3.1. Противоречия «множественной» и «унитарной» позиций в изучении когнитивных стилей
Итак, какова природа когнитивных стилей или (в иной формулировке) действительно ли стилевые свойства принципиально отличны от любых других индивидуальных особенностей интеллектуальной деятельности, в том числе различий в успешности интеллектуального исполнения, стратегиях поиска решения, содержании процесса концептуализации происходящего и т. д.?
Как известно, на прямой вопрос – и в науке, и в обыденной жизни – невозможно получить прямой ответ. И дело не в беспомощности или лукавстве того, кому адресован вопрос. Ответ на прямой вопрос (т. е. вопрос неотложный, обращенный к сути) лежит не в плоскости заданного вопроса, а в плоскости его контекста. Поэтому ответ на прямой вопрос (увы!) всегда пространен.
В исследовании природы когнитивных стилей нам также придется пойти «в обход» и заняться анализом контекста стилевой проблематики. В первую очередь, необходимо выяснить, существуют ли какие-либо основания для традиционного перечня когнитивных стилей и расширения их списка. Иными словами, речь пойдет о проблеме взаимосвязи отдельных стилевых параметров.
В рамках дискуссии о характере взаимосвязей когнитивных стилей сложились две противоположные позиции. Согласно первой, когнитивные стили представляют собой самостоятельные психические свойства, поэтому какие-либо устойчивые связи между ними отсутствуют. Согласно второй, существует некоторое единое когнитивное основание («метаизмерение»), по отношению к которому конкретные стили выступают в качестве его частных проявлений.
Сторонники первой, «множественной» позиции, отрицая взаимообусловленность стилевых параметров, предлагают рассматривать отдельные когнитивные стили как независимые психологические измерения (Gardner, Holzman, Klein, Linton, Spence, 1959; Clauss, 1978; Widiger, Knudson, Rorer, 1980). Так, с точки зрения представителей Менингерской школы когнитивные стили («когнитивные контроли», в их терминологии) организуются в некоторые комплексы, которые у разных людей имеют разные конфигурации именно в силу отсутствия между стилями каких-либо постоянных связей. Подобное представление было связано с интерпретацией когнитивных стилей как механизмов индивидуальной интеллектуальной адаптации. Каждый контроль участвует в организации индивидуального поведения в разной мере и в сочетании с разными контролями – в зависимости от целей деятельности и индивидуальных критериев ее эффективности. Например, в условиях поиска нового места работы широкое сканирование у одного человека может быть связано с полезависимостью, ригидностью познавательного контроля, у другого – с поленезависимостью, гибкостью познавательного контроля и т. п. Поэтому только знание всего комплекса когнитивных контролей с учетом специфики их комбинаций может обеспечить надежную основу для объяснения личности и предсказания индивидуального поведения.
Со временем у каждого человека вырабатывается относительно устойчивое сочетание когнитивных контролей, позволяющее ему в максимально возможной мере согласовывать свои индивидуальные психические особенности с объективными требованиями окружения. Таким образом, если и говорить о связях между разными стилевыми параметрами, то только применительно к опыту индивидуума, причем характер этих связей каждый раз будет разным и непредсказуемым.
Существенную роль в укреплении «множественной» позиции сыграли исследования, в которых были продемонстрированы различия в психологических источниках, казалось бы, близких по своим характеристикам стилей. Так, М. Уаллах попытался доказать, что полезависимость/поленезависимость, по Уиткину, и аналитический/тематический стили категоризации, по Кагану, представляют собой проявления одного и того же психологического качества. В частности, предполагалось, что один полюс этих стилей представляет аналитический, активный подход к полю (поленезависимость и аналитическая стратегия сортировки объектов на основе выделения их отличительных деталей), тогда как другой – глобальный, пассивный подход к полю (полезависимость и тематическая стратегия сортировки объектов на основе учета ситуативного контекста). Однако были получены весьма неожиданные результаты: во-первых, сами эти измерения коррелировали между собой крайне слабо и, во-вторых, преобладание ПНЗ коррелировало с невербальным интеллектом, тогда как преобладание аналитического стиля категоризации – с вербальным интеллектом. В итоге Уаллах сделал вывод о невозможности существования прямых связей между разными стилями из-за наличия «опосредующих переменных» (например, тех или иных личностных особенностей), под влиянием которых связи между стилевыми показателями могут принимать любой вид (Wallach, 1962).
В рамках «унитарной» позиции предпринимались попытки доказать, что в основе разных когнитивных стилей лежат некие единые психические механизмы. По мнению В. А. Колги и И. П. Шкуратовой, большая часть параметров когнитивных стилей группируется вокруг измерения «аналитичность – синтетичность», характеризующего степень дробности восприятия окружающего мира (Колга, 1976; Шкуратова, 1994). Данное предположение основывалось на идее И. М. Палея о существовании субъективных оценочных измерительных шкал с разным масштабом. Одни люди склонны строить дробную картину мира, используя для оценки происходящего субъективные шкалы с большим количеством градаций (полюс аналитичности), другие – целостную картину мира, оценивая происходящее с помощью субъективных крупномасштабных шкал (полюс синтетичности).
Согласно В. А. Колге, аналитичность – синтетичность следует рассматривать как два «метастиля», по отношению к которым все остальные когнитивные стили выступают в качестве «подстилей». И. П. Шкуратова также рассматривает аналитичность – синтетичность как сквозную характеристику большинства когнитивных стилей. На уровне эмпирической проверки этого предположения удалось получить слабые корреляционные связи между поленезависимостью (тесты Готтшальдта и АКТ-70) и узким диапазоном эквивалентности (r = 0,40 и 0,41 при Р = 0,05), однако с когнитивной простотой/сложностью эти стили оказались не связанными (Шкуратова, 1983).
Хотелось бы отметить некоторый терминологический казус, который, к сожалению, оказался продублированным во многих отечественных исследованиях когнитивных стилей. Речь идет о неправомерном использовании термина «синтетичность» («синтетический подход») как синоним по отношению к термину «глобальный подход».
В свое время Г. Уиткин использовал термин «артикулированный» в противовес термину «глобальный» для характеристики двух противоположных подходов к окружению. Артикулировнный (аналитический, структурированный, дифференцированный) подход предполагал способность вычленять отдельные элементы воспринимаемой ситуации и устанавливать связи между ними («тенденция выделять части организованных полей как дифференцированные и организовывать неструктурированные поля в связные целостности»), т. е. в терминах отечественной психологии мышления – это способность осуществлять анализ через синтез. Напротив, глобальный (неаналитический, неструктурированный, недифференцированный) подход характеризует взгляд на происходящее в «общих чертах» на основе некоторого общего смутного впечатления о ситуации при фактическом отсутствии преобразования поступающей информации в форме ее анализа и синтеза.
Таким образом, во-первых, «артикулированность» как высший уровень психологической дифференциации в когнитивной сфере характеризуется единством анализа и синтеза и, во-вторых, «глобальность» в принципе не является синонимом «синтетичности» (а также, кстати, «целостности»). В сущности, здесь сделаны сразу две ошибки: нельзя разводить по разным метаполюсам операции анализа и синтеза, а также нельзя отождествлять полюса полезависимости, широкого диапазона эквивалентности, когнитивной простоты с «синтетичностью» (или «целостностью»).
В данной книге, учитывая сложившуюся терминологию, термины «синтетичность – аналитичность» (соответственно «синтетики – аналитики») используются с определенной долей условности только при описании когнитивного стиля «узкий/широкий диапазон эквивалентности».
Ярким примером «унитарной» позиции является точка зрения Р. Райдинга и А. Чим, которые предложили объединить все описанные к настоящему времени когнитивные стили в два «фундаментальных измерения» (или базовых когнитивных стиля): «целостность – аналитичность» (тенденция перерабатывать информацию в терминах либо целого, либо частей) и «вербальность – образность» (склонность репрезентировать информацию в процессе ее переработки в виде слов либо в виде наглядных образов).
В качестве частных проявлений базового когнитивного стиля «целостность – аналитичность» рассматриваются 14 стилей, в том числе импульсивность/рефлективность, ригидный/гибкий контроль, аналитическая/тематическая категоризация, узкий/широкий диапазон эквивалентности и другие. Частными проявлениями базового когнитивного стиля «вербальность – образность» выступают 3 стиля: конкретность/абстрактность, толерантность к нереалистическому опыту, визуализация/вербализация. Эмпирическим основанием такого рода гиперобобщения являются, судя по заявлениям авторов, результаты факторного анализа (Riding, Cheema,1991; Rayner, Riding, 1997).
Сторонником «унитарного» взгляда на природу когнитивных стилей является А. В. Либин, который в рамках разрабатываемой им «единой концепции стиля человека» вводит такое стилевое метаизмерение, как «широта – узость» (или «диапазон эквивалентности»). Соответственно «широта – узость» «…интегрирует в себе элементы таких понятий как аналитичность – синтетичность, сложность – простота, целостность – детализированность, широта сканирования, субъективный масштаб оценочных шкал и некоторые другие» (Либин, 1998, с.121).
В свое время был сформулирован знаменитый принцип Оккама «не умножай сущности без нужды» (т. е. не создавай лишних теорий). К этому следовало бы добавить, учитывая сложности стилевого подхода, еще один принцип – «не плоди противоречий» (т. е. не создавай новых теорий, увеличивающих противоречия сравнительно со старыми). Увы! Оба принципа часто игнорируются.
Итак, имеют место две возможные позиции: можно, с одной стороны, утверждать, что когнитивные стили – самостоятельные и независимые когнитивные переменные и, с другой, говорить об однородности разных стилевых параметров. Принять ту или иную позицию – значит сделать заведомую ошибку, ибо при этом придется игнорировать факты, полученные «противной стороной».
В частности, серьезным препятствием к «множественному» подходу являются данные о существовании значимых корреляций между разными стилевыми параметрами. Например, найдены парциальные связи между широким сканированием, толерантностью к нереалистическому опыту, ригидным познавательным контролем и полезависимостью (Gardner, Holzman, Klein, Linton, Spence, 1959); абстрактной концептуализацией и поленезависимостью (Harvey, 1970); узким диапазоном эквивалентности и ригидным познавательным контролем (Колга, 1976); импульсивностью и полезависимостью (Gargiulo, 1982; Massari, 1975); ригидным познавательным контролем и импульсивностью (Корнилова, Скотникова, Чудина, Шуранова, 1986); ригидным познавательным контролем, полезависимостью, широким диапазоном эквивалентности и импульсивностью (Алешина, Дейнека, 1986); узким диапазоном эквивалентности и поленезависимостью, узким диапазоном эквивалентности и когнитивной сложностью (Шкуратова, 1983) и т. д.
При анализе полученных связей нельзя не заметить достаточно четкую тенденцию преимущественного сочетания строго определенных полюсов когнитивных стилей в виде своего рода синдрома стилевых свойств: поленезависимость с бо́льшей вероятностью предполагает рефлективность, гибкий познавательный контроль, широкое сканирование, толерантность к нереалистическому опыту, когнитивную сложность и т. д. Таким образом, утверждение о независимости отдельных стилевых параметров является не вполне корректным.
«Унитарный» подход также не располагает доказательствами в свою пользу, поскольку зафиксировать устойчивые и однонаправленные корреляционные связи одновременно между множеством стилевых параметров не удалось ни в одном известном мне исследовании. Тем более в рамках «унитарной» позиции невозможно объяснить причины очевидного отсутствия связей между, казалось бы, родственными стилевыми параметрами.
Факты, безусловно, вещь упрямая. Однако какие выводы можно сделать из факта «мерцания» корреляционных связей в разных исследованиях? Одни авторы сообщают о наличии связи между определенными когнитивными стилями, другие – о ее отсутствии; в мужской выборке связь себя обнаруживает, в женской – нет; в выборке подростков связь проявляется достаточно отчетливо, тогда как в студенческой выборке она исчезает и т. д.
И какие выводы можно сделать из факта фиксации альтернативных связей между одними и теми же стилями? Так, в одной из работ И. В. Тихомировой сообщается о том, что у взрослых испытуемых поленезависимость сочетается с узким диапазоном эквивалентности (высокой понятийной дифференцированностью) (Тихомирова, 1989). Однако в более позднем исследовании она указывает на то, что, напротив, поленезависимость соотносится с широким диапазоном эквивалентности (низкой понятийной дифференцированностью) (Тихомирова, 1991). Аналогично, в одном исследовании выявляется связь полюса поленезависимости с узким диапазоном эквивалентности (Шкуратова, 1983), тогда как в другом – с широким диапазоном эквивалентности (Ким, 2002). Одни авторы отмечают связь когнитивной сложности с гибкостью и толерантностью (Shneier, 1979), тогда как другие – с ригидностью и догматизмом (Messick, Kogan, 1966).
Промежуточным вариантом решения вопроса о связях когнитивных стилей являются многомерные классификации стилевых феноменов. Они позволяют отказаться от упрощенного взгляда на эту проблему в виде констатаций: «связей между стилями нет и быть не может» либо «все стили – это одно и то же психическое качество в разных его проявлениях».
В соответствии с идеей многомерной природы стилей признается, что связи между стилями существуют, однако они имеют нелинейный характер (поэтому и не «схватываются» на уровне корреляционного анализа). Характерно, что многомерные классификации когнитивных стилей имеют, как правило, теоретический характер, основываясь на выделении качественных критериев взаимосвязи тех или иных стилевых параметров в зависимости от постулируемых механизмов стилевого поведения.
Так, Д. Уорделл и Дж. Ройс все множество описанных когнитивных стилей разделили на три группы по критерию «соотношение когнитивных и аффективных компонентов». По их мнению, когнитивные стили – это устойчивые черты, которые оказывают влияние на способ организации когнитивных и аффективных процессов (Wardell, Royce, 1978). Соответственно были выделены когнитивные стили (на первый план выходят когнитивные процессы), аффективные стили (на первый план выходят аффективные процессы) и когнитивно-аффективные стили (когнитивные и аффективные процессы сбалансированы) (рис. 4).
Центральное место в этой классификации занимают три когнитивно-аффективных стиля. Референтом рационального стиля (в виде установки на проверку «надежности» собственного образа действительности с точки зрения его логической обоснованности, ясного рационального мышления, анализа и синтеза идей) является полезависимость/поленезависимость, референтом эмпирического стиля (в виде установки на проверку образа действительности с учетом чувственно-сенсорных впечатлений и непосредственного наблюдения) – пространственное сканирование, референтом метафорического стиля (в виде установки на проверку образа действительности на основе интуиции и личного ассоциативно-символического опыта) – беглость идей. В свою очередь, эти когнитивно-аффективные стили были проинтерпретированы в терминах трех аспектов внимания. Полезависимость/поленезависимость характеризует селективность внимания, пространственное сканирование – интенсивность внимания, беглость идей – широту внимания (там же).
Ч. Носал построил классификацию когнитивных стилей с учетом особенностей процессов переработки информации, выделив два их аспекта – уровни переработки и способы организации информации. Уровни переработки информации включают: перцепцию (уровень создания репрезентаций окружающей действительности в форме кратковременных перцептивных образов); концепцию (уровень создания понятийных репрезентаций); модели (уровень структур индивидуального опыта); программы (уровень регуляции целенаправленного поведения с точки зрения фиксации последовательности событий). Способы организации информации («метаизмерения») включают: структуру поля (мера артикулированности познавательных образов), сканирование (особенности распределения внимания), шкалы эквивалентности (ориентация на различие либо сходство элементов опыта) и характер контроля (способность к торможению и регуляции собственной активности) (рис. 5).
Рис. 4. Структура целостной стилевой системы, по Д. Уорделлу и Дж. Ройсу (Wardell, Royce, 1978)
Теоретическое значение данной классификации, по мнению Носала, заключается в возможности соотнесения феноменологии когнитивных стилей, во-первых, с теориями переработки информации и, во-вторых, с теориями способностей (теориями психометрического интеллекта). Прагматический ее смысл заключается в констатации «пробелов» в виде пропущенных узлов матрицы, что позволяет предположить существование еще не описанных в научной литературе когнитивных стилей.
Рис. 5. Двухмерная матрица когнитивных стилей, по Ч. Носалу (Nosal, 1990). 1 – полезависимость/поленезависимость; 2 – перцептивная артикуляция; 3 – широта категории; 4 – узкий/широкий диапазон эквивалентности; 5 – когнитивная простота/сложность; конкретность/абстрактность; 6 – толерантность к нереалистическому опыту; 7 – заострение/сглаживание; 8 – фокусирующий/сканирующий контроль; 9 – импульсивность/рефлективность; 10 – ригидный/гибкий контроль; 11 – внешний/внутренний локус контроля; 12 – медленное/быстрое течение времени.
Безусловно, многомерные классификации когнитивных стилей являются существенным продвижением в понимании природы связей между отдельными стилевыми параметрами. В них, во-первых, констатируется нелинейный характер соотношения стилей с учетом разноуровневой, иерархической формы их организации и, во-вторых, предпринимается попытка описать механизмы стилевого поведения.
Однако обоснованность многомерных классификаций когнитивных стилей остается под вопросом по причине, указанной выше: на уровне эмпирических исследований ни доказать, ни опровергнуть эти классификации не представляется возможным в силу противоречивого характера выявляемых корреляционных связей.
В чем существо сложившейся коллизии? По-видимому, корреляционная аргументация в принципе недостаточна для уяснения возможных связей между стилевыми свойствами. Согласованное, непротиворечивое представление о природе когнитивных стилей нельзя получить на основе констатации факта отсутствия либо, напротив, наличия корреляционной связи между отдельными стилевыми параметрами (фактически между показателями определенных методик). Противоречия эмпирического уровня – это плата за игнорирование теоретического аспекта исследований когнитивных стилей, связанного с анализом порождающих их механизмов. На мой взгляд, эффекты «мерцания» и «альтернативности» получаемых корреляционных зависимостей могут объясняться психологической неоднозначностью традиционных стилевых показателей (и соответственно различием обусловливающих их когнитивных механизмов).
Ниже приводятся результаты серии исследований, в которых была предпринята попытка уточнить психологический статус некоторых когнитивных стилей.
3.2. Эмпирическое исследование связей когнитивных стилей
Методы исследования
Было проведено пять серий исследований, сбор данных в которых осуществлялся разными экспериментаторами (в первых четырех сериях испытуемыми были студенты университета в возрасте 19–20 лет в количестве 30, 29, 27 и 28 человек соответственно; в пятой – профессиональные конструкторы в возрасте от 25 до 40 лет в количестве 34 человек). Программа исследования в виде использования нескольких небольших выборок испытуемых с разными экспериментаторами имеет определенные преимущества по сравнению с исследовательской программой, которая реализуется на одной большой выборке испытуемых с одним экспериментатором: в частности, можно получить более разнообразные данные, ценность которых увеличивается при появлении идентичных результатов.
В каждой из серий использовались методики на диагностику либо трех, либо четырех когнитивных стилей, таких как: 1) полезависимость/поленезависимость (ПЗ/ПНЗ); методика «Включенные фигуры» Уиткина, индивидуальная форма; показатель – среднее время нахождения простой фигуры в сложной; 2) импульсивность/рефлективность (И/Р); методика «Сравнение похожих рисунков» Кагана; показатели – латентное время первого ответа, общее количество ошибок; 3) ригидность/гибкость познавательного контроля (Р/Г); методика «Словесно-цветовая интерференция» Струпа; показатели – величина интерференции в условиях конфликта вербальных и сенсорно-перцептивных функций в секундах (Т3 – Т2), соотношение времени называния цвета и чтения слов (Т2/Т1); 4) узость/широта диапазона эквивалентности (УДЭ/ ШДЭ) в двух вариантах методики «Свободная сортировка объектов»: испытуемые сортировали карточки с расположенными в случайном порядке точками (Сочивко, 1986) и карточки со словами, обозначающими разные аспекты категории «время» (Колга, 1976); показатель – количество выделенных групп.
♦ В целях уточнения психологического статуса когнитивного стиля «диапазон эквивалентности» в третьей серии для оценки его выраженности наряду с традиционным показателем (количество групп в двух вариантах сортировки) использовался ряд дополнительных показателей:
1) максимальное число объектов в группе (МЧО);
2) количество единичных групп (т. е. групп, состоящих только из одной карточки);
3) коэффициент категоризации, характеризующий критерии сортировки слов (в виде суммы баллов по результатам оценки основания выделения каждой из групп, деленной на количество групп). Критерии оценки каждой группы: 0 баллов – если группа выделяется на основе формального, ситуативного либо эмоционально-субъективного признака, 1 балл – если на основе обобщающего, категориального признака (для варианта «слова»);
4) разница между объемами (т. е. числом карточек в соответствующей группе) самой большой и самой маленькой групп V max – V min (для варианта «слова»);
5) степень субъективной уверенности в выбранных критериях сортировки (для варианта «точки» после выполнения основного задания испытуемый получал инструкцию рассортировать карточки так, чтобы «групп было как можно больше», а затем – так, чтобы «групп было как можно меньше»; подсчитывался показатель различия в количестве групп в виде N 1 – N 2 ).
Наряду с указанными стилевыми методиками использовались методики на выявление интеллектуальной продуктивности и личностных черт. В первой серии – субтест «Сходство» из шкалы Векслера, во второй, четвертой и пятой сериях – методика Равена, в третьей серии – методика Равена, а также методики «Множественная классификация» (Холодная, 1990а) и «Формулировка проблем» (Холодная, 1983).
♦ Методика «Множественная классификация» использовалась как модификация методики «Свободная сортировка слов» с целью уточнения связи показателей последней со способностью к понятийному обобщению. Методическая процедура выглядела следующим образом. Из исходного набора карточек (в качестве исходного материала были взяты 35 слов из категории «время») испытуемый многократно отбирал по своему усмотрению группу карточек, указывал основание сходства, каждый раз возвращая отобранные карточки в исходный набор, до тех пор, пока он не исчерпывал всех возможных, с его точки зрения, комбинаций карточек. Каждая группа оценивалась в баллах по следующим критериям: 0 баллов получала группа, выделенная на основе формального, ситуативного либо эмоционально-оценочного признака (в виде синонимов, тематических комплексов, ответов типа «не нравится» и т. п.) и 1 балл – на основе категориального признака (в виде родового обобщающего понятия). Показатель – коэффициент понятийного обобщения в виде частного от деления суммы баллов по результатам оценки оснований всех выделенных групп на общее количество групп (характеризует способность к понятийному обобщению, поскольку данная методика, сравнительно с традиционной, более активно задействовала понятийный опыт испытуемого).
При выполнении методики «Формулировка проблем» испытуемый должен был назвать все те проблемы, которые, по его мнению, могут быть поставлены в связи с анализом таких объектов, как «болезнь» и «почва». Показатель – количество названных проблем (характеризует способность к генерации идей за счет разработанности содержания заданных понятий).
Кроме того, во второй серии применялся опросник Кеттелла, в третьей – опросники Айзенка, Стреляу и методика Розенцвейга, в пятой – опросник Стреляу.
Результаты и их обсуждение
Для начала обратимся к результатам, характеризующим корреляционные связи между показателями основных когнитивных стилей.
В первой серии узкий диапазон эквивалентности (большое количество групп) оказался связан с ригидностью познавательного контроля (величиной интерференции) (0,38*). В свою очередь, чем больше выражена ригидность, тем с большей вероятностью проявляется полезависимость (0,40*).
Во второй серии получены значимые корреляционные связи между крайним проявлением узости диапазона эквивалентности (показателем «количество единичных групп») и импульсивностью в виде быстрого когнитивного темпа (– 0,54**) и большого количества ошибок (0,52**). Кроме того, один из показателей широты диапазона эквивалентности (МЧО) положительно связан с более медленным когнитивным темпом (0,39*). Следовательно, ориентация на частные, специфические признаки объектов при установлении их сходства соотносится с импульсивностью, т. е. свернутостью ориентировочной и контрольной фаз интеллектуальной деятельности.
В третьей серии среди стилевых параметров зафиксированы следующие связи: широкий диапазон эквивалентности (в виде показателя МЧО) в варианте «слова» соотносится с поленезависимостью (– 0,44*) и в варианте «точки» – с мерой координации словесно-речевых и сенсорно-перцептивных функций в виде показателя Т2/Т1 (– 0,53**). В свою очередь, высокие значения показателя Т2/Т1, свидетельствующие о дискоординации словесно-речевых и сенсорно-перцептивных функций, связаны с узким диапазоном эквивалентности (показателем «количество групп» в варианте «точки») (0,45*) и одним из проявлений импульсивности (в виде показателя «количество ошибок») (0,39*).
Иными словами, склонность опираться при свободной сортировке объектов на обобщенные категории (полюс синтетичности) предполагает, с одной стороны, поленезависимость и, с другой, более высокую координацию словесно-речевого и сенсорно-перцептивного способов переработки информации. В свою очередь, высокая скоординированность этих двух способов переработки информации сочетается с большей точностью перцептивного сканирования как проявлением рефлективного стиля.
В четвертой серии какие-либо значимые корреляционные связи между исследованными стилями не были получены.
В пятой серии обнаружены только две значимые связи между тремя когнитивными стилями: узкий диапазон эквивалентности в виде показателя «количество групп» в варианте «точки» соотносится с более высокой координацией словесно-речевых и сенсорно-перцептивных функций и полезависимостью (коэффициенты корреляции равны – 0,41** и 0,35* соответственно).
Таким образом, полученные в нашем исследовании результаты соответствуют общей картине корреляционных исследований когнитивных стилей. Существуют вполне определенные связи между отдельными стилевыми параметрами. В то же время корреляционных зависимостей получено все-таки мало, при этом уровень их значимости не очень высок (в пределах 0,05 > Р > 0,01). Кроме того, дает себя знать альтернативный характер некоторых корреляционных связей: в выборке профессиональных конструкторов (в отличие от выборки студентов) узкий диапазон эквивалентности (полюс аналитичности) оказался связанным с высокой координацией словесно-речевых и сенсорно-перцептивных функций.
Таблица 2
Фрагменты факторных матриц, иллюстрирующие соотношение показателей когнитивных стилей (вторая и третья серии)
На уровне факторного анализа (метод главных компонент с последующим вращением по критерию very max) связи между отдельными стилевыми параметрами обнаруживают себя более определенно и избирательно. В табл. 2 представлены фрагменты факторных матриц с указанием значимых весов основных стилевых показателей по результатам второй и третьей серий (здесь и далее нули при указании весов показателей в факторных матрицах опущены).
Как можно видеть из табл. 2, согласно содержанию I и IV факторов, вторая серия, полюс импульсивности (быстрое время ответа и большое количество ошибок) соотносится со всеми основными показателями узкого диапазона эквивалентности, а также ригидного познавательного контроля (низкой координацией словесно-речевых и сенсорно-перцептивных функций и ростом величины интерференции). Кроме того, импульсивный стиль оказывается связан с полезависимостью и опять же с низкой координацией словесно-речевых и сенсорно-перцептивных функций (I фактор, третья серия).
Факторизация данных по четвертой серии привела к выделению IV фактора (15,1 %), в который с высокими весами вошли показатели полезависимости и низкой координации словесно-речевых и сенсорно-перцептивных функций (.821 и.755 соответственно). Заметим, что этот результат идентичен результату, полученному при факторизации данных третьей серии (см. табл. 2).
Таблица 3
Фрагменты факторной матрицы, иллюстрирующие соотношение показателей когнитивных стилей в выборке профессиональных конструкторов
Наконец, результаты факторного анализа данных пятой серии также подтверждают факт наличия связей между определенными стилевыми параметрами (табл. 3).
Судя по табл. 3, в выборке профессиональных конструкторов имеют место связи полюса гибкого познавательного контроля с поленезависимостью, а также полюса узкого диапазона эквивалентности с высокой координацией словесно-речевых и сенсорно-перцептивных функций и полезависимостью (факторы III и IV).
Итак, результаты корреляционного и факторного анализа свидетельствуют о наличии достаточно однонаправленных парциальных связей между разными когнитивными стилями, за которыми просматривается некоторый общий синдром стилевых свойств. В частности, узкий диапазон эквивалентности («аналитичность») соотносится с импульсивностью, полезависимостью, низкой координацией словесно-речевых и сенсорно-перцептивных функций; ригидный познавательный контроль – с полезависимостью. Тем не менее, эти связи не воспроизводятся с должной мерой устойчивости в разных сериях наших исследований.
Противоречивый характер связей между отдельными когнитивными стилями позволяет высказать предположение о психологической неоднозначности традиционных стилевых показателей.
Рассмотрим каждый когнитивный стиль в отдельности в целях уточнения его психологического статуса.
Таблица 4
Фрагменты факторных матриц по когнитивному стилю полезависимость/поленезависимость
Полезависимость/поленезависимость (ПЗ/ПНЗ) . Факторизация данных по второй и третьей сериям привела к выделению идентичного фактора, состав которого приведен в табл. 4.
Из табл. 4 видно, что увеличение времени поиска простой фигуры в сложной (проявление ПЗ) сочетается с тенденцией более медленно выполнять тест Равена. В предыдущих исследованиях на уровне корреляционного и факторного анализа нами неоднократно воспроизводился результат, согласно которому общее время выполнения теста Равена положительно связано с количеством правильных ответов. Следовательно, можно предположить, что и при выполнении методики «Включенные фигуры» замедление процесса поиска решения имеет продуктивную основу. В частности, относительное увеличение времени поиска простой фигуры в сложной может быть обусловлено не только низким уровнем способности к перцептивной артикуляции, но и выраженностью индивидуальных контролирующих стратегий и соответственно установкой на тщательность анализа видимого поля (очевидно, такой тип когнитивной активности уже нельзя трактовать как полезависимость).
Импульсивность/рефлективность (И/Р) . В плане уточнения психологического содержания этого стилевого параметра представляет интерес IV фактор, выделившийся при анализе данных третьей серии (табл. 5).
Таким образом, чем быстрее испытуемый принимает решение в условиях множественного выбора альтернатив, тем в большей мере у него выражены показатели силы возбуждения, подвижности и экстраверсии. Иными словами, та сторона импульсивности/рефлективности, которая представлена когнитивным темпом, частично оказывается обусловленной психодинамическими свойствами человека, не имеющими отношения к интеллектуальной продуктивности. Не удивительно, что, как отмечает в своем обзоре Б. Мессер, именно показатель «количество ошибок», как правило, дает значимые корреляции с интеллектуальными способностями, тогда как показатель «время первого ответа» связан с последними в гораздо меньшей степени (Messer, 1976). Характерной является позиция тех авторов, которые в противовес первоначальной точке зрения Дж. Кагана сочли возможным сделать вывод о том, что ключевую роль в определении природы этого когнитивного стиля играет именно показатель «ошибки», свидетельствующий об эффективности механизмов сканирования, а не показатель «время», говорящий об особенностях индивидуального «когнитивного темпа» (Block, Block, Harrington, 1974; Gargiulo, 1982; Laine, 1982).
Таблица 5
Фрагмент факторной матрицы по когнитивному стилю импульсивность/рефлективность
Ригидность/гибкость контроля (Р/Г). Принято считать, что выраженность эффекта интерференции в условиях выполнения теста Струпа является следствием степени автоматизированности вербальных и сенсорно-перцептивных функций, обеспечивающей возможность их независимого проявления и выступающей предпосылкой гибкости познавательного контроля. В свою очередь, легкость в преодолении когнитивного конфликта, казалось бы, должна сочетаться с более высокой интеллектуальной продуктивностью (напомним, что этот факт, тем не менее, не был зафиксирован ни в одном из известных мне исследований данного когнитивного стиля). С учетом сказанного особый интерес представляют данные, представленные в табл. 6.
Полученные результаты, на первый взгляд, выглядят достаточно неожиданно. Согласно фактору III, ригидность сочетается с высокой успешностью выполнения теста Равена. Важно отметить, что идентичный результат повторился при факторизации данных четвертой серии, в рамках которой выделился фактор, также включающий с высокими факторными весами показатель величины интерференции (.756) и количество правильных ответов по тесту Равена (.763). С другой стороны, согласно фактору IV, величина интерференции нарастает при увеличении дискоординации словесно-речевых и сенсорно-перцептивных функций и количества ошибок в условиях идентификации перцептивных объектов. Иными словами, эффект интерференции имеет две составляющие: продуктивную и непродуктивную. Этот факт нуждается в специальном обсуждении.
Таблица 6
Фрагмент факторной матрицы по когнитивному стилю ригидность/гибкость контроля
В ряде современных исследований «локус» феномена Струпа связывают с той стадией переработки информации, на которой словесный знак и цветовые воздействия подвергаются семантической (концептуальной) обработке. Так, в работе П. Нейша показано, что причина интерференции – степень концептуальной близости двух одновременно активизирующихся кодов: вербального и цветового (сенсорно-перцептивного). Если эти два кода «перекрывают» друг друга (т. е. оказываются представленными в структуре индивидуального ментального опыта в интегрированном виде), то процесс их разделения при выполнении третьей (конфликтной) карты оказывается более трудным (соответственно увеличивается и показатель интерференции) (Naish, 1985).
Таким образом, за выраженностью эффекта интерференции могут стоять два разных психологических механизма: интегрированность словесно-речевых и сенсорно-перцептивных кодов (и тогда интерференция должна сочетаться с более высокой интеллектуальной продуктивностью, в том числе при выполнении теста Равена) либо собственно ригидность как проявление недостаточной сформированности непроизвольного интеллектуального контроля (и тогда интерференция обнаруживает себя в снижении эффективности сканирования перцептивного поля и дискоординации вербальных и сенсорно-перцептивных функций, что, в свою очередь, может сказаться на снижении интеллектуальной продуктивности).
Чтобы развести эти две стороны интерференции в условиях когнитивного конфликта, необходимо принять во внимание такой показатель теста Струпа, как соотношение времени называния цвета и времени чтения слов (Т2/Т1). Этот показатель обычно трактуется как «вербальность», или «вербальная доминантность» (Broverman, 1960). Подобная интерпретация не вполне корректна, так как, согласно матрице корреляций показателей методики Струпа на разных наших выборках, величина показателя Т2/Т1 определяется главным образом скоростью называния цвета (Т2), но не скоростью чтения слов (Т1).
Следовательно, показатель Т2/Т1 фактически свидетельствует о разнице между скоростью называния цвета и скоростью чтения слов, т. е. является индикатором способности осуществлять одну из простейших форм словесно-образного перевода (означивание чувственных впечатлений). Чем этот показатель меньше, тем более скоординированы (интегрированы) основные «языки» переработки информации.
Таким образом, «странный» результат, представленный в табл. 6, легко получает свое объяснение. Эффект интерференции – наряду с собственно ригидностью познавательного контроля – «скрывает» действие механизма интеграции двух базовых форм познавательного опыта.
Узкий/широкий диапазон эквивалентности (УДЭ/ШДЭ) . Поскольку в третьей серии использовался ряд дополнительных показателей по методике «Свободная сортировка объектов», можно было получить более детализированное представление о различиях в когнитивном обеспечении полюсов узости/широты диапазона эквивалентности (см. табл. 7).
Согласно табл. 7, I фактор выделяет на полюсе широты диапазона эквивалентности (среди испытуемых, которые в условиях свободной сортировки объектов образуют мало групп) лиц, которые в прямом значении слова являются широкими категоризаторами: эти испытуемые устойчиво образуют небольшое количество групп и на перцептивном, и на словесном материале, что сочетается с фактическим отсутствием тенденции к компартментализации (образованию единичных групп) и опорой на категориальные основания группировки слов.
Таблица 7
Фрагменты факторной матрицы по когнитивному стилю узкий/широкий диапазон эквивалентности
II фактор на полюсе узкого диапазона эквивалентности (среди испытуемых, образующих много групп) позволяет вычленить собственно детализаторов, для которых выделение большого количества групп предполагает явную выраженность тенденции к компартментализации, опору на частные (ситуативные либо субъективно значимые) признаки объектов, меньшую устойчивость критериев сортировки (испытуемые в большей степени поддаются требованию инструкции, игнорируя объективные характеристики перцептивного материала). Этих испытуемых, кроме того, отличает низкая координация словесно-речевых и сенсорно-перцептивных функций (по методике Струпа), а также низкий уровень способности к понятийному обобщению (по методике «Множественная классификация»).
Наконец, III фактор на полюсе широты диапазона эквивалентности выделяет испытуемых с глобальным подходом к сортировке карточек с наборами точек, которые, в отличие от широких категоризаторов, образуют группы с чрезмерно большим объемом (показатель МЧО) и характеризуются большим «размахом» объемов выделенных групп. По-видимому, именно преобладание глобального подхода к перцептивному материалу объясняет появление в этом факторе показателя интеллектуальной продуктивности с отрицательным знаком (т. е. эта часть испытуемых отличается низкой успешностью выполнения теста Равена).
Итак, проведенный анализ позволяет говорить о психологической неоднородности традиционных стилевых показателей, что является, по-видимому, одной из причин противоречивости эмпирических результатов стилевых исследований, касающихся решения вопроса о характере связей между различными когнитивными стилями. Действительно, если один и тот же стилевой полюс имеет разное когнитивное обеспечение, маскируя разные типы испытуемых, то подсчет корреляционных связей по выборке в целом теряет смысл.
Необходимость уточнения психологического статуса когнитивных стилей на эмпирическом уровне приводит к более серьезным вопросам относительно природы когнитивных стилей: что скрывается за психологической неоднозначностью стилевых показателей и какова действительная роль когнитивных стилей в регуляции интеллектуальной активности. Ответить на эти вопросы нам поможет анализ еще одной дискуссионной темы в психологии когнитивных стилей, а именно соотношения стилевых и продуктивных аспектов интеллектуальной деятельности.