он сменил пиджак на спортивный костюм.

– Я от Ваграма, – пробасил тренер. – Кто тут его лучший друг? Кому стволы нужны?

– Увы, уже никому… – начал было Становой.

– Постойте, – остановил его Ираклий, – молодой человек, можно узнать ваше имя?

– Валек, а чо?

– А сколько, к примеру, Валек, стоит один патрон?

– Прикалываешься, дед? Либо бери пушку с патронташем, либо мы поехали…

– А знаете, Валя, что в увертюре Чайковского «1812 год» в финале звучат залпы пушек?

– Гонишь?

– Нет, правда. А ну-ка, ребята, скорее за инструменты… «Восемьсот двенадцатый» Петра нашего Ильича за примирение, разом!

Музыканты похватали инструменты. Леня бросился к громоздкой тубе, схватил ее и галантно подал Лидочке. Она на чуть-чуть смутилась, но только на мгновение.

Оркестр заиграл. Торжественные звуки скатились с крутого берега, разлились над рекой и, кажется, достигли даже далекой птицефермы.

Когда Швец сказал «пора», Валя извлек из кармана большой блестящий револьвер и выстрелил в воздух. Потом по команде еще раз и еще.

– Вот он, «Писмейкер», – опешил Леня. – смотрите, Лидочка, это то оружие, что я искал.

– Круто, дед. Прям круто! – Валя хлопнул Швеца по плечу. – Слушай, так это выходит, что мы у вас, что ли, точку рядом с «Елочкой» отжали?

Ираклий развел руками.

– Погорячились. Таких музыкантов рядом держать нужно, – уверенно заявил Валек. – Вернем сцену на прежнее место, а ларек свой рядом поставим. Мы ж там хотим точку новую открыть. От сети «Ворошилов». В наше-то время без оружия никуда. Пистолеты-то всем нужны…

– Конечно, без них уже и Чайковского сыграть не могут, – засмеялся Становой.

– А как же администрация? – все еще сомневался Швец.

– Договоримся. Корешок у меня там работает, тоже инвалид, – осклабился Валя, и последний луч заходящего солнца сверкнул на золотом зубе торговца оружием.

– Скажите, Лидочка, а что вы делаете завтра вечером? – решился Леня.

– Играю в сквере, – улыбнулась Лида.

– И я… Значит, увидимся.

– Конечно, увидимся.

– Граждане, граждане! Радость-то какая! – через пустырь к ним бежала хозяйка овчарки, о которой на время все забыли. – От вашей канонады Мопсика, наконец, попустило!

– А вы как хотели, тетенька? – гордо проговорил Леня Шумахер и решительно подмигнул Лидочке. – Оружие – это сила! Пистолет – это ум, честь и совесть нашей эпохи. Без него сегодня никуда. От него и кошке приятно… То есть собаке.

 

Александр Конторович

Школа выживания по-русски

Это случилось… ну, не так-то уж и давно.

В то время у нас снова начали рассматривать всевозможных иностранных гостей в качестве частично положительных товарищей. И поэтому всячески радовались их приезду и старались по мере сил им помочь во всевозможных трудностях.

А их – особенно для приехавших издалёка людей, впервые столкнувшихся с нашей реальностью, хватало повсюду.

Место, где всё это происходило – глухие и поныне леса в Псковской области. Хватает там всевозможных болот и прочих радостей. Соответственно – полным-полно и всякого зверья – порою так и весьма недоброго.

Так уж сложилось, что оные места нам (и не только нам…) весьма приглянулись. Не только в плане красоты (которая в этих краях была по-своему дикой и своеобразной), но и ввиду наличия там всевозможных «радостей». В виде топких болот, труднопроходимой местности и практически полного отсутствия местного населения. А имевшиеся на карте посёлки и деревушки по большей части были давным-давно заброшены, и в них никого не было. Хотя, глядя на всевозможные карты и атласы, составленные и вовсе неведомо когда, понять это было весьма затруднительно.

Я не случайно упоминаю здесь именно это обстоятельство, так как оно сыграло в дальнейшем важную роль во всём происходившем.

Впервые мы попали сюда после, не будь она к ночи помянута, перестройки, но ещё до всевозможных дефолтов. А надо сказать, что мы на тот момент не являлись беззаботными туристами. Все – либо военнослужащие, либо тоже люди в погонах различных ведомств. Соответственно, и наше пребывание здесь имело сугубо утилитарную цель – совместная тренировка и отработка навыков. Понятное дело, это не являлось партизанщиной. В один из предыдущих наших визитов в данные края пришлось побегать вместе с солдатами внутренних войск, помогая им отловить сбежавших в эти самые леса зеков. И, хотя это и не входило в наши задачи, помогать своим всегда надобно. Так данные визиты всегда кем-то там наверху согласовывались, и кого надо ставили в известность – в ваших краях проходят некие мероприятия. Передавался и список участников. Куда всё это направлялось – бог весть. Мы знали только то, что должны сообщить представителям милиции или армии, буде таковые нам встретятся в этих чащобах.

Забегая вперёд, скажу – такое было на моей памяти один раз – именно тогда мы и бегали совместно с ввэшниками.

И с тех пор часто приезжаем сюда. Не только для того, чтобы вспомнить молодость – есть и иные причины.

Высадились мы, как всегда, на станции Одрино, которая в настоящее время не так-то уж и сильно изменилась с тех событий. В темпе перекусили, забежали в местный магазинчик, где разжились хлебом и некоторыми мелочами, которые отчего-то всегда забываются дома, независимо от тщательности подготовки.

После чего устроились ждать автобуса, на котором рассчитывали проехать несколько километров.

Через час-полтора он и появился. В темпе покидав в него свои рюкзаки и прочее, мы забрались внутрь – и в путь!

Дорогу мы знали давно, никаких неожиданностей не произошло, и уже примерно через час вся группа стояла на опушке леса. Тут когда-то имелась деревня, оставившая после себя лишь несколько полуразвалившихся строений и столб с названием остановки.

Углубившись в лес, сбрасываем рюкзаки и снаряжаемся.

Вот, правда, погон на нашей одежде не имеется, хотя и на обычную туристическую одежку она походит весьма отдалённо.

А вот всевозможное вооружение – присутствовало.

Так что чисто внешне нас ещё можно было принять за… ну, наверное, за охотников. Пулемётов у нас не имелось, а всё прочее – в той или иной ипостаси – присутствовало у самых разных людей в стране.

Нас было шесть человек – две тройки.

Не всех я могу назвать – даже и сейчас.

Вооружившись и подогнав снаряжение, мы потопали в лес. Надо было пройти около десяти километров, найти там… ну, кое-что надо было найти – не мы первые тут ходили. Потом поставить лагерь, переночевать – и снова на маршрут.

А в здешних местах – ещё со времен незапамятных – присутствовали, помимо прочего зверья, ещё немаленькие стаи совершенно одичавших собак. И это было большой проблемой!

Людей и огня они не боялись совершенно, оружие их тоже пугало незначительно, а вот жрать они хотели… И были случаи нападения – не раз. Тех же беглых зеков они в своё время погрызли очень даже основательно! Поэтому шли все предельно внимательно. И оружие – постоянно под рукой. Собачки эти обычно атакуют молча – и немалой стаей. Так что в случае чего даже и вертолётом вывозить будет нечего…

Первый день…

Ну, в первый день никогда и ничего не происходит. И никаких там «зловещих» примет тоже по пути нам не встретилось. Они обычно позже появляются…

Вечер, место будущего лагеря.

Сложив рюкзаки, рыщем по округе – ищем… И через полчаса находим!

Теперь можно ставить лагерь. Но – перед этим отходим чуть в сторону, где и обустраиваемся.

Ночь… она прошла вполне обыденно – для этих мест, разумеется. Какое-то зверье шарилось где-то в стороне, кто-то кого-то гонял… словом, всё как обычно.

Аналогичным образом прошёл и второй день. Мы топали по маршруту, понемногу втягиваясь и привыкая к обстановке. Опять же – почти все тут не в первый раз, и особых сюрпризов не имелось.

А вот третье утро принесло сюрприз!

Английскую речь!

Высунувшись из палаток, недоумённо переглядываемся.

Глюк?

С чего бы это вдруг?

Никто вроде бы и не пил…

Но речь, тем не менее, не смолкала – напротив, становилась всё более явственной!

Надо сказать, что найти наш лагерь – задачка совсем не детская. Даже и сейчас мы ставим палатки таким образом, чтобы их нельзя было бы заметить вблизи. И, хоть никто нас тут не искал, но многолетние привычки… они просто въедаются в кровь.

Высовываемся уже совсем, быстро экипируемся.

Взмах руки – никому и ничего объяснять не нужно. Один остаётся в лагере, быстро отбежав в сторону с оружием наготове, все прочие рассредотачиваются по лесу. А мы с Мишкой топаем на холм – разговор слышен откуда-то с той стороны.

Поднявшись на холм, видим зрелище…

Около десятка человек в разнообразной, попугайных тонов, одежде сидят на рюкзаках у подножья холма и отчаянно спорят. По их внешнему виду можно понять – они тут не первый день. А судя по тону разговора – так их, похоже, что-то немало припекает.

Не вмешиваясь, продолжаем наблюдать сверху. Не беглые зеки – это уж очевидно. И на каких-нибудь наркош не похожи – тех уже по внешнему виду определить можно. Две молодые девчонки – и тоже с рюкзаками. Причём – с немаленькими! То есть – это явно не воскресный пикник. А им досталось – у одного парня перевязана рука! Что уж его так-то? Он и выглядит не таким уж живчиком. Впрочем, они тут все… не слишком жизнерадостные…

Прислушиваясь к разговору, понимаем – народ заблудился. Что совершенно не удивительно, учитывая характер данной местности. Тут даже компас – и тот работает непонятно как. Не говоря уже о более сложной технике – она здесь вообще такое может показать…

И сидящий внизу народ, похоже, осознал это только сейчас!

Более того, как у всякого «цивилизованного» человека, ни у одного из них не хватило соображаловки, чтобы выключить все приборы, оставив только один работающий. Элементарно для того, чтобы сберечь заряд в аккумуляторах. Нет, блин, каждый пялился в свой собственный гаджет! И как результат – большая их часть просто не работает…

Привык народ во всём полагаться на смартфоны – вот и огребайте!

– Ну, что? – смотрит на меня Мишка. – Подойдём?

Мы ещё не сильно заросли щетиной, так что принять нас за чеченских террористов пока нельзя. Не вру – в жизни такое уже бывало! В 1999 году в лесу аж под Гусь-Хрустальным одна подозрительная бабуся из глухой деревушки, покосившись на наши небритые чисто славянские морды, выдала: «А вы, случаем, не чечены?»

Вот, правда, висящие на боку стволы…

У Мишки – полуавтоматический «Вепрь», а у меня – старый, проверенный временем АК – в гражданском, правда, варианте. Но издали – хрен чего отличишь.

Но никто из нас не страдает настолько тягостной формой дебилизма, чтобы идти к незнакомым людям в глухом лесу безоружным.

Наше появление осталось для большинства спорщиков незамеченным. Мы уже успели пройти больше половины пути, как один из сидящих, вскочив на ноги, вытянул руку в нашу сторону и что-то крикнул.

Спор моментально оборвался, и все спорщики с любопытством уставились в нашу сторону.

– День добрый! – стараюсь выглядеть максимально доброжелательно. – Что случилось?

– А вы кто? – А вот это, похоже, насквозь отечественный персонаж. Не столь попугаисто одетый, но вот рюкзачок у него…

– Лешие мы… – усмехается Мишка. – Неужто сразу не видать?

М-м-да… похоже, что сие «дитё цивилизации» вообще не в курсе того – кто это такие – лешие. На его лице отображается мучительная попытка осознать услышанные слова. Безуспешно…

– Кто есть…э-э-э… лишай? – спрашивает один из парней.

– Лишай – это такой нарост на дереве. Что-то вроде мха, – любезно поясняю я. – А лешИй – это обитатель леса – вполне себе живое существо.

Не врубились…

А вместо этого бросились к нам… с требованиями!

Общий смысл которых сводился к одному – хотим домой!

Кое-как нам удалось перевести эту «беседу» в конкретное русло – и вот что выяснилось.

Все эти «попугаи» – выпускники школы выживания где-то в США. После успешной сдачи выпускных экзаменов народ решил, что они теперь мегакруты, и вознамерился – ни больше ни меньше, как совершить марш-бросок по настоящей русской тайге. Списались по Интернету с каким-то турагентством – те, ничуть не смутившись, ответили – мол, без проблем!

Прибыв в Москву, ребятишки направились сразу же в офис турагентства. И, ткнув пальцем в карту – туда, где много зелени (и не совсем уж далеко от больших городов), сказали – «вот сюда!». В агентстве тотчас же подрядили им гида. Тот когда-то ходил в «походы выходного дня» и не без оснований считался самым «прошаренным» в данной теме. Купили в киоске атлас, загрузили в смартфоны «свежие» карты – и в путь!

Первым шоком оказалось отсутствие многих посёлков, которые были обозначены на карте.

Вторым – отсутствие какого-либо транспорта. Редкие рейсовые автобусы отчего-то ходили совсем не в нужном направлении.

Ладно, подрядили водителя грузовика. Тот, ничуть не смутившись, закинул их именно туда, куда они ткнули пальцем. После чего, посигналив на прощание, уехал…

И народ остался… неведомо где.

На карте почему-то не оказалось никаких обозначенных деревень (вообще-то их ещё лет тридцать назад расселили…). Да и дорог заодно.

Вместо того чтобы попросту потопать по своим следам, бравые выживальщики решили «срезать угол».

Вот, третий день и срезают…

– Ну, а от нас вы чего хотите? – не выдерживает Мишка.

Домой народ хочет. И отчего-то уверен в том, что мы сейчас всё нафиг бросим и станем их куда-то там выводить.

– Вам – туда! – указываю в сторону, откуда мы пришли. – Там иногда автобус ходит… Денька два обождёте – он и приедет!

Нет, они уже наелись – ведите нас за руку!

– Сань, они реально охренели? – интересуется мой товарищ. – С бодуна и пьянки мы их должны куда-то тащить?

Пробуем пояснить – идти недалеко, а у нас и свои задачи есть.

Фиг там… оказывается, на них вчера какой-то зверь нападал – все дружно полезли на деревья, в том числе и московский «эксперт». Там-то один из парней руку и ободрал…

– Какой зверь-то был?

– В лесу шумел и рычал!

– Медведь, что ли? Ну, так тут он хозяин… чего удивительного-то?

Наш английский весьма далёк от совершенства, да и по-русски народ не так-то уж и хорошо объясняется.

Но здесь – поняли все! И сразу!

Лучше бы я промолчал…

Минут десять они с увлечением орут уже друг на друга. И все вместе – на представителя турагентства.

– Слышь, пока они тут скандалят, – говорит Мишка. – Может и мы… того… в смысле – смотаемся от этого дурдома?

Ага… фиг там…

Когда шумная толпа перевалила через холм, все ребята повысовывались из лесу – слишком неожиданным оказался этот сюрприз! Одиннадцать галдящих «туристов» в эдакой глухомани – то ещё зрелище!

– И вот скажи мне, – вопрошает Сашка Камышев. – За каким хреном нам тут этот недогарем?

– С нами пойдут… Там скоро железку будем переходить. Вот по ней пусть потом и топают… Уж до жилья-то всяко дойдут… когда-нибудь.

– А дойдут? В смысле – до железки этой?

– Так недалеко же…

– Это для нас – недалеко! А для этих…

– Они выпускники школы выживания! Должны…

– Во, блин! – удивляется мой товарищ. – Спецы, сталбыть… Ну-ка, ну-ка… надо с такими профессорами погутарить! Глядишь, чего полезного и расскажут!

М-м-да… на следующий день я старался ему на глаза не попадаться – Сашкина физиономия тотчас же начинала кривиться от хохота. Ну, блин, кто ж знал, что у них там за «школа» такая?

– Надо поставить палатку у себя в саду и переночевать в спальном мешке, – на полном серьёзе поясняет нам Марк – старший группы. – Потом набрать хвороста и вскипятить воду. Приготовить еду. Потом сложить все вещи, потушить костёр, собрать и закопать мусор и – марш-бросок!

– Как далеко?

– Пять миль! – с гордостью произносит парень.

– И что дальше?

– Всё… экзамен сдан.

– И что, – интересуется Сашка. – Есть те, кто такой экзамен не сдаёт?

– А как же!

Э-м-м… похоже, я чего-то не понимаю в современной методике обучения…

А совсем нас добил следующий эпизод.

Мы уже поставили лагерь, когда из кустов, охая и ворча, появились выживальщики. Увидев горящий костер, дружно возопили «опен файер!» – и бросились греться. Странно, но ведь не холодно же ещё?

Правда, Марк, как старший, осведомился – это всё, или мы ещё куда-нибудь собираемся бежать? Не совсем врубившись относительно бега, отвечаю. Мол, нет, никто никуда уже не идёт. Ставим лагерь и отдыхаем до утра.

И только когда американец отошёл, понимаю – это же они наш обычный темп движения так именуют! Слишком быстро мы идём…

Палатки они поставили… в целом нормально. И достаточно быстро, надо сказать.

А потом…

Достав из рюкзаков складные ножи, парни срезали несколько сухих веток. Я-то было подумал, что они хотят свой костер замутить. Что, в целом, очень даже и неплохо – огонь отпугнёт зверей.

Ага… костёр…

Вместо этого все дружно начали строгать эти самые ветки.

Заинтересовавшись, подхожу ближе.

– Марк! А вот это – зачем? У вас же есть колышки в комплектах для установки палаток?

– Нет! Это не для… ну… не ставить палатки – там скелет… каркас!

Всё оказалось совсем иначе. Колышки предназначались не для постановки палатки – их предполагалось вкапывать в землю – острым концом вверх.

– Для чего?

– Когда придёт ночью медведь, он их не увидит. Наступит…

Представляю себе «радость» потапыча, когда он натолкнётся на такую вот фиговину.

– Ага… И что после этого должен сделать медведь?

– Убежать, естественно!

Стесняюсь как-то спросить – от чего именно должен убежать лесной хозяин? По мне – так он совсем другие вещи может сотворить…

– Хм… По-моему, так проще в воздух пару раз выстрелить – это будет намного эффективнее.

– Оружие… выстрелы… – качает головой Марк. – Это насилие! В природе так не поступают. Человек не должен использовать свои знания во вред другим живым существам!

– А с медведем это как-то согласовано? Он точно знает, что обязательно должен убежать? А тот факт, что вы его ещё больше разозлите – вам в голову не приходил?

Бесполезно… тут уже ничего не поправить.

Это я понял уже через несколько минут горячих обсуждений, в которые, побросав свои ножички и колышки, включилась большая часть выживальщиков.

Махнув рукой, отхожу к ребятам.

– Дим, на тебе правый фланг. Прикроешь этих долбодятлов, ежели что… Камышев тебя подстрахует. Старайтесь поверху стрелять, черт их знает, этих умников, ещё побегут во все стороны.

С времён давних мы всегда, прежде чем залечь на боковую, распределяем зоны ответственности. Мало ли что может произойти (и ведь происходило же!)… так что надо чётко понимать – кто и в какую стороны будет при необходимости смотреть. И стрелять – ежели припрёт.

Некоторое время назад сюда забрели такие вот «искатели приключений». Было их шестеро.

После долгих поисков нашли всего лишь одно тело – которое с трудом удалось опознать. Собачки постарались…

Так что никаких иллюзий ни у кого из нас нет. Да и давно уже их нет… Лес тут – и где-нибудь в Подмосковье – это немножко разный лес.

Ей-богу, честная тайга – она намного безопаснее. Там зверь обычный, так сказать, природный. Не лезь к нему – он и не тронет. А здесь, относительно недалеко от населёнки, множество одичалых собачек, которые уже давно стали нешуточной проблемой.

Мы-то заснули быстро, а вот забугорные гости всё никак не могли угомониться, что-то там обсуждали. Хоть не во весь голос – и то хлеб!

Утро добрым не бывает.

Для нас – уже по привычке, а вот для гостей – и подавно. Ничуть не смущаясь, стучу по каркасу чужой палатки. Оттуда, спустя некоторое время, выглядывает Марк.

– Подъём. Завтрак – и через час уже выходим.

– Так рано? Мы не выспались…

– А кто вам спать не давал? Для споров есть день – хоть язык сотрите! Вообще-то, мы и в полчаса обычно укладываемся, это уж для вас такое послабление сделали… Впрочем, никто не неволит – можете идти по нашим следам. Ведь вас наверняка этому учили же?

Ну, судя по скорости сборов, учили их там не слишком хорошо…

Кстати, почти сразу же, после подъёма, один из проснувшихся ухитрился наступить на собственноручно вырезанный колышек. Ногу, слава богу, не поранил, но дыру в кроссовках пропорол…

Когда же народ подсел к костру, мы ещё раз подивились их снаряжению. Нет, ничуть не спорю – пластик легче и таскать его с собою удобнее. Но вот подогревать в пластиковой кружечке воду… на костре… ну, такой экзотики здешние леса ещё не видели – это точно! Пар от пролившейся из прогоревшей посуды воды заставляет владельца резво отпрыгнуть в сторону.

– Сказал бы ты ему… – ворчит Серёга.

– А смысл? Пока сам не попробует – не поверит всё равно!

Едва отойдя от лагеря, останавливаюсь и подзываю Марка.

– Видишь?

– Что?

Носком ботинка раздвигаю траву.

– Что это?

Кости… что ж ещё?

– Тут кого-то недавно ели. Со вкусом и не торопясь. Судя по размеру – лося. И сожрали его дочиста… Покажи своим – дабы не питали иллюзий о безопасности здешних мест.

Московского манагера игнорирую, как пустое место.

Он ещё вчера вдруг вздумал качать права, мол, всё общение с туристами – только через него! Он за них отвечает и так далее…

– Родной, я вас с собою не звал! Отвечаешь – и на здоровье! Можешь забирать своих туристов и топать с ними на все четыре стороны. И отвечать… перед медведем, например…

– Но… вы же не можете…

– Можем. Никаких обязательств ни перед кем из вас – у нас нет. И взяться им неоткуда. Мы своих услуг никому не навязывали и никаких денег за это ни от кого не брали. Не нравится – лес большой…

Сдулся мальчик.

Впрочем, даже демонстрация обглоданных костей никого надолго не убедила – туристы растянулись по лесу. Идти в нашем темпе они очевидно неспособны. Да дело даже и не в этом, скорость-то мы снизим… Их постоянно пробивает на всякую ерунду. То они как-то цветочек невероятный углядят – и надо срочно со всеми это обсудить! То коряга какая-то особенная попадётся на тропе. А хлестнувшая (из-за собственного раздолбайства и невнимательности) по морде ветка – та и вовсе вызывает целую бурю причитаний и эмоций. Хоть «скорую» вызвать не требуют – и то хорошо!

– Когда остановка? – догоняет меня Марк.

– Часа через два.

– Так долго?

– Слушай, это же лес – а не пригородный лесопарк! Такими темпами мы вообще никуда не дойдем!

Как выясняется, весь опыт хождения по лесу у них состоял именно что из прогулок по такому вот «лесопарку». По протоптанным тропочкам с указателями, с мостиками через промоины и канавы. И с обязательным зданием «приюта» через какое-то определённое расстояние. Там есть электричество, микроволновка и холодильник. Оттуда можно позвонить – и за тобою приедут. Можно отдохнуть – кровати тоже имеются.

Нет, такого они тут всё же встретить не ожидали, но чтобы уж совсем не такого…

На переходе через ручей пришлось задержаться – лыжные палки, которые непонятно за каким хреном потащили с собою некоторые туристы, оказали «медвежью» услугу своим владельцам – пара человек искупалась в холодной водичке. Как «внезапно» выяснилось, они скользят по камням – и кто бы мог подумать?!

Остановка, костёр, сушка… пара часов коту под хвост.

И в процессе этого внезапно обнаруживаю отсутствие одной девушки.

– Марк, куда она делась?

– Кто? – он оглядывается по сторонам. – А! Катрин! Ушла куда-то…

– Блин! На месте всем! Дима – смотришь!

Срываемся на поиск.

Фиговое тут место… как раз неподалёку отсюда и нашли тогда полуобглоданное тело одного из пропавших.

Продираюсь сквозь кусты.

Опа! Обломанная ветка! На уровне груди – это не зверь! Человек шёл…

Выскакиваю на берег…

И вижу прижавшуюся к выворотню девушку. А напротив неё через ручей торопятся быстрые серые тени.

Собачки, мать их!

Из карабина стрелять неудобно – слишком быстро несутся звери. Попросту не смогу так быстро их выцелить. Был бы дробовик…

Но есть «ТТ» – оружие «для добивания зверя», как написано в соответствующем разрешении. А вот с ним – совсем другие пляски…

Пистолет грохает дважды – и первая из выбравшихся на берег собак утыкается носом в траву.

Выстрел, выстрел – ещё одна с визгом отскакивает в сторону.

Но они уже выбрались из воды и, рассыпавшись в стороны, атакуют. Без промедления – и все сразу.

Кр-р-р… и встаёт на затворную задержку затвор. Патроны все…

Но ещё двух нападавших я точно скосил.

Первую же подбежавшую собаку встречаю ударом приклада – её отшвыривает в сторону. На какое-то время она вне игры.

Вскинув оружие, стреляю почти в упор. Не попаду – так хоть напугаю.

Однако – попал! Ещё один зверь отскакивает в сторону. Вертится, пытаясь достать до раны.

Бух! Бух!

С визгом проносится над землёй крупная дробь.

Мишкин «Вепрь»! Самое то в сложившейся ситуации!

И всё сразу же меняется – собаки врассыпную бросаются во все стороны. Бой проигран – надо бежать. Это-то они хорошо понимают…

– Марк, скажи мне – какого хрена она куда-то там поперлась?

Он что-то выясняет у побелевшей девицы.

– Туалет… Хотела умыться… Не хотела при всех.

– Угу… Вышел в лес – живи как свинья! Слыхала такую поговорку? А если без шуток – что, здесь не могла за кустиком присесть? Обязательно надо было за добрую сотню метров утопать? Щас бы её косточки там не то что помыли – обсосали бы уже!

Отделалась она легко – пара ссадин не в счёт.

Но переполох в лагере поднялся изрядный! Так что прекращать бардак пришлось волевым командирским решением.

– Любой, кто отойдёт в сторону хоть на двадцать шагов – может опосля этого топать хоть до Хабаровска! Искать не станем. Палатки будете ставить внутри круга из наших. По команде «Отбой!» наступает темное время суток! И всякий трёп прекращается. Хотите спите – хотите нет, но болтовни не будет. Всякие нездоровые забавы с колышками – прекратить как идиотские. Лучше больше поспать…

Но споры у них не затихли. Топая по лесу, народ вовсю обсуждал наше отношение к «бедным животным». Так ли уж было необходимо добивать подранков? Ладно хоть в вопросе отстрела напавших собак там пришли к вынужденному согласию – стрелять было необходимо.

– Передай, в следующий раз мы не станем их достреливать. Пусть их заживо сожрут их же сотоварищи…

Дальше – больше. Где девицы ухитрились пролюбить собственную палатку – неизвестно. Так что теперь ещё и эта проблема накатила.

На предложение Марка отдать им одну из наших Мишка только пальцем у виска покрутил. И предложил им самим совершить подобный поступок, от чего они слегка прифигели.

Выношу соломоново решение.

– Спальники у них уцелели? Да? Могут спать в моей палатке, я там один. На улицу дрыхнуть не пойду, и никаких компромиссов по этому вопросу не будет. Ваши люди – вам и решать.

Первой согласилась та самая Катрин…

Вечер.

Распределили сектора обороны и обстрела, загнали туристов внутрь кольца из наших палаток. Девицы уже забрались в мою, шурудят, устраиваются…

Заползаю туда и я, укладываюсь посередине.

Только-только начинаю засыпать – нате вам…

От костра – а он чуть в стороне от палаток, слышно какое-то движение, позвякивают пустые миски.

– Кто это там? – напрягается Катрин.

– Медведь – кто ж ещё?

– А что он тут делает?!!!

– Что тут делаем – это мы. А он тут живёт.

– А зачем он к костру пришёл?

– Пожрать чего-нибудь хочет, наверное… Огонь-то давно уже не горит… ну, миски перевернёт, нагадит… может быть…

– Зачем?

– Показывает – кто тут хозяин.

– А… если…

Вытаскиваю из спальника руку с пистолетом и кладу его рядом.

– Он тоже не дурак… встретим.

Девушки замолкают и продолжают прислушиваться к происходящему снаружи. Да, ничего там необычного не происходит… подумаешь, медведь пришёл? Не в первый раз, чай… Всегда приходит…

Утром, заваривая чай, рассказываю девушкам, как ко мне – в этих же краях – зимой приходила к костру рысь.

– Я тогда из спальника вылез, дров подкинуть. Пропрыгал по веткам поближе к костру, столкнул туда бревно – оно заранее приготовлено было. Поворачиваюсь – здрасьте! Сидит такая, голову набок наклонила… А у меня пистолет в спальнике, как вчера… И метра три до него!

Они ахают.

– Что… как вы спаслись?

– Заговорил с ней. Кошка же… Она слушает, голова, опять же, набок – интересно ей. Так, потихоньку, до спальника и добрался.

– Вы убили её?! – ахает Катрин.

– Зачем? Пистолет – да, рукой нащупал. Но вынимать не торопился. Она так посидела – и ушла. И потом ещё несколько раз приходила, но тут уж я оружие наготове держал…

– И где же она?

– Да тут где-нибудь и ходит…

А через несколько часов туристов ожидало новое потрясение – бобровая плотина. Целое гидросооружение – метров двести в длину и пару метров высотой. Потрясённый народ бегал рядом и спешил запечатлеть себя на фоне эдакого чуда. Видели и самих бобров, здоровенных таких…

А когда им показали ещё и хатку – возвышавшуюся над водой метра на три, они и вовсе прифигели. Насилу отговорил их туда плыть – хотели руками потрогать.

– Слышь, Сергеич… – окликает меня Мишка на второй день. – А собачки-то за нами идут…

– Уверен?

Собственно говоря, можно и не переспрашивать – он в таких вопросах ошибается редко.

– Тут же медвежьи края, а лесной хозяин такого не любит!

– Убегут – они быстрее. Были бы мы одни – никто и не сунулся бы.

И здесь он прав. Зверье хорошо чувствует степень опасности, которая может исходить от того или иного человека. Мы тут практически никогда по ним и не стреляем – расходимся тихо. Особенно – с медведем. Он зверь умный! Его не тронь – и он мимо пройдёт. Тем паче, когда понимает – не пустые мы…

– Видать, плохо у них с кормёжкой.

– Не, – качает головой мой товарищ. – Я думаю – это те… что лопухов тогда погрызли. Вот во вкус-то и вошли…

Совсем фигово… Зверь-людоед – неважно, какой – это всегда плохо.

Подзываю Марка и пытаюсь ему объяснить. Не верит мужик! И, в принципе, понять это можно… Надо думать, он с таким не то что не сталкивался – даже и не слыхивал никогда!

Ладно, есть у меня запасной канал…

Отобрав у одного из ребят нож, снимаю с пояса и свой.

И вооружаю обеих девчонок.

– Раз уж вы со мною в одной палатке – значит, являетесь частью боевой единицы! На нас будут смотреть и ожидать помощи! А какие из вас помогальники, если вы и себя-то защитить не можете?

А Мишка взялся их учить ножевому бою – тут он мастер! Поначалу выходило кривовато – но девки оказались упорные!

Втянулись…

И даже стали слегка покрикивать на своих сотоварищей. Самое смешное – те слушались!

А потом мы натолкнулись на подранка.

Лосёнок – ещё совсем небольшой. Он ещё дышал, когда мы его нашли.

– Плохо дело, – приподнимается с корточек Серёга. – Его, судя по следам, наши собачки-то и порвали.

– А плохого тут что?

– Не спугни мы их – они его и сожрали бы. И, может, отвалились бы тогда от нас…

Ну, нет худа без добра – теперь у нас есть мясо! Очень даже кстати, поскольку продовольственные запасы наших попутчиков на столь длинный поход явно рассчитаны не были.

– Привал – сутки! Мясо готовим…

Блин, вот уж не думал, что даже таким элементарным вещам тут кого-то надо учить! Что им там, в этой школе, преподавали, интересно знать? Двадцать один способ жарки гамбургеров?

А туристы тем временем оценили прелесть обыкновенной солдатской кружки. Эх, нет у меня с собою ящика такого добра – можно было бы нехилый обмен устроить!

Как ни странно, но медведь ночью не пришел.

Хотя мы и оттащили потроха и прочее подальше – специально для него. Непонятно…

Всё, выложенное на полянке, правда, к утру исчезло. Но вот медвежьих следов там не оказалось…

– Собачки… – сплёвывает Мишка. – За нами идут…

– Тут вообще места странные… – рассказываю я девчонкам. Они тут заняты делом – переворачивают прутики, на которых над костром мы коптим мясо.

– Что же тут странного? Лес… У нас и дома такой же есть.

– Тут не просто лес! Здесь не работает ни один прибор ЖПС, врут компасы. Даже звуки – и те глохнут подозрительно быстро.

– Зачем же вы сюда ходите?

– Привыкли… тут много лет проходили наши тренировки – а сейчас мы просто ходим. И каждый раз находим что-то интересное. Да и здешние обитатели… тут ведь не только медведи есть!

– Волки?

– Не только волки. Рыси, лисы, бобры, лоси… Собак ты видела…

Катрин, сжав губы, кивает.

– Есть ещё кто-то – но он ни разу не показывался нам. Может ночью подойти к костру – если он уже затухает. Стоит – и смотрит. Его бывает слышно – но и только. Ничего съестного не берёт – мы проверяли.

– И кто же это? – прикрывает в испуге рот вторая девушка – Джессика.

– Мы не знаем. Но стараемся его не злить и не провоцировать…

– Зачем же сюда ходить?

Мы, кстати, более-менее наладили общение. Наш кривоватый английский в сочетании с не менее кривым русским у туристов – дал совершенно неожиданный результат! Мы можем друг друга понимать!

– Вон там… – машу рукой. – Мы однажды натолкнулись на синюю глину. Вы знаете, что это такое?

– Нет…

– Один из признаков кимберлитовой трубки.

– Даймонд? Алмаз?!

– Да. Но больше, как ни старались, этого места обнаружить не сумели. И не мы одни – сюда и более опытные люди приезжали.

Мы продолжаем идти. Иногда останавливаемся и, оставив во временном лагере парочку вооружённых людей, рассыпаемся по окрестностям.

Ищем… ту самую синюю глину.

Какой год уже…

И с каждым годом непроверенных мест остаётся всё меньше. Мы обязательно найдём эту глину! Все хорошо помнят, как это выглядело – небольшой откос, чуть наклонная площадка – а дальше крутой спуск в овраг. И вот на этом самом спуске мы и испачкали свою обувь в синий цвет.

Ещё день, скоро уже, по всем прикидкам, мы выйдем к железке – по ней и отправим наших попутчиков.

Хотя… мы уже как-то понемногу начинаем привыкать друг к другу. Народ уже не так отчаянно козлит, как в первый день, даже и общение более-менее наладилось. Говорим мы на совершенно невообразимой смеси всех известных языков. Даже польские (а они-то откуда взялись?) словечки иногда проскальзывают. Похоже, туристы как-то свыклись с тем, что около них постоянно находятся вооруженные люди самого странноватого облика. Были даже предложения участвовать в ночных дежурствах – мы ввели их в последние два дня. Не по нраву нам обстановка вокруг лагеря… Кто-то всю дорогу кружит рядом, шевелятся кусты – не к добру это.

Так что рядом с кем-нибудь из нас постоянно теперь торчат один-два туриста. Оружия, правда, мы им не доверяем – ибо давать в руки вчерашнему хоплофобу что-нибудь опаснее вилки – чревато для окружающих. А они среди гостей имелись – и в количестве!

Нас постоянно засыпают вопросами о прошлом. Кто мы, почему так хорошо сработаны, и какие тренировки для этого потребны?

Ну… какие уж тут тренировки… это жизнь…

Но кое-что рассказываем и даже показываем – не жалко. Если благодаря такой науке кто-нибудь из них вылезет (а лучше – так и вовсе не попадёт) из какой-нибудь задницы – уже хорошо!

Ручей…

Как и многие в этой местности, он когда-то проточил себе дорожку, осмелел, подгрыз берег… И теперь тут достаточно большое открытое место. И крутоватые берега.

Переправа здесь сопряжена с трудностями и проходит не за пять минут.

– Миха, Сергей – на ту сторону! Разведать обстановку и прикрыть переправу.

Всё знакомо, привычно и обыденно.

Ребята пересекают ручей, обходят топкое место – и вот уже машут рукой, мол, всё в порядке, поднимайтесь!

– Марк – давай своих. Пятеро идут, четко по следам, там болото! Дотопают до места – следующая пятерка. Борода (это Камышеву) – с ними.

Ушёл народ, затрещали ветки под ногами.

Так… идут… ну, в принципе, неплохо идут…

Есть – и эти на месте.

А на душе что-то хреновато… Словно взгляд чей-то чувствую.

– Андрей, Сухов – следующая пятерка.

Уходят, со мною остается лишь Катрин. Так уж сложилось, что она почти постоянно рядом. Вопросы задаёт, да и вообще ей как-то импонирует моя компания. Ну, а где она – там и вторая подруга – Марта. Немка, по-моему… во всяком случае, я именно таких до сей поры и встречал. Крепкая и тренированная девчонка. Но – чаще молчит.

Всё, дошли ребята.

– Забирайте рюкзачки, потопали…

Но перед спуском вниз останавливаюсь и, вытащив пистолет, протягиваю его Катрин.

– Патрон в стволе, перезаряжать не нужно.

– Зачем?

Оружия она уже не чурается, я даже показывал ей, как правильно держать пистолет и как стрелять.

– Неспокойно мне что-то…

Она кивает – привыкла уже к некоторым странностям нашего поведения.

Отпускаю их на несколько шагов и начинаю спускаться следом. Тут крутой откос, на ногах стоять трудно, передвигаемся медленно, почти сидя на корточках.

Я не услышал ничего.

Не было лая, рёва, и ничто не подсказало мне обернуться назад.

Просто покатились вниз камешки…

Черная тень вымахнула из-за ближайшего куста и, раскрывая ощеренную пасть, метнулась ко мне.

Собака?

Да ну, нафиг… не встречал я что-то т а к и х собак!

Но для АК мало разницы – кто именно там скачет на хозяина.

Выстрел – и темную тень сносит в сторону. Большая собака, маленькая – пуле пофиг. Она одинаково летит во всех.

– Ходу! – Я даже не узнаю своего голоса. – Бегом!

Кусты словно вскипели – рванулись оттуда быстрые серые молнии.

Выстрел, выстрел – частит моё оружие.

Стрелять неудобно, и большинство пуль уходит в сторону. Но – не все…

Стегает по ушам визг!

Эхом откликается и тот берег – оттуда молотят сразу в три ствола. Но – далековато, да и слишком быстро бегут серые хищники. Тут не только собаки. Я бы даже сказал – не столько собаки… а какие-то… Словом, эти уже родились явно в лесу. Но страха перед человеком и у них нет.

Сухо щёлкает «ТТ» за спиной.

Ага, стало быть, и до девчонок добрались.

У меня неудобная позиция для стрельбы, да. Но не менее она неудобна и для нападающих. Склон крутой, земля тут рыхлая, держаться на ногах трудно. И любой прыжок сверху, если собака промахивается, уносит её метров на десять вниз. Поэтому они больше скачут по склону, ожидая, когда же я начну спуск. И трое уже доскакались…

Поворот – стреляю с ходу! Неудачно – промах!

Но ударившая в землю пуля выбрасывает фонтанчик земли – и готовившаяся к прыжку собака отскакивает в сторону.

Кашляет «ТТ» – и она заваливается на бок.

Визг – скачет на трех лапах ещё одна, а Марта, сжимая в руках окровавленный клинок, недобро усмехается.

– К тому берегу! – кричу я девчонкам. – Отход!

Рычание собаки, поворот – и выстрел в упор…

– Пятнадцать штук… – подводит итог Сухов. – Да в лес пяток подранков ускакало – этих, думаю, к ночи сожрут уже…

Марта, отбрасывая со лба непокорную прядь волос, перевязывает мне руку. Рукав частично разодран – когти прошлись от локтя почти по запястья. Не опасно, но болезненно! Черт, какие уж теперь поиски…

Надо выходить в деревню, говорить с местными – и устраивать облаву на этих зверюг. Мы их здорово проредили – но они залижут раны, подрастёт молодняк – и серые тени вновь замелькают в кустах. Нет, надо что-то с ними решать! Пусть уж лучше волки…

Вот и всё…

Мы стоим на шпалах. Влево-вправо, исчезая за поворотом, виднеются рельсы. Туристы наши, можно сказать, дошли.

– Если пойдёте туда, – указываю рукой, – то уже к вечеру увидите полустанок. Там иногда останавливается поезд… На нём и доберётесь до цивилизации.

Марк возбуждён, фотоаппарат в его руках так и щёлкает.

– Когда вернусь домой! – частит он. – Я выложу все эти снимки в Инстаграме! Как мы ходили по настоящей русской тайге! Наравне с настоящим русским спецназом! Воевали с дикими собаками, волками и медведями!

Вот же трепло…

– И мы откроем свою школу выживания! Самую лучшую! Мы ещё приедем сюда! И пройдём по этой тайге!

М-м-да… Представляю я себе его бизнес… А ведь и откроет!

– А я, – серьёзно говорит Катрин, – первым делом куплю себе пистолет… Каждый человек может – и должен быть способен себя защитить!

А вот против этого мне возразить нечего.

 

Евгений Холмуратов

Марк и Аврелий

Новое утро испортил туман. Солнце казалось далекой золотой монетой, но его лучи все же пробивались сквозь грязные жалюзи. Пыль вальсом гуляла по квартире Марка, одного из лучших частных детективов. Он был старой закалки, можно сказать, прямиком из Америки сороковых. Горькие сигареты, вкрадчивый джаз, отличный коричневый плащ и самый дорогой виски – верные друзья сыщика.

Марк все реже обращался к доске, на которую крепил небольшие заметки.

Полиция внезапно стала оправдывать звание «правоохранительного органа», и клиенты все реже обращались за помощью. Сбережения Марка исчезали с невероятной скоростью, и его это не радовало.

Последнее дело кончилось плохо. Драка. Теперь детектив выглядел немного хуже обычного, а треснутое ребро не давало спокойно отдохнуть. Просыпаться с болью в груди – не самое приятное, что испытывал Марк, но пробуждаться от звонка знакомого полицейского ему не понравилось вдвойне. Убийство в центре. Жертва – девушка с идеальным телом, старая знакомая детектива. По паспорту убитую звали Вера, но Марк лучше знал ее под сценическим именем Салли. Девушка подрабатывала певицей в недорогом ресторане и считала, что псевдоним придает ей шарма.

Именно на одном из выступлений Салли они с Марком познакомились. К девушке стали приставать пьяные посетители, но детектив вступился за нее, разбив пару носов. Вера несколько раз за ночь отблагодарила своего спасителя. Они встречались почти два года. После глупого расставания детектив так и не нашел ей замену. Строго говоря, Марк и не думал, что найдет девушку, с которой забыл бы Салли.

Теперь же он стоял возле кровати Веры в одном из городских отелей. Ее ночная рубашка едва скрывала наготу. Детектив узнавал каждый изгиб, каждую ямочку на теле девушки. Кроме дыры в ее груди.

– Есть зацепки? – спросил Марк у следователя.

Им был невысокий крепкий мужчина за сорок. Именно таких людей ведут честь и отвага. И каждый благородный поступок отмечался седым локоном на его голове. Следователя звали Дмитрий. Волков Дмитрий Анатольевич.

– Никаких, кроме тебя.

– Пуля? Отпечатки? Хоть что-нибудь?

– Это проверяется не так быстро, Марк. Но работал не профессионал, это точно. Кому Вера могла перейти дорогу?

– Всем. В последнее время она пробовалась на роли в малобюджетных сериалах. В этом бизнесе убийц больше, чем в преступных синдикатах.

– Что, надоело горланить ради тысячи за вечер? – усмехнулся Волков, но осекся под взглядом Марка. – Прости.

– Зачем ты вызвал меня?

– Спросить о ней, думал, дашь мне пару наводок. К тому же, насколько я тебя знаю, ты сам примешься за это дело. Верно?

– Вероятнее всего.

– Тогда сообщай мне обо всем и не лезь вперед кавалерии.

– Ничего не обещаю.

Марк закурил прямо в номере, но быстро покинул отель. Только выйдя за дверь, детектив позволил себе скривиться. Это дело становилось личным, а личные дела еще никогда не приносили Марку радости. Или денег. Потушив сигарету, Марк поправил галстук и поймал такси.

Он вернулся домой, где уже столпились туристы. Неудивительно, ведь это было самое старое здание города, круглый год возле него проходили экскурсии. Детектив протиснулся через семью азиатов и приложил ладонь к сканеру. Дверь открылась.

– Вы сегодня рано ушли, – сказала голограмма. Простенькая светловолосая девушка. В системе были какие-то сбои, поэтому руки консьержа метались из стороны в сторону, а голос звучал неестественно даже для нее.

– Появилось дело, – ответил Марк и подошел к голограмме. Тонкая линия света прошла по его лицу вниз от самого лба до подбородка. – И зачем все это, если ты узнаешь меня?

– Все дело в защите. Пока нет уверенности в легальном оружии, мы должны…

– Да-да. – Марк отмахнулся и пошел к лифту.

Внутри играла приятная успокаивающая музыка, но, услышав крещендо, детектив вздрогнул, а его рука потянулась к пистолету в кобуре.

– Стоит больше спать, – сказал он сам себе.

В квартире Марк стянул с себя плащ, бросив тот прямо на пол, сел за ноутбук, а из нагрудной кобуры достал оружие. Как и у дверей дома, детектив приложил большой палец к сканеру. По пистолету пробежало синее свечение.

– Здравствуй! – сказал Аврелий. Высокий, приятный голос. Каждое слово четкое, выверенное, имеющее свой вес. Ему бы записывать трагедии Шекспира, а не ассистировать молодому детективу.

– Ты долго спал. Отдохнул?

– Готов к труду и обороне, Марк.

– Убили мою подругу, Салли. Надо с этим разобраться.

– Та красавица с темными волосами? Она была милой. Где ее убили?

– В отеле на юго-востоке. Огнестрел.

– Это все усложняет, – заметил пистолет.

– Не усложняет. Она была почти голой, оружия под рукой не было. Значит…

– Боевой патрон? – спросил Аврелий. – Существенно сужает круг подозреваемых. Боевым оружием могут пользоваться только…

– Только представители власти и военные. Да, я знаю. Сможешь открыть мне доступ к трекерам оружия, которые они могли бы использовать?

– В прошлый раз мы попались, Марк, и заплатили нехилый штраф. Ты уже не мечтаешь переехать в место поспокойнее?

– Все, о чем сейчас нам надо думать, это убийство Салли. Взламывай систему, Аврелий. Я подожду.

– Временной промежуток?

– Давай с девяти вечера до семи утра.

– Готово. Но работай быстрее, нас могут легко засечь.

– В районе был только мэр, – сказал Марк и постучал по красной линии на экране, пересекающей отель. – Но у него по расписанию благотворительный вечер, где много камер. Он не мог бы незаметно ускользнуть и появиться снова. Да и связей с Салли нет. Возможно, что это было незарегистрированное оружие?

– Нет, сейчас все пушки привязаны к владельцам. В том месяце вышел патч для программного обеспечения, теперь ошибки с подбором патронов исключены. Это не случайность.

– А что с идентификацией?

– За последние четыре года ни одной оплошности. И с выбором пакета настроек все хорошо. Статистически, это убийство не может иметь место. По крайней мере, оно никак не связано с легальным оружием.

– Проанализируй связи Салли с преступным миром. Прошерсти всех бывших, родственников, коллег и друзей.

– И как, по-твоему, я должен это сделать?

– Взломай полицейскую базу, там должно быть что-то. Странный денежный след, незаконные сделки. Наркотики, проституция.

– Два взлома за один день? Марк, это может выйти нам боком.

– Делай, что говорю.

– Ладно, воля твоя. Секунду. – По пистолету прошла многоцветная рябь. – У ее бывшего были проблемы с полицией. Ничего серьезного: разбой, пара нападений с тяжелыми увечьями, кражи и нарушение личного пространства.

– Есть связи, помимо меня?

– Ничего подозрительного. Хотя ее видели с мальчишкой Ником.

– Где? Когда?

– Две недели назад, около его ночного клуба.

Мальчишка Ник. Племянник мэра, который пользовался своими связями на всю катушку. Пожалуй, он избежал тысячи штрафов за превышение скорости из-за знакомой всем фамилии в правах. Красавчиком Ник не был, но трусы прямо-таки спадали с девушек, стоило им узнать, кто перед ними. «Неужели Салли клюнула на него?» – подумал Марк.

Все, кому хоть раз попадалась в руки городская газета, знали, что мальчишка Ник любил проводить время в клубе «Яркий огонь», купленном на деньги его богатого дядюшки. Но мало кто знал, что в этот клуб пускали только знаменитостей, их друзей или ребят, которые могут положить большую пачку купюр в карман охранника. Марк таким похвастаться не мог, так что ему пришлось импровизировать.

Каждый хороший клуб оснащен неприглядной металлической дверью, выходящей в темный переулок. Через нее выкидывают особо буйных посетителей или испорченные продукты, чтобы бродячие собаки могли прожить еще день-другой. Этой дверью никто не пользовался, чтобы посетить клуб, и уж точно возле нее не выставляли вооруженную охрану.

Легко миновав небольшой коридор и кухню, Марк оказался в зале. Раньше «Яркий огонь» был отличным кабаком, в котором всегда горели факелы. Сейчас сверкали только неоновые вывески да шесты, на которых крутились шикарные стриптизерши.

Детектив сел за барную стойку и заказал двойной виски.

– Вы тут впервые? – спросил бармен. Учтивый молодой человек, на голове которого было слишком много геля для волос.

– Так бросается в глаза?

– Нет, просто я всех здесь знаю. – Бармен поставил стакан перед Марком. – Работаю еще со времен института.

– Всех знаешь? Даже мальчишку Ника?

– Конечно, его особенно. Каждый вечер, кроме воскресенья, он сидит на том диванчике. Как правило, в обществе самых разных женщин.

– Как правило?

– Была одна… Шикарная, черноволосая. Ник в последнее время появлялся только с ней. Слышал, будто он собирался предложить своей пассии работу в этом клубе.

– Спасибо.

Бармен отошел, оставив Марка наедине со стаканом. Детектив заметил мальчишку Ника. Он действительно сидел в окружении красивых женщин, только не заигрывал с ними, не щипал за самые интересные места. Наоборот, племянник мэра вел себя нервно, отстраненно.

Детектив допил виски и пересек танцпол, не заметив, как бармен взял в руки телефон. Люди в пьяном кураже двигались максимально неестественно, но от этого не менее свободно. Один юноша даже разделся до трусов, чем насмешил добрую половину посетителей.

Мальчишка Ник никак не походил на убийцу. Такой мог разве что лупой палить муравьев, и то с великим отвращением. Марк сел на соседний диванчик и закурил, надеясь услышать хоть что-то полезное, но разговоров только и было, что об излишних денежных тратах. Подобные беседы вгоняли детектива в тоску.

Марк добил сигарету и решил, что подходить к мальчишке Нику лучше без свидетелей. Чего доброго, вздумает брыкаться, а тут целое здание его друзей. Детектив ловко протиснулся сквозь толпу и вышел через черный ход.

За дверью стояла пара бугаев. Широкоплечие, высокие, крепкие, в черных костюмах. Марк улыбнулся им, будто старым друзьям, и попытался избежать потасовки, но один из них схватил детектива за плечо, а второй ударил увесистым кулаком в живот.

– Парни, – сказал Марк, отплевываясь, – это какое-то недоразумение.

Детектив вырвался из хватки, выкрутив палец обидчику, и локтем сломал нос другому. Марка ослепил свет от удара в висок, а треснувшее ребро заныло с новой силой от падения. Бугаи били сыщика ногами, пока тот не перестал дергаться, надели на его голову мешок и кинули на заднее сидение черного седана.

Новая вспышка света ударила Марку в глаза. Он оказался в просторном кабинете с шикарным видом на город. Над богатым столом висела фотография президента. Полки прогибались под тяжестью книг по праву и юриспруденции. Свежие цветы источали приятный запах.

– Полагаю, вы знаете, где оказались? – послышался хладнокровный голос. Говоривший явно сидел в кожаном кресле с настолько высокой спинкой, что самого человека не было видно.

– Именно так представлял себе кабинет мэра, – сказал Марк.

– Я старался сделать его как можно более деловитым. Смотрите, даже фотографий семьи нет. Такой человек, как я, должен полностью отдаваться работе, а лишь в свободное время заботиться о близких.

Мэр встал и подошел к Марку. Правду говорят, камеры прибавляют пару кило, но даже вживую глава города походил на жабу. Малоприятный на вид человек, который много сделал для бездомных, сирот и госслужащих. При нем город зажил новой, светлой и, можно даже сказать, счастливой жизнью.

– Драться, как я погляжу, вы умеете. Мало кто может задеть моих ребят.

– Мне кажется, – усмехнулся Марк, – они мне поддавались.

– С радостью посмотрел бы на вас в лучшей форме. Вероятно, от детектива такой масти мало кто сможет уйти. – Мэр выдержал паузу. – Говорят, вы проявляете нездоровый интерес к моему племяннику.

– Враки. Просто выпил двойной виски в том заведении, куда он часто приходит.

– Прекращайте врать. Я с вами предельно честен и жду от вас того же отношения. Терпеть не могу лицемерия.

– Нечасто услышишь такое от политика. Похлопал бы, да вот… – Марк не договорил, а лишь поднял связанные руки.

– Политика. Либералы и демократы. Знаешь, почему легализовали такое оружие?

– Защита невинных.

– Форма контроля, – сказал мэр и засмеялся. – Когда законопроект продвигали, были согласные с ним. Они кричали: «Да, мы сможем защитить своих детей!» Были и противники нового закона. «Вы будете убивать чужих детей», – говорили они. Возникает проблема. Такие пистолеты, как твои, решают ее. И позволяют нам следить за людьми. Все довольны. Только вот обе стороны баррикад не учли одного: какое бы оружие ни было, легальное или нет, убить можно всегда. Топором, статуей, шкафом. Даже шарф может быть опасен не в тех руках.

– На что вы намекаете? – спросил Марк. Мэр задумался. Он вернулся к своему столу, открыл ящик, взял оттуда тонкую папку и положил ее детективу на колени.

– Я даю тебе эту информацию только для того, чтобы ты отстал от Ника, – сказал он.

– Я думал, не выйду из этого кабинета.

– Выйдешь. Считай этот визит проявлением вежливости. И предупреждением.

– Значит, я могу идти?

– Можешь. Джентльмены, проводите нашего гостя к выходу. На этот раз, Бога ради, без мешка на голове. Мы же цивилизованные люди.

У двойных дверей стояли все те же бугаи. На носу одного был приклеен внушающий пластырь, а руку второго успели заботливо забинтовать. Эта картина заставила Марка улыбнуться.

Боль и папка мэра не позволили детективу заснуть той ночью. Он натер грудь мазью и обвязал все туловище эластичным бинтом, но ребра все равно ныли, а синяки отзывались острой болью, стоило детективу хоть немного пошевелиться. Марк читал досье, которое мэр собрал на Салли. Там говорилось, что она познакомилась с мальчишкой Ником полгода назад. Они редко общались, примерно раз в месяц. Салли просила парня о чем-то, но мэр не знал, о чем. Подозревал, что во всем замешаны наркотики.

– Считаешь, это правда? – спросил Аврелий.

– Не мешай мне думать.

– Я буквально слышу, как работает твой мозг, но дай мне проанализировать информацию. Попробую сопоставить ее передвижения с данными из папки.

– Попробуй, потому что у меня нет идей.

– А у меня есть. Она хотела купить оружие. Нелегальное оружие. Смотри. – Марк скривился и повернул к себе ноутбук. – Вместе с Ником они посещали одного контрабандиста. Раньше он занимался пушками, но сейчас перешел на технику. Его бизнес незаконен лишь наполовину, поэтому полиции никак не удается его повязать.

– Зачем ей оружие?

– А тебе зачем? Защита. У нее не было денег для легального пистолета, ее счета почти пусты, а пушку старого образца все еще можно добыть, да и сэкономить при этом.

– Рискуя свободой. Интересно, кого она боялась?

– Есть одна мысль, но ты должен меня об этом попросить.

– Хорошо. Отследи ее перемещения за последние три дня, взломай городские камеры и проанализируй изображение. Если Салли что-то чувствовала, то за ней следили. Убийца не мог не засветиться. Сопоставь лица подозреваемых с базой данных полиции. У тебя ведь еще есть доступ?

– Они обновляют протокол защиты раз в неделю, так что, да, еще есть.

– Чудесно. А я спать.

– Снотворного хватит на четыре дня. Приятных снов, Марк.

Утром детектива разбудил стук в дверь. Он с трудом встал и открыл ее. На пороге стоял Волков. Следователь с силой оттолкнул Марка и вошел внутрь без приглашения.

– О чем ты думал? – крикнул он.

– Видишь ли, я только встал и не совсем понимаю…

– Взломать базу полиции? Взломать базу трекеров?

– А я говорил, что ничего путного из этого не выйдет, – сказал все еще включенный Аврелий.

– Тебе повезло, Марк, – сказал Волков и пригрозил детективу пальцем. – Я замял это дело, но больше рисковать своей задницей ради тебя я не намерен!

– Спасибо. – Марк улыбнулся.

– Ладно уж. – Волков упер руки в боки. – Ну?

– Что?

– Нашел что-нибудь?

– Вообще-то да, – ответил вместо детектива Аврелий. – Вера, она же Салли, пыталась с помощью мальчишки Ника купить нелегальный пистолет для защиты от Николая Волгина.

– Это что еще за черт?

– Обычный гражданин. Я бы и не нашел его, если бы не привод по малолетке за насилие над животными. Он следил за Салли почти месяц и прокололся на идентификации в магазине. Его отпечатки были в полицейской базе.

– Военный?

– Нет, даже не служил.

– С чего такой вопрос? – спросил Марк. – Ты нашел что-то?

– На первый взгляд, – начал Волков и сел на диван, – убийство на почве страсти. Он ее любил, она изменила, он узнал и не справился с собой. Бам! Но чем больше я думаю, тем четче вижу преднамеренное убийство. Подозреваемый использовал нелегальное оружие. Никто из соседей не слышал выстрела.

– А значит, был глушитель. Точно преднамеренное.

– Да, но на легальное оружие не найти глушитель. Это точно старая модель. И убийца был аккуратным, ни отпечатков, ни гильзы. Пуля застряла в груди Салли, но он вытащил ее оттуда пинцетом.

– Надо иметь железные нервы, чтобы выстрелить в лицо, а потом сохранить хладнокровие и убрать улики. Аврелий, выведи фото нашего гражданина на проектор.

Посреди комнаты появилась нечеткая голограмма подозреваемого. Обычный мужчина лет сорока. Круглое лицо, светлая неухоженная борода, спортивное телосложение. Руки он держал в карманах, а плечи опущенными.

– Мне он незнаком, – сказал Волков.

– Мне тоже, – кивнул Марк. – Аврелий, есть что-нибудь по нашему парню?

– Ничего. Квартира, в которой он жил, уже продана. Телефон не обслуживается. Счета закрыты. Не отследить.

– Отправь информацию мне на почту, – сказал Волков. – Попробую что-нибудь выяснить. Может, его видели в отеле. У нелегального оружия должен быть след.

– Что ж, держи в курсе, – сказал Марк и открыл дверь.

– Это моя реплика.

Волков вышел наружу. Детектив закрыл за ним дверь, убрал изображение подозреваемого, накинул рубашку и сел за стол.

– А теперь говори честно, что есть на этого парня?

– Как только я установил его личность, сразу отследил и его перемещения по городу за последнюю неделю. Чаще всего он брал такси до склада на севере. Платил наличными.

– Значит, нам стоит поехать туда.

– Стоит. И стоит подкрутить мои настройки честности, мне не нравится врать правоохранительным органам.

– Ты лишь пистолет. Не волнуйся, за все якобы твои преступления несу ответственность я.

– Так было испокон веков, но почему-то люди не прекращают кричать, что оружие убивает.

Марк вызвал такси. Желтая машина быстро подъехала к дому, и вездесущие туристы сразу же принялись фотографировать ее, будто она была важнее любого памятника. А когда детектив садился в такси, это стало напоминать встречу звезды и журналистов.

Машина остановилась возле склада. Марк расплатился и вылез наружу. Он сразу же наступил в лужу, намочив штанину.

Дверь склада была заперта. Детектив подтащил к окну деревянный ящик, выбил стекло локтем и заглянул внутрь. Сплошная темнота – почти ничего не разглядеть. Марк вытащил осколки из рамы, положил на нее плащ и залез внутрь. Детектив шумно приземлился и сразу же вскрикнул от боли в груди.

– Аврелий? – позвал Марк.

– Да?

– Посвети.

Марк вытащил пистолет, на котором зажегся небольшой фонарь. Детектив осмотрел склад. На столбах висели ржавые инструменты, деревянные короба чередовались с металлическими. То тут, то там встречалась спецодежда на любой вкус. Уборщик, сантехник, электрик, пожарный, полицейский.

– Судя по пыли, его давно здесь не было, – сказал Марк и провел пальцами по одному из ящиков.

– Но это не так, камеры не обманешь. Посмотри налево.

Там стоял широкий мощный стол. А главное – чистый. Ни пылинки. Марк открыл ящики. Внутри были какие-то тетради и блокноты, исписанные адресами, химическими и физическими формулами, заметками.

– Это не похоже на обычное жилье, – сказал детектив. – Скорее уж на логово серийного убийцы. Но убийство Салли не подразумевает такого. Ни сексуальной связи, ни меток, ничего узнаваемого.

– К тому же серийные убийцы любят собирать трофеи.

– Именно. А тут только записи. Я могу понять украшения жертв, их одежду. Черт, я бы меньше удивился отрубленным пальцам.

– Тогда посмотри на стену.

Марк поднял голову. Он скривился, зажал рот руками. Его передернуло. К стене были прибиты фотографии. Двадцать четыре штуки, и на каждой убийца с разными жертвами. Кого-то он расчленил, кого-то повесил, кому-то размозжил голову. Убитая Салли выглядела приличнее всех. Детектив отвернулся.

– Это мерзко, – сказал он.

– Хуже, чем отрубленные пальцы?

– Да, потому что это все похоже на действия какого-то психа.

– Нормальные люди вообще редко убивают, если ты не заметил. Что уж говорить о серийных убийцах? Они точно не отличаются психической устойчивостью.

– Тихо. Выруби свет.

На склад кто-то пришел. Он открыл дверь ключом, включил лампы. Те затрещали, накаливаясь, и скоро все помещение залил желтый свет. Марк спрятался за металлическим ящиком, прижав к груди Аврелия.

Волгин подошел к столу. Он остановился, осмотрел ящики. Открыл верхний, перебрал свои блокноты. Прищурился. Убийца хлопнул ящиком и достал из кармана нож. Лезвие сверкнуло в свете ламп.

– Стой! – крикнул Марк и выпрыгнул. Он держал пистолет. Целился прямо в глаз Волгину.

– Ладно, – убийца улыбнулся. – Если я не положу нож, то твой пистолет будет чувствовать во мне опасность, так? – Волгин наклонился, положил оружие на пол и толкнул его к детективу. – Теперь же я буду считаться простой жертвой. Твой пистолет не выстрелит.

– Хочешь проверить, ублюдок?

– Незачем обзываться. – Волгин положил руку на грудь, словно его ранили прямо в сердце. – Ты вламываешься в мой дом, угрожаешь пистолетом, а теперь еще и оскорбляешь. Мне надо бы вызвать полицию. – Он засмеялся.

– Ну так давай. Вызывай. – Волгин не ответил. Лишь смотрел в глаза Марку и улыбался. – Сколько девушек ты убил?

– Не понимаю, о чем ты.

– Ты убил Салли? Актрису из отеля.

– Может быть, – Волгин пожал плечами и кинул взгляд на стену с фотографиями. – Знаете, какое число мне нравится?

– Двадцать четыре?

– Семнадцать. Но, убив столько людей, – Волгин закатил глаза и облизал губы, – не можешь остановиться.

– Зачем ты их убил?

– Просто я знаю людей. Знаю о них все. Знаю их слабости. Опустите пистолет, детектив, шум нам ни к чему, мы же просто беседуем.

– Как ты убил Салли?

– А я ведь священник. – Волгин засмеялся. Он хлопал в ладоши и безудержно хохотал. – Ты знал, что можно получить сан священника по Интернету? Там сейчас все можно сделать. Я отпускал грехи сам себе. Настоящее сумасшествие, понимаешь, о чем я?

– Ты прав, да, сумасшествие. Так что подними свой нож, и я сразу отправлю тебя к праотцам.

– В конце концов, все в этом огромном мире умирают от одной пули, отлитой на одном мировом станке для одного мирового рынка. Твой пистолет уже вызвал полицию? – Марк не ответил. – Ну и молчи. Сыграем?

– Во что ты хочешь сыграть?

– Догонялки!

Волгин пустился вправо. Марк выдохнул. Прищурился. И выстрелил. Убийца упал на пол.

– Наверное, больно, – сказал пистолет.

Детектив подошел к Волгину. Тот держался за спину и стонал. Пуля хоть и была резиновой, но могла причинить уйму неприятностей. Марк перевернул убийцу на спину и прижал его ногой.

– Да! Выстрели в меня! Не можешь? Чертова этика, да? Не дают свободно убить человека! Что же это за легализация такая? Лишают выбора.

– Необязательно убивать, чтобы защитить себя.

– Нет-нет-нет, сухой закон лишь подстегивает интерес. Мы убиваем не из-за свободы, – Волгин снова облизнулся, – а из-за желания. Обычного возбуждения. – Марк молчал. – Молчишь? Знаешь, я убил твою подружку очень просто. Не так, как других. Я много насиловал. Много резал. Мне нравится насиловать уже мертвых девушек. – Волгин понизил голос.

– Прибереги свой бред для полиции. Ты слышишь сирены? Они идут, Волгин. Идут за тобой.

– И славно. – Убийца хрипло засмеялся. – Значит, я все сделал правильно.

На склад прибежала группа полицейских во главе с Волковым. Они скрутили Волгина и увели к машинам. Следователь выкрикивал матерные слова в спину убийцы.

– Этот ублюдок подписал себе смертный приговор, – сказал он.

– Как и своим жертвам, – ответил Марк.

– Мы нашли место, где он взял пистолет. Оказывается, Волгин умудрился сохранить пушку своего деда. Ею и воспользовался. А мы уже боялись, что снова придется ловить контрабандистов.

– Почему Салли не пришла ко мне? Я бы помог. Почему она пошла к мальчишке Нику?

– Этого мы уже не узнаем. – Волков опустил глаза. – Тебя подвезти?

– Если можно.

– Эй! Осмотрите склад, соберите улики. За работу, парни, нечего прохлаждаться! Пойдем, Марк.

Дома детектив принял душ, сварил себе кофе и включил музыку. Он лег на диван, закурил прямо в квартире и достал Аврелия.

– Скучаешь? – спросил пистолет.

– Ты помнишь слова Волгина? Что люди убивают не из-за свободы?

– Помню и могу привести более тысячи примеров, опровергающих его мнение.

– Тогда как думаешь, почему люди убивают?

– Думать – не моя задача.

– И все же.

– Люди убивают, потому что могут. Ничто не сможет остановить человека, если он захотел кого-то прикончить. Нет пистолета? Обойдется гаечным ключом. Двадцать четыре девушки погибли лишь потому, что Волгин мог их убить. И как жаль, что у них не было такого умного и красивого пистолета, как я. Быть может, все сложилось бы иначе.

– Тогда я рад, что купил тебя, Аврелий.

– И я рад, Марк.