— Ни у кого нет таких странных родственников, как у меня, — сказала Шарлотта Луизе Льюис и миссис Гагариной. — Право же, они совершают престранные поступки. Может, они все немного сумасшедшие? Дедушка — тот, конечно, безумен, я знаю. Пожалуйста, не смотрите на меня так, дорогая Луиза, вам ведь тоже это известно. Несколько лет назад он вообще вел затворническую жизнь. Мой отец надеялся стать тогда регентом, но Старая Бегума не разрешила. Ах, бедняжки, по-моему, я сегодня вас страшно шокирую.

Придворные дамы обменялись взглядами поверх ее головы, но Шарлотта это заметила.

— Прошу вас, не делайте друг другу тайных знаков! — повелительно воскликнула она. — Я прекрасно знаю, что в мое отсутствие вы о них разговариваете. Не отрицайте! Я вас в этом не виню. О них все говорят. А почему бы и нет? Болтовня — одно из самых приятных занятий на свете. А о семействе, подобном нашему, как не поговорить? Тут и мой отец, у которого столько романов, и дядя Август, который устроил такую бучу вокруг женитьбы на этой глупой девице, а потом взял — и бросил ее. Да еще дядя Уильям открыто живет с актрисой Дороти Джордан и расплодил маленьких Фицкларенсов — в доказательство того, что Дороти — его жена. Джордж Фиц, кстати сказать, без ума от Минни Сеймур. Хотя от нее вообще-то все без ума. Она такая хорошая девочка... не то что противная принцесса Шарлотта.

— Дорогая принцесса, вы не должны так говорить. Вас очень многие любят.

Шарлотта повернулась к дамам и неуклюже обняла их.

— Вы-то конечно, — пробормотала она. — Но вы з-зря обо мне такого хорошего мнения. Характер у меня не сахар. Хотя иногда я бываю и неплохой. На меня, что называется, накатывает. О Господи, я совсем забыла, что мне нужно в гостиную к бабушке! Нет, лучше я пойду на прогулку, и когда наступит время отправляться в гостиную, меня не смогут отыскать, и бабушка скажет, что я невоспитанная особа — совсем, как моя мать, — и придумает для меня новую изощренную пытку.

— Вы же прекрасно знаете, что у Ее Величества никогда и в мыслях не было вас мучить.

— Нет, порой мне кажется, она с удовольствием помучила бы меня. Когда она на меня смотрит, ее губы сжимаются в ниточку...

И Шарлотта перевоплотилась в королеву: она вдруг словно стала ниже ростом, в ее облике появилось что-то злобное...

— Ах, перестаньте, дорогая принцесса, пожалуйста! — взмолилась миссис Гагарина.

— Но сперва я схожу погулять, а потом вернусь и вовремя предстану перед Бегумой и Старыми Девами.

Шарлотта довольно усмехнулась, убедившись, что эти прозвища в очередной раз повергли ее собеседниц в состояние ужаса. Наверно, поэтому она их и употребляла так часто. Это была своеобразная месть.

Шарлотта схватила плащ и выбежала из дверей. Луиза что-то закричала ей вслед, но девочка не обратила внимания. Вообще-то ей не полагалось ходить одной. Ах, что за вздор! Как будто она хрупкое создание... этакая Минни Сеймур.

— Нет, я не такая, — пробурчала Шарлотта. — Не такая... драгоценная.

Ей немножко взгрустнулось. Правда, отец в последнее время немного подобрел — видимо, миссис Фитцгерберт с ним поговорила. Шарлотта чувствовала, что принц пытается сделать над собой усилие, однако между ними существовал непреодолимый барьер. Дело, конечно, было в ее матери. Как там, кстати, она? Что за возню подняли вокруг нее? Что должно выявить это «Деликатное дознание»?

Шарлотта знала теперь больше, чем думали окружающие. Она понимала, что ее мать пытаются обвинить в безнравственности, хотят доказать, что ужасный мальчишка Уилли Остин — ее собственный сын, а стало быть, мама повинна в супружеской измене, ведь если Уилли — действительно мамин сын, и удастся доказать, что принц — его отец...

Но это невозможно, потому что тогда она, принцесса Шарлотта, уже не будет наследницей трона! Да, ей придется уступить место мальчику.

Уилли Остин... этот противный, вульгарный сорванец! Шарлотта его ненавидела — как и все прочие, за исключением матери. Должно быть, Шарлотта немного ревновала, глядя, как мать ласкает его, целует, превозносит на каждом шагу.

Да, у нее действительно очень странная семья.

Огромный дворец высился перед Шарлоттой. Почему она ненавидит Виндзор? Здесь ведь так чудесно! Сколько здесь было всяких событий... это дом ее предков.

«Когда я стану королевой, — пообещала себе Шарлотта. — Тут будет вечный праздник. Все переменится. Я буду постоянно устраивать балы, повсюду будут царить веселье и смех.

Не останется ни намека на это угрюмое место, в которое превратили Виндзор дедушка и Бегума».

Террасы были сделаны еще при королеве Елизавете, и галерея называлась в честь нее.

«Это моя самая любимая часть дворца, — подумала Шарлотта. — Должно быть, потому что это все построено по приказу королевы Елизаветы».

Неудивительно, что она так часто думает о Елизавете. Слишком многое напоминает о ней в Хемптоне, Гринвиче и Ричмонде. О, как же часто она в юности боялась за свою жизнь и какой триумф пережила потом, когда ее наконец провозгласили королевой Англии! А сколько мужчин увивалось вокруг нее! Но она никого не согласилась сделать своим возлюбленным.

Шарлотта громко расхохоталась.

— Наверное, я буду похожа на нее... если, конечно, когда-нибудь станут королевой.

Если! Почему она так говорит? Она обязательно станет королевой, ведь у ее отца и матери не будет сына. А что касается ужасного мальчишки, которого мать так балует в Монтэгю-хаусе, то никто не поверит, что его отец — принц Уэльский... Но тогда почему же она сказала «если»? Потому что недавно составила завещание? Потому что в облике дворца и леса, далеко простиравшегося за ним, было что-то зловещее? А может, потому что с членами ее семьи приключались всякие странные истории?

— Нет, я непременно буду королевой, — громко заявила принцесса.

И посмотрела вокруг с некоторым вызовом. Вообще-то, говорить вслух такие вещи было нехорошо, ведь чтобы она стала королевой, должен умереть не только дедушка, но и отец...

Но ее же никто не слышал! Кому тут подслушивать? Шарлотта покосилась в сторону леса и подумала о Герне-охотнике. Но он бродит только по ночам... если бродит. На самом деле она не верила в эти сказки... во всяком случае, днем.

Никакого Герне-охотника не существует! Никто его никогда не видел. Однако Шарлотта знала, что люди боятся остаться ночью в лесу одни: вдруг им повстречается призрак Герне с оленьими рогами на голове? Встреча с ним сулила смерть... Шарлотта содрогнулась. Что же такого ужасного сделал Герне-охотник? Из-за чего он повесился на дубе, и теперь призрак его до скончания века будет бродить по лесу?

В Виндзоре столько романтики... и все же... жизнь здесь так скучна... особенно с тех пор, как ей не позволяют видеться с матерью, с тех пор, как она находится под неусыпным наблюдением королевы.

Вот и теперь, если она не вернется и не переоденется, чтобы идти в гостиную, то явится с запозданием и попадет в немилость... причем не только сама, ее фрейлинам тоже достанется.

Шарлотта скривилась. Ну кому может понравиться быть принцессой? И все-таки... как она разъярилась при одной лишь мысли о том, что противный молокосос Уилли Остин лишит ее права на престол!

Нет, она обязательно будет королевой... такой же умной, проницательной... и, может быть, нехорошей, как Елизавета.

«Лучше бы меня назвали в честь нее, а не в честь Старой Бегумы», — надулась Шарлотта.

***

Король сидел за столом, перебирая какие-то государственные бумаги. Он не мог сосредоточиться на них... да и вообще ни на чем.

«Моя голова становится все хуже и хуже, — честно признался себе король. — Что со мною творится? А? Что? Наверное, надо отречься от престола. И отдать его Георгу, так, что ли?»

Он нахмурился; лицо его побагровело, и на этом фоне белые брови выглядели еще белее; они свирепо топорщились над выпученными глазами. Но на самом деле король был вовсе не злым; добрейший из людей, он хотел лишь одного — жить в мире со всеми, однако обстоятельства складывались иначе... вдобавок королю постоянно докучало его семейство.

Зрение короля тоже портилось; он уже мог читать газеты, только поднеся их к глазами почти вплотную... но мысли при этом разбегались, и он был не в состоянии сосредоточиться на написанном.

«Бедный я, бедный, — вздыхал про себя король. — И не уважает меня никто... ни министры, ни народ, ни родные».

И все же некоторые члены его семьи не так уж плохи... например, дочери. Особенно Амелия. Благословенная Амелия, отрада его жизни, принесшая ему так много счастья и так много тревог. Но как бы там ни было, пока у него есть Амелия, жить на свете стоит. Король вспомнил и о других своих любимых дочерях: Августе, Елизавете, Марии и Софии. Шарлотта, старшая дочь короля, счастливо жила с мужем в Вюртемберге — король о таком везенье даже и мечтать когда-то не смел, — принц этот был сначала мужем другой Шарлотты, сестры Каролины, но потом она умерла при таинственных обстоятельствах... по крайней мере, король и все остальные надеялись, что бедняжка умерла, поскольку в противном случае оказалось бы, что их Шарлотта, английская принцесса, вовсе и не замужем, а так... Но первая жена сгинула где-то в России. Она была очень похожа на Каролину... такая же эксцентричная, в ее жизни постоянно происходили какие-то драмы.

Ох, Каролина — это второй источник вечного беспокойства... Сколько же вокруг нее скандалов! Она принимает в Монтэгю-хаусе всяких проходимцев и так сумасбродно себя ведет! Господи, какие же страшные скандалы происходят в его семействе! У сыновей вообще нет моральных принципов. А он сам всегда был образцом добродетели...

Король даже представить себе боялся, чем может закончиться это дознание. Он знал, чего добивается его сын, принц Уэльский. Сын хотел собрать улики против своей жены. Он добивался развода.

— Это ужасно. А? Что? — сказал король вслух.

И потом его внучка... маленькая Шарлотта... Вот уж у кого ушки на макушке! Очень сообразительная девочка. Губы короля растянулись в улыбке. Маленькая озорница, эта Шарлотта. Однако он рад, что она здесь, под его присмотром. Все-таки это его внучка. Никто не должен об этом забывать. И хотя он болен, хотя зрение его все больше подводит... да и разум, говорят, тоже... тем не менее пока что король — он!

Королева зашла в комнату короля. Она явилась без доклада, до его болезни такого не бывало. Тогда он был тут хозяином; но теперь он слишком стар и немощен...

— Ваше Величество, я провожу вас в гостиную.

— О да, — согласился король, однако из-за стола не встал.

Королева встревоженно вгляделась в лицо мужа. Она всегда была настороже: не появится ли каких-нибудь зловещих симптомов? И когда король начинал говорить слишком быстро и бессвязно, когда на его висках выступали вены, а лицо приобретало багровый оттенок, королева не на шутку пугалась. И дело не в том, что она очень заботилась о короле. Королева никогда его не любила. Да и невозможно было его любить. Когда она приехала в Англию, он ее, правда, не обижал и даже успешно скрыл свое разочарование при виде непривлекательной и неуклюжей немецкой девушки, которой суждено было стать его супругой, хотя на самом деле он мечтал о прелестной Саре Леннокс... что ж, по крайней мере, король не винил свою жену в том, что ему пришлось отказаться от возлюбленной; он покорно смирился с этой участью, однако недвусмысленно дал понять жене, что ее власть не простирается дальше дома; она приехала в Англию для того, чтобы рожать детей, и занималась этим на протяжении двадцати лет: королева стала матерью пятнадцати детей, поэтому ни на что другое у нее, в общем-то, не оставалось времени.

Однако когда король лишился рассудка и королева Шарлотта вступила в союз с мистером Питтом против принца Уэльского и мистера Фокса, она приобрела большое влияние при дворе. И поправившись — хотя и не до конца, — король не сумел лишить жену завоеванного положения., Он был слишком слаб, здоровье его слишком пошатнулось.

— Есть какие-нибудь новости? — поинтересовался король.

— Вы имеете в виду дознание? Нет, ничего нового. Король покачал головой.

— А мне она казалась довольно приятной женщиной. Довольно миловидная... готова быть хорошей женой...

Рот королевы сейчас напоминал захлопнувшуюся ловушку: губы были тонкими и длинными, поэтому даже если бы в остальном лицо Шарлотты было безукоризненным — чего на самом деле, увы, не наблюдалось — она никак не могла бы претендовать на звание красавицы.

— А я с самого начала знала, что это плохой выбор. И Георг тоже так считал.

Король опять покачал головой, и на глаза его навернулись слезы. Теперь его глаза почти всегда были влажными. Королева не понимала, что тому виной: глазная болезнь или наплыв чувств.

— Я думал, он откажется... — начал было король.

— Лучше бы отказался, — заявила королева.

Она испытывала мрачное удовлетворение от того, что брак сына оказался неудачным. У нее ведь была племянница, красавица, умница Луиза Мекленбург-Стрелицкая, и тогда ей как раз нужно было найти мужа, а принц, желая досадить матери, выбрал племянницу отца, Каролину Брауншвейгскую...

— Может быть, между ними все еще наладится, — пробормотал король.

Королева хмыкнула.

— После этого дознания? Маловероятно. Она грубая, вульгарная женщина, а Георг — самый привередливый принц во всей Европе.

— Он слишком много времени тратит на щегольство. Этот его приятель Браммель...

— О, вы же знаете Георга. Он всегда был таким, — королева говорила со смешанным выражением гордости и гнева.

Она любила своего первенца, как не любила больше никого... и уже не будет любить. Шарлотта жаждала ответной любви сына. Но он оскорбил ее, и с тех пор она усиленно старалась превратить любовь в лютую ненависть — этого требовала ее уязвленная гордость.

«Как были бы поражены окружающие, — нередко думала королева, — ведь они меня считают существом холодным, не способным ни на какие чувства».

Однако трудно представить себе более пылкие чувства, чем те, что она испытывает по отношению к своему старшему сыну. Миг его рождения был самым счастливым мигом в ее жизни; она жить без него не могла, даже приказала сделать восковое изображение мальчика и поставила его на свой туалетный столик. Ах, как она обожала своего прекрасного Георга, этого умненького, не по годам развитого мальчугана, который в детстве очаровывал всех своей сообразительностью и высокомерным изяществом манер. Когда же он пренебрег ею и ясно дал понять, что в его жизни нет места для немодной, неэлегантной старухи-матери, любовь превратилась в ненависть... однако любовь до сих пор теплилась в груди королевы. Что такое этот слабоумный старикашка по сравнению с ее блестящим, потрясающим сыном!

Какой же бредовой была идея женить Георга на этой ужасной женщине! Слава Богу, она, королева Шарлотта, не приложила руку к безумной затее и даже напротив, всячески пыталась помешать ее осуществлению. Может быть, теперь они раскаиваются в том, что не прислушались к ее совету... особенно сам Георг.

— Мать мальчика клянется, что этот... Уилли... ее сын. Она в подробностях описывает больницу, где он родился. А это полностью оправдывает Каролину. Ее тогда не смогут обвинить в том, что она мать мальчика. О, как мне этого хочется... Ну какой смысл в вечных скандалах? Это же плохо для нашей семьи. А? Что?

— Чем раньше ее отправят в Брауншвейг, тем лучше.

— Мы не можем этого сделать.

— Ну, хорошо. Даже если она не мать этого мальчика, ее вполне можно обвинить в других проступках. Она ведет себя просто возмутительно! Принцесса Уэльская живет отдельно от своего мужа и развлекает посторонних мужчин!

— Ты же знаешь, что не она, а он отказался с ней жить.

Я с ними обоими разговаривал. «Никогда! — заявил он. — Я лучше умру». Она же сказала, что если он ее не желает, пусть живет отдельно. Но я видел, что Каролина готова принять Георга, если он вдруг решит вернуться к ней.

— В любом случае пока дознание не закончено, предпринять ничего нельзя. Однако я считаю, что эту женщину нельзя допускать к Шарлотте.

— Ах, эта маленькая плутовка! — с нежностью произнес король.

— Совершенно верно, и ее нужно наставить на путь истинный, чем мы здесь и занимаемся. С тех пор как девочка живет в Виндзоре, ее поведение изменилось к лучшему.

— Этот Фишер — хороший наставник. И Нотт тоже... Она у нас умница... А? Что?

— Способностями не блещет, однако вовсе не глупа. Хотя мне не нравится, что она заикается. Кроме того, Шарлотта слишком импульсивна и неуклюжа. Я замечала, что отец девочки смотрит на нее с содроганием.

Лицо короля побагровело еще больше.

— Он не всегда вел себя... м-м... наидостойнейшим образом... так что не имеет права критиковать других. А? Что?

Королева сказала:

— Я говорю о ее манерах. Шарлотта неловкая, неуклюжая. Это следует исправить.

— Зато она прелестно танцует.

«Этот дурак обожает молодость», — подумала королева. А вслух сказала:

— Шарлотте нужно побольше времени проводить со своими тетушками.

С тетушками... С его дочерьми. С милой, дорогой Амелией, доброй и ласковой... она всегда относится к отцу с такой нежностью... и тем не менее он не может думать о ней без тревоги, ведь из всех его детей Амелия единственная уродилась нездоровой!

— Амелия кашляет...

— Ей уже лучше, — заверила королева.

Вечно его убеждают, что ей стало лучше. Но так ли это на самом деле?

— А боль в колене?

— Пустяки. Доктора говорят, это пройдет.

Однако король им не верил. Они просто пытаются утешить бедного, сумасшедшего старика.

— Нам пора, — продолжала королева. — Иначе мы опоздаем в гостиную.

«Ох! — думала Шарлотта. — Ну и семейка!» Леди Клиффорд стояла рядом, моля Бога, чтобы принцесса не навлекла на себя и на свою наставницу гнев царственных родственников. Королева сидела рядом с королем. Его-то никто не боялся. Он был просто бедный старенький дедушка, добрейшее существо, которое обожает, когда ему говорят о своей любви. Другое дело — Старая Бегума...

Леди Клиффорд заставила Шарлотту перед приходом в гостиную раз двадцать, не меньше, сделать реверанс.

— Но Клиффи, я знаю, как нужно кланяться.

— Моя милая принцесса, вам же предстоит встреча с королевой.

Да, это и вправду была королева. Какая же она уродина! В детстве Шарлотта как-то сказала:

— Больше всего на свете я ненавижу две вещи: яблочный пирог и мою бабушку.

Кто-то передал королеве ее слова. Их сочли забавными. В другой раз ей дали противную вареную баранину, и Шарлотта сравнила ее с королевой.

— Больше всего на свете ненавижу вареную баранину и бабушку.

Ненавистные блюда менялись, однако бабушка оставалась. Это говорило о многом.

Ей предстояло пройти по комнате, которая казалась невероятно огромной. Длинные волосы Шарлотты были завиты, ее нарядили в розовое шелковое платье, украшенное жемчугом. Девочка чувствовала себя в этом наряде глупо, ей гораздо вольготней было бы в костюме для верховой езды. Однако в гостиную королевы, разумеется, нельзя являться в подобном виде.

Шарлотта чуть не споткнулась, но все же удержала равновесие. От нее не укрылось то, что в комнате вдруг стало странно тихо. Все Старые Девы, выстроившиеся вокруг бабушкиного кресла, внимательно наблюдали за Шарлоттой. Мария, конечно, ее жалеет. Мария была самой миловидной из тетушек и всегда обходилась с Шарлоттой очень ласково, однако девочка в последнее время начала подозревать, что именно Мария передает королеве кое-какие ее высказывания.

Подойдя к королеве, Шарлотта сделала реверанс. Да, получилось действительно неуклюже. Королева смотрела на нее змеиным взором; Шарлотте даже показалось, будто из уродливого рта вот-вот вылезет длинное, острое ядовитое жало.

Эта мысль так позабавила Шарлотту, что она невольно улыбнулась.

Девочка повернулась к королю. Надо было, конечно, поздороваться сначала с ним. Впрочем, он не заметил ее оплошности, а королева даже, наверное, осталась довольна, хотя внучка нарушила этикет. Король протянул Шарлотте руку, она схватила ее.

— Дорогой дедушка, — прочувствованно воскликнула Шарлотта, ведь он был совсем не такой, как королева.

«О Господи, он того и гляди заплачет!» — промелькнула испуганная мысль. Вид у плачущего дедушки был ужасный: создавалось впечатление, что его большие глаза в следующее мгновение вылезут из орбит. Шарлотта не стала делать второй реверанс: в тот раз она постаралась для них обоих. Подойдя поближе к дедушке, девочка поцеловала его в щеку. Это было, разумеется, не положено, но король не обратил внимание на ее оплошность. Он обнял Шарлотту и сказал:

— Ну, как поживает моя внучка? А? Что? Надеюсь, ты задаешь жару Фишеру? А Нотту? А? Что?

— Ну, в общем-то, да, дедушка.

Амелия рассмеялась, а когда Амелия смеялась, король бывал очень счастлив.

«На самом деле, — подумала Шарлотта, — у нас была бы и не такая уж плохая семья, если бы не Старая Бегума».

Королева сказала:

— Подойди ко мне, Шарлотта. Я хочу тебя кое о чем спросить.

— Благодарю вас, Ваше Величество, — напряженно откликнулась девочка.

Вопросы касались ее наставников и уроков. Каковы успехи принцессы в постижении Закона Божьего? Королеву далеко не всегда удовлетворяли отчеты достопочтенного доктора Фишера.

— Но он такой добрый, мадам. Не все могут быть такими добрыми, как он.

— Мы должны стараться изо всех сил.

— О да, Ваше Величество.

— Я попросила доктора Нотта показать мне твои тетради.

Шарлотта улыбнулась, надеясь скрыть за улыбкой тревогу, закравшуюся в сердце. Неужели ее в итоге заставят еще дольше просиживать в классной комнате? О, почему она не может уехать в Монтэгю-хаус и жить среди этих странных, но веселых людей? Мать никогда не заставляла ее на каждом шагу делать реверансы и не требовала упоминания своих титулов. Ну почему бабушка не может быть просто бабушкой? Почему надо обязательно подчеркивать, что она королева?

— Он говорит, что ты никак не можешь овладеть правилами грамматики. Почему?

Шарлотта на секунду задумалась.

— Наверное, потому что это они овладевают мной.

— Ты ведешь себя слишком фривольно, Шарлотта. Постарайся быть более серьезной.

Шарлотта опустила глаза.

— Боюсь, что такова моя природная черта, мадам.

— Это не оправдание. Подобное свойство следует подавить. Я слышала, ты обожаешь писать письма всем подряд... сообщаешь о каких-то пустяках, исписываешь страницу за страницей вместо того, чтобы заняться в это время более важными делами.

— Насколько мне известно, Георг поступал точно так же, — вмешалась ласковая Амелия. — Он обожал писать. Это своего рода талант.

— Вы о чем? А? Что? — воскликнул король, которому всегда очень хотелось узнать, что говорит его любимица.

Амелия подошла к отцу и положила ладонь на его плечо.

— Я сказала, папа, что Шарлотта очень похожа на своего отца. Она обожает писать письма. Помнится, в детстве я все время слышала то же самое про Георга.

«Ну вот... снова слезы, — поморщилась Шарлотта. — Какой же дедушка слезливый!»

Однако склонившаяся к нему Амелия была живым воплощением нежности... Какая она хрупкая, тоненькая — как фея... право, кажется, будто Амелия соткана из света и воздуха, и малейшее дуновение ветерка способно унести ее прочь. Вероятно, дедушка тоже так думает, поэтому ужасно боится ее потерять.

— Это была весьма нехорошая и абсолютно бесполезная привычка, — отрезала королева.

«О Господи! — вздохнула про себя Шарлотта. — Как бы мне хотелось очутиться сейчас далеко-далеко отсюда. В Монтэгю-хаусе? Да, но не надолго, ведь в Монтэгю-хаусе нет ощущения покоя. Мама, конечно, бурно проявляет свою любовь ко мне: обнимает, целует, называет милочкой и ангелом. Но потом вдруг напрочь забывает о моем существовании. Наверное, она все же больше печется об Уилли Остине, чем о родной дочери».

Нет, лучше очутиться на Тилни-стрит, рядом со спокойной, почтенной миссис Фитцгерберт, чувства которой не столь демонстративны, но зато постоянны, и в них можно не сомневаться.

Тилни-стрит... или дом на улице Стейн... Принц Уэльский приходит туда как к себе домой.

«А где же моя малышка Шарлотта?» — воскликнет он, и она подбежит, усядется к нему на колени, назовет его «Принни»...

Однако так ведет себя Минни Сеймур. Хотя Минни ему вовсе не дочь.

Это несправедливо. Она должна находиться сейчас не здесь, а там! Все могло бы быть иначе...

— Шарлотта, ты меня не слушаешь, — сказала королева.

***

Общаться с тетками было не так тяжело. Они старались баловать Шарлотту; в конце концов, она была их единственной законной племянницей, и все они боготворили ее отца, хотя и боялись признаваться в этом вслух.

Тетки называли ее «милой Шарлоттой», однако зорко следили за каждым ее шагом, и Шарлотта подозревала, что, желая угодить королеве, тетки доносили ей обо всем.

«Да это настоящее шпионское гнездо!» — театрально восклицала Шарлотта.

Тетя Августа была старшей из Старых Дев, хотя на самом деле старшей по возрасту была другая сестра, которая вышла замуж и жила теперь за границей. Ее тоже звали Шарлотта, и она писала длинные письма Эгги — леди Элгин — которая была гувернанткой маленькой Шарлотты до леди Клиффорд. Эгги порой зачитывала эти письма вслух девочке, чтобы показать, какая у нее хорошая тетушка: пусть ценит свое счастье и в том числе добрую тетю Шарлотту. Тетушка присылала из-за границы подарки, всегда такие необычные и желанные. Среди них были куклы, одетые немецкими пастушками. А однажды тетя Шарлотта прислала игрушечный набор миниатюрных чашечек и блюдец. К подаркам обычно прилагались записочки с наставлениями.

«Пожалуйста, скажи Шарлотте, что я посылаю ей веер, а когда поеду в Штутгарт, непременно куплю ей серебряных игрушек, если она будет хорошей девочкой».

Эгги читала эти записочки с глубочайшей торжественностью, стараясь внушить Шарлотте, что она должна исправиться. Эгги была гораздо более требовательной, чем леди Клиффорд, ведь Шарлотта вскоре поняла, что последняя ее побаивается: вероятно, старушка боялась потерять свой пост, не угодить принцу Уэльскому и обнаружить свою полную неспособность держать в узде принцессу Шарлотту. Тетя Шарлотта, живущая на материке, видимо, получала длинные письма с отчетом об успехах племянницы не только от Эгги, но и от Старых Дев. Шарлотте пришли на память отрывки из них...

«Убедившись однажды в своем уме, она теперь жаждет общения только с детьми старше себя, ибо лишь так может удовлетворить злополучное тщеславие, которое, как ты сама понимаешь, у нее в крови. Я всей душой одобряю ваши попытки избавить ее от этого качества».

«Каким же я, вероятно, была маленьким чудовищем!» — пробормотала Шарлотта.

Когда Шарлотте сделали прививки и вывезли ее за город — без прививок ей не позволяли приближаться к сельским жителям, — именно тетя Шарлотта предложила водить ее мимо самых жалких бедняков, чтобы в сердце девочки пробудилось сострадание. Она советовала поощрять Шарлотту, чтобы та раздавала бедным свои карманные деньги.

И Эгги последовала этому совету. Как-то Шарлотте попалась на глаза одна из тетрадок, в которых ее детским почерком велись записи таких расходов.

«Бедному слепцу — 2 шиллинга», «хромой женщине — 1 шиллинг» и так далее... Колонки цифр...

«Пожалуй, хорошо, — думала Шарлотта, — что тетя Шарлотта живет в Германии. А то ведь она обладает критическим складом ума».

«Поскольку Шарлотта имеет привычку кособочиться, ее легко отучить, заставив носить в противоположном кармане какой-нибудь груз». (Шарлотта прекрасно помнила эти опыты.) «Что же касается заикания, то она должна постараться его преодолеть. Пусть успокоится и лишь потом говорит». «Мы должны бдительно относиться к ее маленьким недостаткам. За дурное поведение следует сурово наказывать. За ложь или необузданность, по моему мнению, следует наказывать розгами». «Я всегда боялась, что в силу природного ума девочка рано или поздно начнет хитрить, желая добиться своей цели». «Я слышала, у нее хороший слух, и она мило щебечет по-французски. Но хотя звучит это все вроде бы мило, я была несколько огорчена, ибо девочка не проявляет ни тени смущения. Будь Шарлотта моей дочерью, я бы предпочла, чтобы она вела себя поскромнее».

Шарлотта видела, что тетке, которая была ее тезкой, угодить невозможно. И радовалась, что они живут далеко друг от друга.

Оставались еще Августа, Елизавета, Мария, София и Амелия.

Шарлотта внимательно вгляделась в теток, склонившихся над вышиванием. Она, разумеется, тоже должна была бы с головой уйти в это занятие. Спрашивается, почему ее нитки всегда так безнадежно запутываются? А стежки... почему вдруг выясняется, что один из стежков — сделанный довольно давно — слишком большой и расположен совсем не там, где нужно?

«Но ведь я не должна быть швеей! — злилась Шарлотта. — Неужели и королеве Елизавете приходилось сидеть с иголкой в руках и распарывать вышиванье, словно какой-то простой девушке? Как же все это глупо! Мне не вышивать нужно учиться, а быть королевой».

Тетя Августа рисовала. У нее были артистические наклонности; она умела сочинять музыку, действительно очень хорошую.

Дедушка порой ее слушал, кивал головой, а потом говорил:

— Августа, дорогая, ты была великолепна.

Он говорил с таким видом, словно Августе было столько же лет, сколько Шарлотте, и она только что научилась играть на клавикордах какую-то сложную пьесу.

Шарлотта перевела взгляд на тетю Елизавету. Елизавета всегда обращалась с ней ласково и любила, чтобы ее называли «тетей Либби» — Шарлотта так прозвала ее в раннем детстве. Елизавета считала, что это свидетельство их дружбы, однако Шарлотта ей не доверяла. Тете Елизавете не хватало в жизни драматизма. Шарлотта не сомневалась, что она мечтает оказывать большое влияние на государственные дела и с удовольствием приняла бы участие в каком-нибудь страшном заговоре. Мария до сих пор не утратила миловидности, хотя уже начала стареть — ей было около тридцати. Бедняжка Мария, она была самой хорошенькой из принцесс и надеялась в один прекрасный день выйти замуж за своего кузена, герцога Глочестера. Он был от нее без ума, не отходил от Марии ни на шаг, и тогда она сияла и выглядела не на тридцать лет, а всего лишь на двадцать. Но потом герцог куда-то уезжал, Мария впадала в уныние и сетовала на то, что их отгораживают от жизни. Лицо ее сморщивалось, принимало недовольное выражение, и Мария становилась похожа на старуху. Бедная Мария! Бедные они все, бедные! Тетки Шарлотты были не очень-то счастливы. И ничего удивительного, ведь дедушка хоть и любил их, однако даже слышать не желал о том, что кто-то хочет жениться на какой-нибудь из его дочерей, и упорно убеждал себя в том, что они еще слишком юны и их следует ограждать от мира. Да, участь теток была незавидной, тем более что несчастные находились под неусыпным надзором Старой Бегумы с ее сварливым характером, который зимой, когда она страдала ревматизмом, становился совершенно несносным.

Затем Шарлотта подумала о Софии... в ней была какая-то тайна... да-да, в ее глазах! Шарлотта видела, как София шепчется по углам с генералом Гартом. Генерал Гарт часто дежурил, потому что дедушка его очень любил; однако Шарлотте казалось, что генералу гораздо больше нравится София.

Ну, и наконец мысли Шарлотты обратились к Амелии... к милой, хрупкой Амелии, здоровье которой так тревожило всю королевскую семью. Амелия была добра и любезна со всеми, а особенно с дедушкой; и в отличие от других, не переживала из-за того, что ей не разрешают выйти замуж: Амелия понимала, что семейная жизнь не для нее, она слишком для этого болезненна.

Вот что собой представляли тетки Шарлотты — по прозвищу Старые Девы. Их общество вынести было еще можно. Они ее не обижали, и Шарлотта даже, наверное, полюбила бы их... если бы могла им доверять.

Тетя Елизавета взяла у Шарлотты вышиванье и шутливо запричитала:

— Боже мой, Шарлотта! Это никуда не годится. Что сказал бы твой папа, если б увидел такое?

— А он не понял бы, что здесь есть огрехи. Папа разбирается в женщинах, искусстве и модах. А вышиванье в этот список, насколько я понимаю, не входит.

Тетя Елизавета ахнула от ужаса, а тетя Мария рассмеялась.

— Во всяком случае одно свойство остается в характере нашей милой малышки Шарлотты неизменным, — сказала Амелия. — Она всегда говорит, что думает.

— А разве можно говорить не то, что думаешь? — серьезно спросила Шарлотта.

— О, я просто имела в виду, что многие люди — притворщики. Они говорят одно, а думают другое.

— Но неужели прямодушие — это недостаток?

— О нет, что ты!

— Тогда, значит, у меня есть по крайней мере одно достоинство.

— Ах, да у тебя много достоинств, милое дитя! — воскликнула Амелия.

— Но, — добавила Елизавета, — в их число не входит умение вышивать.

Все дружно рассмеялись.

— Дорогая тетя Либби, сделайте за меня как надо, пока Старая... пока никто не заметил.

По лицам теток промелькнула затаенная усмешка. Они поняли, что Шарлотта чуть было не сказала «Старая Бегума». Может быть, они и сами так называли тайком свою мать. И может быть, тоже — как и Шарлотта — не питали к ней нежных чувств, однако будучи взрослыми, понимали, что надо соблюдать правила приличия и притворяться.

«Я никогда не буду, как они, — подумала Шарлотта. — Но с другой стороны, когда я состарюсь, то стану королевой...»

Шарлотта внимательно смотрела, как тетя Елизавета ловко распарывает ее стежки, сделанные вкривь и вкось.

— Хотелось бы мне знать, — набравшись смелости, выпалила девочка, — когда я увижу маму.

Тетки испуганно затихли. Однако Шарлотта решила заставить их сказать правду.

— Я, разумеется, слышала о деликатном дознании. Какое странное название!

Принцессы в ужасе переглянулись, и Мария пробормотала:

— Однако оно очень точно выражает суть. Дело, право же, весьма деликатное.

— Вы хотите сказать, его не следует обсуждать вслух?

— Я хочу сказать, дорогая, что об этом лучше позабыть.

— Но как я могу позабыть, если мне не дают увидеться с мамой? Недели идут одна за другой... уже несколько месяцев прошло.

— Его Величество считает, что так лучше для всех, — сказала тетя Елизавета с видом, не терпящим возражений.

Но ведь далеко не все решения Его Величества действительно были к лучшему! Например, король не позволял дочерям выходить замуж и довел их до того, что они почти на все были готовы, лишь бы вырваться из этой гнетущей обстановки.

— Ребенку нельзя запрещать видеться с матерью, — важно заявила Шарлотта.

— Смотря когда... — таинственно ответила Августа.

— От чего это зависит?

— От обстоятельств.

— От каких?

— О, дорогая Шарлотта, ты не должна говорить так... м-м... безапелляционно. Тебе это не идет.

— Но я хочу знать.

— Когда-нибудь ты поймешь, — ласково проговорила Амелия. — Всему свое время.

— Но Уилли Остин вовсе не мой брат!

— Ах, где только ребенок слышит такие вещи? — воскликнула Августа.

Ей никто не ответил.

Шарлотта знала: тетки считают, что она ведет не по возрасту взрослые разговоры. Вероятно, когда родители ненавидят друг друга и устраивают публичные скандалы, ребенок рано взрослеет...

— Да о них все шепчутся, — презрительно бросила она теткам.

Шарлотта чуть было не добавила, что видела даже карикатуру, однако все же решила попридержать язык. А то еще не разрешат больше смотреть...

— Я считаю, — продолжала девочка, — что мне должны разрешить увидеться с мамой.

Августа сочла себя обязанной ответить — ведь она была старшей из сестер — и сказала:

— Я поговорю с королевой. И сообщу тебе ее решение.

— О нет, не с королевой! — забеспокоилась Шарлотта. — Лучше поговорить с дедушкой.

— Я боюсь, это его расстроит. Шарлотта повернулась к Амелии.

— Если бы вы могли сказать ему... не специально, а так... к слову... Скажите, что я спрашивала о маме... и что ребенка нельзя разлучать с матерью.

Амелия улыбнулась. Она привыкла передавать королю просьбы окружающих.

— Ладно, посмотрим, как Его Величество будет себя чувствовать... если мне удастся затронуть эту тему, не огорчив его, я постараюсь.

Шарлотта хотела еще кое-что добавить, однако Амелия торопливо проговорила:

— Августа, пожалуйста, сыграй свое последнее сочинение. Я уверена, что Шарлотте оно понравится.

Да, от теток она мало чего добьется, это ясно.

Под звуки музыки в гостиную вошел герцог Йоркский. Дядя Фред... Шарлотта любила его больше всех остальных братьев отца. Дядя Фред весело поздоровался с Шарлоттой. Он не признавал никаких церемоний.

— Как поживает моя маленькая племянница?

— Очень хорошо, дядюшка.

Герцог нежно поцеловал Шарлотту; он обожал женщин — как и остальные дядья. И, разумеется, ее отец. Но их беда была в том, что они не могли долго хранить верность какой-то одной женщине. В последнее время герцог Йоркский наладил отношения с женой, а раньше они ненавидели друг друга. Тетя Фредерика Йоркская интересовала Шарлотту гораздо больше, чем Старые Девы. Однако дядя Фред не часто наезжал в Отлендс, где жила его супруга. У него постоянно бывали страстные романы с другими женщинами.

Но Шарлотте он нравился: дядя был балагур и весельчак, добрый, беззаботный. Иметь такого дядю одно удовольствие. Шарлотта любила его даже больше, чем дядю Августа, герцога Суссекского, ведь он разочаровал ее тем, что бросил милую тетю Гузи и ушел к другой.

«Да, мы странное семейство, что верно — то верно», — вздохнула про себя Шарлотта.

Старые Девы живут, словно монашки в монастыре, и Бегума их от себя не отпускает, а сыновья короля все до единого ведут совершенно скандальную жизнь. Брак дяди Августа с Гузи не был признан законным, хотя дядя сначала этого добивался. Но потом был устроен судебный процесс, и суд решил, что Гузи не жена дяди Августа. Да, он, конечно, на ней женился, но при этом нарушил Брачный кодекс, принятый дедушкой, а там говорилось, что ни один член королевской семьи, не достигший двадцатипятилетнего возраста, не имеет права жениться без согласия короля. Дядя Август женился на Гузи — она ведь ждала ребенка, — но затем суд решил, что она незаконная супруга, и ее ребенок — внебрачный. Дядю Августа тогда это взбесило, но, наверное, сейчас он уже не сердился, ведь они с Гузи давно расстались.

Что же касается дяди Фреда, то он наоборот, сперва невзлюбил свою жену и отказывался с ней жить. Шарлотта была рада, что они, наконец, подружились. Она любила их обоих; это были ее самые любимые дядя и тетя.

Умом Фред, конечно, не мог сравниться с принцем Уэльским; Фреду хотелось лишь одного — наслаждаться жизнью. И он старался, чтобы окружающие тоже получали от жизни удовольствие. Когда-то у папы не было никого ближе Фреда. Теперь они немного отдалились, но все равно сохранили преданность друг другу. Вообще-то, отношения между всеми дедушкиными сыновьями были дружескими, и Шарлотту это очень радовало, хотя и удивляло. Ведь в их семье обычно все ссорились...

— Чья это музыка? — поинтересовался дядя Фред.

— Августа сама сочинила, — ответила Амелия.

— Прекрасно. Так и хочется потанцевать. Да, Шарлотта?

Шарлотта согласилась с дядей.

— Сыграй ее в темпе вальса, Гасси, — попросил дядя Фред.

Августа выполнила его просьбу.

— Давай повальсируем, Шарлотта, — предложил дядя Фред.

— Но, дядя, я же не умею.

— Значит, пора научиться. Правильно я говорю, сестрицы?

Однако тетя Елизавета считала, что когда Шарлотте пора будет научиться танцевать вальс, ее отец наймет учителя.

— Ничего, я на свой страх и риск обучу ее раньше времени, — заявил дядя Фред.

Он встал со стула и протянул руки к Шарлотте. Это было приятней, чем вышивать или выуживать сведения у теток, которые не желали ничего ей рассказывать.

— Так, Шарлотта... выше голову... бери меня за руку... хорошо! Начали!

Шарлотта двигалась неуклюже и прекрасно это осознавала, но дядя Фред никогда никого не критиковал.

— Прекрасно! Прекрасно! — приговаривал он. — Шарлотта у нас умница.

Девочка благодарно улыбалась дяде. Голубые, слегка навыкате глаза — как у многих в их роду — сияли добротой; щеки от усердия раскраснелись, но дядя явно получал наслаждение, танцуя с племянницей.

— Мария, присоединяйся к нам, — сказал он. — И ты тоже, Елизавета.

Они послушно встали и принялись вальсировать. А София, не отличавшаяся крепким здоровьем, и Амелия, которая, конечно, тут же запыхалась бы, если б ей вздумалось потанцевать, были зрителями.

— Это было великолепно! — воскликнул дядя Фред, когда музыка прекратилась. — Я скажу твоему отцу, что он может гордиться дочерью. Вы вскоре украсите его бальную залу, мадам Шарлотта.

Раскрасневшаяся, слегка запыхавшаяся Шарлотта была счастлива. Она представила себя в Карлтон-хаусе. Шарлотта явственно видела перед собой залу, зеркала в которой были расставлены так, что создавалось впечатление бесконечности. Мерцающие свечи отбрасывали на собравшихся розоватые отблески, алые бархатные шторы были украшены золотой бахромой и кисточками...

Она будет танцевать посреди всего этого великолепия, и принц Уэльский заметит ее и ощутит прилив гордости за свою дочь. Он подойдет к ней, отвесит поклон, вызывающий всеобщее восхищение, и скажет:

— Надеюсь, моя дочь не откажется потанцевать со мной?

А рядом будет сидеть с видом королевы — хотя это ничего общего не имеет с обликом Старой Бегумы — миссис Фитцгерберт, которая будет довольно улыбаться, потому что между принцем Уэльским и его дочерью наконец все стало хорошо.

Как часто мечты Шарлотты заканчивались подобными счастливыми картинками! Однако в действительности до этого было по-прежнему далеко.

***

Сидя за столом и обложившись книгами, Шарлотта вдруг услышала, как ко дворцу подъехал экипаж. Она подбежала к окну и, выглянув на улицу, увидела, что из экипажа выходит ее мать.

«Она приехала навестить меня! — промелькнула у Шарлотты восторженная мысль. — Наконец-то мы будем вместе. Она проделала такой долгий путь из Блэкхита, чтобы повидаться со мной».

Выбегая из классной комнаты, Шарлотта налетела на доктора Нотта, который как раз входил в дверь. Девочка чуть не сбила его с ног.

— Боже мой! — пробормотал он, однако Шарлотта пробежала мимо.

Она торопилась переодеться: ее платье слегка запачкалось. Хотя... мама вряд ли бы это заметила.

В комнату девочки прибежала леди Клиффорд.

— Принцесса Шарлотта, что случилось? Куда вы собрались?

— Миледи, приехала моя мать.

— Это невозможно. — Леди Клиффорд побледнела.

— Говорю вам, я ее видела собственными глазами.

Леди Клиффорд знала, что король запретил принцессе Уэльской навещать дочь. Если Шарлотта действительно видела мать, следовательно, принцесса ослушалась короля и самовольно приехала в Виндзор.

Взволнованная, дрожащая леди Клиффорд решила, что она должна задержать Шарлотту.

— Вы должны быть готовы, когда за вами пошлют, — сказала она, хотя на самом деле ей не верилось, что Шарлотту позовут к матери.

О Господи, какая ужасная неприятность! Когда-нибудь ее хватит удар. С одной Шарлоттой — и то хлопот предостаточно, а уж когда ее своеобычные родственники начинают чудить — этого никто не в состоянии вынести.

— Вам следует надеть чистое платье... причесаться и... и быть наготове, — промямлила леди Клиффорд.

Шарлотта торопливо переоделась в чистое платье, леди Клиффорд причесала ей волосы.

— Я должна вернуться в классную комнату, — сказала девочка, — они же решат, что я на уроках, и будут искать меня там.

Леди Клиффорд согласилась и вернулась вместе с принцессой в классную комнату.

Вскоре внизу, у входа во дворец, раздался какой-то шум.

Принцесса Уэльская вышла к карете.

«О Боже, — подумала леди Клиффорд. — Она ни капельки не похожа на принцессу! Не удивительно, что милый принц...»

Черный парик Каролины слегка съехал набок; ярко нарумяненные щеки и черные-пречерные брови резко выделялись на фоне белой пудры, которая покрывала ее лицо.

Каролина громко что-то говорила по-английски, страшно коверкая слова. Она тряслась от ярости, судорожно сжимала руки и даже погрозила кулаком, повернувшись к окну.

Леди Клиффорд стало ясно, что принцессу Уэльскую выгнали из Виндзорского дворца.

— Клиффи, — прошептала Шарлотта, — что это значит? Ей хотелось сбежать вниз и сказать матери, что даже если никто не желает ее видеть, ей, Шарлотте, она очень нужна.

Леди Клиффорд положила руку на плечо девочки.

— Я не сомневаюсь, что принцесса явилась без приглашения.

— Без приглашения? Она же приехала повидаться со мной... со своей собственной дочерью!

Но тут, к облегчению леди Клиффорд, кучер подхлестнул лошадей, и карета тронулась с места.

— Они прогнали мою мать! — вскричала принцесса Шарлотта.

Ласковая Амелия попыталась утешить девочку.

— Видишь ли, дорогая Шарлотта, Его Величество не может ни посещать принцессу, ни принимать ее у себя, пока это пустячное недоразумение не разрешилось.

— Какое недоразумение?

— Принцесса Уэльская принимала в Монтэгю-хаусе людей, которые... которым не подобает водить дружбу с особами королевской крови. Ты меня понимаешь?

— Но как же так? Я встречала там сэра Сидни Смита. Он великий адмирал, который сражался за нашу страну. Вы бы слышали, как он защищал Жанну д'Арк! Сэр Сидни мне об этом рассказывал. Он такой удивительный рассказчик. И он часто носил меня на плечах.

— Может быть, он и храбрый моряк, однако ему все равно не подобает дружить с принцессой. Ты еще мала и не в состоянии это понять.

— Я не мала! — грубо перебила Амелию Шарлотта. — И мне сэр Сидни нравился. А еще там бывал Томас Лоуренс. Он великий художник. Я надеюсь, вы не станете спорить, что умение хорошо рисовать — это большое достоинство.

— Да, разумеется, однако умение рисовать еще не означает, что можно...

— Выходит, моей матери не разрешают видеться со мной, потому что она знает этих людей?

— Когда-нибудь ты поймешь.

— Когда-нибудь! — обиженно вскричала Шарлотта. — Я не хочу когда-нибудь, я хочу сейчас! Почему одни могут все узнавать сразу, а другим приходится ждать! Я привыкла считать, что любое знание — это благо. Вы так не думаете, тетя Амелия?

Тетя Амелия сказала, что Шарлотта все поймет, когда повзрослеет, и закашлялась. И, как обычно, все бросились ее успокаивать, потому что кашель Амелии очень расстраивал короля. Шарлотте пришлось побежать за лечебным сиропом, и разговор прекратился.

«Но, — решила Шарлотта, — им не удастся разлучить меня с мамой. Я люблю ее, а она — меня. Если бы мама меня не любила, она бы не приехала в Виндзор, не стала бы терпеть оскорбления».

Девочка постоянно думала о матери и страстно мечтала с ней увидеться.

Однажды Августа сообщила Шарлотте, что в Виндзорском дворце будет устроен детский праздник и она может пригласить, кого пожелает.

— Я предположила, — добавила тетя Августа, — что тебе, наверное, захочется позвать внука леди Клиффорд, юного Джорджа Кеппела. И, может быть, маленькую Софию Кеппел. Можешь пригласить их обоих.

— А я в самом деле могу позвать всех, кого захочу?

— Да, в самом деле.

— Тогда я приглашаю мою маму, — дерзко сказала Шарлотта.

Тетя Августа посмотрела на нее с таким видом, словно с ней мог вот-вот случиться приступ ипохондрии.

— Право же, — потом сказала она Елизавете, — Шарлотта порой ведет себя просто неприлично.