Алекс с трудом поднимался по лестнице на третий этаж гостиницы. Вероятно, он мог предоставить передачу своего решения юристам, а сам остаться дома, дожидаясь, когда его известят, что все кончено, но ему казалось, что это путь, достойный труса. Это тот самый случай, когда он должен действовать по-мужски, лично исправив ту неразбериху, которую устроил.

Все тело ныло от простого физического усилия – подъема по лестнице, и Алекс опасался, что прежняя энергия уже никогда к нему не вернется. Он здорово ослаб, а ведь в следующие несколько минут ему придется скрывать эту немощность.

Добравшись до верхней площадки, он прислонился к стене, пытаясь отдышаться, и приказывая дрожавшим ногам выполнять свою работу как следует. Он вспотел, сердце сильно колотилось, и больше всего ему хотелось найти мягкий диван и лечь. Его пронзил ножом брат, и Алекс выжил, чтобы рассказать об этом, но за прошедшие несколько недель не раз пожалел, что не умер. Он всегда славился отменным здоровьем, даже кости никогда не ломал и не представлял себе, что исцеление может быть настолько тяжелым. И настолько болезненным.

Следом шел лакей. Судя по его озабоченному лицу, он намеревался высказаться по поводу плачевного состояния хозяина и предложить ему помощь, словно Алекс – немощный старик, так что пришлось выпрямиться и зашагать дальше.

Из всех постыдных вещей, вызванных безумием Николаса, самым отвратительным для Алекса оказалось то, что все слуги относятся к нему как к инвалиду. Пока он выздоравливал, они вели себя внимательно и заботливо, но он не переносил их жалостных взглядов, тихих шепотков насчет хорошей и плохой крови и насчет Каина и Авеля. Алекс просто жаждал забыть все омерзительные события. Заметив Ника, уехавшего с Эллен, Алекс словно предчувствовал страшную беду, поэтому и помчался вслед за ними. Но не один, а взял с собой двоих мужчин, и это мгновенное решение спасло его жалкую шкуру. Оба они были преданными слугами и вели себя очень сдержанно. Они обезвредили Ника, обеспечили обоим братьям медицинский уход и нашли женщин, чтобы ухаживать за Эллен.

Алекс с облегчением принял их помощь, но к тому времени, как закованного в цепи Ника увезли – раненого, но живого и громко жалующегося, – в свидетелях оказалось слишком много народу. Скрыть факты было невозможно. Мельница слухов работала с лихорадочной скоростью.

Алекс добрался до двери и постучал. Он отправил записку с просьбой о встрече, так что его ожидали, и он надеялся быстро решить вопрос и отправиться домой. Алекс никогда не умел прощаться, а это прощание должно стать самым сложным из всех, но сделать это необходимо. Он помолился, чтобы пройти через это, не выставляя себя полным дураком и не заливаясь слезами, как младенец. В последнее время он сделался таким чертовски сентиментальным. Любое незначительное замечание или воспоминание повергали его в депрессию на долгие часы, и хотя бы сейчас Алекс категорически не желал слезливого раскаяния.

Он родился и воспитывался, чтобы выполнять свой долг, так что уж в этот день ему придется сделать то, что полагается. Он высоко поднимет голову и выполнит свои обязательства.

Горничная провела его в гостиную и вышла. Там стояли два стула, между ними – стол, не накрытый к чаю, как того требуют правила вежливости, но Алекс не обратил внимания на такое пренебрежительное отношение. Это не светский визит, эта встреча является последней точкой в неловком и неприятном деловом соглашении, так что ни к чему притворяться.

– Здравствуй, Эллен. – Он сел напротив, прилагая огромные усилия, чтобы не продемонстрировать свою слабость.

– Алекс, – холодно отозвалась она. Она оделась в черное, словно носила траур, и выглядела замороженной, ледяной, как мраморная статуя, и такой хрупкой, что малейший звук мог разбить ее на крохотные кусочки. На ее красивом лице, раньше таком оживленном и притягательном, вообще не было никакого выражения. Раньше Алекс чувствовал Эллен такой близкой к себе, что мог читать ее мысли, но не теперь. Невозможно догадаться, о чем она думает. После всего случившегося рада ли она, что он пришел? Или изнывает от скуки? Или сердится? Если она и испытывала какие-то сильные чувства, Алекс их угадать не мог.

– Как поживаешь? – осведомился он:

– Прекрасно.

– Надеюсь, ты устроилась удобно?

– Вполне.

Алекс замолчал. Повисла тягостная тишина, но он не мог больше вести светскую беседу. Они не виделись с того страшного утра в деревне, и не возникало никаких сомнений, что дела у Эллен идут вовсе не прекрасно. Она похудела и, возможно, болела, но Алекс не знал, как выяснить подробности.

Непосредственно после ужасной истории с Ником Алекс был слишком слаб, чтобы размышлять здраво, а к тому времени, как он достаточно пришел в себя, чтобы начать беспокоиться, Эллен переселилась в гостиницу. Когда состояние его здоровья улучшилось, Алекс собрался написать ей письмо, начал и уничтожил с дюжину, но чувствовал себя слишком пристыженным, чтобы вступать с ней в контакт. Он мог бы просить ее вернуться домой, но не сделал этого. Если бы она хотела жить с ним, она бы так и поступила – ее ничто не удерживало вне дома. Или он мог приказать ей вернуться, но не возникало сомнений, что Эллен предпочитает стерильное окружение гостиницы, и Алекс не мог ее за это винить.

Когда он создавал личное убежище для своих любовниц, ему и в голову не приходило, каким предосудительным может показаться это обиталище для приличного человека. Ужасно уже то, что Эллен силой привезли в это вульгарное место, а после того, что Ник сотворил с ней там, Алекс не чувствовал себя вправе велеть ей делать что-нибудь.

Эллен не хотела выходить за него, но он, самонадеянный и тщеславный, никогда никому не разрешал отвечать «нет». Когда она отвергла его предложение, была задета его непомерная гордость, и он вынудил ее согласиться, и к чему привело это принуждение?! И будь у него хоть тысяча лет на искупление своей вины, он все равно не сможет ее загладить.

– А как ты? – спросила Эллен, но не похоже, чтобы ей это было действительно интересно.

– Бывало и лучше.

– В этом я не сомневалась.

Эллен могла бы порасспрашивать его о ранах и о выздоровлении. Но дальнейших вопросов не последовало, и Алекс подавил свою боль, вызванную ее незаинтересованностью. После всего случившегося не стоило предполагать, что любовь еще сохранилась, и если он до сих пор лелеял нелепую, необоснованную надежду, то теперь ее можно было похоронить. И сколько ни думай, сколько ни оплакивай то, что могло бы быть, ничего не добьешься.

Они смотрели друг на друга молча. В воздухе словно витали миллионы вопросов, но ни Эллен, ни Алекс не могли заставить себя задать вслух хоть один.

– Я принес кое-какие бумаги, – пробормотал Алекс.

– Правда?

Алекс не представлял, как трудно будет сказать о них. Он репетировал свои слова, но никакие приготовления не подготовили его к тому, как это будет ужасно, как отчаянно ему захочется не давать документам ход. Но он не унизится и не будет вымаливать еще один шанс. Он его не заслужил, и если даже сумеет убедить Эллен сделать вторую попытку, все равно все испортит. Не в его характере вести себя так, как следует. Он хам и негодяй, в чем Эллен и убедилась, на свою беду.

– Тебе нужно будет поставить свою подпись в нескольких местах. – Он открыл саквояж. – Мой адвокат, мистер Тамбертон, все отметил.

– Это многое упрощает, правда? Все так аккуратно и красиво.

– Да.

Алекс вытащил документы и положил их на стол, потом поискал перо и чернила, но, оказывается, не взял их с собой. Алекс снова подавил раздражение. Нельзя же быть таким вертопрахом!

– Кажется; у меня нет пера, – сбивчиво бросил он.

– У меня есть, можно воспользоваться.

– О! Отлично.

«Да, просто чертовски отлично!» – подумал Алекс, злясь, что Эллен так невозмутима. Что уж, умерла бы она, если бы проявила волнение? Если бы нервничала или колебалась?

Эллен пересекла комнату, взяла все необходимое, потом нацарапала свою подпись там, где было отмечено, даже не удосужившись прочитать условия, и его раздражение усилилось.

Они прекращали свой брак. Они расставались навеки. После того как он покинет номер, они никогда больше не увидятся, Эллен же ведет себя так бесстрастно, словно проверяет список покупок для служанки.

И снова Алекс подавил раздражение. Если она может оставаться безразличной, может и он. Если она может быть равнодушной, может и он. Он никогда и не хотел жениться – ни на ней, ни на ком другом. Ему следует кричать на улицах от радости, что чертовы узы можно разорвать так безболезненно.

– Должно пройти несколько месяцев, прежде чем аннулирование вступит в силу.

Эллен посмотрела на Алекса, как на незнакомца, словно он изъяснялся на иностранном языке.

– Ты уверен, что мы делаем то, что следует?

– Ну… да, – начал заикаться он. – Тамбертон говорит, так лучше всего.

– Да, мы не станем спорить с мистером Тамбертоном, верно?

– Он говорит, что развод – это так сложно. – Эллен нахмурилась, но Алекс не понимал почему. – Ты не согласна?

– Твой адвокат – специалист. Почему бы нам не последовать его совету?

Алекс уловил в ее словах сарказм, но лицо Эллен оставалось бесстрастным.

– Я купил для тебя дом в Суррее.

– Замечательно.

– Ты можешь переехать, когда пожелаешь. Спишись с моим секретарем, он все устроит.

– Я уверена, что он весьма сведущ.

Опять сарказм. Она что, не хочет получить дом? Не хочет как следует устроиться? Если она против, то почему не сказать об этом вслух?

– И я выделил тебе доверительную собственность – Тамбертон будет попечителем.

– Благодарю.

– Ты никогда ни в чем не будешь нуждаться. – Голос Алекса дрогнул – он не мог перенести мысли о том, что Эллен будет вынуждена бороться за выживание. Это причиняло ему страдания.

Он снова пришел в замешательство от ее бесстрастных слов:

– Ты же знаешь, это не обязательно. Я вполне способна работать. Если ты дашь мне рекомендацию, я смогу найти место, которое…

– Эллен, – с упреком произнес Алекс.

– Что?

– Ты не будешь работать, и все на этом.

Она слегка склонила голову, соглашаясь:

– Как пожелаешь.

– Я предпринял кое-какие шаги, чтобы помочь твоему брату.

– Я признательна тебе за это.

– Я отдал расплавить кольцо и продал камни. Он может забрать эти деньги.

Эллен пожала плечами:

– Это пустяк.

– Я также перевел на него право собственности на ферму под названием Нью-Хейвен. Она принадлежит – принадлежала – моему… моему брату. Это отличная собственность, со стабильным доходом, так что он сможет содержать себя.

– Любые действия не имеют смысла, пока он считается преступником.

– Я понимаю это, поэтому воспользуюсь всем своим влиянием, чтобы снять с него обвинения.

– Надеюсь, это увенчается успехом.

Алекс вздохнул. Даже разговор о ее драгоценном брате не подействовал. Эллен так холодна, так бесстрастна. Что нужно сделать, чтобы сломать возведенную ею стену? К сожалению, скорее всего ничего.

– Ты однажды призналась мне, что он в Англии.

– Да.

– Нам с ним следует потолковать об этом. Как я могу встретиться с ним?

Эллен взяла листок бумаги и написала название таверны.

– Я всегда посылала ему письма в это заведение, но он куда-то исчез.

– С ним что-нибудь случилось?

– Ни малейшего представления не имею.

Эллен сказала это с невероятным спокойствием, а вот Алекс с трудом подавил укол тревоги. Мистера Дрейка мог убить какой-нибудь негодяй, его могли мобилизовать во флот или поймать полицейские. Может, его уже повесили, а если это так, то вот и еще один грех семьи Маршаллов, новое причиненное Эллен горе.

– Я наведу справки, – пообещал Алекс.

– Я буду очень благодарна.

– Я нанесу еще визит, чтобы сообщить тебе, что сумел выяснить. – При этой мысли Алекс ощутил прилив волнения, но Эллен моментально подавила его:

– Ни к чему утруждаться. Я понимаю, как ты занят. Мне может написать твой адвокат.

Значит… она не хочет поддерживать отношения. Эту горькую таблетку придется проглотить, но Алекс не мог винить ее за желание расстаться навсегда. Зачем изводить себя? Они никогда не предназначались друг другу, нельзя об этом забывать. Их дальнейшие судьбы будут развиваться отдельно.

Еще одна неловкая пауза. Потом Эллен произнесла:

– Прежде чем ты уйдешь… – Господи! Она что, так хочет от него избавиться? – Могу я задать тебе вопрос?

– Да. Все, что угодно.

– Как это кольцо очутилось у тебя в комоде?

– Его отдала мне моя мать, когда умирала. Она умоляла меня сохранить и спрятать его, хотя так и не сказала, в чем дело.

– И ты не спросил?

– Она была очень экзальтированной дамой, поэтому я решил, что это какая-нибудь глупость. К тому же у нее было смертельное заболевание, потому я и не настаивал. Бросил его в ящик и больше никогда и не вспомнил о нем.

– И ты не знал, что оно означает?

– Нет, – честно ответил Алекс. – Мать до безумия любила брата – чрезмерно. Она ужасно испортила его, и мне кажется, она подозревала Ника в преступлении – и покрывала его.

– Понятно.

Больше тем для разговора не осталось. Они все смотрели и смотрели друг на друга, разделенные невозможной пропастью.

Пора было уходить, и Алекс понимал, что нужно встать и попрощаться, но он столько всего хотел объяснить Эллен, принести столько извинений, что никак не мог начать. Он мог бы говорить целую вечность и все равно не сумел бы выразить rice свои чувства. Как ему хотелось, чтобы все закончилось по-другому, как он мечтал найти решение, не казавшееся столь неверным!

– Ну, прощай.

– Да.

– Если тебе когда-нибудь что-нибудь потребуется, если я что-то могу для тебя…

– Мне никогда ничего от тебя не потребуется, – перебила она.

Если у Алекса еще и оставались какие-нибудь сомнения, Эллен, их, несомненно, уничтожила, но ему не хотелось уходить на такой горькой ноте. Когда-то он отчаянно любил ее и был уверен, что и она испытывает к нему определенную нежность. Куда все это подевалось?

– Эллен… я прошу прощения за… – начал было Алекс, но она вскочила со стула и подошла к окну, встав к нему спиной.

– Не нужно, Алекс.

– Но я хочу, чтобы ты знала, что я…

– Алекс! Прошу тебя! Ты ставишь меня в неловкое положение.

Алекс встал, и протянул к ней руку, желая то ли коснуться, то ли просто заставить Эллен обернуться. Он умирал от желания взглянуть в ее красивые синие глаза, запечатлеть в памяти каждую черту, чтобы никогда их не забывать, но Эллен никак не отреагировала.

Он помедлил еще немного, потом пробормотал:

– До свидания.

– Да свидания, – отозвалась она.

С разбитым сердцем, с рухнувшим миром он постоял еще секунду, потом повернулся и вышел.

Эллен слушала, как Алекс вышел за дверь, как прошел по коридору – прочь от нее. Он шел медленно, шаги отбивали странноватый ритм, а потом и вовсе затихли. Алекс выглядел ужасно – похудевший, бледный, потерянный, и она видела, что ему больно, что рана все еще не исцелилась.

Вот он вышел на улицу, по пятам за ним шел его дородный лакей. Алекс был еще слишком слаб, чтобы самостоятельно сесть в экипаж, и Эллен с жуткой отчужденностью следила, как ему помогает кучер. Наконец все было готово, кнут щелкнул, и кони увезли его прочь – навсегда.

Эллен смотрела, пока карета не исчезла из виду, неистово сосредоточившись, словно могла силой своего напряжения убедить Алекса передумать. Как он мог покинуть ее? Как мог уйти? Она столько недель тосковала в гостинице, не решаясь в своем положении нежеланной невесты появиться у него на пороге. Она все ждала и ждала в надежде, что он пошлет за ней сразу же, как только сможет. Но он так и не сделал этого. Она так хотела находиться рядом с ним в особняке, но слуги очень ясно дали понять, что ее помощь не нужна. Эллен написала ему несколько писем, но получила только вежливые ответы от экономки с сообщениями о том, что его здоровье улучшается.

А потом без предупреждения его адвокат прислал уведомление, что Алекс требует аннулирования брака. Алекс даже не поинтересовался ее мнением, не спросил, что бы предпочла она. Он просто ринулся напролом, что было вполне типично для него, – именно этого и следовало ожидать от такого непрошибаемого человека, как Алекс. Но как он мог выбросить ее из своей жизни? Эллен размышляла о собственности, которую Алекс купил для нее в деревне, о тихих годах без него. Что это будет за жизнь? Как мог он предположить, что она захочет остаться одна?

У их отношений никогда не было шансов. У них не было возможности подумать, сумеют ли они создать прочную основу для семьи, и так больно было сознавать, что он и не попытался выяснить, есть ли у них общее будущее.

Разве Алекс не помнит, как они любили друг друга? Не помнит, сколько страсти и радости делили между собой? Он говорил, что любит ее. И куда делась эта любовь? Как она могла целиком исчезнуть, да еще столь быстро?

– Ох, Алекс, – пробормотала Эллен, – как ты мог отказаться от меня?

Она стояла у окна до тех пор, пока не устали глаза и не ослабли ноги, а потом подошла к шкафу и начала паковать вещи.

Алекс сказал, что дом уже готов, и у нее не было ни единой причины для промедления.