Миссис Фитцгерберт сидела на балконе, выходившем на улицу Стейн, и смотрела вниз. Брайтон... это место она любила больше всего на свете, ибо здесь познала истинное счастье. Теперь, когда принц совершенно перестроил «Павильон», Мария покинула маленький домик, находившийся по соседству. И чувствовала себя на новом месте превосходно. Здесь был ее семейный очаг, где она жила вместе с мужем и горячо любимой дочерью.

По странной иронии судьбы многие отказывались верить, что это ее муж, а дочь была приемной.

Майское солнце светило ярко, однако Марию слегка знобило — от мыслей о том, как непрочна ее жизнь. Пока все, правда, чудесно, но в считанные недели это может измениться.

Принц всегда любил приволокнуться за женщинами, и хотя при каждой встрече не уставал повторять, что Мария — его возлюбленная, его душа, его горячо любимая супруга, это не мешало ему то и дело заводить любовные интрижки. Потом он, разумеется, приходил к ней с повинной, но Мария по своей вспыльчивости не всегда могла удержаться от комментариев. Тогда они с принцем ссорились. Потом, правда, к обоюдному удовольствию, наступало примирение, но в минуты размолвок Марии хотелось удержать все счастливые мгновения, удержать навечно, а то вдруг в будущем все переменится?

И потом Минни... обожаемая Минни, радость и утешение Марии, ее любимое дитя, могла быть отнята родственниками, которые время от времени предпринимали такие попытки. Да, жизнь была полна тревожных неожиданностей.

Мисс Пайгот, верная подруга и компаньонка Марии, бывшая при ней, когда Мария, выйдя замуж за принца, начала вить семейное гнездышко, выглянула на балкон и засуетилась. Солнце, конечно, светит ярко, но ветер сильный. Может быть, Марии лучше накинуть на плечи шелковый платок?

— О, Пиг! Ты обращаешься со мной, как со старухой, — усмехнулась Мария. — Или, наоборот, как с неразумным ребенком.

— Люди, сидящие на сквозняке, ведут себя, словно неразумные дети, — ответила мисс Пайгот.

— Присядь-ка, поговори со мной немного. Где Минни?

— На уроке. У нее никак не получается набросок, поэтому она задержалась.

— Ах, моя дорогая малышка! Какая она хорошая! О, Пиг, как мне повезло, что у меня такая девочка.

— А ей повезло, что у нее есть ты.

— Порой мне бывает даже страшно от того, что я так счастлива.

— Чепуха, Мария! Что с тобой? Все будет хорошо.

— Меня волнует этот судебный процесс. Он все тянется и тянется.

— Судебные тяжбы всегда бывают долгими.

— Да, но что если они выиграют и заберут у меня Минни?

— Его Высочество позаботится о том, чтобы этого не произошло.

Мария улыбнулась.

— По-моему, ты считаешь его богом.

— Ну... он же принц Уэльский, благослови его Господь! Ладно, не расстраивайся. Хочешь, я принесу тебе чаю?

— Подожди, пока придет Минни.

— Тогда ждать осталось недолго. Или я совершенно не знаю характер нашей мисс Минни. Кстати, я не удивлюсь, если и Его Высочество будет тут с минуты на минуту. Могу поспорить, что он, как всегда, окажется на своем месте, — мисс Пайгот рассмеялась. — До чего же забавно! Вечно он появляется неизвестно откуда, никто не видит, как он входит в дом. Ладно, это наш маленький секрет.

— Принц обожает подобные трюки. В глубине души он — ребенок. И, наверно, всегда им будет.

— А что в этом плохого? Должна признаться, что я расстроилась, когда узнала, что вам придется покинуть маленький, уютный домик в саду и переселиться сюда. Но хотя этот дом находится дальше от «Павильона», он кажется ближе, потому что выдержан в том же стиле, что и «Павильон». И так и должно быть! Однако удивительно, что за все время строительства не возникло никаких пересудов.

— Недавно принц посадил Минни в экипаж и отвез в «Павильон». Она была в восторге.

— Как он любит девочку!

— А она его.

— Ну, что тут поделаешь?

— О, Пиг, какая же ты глупышка! — Мария взглянула на мисс Пайгот с любовью. И добавила: — Я тоже.

Но к чему было тревожиться чудесным майским утром, когда все складывалось прекрасно, когда улица пестрела модными нарядами прогуливающихся дам и джентльменов, и каждую минуту кто-нибудь поднимал голову и кланялся величественной женщине, сидевшей на балконе. Некоторые называли Марию Фитцгерберт «миссис Принц», переняв это прозвище у старого Курильщика, который каждое утро окунал принца в море; для других же она была Королевой Брайтона и истинной принцессой Уэльской. Хотя, конечно, принц, думая о благе государства, женился на другой, и скандально известная принцесса Уэльская жила отдельно от него в Монтэгю-хаусе... ну и, кроме того, на свет появилась юная принцесса Шарлотта. Все это доказывало, что миссис Фитцгерберт не может быть законной супругой принца, ибо в противном случае как бы он женился на чужеземной принцессе и произвел на свет ребенка, которому суждено унаследовать трон?

Ах, все это было так запутано, что Мария охотно последовала совету мисс Пайгот и постаралась позабыть про неприятности.

А тут еще и Минни появилась... очаровательная, изящная крошка вышла на балкон, ускользнув из классной комнаты ради того, чтобы провести часок с мамой — Минни называла Марию «мамой», и никто, никто не мог этому помешать!

— Минни, радость моя! Пигги сейчас принесет сюда чаю.

— Это прекрасно, мамочка. Какой сегодня славный денек! Но, может, вам стоит накинуть шаль?

— Пигги меня уже за это поругала. Так вы из меня вдвоем старуху сделаете!

Минни сбегала в дом и, вернувшись с серой шелковой шалью, накинула ее на плечи Марии.

— Милое дитя, что бы я без тебя делала? В глазах Минни сверкнул страх.

— Но ведь вы не останетесь без меня!

— Мы сделаем все, что в наших силах.

— Никто не посмеет пойти против воли Принни!

— Дорогая, это решит суд. Твоя тетя может заявить, что она твоя родственница, а я — нет.

— Но моя мама отдала меня вам!

— Не расстраивайся, дорогая. Мы подождем решения суда и сделаем, как нам велят.

— Если меня заберут от вас, я не буду их слушаться.

— Но мы все равно сможем с тобой встречаться.

— Нет, мой дом здесь. Я не представляю себе жизни в другом месте. И вы — моя дорогая мамочка. Другой я не знала и никогда не признаю.

— Милая Минни, ты мое утешение.

Минни встревожилась. О Боже, неужели Принни опять себя плохо вел? Она была много наслышана о дурных поступках Принни. Когда Минни сидела у него на коленях и они вместе смеялись, он был таким веселым и счастливым. Принни всегда смотрел на Марию с нежностью, а стоило ему заговорить о том, как они счастливы втроем, на глаза его наворачивались слезы. И все же о Принни ходили нехорошие слухи, и Минни знала, что порой мама из-за него страдает. Когда же Минни играла с Шарлоттой, сия чрезвычайно осведомленная юная особа — а она все вокруг подмечала и не уставала твердить Минни, что той, к несчастью, Бог не дал такого таланта — частенько поверяла ей разные тайны. В результате становилось понятно, что все совсем не так прекрасно, как кажется с виду. Существовали подводные течения, о которых Минни не имела понятия. Вот поэтому-то мама нередко грустила, а Пигги сердито стискивала зубы.

Однако когда в доме снова появлялся этот большой сиятельный красавец, когда он смеялся, плакал и восклицал, как он счастлив вновь очутиться дома со своими близкими и как прекрасна жизнь, Минни опять начинало казаться, что так будет всегда. Всегда он будет сидеть здесь, и всегда у него на шее будет элегантный платок, который словно пытается удержать подбородок на месте, не дать ему вырваться. («О, мой подбородок! — воскликнул принц, услышав однажды это замечание Минни. — Открою тебе один секрет. У меня не один подбородок!») Ткань камзола была такой гладкой на ощупь и так аккуратно облегала торс... а на груди сияла бриллиантовая звезда, вид которой неизменно завораживал Минни. Да, это был поистине сказочный принц, и она любила их с Марией больше всех на свете. А мисс Пайгот числилась в этом списке третьей, сразу же вслед за принцем и мамой. Тут был их дом, и трое взрослых образовывали магический круг, в середине которого находилась Минни. Но если Мария — мама, то Принни — папа? Хотя, конечно, трудно представить себе Принни в подобной роли, тем более что, вообще-то, он отец Шарлотты.

«Ладно, — думала Минни, — он просто мой Принни, и наши имена звучат в рифму».

А Мария, глядя на малышку, думала:

«Может быть, следует ее подготовить? Для бедняжки будет страшным ударом, если ее отсюда увезут. Я уверена, ее тетушка Уолдергрейв постарается сделать Минни счастливой, но Минни — такое верное создание, она уже отдала свою любовь мне».

«Господи, сделай так, чтобы мы выиграли этот процесс», — думала мисс Пайгот.

***

Попивая чай, Мария вспоминала, как она впервые увидела Минни. Это случилось в страшный период ее жизни, когда принц Уэльский женился на принцессе Каролине Брауншвейгской. Произошло это более десяти лет тому назад, но Мария никогда не забудет тот день... Орландо Бриджмен, лорд Брэдфорд, принес ей известие о том, что бракосочетание состоялось. Мария упала без чувств. Ей казалось, что всему конец.

Однако потом она прониклась к принцу жалостью, ведь до нее дошли слухи о том, что он ненавидит этот брак и жена ему отвратительна. Едва принцесса зачала ребенка, принц решил, что он выполнил супружеский долг и оставил ее. А после рождения малышки Шарлотты объявил, что больше никогда не будет жить с женой. Мария знала, что он ее терпеть не может; принцу было противно даже слышать ее имя, и он почел бы за величайшее счастье, если бы ему предоставилась возможность избавиться от Каролины. И вот теперь началось расследование... кто знает, к чему все это приведет?

Мария думала, что их любовь с принцем оборвалась, но она ошибалась. Он устал от леди Джерси, которая первое время после свадьбы оказывала на него сильное влияние, и предпринимал попытки вернуться к Марии. Принц, как всегда, не помнил себя: он просил, умолял, он использовал все средства, к которым прибегал раньше... В основном, грозил Марии, что непременно умрет, если она не смилостивится над ним. Он даже попытался покончить жизнь самоубийством. Кое-кто, правда, утверждал, что это было ненастоящее самоубийство, а спектакль, но Мария предпочитала верить в искренность принца. Она не сдавалась и упорно твердила, что, женившись на Каролине Брауншвейгской, он предал их брак.

«Это все было ошибкой, страшной ошибкой!» — уверял принц.

Он рыдал, бросался на колени. Она его настоящая жена! Он требовал, чтобы она выполнила свой долг, вернулась к нему. А если Мария этого не сделает, он расскажет всю правду газетам. Вся Англия узнает, что Мария — его супруга, а эта... эта грубая, вульгарная немка может возвращаться в свой Брауншвейг. Мария была потрясена: она увидела по глазам принца, что он настроен весьма решительно, а ведь Мария знала, что принц горяч и может наломать дров.

— А как же ваша маленькая дочурка, принцесса Шарлотта?

— Пусть забирает ее с собой. Раз я не женат на ее матери, то кто она такая?

Мария ахнула.

— Так говорить про невинного ребенка! Это же ваша собственная дочь!

— В моем сердце есть место только для тебя.

— Как жаль, что вы не помнили об этом, когда позволили привезти в Англию принцессу Каролину.

Но что за смысл был упорствовать? Принц стоял на своем, и поскольку Мария его любила, ей было ясно, что в конце концов она все равно сдастся. Однако она настояла на том, чтобы он обращался с ней как со своей законной супругой, и даже послала Папе Римскому запрос: законна ли церемония бракосочетания, состоявшаяся когда-то в ее доме на Парк-стрит. Из Рима ответили, что да, законна. Мария вернулась к принцу, и некоторое время они были идиллически счастливы.

Однако Мария знала, что принц не способен долго хранить верность какой-либо одной женщине. Этому счастью не суждено продлиться долго. Шеридан утверждает, что принц любит всех женщин на свете. Наивно рассчитывать, что он будет любить только ее и никого больше. Но с другой стороны, она его главная любовь, и сколько бы принц ни волочился за красотками, он не желает расставаться с Марией. Он называет ее «любовь моя», «отрада души моей».

И все-таки Мария не могла положиться на принца. Может, поэтому она так цеплялась за Минни? Может, в глубине души она считала, что даже если принц ее бросит, у нее останется эта милая малышка, к которой она относится как к родной дочери? Но теперь у нее могли отобрать именно Минни. Господи, как печально, что, будучи уже в третий раз замужем, она ни от одного мужа не имела ребенка!

Сеймуры были друзьями Марии. Лорд Хьюго так резко неодобрял женитьбу принца на Каролине Брауншвейгской, что принц разозлился и прекратил с ним всяческие контакты. Однако дружба между Марией и леди Горацией продолжалась, и Мария очень горевала из-за того, что Горация день ото дня слабеет, чахнет, и надежды на выздоровление нет. Лорд Хьюго собирался увезти жену на Мадейру сразу же после рождения ребенка.

Малютка Мэри Сеймур (Минни) родилась унылым ноябрьским днем в Бромптоне. Мария вскоре навестила подругу и ее дочурку. Как только она взяла крошку на руки, то прониклась к ней любовью, однако Марию, как и родителей девочки, встревожило то, что Мэри такая хиленькая.

Какой же это был важный день в ее жизни! И хотя Мария переживала из-за Горации, она все равно была благодарна судьбе за то, что та подарила ей Минни.

У Горации уже было семеро детей, из них — две девочки, и Мария частенько завидовала ее большой семье. И вот когда обнаружилось, что новорожденная малютка слаба и не перенесет поездки, которую матери совершенно необходимо предпринять по состоянию здоровья, было решено оставить девочку с кем-нибудь, кто согласился бы о ней заботиться.

В первую очередь Горация подумала о своей подруге Марии Фитцгерберт; она написала ей, и ответ последовал незамедлительно. Дражайшей Горации нечего даже и думать о том, чтобы отложить поездку; Мария выразила готовность поселить у себя любое число детей Горации и ухаживать за ними до возвращения их матери.

В то время Мария была в Бате, но тут же выехала в Портсмут, где находились Сеймуры. Увидев крошку Мэри, она ласково взяла ее на руки.

— До твоего возвращения, Горация, это будет моя дочка, — сказала Мария.

— Я тебя знаю, Мария. Ты будешь с ума сходить от беспокойства. Может быть, лучше отправить ее к моим родственникам, у которых уже есть дети? Они не станут волноваться из-за пустякового недомогания малышки, а я уверена, что она будет много хворать.

— О нет, Горация, ты ее у меня не отнимешь! Горация улыбнулась.

— Ты же знаешь, я никому с такой охотой не оставила бы свое дитя, как тебе. Я просто боюсь тебя обременить.

— Ну, тогда вопрос решен. До твоего возвращения малышка Мэри будет моей дочуркой.

Горация, конечно, вздохнула с облегчением. И Хьюго тоже.

— Да благословит тебя Господь, Мария, — сказал он. — Оставив малышку на твоем попечении, мы сможем спать спокойно.

И вот Мария взяла малышку Мэри к себе и очень скоро полюбила ее как свою собственную дочь.

А Горация два года жила на Мадейре. Наконец здоровье ее немного поправилось, и она решила вернуться в Англию, поскольку ей хотелось поскорее собрать вместе всех своих детишек. Мария радовалась, что скоро увидит подругу, однако мысль о расставании с Мэри, которая к тому времени успела окрестить себя Минни, приводила ее в отчаяние. Но Горация не успела претворить свой план в жизнь. Она умерла, а через несколько недель, так и не покинув Мадейру, умер и лорд Хьюго. Малышка Минни осталась сиротой.

Когда было оглашено завещание лорда Хьюго, выяснилось, что он отдал распоряжения насчет опеки над всеми своими детьми, кроме Минни, которая родилась после составления завещания. Однако удалось установить, что лорд Хьюго собирался похлопотать и насчет своей младшей дочери, поэтому леди Уолдергрейв, сестра Горации, немедленно вызвалась взять Минни к себе.

Мария пришла в ужас и взмолилась, чтобы ей хоть ненадолго оставили малышку. Дескать, Минни еще слишком мала, нельзя отнимать ее у той, кого она считает своей матерью. Душеприказчики во главе с лордом Генри Сеймуром согласились оставить Минни у Марии еще на год, но затем ей предстояло передать девочку леди Уолдергрейв.

Мария очень надеялась, что за этот год ей удастся уговорить родственников Минни оставить малышку у нее. Принц Уэльский, видя, что Мария считает Минни своей дочерью, под наплывом сентиментальных чувств тоже решил заменить ей родителей; он баловал малютку, играл с ней и всячески старался быть ей нежным отцом.

— Если бы я была уверена, — говорила Мария мисс Пай-гот, — что не потеряю Минни, то я была бы совершенно счастлива.

«Если бы то... если бы это...» — вздыхала про себя мисс Пайгот. Ах, почему в жизни всегда столько «если»?

Однако она очень надеялась на принца Уэльского. Он явно хотел, чтобы ребенок остался с Марией, а родственники Минни, надеялась мисс Пайгот, наверняка не посмеют перечить принцу.

Но лорд Генри Сеймур оказался весьма решительным человеком. Леди Уолдергрейв хотела взять малютку к себе, а она как-никак была ее родной теткой. Мария же при» всей своей респектабельности и царственности была всего лишь любовницей принца Уэльского. Лорд Генри был намерен настоять на совершении правосудия. Год близился к концу, и малышку Марию вскоре предстояло отдать тетке.

Минни, почувствовавшая, что над ее головой сгущаются тучи и каким-то образом догадавшаяся, что ее разлучат с Марией, была напугана. Она повсюду ходила за Марией и ни на мгновение не могла потерять ее из виду. Марию это особенно разжалобило, и она решила сражаться.

Когда Мария рассказала принцу о своих опасениях, он ринулся в бой, словно галантный рыцарь, защищающий даму, коим он себя воображал.

— Ты не потеряешь Минни, любовь моя. Я этого не допущу.

Камергер принца написал лорду Генри письмо, в котором говорилось, что Его Королевское Высочество решил пожаловать мисс Мэри Сеймур десять тысяч фунтов при условии, что она останется на попечении миссис Фитцгерберт.

Принц с восторгом показал копию письма Марии. Ах, как его порадовало то, что она осталась довольна!

— Любовь моя, ну что такое десять тысяч фунтов? Да я все на свете отдам, лишь бы ты и наша дорогая Минни были счастливы.

Однако лорда Генри деньги не прельстили. Он жаждал правосудия. Мэри из рода Сеймуров, и Сеймуры о ней позаботятся. У Мэри, заявил лорд Генри, будет достаточно собственных денег; ей не нужны щедрые подарки Его Высочества.

Мария пришла в отчаяние. Леди Уолдергрейв ей никогда не нравилась, ибо отказывалась считать Марию женой принца; Мария знала, что случится, если Минни переедет к леди Уолдергрейв: их разлучат навсегда.

Видя, как она несчастна, принц заявил, что не допустит произвола. Минни — дочь Марии, которая ухаживала за ней с самого рождения, и их расставание было бы трагедией не только для Марии, но и для девочки. Он не собирается спокойно смотреть на такую жестокость.

— Но что мы можем поделать? — спрашивала Мария. — Они ведь действительно ее законные опекуны. О, почему я этого не предусмотрела? Если бы Хьюго и Горация знали, что случится, они приняли бы меры к тому, чтобы сделать Минни моей дочкой!

Принц терпеть не мог, когда его расстраивали, а эта история служила источником постоянных волнений. Ладно, зато он наконец докажет Марии, что она может на него рассчитывать. Он отвоюет для нее Минни и продемонстрирует преданность своей маленькой семейке.

Принц посоветовался с Сэмюелем Ромилли, блестящим молодым адвокатом, который сказал, что выход есть, ведь завещание было составлено до рождения Минни. Однако вскоре после этого разговора упрямый лорд Генри тоже нанял адвоката, и началась долгая тяжба Фитцгерберт с Сеймурами.

Мария ни о чем другом думать не могла, а судебный процесс шел очень медленно, как всегда бывает в подобных случаях.

На суде всплыл тот факт, что Мария была католичкой, а Сеймуры — протестантами. Неужели ребенок, отданный на попечение явной католичке, будет воспитан в этой вере? Мария ответила, что, по ее глубокому убеждению, ребенка следует воспитывать в вере, которой придерживались его родители. Мэри Сеймур не получала от нее никакого католического воспитания и будет воспитываться в англиканской вере вплоть до того времени, когда она сможет сама выбрать вероисповедание.

Религиозный вопрос несомненно явился одной из главных причин того, почему лорд-канцлер счел законными опекунами Мэри Сеймур ее родственников и высказался, что хотя Мария Фитцгерберт и воспитывала ее с младенчества, ей следует отдать девочку родственникам, ибо того требует правосудие.

Когда Марии сообщили это известие, она потеряла голову от горя. Принц приехал на Тилни-стрит и застал Минни в слезах; девочка цеплялась за Марию, рыдала и кричала, что никогда не оставит ее.

Этого принц вынести не мог.

— Говорю тебе, еще не все потеряно! Неужели ты думаешь, что я позволю им победить? Генри Сеймур — наглый пес. Он хочет показать, что ни в грош меня не ставит. Ей-богу, ему известны мои чувства. Я уже виделся с Ромилли. Мы собираемся передать дело в Палату лордов.

Мария подняла на принца благодарные глаза. Ее обуревал страх, ведь приговор был вынесен справедливо — хоть и без учета человеческих чувств. Но она любила Минни как родную дочь, а Минни любила ее и считала матерью, разлучать их жестоко, хоть, может, и справедливо. Но неужели принц Уэльский способен помешать исполнению правосудия?

Принц считал, что способен. Он был поражен, когда Сеймуры пошли против его воли. И заявил, что не забудет им этого.

И вот теперь Мария пила чай на балконе, выходившем на улицу Стейн, и, поглядывая на сидевшую рядом Минни, надеялась, что процесс удастся выиграть и ее самое заветное желание будет исполнено.

«Если я потеряю Минни, — думала Мария, — то никогда больше не буду счастлива».

Даже любви и преданности принца ей будет недостаточно... хотя при мысли об этом Марии становилось немного не по себе, ведь с самого начала судебного процесса принц продемонстрировал горячее желание поддержать ее.

«Я хочу, чтобы они оба были со мной, — вздыхала Мария. — Всегда».

И тут он вдруг появился на балконе. Должно быть, он уже несколько секунд смотрел на нее с Минни, прежде чем они его заметили.

Мария обернулась и вскрикнула от радости. Вид принца неизменно приводил ее в восторг. Да, он поистине ослепительный красавец — роскошно одетый, надушенный, блестящий светский лев. Он поклонился Марии, в глазах его светились любовь и удовольствие. Принц славился своим умением кланяться и не упускал случая произвести впечатление на окружающих. Поклон его был удивительно грациозен и обворожителен, и принц давал понять, что вкладывает в свой поклон столько изящества исключительно из уважения к своему собеседнику.

— Любовь моя... — Голос принца был нежен и музыкален.

— Ах, как я рада вас видеть, дорогой.

Ну, а Минни просто вскричала:

— Принни!

И церемонии кончились.

Она кинулась к нему, подпрыгнула, принц подхватил ее на руки, и она обняла его за шею.

— Принни сегодня так приятно пахнет. А какой у него красивый шейный платок!

— Мне помог его приобрести Браммель.

— О, какой мягкий!

И Минни уткнулась в него лицом. Мария наблюдала за ними с любовью. Ах, если бы Минни была ее собственной дочерью, если б только не было этой ужасной битвы, этой трагической неопределенности...

Принц поставил Минни на пол, она подставила ему стул, а когда он сел, примостилась между ним и Марией. Взяв руку принца, Минни принялась рассматривать его кольцо.

— До чего же у него всегда прелестные вещи, правда, мама? Я бы могла вечно на него любоваться, если б он не был моим дорогим Принни.

Принц откинулся на спинку стула, глаза его сентиментально заблестели.

— Дорогая Минни, значит, ты немножко любишь своего старенького Принни?

— Старенького? — изумилась Минни. — Я никогда не думала, старый вы или молодой... мне это как-то в голову не приходило.

— Вот видишь, Мария! Минни причислила меня к сонму бессмертных. Раз я никогда не был молод, то, значит, и не состарюсь.

— Вы нам споете? — спросила Минни.

— Прямо здесь, на балконе твоей мамы? Ты хочешь, чтобы внизу собралась толпа?

— Хочу. Хотя нет, потому что тогда вы должны будете исполнять свой долг, кланяться и улыбаться им, и не сможете разговаривать со мной. Мы лучше споем, когда перейдем в гостиную.

— Слово Минни — закон, — улыбнулся принц.

«Ну почему, — спросила себя Мария, — принц не может так же легко общаться со своей собственной дочерью?»

Бедняжка Шарлотта! Марии было жалко девочку, она ведь такая очаровательная... Правда, в присутствии принца она всегда ведет себя неуклюже и неуверенно. Но это неудивительно, если учесть взаимоотношения родителей.

Боже, как же часто проявляется ирония судьбы! Шарлотту — наследницу трона — разлучили с матерью, а отцу она неприятна, потому что напоминает о жене. А как все грустно складывается у нее, Марии: она считает милую Минни своим ребенком — и в то же время не имеет на нее никаких прав.

Вскоре Минни, как обычно, покинула их: она понимала, что принц пришел к Марии и наверняка хочет побеседовать с ней наедине.

— Минни становится с каждым днем все очаровательней, — заметил он, когда девочка ушла.

— Тем тяжелее будет, если...

— Не бойся, мы непременно выиграем, — беспечно откликнулся принц.

— О, если б я могла в это поверить...

— Дорогая моя, я же поклялся, что Минни останется с нами. Неужели ты думаешь, что я не сдержу своего слова?

Мария нежно улыбнулась принцу, однако его слова не могли ее успокоить. Как часто он обманывал ее ожидания!

Она вспомнила об изменах принца: ее долгий, мучительный разрыв с Георгом был вызван не его женитьбой на матери Шарлотты, а романом с леди Джерси. Когда-то он был совершенно очарован этой женщиной, которую сейчас терпеть не мог. А тогда... тогда он так увлекся, что даже бросил Марию. Правда, он потом вернулся, но, пережив такое потрясение, как удержаться от мыслей о том, что подобное может повториться? Поэтому когда принц вопрошал, неужели она ему не верит, Мария лишь улыбалась в ответ.

— Лорд Генри, похоже, настроен весьма решительно. А леди Уолдергрейв никогда не была ко мне дружественно настроена. Они сделают все, чтобы отобрать у меня Минни.

— Не отчаивайся, я что-нибудь придумаю.

— А я уже придумала, — вдруг сказала Мария. — Лорд Генри делает вид, будто он все решает, но на самом деле главой семьи является другой человек. Это лорд Хертфорд, а он пока что держится в стороне. Вот я и думаю: может, мне заехать к леди Хертфорд и попросить ее поговорить с мужем?

— Прекрасная идея. А я дам им понять, что, с моей точки зрения, было бы желательно. Да, пожалуй, ты нашла правильное решение, любовь моя. Попробуем действовать через голову этого наглеца и поговорим с Хертфордом.

Мария воспряла духом. Она даже недоумевала, как ей раньше не пришло в голову такое решение.

— Я завтра же поеду к ней, — сказал Мария.

— А я потом приглашу Хертфорда к себе. Да, теперь я уверен в успехе, любовь моя.

Принц заулыбался, ему захотелось поговорить о чем-нибудь приятном. Да, Мария его прекрасно знала! Он терпеть не мог разговоров, которые его расстраивали. Принц принялся рассказывать Марии о новом покрое брюк, изобретенном Браммелем.

— По бокам разрезы, Мария, которые застегиваются на пуговицы. И пуговицы и петельки — просто чудо. Браммель уверяет, что это дает большой простор для полета фантазии, а насчет пуговиц — у меня тьма идей.

Марии Браммель никогда не нравился; она считала его дерзким. С принцем он водил дружбу, чтобы потом этим хвастаться, да и вообще, что он собой представляет? Щеголь, который стремится только к тому, чтобы перещеголять других. Однако принц придавал огромное значение своему костюму, и это их сближало, так что принца Уэльского частенько видели в обществе Браммеля.

Затем принц заговорил о том, как деградировал «Брукс-клуб».

— Все началось с тех пор, как нас покинул Фокс.

Глаза принца наполнились слезами. Никто не имел такого влияния на принца, как Фокс. Он умер совсем недавно, и после его смерти принц привязался к нему еще больше, чем когда Фокс был жив.

— Там уже нет былого остроумия... да и откуда ему взяться, когда несравненный Фокс нас покинул? Шерри стареет. Разрази меня гром, его сын, Том Шеридан, женился на такой красотке! Это самая очаровательная женщина на свете... конечно, не считая тебя, Мария. Увидев ее, я сказал себе: «Боже мой, в мире есть только одно существо, которое превосходит красотой жену Тома Шеридана — это моя Мария Фитцгерберт».

— Вы ко мне слишком благосклонны.

Принц пришел в восторг от слов Марии и совсем разнежился.

— Что ж, признаюсь, это так, но для меня ты все равно самая прекрасная женщина во всем Лондоне, — он вздохнул. — Ты ничуть не изменилась с тех пор, как я впервые увидел тебя на берегу реки. Помнишь, Мария? Как давно это было... Многое изменилось за эти годы. Бедного Фокса больше нет. «Брукс» без него совсем не тот, что раньше. Разговоры скучны, еда невкусна. Только бифштексы, телячьи ножки и вареные куры с устричным соусом. Я попросил моего шеф-повара Вотье найти другой клуб, и он сейчас этим занимается.

— Вы полагаете, остальные с этим согласятся?

— Ну, разумеется! Они же знают, что там будет заправлять мой шеф-повар. Браммель и мой брат Фред меня поддержат, и через неделю за столиками уже не будет свободных мест.

Принц сиял от радости, предвкушая успех, и Мария решила, что, пожалуй, пора затронуть тему, которая не приведет его в восторг. Однако она была настроена решительно.

— Ах, как Минни вас обожает. Она постоянно о вас говорит. Правильно, по ее мнению, лишь то, что делает Принни.

Принц милостиво улыбнулся.

— Весь день слышится: «А Принни — то, а Принни — это». И Пиг туда же. В нашем доме вы просто бог.

— Ах, они такие милые, я их обеих люблю.

— Дорогой, если бы вы проявляли по отношению к Шарлотте такую же любовь, как к Минни...

— Шарлотта! — напоминание о дочери вывело принца из приятной задумчивости. — До чего же она неизящна! — он содрогнулся. — Такая неуклюжая...

— Она просто робеет в вашем присутствии. Поверьте, Шарлотта может быть совершенно очаровательной.

— С другими, но не с отцом.

— Потому что она относится к вам с трепетом... ей так хочется вам угодить.

— Ты, моя милая Мария, склонна думать о людях лучше, чем они есть на самом деле. Я, например, всегда чувствовал, что девочка подчеркнуто равнодушна ко мне, что ей хочется мне досадить.

— О нет, нет! Это не так.

Принц был несколько удивлен. Хотя Мария порой с ним не соглашалась, он все-таки не привык, чтобы ему перечили.

— Выходит, я не знаю своей собственной дочери?

— Пожалуйста, поймите меня правильно. Шарлотте так хочется снискать ваше одобрение, что она начинает страшно нервничать. Девочка вас боготворит.

— Почему ты так уверена?

— А как же может быть иначе?

К принцу моментально вернулось прекрасное настроение, и Мария поспешила этим воспользоваться:

— Если вы хотите сделать мне приятное...

— Я готов на все, чтобы моя любимая была счастлива. — Принц прижал руку к груди, как он обычно делал, кланяясь в ответ на приветственные крики толпы — правда, подобное теперь случалось нечасто, разве что в Брайтоне...

— Если бы вы хоть изредка ей улыбались, хоть немного выражали свою любовь, давали понять, что рады ее видеть, я думаю, она была бы так рада!

Принц вздохнул.

— Стоит мне посмотреть на нее, Мария, и я вспоминаю это ужасное создание.

— Но почему? Ведь Шарлотта похожа на вас.

— Да, лицом она пошла в нашу родню, но ее манеры... неуклюжесть... — Принц снова содрогнулся. — Это у нее от матери, а любое напоминание о ней приводит меня в дурное расположение духа. Боже мой, Мария! Какой страшный скандал разгорается сейчас вокруг Монтэгю-хауса! Этот мальчишка... Впрочем, если удастся доказать, что он ее сын, то я наверняка избавлюсь от Каролины. Можно будет отослать ее обратно в Брауншвейг. Да, мне станет гораздо легче, если она покинет Англию.

— А вы думаете, это удастся доказать?

— Ну, в таких делах что-либо доказать всегда непросто, но я уверен в успехе. А если мне удастся заручиться поддержкой нужных людей, то я смогу получить развод. Ты себе не представляешь, какой покой воцарился бы тогда в моей душе. День моего бракосочетания с этой женщиной был самым несчастным днем в моей жизни.

Мария ничего не ответила, и принц приуныл. Он слишком углубился в воспоминания о том, что ему хотелось навсегда выбросить из памяти. В глазах принца стояли слезы... слезы жалости к себе. Господи, он, самый элегантный принц на свете, Первый Джентльмен Европы, женат на грубой, вульгарнейшей немецкой принцессе! Он оседлал своего конька и уже не мог остановиться.

— Ты только подумай, какую развратную жизнь она ведет в Блэкхите... принимает всяких проходимцев, общается с ними запросто... да-да, я уверен, что все это так и есть! Моряки Смит и Мэнли, художник Лоуренс... любой из них может оказаться отцом ребенка! А ты понимаешь, Мария, чем это грозит в будущем? Мальчишку могут попытаться сделать королем Англии! Она уже заявила, что если понадобится, то припишет отцовство мне. Якобы до его рождения она провела несколько ночей в Карлтон-хаусе, а поскольку я был почти все это время под влиянием бренди, то откреститься от близости с ней мне не удастся. Это измена! О Господи, Мария, неужели я заслуживаю такого отношения?

— М-да, право же, принцесса Уэльская — странная женщина.

— Странная?! Да она полусумасшедшая. В ней есть что-то маниакальное. Дугласы правильно сделали, что вынесли эту историю на всеобщее обсуждение. И теперь я надеюсь — о Господи, я уповаю на это всей душой! — что мне удастся показать всем гнусную сущность моей так называемой супруги, недостойной носить титулы, которые она получила, явившись в Англию. Да, я намерен доказать это, Мария. Я настроен очень решительно.

— Не нужно растравлять себе душу. Мы можем лишь ждать приговора суда... как и в истории с Минни. Будем молить Бога, чтобы в обоих случаях приговор был вынесен правильно. И все же такой добрый человек, как вы, не может винить ребенка в проступках матери. Вы проявите снисходительность к девочке, позволите ей любить вас, правда? Она так мечтает снискать ваше одобрение. Вы попытаетесь, да? Ради меня...

Принц опять пришел в прекрасное расположение духа. Он увидел себя в роли добродушного отца, который не позволит, чтобы ребенок расплачивался за проступки матери.

И в то же время ему было приятно порадовать свою возлюбленную.

Принц поцеловал Марии руку.

— Я выполню любую твою просьбу... всегда, — сказал он.

Люди, прогуливавшиеся по улице, подняли вверх головы и заметили его.

При виде принца и Марии, которая с самого начала пользовалась их симпатией, они пришли в неописуемый восторг. Балкон миссис Фитцгерберт, на котором рядом с ней сидел нежный, любящий принц, считался одной из достопримечательностей Брайтона. В Брайтоне принцессой Уэльской была миссис Фитцгерберт, а не та, из-за которой сейчас разгорелся страшный скандал, поскольку в процессе расследования, так сказать, «щекотливых обстоятельств» всплыли весьма неприглядные подробности.

Ах, до чего же очаровательно смотрелась эта влюбленная парочка: оба полные, не очень молодые... но зато всем, у кого молодость уже миновала, это служило напоминанием о том, что романы бывают не только в юности.

Никто не видел, как принц выходит из «Павильона»: он всегда появлялся на балконе, что называется «откуда ни возьмись». Поговаривали, будто из «Павильона» в дом миссис Фитцгерберт прорыт подземный ход; дескать, принц повелел сделать его, чтобы посещать любимую украдкой.

Как романтично! Как мило! Право же, принц Уэльский вносит в их жизнь приятное волнение.

Зеваки прогуливались внизу, и когда им удавалось поймать взгляд принца, он кивал им и улыбался, а порой даже вставал и предоставлял своим подданным возможность увидеть самый грациозный поклон в мире.

***

Мария при первой же возможности отправилась к леди Хертфорд, которая приняла ее очень милостиво. Леди Хертфорд не отличалась особой красотой, однако будучи замужем за одним из богатейших пэров Англии, принадлежавшим к партии тори, она была о себе очень высокого мнения. Одевалась она всегда элегантно; единственной слабостью миссис Хертфорд было ее пристрастие к хорошей одежде; это было у нее на уровне инстинкта, и ее наряды считались самыми изысканными во всей Англии.

Хотя миссис леди Хертфорд была истовой протестанткой, она доброжелательно относилась к Марии, ведь та — в той мере, в какой Марию вообще интересовала политика — поддерживала тори, а леди Хертфорд всей душой была за тори.

И поскольку в ее жизни существовали две пламенные страсти — поддержка тори и стремление выглядеть как можно элегантнее, у леди Хертфорд и Марии были некоторые точки соприкосновения. Но с другой стороны, связь с принцем Уэльским поставила Марию в щекотливое положение. Правда, Мария вела респектабельный образ жизни, однако леди Хертфорд, женщина от природы очень холодная, не выносила даже малейшего намека на скандал. И все-таки она относилась к Марии если не как к подруге, то уж во всяком случае как к хорошей знакомой.

Леди Хертфорд взяла Марию за руку и, проявив максимум теплоты, на которую была способна, пригласила гостью в дом.

— Дорогая Изабелла, — сказала Мария, — я приехала поговорить с вами о деле, которое меня чрезвычайно заботит, и хочу попросить вас о помощи. Принц присоединяется к моим мольбам.

— Принц? — подняла брови леди Хертфорд.

— О да, он вовлечен в эту историю почти так же, как и я, ибо принц всей душой любит это дитя. Я говорю о вашей родственнице, Мэри Сеймур.

— Ах, вот оно что... — протянула леди Хертфорд. — Да, это пренеприятная история. Похоже, они твердо решили забрать у вас Мэри.

— А я... и принц... намерены сделать все, что в наших силах, дабы предотвратить это. Поймите, Изабелла, Минни... мы так ее называем... для меня все равно что собственная дочь! Я ухаживаю за ней с младенчества. Наши сердца будут разбиты, если нас разлучат.

— Насколько мне известно, забрать девочку хочет ее тетя Уолдергрейв.

— Но зачем? — воскликнула Мария. — Если она любит малышку, то должна желать ей счастья, а Минни счастлива, живя у меня.

— Мэри считает вас своей матерью, — с мудрым видом — ни дать ни взять Соломон — изрекла леди Хертфорд. — Да, вы правы, отбирать ее у вас нехорошо.

Мария обрадовалась: судя по всему, леди Хертфорд была на ее стороне.

— Так вы говорите, принц будет недоволен, если они выиграют дело?

— Думаю, он никогда им этого не простит. Он обожает Минни... а она его. Если б вы только видели, как она садится ему на колени и рассматривает его камзол! Она прозвала его Принни. О, Изабелла, стоит только посмотреть на них, когда они вдвоем! Я уверена, он будет в отчаянии, если Минни у нас отберут... принц ведь печется не только о моем, но и о ее благе.

Леди Хертфорд задумалась. Принц поддерживал вигов. М-да, если его удастся перетянуть на сторону тори, это будет великая победа! Старый король нездоров. Ходят даже слухи, будто он частенько заговаривается. Его уже один раз хватил удар, и дело чуть было не дошло до назначения регента. Сегодняшний принц вполне может стать завтра королем.

Она сказала:

— Пожалуй, Мария, мне стоит поговорить об этом с мужем. В конце концов, он глава семьи, и если уж кому-то решать судьбу ребенка, так ему... а не каким-то там адвокатам.

— О, Изабелла! Вы читаете мои мысли.

— Да, я могу поговорить с ним.

— Я вам буду вечно благодарна... и принц тоже.

— Предоставьте это дело мне, Мария. Я постараюсь помочь вам. Ну, а теперь не хотите ли выпить чаю?

***

Леди Хертфорд, не теряя времени, рассказала мужу о визите Марии.

Френсис Сеймур, второй маркиз Хертфорд, имел большие политические амбиции. Он провел в Палате общин лет сорок и был казначеем в правительстве лорда Норта. Когда отец Френсиса получил титул маркиза Хертфорда, Френсис стал графом Ярмутом и занял место отца в Палате лордов.

Изабелла была его второй супругой; она имела свой собственный капитал, и муж всегда прислушивался к ее мнению. Вот и сейчас он внимательно выслушал рассказ жены.

Изабелла сложила на коленях свои прекрасные руки и довольно чопорно произнесла:

— Эта крошка явно должна остаться с Марией Фитцгерберт. Отнимать ее у Марии жестоко. Девочка счастлива там. И потом принц будет недоволен.

— И все же, — возразил лорд Хертфорд, — лучше вернуть девочку в нашу семью. Она же не одна на свете!

— Мой дорогой Френсис, миссис Фитцгерберт прекрасно заботилась все эти годы о Мэри. Если девочку сейчас отобрать, это причинит крошке страшную боль, я уверена. Кроме того, думаю, принц никогда не простит Генри за то, что он был так настойчив.

— Ну, принц — это не король. Для Генри гораздо важнее не огорчить короля.

— Да... принц — всего лишь принц... пока. Но разве мы не должны думать о будущем?

— Человек всегда должен думать о будущем.

— Мария Фитцгерберт сказала, что Его Королевское Высочество вскоре приедет поговорить об этом деле. Я думаю, вам следует напустить на себя глубокомысленный вид, покачать головой* и сказать, что дело невероятно трудное, но вы постараетесь угодить ему. Дайте принцу понять, что вы готовы постараться ради него, что вам важно угодить ему. А затем, может быть, и стоит отдать ребенка Марии Фитцгерберт.

— Но если суд скажет, что девочку нужно вернуть ее тетке Уолдергрейв...

— Мой дорогой Френсис, вы глава этой семьи или не вы? Пусть судебный процесс идет своим чередом. Вполне может быть, что суд вынесет решение передать опеку над девочкой лорду Генри. И тогда вы выступите как глава семьи и заявите, что лучшего опекуна для Мэри Сеймур, чем Мария Фитцгерберт, не найти. Принц, мой дорогой Френсис, будет вам за это вечно благодарен... или во всяком случае долго... насколько это вообще возможно при непостоянстве Его Высочества.

Лорд Хертфорд улыбнулся своей чопорной, элегантной супруге.

— Вы правы, как всегда, Изабелла, — сказал он.

***

Принц сдержал слово. Он дал понять, что ему хотелось бы навестить Хертфордов, и был радушно принят в их доме. Принц принялся расписывать, как ему хочется, чтобы Мэри Сеймур продолжала жить у Марии, и Хертфорды пообещали ему свою поддержку.

— Ваше Высочество, надеюсь, понимает, как это трудно, — молвила леди Хертфорд. — Мы с мужем, разумеется, не сомневаемся в том, что для девочки лучше, однако Генри такой упрямец. Боюсь, что раз уж он затеял процесс, то доведет его до конца. Нужно подумать, как его перехитрить.

Принц посмотрел на свою элегантную собеседницу и нашел ее очаровательной. В ней было удивительное изящество. А какая фигура! И движется она так грациозно... просто удовольствие смотреть, как она ходит по комнате. Наряд леди Хертфорд тоже ему понравился. Она напомнила принцу статуэтку из коллекции китайского фарфора — холодную, бесстрастную, недосягаемую... почти. Да, принц давно не встречал женщины, которая бы так его притягивала.

Он был рад, что дело Мэри Сеймур привело его к Хертфордам.

Леди Хертфорд предложила обсудить все детально, поскольку это может подсказать им какой-либо выход из создавшегося положения.

Она одарила принца любезной улыбкой, в которой не было ни капли искренней теплоты.

— Я не сомневаюсь, — молвила леди Хертфорд, — что суд передаст опеку над крошкой ее родственникам. Так что нам надо исходить из этого.

Принц был совершенно очарован.

— Мы наверняка найдем выход, — продолжала леди Хертфорд, — если как следует все обдумаем. Мы с мужем твердо уверены, что Мэри лучше будет остаться с миссис Фитцгерберт.

Принц чуть было не схватил руку леди Хертфорд и не поднес ее к губам, однако она ловко и как бы невзначай сумела этого избежать.

— Как мне отблагодарить вас за такую доброту? — пылко воскликнул принц.

— Вашему Высочеству не за что благодарить меня, — ответила леди Хертфорд. — Я пекусь лишь о благе ребенка.

Принц был потрясен. Какая необыкновенная женщина! Ее отчужденность восхищала его почти так же, как и элегантность.

— Можно я заеду к вам завтра, чтобы обсудить кое-какие детали?

— О да, мы с лордом Хертфордом к вашим услугам, принц.

— Нет! — горячо запротестовал принц Уэльский. — Это я к вашим услугам.

***

И он стал в этом доме постоянным гостем. Порой, правда, лорда Хертфорда не оказывалось дома, но это было не страшно, ведь леди Хертфорд не хуже супруга разбиралась в сути дела.

Принц любовался ее ледяными чертами и грациозными движениями; их безупречность восхищала его. Однако леди Хертфорд держалась по-прежнему отчужденно — до нее было далеко, как до луны — и, похоже, не замечала восторгов Его Высочества.

Подчас он со слезами на глазах признавался ей, что даже рад такому печальному стечению обстоятельств, ибо благодаря этому подружился с ней и с ее супругом; леди Хертфорд отвечала на это, что если им удастся сделать счастливой еще и малышку, то все будет просто чудесно.

Принц явился к Марии и сказал, что хотя обстоятельства складываются против них, он очень надеется на Хертфордов, особенно на леди Хертфорд, которая, похоже, очень печется о благе Минни.

— Мы победим! — вскричал принц.

— Если нам удастся одержать победу, — сказала Мария, — то только благодаря вам.

— Дорогая моя, ты же знаешь, я себя не пожалею, лишь бы вы с Минни были вместе, ведь я убежден, что два таких необыкновенных существа должны жить под одной крышей.

Мария обняла принца и зарыдала, и принц, у которого глаза всегда были на мокром месте, зарыдал вместе с ней.

— Любовь моя, мы непременно будем все вместе, втроем... не беспокойся.

Мисс Пайгот говорила, что раз принц так уверен в успехе, они обязательно победят. Он пригласил к себе нескольких своих друзей пэров, которым предстояло голосовать в качестве присяжных, и объяснил, почему нужно высказаться за то, чтобы ребенка оставили с Марией. Друзья не смогли отказать принцу, однако он понимал, что еще немало таких, которые охотно сделают ему наперекор.

И вот когда процесс подходил к концу, принц в очередной раз приехал к Хертфордам и застал дома их обоих — к некоторому своему разочарованию, ибо он надеялся побеседовать с Изабеллой с глазу на глаз.

— У нас родилась идея, — сообщила принцу леди Хертфорд. — Надеюсь, Ваше Высочество ее одобрит. Френсис верит, что это залог успеха, — она кивнула мужу головой. — Пожалуйста, объясните принцу, Френсис, в чем состоит ваша идея.

Лорд Хертфорд сказал:

— Я намерен сделать заявление в Палате лордов. Я скажу, что мне этот процесс крайне неприятен. Дело это семейное, и раз уж возникли разногласия по поводу того, кто будет опекуном маленькой Мэри Сеймур, то я возьму опекунство на себя, ведь я являюсь главой нашей семьи. Генри не сможет мне возразить. Не посмеет. Правосудие будет на моей стороне.

— И вы возьмете ребенка к себе? — спросил принц.

— Да, Ваше Высочество. А когда девочку отдадут под мою опеку, я решу, кто лучше всех сумеет о ней заботиться.

И Ваше Высочество может не сомневаться, что этой особой окажется миссис Фитцгерберт.

Принц вскочил, из глаз его брызнули слезы. Он схватил лорда Хертфорда за руку и благодарно пожал ее, а потом повернулся к леди Хертфорд... Принц хотел обнять ее, но она, очевидно, угадала его намерения и успела ловко спрятаться за спиной супруга.

— Чем я могу отблагодарить вас за вашу доброту? — воскликнул принц.

— Мы лишь выполняем наш долг и всегда рады угодить вам, — ответила леди Хертфорд.

— Все пройдет без осечки, — добавил лорд Хертфорд.

— Примите мою благодарность!.. Мою величайшую благодарность! — внезапно принц погрустнел. — Но вот что мне пришло в голову. Эта история нас сблизила. Мы стали друзьями. Надеюсь, что когда все трудности останутся позади, наша дружба не прервется?

Он смотрел на лорда Хертфорда, но думал о его жене.

— Для нас большая честь быть вашими друзьями, — сказал лорд Хертфорд.

— О да, огромная, — вторила ему леди Хертфорд. Принц был в восторге. От Хертфордов он прямиком отправился к Марии.

— Мария! Любовь моя! У меня самые прекрасные новости, какие только можно себе представить. Но, наверное, не стоит тебе пока рассказывать... Или рассказать? Ладно, слушай. Минни наша!.. Навсегда!

— Но процесс еще не завершен.

— Это секретный план, но я тебе обещаю, Минни останется с тобой. Ты не должна больше беспокоиться. Я все уладил.

— Однако суд собирается только завтра.

— Ну и пусть собирается! Увидишь, что будет.

— Вы о чем-то договорились?

Принц кивнул с довольным видом. В такие минуты сердце Марии было готово разорваться от любви к нему. Принц напоминал ребенка, который раздобыл вкусное угощение и радуется ему не меньше тех, для кого оно предназначено. Что ж, если он действительно считает, что ее треволнения из-за Минни кончились, то она самая счастливая женщина на свете!

— Вы должны мне все рассказать! Умоляю! — вскричала Мария. — Я не в силах вынести неопределенности. Только когда я буду совершенно уверена в успехе, ко мне придет покой.

Принц взял Марию под руку и, прохаживаясь с ней по гостиной, передал ей свой разговор с Хертфордами.

— На правах главы семейства Хертфорд намерен сам взять опеку над Минни. А когда добьется этого, назначит опекуншей тебя.

Мария всплеснула руками. Она редко плакала, но тут не удержалась от слез. То были слезы радости.

— Это ваша заслуга... ваша!.. Мой дорогой... Принц не стал отказываться.

— Разве я не говорил тебе, что пойду ради тебя на все? Эти слова всколыхнули неприятные воспоминания. «На все?» Но разве он не предал ее уже дважды: один раз когда позволил Фоксу сделать в Палате общин заявление насчет того, что он, принц, вовсе не женат на ней, а второй — когда бросил ее ради леди Джерси? А другие измены?.. Однако история с Минни свидетельствовала о благородстве принца; Минни дорога ему не меньше, чем ей, а для нее, Марии, потеря девочки, которую она считает дочерью, была бы самой большой трагедией в жизни. Мария в этом не сомневалась. Когда у женщины такой ветреный, непостоянный возлюбленный, она всегда ищет убежища в любви к детям... а Минни была для Марии все равно что родная дочь.

И все-таки... все-таки принц старался ради нее, Марии. Он с юным пылом ринулся в бой за Минни, а в такие минуты чудеснее его никого не было.

Такого блаженства Мария еще не испытывала: и принц, и Минни с ней — о радость!

— Мы должны им все рассказать, — пробормотала она. — Я имею в виду Минни и Пайгот. Они тревожатся не меньше нас.

— Так давай скажем им прямо сейчас, — предложил принц. — Пошли за ними.

Минни и мисс Пайгот явились в гостиную, и принц обнял обеих. Он всегда потешался над Пиг, которая при виде него пыталась сделать реверанс и становилась ярко-пунцовой, когда он ее останавливал. Конечно, ему нравилось такое поклонение... Ну и, разумеется, Минни была в своем репертуаре.

— Принни, дорогой, что вы тут делаете? Сейчас же не ваше время!

Принц с присущей ему театральностью взял малышку за руку и подвел к Марии.

— Вот твоя мать, Минни. Я дарую ее тебе. Любите друг друга всю жизнь.

Минни перевела взгляд с принца на Марию, и до нее тут же дошел смысл его слов, ведь все ее дни были омрачены страхом: она боялась, что однажды к дому подъедет экипаж и злая тетка увезет ее из дома Марии. А по ночам девочка иногда просыпалась с криком: ей снилось, что ее пытаются похитить. Но теперь перед ней выросло ее пухлое, добродушное божество, и все страхи остались позади. Принц — будучи богом — сотворил чудо.

Минни бросилась в объятия Марии и прижалась к ней, а потом повернулась к принцу. Милый, милый Принни! Самый лучший Принни на свете!

Они все плакали, а стоявшая в сторонке мисс Пайгот улыбалась сквозь слезы.

***

Следующие несколько недель и вправду были для Марии очень счастливыми, ибо все вышло именно так, как обещали Хертфорды. Лорд Хертфорд сделал в Палате лордов заявление, и в результате все единодушно высказались за передачу ему и его супруге опеки над дочерью брата. А добившись своего, лорд Хертфорд заявил, что миссис Мария Фитцгерберт будет по-прежнему заменять его племяннице мать.

Это было чудесно. Трехлетние волнения остались позади.

Мисс Пайгот не уставала петь дифирамбы Его Высочеству, который изо всех сил старался выполнить заветное желание Марии. Мария с ней во всем соглашалась. Принц же сиял от радости, играл с Минни и был очень мил с юным Джорджем Кеппелом. Он даже с дочерью вел себя теперь иначе, и хотя держался, разговаривая с ней, не так непринужденно, как с Минни и Джорджем, в его словах и жестах сквозила непривычная доброта. Мария это заметила и была в восторге от того, что принц прислушался к ее просьбе.

Мария хотела ввести Шарлотту, которая все-таки как-никак была дочерью принца, в узкий семейный круг, заменить ей мать и привнести в ее жизнь хоть немного покоя.

В ноябре Минни исполнялось восемь лет, и Мария намеревалась устроить по этому случаю грандиозное торжество.

Когда она поделилась своими намерениями с принцем, тот воскликнул:

— Разумеется! Устроим бал и праздничный ужин. Пусть это проходит в «Павильоне». Ты должна немедленно начать приготовления, любовь моя.

Минни пришла в восторг от предложения созвать гостей на бал, и они с Марией принялись строить планы.

Принц же тем временем укатил в Лондон. Там он наведался к Хертфордам, которые приняли его очень ласково.

Окружающие уже начали замечать, что принц зачастил к ним. И если бы леди Хертфорд не слыла ледышкой, которую куда больше заботит безупречность репутации, нежели благосклонность принца, по городу снова поползли бы скандальные слухи и люди принялись бы перешептываться: дескать, похоже на то, что Марии Фитцгерберт опять предстоят нелегкие времена.

***

Готовясь к балу, Минни верила, что отныне они всегда будут жить счастливо. Опасность миновала. Всемогущий принц победил злую тетю Уолдергрейв.

Принни сказал, что ее день рождения будут праздновать в «Павильоне» — в восхитительном дворце, вид которого неизменно завораживал девочку. Она собиралась составить список своих юных гостей и принимать их на галерее, среди драконов, пагод и китайских фонарей. Это было похоже на грезу о сказочной стране. Мама нарядит ее в платье из голубого шелка с широким белым поясом — это было первое бальное платье Минни, — и она пройдет по тайному ходу, ведущему от маминого дома на улице Стейн к «Павильону». Идя по нему, Минни всегда трепетала от восторга.

А когда гости соберутся, она отведет их в залу — самую красивую из всех комнат. Убранство ее сразу же покорило Минни; помнится, она завороженно уставилась на огромную пальму, нарисованную на потолке, и на страшного дракона, державшего в когтистых лапах массивную люстру.

Брайтон особенно нравился Минни летом, когда улицы были запружены модной публикой, которая прогуливалась, дыша морским воздухом, или каталась в экипажах. Девочка любила сидеть на мамином балконе и смотреть вниз... да и катание вместе с Марией в коляске доставляло ей удовольствие. Ну, а в «Павильоне» всегда царило веселье. Оркестр принца по утрам играл в саду, и люди приходили его послушать... а может, и в надежде увидеть принца, Марию и... ее, Минни, ведь с тех пор, как начался судебный процесс, о ней довольно много говорили.

Посещение «Павильона» было для Минни большим развлечением — хотя случалось это довольно часто, — она обожала сидеть на лужайке и смотреть, как Принни играет в свой любимый крокет; а когда он выигрывал, Минни хлопала ему громче, чем остальным, вызывая тем самым смех Марии. В «Павильоне» устраивались еще музыкальные вечера — ведь Принни обожал музыку, — вечера эти проводились в музыкальной комнате, в которой царили потрясающие злато-зеленые драконы, но Минни, конечно, туда не брали. Она надеялась, что ее будут брать на концерты, когда она немного подрастет.

А теперь ей устраивали первый бал по случаю дня рождения. Что ж, это было явным указанием на то, что она взрослеет...

***

Стоя на галерее, Минни принимала гостей — мальчиков и девочек из круга маминых знакомых. Родители были счастливы, что их дети получили приглашение на этот праздник.

Минни стала важной персоной, ведь принц относился к ней как к родной дочери.

Она торжественно приветствовала гостей — как всегда делала Мария, — и все было великолепно. Джордж Кеппел и Джордж Фицкларенс не отходили от нее ни на шаг, обоим очень хотелось о ней позаботиться.

«Обо мне всем хочется позаботиться, — думала Минни. — Да, я совсем не такая, как Шарлотта. Шарлотта всегда дает понять, что она в состоянии позаботиться о себе сама».

Минни вздохнула.

— Жаль, что с нами нет Шарлотты.

— Она в Виндзоре, — откликнулся Джордж Кеппел. Он поежился. — Ненавижу Виндзор. В Лондоне гораздо веселее.

— Бедняжка Шарлотта, — еще раз вздохнула Минни. — Не думаю, что ей там нравится.

Джордж Фицкларенс, старший сын герцога Кларенса — принца Уильяма, приходившегося Шарлотте дядей, и актрисы Дороти Джордан — сказал, что, наверное, Шарлотта пробудет в Виндзоре долго, поскольку ей вряд ли позволят в обозримом будущем видеться с матерью.

На ясное чело Минни набежало облачко. Надо же, она как-то позабыла о том, что, хотя ее тревоги остались позади, у других все еще не так гладко...

— Бедняжка Шарлотта... — повторила Минни. Оба Джорджа рассмеялись в один голос.

— Ей бы не понравилось, что ты ее так называешь. Минни присоединилась к мальчикам.

— Да, не понравилось бы. Она бы ущипнула меня за ухо... сильно!

Как только дети представили себе разъяренную Шарлотту, жалеть ее стало невозможно. Поэтому они выбросили мысли о ней из головы и принялись веселиться на балу, устроенном в честь Минни.