Мария пришла в восторг, когда они прибыли в поместье Уингфилд. Она не знала, как отблагодарить Шрусбери за то, что он устроил этот переезд, так как по сравнению с Татбери Уингфилд был очаровательным. С пологого холма, где располагалась усадьба, открывался прекрасный вид на долину Ашовер, окруженную холмами.

Помещичий дом был построен несколько сот лет назад Ральфом, лордом Кромвелем, а поскольку он был государственным казначеем Англии, на камнях над воротами, ведущими в квадратный двор, были вырезаны сумки и кошельки. Возведенный в тот период, когда удобство замков ставилось под вопрос и всех охватило желание строить дворцы, дом теперь являл собой прекрасный пример того, что сто лет назад считалось новым стилем в архитектуре.

Как только Мария вошла в просторный холл с готическими окнами, в ней возродился прирожденный оптимизм. Татбери остался позади, и она уговаривала себя, что ничего более несчастного, чем пребывание в том отвратительном месте, с ней больше никогда не произойдет. Она должна радоваться, что этот кошмар кончился.

Графиня проводила Марию в отведенные для нее комнаты.

— Они на западной стороне северного двора, — сказала она. — Считается, что это самая красивая часть здания.

Некоторое время Мария стояла, глядя на холмы.

— Здесь, несомненно, красиво, — произнесла она. — Особенно по сравнению с болотами Татбери. А как приятно избавиться от того ужасного запаха.

Графиня внезапно хихикнула.

— Я уверена, вашему величеству будет удобно в Уингфилде. Позвольте мне проводить вас вверх по этой лестнице. Она ведет в башню, которая входит в число отведенных вам помещений.

Мария поднялась по винтовой лестнице на верхнюю площадку башни, откуда открывался еще более обширный вид на окрестности, чем из окна ее спальни. Она постояла, глядя вдаль. «В один прекрасный день, — подумала она, — мои друзья прискачут сюда, чтобы освободить меня». Она повернулась и улыбнулась графине, сопровождавшей ее на башню.

Да, она могла радоваться, что приехала в Уингфилд.

Даже теперь, когда она оказалась в более благоприятной для здоровья местности, Марии требовалось время, чтобы оправиться от вреда, причиненного ее здоровью во время поездки сквозь метель из Болтона в Татбери и пребывания в сырых апартаментах последнего. Ее мучили приступы болей в суставах, а иногда она не могла подняться с постели без посторонней помощи.

— Ах, Сетон, — часто говорила она, — я оставила свою молодость в Татбери.

Мария провела первые недели в Уингфилде за написанием писем и восстанавливала свое здоровье, обещая самой себе, что, когда наступит весна и можно будет выезжать на охоту в этих прекрасных окрестностях, она вновь почувствует себя молодой.

Казалось, что в Уингфилде графиня смягчилась и прониклась желанием создать комфорт для Марии; она объявила, что берет на себя все заботы по дому и что любое желание Марии будет исполнено, но ей следует обращаться не к графу, а к ней. Мария быстро осознала, что до тех пор, пока она соглашается с главенством графини, Бесс готова быть ее другом. Сетон сказала, что жизнь королевы будет лучше, если графиня станет ее другом, а не врагом, и Мария согласилась с ней.

Приближалась весна, и, хотя ее приход должен был напоминать Марии, что она уже почти год в Англии, он радовал королеву.

Однажды после ужина, как только Мария встала из-за стола, ее начало трясти. Ее женщины, пораженные бледностью королевы, столпились вокруг, и она заявила, что встревожена болезненными ощущениями и тошнотой. Сетон проводила ее в спальню. Мария корчилась от боли, лежа в постели, и в голову Сетон пришла ужасная мысль, что ее госпожу отравили. Она обернулась к Джейн Кеннеди и сказала:

— Немедленно иди к графу и графине и скажи им, что королева умирает.

Джейн поспешила в апартаменты графа и, застав его одного, рассказала о подозрениях Сетон. Граф тотчас пошел в спальню Марии и глубоко встревожился, увидев ее.

— Аптекарь ее величества готовит ей лекарство, — сказала Сетон. — Но я думаю, что ей нужен более квалифицированный врач.

В этот момент в комнату вошла графиня.

— В чем дело? — требовательно спросила она, затем, увидев, в каком состоянии королева, сказала: — Я немедленно пошлю за доктором Колдвелом. Мне не нравится ее вид.

Единственный раз Сетон порадовали методы графини, когда очень скоро в комнату королевы пришел врач, за которым она послала. Он всю ночь провел возле ее постели, и утром, к большой радости всех, Мария была жива.

Бесс беседовала с мужем наедине.

— Мне это не нравится, — сказала она.

— Мне тоже.

— Я уверена, что кто-то пытался ее отравить.

Граф кивнул в знак согласия. Бесс несколько мгновений молча смотрела на него, потом спросила:

— Как вы думаете, это она приказала сделать это?

— Не может быть! — выразительно ответил граф. — Если бы королева Скоттов умерла от отравления, то первой, кого стали бы подозревать, была бы Елизавета. Ей бы этого не хотелось. Если в этой стране есть люди, которые стремятся возвести Стюартов на английский трон, ничто не могло бы так способствовать их планам, как это убийство. Королеву Скоттов объявили бы жертвой, а королеву Англии чудовищем. Я убежден, что Елизавета не имеет к этому никакого отношения.

— Тогда это явно кто-то из людей Морэя.

— Но как мы можем выяснить кто? Шотландцы приезжают и уезжают. Они говорят, что являются друзьями Марии, но ведь среди них могут быть и шпионы. Если бы она умерла…

Жена продолжила:

— Мы больше не наслаждались бы благосклонностью Елизаветы. Она обвинила бы нас, что мы позволили отравителям подобраться к Марии.

— Но как мы можем предотвратить это?

— Будучи более бдительными. Я собираюсь послать за доктором Фрэнсисом, который такой же хороший врач, как и Колдвел. Они вдвоем смогут спасти королеву.

Граф кивнул, и Бесс своей сильной белой рукой взъерошила ему волосы. Временами она могла быть любящей; ей нравилось иметь мужчину в доме до тех пор, пока он повиновался ей. И Джордж чувствовал это. Он взял ее руку и поцеловал.

— Я рад, что вы посылаете за доктором Фрэнсисом.

— Вам бы не хотелось, чтобы это был конец для нашей романтической пленницы? — полюбопытствовала она.

— Если выражаться точнее, — ответил он, — то мне бы не хотелось, чтобы это стало концом для Шрусбери.

Бесс засмеялась.

— Предоставьте это мне. Я прослежу, чтобы она не умерла. Граф был уверен, что она преуспеет в этом, и сейчас он был рад, что у него такая умная, сильная и способная жена.

Через несколько дней Мария поправилась. Многие были убеждены, что кто-то пытался отравить ее. Они еще больше уверовали в это, когда в Уингфилд донеслась весть, что в Шотландии регент Морэй предпринимает военные действия против всех ее друзей, отбирая у них земли и богатства и облагая непомерными налогами тех, кому он позволил сохранить некоторые их владения.

Эти меры были столь суровы и Морэй стал в Шотландии столь могуществен, что Аргайл счел разумным признать его власть и подписал договор, подтверждающий это. Когда его примеру последовали Нантли и Геррис, то казалось, что дело Марии окончательно проиграло. Эти события, происходившие в Шотландии именно в момент загадочной болезни Марии в Уингфилде, косвенно подтверждали подозрение, что ее пытались отравить агенты Морэя.

Вилли Дуглас чувствовал что-то неладное. Поэтому однажды он без доклада явился в апартаменты королевы и уговорил ее позволить ему построже понаблюдать за всеми, кто приближается к ней.

— Я разрешаю тебе, Вилли, — сказала королева — По правде говоря, мне будет спокойнее, если ты займешься этим.

Теперь Вилли можно было часто видеть у дверей ее комнаты. Он следил за всеми, кто входил к ней, примечал, кто с кем общался в замке. До этого он искал способ вызволить королеву из плена; теперь у него появилась еще одна задача. Он должен был спасти ее от тех, кто планировал убить ее.

Из Лондона пришло известие, что туда доложили о смерти Марии. Всем оно показалось поразительным и многозначительным.

— Кому-то настолько не терпелось объявить об этом, что не стали даже дожидаться, когда это произойдет, — сказала Сетон Вилли.

— Если я найду того, кто вредит ей, — прорычал Вилли, — то отрублю ему голову своим мечом, клянусь в этом, и пронесу на острие меча эту окровавленную голову.

— Мы пройдем так вместе, Вилли, — сказала Сетон.

— Мы никогда не покинем королеву, пока она нуждается в нас, — заявил Вилли.

— Я дала клятву, что никогда не оставлю ее, — торжественно произнесла Сетон.

Это прозвучало так, как будто они заключили договор между собой.

Теперь, когда Марии стало лучше, она могла гулять по окрестностям; майское солнце пригревало, и она быстро поправлялась.

Но вскоре она оказалась в затруднительном положении, заставившем ее встревожиться, и она отчаянно пыталась найти выход из него. Гуляя с Сетон и Джейн Кеннеди, она заговорила с ними о своих волнениях.

— Врачи, которых пригласил Шрусбери, требует оплаты. По правде говоря, у меня нет денег, чтобы удовлетворить их требования, и я не знаю, где их достать.

Сетон принялась подсчитывать, что у них оставалось, но почти все, что принадлежало королеве, сейчас находилось в руках Морэя.

— Если бы мы даже продали все, что есть у нас тут, этого было бы недостаточно, — сказала Мария. — И я не знаю, как жить дальше. Я и так слишком много вам должна.

Джейн и Сетон заявили, что она им ничего не должна. Но Мария вздохнула и сказала, что ей больше ничего не остается, как написать Лесли, епископу Росскому, в Лондон и рассказать ему о своих затруднениях.

— Сделайте это, ваше величество, — посоветовала Сетон, — и я немедленно пошлю Бортвика отвезти ваше письмо в Лондон. Чем скорее Лесли займется этим, тем лучше вы будете спать.

Они прошли в апартаменты Марии, где она написала письмо, и Бортвик тотчас отправился в Лондон. Он вернулся раньше, чем они ожидали, и, к их удивлению и радости, привез деньги. Эти двести фунтов избавляли ее от сегодняшних тревог. Бортвик сказал, что потом она получит еще больше. Мария поразилась такой готовности. Затем она прочла письмо Лесли, которое должно было быть передано только лично ей.

Ее благодетелем оказался тот, от кого ей больше всего пристало принять помощь: герцог Норфолк, с которым она была почти обручена.

Норфолк сдержал свое слово. В течение следующих недель Мария получила девятьсот шестьдесят шесть фунтов стерлингов от человека, который надеялся стать ее мужем.

Однако пришло письмо от Лесли, который, услышав о щедрости Норфолка, слегка забеспокоился. Он был уверен, что, принимая деньги, Мария ввязывается в интригу, из которой ей, возможно, будет трудно выбраться, если она этого захочет. Он советовал попросить денег из Франции, а те, которые прислал ей Норфолк, рассматривать как взятые в долг.

Мария, которая сама была чрезвычайно щедрой, с такой же готовностью приняла деньги, как когда-то их раздавала. Но она доверяла рассуждениям Лесли. Поэтому она решила попросить денег из Франции и послала своего секретаря через Ла-Манш с этой целью. Его попытки оказались неудачными, но зато в определенных кругах поползли слухи о ее денежных затруднениях; и те, кто внимательно следил за политическим положением дел в Англии, решили, что можно на этом получить выгоду.

К Лесли пришел испанский посол.

— Я услышал, — сказал посол, — что королеве Скоттов нужны деньги, и я получил указания от его святейшества папы римского сделать все, что в моих силах, чтобы помочь королеве.

Лесли ликовал. Ему казалось, что если Мария и должна принять деньги, то лучше сделать это от дружественных властей, чем от частного лица. Рауль, секретарь Марии, был послан во Францию попросить денег в долг; а здесь их предлагает Испания.

— Я знаю, что его святейшество папа римский — хороший друг королевы Скоттов, — сказал епископ.

— Он желает оказать ей помощь, в которой она нуждается, — продолжал посол, — и я дам вам вексель, который вы можете предъявить банкиру Роберто Ридольфи.

— Я приношу глубочайшую благодарность и знаю, что королева сделает то же самое.

— Тогда приходите в мой дом через час, и вы его получите.

Лесли сказал, что так и сделает, а когда они расстались, испанский посол пошел к итальянскому банкиру и некоторое время разговаривал с ним. Он знал, что Ридольфи — папский шпион и что папа и король Испании твердо решили во что бы то ни стало предотвратить брак между католичкой Марией и протестантом Норфолком.

— Если она примет деньги от нас, — сказал банкир, — она сделает первый шаг. Северные католики заверяют, что готовы восстать под предводительством Нортумберленда. Мы поставим во главе их королеву Скоттов. И тогда… в случае удачи, мы свергнем незаконнорожденную Елизавету с английского трона.

— Она примет деньги. Она нуждается в них; и она осознает, что ей не пристало брать их у Норфолка. Пусть вексель будет на десять тысяч итальянских крон… приличная сумма, доказывающая ей, что мы — ее друзья. Несомненно, что в такой момент друзья ей нужны. И могу поклясться, что она не представляет, насколько Нортумберленд готов повести войска на протестантов Англии.

Мужчины продолжали совещаться, и когда пришел Лесли, он был тепло встречен банкиром, который намекнул, что он в курсе желания Испании помочь королеве. Он также твердо знает, что папа сожалеет о ее теперешнем затруднительном положении.

Лесли ушел от него с деньгами, которые казались ему целым состоянием; а еще приятнее ему было знать, что у Марии есть могущественные друзья.

Лесли, епископ Росский, приехал в Уингфилд поговорить с королевой.

Мария с радостью приняла его, и ей было приятно видеть его настроенным столь оптимистично, поскольку Лесли был человеком, который никогда не скрывал истинного положения дел.

— Ваше величество, — сказал он, — я приехал лично, потому что есть такие вопросы, которые нельзя доверять письмам. Я очень надеюсь, что вашему плену скоро придет конец.

— Мой дорогой епископ, — воскликнула Мария, — вы привезли мне самые лучшие известия.

— Ваш брак с Норфолком принесет вам свободу, и этот план поддерживают выдающиеся люди.

— Да?

— Сам Лестер.

— Лестер! Это означает, что сама Елизавета дает свое согласие.

Лесли на мгновение задумался.

— Не думаю, что дело зашло так далеко. Елизавете советовал так плохо обращаться с вами Сесил, который твердо намерен сохранить протестантского правителя в Шотландии. Влияние Сесила на королеву вызывает недовольство ее честолюбивых министров. Если бы не Сесил, Лестер мог бы стать мужем королевы. Я уверен, что Лестер так и не простил Сесила, а сейчас он видит возможность посмеяться над его властью, оказав поддержку вашему браку с Норфолком.

— Говорят, что королева до сих пор влюблена в Лестера.

— Я убежден, что это — правда. Если Лестер одобряет союз с Норфолком, я считаю, что он убедит Елизавету согласиться на это. Я привез письма от Лестера и некоторых других знатных людей, в которых они восхваляют Норфолка и пишут, что окажут поддержку браку между вами.

— Дайте мне письма, — сказала Мария; и когда он это сделал, она вскрыла их руками, дрожащими от возбуждения. Лесли сказал правду. Там было собственноручное письмо Лестера, хвалившего герцога Норфолкского, убеждавшего выйти за него замуж и заверявшего ее, что за ним стоит знать, согласная с ним в том, что если королева Англии умрет, не оставив наследников, они будут поддерживать ее, как полноправную наследницу трона. Далее он писал, что уверен в том, что королеву Англии можно убедить в разумности и справедливости такого решения.

Закончив чтение, Мария посмотрела на Лесли сияющими глазами. Она вновь почувствовала себя молодой, полной надежд.

— Скоро я освобожусь из моей тюрьмы, — прошептала она.

Затем она подумала о другом узнике. Ботуэлл. Какая у него оставалась надежда, что его когда-нибудь освободят? Французы будут настаивать на том, чтобы он оставался в заточении; они никогда не допустят, чтобы человек, сыгравший столь разрушительную роль в ее судьбе, ходил на свободе. Но даже если бы он оказался на свободе, то куда бы он поехал? В Шотландию, где его ждала верная смерть в руках Морэя? В Англию? Елизавета никогда бы не потерпела его присутствия там. О чем он сейчас думает? Насколько он изменился?

Эти месяцы тюремного заточения порой были для нее невыносимыми. А для него? У нее, по крайней мере, были друзья, и определенное почтение к ней как к королеве вынуждены проявлять даже враги. Но что выстрадал Ботуэлл и как такой дерзкий и энергичный человек мог перенести такие страдания?

Она уже не тосковала по нему, как год назад. Она понимала, что он полностью исчез из ее жизни и что она никогда его больше не увидит. На самом деле, если бы они все же встретились, они были бы уже совсем другими людьми, потому что той Марии, которая лишилась своей короны из любви к нему, больше нет. Плен сделал ее рассудительной женщиной, а та своевольная девушка слишком много выстрадала. Должно быть, Ботуэлл тоже изменился. Каким теперь стал тот буйный, пленительный, неотразимый искатель приключений?

Она знала, что Лесли ждет, когда она заговорит.

— Ботуэлл? — тихо спросила она.

— Мы не предвидим никаких сложностей в аннулировании этого брака, — сказал Лесли.

Граф Шрусберийский был встревожен. Очень хорошо, что Бесс вызвалась устроить все их дела, но именно его обвинят, если они не справятся со своими обязанностями. Охрана такой важной политической узницы причиняла ежеминутное беспокойство, а он никогда не относился к числу людей, способных выдерживать постоянные волнения. У него все время болела голова; он обнаружил, что, вставая с постели по утрам, он испытывает головокружение. Не было смысла жаловаться на это Бесс или даже упоминать об этом. Она бы только сказала: «Все, что вам нужно, — это немного свежего воздуха, и завтра вам станет лучше».

Однако и Бесс была настороже. Она столь же хорошо, как и он, знала, что посланники с севера и с юга находят дорогу в апартаменты королевы. Интрига становилась неизбежной, и если развернутся события, то Шрусбери должны оказаться на нужной стороне.

Какая сторона будет правильной? Королева Англии сильна, но если правда, что такие люди, как Лестер, Арандел и Пемброук готовы содействовать браку Норфолка и Марии, не получив прежде на это согласия Елизаветы, то кто может быть уверен в том, что случится дальше?

Шрусбери был из тех, кто предпочитает осторожно выжидать между противоборствующими фракциями, чтобы в удобный момент перескочить на сторону победителя.

Он уже доложил Елизавете, что молодой человек по имени Кавендиш — родственник Бесс по линии ее второго мужа, сэра Вильяма Кавендиша, — привозил Марии письма от Норфолка. Елизавета ответила, что знает об этом и желает, чтобы Кавендишу позволили доставлять послания королеве. Это звучало так, как будто Кавендиш являлся шпионом королевы, притворявшимся, что служит Норфолку. Как узнать, кто друг, а кто враг в этом болоте хитрости?

Так что немудрено, что он находил задачу слишком сложной для себя й вздыхал по прежним дням относительного спокойствия, тем дням, когда он не был охранником королевы Скоттов.

Он прошел в свою спальню и там, рискуя быть застигнутым Бесс, прилег на кровать; но когда он сделал это, комната перед ним закачалась, как будто он находился на корабле в штормовом море. Он полежал некоторое время, и постепенно головокружение прошло. «Я никогда такого не испытывал, — подумал Шрусбери — Неужели эта болезнь вызвана волнениями?»

В дверь тихо-тихо постучали. Он подумал, что это ему показалось, и не отреагировал. Но дверь медленно отворилась и на пороге появилась девушка-служанка Элеонора Бритон.

— В чем дело? — спросил граф.

— Я пришла спросить, не нужно ли вам чего-нибудь? — ответила она.

— Почему? Я не посылал за тобой.

— Но я заметила, какой у вас больной вид, ваша светлость, и, прошу прощения, я пришла узнать, не нужно ли вам чего-нибудь.

— Входи и закрой дверь.

Она тихо подошла к его постели, и свет из готического окна упал на нее. Она была привлекательной. Он заметил под униформой служанки стройную, хотя и полноватую фигуру, но особенно его внимание привлекло ее молодое личико. «Она выглядит восхитительно, почти как ангел, — подумал он — Какая она странная девушка!»

— Вы здоровы, милорд? — спросила она; ее выразительные глаза наполнились сожалением.

— Я вполне здоров, — ответил он.

— Я могу сделать что-нибудь для вас, милорд?

— Нет.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга, затем он протянул руку.

— Ты хорошенькая девушка, — сказал он ей — Мне приятно видеть тебя в моем доме.

Она опустила глаза и сделала реверанс — он не понял почему.

Он подумал, что произошло бы, если бы вошла Бесс и увидела горничную возле его постели. Девушку бы уволили, и он никогда не узнал бы, чем все кончилось. Бесс постоянно намекала ему, что он подвержен колдовскому очарованию королевы Скоттов. Она делала это полушутливо, но порой в ее интонациях сквозила злоба. Правда, она не приходила в ярость оттого, что он находил Марию привлекательной; но что она могла бы сказать, если бы узнала, что он, один из самых знатных графов в Англии, слегка очарован одной из самых простых служанок?

У него слегка кружилась голова, и в таком непривычном состоянии это его не волновало.

— Подойди поближе, — сказал он.

Она подошла: он знал, что стоит ему приказать, и она повинуется. Он взял ее руку и поцеловал, но не со страстью, а с нежностью; легкий румянец разлился по ее лицу. Она встала на колени и прижалась губами к руке, державшей ее руку.

Он почувствовал, как в нем загорается страсть, какой он никогда прежде не испытывал. Ему хотелось крепко схватить ее, поцеловать, но он знал, что если он поддастся этому порыву, то у него так закружится голова, что он лишится чувств. Тогда он подумал: «Она так молода, а я не всегда буду болен».

Внизу раздался цокот копыт. Они оба вздрогнули, и она встала с колен.

— Тебе следует пойти посмотреть, кто приехал, — сказал он ей. — Возвращайся и расскажи мне.

Она ушла, а он лежал и прислушивался к шуму внизу.

Но вместо Элеоноры в его апартаментах появилась Бесс.

Она вошла без стука и была поражена, увидев его лежащим на кровати. Он подумал: «Ведь она могла зайти вот так же, когда я разговаривал с Элеонорой». От этой мысли у него екнуло сердце.

— Ах, так вы лежите!

— Я почувствовал себя плохо.

— У вас слегка бледный вид. Вы мало бываете на свежем воздухе. Я пришла сообщить вам, что приехал Леонард Дакр.

— Дакр!

— Я думаю, нам следует спуститься поприветствовать его. Неизвестно, что у него на уме; ведь он — родственник Норфолка.

— Надеюсь, он не доставит нам новых хлопот.

— Хлопоты! Они будут всегда, пока ваша романтическая королева живет под нашей крышей. Вы этого не знали?

— Я начинаю это понимать.

Она одарила его резким взглядом.

— Убеждена, вы считаете, что такая красавица заслуживает хлопот.

— Несмотря на всю ее красоту, я с радостью передал бы эту миссию обратно Скроупу и Ноллису, — отпарировал он.

Она говорила почти игриво, но пристально наблюдала за ним.

— Я не буду передавать ей ваши слова. Это могло бы показаться ей неучтивым.

Тут он представил себе, какой ревнивицей она стала бы, если бы обнаружила неверность мужа. «Интересно, какую форму могла бы принять ее ревность», — подумал он.

Граф поднялся с постели и, борясь с головокружением, спустился в холл вслед за графиней. Нужно было встретить Дакра.

Леонард Дакр мог бы считаться красивым мужчиной, но одно плечо у него было выше другого. Он хорошо осознавал это, и также то, что был вторым сыном лорда Дакра Гисландского, а следовательно, не являлся его наследником. Его старший брат умер, оставив сына Джорджа, а мать Джорджа, леди Дакр, стала женой Томаса, герцога Норфолкского. После ее смерти Норфолк плотно занялся делами семейства Дакров. Речь шла о больших деньгах, и он устроил браки между тремя своими падчерицами и сыновьями. А поскольку эти девушки претендовали на наследство наравне с юным Джорджем, большая часть состояния Дакров не ушла от семейства Говардов. Это вызывало сильную досаду у Леонарда Дакра, поэтому он был настроен по отношению к Норфолку отнюдь не дружески.

Сейчас он склонился к руке Бесс и выразил надежду, что нашел ее в добром здравии.

— У меня прекрасное здоровье, — ответила Бесс.

— А как милорд граф?

— Он слишком мало занимается физическими упражнениями. Я постоянно браню его за это.

— Последнее время я действительно неважно себя чувствовал, — объяснил граф.

— Ему не понравилось в Татбери. Теперь ему будет лучше, раз мы переехали сюда, в поместье Уингфилд.

— Вы тоже выглядите менее счастливым, чем во время нашей последней встречи, — ответил граф.

— У меня плохие новости, — объяснил Дакр. — Мой юный племянник умер. Я сегодня узнал об этом.

— Юный Джордж! — воскликнула Бесс. — Ему ведь было не более семи! Нам искренне жаль. Мой бедный Леонард! Вы должны пройти в мою комнату, и я прикажу, чтобы принесли вина. Это действительно печальное известие.

Граф взял Дакра под руку, а графиня подозвала слугу и дала указания.

— Как это случилось?

— Он занимался вольтижировкой в Тетфорде и неудачно упал с лошади.

— Какая трагедия! Сначала отец, потом сын… Значит, теперь вы — наследник.

— Именно об этом я и приехал поговорить с вами и с графиней.

Когда они уселись в личных покоях графини, Дакр объяснил, почему он так сердит.

— Владения барона, как и его титул, переходят к женщинам семьи, — сказал он. — Так что его юные сестры не только унаследуют состояние Дакров, но и титул.

— Норфолк поступил мудро, женив своих сыновей на трех дочках Дакра, — прокомментировала графиня.

— Очень мудро, очень хитро, — добавил Леонард. — Я собираюсь оспаривать это дело.

Бесс кивнула. Она сомневалась, что у него много шансов выиграть дело. Некоторое время они говорили о семейных делах, затем Бесс как бы ненароком сказала:

— Я должна представить вас королеве Скоттов. Ей не понравится, если она узнает, что вы были здесь и не зашли к ней, чтобы засвидетельствовать свое почтение.

— Я был бы рад поговорить с ее величеством.

Мария познакомилась с Леонардом Дакром.

Кавендиш привез Марии письмо от Норфолка. Мария с восторгом схватила послание. Интрига, которая, как ей казалось, плелась вокруг нее с момента приезда в поместье Уингфилд, внесла оживление в ее жизнь, и она приветствовала это.

Пройдя с письмом в спальню, Мария села у окна и вскрыла его. Герцог писал, что глубоко встревожен, поскольку до него дошли слухи, что папские шпионы в Лондоне вместе с испанским послом планируют выдать ее замуж за дона Хуана Австрийского. Ему необходимо, чтобы она разуверила его. Он ждал ее ответа. Он посылал ей бриллиант, который должен был подтвердить его верность данному ей слову, и просил, чтобы брачный контракт между ними был составлен немедленно.

«Почему бы и нет?» — подумала Мария. Чем скорее состоится ее свадьба с Норфолком, тем быстрее она освободится из своей тюрьмы. Она уже рассматривала брак с ним как единственный выход. Кроме того, ей хотелось замуж; она устала жить без мужа. Она убеждала себя, что забыла Ботуэлла и что он больше ничего не значит для нее.

Мария достала свой миниатюрный портрет и золотую пластинку. Она пошлет их Норфолку в качестве доказательства своей верности данному обещанию и попросит Лесли без промедления подготовить брачный контракт.

Она ответила на послание герцога самыми нежными фразами и, вложив в письмо пластинку и миниатюру, отправила Кавендиша обратно к Норфолку. Вскоре после этого был составлен брачный контракт между Марией и Норфолком, хотя те английские пэры, которые высказывались в поддержку этого брака, не были поставлены в известность. Норфолк не был уверен, кто его друг, а кто враг, поэтому не знал, кому доверять. Как ему казалось, имело значение только то, что контракт подписан.

И он был убежден — и Мария тоже, — что скоро она станет его женой.

Граф и графиня обсуждали несчастную судьбу Леонарда Дакра.

— Мне кажется, он не очень-то любит милорда Норфолка, — сказала Бесс.

— Это легко понять.

Бесс согласно кивнула. Видеть, как титул и состояние, на которые человек имел право, отбираются другими, было невыносимо.

— Конечно, Леонард станет оспаривать этот вопрос, — сказал граф, — но у него нет шансов.

Он подошел к окну посмотреть на окрестности, и в этот момент его слегка качнуло.

— Вы выпили слишком много вина, — смеясь, сказала графиня.

Граф обернулся, собираясь возразить, но ему вдруг стало очень плохо; он потянулся, чтобы ухватиться за портьеру, и потерял сознание.

Когда он пришел в себя, то обнаружил, что лежит в своей постели и в комнате находятся Бесс с докторами Колдвелом и Фрэнсисом. Граф попробовал позвать их, но оказалось, что он потерял голос; он попытался поднять руку, но не смог пошевелить ею. Бесс подошла к постели.

— Не пытайся двигаться, дорогой, — мягко произнесла она.

На губах его были слова, которые он не мог вымолвить, и она продолжала:

— Ты заболел, но теперь все будет в порядке. Я позабочусь об этом. Доктора здесь. Они очень надеются на твое выздоровление.

Она положила руку на его лоб; рука была очень холодной, и ему показалось, что от нее исходит огромная жизненная сила.

— Б… Бесс… — Его губы сформировали слово, а глаза наполнились слезами. Он чувствовал себя настолько слабым, что обрадовался ее силе.

— Тебе необходимо некоторое время отдохнуть, — сказала она ему — Закрой глаза и постарайся уснуть. Со временем все будет хорошо. Я сказала докторам, чтобы они не покидали Уингфилд, пока твое состояние не покажется мне удовлетворительным.

Ему ничего не оставалось, как только повиноваться ей.

Прошло около недели после удара, прежде чем граф стал снова говорить и слегка двигать конечностями. Бесс почти не покидала комнату больного; она сама готовила ему жидкие каши и снадобья; она охраняла комнату, где лежал ее больной муж, и не впускала никого, кроме врачей. Она постоянно совещалась с ними, и все соглашались, что граф обязан жизнью неутомимой Бесс.

Когда она решила, что он достаточно хорошо себя чувствует, чтобы выслушать ее планы, она села возле его постели и заговорила с ним.

— Мой дорогой, — сказала она. — У вас было воспаление мозга. Доктора считают, что это было вызвано вашими волнениями. Кстати, ваша дорогая пленница каждый день передавала вам нежные послания и настаивала, чтобы ей сообщали о вашем состоянии. Надеюсь, это поможет вашему выздоровлению.

— Но, Бесс, — сказал он, — мне ничто не могло помочь лучше, чем ваш заботливый уход.

Бесс засмеялась.

— Неужели вы думаете, что я бы позволила моему мужу стать инвалидом? Вам станет лучше, уверяю вас.

— Я чувствую себя лучше.

— Конечно. Все то время, пока вы лежали в этой постели, вы не волновались о посланиях к вашей драгоценной пленнице и от нее. Вы перестали думать об этом очаровательном создании. Позвольте мне сказать вам, Джордж Талбот, что именно поэтому ваше состояние улучшилось. Сейчас вам нужно только одно, что важнее всего остального. Вам следует забыть обо всем и поехать на ванны в Бакстон. Я знаю, что это окончательно вылечит вас. И я намереваюсь отвезти вас туда.

— Но как же королева?

— Которая? Ваша королева или… та, другая? Да, ведь я забыла, что они теперь обе ваши королевы, не так ли? Не волнуйся насчет королевы Скоттов. Она все еще здесь, несмотря на то, что вы не могли охранять ее. Вот видите, существуют и другие, которые могут выполнять обязанности тюремщика не хуже, чем граф Шрусберийский. Нет, любовь моя, вы едете в Бакстон. Я твердо решила отвезти вас туда.

— Разве вы не помните, что, когда умирала жена Ноллиса, королева не позволила ему навестить ее?

— Я не Ноллис. Я говорю, что ванны Бакстона нужны вам, и вы их получите. Я уже написала королеве рассказ о вашем состоянии здоровья и попросила ее разрешения отвезти вас в Бакстон.

— И вам ничего не ответили?

— Мне ничего не ответили… но я жду ответа со дня надень.

— Бесс, даже вы не получите согласия. Она пришлет вам такой же ответ, как и Ноллису.

Внезапно лицо Бесс ожесточилось.

— Вы — мой муж, — сказала она, — и это — моя обязанность: вылечить вас. Я знаю, что это можно сделать, посетив Бакстон, и, что бы ни ответила королева, вы едете в Бакстон.

Он улыбнулся, глядя на нее. Она казалась неуязвимой. Но ему не верилось, что они поедут в Бакстон.

Леонард Дакр постоянно приезжал в Уингфилд во время болезни графа, а поскольку графиня была все время занята в комнате больного, Дакру было нетрудно посещать королеву в любое время, когда он хотел.

Дакр был крайне ожесточен. Он не получил удовлетворения своих претензий на семейное состояние и приходил в ярость, размышляя, каким хитрым оказался Норфолк, женившийся на вдове его брата, устроивший браки своих сыновей с его племянницами и заполучивший таким образом огромное состояние Дакров. А ведь Норфолк — и без состояния Дакров — был самым богатым пэром в Англии. Леонард Дакр ненавидел Норфолка.

Пока граф был болен, а графиня занята ухаживанием за ним, было легко раскрыть некоторые интриги, которые плелись в этом доме. Немного дружеских отношений там, немного подкупа здесь — и он узнал, что Норфолк не только стремился жениться на королеве Скоттов, но и подписал уже тайный контракт с ней.

Дакр собирался сделать все, чтобы предотвратить этот брак. В Англии имелась еще одна фракция, которая стремится к этому: католическая партия Севера была решительно настроена против того, чтобы Мария вышла замуж за Норфолка- протестанта. Тот факт, что эту партию возглавлял двоюродный брат Дакра граф Нортумберлендский, позволил Леонарду Дакру без труда стать ее членом; а поскольку он посещал королеву Скоттов, то мог быть весьма полезным.

Дакр твердо решил, что Мария должна отвергнуть Норфолка и согласиться с планами фракции Нортумберленда, подразумевавшими, что она вступит в союз с доном Хуаном Австрийским, который приедет в Англию и будет сражаться за ее дело. И еще за дело, очень дорогое сердцам католиков Севера, намеревавшихся свергнуть с трона королеву-протестант- ку, которую они считали бастардом (ублюдком), а не настоящей королевой Англии, и поставить вместо нее католичку Марию, королеву Скоттов.

И в тот момент, когда Бесс находилась со своим больным мужем и готовилась к отъезду в Бакстон — хотя она так и не получила разрешение королевы, она продолжала подготовку, — Дакр заехал в поместье Уингфилд и попросил аудиенции у королевы. Мария трудилась над гобеленом вместе с Сетон и Джейн Кеннеди, и, когда она приняла его, эти две женщины остались с ней.

Дакр знал, что они пользуются ее доверием, что на них можно положиться и что, если бы он остался наедине с королевой, это могло бы вызвать подозрения; поэтому он решил изложить свой план всем трем.

— Я уверен, ваше величество, — сказал он, — что вам будет нетрудно выбраться из этой тюрьмы.

Мария, продолжавшая свою работу, замерла с иглой в руке и взглянула на Дакра. Он заметил, что на ее щеках выступил румянец. Разговор о побеге всегда возбуждал ее.

— Как это? — спросила она.

Дакр продолжил:

— Я хотел бы изложить вам безукоризненный план. Не подумайте, что я мало размышлял над ним или что только я стою за этим планом. Ваше величество, недалеко отсюда вооруженные люди ждут, чтобы помочь вам. Вам надо только выскользнуть из этого поместья, проскакать несколько миль, и вы будете с ними. Они готовы выставить сотни людей на поле боя, чтобы сражаться за вас.

— Вы имеете в виду… Норфолка?

Дакр не мог справиться с гневными нотками в своем голосе.

— Я имею в виду моего кузена Нортумберленда.

— Ах да, — тихо произнесла Мария.

— Вы знаете, что он работает ради вас. Его поддерживает папа римский и король Испании.

— Они слишком честолюбивы, — сказала Мария. — Они хотят вверить мне не только Шотландию, но и Англию. Мне вполне хватило бы Шотландии.

— Они удовлетворят все ваши желания. Вестморленд в союзе с Нортумберлендом. Они не могут не преуспеть. Но прежде всего они хотят освободить вас. Когда вы окажетесь на свободе, все католики в Англии потребуют восстановления ваших прав. Ваш трон вновь станет вашим.

— А как вы предполагаете осуществить мое освобождение?

— С тех пор как заболел граф, порядки в поместье Уингфилд стали менее строгими.

— Это правда, — согласилась Мария.

— Я не тратил время зря. Я завел здесь друзей среди охранников и слуг. Думаю, вам не составит труда выйти из поместья в платье одной из ваших женщин.

Мария посмотрела на Сетон и Джейн Кеннеди, которые сидели в напряжении, замерев над вышиванием, и поняла, что они так же возбуждены, как и она.

— Все будет снова, как в Лохлевене, — промолвила Мария.

— Там это удалось, — сказал Дакр. — Это можно сделать и здесь. Только тут у вас больше друзей, готовых помочь вам. Говорю вам, наш план не может провалиться. — Он взглянул на Сетон. — Королеве можно сделать такую же прическу, как у вас. Она может надеть ваше платье и накидку. Вы можете надеть ее наряд. Пусть вас увидят вместе в холле… и королева — в вашем платье и в вашей накидке — сможет выйти из дома, а вы в ее одежде останетесь в холле. — Он повернулся к Джейн Кеннеди: — Вы тоже можете быть там, разговаривая с ней, как с королевой, обращаясь к ней «ваше величество»… потом вы вдвоем вернетесь в эти апартаменты, а королева тем временем выйдет из поместья… к лошадям, которые будут ждать ее. Обман можно поддерживать в течение нескольких часов… а возможно, и целый день или даже больше. Это будет не так уж трудно, особенно если граф и графиня поедут в Бакстон.

— Но если они уедут, — сказала Сетон, — то вместо них обязательно кого-нибудь пришлют. А новые тюремщики явно будут очень бдительными.

— Побег должен произойти до появления новых охранников, — заявил Дакр.

— В таком случае, — сказала Джейн, — это необходимо сделать, пока не уехали Шрусбери.

— Возможно. Они будут заняты своими приготовлениями. Лучшего момента для выполнения нашего плана не придумаешь. Что скажете, ваше величество?

— Я должна подумать об этом.

— Не следует откладывать.

— Я дам вам ответ в течение нескольких дней.

Дакр был возбужден. Она согласится. Больше всего ей хотелось сбежать. Это положит конец честолюбивым помыслам Норфолка жениться на королеве. Он узнает, что значит вмешиваться в дела Дакров.

Конечно, Нортумберленд и Вестморленд раздражены задержкой. Но он сможет сказать им, что королеве понравился план.

Очень скоро католики Севера восстанут против протестантки — королевы Англии.

Как только Дакр ушел, Мария отложила вышивание.

— Ваше величество, что вы думаете об этом плане? — спросила Сетон.

— Он хорош. Ты ведь знаешь, Сетон, что мы с тобой примерно одного роста. Если ты сделаешь мне такую прическу, как у тебя, и я надену твое платье, то меня примут за тебя многие.

— Я уверена, что это так.

— А ты сможешь выдать себя за меня, Сетон. Кто знает меня лучше, чем ты? Когда я сбегу, ты можешь лечь в мою постель на денек-другой, и никто не догадается.

Джейн Кеннеди предложила:

— Это можно прорепетировать. Это так просто. Я знаю, что все получится.

— Ваше величество, позвольте узнать, — вставила Сетон, — почему вы сразу же не согласились принять этот план?

— Ты забыла, Сетон, что я помолвлена с герцогом Норфолкским. Я не могла согласиться, не посоветовавшись с ним.

Последовало молчание. Затем Сетон спросила:

— Вы считаете, что такое можно написать в письме?

— Как вы знаете, я пишу ему зашифрованные письма. Раз он — мой будущий муж, я не могла бы даже и подумать действовать без его согласия. Но я сейчас же напишу ему, и мое письмо должно быть как можно скорее доставлено. Сетон, принеси мои письменные принадлежности; нам не стоит терять ни минуты.

Бесс в гневе носилась по поместью. Она была уже готова ехать в Бакстон, но так и не было ответа на ее запрос, посланный королеве.

Бесс была убеждена, что графа надо увезти из Уингфилда, поскольку по мере того, как ему становилось лучше, он вновь начинал беспокоиться, и она не желала подвергать его опасности следующего удара, который, как она хорошо понимала, может оказаться роковым.

Она подробно объяснила Елизавете, чем вызвана болезнь ее мужа, но, кажется, королева была убеждена, что задача, возложенная на Шрусбери, важнее, чем его жизнь.

«В этом она не права! — говорила себе Бесс. — Желает того королева или нет, я не буду стоять и смотреть, как бедного Шрусбери хватит еще один удар, который, несомненно, убьет его или сделает инвалидом до конца жизни. Мы едем в Бакстон».

Бесс подошла к окну, что она делала ежеминутно, чтобы посмотреть, не едет ли посланник королевы. Она сердито сжала кулаки. Ни одного всадника! Бесс собрала некоторых своих слуг.

— Сегодня мы уезжаем в Бакстон, — объявила она им — Подготовьте все к нашему отъезду.

Затем она направилась в спальню графа, где он, все еще очень слабый, лежал в постели.

— Все прекрасно, — сказала она ему. — Мы уезжаем в Бакстон.

— Значит… она дала свое согласие? О, Бесс, вы действительно замечательная женщина. Когда я думаю, как она поступила с Ноллисом…

Бесс самодовольно усмехнулась. Если бы она сказала ему правду, то это могло бы вызвать еще один удар. Прежде всего она должна поставить Шрусбери на ноги, а потом подумать, как отразить гнев королевы.

— Я же сказала, что вам только надо предоставить решать вопросы мне, — сказала она. — Сейчас придут ваши слуги, чтобы подготовить вас к путешествию. Мы сможем выехать через час. — Она засмеялась. — Вы, должно быть, захотите попрощаться с вашей дорогой королевой, поэтому надо немедленно начать подготовку. Я оставляю вас, поскольку так много еще надо сделать.

Граф и графиня покинули Марию, которая стояла у окна и смотрела, как они уезжают. Она слышала властный голос графини, отдававшей указания. Стражам она внушила боевое настроение. Они должны охранять королеву Скоттов под угрозой смерти до тех пор, пока не прибудет новый тюремщик, что должно быть в ближайшее время. А до тех пор в поместье все должно идти так, как если бы граф и графиня оставались в своей резиденции.

Графа посадили в карету, поскольку он был слишком слаб, чтобы ехать верхом. Выезжая из поместья, он оглянулся и из группы провожавших слуг выделил одинокую фигурку. Маленькая Элеонора Бритон печально смотрела, как он уезжает.

Итак, Шрусбери уехали в Бакстон, и только решительная Бесс знала, что они сделали это без разрешения Елизаветы.

В апартаментах Марии царило оживление. Никакого тюремщика не прислали вместо Шрусбери, и в отсутствие зоркой Бесс неизбежно, что порядки будут менее строгими. Никогда еще не было более подходящих условий для побега. Приехал Дакр. Он настаивал, что момент настал. Зачем откладывать? С каждым часом выполнение их плана могло стать более трудным.

— Я очень скоро дам вам ответ, — сказала ему Мария.

Вскоре она смогла это сделать, поскольку Норфолк тотчас по получении ее письма ответил ей и приказал немедленно доставить его послание королеве. Он писал, что она не должна соглашаться на предложения Дакра. Это был бы чрезвычайно глупый поступок, потому что единственной целью Дакра было вывезти ее из Англии во Фландрию или в Испанию — к герцогу Альба или к королю Филиппу, — которые задумали выдать ее замуж за дона Хуана Австрийского.

Норфолк объяснил, что Дакр вовсе не является его другом из-за разногласий между ними по поводу прав дочерей умершего лорда Дакра на наследование семейного состояния и что целью Дакра было не столько помочь ей, сколько помешать браку его, Норфолка, и ее, королевы Скоттов, хотя они уже тайно обручены.

Когда Дакр в следующий раз приехал в поместье, Мария объявила ему, что связалась с герцогом Норфолком, с которым она обручена, и что тот посоветовал ей не пытаться бежать. Дакр не мог скрыть свою досаду, и его ненависть к Норфолку усилилась.

Однако Мария встревожилась, узнав о разногласиях между ним и Норфолком, и попросила рассказать ей подробно. С большой горечью Дакр объяснил ей, что, по его мнению, у него было больше прав на семейное состояние, чем у его племянниц, вышедших замуж за сыновей Норфолка и передавших таким образом состояние Дакров в семью герцога. Мария почувствовала сострадание.

— Это действительно кажется несправедливым, — сказала она. — Вы позвольте мне написать герцогу и высказать ему мое мнение? Я уверена, что он прислушается к моим словам, а мне доставит большое удовольствие установить мир и согласие между вами.

Дакр печально улыбнулся.

— Ваше величество может поступать так, как пожелает. Но я должен предупредить вас, что Норфолк — жесткий человек, когда дело касается земель и состояния.

— Я убеждена, что он захочет поступить правильно, — ответила Мария, а поскольку она знала, что глубоко разочаровала Дакра, то решила убедить Норфолка пойти на уступки в его пользу.

Когда Елизавета услышала, что граф и графиня Шрусбери уехали в Бакстон без ее разрешения, она очень рассердилась, и если бы они оказались в пределах ее досягаемости, то немедленно были бы препровождены в Тауэр.

А поскольку они были вне пределов досягаемости, она немедленно поручила Уолтеру Деверексу, виконту Херефорду, поехать в поместье Уингфилд и взять на себя обязанности по охране королевы Скоттов. Она написала в Бакстон, приказывая чете Шрусбери тотчас же вернуться в поместье Уингфилд, где они застанут назначенного ею Херефорда; и в то же время приказала Херефорду, чтобы он взял под стражу графа и графиню Шрусбери, которые станут такими же узниками, как и королева Скоттов.

Когда Бесс получила указания королевы, она поняла, что ей придется рассказать своему мужу о том, что она сделала. Но это уже не так волновало ее, как прежде, поскольку ванны и воздух Бакстона чудесно подействовали на здоровье графа: вдали от тревог Уингфилда он, как и предполагала Бесс, быстро поправился.

Она осторожно сообщила ему новости.

— Пришел приказ от королевы, — сказала она. — Боюсь, что она слегка недовольна нами.

— Но почему?

Бесс засмеялась:

— Потому что, милорд, мы в Бакстоне.

— Но она дала свое разрешение.

Бесс отрицательно покачала головой.

— Бесс! Вы хотите сказать, что вы…

— Это было крайне необходимо. Если бы я не сделала этого, то вряд ли сейчас вы были бы живы.

— Но… оставить Уингфилд… без ее разрешения!

— Если речь идет о непослушании королеве или о потере мужа, — ответила Бесс, — то я выбираю первое. Теперь не стоит беспокоиться. Я знаю Елизавету, а она знает меня. Если бы мы оказались возле нее, то она так рассердилась бы на нас, что нам бы пришлось дрожать за наши головы. Но мы вне пределов ее досягаемости. И она понимает, что если бы она была на моем месте, то сделала бы то же самое. В некотором отношении мы с ней очень похожи и прекрасно понимаем друг друга. То, что так рассердило ее сейчас, через несколько дней будет изумлять ее. Нам нужно время. Вы напишете ей, и я тоже. Мы расскажем ей подробно, насколько вы были больны, постараемся убедить ее в том, что ваша жизнь была в опасности и что я сочла необходимым покинуть Уингфилд, когда вы почти умирали. Мы оставили королеву Скоттов под надежной охраной. Из- за моего решения с ней ничего плохого не случилось, а нам это очень помогло. Теперь пишите. И я сделаю то же самое.

Граф сделал так, как она ему велела. Он восхищался упрямством жены и был от нее в восторге. Графа тронуло то, что она рисковала своей жизнью, чтобы спасти его.

Он был полон раскаяния, потому что совсем недавно сравнивал ее с другими женщинами, такими, как королева Скоттов и Элеонора Бритон, и сравнение, казалось, было не в ее пользу. Теперь он думал о ней так же, как до того, как они поженились.

Когда он закончил свое письмо, Бесс внимательно прочла его. Сама она написала более подробно, рассказывая обо всех симптомах болезни графа и о том, насколько он был близок к смерти.

Получив их письма, Елизавета прочла их и мрачно улыбнулась. Это была работа Бесс Хардвик! Преднамеренно пренебрегла королевой, потому что так ей захотелось! Елизавета призналась самой себе, что, окажись она на месте Бесс, она сделала бы точно то же самое. Она понимала Бесс, а Бесс понимала ее.

Она послала за одним из своих личных докторов и сказала ему:

— В Бакстоне находится тяжелобольной граф Шрусбери. Поезжайте и посмотрите, что вы можете сделать для него.

В душе Елизавета уже простила Бесс. Но Шрусбери должны думать, что они все еще в немилости.

Елизавету ожидал еще один удар. Ей принесли известие, что ее фаворит граф Лестер смертельно болен, находится в своем поместье в Титчфилде и просит навестить его. Они так много значили друг для друга! Когда-то они чуть не поженились. Елизавета, не теряя времени, поспешила к постели больного Лестера.

Она застала его в тяжелом состоянии, и ее охватила жалость. Когда Лестер увидел, что она приехала, лицо его просветлело, и она вскоре поняла истинную причину, по которой он просил ее навестить его.

Лестер был в панике. Он примкнул к тем знатным протестантам, которые пытались организовать брак Норфолка и королевы Скоттов. Он знал, что шпионы королевы то и дело снуют между поместьем Уингфилд и королевским двором. Ему было известно, что Кавендиш, служивший посланником Марии, был также шпионом Елизаветы, и если она узнает, что он ввязался в интригу без ее ведома, то будет считать его предателем.

Когда он все его обдумал, ему не пришлось притворяться больным. Перспективы вызвать ее гнев, если она когда-нибудь узнает, что именно он действовал против нее, было достаточно, чтобы он слег в постель.

Но вот она здесь, полная сочувственного участия к своему «Веселому лорду Роберту», как она иногда называла его. Когда она села возле его постели, он взял ее руки.

— Моя королева, моя любовь, — сказал он, — вы знаете, что я готов умереть за вас.

— Не надо, Роберт, — мягко ответила королева, — не говорите мне о смерти. Вы и я слишком близки, чтобы с радостью думать о мире, в котором больше никого не существует.

В глазах у Лестера появились слезы.

— Я хочу заверить вас в моей любви и преданности. Сейчас они столь же сильны, как в те дни, когда мы вместе были в Тауэре и я любил вас столь безумно… так безнадежно.

— Надежда никогда не покидала вас, Роберт, — сказала она.

— Тогда я надеялся… и я надеюсь сейчас, моя королева. Я надеюсь на ваше прощение.

— Есть только одно, Роберт, за что я никогда бы не простила вас, — ответила она ему. — Это — если бы вы умерли и оставили меня в этом мире без вас.

Тогда Лестер решил, что знает ответ на вопрос, мучивший его последние недели: осмелится ли он признаться? Да, он мог признаться.

— Моя дорогая, — сказал он, — существует заговор, чтобы устроить брак между королевой Скоттов и Норфолком. Я тоже виновен. Католики Севера не могут успокоиться с тех пор, как королева Скоттов появилась в Англии, и они готовы восстать. Я подумал, что Марии лучше выйти замуж за протестанта, а так как Норфолк изъявил желание, я решил, что это лучший способ защитить ваше величество.

— И вы вступили в заговор без моего ведома, Роберт?

— Я признаю свою вину, дорогая.

— Хм-м.

Прекрасное положение дел, когда министры королевы — даже те, которым, по ее убеждению, она имеет основания доверять больше, чем остальным, — начинают строить заговоры и планы без ее ведома.

— Это вызывало у меня огромное беспокойство. По этой причине я слег в постель. Но я больше не мог скрывать этого секрета от вас. — Он потянулся к ее руке и покрыл ее поцелуями. — Я отдал бы за вас жизнь, вы ведь знаете. И только ради вас я вступил в этот заговор. Но сейчас я говорю вам, потому что больше не могу иметь секрета, которого вы не разделяете. Вы должны наказать меня так, как пожелаете. Я всегда буду настаивать, что делаю все только из любви к вам, моя дорогая.

— Кто еще был с вами в этом заговоре?

— Пемброук и Арандел.

Елизавета встала.

— Моя любовь… — взволнованно начал Лестер.

Она остановилась над ним и положила ему руку на лоб.

— Я боюсь, что вызвал ваше недовольство мною… — продолжил он.

— А чего вы ждали, когда строили заговор за моей спиной?

— Что я могу сделать, чтобы вновь завоевать ваше расположение?

— Поправиться. Мне не нравится видеть вас больным, прикованным к постели.

Она поцеловала его, но когда он хотел заключить ее в свои объятия, она ускользнула от него, смеясь.

— Помните, что вы больны, Роберт. Помните также, что королева приказала вам поправиться. Я надеюсь вскоре увидеть вас при дворе.

Лестер продолжал улыбаться, когда она ушла от него. От облегчения он почувствовал вялость. Он благодарил свою звезду, свою красоту и обаяние, с помощью которых он выбрался из этой опасной ситуации.

Вернувшись ко двору, Елизавета задумалась: «Пемброук, Арандел, Норфолк. Норфолк воображает себя ее мужем, вот как! Несомненно, она увлечена Норфолком. Она так долго была без мужа, что была бы рада выйти замуж, я могу поклясться. Она может продолжать вздыхать по мужчине, но она никого не получит!»

Елизавета беседовала со своими министрами, когда к ней прибыл посол Испании. Он сказал ей, как делал это всякий раз, когда они встречались, что его святейшество папа римский глубоко сожалеет о заключении в тюрьму королевы Шотландии и просит ее величество уделить внимание этому делу.

— Я уже рассматривала это дело, — отпарировала королева. — И говорю вам, что если королева Скоттов более не может спокойно переносить свое положение, то она может увидеть кой-кого из своих друзей короче на голову.

После этого заявления воцарилось молчание. Те, кто был другом герцога Норфолкского, ждали первой же возможности направиться в его апартаменты. Они предупредили его, что над ним нависла смертельная угроза. Кто-то выдал Елизавете его намерения относительно королевы Скоттов, и высказывание Елизаветы определенно было направлено в его адрес.

Норфолк, бывший всегда начеку в случае опасности, к концу дня уже находился далеко от королевского двора.

Елизавета вызвала к себе графа Хантингдона.

— Я посылаю вооруженную охрану в поместье Уингфилд, — сказала она ему. — Я считаю его неподходящей резиденцией для королевы Скоттов. Вы поедете в замок Татбери, куда переводится королева. Там с вами будет граф Шрусбери и его жена, графиня. Вы будете следить и за ними. Затевалось слишком много интриг. Проследите, чтобы такое не повторилось в Татбери.

Хантингдон заверил ее, что выедет без промедления и что ее приказы будут исполнены.

Он выехал в Татбери из Лондона, а граф и графиня Шрусберийские покинули Бакстон, направляясь туда же.