Теперь Джон со всех сторон был окружен важными государственными мужами. Торжественные церемонии, освященные ореолом веков, воспоминания о великих предшественниках — Вильгельме Завоевателе, Генрихе Льве Правосудия, даже о собственном отце Генрихе II — повергали Джона в трепет. Он решил, что будет лучше до поры до времени прислушиваться к мнению советников.

Первым делом он принял Вильяма Маршала, чтобы поблагодарить достойного рыцаря за поддержку. Было бы совсем неплохо, если бы Маршал стал служить новому королю столь же бескорыстно и преданно, как прежде служил его брату и отцу.

Вильям уверил Джона в своей беззаветной преданности. В присутствии этого прославленного человека Джон поневоле притих. Он сразу же подтвердил право Маршала носить титул графа Пемброка, доставшегося рыцарю через женитьбу. Король дал понять, что прислушается к любому совету столь мудрого наставника.

Вильям выразил удовлетворение по поводу того, что Англия и Нормандия признали Джона своим монархом. А что касается Анжу, то их мы еще отвоюем, пообещал он. Когда на престол восходит новый король, всегда находятся претенденты, считающие, что у них тоже есть право на корону. Главный источник проблем — континент, но все английские короли, начиная с великого Завоевателя, были вынуждены сражаться за свои заморские владения.

Однако на сей раз первая угроза грянула не на юге, а на севере.

Вильям Лев, король Шотландский, отправил Иоанну Английскому послание: если Англичанин желает, чтобы Шотландец принес ему присягу верности, как его предшественнику, королю Ричарду, нужно вернуть северному соседу графства Нортумберленд и Камберленд. Это произошло еще тогда, когда Джон находился в Нормандии. Вынужденный сдерживать натиск Филиппа и Констанции, он ответил шотландскому королю уклончиво — мол, вернусь в Англию, и тогда мы все уладим.

Однако после коронации Вильям вновь потребовал северные территории. Его посланец заявил, что шотландский король все равно получит эти земли — если не добром, так войной.

Маршал считал, что король Шотландский вряд ли станет затевать большую войну и скорее всего пытается взять Джона на испуг. Однако открытого столкновения нужно избежать любой ценой. Гораздо важнее отвоевать у французов Анжу.

— Предложите ему переговоры, — посоветовал Маршал. — Напишите любезное письмо — согласитесь встретиться с ним лично и обсудить все спорные вопросы. А тем временем мы будем готовить армию для вторжения на континент. Архиепископ Йоркский встретит шотландского короля, сопроводит его к месту переговоров. Стойте на своем, не уступайте, однако все время выдвигайте новые условия. Ваш отец мастерски владел искусством дипломатии.

Джону это порядком надоело, что Маршал без конца поминает его отца, однако приходилось с этим мириться. Нельзя забывать, что именно Вильям Маршал, по сути дела, сделал Джона королем. Обижать этого человека нельзя… Во всяком случае, до поры до времени.

И Джон написал шотландскому королю письмо, продиктованное Маршалом. Было решено, что встреча двух монархов состоится в Нортгемптоне. Английский король прибыл в этот город первым, однако вместо Вильяма приехал гонец с очередным ультиматумом: или северные графства будут немедленно переданы шотландской короне, или войско Вильяма вторгнется в Англию.

Джон впал в панику. Невозможно вести войну на севере, когда назревает война на юге. Оказывается, не такое уж веселое занятие — быть королем. Войны, войны, сплошные войны. А когда радоваться жизни? Отец, тот всегда любил войны. Хотя, если припомнить, то получится, что Генрих II предпочитал дипломатические победы военным. Как-то раз он сказал, что стяжал больше славы не на полях сражений, а за столом переговоров.

Отличный пример, надо будет ему последовать.

И тут случилось настоящее чудо, Джону необычайно повезло.

Вильям Шотландский, уже готовый идти войной на Англию, заехал поклониться мощам некоего святого. Когда он стоял на коленях перед гробницей и молился, внезапно раздался голос, произнесший слова предостережения: если Шотландия пойдет войной на Англию, страну ждут неисчислимые беды.

Под впечатлением этого чуда Вильям распустил армию и перестал настаивать на возвращении северных провинций. Для Джона все получилось очень удачно. Можно было забыть о северном соседе и заняться французскими делами.

* * *

Джоанна и Беренгария добрались до Руана и сделали там остановку. Графиня Тулузская должна была вот-вот разрешиться от бремени. Обе женщины пребывали в глубокой печали. Они вспоминали умершего Ричарда, неустанно нахваливали друг другу добродетели покойного короля. Казалось, Беренгария забыла о долгих, безрадостных годах одиночества и помнила только короткие моменты просветления, когда Ричард делал попытки исправиться. Джоанна же любила рассказывать о днях, когда брат вез ее через всю Аквитанию на Сицилию. Как ослепительно вспыхивало солнце на доспехах Ричарда! Как величественно восседал он в седле!

— Конечно же, он должен был умереть молодым, — вздыхала Джоанна. — Невозможно себе представить Ричарда стариком.

— Может быть, со временем у меня родился бы ребенок, — горевала о своем Беренгария. — Я завидую вам, Джоанна. Вы такая счастливица!

— Любовь — это не только счастье, — пыталась утешить ее Джоанна. — Горестей в ней тоже хватает. У нас в Тулузе прекрасные замки, богатые земли, верные слуги, множество добрых друзей. Но есть люди, которым наше счастье не дает покоя. Они нападают на нас, ибо мы придерживаемся иного образа мыслей. Хуже всего то, что вдохновляет наших гонителей римский папа. Поэтому я и приехала сюда…

— Я знаю. Но у вас есть любящий муж, есть малютка Раймонд, а скоро будет и еще один ребенок.

— Но Ричард, мой дорогой Ричард умер… Когда все были уверены, что он погиб и не вернется, я одна ждала его. Сколько было счастья, когда явился Блондель и сообщил, что нашел Ричарда! Потом брат отвез меня на Сицилию, но я уже ни о чем не беспокоилась, зная, что Ричард вернулся, что он всегда защитит меня. Когдя я была пленницей Танкреда, Ричард явился на остров и освободил меня. О, мой обожаемый защитник! Он бы и сейчас помог нам… Но его больше нет, и я не знаю, что с нами будет.

— У вас есть муж, сестрица. Он сможет защитить вас.

— Не забывайте, что он всего лишь граф Тулузский, а Ричард был королем Англии. Иногда мне кажется, что я не вынесу этого горя!

— Будущей матери нельзя говорить такие вещи, — упрекнула ее Беренгария.

— Вы правы, милая подруга и сестрица. Что бы я без вас делала?

— Мы всегда будем вместе. Я пробуду с вами, Джоанна, столько, сколько вы пожелаете.

— Я была бы счастлива! Но ведь вам теперь нужно будет искать мужа.

Беренгария покачала головой:

— Нет уж, хватит с меня супружеской жизни.

Джоанна хотела сказать, что неудача первого брака еще не означает, что на семейной жизни нужно ставить крест, но сдержалась — это высказывание можно было бы расценить как упрек в адрес Ричарда. Он был хорошим братом, но примерным супругом уж никак не являлся.

Ночью у Джоанны начались схватки. Они продолжались весь следующий день, и к вечеру стало ясно, что роды предстоят трудные.

На расспросы Беренгарии врачи отвечали хмуро и уклончиво. Они говорили, что смерть брата стала для Джоанны тяжелым потрясением, подкосила ее здоровье. Ей бы оставаться в Тулузе, дожидаясь разрешения от бремени, а не совершать путешествие в Шалуз через всю Францию.

Наутро родился младенец, но такой слабенький, что сразу было видно: больше нескольких дней ему не прожить. Ребенка поспешно крестили, и вскоре он скончался.

В Джоанне еще теплилась жизнь, но надежд на ее выздоровление у врачей не было.

Беренгария сидела возле ложа подруги день и ночь. Ее присутствие облегчало страдания умирающей.

— Дни мои сочтены, Беренгария, — сказала Джоанна. — Не спорьте со мной, я это знаю. Меня манит ангел смерти. Осталось всего несколько дней, не больше. Я должна покаяться в своих грехах и приготовиться к вечному миру.

— Вы прожили добродетельную жизнь, сестрица. Вам нечего бояться, — утешила ее Беренгария.

Но тут Джоанна завела разговор о своей матери, нашедшей мир и покой в монастыре Фонтевро. Прежде чем умереть, графиня хотела бы принять монашеский обет в этой обители.

И была у нее еще одна просьба — пусть ее похоронят в тамошнем аббатстве, рядом с любимым братом, которого Джоанне суждено было пережить совсем ненадолго. Они будут лежать рядом, у ног их дорогого отца.

Накануне смерти Джоанна приняла постриг, а когда она умерла, ее тело было переправлено в Фонтевро. Королева Альенора исполнила последнюю волю дочери — похоронила ее рядом с братом и отцом.

Присутствовавшая на похоронах Беренгария была убита горем. Они подружились с Джоанной еще в Святой Земле, когда юная королева впервые начала понимать, что представляет собой ее супруг. Теперь Беренгария осталась совсем одна, будущее не сулило ей ничего хорошего. Она могла отправиться или ко двору своего брата, или ко двору своей сестры, однако вряд ли родственники будут ей рады.

Что же касается Альеноры, то впервые она выглядела сломленной, впервые стало заметно, сколько ей лет.

Однако королева-мать не впала в отчаяние, она как бы замкнулась в себе.

— Всего за два месяца я потеряла двоих самых любимых своих детей, — сказала она. — Жизнь моя окончена. Теперь остается только одно — дожидаться смерти.

Королева-мать решила удалиться от мирской суеты. Она будет жить монахиней рядом с останками мужа, сына и дочери.

— Моя миссия исполнена, — сказала Альенора. — Остается лишь дожидаться последнего часа.

* * *

Тем временем король Иоанн высадился в Нормандии во главе сильной армии. После нескольких удачных стычек с французами король Филипп согласился начать переговоры. Требования его были таковы: передать французской короне город Вексен, а за Артуром закрепить права на провинции Анжу, Мэн, Пуату и Турень. Однако Джон чувствовал, что сила на его стороне, и не собирался идти на уступки. Если Филипп не согласен — значит, война продолжится.

Джону снова повезло. Вильям де Рош, командующий бретанской армией, поссорился с Филиппом. Констанция и Ги де Туар так испугались гнева французского короля, что совершили крайне необдуманный поступок — попросили защиты у Джона.

Джон пришел в восторг. Он встретил бретонцев в Ле-Мане с распростертыми объятиями:

— Ах, дорогой милорд, — приветствовал он Вильяма де Роша, — я счастлив, что в мире еще не перевелись умные люди. Конфликт с родным племянником разрывает мне сердце. Я никогда не желал этому мальчику зла. Жаль только, что его мать до сих пор мне не доверяла.

— Я постарался переубедить ее, сир, — ответил де Рош. — Король Франции — вероломный негодяй. Я никогда ему не верил.

— Я тоже, — поспешно согласился Джон. — Где же мой любимый племянник?

— Недалеко отсюда. Я приведу его к вам, милорд, если вы пообещаете оберегать Артура от короля Франции.

— Везите же его скоpей! Клянусь жизнью, я не дам мальчика в обиду!

Внутренне Джон ликовал. Когда враги совершают глупые поступки, это просто подарок судьбы. Неужто они и в самом деле намерены доверить Артура его опеке? И Констанция, она тоже будет в его власти! Очень забавно. Какое счастье, что Вильям де Рош разругался с французским королем и уверил себя, будто Филипп — исчадие ада, а те, кто с Филиппом воюет, — сущие ангелы.

С замковой стены Джон смотрел, как к Ле-Ману приближается кавалькада: Констанция и Ги де Туар, а между ними юный Артур. Разумеется, красавчик Ги от Констанции ни на шаг. Он ее любовник, это ясно. Джон прищурился, представив себе, как славно позабавится с этой парочкой. Но главное, конечно, Артур. В нем источник всех бед.

Король встретил гостей, радостно потирая руки:

— Моя дорогая, моя обожаемая Констанция! Как я счастлив вновь вас видеть! И ты, Артур! Ты тоже здесь! Как же ты подрос, племянничек! Ты уже настоящий мужчина. И виконт де Туар, если не ошибаюсь, тоже здесь? О, мой дорогой друг! Благодарю вас, милорд, за то, что так хорошо заботились о моей невестке и любимом племяннике.

Герцогиня смотрела на него настороженно. Джон не сомневался, что ее привезли сюда против воли. Она-то знает, что доверять ему нельзя. До какой же степени испугалась она короля Филиппа, если решилась сама привезти к Джону своего сына!

Артур был слишком юн, чтобы скрывать свои чувства. Он знал, что Джон теперь — король Англии, то есть занял место, которое, по мнению молокососа, должно было бы принадлежать ему. Самое скверное то, что многие придерживаются того же мнения. Опасный мальчишка, очень опасный.

Тем более нужно вести себя гостеприимно.

— Мы просим у вас убежища на короткое время, — сказала Констанция. — Долго мы у вас не задержимся и будем признательны за кров.

— О какой признательности может идти речь! Ваш приезд для меня — огромная радость. Прошу пожаловать внутрь. Для вас приготовлен пир. Пусть все знают, как я рад дорогим гостям. Меня очень мучило, что между нами разлад. Теперь же мы сможем по-дружески обсудить все наши противоречия.

Констанция и Ги обменялись взглядами. Противоречия! И это говорит человек, узурпировавший корону! Констанция сама не могла понять, как Вильяму де Рошу удалось убедить ее приехать сюда. Достаточно было посмотреть на Джона, и все былые подозрения вновь всколыхнулись в ее душе. Лучше уж было бы попасть к Филиппу Французскому, хоть он и поссорился с де Рошем. Констанция боялась, что Филипп посадит Артура в темницу. Но ведь Джон может сделать то же самое. Он — враг куда более страшный, чем Филипп.

Герцогиню отвели в роскошную опочивальню, Артура разместили в соседней комнате. Когда мать и сын остались вдвоем, мальчик сказал:

— Дядя очень добр.

Констанция кисло улыбнулась:

— Когда он так ласков, я менее всего склонна ему верить.

В дверь тихонько постучали, Констанция открыла и со вздохом облегчения воскликнула:

— Ги!

Де Туар поднес палец к губам.

— Учтите, что за нами здесь подглядывают и подслушивают. Все это мне не нравится. Зачем мы только позволили де Рошу привезти нас сюда?

— Но мы уже здесь, — возразила Констанция. — Придется как-то приспосабливаться.

— До меня дошел слух, — покачал головой Ги, — что Джон не выпустит отсюда Артура живым. Сначала будет мягко стелить, а потом объявит Артура своим пленником.

— Никогда! — воскликнула Констанция.

— Да уж, невозможно представить, что ожидает Артура в лапах этого монстра.

Констанция схватила своего возлюбленного за руку:

— Ах, Ги, что же нам делать?

— Ночевать мы здесь не останемся. Я отдал кое-какие приказания верным слугам. Когда стемнеет и все улягутся спать, мы тихонько проберемся в конюшню. Лошади уже будут стоять под седлом. Пустимся в галоп и не остановимся до самого рассвета.

Герцогиня припала к нему, прикрыв глаза:

— Я так счастлива, Ги, что вы с нами.

* * *

Всю ночь они скакали по направлению к Бретани. Лишь там беглецы смогут почувствовать себя в безопасности. На рассвете сделали остановку в замке одного рыцаря, своего верного союзника.

Прежде чем продолжить путь, Констанция решила обсудить с Ги де Туаром положение, в котором они оказались.

— Странная вещь, стоит мне увидеть Джона, и я сразу понимаю, какой это злодей. Но когда его рядом нет, я готова поверить, что он вовсе не так уж плох.

— Не следует забывать, что он боится Артура. Ведь многие считают, что корона должна принадлежать вашему сыну. Это значит, что, пока Джон жив, Артуру покоя не будет.

— Какой ужас! Хоть бы кто-нибудь убил этого негодяя, как убили его брата!

— Все может быть, но пока этого не произошло, будем осторожны.

— Не знаю, что бы я без вас делала.

— Я всегда буду с вами, Констанция. Давайте поженимся.

— А как же граф Честер?

— Этот брак недействителен. Расторгнуть его будет нетрудно. Ведь брак заключен только на бумаге.

— Здесь есть священник. Он может поженить нас, и тогда я буду знать, что мы никогда не расстанемся.

— О, как бы я этого хотел!

Сразу же после бегства из Ле-Мана Ги де Туар и Констанция обвенчались.

Когда Джон узнал, что Артур исчез, он впал в такую ярость, что никто не осмеливался приблизиться к королю до самого вечера. Джон катался по полу, устланному тростником, рвал зубами сухие стебли, истошно вопил. О, что он сделает с Артуром и его матерью, когда они вновь попадут к нему в руки!

* * *

Королева Альенора чувствовала себя беспомощной и старой, что было совсем неудивительно, если учесть, сколько ей исполнилось лет. Мало кто доживает до такого возраста. Ведь через два года королеве исполнится восемьдесят! Было время, когда ей казалось, что она никогда не умрет. Но после смерти Ричарда Альенора утратила волю к жизни и решимость, силы оставили ее. Первоначально она собиралась прожить в монастыре совсем недолго, чтобы помолиться и очиститься душой. Еще несколько лет назад она рассмеялась бы, предложи ей кто-нибудь провести в обители весь остаток жизни. Сегодня же королева была бы счастлива такой судьбе.

Но увы, о покое думать еще рано. Жизненный опыт научил Альенору мудрости. Она прекрасно понимала, в какое опасное положение ставит ее сына наличие претендента на престол. Королева-мать лучше, чем кто бы то ни было, знала слабости и недостатки Джона, но он был ее родным сыном, а сын, что ни говори, всегда ближе, чем внук. Значит, нужно во что бы то ни стало сохранить Джону корону.

Итак, долг снова зовет в дорогу. Мирной жизни в Фонтевро настал конец. Нужно отправляться в Аквитанию, чтобы сохранить эту провинцию для Джона. Иначе богатые земли достанутся французскому королю.

Странное дело: мысль о поездке в родные края не доставляла Альеноре ни малейшей радости. Все дело в том, что годы молодости и любви остались в далеком прошлом. Когда-то молодые красавцы сочиняли песни в честь несравненной Альеноры. Все были влюблены в аквитанскую наследницу. Однако кто станет слагать мадригалы ради восьмидесятилетней старухи!

Если кто-то и попытается, Альенора первая поднимет такого ухажера на смех.

Но дело не в ностальгии. Нужно вернуться в Аквитанию, чтобы удержать там власть. В качестве властительницы этой провинции Альенора должна будет дать присягу на верность королю Филиппу, сюзерену Аквитании. Когда же порядок будет восстановлен, Альенора передаст Аквитанию сыну. Лишь тогда она сможет вернуться в Фонтевро и спокойно наслаждаться уединением и миром, которые стали ей так дороги.

Альенору очень беспокоило, сумеет ли Джон справиться с таким опасным противником, как король Филипп. Ричард, тот обладал странной властью над французским королем. Интересно, как отнесся Филипп к смерти своего давнего знакомца? Их связывали долгие и сложные отношения. Пока Ричард был жив, Филипп ни за что не осмелился бы напасть на его земли. Но Джона он не боится. Впрочем, стоит ли заглядывать так далеко в будущее? Ведь Альеноре осталось жить совсем недолго. И все же характер королевы-матери был таков, что она не умела сидеть сложа руки.

В замок прибыли гонцы, известившие королеву о приближении королевского кортежа. Королева велела готовить пир, а сама поднялась на башню. Вскоре она увидела вдали кавалькаду и отправилась встречать сына.

Она нежно обняла Джона, и они уединились, чтобы спокойно обо всем поговорить.

— В Лез-Анделисе я встречался с французским королем, — сообщил Джон. — Мы заключили перемирие. Хочу рассказать вам об этом поподробнее.

— Как вел себя Филипп? Уверена, что он не слишком упрямился, — заметила Альенора, и глаза ее блеснули знакомым огнем. Вновь она чувствовала, что находится в самом центре событий. Какое там уединение! Разве она создана для спокойной жизни?

Король Филипп оказался в весьма щекотливом положении. Альенору очень занимал этот человек, тем более, что он был сыном ее первого супруга. Иногда королева думала, что и сама не отказалась бы от такого отпрыска. Удивительно, как смог святоша Людовик вообще обзавестись наследником? Филипп очень умен. Вряд ли на свете сыщется другой такой хитрец и прозорливец. Он честолюбив, но предпочитает одерживать победы на дипломатическом поприще, а не мечом. В конечном итоге мирные победы — самые надежные. Второй муж Альеноры, Генрих Английский, придерживался того же мнения. Он пользовался репутацией прекрасного полководца, однако брался за оружие, лишь когда все остальные средства были исчерпаны. Альенора считала, что именно этой тактикой и объясняются успехи ранних лет его царствования. Филипп похож на Генриха. Ричард — тот был другой: слишком прямой, слишком негибкий. Он был уверен, что любой спор можно решить с помощью силы. Обычно так и происходило, особенно если учесть, что Ричард был величайшим воином своей эпохи. Однако правители дальновидные и осторожные, вроде Генриха II или Филиппа Французского, как правило, достигали не меньших результатов, причем с малыми затратами.

Странно, что Филипп, когда-то состоявший в любовной связи с Ричардом, без памяти влюбился в женщину. Однако приходится этому верить — иначе французский король не пошел бы ради этой женщины на такие политические жертвы.

Его первая жена Изабелла Геннегау умерла несколько лет назад, родив королю сына Людовика. Через три года Филипп женился на датской принцессе Ингебурге. Однако жена с самого начала внушила ему такое отвращение, что Филипп наотрез отказался жить с ней под одной крышей. Как это обычно и происходило в подобных случаях, он затеял бракоразводный процесс, сославшись на опасность кровосмешения. Французский двор, разумеется, сразу же поддержал своего короля.

Однако избавиться от жены королевского рода — дело непростое. Римские папы проявляли понимание, если одна из конфликтующих сторон была несравненно сильнее другой. Но в данном случае с обеих сторон приходилось иметь дело с королями, поэтому папа Целестин отменил развод и запретил Филиппу жениться вновь. Король не послушался, однако две следующие принцессы, к которым он посватался, отказались от высокой чести стать французскими королевами. Они побоялись, что тоже не понравятся Филиппу и он поступит с ними так же, как поступил с Ингебургой. И тут Филипп встретил Агнессу де Меран, красота и ум которой очаровали его до такой степени, что король решил жениться, невзирая на папский запрет. Так он и поступил. Покладистый папа Целестин, возможно, и смирился бы с таким самоуправством, но его преемник, Иннокентий III, придерживался более строгих взглядов и не был склонен к компромиссам. Он отправил Филиппу буллу, в которой пригрозил нечестивцу гневом Господним и карой церковной. Если Филипп продолжит сожительствовать с Агнессой, папа подвергнет Францию интердикту, а это значит, что в королевстве нельзя будет отправлять мессы и отмечать религиозные праздники.

Филипп разъярился и объявил, что обойдется без папской санкции. Повоевав в Святой Земле, король заметил, что сарацины под предводительством великого Саладдина превосходно обходятся и без благословения Рима.

Вот как обстояли дела при французском дворе. Альенора отлично понимала, что, как бы ни храбрился Филипп, ему сейчас приходится несладко. И дело даже не в религии — просто без поддержки церкви он лишится многих своих сторонников.

Вот почему королева-мать хитро улыбалась, зная, что Филипп под угрозой папского интердикта не может себе позволить жесткую позицию на переговорах.

— Да, Филипп проявил благоразумие, — подтвердил Джон.

— Еще бы. Ему не до нас, он должен уладить конфликт с папой.

— Мы договорились о следующем. Филипп признает меня наследником всех французских владений Ричарда.

— Это превосходно. Но вам наверняка тоже пришлось пойти на какие-то уступки.

— Я вынужден был отдать ему Вексен.

— Жаль, но, полагаю, этим еще не ограничилось.

— Кроме того, я пообещал выплатить двадцать тысяч марок.

Альенора поморщилась, но Джон лишь хитро сощурился. Одно дело — обещать, другое дело — выплатить. Надо думать, Филипп тоже не слишком заблуждался насчет этого обещания. Ведь он знал, с кем имеет дело.

— И еще одно условие, которое вас наверняка порадует, — продолжил Джон. — Моя племянница, а ваша внучка Бланш должна обручиться с дофином Людовиком.

Альенора улыбнулась:

— Значит, малютка Бланш станет королевой Франции.

— Я знал, что вас это порадует. Но я еще не сказал вам самого главного. Филипп признал, что я — сюзерен Артура.

— Отлично! Вы превосходно справились со своей задачей.

— Кое-кто считает, что я проявил излишнюю мягкость. Меня даже называют Иоанном Покладистым. Но ничего, если я разыщу того, кто возводит на меня хулу, запорю до смерти.

— Слова немногого стоят, сын мой. Главное то, что Филипп признал Артура вашим вассалом. Нужно поскорее привезти из Кастилии малютку Бланш, пока Филипп не передумал.

— Я пошлю за ней кого-нибудь.

— Нет, — решительно заявила королева. — Я сама отправлюсь в путь.

— Вы? В такое утомительное путешествие?

— Когда я стану не в состоянии совершать утомительные путешествия во имя помощи собственному сыну, мой земной путь окончится. Но этот час еще не настал. Я немедленно начну приготовления к отъезду. — Взгляд старой королевы горел огнем. — Я буду счастлива вновь увидеть своих детей, да и то лишь на самый короткий срок.

— Но это путешествие полно опасностей!

— Сын мой, вся жизнь состоит из опасных путешествий.

Альенора не тратила слов попусту. Она быстро собралась в дорогу и вскоре уже держала путь в Кастилию.

* * *

Джон был весьма доволен собой. Конечно, в народе шептались, что ему далеко до старшего брата, но ничего, он еще всем им покажет. Заключил же он выгодный договор с французским королем! Теперь главный его соперник, Артур, является не более чем вассалом Джона.

Можно позволить себе немного отдохнуть и поразвлечься. А разве есть развлечения лучше, чем охота?

Король собрал своих ближайших друзей, таких же беспутников, как он сам. Они смотрели Джону в рот, восторженно воспринимали каждое его слово. Лишь в окружении своих любимцев Джон чувствовал себя настоящим королем. После отъезда Альеноры Джон принялся осваивать новые леса, в которых ему не доводилось охотиться прежде. Как и все его предки, король обожал псовую охоту. Больше всего ему нравилось смотреть, как убивают затравленного зверя. Сравниться с этим наслаждением могло лишь лицезрение человеческих страданий.

Как-то раз Джон мчался со своей свитой по лесу между владениями графства Ла-Марш и графства Ангулем. Внезапно королю и его свите преградила дорогу кавалькада, двигавшаяся во встречном направлении. Впереди на лошади сидела молоденькая девушка, почти ребенок. Ей было никак не больше тринадцати лет, но стоило Джону бросить один-единственный взгляд на ее лицо, и у короля внутри все замерло. Он никогда прежде не испытывал ничего подобного. Девочка была так прекрасна, что с ней не могла сравниться ни одна из женщин, которых Джону доводилось встречать в жизни. Но дело было не только в красоте. Незнакомка смотрела с таким вызовом, в ее взоре были и властность, и чувственность, и озорство… Джона охватило неудержимое желание выхватить девочку из седла и умчаться с ней прочь, куда глаза глядят.

Король поднял руку, и охотники остановились.

— Кто вы такие и что здесь делаете? — спросил он.

Молодой человек, ехавший рядом с юным созданием, ответил:

— Я Юг де Лузиньян, сын графа де Ла-Марша. Это я должен спросить, что вы делаете на землях моего отца?

— Мой милый друг, — недобро сощурился Джон, — стало быть, вы — сын графа де Ла-Марша и считаете эти земли своими. Я же — владетель всей Аквитании и ваш сюзерен. Советую вам об этом не забывать.

Молодой человек соскочил с лошади и низко поклонился, после чего Джон сменил гнев на милость:

— Ну-ну, — сказал он, — ничего страшного. Скажите-ка, кто эта дама?

— Моя невеста, милорд. Это Изабелла, дочь графа Ангулемского. Она воспитывается в доме моего брата.

— Очаровательна, просто очаровательна! — заметил Джон. — Итак, вы — сын графа де Ла-Марша. Понятно. Ну что ж, желаю приятно провести время.

Он кивнул и поскакал дальше. Любимцы короля были потрясены. Увидев, как глаза их господина вспыхнули огнем, эти повесы решили, что сейчас произойдет нечто более интересное. Например, похищение смазливой девчонки из-под носа ее сопровождающих.

Однако Джон пребывал в задумчивости. Это состояние было ему мало свойственно, но, когда один из придворных осмелился потревожить его покой, король ничего не ответил.

Некоторе время спустя он негромко спросил:

— Граф де Ла-Марш, он сказал… Как вы думаете, скоро ли может состояться свадьба?

— Девочка слишком юна, милорд. Ее можно взять в жены не раньше, чем года через два.

— Если эта свадьба вообще состоится, — загадочно улыбнулся Джон.

Мысли о девушке не шли у него из головы. Она снилась ему каждую ночь. Поразительно, ведь Изабелла была совсем еще ребенком! Как странно она на него посмотрела — в этом взгляде не было ничего детского. Может быть, просто испугалась? Ведь она видела перед собой не просто сюзерена, но и короля Англии.

Джон думал о девочке днем и ночью. Он очень хорошо запомнил ее облик: густые вьющиеся волосы, нежный овал лица, огромные прекрасные глаза, одновременно невинные и распутные. Какое интригующее создание!

Больше всего королю хотелось устроить похищение девчонки. А потом можно делать с ней все, что угодно. Хоть изнасиловать. Хотя, возможно, насилие и не понадобится…

Однако она была не простолюдинкой, а дочерью графа Ангулемского и будущей невесткой графа де Ла-Марша. Нельзя обращаться с ней, как с крестьянкой. Лузиньяны — род знатный и могущественный. Они могут поднять против Джона всю Аквитанию, ведь население этой провинции не слишком благоволит к своему господину. Королеве Альеноре там доверяют, но не ее сыну. Однако Альенора родилась и выросла в Аквитании, так что привязанность к ней местных жителей вполне понятна. Зато ее мужа и сыновей аквитанцы всегда ненавидели. Ричарду приходилось все время подавлять мятежи в этой неспокойной провинции. Жаль, конечно, что нельзя взять девчонку силой, однако это было бы чистейшим безрассудством.

И все же Джон не мог выбросить из головы встречу в лесу. Теперь он не мог смотреть на других женщин — очаровательное, завораживающее личико лесной феи все время стояло у него перед глазами.

* * *

Со временем король пришел к выводу, что единственный способ заполучить Изабеллу Ангулемскую — жениться на ней. Не такая уж это безумная затея. Граф Ангулемский, разумеется, будет польщен таким сватовством, да и в политическом смысле брак имеет свои выгоды: народ Аквитании станет лучше относиться к английскому королю. Правда, Изабелла уже обручена с одним из Лузиньянов, а этот род влиятелен и воинствен. Что поделаешь, придется Лузиньянам смириться.

Чем больше Джон думал об Изабелле, тем быстрее крепла его решимость. Столь знатной девицей можно завладеть лишь путем женитьбы. Другого выхода не было — после встречи в лесу король перестал получать удовольствие от связей с другими женщинами.

Нет, определенно, другого выхода нет — только женитьба.

Правда, Джон вот уже десять лет был женат на Хадвизе Глостерской. Свадьба состоялась перед коронацией Ричарда, который хотел наделить брата богатыми землями из приданого невесты. Джон благополучно завладел состоянием Хадвизы, так что цель брака была достигнута. Жену он в последний раз видел очень давно. Хадвиза ненавидела своего супруга всей душой, и это, пожалуй, было единственным, что привлекало в ней Джона. Ему изредка доставляло удовольствие требовать от нее исполнения супружеских обязанностей, зная, как они ей отвратительны. Если бы Хадвиза относилась к нему без столь явной неприязни, Джон к ней вообще и близко бы не подошел. Однако с годами Хадвиза умнела, понемногу училась владеть своими чувствами, и встречи с ней перестали быть такими увлекательными, как прежде. За последние пять лет Джон ни разу не встречался со своей женой.

Однако король обязан думать о наследнике. Нельзя же, подобно Ричарду, оставить страну без наследного принца. Нужен сын, а для этой цели Джону понадобится очаровательная Изабелла. Однако сначала нужно избавиться от Хадвизы.

Каким образом? Можно, конечно, ее отравить. Хотя это не самый разумный выход. Возникнут подозрения, если король женится на Изабелле сразу же после скоропостижной смерти жены, а откладывать свадьбу Джон не собирался. С другой стороны, вполне можно затеять бракоразводный процесс по причине слишком близкого родства — ведь они с Хадвизой кузен и кузина.

Да, это самый простой способ. Кровосмешение — верное средство. Генрих I был прадедом и Джона и Хадвизы. Правда, Хадвиза происходила от незаконнорожденного отпрыска короля, но это ничего не меняет. Бабка Джона, Матильда, и дед Хадвизы, Роберт Глостер, были сводными братом и сестрой. Родство близкое, так что осложнений с разводом можно не опасаться.

Никто из министров не осмелится возражать. Римскому папе, конечно, это не понравится, как и в случае с разводом Филиппа Французского. Тут все зависит от согласия Хадвизы. Если она не станет противиться, Джон скоро будет свободен… Свободен — для Изабеллы…

Вернувшись в Англию, король сразу же отправился в замок Мальборо, где жила Хадвиза.

Она спустилась во двор и, как того требовал обычай, поднесла супругу стремянную чашу. Обычно Джон заставлял Хадвизу первой пригубить напиток, ибо боялся, что она его отравит. Наверное, он слишком уж осторожничал — у Хадвизы не хватило бы характера на такое. С другой стороны, в тихом омуте…

— Ах, дорогая Хадвиза! — воскликнул король. — Надеюсь, вы находитесь в добром здравии.

Хадвиза сама, не дожидаясь, пригубила из чаши и протянула ее мужу. Он выпил до дна и отшвырнул кубок — тот со звоном покатился по каменным плитам. Король же соскочил с коня и сказал:

— Пойдемте, Хадвиза. Мне нужно с вами потолковать.

Он взял королеву под локоть и внутренне усмехнулся, почувствовав, что она вся дрожит. Кажется, бедняжка подумала, что он приехал провести с ней ночь. Как же она отвратительна, особенно по сравнению с Изабеллой. Пусть немножко потрясется от страха — это пойдет ей на пользу.

Жалко, времени мало, а то можно было бы позабавиться поосновательней. Хотя нет, не стоит. Не дай Бог, еще забеременеет. Это все осложнило бы. Ведь один из поводов для развода — бесплодие Хадвизы. Рождение наследника — священный долг королевской четы.

Джон отвел супругу в опочивальню и немного подождал, пока Хадвиза возьмет себя в руки. Королева изо всех сил делала вид, что не страшится предстоящего мучения.

Но сегодня у Джона не хватило терпения терзать ее, как прежде. Ему хотелось только одного — поскорее от нее избавиться.

Король раскинулся в кресле и принялся разглядывать острые концы своих сапог.

— Не кажется ли вам, дорогая Хадвиза, что наш брак получился не вполне удачным? Сами знаете, в чем причина: кровное родство. Нам вообще не следовало жениться. Если бы наш с вами прадедушка был менее похотлив и хранил верность своей жене, вас бы вообще на свете не было.

Хадвиза сидела, склонив голову. Она не хотела, чтобы муж увидел искорки надежды, зажегшиеся в ее глазах.

— Когда я на вас женился, — продолжил Джон, — я был всего лишь братом короля. Все думали, что у Ричарда родятся сыновья, и корона достанется им, а не мне. Лишь поэтому нам с вами позволили жениться, хотя вопрос о кровосмешении обсуждался и тогда.

— Не забывайте, что я была богата, — с вызовом заметила Хадвиза.

— Что верно, то верно, — не стал спорить Джон. — Наш прадед оставил своим бастардам щедрое наследство.

— А может быть, он просто понял, что мой дед, а его сын, служит ему гораздо более верно, чем законные дети.

Значит, характер у нее все-таки есть, подумал Джон.

— Посмел бы он вести себя иначе, — пожал плечами король. — С бастардами разговор короткий. С другой стороны, у законного сына имеются свои права. Он не должен пресмыкаться, как это делают ублюдки.

— Мой дед ни перед кем не пресмыкался! Про него рассказывают, что он был благороднейший рыцарь и король высоко ценил его.

Джон нетерпеливо отмахнулся:

— Я пришел сюда не для того, чтобы обсуждать с вами достоинства бастардов. Хадвиза, вы достигли весьма высокого положения. Некоторые даже называют вас королевой.

— Разве супруга короля не королева?

— Это зависит от самого короля. Вы ни разу не были при дворе. Вы не сопровождаете меня в поездках. Вас не короновали во время моей коронации. А ведь обычай требует, чтобы королеву венчали на царство вместе с супругом. Надеюсь, вы понимаете, к чему я клоню?

Джон видел, как взволнованно вздымается ее грудь. Будем надеяться, что это от радости, подумал Джон. Наверняка она хочет от меня избавиться, ведь она меня ненавидит. Будь чуточку посмелее, давно отравила бы. Когда Джон совершал весьма редкие визиты к ее ложу, Хадвиза испытывала неимоверные страдания. Джон и сейчас бы с удовольствием ее помучил, да, жалко, времени было в обрез.

— Вы не смогли родить мне ребенка, милая, — сказал он. — Десять лет я на вас женат, а результата никакого. Правда, попыток было предпринято не так уж много, но тем не менее. Я король, мне нужен наследник. Раз вы не способны произвести его на свет, придется мне попытать счастья с другой избранницей.

— Вы хотите аннулировать брак, — спокойно сказала Хадвиза.

— Или аннулировать, или развестись.

— Думаю, это будет нетрудно, — поспешно кивнула она. — Ведь архиепископ Кентерберийский выступал против свадьбы.

— Да, старина Болдуин. Помните, как он бесился? Ничего не поделаешь, Хадвиза, родство есть родство.

— Вы сможете снова жениться, и тогда, возможно, у вас появится наследник.

Хадвиза подумала: бедная невеста. Но чувство облегчения было сильнее жалости.

— Я для того и приехал, чтобы сообщить вам эту весть. Думаю, расторгнуть брак будет несложно, я уже предпринял кое-какие действия. Три епископа из Нормандии и три из Аквитании вынесут вердикт. Заранее знаю, каким он будет. Римский папа тоже не станет вмешиваться — если, конечно, вам не вздумается артачиться.

— Можете на меня рассчитывать, — задыхаясь от волнения, проговорила Хадвиза. — Я возражать не стану. Я счастлива, что вы приняли такое решение.

— Стало быть, все чудесно.

Он встал, огляделся по сторонам. В этой опочивальне он провел когда-то несколько веселых минут, но ужас в глазах жены быстро ему приедался.

— Прощайте, Хадвиза.

— Прощайте, Джон, — тихо ответила она, впервые в жизни произнося эти слова с таким восторгом.

Король покинул замок, находясь в превосходном расположении духа.

Ах, Изабелла, Изабелла, думал он. Скоро ты будешь моей.

* * *

Не следовало проявлять слишком явного нетерпения. Нужно дождаться вердикта епископата. Джон получил огромное удовольствие, произнося перед прелатами проникновенную речь:

— Я долго и тягостно размышлял, прежде чем принять решение. Хадвиза Глостерская была мне доброй женой, и я с болью душевной отсылаю ее от себя. Видно, такова уж воля Господня…

Епископы поглядывали на короля с некоторым подозрением, и он, решив не переигрывать, сменил тон:

— Честно говоря, меня больше всего заботит вопрос престолонаследия. Мне нужен сын. Стране нужен наследник. У короля есть долг перед подданными.

Епископы совещались недолго. В конце концов, король поступает правильно, разрывая этот бесплодный брак. Вопрос о престолонаследии решается проще всего, когда у короля есть прямой и несомненный наследник. Иначе может возникнуть междуусобица, как сейчас между Джоном и Артуром.

Все шестеро прелатов единогласно решили, что король должен развестись и найти себе новую жену, которая родит наследника.

Так Джон вновь стал холостяком. Римский папа, памятуя о том, что церковь в свое время возражала против брака Джона и Хадвизы, вынужден был помалкивать. Придраться к разводу он смог бы лишь в том случае, если бы Хадвиза заявила протест.

Итак, все устроилось наилучшим образом, Джон мог смело действовать дальше.

Продолжая начатую игру, он стал делать вид, что всерьез подыскивает новую невесту. Не следует никому знать, что невеста уже избрана. Плод должен созреть, и тогда брак с Изабеллой Ангулемской будет воспринят как надо.

Король затеял обстоятельную беседу о предстоящем браке с Вильямом Маршалом.

— Ричард правильно поступил, женившись на Беренгарии Наваррской, — сказал он. — Наваррское королевство — верный союзник нашего дома. Мне хотелось бы укрепить наши позиции в том регионе.

Вильям Маршал не стал с этим спорить.

— Однако Наваррское королевство воюет с Кастилией и Арагоном, ибо эти страны состоят в союзе с французским королем. Мне пришло в голову вот что: не заполучить ли нам в союзники Португалию?

— Ага, так вы подумываете о дочери португальского короля? — сообразил Вильям Маршал. — Что ж, неплохая партия. Надо немедленно отправить посланцев в Португалию.

— Да, и чем скорее, тем лучше.

Так и поступили. Наедине с самим собой Джон от души потешался над португальским двором. То-то они обрадуются, когда им предложат брачный союз с самим английским королем.

— Нет, ваше португальское высочество, — прошептал он. — Я вашим мужем не стану. Да и вы меня не устраиваете. Мне нужна только моя Изабелла.