Мэри Белленден высунулась из окна, пытаясь увидеть красивого молодого человека, пересекавшего двор и готового скрыться за дверью, которая вела в апартаменты принца.

Он помахал ей рукой и ушел, она вздохнула и резко обернулась, почувствовав, что за ней наблюдают две фрейлины.

В природе не могло быть двух девушек, менее похожих друг на друга, чем Маргарет Медоуз и Софи Хоув. Маргарет, сжав руки перед собой, осуждающе смотрела на Мэри. А Софи сочувственно посмеивалась.

– Какое неприличное поведение, – проворчала Маргарет.

– Не вижу ничего неприличного, – отрезала Мэри.

– Конечно, не видишь. Ты привыкла к таким манерам, и они кажутся тебе приемлемыми. Но для меня это уже слишком.

– Право, Маргарет, – запротестовала Софи. – Скажи, что плохого в том, если мы помашем из окна друг другу рукой?

– И, несомненно, назначите свидание.

– И в этом нет ничего плохого, – возразила Софи. – Конечно, все зависит от того, что случится во время свидания. – И Софи так весело засмеялась, что Маргарет решила: не иначе, как девушка вспомнила собственное нескромное поведшие.

– Замолчите обе, – приказала Мэри. – Не хочу, чтобы вы плохо говорили о Джоне.

– Итак, его зовут Джон? – воскликнула Софи.

– Да, Джон, и он благородный человек. Я не хочу, чтобы вы сплетничали о нем. Понимаете?

– О, понимаем, понимаем! – обрадовалась Софи. – Мы отлично понимаем, что наша Мэри наконец влюбилась.

– Не кричи, – одернула ее Маргарет. – Никогда не видела более неприличного поведения. Ты, Софи Хоув, ведешь себя ужасно. Что же касается тебя, Мэри Белленден, то будь осторожна. Мужчины способны без конца говорить о любви, пока не добьются того, чего хотят, и тогда…

– Это правда, Мэри, – согласилась Софи. – Ох, как они умеют говорить о любви! А потом смеются, рассказывают своим друзьям об уступившей им леди и советуют попытать у нее удачи.

– Ты не понимаешь, и ты, Маргарет, тоже не понимаешь. Ты ведь такая недотрога, а ты, Софи, слишком увлечена флиртом.

– А ты, наша дорогая Мэри… Ты такая, какой нужно быть, да? – засмеялась Софи.

– Я… я серьезная девушка.

– А он? – Софи хохотала до слез. – Могу тебе открыть один секрет. Если хочешь хоть что-нибудь узнать о самой интересной вещи на свете, приходи к Софи.

– И что же это за вещь?

– Мужчины! – воскликнула Софи.

– Если ты что-то и знаешь о них, Софи Хоув, то во всем остальном ты полная невежда.

– А больше ничего и не надо знать, уверяю тебя, Маргарет.

Мэри мечтательно слушала их. Полковник Джон Кэмпбелл – красивый молодой человек из свиты принца. Когда-нибудь они поженятся, но пока придется ждать. У бедного Джона мало денег. А Мэри, одной из первых красавиц двора, по всеобщему убеждению, предстояло сделать блестящую партию. Вообще-то, все уже заметили, что принц обратил на нее внимание. «Нет, – сердито подумала Мэри, – это уж слишком». Она не намерена выбирать легкую дорогу к почестям, став любовницей принца, а потом, может быть, и короля.

«И я действительно была бы дурой, – рассуждала Мэри, – если бы приняла всерьез намеки принца. Его сами по себе женщины не очень интересуют. Для него главное – доказать свою мужскую силу. И он думает, что лучший способ для этого – выставлять себя ненасытным любовником».

Каким пошлым и глупым казалось такое тщеславие по сравнению с любовью, которую она и Джон Кэмпбелл питали друг к другу!

«Наступит день, – мечтала Мэри, – и мы поженимся. Может быть, сначала тайно… но какое это имеет для нас значение?» Джон рассказывал ей о великой любви своего героя, герцога Мальборо, к герцогине. Они поженились тайно, задолго до тех дней, когда к герцогу пришла слава. И что бы ни говорили о великом герцоге и его необузданной герцогине, никто не сомневается в их любви друг к другу. Их любовь пережила и славу и неудачи.

– Так будет и с нами, – сказал ей Джон.

– Ты станешь таким же великим полководцем, как Мальборо, – ответила она. Но Мэри надеялась, что никогда не будет такой вздорной женщиной, как герцогиня.

Нет, она всегда останется самой очаровательной, самой красивой женщиной в мире, у нее всегда будет прекрасный характер, заверил ее Джон.

– Ты единственный, кто сделал свой выбор, – пошутила она, ибо при дворе постоянно судачили о ее соперничестве с Молли Липл и велись неустанные споры о том, кто из двух девушек красивее.

– Будь осторожнее с принцем.

Джон очень боялся за нее. Она весело заверила его, что ему незачем предупреждать ее об опасности.

Между тем разговор продолжался, и Софи Хоув жаловалась на кредитора:

– Я сказала ему, что пока не могу заплатить. Я сказала, что он служит фрейлине принцессы – а это уже достаточная награда.

– Уверяю тебя, если он пожалуется принцессе, ты получишь выговор.

– Ох, Маргарет, до чего же нудными бывают хорошие люди! Признаюсь тебе, я ужасно много должна, даже боюсь посчитать сколько. По правде говоря, когда мне присылают счет, я прячу его… быстро-быстро.

– От тебя только этого и можно ждать. Не забывай, ты одна из главных виновниц случая в церкви. Это из-за тебя фрейлин спрятали за перегородкой. Ты заработаешь себе плохую репутацию, Софи. Удивляюсь, почему Ее Высочество продолжает держать тебя.

– Не может же она отправить в отставку внучку дедушки, принца Руперта… хотя на нашем фамильном гербе и есть маленькое пятно.

– Легкомысленное создание, я не удивлюсь, если ты плохо кончишь.

– Можешь не сомневаться, пока я доберусь до конца, я повеселюсь вдосталь. Как бы мне хотелось быть богатой! Как бы и хотела иметь симпатичного доброго друга, который оплачивал бы мои счета. Тогда бы мне не приходилось ломать голову и прятать их.

– В этом мы все похожи друг на друга, – вышла из задумчивости Мэри. – Как представлю, сколько должна – дрожь пробирает.

– Допрый день, леди! – Дверь открылась, и появился Георг Август в сопровождении герцога Аргилла, его брата лорда Айле и нескольких джентльменов из свиты принца.

Три девушки поспешили сделать реверанс, принц благосклонно улыбнулся им всем, но не сводил глаз с Мэри Белленден.

– Какие вы хорошенькие, – сказал он.

– Ваше Высочество очень любезны, – ответила Маргарет Медоуз.

– Всегда рад быть любезным с хорошенькими молодыми леди.

Его взгляд чуть ли не умолял Мэри, но она даже не смотрели на него.

Принц покачался на пятках, потом засунул руки в карманы, где были какие-то монеты, и стал позвякивать металлом. – Всегда рад быть любезным, – повторил он. На этот раз Мэри не удалось избежать встречи с его взглядом.

– Всегда рад. Мэри опустила голову.

– Ваше Высочество желает, чтобы мы сопровождали принцессу? – смело спросила она.

– Да, принцессу. Вы будете сопровождать ее в театр. Вы любите театр?

– Очень, Ваше Высочество.

– Это карашо.

Маленькие глазки принца зажглись желанием, выражая этим, что, как и Джон Кэмпбелл, он считает Мэри Белленден самой красивой девушкой при дворе. И естественно, что принц должен выбрать себе в любовницы самую красивую.

– Мы не должны задерживать Ваше Высочество, – проговорила Мэри, поспешно вышла из приемной и направилась в апартаменты принцессы.

* * *

По дороге в Друри-Лейн Каролине нравилось проезжать по улицам Лондона. После мятежа она стала очень популярной, и очевидно даже больше, чем ее муж. Втайне это ей нравилось.

Каролина не собиралась оставаться на заднем плане, когда принц станет королем, а она будет королевой. Она сама намерена выбирать министров, которые будут служить им. И она твердо решила дать понять каждому значение королевы. Наблюдая глупые, тщеславные выходки Георга Августа, она часто размышляла, что будет с королевством, если она не возьмет бразды правления в свои руки. Георг Август – болван. Должно быть, он злится всякий раз, как вспоминает о своем маленьком росте. И он завел себе такую любовницу, как Генриетта Говард, к которой не испытывал особых чувств, завел только для того, чтобы все знали – у принца есть любовница. Георг Август – дурак, но жена у него мудрая женщина.

Тем более Каролину радовало, что люди на улицах узнают ее как принцессу и что она им нравится.

Каролина была не только мудрее Георга Августа, но и мудрее Георга I, которого совершенно не волновала его непопулярность, что свидетельствовало о его глупости. Он, не скрывая, отдавал предпочтение Ганноверу и отказывался говорить на языке своих подданных, что в глазах англичан выглядело почти как оскорбление. Принц, хотя и не такой непопулярный, как король, упустил возможность стать любимцем горожан. Памфлетисты разгадали его, их язвительные перья не колеблясь нарисовали портрет тщеславного коротышки. Каролина быстро поняла, что англичанам нравится высмеивать своих правителей, и решила по возможности не давать им поводов для насмешек.

– Да здравствует принцесса! Да здравствует принц! Она с тревогой взглянула на мужа. Неужели он заметил, что приветствий в адрес принцессы больше, и они звучат дольше, чем в адрес принца? Каролина надеялась, что он не обратил на это внимания, иначе Георг Август рассердится на нее. Как хорошо она теперь знает своего маленького мужа! Так и должно быть. Чем лучше она будет понимать его, тем легче ей будет управлять им.

– Мы им нравимся, – пробормотал он и, прижав руку к сердцу, галантно поклонился молодой женщине в толпе.

– Мне так приятно видеть, что тебя они любят больше, чем твоего отца, – сказала Каролина.

– Ах, они ненавидят старого дьявола. И я люблю их за это. Георг Август счастливо засмеялся, и все наблюдавшие за ними сделали вывод, что принц и принцесса в самых лучших отношениях друг с другом. И толпа еще раз поприветствовала принцессу, вспомнив, сколько она сделала добра зимой, когда пришли трудные дни.

Особенно громко выкрикивали имя принцессы лодочники, зарабатывавшие на жизнь, перевозя горожан через реку. Они были благодарны принцессе Уэльской за помощь, которую они оказала им, когда они голодали.

Они вспомнили, как сезон еще не кончился, а уже пришла ужасная зима, и Темза замерзла. Лед был такой толстый, что по нему с берега на берег свободно проезжали экипажи и на кострах жарили мясо.

В историю это время вошло под названием «Зима Сильного Мороза» или «Великая Нужда». Лодочники не могли зарабатывать себе на пропитание своей профессией. Принцесса проявила сочувствие к их страданиям и собрала для них деньги. Поэтому на берегу Темзы бедные лодочники всегда радостно приветствовали добрую принцессу, когда мимо проезжал ее экипаж.

А другие вспоминали, как она просила о снисхождении к тем несчастным, которых схватили во время мятежа 1715 годи. Правда, нельзя сказать, чтобы ее просьбы подействовали ни угрюмого старого Георга. Вроде бы ему не нужна английским корона, но он безжалостно обошелся с теми, кто пытался ее отнять. Горожане видели казнь лорда Деруэнтуотера и лорда Кенмюра. Они слышали, как графиня Нитсдейл умоляла короля о снисхождении к ее мужу и как жестоко отказал Георг безутешной леди.

По городу ходили рассказы о чудесном спасении лорда Нитсдейла из Тауэра. Таком романтическом и таком волнующем, что оно могло бы вызвать симпатию и у твердокаменного ганноверца. Нитсдейл находился в Тауэре и ожидал смерти, а его жене не удалось тронуть сердце короля своими мольбами. Но графиня была не только храброй, но и решительной женщиной. Вместе с компаньонкой она пришла в Тауэр, надев на себя два плаща, а компаньонка была в двух платьях. В камере осужденного на смерть они быстро одели лорда Нитсдейла в женское платье и плащ, наложили румяна и пудру, низко опустили на лицо капюшон, и леди Нитсдейл с мужем вышла из тюрьмы, оставив в камере компаньонку.

Такая романтическая история способна захватить воображение каждого. Нитсдейлы бежали на континент, и даже Георг понял, что нельзя наказывать женщину, участвовавшую в обмане. Настроение толпы и так склонялось не в его пользу. И хотя Яков вернулся во Францию, это еще не значило, что англичане полюбили Георга.

Но пока принц и принцесса ехали по улицам, направляясь в Друри-Лейн, горожане вспомнили, что принцесса просила короля о снисхождении к пойманным мятежникам 1715 года, и среди них и о лорде Нитсдейле. Поэтому имя принцессы связывали с романтическим побегом, и за это люди еще больше любили ее.

Что касается принца, то он не был неприятным человеком; к тому же его ненавидел отец, и эта ненависть вызывала симпатию народа к принцу.

Поэтому в толпе всегда находились желающие поприветствовать криками принца и принцессу Уэльских.

Для Каролины улицы Лондона всегда представляли волнующее зрелище. Шум и цвета сильно отличались от всего, что она видела до приезда в Англию. Ее не переставали очаровывать крики уличных продавцов, прокладывавших себе путь среди экипажей и случайного портшеза. Ее так смешило, когда ухмылявшийся пирожник, поймав взгляд принцессы, кричал: «Вкусные горячие пироги. Говяжья сердечная начинка для вашего сердца». Любезной улыбкой она показывала, что оценила шутку, и пирожник присоединял свой голос к славящей принцессу толпе. Каролина научилась искусству быть одновременно приветливой и полной достоинства, чего ни принц, ни король так и не достигли.

Они прибыли в театр. Каролина явилась в обтягивающем талию платье, лиф которого был вырезан достаточно низко, Чтобы свободно видеть «самую прекрасную в мире грудь». На юбке множество воланов. Драгоценности и на шее, и на руках, и на пальцах. Волосы причесаны в ее любимом стиле – локоны, падающие на плечи. Она не носила высокой прически, чтобы не добавлять себе несколько дюймов и не привлекать внимания к тому, что она выше принца. По той же причине Каролина всегда ходила в туфлях на низком каблуке.

Друри-Лейн! Зрители все ближе и ближе теснились к ним, чтобы поглядеть на принца и принцессу.

Кто король, а кто претендент? – выкрикнули из толпы. – Тише! Трижды «ура» нашей принцессе! Улыбаясь, Каролина бросила быстрый встревоженный взгляд на Георга Августа. Но он ничего не заметил и, улыбаясь, пробивался через толпу, тесно окружившую его.

Добрые люди, я счастлив быть среди вас. Вы лучший ни род в мире.

«Только излучаемая им искренность может сделать приемлемой столь грубую лесть», – подумала Каролина. – Да здравствует Яков Третий! – Да здравствует король Георг!

– Проклятие королю Георгу! Пусть отправляется в Ганновер!

Раздался громкий непристойный смех. Но кто же придает значение крикам возбужденной толпы?

Принца и принцессу провели в их ложу, и они сели там у всех на виду. Каролина раскланивалась и улыбалась, когда ее приветствовали из партера. Принц рядом с ней сиял от удовольствия.

– По-моему, нас любят, – прошептал он. За их спинами в глубине ложи стояли два гвардейца. Как только принц с принцессой заняли свои места, поднялся занавес.

Каролина увлеченно смотрела на сцену. Пьеса была интересная – «Удивительная женщина, умеющая хранить тайму». Она была посвящена принцу, чем, в частности, и объяснилось их присутствие в театре. Каролина угадала отдельные намеки на принца, возможно, несколько ироничные, но ничего, это особенно нравится зрителям. Принц довольно смеялся вместе с публикой, показывая, как ему приятно быть среди англичан.

«Если бы нам пришлось вернуться в Ганновер, мы бы сожалели об этом всю оставшуюся жизнь, – подумала Каролина. – Слава Богу, все закончилось. Они признали нас. Яков никогда не повторит попытку. У него был шанс, и он им не сумел воспользоваться. Теперь мы в безопасности».

Ее мысли прервали выкрики толпы: «Кто король, а кто претендент?» Ничего серьезного, просто цитата из памфлета, понравившаяся людям. «Да здравствует Яков Третий!» Ох, как они любят покричать. Достаточно один раз проехать мимо лондонской толпы, чтобы это понять. Лондонцы любят посмеяться и обожают, чтобы их развлекали, поэтому одна из обязанностей королевской семьи давать повод для развлечений. Мысль о том, что за проливом есть еще один король, вносит интерес в их жизнь. Им нравится наблюдать за враждой. Но никто не хочет войны. И поскольку по сути они очень ленивы, то им все равно, какой король сидит на троне… до тех пор, пока он дает им возможность повеселиться.

«Нам здесь ничто не грозит, ничто, – подумала Каролина. – Это наш дом на всю оставшуюся жизнь. Скоро должны привезти Фрицхена». Она так радовалась, когда маленькая Каролина приехала в Англию, но все равно скучала по Фрицхену. Ведь он был ее единственным сыном. Наследником. После смерти отца он станет королем Англии. И только потому что его угрюмый старый дед приказал оставаться мальчику в Ганновере, он не может жить с родителями.

Она хотела знать, почему он должен торчать в Ганновере? Какая польза держать его там? Как может мальчик девяти лет управлять таким государством, как Ганновер? Он – номинальная глава государства? Какая глупость! Георг I, король Англии, оставался курфюрстом Ганновера и управлять своим владением это его дело. Только самый бесчувственный человек на свете может разлучить с матерью мальчика девяти лет.

Но король Георг I и был бесчувственным человеком.

«Скоро я возненавижу его», – подумала Каролина.

Но, конечно, она не должна подавать виду. Она должна играть свою роль кроткой, покорной женщины.

Но не всегда будет так. В один прекрасный день…

Нельзя желать смерти ближнему, это бесспорно. Но она уже сейчас готова стать королевой Англии.

Король Георг совсем не молод, и когда он умрет… Она улыбнулась человеку, сидевшему рядом с ней. Он будет следующим королем Англии, а она станет королевой. Королева Каролина, реальная власть в стране!

Это случилось внезапно. Сначала громкий звук выстрела. Затем на секунду или на две мертвая тишина, будто вся публика окаменела. Тишина… Ни звука. Рядом с ней Георг Август. Пепельное лицо под башней парика. Актеры и актрисы замерли, словно изображая немую сцену. Затем тишину разорвал стон из партера. Раздался крик: – Держи его! Он стрелял в принца! Через мгновение весь театр вопил и орал. Потом до Каролины дошло, что у них за спиной лежит убитый человек, и она поняла, что пуля, предназначавшаяся Георгу Августу, чудом пролетела мимо и попала в гвардейца, стоявшего в глубине ложи.

Георг Август хотел встать, но Каролина схватила его за руку и удержала.

И каком настроении люди, собравшиеся внизу? Только что прозвучавший выстрел мог быть сигналом к мятежу. Здесь, в театре, она и принц пойманы, как в ловушке, и станут легкой добычей для своих врагов. Одно ошибочное движение может положить конец всем надеждам и даже жизни. В ложу вошел директор театра.

– Ваши Высочества… – он замолчал и в ужасе уставился на убитого, лежавшего на полу.

– Принц не пострадал, – сказала Каролина.

– Ваши Высочества…

– Прикажите убрать этого человека… Вызовите к нему врача…

– Он мертв, Ваше Высочество.

– Тогда унесите его.

– А вы, Ваши Высочества?

– Мы останемся здесь. Распорядитесь, чтобы пьеса продолжалась.

Директор остолбенел от удивления. Принц недовольно глядел на жену. Даже в такой момент он не хотел, чтобы она сама принимала решения.

– Если ты обратишься к публике, она, наверно, услышит тебя, – продолжала Каролина. – Скажи им, что убит человек.

Она посмотрела вниз на сцену. Там началось страшное смятение. Нарисованная картина ожила и пришла в движение. Актеры прыгали со сцены в партер. Оттуда доносились стоны и вопли, зрители, давя друг друга, ринулись к дверям.

– Сейчас начнется бунт, – сказал директор. Принц встал.

– Добрые люди, – крикнул он, – беспокойство кончилось. Какой-то сумасшедший пытался застрелить меня. Но ему не удалось… Вы сами видите. Мы пришли сюда смотреть спектакль.

Георг Август был на высоте. Никто не мог бы назвать его трусом. И мысль о том, что он чудом избежал смерти, возбуждала его. Он всегда мечтал быть в центре сцены, героем события. И сейчас был как раз такой момент.

Он стоял и ждал тишины. И наконец публика стихла, все взгляды были устремлены на королевскую ложу.

– Убийца схвачен, – продолжал принц. – И сейчас мы будем смотреть спектакль…

В этот момент стрелявшего потащили к выходу, и внимание публики разделилось между ним и ложей принца.

– Ведь это хорошая пьеса, правда, друзья мои? Наступила минутная тишина. Каролина подумала, что сейчас может произойти что угодно.

Потом люди внизу стали возвращаться на свои места, актеры взобрались на сцену, и спектакль продолжился.

Прогуливаясь в парке Гемптонского дворца, король обсуждал волнующий проект. Его министры, Тауншенд, Уолпол и Стенхоп, никогда не видели Георга таким оживленным. И Уолпол подумал, что если бы народ Англии увидел его в этот момент и узнал бы причину его радости, то король стал бы еще менее популярным, чем был.

– Сейчас, когда все устроено и наведен порядок, мне нет необходимости быть здесь. Я могу сделать небольшую передышку. В конце концов, Ганновер тоже нуждается в моей заботе. Я должен нанести визит брату и посмотреть, как он справляется с делами.

Уолпол и Тауншенд переглянулись. Если он уедет, то дела нации останутся в их руках. А что может быть приятнее этого? Правда, Георг никогда активно не вмешивался в управление. Его так мало интересовало это королевство, что даже не было желания управлять им.

– Не вижу причины, почему бы вам, Ваше Величество, не нанести визит в Ганновер, – поддержал короля Уолпол.

– Ваше Величество предполагает, что принц и принцесса будут сопровождать вас?

Георг задумался.

– Принц, видимо, должен остаться в Англии как регент, – предположил Стенхоп.

– Регент! – воскликнул король. – Никогда этого не будет. Вы знаете принца. К тому времени, когда я вернусь, корона будет у него.

Министры были в нерешительности.

– Это обычная процедура, Ваше Величество. Возраст Принца позволяет…

– Для меня это не важно. Он не будет регентом. Принц – дурак.

– Тогда что Ваше Величество предлагает?

– Я предлагаю, чтобы он не был регентом. Чтобы у него не было возможности управлять страной.

– Народ найдет это странным.

– Народ! – воскликнул король. – Прошлой ночью кто-то из этого народа пытался застрелить его.

– Ваше Величество, оказалось, что это сумасшедший. И поведение принца в театре вызвало всеобщее одобрение.

– Какое поведение? – прорычал король.

– Он вел себя очень спокойно. И его поведение, равно как и хладнокровие принцессы, предотвратило бунт. В данный момент он очень популярен. А популярность принцессы с того момента, как она приехала, растет день ото дня.

– Она умнее, чем он. Он дурак, а она дьявол. Министры чувствовали себя неловко. Король первый раз так разгорячился, что утратил свое обычное безразличие.

– О да, за ней надо следить. Она умная особа.

Уолпол был склонен согласиться со своим монархом. Ему надо выбирать – быть другом или врагом принцессы Уэльской, если она получит власть. Конечно, пока жив король, у нее власти нет, но политики должны заглядывать в будущее. Она уже показала желание вмешиваться в политику и намекнула, что хотела бы предоставить пост министра финансов мужу миссис Клейтон, одной из своих придворных дам, к которой она питает большое уважение. Уолпол не собирался позволять ей требовать должности для своих друзей. Во-первых, нельзя допустить, чтобы через друзей на высоких постах она приобрела власть. И во-вторых, ему нужно это место для брата Хораса.

– Видимо, принцесса честолюбива, – начал Уолпол, – и честолюбива настолько, что не может быть довольна только общественными делами. Вполне возможно, что она попытается…

Он замолчал. Стенхоп предупреждающе посмотрел на него. Но Уолпол хорошо знал, что он хотел внушить королю.

– Попытается что? – спросил Георг.

– Попытается создать свой круг… небольшой двор, отдельный от двора Вашего Величества. Такое делается не впервые.

– Она не рискнет, – в глазах короля вспыхнули сердитые искры.

– Конечно, не явно, Ваше Величество. Но все равно ничего нет хорошего в соперничающем дворе. Дружба с Аргиллом, к примеру…

– В отставку Аргилла.

Министры молчали. Едва ли король мог приказать принцу расстаться с членом его свиты. В конце концов, принц был взрослым человеком, наследником трона. И не вызывало сомнений, что он способен сам разобраться в своих делах.

– В отставку Аргилла, – повторил король. – Сейчас же пошлю приказ принцу. Ну, почему вы молчите?

– Ваше Величество, – заговорил Уолпол, – я сомневаюсь, что принц согласится.

– Он согласится или столкнется с моим недовольством. Ссора в королевской семье. На этот раз не скрываемая.

Какой она может вызвать резонанс? Королевские министры размышляли, что может дать им явная ссора короля с сыном… Тауншенд говорил себе, король не будет жить вечно, и когда на трон сядет новый король, то, естественно, он будет более расположен к тем, кто был с ним до того, как он надел корону, чем к тем, кто поспешит занять место в тот момент, когда он будет ее надевать. И если предполагается ссора между королем и принцем, то дальновидному человеку, пожалуй, стоит принять сторону принца.

Стенхоп и Тауншенд молчали. Заговорил Уолпол:

– Ваше Величество знает, как опасно иметь дело с принцем. И когда Ваше Величество будет в Ганновере…

– Я не стану делать его регентом. Забота о королевстве будет в руках моих министров.

«Не такое плохое распоряжение», – подумал Уолпол. Забота и сейчас была в руках министров, потому что сердце Георга осталось в Ганновере, и его вроде бы мало беспокоило, как они управляют страной, лишь бы в управление не вмешивался принц.

Разлад в королевской семье – это неприятность, но часто эти ссоры бывают на руку министрам.

* * *

Когда Каролина услышала, что король собирается в Ганновер, она забыла о своем обычном благоразумии. Ведь он увидит маленького Фрицхена, и надо заставить его понять, как мать тоскует без своего единственного сына.

Она попросила у короля аудиенцию, и он ворчливо согласился принять ее. Георг решил, что надо ее держать подальше, в особенности в связи с этим неприятным делом насчет Аргилла.

Когда она пришла, он отпустил придворных и с подозрением разглядывал жену сына.

«О да, – подумал он. – Георг Август, может быть, и дурак, но эта особа совсем не глупа».

Он упрямо молчал, ожидая, когда она заговорит.

– Ваше Величество собирается в Ганновер и там увидит своего внука. Прошу вас, скажите ему, как я скучаю здесь без него. Как мечтаю увидеть его и надеюсь, что вы скоро позволите ему соединиться с отцом, матерью и сестрами.

– Это нарушит этикет, – король покачал головой.

– Но ведь он приедет в Англию… со временем. – Со временем – да. Не сейчас.

– Но он же будет наследником трона.

Георг нахмурился. Он терпеть не мог любые намеки на спою смерть. Одна из причин, почему он так страстно не любил сына, заключалась в том, что того постоянно называли следующим королем – титул, который Георг Август мог получить только после смерти отца.

– У него есть обязанности в Ганновере.

Мать взяла верх над дипломатом в душе Каролины, и она воскликнула:

– Какие обязанности могут быть у девятилетнего мальчика? Жестоко держать его вдали от матери!

– Вы истеричны.

– Нет, я не истерична, – в этом ее не могли бы обвинить и злейшие враги. Это было незаслуженно. Она нормальная мать, которая не может согласиться с ненормальной разлукой. – Как любая мать, я хочу быть рядом с сыном.

– Вы принцесса и знаете, что у Фридриха есть свои обязанности.

– И по-вашему, он так и будет расти там… вдали от семьи?

– За ним смотрят, и у него есть обязанности.

– Вы непоколебимы.

Георг не скрывал, что ему надоело с ней пререкаться. – Вы должны выслушать меня.

Тут не о чем больше говорить, – он смотрел поверх ее головы.

Природный румянец скрывал небольшие пятна, оставленные оспой, золотисто-русые волосы, просто причесанные, локонами опускались на плечи. Привлекательная женщина с великолепным бюстом, подчеркнутым узкой талией и пышными бедрами. У нее была именно такая фигура, какая вызывала у Георга восхищение. Да, если бы она не была его снохой… Но она была, поэтому нет смысла ввязываться в историю, да и она не будет себя компрометировать.

«В темноте все женщины одинаковы», – подумал Георг и зевнул.

– Нет, мне еще очень многое надо сказать, – воскликнула в ответ Каролина. – Я хочу, чтобы мой сын соединился со своей семьей. Ведь это мой сын.

– А мой внук, и у него есть обязанности.

– Прошу вас…

– Вы напрасно тратите время.

– Неужели у вас нет сердца… нет чувств?

– Нет.

– Неужели вы не можете понять родительских чувств к ребенку…

Он еще раз зевнул, на этот раз намеренно. Он прекрасно понимал чувство, которое испытывал к сыну. Он презирал этого парня. Порой он мог бы ненавидеть его, если был бы более горячим человеком.

– Фридрих останется в Ганновере, – повторил Георг.

– Вижу, что бесполезно упрашивать вас, – вспыхнула она, и хладнокровие на мгновение покинуло ее. Она не могла сдержаться. Она вспомнила, как родился Фрицхен и как счастлива она была, какие планы строила насчет его будущего. Даже когда это чудовище приказало оставить мальчика в Ганновере, она по-настоящему не верила, что разлука продлится больше двух-трех месяцев.

– Он должен учиться управлять государством, – сказал Георг.

– Как управляете вы? – воскликнула она. – Вы не управляете. Управляют ваши немецкие друзья… Берншторф, Ботмер и Робетон, а им помогают Тауншенд, Уолпол и Стенхоп. Эти люди правят Англией, и вы с удовольствием позволяете им это делать. И при этом Фрицхен, имея перед собой такой пример, должен оставаться в Ганновере, чтобы учиться управлять. Что он делает в Ганновере, неужели вы думаете… что он учится управлять, как его дед?

Король удивился. И Каролина тоже.

После минутного потрясения оба взяли себя в руки.

– Вы слишком взволнованы.

– Ваше Величество простит меня.

Король кивнул, и Каролина ушла.

Она медленно плелась в свои апартаменты и ругала себя:

«Какая глупость! Он будет ненавидеть меня. Я раскрыла спои истинные чувства».

Зато теперь не было смысла притворяться, будто она покорная жена и сноха, ведь она уже выдала себя. Теперь она могла действовать в открытую. И если ей нельзя иметь рядом сына, то она по крайней мере устроит себе отдельный двор. Она и Георг Август будут принимать собственных друзей, влиятельных людей. Помимо двора короля будет двор принца и принцессы Уэльских. И двор принца Уэльского будет таким, что все умные люди захотят принадлежать к нему.

Она пошлет за Лейбницем. Конечно, король не разрешит ему приехать. Но все равно она попытается привезти его в Лондон. Если король отказал ей с Фрицхеном, он должен в утешение позволить пригласить старого друга. Будто Георг способен думать о чьем-то утешении!

Так начались открытые военные действия.

Каролина очень бы удивилась, узнав, что Георг думает о ней:

«Чертовски прекрасная женщина. Как жаль, что она жена этого дурака, который не способен оценить ее! Если бы она не была… Черт возьми, все женщины в темноте одинаковые. Л она к тому же дьявол. Надо следить за ней. Георг Август просто дурак, но она…»

Весь двор с интересом наблюдал борьбу вокруг Аргилла.

– Ему надо дать отставку. Он не должен быть в свите принца, – заявил король.

– Я сам буду решать, кого мне держать в своей свите, – заявил принц.

Каролина в этом поддерживала мужа.

– Будем стоять твердо, – сказала она, – нам надо показать, что мы требуем к себе уважения.

Ее просьба разрешить Лейбницу приехать в Англию натолкнулась на ничем не обоснованный отказ короля.

– Нам не нужны здесь умники. Их в Англии и так достаточно. Кроме того, он выполняет в Ганновере мое задание.

Каролина твердо выступала против короля, и это сблизило ее с мужем. Ссора с отцом всегда была любимейшим развлечением принца, и в прошлом именно Каролина всегда сдерживала его. Сейчас расстановка сил изменилась. Во-первых, она не могла простить королю, что он отнял у нее Фрицхена, и, во-вторых, он не разрешил Лейбницу приехать в Англию.

– Он не может вынудить тебя дать отставку Аргиллу, – убеждала она мужа. – Все, что от тебя требуется, это стоять на своем. У тебя есть друзья.

– Думаешь, они будут с нами против короля? Каролина кивнула.

– Кто?

– Премьер-министр.

– Тауншенд!

– Он заботится о своем будущем. Думает о том времени, когда на троне будет Георг Второй.

Мысли о таком времени всегда доставляли Георгу Августу величайшее удовольствие.

– Ах, он умный человек, этот Тауншенд!

– И мы тоже будем умными.

– По-моему, моя дорогая, я уже умный.

Она улыбнулась ему. Так будет всегда. Ей надо научиться видеть реальность: она принимает решения, а он считает их своими.

– Да, конечно, ты очень умный, а король – дурак. Он не управляет государством. Он мечтает о Ганновере, когда у него есть эта великая страна. Он глупец.

– Пусть остается таким, Каролина, пусть остается. Чем больше в нем глупости, тем лучше для меня, разве не так?

– Да, – согласилась Каролина. – А мы должны отстоять Аргилла. Хотя бы для того, чтобы показать ему: если он разлучил нас с сыном, то, по крайней мере, мы можем сами выбирать себе придворных.

– Именно это я ему и покажу! – воскликнул принц.

С немецкими министрами Георгу было легче обсуждать семейные разногласия, чем с английскими. Англичанам он никогда полностью не доверял и заметил, что премьер-министр хоть явно и не поддерживает принца, но очень старается не обижать его. Король мог доверять только трем старым слугам: Берншторфу, Ботмеру и Робетону, своим соотечественникам, на которых он мог положиться.

Берншторф работал на его отца, будучи служащим герцога Целле, и во многом благодаря его усилиям состоялась свадьба Георга с Софией Доротеей. Правда этот брак кончился катастрофой, и Георг о нем сожалел. Но в то время брак сына был Нужен отцу Георга, и партия считалась очень выгодной… финансово. Не вина Берншторфа в том, что София Доротея ока-|илась шлюхой и ее пришлось посадить в замок. Когда герцог Целле умер, то Берншторф, который вел его дела в пользу Ганновера, естественно, уже открыто перешел на службу к Ганноверской династии, которая была его истинным хозяином уже долгие годы. Благополучие Берншторфа зависело от благополучия Георга I, поэтому король мог ему доверять.

Второй доверенный человек, граф Ганс Каспар фон Ботмер, был очень полезен в качестве посла Георга при Сент-Джеймсском дворе до его восшествия на престол Англии. Во многом благодаря его усилиям и дипломатии так мирно прошло прибытие Георга в Англию. Сейчас он мог давать своему хозяину советы в иностранных делах.

Жан де Робетон был человеком тихим и спокойным. Гугенот, он нашел пристанище при немецком дворе и готов был, оставаясь за сценой, с пользой служить своему хозяину. Он никогда не привлекал к себе внимания, но сознавал, какую важную роль играет в спектакле. Понимал его роль и Георг.

К этим трем людям король обратился за советом, поссорившись с сыном. Он откровенно признался, что не доверяет англичанам. Они чересчур корыстолюбивы.

«Бог мой! – часто думал король. – Никогда не встречал таких людей. Они день и ночь ищут, чем бы пополнить собственные карманы».

Он не доверял им. Они кланялись и клялись ему в преданности, а сами в это время взвешивали, долго ли он проживет и каким способом им заработать расположение человека, который будет Георгом II.

Итак, король собрал в личном кабинете трех немецких друзей и советников. Они заперлись и принялись обсуждать предстоящий отъезд в Ганновер и строптивость принца Уэльского.

– Если он надеется, когда я уеду, играть роль короля, то глубоко ошибается, – буркнул Георг.

– Но он постарается полностью использовать эту возможность, – возразил Берншторф.

– Он дурак, – сказал король.

– Но принцесса не дура, – добавил Робетон.

– Это правда. Но они не получат власти.

– Ему придется представлять короля перед парламентом, – заметил Ботмер.

– Ох, уж эти англичане и их парламент! – воскликнул король.

– Главой которого является Ваше Величество, – напомнил Берншторф.

– Нам надо действовать осторожно, – предупредил Робетон. – И один из нас должен остаться здесь, чтобы наблюдать за тем, что происходит в отсутствие Вашего Величества.

Король посмотрел на своих друзей и увидел в их глазах понимание: они тоже тосковали по дому, как и он, и тоже мечтали снова увидеть Ганновер.

– Правильно, – сказал он.

Берншторф должен поехать с ним. И Робетон – слишком полезный человек, чтобы оставить его в Лондоне. Что же касается Ботмера, то он был послом при Сент-Джеймсском дворе, он дипломат и понимает английские дела лучше, чем другие. Поэтому не может быть сомнений, кому придется остаться и не спускать глаз с принца Уэльского.

Это понимали все.

– Видимо, остаться придется мне, – выразил общее мнение Ботмер.

Георг кивнул. Молча. Но кивок означал одобрение. Георг не забывал ни друзей, ни врагов. Он помнил добро и мстил за зло.

Все согласились с тем, что в Лондоне останется Ботмер.

– Ваше Величество должны настоять на отставке Аргилла, – продолжал Берншторф. Министры Георга уважали его правило не тратить времени на вопросы, которые уже решены.

– Это не так уж легко, – возразил король.

– Есть один способ, – вставил свое веское слово Робетон. Все посмотрели на этого умницу, который всегда держался в тени.

– Предложите условие, – сказал Робетон. – Если принц не поступит с Аргиллом так, как угодно вам, то вы вызовете вашего брата, герцога Оснабрюка, и оставите его регентом на время своего отъезда.

Георг остолбенело вытаращил глаза на своего секретаря, двое других затаили дыхание и смотрели на короля, стараясь предугадать его реакцию на такое странное предложение.

– Вы думаете, англичане разрешат?

– А им не придется разрешать. Принц уступит вашему желанию и даст Аргиллу отставку.

– Но привезти сюда брата! – воскликнул Георг и вспомнил молодые годы, когда его, старшего брата, младшие ненавидели за то, что он будет преемником отца. Привезти в Англию Эрнеста Августа! Позволить ему управлять как регенту! Георг предвидел вытекающие из этого последствия.

– Ваше Величество, вам не придется привозить сюда брага. Одно упоминание о возможности его появления здесь вызовет у принца тревогу, и он согласится на все, о чем бы вы его ни попросили, лишь бы предотвратить приезд дяди. Приезд вашего брата – всего лишь угроза. Позвольте мне сделать гак, чтобы слухи об этом дошли до принца – и вопрос можно считать улаженным. Конечно, если слухи не принесут желаемого эффекта, тогда придется разрешить принцу оставить Аргилла. Но для Вашего Величества нехорошо, если вам не оказывают почтения. Мы должны подавлять якобитов. Мы не можем позволить принцу взять верх над королем.

Георг одобрительно фыркнул и хлопнул себя по бедрам.

– Ладно, – согласился он. – Попробуем ваш способ. Но я скорее оставлю Аргилла на службе у принца, чем привезу сюда Эрнеста Августа.

– Если Ваше Величество позволит мне заняться этим маленьким вопросом, я позабочусь, чтобы слух дошел до ушей принца… неофициально.

С налитыми яростью глазами принц метался по комнате, а Каролина, как могла, старалась успокоить его.

– И ты еще говоришь, что мы должны сохранять спокойствие! Это возмутительно. Привезти в Англию дядю! Что подумает народ? Что я… Что принц… не способен взять на себя ответственность за страну?

– Он не привезет сюда твоего дядю.

– Но я сам слышал! Я слышал, что сейчас они строят планы. Он… и его немцы! Англичане не позволили бы этого. Им нужен их принц.

– Конечно. Это только угроза… не больше.

– Говорю тебе, они это замышляют! Берншторф… он такой… Я ему не доверяю. Говорю тебе, англичане в этом не участвуют.

– Конечно, англичане такого не позволят. Они скажут: «Нам нужен принц. Мы любим своего принца. Он такой храбрый человек». Они помнят, как ты вел себя в театре.

– Правильно. Народ не позволит. – Лицо Георга Августа просветлело от приятного воспоминания.

– Но, – продолжала Каролина, – король может привезти сюда своего брата. Мы не знаем, что собирается сделать король.

– Я ему не позволю. – Георг Август остановился и посмотрел на нее.

– Со временем, – успокаивающе проговорила Каролина, – у нас появится двор… наши собственные друзья. Но не сейчас. У нас нет уверенности. Поэтому лучше…

Георг Август уставился на жену.

– Не думаю, что Аргилл стоит тех неприятностей, какие мы можем навлечь на себя.

– Ты хочешь сказать… Мы уступим!

– Иногда так лучше… В начале пути, как ты сам говорил мне.

Он ничего подобного не говорил, но готов был поверить, что это его идея. Таким способом Каролина заставляла его принимать нужные решения. Она ясно понимала, что им грозят большие неприятности, если они упрутся и не отступят. Какое это сейчас имеет значение, когда после отъезда короля, власть будет у принца? Это даст необходимую свободу, чтобы создать свой двор и найти друзей и сторонников. А для Георга Августа это будет репетицией, ведь когда-нибудь он действительно станет королем Англии.

Он замер в нерешительности.

Она подошла к нему и взяла за руку. Ему нравились такие мелкие проявления нежности со стороны жены.

– Ты будешь великим правителем, – сказала она. – Люди этого не понимают, потому что у тебя нет возможности проявить себя. Его отъезд даст тебе шанс. Многие и так уже на твоей стороне. Они не любят короля. И ему они не нравятся. Он и на секунду не утруждает себя, чтобы скрыть свою неприязнь. Люди такого не прощают. А ты будешь их героем. Ты покажешь всем, насколько ты лучший правитель, чем он. И тогда, если король попытается отстранить тебя… Он не сможет… потому что люди будут с тобой… И они сами решат, кому быть их королем.

Он смотрел на жену, но видел не ее. Он видел себя, разъезжающего по улицам Лондона в сопровождении толпы горожан. Конечно, в нем больше очарования, чем в отце. Да и существует ли менее привлекательный человек, чем король? Люди приветствуют его, Георга Августа. Он почти англичанин, каким отцу никогда не быть.

– Нельзя допустить, чтобы твой отец пригласил сюда брата, – продолжала Каролина. – Когда король уедет в Ганновер, ты должен быть регентом.

– Правильно, – подтвердил он. – Ничто не должно помешать этому.

– Ничто, – согласилась она. – И никто. Даже Аргилл.

– Тогда… – начал он.

– Ты пойдешь к отцу и скажешь, что желаешь доставить ему удовольствие. Это обязательно надо сказать.

– Мне отвратительно это говорить.

– Понимаю, но, как ты сам сказал, так надо. Если ты скажешь королю: «Я готов отказаться от всего, лишь бы доставить вам удовольствие и жить с вами в дружбе. Я сделаю, как вы хотите, и расстанусь с Аргиллом», – тогда у него не будет оправдания – и регентство твое. Это не столь уж высокая цена за регентство.

Он по-прежнему стоял, нахмурившись, тяжелая челюсть придавала ему тупой вид и делала похожим на отца.

– Все получится хорошо, – потихоньку убеждала его Каролина. – Ты будешь королем. Кто знает, когда он вернется? Он может отсутствовать месяцы… год, даже больше. И ты успеешь показать людям, какой ты превосходный король, лучше, чем он. У тебя будет свой двор. Даже когда он вернется, то не сможет с этим побороться. Если вернется… Он глупец: любит Ганновер больше, чем Англию. Позволь ему наслаждаться Ганновером. Позволь сделать Англию нашей.

Принц медленно кивнул.

– Хочу пойти к нему. Я скажу, что выполню его желание и отправлю Аргилла в отставку.

– Иди сейчас, – попросила Каролина. – Не теряй времени. Если он пошлет за твоим дядей, будет уже поздно.

Принц тотчас же пошел к королю, а Робетон радовался успеху своего плана.

Несмотря на то, что Георг Август дал отставку герцогу Аргиллу и лишил его брата Айле общественных постов, король по-прежнему не собирался поручать сыну регентство.

Он доказывал своему Совету, что принц слишком безответственный для такого поста.

Немецкие советники твердо придерживались взгляда, что, если принцу дать слишком большую власть, начнутся крупные неприятности. Английские же министры заявляли, что принц достиг возраста, когда уже можно становиться регентом.

Если бы Георгу не так сильно хотелось побывать в Ганновере, он бы отказался от задуманного плана. Но ему жутко опротивела новая страна, и он рвался душой на родину. Поэтому король решил совершить это путешествие, к чему бы впоследствии оно ни привело. Более того, предстояла война, и он хотел быть уверенным, что если Ганноверу придется в ней участвовать, то Англия его поддержит.

Мальборо, подталкиваемый своей энергичной женой, уже приготовился искать путь возвращения к власти. Он предполагал создать совет из шести человек, включая принца, которые будут поддерживать его во время регентства и обладать равной с ним властью. Эта идея пленила герцога, и он уже видел себя вместе с четырьмя друзьями – вероятно, членами своей семьи, – заседающим в совете вместе с принцем и фактически управляющим королевством. А принц станет глашатаем их решений.

Но дни славы Мальборо остались далеко в прошлом. Уолпол и Тауншенд за спиной герцога смеялись над его безрассудством. Старик, должно быть, выжил из ума, если надеется прийти к власти таким путем! Они с улыбкой представляли себе, как герцог с женой вынашивают этот проект, не понимая, что удача давно отвернулась от них, а их предложение ничего, кроме смеха, вызвать не может.

Тауншенд как премьер-министр уже сделал выбор. Он королю не нравился и поэтому одной ногой уже стоял в лагере принца. И теперь решил оказывать принцу всяческую поддержку.

Он обратился к Совету с заявлением, утверждая, что не было прецедента, подобного предложению короля – не позволить принцу стать регентом. Если принц Уэльский достигал возраста, необходимого для регентства, никогда раньше не было случая, чтобы его в отсутствие короля не допускали к власти. Тауншенд попросил других членов Совета не нарушать традиции и поддержать его. Принц будет сотрудничать с парламентом, что согласуется с законами и традициями Англии.

– Я не хочу, чтобы он был регентом! – закричал король. – Он получит слишком большую власть. Это даст ему такое же положение, какое во Франции занимает герцог Орлеанский. Но там совершенно другое дело. Людовик Пятнадцатый еще маленький, и герцог является по сути королем Франции, хотя и не носит этого титула. Во Франции быть регентом – это все равно, что быть королем. Я не хочу, чтобы здесь было так же. Он не должен называться регентом. У моего сына не должно быть власти регента. Его таланты не соответствуют этому.

Члены Совета молчали, и наконец Тауншенд предложил:

– Есть другой титул, который однажды использовался в Англии. Блюститель и заместитель короля. Имеется в виду попечительство без власти регента. Считает ли Ваше Величество, что это подойдет принцу Уэльскому? Это даст ему титул без власти и защитит его достоинство, а у Вашего Величества будет меньше причин для беспокойства.

– Я рассмотрю ваше предложение, – буркнул король. – Возможно, это как раз то, что нам нужно.

* * *

– Блюститель и заместитель короля! – воскликнул Георг Август, срывая парик, топча его и пиная по комнате. Он делал так всегда, когда приходил в ярость. – Я должен быть регентом. Я буду регентом!

– Это не так плохо, – успокаивала его Каролина. – Подожди, пока он уедет… только подожди – вот и все. Мы должны стараться, чтобы народ любил нас. И мы можем этого добиться. У нас будет свой двор. Все будет выглядеть так, будто мы король и королева. А если что-то получится неправильно… это не твоя вина. Ты только блюститель и заместитель короля… а не регент. Как только он уедет, мы покажем людям, насколько приятнее иметь королем тебя.

– Блюститель и заместитель короля! – не унимался Георг Август.

– Что люди об этом знают? Разве их это беспокоит? Чего мы хотим, Георг Август? Мы хотим, чтобы нас любил народ. Чтобы у нас были друзья… Свой двор, отдельный от королевского. Мы будем приглашать тех, кто будет нам полезен… и тех, кто недоволен королем. Не имеет значения, как они будут тебя называть: регентом или блюстителем. Это твой шанс показать, каким ты будешь королем.

Хмурое лицо Георга Августа чуть просветлело. Он подобрал парик и водрузил его на голову. Потом поднялся на цыпочки и посмотрел в зеркало. Он уже видел себя королем.

– Каролина, это мой шанс, – сказал принц. – Да, я понимаю. Заместитель короля! Это, конечно, оскорбление. Но какое значение имеет, как я буду называться? Они увидят! Мой дорогой, хороший народ увидит, каким я буду королем. Они начнут мечтать об этом дне так же, как и я. И день придет.

Каролина улыбнулась ему, потому что с годами ее привязанность к принцу росла.

* * *

При Сент-Джеймсском дворе начались большие волнения. Но больше всех план отъезда из Англии волновал короля. Он выглядел почти веселым – в столь приподнятом настроении никто из подданных его еще не видел.

Мустафа и Магомет, конечно, сопровождали короля. Но их это не очень радовало. Жизнь в Англии предлагала им гораздо больше приятного, чем в Ганновере. Они могли раздавать мелкие должности в королевском хозяйстве и очень скоро поняли, какую могут из этого извлекать выгоду.

Они смеялись над придворными, которые ворчали:

– Где это слыхано, чтобы у короля было только двое слуг-турок, помогающих ему одеваться?

Одевание было одной из длиннейших церемоний в жизни английских королей, а немец заменил джентльменов, занимавших доходные посты при его дворе, двумя турками.

Еще одна вульгарная привычка этого неотесанного короля, говорили разочарованные джентльмены. А у Мустафы и Магомета развился талант накопительства. Поэтому им очень не хотелось покидать столь благодатный край.

В сложном положении оказался Стенхоп. Он сопровождал Георга в Ганновер, оставляя в Англии Уолпола и Тауншенда. Разумеется, министр понимал, что сможет внушать королю свои мысли, а это очень важно. Но как он будет узнавать, что на уме у Тауншенда и еще более коварного Уолпола? Что они сделают в его отсутствие?

Естественно, короля сопровождали и две его любовницы, Каланча и Слониха. Кильманзегге не горела желанием ехать в родной город. Она нашла любовников среди англичан, и со временем они начали ей нравиться больше, чем немцы. Кроме того, в Ганновере их ждала старая соперница, графиня фон Платен. Конечно, она встретит Георга с большой нежностью. И даже такой раб привычки, как он, обрадуется перемене.

А Эрменгарда? Не так давно поездка в Ганновер привела бы ее в восторг. Это было в то время, когда она боялась за безопасность короля. Но зачем же уезжать теперь, когда ужасному претенденту показали, что он бессилен против короля, и прогнали назад во Францию? Почему бы не остаться в Англии, где жизнь гораздо удобнее и где столько дополнительных доходов? О да, Эрменгарда предпочла бы остаться в Англии.

Но в то же время она настолько любила Георга, что ее радовал его счастливый вид. Как всегда покорная, она готовилась сопровождать своего бога в Ганновер.

При Сент-Джеймсском дворе был еще один человек, который так же радовался отъезду короля, как и Георг. Это была Каролина. Она ясно понимала, что ее жизнь изменится. Она больше не собиралась притворяться, будто старается понравиться королю. Она переходит к открытым действиям!

Прекрасно, теперь они соперники. И в отсутствие короля могут заложить основы своего собственного двора, где ей со временем суждено стать королевой.

Они понимали друг друга, и Георг не мог удержаться от восхищения Каролиной.

Он ловил себя на том, что то и дело повторял:

– Если бы она не была женой сына…

Она была чертовски приятной женщиной. И достаточно крупной, чтобы понравиться ему физически. А потом вдруг его осенило, что ему бы доставило удовольствие помериться с ней умом. Первый раз в жизни он считал, что у женщины вообще могут быть мозги. Конечно, его мать и сестра София Шарлотта, которая была умной женщиной, были не в счет.

Потом Георг зевнул и подумал об Эрменгарде, к которой все больше и больше привязывался. Он не чувствовал бы себя с ней так удобно, если бы она была умной.

Мозги у женщины всегда создают неудобства. Хорошо, что Каролина – жена его сына. А еще лучше, что он никогда не увивался вокруг женщин. Он считал это напрасной тратой драгоценного времени. Ему и так хватало любовниц.

К удивлению Каролины, король объявил, что последний вечер перед отъездом проведет в ее апартаментах.

Она выразила удовольствие и пригласила к себе блестящее общество, чтобы король мог почтить выдающихся людей своим присутствием.

Он пришел, чуть ли не взволнованный, и никто еще не видел его таким довольным.

Каролина подумала, что с его стороны неразумно так откровенно показывать свою радость. Со дня приезда в Англию его еще не видели таким счастливым. И почему? Потому что завтра он уезжает. Вряд ли его английские подданные после этого больше полюбят короля!

Все, что ни делается, – к лучшему. Англичане обратят свою любовь на сына короля.

Георг Август вертелся среди гостей, и она слышала, что он говорил:

– Как я счастлив, что не покидаю Англию вместе с Его Величеством. Я бы этого не вынес. Я ведь считаю англичан лучшими людьми в мире…

«Король – глупец, – думала Каролина, – он уезжает, и мы получаем свободу действий».

Но что привело в этот вечер короля в их апартаменты? Может быть, женщина?

Каролина с любопытством окинула взглядом собравшихся. Кто? Виднелись рыжий и черный парики Шулемберг и Кильманзегге. Ничего необычного, они повсюду сопровождали короля. Если его и привлекала другая женщина, все равно он сохранял этих двоих.

«Не могу догадаться», – подумала Каролина и перестала ломать голову.

Король подошел к ней.

«Это политика, – решила она. – Он хочет показать обществу, что мы не враги и никакой ссоры в семье нет».

– Завидую вам, – сказала Каролина, – вы увидите Фридриха. Прошу вас, передайте ему, что я часто думаю о нем. Скажите ему, что сестры выросли и стали большими. Они всегда вспоминают его, и даже малышка Каролина, которая не может его помнить, говорит о нем так, будто хорошо знает его.

– У меня в Ганновере много дел.

– И не будет времени, чтобы передать внуку несколько слов? – Каролина вспыхнула от гнева.

Как он безобразен! Эта тяжелая челюсть, вытаращенные глаза… Какое счастье, что у нее муж – Георг Август! Какой трагедией было бы выйти замуж за человека, подобного королю! Грубого, жестокого и бесчувственного.

Она чуть возвысила голос, и он встревожился: ведь надо показать, что в семье нет никакого серьезного разногласия.

– Я передам ему все, что вы сказали, – согласился король.

– И передадите Готфриду Лейбницу, что я надеюсь, он вскоре посетит меня в Англии.

Король молчал: он не намерен позволять так сильно давить на себя.

Упрямый старый мужлан! Каролина чувствовала, как в ней нарастает ненависть к нему. Но король по-прежнему выглядел счастливым и стал еще веселее прежнего. Он даже улыбался ей. Ничего, скоро он уедет, и она воспользуется открывшейся возможностью.

Минутное раздражение не испортило ей удовольствия от этого вечера. И королю тоже.

* * *

Пока Магомет и Мустафа одевали короля, он пребывал в отличном настроении. Георг проснулся на рассвете и, чтобы не терять напрасно времени, встал. Был июль, и светало рано.

В десять утра он прибыл в Тауэр, где сел на судно, которое должно было отвезти его в Грейвсенд. Принц Уэльский сопровождал его, и во время плавания из Тауэра в Грейвсенд, где ждала яхта, Георг даже сказал сыну несколько приятных фраз.

– Мы хотим, чтобы все знали: мы с тобой добрые друзья, – объявил он сыну.

Георг Август вел себя самым дружелюбным образом и не забывал ответить на приветствия людей на берегу, пришедших посмотреть, как плывет по реке королевское судно.

«Как мало их пришло! – с удовольствием отметил принц. – Им неинтересно видеть своего монарха, отправляющегося в путешествие». «Пусть возвращается к своим сосискам и кислой капусте», наверно, так комментирует большинство англичан его отъезд».

Да, открывалась поистине великая возможность.

Грейвсенд. Они на борту яхты.

Отец и сын обнялись, чего, насколько помнили, прежде никогда не делали. Но каждый из них понимал, что в этом жесте не было нежности, а было только желание показать зрителям, что в семье нет разлада.

Принц сошел на берег.

Скорее в Сент-Джеймсский дворец, чтобы начать править в качестве блюстителя и заместителя короля, пока старик плывет в свой любимый Ганновер!