Карета, дребезжа, катилась по улицам. В ней сидела Шарлотта, одетая в обыкновенный темно-зеленый плащ и соломенную шляпу, украшенную розовыми бутонами; принцессу вполне можно было принять просто за благородную девицу, выехавшую на прогулку.

Рядом с ней сидела, слегка поджав губы, леди Клиффорд. Она терпеть не могла такие поездки и считала, что они идут во вред принцессе. Однако действительно, так продолжаться больше не могло, хотя лучше бы Шарлотта поехала в Спринг-Гарден, чем в Блэкхит. Впрочем, коли король приказал, ничего не попишешь. Шарлотта раз в неделю будет наносить визит своей бабушке, герцогине Брауншвейгской; ей предстояло проверти там два часа, и на эти два часа король разрешил свидание с матерью.

Принцесса с нетерпением ожидала этих поездок; она, правда, не испытывала особой любви к бабушке, глупой старухе, которая болтала без умолку, однако перспектива встретиться с матерью приводила Шарлотту в восторг. Что же касается принцессы Каролины, то она так обрадовалась предстоящей встрече с дочерью, что впала в истерическое состояние.

«Это все не очень полезно для здоровья», — думала леди Клиффорд.

Нью-стрит, Спринг-Гарден! Разве это место для принцессы? А ведь, между прочим, герцогиня Брауншвейгская была когда-то наследной английской принцессой...

Однако ей удалось облагородить эту грязную дыру и превратить ее в настоящий дворец. Она принимала там гостей и ожидала, что ей будут оказывать почести, приличествующие ее рангу.

«Бедняжка, — подумала леди Клиффорд, — вряд ли ее много балуют этим в Брауншвейге».

Карета подъехала к дому, и Шарлотта вместе со своей наставницей ступила на землю. Сейчас на них мало кто обращал внимание, но, разумеется, едва газеты сообщат, что Шарлотта отныне будет раз в неделю навещать бабушку и встречаться там с матерью, здесь начнут собираться толпы зевак. Леди Клиффорд содрогнулась. Чернь такая грубая! Эти люди выкрикивают ужасные слова... которые совершенно не предназначены для ушей молоденьких девушек.

Шарлотта с колотящимся сердцем вошла в мрачный дом. У бедной бабушки было мало слуг, однако она все равно постаралась создать впечатление роскоши. Ее лакеи кланялись так низко и в то же время с таким достоинством, будто проводили принцессу в Карлтон-хаус или Сент-Джеймсский дворец.

А вот принцесса Уэльская недаром славилась своим презрением к церемониям. Она поджидала дочь в комнате на первом этаже и, едва завидев Шарлотту, кинулась к ней навстречу.

Шарлотта издалека заметила ярко размалеванное лицо: пятна румян, белила... густые брови принцессы на самом деле были нарисованными, а огромный завитой парик черного цвета в волнующие минуты встреч с дочерью всегда съезжал набок. В низком декольте белела большая грудь; которая выглядела слишком массивной на коротком туловище и придавала Каролине сходство с грушей. Вид у принцессы Уэльской всегда был немного немытый, однако горячая любовь к дочери придавала ей очарование.

— Моя дорогая! Дорогая! Дорогая! — восклицала принцесса. — Моя малышка Шарлотта! Дай мне поглядеть на тебя.

И она прижала Шарлотту к пышной груди, хотя рассмотреть что-либо в таком положении было довольно трудно.

— Ах, как мы долго с тобой не виделись! — продолжала мать. — А нам дали всего два часа... Это гадко и жестоко. Могу поклясться, такую пытку изобрела Старая Бегума.

И Каролина дико рассмеялась. — О, мама, — сказала Шарлотта. — Я так рада снова вас увидеть. Я так по вам скучала!

— Мой ангел! Любовь моя! Малютка Лотти! — мать душила Шарлотту в объятиях. — А ты думаешь, я не страдала? Меня не допускали к моему собственному ребенку... к моей крошке Лотти! Ах, я всегда мечтала иметь дитя, а когда оно родилось, у меня его отняли.

— Но теперь мы вместе, мама. На два часа.

Каролина скривилась и подняла руку. Шарлотта обратила внимание на кольца с ослепительно сверкающими камнями. Они смотрелись нелепо, потому что ногти у матери были грязными. Право же, на свете нет более странной и эксцентричной женщины, чем ее мать...

— Да, они согласились на это. О, гадкие, гадкие! Они пытались доказать, что Уилли — мой сын, но не смогли... Не смогли!

Никто не разговаривал с Шарлоттой откровеннее матери. Каролина не считала нужным что-либо скрывать, тем более что Шарлотте уже почти двенадцать... ей пора знать, что творится на свете.

— А как поживает Уилли? — спросила Шарлотта.

— Уиллкинс — душка. Не знаю, что бы я делала без этого ангелочка. Знаешь, милая, если бы я могла жить с тобой и с Уиллкинсом, мне больше ничего не было бы нужно.

— Если бы это было возможно! — вздохнула Шарлотта.

— Но ведь ты когда-нибудь станешь королевой. Этому ничто не в состоянии помешать. Моя малышка Шарлотта... Королева Англии! Ты же не будешь держать тогда свою бедную старую маму на задворках, да?

— Вы всегда будете жить вместе со мной.

— Мой ангел! Ничего, скоро мы будем видеться не два часа в неделю, а больше. Это же просто смешно! Ну, почему только на два часа? Я с этим не примирюсь. Когда-нибудь я приеду и увезу тебя насильно. И мы заживем припеваючи в Монтэгю-хаусе.

Однако, едущая бурные протесты матери, Шарлотта все так же испытывала чувство неуверенности. Что же все-таки правда в истории с этим ужасным мальчишкой? Она помнила Уилликинса по своим поездкам в Монтэгю-хаус, когда ей еще позволяли туда ездить: он был чудовищно избалован, заласкан и, если ему чего-нибудь не разрешали, начинал злобно лягаться.

Нет, Шарлотте не хотелось бы жить в Монтэгю-хаусе; там никогда не знаешь, что случится в следующую минуту. Туда приходило много странных людей, они играли в какие-то дикие игры... сначала это увлекало, а потом смущало. Вероятно, она была слишком мала, когда ездила в Блэкхит, и толком не понимала, что там творится. Сейчас все было бы иначе. Она уже почти взрослая. И ей кажется, что хотя жизнь в Монтэгю-хаусе ее завораживала, она не хотела бы жить так постоянно.

В глубине души Шарлотта мечтала о тихой, достойной жизни, которую она видела на Тилни-стрит.

— Я полагаю, — скорчив гримасу, произнесла принцесса Уэльская, нам следует предстать перед герцогиней.

В ее тоне сквозила ирония. Разве так следовало говорить о своей матери?

Они прошли в грязную комнату, которую герцогиня Брауншвейгская отвела под свою гостиную. Это было жалкое зрелище. Никакой это не дворец, а просто комната в убогом старом доме. У герцогини было всего две служанки, однако она вела себя так, словно ее сопровождала целая свита.

Бабушка сидела на старом стуле, как на троне, и надменно посмотрела на лакея, провозгласившего у дверей:

— Ее Высочество принцесса Уэльская и принцесса Шарлотта.

Герцогиня Брауншвейгская посмотрела на внучку.

— Подойди сюда, Шарлотта, сядь рядом со мной, — сказала бабушка. И добавила, взмахнув рукой: — Подать принцессам стулья.

Когда стулья были поданы, принцесса Уэльская села, широко раздвинув ноги и упершись ладонями в колени — именно так, как, по уверениям наставниц Шарлотты, принцессам сидеть не подобало.

Шарлотта обвела взглядом комнату. Грязнее она, пожалуй, не видала. И мебели тут почти нет... Шарлотте стало жалко старушку, которая отчаянно пыталась сохранить в такой обстановке свое королевское достоинство. А еще девочка рассердилась, представив себе, какие апартаменты могли бы предоставить ее родственники герцогине. Кенсингтонский дворец, Виндзор, Букингемский дворец, Кью... да даже Сент-Джеймс! О, какой позор!

— Бабушка! — порывисто воскликнула Шарлотта. — Вам не следует тут находиться. Вам нужны красивые апартаменты.

— Моя дорогая Шарлотта, я же в ссылке. И должна довольствоваться тем, что мне предоставили…

— Но это... позор!

— Это Старая Бегума постаралась, — со смешком вставила Каролина. — Она нас всех ненавидит и радуется при мысли о том, что ее враг живет в таком месте.

«Ну и злюка все-таки королева! — подумала Шарлотта. — Как можно поступать так со своей золовкой?» А герцогиня вдруг расхныкалась.

— Признаюсь, я ждала другого отношения, моя дорогая Шарлотта. Когда-то я была здесь очень важной дамой. Я ведь старшая из принцесс, мой брат так меня баловал. Ведь король — мой брат, ты же знаешь. Но он не виноват. Бедный! Я всегда говорила, что сердце у него доброе, а вот с головой плохо. Он, конечно, обошелся со мной нехорошо. Однако бедный Георг в очень плачевном состоянии. Я была потрясена, увидев его. Он все время говорит, говорит... и никто не понимает о чем.

— А? Что? — передразнила короля принцесса Уэльская. — И все-таки он добрый человек. Когда я сюда приехала, то даже пожалела, что мне придется выйти замуж не за него, а за принца Уэльского. Уверяю вас, тогда бы все сложилось иначе. Король ко мне неравнодушен. У тебя, моя любезная Шарлотта, было бы шесть или даже семь братьев и сестричек, если бы я обвенчалась с добрым, слабоумным Георгом!

— Ты никогда не умела вести себя прилично, — с неожиданным высокомерием произнесла герцогиня. — Будь сдержаннее, Каролина. — Она повернулась к внучке. — Когда твоя мать была маленькой, она причиняла нам столько беспокойства! Какой же она была необузданной! Я бы тебе много чего могла порассказать. Может, когда-нибудь и расскажу... Впрочем, меня тоже обвиняли в несдержанности. Мадам де Херцфельдт... любовница моего мужа... жила во дворце, когда туда прибыла я. «Женитьба — еще не повод для того, чтобы я расстался с любовницей», — заявил мне супруг. Как тебе это нравится?

— Шарлотта была бы от него в восторге, — вставила принцесса Уэльская. — Он был великим человеком... замечательным воином.

— Он погиб в Йене. Подлый Наполеон! Ну когда мы сможем спать спокойно? Только представь... его солдаты расхаживают по нашей прекрасной стране... хотя, вообще-то, меня эта страна мало волнует. Я всегда считала своей родиной Англию... и для меня было утешением вернуться сюда. Но я не ожидала, что меня поселят в такой... дыре. Разве здесь можно вести жизнь, достойную моего положения? А? Хотелось бы мне знать! Но эта злобная старуха... она всегда меня ненавидела. Я поняла это, как только она приехала в Англию. Мекленбург-Стрелиц! Это же такой жалкий род! И вначале она держалась смиренно... О, это хитрая лиса! Хотя она больше похожа на крокодила. Королева Шарлотта! Да, ей очень хотелось проявить свою власть! Но я сказала: «Нет! Этому не бывать!» Моя матушка была тогда еще жива, и Георг был в своем уме... Тогда он слушался маму, а не коротышку Шарлотту.

— Старую Бегуму, — хохотнула принцесса Уэльская. Шарлотта была поражена тем, что они совершенно не скрывали своей ненависти к королеве. Ей было немного неприятно, но в то же время эти разговоры действовали на девочку завораживающе. Из них она узнавала больше, чем из болтовни слуг и даже из карикатур и газетных вырезок, которые приносила ей коварная миссис Адней.

— В нашем дворце теперь хозяйничает какой-то Жером Бонапарт... брат того Бонапарта. Наполеон поделил Европу между своими родственниками, а мы... законные правители... скитаемся теперь по свету. Дорогая моя девочка, если б ты знала, с каким трудом я смогла оттуда вырваться! Я пробралась в Швецию... и только потом в Англию. Мне казалось, я никогда не доеду до Лондона. Такие приключения... в мои-то годы! А когда я наконец добралась, как меня встретили? Георг, конечно, проявил доброту. У него доброе сердце... только голова слабая... Но Шарлотта... Жаль, что тебя назвали в ее честь. Но не забывай, что у тебя есть и другое имя: Августа. Это мое имя. Так что ты не только ее тезка, но и моя тоже. Не правда ли, странно? Ты носишь два наших имени.

— Да, — кивнула Шарлотта, — действительно. Меня назвали в честь обеих бабушек. А мой дядя здесь?

Шарлотта уже встречалась с братом матери, который теперь стал герцогом Брауншвейгским. Он отличался от остальных членов этой семьи: был гораздо спокойней, однако славился своей храбростью. Шарлотта слышала рассказы о том, как он сражался с французами, пробиваясь к побережью, где его ждал британский флот, чтобы отвезти дядю и его маленьких сыновей, потерявших маму, в Англию.

Эта история звучала очень романтично, да и сам дядя имел весьма романтичный вид: ему очень шли военная форма и аккуратные усики, он был настоящий красавец...

Дядины сыновья, шестилетний Чарльз и четырехлетний Уильям, жили со своими няньками и прислугой в том же доме, что и бабушка, только на верхнем этаже. Шарлотте хотелось повидаться с ними перед отъездом, и она сказала об этом матери.

— Бедные крошки, — рассеянно пробормотала Каролина. — Наверное, это имело бы смысл, если б у нас было больше времени... но нам отвели каких-то жалких два часа, и я уверена, что затягивать свидание нельзя, об этом непременно донесут королеве. Нет, я не желаю ни на минуту расставаться с моей любимой Шарлоттой!

— Боже мой! Боже! — воскликнула герцогиня. — Значит, вы с принцем по-прежнему в ссоре? Право же, это очень странная жизнь. Что касается меня, то я нахожу принца очаровательным. Он пригласил меня в Карлтон-хаус. «Дорогая тетушка, — сказал он. — Если вы не приедете, я буду в отчаянии». Пришлось приехать. Как он обворожителен! Какие манеры! Никогда не видела, чтобы люди умели так грациозно кланяться. Я сказала ему: «Мой драгоценный племянник, вы действительно первый джентльмен Европы».

— Видели бы вы его во время бракосочетания! Он так напился! Не мог без посторонней помощи добраться до алтаря. Да-да. Они стояли рядом, чтобы подхватить его, если он будет падать, — Каролина залилась громким хохотом.

— Обворожительный мужчина, — не обращая на нее внимания, продолжала герцогиня. — По-моему, я никогда в жизни не встречала более обворожительного мужчины, чем мой племянник, принц Уэльский.

— А всю брачную ночь он провалялся на полу возле камина. Очень обворожительно. Мне без него прекрасно живется.

Шарлотта слушала их разговор в полном ужасе. Мать и бабушка говорили каждая о своем, и девочка подозревала, что о ней вообще позабыли. Однако при этом мать то и дело упоминала в разговоре свою милую Шарлотту, называя ее ангелочком и ласточкой. Таким образом Каролина давала Шарлотте понять, что помнит о ее присутствии.

Так прошло два часа, и леди Клиффорд заторопилась уезжать, сказав Шарлотте, что если они задержатся, частота визитов может сократиться до одного в две недели.

— Как странно, — молвила Шарлотта, — что мне позволяют видеться с родной матерью всего раз в неделю.

Однако леди Клиффорд не считала это странным, поскольку речь шла о принцессе Каролине, которая, правда, вышла сухой из воды, поскольку деликатное дознание закончилось ничем, однако было почти доподлинно известно, что она ведет странную, если не безнравственную, жизнь. Поэтому вполне разумно свести до минимума встречи такой женщины с дочерью — будущей королевой Англии.

Шарлотта погрузилась в молчаливые размышления о своих родственниках.

— Это зверинец, — вдруг сказала она. — Королевский зверинец.

***

Принцесса Шарлотта захворала. Ее постоянно бил озноб, а затем, к ужасу леди Клиффорд, у девочки начался жар. Леди Клиффорд позвала докторов, и Шарлотту уложили в постель; принцесса была слишком слаба, чтобы сопротивляться, а через несколько дней на ее теле появилась сыпь, и стало понятно, что у бедняжки корь.

В королевском семействе начался переполох. Принц Уэльский послал к дочери своего врача.

— Если Шарлотта умрет, мне скажут, что мой долг завести нового ребенка, — пожаловался принц Марии. — А я не в состоянии этого сделать. При одной мысли о близости с этой женщиной мне становится дурно.

Мария утешила его, сказав, что у принцессы всего лишь корь — болезнь, от которой большинство детей оправляется очень быстро. Тем более что у Шарлотты крепкое здоровье.

Принц почти не отходил от Марии. В подобные минуты он отчетливо чувствовал, насколько она ему необходима. Мария тоже была счастлива. Она не сомневалась, что все будет хорошо. Нелепая страсть принца к леди Хертфорд не играет особой роли. Эта женщина холодна, как лед, и никогда не станет его любовницей. Марии нечего бояться. Принц по натуре непостоянен, он не в состоянии удержаться от соблазна при виде женщин. Однако это ничего не значит. Она, Мария, все равно останется спутницей его жизни; после того, как принц покинул ее ради леди Джерси, он многое понял.

Мария позвала мисс Пайгот, которая высказала свое мнение насчет кори. Мисс Пайгот приготовила целебный отвар; она была уверена, что доктора одобрят его состав. Принц же говорил только о Шарлоттиной болезни — правда, как заметила Мария, не потому что переживал за дочь... нет, он лишь боялся, что ее смерть поставит его в неприятное положение.

Король с королевой тоже обсуждали болезнь Шарлотты. Король был встревожен.

— Она всегда казалась нам таким здоровым ребенком. Бегала, прыгала... А? Что? Корь... Это опасно? Как по-твоему, нам говорят правду? А? Что?

Королева сказала, что это пустые страхи. Никакая опасность Шарлотте не грозит. Она, королева, дала подробные наставления леди Клиффорд и послала девочке порошок Джеймса. Он очень целебный. Кроме того, надо будет сказать леди Клиффорд, чтобы Шарлотте вплоть до особых распоряжений не меняли постельное белье.

— Я всю ночь не мог заснуть, все думал, думал, — вздохнул король. — Принцессам не следует навещать девочку. Надо им ясно дать это понять. Корь очень заразна. Ты это знаешь? А? Что?

— Разумеется, но говорят, корью нельзя заболеть вторично, поэтому за принцесс можно не беспокоиться.

— Они наверняка все захотят за ней ухаживать. Я не позволю Амелии...

— Амелия увидится с Шарлоттой, только когда опасность будет позади. Можете на меня положиться.

Король кивнул. Ему приходилось теперь во всем полагаться на королеву.

«Как же все переменилось, — думал он. — А? Что?»

***

Карета принцессы Уэльской остановилась перед Карлтон-хаусом. Каролина выпрыгнула из нее и оттолкнула тех, кто пытался ее задержать.

— Где мое дитя? — воскликнула она. — Сейчас же проведите меня к принцессе Шарлотте.

Пажи и лакеи были в растерянности. Они знали, что принцессу Каролину не принимают в Карлтон-хаусе. Что же делать? Как отказать ей? Ведь она все-таки принцесса Уэльская!

— Даже не пытайтесь мне помешать, — Каролина говорила на странной смеси французского, немецкого и английского.

Слуги сделали вид, что не понимают, и позволили ей ворваться в дом и пройти в спальню Шарлотты. Каролина распахнула дверь настежь.

— Мой ангел! Моя милая крошка! Шарлотта сказала слабым голосом:

— Мама... Это вы?

— Конечно я, моя малютка Лотти. Крошка моя заболела, а мамы нет рядом. Да я должна неотлучно находиться при тебе! Это моя приятная обязанность. Как ты себя чувствуешь?

— Уже лучше, мама. Но у меня все тело в сыпи.

— Ничего, скоро ты поправишься. Ах, я так скучала по нашим встречам! — Каролина скорчила гримасу и громко расхохоталась. — Ты же знаешь, без моей крошки Лотти мне нет жизни.

— О, мама, вы такая... такая...

— Какая, любовь моя?

Шарлотта не могла сказать: «Такая странная», хотя имела в виду именно это. И в то же время она была слишком слаба, чтобы быстро сообразить, как выразить свою мысль другими словами. Поэтому она сказала совсем не то, что думала:

— Вы... такая ласковая.

Каролина склонилась над дочерью и поцеловала ее.

— О, мама! Я же з-заразная.

— Крошка моя, даже если бы ты заболела проказой, я бы не испугалась. Я все равно бы тебя целовала.

Шарлотта так утомилась, что у нее слипались глаза, однако Каролина, похоже, ничего не замечала. Она уселась возле постели и принялась болтать о том, как они будут веселиться, когда Шарлотта поправится, и уверяла, что они найдут способ видеться чаще одного раза в неделю.

А за стеной нервно расхаживала по комнате леди Клиффорд, мучительно раздумывая, как прогнать из дворца принцессу Уэльскую и что скажут принц и королева, когда узнают, что эта женщина навестила свою дочь.

***

Принц вызвал леди Клиффорд к себе. Поклонившись, он предложил леди Клиффорд стул. Она восхитилась безукоризненностью его манер. Принц обладал способностью оказывать на людей такое влияние, что им хотелось из кожи вон вылезти, лишь бы услужить ему. И леди Клиффорд очень страдала, понимая, что за внешней учтивостью принца скрывается недовольство.

— Моя дочь быстро поправляется благодаря вашему заботливому уходу, — молвил принц, желая ободрить леди Клиффорд.

Несмотря на тучность, он был очень красив, и леди Клиффорд еле сдерживала слезы, думая о том, что она нарушила свой долг.

— Благодарю вас, леди Клиффорд, за то, что вы так заботитесь о ней.

— Ваше Высочество... если бы я могла поверить, что вы мной довольны, я была бы счастлива, но боюсь...

Принц озабоченно нахмурился.

— Вы имеете в виду злополучный приезд принцессы Уэльской? — спросил он, и при упоминании о жене в его голос закрались ледяные нотки.

— Ваше Высочество, мне нет оправданий. Я знаю, что это шло вразрез с вашими желаниями. Я могу сказать лишь одно: принцесса Уэльская застала всех нас врасплох. Мы понятия не имели...

Принц кивнул.

— Я понимаю. Я прекрасно вас понимаю. Она ворвалась в комнату, ей не успели помешать. Это было так, да?

— Совершенно верно, Ваше Высочество.

— Я думаю, — молвил принц, и на его губах заиграла неотразимая улыбка, а нос слегка сморщился, придавая улыбке еще больше очарования, — что лучше об этом позабыть. В конце концов, у принцессы Уэльской есть оправдание: ее дочь была больна. Однако мне кажется, мы должны принять меры предосторожности, дабы подобная история не повторилась. Вы со мной согласны?

— Я уверена, что она больше не повторится. Не сомневаюсь, что все люди, причастные к этой истории, очень расстроены, ибо не смогли выполнить свой долг, который состоит в услужении Вашему Высочеству.

— Что ж, тогда все хорошо.

И принц учтиво дал ей понять, что беседа окончена. Леди Клиффорд поднялась со стула и удалилась, чувствуя, что готова костьми лечь, но не допустить, чтобы кто-нибудь еще раз вызвал недовольство принца.

***

Выздоровев, Шарлотта поехала в Богнор. Она наслаждалась свободой, и вскоре стала, как и прежде, совершенно здорова.

То были чудесные дни: она вновь пробовала булочки мистера Ричардсона, бродила по берегу, ища водоросли и разные интересные вещи, выброшенные волнами, ездила в тележке, запряженной четырьмя пони, по сельским дорогам, разговаривала с людьми.

Девочка была счастлива, однако, вернувшись в Карлтон-хаус, обнаружила, что среди ее домочадцев возникли серьезные разногласия.

Больше всего воевали доктор Нотт и миссис Адней; их взаимная неприязнь возросла настолько, что они уже с трудом могли ее скрыть.

Между ними постоянно вспыхивали ссоры, они все время друг друга критиковали. Доктор Нотт обвинял миссис Адней в том, что она дает принцессе литературу, которую той читать не следует. Миссис Адней заявляла, что доктор Нотт пытается оказать на принцессу влияние, надеясь впоследствии извлечь из этого определенную выгоду.

Эти мелкие стычки, разумеется, должны были рано или поздно перерасти в открытый конфликт, который уже не мог пройти незамеченным, и так оно и случилось. Однажды доктор Нотт, зайдя в комнату, увидел, что принцесса Шарлотта и миссис Адней вместе рассматривают карикатуры.

Шарлотту и миссис Адней постепенно объединил интерес к так называемым «картинкам». Не то чтобы Шарлотта полюбила миссис Адней — это было невозможно, — однако в разговорах, полных лукавых намеков, было какое-то неотразимое обаяние; к тому же Шарлотта не могла удержаться от любопытства при виде карикатур и газет, которые постоянно подсовывала ей миссис Адней.

В тот день миссис Адней только что вернулась с Сент-Джеймс-стрит и рассказывала Шарлотте о своем посещении лавки Гилрея.

— Раньше он находился на Олд-Бонд-стрит, а теперь переехал на Сент-Джеймс, но это даже лучше. О, Вашему Высочеству было бы интересно взглянуть на эту лавку.

На губах миссис Адней играла лукавая усмешка. Может быть, набраться храбрости и отвезти туда когда-нибудь Шарлотту? Хотя это довольно рискованно: если о поездке станет известно, она лишится места.

— Старик Гилрей сидит наверху и рисует карикатуры. Я его один раз видела. Такой тихий человечек, Ваше Высочество... седой, сероглазый, но в нем чувствуется необыкновенная живость. Впрочем, с виду никогда не догадаешься, что он рисует такие умные... и злобные карикатуры.

— Да, он несомненно умен, — согласилась Шарлотта.

— Да-да. Вот, например, взгляните.

На рисунке был изображен король: смешной и в то же время очень похожий на дедушку Шарлотты, не узнать его было невозможно. Король сидел на лавке и делал пуговицы. Они лежали рядами, а внизу была подпись: «Королевский пуговичник». На другом рисунке король изображался в гамашах, в волосах его застряла солома. Подпись гласила: «Георг-земледелец». Еще миссис Адней показала Шарлотте карикатуру на короля и королеву; королева в фартуке жарила рыбу, а король готовил оладьи. Это была насмешка над их скромным образом жизни.

— Есть и другие, еще более злобные, — сказала, похохатывая, миссис Адней. — В лавке работают мисс Хамфри и Бетти Маршалл, они просто не могут удержаться от смеха. Мы с ними прекрасно знакомы. Я ведь хорошая покупательница.

— И как это дедушка до сих пор не посадил Гилрея в тюрьму?

— О, если б он это сделал, Лондон восстал бы, толпы людей повалили бы к Сент-Джеймсскому дворцу. Люди не позволят и пальцем дотронуться до Гилрея. Лондонцы этого не допустят. Он так всех смешит... а люди обожают посмеяться. Мисс Хамфри считает его гением. Впрочем, это не удивительно, если учесть...

— Что?

Миссис Адней учащенно заморгала.

— Она его л-любовница? — спросила Шарлотта. Миссис Адней многозначительно кивнула.

— С другой стороны, вы же должны знать нравы своих будущих подданных, не так ли? Вы будете удивлены, Ваше Высочество. Они ведут себя так благопристойно. Как законные муж и жена. Бетти Маршалл рассказала мне, что однажды старик и мисс Хамфри даже отправились в Сент-Джеймсскую церковь, чтобы обвенчаться, но не дошли: ему пришла в голову идея очередной карикатуры, и он передумал. Они вернулись назад, и все осталось как прежде.

Шарлотта живо заинтересовалась и жаждала побольше узнать про Джеймса Гилрея и мисс Хамфри.

В работах Гилрея чувствовался огромный талант; кроме того, художник был очень плодовит. Судя по словам миссис Адней, он не только снискал славу, но и сколотил приличный капиталец на своих карикатурах.

Миссис Адней принесла старую карикатуру, на которой были изображены миссис Фитцгерберт, принц Уэльский, мистер Фокс и мистер Питт. Карикатура была сделана вскоре после тайной женитьбы принца на миссис Фитцгерберт. Питт и Фокс теперь уже умерли, однако Шарлотта много о них слышала. Принцессе необходимо было получить политическое образование, а изучение английской политики непременно требовало знакомства со столь выдающимися деятелями.

Карикатура называлась «Покинутая Дидона». Миссис Фитцгерберт — на рисунке она была гораздо моложе, чем сейчас — стояла на берегу на груде бревен. От берега отплывала лодка, в которой сидели Питт, Фокс и принц Уэльский. Изо рта принца вылетали слова: «Я ее никогда в жизни не видел!» А Фокс говорил: «Нет, черт побери, никогда!»

Шарлотта внимательно изучала карикатуру, когда в комнату незаметно зашел доктор Нотт. Принцесса и миссис Адней не услышали его шагов. Поэтому он смог поинтересоваться, чем они так поглощены, а ведь на столе лежала не только «Покинутая Дидона». Там были еще и «Королевский землепашец», и «Пуговичник», и «Приготовление рыбы и оладий».

Лицо доктора Нотта побагровело. Он пытался что-то сказать, но не мог.

Наконец он повернулся к миссис Адней и процедил сквозь зубы:

— Вы еще об этом услышите.

***

Все окружение Шарлотты обсуждало стычку доктора Нотта с миссис Адней. Приехавший епископ надолго уединился с доктором Ноттом.

Все сходились на том, что миссис Адней будет приказано покинуть дворец. Епископ был на стороне доктора Нотта; все знали пристрастие миссис Адней к скандалам, и кроме того, она беседовала с принцессой на такие темы, которые обсуждать не полагалось.

Шарлотта пришла в ужас. Она вдруг поняла, что хотя доктор Нотт ей нравится, она предпочитает общество миссис Адней. Доктор Нотт, конечно, хороший человек король выбрал его за набожность, и принц Уэльский одобрил выбор отца; проповеди о религиозном пыле принесли доктору Нотту большую известность, однако он ужасный зануда.

Все домочадцы с минуты на минуту ждали отставки миссис Адней. Шарлотте было ее жалко.

— Я буду скучать по вам, если вы уедете, — сказала девочка.

Обе они вспомнили о том, как Шарлотта упомянула миссис Адней в своем завещании. «Миссис Адней я не оставляю ничего. На то есть свои основания». С тех пор многое изменилось, и Шарлотта поняла, что миссис Адней вносит в ее жизнь веселье и разнообразие.

— Вашему Высочеству не следует огорчаться, расставаясь со своими слугами, — сказала миссис Адней.

— Увы, — откликнулась принцесса. — Я своих слуг не выбираю.

— Этот старик очень чувствительный. Мне кажется, он бы подал в отставку, если бы решил, что Ваше Высочество им недовольны.

— Но я им действительно недовольна!

— Вероятно, он об этом не догадывается.

— Леди Клиффорд очень раздосадована тем происшествием.

— Леди Клиффорд всегда чем-нибудь раздосадована, Ваше Высочество.

Шарлотта задумчиво удалилась, а при встрече с доктором Ноттом холодно смотрела сквозь него, желая показать, что она обвиняет его в поднявшемся скандале. Доктор Нотт страшно расстроился.

Окружающие ничего не понимали: доктор Нотт внезапно решил подать в отставку, заявив, что не справляется с возложенными на него обязанностями и сможет принести гораздо больше пользы в другом месте, на своем поприще.

Поэтому его освободили от должности, и скандал был замят.

Миссис Адней повеселела и была очень довольна тем, как все обернулось.

Ее очень радовало то, что она по-прежнему может заглядывать в лавку мистера Гилрея на улице Сент-Джеймс, покупать новые карикатуры и интересоваться, как развивается его роман с мисс Хамфри.

***

На место доктора Нотта был назначен доктор Уильям Шорт. Кроме того, принц Уэльский решил, что поскольку Шарлотте уже исполнилось тринадцать лет, ей пора изучать законы и учиться управлять государством. Поэтому ей дали еще одного учителя, Уильяма Адамса. Это имело очень большое значение, так как Адамс, юрист и политик, стал главным адвокатом принца Уэльского и хранителем большой печати Корнуолла. Адамс был вигом и горячим поклонником Чарльза Джеймса Фокса — правда, только в последние годы жизни Фокса, а до того Адамс даже дрался с ним на дуэли. В задачу Адамса входило воспитать из Шарлотты сторонницу вигов, и ему это удалось без труда. Юная и впечатлительная принцесса была очарована Адамсом, человеком очень обаятельным, отличавшимся непринужденностью манер. Он моментально завоевал симпатию, поскольку был веселым и добрым; незадолго до встречи с Шарлоттой Адамс потерял жену, и временами им овладевала меланхолия, которая придавала Адамсу дополнительный шарм.

Шарлотта была в восторге от неожиданного поворота судьбы, благодаря которому бедного старого доктора Нотта сменил такой удивительный человек. Кроме того, благодаря Уильяму Адамсу Шарлотта смогла завязать дружбу, которая очень много для нее значила.

Однажды после урока, на котором Адамс рассказывал принцессе о парламентских делах, он упомянул про свою племянницу, Маргарет Мерсер Элфинстоун.

— Мерсер, — сказал он, — мы всегда звали ее Мерсер — удивительно яркая личность, другой такой женщины я не знаю. А ведь она совсем еще юная. Правда, Мерсер на восемь лет старше вас, Ваше Высочество. Она необычайно умна и прямодушна... это великая натура. Я думаю, Вашему Высочеству будет интересно с ней познакомиться, так что если когда-нибудь вы позволите мне представить вам Мерсер...

Шарлотта считала все, что говорил Уильям Адамс, очень мудрым, и с нетерпением принялась ждать встречи с его племянницей.

И вскоре Маргарет Мерсер Элфинстоун была представлена принцессе.

Шарлотту она очаровала. У Мерсер были чудесные рыжие волосы; она блистала красотой и обладала несомненным обаянием; да, действительно, речи Мерсер отличались искренностью, разумностью и прекрасным знанием жизни; она великолепно разбиралась в политике; сразу было видно, что Уильям Адамс прислушивается к ее мнению. И что крайне важно, Мерсер была горячей сторонницей вигов.

Час, который она провела с Шарлоттой, пролетел стремительно, и когда встреча подошла к концу, Шарлотта заявила:

— Вы непременно должны еще меня навестить. Пожалуйста... Когда вы приедете?

Мерсер холодно ответила, что приедет, когда принцесса соизволит приказать.

— Приказать?! — воскликнула Шарлотта. — О нет, о приказаниях не может быть и речи. Я хочу, чтобы мы были друзьями.

Мерсер эти слова, без сомнения, понравились. Она выразила свою радость и надежду на то, что они станут настоящими друзьями, а между друзьями не следует соблюдать табель о рангах.

— Я так счастлива, что вы пришли ко мне в гости, — сказала Шарлотта, и Мерсер пообещала заглянуть к принцессе на следующий день.

Маргарет Мерсер Элфинстоун оказалась сказочно богата; единственная дочь виконта Кейта (на чьей сестре был женат Уильям Адамс), она вдобавок получила наследство от дедушки по материнской линии; за столь богатой невестой охотилось множество женихов, которым, впрочем, нравились не только ее деньги, но и она сама.

Мерсер открыла Шарлотте новый мир. Она бывала на балах и прочих увеселениях, где встречалась с интересными людьми. Ей было что порассказать о сумасбродном, удивительном молодом лорде Байроне, который — как Мерсер призналась Шарлотте — тоже надеялся стать ее женихом. Он был красив, остроумен, но хромал и страшно стыдился своего недостатка.

— Я часто думаю: может, мне следует выйти за него замуж? — сказала Мерсер. — Я могла бы помочь ему.

— А ему разве нужна помощь? — тут же спросила Шарлотта. — По-моему, все только и делают, что ищут его общества.

— Да, он всех забавляет, будит, любопытство. Но в то же время лорд Байрон нередко впадает в меланхолию. Когда-нибудь он станет великим поэтом, и я уверена, что могла бы ему помочь.

Шарлотта в этом тоже не сомневалась; по мнению Шарлотты, Мерсер могла справиться с чем угодно.

Принцесса постоянно думала о Мерсер. Ей хотелось дарить подруге подарки. В отсутствие Мерсер Шарлотта писала ей длинные письма, и ее невозможно было оторвать от стола.

— Моя жизнь совершенно переменилась, — заявила Шарлотта, — когда у меня появилась подруга.

Симпатия быстро перешла в страстное обожание; когда Мерсер навещала Шарлотту, принцессу переполняла радость, после ухода подруги она тосковала.

Шарлотта подарила Мерсер кольцо, на котором были выгравированы слова любви, и выразила надежду на то, что Мерсер сохранит его на всю жизнь.

Мерсер поклялась сохранить кольцо как драгоценную память о дружбе с принцессой и сказала, что оно будет служить ей утешением, когда ее разлучат с Шарлоттой.

— Этот день никогда не настанет! — воскликнула Шарлотта. — Я этого не допущу. Я буду королевой, а вы — станете моим премьер-министром.

Мерсер рассмешили ее слова.

— Разве женщине позволят занять такой пост? — спросила она.

— Решения буду принимать я, а мне никто другой не будет нужен.

Как приятно было говорить о будущем! Еще они рассуждали о политике прошлого. Мерсер обладала обширными знаниями о колониях и объясняла принцессе, как можно было бы их сохранить, если бы у власти был Фокс. По ее мнению, Фокс был величайшим политиком той эпохи, просто ему не дали возможности проявить свой гений. Бедный лорд Норт — а с ним и король — вечно метался из крайности в крайность, и в результате Англия потеряла Америку. Мерсер хотела избавить страну от влияния тори, и Шарлотта разделяла ее мечты.

Как прекрасен стал мир с тех пор, как она узнала Мерсер! Подумать только, когда-то ей казалось верхом блаженства сидеть на табурете в лавке мистера Ричардсона и лакомиться его булочками!

Леди Клиффорд доложила об этой пылкой дружбе королеве, которая решила поговорить с Шарлоттой.

— Будущие правители, — сказала королева, — ни с кем не должны заводите слишком тесную дружбу. Люди склонны этим пользоваться... они могут быть прекрасными людьми, однако человек, которому предстоит однажды занять важное положение в обществе, должен вести себя очень осторожно.

«К чему клонит Старая Бегума?» — встревожилась Шарлотта.

— Единственный и великий источник твоего счастья — это отец, — продолжала королева. — И тебе не следует самой смотреть по сторонам, ты лучше подожди его совета.

То есть как? Пока отец не найдет ей мужа и не скажет: «Выходи за него»? Но она не позволит так с собой обращаться. Мерсер выступает за независимость.

— Слабым всегда помыкают, — говорила Мерсер.

О, как же она права! Она всегда права... Какая она милая! Лучшей подруги во всем мире не найти.

Шарлотта покосилась на бабушку.

Если она собирается разрушить ее дружбу с Мерсер, то ничего у нее не выйдет!

***

Ничто не могло помешать этой дружбе, с течением времени она становилась лишь крепче. Но потом королевскую семью потрясла целая серия трагедий, которые вырвали Шарлотту из блаженного детства, и все несколько изменилось, вернуть прошлое стало уже невозможно.

Все началось из-за распри между дядей Эдуардом, герцогом Кентом, которого Шарлотта всегда недолюбливала, и самым любимым из отцовских братьев — дядей Фредом, герцогом Йорком.

Разгорелся такой скандал, что его даже при желании нельзя было бы скрыть от принцессы. И это было только начало...