Вскоре я начала осознавать, какой великолепный шанс дала мне Меллиора. И хотя позже со мной происходили странные вещи, первый год моего пребывания в доме священника казался мне самым волнующим периодом в моей жизни. Наверное, потому что именно тогда я поняла, что могу подняться на другую социальную ступень и оказаться в совершенно другом мире.

Меллиора стала моим счастливым шансом. Я быстро сообразила, что привлекаю ее не меньше, чем она привлекает меня. Эта девочка угадала во мне огромное желание вырваться из того окружения, которое я ненавидела, и была совершенно потрясена этим.

Конечно, у меня были личные враги в этом доме. И самым грозным из них стала мисс Келлоу. Строгая и чопорная, она, как выяснилось, сама была дочерью священника. Чрезвычайно озабоченная чувством собственной значимости, эта особа все время старалась доказать, что только жизненная необходимость вынуждает ее зарабатывать себе на жизнь. Однако, несмотря на болезненное честолюбие, она по-своему привязалась к Меллиоре. Поскольку я тоже в полной мере обладала этим качеством, мне легко было заметить его в других. Мисс Келлоу, как и я, была недовольна своей судьбой и, как и я, собиралась ее исправить. Была еще и миссис Йио, повариха и экономка, считавшая, что все слуги должны подчиняться ей — даже мисс Келлоу. Между этими дамами существовало соперничество, которое, признаться, было мне на руку. Миссис Йио, которая, как она сама говорила, ума не могла приложить, зачем меня взяли в дом, не питала ко мне такой неприязни, как мисс Келлоу, и иногда принимала мою сторону — просто потому, что таким образом она выказывала свое несогласие с мисс Келлоу. Были еще конюх Том Белтер и младший конюх Билли Томз. Они с симпатией посматривали в мою сторону, но я не допускала никаких фамильярностей, которые они позволяли себе с Кит и Бесс, двумя горничными. Я быстро дала им понять, что со мной это не пройдет, но они не затаили никаких недобрых чувств и даже стали уважать меня. Кит и Бесс поглядывали на меня со страхом, поскольку я была внучкой бабушки Би. Иногда они спрашивали меня о бабушке, хотели получить ее совет относительно любовных дел или рецепт отвара трав для улучшения цвета лица. Я помогала им, а взамен они брали на себя некоторые из поручений, которые мне давали.

Первые несколько дней в доме священника я редко видела Меллиору и даже подумала, что она, сделав доброе дело, тут же успокоилась. Меня перепоручили заботам миссис Йио, которая после жалоб по поводу моего ненужного присутствия в доме, все же нашла мне работу. И в эти первые дни я безропотно выполняла ее поручения.

В первый день, после того как Меллиора привела отца в свою комнату, я спросила, можно ли сбегать домой и сказать бабушке, где я буду жить. Разрешение было тут же получено. Меллиора пошла со мной в кухню и сама собрала корзинку вкусной еды, которую я должна была отнести брату, упавшему с дерева и покалечившемуся. Когда я пришла в наш дом, чтобы рассказать, чем закончился мой поход на ярмарку в Трелинкете, у меня было довольно приподнятое настроение.

Бабушка прижала меня к себе, едва сдерживая слезы, — я никогда не видела ее такой.

— Священник — хороший человек, — сказала она. — Лучше преподобного Чарльза никого нет в целом Сент-Ларнстоне. И его дочка — прекрасная девочка. Тебе будет там хорошо, моя дорогая.

Я рассказала ей о Хаггети и миссис Ролт, о том, как они чуть не наняли меня. Бабушка смеялась, представив, как они удивились, когда увидели, что я ухожу с Меллиорой.

Мы распаковали корзинку, но сама я к угощениям не прикоснулась. «Это все для вас, — сказала я. — Меня будут хорошо кормить в доме священника». Похоже, мои мечты стали реальностью. Разве не воображала я себя благотворительницей, этакой доброй феей?

Восторг прошел уже через несколько дней. В течение этого времени я не видела Меллиору и занималась только тем, что драила горшки и котелки, поворачивала вертел во время готовки, чистила овощи и скребла полы. Но зато кормили меня хорошо. Никакой постной похлебки. Однако именно тогда я услышала замечание, которое меня потрясло. Я мыла полы, выложенные плитами, в погребе, где хранились масло, сыр и молоко, когда в кухню вошел Белтер и заговорил с миссис Йио. Услышав, как он звонко поцеловал ее, я насторожилась.

— Прекратите, молодой человек, — хихикнула миссис Йио.

Он не прекратил, послышалась какая-то возня и тяжелое дыхание.

— Сядьте и прекратите. Вдруг служанки увидят. Будет нехорошо, если они узнают, что вы за человек, мистер Белтер.

— Но это же наш с вами секрет, миссис Йио?

— Ну хватит, хватит. — Потом она добавила: — У нас теперь работает внучка бабушки Би.

— Да, я видел. Довольно бойкая девчонка. Только мне непонятно… зачем ее взяли? Бог свидетель, священнику и так трудно всех нас прокормить. Так они еще и ее привели — а она за столом не ленится. Лучше бы она так же усердно работала, как ест!

— Значит, дела у нас идут неважно?

— Ну, вы же знаете, если у священника есть полпенни, он отдаст пенни.

Они быстро сменили тему — видимо, нашли для себя что-то более интересное, чем дела священника и мое появление. Но я скребла пол, продолжая размышлять об услышанном. Все здесь казалось мне таким роскошным. Было поразительно, что в этом доме с трудом сводят концы с концами. Тогда я в это не поверила. Это все сплетни слуг!

Я не прожила в доме священника и недели, как вдруг мне несказанно повезло. Меня послали убрать в комнате Меллиоры, пока она занималась в библиотеке с мисс Келлоу. Оставшись в комнате, я подошла к книжному шкафу и открыла одну из книг. В ней были картинки, а под ними — надписи. Я уставилась на них, пытаясь понять, что там написано. Я расстроилась и разозлилась, будто человек, которого посадили в тюрьму в тот момент, когда самое интересное происходило за стенами темницы.

Я подумала о том, удастся ли мне самой научиться читать. Ну, если, например, взять книгу, смотреть на буквы и стараться запомнить их форму. Или скопировать буквы и запомнить их. Я совершенно позабыла об уборке. Сев на пол, я брала одну книжку за другой, чтобы сравнить буквы и таким образом догадаться об их значении. Когда Меллиора вошла в комнату, я все еще сидела на полу.

— Что ты делаешь? — спросила она.

Я поспешно захлопнула книгу и сказала:

— Убираю комнату.

Девочка рассмеялась.

— Чепуха! Ты сидела на полу и читала. Что ты читала, Керенза? Я и не знала, что ты умеешь читать.

— Вы издеваетесь надо мной? — воскликнула я. — Перестаньте. Неужели вы думаете, что раз наняли меня на ярмарке, значит, купили меня?

— Керенза! — надменно произнесла она тем же тоном, каким говорила с мисс Келлоу.

И тут я почувствовала, что у меня задрожали губы. Выражение лица Меллиоры тотчас изменилось.

— Почему ты рассматривала книги? — мягко спросила она. — Скажи мне, пожалуйста. Я хочу знать.

Это ее «пожалуйста» заставило меня выпалить всю правду.

— Это несправедливо, — заявила я. — Я могла бы читать, если бы кто-нибудь показал мне, как это делается.

— Значит, ты хочешь научиться читать?

— Конечно, хочу! Я хочу уметь читать и писать — хочу больше всего на свете!

Она села на кровать, скрестила ноги и уставилась на носки своих блестящих туфелек.

— Ну, это довольно просто, — спокойно произнесла она. — Тебя нужно научить.

— А кто меня будет учить?

— Я, естественно.

Это стало началом. Она действительно стала меня учить, хотя позже призналась, что подумала, что мне скоро надоест. Надоест! Я не знала устали! На чердаке, который мы делили с Кит и Бесс, я просыпалась на рассвете и выводила буквы, копируя те, что Меллиора писала мне. Я воровала свечи из шкафа миссис Йио и жгла их полночи. Я пророчила Бесс и Кит ужасную кару, если они донесут на меня. А поскольку я была внучкой самой бабушки Би, они испуганно согласились хранить мой секрет.

Меллиора была поражена моими успехами, и однажды, когда я написала свое имя без помарки, ее захлестнули эмоции.

— Какой позор, — говорила она, — что тебе приходится делать другую работу! Тебе следует сидеть в классной комнате!

Спустя несколько дней преподобный Чарльз вызвал меня к себе в кабинет. Он был очень худой, с добрыми глазами и бледной кожей, которая, похоже, с каждым днем становилась все более желтой. Его одежда казалась слишком свободной для него, а светло-русые волосы были всегда взъерошены. Он не особенно заботился о своем здоровье, зато пекся о бедняках и людских душах. Однако больше всего на свете преподобный Чарльз любил свою дочь Меллиору. Очевидно, он считал ее одним из ангелов, о которых говорил в своих проповедях. Меллиора, как я заметила, могла делать с ним все, что хотела, поэтому мне повезло, ибо дочь унаследовала от отца его заботливость и любовь к людям. Священник всегда выглядел обеспокоенным. Мне казалось, что он думает обо всех людях, которые попадут в ад. Но после того как я услышала разговор миссис Йио и Белтера, мне пришло в голову, что он беспокоится еще и о количестве продуктов, которые съедаются в его доме, о том, как он будет расплачиваться за них.

— Моя дочь сказала, что научила тебя читать. Это очень хорошо. Значит, ты хочешь учиться читать и писать, Керенза?

— Да, очень хочу.

— А зачем?

Я знала, что не должна говорить правду, поэтому осторожно ответила:

— Потому что я хочу читать книги — такие, как Библия.

Ему понравился мой ответ.

— Тогда, дитя мое, — сказал преподобный Чарльз, — поскольку у тебя есть способности, мы должны сделать все от нас зависящее, чтобы помочь тебе. Дочка просит, чтобы с завтрашнего дня вы вместе занимались с мисс Келлоу. Я скажу миссис Йио, и она будет освобождать тебя от обязанностей на это время.

Я даже не пыталась скрыть свою радость. В этом не было необходимости. Хозяин добродушно похлопал меня по плечу.

— Но если ты предпочтешь быть с миссис Йио, а не на уроках с мисс Келлоу, тебе следует об этом сказать.

— Никогда! — пылко заявила я.

— Ну, ступай, — мягко произнес священник и добавил: — И искренне молись, чтобы Господь помогал тебе во всех твоих делах.

Столь неожиданное решение (невозможно представить, чтобы нечто подобное произошло в каком-нибудь другом доме) послужило темой горячих пересудов среди слуг.

— Я никогда не слышала ничего такого, — ворчала миссис Йио. — Подумать только! Взять девчонку в дом, а потом еще засадить ее за учебу! Попомните мое слово, кое по кому плачет сумасшедший дом в Бодмине, и этот кое-кто находится рядом с нами. Говорю вам, священник выжил из ума!

Бесс и Кит просто перешептывались, что это результат колдовства бабушки Би, насланного на священника. Она, дескать, захотела, чтобы ее внучка научилась читать и писать, как настоящая леди. Это еще раз доказывает, что может сделать бабушка Би, если захочет. Я подумала, что все эти разговоры пойдут на пользу бабушке.

Мисс Келлоу приняла меня холодно, с каменным выражением лица. Я понимала: ей хотелось сказать, что она, обедневшая дворянка, не намерена пасть так низко, чтобы учить простолюдинов.

— Это просто безумие, — поджав губы, произнесла она, когда я появилась в классной комнате.

— Почему? — поинтересовалась Меллиора.

— Как, по-твоему, мы можем продолжать наше занятие, когда мне придется втолковывать ей алфавит?

— Она его уже знает. Она умеет читать и писать.

— Я возражаю… категорически!

— А что вы сделаете? — спросила Меллиора. — Подадите в отставку?

— Возможно. Позволь напомнить тебе, что я преподавала в доме баронета!

— Вы упоминали это сотню раз, — язвительно заметила Меллиора. — И если вы сожалеете, что покинули тот дом, может, стоит поискать другое место в подобном семействе?

Да, Меллиора могла быть резкой, когда ей было за что сражаться. Она — настоящий борец.

— Сядь, дитя, — обратившись ко мне, сказала мисс Келлоу после довольно продолжительной паузы.

Я послушно села, потому что очень хотела знать все то, чему она могла меня научить. Конечно, мисс Келлоу старалась все испортить, однако мое желание выучиться и доказать, что она была не права, оказалось таким сильным, что я удивила не только Меллиору и ее гувернантку, но и себя саму. Осилив науку чтения и письма, я смогла совершенствоваться без посторонней помощи. Меллиора давала мне книгу за книгой, и я с жадностью читала. Я узнала много захватывающего о других странах и о том, что было в прошлом. Вскоре я сравнялась с Меллиорой, но моим тайным желанием было превзойти ее.

Правда, мне все время приходилось бороться с мисс Келлоу. Она возненавидела меня и все время пыталась доказать, что, занимаясь со мной, попусту тратит время. Это продолжалось до тех пор, пока я не нашла способ заставить ее замолчать. Я внимательно к ней присматривалась, потому что уже поняла: если у тебя есть враг, нужно знать о нем как можно больше. А когда придется защищаться от его нападок, следует бить по самым уязвимым местам. У мисс Келлоу была тайна, которую она всячески оберегала. Мысль о том, что она останется незамужней женщиной, была ненавистна ей. Вероятно, она видела в этом некое унижение своей женской природы. Я заметила, как мисс Келлоу вздрагивает при разговоре о «старых девах», и поняла, что она надеется выйти замуж за преподобного Чарльза.

Каждый раз, когда я оставалась с ней в классной комнате, она вела себя презрительно и надменно; она никогда не хвалила меня. Если приходилось что-то объяснять мне, она нетерпеливо вздыхала. Мисс Келлоу мне очень не нравилась. Я бы даже возненавидела ее, если бы не изучила настолько хорошо, чтобы понять: ее положение такое же непрочное, как и мое.

Однажды, когда Меллиора вышла из комнаты, а я начала собирать книги, стопка выскользнула у меня из рук. Мисс Келлоу издала свой обычный неприятный смешок и холодно произнесла:

— С книгами так не обращаются.

— Но я же не нарочно, правда?

— Будь любезна, говори со мной уважительно.

— Это почему?

— Потому что я здесь на особом положении. Я — леди, а ты ею никогда не станешь.

Рассердившись, я бросила книги на стол, потом повернулась к гувернантке и уставилась на нее таким же презрительным взглядом, которым она наградила меня.

— По крайней мере, — сказала я, переходя на диалект и акцент, от которого упорно старалась избавиться, — я не преследую старика в надежде, что он на мне женится.

Мисс Келлоу побледнела.

— Как… ты смеешь! — воскликнула она, но мои слова, как я и ожидала, попали в цель.

— Представьте себе, что смею, — усмехнувшись, заявила я. — Я буду издеваться над вами так же, как вы издеваетесь надо мной. А теперь послушайте, мисс Келлоу. Если вы будете относиться ко мне нормально, то и я буду относиться к вам так же. Я слова плохого о вас не скажу… понятно?

Она не ответила — просто не могла: у нее слишком сильно дрожали губы. Я вышла, понимая, что победила. Впоследствии она старалась помочь мне в учебе и прекратила придираться по любому поводу, как делала это раньше. Когда у меня что-то получалось, она признавала это. Я чувствовала себя Юлием Цезарем, чьи подвиги меня восхищали.

Но больше всех моим успехам радовалась Меллиора. Когда я знала урок лучше ее, она искренне восторгалась, глядя на меня как на растение, которое собственноручно вырастила. Когда я с чем-то не справлялась, она сердилась и упрекала меня. Она казалась мне очень странной девочкой — совсем не таким примитивным созданием, каким я считала ее раньше. Она умела быть настойчивой, как и я, — или почти так же, как я. В жизни она руководствовалась своими понятиями о добре и зле, вероятно заложенными отцом. Она готова была сделать что угодно — как бы рискованно и дерзко это ни было, — если, конечно, верила, что поступает правильно. Она заправляла в доме всем, потому что матери у нее не было, а отец души в ней не чаял. Поэтому, когда Меллиора сказала, что ей нужна компаньонка, личная камеристка, я стала ею. Миссис Йио не уставала повторять, что ни о чем подобном ей еще никогда не доводилось слышать, что здесь просто какой-то сумасшедший дом и что она не знает, чего ждать дальше.

Мне была выделена комната рядом с комнатой Меллиоры, и я проводила с юной хозяйкой большую часть времени. Я чинила и стирала ее одежду, делала с ней уроки, гуляла с ней. Меллиоре очень нравилось учить меня. Так, например, она посадила меня на пони и очень быстро научила ездить верхом, гоняя круг за кругом по лугу.

Мне не приходило в голову, насколько это необычно. Я просто верила, что придумала мечту, которая постепенно становилась реальностью, как и обещала бабушка.

Мы с Меллиорой были примерно одного роста, но я была гораздо худее, и когда она отдавала мне платье, которое не хотела больше носить, мне приходилось лишь слегка ушить его, чтобы подогнать по фигуре. Помню, как я впервые пошла домой в сине-белом льняном платье, белых чулках и черных блестящих туфлях — все это подарила мне Меллиора. В руках я держала корзинку, ибо каждый раз, отправляясь домой, я несла гостинцы. Единственной неприятностью в тот прекрасный день стало замечание миссис Йио. Когда я собирала корзинку, она заявила: «Мисс Меллиора, как и ее отец, последнее готова отдать». Я постаралась не обращать внимания на эти слова, подумав, что это обычное ее ворчание, но они все же темным облачком маячили на ясном небосклоне моих мыслей.

Идя по деревне, я увидела Хетти Пенгастер, дочь фермера. До того дня, когда мне пришлось отправиться на ярмарку в Трелинкет в поисках работы, я завидовала этой девочке. Она была единственной дочерью фермера — правда, у него было еще два сына. Томас работал вместе с отцом, а Рубен, трудившийся в строительной конторе Пенгрантс, был тем юношей, который видел седьмую деву, когда обвалилась стена в Эббасе, и в результате этого еще больше повредился умом. Хетти, любимица всей семьи, была пухленькой, хорошенькой, рано оформившейся. Глядя на нее, старушки покачивали головами и говорили, что Пенгастеру нужно следить, чтобы дочь не принесла в подоле до того, как наденет обручальное кольцо. Я понимала, что они имеют в виду: было что-то особенное в ее походке, косых взглядах, которые Хетти бросала на мужчин, в пухлых, чувственных губах. Свои каштановые волосы она всегда перевязывала лентой, а ее платья были откровенными, с глубоким вырезом. По слухам, ее почти помолвили с Солом Канди, работавшим на шахте Феддера. Это был странный союз: Сол — серьезный мужчина, лет на десять старше Хетти. Такой брак устраивал семью Хетти. Сол — не простой шахтер. Его называли «капитан Сол», и он занимался наймом рабочих. Будучи прирожденным лидером, Сол едва ли подходил Хетти как муж. Возможно, Хетти и сама так считала и просто хотела немного поразвлечься, прежде чем остепениться и стать рассудительной замужней женщиной.

В тот день она начала посмеиваться надо мной.

— Ух ты! Неужто это ты, Керенза Карли, разодетая в пух и прах?

— Я иду проведать свою бабушку, — ответила я тоном, позаимствованным у Меллиоры.

— Вот как, миледи! Осторожнее, не запачкайте ручки, когда общаетесь с такими, как мы.

Уходя, я слышала ее смех — но меня это не обидело. На самом деле мне это даже польстило. И почему я завидовала Хетти Пенгастер? Что значат все эти ленточки в волосах и туфельки по сравнению с умением читать и писать, как леди? Я редко была так счастлива, как в тот день, когда я шла проведывать бабушку. Старушка оказалась одна, и глаза ее гордо блестели, когда она меня поцеловала. Сколько бы я ни училась, я никогда не разлюблю бабушку и не перестану искать ее одобрения.

— Где Джо? — спросила я.

Бабушка торжествовала. Знаю ли я ветеринара, мистера Поллента, у которого хорошая практика по дороге в Молентер? Так вот, он приехал к нам с предложением. Он слышал, что Джо хорошо обращается с животными, а ему как раз нужен такой человек… кто-нибудь, кто будет у него работать. Он выучит его и, возможно, сделает ветеринаром.

— Значит, Джо поехал к мистеру Полленту?

— А ты как думаешь? Такой шанс выпадает раз в жизни.

— Ветеринар… Признаться, я надеялась, что Джо станет врачом.

— Но ветеринар — очень хорошая профессия.

— Это не одно и то же, — с сожалением возразила я.

— Но это отличное начало. Пусть продержится с годик, а потом ему станут платить. Джо счастлив, как ребенок. Он ведь ни о чем, кроме животных, никогда не думал.

— Отличное начало, — задумчиво повторила я вслед за бабушкой.

— И у меня гора с плеч упала, — призналась бабушка. — Теперь, когда вы оба пристроены, я могу быть спокойна.

— Бабушка, — сказала я, — все, что ты задумаешь, сбывается. Кто бы мог подумать, что я буду сидеть здесь в туфлях с пряжками и льняном платье с воротником?

— И в самом деле! — согласилась бабушка.

— Я мечтала об этом, так сильно хотела, чтобы это свершилось… И это произошло, бабушка! Человеку все подвластно, если, конечно, он знает, как приступить к делу.

Бабушка накрыла мою руку своей ладонью.

— Помни, милая, жизнь — не простая штука. А что, если у кого-то другого есть такая же мечта? Что, если кто-то хочет отхватить такой же кусок мира, как и ты? Тебе повезло с дочкой священника, но не забывай: это просто случайность. А случайности бывают как хорошие, так и плохие.

Честно говоря, я слушала невнимательно — наверное, в тот момент была слишком довольна собой. Правда, я слегка досадовала, что Джо попал на службу всего лишь к ветеринару. Если бы он попал к доктору Хиллиарду, я бы чувствовала себя волшебницей, которая поймала удачу за хвост. И все же это действительно было неплохим началом для Джо, да и для бабушки тоже — теперь у нее было больше еды. К тому же люди снова вспомнили о ней, поверив в ее способности. Только посмотрите на ее внучку, которая попала в дом к священнику! А посмотрите на внука! Сам мистер Поллент приехал в ее дом и предложил: «Можно я буду учить вашего внука?» Что же это, если не колдовство? Магия! Называйте как хотите. Любая старушка, которая способна сделать что-то подобное, может, разумеется, заговорить бородавки на теле, дать нужное зелье, чтобы вылечить зуб или иную хворь, а то и заглянуть в будущее, сказав, что тебе суждено.

Поэтому бабушкины дела пошли в гору. У нас у всех дела пошли в гору. Никогда прежде нам так не везло. Возвращаясь в дом священника, я напевала себе под нос.

Теперь, когда я стала компаньонкой Меллиоры, мы большую часть времени проводили вместе. Я во многом подражала хозяйке — ее походке, манере речи, тому, как она замирала, слушая меня, тихому голосу, сдержанности и хладнокровию. Это было захватывающее занятие. Миссис Йио прекратила ворчать; Бесс и Кит перестали удивляться; Белтер и Билли Томз больше не отпускали шуточек, когда я проходила мимо — они даже обращались ко мне «мисс». И даже мисс Келлоу была со мной вежлива. Меня освободили от обязанностей по кухне, поскольку теперь моя задача заключалась в том, чтобы следить за одеждой Меллиоры, причесывать ее, гулять и беседовать с ней, читать ей вслух. Жизнь истинной леди, уверяла я себя. А ведь прошло всего два года с тех пор, как я отправилась на ярмарку в Трелинкет.

Но мне еще многого предстояло добиться. Я всегда расстраивалась, когда Меллиора получала приглашение и отправлялась в гости. Иногда мисс Келлоу составляла ей компанию, иногда — отец. Но я — никогда. Естественно, ни одно из этих приглашений не распространялось на камеристку Меллиоры, на ее компаньонку — как бы это ни называлось.

Меллиора часто ходила с отцом в дом к врачу, изредка она отправлялась в Эббас. Довер-Хаус она не посещала никогда. Как она объясняла, отец Кима, капитан корабля, редко бывал дома, а Ким не развлекал гостей во время каникул. Но когда Меллиора ездила в Эббас, она часто встречала его там, потому что он был другом Джастина.

По возвращении из Эббаса она всегда была под впечатлением. Я думаю, это место тоже многое значило для нее — или оно, или люди, которые там жили. Я ее отлично понимала. Наверное, бывать в Эббасе в качестве гостьи так приятно! Однажды это произойдет и со мной. Во всяком случае, у меня на этот счет не было никаких сомнений.

На Пасху я узнала о Меллиоре больше, чем за все время. Конечно, из-за церковных служб воскресенья были хлопотными днями для обитателей дома священника. Почти весь день раздавался колокольный звон, а поскольку мы жили рядом с церковью, впечатление было такое, что звонят прямо в доме.

Я всегда ходила на утренние службы, мне они очень нравились. Должна признать, что, нарядившись в одну из соломенных шляп Меллиоры и одно из ее платьев и сидя на скамье для обитателей дома священника, я чувствовала себя важной и благородной особой. К тому же мне нравилась музыка, она всегда приводила меня в восторг. Мне нравилось славить и благодарить Господа, который помог моим мечтам осуществиться. Сами проповеди казались мне скучными, потому что преподобный Чарльз не был вдохновенным оратором, и, когда во время проповеди я изучала паству, взгляд мой неизбежно наталкивался на скамьи для обитателей Эббаса. Они располагались в стороне, у стены, отдельно от других. Обычно на службах присутствовали почти все домашние слуги. Первый ряд, где восседало семейство, пустовал. Позади скамей, предназначенных для домочадцев Эббаса, были красивые витражи, считавшиеся чуть ли не лучшими во всем Корнуолле. Синие, зеленые, сиреневые, они сверкали на солнце и были поистине изысканны. Один из Сент-Ларнстонов пожертвовал их церкви более ста лет назад. На стенах, по обе стороны от скамьи, висели мемориальные доски, рассказывающие об истории семьи Сент-Ларнстонов. Даже в церкви создавалось впечатление, что Сент-Ларнстонам принадлежит все.

В тот день в церковь явилась вся семья Сент-Ларнстонов — в честь праздника Пасхи. Тут был сэр Джастин; каждый раз, когда я видела лицо этого человека, оно казалось мне более красным, чем раньше, — точно так же, как лицо священника желтело день ото дня, его лицо все больше краснело. Что касается его супруги, то эта высокая, с длинным крючковатым носом женщина казалась очень высокомерной и спесивой. Их сыновья, Джастин и Джонни, мало изменились с той встречи в саду. Джастин выглядел холодным и спокойным. Он больше походил на мать, чем Джонни. В отличие от брата Джонни был невысокий; к тому же ему недоставало достоинства старшего брата. Джонни все оглядывался по сторонам, словно искал кого-то.

Мне всегда нравилась пасхальная служба, цветы, украшавшие алтарь, торжественное исполнение осанны. Мне казалось, я понимаю, каково это — восстать из мертвых. Во время проповеди я разглядывала обитателей Эббаса и думала об отце сэра Джастина, который влюбился в бабушку, и о том, как она тайно бегала к нему ради спокойствия и благополучия Педро. Я думала, как бы поступила сама, оказавшись на месте бабушки Би.

Вдруг я заметила, что Меллиора, которая сидит рядом со мной, тоже поглядывает на скамьи обитателей Эббаса. Выражение лица у нее было восторженное и сосредоточенное. Она смотрела прямо на Джастина Сент-Ларнстона. Лицо девушки светилось искренней радостью, и она казалась еще красивее, чем обычно. «Меллиоре уже пятнадцать, — подумала я. — Она достаточно взрослая, чтобы влюбиться в молодого Джастина Сент-Ларнстона». Честно говоря, Меллиора не переставала удивлять меня. Поразмыслив, я решила узнать о ней побольше и для этого завести разговор о Джастине.

Продолжая наблюдать за Сент-Ларнстонами, я еще до конца службы поняла, кого высматривал сэр Джонни. Хетти Пенгастер! Меллиора и Джастин — это понятно. Но Джонни — и Хетти Пенгастер?!

Солнце светило очень тепло для этого времени года, и Меллиора надумала прогуляться. Мы надели большие шляпы, потому что Меллиора считала, что нельзя допустить, чтобы солнце испортило цвет лица. Ее светлая кожа была чересчур восприимчива к солнечному свету, оно быстро покрывалось веснушками. Моей оливковой коже все было нипочем, но я все равно с удовольствием надевала широкополую шляпу, потому что так делают настоящие леди. Меллиора казалась слишком задумчивой, и я ломала голову, связано ли это с присутствием Джастина в церкви сегодня утром. «Ему, наверное, уже двадцать один, — подумала я. — Значит, он на семь лет старше Меллиоры, которая кажется ему всего лишь ребенком». Я здраво рассуждала: можно ли будущему сэру Джастину Сент-Ларнстону жениться на дочери приходского священника?

— Я хочу кое-что рассказать тебе сегодня, Керенза, — сказала Меллиора, и я подумала, что она собирается раскрыть мне свою тайну. Как обычно, Меллиора шла впереди — ей нравилось напоминать, что она хозяйка, а я никогда не забывала, что обязана ей нынешним положением.

К моему удивлению, она повела меня через лужайку к живой изгороди, которая отделяла сад от церковного двора. В изгороди был проход, и когда мы подошли к нему, Меллиора повернулась ко мне и улыбнулась.

— О Керенза! — воскликнула она. — Как здорово, что я могу гулять с тобой, а не с мисс Келлоу! Она довольно чопорная, как ты считаешь?

— Она просто выполняет свою работу, — ответила я. Странно, что я вдруг начала защищать эту женщину в ее отсутствие.

— Я знаю. Бедная мисс Келлоу! Но, Керенза, ты исполняешь роль дуэньи. Правда, забавно?

Я согласилась.

— Если бы ты была моей сестрой, нам пришлось бы ходить с провожатым.

Мы шли по кладбищу к церкви.

— Что вы хотите мне рассказать? — спросила я.

— Сначала я хочу показать тебе кое-что. Сколько лет ты живешь в Сент-Ларнстоне, Керенза?

— Мне было восемь, когда я пришла сюда.

— Теперь тебе пятнадцать, значит, ты здесь уже семь лет. Однако тогда ты могла этого не слышать. С тех пор как это случилось, прошло уже десять лет.

Меллиора завела меня за угол церкви, где были две могилы, и, остановившись перед одной из них, подозвала меня.

— Прочитай это, — попросила она.

— Мэри Анна Мартин, — прочитала я на могильной плите, — тридцать восемь лет. «Смерть настигла тебя посреди жизни».

— Это моя мать, ее похоронили десять лет назад. Теперь читай надпись ниже.

— Керенза Мартин. Керенза!

Меллиора кивнула, удовлетворенно улыбнувшись.

— Керенза! Мне нравится твое имя с того самого момента, как я услышала его. Ты помнишь? Я никогда не забуду, как ты, стоя в нише разрушенной стены, сказала: «Я не «это», а мисс Керенза Карли». Странно, что такой незначительный эпизод может надолго врезаться в память! Я часто вспоминаю об этом. Керенза Мартин — моя сестра. Видишь, тут написано: «Прожила три недели и два дня», а дата — та же, что и у матери. На некоторых могильных плитах можно прочитать целую историю, если вдуматься, правда?

— Значит, ваша мать умерла, когда родилась Керенза?

Меллиора кивнула.

— Я хотела сестричку. Мне было всего пять, и я с нетерпением ждала ее. Когда она родилась, я ужасно обрадовалась. Думала, мы сразу сможем вместе играть. Потом мне объяснили, что сначала нужно подождать, пока она вырастет. Я помню, как я постоянно бегала к отцу и спрашивала: «Я уже подождала. Она выросла? С ней уже можно играть?» У меня было много планов относительно Керензы. Я знала, что ее будут звать именно так, еще до того, как она родилась. Отец хотел дать ей какое-нибудь корнуоллское имя и сказал, что это имя очень красивое, потому что оно означает мир и любовь, две самые лучшие в мире вещи, по его мнению. Мама тоже была уверена, что родится девочка, поэтому мы и говорили о Керензе. А потом все пошло не так. Она умерла — и мама тоже. И с тех пор все изменилось. Няни, гувернантки, экономки. А мне так хотелось сестру! Больше всего на свете!

— Понимаю.

— Поэтому, когда я увидала тебя там, на платформе… К тому же тебя зовут Керенза. Понимаешь, о чем я?

— Я думала, что вы меня пожалели.

— Я жалела всех людей, которые стояли на том помосте. Но не могла же я всех их привести домой, правда? Папа и так беспокоится о счетах. — Меллиора засмеялась. — Я рада, что ты пришла к нам.

Я смотрела на могильную плиту и думала о случае, который дал мне то, чего я хотела. Ведь все могло сложиться совсем иначе. Если бы маленькая Керенза выжила или ее звали не Керенза… где бы я сейчас была? Я вспомнила о поросячьих глазках Хаггети, о тонких губах миссис Ролт, о красном лице сэра Джастина — и меня охватил благоговейный страх перед этим стечением обстоятельств, которое называется Случайность.

После этого разговора на кладбище мы стали еще ближе, чем когда-либо прежде. Меллиоре хотелось верить, что я — ее сестра. Я ничего не имела против. Расчесывая ее как-то перед сном, я завела разговор о Джастине Сент-Ларнстоне.

— Что ты о нем думаешь? — спросила я и тут же заметила, что ее щеки порозовели.

— Ну, я полагаю, он очень красивый молодой человек.

— Намного симпатичнее Джонни?

— О, Джонни! — произнесла она презрительно.

— Вы с ним часто беседуете?

— С кем? С Джастином? Он, конечно, всегда очень добр ко мне, когда я там бываю, но он ведь так занят! В этом году он оканчивает университет и тогда будет постоянно дома. — Она едва заметно улыбнулась, задумавшись о будущем, о том времени, когда Джастин будет жить в Эббасе. Катаясь по округе, можно будет встретить его. А когда она поедет с отцом в Эббас, Джастин будет в поместье.

— Он тебе нравится? — спросила я.

Меллиора, застенчиво улыбнувшись, кивнула.

— Больше, чем… Ким? — уточнила я.

— Ким? О, он просто сумасброд! — Она смешно сморщила нос. — Мне нравится Ким, но Джастин… Он — настоящий рыцарь. Сэр Галлахэд или сэр Ланселот. Ким совсем не такой.

Я вспомнила, как в ту ночь Ким нес Джо через лес, к нашему дому. Не верится, чтобы Джастин сделал нечто подобное для меня. Я знала, что Ким обманул Меллиору, сказав, что мальчик просто упал с дерева. Мы с Меллиорой как сестры. У нас с ней будут общие секреты, приключения, вся жизнь… Может, она и предпочитает Джастина Сент-Ларнстона. Но рыцарем моей мечты скорее стал бы Ким!

У мисс Келлоу случился один из ее приступов невралгии, и Меллиора, которая всегда сочувствовала больным, настояла, чтобы та легла в постель. Она сама задернула шторы в комнате гувернантки и приказала миссис Йио, чтобы больную никто не беспокоил до четырех часов, — в это время подавали чай.

Устроив мисс Келлоу поудобнее, Меллиора заявила, что хочет отправиться на конную прогулку. У меня вспыхнули глаза, потому что она не отправилась бы без сопровождения — а мое общество она предпочитает обществу Белтера.

Меллиора села на своего пони, а я — на Сэри, которую обычно запрягали в двуколку. Я надеялась, что жители Сент-Ларнстона увидят меня, когда мы будем проезжать по деревне, — особенно Хетти Пенгастер, на которую я стала обращать особое внимание после того, как заметила интерес к ней Джонни Сент-Ларнстона. Однако мы встретили только деревенских ребятишек, которые посторонились, когда мы проезжали мимо. Мальчики тянули себя за чубы, а девочки приседали в поклоне. Мне это очень польстило.

Вскоре мы выехали к вересковой пустоши — и у меня захватило дух от этой красоты. Это было потрясающее зрелище. Нигде не было ни души — только вереск, небо да кое-где на равнине вздымались остроконечные скалистые холмы. В плохую погоду эти места выглядели довольно уныло. Но в тот день пустошь сверкала, а маленькие ручейки, бурлящие среди валунов и гальки, благодаря солнечным лучам превращались в расплавленное серебро. Капли воды, переливаясь на солнце, напоминали крошечные алмазы.

Меллиора легко сжала бока пони, переводя его в легкий галоп. Я последовала ее примеру. Мы свернули с дороги и теперь ехали по траве. Вскоре Меллиора остановила лошадь перед странным скоплением камней, и я, чуть позже подъехав к ней — ее пони был резвее, чем мой, — увидела три каменные плиты, которые поддерживали четвертую, покоящуюся на них.

— Жутко! — произнесла Меллиора. — Посмотри вокруг. Никого не видно. Мы с тобой здесь совсем одни, Керенза. Мы и вот это. Ты знаешь, что это такое? Могильник. Много-много лет назад, три или четыре тысячи лет до Рождества Христова, люди, которые здесь жили, соорудили эту могилу. Эти камни невозможно сдвинуть с места, хоть всю жизнь старайся. Разве не странно… стоять здесь, рядом с этим сооружением, и думать о тех людях?

Я посмотрела на Меллиору. Ветер растрепал ее волосы, локонами спадающие на плечи. Она была как-то по-особенному хороша сегодня. И серьезна.

— Какие чувства порождает в тебе это место, Керенза?

— У меня такое ощущение, что нам отпущено очень мало времени.

— На что?

— На жизнь, на то, чтобы осуществить свою мечту, добиться того, чего хочется.

— Ты говоришь странные вещи, Керенза. И мне это нравится. Я не люблю, когда можно предугадать, что скажет человек в следующую секунду. Я всегда знаю, что скажет мисс Келлоу… и даже папа. Но не ты.

— А Джастин Сент-Ларнстон?

Меллиора отвернулась.

— Он почти не замечает меня. — В ее голосе звучала неприкрытая печаль. — Вот ты утверждаешь, что времени мало. Но ведь как долго приходится ждать, пока станешь взрослой!

— Ты так говоришь, потому что тебе всего пятнадцать лет. И когда тебе только пятнадцать, каждый год, кажется, длится целую вечность, потому что ты сравниваешь только с пятнадцатью годами. А когда тебе сорок или пятьдесят, год кажется короче, поскольку приходится сравнивать уже с прожитыми сорока годами.

— Кто тебе сказал это?

— Бабушка. Она мудрая женщина.

— Я о ней слышала. Бесс и Кит говорили о ней. Они говорили, что у твоей бабушки есть «силы» и что она может помогать людям. — Окинув задумчивым взглядом окрестность, Меллиора добавила: — Это называют дольменом. Папа говорил мне, что их построили кельты, корнуоллцы, которые были здесь задолго до англичан.

Мы привязали пони, пустив их щипать траву, а сами сели, прислонившись к камням. Меллиора рассказала мне о том, что говорил ей отец о памятниках древности в Корнуолле. Я внимательно слушала, чувствуя гордость оттого, что принадлежу к народу, который населял остров задолго до появления англичан и который оставил памятники на могилах усопших, до странности тревожащие душу.

— Мы, должно быть, находимся недалеко от владений Деррайзов, — заметила Меллиора. Она поднялась, давая тем самым понять, что готова снова сесть в седло. — Только не говори, что ты никогда не слышала о Деррайзах. Это самое богатое семейство в округе. Им принадлежат тысячи акров земли.

— Больше, чем Сент-Ларнстонам?

— Намного больше. Поехали. Давай поплутаем немного. Это так интересно: сначала заблудиться — а потом найти дорогу. — Меллиора, сев на своего пони, первая поскакала прочь. — Это довольно опасно! — крикнула она, обернувшись через плечо. Конечно, Меллиора опасалась скорее не за себя, а за меня, не столь умелую наездницу, как она. Натянув поводья, она вынудила пони остановиться. Я подъехала ближе, и мы пустили лошадей шагом.

— В пустоши легко заблудиться, потому что все выглядит одинаковым. Нужно найти межевые знаки, как вон тот остроконечный холм. Думаю, это холм Деррайз, и если это так, то я знаю, где мы находимся.

— Как вы можете это знать, если не уверены, что это тот самый холм?

Она рассмеялась.

— Поехали!

Мы двинулись в сторону холма. Дорога поднималась в гору. Теперь местность стала каменистой, а у подножия холма виднелось скопление огромных серых валунов, так что издали холм можно было принять за гигантскую человеческую фигуру.

Мы снова спешились, привязали пони к густому кустарнику и стали карабкаться вверх по холму, к его острому пику. Он был круче, чем нам показалось сначала, и, когда мы добрались до вершины, Меллиора смотрелась карликом рядом со сказочным гигантом. Она прислонилась к камню и заявила, что была права, утверждая, что это действительно владения Деррайзов.

— Посмотри! — крикнула она.

Проследив за ее взглядом, я увидела огромный особняк. Серые каменные стены, зубчатые башни с бойницами… Эта массивная крепость выглядела оазисом в пустыне, потому что дом стоял в окружении пышных садов. Я разглядела деревья, склонившиеся под тяжестью фруктов, и зелень обширных лужаек и газонов.

— Это поместье Деррайзов, — сообщила Меллиора.

— Оно похоже на замок.

— В самом деле. Знаешь, хотя эта семья считается самой богатой в восточном Корнуолле, на их роду лежит проклятие.

— Проклятие?! Это с таким-то домом и всем их богатством?

— О Керенза! Ты всегда думаешь только о материальных благах! Неужели ты никогда не слушаешь папины проповеди?

— Нет. А вы?

— И я — нет. Но я и без того знаю обо всех богатствах мира и тому подобном. В любом случае, несмотря на их богатство, над этой семьей висит роковое проклятие.

— Какое?

— Безумие. В этом роду есть сумасшедшие. Это иногда проявляется то в одном, то в другом представителе рода. Но теперь, как говорят люди, в этой семье нет сыновей-наследников, а значит, род Деррайзов закончится на этом поколении — и с ним семейное проклятие.

— Ну и хорошо.

— Они так не считают. Они хотят, чтобы их род продолжался. Люди всегда этого хотят. Не знаю, чем это объясняется.

— Это объясняется гордостью, — сказала я. — Словно ты никогда не умрешь, потому что частица тебя будет жить в твоих детях.

— Так чем же тогда дочери хуже сыновей?

— Дело в том, что дочери не носят имя родителей. Выйдя замуж, они становятся членами другой семьи — и род заканчивается, линия прерывается.

Меллиора задумалась.

— Выходит, что род Мартинов умрет вместе со мной. Подумать только! Ну, хоть род Карли будет продолжаться, ведь у тебя есть брат — ну, тот, который повредил ногу, когда упал с дерева.

Теперь, когда мы были очень близки, я не сомневалась, что могу доверять Меллиоре. Поэтому я рассказала ей правду о том давнем случае. Она выслушала меня молча.

— Я рада, что ты спасла брата. И рада, что Ким помог тебе.

— Вы ведь никому не расскажете?

— Конечно нет. В любом случае никто теперь ничего не сделает. Странно, правда, Керенза? Здесь, в тихой деревне, происходит столько удивительных событий, словно в большом городе, — и даже больше. Взять, например, семейство Деррайзов.

— Я до сегодняшнего дня никогда о них не слышала.

— Ты не знаешь этой истории? Я тебе расскажу. Двести лет назад в этой семье родился монстр — ужасный и отвратительный. Его поместили в потайную комнату и наняли сильного мужчину, чтобы он присматривал за ним. А потом сообщили всем, что ребенок родился мертвым. Они тайно привезли в дом тело умершего младенца и похоронили в родовом склепе. А монстр продолжал жить. Вся семья боялась его, потому что он был не только уродливым, но и злобным. Говорили даже, что сам дьявол был любовником матери этого чудовища. В семье родились другие сыновья, и со временем один из них женился и привез молодую невесту в свой дом. В первую брачную ночь они стали играть в прятки. Невеста решила спрятаться. Было Рождество, и тюремщику монстра захотелось присоединиться к веселившимся обитателям замка Он напился и уснул, позабыв о том, что оставил ключ в дверях комнаты того чудовища. Невеста не знала дома, не знала она и того, что никто и никогда не ходит в одно крыло здания. Считалось, что это крыло населено духами, хотя на самом деле это монстр издавал по ночам странные звуки. Девушка увидела ключ, торчащий в замке, повернула его — и монстр кинулся на нее. Он не причинил ей никакого вреда — она была такая нежная и красивая! Но она оказалась заперта в одной комнате с чудовищем. Бедняжка начала кричать — и кричала до тех пор, пока те, кто ее искал, не догадались, где она находится. Ее муж, угадав, что случилось, схватил ружье и, ворвавшись в комнату, застрелил монстра. Но невеста сошла с ума. А монстр, умирая, проклял весь род Деррайзов. Он предрек, что то, что случилось с невестой, будет повторяться снова и снова.

Я завороженно слушала эту легенду.

— Болтают, что нынешняя леди Деррайз тоже полоумная. В полнолуние она выходит в пустошь и танцует вокруг этого холма. С ней живет компаньонка, которая выполняет обязанности санитарки. Так что это проклятие — истинная правда. Говорю тебе, они все прокляты. Не нужно завидовать ни их богатству, ни их дому. Но теперь проклятие умрет, потому что род прервется. У них есть только Джудит.

— Дочь той дамы, которая в полнолуние пляшет вокруг холма?

Меллиора кивнула.

— А вы верите в историю шести дев? — спросила я.

Меллиора заколебалась.

— Ну, когда я стою в окружении тех камней, они кажутся мне живыми.

— Мне тоже.

— Когда-нибудь ночью мы с тобой пойдем и посмотрим на них. Мне всегда хотелось попасть туда в полнолуние.

— А вы думаете, что в лунном свете есть нечто особенное?

— Конечно! Древние бритты поклонялись не только Солнцу, но и Луне, как я полагаю. Они приносили светилам жертвы, и все такое. В тот день, когда я увидела тебя в стенной нише, мне подумалось, что ты — одна из них, седьмая дева.

— Я так и поняла. Вы выглядели тогда весьма странно, как будто повстречались с привидением.

— Той ночью мне приснился сон, — продолжала Меллиора. — Мне снилось, что тебя замуровали в стену в Эббасе, а я вытаскивала камни — до тех пор, пока не сбила руки в кровь. Я помогла тебе освободиться, Керенза, но сильно поранилась. — Меллиора отвернулась от великолепной панорамы и пристально посмотрела на меня. — Нам пора возвращаться домой, — сказала она вдруг.

Мы поехали назад — обе в мрачном расположении духа. Но потом нас вдруг охватило непреодолимое желание развеять нежданную грусть. Меллиора заметила, что нигде в мире нет столько легенд, как в Корнуолле.

— А почему? — спросила я.

— Наверное, потому что мы такой народ и подобные вещи случаются с нами.

Мы вдруг развеселились и начали рассказывать друг другу безумные истории о камнях и межевых метках, мимо которых проезжали. Стараясь превзойти друг друга, мы не замечали, что наши рассказы становятся все более нелепыми. Но мы обе, казалось, не особенно слушали собственные истории. Наверняка Меллиора думала о том своем сне, который, признаться, и у меня тоже не шел из головы.

…Время летело быстро, хотя дни были похожи один на другой. Я с головой окунулась в милую сердцу повседневность и, когда забегала навестить бабушку, рассказывала ей, что быть почти настоящей леди просто здорово. Бабушка заметила, что все дело в том, что я упорно шла к своей цели и что это хороший способ достигнуть того, о чем мечтаешь. У бабушки тоже дела шли хорошо — даже лучше, чем прежде. Она могла хорошо питаться тем, что я приносила ей из кухни священника, и тем, что приносил Джо из дома ветеринара. Только вчера Пенгастеры зарезали поросенка, и Хетти постаралась, чтобы хороший кусок бекона попал на стол бабушки Би. Она хорошо просолила мясо, и теперь бабушка была обеспечена едой на много дней вперед. Репутация бабушки стала еще лучше, чем раньше. Джо был счастлив на своей работе, а ветеринар, очень довольный мальчиком, иногда давал ему один-два пенса, когда тот справлялся со своими обязанностями особенно хорошо. Джо говорил, что в семье работодателя к нему относятся как к родному. На самом деле ему было все равно, как к нему относятся, лишь бы давали возможность ухаживать за его обожаемыми животными.

— Странно, что все так удачно сложилось, — сказала я как-то.

— Словно лето после тяжелой зимы, — согласилась бабушка. — Но не стоит забывать, дорогая, что зима может снова наступить — и она наступит непременно. Не может же быть лето круглый год!

Но мне казалось, что я буду жить в вечном лете. Только несколько мелких неприятностей омрачали мое счастливое состояние. Однажды я видела, как Джо ехал по деревне с ветеринаром, направляясь в конюшни Эббаса. Он стоял на запятках коляски, и мне показалось неприемлемым и оскорбительным, что мой брат едет, будто какой-то слуга. Меня больше устроило бы, если бы Джо сидел рядом с ветеринаром — как друг или помощник. А еще лучше, если бы он ездил в карете врача.

Мне по-прежнему было довольно неприятно, когда Меллиора шла в гости, надев свое лучшее платье и длинные белые перчатки. Мне хотелось быть рядом с ней, хотелось научиться входить в гостиную, вести легкие беседы ни о чем. Но меня, конечно, никто не приглашал. И миссис Йио не упускала случая напомнить, что лишь благодаря доброте мисс Меллиоры я нахожусь на положении привилегированной прислуги — почти на одной ступеньке с ее врагом, мисс Келлоу, хотя и не совсем так. Это были единственные мелкие неприятности в моей идиллической жизни.

Как-то мы с Меллиорой вышивали аккуратным крестиком наши имена и даты — что для меня было сущим наказанием, — и мисс Келлоу разрешила нам выбрать собственные девизы. Я выбрала фразу: «Жизнь в наших руках, и мы можем сделать ее такой, какой хотим». И поскольку это было моим кредо, я с любовью наносила каждый стежок. Девизом Меллиоры стали слова: «Относись к другим так, как хотел бы, чтобы относились к тебе». Она объяснила, что, если следовать этому девизу, нужно относиться ко всем дружелюбно, поскольку ты сам себе лучший друг.

Я часто вспоминала то лето. Мы сидели у открытого окна, делая уроки, или иногда под каштаном, на лужайке, занимаясь вышиванием, и разговаривали под аккомпанемент довольного жужжания пчел в дивно пахнущей цветущей лаванде. Сад благоухал ароматом разных цветов, запахами сосны и влажной теплой земли, которые иногда причудливо перемешивались с аппетитными запахами из кухни. Белые бабочки — их было несметное количество в тот год — порхали в бешеном танце над пурпурным златоцветом. Мне хотелось остановить мгновение и прошептать: «Сейчас! Вот оно!» Хотелось, чтобы так продолжалось вечность. Но время всегда было сильнее меня — оно все шло, неумолимо и безжалостно, — и как только я говорила «сейчас», оно тотчас оказывалось в прошлом. Я знала: за живой изгородью находится кладбище и могильные плиты постоянно напоминают о том, что никто из нас не властен над временем. Но мне всегда удавалось повернуться к нему спиной. Мне так хотелось, чтобы то лето не кончалось! Возможно, это происходило на интуитивном уровне, ведь то лето стало окончанием жизни, в которой я нашла для себя комфортное местечко, удобную нишу.

Годом раньше Джастин Сент-Ларнстон окончил университет, и теперь мы видели его гораздо чаще. Иногда я встречала его, когда он проезжал по деревне. Меллиора говорила, что он обязан был помогать вести дела в поместье, чтобы подготовиться и накопить опыт к тому времени, когда поместье станет его собственностью. Если со мной была Меллиора, он учтиво кланялся и даже улыбался, правда, довольно меланхолично. После таких встреч Меллиора хорошела на глазах, была непривычно тиха, словно погружалась в приятные мысли. Она считала, что день удался.

Ким, который был чуть младше Джастина, все еще учился в университете. Я с удовольствием думала о том времени, когда он закончит учебу. Тогда, возможно, мы чаще будем видеть его в деревне.

Однажды мы сидели на лужайке со своим вышиванием. Я закончила вышивать девиз и перешла на точку после слова «хотим», когда на лужайку прибежала Бесс и кинулась прямо к нам.

— Мисс, из Эббаса пришли ужасные вести! — вскричала она.

Меллиора побледнела и уронила иголку в траву.

— Какие вести? — спросила она, и я поняла, что она подумала о Джастине и о том, что с ним, возможно, произошло нечто ужасное.

— Сэр Джастин. Говорят, он упал и потерял сознание. К нему приезжал врач и сказал, что он очень плох. Поговаривают, что он не выживет.

Меллиора заметно расслабилась.

— И кто это говорит?

— Мистер Белтер слышал это от их старшего конюха. Тот сказал, что хозяин совсем плох.

Бесс вернулась в дом, а мы остались сидеть на лужайке, но работать больше не могли. Я понимала, что Меллиора размышляет, какие последствия это может иметь для Джастина. Если его отец умрет, он станет сэром Джастином и Эббас будет принадлежать ему. Я не знала, почему печалилась Меллиора, — то ли она не могла спокойно слышать о чьей-то болезни, то ли она поняла, что пропасть между ней и Джастином стала еще шире.

Следующую новость принесла мисс Келлоу. Каждое утро гувернантка читала объявления в газете, потому что, как она объясняла, ей было интересно узнать о рождении, смерти и браках в знатных семействах, где она раньше работала.

Она вошла в классную комнату с газетой в руках. Меллиора бросила на меня красноречивый взгляд и незаметно скорчила мину. Вероятно, она хотела сказать: «Сейчас мы услышим, что сэр такой-то женится или умер. И что когда она служила в его доме, к ней относились как к члену семьи. И какая замечательная жизнь у нее была до того, как она опустилась до места гувернантки в доме нищего деревенского священника».

— Сегодня в газете есть нечто очень интересное, — произнесла мисс Келлоу.

— Да? — Меллиора, как обычно, выразила искреннюю заинтересованность. «Бедная Келлоу! — часто говорила она мне. — Жизнь у нее не очень веселая, пусть уж получает удовольствие от разговоров о своих богатых и именитых знакомых».

— В Эббасе готовятся к свадьбе.

Меллиора не проронила ни слова.

— Да, — добавила мисс Келлоу со сводящей с ума медлительностью, которая означала, что она хочет, чтобы мы оставались заинтригованными как можно дольше. — Джастин Сент-Ларнстон помолвился и скоро женится.

Я и не представляла, что когда-нибудь смогу так остро почувствовать чужое отчаяние. В конце концов, какое мне дело, на ком женится Джастин Сент-Ларнстон? Но бедная Меллиора! Она так долго жила мечтами о нем! Даже из этого я извлекла урок. Как глупо просто мечтать, ничего не делая для осуществления своей мечты! А что делала Меллиора? Только очаровательно улыбалась ему при встрече; наряжалась с особой тщательностью, когда ее приглашали в Эббас на чай. И все это время он видел в ней всего лишь ребенка.

— На ком он женится? — осторожно осведомилась Меллиора.

— Странно, что об этом объявили именно теперь, — продолжала мисс Келлоу, все еще стараясь оттянуть развязку. — Сэр Джастин болен и может умереть в любой момент. Хотя, вероятно, они как раз поэтому так и торопятся.

— На ком?

Мисс Келлоу больше не могла держать в себе эту новость.

— На мисс Джудит Деррайз, — произнесла она.

Сэр Джастин не умер, но, будучи теперь парализованным, был прикован к постели. Мы больше никогда не видели, как он едет верхом на охоту или бродит по лесу с ружьем на плече. Доктор Хиллиард посещал его два раза в день, а в деревне чаще всего задавали один и тот же вопрос:

— Вы не слышали, как он сегодня?

Все ожидали, что сэр Джастин умрет, но он продолжал жить, и в конце концов местные жители смирились с фактом, что хозяин Сент-Ларнстона пока не собирается переходить в мир иной.

После того как Меллиора услышала новость о свадьбе Джастина, она заперлась у себя в комнате и не хотела никого видеть — даже меня. «У меня разболелась голова, — сказала она, — и я хочу побыть одна».

Когда я все-таки пришла к ней, она держала себя в руках, но была бледна.

— Эта Джудит Деррайз! Она одна из них, из обреченных, из проклятых. Она принесет несчастье Сент-Ларнстонам. Именно это меня и расстраивает.

Тогда я подумала, что ее чувства к Джастину были, наверное, не очень глубокими. Он просто был героем ее детских мечтаний, а я вообразила, что ее страсть к нему была такой же сильной, как мое желание вырваться из того круга, в котором я родилась. Этого не может быть! Иначе ей было бы далеко не безразлично, на ком он собирался жениться. Так я думала. И мне казалось это довольно разумным.

Причины откладывать свадьбу не было, и спустя шесть недель после того, как мы увидели объявление в газете, она состоялась.

Кое-кто из жителей деревни Сент-Ларнстон ходил в церковь в поместье Деррайз, чтобы посмотреть на венчание. Меллиора нервничала и ломала голову, получат ли они с отцом приглашение. Но волноваться было незачем: приглашения так и не последовало.

В день свадьбы мы вместе сидели в саду, мрачные и подавленные. Это было похоже на ожидание чьей-то казни.

Вести приносили слуги, и, надо сказать, это была довольно эффективная система шпионажа. Слуги из дома священника, из Эббаса и поместья Деррайз образовали некую цепочку, и мы быстро узнавали все новости.

На невесте было необыкновенное платье из атласа и кружев, а ее фата и веночек из флердоранжа передавались из поколения в поколение в роду Деррайз. Мне стало интересно, надевала ли его та невеста, которая увидела монстра и сошла с ума. Я спросила об этом Меллиору.

— Она была не из рода Деррайзов, — заметила Меллиора. — Она была из другой семьи, поэтому и не знала, где держали того монстра.

— А ты встречала Джудит?

— Только однажды, когда она приезжала в Эббас. Это было в один из домашних приемов, которые давала леди Сент-Ларнстон. Джудит — очень высокая, стройная и красивая девушка. У нее черные волосы и большие темные глаза.

— Ну, по крайней мере, она красивая. Как я понимаю, Сент-Ларнстоны станут теперь богаче, да? За ней ведь дают хорошее приданое?

Меллиора, рассердившись, что случалось с ней крайне редко, повернулась, взяла меня за плечи и встряхнула.

— Прекрати говорить о богатстве! Прекрати думать о нем! Неужели в этом мире нет ничего, кроме денег? Говорю тебе, она принесет несчастье в Эббас! На ней лежит проклятие, на них всех лежит проклятие!

— А какое нам до этого дело?

Ее глаза потемнели от ярости.

— Они — наши соседи! Конечно, нам есть до этого дело!

— Не понимаю, какое именно. Им ведь до нас нет дела. Почему мы должны о них беспокоиться?

— Они — мои друзья!

— Друзья! Они не очень-то о тебе беспокоятся, даже на свадьбу не позвали!

— Я и не хотела идти на его свадьбу.

— Тем не менее могли бы хотя бы пригласить.

— О, Керенза! Прекрати! Все равно теперь уже не будет, как прежде, говорю тебе! Ничего уже не будет по-прежнему. Все изменилось, неужели ты не чувствуешь?

Да, я это чувствовала. Еще не очень ощутимо, но что-то менялось. И причина в том, что мы уже не были детьми. Меллиоре скоро исполнится семнадцать, мне через несколько месяцев — тоже. Мы будем причесываться, как юные леди. Мы повзрослели — и с тоской вспоминали солнечные дни нашего детства.

Жизни сэра Джастина уже ничего не угрожало, а его старший сын привел в Эббас молодую жену. Наступило время радоваться. И Сент-Ларнстоны решили дать бал. Он должен был состояться в конце лета. Хозяева надеялись, что вечер будет теплым и гости смогут полюбоваться не только роскошью дома, но и красотой парка.

Были разосланы приглашения. Пришло приглашение и для Меллиоры и ее отца. Молодожены провели медовый месяц в Италии, и в честь их возвращения решили дать пышный бал-маскарад. Мы слышали, что это было желание сэра Джастина, хотя сам он и не сможет присутствовать на празднестве.

Я точно не знаю, что чувствовала Меллиора, — в ее настроении взволнованность от предвкушения встречи с Джастином легко сменялась глухой меланхолией. Она сильно изменилась и уже не была такой безмятежной и невозмутимой, как раньше. Я очень завидовала, что она поедет на бал, и не могла этого скрыть.

— Как бы я хотела, чтобы ты поехала на бал, Керенза! — сказала она. — Как бы я хотела увидеть тебя там! Этот старинный особняк ведь и для тебя что-то значит?

— Да, — призналась я, — это своего рода символ.

Она кивнула. Как это часто бывало, наши мысли оказались созвучны и мне ничего не пришлось ей объяснять. Несколько дней Меллиора задумчиво хмурилась, а когда я напоминала о предстоящем бале, она нетерпеливо отмахивалась. Спустя четыре дня после получения приглашения, она вышла из кабинета отца с очень серьезным видом.

— Папе нездоровится, — с грустью произнесла она. — Я знала, что он уже некоторое время чувствует себя неважно.

Я тоже это знала: кожа преподобного Чарльза с каждым днем все больше желтела.

— Он говорит, — продолжила Меллиора, — что не сможет поехать на бал.

А я-то гадала, какой костюм он наденет. Трудно было представить, что священник может выглядеть как-то иначе.

— Это значит, что и ты не поедешь?

— Ну, не могу же я поехать одна.

— О, Меллиора…

Она нервно пожала плечами, а днем поехала с мисс Келлоу на прогулку на своем пони. Я слышала, как двуколка проехала мимо моих окон — и почувствовала себя задетой, потому что Меллиора не позвала меня с собой.

Вернувшись, она ворвалась в мою комнату. Глаза ее горели, щеки разрумянились. Усевшись на мою кровать, она стала на ней прыгать, потом остановилась, склонила голову набок и спросила:

— Золушка, ты хочешь поехать на бал?

— Меллиора! — ахнула я. — Ты имеешь в виду…

Она кивнула.

— Ты приглашена. Ну, не конкретно ты, поскольку она понятия не имеет… Но в любом случае у меня есть приглашение для тебя. Это будет так весело, Керенза! Гораздо интереснее, чем поехать с папой или с сопровождающим, которого бы он мог для меня найти.

— А как тебе это удалось?

— Сегодня днем я заехала к леди Сент-Ларнстон. Так случилось, что она принимала гостей дома и у меня появилась возможность поговорить с ней. Я рассказала, что папа заболел и не сможет прийти на бал, но у меня гостит подруга. Потом я спросила, нельзя ли передать его пригласительный этой подруге? Леди Сент-Ларнстон была очень добра ко мне.

— Меллиора… Но если она узнает?

— Не узнает. Я изменила твое имя на тот случай, если оно известно ей. У нее создалось впечатление, что ты моя тетя, хотя я этого не говорила. Это же будет бал-маскарад. Она встретит нас на лестнице. Ты постараешься выглядеть старше… достаточно взрослой, чтобы сопровождать юную барышню на бал. Это так здорово, Керенза! Нам нужно решить, что мы наденем. Костюмы! Ты только представь! Все будут выглядеть просто великолепно! Кстати, ты будешь мисс Карлион.

— Мисс Карлион… — пробормотала я. — А где я возьму костюм?

Меллиора снова склонила голову набок.

— Тебе придется засесть за шитье. Ты же знаешь, у папы проблемы с финансами, поэтому он не может дать денег на покупку нарядов. Нужно будет соорудить два костюма вместо одного.

— И каким же это образом?

— Не сдавайся так легко! Вспомни-ка свой девиз: «Жизнь в наших руках, и мы можем сделать ее такой, какой хотим». Не следует отступать, едва завидев первое препятствие! — Она внезапно обняла меня и, прижав к себе, воскликнула: — Как здорово иметь сестру! Помнишь слова твоей бабушки о том, что нужно делиться?

— Если ты делишься своей радостью, то удваиваешь ее. Если делишься бедой, то уменьшаешь ее вдвое.

— Так оно и есть. Я очень рада, что ты поедешь со мной! — Меллиора отстранилась от меня и снова села на кровать. — Сначала нужно решить, в каких костюмах мы отправимся на бал, а потом уже приниматься за дело. Представь, что ты будешь выглядеть, как дама на портретах в Эббасе. О, ты должна их увидеть! Думаю, тебе, Керенза, подойдет бархат. Из тебя получится замечательная испанка. Если собрать твои темные волосы и надеть мантилью… — Она мечтательно улыбнулась.

Теперь уже и я загорелась идеей.

— Во мне, кстати, есть испанская кровь, — сказала я. — Мой дедушка был испанцем. И у меня есть гребень и мантилья.

— Ну вот, видишь, как все хорошо складывается! Итак, красный бархат… У мамы было вечернее бархатное платье. Красное. Ее вещи остались нетронутыми. — Меллиора вновь вскочила, схватила меня за руки и закружила. — С масками просто. Ты выкроишь их из черного бархата, и мы разошьем их бисером. У нас еще две недели на подготовку.

Я волновалась даже больше, чем она. Разумеется, я понимала, что мое приглашение никогда бы не было получено, если бы леди Сент-Ларнстон знала, кто я такая. И все же в том, что я иду на бал, не было никаких сомнений! На мне будет красное бархатное платье. Я его уже видела и примеряла. Его нужно перекроить и перешить, но мы с этим, конечно же, справимся. Нам помогала мисс Келлоу, которая отменно шила, хотя, признаться, особого желания с ее стороны я не заметила.

Тем не менее я была очень довольна. Мой костюм не стоил мне ни гроша, а та сумма — довольно скромная, — которую выделил преподобный Чарльз, была потрачена на Меллиору. Мы решили, что у нее будет костюм гречанки, поэтому купили белый бархат и золотистый шелк, который расшили золотыми блестками. Это было свободного кроя платье, затянутое золотым пояском. Золотистые волосы свободно ниспадали на плечи. В своей черной бархатной маске она выглядела просто великолепно.

Шли дни. Мы не могли говорить ни о чем, кроме бала и здоровья сэра Джастина. Мы боялись, что он умрет и бал отменят.

Я отправилась к бабушке Би, чтобы поделиться с ней своей радостью.

— Я иду в костюме испанской дамы, — сообщила я. — Пожалуй, это самое лучшее из всего, что когда-либо со мной случалось.

Бабушка смотрела на меня с легкой печалью.

— Не рассчитывай на слишком многое, моя дорогая, — предупредила она.

— Я ни на что не рассчитываю, — ответила я. — Я просто радуюсь, что попаду в Эббас… в качестве гостьи. Я буду в красном бархатном платье. Бабушка, ты должна видеть это платье!

— Дочка священника очень добра к тебе, моя дорогая. Будь ей настоящей подругой.

— Конечно, буду. Она так же рада, что я пойду с ней, как и я. Хотя мисс Келлоу думает, что мне не следует идти.

— Будем надеяться, что она не придумает, как сообщить леди Сент-Ларнстон, кто ты на самом деле.

— Она не посмеет! — воскликнула я и с торжеством покачала головой.

Бабушка пошла в кладовую, а я — следом за ней. Я наблюдала, как она открывает сундук и достает гребни и мантильи.

— Иногда по вечерам я наряжаюсь испанкой. Мне нравится надевать мантилью, — сказала она. — Когда я здесь одна, я представляю, что Педро со мной рядом. Он ведь именно такой хотел меня видеть. Давай примерим тебе эту. — Она легонько приподняла мои волосы и заколола их гребнем. Это был высокий гребень, украшенный бриллиантами. — Ты выглядишь точно так, как я в твоем возрасте, моя дорогая. Теперь мантилью. — Бабушка расправила ее на моей голове и отступила на шаг. — Когда все будет готово, я не хочу, чтобы кто-то из них прикасался к тебе, — заявила она. — Я хочу сама уложить твои волосы, внучка.

Она впервые назвала меня так, и я почувствовала, как во мне просыпается ее гордость.

— Приходи в дом священника вечером, — сказала я. — Найдешь мою комнату и сделаешь мне прическу.

— А мне позволят?

Я прищурилась.

— Я там не прислуга. Отнюдь не прислуга. Только ты можешь уложить мои волосы, поэтому ты просто обязана прийти.

Она накрыла мою руку своей теплой ладонью и улыбнулась.

— Будь осторожна, Керенза. Всегда!

Мне прислали приглашение. В нем говорилось, что сэр Джастин и леди Сент-Ларнстон будут польщены видеть мисс Карлион на своем костюмированном балу. Мы хохотали до истерики, когда читали его, и Меллиора после этого стала называть меня мисс Карлион, имитируя голос леди Сент-Ларнстон.

Нельзя было терять ни минуты. Когда наши платья были готовы, мы примеряли их каждый день, и я училась носить гребень и мантилью. Мы вместе делали себе маски, расшивая их черным блестящим бисером, и теперь они сверкали и переливались. Это были самые счастливые дни в моей жизни.

А еще мы учились танцевать. «Это довольно просто, когда ты молода и подвижна, — говорила Меллиора. — Нужно просто повторять движения партнера». Оказалось, что я хорошо танцую — и мне это нравилось.

В эти дни мы не замечали, что преподобный Чарльз становится все бледнее и бледнее. Почти все свое время он проводил в кабинете. Зная, как мы волнуемся по поводу предстоящего бала, отец Меллиоры ни словом не обмолвился о своем недуге, чтобы не портить нам настроения.

Наконец наступил день бала. Мы с Меллиорой нарядились в свои костюмы, а потом пришла бабушка и уложила мои волосы.

Она расчесала их и нанесла одно из своих снадобий, так что волосы стали необычайно блестящими. После этого пришел черед гребня и мантильи. Увидев результат, Меллиора восторженно захлопала в ладоши.

— На нашу мисс Карлион обратят внимание все! — воскликнула она.

— Это я здесь хорошо выгляжу, в своей комнате, — напомнила я ей. — Но подумай о роскошных костюмах этих богачей. Бриллианты, рубины…

— Зато у вас — ваша молодость, — возразила бабушка со смехом. — Я знаю, что многие из них с удовольствием променяли бы свои бриллианты и рубины на вашу молодость…

— Керенза выглядит… необычно, — заметила Меллиора. — И хотя они постараются нарядиться лучше, никто не сможет с ней сравниться.

Мы надели маски, стали рядом перед зеркалом и, хихикая, рассматривали свои отражения.

— Теперь, — сказала Меллиора, — мы выглядим загадочными.

Бабушка отправилась домой, а мисс Келлоу отвезла нас в Эббас. Наша двуколка выглядела нелепо и неуместно среди всех этих роскошных карет, но нас это только позабавило. А я… я приближалась к осуществлению своей мечты.

Когда я вошла в холл, эмоции захлестнули меня. Я старалась рассмотреть все сразу — и в результате у меня осталось только смутное впечатление. Люстра, в которой горела, по-моему, сотня свечей, стены, затянутые гобеленами, букеты цветов в вазах, неповторимый аромат, наполняющий воздух. И везде — люди. Я словно попала ко двору какого-то иностранного монарха, о котором читала в учебнике истории. Костюмы многих дам, как я потом узнала, повторяли итальянские наряды XIV века. У некоторых женщин на головах красовались усыпанные драгоценностями сетки для волос. Парча, бархат, шелка и атлас. Это было роскошное общество. Но самым захватывающим было то, что все явились в масках. Я этому несказанно радовалась — так легче было чувствовать, что я одна из них, и не бояться разоблачения.

Мы должны были снять маски в полночь, а к тому времени бал закончится и я уже не буду опасаться своего положения Золушки. В одном углу холла располагалась красивая широкая лестница, и мы вместе со всей толпой поднялись наверх, где с маской в руке гостей приветствовала леди Сент-Ларнстон. Мы стояли в огромном зале с высокими сводами; все стены были увешаны портретами Сент-Ларнстонов. В роскошных шелках и бархате, они словно присутствовали на этом балу. Повсюду стояли вечнозеленые растения и позолоченные стулья, каких я никогда прежде не видела. Мне хотелось все рассмотреть поближе.

Меллиора не отходила от меня ни на шаг. По сравнению с остальными дамами она была одета очень просто, но мне казалось, что она была красивее их всех. Золотистые волосы, золотой пояс на тоненькой талии…

К нам подошел мужчина в зеленом бархатном камзоле и блестящих зеленых лосинах.

— Поправьте, если я ошибаюсь, но, кажется, я догадался, кто вы. По золотым локонам.

Я узнала Кима по голосу, хотя вряд ли узнала бы его в этом костюме.

— Ты выглядишь потрясающе, — продолжал он, — как и эта испанка.

— Ким, ты не должен был так быстро меня узнать, — упрекнула его Меллиора.

— Ты права. Мне следовало притвориться озадаченным, потом задать массу вопросов — и только в полночь наконец разгадать вашу тайну.

— По крайней мере, ты узнал только меня, — парировала Меллиора.

Ким повернулся ко мне, и я увидела его глаза сквозь прорези маски. Я представила, как он смеется, весело прищурившись.

— Признаться, я озадачен.

Меллиора облегченно вздохнула.

— Я думал, ты придешь с отцом.

— Он нездоров и не смог прийти.

— Очень жаль. Но я рад, что это не помешало приехать тебе.

— Благодаря моей… дуэнье.

— Значит, испанская красавица — твоя сопровождающая? — Он сделал вид, будто пытается заглянуть мне под маску. — Она, как мне кажется, слишком юная для этой роли.

— Не говори о ней так, как будто ее здесь нет. Ей это не нравится.

— А мне так хочется добиться ее расположения! Она говорит только по-испански?

— Нет, она говорит по-английски.

— Но пока она не сказала ни слова.

— Может, она говорит только тогда, когда ей есть что сказать?

— О, Меллиора! Ты меня упрекаешь? Прекрасная сеньора, — продолжил он, обращаясь ко мне, — надеюсь, мое присутствие вас не оскорбляет?

— Не оскорбляет.

— Я снова могу дышать! Могу ли я проводить вас к буфету, молодые дамы?

— Благодарю вас, — произнесла я медленно и сдержанно, боясь, что теперь, когда я среди людей, с которыми всегда хотела общаться, дрожь в голосе, легкий акцент или интонация выдадут мое происхождение.

— Идемте. — Ким встал между нами, сжал за локти и повел через толпу.

Мы сели за один из столиков около помоста, на котором огромные столы ломились от яств. Я никогда в жизни не видела столько еды! Разнообразные пирожки были основным блюдом — в этом богачи и бедняки едины. Но какие это были пироги! Сдобное золотисто-коричневое тесто. Некоторые пироги были фантастической формы. В центре возвышался пирог в форме замка Эббас. В нем были и башни с бойницами, и арочный вход. Все смотрели на него и восхищались. Пироги были украшены фигурками животных, чтобы гости поняли, с какой они начинкой: овца на пироге — с бараниной, свинья — со свининой, крошечные поросята — значит внутри мясо молочного поросенка. Были здесь и пироги, украшенные птичками, — с начинкой из дичи и голубиного мяса. На столах стояли огромные блюда с топлеными сливками — благородные господа могли позволить себе есть пирог с варенцом. Тут же стояли подносы с мясом — нарезанной говядиной и ветчиной, — а также сардины в разном виде — в пирогах и так называемой копчушке. Когда-то Педро говорил бабушке, что местное название происходит от испанского. Сардины с растительным маслом и лимоном, по мнению испанцев, достойны самого знатного испанского дома.

Тут же были и разнообразные напитки: посошок, который мы называем дэш-эн-даррас, медовые напитки и медовое вино, джин и другие вина, привезенные из дальних стран. Было забавно видеть, как всем этим заправляет Хаггети: подобострастно кланяющийся, он сильно отличался от исполненного собственной значимости дворецкого, который хотел нанять меня на ярмарке в Трелинкете. Представив, что бы он сказал, если бы узнал, что теперь ему приходится обслуживать девушку, которую в свое время собирался взять на работу, я чуть не рассмеялась.

Когда ты молода и познала голод, ты всегда с удовольствием готова перекусить — как бы ни была взволнованна или возбуждена. И я отдала должное пирогу с мясом ягненка и копчушке, принесенным Кимом, а затем потягивала медовое вино, налитое Хаггети. Я никогда прежде его не пробовала, и мне очень понравился привкус меда; при этом я знала, что напиток может опьянить, а в мои намерения не входило притуплять чувства в самый захватывающий вечер моей жизни.

Ким с явным удовольствием наблюдал за тем, как мы едим. Было заметно, что он озадачен моей персоной. Я чувствовала, что он понял, что встречал меня раньше, и теперь ломал голову, где именно. Я с удовольствием предоставила ему возможность гадать дальше.

— Смотрите, — сказал он, когда мы пили вино, — а вот идет наш юный Борджия.

Я повернулась и увидела юношу, одетого в черный бархат. На голове — маленькая шапочка, а на лице — накладные усы. Он посмотрел на Меллиору, а потом перевел взгляд на меня и поклонился.

— Подозреваю, что я встречал эту юную гречанку на аллеях Сент-Ларнстона, — театрально произнес он, не отрывая, впрочем, своего взгляда от меня.

Я сразу догадалась, что это Джонни Сент-Ларнстон, ибо запомнила его голос, как и голос Кима.

— Но уверен, что никогда прежде не видел эту прекрасную испанку.

— Никогда нельзя быть уверенным в чем-либо, — усмехнувшись, заметила Меллиора.

— Если бы я хоть раз видел ее раньше, то никогда не забыл бы. А теперь ее образ будет преследовать меня до конца жизни.

— Странно, — с иронией произнесла Меллиора, — что нельзя спрятать свою сущность, просто надев маску.

— Голос и жесты всегда выдают нас, — объяснил Ким.

— И потом, мы трое знаем друг друга достаточно хорошо, — подхватил Джонни. — Поэтому меня так заинтересовала незнакомка в нашем кругу. — Он придвинул свой стул ближе — и мне стало как-то не по себе.

— Вы — подруга Меллиоры, — сказал он, — и я знаю, как вас зовут. Мисс Карлион.

— Ты не должен смущать своих гостей, — вставила Меллиора с нарочитой строгостью.

— Дорогая Меллиора, основная цель маскарада — угадать имена до того, как придет время снимать маски. Разве ты этого не знала? Мисс Карлион, мне сказали, что Меллиора приведет с собой подругу, потому что ее отец не сможет прийти из-за болезни. Сопровождающую… кажется, тетю. Во всяком случае, так говорила моя мать. Но ведь вы не тетя Меллиоры?

— Я отказываюсь сообщать вам, кто я, — ответила я. — Вы должны подождать до того момента, когда все снимут маски.

— Я могу подождать, если только в тот момент окажусь рядом с вами.

Заиграла музыка, и высокая красивая пара открыла бал. Я узнала человека в костюме времен регентства. Это был Джастин. И догадалась, что высокая стройная темноволосая женщина — его молодая жена.

Я не могла отвести глаз от Джудит Сент-Ларнстон, которая до недавнего времени была Джудит Деррайз. На ней было алое бархатное платье — очень похожее по цвету на мое собственное. Но ее наряд, конечно, был несравнимо богаче. На шее Джудит сверкали бриллианты. Такие же камни были в ее серьгах и кольцах на длинных тонких пальцах. Темные волосы были уложены в высокую прическу в стиле мадам Помпадур, и это делало ее несколько выше Джастина. Она выглядела великолепно. Но вместе с тем мне бросилось в глаза какое-то нервное напряжение в ее поведении, которое выдавали непроизвольные движения головы и беспокойные жесты. Я заметила, как сильно она вцепилась в руку мужа — даже когда они танцевали, — так что создавалось впечатление, будто молодая женщина намерена никогда не отпускать его от себя.

— Какая она красивая! — невольно воскликнула я.

— Моя новая невестка, — пробормотал Джонни, следя за Джудит взглядом.

— Красивая пара, — произнесла я.

— Мой братец — признанный красавчик в нашей семье, правда?

— Трудно сказать, пока он не снимет маску.

— Ох уж эти маски! Ну, тогда я спрошу вашего приговора. Надеюсь доказать, что брат Джастина наделен иными качествами, которые компенсируют отсутствие красоты. Позвольте пригласить вас на танец?

Я всполошилась, испугавшись, что, если пойду танцевать с Джонни Сент-Ларнстоном, он догадается, что мне никогда прежде не доводилось танцевать с мужчиной. Если бы это был Ким, я бы боялась меньше, так как уже убедилась, что в случае непредвиденных обстоятельств на него можно положиться. Но я не была уверена в Джонни. Однако Ким уже вел в центр зала Меллиору.

Джонни взял меня за руку и ласково сжал ее.

— О прекрасная испанка, — произнес он, — неужели вы боитесь меня?

Я издала смешок, который могла позволить себе много лет назад, потом медленно ответила:

— Не вижу причин для страха.

— Прекрасное начало.

Музыканты, которые сидели в дальнем углу бального зала, заиграли вальс. Я вспомнила, как мы с Меллиорой вальсировали в моей комнате, и надеялась, что мои движения не выдадут моей неопытности. Но это оказалось легче, чем я думала. Я двигалась достаточно ловко и не вызвала подозрений.

— Как слаженно мы танцуем, — шепнул мне Джонни.

Во время танца я потеряла из виду Меллиору и не знала, входило ли это в планы Джонни. А как только мы сели на позолоченные стулья, меня пригласил другой партнер. Я с облегчением ускользнула от Джонни. Мы говорили — точнее, говорил мой партнер — о других балах, об охоте, о том, какие перемены происходят в стране. Я внимательно слушала, стараясь не выдать себя. В тот вечер я уяснила, что девушка, которая только слушает и со всем соглашается, быстро становится популярной. Но я не собиралась играть эту роль постоянно. Потом меня отвели назад, к тому месту, где нетерпеливо переминался с ноги на ногу Джонни Сент-Ларнстон. К нам подошли Ким и Меллиора. Спустя какое-то время я танцевала с Кимом, и мне это очень понравилось, хотя и оказалось не так легко, как с Джонни. Думаю, Джонни танцевал гораздо лучше. И все это время я не переставала думать: «Ты на самом деле здесь, в Эббасе. Ты, Керенза Карли, хотя в этот вечер тебе приходится скрываться под именем Карлион!»

Мы снова пили и ели — и мне хотелось, чтобы этот вечер никогда не заканчивался. Я знала, что мне будет весьма неприятно снимать красное бархатное платье и распускать волосы. Я запоминала каждую деталь, малейшее происшествие, чтобы завтра обсудить это с Меллиорой.

Я танцевала котильон. Некоторые из моих партнеров были по-отечески снисходительны, другие игриво флиртовали. Я обходилась со всеми, как мне казалось, мастерски и спрашивала себя, к чему было так нервничать?

Ким и Джонни принесли к столику, за которым мы сидели, угощение и напитки. Меллиора была немного удручена. Думаю, она надеялась потанцевать с Джастином.

Когда я позже танцевала с Джонни, он предложил:

— Здесь столько народа! Давайте выйдем в сад.

Последовав за ним, я спустилась по лестнице и вышла на лужайку, где тоже танцевали гости. Это было замечательное зрелище. Сквозь открытые окна лилась музыка, костюмы танцующих в лунном свете выглядели великолепно. Мы тоже танцевали на лужайке и, кружась, приблизились к живой изгороди, отделяющей лужайку от луга, где стояли шесть дев и где находилась старая шахта.

— Куда вы меня ведете? — спросила я.

— Посмотреть на дев.

— Я всегда мечтала увидеть их в лунном свете, — произнесла я.

Его губы тронула улыбка, и вдруг меня осенило, что впервые за вечер я выдала себя, признавшись, что я не новичок в Сент-Ларнстоне, поскольку знаю о существовании дев.

— Ну, — прошептал он, — сейчас вы их увидите.

Он взял меня за руку, и мы вместе побежали по траве. Затем я прислонилась к одному из камней, а Джонни подошел вплотную и, прижавшись ко мне, полез целоваться. Однако я резко отстранилась.

— Зачем вы мучите меня? — спросил он.

— Я не хочу, чтобы вы меня целовали.

— Вы странное создание, мисс Карлион. Сначала провоцируете меня, а потом становитесь строгой и чопорной. Разве это справедливо?

— Я пришла сюда, чтобы увидеть дев в лунном свете, — напомнила я.

Джонни положил руки мне на плечи и прижал к камню.

— Шесть девственниц… Но могло бы быть семь.

— Вы забыли легенду, — возразила я. — Все произошло именно потому, что они не были девственницами…

— Именно. Мисс Карлион, вы собираетесь превратиться в камень этой ночью?

— Что вы имеете в виду?

— Разве вы не знаете легенды? Любой женщине, которая будет стоять здесь в лунном свете и прикасаться к одному из этих камней, может угрожать опасность.

— От кого? От дерзких молодых людей?

Джонни наклонился ко мне. С накладными усами и сверкающими в прорезях маски глазами он выглядел просто устрашающе.

— Вы не слышали легенду? Ах, да! Вы же не из наших мест, не так ли, мисс Карлион? Я должен рассказать вам. Если на вопрос «Вы девственница?» вы не сможете ответить «Да!», то превратитесь в камень. И сейчас я задаю вам этот вопрос.

Я попыталась высвободиться.

— Я хочу вернуться в дом.

— Вы не ответили на мой вопрос.

— Думаю, вы ведете себя неподобающим для джентльмена образом.

— А вам известно, как следует себя вести истинному джентльмену?

— Отпустите меня!

— Только после того, как вы ответите на мои вопросы. Первый я уже задал. Теперь я хочу получить ответ на второй.

— Я отказываюсь отвечать на какие-либо вопросы!

— Тогда, — произнес он, — я буду вынужден удовлетворить свое любопытство и нетерпение. — Он быстрым движением схватил мою маску, и, когда она оказалась в его руке, я услышала потрясенный возглас.

— Так, значит… мисс Карлион?! — вымолвил Джонни и повторил: — Карлион… — А потом вдруг запел:

Он рассмеялся, а я, признаться, растерялась.

— Я прав, не так ли? Я помню вас! Вы не из тех девчонок, которых можно легко забыть, мисс Карлион! А что вы делаете на нашем балу?

Я отняла у него маску.

— Я приехала, потому что меня пригласили.

— Хм! Вы искусно обманули нас. Моя мать не имеет обыкновения приглашать на бал в Сент-Ларнстон местных крестьян.

— Я — подруга Меллиоры!

— Да-да… Меллиора! Кто бы мог подумать, что она на такое способна?! Интересно, что скажет мама, когда я ей расскажу?

— Но вы не расскажете! — воскликнула я и тут же рассердилась на себя за то, что мой голос прозвучал умоляюще.

— А разве это не мой дом? — насмешливо возразил он. — Конечно, за некоторую компенсацию я мог бы поучаствовать в вашем заговоре.

— Держитесь от меня подальше, — предупредила я. — Ни о какой компенсации не может быть и речи!

Он склонил голову набок и озадаченно посмотрел на меня.

— Вы много себе позволяете, моя прекрасная селянка!

— Я живу в доме священника, — ответила я. — И я получила там образование!

— Тра-ля-ля, тра-ля-ля, — издевательски промурлыкал Джонни.

— А теперь я хотела бы вернуться на бал.

— Без маски? Чтобы быть узнанной слугами? О, мисс Карлион!

Я повернулась и побежала прочь. Не было смысла возвращаться в бальный зал. В любом случае вечер был испорчен. Я понимала, что нужно вернуться в дом священника и тем самым сохранить достоинство.

Джонни бросился вслед за мной и схватил за руку.

— Куда вы идете?

— Я не вернусь на бал, остальное вас не касается.

— Значит, вы нас покидаете? Пожалуйста, не уходите! Я ведь просто пошутил, просто дразнил вас! Неужели вы не понимаете шуток? Вы должны непременно научиться этому. Я не хочу, чтобы вы покидали бал! Я желаю помочь вам. Вы сможете починить маску?

— Да, если у меня будет иголка и нитка.

— Я вам дам их, пойдемте со мной.

Я растерялась, ибо не доверяла ему. Но искушение вернуться на бал было столь сильным, что я не устояла.

Джонни повел меня к стене, увитой плющом, отодвинул ветви, я увидела какую-то дверь. Когда он толкнул ее, мы оказались в том самом обнесенном стенами саду. Прямо перед нами была стена, в которой когда-то обнаружили останки. Джонни вел меня к самому старому крылу замка Эббас.

Открыв массивную дубовую дверь, мы вошли в сырой коридор. На стене висел фонарь, от которого распространялся тусклый свет. Джонни снял фонарь с крюка и, высоко подняв его над головой, с усмешкой посмотрел на меня. Вид у него был довольно зловещий, мне даже захотелось убежать. Но я понимала, что, если сейчас убегу, мне уже не вернуться на бал. Поэтому, когда Джонни бросил «Идемте!», я последовала за ним вверх по винтовой лестнице с крутыми, стертыми за многие столетия ступенями.

— Мы в той части дома, которая раньше была женским монастырем, — глухо произнес Джонни, обернувшись ко мне. — Здесь жили наши девственницы. Жуткое место, правда?

Я не собиралась с ним спорить. Взобравшись наверх, мой спутник на мгновение остановился и осветил помещение. Я увидела коридор и целый ряд келий, а когда последовала за своим провожатым в одну из них, то обратила внимание на каменный выступ, вырубленный в стене. Вероятно, он служил жившей здесь монахине кроватью. Потом я заметила в стене узкую щель без стекла, видимо заменявшую ей окно.

Джонни поставил фонарь и ухмыльнулся.

— Ну а теперь нам нужно найти иголку с ниткой, разве не так? — спросил он и осклабился.

Я насторожилась.

— Уверена, здесь мы этого не найдем.

— Ну и ладно. В жизни есть вещи поважнее, уверяю вас. Давайте сюда маску.

Отказавшись, я отвернулась от него, но он быстро шагнул ко мне. Я могла бы всерьез испугаться, если бы не вспомнила, что этот юноша — всего лишь Джонни Сент-Ларнстон, который был чуть старше меня. Замахнувшись, чего мой спутник, конечно, не ожидал, я изо всех сил оттолкнула его от себя. Он неуклюже растянулся на полу, споткнувшись о фонарь. Это был мой шанс. Я кинулась по коридору, сжимая в руках злосчастную маску и напряженно всматриваясь в темноту, чтобы увидеть винтовую лестницу, по которой мы поднимались. Не найдя ее, я наткнулась на другую лестницу, ведущую вверх. И хотя я понимала, что, если хочешь выбраться из дома, не следует идти вглубь здания, у меня не хватило смелости повернуть назад — я опасалась вновь столкнуться с Джонни. Вдоль стены тянулась веревка, которая служила вместо поручня, а ступени были настолько крутыми, что подниматься, не держась за эту веревку, было очень опасно. Эта часть дома явно была нежилой, ею редко пользовались, но в тот вечер здесь на некотором расстоянии друг от друга развесили фонари — скорее всего, из опасения, что кто-то из гостей может случайно забрести сюда. Свет фонарей был довольно тусклым, он лишь указывал дорогу.

Я нашла такие же альковы, как тот, в который привел меня Джонни. Наконец я остановилась и прислушалась, пытаясь сообразить, куда идти дальше. Сердце бешено колотилось. Я настороженно оглядывалась по сторонам, готовая в любой момент увидеть плывущие ко мне призрачные фигуры монахинь — такое впечатление произвело на меня пребывание в одиночестве в самой древней части замка. Бал с его шумным весельем был где-то далеко — не по расстоянию, а по времени.

Мне нужно было срочно выбраться отсюда. Я осторожно направилась обратно, но когда оказалась в коридоре, в котором как будто бы не была раньше, внезапно почувствовала, что меня охватила паника. А вдруг, подумалось мне, они никогда не найдут меня и я останусь запертой в этом крыле навсегда? Словно меня замуровали заживо! Но они же придут за фонарями? Но зачем? Постепенно все фонари погаснут, один за другим, и никто не будет их снова зажигать — до следующего бала или приема в Эббасе.

Однако более вероятно, что меня обнаружат бродящей по дому. И узнают. И заподозрят в чем-то нехорошем — обвинят в том, что я пыталась что-то украсть. Они всегда с подозрением относились к таким, как я. Мне стало не по себе.

Я попыталась успокоиться и вспомнить, что я знаю об этом доме. Старое крыло здания выходило на обнесенный стеной сад. Значит, я нахожусь где-то там — возможно, недалеко от того места, где были найдены останки несчастной монахини. При мысли об этом я содрогнулась. В этих коридорах так мрачно! Голые стены, холодный каменный пол, не покрытый коврами, винтовые лестницы. Правда ли, что, если с человеком случается что-то ужасное, его дух навеки поселяется в том месте, где прошли последние часы жизни? Я представила, как несчастная монахиня шла по этим коридорам, когда ее вывели из кельи. Какое отчаяние переполняло, должно быть, ее сердце! Как ей было страшно!

Я взяла себя в руки, подумав, что мое положение в сравнении с тем, что довелось пережить несчастной девушке, было скорее комическим. Я не боюсь, убеждала я себя. Если необходимо, я честно расскажу, как попала в эту ситуацию. Леди Сент-Ларнстон тогда будет больше сердиться на Джонни, а не на меня.

Увидев в конце каменного коридора тяжелую дверь, я осторожно приоткрыла ее — и словно попала в другой мир. Пол устлан ковром, на стенах горят лампы. Я даже слышала звуки музыки — хотя и приглушенные, — которые не доносились в старое крыло.

Я вздохнула с облегчением. Теперь нужно отыскать дорогу в гардеробную. Там можно найти булавки. Я, кажется, даже видела их в небольшой гипсовой вазочке. Странно, но прежде мне не приходило в голову, что воспоминание о седьмой деве каким-то образом помогло мне успокоиться, — мозг был перевозбужден от непривычных вин и неожиданных событий.

Какой же этот дом огромный! Я замерла у одной двери в надежде, что она может вести в то крыло, где шумел бал. Потом осторожно повернула ручку и открыла дверь. Я тотчас задохнулась от ужаса: из-за приглушенного света в первый момент мне показалось, что на кровати лежит покойник. Мужчина полусидел, обложенный подушками. Его рот и один глаз были перекошены влево. Вид у него был совершенно нелепый. По злой иронии судьбы я увидела этого человека после моих странных мыслей там, в коридоре нежилого крыла. Я подумала, что вижу привидение, потому что лицо это было почти безжизненным. Потом мне что-то подсказало, кого именно я вижу. К моему ужасу, я услышала какой-то звук — его издала странная фигура на кровати. Я быстро захлопнула дверь. Сердце бешено стучало.

Человек, которого я видела на кровати, был бледной копией сэра Джастина. Меня ужаснула мысль, что такой сильный, здоровый, надменный человек может стать жалким, беспомощным инвалидом.

Наверное, каким-то необъяснимым образом я забрела в крыло, где располагались спальни владельцев замка. И теперь, если мне кто-то повстречается, нужно сказать, что я искала гардеробную и заблудилась. Я крепче сжала в руке порванную маску и, заколебавшись, на какой-то миг остановилась у приоткрытой двери. Заглянув внутрь, я сообразила, что это спальня. На стене тускло горели две лампы. Мне пришло в голову, что булавки могут быть на туалетном столике. Я оглянулась по сторонам — нигде не было ни души — и вошла в комнату. Действительно, на зеркале, на атласной ленточке, висела подушечка для булавок. Я взяла несколько штук и уже повернулась, чтобы покинуть комнату, как вдруг услышала в коридоре чьи-то голоса.

Меня вновь захлестнула паника. Нужно срочно выбраться из этой комнаты! Вернулись все мои старые страхи — как в ту ночь, когда исчез Джо. Если бы в одной из этих комнат нашли Меллиору и она сказала бы, что заблудилась, ей бы, разумеется, поверили. Но если здесь найдут меня, то непременно возникнут унизительные подозрения. Меня не должны найти здесь!

Я оглянулась и увидела две двери. Не раздумывая, я открыла одну из них и шагнула внутрь. Мгновение спустя я поняла, что оказалась в шкафу, где висела одежда. Но у меня не было времени что-либо изменить, поэтому я закрыла дверь за собой и затаила дыхание. Буквально через несколько секунд я поняла, что кто-то зашел в комнату. Я услышала, как открылась дверь, и теперь напряженно ждала, что меня вот-вот найдут. Я должна рассказать о том, что Джонни пытался соблазнить меня и о том, кто я такая. Мне необходимо заставить их поверить! Нужно немедленно выбраться из шкафа и все объяснить. Если меня найдут, это будет выглядеть очень подозрительно, а если сразу выйти и все рассказать (Меллиора, будучи на моем месте, наверняка поступила бы именно так), мне поверят быстрее. А вдруг не поверят?..

Я слишком долго колебалась.

— Ну, в чем дело, Джудит? — послышался голос, который я сразу узнала, — он принадлежал Джастину Сент-Ларнстону.

— Мне необходимо было встретиться с тобой, дорогой. Просто побыть с тобой наедине. Мне нужно было убедиться… Ты же все понимаешь…

Джудит, его жена! Ее голос был именно таким, как я представляла. Она говорила короткими фразами, будто ей не хватало дыхания. В ее тоне сразу почувствовалось сильное напряжение.

— Джудит, ты не должна так волноваться.

— Волноваться? Как я могу не волноваться, когда… я видела, как ты… танцевал с той девушкой?!

— Послушай, Джудит… — Его голос звучал медленно, почти тягуче, но, возможно, мне это показалось в сравнении с ее речью. — Это всего лишь дочка местного священника.

— Она красивая. Ты тоже так думаешь, да? И молодая… такая молодая… Я видела, как она смотрела на тебя, когда вы танцевали.

— Джудит, это абсурд! Я знаю этого ребенка с самой колыбели. Конечно, я должен был с ней потанцевать. Ты же знаешь, так положено на этих балах.

— Но вы казались… Мне казалось…

— Разве ты сама не танцевала? Или ты все время не спускала с меня глаз?

— Ну, ты же знаешь мои чувства. Я ощущала твое присутствие, Джастин. Ты можешь смириться, но между вами было что-то такое… Мне просто необходимо убедиться в обратном.

— Но, Джудит, здесь не в чем убеждаться, уверяю тебя. Ты — моя жена, разве этого недостаточно?

— Более чем достаточно, более. Поэтому я и не могу перенести…

— Ну все, забудем об этом. Нам не следует здесь задерживаться, мы ведь не можем вот так взять и исчезнуть.

— Хорошо, только поцелуй меня, Джастин.

Воцарилась тишина, и я услышала, как бьется мое собственное сердце. Я была права, что не вышла из шкафа. Как только они уйдут, решила я, нужно выскользнуть из комнаты, быстро починить маску с помощью булавок и вернуться в зал.

— Хватит, Джудит, идем.

— Еще разок, дорогой. О, дорогой, как бы я хотела не возвращаться к этим скучным людям!

— Скоро все закончится.

— Дорогой…

Хлопнула дверь — и наступила тишина. Мне хотелось броситься наутек, но я пересилила себя и досчитала до десяти, прежде чем выглянуть наружу. Комната была пуста. Я кинулась к двери и с облегченным вздохом выбралась в коридор.

От той двери я практически бежала, пытаясь не думать о том, что кто-то из этих двоих мог открыть дверь и обнаружить меня в шкафу. Ничего страшного не случилось, но это послужит мне уроком — впредь не стану поступать так глупо!

Когда я добралась до лестницы, где нас встречала леди Сент-Ларнстон, музыка стала громче. Теперь я знала, куда идти. В смятении я не вспоминала о маске — до тех пор, пока не увидела Меллиору и Кима.

— Твоя маска! — вскричала Меллиора.

Я показала ее подруге.

— Она порвалась, но я нашла булавки.

— По-моему, это Керенза, — заметил Ким.

Я сконфуженно посмотрела на него. Меллиора повернулась к нему.

— Ну и что в этом такого? Керенза хотела попасть на бал. Почему бы и нет? Я сказала, что она — моя подруга. Так оно и есть.

— Действительно, почему бы и нет? — согласился Ким.

— Как она порвалась? — спросила у меня Меллиора.

— Наверное, стежки оказались не очень прочными.

— Дай-ка посмотреть. — Она взяла маску. — А, ясно. Давай булавки. Сейчас сделаю. Вот, так будет держаться. Ты знаешь, что до полуночи всего полчаса?

— Я потеряла счет времени.

Меллиора починила маску, и я с облегчением надела ее.

— А мы выходили в сад, — сообщила Меллиора. — Там такая луна!

— Знаю. Я тоже выходила.

— Теперь давайте вернемся в бальный зал, — предложила Меллиора, — времени осталось не так много.

Мы вернулись в сопровождении Кима. Какой-то молодой человек пригласил меня на танец. Я была несказанно рада снова быть в маске, снова танцевать. Улыбаясь, я поздравляла себя со счастливым спасением. Потом вдруг вспомнила, что Джонни Сент-Ларнстон знает, кто я, но не придала этому значения. В конце концов, если он расскажет обо мне леди Сент-Ларнстон, я сразу доведу до ее сведения, как вел себя ее сын. Думаю, она больше рассердится на него, чем на меня.

Позже я танцевала с Кимом — с удовольствием, потому что хотела знать его реакцию. Ситуация явно забавляла его.

— Карлион… — задумчиво произнес Ким. — Именно это меня и озадачило. Я думал, что вы — мисс Карли.

— Это Меллиора дала мне такое имя.

— А, Меллиора!

Я рассказала ему о том, что произошло, пока он был в университете, и о том, как Меллиора увидела меня на ярмарке и привела домой. Ким внимательно меня слушал.

— Я рад, что все так случилось, — сказал он. — Это хорошо и для вас, и для нее.

Я просияла. Ким совсем не такой, как Джонни Сент-Ларнстон.

— А как ваш брат? — осведомился Ким. — Как у него дела с ветеринаром?

— Так вы знали?!

— Мне интересно. — Он рассмеялся. — Дело в том, что это я сказал Полленту, что из мальчишки может получиться замечательный помощник.

— Значит, вы говорили с Поллентом о Джо?!

— Я. И вынудил его пообещать дать мальчику шанс.

— Понятно. Наверное, я должна вас поблагодарить.

— Не нужно, если не хочется.

— Но бабушка так рада! Брат хорошо справляется. Ветеринар им очень доволен, и… — Я вдруг услышала нотки гордости в своем голосе. — Джо тоже очень доволен ветеринаром.

— Хорошие новости. Я еще тогда подумал, что у мальчика, который так рисковал из-за птички, должно быть, есть особый дар. Значит, все идет хорошо?

— Да, все идет хорошо, — повторила я.

— Осмелюсь заметить, вы стали именно такой, как я и предполагал.

— Какой?

— Вы превратились в восхитительную молодую леди.

Сколько же эмоций я получила в этот вечер! Танцуя с Кимом, я ощущала абсолютное счастье. Мне хотелось, чтобы эти мгновения длились целую вечность. Но когда танцуешь с тем, кто нравится, танец быстро заканчивается. И очень скоро часы, которые перенесли из холла в зал, начали отбивать полночь. Музыка смолкла, настало время снимать маски.

Мимо прошел Джонни Сент-Ларнстон. Он усмехнулся, посмотрев на меня.

— Я не удивлен, — уронил он, — но все равно приятно.

Ким вывел меня из дома, дабы никто не заметил, что мисс Карлион — это на самом деле бедная Керенза Карли.

Мы с Меллиорой почти не разговаривали, когда Белтер вез нас домой. Мы все еще слышали музыку, чувствовали ритм танца и думали о том, что никогда не забудем этот вечер. Позже мы все обсудим, но сейчас мы все еще находились под впечатлением.

Меллиора и я с грустным видом разошлись по комнатам. Я очень устала, но спать совсем не хотелось. Пока на мне красное бархатное платье, я — молодая леди, которую приглашают на балы. Но как только я его сниму, жизнь моя будет уже не такой захватывающей и мисс Карлион превратится в обыкновенную Керензу Карли.

Естественно, я не могла простоять всю ночь, мечтательно уставившись на свое отражение в зеркале, поэтому я зажгла две свечи и нехотя вытянула гребень из волос, тут же рассыпавшихся по плечам, а затем разделась и повесила платье в шкаф.

— Вы стали восхитительной молодой леди, — произнесла я и подумала о том, какой захватывающей станет моя жизнь, ибо она в моих руках и я сделаю ее такой, какой сама захочу. И это — правда.

Я долго не могла заснуть. В голове роились мысли о том, как я танцевала с Кимом, как отбивалась от Джонни, как пряталась в шкафу. Я вспоминала о том ужасном мгновении, когда открыла одну из дверей и увидела больного сэра Джастина.

Неудивительно, что той ночью мне приснился кошмар. Снилось, будто Джонни замуровал меня в стене, а Меллиора пытается голыми руками вытащить кирпичи из кладки. Задыхаясь, я понимаю, что она не успеет вовремя спасти меня.

Я с криком проснулась — и увидела Меллиору, которая стояла у моей кровати. Ее золотистые волосы рассыпались по плечам. Она даже не накинула халат поверх ночной фланелевой сорочки.

— Проснись, Керенза! — воскликнула она. — Тебе приснился кошмар!

Я села на кровати и уставилась на ее руки.

— Ради всего святого, что тебе приснилось?

— Мне снилось, что меня замуровали в стене, а ты пытаешься меня спасти. Я задыхалась.

— Еще бы! Ты же запуталась в одеяле. И потом, вспомни обо всех этих винах и медовых напитках! — Она присела на мою кровать и рассмеялась. Но я чувствовала, как сердце все еще сжимает ужас.

— Какой вечер! — воскликнула она, обхватив прижатые к груди колени.

Когда страх улегся, я вспомнила о том, что невольно подслушала, прячась в шкафу. Ведь Меллиора вызвала приступ ревности у Джудит, когда танцевала с Джастином. Я села прямо.

— Ты ведь танцевала с Джастином, правда? — уточнила я.

— Конечно.

— Его жене это очень не понравилось.

— Как ты узнала?

Я рассказала ей обо всем, что со мной случилось. Она широко распахнула глаза, вскочила, обхватила меня за плечи и встряхнула.

— Керенза, я могла бы догадаться, что с тобой случилось нечто подобное! Повтори мне слово в слово, что именно ты услышала, сидя в шкафу!

— Я уже сказала… все, что запомнила. Я так испугалась!

— Представляю! А почему ты туда залезла?

— Не знаю, просто в тот момент это было единственное, что пришло мне в голову. У нее были какие-нибудь основания, Меллиора?

— Основания?

— Для ревности…

— Она замужем за ним! — Меллиора рассмеялась, но я уловила горечь, которую она пыталась скрыть за легкомысленным тоном.

Мы замолчали, погрузившись в свои мысли. Я первая нарушила молчание.

— Думаю, Джастин всегда нравился тебе.

Пришло время искренних признаний и откровений. Магическое очарование бала все еще держало нас в плену, и в этот вечер мы с Меллиорой стали ближе, чем когда-либо прежде.

— Он не такой, как Джонни, — произнесла Меллиора.

— Надеюсь. К счастью для его жены.

— В присутствии Джонни ни одна женщина не может быть в безопасности. А Джастин, кажется, вовсе не замечает людей вокруг себя.

— Ты имеешь в виду, что он не обращает внимания на златовласых гречанок?

— Джастин никого не замечает. Он какой-то отрешенный…

— Может, ему лучше было не жениться вовсе, а уйти в монахи?

— Ну что ты такое говоришь?! — Меллиора стала рассказывать о Джастине: как они с отцом впервые были приглашены на чай в Эббас, как в честь этого события она надела платье из набивного муслина. Джастин был крайне вежлив.

Я поняла, что моя подруга по-детски обожала Джастина, и надеялась, что этим все и ограничивалось. Мне очень не хотелось, чтобы она страдала.

— Кстати, — заметила она, — Ким сказал мне, что уезжает.

— Правда?

— Как я поняла, в Австралию.

— Прямо сейчас? — Я пыталась справиться с голосом, но он все равно прозвучал безжизненно.

— Надолго. Он собирается плавать с отцом, но говорит, что, вероятнее всего, останется на некоторое время в Австралии. У него там дядя.

Очарование бала, как мне показалось, тотчас померкло.

— Ты устала? — спросила Меллиора.

— Да, ведь сейчас уже очень поздно.

— Скорее раннее утро…

— Нам стоит немного поспать.

Она кивнула и пошла в свою комнату. Странно, как быстро и внезапно в нас иссякло приятное возбуждение. Может, оттого, что она думала о Джастине и страстно влюбленной в него супруге? Или оттого, что я думала о Киме, который уезжает куда-то далеко и который рассказал о своем отъезде Меллиоре, а не мне?

Спустя несколько дней после бала к нам приехал доктор Хиллиард. Я была на лужайке перед домом, когда подъехала его карета. Доктор поздоровался со мной. Я знала, что недавно преподобный Чарльз был у него на приеме, и подумала, что доктор приехал узнать, как чувствует себя пациент.

— Преподобного Чарльза Мартина нет дома, — сообщила я доктору.

— Хорошо. Я приехал повидаться с мисс Мартин. Она дома?

— Да, дома.

— Тогда будьте любезны, доложите ей обо мне.

— Разумеется, — ответила я. — Прошу вас, входите.

Я провела доктора в гостиную и отправилась искать Меллиору. Она что-то шила в своей комнате. Меллиора удивилась, услышав, что доктор хочет ее видеть, но тотчас поспешила вниз. Я пошла к себе в комнату, ломая голову, не заболела ли Меллиора и не ходила ли она к врачу втайне от меня.

Спустя полчаса карета доктора отъехала. Дверь в мою комнату резко распахнулась, и вошла Меллиора. Она была очень бледна, глаза потемнели. Я никогда прежде не видела ее такой.

— О, Керенза! — воскликнула она. — Это ужасно!

— Объясни, что случилось.

— Папа. Доктор Хиллиард сказал, что он серьезно болен.

— О, Меллиора!

— Он объяснил, что у папы какая-то опухоль и что он посоветовал ему проконсультироваться у специалистов. Папа ничего не говорил мне. Я и не знала, что он ездил к этим врачам. Теперь они сказали, что знают, что у него. Керенза, я этого не вынесу! Они говорят, что папа скоро умрет!

— Они не могут знать это наверняка!

— Они почти уверены. Доктор Хиллиард полагает, что папе осталось не больше трех месяцев.

— О нет!

— Доктор Хиллиард говорит, что отцу нельзя работать, что у него упадок сил и он на пороге смерти. Доктор рекомендовал ему не вставать с постели… — Меллиора закрыла лицо руками.

Я подошла к ней и обняла. Мы крепко прижались друг к другу.

— Они не могут знать этого наверняка, — упрямо повторила я. Но сама себе не верила. Теперь я знала, что видела тень смерти на лице преподобного Чарльза.

Наша жизнь сильно изменилась. С каждым днем преподобному Чарльзу становилось все хуже. Мы с Меллиорой ухаживали за ним. Подруга настаивала на том, чтобы уделять ему как можно больше внимания, а я — на том, чтобы помогать ей.

К нам приехал Дейвид Киллигру, викарий, который должен был выполнять обязанности священника, пока, как говорили, не будет что-то решено. На самом деле имелось в виду другое — пока не умрет преподобный Чарльз.

Незаметно пришла осень. Мы с Меллиорой почти не бывали на улице. Хотя мисс Келлоу по-прежнему жила в доме священника, она редко занималась с нами, потому что все свое время мы проводили в комнате больного. Дом как-то странно изменился. Думаю, мы все были благодарны Дейвиду Киллигру. Этот тридцатилетний молодой человек был одним из самых спокойных и мягких людей, которых я когда-либо встречала. Он тихо ходил по дому, никому не причиняя хлопот — и при этом читал интересные, вдохновенные проповеди и с удивительным прилежанием исполнял все приходские требы. Дейвид часто говорил с преподобным Чарльзом, беседовал с нами — и в скором времени мы почти забыли, что означает его присутствие в доме. Мы относились к нему как к члену семьи — он подбадривал нас и, казалось, был рад нашему обществу. Что касается слуг, то они привязались к нему так же, как все прихожане. Долгое время казалось, что так будет продолжаться до бесконечности.

Наступило Рождество. Для нас оно было нерадостным. Миссис Йио собралась готовить угощение для домочадцев. Она объясняла, что слуги ожидают этого и что преподобный Чарльз одобрил бы ее затею. Дейвид согласился с ней, и повариха начала готовить пироги и пудинг, как делала это каждый год.

Мы с Дейвидом пошли собирать остролист.

— Зачем мы это делаем? — спросила я, наблюдая, как он срезает веточки. — Ведь нам сейчас совсем не до веселья.

Викарий посмотрел на меня и печально произнес:

— Нужно продолжать надеяться на лучшее.

— Разве? Но ведь все мы знаем, что конец близок, — и знаем, какой он будет.

— Человек живет надеждой, — сказал Дейвид.

Я вынуждена была признать, что он прав.

— А на что надеетесь вы? — поинтересовалась я, внимательно глядя на него.

— Думаю, на то же, что и все остальные, — ответил он и, помолчав немного, добавил: — Возможно, когда-нибудь я буду сидеть у камина в окружении своей семьи.

— И вы верите, что ваша мечта сбудется?

Он приблизился ко мне на шаг.

— Если только мне удастся получить приход.

— А до этого?

— Мне нужно заботиться о матери. Это моя святая обязанность.

— А где она сейчас?

— За ней ухаживает ее племянница, которая согласилась пожить у нас дома до моего возвращения. — Викарий уколол палец остролистом и стыдливо сунул его в рот. Я заметила, как его щеки покраснели. Он смутился, так как думал, что если преподобный Чарльз умрет, то у него появится шанс получить приход.

Накануне Рождества к нам пришли дети и нежными голосками пропели рождественские песни под окнами комнаты преподобного Чарльза. Миссис Йио сидела за кухонным столом и сооружала рождественский венок. Она скрепила два деревянных обода и сейчас украшала их дроком и хвоей. Она собиралась повесить его на окне в комнате больного. «Не следует показывать, что мы слишком удручены, чтобы праздновать Рождество».

Дейвид замечательно справился с праздничными службами. Все остались очень довольны. Я слышала, как миссис Йио говорила Белтеру, что если уж суждено такому случиться, то Дейвид — лучший выход из положения.

Ким приехал в канун двенадцатой ночи. С тех пор я ненавижу двенадцатую ночь. Я объясняю это тем, что в этот день убирают рождественские украшения и праздник заканчивается, — до следующего года.

Я увидела Кима, когда он по обыкновению ехал на своей гнедой кобыле, и подумала, какой он красивый и мужественный — не такой порочный и опасный, как Джонни, и не такой праведный, как Джастин. Именно такой, каким и должен быть настоящий мужчина.

Я знала, зачем он приехал. Он сам говорил, что приедет попрощаться. С приближением дня отъезда он становился все печальнее. Я вышла встретить его, потому что втайне считала, что он сожалеет именно о том, что расстается со мной.

— О! — воскликнул он. — Да это же мисс Керенза!

— Я видела, как вы подъехали.

Подошел Белтер, взял лошадь под уздцы, и Ким направился к дому. Мне хотелось задержать его, побыть наедине до того, как мы присоединимся к Меллиоре и мисс Келлоу, которые, как я знала, сидели в гостиной.

— Когда вы уезжаете? — спросила я, пытаясь скрыть огорчение.

— Завтра.

— Мне кажется, вам не очень-то хочется уезжать.

— Ну, разве что чуть-чуть. Хотя, конечно, мне не хочется покидать родные места.

— Тогда зачем уезжать?

— Керенза, дорогая моя, но ведь все уже готово!

— Не вижу причин, почему это все нельзя отменить.

— Увы, — ответил он, — я вижу.

— Ким, — произнесла я пылко, — если вы не хотите ехать…

— Но я хочу поехать за моря и сколотить состояние!

— Зачем?

— Чтобы вернуться богатым и знаменитым.

— Для чего?

— Чтобы поселиться здесь, жениться и обзавестись потомством.

Он дословно повторил то, что говорил Дейвид Киллигру. Наверное, этого хотят все мужчины.

— Тогда ваша мечта непременно сбудется, — проникновенно произнесла я.

Ким рассмеялся, наклонился и поцеловал меня в лоб. Меня охватили противоречивые чувства. С одной стороны — безграничное счастье, с другой — невыразимая печаль.

— Вы прямо как прорицательница, — сказал он, словно извиняясь за поцелуй. Потом шутливо продолжил: — Думаю, вы и в самом деле ведьма… конечно, весьма миловидная и очаровательная. — На мгновение мы остановились, глядя друг на друга с улыбкой. — Но этот пронизывающий ветер, — заметил Ким, — вреден даже для ведьм.

Он взял меня под руку, и мы вместе поднялись на крыльцо. В гостиной нас ждали мисс Келлоу и Меллиора. Как только мы вошли, мисс Келлоу позвонила, чтобы подавали чай. Ким говорил в основном об Австралии — оказалось, он довольно много знает об этой стране. Молодой человек горел энтузиазмом; мне было интересно слушать его, и я отчетливо представляла себе земли, которые он описывал: гавани с изрезанной береговой линией и песчаными пляжами в окружении буйной растительности, странных птиц с ярким оперением, влажную жару, когда чувствуешь себя, как в парной. Сейчас там лето, сообщил нам Ким. Он рассказывал о стоянках и пастбищах, о том, какие там дешевые земли и рабочие руки. Я с болью подумала о той ночи, когда Джо попал в капкан, а этот человек отнес его в безопасное место. Но для Кима мой брат мог оказаться той самой «дешевой рабочей силой» на другой стороне земли.

«О, Ким, — подумала я, — как бы я хотела поехать с тобой!» На самом деле я не была уверена, что действительно хочу этого. Я мечтала о том, чтобы жить в Сент-Ларнстоне, в Эббасе, и чувствовать себя настоящей леди. Хотелось ли мне жить на какой-то безымянной стоянке в незнакомом краю, даже вместе с Кимом? Вряд ли. Я безумно хотела, чтобы Ким остался, чтобы он был владельцем Эббаса, — вместо Сент-Ларнстонов. И я, конечно же, не отказалась бы владеть поместьем вместе с ним.

— Керенза сегодня задумчива, — заметил Ким и вопросительно посмотрел на меня. Или нежно? Я не была уверена.

— Я пытаюсь представить себе Австралию. Вы так живо все это описываете!

— Подождите, пока я вернусь.

— И что тогда?

— Мне будет, что вам рассказать.

Он пожал нам руки и поцеловал на прощание — сначала Меллиору, а потом меня.

— Я вернусь, — сказал он, — вот увидите!

Я часто вспоминала эти слова после его отъезда.

Я не слышала всего разговора, лишь некоторые намеки, которые иногда замечала, и по ним могла понять, что у людей на уме. Никто не сомневался, что преподобный Чарльз умирает. Иногда ему становилось немного лучше, но это не было выздоровлением. С каждой неделей он все больше слабел.

Я часто думала, что с нами будет, когда Он умрет. Понятно, что нынешнее положение вещей — это только компромисс.

Миссис Йио первая натолкнула меня на мысль, когда заговорила о Дейвиде Киллигру. Я поняла, что она воспринимает его как нового хозяина. Она полагала — и, как я понимаю, это было всеобщее убеждение, — что после смерти преподобного Чарльза Дейвид Киллигру получит его место. Он станет местным священником. А Меллиора? Ну, поскольку Меллиора — дочь священника, разумно предположить, что она станет хорошей женой священника.

Такая мысль всем казалась правильной и разумной. Говорили, что это неизбежно. Они были добрыми друзьями, она благодарна ему, а он… В общем, Меллиора наверняка нравится ему. Допустим, они правы. Но что тогда будет со мной?

Я не расстанусь с Меллиорой. Дейвид всегда очень дружелюбно относился ко мне. Я останусь в этом доме и стану помогать. Но в каком качестве? Камеристкой Меллиоры? Она никогда не относилась ко мне как к служанке. Я была ей как сестра, о которой она всегда мечтала, — и звали меня так же, как ее покойную сестру.

Спустя несколько недель после отъезда Кима я встретила Джонни Сент-Ларнстона. Это произошло возле фермы Пенгастеров, когда я, проведав бабушку Би и отнеся ей корзинку с гостинцами, возвращалась в дом священника.

Я была очень озабочена и шла, погрузившись в размышления. Бабушка Би увлеченно говорила о том, как провела целый день в доме ветеринара, куда ее пригласили на Рождество, но выглядела похудевшей, а глаза были уже не такие ясные и лучистые, как прежде. Я также заметила, что она все еще сильно кашляет! Мое волнение, скорее всего, связано с тем, что я пришла из дома, где царит болезнь, объясняла я себе. Поскольку преподобный Чарльз болеет, мне теперь кажется, что всем людям его возраста угрожает нечто подобное.

Бабушка как-то говорила мне, что Джо живет у ветеринара на правах члена семьи и хорошо чувствует себя там. Такое положение вещей можно было считать отличным, ибо у ветеринара было четыре дочери и ни одного сына. Разумеется, он радовался тому, что такой парень, как Джо, помогает ему.

Я с некоторой грустью покинула дом бабушки. В моей жизни появилось столько темных туч: болезнь в доме, который я считала родным, беспокойство о здоровье бабушки. В некотором смысле меня волновало и то, что Джо сидит за столом в доме ветеринара, а не доктора Хиллиарда.

— Добрый день! — Джонни сидел на заборе, которым была огорожена ферма Пенгастеров. Он спрыгнул и пошел рядом со мной.

— Я надеялся встретиться с вами.

— В самом деле?

— Позвольте помочь нести корзинку.

— В этом нет нужды, она пустая.

— А куда направляется наша юная прелестница?

— Вы, кажется, любите детские стишки. Может, потому, что еще не выросли?

— ««Мое лицо — мое богатство, сэр», — молвила она», — процитировал он. — Это верно, мисс… Карлион! Только поосторожнее со своим острым язычком. Кстати, почему Карлион? Почему не Сент-Ивз, Маразион? Карлион! Однако оно вам идет.

Я ускорила шаг.

— Я очень тороплюсь.

— Жаль. Я надеялся возобновить наше знакомство. Мне следовало встретиться с вами раньше. Но меня не было дома — я только что вернулся.

— Вы вскоре вновь уедете, осмелюсь заметить.

— Вы имеете в виду, что надеетесь на это? О, Керенза, почему бы нам не подружиться? Я хочу быть вашим другом.

— Вероятно, вы выбрали неверный способ заводить друзей.

— Тогда вы должны показать мне, как это делается.

Он схватил меня за руку и повернул к себе лицом. Его глаза так сверкали, что я испугалась. Мне вспомнилось, как в церкви он искал взглядом Хетти Пенгастер. И сейчас я встретила его у их забора. Наверное, он возвращался после свидания с ней.

— Отпустите меня! — Я отдернула руку. — Оставьте меня в покое! И не только сейчас, а вообще! Я вам не Хетти Пенгастер!

Джонни потрясенно замер. Я не сомневалась, что сумела поставить его на место. Во всяком случае мне легко удалось освободить руку. Я побежала прочь. Потом оглянулась через плечо. Он все еще стоял и смотрел мне вслед.

К концу января преподобный Чарльз так ослабел, что доктору пришлось давать ему успокоительное. В результате больной почти все время спал. Мы с Меллиорой тихо сидели в соседней комнате: шили, разговаривали, читали. Иногда кто-нибудь из нас поднимался и заглядывал в комнату больного. Дейвид Киллигру проводил с нами каждую свободную минуту. Мы обе сходились во мнении, что его присутствие действовало на нас успокаивающе. Время от времени миссис Йио приносила нам еду и с нежностью смотрела на молодого человека. Я слышала, как она говорила Белтеру, что, когда все это закончится, она первым делом будет всячески восхвалять молодого приходского священника. Иногда входили Бесс или Кит, разжигали огонь в камине и тоже искоса смотрели на викария и Меллиору. Я замечала эти взгляды и понимала их лучше, чем Дейвид и Меллиора. Все внимание моей подруги было сосредоточено на отце.

Весь дом пребывал в меланхоличном покое. Над нами витало ощущение неминуемой смерти. Но я понимала, что это пройдет, что потом, когда все будет кончено и мы переживем происшедшее, ничего не изменится, поскольку те, кто служил одному хозяину, станут служить другому.

Меллиора и Дейвид. Это неизбежно. Меллиоре пора обзаводиться семьей, ей придется проститься с мечтой о прекрасном рыцаре, чья любовь отдана другой.

Я подняла голову и поймала взгляд Дейвида. Взгляд был довольно откровенным. Неужели я ошибаюсь? Я забеспокоилась. Все развивалось совсем не так, как ожидалось. В последующие несколько дней мои подозрения подтвердились. Я убедилась в этом после одного разговора. Это было не совсем предложение руки и сердца, потому что Дейвид не из тех мужчин, которые станут делать предложение, не заняв достойное место и не добившись определенного положения в обществе, которое бы давало возможность содержать семью. Будучи викарием и имея на содержании престарелую мать, он не мог себе этого позволить. Но если, как он, вероятно, полагал — да и все остальные тоже, — ему удастся заполучить приход в Сент-Ларнстоне, дело примет другой оборот.

Мы сидели у камина совсем одни — Меллиора прикорнула у постели отца.

— Вы считаете это место своим домом, мисс Карли?

Я согласно кивнула.

— Я слышал, как вы сюда попали.

Это неизбежно, ибо моя история — весьма интересная тема для разговоров и сплетен, особенно если находился свежий человек, который еще не слышал ее.

— Я уважаю вас за то, что вы сделали, — продолжил он. — Думаю… вы просто восхитительны! Полагаю, вам не хочется покидать этот дом.

— Я не уверена, — призналась я. После его слов я задумалась о том, чего же мне действительно хочется. Прожить всю свою жизнь в доме священника не входило в мои планы. Тот вечер, когда я в маске и красном бархатном платье поднималась по лестнице Эббаса и меня приветствовала сама леди Сент-Ларнстон, больше походил на осуществление мечты, чем жизнь в доме приходского священника.

— Разумеется, вы не уверены. В жизни есть вещи, которые нужно как следует обмозговать. Я тоже сейчас обдумываю планы на будущее. Понимаете, мисс Карли, мужчина в моем нынешнем положении не может позволить себе обзавестись семьей. Но эта ситуация может измениться.

Дейвид замолчал. А я подумала: «Викарий предлагает мне выйти за него замуж, когда умрет преподобный Чарльз и он займет должность». Я видела, что Дейвиду было стыдно, ибо он, думая о будущем, вынужден был ждать, когда не станет его предшественника.

— Не сомневаюсь, — продолжил он, — что вы будете прекрасной женой священника, мисс Карли.

— Я?! — Мне не удалось сдержать смех, и я рассмеялась. — Не думаю.

— Но почему?

— Я не подхожу по всем статьям. Во-первых, мое происхождение…

— Вы и только вы — вот, что имеет значение. — Он щелкнул пальцами.

— А мой характер?

— А что с ним не так?

— Я недостаточно серьезна, благочестива и добродетельна.

— Дорогая мисс Карли, вы себя недооцениваете.

— Вы плохо меня знаете. — Я снова рассмеялась. Когда это я себя недооценивала? Не я ли всегда чувствовала в себе силу, которая помогала мне добиться всего, чего я хотела? Я в своем роде настолько же заносчива, как леди Сент-Ларнстон. Воистину, подумала я, любовь слепа. Мне стало совершенно ясно, что Дейвид Киллигру влюблен в меня.

— Я уверен, — заявил Дейвид, — что вы добьетесь успеха во всем, за что бы вы ни взялись. И потом… — Он не закончил, потому что в комнату вошла Меллиора. Она выглядела очень озабоченной.

— Кажется, отцу стало хуже, — сообщила она.

Наступила Пасха, церковь была украшена нарциссами, когда преподобный Чарльз Мартин умер. Дом погрузился в траур. Меллиора была безутешна. Хотя мы все знали, что смерть ее отца была неизбежна, это все равно стало ударом. Меллиора весь день провела в своей комнате и никого не хотела видеть. Потом она позвала меня. Я сидела с ней, и она говорила об отце — о том, как он был добр к ней, как ей не хватает его. Она вспоминала случаи из жизни, доброту отца, его любовь и заботу. Потом тихо плакала — и я вместе с ней. Я очень привязалась к Меллиоре, и мне больно было видеть, как она страдает.

Наступил день похорон. Печальный звон колокола, казалось, заполнил дом. Меллиора была необычайно красива в черном траурном платье и с вуалью на лице. Мне при моей смуглой коже черное шло гораздо меньше. К тому же платье, которое было на мне под плащом, оказалось слишком велико.

Важно вышагивали лошади, покачивая черным плюмажем; торжественно, в полном молчании прошла заупокойная служба, после которой похоронная процессия отправилась на кладбище. Потом мы стояли вокруг могилы — именно в этом месте Меллиора рассказывала мне, что у нее была сестра, которую звали Керенза. Все это происходило неторопливо и печально.

Но еще более печально было возвращение в дом при церкви — он казался совсем опустевшим, потому что тихий человек, которого я так редко видела, ушел оттуда навсегда. Траурная процессия вернулась в дом. Здесь были леди Сент-Ларнстон и Джастин. Они распорядились подготовить гостиную и подать туда вино и бутерброды с ветчиной. Давным-давно, когда я впервые вошла сюда, эта комната показалась мне величественной. Теперь она выглядела тесной и скромной. Джастин ни на минуту не отходил от Меллиоры. Он был мягок, внимателен и, по-моему, искренне сопереживал.

Дейвид был со мной. Я предполагала, что очень скоро викарий предложит мне выйти за него замуж, и размышляла о том, что ему ответить, поскольку никто не сомневался, что он женится на Меллиоре. Пока все ели бутерброды и пили вино, которое разливал Белтер, я представляла себя хозяйкой этого дома, отдающей приказы миссис Йио и Белтеру. Какая огромная разница между этой картиной и той девчонкой, которая стояла на платформе для наемных работников в Трелинкете! Огромная разница. В деревне всегда будут вспоминать: «А ведь жена священника родилась в бедняцкой лачуге». Они начнут завидовать мне и никогда не будут воспринимать меня всерьез. Но мне-то до этого какое дело?

И все же… Я все мечтала и мечтала. В результате я пришла к выводу, что этот шаг не станет достижением. Я не была так привязана к Дейвиду Киллигру, как к Киму. Дейвид Киллигру едва ли меня волновал. Но вместе с тем я не была уверена в том, что хотела бы оказаться где-то вдали от Эббаса с Кимом.

Когда все ушли, Меллиора скрылась в своей комнате. Доктор Хиллиард, который считал меня разумной молодой женщиной, пришел, чтобы поговорить со мной.

— Мисс Мартин очень расстроена, — сказал он. — Я оставлю вам легкое успокоительное для нее, но не давайте его без надобности. Она выглядит измученной. Если Меллиора не сможет заснуть, пусть только тогда выпьет это, — отрывисто произнес он и улыбнулся.

Доктор уважал меня. Я размечталась, что смогу поговорить с ним о Джо. Мне было неприятно, что мои мечты, касающиеся других, не сбывались. Поздно вечером я пришла в комнату Меллиоры. Бедняжка сидела у окна и печально смотрела на кладбище.

— Ты же простудишься, — сказала я. — Ложись в постель.

Она покачала головой. Тогда я накрыла ее плечи шалью, подвинула стул и села рядом.

— О, Керенза! Все теперь изменится. Ты это чувствуешь?

— Так и должно быть.

— Мне кажется, я попала в лимбо и теперь нахожусь на границе между двумя жизнями. Прежняя жизнь закончилась, а новая вот-вот начнется.

— Для нас обеих, — добавила я.

Она сжала мою руку.

— Да, когда меняется что-то у меня, меняется и у тебя. Сейчас мне кажется, Керенза, что твоя жизнь прочно переплетена с моей.

Я гадала, что она будет делать теперь. Наверное, при желании я могла бы остаться в доме священника. Но как насчет Меллиоры? Что случалось с дочерьми священников? Если у них не было денег, то они становились гувернантками детей из богатых семей или компаньонками пожилых леди. Как сложится судьба Меллиоры? А моя?..

Пока она не задумывалась о своем будущем; все ее мысли были об отце.

— Он лежит там, в земле, — сказала Меллиора, — с мамой и ребенком… маленькой Керензой… Интересно, его дух уже улетел на небеса?

— Не нужно сидеть и раздумывать. Его назад не вернешь. Помни, твой отец никогда не хотел, чтобы ты страдала. Он всей душой желал видеть тебя счастливой.

— Он был самым прекрасным отцом на свете, Керенза. Но лучше бы он иногда был резок и жесток — только бы мне не оплакивать его сейчас!

Она тихо всхлипывала. Я обняла ее за плечи, повела к кровати и дала успокоительное доктора Хиллиарда.

Я стояла у постели до тех пор, пока Меллиора не заснула, и все пыталась заглянуть в будущее. Таким, как мы его представляли, оно вряд ли будет. Словно злой рок напоминал нам: человек предполагает, а Господь располагает.

Начнем с того, что Дейвид Киллигру не получил места в Сент-Ларнстоне. Вместо этого в дом священника должен был вселиться преподобный Джеймс Хэмфилл с женой и тремя дочерьми.

Дейвид, грустный и разочарованный, вернулся домой и приступил к обязанностям викария. Ему пришлось надолго отложить мечту о женитьбе и, как и прежде, делить жизнь с матушкой. Он сказал, что мы непременно должны писать друг другу — и надеяться.

Миссис Йио и Белтер очень беспокоились — как, впрочем, Бесс и Кит — только о том, захотят ли Хэмфиллы воспользоваться их услугами.

Меллиора, казалось, как-то разом повзрослела за эти недели. Думаю, я тоже, потому что внезапно ощутила всю шаткость и нестабильность нашего положения. Мы обе осознавали, что лишились надежной защиты.

Однажды Меллиора позвала меня в свою комнату, где мы могли спокойно поговорить. Подруга была очень серьезна. Но, по крайней мере, беспокойство за свое будущее пересилило боль утраты. Времени горевать не было.

— Керенза, — сказала Меллиора, — сядь. Я узнала, что отец оставил мне так мало, что мне необходимо самой зарабатывать себе на жизнь.

Я уставилась на нее. Меллиора похудела и в своем черном платье выглядела особенно хрупкой. Она стянула волосы в узел, и эта прическа делала ее какой-то беззащитной. Я представляла, как она живет в каком-нибудь аристократическом семействе — гувернанткой, то есть не совсем прислугой, но все же не полноправным членом семьи. Я содрогнулась.

А как же моя собственная судьба? В одно я верила твердо: я лучше смогу позаботиться о себе, чем подруга.

— Что ты предлагаешь? — спросила я.

— Именно это я и хочу обсудить с тобой. Поскольку, как ты понимаешь, это касается нас обеих. Нам придется уехать отсюда.

— Отныне мы обе вынуждены зарабатывать на жизнь. Я поговорю с бабушкой.

— Керенза, я не хочу расставаться с тобой.

— Я тоже.

Меллиора тепло улыбнулась.

— Мы постараемся всегда быть вместе. Я вот думала: может, нам открыть школу или что-то в этом роде?

— Где?

— Возможно, здесь, в Сент-Ларнстоне.

Это был совершенно безумный план, и я видела, что Меллиора сама не верит в то, что говорит.

— Когда нам нужно освободить дом? — уточнила я.

— Хэмфиллы переезжают в конце месяца. Значит, у нас есть еще три недели. Миссис Хэмфилл очень добра. Она говорит, что я могу не беспокоиться и задержаться здесь еще ненадолго.

— Но она едва ли ожидает застать здесь меня. Думаю, я должна переехать к бабушке.

Лицо Меллиоры скривилось, и она отвернулась. Я могла бы плакать вместе с ней: злая судьба отбирала у меня все, чего я добилась. Нет, не все. Я пришла в дом священника безграмотной девчонкой; теперь я почти так же хорошо образована, как Меллиора. Так же, как и она, я могла бы стать гувернанткой. Эта мысль придала мне уверенности и отваги. Я поговорю с бабушкой. И не стану впадать в отчаяние!

Спустя несколько дней леди Сент-Ларнстон послала за Меллиорой. Я могу сказать «послала», потому что это было точно не одно из приглашений, которые она посылала раньше, — это был приказ.

Меллиора надела свой черный плащ и черную соломенную шляпу, и мисс Келлоу, которая должна была уезжать в конце недели, отвезла ее в Эббас.

Они вернулись приблизительно через час. Меллиора отправилась к себе в комнату и позвала меня.

— Я все устроила! — воскликнула подруга. Я не поняла, и она быстро пояснила: — Леди Сент-Ларнстон предложила мне работу, и я согласилась. Я буду ее компаньонкой. По крайней мере, нам не придется далеко уезжать.

— Нам?

— Неужели ты думаешь, что я тебя брошу? — Меллиора улыбнулась, и эта улыбка напомнила ее прежнюю. — Я знаю, нам обеим не очень понравится, но в любом случае это хоть что-то определенное. Я буду ее компаньонкой. И для тебя тоже есть работа.

— Какая?

— Камеристка миссис Сент-Ларнстон.

— Камеристка?!

— Да, Керенза. Уверена, ты сможешь с этим справиться. Тебе придется следить за нарядами молодой госпожи, делать ей прически и всячески стараться быть ей полезной. Не думаю, что это слишком сложно… И потом, наряды тебе нравятся. Помнишь, как ловко ты справилась с красным бархатным платьем?

Я была настолько ошеломлена, что не могла говорить. Меллиора поспешила продолжить:

— Леди Сент-Ларнстон сказала, что это — лучшее, что она может сделать для меня. Еще она говорила, что чувствует себя обязанной сделать для нас что-нибудь, ибо не может допустить, чтобы я осталась без гроша. Я объяснила ей, что ты живешь со мной долго и уже стала мне ближе сестры, поэтому я не хочу с тобой расставаться. Тогда она задумалась и ответила, что миссис Сент-Ларнстон нужна камеристка и что ты можешь занять это место. Я заверила леди Сент-Ларнстон, что ты будешь ей очень признательна. — Меллиора тяжело дышала, словно запыхалась, глаза ее сверкали. Ей очень хотелось поселиться в Эббасе — пусть даже в роли компаньонки леди Сент-Ларнстон. И я ее понимала. Ей была невыносима мысль о том, чтобы покинуть Сент-Ларнстон, в котором живет Джастин.

Я сразу же поспешила к бабушке Би и сообщила ей о том, что произошло.

— Но ведь ты всегда хотела жить в этом доме, — заметила старушка.

— Служанкой?!

— Существует и другой способ.

— Какой?

— Выйти замуж за Джонни Сент-Ларнстона.

— Да ты что, бабушка! Как будто…

Бабушка положила руку мне на голову. Я сидела на маленькой скамеечке у ее ног.

— Ты ведь очень хорошенькая, дитя мое.

— Люди его класса не женятся на таких, как я. Какими бы хорошенькими мы ни были.

— Как правило, действительно не женятся. Но ведь таких, как мы, не принято обучать приличным манерам и давать им хорошее образование, верно?

Я пожала плечами, а бабушка продолжила:

— Скажи, разве это не знак? Ты же не думаешь, что с обычными людьми случается то, что случилось с тобой?

— Нет. Но мне не нравится Джонни. Кроме того, он никогда на мне не женится, бабушка. Есть в нем что-то такое… — Я задумалась и после паузы добавила: — Нет, он никогда этого не сделает. Он ведет себя совершенно по-разному со мной и с Меллиорой, хотя, возможно, теперь эта разница исчезнет. Он хочет меня, я знаю это. Но я для него ничего не значу.

— Это пока, — кивнув, произнесла бабушка. — Однако все меняется. Будь очень осторожна в этом доме, голубушка моя. И обрати особое внимание на Джонни. — Она вздохнула. — Я надеялась, что ты выйдешь замуж за священника или за доктора, во всяком случае именно этого мне бы хотелось.

— Если бы все вышло так, как мы думали, бабушка, я не уверена, захотелось бы мне выходить замуж за Дейвида Киллигру.

Она погладила меня по голове.

— Знаю. Ты всегда глаз не сводила с этого дома. Он тебя просто околдовал, Керенза.

— О, бабушка! Если бы только священник не умер!

— Каждому приходит время умирать. Он не был молодым, и его час пробил.

— А тут еще сэр Джастин. — Я содрогнулась, вспомнив, как по ошибке открыла дверь в его комнату. — И сэр Джастин, и преподобный Чарльз… Это уже двое, бабушка!

— Это нормально, Керенза. Ты же видела, как опадают листья, когда приходит осень. Они желтеют и срываются с ветвей, потому что настала осень. Так и для каждого из нас однажды придет осень, и мы быстро, один за другим, сорвемся с ветки и упадем на землю.

— Только не ты, бабушка! — Я в ужасе уставилась на нее. — Ты не можешь умереть!

— Но я же пока здесь. — Старушка рассмеялась. — Ты видишь, что мой час еще не пробил.

В такие моменты меня охватывала паника — я боялась того, что готовит мне будущее в Эббасе. Я боялась мира, в котором не будет бабушки Би.