Все решили, что мы ночевали на плантации Магды. Туман оказался для этого хорошим поводом. Сначала в отеле заволновались, но потом успокоились, и я облегчением обнаружила, что на этот счет не было никаких ненужных пересудов. Может быть, немного больше хихикали исподтишка, но я старалась не обращать на это внимания. Фелисити, казалось, стало немного лучше. Мы вместе позавтракали. Я рассказала о плантации Магды, и Фелисити проявила некоторый интерес, что с ней бывало редко. По-моему, ока уже выходила из состояния безучастности, а это было уже шагом к выздоровлению.

Я любила смотреть, как из Сиднея приходит корабль, и сидя на террасе и ожидания его прибытия. Это всегда сопровождалось суетой и волнением, хотя и было делом обычным. На берегу шуму было больше, чем обычно, и наблюдалось большое скопление тележек с волами и людей, приехавших с товарами на продажу.

Эта сцена уже становилась для меня привычной. Я стала по-настоящему ощущать себя частью острова. Воспоминания о прошедшей ночи, когда я лежала в каноэ вместе с Милтоном были мне дороги, ибо Милтон доказал мне, что по-настоящему меня любит. Ведь он мог бы преодолеть мою щепетильность, однако не стал этого делать.

Затем я стала думать о Реймонде о Магнусе Перренсене. Последний вызывал во мне очень странные чувства. Он казался каким-то отстраненным, даже в его речи было что-то архаичное. Если бы он объявил мне, что он и есть тот самый Магнус, возродившийся к жизни, по-моему, я бы ему поверила.

Корабль бросил якорь. На берег сходили люди Я лениво наблюдала за ними, витая мыслями где-то далеко Вдруг я вздрогнула. Не может быть. Наверное, я сплю Мне это наверняка показалось. Но это было наяву! С одной из маленьких лодочек, перевозивших пассажиров на берег сходил Реймонд… Я смотрела во все глаза. У людей бывают двойники, и я могла ошибиться, особенно, с такого расстояния.

Я вышла из отеля и побежала по направлению к берегу, ожидая, что эта фигура окажется совсем другим человеком.

Но чем ближе я подходила, тем более убеждалась, что не ошиблась.

— Реймонд! — закричала я.

Он поставил на землю сумку, которую держал в руках, и устремил взгляд прямо на меня.

Я подбежала к нему, и он подхватил меня в свои объятия:

— Эннэлис!

— Реймонд! О Реймонд! Это и в самом деле ты!

— Я приехал повидаться с тобой… и Фелисити, — сказал он.

— Ох, Реймонд, какой сюрприз! Но почему ты не сообщил? Мы не ожидали… Вот уже действительно сюрприз.

— Я решил приехать сюда после твоего отъезда, сказал Реймонд. — Надо было просто кое-что устроить. Видишь ли, это была деловая поездка. Мне надо было встретиться кое с кем в Сиднее.

— Но почему ты не сообщил?

— Письма идут так долго. Но, вообще-то, я написал.

— Куда?

— В Австралию.

— Мы уже давно оттуда уехали. Стало быть, ты не знаешь, что произошло. Ты получил мои письма?

— Я получил одно, оно пришло как раз перед моим отъездом. Что-то было неладно. Фелисити была несчастлива. Их брак оказался неудачным. Это ты мне сообщила. Я отправился туда… в это имение. Оно было выставлено на продажу. Я услышал, что вы с Фелисити уехали в Сидней, а в Сиднее узнал, что вы отправились на Карибу.

— Ох, Реймонд, мне так много, надо тебе рассказать. Ты остановишься в этом отеле.

— А где Фелисити?

— Здесь. Она больна… очень больна.

— Больна? — в смятении переспросил Реймонд.

— По-моему, ей уже немного лучше. Реймонд, я должна тебе все рассказать до того, как ты с ней встретишься. Она не в себе. У нее было что-то вроде срыва. Все из-за того, что ей пришлось выстрадать в Австралии. Ты слышал о смерти ее мужа?

— Дорогая Эннэлис, в чем дело? Я так рад тебя видеть. Я так скучал по тебе.

— И ты с самого начала собирался поехать.

— Я не был в этом уверен. Все зависело от дел. Я не хотел сообщать тебе, что поеду следом, вдруг потом ничего бы не получилось.

— Где твой багаж?

— Его сгружают на берег.

— Я пойду закажу тебе номер в отеле, а ты пока занимайся багажом. И мне действительно надо поговорить с тобой до того, как ты увидишься с Фелисити.

— Что, все так плохо?

— Очень плохо. Но она поправляется. Я отправляюсь немедленно договариваться насчет номера. Скажи, чтобы твой багаж отнесли в отель. Мне надо поговорить с тобой.

— Звучит очень таинственно.

— Реймонд… это такой сюрприз. Я так рада, что ты здесь.

Реймонд взял мою руку и поцеловал. Затем я оставила его и пошла в отель. Роза предоставила Реймонду комнату, она возбужденно хихикала. Приехал мой друг и миссис Грэнвилл. Джентльмен. Розе это показалось очень интересным, и я видела, что она сгорает от нетерпения сообщить эту новость всем.

Когда Реймонд разместился в номере и доставили его багаж, я отвела его на террасу и заказал напитки.

А потом рассказала ему обо всем: о свадьбе, о характере Уильяма Грэнвилла, так быстро проявившемся, об ужасном испытании, через которое пришлось пройти Фелисити.

— Бедная девочка, — сказал Реймонд. — Как она, должно быть, страдала!

— Неудивительно, что она стала несколько… неуравновешенной.

— У нее такая нежная натура… ее всегда так бережно опекали — и, надо же, досталась такому скоту.

— К несчастью. Начнем с того, что ей не следовало вообще за него выходить.

— Полагаю, ей было интересно попутешествовать.

— Думаю, что дело не только в этом, — отозвалась я.

— Когда я могу увидеть ее?

— По-моему, тебе лучше зайти к ней в комнату. Реймонд поспешно поднялся и последовал за мной наверх.

Я попросила его подождать минутку снаружи и вошла в номер. Фелисити сидела у окна.

— Фелисити, — обратилась к ней я. — К тебе пришли.

Фелисити вздрогнула и вскочила. Не знаю, кого она ожидала увидеть. Призрак Уильяма Грэнвилла? Или миссис Мейкен? Наверняка кого-нибудь из прошлого. Я поспешно добавила:

— Это Реймонд Биллингтон.

— Реймонд! Не может быть!

Реймонд вошел в комнату. Фелисити с удивлением посмотрела на него, и отразившаяся на ее лице радость глубоко меня тронула.

— Реймонд! — вскричала она и бросилась к молодому человеку.

Он нежно обнял ее.

— Это не ты. Я сплю! — восклицала Фелисити.

— Это я, я, — ответил Реймонд. — Я приехал, чтобы позаботиться о тебе… о тебе и Эннэлис.

— О, Реймонд! — Фелисити плакала, я не видела ее слез уже долгое время. Она подняла руки и дотронулась до его лица, желая убедиться, что это действительно Реймонд.

Он крепко прижала девушку к себе и качал ее в объятиях:

— Теперь все хорошо, — говорил Реймонд. — Я здесь. Я приехал, чтобы забрать тебя домой.

Фелисити положила ему руку на грудь, по ее щекам катились слезы.

Я закрыла дверь и оставила их вдвоем.

А потом поднялась в свою комнату, размышляя: «Она любит его, и он тоже любит ее. Ох, как же мы все запутали! И что теперь будет?»

Я не удивилась, увидев Милтона. Он прослышал о Приезде Реймонда и, не теряя времени, приехал в отель.

Я сидела на террасе с Реймондом и Фелисити, когда увидела, как подъехал Милтон. Он поднялся по ступенькам, и я встала, чтобы встретить его.

Я сообщила:

— Приехал Реймонд Биллингтон.

Вид у Милтона был весьма мрачный.

— Идем, познакомишься с ним, — пригласила я. — Реймонд — это Милтон Хемминг. Я тебе о нем рассказывала. Он так помог нам.

Реймонд протянул руку. Я наблюдала за тем, как Милтон оценивал его. По выражению его лица нельзя было понять, какое мнение он составил.

— Мы сидели здесь и наблюдали за гаванью, — сообщила я.

— Вы выглядите гораздо лучше, Фелисити, — заметил Милтон.

— О, мне действительно лучше, — отозвалась Фелисити.

Милтон уселся рядом с нами.

— Это ведь сюрприз, не так ли? — Милтон обернулся ко мне. — Или вы знали?

— Большой сюрприз, — ответила я.

— Письма идут так долго, — пояснил Реймонд. — И это затрудняет сообщение. Я приехал в Сидней и навел справки. Я затем сел на первый же корабль.

— Вы надолго сюда?

— Нет. Долго я здесь быть не могу. Скоро придется возвращаться. Корабль ведь, кажется ходит раз в неделю.

— Вы хотите сказать, что на следующей неделе уедете?

Реймонд улыбнулся мне.

— Я посмотрю. Ведь я только что приехал. И у нас еще не было времени поговорить. Я был потрясен, узнав, что Фелисити была так тяжело больна.

Фелисити опустила глаза и слегка покраснела.

— Вы должны приехать на плантацию и отобедать со мной, — пригласил Милтон.

— Надеюсь, вы пообедаете сегодня с нами в отеле, — предложила я Милтону.

— Благодарю вас. А теперь я должен идти. Я приеду в семь.

Я отправилась проводить Милтона до конюшни, куда он поставил лошадь, оставив Реймонда с Фелисити.

Милтон спросил:

— Ты собираешься возвращаться вместе с ним?

— Не знаю. Все так неожиданно. Я просто остолбенела, увидев, как он выходит из лодки.

— Значит, ты понятия не имела, что он приедет?

— Ни малейшего.

— Он должен увезти отсюда Фелисити. С его приездом ей стало гораздо лучше. Она кажется совсем другим человеком.

— Да, — согласилась я.

— Благодаря ему, да?

— Наверное.

— Пусть уезжают. А ты оставайся.

— Я не знаю, Милтон. Не могу придумать, что мне делать.

— Я придумаю за тебя.

— Нет. Я должна сама все решать.

Милтон бросил на меня скорбный взгляд:

— Я все спрашиваю, есть ли у меня хоть какая-то надежда — если в соперниках ходят святой и призрак.

— Не думаю, что кто-то из них может тягаться с тобой.

Милтон вдруг повернулся ко мне и прижал меня к себе. Как бы мне хотелось иметь волшебную палочку — махнуть ею и устранить все препятствия на моем пути.

— Увидимся вечером за обедом, — сказала я.

— Я приду и, возможно, сумею поближе познакомиться с этим образцом совершенства, с этим святым, да и насчет призрака тоже кое-что разузнаю. Он странный тип. А потом я приду и потребую то, что мне принадлежит — тебя. Видишь ли, ты останешься здесь. И выйдешь за меня замуж.

Я улыбнулась ему и подумала про себя: «Именно этого я и хочу».

В воздухе витало напряжение. Оно возникло из-за приезда Реймонд. Первые минуту эйфории у Фелисити уже миновали, и теперь она остро ощущала то, какие чувства испытывает ко мне Реймонда. Были моменты, когда я чувствовала, что она меня ненавидит. Фелисити глубоко любила Реймонда. Я это ясно видела. И эту любовь ей никогда не пережить, ибо Реймонд был героем ее детства, за которого она мечтала выйти замуж. Ведь она намекнула, что их семьи считали их брак решенным делом. А потом появилась я. Неудивительно, что Фелисити испытывала ко мне отнюдь не добрые чувства.

Я хотела сообщить Реймонду, что не смогу выйти за него замуж. Я хотела, чтобы он увез Фелисити домой и оставил меня здесь. Однако у меня не было возможности поговорить с Реймондом, поскольку Фелисити постоянно была с нами.

Я хотела сказать Реймонду, что не смогу поехать домой. Возможно, я и не найду своего брата. Может быть, в подсознании я уже примирилась с тем, что он навеки потерян, и предположение о том, что он утонул, было верным. Мне ведь так и не удалось ничего о нем узнать. Зато я узнала кое-что о себе, а именно: что в себе я уверена не была. Ясно было только, что я любила Милтона. Хемминга совсем не так, как Реймонда, и, уехав с Реймондом, я не буду знать ни минуты настоящего счастья, ибо мое сердце останется на Карибе. Только, если я останусь здесь, я смогу погрузиться в состояние блаженного забытья и жить лишь сегодняшним днем.

Я хотела объяснить все это, однако надо было дождаться подходящего случая.

Накануне Милтон обедал с нами в отеле, как мы и договорились. Обед был не очень приятным. Милтон был настроен агрессивно, все время толковал о плантации и об острове и держал нить беседы в своих руках. Реймонд, разумеется, уступил, как и следовало ожидать.

Я была рада, когда обед закончился и Милтон уехал. — Очень интересный человек, — заметил Реймонд. Я полагаю, Милтон отозвался бы о Реймонде не столь любезно, но это как раз и свидетельствовало о разнице в их характерах.

Я не могла заснуть. Еще раз принялась искать карту. Перерыла все мои вещи, но ничего не нашла. Мне пришла в голову мысль, что кто-то украл карту. Но зачем? Кому она нужна? Какая от нее польза?

Все это было очень странно. Разыскивая карту, я наткнулась на пилюли Фелисити. Она уже некоторое время в них не нуждалась, и я почти позабыла об этих таблетках. Фелисити поправилась. Однако я оставила себе несколько штук на случай, если они понадобятся Фелисити. Во флаконе было десять штук. И я надеялась, что они больше не потребуются.

Во второй половине дня, когда Фелисити отдыхала, мне все же удалось поговорить с Реймондом. Мы сидели во дворе под большим тентом. Солнце палило немилосердно. Отчаянно стрекотали цикады, и время от времени раздавался крик птицы клинг-клинг. Реймонд спросил:

— Стало быть, тебе почти ничего не удалось узнать об исчезновении брата?

Я тяжело вздохнула.

— Некоторые люди помнят его. Он приезжал сюда и останавливался здесь. Потом уехал. Вот и все, что удалось выяснить.

— Проделать такой долгий путь ради такого мизерного результата. Ты так и не приблизилась к тому, чего искала. Я покачала головой.

— Ты изменилась. И Фелисити тоже, раз уж на то пошло. Как ты думаешь, она когда-нибудь станет прежней?

— Думаю, что это возможно при определенных обстоятельствах.

— Ты хочешь сказать, если она вернется домой.

— Я хочу сказать, если у нее будет человек, которому она будет небезразлична… человек, любящий и нежный… способный показать ей, что брак — это не то, что ей пришлось пережить с тем человеком.

— Я так рад, что ты рядом с ней. Фелисити сказала, что не знает, как бы все пережила без тебя.

— Это было ужасно для нас обеих. — Да. И тебя это тоже изменило. Ты тоже стремишься вернуться домой?

Я колебалась.

— Нет, — заключил Реймонд, — ты этого не хочешь. В каком-то смысле здешняя жизнь тебя завораживает. По-моему, я могу это понять.

— Реймонд, ты самый понимающий человек на свете.

— А ты думала о нас?

— Очень много.

— И ты по-прежнему не уверена? Я снова промолчала.

Реймонд продолжал:

— По-моему, я понимаю. Этот человек влюблен в тебя, не так ли?

— Ну, да… он так утверждает.

— А ты?

И я ответила:

— Не знаю. Ты так добр ко мне. Я так рада, что мы познакомились с тобой, ты так поддерживал нас, когда мы были в отчаянии из-за Филипа. И потом… ты все для меня устроил… чтобы я могла поступить так, как хочу. Никто не мог быть добрее.

— Понимаю.

— Ты действительно понимаешь, Реймонд?

Он кивнул:

— Давай пока оставим это, хорошо? Подождем немного. Мой приезд был таким неожиданным. Жаль, что я не предупредил тебя, что еду.

— Жизнь так странно складывается. Я так волновалась за Фелисити. Твой приезд совершенно изменил ее.

— Я ведь знаю ее с детства.

— Она мне рассказала. Фелисити сейчас почти прежняя. Это чудо… такое преображение.

— Она поправится. Я позабочусь об этом.

— Когда ты возвращаешься?

— Очень скоро.

Я рассказала Реймонду о встрече с Магнусом Перренсеном.

— Помнишь человека, о котором шла речь в дневнике? Так это его правнук.

— Какое невероятное совпадение.

— Если подумать, то не так уж все необыкновенно. Их семье была известна история Энн Элис. Тот, первый Магнус, приехал сюда на поиски острова, затем обосновался в Австралии и занялся золотым промыслом, причем, по-видимому, очень успешно. А потом они приобрели этот остров. Он был ближайшим к тому, который они искали. Так что, видишь, все вполне логично, — если подходить с этой точки зрения.

— Странно, что ты с ним встретилась.

— Да, это, конечно, было случайностью. Но можешь ребе представить, как я была озадачена всем этим… и до сих пор не могу прийти в себя.

— Ты с тех пор с ним больше не встречалась?

— Прошло слишком мало времени. Он сказал, что пригласит меня еще раз или сам приедет сюда. Думаю, что приедет.

— Понятно. Эннэлис, давай подождем пару дней. Возможно, к тому времени, когда придет корабль, ты уже разберешься в собственных чувствах.

— Через неделю?

— Возможно, я смогу подождать еще неделю. Но, видимо, это уже будет предел. У меня есть дела в Сиднее. Предполагалось, что в этом и состоит цель моей поездки.

— Предполагалось?

— Ну, я, естественно, хотел посмотреть, как вы тут. Получив письмо, я сильно забеспокоился о Фелисити. Мне с самого начала казалось, что она не очень уверена в этом своем замужестве.

— Да. Она решилась на него слишком поспешно.

— Не понимаю, что на нее нашло.

— На самом деле она любила другого человека, — сообщила я.

Реймонд нахмурился и не ответил. Возможно ли, чтобы он, так хорошо понимавший других, совершенно не разбирался в том, что касалось его самого?

Последовало довольно долгое молчание. Затем Реймонд произнес:

— Ладно, все, что нам остается, — это подождать. Через несколько дней… возможно…

Я не нашлась, что ответить.

— Ну и шум поднимают эти цикады! — почему-то сказала я.

Теперь я задумалась над чувствами Реймонда. Окунувшись в атмосферу пылких чувств Милтона, я теперь находила Реймонда холодным и практичным. Его поцелуй был быстрым и ласковым. Реймонд знал, что Милтон влюблен в меня, и понимал, что он был не тем человеком, чтобы позволять себе особенно сдерживаться. А что он понял о моих чувствах по отношению к Милтону? Насколько они были очевидны? И что бы значило для Реймонда мое мнение выйти за Милтона и остаться на Карибе? Его спокойствие, безмятежность, в которой я черпала такое утешение, могли означать, что чувства Реймонда не столь глубоки, как у других людей — у Милтона, например. Я не знала.

Как странно, что я не была уверена даже в Реймонде. Иногда мне начинало казаться, уж не приснился ли мне тот визит на Львиный остров. Больше я ничего не слышала о Магнусе Перренсене. Я думала, что он приедет на Карибу. Прошло всего несколько дней, но мне казалось, что больше.

После того, как Джон Эвертон привез меня назад на Карибу, я его больше не видела. Мне было интересно, уехал он или нет. Но я считала, что после того, как мы познакомились, он наверняка зашел бы попрощаться.

И тут на следующее утро я его увидела. Эвертон сидел на террасе и беседовал с Марией, горничной. Мария готова была болтать с кем попало, лишь бы подвернулся случай. Она была еще болтливее, чем остальные служащие.

Итак, Джон Эвертон не уехал.

Я поразмыслила, не стоит ли попросить его отвезти меня на Львиный остров. Однако ехать туда без приглашения я не могла. Я с нетерпением ждала этого случая.

Милтон в тот вечер не пришел обедать в отель и не пригласил нас на плантацию. Я решила, что это из-за Реймонда.

Мне не хватало Милтона. Я не могла найти себе места. Скоро мне придется принимать решение. До этого я купалась в приятной эйфории и не хотела смотреть в лицо фактам. Просто хотела продолжать наслаждаться своими отношениями с Милтоном и откладывала решение на потом.

Теперь мне надо было выбирать. Уезжать мне с Реймондом и Фелисити или оставаться с Милтоном?

Я знала, чего мне хочется. Мои чувства к Реймонду изменились — из-за Фелисити. Если бы я не вошла в их жизнь, ничего этого не произошло бы. Может быть, если бы не я, Реймонд женился бы на Фелисити, и она была бы счастлива. А он? Я уже убедила себя, что его чувства не так глубоки, как у некоторых людей, именно поэтому он мог столь безмятежно взирать на мир.

Скоро должно было зайти солнце и окрасить все вокруг ярко-алым светом. Море станет бледно-розовым, а небо — кроваво-красным. Я никак не могла привыкнуть к этому закату и вечно ждала минуты, когда огромный красный шар упадет за горизонт. Это было потрясающее зрелище, которое каждый раз происходило по-разному.

Я не находила себе места и решила прогуляться по берегу.

Прогуливаясь и восхищаясь небом и морем, я заметила в глубине острова дым.

Дым спиралью поднимался вверх. Затем я увидела огромный язык пламени. Мое сердце тревожно забилось, ибо дым шел с той стороны, где находилась плантация.

Там пожар!

Меня охватил нестерпимый ужас. Там Милтон. Я не могла думать ни о чем другом, только о том, чтобы найти его. Я должна была убедиться, что он цел и невредим.

Я помчалась в конюшню, вскочила в своем нарядном платье на лошадь и без седла поскакала на плантацию.

Я оказалась права. Плантация была в огне. Я слышала крики мужчин. Такого зрелища мне никогда не приходилось видеть. Это было похоже на гигантскую башню из огня, по стеблям тростника взвивались языки пламени. Мужчины стояли по краям с ведрами воды, из горящей массы выскакивали крысы и мангусты. Я попыталась прорваться к дому.

— Держитесь подальше! — крикнул один из мужчин.

— Мистер Хемминг! — закричала я. — Где он? Мне надо отыскать его! Где он?..

И тут я увидела Милтона. Он шел ко мне. Я бросилась к нему, а он подхватил меня в свои объятия и крепко прижал к себе.

Я с облегчением воскликнула:

— Ты жив! Слава Богу. Я подумала… я была в ужасе. Я бы не перенесла, если бы…

— А это так важно? — спросил Милтон.

— Ты же сам знаешь.

Милтон крепко прижал меня к себе:

— Знаешь, а ведь ты только что подписала себе приговор. Ты себя выдала.

Он торжествующе смеялся. Я изумленно смотрела на него.

— Твоя плантация горит… а ты стоишь тут…

— Это самые счастливые минуты в моей жизни. Посмотри на себя. Ты расстроена. Вся в слезах. В панике — и все это только из-за того, что ты боялась потерять меня. Пусть это послужит тебе уроком.

— Как ты можешь… сейчас… в такое время…

— На самом деле это очень забавно. Замечательная шутка. Лучшая из всех, какие мне доводилось слышать.

— Ты сошел с ума.

— От радости. Моя любовь меня любит. Посмотри-ка. Она бросает все даже самого святого — и мчится ко мне, ибо считает, что в опасности. Идем в дом. Я хочу сказать тебе кое-что.

— Но ведь твоя плантация сгорит дотла.

— Я хочу сказать тебе, как сильно люблю тебя.

— Я тебя не понимаю. Тебе что, все равно? Ведь ты все теряешь!

— Какое это имеет значение, если я обрел свою любовь — а я ее обрел. Тебе теперь не отвертеться. Ты выдала себя. Ты открыла свои чувства. Признайся же в этом..

— Милтон…

— Вот что я тебе скажу. Плантация вовсе не сгорит дотла. Завтра из-за огня будет легче срезать тростник. Мы зовем это полевым обжигом.

— Ты хочешь сказать, что поджег ее намеренно?

Милтон кивнул:

— Мы периодически делаем это. Когда приходит время, мы поджигаем зеленые стебли. Они обгорают, и на следующий день легче срезать тростник.

— Значит, все это запланировано.

— И планировать надо очень тщательно. Надо дождаться, когда ветер подует в нужном направлении. Все время следить, не давать пламени вырваться за пределы поля. Постоянно приходится нести вахту. Если пожар выйдет из-под контроля, последствия могут быть катастрофические. Огонь может даже уничтожить весь остров.

Я испытывала такое облегчение, что только рассмеялась.

— И ты примчалась сюда спасать меня — вот просто так. Ох, Эннэлис, любимая моя Эннэлис, это действительно самое счастливое мгновение в моей жизни.

— Ты это уже говорил.

— Что ж, это стоит повторить. День, когда она пришла ко мне… Ты бы видела, какой ужас был написан у тебя на лице — и все из-за меня.

Я прижалась к нему.

— Я так испугалась, — призналась я.

Милтон поцеловал меня:

— Зато теперь у тебя нет сомнений.

Я кивнула.

— И ты останешься со мной. И скажешь ему об этом.

— По-моему, он уже все знает.

— А теперь я принесу тебе что-нибудь выпить и отвезу назад в отель.

— Там будут волноваться, что со мной случилось. Я вернусь одна. Ты должен оставаться здесь и следить за тем, чтобы пожар не распространился.

— Здесь есть кому об этом позаботиться. И они знают, что надо делать. — Милтон выглянул в окно. — Почти все окончено. Обуглившиеся стебли завтра будет нетрудно срезать. Операция прошла успешно — успешно, как никогда. Поехали. Я отвезу тебя в экипаже. А лошадь пришлю завтра. Ты же не можешь ехать в таком виде, без седла. Как неприлично. И все из-за меня. Я так счастлив сегодня. Ну-ка, расскажи, как ты за меня испугалась.

— Ты же сам все знаешь.

— Я прочитал это на твоем лице. Но так было и в тот раз, помнишь, когда я нырял за жемчугом?

— Помню прекрасно.

— Тебе ведь не понравилось, что я отправился на дно морское?

— Я думала об акулах.

— Обещаю, что не стану больше нырять, когда мы поженимся.

Я погладила его по щеке.

— Ты очень сильный человек, — произнесла я.

— Положим, и ты не кроткая Гризельда. В конце концов, ты ведь влюбилась в меня, а я — в тебя. Вот просто так — бац и все, как говорится. И я не хочу менять в тебе не единой черточки, это святая истина.

— Я тоже, — отозвалась я.

— Вот, выпей. Тебе это пойдет на пользу. Ты, знаешь ли, очень взбудоражена.

— Да, я знаю.

— Так мчаться в темноте…

Я потягивала напиток, а Милтон сидел рядом и обнимал меня. Неожиданно я ощутила прилив счастья. В этот вечер все решилось.

Милтон отвез меня назад в экипаже. В отеле уже волновались, что со мной стряслось. Милтон объяснил, что они периодически обжигают тростник, чтобы было легче срезать его.

— Эннэлис так беспокоилась за меня. Она решила, что я нахожусь на горящей плантации, и примчалась туда… на лошади. По-моему, она собиралась спасти меня.

— Не знаю, что я собиралась делать, — призналась я. — Я думала, что там пожар.

— Вы останетесь с нами обедать? — спросил Реймонд.

— Нет, спасибо. Я должен возвращаться и присмотреть, чтобы все было в порядке. Вообще-то там все под контролем, но кто его знает. Могут быть разные фокусы.

— Понимаю.

— На твоем месте я бы лег пораньше, — обратился ко мне Милтон. — Выпей перед сном немного кокосового молока. Оно очень успокаивает. Я велю Марии принести тебе в комнату.

Милтон уже позволял себе собственнический тон. Интересно, заметили ли это остальные. Мне было все равно, заметили или нет. Я была-в каком-то экстазе. Завтра поговорю с Реймондом. Объясню ему все, и, уверена, он поймет.

Милтон уехал.

— Увидимся завтра вечером. Даю тебе день на то, чтобы все утрясти, были его прощальные слова.

Разумеется, он имел в виду разговор с Реймондом.

Я сама хотела поговорить с ним. И даже хотела сделать это тем же вечером. Однако в присутствии Фелисити это было непросто. Теперь, когда Реймонд приехал, она уже не уходила в свою комнату рано, как прежде. Она постоянно хотела быть рядом с ним.

Я была рада этому. Мне казалось, что в конце концов все разрешится очень спокойно. Реймонд вернется домой и заберет с собой Фелисити. И со временем — может быть, даже довольно скоро — они поженятся. Я видела, насколько они подходят друг другу. Реймонду нужен был кто-то, кто бы на него опирался, кто-то, о ком он мог заботиться, а Фелисити нуждалась в нем, ибо Реймонд был единственным человеком, способным стереть у нее воспоминания о несчастном замужестве.

По-моему, в ту ночь я была счастлива как никогда. За обедом я была рассеянна и рано ушла спать. Первое, что я увидела, открыв дверь, был стакан молока на моем столике.

Я улыбнулась. Милтон, стало быть, поговорил с Марией. Молока мне не хотелось, но таково было желание Милтон а, и поэтому я его выпью.

Я посмотрела на себя в зеркало, на корсете у меня было пятно от сажи. Никто ничего не сказал о нем. Волосы у меня тоже слегка растрепались. Зато глаза сияли. Вид у меня был несколько разобранный, но очень счастливый. Я разделась, думая о завтрашнем дне. Я должна поговорить с Реймондом, как только останусь с ним наедине. И я заставлю его понять, что все случившееся было неизбежно. Реймонд поймет, а Фелисити будет ждать, чтобы утешить его. Он ведь был так расстроен из-за нее, с такой готовностью хотел за ней ухаживать.

Да, все в конечном итоге складывалось очень благополучно.

Я разделась и расчесала волосы. Взглянув на стакан с молоком на столике, я вспомнила лицо Милтона, глаза, сиявшие на загорелом лице, его торжество и радость, когда я выдала свои истинные чувства.

Я взяла стакан и сделала глоток.

Иногда у кокосового молока бывал какой-то тошнотворный привкус. Я поставила стакан. Мне что-то не хотелось пить.

Некоторое время я сидела в постели, думая о пожаре и о той минуте, когда Милтон подошел ко мне.

Затем выпила еще молока. Мне показалось, что у него странный вкус. Я снова поставила стакан и при этом пролила молоко на стол. Я выбралась из постели, чтобы отыскать тряпку, и, вернувшись к столику, обнаружила в пролитом молоке какой-то осадок.

Прежде я его никогда не замечала.

Я вытерла стол. Меня одолевал сон. Я забралась в постель. Комната ускользала от меня. Я легла и почти тут же провалилась в глубокий сон.