Изабелла очень надеялась, что когда родится ребенок, Хуана перестанет беспокоиться о Филиппе и обратит свое внимание на малыша. Но все оказалось совсем не так. Хуана не изменилась. Она почти не интересовалась ребенком. Ее единственным желанием было воссоединиться с Филиппом.

– Ты еще недостаточно здорова, – говорила ей мать. – Мы никогда не позволим тебе пуститься в столь далекую поездку в твоем нынешнем состоянии.

– Что он делает, чем занимается, когда меня там нет? – требовательно вопрошала Хуана.

– То же самое, что делал бы, если бы ты была там, – мрачно отвечала Изабелла.

– Я должна ехать! – кричала Хуана.

– Мы с отцом тебе не позволим, пока ты окончательно не окрепнешь.

Тогда Хуана снова погрузилась в глубокую меланхолию. Иногда она по целым дням молчала. А иногда из ее покоев доносились крики негодования.

Изабелла приказала денно и нощно наблюдать за дочерью.

– Ей так хочется воссоединиться с мужем, – объясняла она, – что она может попытаться уехать. А мы с королем твердо решили, что прежде она должна полностью оправиться после родов.

Спустя месяц после рождения маленького Фердинанда Филипп подписал в Лионе договор между королем Испании и королем Франции, хотя было совершенно ясно, что этот договор мало что значил, поскольку войска продвигались вперед, дабы завладеть землями поделенного Неаполитанского королевства. Стало очевидно, что назревает конфликт.

Он разразился в том же году, но позднее, и мысли суверенов сосредоточились на новой войне.

Тем не менее Изабелла умудрялась по возможности больше времени проводить с Хуаной. Страхи в связи с ее отъездом из Испании росли у королевы все больше и больше, ибо с момента отбытия Филиппа недуг Хуаны стал очевиден. Теперь уже было абсолютно бессмысленно делать вид, будто она нормальная. Королевский двор отдавал себе отчет в ее умственном расстройстве, и в скором времени слухи о том распространились по всей стране.

Хуана отправляла мужу множество умоляющих писем.

«Они не разрешают мне поехать к тебе, – писала она. – Вот если бы ты попросил меня приехать, тогда они не смогли бы помешать мне сделать это».

Только в ноябре она получила от мужа письмо. Он был нелюбезен, но тем не менее, это все же было приглашением вернуться во Фландрию. Если она считает нужным, то может совершить это путешествие по морю. Или, если она готова проехать через Францию, страну, враждебную Испании, то почему бы ей не попробовать?

Хуана прочитала письмо и расцеловала его. Ведь этой бумаги касалась рука Филиппа! И поэтому письмо становилось для нее священным.

Она забыла о своей меланхолии.

– Я уезжаю! – закричала она. – Я немедленно отправляюсь во Фландрию!

Служанки, в ужасе от ее поведения, сообщили королеве о новом настроении дочери.

Королевский двор находился в то время в Медина-дель-Кампо, и Изабелла, желая быть поближе к дочери, настояла, чтобы Хуана сопровождала двор. Вскоре Изабелла должна была выехать в Сеговию, а узнав о послании Филиппа, возблагодарила небо, что еще не уехала туда.

Она сразу же отправилась в покои Хуаны и обнаружила там дочь с распущенными по плечам волосами и с безумным взором.

– Что случилось, дитя мое? – нежно спросила королева.

– Филипп послал за мной. Он приказывает мне приехать.

«Пресвятая Богородица, – молилась королева, – он что, желает избавиться от нее? Предложить ей выехать в такое время года морем, при такой ужасной погоде! И как она сможет проехать через Францию, когда там идет война».

– Дорогая, – сказала Изабелла. – Написав тебе, он не имел в виду, чтобы ты выехала тотчас. Он хотел сказать, что когда наступит весна, ты должна к нему приехать.

– Он пишет сейчас.

– Но ты не можешь отправиться в такое ненастье! Корабль утонет.

– Я могла бы поехать через Францию.

– Кто знает, что может там с тобой случиться. Мы находимся в состоянии войны с Францией.

– Король Франции – друг Филиппа. Он не причинит зла жене Филиппа.

– Он может вспомнить, что ты также дочь своего отца.

Хуана закручивала свои длинные волосы в пряди и с силой сжимала их.

– Я поеду! Поеду! – приговаривала она.

– Нет, дорогая. Успокойся. Позволь все решить твоей матери.

– Ты против меня! – закричала Хуана. – Вы все против меня! Это все потому, что вы ревнуете и завидуете, поскольку я вышла замуж за самого красивого мужчину в мире!

– Дорогая, умоляю, успокойся. Не надо так говорить. Ты же не думаешь так, правда, Хуана? О моя Хуана, я знаю, о чем ты думаешь. Ты слишком переутомилась. Давай-ка я помогу тебе лечь в постель.

– Не в постель. Хочу во Фландрию!

– Ты поедешь туда весной, дорогая.

– Нет, сейчас! – пронзительно завопила Хуана, вытаращив глаза. – Сейчас же!

– Тогда подожди немножко здесь.

– Ты мне поможешь?

– Я всегда буду помогать тебе. И ты это знаешь. Внезапно Хуана бросилась в объятия матери.

– О мама, мама, я так сильно люблю его! И ты, такая правильная, хладнокровная… разве ты можешь понять, что он для меня значит?!

– Я понимаю, – сказала королева. Она довела дочь до постели. – Ты должна поспать сегодня ночью. Ведь не можешь же ты отправиться в путешествие ночью, правда?

– Завтра.

– Посмотрим. А сегодня ночью тебе надо отдохнуть. Хуана разрешила матери уложить ее. Она тихо бормотала себе под нос:

– Завтра я поеду к нему… Завтра… Изабелла накрыла дочь одеялом.

– Куда ты уходишь? – вдруг недовольно спросила Хуана.

– За успокаивающим питьем для тебя.

– Завтра, – прошептала Хуана.

Изабелла подошла к дверям покоев и приказала, чтобы к ней привели доктора.

Когда тот явился, она распорядилась:

– Снотворного для моей дочери.

Доктор принес снотворное, и Хуана с жадностью проглотила его.

Ей сильно захотелось спать. Она была утомлена от своего желания, а сон скорее приблизит завтрашний день. Изабелла сидела подле нее, пока дочь не заснула. «Вот это и пришло, – думала она. – Я не смогу дольше скрывать правду. Все узнают. Мне придется установить у нее охрану. Это – первый шаг в Аревало».

Ее лицо было бледно и почти ничего не выражало. Самый сильный удар пал на ее голову. И ее удивляло, что она сумела принять его с такой покорностью.

* * *

После продолжительного, вызванного снотворным сна Хуана проснулась в полдень.

Она тут же вспомнила о письме Филиппа.

– Я поеду домой во Фландрию! – громко сказала она. – И поеду сегодня же!

Она попыталась подняться, но чувство сильнейшей апатии овладело ею, и она снова упала на подушки, размышляя не о поездке во Фландрию, а об окончании ее, о своей встрече с Филиппом.

Эти мысли настолько опьянили ее, что она отбросила прочь усталость и соскочила с кровати.

– Эй, сюда! – закричала она служанкам. – Помогите мне одеться! Оденьте меня для поездки. Сегодня я уезжаю.

В покои поспешно вбежали женщины. Они выглядели иначе, чем обычно, возможно, у них был несколько заговорщический вид. Хуана заметила это.

– Поторапливайтесь! – приказала она. – Быстрее! Мы сегодня уезжаем. Вам надо многое успеть сделать.

– Ваше Высочество, королева приказала, чтобы сегодня вы отдыхали в своих покоях.

– Как я могу отдыхать, если мне надо собираться в дорогу?

– Но приказ королевы…

– Я не собираюсь подчиняться приказам королевы, когда мой муж просит меня приехать к нему.

– Ваше Высочество, но на улице такое ненастье. Погода очень скверная.

– Мне все равно какая погода! Это не идет ни в какое сравнение с его просьбой. Никакая погода не удержит меня здесь! – протестовала Хуана. – Где королева?

– Она уехала в Сеговию и оставила нам распоряжения, чтобы мы приглядывали за вами до ее возвращения, а потом она с вами поговорит насчет вашей поездки.

– Когда она возвращается?

– Она сказала, чтобы мы передали вам, что как только она закончит государственные дела в Сеговии, сразу же приедет сюда.

– И она надеется, что я буду дожидаться ее возвращения? Хуана нервно потянулась к халату, завернулась в него, вставая с постели.

– Мы боимся, что иного выхода нет, Ваше Высочество. Подобные указания королева дала всем.

Хуана молчала. Взгляд ее сделался хитрым, однако она взяла себя в руки и заметила, что служанки почувствовали огромное облегчение.

– Когда королева вернется, я с ней поговорю, – заявила она. – Ну, что вы стоите, помогите же мне одеться и причешите меня.

Пока они одевали ее и расчесывали ей волосы, она вела себя очень спокойно. Потом немного поела, уселась у окна и так просидела несколько часов, рассматривая пейзаж, расстилавшийся перед ней.

Хуаной вновь овладела меланхолия.

* * *

Ночью Хуана внезапно проснулась, и по ее щекам покатились слезы.

Почему она плачет? Из-за Филиппа. Они удерживают ее, хотя Филипп попросил, чтобы она к нему приехала. У них было оправдание, почему они держат ее здесь. Ведь мать все еще не вернулась из Сеговии. И она не спешит в Медина-дель-Кампо, понимая, что когда она приедет, ей придется заняться отъездом дочери.

Это был заговор, коварный, жестокий заговор, цель которого – помешать ей поехать к Филиппу. Они все ревновали и завидовали ей, потому что она вышла замуж за самого красивого мужчину в мире.

Она села на постели. Слабый, бледный лунный свет проникал в комнату. Она слезла с кровати. Теперь она могла даже слышать мерное дыхание служанок в смежной с ее покоями комнатке.

– Я ни в коем случае не должна разбудить их, – прошептала она. – Если они проснутся, то остановят меня.

Остановят? Помешают? Что еще сделают?

Она внутренне рассмеялась. Она не намерена больше ждать. Она отправится… прямо сейчас.

Нельзя больше впустую тратить время. Ей даже некогда одеться. Она накинула халат на голое тело и украдкой выскользнула из покоев.

Никто ее не услышал. Теперь вниз по огромной, широкой лестнице… а теперь прочь из вестибюля.

У одного из стражей перехватило дыхание, словно он увидел привидение. И действительно, Хуана выглядела настолько странно, что вполне могла сойти за призрак – волосы беспорядочно рассыпались по плечам, халат развевался вокруг обнаженного тела.

– Матерь Божья… – выдохнул стражник. Она пробежала мимо него.

– Кто там? – строго спросил он.

– Это я, – ответила она. – Дочь ваших суверенов.

– Да, в самом деле. Это госпожа Хуана. Ваше Высочество, госпожа, что вы здесь делаете? В таком одеянии? Вы же умрете от холода! Сегодня скверная ночь, ненастье…

Она рассмеялась ему в лицо.

– Возвращайся на свой пост, – приказала она. – Дай мне заняться моими делами. Я уже на пути во Фландрию.

Испугавшийся стражник громко окликнул своих товарищей, и через несколько секунд к нему подбежало шестеро мужчин.

Они увидели словно парящую в воздухе фигуру наследницы престола, бежавшей по саду в направлении ворот.

– Ворота заперты, – сообщил один из стражников. – Она дальше не пройдет.

– Объявите тревогу, – сказал другой. – Боже, она так же безумна, как ее бабка!

* * *

Она стояла лицом к ним, опираясь на засов ворот, с высоко поднятой головой.

– Немедленно отоприте ворота! – пронзительно крикнула она епископу, которого спешно вызвали из его апартаментов во дворце, чтобы разобраться с возникшей ситуацией.

– Ваше Высочество, это невозможно, – возразил он. – Королева приказала не открывать ворота.

– Я вам приказываю.

– Ваше Высочество, я обязан подчиниться приказам моих суверенов. Разрешите мне позвать ваших служанок, чтобы они помогли вам вернуться в постель.

– Я не собираюсь возвращаться в постель. Я уезжаю во Фландрию.

– Уже поздно, Ваше Высочество. На дворе ночь…

– Нет-нет! – закричала она. – Я не вернусь! Отоприте ворота и дайте мне пройти.

Епископ повернулся к одному из стражников и проговорил:

– Сходите в покои Ее Высочества и прикажите служанкам принести теплую одежду.

Стражник удалился.

– Что вы там шепчетесь? – подозрительно спросила Хуана. – Вы все меня ревнуете… все! Вот почему вы держите меня здесь! Откройте ворота, или вам несдобровать!

К ней подошла одна из служанок.

– Ваше Высочество, – горестно завыла она, обливаясь слезами, – вы умрете от холода, если останетесь здесь, на улице! Умоляю, вернитесь в постель!

– А, ты хочешь меня остановить, да? Хочешь помешать мне поехать к нему. Вы все этого хотите! Думаете, я этого не понимаю. А ты… – повернулась она к служанке. – Я все видела! Я видела, как похотливо ты смотрела на моего Филиппа!

– Ну пожалуйста, Ваше Высочество, ну прошу вас, – умоляла женщина.

Подошла еще одна служанка с теплой одеждой. Она попыталась накинуть на плечи Хуаны теплый плащ. Безумная с диким воплем вырвала плащ из ее рук и отшвырнула в сторону.

– Я прикажу всех вас выпороть! Вы у меня еще запоете!!! – кричала она срывающимся голосом. – Всех выпороть! Вы пытаетесь не пустить меня к нему.

– Ваше Высочество, вернитесь, пожалуйста, во дворец, – учтиво просил епископ. – Мы немедленно пошлем за королевой, и вы сможете обсудить с ней ваш отъезд.

Но настроение Хуаны снова резко переменилось. Она уселась на землю и вперила бессмысленный взгляд в пространство, словно ничего не видя. На все их мольбы она не отвечала.

Епископ пребывал в большом затруднении – он не знал, что предпринять. Не мог же он приказать Хуане возвратиться в ее покои, хотя боялся за ее здоровье и даже за жизнь, если она останется на улице в столь ненастную ночь.

Он вошел во дворец и послал за одним из своих слуг.

– Немедленно отправляйся в Сеговию. Только иди не через главные ворота, а скрытно, через потайную дверцу. Потом, как можно скорее, постарайся добраться до королевы. И расскажи ей, что тут происходит, расскажи все, что видел. И спроси ее, что нам делать дальше. Да не теряй времени! Сейчас нельзя терять ни секунды.

* * *

Всю ночь Хуана провела возле ворот дворца. Епископ умолял ее и даже зашел так далеко, что, забыв о ее титуле, сердито отчитывал. Она не обращала на него никакого внимания, и временами казалось, что она вообще не осознает, кто он такой.

Расстояние между Медина-дель-Кампо и Сеговией равнялось почти сорока милям. Епископ не мог надеяться, что королева прибудет в тот же день или даже на следующий. Он размышлял о том, что если Хуана еще одну ночь проведет на воздухе, практически без одежды, она простудится и умрет.

Весь следующий день Хуана упорно отказывалась стронуться с места, а когда снова опустилась ночь, епископ принялся ее уговаривать зайти хотя бы в маленький домик на территории дворца, чем-то напоминающий хижину. Они не могли заключить ее там под стражу, но она хотя бы укроется от пронизывающего до костей холода.

В конце концов Хуана согласилась зайти в хижину и на вторую ночь осталась там. Но как только рассвело, она снова заняла свое место у ворот.

Когда это известие дошло до королевы, Изабелла была вне себя от горя. По прибытии в Сеговию она и без того чувствовала себя больной: война, бесконечные государственные дела, тревога за Катарину и постоянно гложущий страх за Хуану… все это вконец подорвало ее здоровье.

Конечно, надо немедленно вернуться в Медину, но она боялась, что из-за своего недомогания не сможет сделать это достаточно быстро.

Она позвала к себе Хименеса, а поскольку оказалось, что он слишком сурово относится к Хуане, послала также за кузеном Фердинанда, Энрикесом.

– Я хочу, чтобы вы как можно скорее поехали в Медина-дель-Кампо, – сказала она. – Я последую за вами, но не так быстро. Моя дочь ведет себя… странно.

Изабелла объяснила, что произошло, и спустя час после ухода обоих сама начала готовиться к отъезду.

Когда Хименес с Энрикесом прибыли в Медину, епископ встретил их с невероятным облегчением. Он пребывал в полном отчаянии от волнения, ибо Хуана по-прежнему не двигалась с места, черты лица ее застыли, словно маска, ноги и руки посинели от холода, поскольку она сидела на земле.

Ворота открылись, пропуская Хименеса с Энрикесом, она попыталась встать, но тело ее настолько онемело от долгого пребывания в неподвижности, что ворота успели закрыть прежде, чем она смогла к ним приблизиться.

Хименес громко заговорил с ней, требуя немедленно вернуться во дворец. Это неприлично, неподобающе для принцессы королевского дома – разгуливать на глазах у всех полуодетой, сердито увещевал он.

– Убирайтесь обратно в свой университет! – заорала Хуана. – Убирайтесь и занимайтесь своими переводами Библии! Уходите и пытайте несчастный народ Гранады! Только оставьте меня в покое!

– Ваше Высочество, может показаться, что вы утратили всю вашу пристойность.

– Сохраните ваши слова для тех, кто в них нуждается, – выпалила она в ответ. – Вы не имеете права мучить меня, Хименес де Сиснерос!

Энрикес попытался заговорить с ней помягче.

– Дорогая кузина, мы весьма обеспокоены вашим поступком. Мы очень тревожимся за вас. Если вы останетесь здесь в таком виде, вы непременно заболеете.

– Раз уж вы так за меня волнуетесь, то почему мешаете мне поехать к мужу?

– Мы вам не мешаем, Ваше Высочество. Вас всего лишь просят подождать, когда погода станет более подходящей для столь длительного путешествия, которое вам придется предпринять.

– Оставьте меня в покое, – огрызнулась Хуана.

Потом ее голова безжизненно повисла, она уставилась в землю и больше им не отвечала.

Хименес подумывал о том, чтобы затащить ее во дворец силой, но не так-то просто было найти тех, кто с готовностью взялся бы выполнить этот приказ. Все-таки Хуана была будущей королевой Испании.

Хименеса трясло, когда он думал о ней. Она навлекала на свое тело страдания, как неоднократно делал он сам. Если бы она делала это с совершенно иной целью! Он подвергал свою плоть мучениям, чтобы, как он считал, достичь наибольшей святости, она же мучила себя, бросая вызов из духа противоречия, поскольку ей было отказано в удовлетворении ее похоти.

И следующую ночь Хуана провела в хижине, и снова, как только первые солнечные лучи блеснули на горизонте, она направилась к воротам дворца. В это же утро приехала Изабелла.

Королева сразу отправилась к дочери. Она не бранила ее, не говорила о долге, она просто обняла Хуану и в первый раз разрыдалась при всех. Слезы текли по щекам Изабеллы, когда она обнимала Хуану. А затем, по-прежнему рыдая, королева сняла с себя теплый плащ и завернула в него дочь.

Хуана, казалось, забыла о своем намерении уехать. Она тихо вскрикнула и прошептала:

– Мама, о моя дорогая мамочка!

– Вот я, я здесь, – нежно приговаривала Изабелла. – Все хорошо. Твоя мама здесь, с тобой.

Все было так, словно Хуана снова стала маленьким ребенком. Похоже, прожитые годы куда-то исчезли. Она снова была безумной Хуаной, испуганной и неуверенной в себе, виноватой во многих шалостях, которую наказывали и которая хотела только одного: получить от матери успокоение и утешение.

– Сейчас мы пойдем внутрь, во дворец, – сказала королева. – Потом мы с тобой поговорим. Мы вместе составим план и обсудим все, о чем ты хотела со мной поговорить. Однако, дорогая, на улице так холодно, и ты так устала и ослабла. Ты должна слушаться маму. Если ты будешь делать все, что я тебе скажу, ты станешь сильной и здоровой и сможешь отправиться к своему мужу во Фландрию. Ты ведь не сможешь к нему поехать, если заболеешь, разве не так? А ему не нужна больная жена.

И этими несколькими ласковыми словами Изабелле удалось сделать то, чего не смогли сделать ни пылкие увещевания Хименеса, ни уговоры Энрикеса и просьбы епископа.

Королева обняла дочь за талию и повела во дворец.

* * *

И вот последний удар настиг Изабеллу – случилось то, чего она так долго опасалась и теперь никак не могла избежать – ее здоровье резко ухудшалось.

Она была настолько больна, что в течение многих дней не могла ничего делать, кроме как лежать в постели. Она не могла совершать поездки вместе с Фердинандом, а Испания действительно переживала тревожное время, ибо французы угрожали вторжением.

С приходом весны Хуана отбыла во Фландрию. Изабелла нежно распрощалась с дочерью, уверенная в том, что больше никогда ее не увидит. Она не пыталась давать ей какие-либо советы, потому что Хуана все пропускала мимо ушей.

Изабелла окончательно поняла, что не способна более с прежней силой цепляться за жизнь.

Даже когда она в последний раз обнимала Хуану, она думала о том, что ей уже пора привести в порядок все свои дела.

* * *

Хуана в приподнятом настроении ехала к побережью. Когда она прибыла туда, народ шумно ее приветствовал. В стране очень немногие знали, что она не в себе, и никто бы не поверил, что ее словно узницу держали взаперти, в разлуке с мужем.

Она приветливо улыбалась, и ничто не говорило о ее безумии. Когда Хуана пребывала в мирном счастливом настроении, она казалась совершенно здоровой, а сейчас она была бесконечно счастлива, поскольку ехала к своему Филиппу.

В Ларедо перед отплытием произошла небольшая отсрочка, и Хуана начала выказывать первые признаки подавленности и угнетенности, но когда приступ безумия охватил ее, они находились уже в море.

Какая радость – снова оказаться в Брюсселе. Ее немного обеспокоило, что Филипп не прибыл на берег встретить ее. Служанки, знакомые с признаками ее безумия, пристально наблюдали за Хуаной и ждали.

Во дворце Филипп приветствовал ее довольно небрежно, словно они и не разлучались на несколько долгих месяцев. Но если даже она была разочарована, то ничем не выказала этого, потому что была беспредельно рада снова оказаться рядом с ним.

Первую ночь по приезде он провел с ней, и она была счастлива до исступления. Но прошло совсем немного времени, и она обнаружила, что его внимание в основном направлено на кого-то еще.

У Филиппа появилась новая любовница, в которой он души не чаял, а Хуане потребовалось совсем немного времени, чтобы узнать, кто она. Ведь вокруг хватало зловредных язычков, которые только и ждали удобного момента, чтобы указать Хуане на его избранницу.

Когда Хуана увидела эту женщину, ее захлестнули волны гнева. Это была типичная фламандская красавица, длинноногая, с фигурой Юноны, с пышным бюстом, свежим цветом лица, но самым поразительным были ее роскошные золотистые волосы, густыми волнами ниспадающие на округлые плечи и доходившие до пояса. Она так гордилась ими, что неизменно носила распущенными, введя тем самым новую моду при королевском дворе.

Хуана днями наблюдала за ней, и ее ненависть по отношению к красавице возрастала. Ночью же, лежа в одиночестве и надеясь, что Филипп придет, Хуана тоже думала о ней и размышляла, как бы отомстить.

Теперь Филипп совершенно пренебрегал Хуаной, и ее страдания от того, что она рядом с Филиппом и тем не менее отвергнута им, были столь же велики, как если бы она оставалась узницей в Медина-дель-Кампо.

* * *

Через несколько дней Филипп должен был покинуть королевский двор и, к великой радости Хуаны, не брал с собою золотоволосую соперницу.

С отъездом Филиппа Хуана могла сама отдавать приказания. Она ведь была его женой, принцессой Испанской и эрцгерцогиней Фландрской. И Филипп не мог этого отнять у нее и передать длинноволосой распутнице.

Хуана пребывала в страшном возбуждении. Она позвала к себе служанок и приказала им привести любовницу мужа.

И вот та стояла перед Хуаной, надменная, дерзкая, сознающая свое превосходство, отлично зная о любви к мужу и желании Хуаны. В ее взгляде читалась жалость, смешанная с дерзостью, словно она помнила о расположении и любви Филиппа к ней, а также о наслаждениях, которых он лишил Хуану.

– Вы принесли веревки, как я спросила? – свирепо крикнула Хуана.

Одна из женщин ответила удовлетворительно.

– Теперь пошлите за мужчинами, – приказала Хуана.

В покои вошли несколько слуг, дожидавшихся, когда их вызовут.

Хуана указала на любовницу Филиппа.

– Свяжите ее! Свяжите по рукам и ногам.

– Не делайте этого! – крикнула женщина. – Вам же будет хуже, если вы это сделаете.

Хуана при всем своем безумии приняла достойную позу, которой ее с огромным трудом научила мать.

– Ты будешь повиноваться мне! – спокойно проговорила она. – Я здесь хозяйка!

Мужчины переглянулись, когда золотоволосая красавица попыталась выскользнуть из покоев, и один из них успел поймать ее и удержать на месте. Остальные выполняли приказы Хуаны, и несколько минут спустя извивающаяся и вырывающаяся женщина была связана крепкими веревками, которые так сильно впивались в ее тело, что оставляли ссадины и кровоподтеки. Связанная, она лежала у ног Хуаны, ее огромные голубые глаза готовы были вылезти из орбит от ужаса.

– А теперь, – сказала Хуана, – приведите цирюльника.

– Что вы собираетесь делать? – завопила несчастная.

– Увидишь, – ответила Хуана и почувствовала, как безумный смех сотрясает ее тело. Но она сумела взять себя в руки. Уж если она собиралась совершить акт мести, то должна быть спокойной.

Вошел цирюльник, неся с собою ножницы.

– Посадите ее на стул, – распорядилась Хуана.

И снова безумный смех возник внутри нее. Она часто представляла себе, что сотворит с этой женщиной, если та когда-нибудь попадет к ней в руки. Она воображала пытки, увечия, даже смерть для той, что заставила ее так сильно страдать.

Но сейчас ее озарила блестящая мысль. Это будет высшая форма мести.

– Стриги ей волосы, – сказала Хуана. – И обрей наголо.

Женщина пронзительно кричала, пока объятый страхом цирюльник взирал на роскошные волнистые золотые волосы – ее гордость.

– Ты слышал, что я сказала?! – взвизгнула Хуана. – Выполняй, иначе тебя бросят в тюрьму. И я прикажу подвергнуть тебя пыткам. Прикажу казнить тебя! Выполняй немедленно!

– Да-да, Ваше Высочество… – бормотал цирюльник. – Да-да, разумеется…

– Она сумасшедшая, сумасшедшая! – в ужасе кричала женщина, которая уже представляла себе гораздо большие мучения, чем потеря красивых волос.

Цирюльник приступил к работе, и она ничего не могла поделать. Хуана приказала двоим слугам крепко держать ее, и вскоре великолепные волосы роскошным ковром рассыпались по полу.

– А теперь обрей ей голову, – крикнула Хуана. – Дай мне посмотреть на нее абсолютно лысую!

Цирюльник повиновался.

Хуана вся сотрясалась от безудержного хохота.

– Видите, теперь она выглядит по-другому! Да, я не узнаю ее. А вы? Теперь она вовсе не красавица. Она похожа на ощипанную курицу!

Женщина, поначалу выражавшая свой протест так же безумно, как и Хуана, теперь бессильно сидела на стуле и прерывисто дышала. Она испытывала сильнейший стресс.

– Можете развязать ее, – сказала Хуана. – И отпустить на все четыре стороны. Взгляни-ка на себя в зеркало. Пусть она убедится, что многим была обязана красивым локонам, которые я у нее отняла.

Когда женщину увели, Хуана дала волю приступу безумного хохота.

* * *

Филипп решительно вошел в покои жены.

– Филипп! – воскликнула Хуана, и ее глаза загорелись от радости.

Он холодно взглянул на нее, и она подумала: «Наверное, он сначала явился к ней и видел ее».

Потом ее обуял великий страх. Филипп был в гневе, и не потому, что любовница, которую он считал такой привлекательной, лишилась своих роскошных волос, он гневался на ту, что приказала остричь их.

– Ты с ней виделся? – запинаясь, пробормотала Хуана. И невольно, сама того не желая, вдруг забулькала от смеха, который вырвался из нее. – Она… она похожа… на курицу!

Филипп с силой схватил ее за плечи и как следует встряхнул. Да, он с ней виделся. Он думал о ней во время своего путешествия в Брюссель, и представлял себе радостный момент встречи… и вот он увидел ее… отвратительную, ужасную, гадкую! Бритая наголо голова вместо роскошных золотых локонов! Он нашел ее отталкивающей и не сумел этого скрыть. Он видел на ее лице глубокое унижение и испытывал лишь одно желание – поскорее от нее уйти.

Она сказала:

– Меня связали, и я была совершенно беспомощна, а потом мне остригли волосы и обрили наголо голову. И это сделала твоя жена… твоя сумасшедшая жена.

– Сумасшествие будет только расти, – ответил на это Филипп и подумал: «Моя жена… моя сумасшедшая жена».

Он подошел к Хуане, испытывая к ней лишь жгучую ненависть и отвращение.

Она была сумасшедшей. Она была самой отталкивающей из всех женщин, кого он когда-либо знал. Она была ему омерзительна. Она осмелилась совершить подобное в его отсутствие. Она считала, что обладает какой-то властью при этом королевском дворе. И все потому, что ее надменные родители не забывали напоминать ей, что она наследница испанской короны.

– Филипп! – закричала она. – Я совершила это потому, что она доводила меня до безумия.

– Ей не нужно было доводить тебя до безумия, – отозвался он злобно. – Ты и без того уже безумна.

– Я безумна? Нет, Филипп, нет! Я безумна только от любви к тебе. Если ты будешь со мной ласков, я всегда буду тиха и спокойна. Это случилось потому лишь, что я ревновала тебя к ней, вот я и сделала это. Ну скажи, что ты на меня не сердишься. Скажи, что не будешь жесток ко мне. О Филипп, она выглядела так забавно… эта голова…

И безумный, неуправляемый смех снова вырвался из уст Хуаны.

– Замолчи! Успокойся! – грубо приказал Филипп.

– Филипп, ну не смотри на меня так. Я сделала это только потому, что…

– Я знаю, почему ты это сделала. Убери от меня руки! И никогда больше не приближайся ко мне.

– Ты забыл, что я твоя жена. У нас должны быть дети…

– У нас уже достаточно детей, – отрезал он. – Убирайся от меня! Я больше не желаю, чтобы ты когда-нибудь ко мне приблизилась. Ты безумна. И будь осторожна, или я отправлю тебя туда, откуда ты родом.

Она вцепилась в его камзол и, обратив к нему лицо, пристально смотрела в глаза. Слезы потоком полились из ее глаз.

Филипп оттолкнул ее от себя, и она рухнула на пол, а он тем временем быстро вышел из покоев.

Хуана осталась лежать на полу в рыданиях. Внезапно она расхохоталась, вспомнив нелепую бритую голову.

Никто к ней не подошел. За стенами ее покоев служанки лишь о чем-то перешептывались друг с другом.

– Оставьте ее в покое. Это самое лучшее, что можно сделать, когда не нее накатывает. Что с ней станется? Ее сумасшествие усиливается с каждым днем.

Спустя какое-то время Хуана поднялась с пола и подошла к постели. Она легла, и когда вошла служанка, сказала:

– Приготовь меня ко сну. Скоро сюда придет муж.

Она ожидала его всю ночь, но он так и не явился. Она ждала его много дней и ночей, последовавших за этой ночью, но так ни разу его и не увидела.

Она будет сидеть и ждать его с меланхоличным выражением лица, а иногда ни с того ни с сего приниматься громко беспричинно хохотать. Ежедневно кто-нибудь в брюссельском дворце говорил:

– Она с каждым днем становится все более безумной.