Прежде, чем кто-нибудь успел что-то сказать, за их спиной раздалось мягкое покашливание, и к ним подошел человек.

– Добрый вечер, джентльмены, – произнес он.

Тысячелетний инстинкт заставил рыцарей проворно вскочить на ноги.

– Добрый вечер, мистер Магус, сэр, – хором ответили они.

Симон Маг осмотрел свою одежду и вздохнул. Он приложил все усилия, пытаясь замаскироваться под пожилого лесоруба, но переодевание никогда не было его сильной стороной.

– Готовы?

Рыцари переглянулись.

– Да, сэр, – сказал Боамунд. – Все готовы.

– Замечательно. В таком случае, Боамунд, не будешь ли ты так добр проследовать за мной? Остальные, оставайтесь здесь, пока я не позову.

Среди рыцарей раздался тихий ропот недовольства – слышны были отдельные мятежные реплики о том, что это нечестно, и что некоторые люди ходят у учителей в любимчиках. Симон Маг, повернувшись, кинул на них взгляд, и ворчание моментально стихло.

– Ведите себя хорошо, – сказал Симон Маг и пошел прочь.

– Тебе понадобится это.

Интересно, подумал Боамунд, глядя на холщовый чехол, что это такое. Это могла быть удочка или даже спиннинг, или маленький складной мольберт, а возможно, штатив фотоаппарата. Но он не угадал.

– Осторожно, он острый, – предупредил маг.

Боамунд, который уже самостоятельно обнаружил это, пососал палец. Да, очень острый и поразительно яркий – казалось, он светился собственным светом в бледном мерцании луны.

– Экскалибур, – небрежно пояснил Симон Маг. – Он валялся у меня на платяном шкафу бог знает сколько лет, так что я подумал: если я не собираюсь использовать его сам, может, стоит отдать его кому-нибудь, кто найдет ему применение. – Он посмотрел на меч тоскующим взглядом.

Экскалибур! Кому-нибудь или чему-нибудь с несколько более богатым воображением, чем у Боамунда, – какому-нибудь камню или древесному корню – могло бы показаться, что тусклое сияние, танцующее на клинке, вспыхнуло при звуке этого имени. Боамунд прикусил губу.

– М-м, – проговорил он, – а вы уверены, сэр? То есть, мне всегда казалось, что король вроде как закинул его в озеро.

Симон Маг усмехнулся.

– Ну да, – подтвердил он. – Именно так он и оказался у меня. Взгляни-ка.

Он указал на маленькие буквы, выгравированные золотом на клинке меча рядом с рукоятью; никого нельзя было бы винить, если бы ему в этот момент показалось, что они ярко блеснули на долю секунды.

Надпись гласила: «ШЕФФИЛД».

– Как бы там ни было, – продолжал Симон Маг несколько неуверенно, – пока что мы его отложим и будем надеяться, что он нам не понадобится. Если все пойдет гладко…

– Стой!

В темноте замаячила фигура; лунный свет блеснул на вороненой стали.

– Ну вот, – терпеливо произнес Симон Маг после относительно длинной паузы, – мы остановились. Чем мы можем вам помочь?

– Э-э, – силуэт повернул голову и начал яростно перешептываться с кустом, из которого возник. Несколько других силуэтов с неохотой показались из куста и встали за его спиной. – Дальше вам нельзя, – произнес силуэт.

– Почему?

– Нельзя. Уходите.

Симон Маг и Боамунд переглянулись.

– Можно мне? – с надеждой спросил Боамунд.

– Ну ладно, – отвечал Симон Маг. – Только не увлекайся.

С восторженным воплем Боамунд вытащил меч из холщового чехла, завертел его над своей головой с такой скоростью, что Симон Маг чуть не лишился уха, и ринулся в темноту. Послышалось несколько громких, но довольно музыкальных ударов стали о сталь, и Боамунд вернулся.

– Они сбежали, – пожаловался он, чуть не плача.

– Ничего, – утешил его маг. – Будут и другие, я подозреваю.

Боамунд стоически кивнул и спрятал меч в чехол.

– Может быть, они устроят нам засаду, – с надеждой предположил он.

Симон Маг пожал плечами:

– Вообще-то я склонен думать, что это как раз и была засада. Вряд ли у них было так уж много возможностей попрактиковаться в такого рода вещах.

– А-а, – голос Боамунда звучал удивленно. – Так значит, вы знаете, кто это был?

– У меня есть очень сильное подозрение, – ответил Симон Маг. – Думается мне, что это были независимые финансовые консультанты. Или менеджеры, управляющие инвестициями. Ладно, пошли.

Они двинулись дальше вдоль берега озера. На дереве у них над головой ухнула сова. Боамунду что-то попало в глаз, и он приостановился, чтобы вынуть соринку.

– Простите, что спрашиваю, – осторожно произнес он, – но не вы ли были тем отшельником, которого я видел сразу после того, как проснулся, – который сказал, что я должен идти выполнять этот квест?

Симон Маг кивнул.

– Это правда, – признал он.

– Ага. А я вас и не узнал.

– Я был замаскирован. Тебе не стоило этого знать, ты же понимаешь. Честно говоря, это была совершенно безобразная маскировка. Удивительно, что ты не смог ее раскусить.

Боамунд с минуту размышлял над тем, что ему открылось.

– Так значит, это вы стояли за всем этим делом? За моим усыплением и всем прочим?

– Да, верно. – Несколько поколебавшись, он добавил: – Но ты ведь не обиделся, не правда ли? Я хочу сказать – у тебя ведь не было каких-нибудь других дел или чего-нибудь такого?

– Нет, нет, ничего страшного, – успокоил его Боамунд.

– Ну и хорошо. Я, знаешь ли, немного волновался, что спутал твои планы.

Призрачная фигура с кинжалом в зубах спрыгнула на них с дерева. К несчастью, она не рассчитала свой прыжок. Раздался глухой удар… когда призрачная фигура пришла в себя, она обнаружила, что над ней заботливо склонились два человека.

– С вами все в порядке? – спросил Симон Маг.

– Я поревал рот об этот фертов кинвал, – ответил бандит. – Ферт побери!

– Вам следовало бы быть поаккуратнее, – посоветовал Симон Маг. – Вот, возьмите, – он протянул бандиту носовой платок.

– Фпафибо. – Бандит вытер лоб, выплюнул на землю зуб и уполз в кусты.

Симон Маг пожал плечами.

– Что-то говорит мне, что против нас сегодня действует команда класса «Б», – сказал он. – Ну да ничего. Хотя это несколько расслабляет.

Они некоторое время двигались молча; затем Боамунд спросил:

– Я понял насчет персонального органайзера, а что с передником и носками? Я имею в виду – они нужны для чего-то, или…

Симон Маг щелкнул языком.

– Проклятая память, – проговорил он. – Хорошо, что ты мне напомнил. Они при тебе?

– У меня в рюкзаке.

– Молодец. Так… – Симон Маг понизил голос. – Давай-ка нырнем под это дерево – там тихо, спокойно, и нас…

– Осторожнее! – раздраженно воскликнул убийца в маске.

– Простите.

– Черт возьми, неужели нельзя смотреть, куда вы наступаете?

– Простите, – повторил Боамунд, – здесь темновато. Я сделал вам больно? – с надеждой предположил он.

Убийца хмуро посмотрел на него.

– Ничего подобного, черти б вас взяли, – проговорил он, поднимаясь на ноги и прыгая на одной ноге. – От вас одно беспокойство. – Бормоча что-то себе под нос, он захромал куда-то в тень.

– Так, – сказал Симон Маг. – Давай-ка, малыш, надевай носки и передник.

– Это обязательно? – нахмурился Боамунд.

Симон Маг взглянул на него.

– Разумеется, обязательно, – сказал он.

– Ага, – проговорил Боамунд. – Просто я буду чувствовать себя полным придурком, разгуливая здесь в передничке с цветочками.

– Можешь надеть его под куртку, если хочешь, – терпеливо ответил маг. – Только поторопись, пожалуйста.

Боамунд опустился на колени и принялся развязывать шнурки.

– Носки ведь тоже необходимы, так? – спросил он.

– Жизненно, жизненно необходимы. Давай быстрее, хорошо? Мы не можем возиться с этим всю ночь.

– Они кусачие!

– Послушай…

За их спиной раздался леденящий душу вопль, и Симон Маг обернулся.

– Простите, – сказал он, – но не могли бы вы повременить пару минут? Мы еще не совсем готовы.

Головорез в капюшоне остановил руку на середине замаха.

– Что? – переспросил он.

– Мы вас совсем не задержим, – объяснил Симон Маг. – Парню просто надо переменить носки.

– Носки? Что за…

– Все в порядке, я готов, – объявил Боамунд, и его лицо озарила вспышка голубого сияния, когда Экскалибур покинул свой холщовый чехол. – Защищайся! – восторженно заорал рыцарь и ринулся вперед. Раздался металлический звук (приблизительно ре-диез), сопровождаемый грохотом падения человека в кольчуге в заросли кустарника.

– Это не по правилам, – раздался голос из кустов. – Я не приготовился.

– Так это же круто! – возразил Симон Маг. – Мы, считай, напали из засады.

– Нет, совсем наоборот! Это я напал из засады!

– Ну, значит, твоя засада не очень-то удалась, как ты думаешь? – ухмыльнулся Симон Маг. – Пошли, Боамунд, нам лучше не опаздывать.

Они прошли еще несколько шагов.

– Это было не очень-то честно, правда? – сказал Боамунд. – То есть, поскольку он нас подождал, то и мы…

– Чепуха, – твердо ответил маг. – Засада есть засада. Если он этого не знает, ему не следует гулять без сопровождения.

– Я этого тоже не знал…

– Ну, – нетерпеливо прервал Симон Маг, – ты же и не ходишь без сопровождения, не так ли?

– Ага, понимаю.

Они подошли к какому-то молу или пристани; здесь Симон Маг остановился и осмотрелся вокруг.

– Кажется, пришли, – сказал он. – Ну что ж, удачи тебе и все такое. Помни, что я тебе говорил.

Лицо Боамунда потускнело.

– Вы же не собираетесь меня здесь оставить, правда? – сказал он. – Вы так говорите…

– Боюсь, что так, – ответил маг. – Любое дальнейшее вмешательство с моей стороны будет уже грубейшим нарушением правил, а я не хочу, чтобы весь квест оказался не засчитан из-за каких-то формальностей.

– Ох, – произнес Боамунд. Поднимался легкий бриз, ложась рябью на поверхность озера. – И что я должен теперь делать?

– Сам увидишь, – сказал маг сквозь завесу голубого пламени. – Пока-пока!

– Пока-пока, – автоматически ответил Боамунд. Повернувшись, он посмотрел на озеро. – Ах да, сэр!

– Да?

– А что вы такое мне говорили, что я должен помнить?

– Я забыл, – ответил Симон Маг; его голос был гулким и неразборчивым. Его бессмертная половина была уже в нескольких тысячах миль и нескольких сотнях лет отсюда. – Наверное, это не очень важно. Следи, чтоб гарда была наверху, не забывай вращать кистью – что-нибудь в этом роде. Удачи, Боамунд.

Голубая пирамида превратилась в короткую яркую вспышку и исчезла, оставив после себя лишь несколько угасающих искр и пустой пакетик из-под чипсов. Ветер задул сильнее, ероша листву деревьев, окружающих озеро. Поднялась луна. Стало ощутимо холодать.

– Добрый вечер.

Боамунд развернулся вокруг. Рядом с ним стоял – его не было там еще минуту назад, разве что он очень искусно прикинулся небольшим декоративным вишневым деревцем – некто, кого Боамунд опознал как отшельника.

– Привет, – ответил Боамунд. – Ты ведь отшельник, верно?

– Да, – сказал отшельник. – Как ты догадался?

– Просто догадался. Кстати, ты не мог бы сказать, а чем вообще занимаются отшельники?

Его собеседник почесал мочку уха.

– Это зависит от многого, – ответил он. – В старые добрые времена мы в основном медитировали, молились, постились и разговаривали с духами. Ну а теперь большинство наших сидят на обочинах больших дорог с большими табличками, на которых намалевано «Клубника». Да ты, наверное, видел.

– Э-э, вообще-то нет, – ответил Боамунд. – Видишь ли, я тут довольно долго проспал, и…

– Ах, ну да, – перебил отшельник. – Я и забыл. Ну что ж, молодой Боамунд, думаю, ты весьма взволнован.

– Хм-м, – сказал Боамунд. – Да, пожалуй. Ты, наверное, пришел сказать мне, что произойдет дальше?

Отшельник покачал головой.

– Боюсь, что нет, – ответил он. – Моя роль сводится к тому, что можно было бы назвать маленькой, но эффектной эпизодической ролью. Совершенно эпизодической, – добавил он с оттенком горечи. – Все, что мне положено сделать, – это рассказать тебе нечто, верное по сути, но уводящее в сторону. Ты не будешь против, если я немного потяну время? Просто, видишь ли, я ждал этого момента пятнадцать сотен лет, и мне бы сейчас не хотелось торопиться. Понимаешь, – добавил он, – мне ведь не то чтобы очень много светит в будущем, не так ли?

– Не так ли? То есть, я хотел сказать: вот как?

– Да вот так, – ответил отшельник. – Я прописан в этом кошмарном скучнейшем месте под названием Стеклянная Гора. Ты там не бывал?

– Нет.

– Немного потерял, – заверил его отшельник. – Я поэтому и вызвался добровольцем на эту работу, по правде говоря, – просто чтобы иметь хороший повод на какое-то время убраться оттуда. Нельзя сказать, конечно, что я так уж безумно развлекался все эти годы, сидя под дождем на обочине А-45 с ведром давленой клубники, но тут всяко было лучше, чем там, куда я вскоре отправлюсь. – Отшельник глубоко вздохнул и согнал муху с кончика носа.

– Ох, – сказал Боамунд. Он чувствовал себя неловко. – Мне очень жаль, – проговорил он.

– Это не твоя вина, – отвечал отшельник. – Видишь ли, туда мы попадаем, когда наконец покидаем этот мир. Все они кончат там – все эти великие маги, и заклинатели, и отшельники, и анахореты; и будут они сидеть, брюзжа и жалуясь, или спать в больших кожаных креслах. Думаю, рано или поздно я привыкну к этому. – Отшельник печально покачал головой. – По всей видимости, все они привыкают через некоторое время. В этом-то весь и ужас, по моему мнению.

– Мне очень жаль, – повторил Боамунд. Было трудно придумать, что сказать.

– Спасибо тебе, – сказал отшельник. – Ну, слушай. Послание таково: «Лишь истинный король Альбиона отыщет Святой Грааль». Желаю удачи.

Голубая пирамида – меньше по размеру, чем та, в которой исчез Симон Маг, и чем-то неопределенно, но ощутимо второсортная, – появилась вокруг него, испустила несколько неубедительных вспышек и пропала. Боамунд посмотрел на то место, где она только что была, и задумчиво пожевал губу.

– Угу, – сказал он.

Он повернулся, чтобы взглянуть на озеро, и тут уголком глаза заметил какую-то тень, осторожно крадущуюся по направлению к нему. Выхватив меч, он прыгнул вперед.

– Постой, – сказала фигура. – Ты ведь уже разговаривал с отшельником?

– Да, – ответил Боамунд. – А в чем дело?

– Черт, – произнесла фигура. – Я опоздал. Забудь об этом.

– Но…

– Прошу прощения, – сказала фигура, – это моя вина, признаю. Даже не знаю, что я скажу этой ведьме, если вернусь обратно без единой царапины. Скорее всего, я снова окажусь за стойкой в понедельник утром, оформляя автомобильные страховки. Ну, будь что будет.

Боамунд нахмурился.

– Ты хочешь, чтобы я тебя ударил? – недоуменно спросил он. Фигура кивнула.

– Однако, – произнесла она, – нет пользы плакать о пролитом молоке. В любом случае, спасибо. До встречи.

Боамунд занес было руку для удара, но фигура уже исчезла. Он пожал плечами и уселся на причал.

– Что за черт! – воскликнул он.

Там, где он только что стоял, теперь находился огромный синий автомобиль – это был «вольво», – к колесу которого был прикреплен какой-то непонятный желтый предмет. Под одним из дворников был зажат клочок бумаги. Боамунд вытащил его, развернул и прочитал:

ТОТ, КТО ОСВОБОДИТ ЭТУ МАШИНУ ОТ ЭТОГО ЗАЖИМА, СТАНЕТ ИСТИННЫМ КОРОЛЕМ АЛЬБИОНА.

Он поскреб в затылке и посмотрел на желтую штуковину на колесе. Она была похожа на капкан или ловушку, и он подумал, не больно ли машине. Возможно, она была уже мертва; по крайней мере, она определенно не шевелилась.

Истинным королем Альбиона…

– Что ж, – произнес он, – попробуем.

Экскалибур свистнул в воздухе, и он нанес удар со всей мочи. В результате небольшой ошибки в расчетах – клинок оказался дюймов на шесть длиннее, чем ему представлялось, – удар привел лишь к тому, что дерево непосредственно позади него потеряло верхнюю часть одной из своих ветвей. Он снова встал в стойку, потер растянутое запястье и попробовал еще раз. Раздался лязг, и желтая штука, расколовшись надвое, упала на землю.

– Замечательно, – произнес голос откуда-то сзади. – Отличный удар.

Это была девушка в сине-желтой униформе и с блокнотом в руках. По какой-то причине в груди Боамунда появилось смутное подозрение.

– Все в порядке, – заверила его девушка, – я представляю собой чистую аллегорию и вовсе не собираюсь продавать тебе билет. Тебе надлежит забраться внутрь и повернуть ключ.

– Ага, – сказал Боамунд, – понятно. А что это за ключ?

Девушка озадаченно взглянула на него и рассмеялась.

– Прости, – сказала она, – я и забыла, что ты все проспал. Внутри машины есть такое большое колесо. За ним, по правую руку, ты найдешь маленький ключик. Аккуратно поверни его по часовой стрелке, и машина заведется. По часовой стрелке значит вот так, – девушка показала. – Понял?

– Да, спасибо.

– Прошу, – произнесла девушка и тут же пропала, к некоторому разочарованию Боамунда. Он залез в машину, нашел зажигание и повернул ключ.

Машина исчезла.

Боамунд сел и пощупал свою голову. На ней что-то было надето. Корона.

– Господи помилуй! – сказал он, снимая ее. Она была довольно легкой и тонкой, и у него было такое чувство, что она, возможно, была из позолоченного серебра; но на ней были небольшие выступы, похожие на зубья пилы, в которые были вделаны несколько не очень крупных бриллиантов. Он опять водрузил ее себе на голову и попытался представить себя королем.

Внезапно он поднял голову, услышав какой-то шум неподалеку от себя. Шум был, однако, не того рода, какой можно ожидать услышать, сидя на берегу озера. Это был телефонный звонок.

Осмотревшись вокруг, он увидел руку, поднимающуюся над поверхностью воды ярдах в ста пятидесяти от берега. Рука была белой, одетой в парчу, и она держала телефон.

Неожиданно Боамунду пришла мысль, не является ли все это каким-то розыгрышем.

Все мы знаем, как оно бывает с телефонами. Что бы ты ни делал, как бы занят ты ни был, какие бы важные мысли ни занимали твою голову, рано или поздно ты плюешь на все это и берешь трубку. Боамунд вздохнул и поднялся на ноги. Сбоку от причала была привязана маленькая лодочка – минуту назад ее там не было; ну да велика важность, его уже ничто не удивляло в этом безумном предприятии, – а в лодочке на веслах сидел человек в плаще с капюшоном.

– Ну давай, залезай наконец, – произнес человек. – Смерть моя придет, пока я тебя дожидаюсь.

Боамунд неуклюже забрался в лодку, сел на скамью и насупился. Человек в капюшоне погрузил весла в воду и погреб. Двигаясь, лодка не издавала ни звука, и поверхность воды была гладкой, как стекло.

– Сегодня четверг? – неожиданно спросил перевозчик.

Боамунд поднял голову.

– Что? – переспросил он.

– Я говорю, сегодня четверг? – повторил перевозчик. – Совершенно перестаешь понимать, когда какой день недели, когда работаешь по ночам.

– Вроде бы четверг, – ответил Боамунд. – Это имеет значение?

– Если сегодня четверг, – объяснил перевозчик, – то значит, я забыл включить видео, вот какое это имеет значение. Она-то, конечно, не пошевелится, корова ленивая. Лежит небось задрав ноги и смотрит новости. Ты женат?

– Нет.

– Ну и правильно, – сказал перевозчик, и Боамунд заметил, что под капюшоном не было лица. – Ну давай, бери трубку.

Боамунд заколебался.

– А если я сниму, – осторожно спросил он, – эта лодка, случаем, не исчезнет? Я имею в виду, машина ведь исчезла.

– Давай-давай, действуй.

– Ну ладно. – Он перегнулся через борт и снял трубку. – Но ты уверен, что лодка не исчезнет? А то ведь…

Фигура в капюшоне кинула на него презрительный безглазый взгляд, и он поднес трубку к уху.

– Алло, – сказал он.

Лодка исчезла.

Денни Беннет дочитал до конца страницы и вздохнул.

Развивающееся на протяжении тысячелетия, таящее опасность для экологии мошенничество, включающее аферы в области страхования, налогов и капиталовложений и поддерживаемое оффшорными трестами; заговоры в высших сферах, коррупция, интриги, укрывательство и взяточничество, приписываемые буквально каждому пользующемуся широкой известностью человеку в истории, от Юлия Цезаря до Спиро Агню, разоблачение которых бросает совершенно новый свет на Тауэрских принцев, Туринскую плащаницу, остров Пасхи, Лох-Несское чудовище, падение Константинополя, Александра Невского, «Мари Роже», Кристофера Марлоу, «Летучего Голландца», Кортеса и Монтесуму, Пороховой заговор, Человека в Железной Маске, Салемских ведьм, побег принца Чарли, смерть Моцарта, Войну Уха Дженкинса, «Марию Целесту», Джека-Потрошителя, Дарвина, собаку Баскервилей, Неда Келли, плавание Рурка, Анастасию, крах Уолл-Стрита, похищение младенцев в Линдберге, Бермудский треугольник, пламя над Рейхстагом, пятьдесят тонн потерянного у Женевского озера в 1945-м нацистского золота, Маккарти, Суэц, Уотергейт, переход на десятичную систему, смерть папы Иоанна Павла I, потопление «Бельграно» и исчезновение Шергара.

– Какая чушь! – сказал он.

Он смял страницы в комок и выкинул их в корзину. Потом вернулся к своему столу и снова погрузился в работу.

– Алло-алло, – произнес голос. – Ваше Величество, – добавил он, хихикнув.

Боамунд открыл глаза. И правда – вся его жизнь действительно промелькнула перед ним за эти ужасные несколько секунд, что он провел в воде; однако, поскольку большую часть своей жизни он проспал, это не было настолько уж интересно. Он просто смотрел на самого себя, лежащего навзничь и похрапывающего, в то время как его одежда постепенно истлевала.

– Где я? – спросил он.

Голос (женский) снова хихикнул.

– Это очень хороший вопрос, – произнес он. – Может, стоит начать с чего-нибудь попроще, например, с квадратного корня из двух?

Боамунд сделал попытку пошевелиться, но не смог. С той точки, где он лежал, все, что он мог видеть, был потолок. Он почему-то был темно-зеленым и двигался, и на нем была рыба в том месте, где должен был быть абажур.

– Давление воды, – объяснил голос. – Видишь ли, над тобой тонны и тонны и тонны воды, и поскольку ты к этому не привык, она тебя расплющивает.

– О-о, – сказал Боамунд. – Я утонул?

– Разумеется, нет, – ответил голос. – Если бы ты утонул, ты был бы мертв, глупенький. Ты на дне озера.

– О-о, – повторил Боамунд. Что-то острое врезалось ему в спину.

– Что ж, – сказал голос, – вот ты и здесь.

– Да, – согласился Боамунд. – А я, э-э, все правильно сделал, или я что-то напортил? Я хочу сказать – это так и предполагается, чтобы я находился здесь?

Голос рассмеялся.

– Без малейшего сомнения, – заверил он. – Ты преуспел. Отлично сработано.

Поразмыслив над своим положением, Боамунд пришел к выводу, что голос, возможно, несколько переоценил его успех.

– И что теперь? – спросил он. – И кто ты такая, кстати?

Неожиданно он почувствовал, как тяжесть соскальзывает с него, и резко сел. Он обнаружил, что смотрит на женщину – высокую, стройную, обольстительную, с длинными золотыми волосами и мобильным телефоном. Она сидела на стуле с трубчатыми стальными ножками; на ней была шелковая блуза кремового цвета и лимонно-желтые бермудские шорты. Мимо проплыла щука с блюдцем в зубах, балансируя стоящей на блюдце маленькой кофейной чашечкой; женщина взяла ее, держа большим и указательным пальцами.

– Могу я предложить тебе что-нибудь? – спросила она. – Кофе? Может быть, беляшей? Ты кажешься мне человеком того типа, который любит беляши.

Боамунд покраснел.

– Нет, спасибо, – твердо сказал он. – Ты, по-видимому, какая-то важная особа; прошу, объясни мне, что происходит.

– Сначала дело, потом удовольствия, ты хочешь сказать? – проговорила женщина. – Что ж, это разумно. Меня зовут Кундри.

Боамунд посмотрел назад и увидел предмет, на котором он лежал. Он поднял корону, которая сплющилась под его весом, и попытался вернуть ей прежнюю форму. Он чувствовал себя чрезвычайно подавленным, но не мог понять, почему.

– Не беспокойся об этой безделушке, – произнесла Кундри. – Это не настоящая корона; просто что-то, с чем можно иметь дело. Аллегория.

Это слово замкнуло какую-то цепь в голове Боамунда.

– Я узнаю тебя, – проговорил он. – Ты – та девушка с машиной.

Кундри улыбнулась.

– Регулировщик движения, верно. А также рука с телефоном. – Она приподняла переносной телефонный аппарат, стоящий на столике дымчатого стекла рядом с ней. – А также отшельник, не уследивший за временем убийца и сова. Я одна на тысячу ролей.

– Ты колдунья, – проговорил Боамунд.

– Совершенно верно, – отвечала Кундри. – Вообще-то, в наше время это больше не считается незаконным. С тысяча девятьсот пятьдесят какого-то. В моем положении приходится быть очень осторожной.

– Угу, – сказал Боамунд. – А каково же твое положение?

– Я Королева Атлантиды, – ответила Кундри. – Помимо всего прочего, разумеется. Я также являюсь первосвященницей Нью-Кеттеринга и графиней фон Вайнахт. Строго говоря, – добавила она, – это не совсем так; мне не полагается носить этот титул после развода, так что графиня теперь моя дочь Катя. Совершенно ужасная девчонка. Так что можно сказать, что я вдовствующая графиня фон Вайнахт. Я не очень хорошо понимаю, что означает слово «вдовствующая», но, думаю, после шестисот лет жизни замужем за графом я заслуживаю какого-то титула. Даже, может быть, медали, – добавила она. – Как бы то ни было, – продолжала она, – ничто из этого, вообще-то, никоим образом тебя не касается. Все, что тебя должно интересовать, – это то, что я Кундри.

– Ага, – произнес Боамунд. Он яростно порылся в своем мозгу, пока наконец не наткнулся на фразу, которая показалась ему подходящей. – Боюсь, здесь ты осведомлена лучше меня.

Кундри подняла безупречно подведенную бровь:

– Ты никогда не слыхал о Кундри?

– Э-э…

– Боже мой, чему же вас учили в школе, хотела бы я знать?

– Соколиной охоте, – ответил Боамунд. – А еще фехтованию, бою на копьях, геральдике – это была Новая Геральдика, там все делается с помощью маленьких диаграмм, – этикету, магии с началами прорицания, ухаживанию – до третьей степени. И еще игре на флейте, – добавил он, – но с этим я так толком и не разобрался. Я могу сыграть «Edi Bi Thu» и «San’c Fuy Belha ni Prezada», только медленно.

– Это был риторический вопрос, – сказала Кундри. – А знаешь, ты совсем не такой, как я себе представляла.

– Правда?

– Правда, – Кундри отпила глоток кофе и отпустила чашку. Шустрая плотвичка ринулась вперед, подхватила ее пастью за ручку и исчезла, вильнув хвостом, в то время как окунь убрал блюдце. – Некоторое время назад ты спросил меня, где ты находишься.

– Верно, – подтвердил Боамунд.

– Что ж, – сказала Кундри, – это зарегистрированный офис компании «Лионесс (UK) plc», и мы находимся точно в географическом центре Альбиона. Фактически, ты на нем сидишь.

Боамунд беспокойно поерзал на месте.

– Здесь, – продолжала Кундри, – ты находишься точно на полдороге между Атлантидой и Северным полюсом. Это тебе о чем-нибудь говорит?

– Э-э, по правде говоря, нет.

– Нет? Ну да ладно, бог с ним. Подозреваю, ты хочешь знать, где находится Святой Грааль.

– Да, конечно, хочу.

Кундри улыбнулась.

– В таком случае, – сказала она, – я думаю, мне лучше начать с самого начала. А началось все это очень, очень давно…

Римский легионер стоял на узенькой улочке, опираясь на щит, вновь и вновь напоминая себе о том, что он патрулирует Иерусалим, и изо всех сил пытаясь не обращать внимания на вкусные запахи, доносящиеся с верхнего этажа дома позади него.

Он слышал запах чеснока. Он слышал запах молодого барашка, которого тушили в собственном соку. Он слышал запах кориандра, и свежевыпеченного хлеба, и чабреца, и морского окуня, готовящегося на пару с укропом и шамбалой. Это была чистейшая пытка.

Над его головой девушка Варфоломея хлопотала в кухне, одной рукой помешивая соус для жареного павлина, а другой листая поваренную книгу.

– Полить закваску небольшим количеством молока, – прочла она вслух, – и оставить до появления пены.

Она еще ни разу не пробовала этот рецепт, но выглядел он просто чудесно – пряные булочки с корицей и изюмом! М-мм!

Девушка Варфоломея любила готовить, и поэтому, когда кто-то предложил закатить хорошую вечеринку в честь дня рождения Симона Петра, она сразу же вызвалась. А когда ей сказали, что на вечеринке будет Мастер… да она целыми днями не находила себе места! Подумать только, она будет готовить для Мастера!

После длительных колебаний и осторожного прощупывания почвы она решила остановиться на барашке. С барашком невозможно промахнуться – по крайней мере, не в это время года; и в любом случае, маринад покроет все огрехи. Потом Симон Петр поймал этого окуня, действительно классного – говорите о старине Симе все, что вздумается, но рыба у него всегда по-настоящему свежая, а это можно сказать далеко не обо всех, – а Филиппу добрая римская госпожа, в чьем саду он работал дважды в неделю, дала павлина, так что здесь проблем не намечалось. Однако, маленькие булочки с корицей были ее собственной идеей.

– Вывалить на посыпанную мукой поверхность, – читала она, – и месить восемь минут, пока тесто не станет однородным и упругим.

Как бы было хорошо, размышляла она, если бы как-нибудь, хотя бы один раз, у кого-нибудь из них достало вежливости сказать ей спасибо; но таковы уж мужчины. Она снисходительно улыбнулась, вспомнив тот случай, когда они привели с собой кучу народа, а в доме не оказалось ничего, кроме пары буханок и нескольких тощих макрелек.

Варфоломей такой милый, сказала она себе, – милый и надежный; его не понесет внезапно куда-нибудь к черту на рога, он не запишется ни с того ни с сего в армию и не станет пропадать целыми месяцами с караванами купцов. Она ничего не имела против того, чтобы немного подождать, пока он пройдет свою фазу религиозных исканий, – долгая помолвка на самом деле не такая уж плохая вещь, люди успевают узнать друг друга получше, и следовательно, их ожидает меньше сюрпризов, когда они наконец поженятся. Кроме всего прочего, это давало ей кучу времени, чтобы сшить себе хорошее платье.

Покрывая булочки глазурью, она вновь и вновь прокручивала в голове некоторые слухи определенного свойства, которые она услышала этим утром на рынке. Не то чтобы с Мастером было что-то не так; он, говорят, святой человек, какой-то пророк или вроде того. Но верно также и то, что римляне не очень-то одобряют пророков, а несогласие с римлянами никогда никого не доводило до добра. Она должна быть твердой, решила она. Как только они поженятся, ей придется прекратить все эти Варфоломеевы хождения по молитвенным собраниям и тому подобное. Если он действительно всерьез говорил о том, чтобы как-нибудь завести собственную маленькую лавку и продавать сандалии, у него в любом случае не останется времени на хобби.

– Ну вот, – сказала она, закрывая дверцу печи. Она вытерла перепачканные мукой руки о полотенце, удовлетворенно кивнула и принялась расставлять цветы на столе. Тринадцать приглашенных повергли бы в панику множество девушек ее возраста, но она справилась.

Первым прибыл Иаков Алфеев. Стеснительный парень, всегда что-нибудь перевернет или заденет. Он помог ей накрыть на стол, но не произнес ни слова. Он чем-то озабочен, подумала она.

Андрей, Иаков и Иоанн пришли вместе.

– Иоанн, – произнесла она с горечью, – как бы мне хотелось, чтобы ты научился наконец вытирать ноги, когда входишь в дом! Только посмотри, что стало с моим чистым полом! – Она побежала за половой тряпкой; но стоило ей прибрать за Иоанном, как вошли Симон Петр и Фома, прямо в рабочей одежде, и ей пришлось начинать заново. Цветов никто даже не заметил, хотя у нее ушло полчаса на то, чтобы расставить их как надо.

Матфей и Симон Зилот кинули свою грязную одежду на кухонный стол, а Иуда – брат Иакова отколупал глазурь с одной из булочек. Она сделала ему суровый выговор.

Как раз когда она уже начала волноваться, что мясо остынет, вошли Филипп, другой Иуда и Варфоломей; но она не смогла отругать их за опоздание, поскольку с ними был Мастер, а Варфоломей всегда очень расстраивался и начинал дуться, когда она говорила ему что-нибудь в присутствии Мастера. Иуда вытер руки об один из ее замечательных дамасских платков, а Филиппова собака перевернула вешалку для шляп, но она не сказала ни слова. Ее мама всегда говорила, что у нее терпение, как у святой.

Она не получила большого удовольствия от трапезы. Несмотря на то, что барашек получился на славу, павлин был просто чудо, да и морской окунь был как раз таким, каким и должен быть, никто, казалось, не был голоден. Они просто сидели вокруг стола, поклевывая маленькими кусочками, а Мастер так вообще за весь вечер не съел ничего, кроме нескольких ломтей хлеба. Разговор шел очень мрачный и угнетающий, в основном вертелся вокруг теологии; и ей показалось, что все они были на пределе. Заметьте себе, что за всей этой беготней туда-сюда с тарелками и подносами – а никто, разумеется, и пальцем не шевельнул, чтобы помочь; впрочем, этого и следовало ожидать – она не посидела спокойно на своем месте и пары минут. И конечно же, Иуда Искариот не мог удержаться, чтобы не перевернуть соусник, а ведь это была мамина лучшая скатерть! И наконец, чтобы уже окончательно расставить все точки над «i», никто даже не попробовал ее замечательные булочки с корицей, которые она так старательно украсила глазурью. По какой-то причине у нее сложилось такое впечатление, что все сочли их довольно безвкусными, хотя она ни за что не смогла бы сказать, почему.

Наконец, Симон Петр посмотрел на водяные часы и произнес что-то насчет того, что им пора, и все поднялись, собираясь уходить. Этого Варфоломеева девушка уже не смогла вынести.

– Прошу прощения, – сказала она, – вы ничего не забыли?

Андрей и Фома посмотрели на нее с неприязнью, но она не обратила на них внимания. С нее было довольно; и если Варфоломей хоть капельку заботится о ней, он, разумеется, скажет свое слово.

– Помыть посуду, – сказала она. – Вы же не собираетесь вот так просто уйти и оставить все это, не правда ли?

Последовало молчаливое замешательство; потом Симон Петр пробормотал что-то вроде того, что они должны бежать, а иначе опоздают.

– Это не займет и пары минут, – сказала Варфоломеева девушка. – Если шестеро из вас будут мыть, а остальные вытирать, вы вмиг управитесь. – Она встала в дверях, скрестив на груди руки.

– Ох, ради Хри… – ради всего святого! – взорвался Матфей. – Прочь с дороги, женщина, мы спешим!

– Вы не уйдете из этой комнаты, пока не вымоете посуду, – твердо сказала Варфоломеева девушка. – Я по горло сыта вашей шайкой – шляются здесь в любое время дня и ночи в своих грязных башмаках; корми их, пои, прибирай за ними, чини их дурацкую одежду; все перевернут вверх ногами, притащат с собой этих ужасных собак и мокрые сети с рыбой, и разбросают свои пилы, и коловороты, и черт знает что еще по всему дому. Это совершенно невыносимо, и меня это достало. – И она разразилась потоком слез.

– Послушай, – сказал Иаков, – мы все сделаем, только позже, ладно? Просто, видишь ли, тут действительно такой момент, что нам очень нужно прямо сейчас разбежаться, понимаешь? – Он попытался проскользнуть мимо нее к двери, но она выставила локоть. Последовало еще большее замешательство.

Мастер, не произнесший ни слова, посмотрел на нее и сделал знак рукой. Она не тронулась с места.

– А что до тебя… – начала она, но он не стал слушать. Круто развернувшись, он прошагал к раковине и схватил губку для мытья посуды. Когда Симон Петр попытался отобрать ее у него, он яростно сверкнул на него глазами и сказал этим своим голосом:

– Который больше: тот, кто сидит за трапезой или тот, кто служит? – И он вручил полотенце Иуде – брату Иаковлеву. – Не тот ли, кто сидит за трапезой? – продолжал он, с силой скребя поддон для жарки. – Но Я пришел к вам как тот, кто служит.

Иуда – брат Иакова уронил тарелку, и она разбилась.

И конечно, как и следовало ожидать, все остальные просто стояли рядом и таращились на Мастера, и ставили вытертые тарелки не туда, куда надо, а Филиппова собака вспрыгнула на стол и начала лакать соус с тарелок. Короче говоря, это был вечер из тех, которые хочется поскорее забыть.

Когда они закончили, она встала рядом с дверью, глядя, как они выходят по одному, уже окончательно мрачные и раздраженные. Варфоломей не сказал ей даже одного слова, что было только к лучшему, поскольку будь она проклята, если она собиралась еще хоть когда-нибудь заговорить с ним.

– Надеюсь, теперь ты довольна, – сказал, выходя, Симон Петр. – Эти женщины! Честное слово!

Когда они ушли, она подошла к раковине и стала расставлять все как надо. Именно тогда она заметила, что старая коричневая терракотовая чашка для жидкого мыла как-то изменилась. С ней что-то произошло. Вместо того чтобы быть коричневой и тяжелой, она была легкой и какого-то бледно-голубого цвета. Онемев от изумления, девушка выронила ее из рук; но вместо того чтобы разбиться, чашка подскочила, упала на бок, закружилась вокруг своей оси и закатилась за корзинку для овощей.

Это было чудо. Еще одно чудо, совсем как та мерзкая сцена на свадьбе кузины Юдифи в Кане, когда все надрались в стельку и ей пришлось призвать их к порядку. Словно ей и без того не было достаточно.

Кундри некоторое время молчала, ее лицо внезапно стало очень старым.

– И что? – спросил Боамунд. – Что было дальше?

– Можешь себе представить, что я чувствовала на следующий день, – сказала Кундри, – когда узнала, что Его арестовали. Это был какой-то кошмар. Я хочу сказать – ни у кого из нашей семьи до сих пор не было никаких проблем с полицией. Я радовалась только, что мама не дожила до этого дня. Она была бы просто в ужасе, если бы услышала такое.

– Но… – запинаясь, выговорил Боамунд, – глупая женщина, разве ты не знаешь, кто это был?

Кундри насупила брови.

– Разумеется, знаю, – раздраженно бросила она. – Я обнаружила это очень быстро. Ко мне послали ангела. Я была просто вне себя.

– Вне себя?

– От ярости, – пояснила Кундри, поджав губы. – Это так несправедливо! Знаешь, что они со мной сделали? Они прокляли меня! Сказали, что до тех пор, пока Сын Человеческий не вернется на землю и мне не будет позволено – позволено, можешь себе представить? – вымыть посуду за Ним и Его замечательными друзьями, как должна была это сделать тогда, – до тех самых пор я обречена вечно скитаться по земле, таская повсюду за собой эту ужасную пластмассовую чашку. Я, конечно, сказала им…

– Эта чашка, – прервал Боамунд, – вот оно что! Так это и был Святой Грааль?

– Ну разумеется, – ответила Кундри, сжав руки так, что костяшки ее пальцев побелели. – Что же еще это могло быть, придурок? Но я им все высказала. Я сказала им, что болтаться туда-сюда и ждать это одно, я привыкла к этому, но таскать с собой дешевую пластмассовую чашку – это совсем другое. О да, я высказалась насчет этого весьма решительно!

Боамунд воззрился на нее. Такое количество всего, говорил он себе, трудно переварить за один прием. С минуту помолчав, Кундри, казалось, восстановила душевное равновесие; улыбнувшись, она взяла у проплывающего мимо пескаря мятную пастилку и положила ее в рот.

– Вскоре после этого, – продолжала она, – я встретила Клауса. Он все еще учился в Дамасском университете, дописывая свой диплом, хотя к этому времени он уже совершенно потерял к нему интерес; и когда мы рассказали друг другу о том, что мы претерпели от рук этого… этой Персоны, мы почувствовали, что у нас действительно есть нечто общее, и поэтому мы решили пожениться. Это было ошибкой, разумеется, но ни один из нас не был готов признать это. Поэтому мы изо всех сил пытались как-то приноровиться друг к другу.

– Клаус – это в смысле Клаус фон Вайнахт, так, что ли? – спросил Боамунд. – Кажется, я…

– Да, – сказала Кундри с некоторым отвращением, – это был Клаус фон Вайнахт. Ну, как бы там ни было, о чем бишь я? Прошел год или около того после нашей свадьбы, когда Клаус решил бросить университет и вернуться в Атлантиду, из которой он был родом. Я поехала с ним – я не собиралась так легко оставлять это, по крайней мере, я должна была обеспечить себе достойное местожительство, – так что мы поехали в Атлантиду вместе. Он рассказал мне все о магическом золоте, и луне, и вращении Земли, и так далее, и я сообразила, что здесь открываются просто потрясающие возможности для того, у кого есть голова на плечах. Я организовала это дело – Клаусу я еще долго ничего не говорила о том, чем занимаюсь, а сам он тоже ничего не знал, поскольку был по горло занят доставкой всех этих подарков и прочим, – и довольно скоро все было уже на мази и крутилось как надо. Да, думаю, ты и сам все знаешь.

– Ты имеешь в виду всю эту возню со страховками? – уточнил Боамунд. – Не думаю, что я толком понял, как это в действительности работает, ну да и бог с ним. Продолжай, – что ты там говорила?

– Лет примерно через двадцать, – продолжала Кундри, – мой дядюшка Джо приехал из Аримафеи навестить меня. Он привез с собой эту проклятую чашку, и, как ты можешь догадаться, я была несколько поставлена втупик, снова увидев ее. Но потом он объяснил мне все насчет всяких чудесных вещей, которые она может делать, насчет налогов и так далее, – основной курс налогообложения был в те дни три денье за sol tournois, мы не знали, куда деваться, – так что я тут же нашла ей хорошее применение. Дядюшка Джо остался у нас, и мы дали ему кресло в совете директоров, и какое-то время все шло отлично. Ну, не то чтобы совсем отлично; мы с Клаусом разговаривали друг с другом только на заседаниях совета, и даже тогда в основном ругались. Понимаешь, мне казалось, что он что-то замышляет. Ходило множество слухов, что он хочет выкинуть меня из списка директоров, так чтобы он и дядюшка Джо поделили все дело между собой. Разумеется, я не могла допустить этого. Надо же было такое придумать!

В конце концов я выяснила, что они замышляли. Они где-то раскопали, что это место – я имею в виду Альбион – было создано древними Атлантами для того, чтобы разделить два магнитных поля, за долгие годы до моего появления на свет, и что его можно использовать для уклонения от налогов. К тому времени, когда я обнаружила это, их афера зашла уже чересчур далеко, чтобы я могла уничтожить ее в зародыше, но через некоторое время я все же смогла до них добраться и заткнуть им лазейку. Они ходили зеленые как огурцы, когда поняли, что я спутала им карты, но мало что могли с этим сделать. Самое неприятное было то, что дядюшка Джо умудрился каким-то образом завладеть Граалем – будем называть его так, хотя лично я считаю, что это совершенно идиотское название для такой вещи, не правда ли? – контрабандой вывез его в Альбион и где-то там спрятал. О том, где он находится, знали только дядюшка Джо и Клаус, и был еще какой-то монах или отшельник из Гластонбери, который тоже был посвящен в тайну, но это было все. Они, разумеется, не могли использовать Грааль без того, чтобы я не узнала об этом; но и я со своей стороны не могла использовать его. Это был чистейший позор и абсолютная глупость, но так всегда с мужчинами. С ними каши не сваришь.

В любом случае, чаша была переполнена, и я развелась с Клаусом. Он получил опекунство над нашей дочерью и увез ее с собой на Северный полюс, где построил себе здоровенный роскошный замок прямо поверх огромного месторождения магнитной железной руды. Думаю, у него были какие-то идеи насчет того, чтобы использовать залежи руды для нарушения равновесия между двумя магнитными полями, и таким образом просто и красиво отомстить мне, но у него до сих пор так и не дошли руки до того, чтобы действительно сделать что-нибудь в этом направлении. Скорее всего, у него просто не хватает времени из-за подготовки к этим ежегодним кругосветным поездкам. Демографический взрыв, произошедший за последние два столетия, знаешь ли, очень плохо подействовал на него. Ну, так ему и надо.

Дядюшка Джо собрал свои шмотки и тоже уехал. Последнее, что я слышала о нем, было как раз в этом Гластонбери; похоже, он каким-то образом взял и исчез в облаке голубого дыма, если ты можешь в такое поверить. До меня позже доходили слухи, что он вроде бы взялся учить каких-то мальчиков в школе, уж не знаю, правда это или нет. В любом случае, так или иначе, он взял Грааль с собой, и это все, что я об этом знаю. Так что здесь я больше ничем не могу тебе помочь. Прости.

Боамунд некоторое время сидел неподвижно с глазами круглыми, как полная луна.

– Спасибо, – сказал он. – Ты очень мне помогла. Думаю, теперь я знаю, что происходит.

Кундри подняла брови.

– Да ну? А я вот не знаю. Что-то происходит, это несомненно, иначе зачем бы Клаус внезапно появился ни с того ни с сего, гоняясь за твоими друзьями? Я не видела его уже много лет. И не очень скучала, если честно.

– Я думаю, что знаю, почему, – сказал Боамунд. – Он знал, что мистер… что твой дядя Джо помогает нам найти Грааль, и хотел выведать, что нам известно.

– Дядюшка Джо? – Кундри воззрилась на него. – Какое отношение имеет к этому дядюшка Джо? Как я говорила, я не видела его и не слышала о нем ничего уже несколько столетий. Честно говоря, я предпочитала думать, что он умер или что-то вроде того.

Боамунд покачал головой.

– Нет, – ответил он. – Не совсем так.

– Ты видел его? – требовательно спросила Кундри. – Ты знаешь, где он?

– Да, – медленно ответил Боамунд, – я знаю, где он. Но я не знаю, как его найти. Если ты понимаешь, что я хочу сказать.

– Не то чтобы, – вздохнула Кундри. – Да, кстати, твои друзья тут прихватили с собой одну мою вещичку. Не будешь ли ты так любезен вернуть мне ее, когда вы с ней закончите?

Боамунд кивнул.

– Еще раз спасибо, – сказал он и добавил: – Я думал, ты опять морочишь мне голову. Насчет мытья посуды и прочего. Но, видишь ли, иногда необходимо доверять людям и мириться с их недостатками, когда эти люди по-настоящему важны, – если ты меня понимаешь. Это как рыцари и карлики. То есть, рыцари, как правило, не очень-то умны, и карлики очень их выручают, когда надо что-нибудь обдумать. А еще карлики делают всякую домашнюю работу, и чистят одежду, и прибираются, а мы частенько забываем сказать им спасибо. Но так уж устроен мир, и так устроены мы. Они понимают это, и мы тоже. Что-то вроде того.

Кундри посмотрела на него, нахмурившись.

– Таковы мужчины, – произнесла она. – Вполне типично для них.

Боамунд встал.

– Мне, пожалуй, пора возвращаться, – сказал он. – Э-э, ты не подскажешь, как мне отсюда выйти?

– Я позабочусь об этом, – ответила Кундри. – Мое почтение твоему другу Бедеверу. Он мне очень понравился.

– Спасибо.

– Ну, до свидания, – произнесла Кундри, – Ваше Величество.

Ноготь сидел в лодке посреди озера, когда Боамунд наконец появился на поверхности. Карлик протянул ему лодочный крюк, и Боамунд взгромоздился на борт.

– Как удачно, что я захватил с собой смену белья и пару полотенец, – сказал карлик. – Как только я услышал, что мы направляемся к озеру, я сказал себе: кто-нибудь непременно в него упадет, так что мне стоит…

– Я не говорил, что мы идем к озеру, – произнес Боамунд, вытирая воду с лица.

– Ты не говорил, – согласился карлик. – Ты и не знал этого, так ведь?

Боамунд пожал плечами и принялся за волосы. Карлик взял весла и не спеша погреб к берегу.

– Ноготь, – сказал внезапно Боамунд, – на чьей ты стороне?

– На твоей, разумеется, – ответил карлик. – А почему ты спрашиваешь?

– Да так, ничего. Просто я был немного озадачен, вот и все.

Карлик подтабанил левым веслом, по широкой дуге выводя лодку к причалу.

– Наша семья всегда была в карликах у твоей, – сказал он. – Это традиция. Я тебе рассказывал, помнишь?

– Правда? – Боамунд заметил, что где-то потерял Экскалибур, если это действительно был Экскалибур. – Прости, – сказал он, – я, наверное, плохо слушал.

– Иного я и не предполагал. Что ж, похоже, ты наконец все выяснил.

Боамунд поднял голову.

– Выяснил? – повторил он.

– Ну, насчет Грааля и мистера Симона. Или она не рассказала тебе?

– Ты хочешь сказать, что ты знал все это с самого начала?

– Да, вроде как, – ответил Ноготь. – Видишь ли, это называется расовой памятью. Например, все карлики могут вспомнить все, что происходило с другими карликами, которые когда-либо жили на свете. Только не все одновременно. Это приходит кусочками, по мере необходимости.

– Ага, – произнес Боамунд. – Думаю, я понял. Да, она все мне рассказала. Честно говоря, это было для меня некоторым сюрпризом.

– Для меня, сэр, все, что происходит, является сюрпризом, – ответил карлик. – Мне так больше нравится. Ну что ж, приехали.

Лодка мягко ткнулась в причал, и Боамунд выпрыгнул на землю.

– Ты сам выберешься? – спросил он.

– Конечно, выберусь, – весело ответил Ноготь. – Почему ты спрашиваешь?

– О, просто так, – задумчиво ответил Боамунд.

– Нам сюда, – сказал Ноготь.

– Ставлю десять к одному, что он заблудился, – сказал Туркин. – Малыш Сопливчик никогда не отличался чувством направления. Он и в лифте мог бы заблудиться.

– Или с ним что-нибудь приключилось, – ответил Галахад. – Наш Боамунд не очень-то практичный малый. Склонен попадать в неожиданные ситуации. Надо бы пойти поискать его, как ты думаешь?

– Зачем утруждаться? – зевнул Туркин. – Откровенно говоря, еще немного – и меня окончательно достанет, как этот недомерок тут всем распоряжается. Мистер Магус допустил самую большую ошибку в своей жизни, когда сделал его префектом. Он сразу возомнил о себе невесть что. С тех самых пор он ни разу не вел себя как нормальный человек.

– Знаешь, – вмешался Пертелоп, – я никогда не мог понять, зачем он так поступил. Трудно представить человека, менее подходящего на роль префекта, нежели Бо.

Они разожгли костер, и Ламорак каким-то образом ухитрился подбить кролика камнем из импровизированной катапульты. Теперь они ужинали.

– Думаю, мистер Магус считал, что это сформирует его характер, – продолжал Пертелоп, поворачивая вертел. – Как говорится, сделает из него человека. Вытащит его из скорлупы. Но это не сработало, вместо этого он просто стал невыносимым.

– Он и до того был невыносимым, – отозвался Туркин. – Даже в лучшие времена этот придурок только и делал, что задирал нос. Сдается мне, мистеру Магусу будет за что ответить.

– Кто тут упоминает мое имя всуе? – раздался голос из темноты. Пятеро рыцарей моментально вскочили на ноги и приняли виноватый вид. Рефлексы – великая сила.

– Еще раз добрый вечер, сэр, – промямлил Туркин. – Мы тут просто обсуждаем, куда мог запропаститься Боамунд, сэр. Он вам не попадался?

– С ним все будет в порядке, – ответил Симон Маг. – Ну-ка, ну-ка, ребята, что тут у нас? Жареный кролик?

– Да, сэр.

Симон Маг сел и протянул руки к огню.

– Прямо как в старые добрые времена, честное слово. Помнится, Туркин, ты летом частенько удирал из дормитории, чтобы подбить кролика и устроить – ну, скажем, неофициальное барбекю позади конюшен. Фермеры иногда просто осаждали нас жалобами.

Туркин окрасился в темно-бордовый цвет и промолчал.

– Прав ли я, предполагая, – продолжал Симон Маг, тыкая в кролика палочкой, – что предметом вашего обсуждения были причины, побудившие меня сделать Боамунда префектом в конце третьего года? Или мои старые уши обманули меня?

Последовало смущенное молчание, которое прервал Бедевер.

– Нас это и впрямь несколько удивило, сэр, – осторожно проговорил он. – Это все же был несколько странный выбор, не сочтите за невежливость, сэр. Или вы думаете, что он подходил для этой роли?

– Я думаю, кролик уже вполне готов, – сказал Симон Маг, и Бедевер заметил, что он пристально смотрит в огонь, словно что-то видит в нем, в голубой части пламени. – Это, разумеется, был довольно неординарный выбор, но у меня были свои соображения на этот счет. Фактически, если вы немного потерпите, вы сами услышите их через минуту-другую. Туркин, твой знаменитый нож при тебе? Или он так и остался конфискованным? Я не могу припомнить.

Туркин очень медленно вытащил из кармана старый и до крайности истертый перочинный нож и протянул его учителю. Впрочем, не в первый раз.

– Да, да, – проговорил Симон Маг. – Старый верный нож! – Он начал резать кролика.

– Честно говоря, сэр, – нерешительно начал Бедевер, – я хотел бы кое о чем спросить вас. Насчет этого квеста, сэр…

Но не успел он закончить, как в кустах раздался шорох и у костра возник Боамунд; Ноготь рысцой бежал следом с узлом мокрой одежды в руках. Симон Маг положил кролика, медленно поднялся и одарил его любящей улыбкой. Затем встал на одно колено и произнес:

– Приветствуем тебя, король Боамунд Первый, истинный король Альбиона.

На последовавшей за этими словами тишине можно было построить дом; потом Туркин, сдавленно кашлянув, произнес:

– О боже мой, но это же неправда, верно? Кто-нибудь, скажите мне, что это неправда.

Симон Маг поднялся на ноги.

– Успокойся, – сказал он, – это всего лишь почетная должность. Королевства Альбион больше не существует.

– Господи, вы сняли камень с моей души, – сказал Туркин. – Только представить, как это могло бы быть – это ужасное лицо, глядящее на тебя с каждой почтовой марки…

Боамунд стоял абсолютно спокойно. Он выглядел бледным, хотя, возможно, это была просто игра света, и смотрел на старого мага. Он не сделал попытки заговорить.

– Ну что, – спросил его Симон Маг, – ты справился успешно?

Боамунд кивнул.

– Да, благодарю вас, – ответил он. – Я справился.

– И ты знаешь, где он находится?

– Нет, – ответил Боамунд. Сэр Туркин издал презрительный смешок, но Симон Маг поднял руку, призывая к тишине.

– Я не знаю, где он находится, – продолжал Боамунд, – но я знаю того, кто знает, если вы понимаете, о чем я. Так и должно было быть, не так ли?

Симон Маг улыбнулся; по крайней мере, уголок его рта приподнялся где-то на четверть дюйма.

– Замечательно, – сказал он. – Ты отлично поработал. Присаживайся и отведай кролика.