Загляните в «Principa Mathematica» сэра Исаака Ньютона и вы узнаете все о тяготении.

Тяготение, по сэру Исааку, есть природный феномен, столь же неизменный, сколь и безличностный. Благодаря тяготению объекты остаются прикрепленными к поверхности планеты, вместо того чтобы улететь куда-то в пустоту. В этом нет ничего мистического или даже преднамеренного; это просто происходит, потому что именно так работает великая машина.

Во всех действительно существенных моментах сэр Исаак был прав. Тяготение действительно, как он полагал, является физической силой, возникающей в результате воздействия друг на друга тел, обладающих массой. Оно не зависит от прихотей какого-либо божества или сверхъестественной сущности. Другими словами, это вещь, на которую можно положиться; при том условии, разумеется, что кто-нибудь будет помнить, что время от времени нужно смазывать несущий вал.

— Это не моя работа, — жаловался Главный Техник, пытаясь перекричать разрывающий уши визг размалываемых в пыль алмазов. — По всем статьям, это ремонтники должны…

— Ну, кто бы там ни должен был смотреть за этой треклятой штуковиной, а ее заело, — заметил Техник-Контролер, хотя это было и так очевидно. — Коробку передач заклинило намертво. Берегись! — добавил он, уворачиваясь от куска алмазной шрапнели, просвистевшего рядом с его ухом. — Будь я проклят, Фред, эта хреновина разваливается на куски. Давай-ка лучше вырубим ее, да побыстрее.

Главный Техник воззрился на него.

— Ты с ума сошел, мы не можем ее вырубить, — сказал он. — Если мы это сделаем, у нас люди поулетают в космос! Да нас линчуют за это!

— Слушай, — сказал контролер, — либо ее вырубим мы, либо она вырубится сама. Мы же должны хоть что-нибудь сделать, так?

В течение следующих полутора секунд разговаривать было невозможно, поскольку несущий трубопровод внезапно разлетелся на куски, пуляясь алмазами размером с голубиное яйцо как мальчишка из рогатки. Главный Техник нырнул за маховое колесо, спрятав голову между коленями.

— Выходи оттуда, трус! — взревел контролер.

— Не мои проблемы, — взвизгнул в ответ Главный Техник. — Полистай досье, приятель, там все есть. Я писал об этом докладную еще пять лет назад. Я предупреждал вас, ребята, что если коробку передач не заменить полностью…

— Заткнись, — сказал контролер, — и принеси мне разводной ключ. Все, что нам нужно сделать, — это разжать муфту, чтобы она крутилась сама по себе, пока мы реанимируем трансмиссию. Она будет вращаться по инерции еще часами.

Главный Техник с минуту раздумывал над этим.

— Ерунда, — высказался он. — Ее просто переклинит, и она остановится, а потом все наши смертные будут летать в поднебесье и крыть нас почем зря. Тебе, может, наплевать на свою пенсию, приятель, а…

Обойма подшипников выбрала как раз этот момент, чтобы сплавиться, наполнив воздух сияющим облаком алмазной пыли. Планету Земля резко тряхнуло на своей оси.

— Ну хорошо, — прошипел Главный Техник. — Только если это не пройдет, не забудь, что это была твоя идея, ладно? Ну, вроде как ты отдал мне прямое приказание…

— Заткнись, — повторил контролер, — и найди мне разводной ключ.

Несколько минут спустя планета Земля перестала содрогаться и стала вращаться вокруг своей оси легко и бесшумно. Ее вращение начало замедляться…

* * *

— Ой! — вслух сказала Джейн.

Ее квартира была далеко не лучшей из возможных; честно говоря, и район-то был совсем не в ее вкусе. Каждое утро ей приходилось совершать продолжительную бодрящую прогулку до станции, спальне были жизненно необходимы новые обои, двери зимой начинали плохо закрываться, а в кухне было что-то не то с вентиляцией; но, по крайней мере, до сих пор у нее не было никаких проблем из-за того, что потолки находятся слишком низко. По-видимому, теперь эти проблемы появились.

Она взглянула вниз. Да, вон ее пол, в точности там, где она его оставила. А вон ее мебель. Все та же старая мебель: по большей части не подходящие друг к другу и разнородные приношения ее родственников и друзей; вот только раньше она не выказывала признаков желания отрываться от земли и плавать по всей квартире, словно косяк тунца, оглушенный динамитом. А вот и ее завтрак — кружка кофе и бутерброд, — услужливо скользящий в воздухе в ее направлении.

Она попыталась схватить проплывающую мимо кофейную кружку, промахнулась, но задела за ручку. Кофе пролился и расплескался по потолку.

Очень осторожно и помня о том, что здесь может оказаться гораздо больше паутины, чем одобрила бы миссис Битон, Джейн вытянула левую руку над головой и оттолкнула от себя потолок. Она почувствовала, как нырнула на несколько футов вниз, а затем течение, или что еще это была за чертовщина, вновь подхватило ее и медленно подняло кверху. Она принялась яростно лягаться, но это не помогло. Она слегка ударилась головой о люстру, снова оттолкнулась и пошла на руках, направляясь к двери.

— Кому-нибудь, — сообщила она мимолетному телефонному справочнику, — придется очень многое объяснить.

Справочник взъерошил страницы и продолжил свое величественное воспарение, пока не распластался по потолку, прижавшись к штукатурке. Джейн схватилась обеими руками за притолоку и попыталась подтянуть себя вниз.

— Так-то лучше, — произнесла она, когда ее ноги коснулись ковра. Она опустила глаза. Ворс на ковре изо всех сил пытался встать дыбом, напоминая шкуру очень испуганного аксминстера. Хуже того, пыль, которую она так и не собралась вытрясти из него, медленно поднималась вверх. Вот она достигла ее носа, и Джейн чихнула.

Мимо нее проплыла цветочная ваза, она была перевернута донышком вверх и судорожно подергивалась по мере того, как изнутри выходил воздух. Нет, это уже совсем не годится. Она умудрилась как-то подгрести к кухонному столу, медленно и задумчиво двигавшемуся в каком-то футе над землей. Как она и надеялась, ее вес помог ему опуститься, и она оказалась всего лишь в шести дюймах над уровнем пола. То, что ей было теперь нужно, решила она, это что-нибудь вроде шеста.

Проплывавшая мимо клюшка для гольфа решила эту проблему, и вскоре она уже осторожно прокладывала себе путь через комнату, уворачиваясь от кресел и стараясь не натыкаться на стены, по направлению к окну. Вид из окна показался ей настолько сюрреалистичным, что она пожалела, что ее фотоаппарат в настоящий момент парил под потолком, тыкаясь рыльцем в лепную розетку, как маленькая черная бабочка.

— Боже мой, — сказала она.

В каком-то смысле это было действительно красивое зрелище. По крайней мере, мирное. У водителей по большей части хватило здравого смысла заглушить моторы, и теперь они просто бесцельно скользили в нескольких дюймах над землей, обвешанные вцепившимися в дверные ручки пешеходами. Косяк красных автобусов неспешно приближался к остановке по требованию на углу, напротив магазина, в то время как содержимое газетного киоска плыло по воздуху, изящно и почти величественно покачивая страницами, подобно медлительным глубоководным рыбам. Раскрытый зонтик порхнул мимо ее окна на своем пути к звездам.

— Видите, что я имею в виду? — произнес голос у нее над головой.

Она подняла взгляд и увидела, что на потолке ее комнаты лежит Штат. Она изо всех сил пыталась не рассмеяться, но всему есть предел.

— Простите, — выговорила она, — но вы выглядите так…

— Знаю, — печально ответил он. — Вы полагаете, что у вас трудности. Вам еще повезло, что ваше тело материально. Вы представить себе не можете, чего мне стоило добраться сюда.

Джейн посильнее оттолкнулась клюшкой, и стол поднялся вверх. Прежде чем он снова опустился к полу, она едва успела вцепиться в левую ногу Штата и потянула своего посетителя за собой. Как она и ожидала, он ничего не весил.

Немного недостойного карабканья — и Штат утвердился наконец на столе, обезопасив свое положение тем, что обвил руками одну из ножек. Даже так нижняя часть его тела решительно устремлялась вверх, в результате чего он больше всего походил на внушительных размеров респектабельного головастика.

— В любом случае, — продолжал он, — теперь вы, разумеется, не станете отрицать, что проблемы действительно существуют.

— Да уж, проблем хоть отбавляй, — согласилась Джейн. — Ума не приложу, каким образом я буду отскребать с потолка кофейные пятна. Это же артекс, понимаете?

— Еще бы, — отвечал Штат. — Эта дрянь сыплется как наждачная бумага. Как его только разрешили выпускать.

— Ох, простите!

— Ничего. Однако, — проговорил он, — если мы не найдем способ как-то разобраться с этим, нас ждет еще и не такое. Вы сами должны это понимать.

— Но… — начала Джейн и тут же поправилась. — Вы уверены, что я смогу чем-то помочь? — спросила она.

— Конечно, — отвечал Штат. — Вы и другие, такие как вы, но вы в первую очередь. Видите ли, если у вас будет получаться, мы сможем начать набирать и других. Администрация не сможет нам помешать. Мы заполним все свободные вакансии, оборудование и машины будут наконец обслуживаться как полагается; таким образом, нам не придется постоянно бросать всех людей и все ресурсы на авральные работы. — Он прервался, чтобы уклониться от заварочного чайника, который попытался проникнуть внутрь его жилета. — Ну, — настойчиво проговорил он, — что скажете? Все что угодно лучше, чем это.

Внезапно мир опять начал вращаться. На какую-то долю секунды Джейн отчетливо ощутила это: жестокое потрясение от невероятно возросшего ускорения, похожее на то ужасное чувство, которое испытываешь, когда в первый раз находишься в самолете, отрывающемся от земли. Мгновением позже она была уже слишком поглощена зрелищем того, как все ее имущество валится на пол, разлетаясь вдребезги, чтобы заниматься детальными наблюдениями подобного рода.

— Ладно, так и быть, — проговорила она, осторожно двумя пальцами вынимая из волос острый как бритва осколок супницы. Воздух за окном внезапно наполнился шумом: множество автомобилистов, вернувшихся в нормальное состояние, оплакивали свои потерянные вознаграждения за безаварийную доставку груза при помощи клаксонов. Последний глянцевый журнал, перевернувшись несколько раз в воздухе, хлопнулся на землю, словно изможденный голубь.

— Вы наняты, — сказал Штат.

* * *

— Прошу тебя, — проговорил Густав дрожащим голосом, — поведай мне об этом.

Огонь уже почти догорел, и маленький, но уютный домик Густава наполнился глубокими тенями, каждая из которых была завесой, прикрывающей дверь во враждебную бесконечность. Бьорн зубами сорвал пробку с бутылки «Карлсберга» и аккуратно сплюнул ее в камин.

— Тут нечего особенно рассказывать, — ответил он. — Я искал работу; я нашел ее, попробовал, не одобрил, послал и уволился. Только и всего.

— Гм, — произнес Густав, — да, наверное. Но скажи мне, — продолжал он, борясь с одолевающими его мрачными предчувствиями, — как это было? Каково это — быть ангелом?

Последовало молчание: тяжелое, громоздкое, шершавое молчание, на котором можно молоть зерно. Пламя сверкнуло в глазах Бьорна красным отблеском, заставив Густава отпрянуть и съежиться в углу за камином.

— Еще раз меня так назовешь, — хрипло прорычал Бьорн, — и я вытащу твои кишки через нос и заставлю тебя съесть их, понял?

— Я очень извиняюсь, — пискнул Густав, — но у меня было такое впечатление…

— Потому что, — продолжал Бьорн, — мы не любим это слово, ясно? Сладенькие розовые сопли. Словно ты какой-то бесплотный дух. — Он помолчал, свирепо уставясь в огонь. — Сразу представляешь себе этакую кружевную куколку с крылышками и пухленьким личиком. Пусть только кто-нибудь попробует назвать меня так, он увидит, что с ним будет, понятно?

— Понятно.

— Ну и ладно. — Бьорн сделал большой глоток из горлышка и бурно рыгнул. — Мы с ребятами называли себя «Парни из Голубой Ямы». Хорошо звучит, зло. Мужественно. И мы не занимались всякой ерундой, вроде игры на арфах.

— Конечно, конечно, — согласился Густав, энергично кивая. — Правильно.

— Что правильно?

— Ничего-ничего, прости.

Бьорн глотнул еще пива и задумчиво поскреб ухо.

— Я не говорю, что мы никогда не смеялись. Ты не думай, что мы только и делали, что отвечали на молитвы и полировали солнце. Вот проклятая была работенка, — вставил он. — Вся шкура с костяшек сойдет, если не будешь осторожен. Один парень, с которым я работал, у него пальцы застряли в механизме, когда он чистил его, и никто не заметил. Они запустили эту хреновину как обычно, а он так и остался там с зажатыми пальцами, болтается, орет как резаный, и никто не слышит. Только представь, — продолжал он, и по его телу пробежала дрожь, начавшись у основания шеи и заземлившись через подошвы ног. — Ты только представь, каково это — целый день висеть на собственных пальцах над этой огромной раскаленной хреновиной, в милях над землей! И знаешь, что ему сказали, когда он попытался получить компенсацию? «Он должен был соблюдать технику безопасности, — сказали они. — Он пострадал из-за собственного долбаного легкомыслия, в следующий раз будет осторожнее». У него после этого немного в голове что-то сдвинулось, и его перевели в Землетрясения. В Землетрясениях никто не обращает внимание, если у тебя с головой не все в порядке.

— Понимаю, — сказал Густав. — Да уж…

— Это у нас было постоянно, — скрежетал Бьорн, уставясь в огонь невидящим взором. — Это называлось «несчастные случаи на производстве», но только вот что я скажу: никакие это были не несчастные случаи. Не надо мне говорить, что когда взрослый человек ни с того ни с сего падает с хорошего, широкого, огражденного перилами мостика прямо на шестерни травовыращивающей установки — это просто случай или совпадение. Просто он узнал кое-что насчет мастера и какавных денег, вот и все. И конечно, дело замяли. Списали все на морозы, только и всего.

Густав жалко улыбнулся и сделал попытку просочиться через щели между камнями, но для этого его было слишком много.

— Надо же! — проговорил он.

— Настоящие ублюдки эти мастера, по крайней мере, некоторые, — продолжал Бьорн. — Там был один, когда я работал в Чудесах — с тех пор уже много лет прошло, сейчас этот департамент закрыли. Вообще-то его звали Никанор, но мы называли его «Никанорыш». Кругленький такой, коротенький, лицо, как карта автодорог. Велено нам, к примеру, претворить воду в вино, а он уже тут как тут со своими дружками и парой сотен бочонков, давай отливай ему, а с бедных молодоженов достаточно будет и пива. Правда, по большей части им было наплевать. Неудивительно, что начальство всегда плохо отзывалось об этом департаменте… Кстати, насчет пива — у тебя как, не найдется еще глоточка?

Он помахал в воздухе пустой бутылкой, и Густав с глупой улыбкой принес другую. Она была покрыта паутиной.

— Твое здоровье, — сказал Бьорн. Он обезглавил ее, по рассеянности проглотил пробку и присосался к горлышку.

— Все это очень… неприятно, — проговорил Густав.

— Неприятно! — Бьорн визгливо рассмеялся. — Ну ты сказанул! Солнце мое, да я могу тебе порассказать таких баек про пьяных заек, что у тебя волосы торчком встанут! Как тебе такой случай, когда мы работали на Ночах; когда Нори-Пустоголовый, которому крысы последние мозги выели, оставил рыдван своего братца припаркованным прямо посреди Большой Медведицы? Или как-то мы с Полоумным Тревом работали на Реках, и Трева пробрал понос как раз перед подъемом Нила. Египтяне в тот год сильно удивились, доложу я тебе. — Он жестко рассмеялся. Густав прикрыл глаза. Его подташнивало. У него над кроватью висела маленькая картинка, на которой был нарисован ангел; его мама повесила ее туда много лет назад, сказав ему, что ангел будет присматривать за ним, пока он спит. «Как только снова останусь в доме один, — пообещал он себе, — возьму лопату и зарою ангела в саду под дубом».

— Ну, были и ничего моменты, — говорил Бьорн. — Вот, к примеру, караулы. Вот это было по мне! Выдают тебе пылающий меч — и стоишь себе перед вратами Эдема, в ус не дуешь. Только какой-нибудь придурок намылится прошмыгнуть, ты его р-раз! — он сделал широкий жест бутылкой, выплеснув остававшиеся на дне хлопья пены себе на руку. — Не вставай, — прибавил он. — Где там, в буфете?

Тяжело поднявшись, он нетвердыми шагами направился к буфету. Густав закрыл глаза.

— Эй! — услышал он голос Бьорна. — А пива-то больше нет, вот незадача! Постой-постой, вот тут, кажись, то, что нужно. Выпьем?

«Боже мой, — подумал Густав, — он нашел бутылку с растворителем для красок».

— Пей, я не буду, — проговорил он тонким дребезжащим голоском, который с трудом распознал как свой собственный.

— Ну, как хочешь, — сказал Бьорн, вновь усаживаясь перед огнем и обтирая горлышко бутылки. — В общем, я держался-держался, и в конце концов уже не смог этого выносить.

— Правда?

— Ну! — Бьорн сделал большой глоток, содрогнулся и облизнул губы. — Я решил, что это вроде как ожесточает меня, понимаешь? Видишь, когда я был маленький, все говорили, что я чувствительный — ну там, эмоции разные меня обуревали. И я подумал: если я останусь на этой работе, что со мной будет? Этак я кончу тем, что стану совершенным подонком, если не буду беречься. Так что я уволился. Может, конечно, мне это только показалось, — добавил он, — но осторожность никогда не повредит, верно? Я хочу сказать, это было по крайней мере честно.

— Д-да, наверное.

— Ну вот, — сказал Бьорн. В течение восьми очень долгих секунд он сидел молча и сверлил огонь свирепым взглядом. Как раз тогда, когда Густав уже начал чувствовать, как из глубины его желудка поднимается истерический вопль, Бьорн резко встал, опорожнил бутылку и со стуком поставил ее на стол. — А знаешь, — сказал он, — это хорошо, что мы поговорили об этом. Мне стало, — он гулко рыгнул, — гораздо легче. Пожалуй, надо будет как-нибудь повторить. Согласен?

Густав прикрыл глаза. С одной стороны, мама говорила ему, что врать нехорошо. С другой стороны, мама говорила ему много всякой всячины и про ангелов, а оказалось все совсем не так.

— Да, — сказал он, — я бы не против.

— Ну и ладно. — Бьорн поднялся на ноги, нашарил свой топор и, шатаясь, побрел к двери.

— Уф-фу! — произнес он, высовывая голову за дверь и с омерзением втягивая в себя прохладный ночной воздух. — Воняет подмышками! Ну, бывай!

— Бывай.

Густав закрыл за гостем дверь, заложил ее засовом, закрыл все ставни и рухнул в кресло, дрожа с головы до пят. Откуда-то с дальней улицы донеслись звуки, говорившие о том, что кто-то с топором меряется силами с деревенским насосом. Густав вздрогнул.

Картинка с ангелом исчезла из изголовья его кровати спустя очень непродолжительное время, и ее место занял календарь Пирелли.

* * *

— Ох, — произнес старший рабочий.

Далеко внизу огромная коричневая змея грязной, дурно пахнущей воды тыкалась мордой в просветы между небоскребами. Не считая раздававшегося время от времени треска обрушивающихся построек, великий город был удивительно тих.

— Я думал, вы имели в виду Мемфис, Теннесси, — сказал старший рабочий с легким беспокойством. — А что, есть еще другой Мемфис, так, что ли? Н-да, неувязочка вышла.

— Не правда ли? — процедил его начальник сквозь сжатые губы. — Простите, возможно, мне следовало объяснить это немного подробнее. Я думал, что если я говорю затопить Нил вплоть до Мемфиса, даже полнейшему идиоту должно быть ясно, что я имею в виду Мемфис в Египте. Впрочем, очевидно, я ошибался. — Он сдвинул свою кепку на затылок и задумчиво почесал плешь. — И знаете, что я вам скажу, — добавил он, помолчав, — здесь придется-таки разбираться довольно серьезно.

— Гм.

— Вот например, — продолжал он, — если начать с малого, возьмем хотя бы крокодилов.

— Крокодилов?

— Крокодилов. — Он показал рукой. — Их, должно быть, принесло вместе с течением, или что-нибудь в этом роде. Вон, посмотрите-ка, один как раз взбирается по ступеням Пожарного Управления.

— Ох, да, я вижу его. Черт, но это ведь…

— А через десять минут, — продолжал начальник, — когда мы переключим все помпы на реверс и начнем откачивать воду… Что ж, думаю, немало их останется здесь, верно?

— Э-э.

— Но, — продолжал начальник, — это действительно мелочь, и возможно, не стоило даже говорить об этом, если вспомнить, что придется еще отстраивать весь треклятый город заново, и посылать «скорую помощь» целыми батальонами, и все такое прочее. Однако мне подумалось, что все же стоит обратить ваше внимание и на это. Просто чтобы вы получили целостную картину, так сказать.

— Ясно, — кивнул старший рабочий. — Понял.

— Кроме того, — продолжал его начальник, лицо которого постепенно становилось все более напряженным, как перетянутая гитарная струна, — нужно еще учесть, что у египтян теперь на одну реку меньше. Вряд ли им это понравится, знаете ли. У меня такое ощущение, что они были как-то привязаны к ней.

— Правда?

Начальник кивнул.

— Вы давно работаете в нашем департаменте? — спросил он. Старший рабочий произвел в уме какие-то вычисления.

— Не очень давно, — ответил он.

— Сколько именно?

— Э-э… восемь часов, — ответил старший рабочий. — До этого я работал в Истине.

— В Истине. Понимаю. — Его начальник кивнул пару раз, а потом еще несколько раз, просто по инерции. — И чем конкретно вы там занимались?

— Мнямнямнямнямня.

— Простите?

— Я заваривал чай, — признался старший рабочий. — И иногда бегал в магазин за пирожками и всякой всячиной. Видите ли, мы в Истине довольно много просто сидели и ничего не делали.

— Охотно верю.

— Истина ведь — Дочь Времени, знаете, — нервно добавил старший рабочий. — Это мало кому известно, но…

— Так. — Его начальник плотно натянул кепку на голову, расправил поникшие плечи и что-то черкнул в своем блокноте столь яростно, что у карандаша сломался кончик. Кусочек графита отскочил, провалился сквозь щель в небесном своде, ударился о Землю в окрестностях Петрограда и закончил свой путь в Государственном Геологическом Музее под табличкой с пометкой «хрупкое». — Полагаю, нам, пожалуй, лучше начать разбираться с этим делом. Прежде всего нам потребуется форма KRB-1 с приложением голубого бланка и заявки по форме 4.

Старший рабочий сделал пометку в своей записной книжке.

— Понятно, — сказал он. — Что еще?

— Затем, — продолжал его начальник, — нужно будет найти пару ведер и несколько швабр.

— Ведра, две штуки, — повторил старший рабочий, записывая. — Швабры, некоторое количество. Еще что-нибудь?

— Для начала хватит, — ответил начальник. — Ну, значит, оставляю это на вас, хорошо?

— Да, но…

— В конце концов, — произнес его начальник, сквозь грудную клетку которого уже просвечивала радуга, — вы ведь старший рабочий. У вас это даже на бэдже написано. Желаю удачи!

Он поспешно удалился, и вскоре был уже не более чем крохотной точкой, неразличимой среди стаи ибисов, кружившей вокруг вертолетной площадки на крыше Первого Объединенного банка.

Старший рабочий некоторое время стоял, глядя в этом направлении, затем нахмурился и пробормотал что-то себе под нос. Возможно, это имело какое-то отношение к ведрам.

— Простите.

Старший рабочий обернулся и обнаружил стоящую за его спиной невысокую смертную женщину. На груди у нее, как он заметил со смесью изумления и отвращения, был небесно-голубой бэдж с надписью «Инспектор».

— Где вы это взяли? — требовательно спросил он.

— Вы имеете в виду бэдж? — переспросила Джейн. — О, мне дал его один человек. Он сказал, что его зовут Штат, если вам это о чем-нибудь говорит.

Старший рабочий четыре раза моргнул, сказал «Ох!» и снял с головы кепку.

— Чем я могу помочь вам, мисс? — настороженно спросил он.

Джейн посмотрела на город, расстилавшийся у ее ног. Повинуясь неодолимой силе привычки, могучая река несла свой мощный груз аллювиальных наносов в окна офисов, расположенных на третьем этаже, Джейн не могла бы сказать точно, что именно люди в этих офисах предпринимали, чтобы выжить, но она могла побиться об заклад, что вряд ли они собирались выращивать рис.

— Скорее вопрос стоит о том, чем я могу помочь вам, — сказала она. — Видите ли, я для этого и уполномочена.

— Уполномочены?

— Помогать, — пояснила Джейн. — Понимаете, я новенькая. Это… — она покопалась в задних чуланах своего ума, вытаскивая на поверхность нужное выражение. — Это обучающая программа по навыкам управления. Меня послали сюда изучать работу различных департаментов, прежде чем окончательно поместить туда, где им покажется, что я подхожу лучше всего.

— Понимаю, — сказал старший рабочий. — А вы… э-э… знаете что-нибудь о приливных реках?

— Не очень много, — призналась Джейн. — У меня было такое представление, что им вроде бы не положено протекать прямо по основным артериям мегаполисов, но возможно, я просто не в курсе последних разработок.

Старший рабочий присел на кучу облачного лома, запустил указательный палец в ухо и покрутил им внутри.

— Если это ирония, — сказал он, — то это не разрешается. Насчет иронии у нас тут строгие правила.

— Да неужели? — отозвалась Джейн, глядя на город. — Знаете, мне кажется, мы должны что-то сделать с этим, как вы считаете?

— Да уж, — вздохнул старший рабочий. — Ладно. Пойду принесу ведра.

Джейн мгновение смотрела на него, прикидывая, не стоит ли ему напомнить об установлениях насчет иронии. Потом ей пришло в голову, что он мог говорить и серьезно.

— Подождите, — сказала она как могла спокойнее. — Не надо ведер. У меня есть идея.