Катрин лежала на кровати в своей комнате в Сент-Жермене. Она только что родила еще одного мальчика. Его назвали Карлом Максимилианом; теперь она имела трех сыновей — Франциска, Луи, который был еще более хилым, чем его старший брат, и Карла.

Она могла быть счастливой женщиной, поскольку ее страстное желание стать матерью большого семейства сбылось, но Катрин по-прежнему страдала от ревности.

Этим утром со двора донеслись женские голоса; поднявшись с постели, она подошла к окну, присела и стала слушать.

— Король уехал в Ане.

— В Ане! В такое время! Ему следовало остаться с женой и малышом.

Катрин мысленно увидела недоуменное пожатие плечами, насмешливые улыбки.

— О да, моя дорогая, король должен находиться в такой момент возле своей королевы. Во всех других вопросах король проявляет благоразумие, он понимает, что хорошо, а что — плохо. Но стоит мадам де Валентинуа поманить его… он тотчас теряет голову.

— Бедная королева Катрин! Как ей должно быть грустно оттого, что ее и малыша Карла оставили одних.

— Королева?..

Голос зазвучал так тихо, что Катрин перестала различать слова. Потом она услышала:

— В ней… есть нечто странное. По-моему, королеве это безразлично.

Катрин печально улыбнулась. Безразлично! Нечто странное? Возможно, это правда. Но как грустно знать, что ее жалеют даже слуги!

Похоже, хозяйка Ане нарочно выманила Генриха из Сент-Жермена в такое время.

Катрин окончательно встала с постели. Бесполезно поднимать ковер и смотреть в нижнюю комнату. Вместо этого она помолилась. Катрин горько плакала. Святая Дева, открой мне, как сотворить чудо, просила она.

Неужели чудо свершилось?

Мадаленна принесла ей новость.

— Ваше Величество, герцогиня де Валентинуа заболела, она лежит в Ане.

Диана больна! Сердце Катрин забилось чаще. Это случилось! Ее молитвы услышаны.

— Король в Ане, Мадаленна?

— Да, король находится рядом с мадам герцогиней, но говорят, что она больна очень серьезно.

Катрин захотелось поскорей встретиться с братьями Руджери. Когда наступили сумерки, она закуталась в плащ и поспешила к ним. Родив одного за другим пятерых детей, она сохранила бодрость и энергию.

Войдя в дом, стоявший у реки, она тотчас поняла, что Космо и Лоренцо уже знают новость. Их лица были настороженными, словно они думали, что недавно оправившаяся от родов Катрин, вопреки их предостережениям, сумела-таки отравить герцогиню де Валентинуа.

Катрин явно нервничала, торопилась, братья немедленно закрыли все двери, зашторили окна и отправили на двор двух своих слуг, хотя они и были итальянцами. Одержимость Катрин пугала астрологов.

— Вижу, вы все знаете, — сказала она.

— Это печальная новость, — промолвил Космо.

— Печальная? Это самая лучшая новость, какую я слышала за многие годы.

— Ваше Величество, — сказал Космо, — мы умоляем вас сохранять спокойствие. Герцогиня больна; никто не знает природы ее болезни. В этом городе слухи распространяются, как огонь в ветреную погоду.

Катрин забарабанила пальцами по столу.

— О да. Кто-то обязательно скажет, что я подсыпала ей яд в вино или пищу, вылила его на страницы книги… знаю. Меня обвинят в отравлении Дианы.

— Для нас будет лучше, если герцогиня поправится.

— Для меня — нет.

Она посмотрела сначала на одного брата, потом на другого.

— Лоренцо, Космо, — с мольбой в голосе произнесла Катрин, — я отдала бы все, что я имею, чтобы услышать о ее смерти.

— Мадам, на улицах уже говорят, — сказал Космо.

— Говорят! Говорят! Знаю. Люди всегда говорят. Меня обвиняли в отравлении дофина. Скажу вам — я не собиралась убивать дофина. Однако меня обвиняли в этом.

— Те, чья смерть выгодна нам, не должны умирать, — сказал Лоренцо.

— Когда-нибудь она все равно умрет. Почему не сейчас?

Она встала и поглядела на братьев.

— У вас есть средства. Яды… тончайшие яды. Дай мне ключ от твоего шкафа, Лоренцо.

— Ваше Величество, мы с братом готовы сделать для вас все… но мы не можем позволить вам погубить себя.

Находясь в обществе братьев, она могла не скрывать своих чувств; сейчас страдания, неудовлетворенные желания, унижение, разочарование привели ее на грань истерики.

— Вы боитесь погубить себя! — сердито закричала она. — Это так, Лоренцо! Это так, Космо! Вы опасаетесь «испанского сапога» и водяной пытки… страшной смерти! Вы боитесь не за меня… а за себя. Что я потеряю, если умру? Ничего! А выиграть могу все. Меня не могут устранить. Я — мать будущего короля Франции. Приказываю вам дать мне ключ от шкафа.

Братья испуганно переглянулись.

— Мадам, — произнес в отчаянии Лоренцо, — умоляю вас…

— Я приказываю вам!

Катрин повелительно протянула руку.

Космо кивнул, и Лоренцо достал из кармана серебряную цепочку, на которой висел ключ.

Катрин схватила его и бросилась к шкафу. Астрологи, не двигаясь, смотрели на нее.

Она замерла перед множеством склянок, каждая из которых содержала вещество, способное вызвать смерть. Братья делились с ней секретами своего искусства; она заставляла их делать это; Катрин знала кое-что о ядах.

— Дай мне что-нибудь безвкусное, Лоренцо, — она повернулась к ним лицом.

Братья не сдвинулись с места; они лишь испуганно смотрели на нее. Они мысленно перенеслись из этой комнаты в кошмарную камеру для допросов с пристрастием.

Катрин топнула ногой.

— Это! — сказала она, коснувшись одной из склянок.

Лоренцо шагнул вперед.

— Ваше Величество, вы не можете сделать это. Вам придется кому-то довериться.

— У меня есть друзья.

— Сапог разрывает самые крепкие дружеские узы, мадам.

— Вы думаете только о пытках. Разве я не познала муки в моих покоях в Сент-Жермене?

— Мадам, разрешите нам заделать эту дыру. Вы совершили ошибку, распорядившись пробить ее.

Она почувствовала, что к ее глазам подступили слезы. Глядя на Лоренцо и Космо, она вспомнила двух мальчиков Руджери; они были ее друзьями во дворце Медичи, а Алессандро — врагом маленькой Екатерины. Они — ее друзья, настоящие друзья. Да, они боятся за себя, но и за нее тоже. Они мудры.

Братья заметили, что Катрин колеблется. Она почувствовала, что они испытали облегчение. Возможно, она тоже испытала облегчение. Буря в ее душе утихла. Она снова становилась спокойной Катрин, обладавшей терпением, умением ждать, действовать тайно.

— Герцогиня постоянно носит одно кольцо, — сказал Космо. — Говорят, что кольца обладают удивительными свойствами.

— Я знаю это кольцо, — сказала Катрин, — с большим рубином. Король подарил его мадам де Валентинуа в самом начале их дружбы.

— Почему герцогиня никогда не расстается с ним? — сказал Лоренцо. — Возможно, это кольцо обладает магической силой. Весьма странно, что такой молодой и сильный мужчина, как король, хранит верность стареющей женщине. Это можно объяснить только волшебством. Я допускаю, что объяснение таится в кольце.

— Если бы мы могли заполучить это кольцо… — начал Космо.

— Это возможно, — сказала Катрин; ее внимание уже не было приковано к шкафу с ядами.

— Мадам, герцогиня никогда не снимает его с пальца.

— Но если она больна, это возможно. Мои друзья помогут мне… Да, я начинаю верить в сверхъестественную силу этого кольца.

Братья оживились. Лоренцо дрожащими пальцами запер шкаф, повесил ключ на цепочку и застегнул свою куртку. Лоренцо и Космо наконец вздохнули свободно.

Катрин посмотрела на запертую дверцу шкафа и удивилась тому, что она отказалась от надежного способа умерщвления Дианы.

Ответ был прост — слишком высока ставка. Смерть Дианы могла привести не к любви короля, а к его ненависти.

Ее любовь была неразумной.

Диана чувствовала себя очень плохо. Она впервые в жизни заболела, и это встревожило ее. Она стала бледной, худой; герцогиня не знала причину своей болезни.

Ее охватила апатия; Диана не желала ни с кем общаться.

Король, словно заботливый муж, находился возле нее: он был очень обеспокоен.

Диана уже не могла следовать напряженному распорядку дня, установленному ей для себя. Она перестала ездить верхом по утрам, она была неспособна развлекать короля и хотела, чтобы его визит закончился.

Глядя в зеркало, Диана с трудом узнавала себя. Она не сомневалась в преданности короля; он был благороднейшим из мужчин. Но никто не любит долго находиться возле больного, со свойственной ей трезвостью думала Диана.

Она решила, что не будет держать его возле себя в Ане.

Однажды, когда он сидел рядом с ее постелью, она сказала:

— Генрих, ты скучаешь здесь.

— Моя дорогая, как я могу скучать, когда мы вместе?

— О, Генрих, это не та жизнь, которую мы хотели бы вести.

— Мы вернемся к ней.

— Думаю, тебе не следует оставаться здесь.

— С тобой я счастливее, чем где-либо. Я верю, что ты скоро поправишься, эта загадочная болезнь пройдет. Я мечтаю снова увидеть тебя здоровой.

Я слишком стара, чтобы болеть красиво, подумала она. Генрих не должен видеть меня слабой и апатичной. Будет лучше, если он покинет меня. Я верю ему. Я поправлюсь быстрее, если не буду переживать из-за того, что он видит меня в таком состоянии.

Она решила, что он должен уехать.

Девушка принесла ей настойку из трав, прописанную лучшим врачом.

— Тысяча извинений, Ваше Величество, — сказала служанка, сделав реверанс. — Мадам должна принять сейчас лекарство. Извините, что я прервала вашу беседу.

— Все в порядке, Мари, — сказала Диана. — Дай мне эту противную жидкость, и я выпью ее.

Она проглотила настойку и с улыбкой вернула бокал девушке.

— Я так хочу поправиться, что готова принимать эту гадость, — сказала Диана.

Девушка снова сделала реверанс и вышла из комнаты.

— Я не видел ее прежде в Ане, — сказал король. — Хотя это лицо мне знакомо.

— Она — медицинская сестра, которую любезно направила ко мне королева. Катрин весьма добра. Она высокого мнения о Мари. Говорят, что девушка прекрасно готовит лекарства. Твой врач считает ее добросовестной и способной.

— Я рад, что Катрин догадалась прислать ее сюда.

— Катрин — заботливый и верный друг, — сказала Диана. — Я уверена, что она прекрасно управляется с детьми в мое отсутствие. По-моему, эта леди Флеминг не настолько умна, чтобы ей можно было доверить воспитание детей.

Король ничего не сказал; Диана не заметила, что в его глазах появилось смущение.

— Право, — продолжила Диана, — маленькая Мария чересчур заносчива, ты согласен?

Король по-прежнему молчал, и Диана улыбнулась ему.

— Думаешь, это врожденная черта ее характера?

— Ты о ком, моя дорогая?

— О Марии Стюарт.

— А! Она очень умна и красива, но, боюсь, слишком избалована.

— Генрих, любовь моя…

— Да, дорогая!

— Тебе не стоит оставаться здесь. Ты должен быть при дворе. Из-за меня ты забываешь о том, что ты — король этой страны.

— Я не могу покинуть тебя.

— Это необходимо. Я обеспокоена тем, что ради меня ты пренебрегаешь своими обязанностями. Ты дал мне все, что я могла пожелать. Генрих, умоляю тебя — вернись ко двору. Я не могу поправиться, пока ты здесь, потому что я волнуюсь. Я постоянно помню о том, что я отрываю тебя от твоих дел. Уезжай. Пиши мне каждый день. Желание поскорей оказаться рядом с тобой поможет мне выздороветь.

Он покачал головой. Заявил, что не покинет ее. Ничто не значит для него так много, как она, заверил Диану Генрих. Ради нее он охотно забудет обо всех и обо всем.

Но, как всегда, она добилась своего. После его отъезда ей стало еще хуже, но она не велела сообщать королю об этом.

Мари, медсестра королевы, продолжала прилежно заботиться о Диане.

Прежде чем король вернулся ко двору, умер маленький Луи. Это было печальное событие, но оно не стало трагедией, потому что малыш болел с самого рождения, и такой исход следовало ожидать. Жизнь в нем еле теплилась, и казалось неизбежным, что она рано оборвется.

Двор погрузился в траур. Смерть маленького принца, а также болезнь любовницы глубоко опечалили короля, Катрин испытывала тайную радость. Смерть Луи не была неожиданной; любовь Катрин к Генриху значительно превосходила по силе ее привязанность к своим детям.

Луи умер, но Генрих вернулся к ней, и она получила магическое кольцо с рубином. Она надежно спрятала его, оно не должно было попасть ему на глаза. Однако Катрин следовало носить его на пальце, когда Генрих находился с ней. Она заставила себя поверить в волшебные свойства этого перстня; братья Руджери укрепляли в ней эту веру. Она знала их мысли: «Пусть Катрин думает о кольце, это отвлечет ее от планов, связанных с нашим шкафом, где хранятся яды».

Через неделю после смерти Луи Генрих пришел к ней. Он был внимателен и нежен. Он, несомненно, думал: «Бедная Катрин! Она потеряла ребенка. Что у нее есть, кроме детей?»

Он сел в свое любимое кресло. Как красив он в костюме из черного бархата, расшитом бриллиантами, подумала она. Седеющие волосы и борода придавали его облику величественность. Длинные белые пальцы короля, сверкавшие драгоценными камнями, лежали на обтянутых дорогой тканью подлокотниках кресла. Ее голова покоилась на серебристой парче, расшитой золотыми лилиями. Глядя на дорогие шторы, роскошную кровать с пурпурным пологом, Катрин снова подумала о том, какой счастливой она могла бы быть, если бы Генрих любил ее.

— Ты полон грусти, Генрих, — сказала она; подойдя к мужу, она встала перед ним, робко положила руку ему на плечо. Она хотела, чтобы он коснулся ее руки, но он не сделал этого. Она вспомнила о кольце, лежавшем в шкафу. Его дверца была не заперта; Катрин оставалось только открыть ее и надеть кольцо на свой палец.

— Я думаю о нашем сыне, — сказал Генрих. Он не добавил: «И о Диане» Но Катрин понимала это; ее переполняло чувство горечи.

— Знаю, — сказала она. — Больно терять ребенка, особенно сына.

Она сильно сдавила пальцами его плечо; Катрин сдерживала безумное желание, которое она всегда испытывала в присутствии Генриха. Ей хотелось обвить руками его шею, рассказать ему о своей сумасшедшей любви о страсти, которая сжигала ее.

— Бедный маленький Луи, — пробормотал Генрих. — Его появление на свет было бессмысленным, поскольку Бог так быстро забрал мальчика к себе.

Она должна надеть кольцо. Время пришло. Он не заметит его. Он никогда не обращал внимание на то, что она носила. Однако если он полюбит ее, как Диану… При этой мысли у Катрин от радости закружилась голова. Она представила себе, как он берет ее за руку, целует каждый пальчик. Даже если он заметит кольцо, какое это будет иметь значение? Чары волшебного украшения уже подействуют.

— Я оплакивала его, пока у меня не иссякли слезы, — сказала она; подойдя к шкафу, Катрин достала перстень и надела его на палец.

С трепещущим сердцем и блестящими глазами она вернулась к креслу, на котором сидел король. Не двигаясь, он рассеянно смотрел в пространство прямо перед собой. Магия сработает через некоторое время, подумала Катрин.

— Генрих, мы не должны горевать.

Она стояла за спинкой кресла; волнение сжимало ей горло. Она положила руку на седеющие волосы и погладила их; большой рубин, казалось, подмигнул ей.

Король смущенно покашлял и встал. Подойдя к окну, он постоял там в нерешительности; его пальцы касались штор. Его мужественный облик пробуждал желание у Катрин.

Он совсем не изменился. Он не хотел, чтобы она дотрагивалась до него. Проявления ее чувств смущали Генриха, как прежде.

Волшебство не спешило произойти.

Катрин покрутила кольцо на пальце.

— Франциск не так крепок, как мне хотелось бы, — сказала она. — Нам нужны новые сыновья.

Он печально кивнул. Ей показалось, что он спрашивает себя о том, когда эта неприятная обязанность закончится.

Ничто не изменилось. Он сел и поиграл склянками, стоявшими на столе; Катрин видела в зеркале его мрачное, смущенное лицо.

Она легла в роскошную постель и стала ждать, вращая кольцо на пальце; она закусила губу, чтобы сдержать слезы.

Одним октябрьским днем, через несколько дней после смерти маленького Луи, Анн де Монморанси попросил аудиенцию у королевы.

Зачем я понадобилась этому суровому старику? — гадала Катрин. Он никогда не нравился ей; она даже не восхищалась им. Он был слишком понятен, слишком прямолинеен. Катрин не считала его выдающимся полководцем. При прежнем короле он впал в немилость. Если он не проявит осторожность, это может повториться. Он публично задевал Диану, что было глупо. Монморанси следовало делать то, что советовали ему мудрые люди — тайно интриговать против мадам де Пуатье. Раньше или позже любовница короля и коннетабль сойдутся в схватке. Глупый старик! — подумала Катрин. Ясно, кто одержит победу. Чтобы сохранить свое положение, он должен был, как ему подсказывали, разыгрывать из себя союзника Дианы.

И все же расстроенной, несчастной Катрин было любопытно послушать, что он скажет. Кольцо с рубином, похоже, не обладало магической силой. Она носила его в течение недели, но отношение короля к ней не изменилось. Она надеялась напрасно; в первый момент она рассердилась на братьев Руджери, решив, что они нарочно ввели ее в заблуждение. Конечно, они правы — сейчас она не могла ничего предпринять. Уничтожение Дианы — дело будущего; сейчас следует пользоваться средствами, не столь надежными, как яд… пока. Катрин захотелось бросить кольцо в реку, но осторожность одержала верх над эмоциями. Она отправила перстень в Ане; Мари найдет способ сделать так, чтобы он снова оказался на пальце Дианы.

Лишь одно обстоятельство радовало Катрин. Диана не поправлялась и не разрешала королю приезжать в Ане.

Предложенная Монморанси встреча обещала развлечь скучающую королеву, и Катрин с радостью велела своим фрейлинам привести к ней коннетабля.

Анн де Монморанси склонился над рукой королевы. Он сказал, что явился к ней, чтобы посмотреть на последнего малыша. Она отвела его в детскую, где Карл безмятежно спал в колыбели. Старик прикоснулся своим грубым указательным пальцем к атласной щечке ребенка; проснувшись, малыш захныкал. Катрин догадывалась, что Монморанси попросил принять его не для того, чтобы взглянуть на Карла.

— Коннетабль, он еще слишком мал, чтобы понять, пакую честь вы оказываете ему, — сказала Катрин. — Посмотрите других детей. Они будут счастливы увидеть вас.

Франциск и Элизабет встретили коннетабля изящными реверансами, юная Мария держалась с большим апломбом.

Обменявшись с детьми любезностями, коннетабль заметил, что день сегодня теплый. Может быть, королева окажет ему честь и прогуляется с ним по саду, где им никто не помешает?

Последние слова разволновали Катрин, она тотчас поняла, что Монморанси хочет сообщить ей нечто, не предназначенное для посторонних ушей. Вдохновленная перспективой интриги, догадывающаяся о том, что визит Монморанси связан с отсутствием Дианы, Катрин охотно согласилась выйти с коннетаблем из дворца.

Шагая по огороженному безлюдному саду, Монморанси сказал:

— Ваше Величество согласится со мной, что двор зажил спокойно, когда кое-кто покинул его.

Катрин осторожно спросила:

— Чье отсутствие сделало, по-вашему, Сен-Жермен более спокойным?

Коннетабль гордился своей прямотой. Он не любил увиливать от ответа.

— Ваше Величество, я говорю о герцогине де Валентинуа, прикованной сейчас к постели в замке Ане.

— Значит, вы рады тому, что ее нет здесь, коннетабль?

Монморанси нахмурился. Черт возьми, подумал он, эта итальянка намерена разыгрывать удивление? Она глупа и мягкотела. Она не держит зла на женщину, которая была ее заклятым врагом. Похоже, в жилах Катрин течет вода, а не кровь. Но даже она должна испытывать ревность.

— Да, я рад этому, мадам, — резко произнес он. — В последнее время эта леди стала назойливой.

Катрин ликовала. Приятно было иметь на своей стороне коннетабля Франции. Но она должна действовать осторожно, не раскрывать свои истинные чувства даже тем, кто называл себя ее другом.

— Вы так считаете? — спросила она.

— Так считают многие, мадам. Я могу говорить с вами откровенно?

— Сделайте милость.

— Король любит эту даму, но он — живой человек. Герцогиня де Валентинуа сейчас больна и не может развлекать короля. Почему бы кому-то другому не заняться этим?

Действительно! — подумала Катрин. Допустим, ревнивой и любящей королеве!

— Ваши слова звучат разумно, коннетабль, — сухо произнесла она.

— Король не способен сделать шаг навстречу удовольствию без чьей-то помощи, мадам.

— Без чьей-то помощи! — повторила королева, внезапно разразившись громким смехом, который ей обычно удавалось сдерживать, поскольку он принадлежал тайной, неведомой людям Катрин.

— Повторяю — без чьей-то помощи, мадам. Королю нравится одна женщина. Если ей предоставится такая возможность, она займет место отсутствующей герцогини.

— Да?

Теперь Катрин стало трудно скрывать свои чувства: ревность и горечь вырывались из ее души на поверхность. Этот человек не должен догадываться, сказала она себе. Никто не должен догадываться.

Монморанси испытывал нетерпение. Хватит осторожничать! — думал он. Если мы решили говорить в открытую, нечего прибегать к намекам.

— Я имею в виду шотландку, леди Флеминг. Король проявляет к ней интерес.

— Леди Флеминг! Но… она уже немолода.

— Король любит зрелых женщин. В любом случае она моложе герцогини.

Катрин закрыла глаза и отвернулась от коннетабля. Он не должен видеть, что она готова заплакать.

— Вы правы, король уделяет ей внимание, потому что он интересуется тем, как идет обучение маленькой шотландки. Мне кажется, король разговаривал с леди Флеминг только по этой причине.

— Леди Флеминг — красивая женщина, мадам. К тому же она не похожа на француженок. Она — иностранка. Король — обыкновенный мужчина. Весь двор без ума от юной королевы Шотландии. Почему? Она красива, как картинка, обладает обаянием. Но это еще не все. Она… другая. Наполовину француженка, наполовину шотландка. Незнакомое всегда привлекает. Если направить внимание короля в нужную сторону, он может влюбиться в леди Флеминг. Мы с вами оба заинтересованы в том, чтобы он сошелся с глупой шотландкой и бросил хитрую герцогиню.

Глаза Катрин заблестели. Непродолжительная связь с глупой вдовой из Шотландии… разрыв с Дианой… и что потом? Его будет ждать верная, терпеливая жена, мать королевских детей. Вот путь к чуду, которое она не смогла сотворить с помощью дурацкого кольца.

Едва сдерживая смех, она сказала:

— Мы устроим маскарад. Король может выбрать себе в партнерши вдову… Вино… музыка… отсутствие герцогини…

Монморанси кивнул.

— Остальное сделает леди Флеминг. Она ждет такого шанса. Возможно, беседуя с ней, король думал об образовании Марии, но гувернантка в это время думала о короле.

— Я подумаю об этом, месье де Монморанси, — сказала Катрин. — А теперь я прошу вас отвести меня в мои почкой.

Придворные удивились. Коннетабль предложил устроить маскарад. Что дальше? Старый мрачный солдат затевает веселье! Что может скрываться за этим?

Королева взяла на себя организацию этого мероприятия, узурпировав функции отсутствующей герцогини де Валентинуа. Что за развлечение задумали суровый Монморанси и кроткая Катрин?

Всем пришлось признать новизну идеи. Королева решит, каких персонажей будут изображать участники маскарада и по секрету сообщит каждому, что за костюм он должен надеть на себя. Только она одна будет знать, кто скрывается за каждой из масок. Королева будет присутствовать в обычном туалете; она наградит того, чей костюм покажется ей наилучшим. Каждый гость обязан хранить тайну относительно своего образа. Это будет необычный маскарад; в полночь все снимут маски.

Королева вызвала к себе леди Флеминг.

Женщина сделала реверанс; наблюдательная Катрин заметила, что шотландка чувствует себя неловко. Неужели ее отношения с Генрихом уже были не просто дружескими? Это казалось маловероятным.

Катрин отпустила своих фрейлин.

Она не предложила леди Флеминг сесть. Блестящие глаза Катрин внимательно разглядывали гувернантку. Она обладала привлекательной, но заурядной внешностью. У нее были рыжие волосы, большие глаза и слегка приоткрытый рот, делавший лицо женщины пустым, неинтересным. Она была пухленькой; наверно, ее слабость и беззащитность привлекали Генриха, казались ему проявлением женственности. Катрин могла представить ее кокетливой, игривой участницей любовной интриги.

Было ли в ней какое-то высокомерие или это мерещилось Катрин? Она была старше королевы. Катрин испытывала недоумение, злость. Что есть в этих женщинах такого, чего нет у королевы?

— Ваше Величество желали видеть меня?

— Да, по поводу вашего костюма для бала. Вы знаете мой план.

— Да, мадам.

— Вы будете Андромедой. Вы слышали историю Андромеды? Ее приковали к скале и отдали на растерзание чудовищу. Персей явился с головой медузы, посмотрев на которую, дракон обратился в камень. Персей спас, освободил Андромеду и женился на ней.

— Да, мадам.

— Если у вас будут сомнения относительно костюма, вы можете посоветоваться со мной.

— Я вам очень благодарна, мадам.

— Есть еще один момент. Во время маскарада вы будете находиться возле Персея. Это очевидно. Хочу сказать вам следующее: личность каждого участника сохраняется в тайне, но я открою вам кое-что. Вы поймете, по какой причине я это делаю. Персея будет изображать лицо весьма высокого положения; я бы не хотела, чтобы вы, леди Флеминг, допустили ошибку… позволив себе излишнюю фамильярность.

Как заблестели глаза блудницы! Она догадалась, что значат слова Катрин. Леди Флеминг ликовала. Она желала короля не менее страстно, чем королева. Катрин захотелось дать ей пощечину.

— Ваше Величество, вы можете положиться на меня.

Какую щедрость я проявляю, мрачно подумала Катрин, отдавая моего мужа в руки шлюхи! Я знаю, мадам Флеминг, что я могу положиться на вас — вы сыграете роль, отведенную вам месье коннетаблем.

— Вы свободны, леди Флеминг. Не забудьте — при необходимости я охотно дам вам совет относительно вашего костюма.

— Ваше Величество, вы очень добры ко мне.

Гувернантка поклонилась; королева проводила ее взглядом.

Катрин не могла ненавидеть такую простодушную дуру. Леди Флеминг горела желанием соблазнить короля.

Почему я позволяю ей сделать это? — спросила себя Катрин. Почему не хочу надеть костюм Андромеды? Почему бы королеве самой не отнять короля у больной герцогини? Потому что королеве не удалось бы сделать это. Он слишком хорошо знает ее. Он разглядит королеву под любой маской, в любом костюме. Более того, и Монморанси, и сама леди Флеминг знали, что король положил глаз на рыжую глупышку; вино, чувственная музыка и атмосфера загадочности, а также длительная разлука с любовницей обязательно толкнут его на необдуманный поступок.

Король появился в кольчуге Персея, но не сплетенной из колец, а сшитой из серебристой ткани. Его серые волосы были скрыты шлемом, сквозь прорези в шелковой маске виднелись одни глаза.

Маскарад пробудил в нем такую радость, какой он еще не испытывал с того момента, когда Диана слегла в Ане; даже его печаль, вызванная болезнью любовницы, ослабла, поскольку ему сообщили, что Диане становится лучше.

Андромеда прижималась к нему. Он испытывал волнение, потому что знал, чья соблазнительная фигура скрывается под костюмом Андромеды; он видел рыжий локон, выбившийся из-под парика; более того, в ее своеобразной, неуверенной речи присутствовал легко узнаваемый акцент. Шотландская гувернантка с трудом говорила на языке его страны, однако голос ее звучал прелестно.

Катрин выбрала итальянскую музыку — нежную, глубоко чувственную, способную пробудить нескромные фантазии даже в самой трезвой голове.

Андромеда непринужденно кокетничала, притворяясь, будто ей неизвестно, кто ее партнер. Генрих отвечал своей партнерше — хотя и неловко — и испытывал при этом удовольствие. В конце концов весьма приятно болтать глупости, сохраняя свое инкогнито.

— Я счастлива, что меня сделали Андромедой, — пробормотала она, — потому что Персей — это вы.

Она прильнула к нему в танце. Он уже давно не чувствовал себя таким молодым. Генрих вспомнил очаровательную девушку из Пьемонта; тогда он испытывал то же, что и сегодня… те же бурные эмоции, неудержимое желание поцеловать женщину, овладеть ею.

Образ Дианы потускнел, хотя он не мог исчезнуть полностью. Это ерунда, поспешил сказать себе Генрих. Диана поняла бы его. Это веселый маскарад, который королева устроила, чтобы развеять меланхолию, охватившую его из-за смерти сына и болезни любовницы. Это всего лишь один ничего не значащий вечер.

Андромеда, ласковая, льнущая к нему, оживленно болтала. Ее пальцы касались его рук; она подняла голову, явно ожидая, что он поцелует ее. Он сделал это, мысленно объясняя Диане: «Это пустяк, Диана. Просто глупый маскарад. Королева организовала его, увидев, что я грущу… беспокоюсь о тебе».

— Вино, которое я выпила, кажется, ударило мне в голову, — прошептала Андромеда. — С вами это не произошло, Персей?

— Похоже, произошло, — ответил он.

Несомненно, подумал Генрих. Катрин велела виночерпию постоянно наполнять кубок короля.

Андромеда обратила его внимание на смеющуюся Дафну, танцевавшую с Аполлоном.

— Вам не кажется, что Аполлон похож на месье де Гиза? — шепнула Андромеда.

— Да, верно.

— Кое-кого легко узнать в любой маске, — засмеялась Андромеда и быстро добавила: — Если мы правы, и Аполлон действительно Франциск де Гиз, я сомневаюсь в том, что Дафна обратится в лавровое дерево, прежде чем желание Аполлона осуществится.

Генрих засмеялся. Что происходит с ним сегодня?

Образ Дианы становился все более блеклым. Вспоминая ее, он говорил себе: «Она поймет, что этот легкий флирт с веселой шотландкой ничего не значит». Скучая по Диане, он хотел развеять свою меланхолию. Генрих отказывался вспомнить о том, что в Пьемонте он рассуждал подобным образом.

— Давайте не будем больше танцевать, — сказала Андромеда. — Я устала.

Она увела его от толпы. Генрих радовался тому, что уход короля остался незамеченным танцующими.

В прохладной комнате вдали от главного зала леди Флеминг внезапно повернулась к королю, обняла его и страстно поцеловала. Шелковая маска Генриха мешала ей, и она со смехом подняла ее.

— Я поступила очень смело, правда? — игриво пробормотала леди Флеминг, ожидая его реакции.

— Нет… вовсе нет! — запинаясь, сказал король и ответил на ее поцелуй.

Теперь он понял, что его давно тянуло к гувернантке из Шотландии. Дело было не в образовании детей, а в ее рыжих волосах, белой коже, необычности поведения. Он чувствовал, что тоже нравится ей. Она бросала на него взгляды, которые были не только почтительными, но и многообещающими.

Ее изящные белые руки гладили его лицо; Генрих почувствовал, что кровь побежала по его жилам быстрее. Пьемонт повторялся.

— Я знаю одно место, где мы можем побыть одни… час-другой… — сказала леди Флеминг.

Оказавшись в спальне леди Флеминг, Генрих не стал снимать маску с женщины. Он отлично знал, кем была его настойчивая, смелая и требовательная партнерша. Однако игра в инкогнито позволяла им обоим освободиться от всякого смущения и робости. Сейчас они могли вести себя предельно естественно, не бояться своих страстей и желаний. Шотландка прижалась своим гибким телом к Генриху; его рука скользнула вдоль ее шелковистого бедра Генрих обнаружил, что под юбкой на леди Флеминг ничего нет! Она, похоже, заранее знала, чем закончится этот маскарад. Ее тонкие белые пальцы расстегнули пряжки его камзола.

— О, да ты действительно король! — прошептала женщина, сжав рукой его громадный пульсирующий член.

Она обвила его шею; ее ноги оторвались от пола и обхватили талию Генриха. Поддерживая шотландку за ягодицы, он овладел ею. Она откинула голову назад, прогнулась и тихонько застонала.

— Ты спас меня, мой Персей, и теперь я принадлежу тебе, — промолвила леди Флеминг.

Чего стоят все эти разговоры о холодности британок! — думал Генрих, насаживая леди Флеминг на предмет своей мужской гордости. Он не знал, насколько искусно способны женщины имитировать страсть — особенно находясь в объятиях королей. Стон наслаждения вырвался из горла опытной шотландки за мгновение до того, как Генрих исторг из себя горячую струю.

— Сегодня мне повезло, — выдохнула женщина. — Ты — король всех мужчин.

Ноги Генриха болели от напряжения. Он шагнул к кровати и повалился на нее. Леди Флеминг удалилась в смежную комнату. Через несколько минут она вернулась оттуда. Теперь она была полностью обнажена. От ее изящного, волнующего тела исходил аромат незнакомых Генриху духов. Через пятнадцать минут его снова охватило желание.

— Я хочу, чтобы ты навсегда запомнил меня, мой Персей.

Она смазала его член каким-то маслом и повернулась к нему ягодицами.

Генрих не сразу понял, чего она хочет. Он впервые занимался любовью таким способом. На этот раз ей не пришлось имитировать блаженство.

Королева, находившаяся среди танцующих пар, внимательно следила за происходящим. Она заметила, что король и гувернантка покинули зал. Мысленно она была с ними в моменты страсти.

Ее глаза были жестокими, злыми. Ненависть, ревность, коварство клокотали в ее груди. Правильно ли она поступила? Разве сейчас она страдала меньше, чем когда видела его с мадам де Валентинуа?

Терпение! Он быстро устанет от этой глупой женщины. Надо благодарить Бога за эту идею. Диана не смогла удержать его от измены.

Все эти люди смотрели на Катрин, удивлялись ей. Какая она дура, думали они. Она устроила самый забавный маскарад из всех состоявшихся при дворе, но сама не принимала в нем участия. Почему она не захотела стать Психеей, а короля сделать, скажем, Купидоном? Мадам д'Этамп в свое время поступила бы именно так. Конечно, королеве не нравится терпеть унижения; теперь, когда герцогиня де Валентинуа отсутствует, Катрин получила шанс.

Они не знают, как относится к своей жене Генрих, подумала она. Слава богу, что никто, кроме нее, не видит, как проходят его визиты к ней.

У Катрин болела голова. Маскарад раздражал ее. Она ждала, когда наступит полночь.

Как глупо она поступила, подлив любовное зелье в бокал Генриха, чтобы он увлекся гувернанткой! Но что подействовало на него — зелье или рыжие волосы и белая кожа? Сколько раз она использовала зелье, тщетно надеясь завоевать его любовь?

Снова и снова она спрашивала себя — почему он стремится к близости с этой глупой шотландкой и отворачивается от своей жены, готовой отдаться ему по велению сердца и души, а не в хмельном угаре?

Она не могла найти ответа на этот вопрос.

Наступила полночь.

Катрин обрадовалась, когда они вернулись в зал. Все уже случилось. Она почувствовала это по их поведению. Катрин испытывала горькое унижение. Ей казалось понятным влечение Генриха к умной и красивой Диане, но эта рыжая шлюха с приоткрытым ртом и похотью во взгляде…

Однако… это произошло; судя по тому, как они держались, это повторится.

— Снимите маски! — приказала она и услышала возгласы удивления.

«Так это вы!» В зале звучал смех. «Я и не подозревал!»

Персей и Андромеда смотрели друг на друга так, словно они были опьянены не выпитым вином, а чем-то еще.

План Монморанси сработал великолепно, подумала королева. Более того, неосторожность короля не завершится этой ночью.

— Я хочу, чтобы леди Флеминг подошла ко мне, — произнесла королева.

Шотландка вздрогнула и покраснела до корней своих рыжих волос, упавших ей на плечи, когда она вместе с маской сняла парик.

Все смотрели на леди Флеминг. Глаза Катрин излучали холодный блеск. Она знает, испуганно подумала леди Флеминг. Она прогонит меня сейчас… в присутствии всех этих людей. Я буду удалена от королевского двора. Никогда больше не увижу его. Она смотрит так странно. Я боюсь королевы. Ее глаза напоминают змеиные.

— Леди Флеминг, вы превосходно исполнили сегодня свою роль.

Шотландка потеряла дар речи. Она ощутила дрожь в коленях. Холодные глаза продолжали разглядывать ее.

— Лучшая пара, присутствующая в зале, — Адромеда и Персей, — продолжила королева.

Все зааплодировали — люди уже знали, кто был Персеем.

— Я не могу оторвать от вас моих глаз, — добавила Катрин, наблюдая за тем, как становятся пунцовыми щеки леди Флеминг.

— Ваше Величество… вы очень великодушны, — пробормотала женщина, чувствуя себя виноватой.

— Вы получаете приз, леди Флеминг.

Катрин сняла кольцо со своего пальца и надела его на дрожащий палец новой любовницы ее мужа.

Глупая гувернантка была на седьмом небе от счастья. Весь двор видел это.

Люди уже шептали друг другу, что успех гувернантки объясняется отсутствием Дианы. Что произойдет, когда герцогиня вернется? Мадам Флеминг получит отставку, или король предпочтет ее своей старой фаворитке?

Юная Мария Стюарт, обладавшая глазами столь же зоркими, сколь и красивыми, уже шепнула маленькому Франциску, что их гувернантка влюблена. Мария сказала, что они должны заставить ее признаться в этом.

Войдя в детскую, Катрин услышала, как дети поддразнивают глупую шотландку.

— Я чувствую, — сказала Мария, — что вы не слушаете нас. Ваши мысли блуждают где-то далеко. По-моему, вы думаете о вашем возлюбленном.

— Тсс. Ты не должна говорить такие вещи.

— Но я буду их говорить. Франциск, правда, она должна признаться в том, что у нее есть возлюбленный?

— Конечно, должна! — подтвердил Франциск.

— Послушайте, у нас идет урок. Вы забыли об этом.

— Это вы забываете, с кем вы говорите. Мы задали вопрос и требуем ответа. Леди Флеминг, пожалуйста, помните, что со временем Франциск станет королем, а я — королевой. Когда мы задаем вопрос, мы вправе получить ответ, и если вы не дадите его нам… или не будете обращаться с нами соответственно нашему положению… мы… мы…

Дерзкое создание выдержало паузу и добавило с угрозой в голосе:

— Мы вспомним об этом, когда окажемся на троне.

— Я не потерплю подобное обращение, — сказала глупая женщина.

— У вас есть возлюбленный? У вас есть возлюбленный? — не унимался Франциск.

— Ну… что, если есть?

— Значит, есть? — спросила Мария.

— Ну… есть…

Катрин в ярости повернулась назад. Пора кончать с этой дурацкой затеей. Неужели эта идиотка не понимает, что ее связь с королем может быть только тайной?

Настал день — Катрин знала, что это произойдет, — когда леди Флеминг дождалась своего увольнения.

Шотландка поделилась своим секретом с Мадаленной.

Катрин громко рассмеялась, когда Мадаленна сообщила ей это. Выбрать Мадаленну — как это похоже на шотландку!

— Она спросила меня, умею ли я хранить секреты, — сказала Мадаленна.

— И ты сказала, что умеешь. Затем она сообщила тебе о ночных визитах короля. А ты сказала ей, что тебе все известно, что ты была невидимым гостем в их комнате, свидетелем их прелюбодеяний?

— Я… ничего ей не сказала.

— Это хорошо. Мадаленна, не трать зря времени. Что она сообщила?

— Я запомнила ее слова, чтобы передать их вам в точности. «Я благодарю Господа за то, что я забеременела», — сказала она.

— Забеременела! — воскликнула Катрин. — Она так и сказала?

— Да, мадам. Она сказала следующее: «У меня будет ребенок короля, я рада этому. Я прекрасно себя чувствую. Наверно, в королевской крови есть нечто волшебное, что придает мне силы».

Стоя у окна, Катрин смотрела на сад. Ребенок. План Монморанси зашел слишком далеко.

Внимательно наблюдая за королем, она замечала, что глупая гувернантка быстро надоедает ему. Он проявлял беспокойство; Катрин догадалась, что он думал о Диане. Ему будет ужасно неприятно сознаваться в измене. Кто знает — может быть, после болезни Диана уже не будет такой красивой и веселой. Возможно, план Монморанси приведет к успеху. Леди Флеминг хорошо исполнила свою роль, теперь пришло время действовать королеве.

Диана быстро поправлялась. Катрин следовало сделать все необходимое до возвращения герцогини. Она должна помнить об уроке, который Диана преподала ей во время эпизода с девушкой из Пьемонта. Катрин продемонстрирует королю, что жена способна помочь ему в затруднительном положении не хуже, чем это часто делала его любовница.

Она нашла Генриха в детской.

— Генрих, мне надо поговорить с тобой о важном деле.

— Я скоро приду в твои покои, — сказал он.

— О, пожалуйся, — заявила Мария, — не покидайте нас так быстро. Вы провели с нами очень мало времени.

Катрин недовольно посмотрела на девочку. Королева не была влюблена в маленькую шотландку. Красота и изящество, по мнению Катрин, не давали Марии права на высокомерие и надменные манеры.

Ты ошибаешься, моя маленькая королева, если полагаешь, что я поддамся этой провокации, мысленно произнесла Катрин.

Самоуверенная девочка подняла свои большие красивые глаза и почти кокетливо посмотрела на Генриха, умоляя его оставить просьбу Катрин без внимания.

Генрих с нежностью коснулся золотых волос Марии.

— Ну ладно, еще несколько мгновений. Потом я должен буду выслушать королеву.

Катрин стремительно покинула детскую. Мария Стюарт нуждается в уроке. Ей не удастся всегда вести себя подобным образом. Она уже полностью завладела сыном Катрин, сделала его своей собственностью. Для Франциска на всем свете не существовало никого, кроме его любимой и прекрасной Марии.

Вскоре король пришел к Катрин; прежде чем королева заговорила, она убедилась в том, что они были одни.

— У меня есть тревожная новость, Генрих.

Он поднял брови.

— Относительно леди Флеминг, — продолжила Катрин.

Король покраснел.

— Ты говоришь о шотландке?

Катрин кивнула. Она не хотела рассердить его тем, что ей известно о тайных свиданиях короля с гувернанткой. Он предпочитал скрывать свои человеческие слабости от любопытных глаз. Разве он не желал, чтобы все считали его отношения с Дианой чисто дружескими? Катрин хотела сказать ему: «Ты можешь довериться мне. Я хочу, чтобы ты знал — ты всегда можешь положиться на свою жену».

— Она шепнула одной из моих девушек, что она ждет ребенка.

Генрих отпрянул от Катрин, словно она ударила его. Несомненно, он не знал о том, что его любовная связь обрела такие последствия.

Он попытался защититься с помощью высокомерия.

— Катрин, — сказал Генрих, — нас не касается личная жизнь гувернантки.

Его слова прозвучали жалко, неубедительно. Ему было крайне неприятно, что он оказался в таком положении. Поскольку он не мог выбраться из него с помощью остроумия, он предпочел рассердиться.

Такого Генриха Катрин любила еще сильнее.

— Да, верно, — невозмутимо произнесла Катрин, — но я поняла со слов моей девушки, что леди Флеминг забеременела от человека, имеющего высокое положение при дворе.

— Значит, у гувернантки хватило ума не называть имен? — с явным облегчением произнес король.

— Пока — да, — сказала Катрин, — это дело еще не зашло так далеко. Я велела моей девушке держать язык за зубами. Думаю, она выполнит мое указание.

— Мне не нравится, — выдавил из себя Генрих, — что по королевскому двору ходят подобные слухи.

Катрин быстро подошла к мужу и положила руку на его плечо.

— Мой дорогой Генрих, можешь довериться мне — эта история не получит огласку.

Она смотрела на него с мольбой в глазах, как бы говоря: «Неужели ты не видишь, что я выполню любую твою просьбу? Доверься мне. Позволь рассказать тебе о моей всепоглощающей, страстной любви. Сделай так, чтобы я могла больше не интриговать. Разреши насладиться любовью к тебе».

Но он уже в смущении отвернулся от нее.

— Да, — растерянно произнес Генрих, — проследи за этим, пожалуйста, Катрин.

Он вышел из комнаты; Катрин поняла, что беседа ни к чему не привела. Может быть, она сказала слишком мало? Светлая голова Катрин де Медичи работала хуже, когда ей мешало сердце.

Через несколько дней Диана известила короля о своей готовности вернуться ко двору; он лично выехал в Ане, чтобы сопровождать герцогиню в дороге.

История с шотландкой стала всеобщим достоянием. Король должен забавляться в отсутствие Дианы! — шептали люди. Но разве не глупо было выбрать для своих утех такую дуру? Любопытно, что скажет на это мадам Диана. Или это конец многолетней преданности короля стареющей герцогине? Вряд ли! Ведь он отправился в Ане, чтобы доставить ее ко двору! Но следует учесть, что немолодая женщина могла подурнеть вследствие длительной болезни. Занятная ситуация: Диана возвращается со своим сиятельным любовником и видит, что шотландская гувернантка не только располнела, но и стала более значительной фигурой.

Диана вернулась с королем в Париж бледной, похудевшей, но многие соглашались, что она не утратила своего обаяния; Генрих был все так же предан ей. Несчастная Катрин, внимательно наблюдавшая за ним, заметила, что его мучают укоры совести; она знала, что короля беспокоила совершенная им измена, а также то, что он еще не признался в ней Диане.

Но что это значило? Наконец Катрин поняла. Она и Монморанси зря тратили время. Ничто не могло разорвать узы, связывавшие короля и герцогиню. Ни коре, кое увлечение рыжеволосой гувернанткой, ни интриги умной женщины не были способны положить конец этим самым длительным любовным отношениям в истории Франции.

И все же Диана пережила неприятные минуты. Катрин, не сумевшей добиться своей цели, пришлось довольствоваться этим.

Диана не утратила своего коварства. Услышав новость, она пришла к Катрин.

— Я узнала, что леди Флеминг готовится стать матерью, — сказала Диана.

— Я тоже об этом слышала, мадам, — кротко промолвила Катрин.

— Эта женщина глупа. Она слишком болтлива. Ваше Величество знает о том, что это ребенок короля?

— Говорят, что это так. Боюсь, у нас обеих есть повод для огорчения.

— Когда глупая женщина начинает болтать, огорчаться приходится всем, кто имеет к этому отношение. Полагаю, вам следует настоять на ее изгнании.

— Понимаю, — сказала Катрин. — Вы говорили об этом с королем?

Диана пожала плечами, словно говоря этим, что данный вопрос не достоин внимания короля. Как она умна! Значит, она хочет показать Генриху, что не считает эту измену, происшедшую в ее отсутствие, сколько-нибудь важной. Подобную позицию Диана избрала, когда произошел инцидент с девушкой из Пьемонта. Как легко управлять любовником, если не испытываешь к нему сильного чувства, если горящая страсть не лишает тебя рассудка.

— Король любил эту женщину — лукаво заметила Катрин. — Может быть, поэтому она так осмелела.

— Мадам, короткое внимание короля еще не дает права на необдуманные поступки.

Да, она была умна! Диана поступала так, как хотела, но всегда сохраняла осторожность.

— Король может не дать своего согласия на ее изгнание, — сказала Катрин. — Возможно, он захочет оставить леди Флеминг при дворе.

— Он уже не хочет, чтобы она оставалась при дворе.

Женщины посмотрели друг на друга. Делай то, что тебе велят! — говорила некоронованная королева Франции. Король забавлялся, потому что здесь не было меня. Помни это. Ты не смогла удержать его от блуда. Это понятно. Но теперь я вернулась, и гувернантка, которая развлекала его некоторое время, может быть изгнана.

Катрин прикрыла веками свои сверкающие глаза; она боялась, что они выдадут ее ненависть к этой женщине.

— Я не сомневаюсь, мадам, — Катрин не сумела сдержать себя, — что потребности его души известны вам не хуже, чем потребности его тела.

Она тотчас поняла, что сделала глупость. Но ведь я — королева! — неуверенно подумала Катрин. Пусть Диана помнит об этом.

Диана стала еще более бледной, но больше ничем не выдала свою злость.

— Вашему Величеству известно, — сказала герцогиня, — мое стремление постоянно заботиться о короле, о вас и ваших детях. Поэтому наша дружба так крепка.

Казалось, что это королева говорит со своей фрейлиной. Но что могла сделать Катрин? Она должна помнить, что она обязана этой женщине каждой улыбкой своего мужа; сейчас Катрин полагала, что она снова забеременела, и это тоже произошло благодаря Диане. Свое сравнительно прочное положение она обрела с помощью Дианы. Она должна помнить это, как бы ее ни провоцировали.

Она подняла глаза и посмотрела на Диану.

— Мадам, вы, как всегда, правы. Ошибка этой женщины состоит в том, что она стала болтать. Я прослежу за тем, чтобы она немедленно покинула двор.

— Это правильно, — улыбнулась Диана. — Мы должны позаботиться о том, чтобы она не испытывала нужды ни в чем. Не следует забывать, чьего ребенка она вынашивает. Однако легкомысленное поведение этой женщины делает ее немедленное изгнание необходимым.

Беседа завершилась. Маленький план завершился неудачей. Хитро задуманный маскарад оказался бесполезным.

Генрих успокоился, увидев, что любовница поняла и простила его. Она даже обрадовалась тому, что он обрел временное утешение. Их любовь не является чисто плотской. Они оба знают это. Генрих был тронут таким отношением к его проделке; он казался еще более преданным и любящим, чем раньше.

Но других Диана не прощала так легко, как Генриха. Шпионы герцогини видели, как Катрин прогуливалась по саду с коннетаблем; из той беседы родился маскарад, на котором Генрих получил в партнерши гувернантку. Диана чувствовала, что она знает, как ей следует поступить с королевой, а также с коннетаблем.

Чтобы показать двору, как снисходительно она относится к этому роману короля, Диана напомнила всем о другой выходке Генриха, приведя в детскую дочь короля, рожденную итальянкой из Пьемонта. Дочь Генриха была красива и походила на короля сильнее, чем дети Катрин. Четырнадцатилетняя Диана Французская была доброй и очаровательной. Она служила примером того, что может получиться из ребенка, если его воспитанием занимается герцогиня де Валентинуа.

Катрин поняла, что бороться за короля с такой женщиной бессмысленно.

Когда они находились в Сент-Жермен-ан-Лее, Катрин снова обрекала себя на страдания, подглядывая в дыру.

В сентябре следующего года произошло важное событие. Катрин родила еще одного сына. Казалось, в рождении очередного ребенка не было ничего примечательного — Катрин рожала уже шесть раз, у нее осталось пятеро детей. Да, это был мальчик, но она уже имела двух сыновей.

И все же было в этом малыше нечто, глубоко трогавшее Катрин. Сходство с отцом? Этот ребенок был крупнее, здоровее Франциска, Карла и умершего Луи. Катрин интуитивно ощущала, что этот мальчик будет значить для нее больше, чем все другие ее дети.

Его крещение прошло так же пышно и торжественно, как и крещение других членов королевской семьи. Мальчика нарекли Эдвардом Александром, но мать с самого начала звала его Генрихом; это имя закрепилось за ним.

— Он так напоминает мне его отца! — говорила Катрин.

Она баловала его больше, чем других своих детей; он давал ей утешение. Она реже смотрела сквозь дыру в полу, меньше прибегала к услугам своих шпионов, почти не гуляла среди уличной толпы. Маленький Генрих отчасти снимал боль, которую причинял ей взрослый Генрих. Она обожала этого ребенка. Он тянулся к ней, плакал, когда его брала на руки Диана. Не смотрел зачарованно на отца, а прижимался к матери.

Наконец в ее жизни появилась вторая любовь. Этот малыш не причинял ей страданий, а снимал их; он не только принимал ее любовь, но и отвечал на нее.