Глава 1
Три желания в волшебном саду
Я в западне. Опутана паутиной, и какая радость от того, что я сама ее сплела. Когда я думаю о серьезности содеянного, меня охватывает леденящий страх. Я вела себя неподобающим образом, возможно, преступно, каждое утро я просыпаюсь и чувствую Над головой тяжелую тучу, я спрашиваю себя: какие новые неприятности ждут меня сегодня?
Как часто я сожалею, что узнала о Сюзанне, Эсмонде и об остальных — особенно о Сюзанне. Лучше бы мне не видеть замок Мейтленд — такой, величественный, торжественный, с массивными воротами, серыми стенами и бойницами словно из средневекового романа. Не повидай я его, не поддалась бы искушению.
Вначале все казалось так просто, и я находилась в отчаянном положении.
Старый дьявол за спиной искушает тебя, — решила бы моя старинная приятельница Кугаба с острова Вулкан.
Справедливо. Дьявол соблазнял меня, и я поддалась искушению. Поэтому я нахожусь сейчас здесь, в замке Мейтленд, запутавшаяся и отчаявшаяся, ищущая выход из ситуации, которая с каждым днем становится все более опасной.
Все началось много лет тому назад, фактически еще до моего рождения. Это история жизни моих родителей, Сюзанны и моей. Но впервые я поняла, что я не такая как все, когда мне исполнилось шесть лет.
Первые годы своей жизни я провела в коттедже «Дикая яблоня» в деревне Черингтон. Главным зданием в деревне была церковь, а в центре деревни находилось озеро, по утрам в хорошую погоду на деревянной скамейке возле него всегда собирались старики и беседовали. Там стояло и «майское дерево» — столб, украшенный цветами и лентами, вокруг которого танцуют первого мая. Жители деревни выбирают королеву и отмечают праздник, а я наблюдала за торжествами сквозь деревянные венецианские жалюзи в гостиной, если мне удавалось улизнуть из-под бдительного ока тети Амелии.
Тетя Амелия и дядя Уильям были религиозными людьми и считали, что необходимо избавиться от майского столба, так как это языческая церемония, но, к счастью, большинство жителей думали иначе.
Как мне хотелось находиться среди них, приносить ветки из леса, плести венки и танцевать вокруг столба вместе с весенними шалуньями. Я считала, что самое большое счастье — быть избранной королевой мая, но на эту почетную роль избирались девушки не моложе 16 лет, а мне еще не исполнилось и шести.
Я принимала странности моей жизни и могла бы не замечать их, если бы не кивки и намеки в мой адрес. Однажды я услышала слова тети Амелии.
— Уильям, я не уверена, что мы поступили правильно. Но мисс Анабель так умоляла меня, и я согласилась.
— Она же платит, деньги, — напомнил дядя Уильям.
— Но мы потворствуем греху, вот и все. Дядя Уильям заверил ее, никто не назовет их грешниками.
— Мы отпустили грех грешнице, — настаивала она.
Уильям ответил, что их не в чем обвинить. Они делают то, за что им платят, а возможно, они даже спасли душу от адского пламени.
— Грехи родителей отражаются на детях, — проворчала тетя Амелия.
Он согласно кивнул и отправился в сарай, где из полена выстругивал колыбель Христа для Рождественского праздника в церкви.
Я поняла, что дядю Уильяма меньше беспокоит безупречность поступков, чем тетю Амелию. Иногда он даже улыбался, правда украдкой, словно он стыдился своей улыбки, а застав меня у окна, когда я подглядывала на улицу на праздничное гуляние, он сразу вышел из комнаты и не сделал мне замечания.
Естественно, я пишу эти строки по прошествии многих лет, но теперь я считаю, что уже в то время я начала понимать: обо мне в деревне ходят разговоры. Тетя Амелия и дядя Уильям представляли собой неподходящую пару для воспитания маленького ребенка.
Мэтти Грей, соседка, часто сидевшая на крыльце в погожие дни, слыла в деревне личностью. При каждом удобном случае я любила разговаривать с Мэтти. Она знала это и при моем приближении начинала производить странные звуки, напоминающие сопение, и ее толстое тело тряслось — так она смеялась. Она окликала меня и приглашала присесть на ступеньку. Она. называла меня «бедной маленькой крошкой» и наставляла своего внука Тома, чтобы он хорошо относился к малышке Сьювелин.
Мне нравилось такое имя, образованное от сложения моего имени Сьюзан и фамилии Эллин. Думаю, что «в» вставили для слитности произношения. Получилось хорошее, редкое имя. В нашей деревне было много девушек Эллин, а одну звали Сью, а Сьювелин звали только меня.
Том слушался бабушку и не позволял другим детям дразнить меня, потому что я не такая, как все. Я ходила в школу, которую организовала бывшая гувернантка дочери нашего сквайра, дочь его выросла, и услуги гувернантки больше не требовались. Вот тогда молодая леди открыла школу в маленьком помещении рядом с церковью, туда ходили деревенские дети, включая и внука сквайра Энтони. Через год для него пригласят настоящего учителя, а потом отправят в школу-интернат. В гостиной мисс Брент собиралось разнородное общество Мы писали буквы деревянными палочками на подносах с песком. Нас было 20 детей, младшему пять лет, старшему одиннадцать. Некоторые дети заканчивали образование уже в одиннадцать лет, другие продолжали учиться. Кроме наследника сквайра среди нас были дочери врача, трое детей местного фермера и еще такие ребята, как Том Грей Я отличалась от них.
Дело в том, что мою жизнь окружала какая-то тайна. Родилась я не в деревне, меня привезли туда. Появление на свет детей — такое событие, о котором много говорят, прежде чем ребенок родится. Со мной все было не так. Я жила в чужой семье. Меня хорошо одевали, иногда я даже носила более дорогую одежду, чем позволял статус моих опекунов.
И еще были ее визиты. Она приезжала ко мне раз в месяц.
Она была красавица. Приезжала к нам на станционной пролетке, и меня отправляли в гостиную повидаться с ней. Я понимала торжественность этих посещений, ведь мы не пользовались гостиной в обычные дни, а лишь по особым случаям, например, когда заходил викарий. Венецианские жалюзи всегда опущены, чтобы на солнце не выгорели мебель и ковер. В гостиной царила атмосфера святости, видимо, из-за картин с изображением распятого Христа и Святого Себастьяна. Изображение Святого Себастьяна, пронзенного стрелами и истекающего кровью, соседствовало с портретом нашей королевы в молодости. Она смотрела строго, презрительно и с неодобрением. Гостиная угнетала меня, и только первого мая я поддавалась соблазну и смотрела на уличные торжества сквозь щелки в жалюзи.
Но когда приезжала она, комната преображалась. Она всегда была чудесно одета, носила блузки с оборками и кружевами, длинные облегающие юбки и маленькие шляпки, украшенные лентами и перьями.
Она говорила. «Привет, Сьювелин», словно стеснялась меня. Потом протягивала руку, и я бежала к ней. Она брала меня на руки и внимательно изучала. Я беспокоилась, прямой ли пробор у меня на голове, не выбились ли волосы, не забыла ли я помыть уши.
Мы садились рядышком на диван. Как я его ненавидела, потому это он был сделан из конского волоса и щекотал ноги даже через чулки. Но когда радом сидела она, я этого не замечала. Она задавала мне много вопросов, все они касались меня лично. Что я люблю есть? Не холодно ли мне зимой? Что я изучаю в школе? Как ко мне относятся другие ребята? Когда я научилась читать, она захотела проверить, насколько хорошо это у меня получается. Она крепко обнимала меня, а когда появлялась пролетка, чтобы увезти ее на станцию, она крепко прижимала меня к себе и, казалось, она сейчас расплачется.
Я чувствовала себя польщенной, потому что, хотя она и говорила недолго с тетей Амелией, все же приезжала она ко мне.
После ее отъезда все в доме изменялось. Дядя Уильям старался изо всех сил не улыбаться, а тетя Амелия ходила и чуть слышно приговаривала:
— Ну, я не знаю. Я не знаю.
Естественно, эти визиты не оставались незамеченными в деревне. Джеймс, кучер, и станционный смотритель шептались о ней. Позже я поняла, они сделали соответствующие выводы из этих посещений. Я разобралась бы в них намного раньше, если бы внук Мэтти Грей не заботился обо мне. Том дал понять, что я нахожусь под его защитой и всякий, кто обидит меня, будет иметь дело с ним. Я любила Тома, хотя он не часто снисходил до разговора со мной. Но он был для меня защитником, рыцарем в сверкающих доспехах, моим Лоэнгрином.
Но даже Тому не удавалось запретить детям шептаться обо мне, склонив головы. А однажды Энтони Фелтон заметил у меня под нижней губой справа от подбородка родинку.
— Посмотрите-ка на отметину на лице Сьювелин. Здесь ее поцеловал дьявол, — закричал он.
Они, слушали с широко открытыми глазами, как он рассказал им, что ночью приходит дьявол и выбирает себе кого-нибудь. Потом он их целует, и на месте поцелуя остается отметина.
— Глупости, — возразила я. — У многих людей есть родинки.
— Это особая, — мрачно заявил Энтони. — Я ее сразу могу узнать. Однажды я видел колдунью, и у нее была точно такая же родинка возле рта… Ясно теперь?
Все ребята с ужасом глазели на меня.
— Она не похожа на колдунью, — рискнула возразить Джейн Мотли.
Конечно, не похожа. На мне строгое саржевое платье, светло-каштановые волосы заплетены в две тугие косички и завязаны голубыми лентами. Хороший, аккуратный стиль — комментировала тетя Амелия и не разрешала мне распустить волосы.
— Колдуньи меняют внешность, — объяснил Энтони.
— А я всегда знала, что Сьювелин не такая, как все, — сказала Джил, дочь кузнеца.
— А какой он… дьявол? — спросил кто-то.
— Не знаю, я его никогда не видела, — нахмурилась я.
— Не верьте ей. У нее отметина дьявола на лице, — настаивал Энтони Фелтон.
— Ты глупый мальчишка. Если бы ты не был внуком сквайра, тебя никто бы не слушал, — рассердилась я.
— Колдунья, — стоял на своем Энтони.
В тот день Тома не было в школе, он помогал отцу выкапывать картофель.
Я оробела, они так странно смотрели на меня, я сразу почувствовала свое одиночество, изолированность, свою отличительность от стада. Это странное чувство — экзальтация, потому что я другая, особенная, и одновременно страх.
Но в тот момент вошла мисс Брент, и шепот прекратился, но когда занятия закончились, я выбежала из школы. Я боялась этих детей из-за того, что прочитала в их глазах. Они на самом деле поверили, что ночью ко мне явился дьявол и оставил на моем лице свой знак.
Я побежала через улицу, где на крыльце у своей двери сидела Мэтти Грей, сложив руки на коленях.
Она окликнула меня:
— Куда это ты бежишь?.. Как будто за тобой гонится дьявол.
Меня охватил страх. Я оглянулась. Мэтти рассмеялась:
— Это так говорят. За твоей спиной нет никакого дьявола. А ты и впрямь испугалась.
Я села у ее ног.
— Где Том?
— Все еще копает картошку. В этом году славный урожай. — Она облизнулась. — Нет ничего лучше картошки — горячей, рассыпчатой, в мундире.
— У меня на лице родинка. Она посмотрела.
— Ну и что? Родинка очень красивая.
— Они говорят, меня поцеловал дьявол.
— Кто говорит?
— В школе.
— Они не имеют права так говорить. Я скажу Тому. Он их успокоит.
— А тогда почему у меня родинка, Мэтти?
— Так иногда бывает при рождении. Люди могут родиться с разными родимыми пятнами. У тети моей кузины на лице пятно, напоминающее куст клубники… Ее мать любила клубнику, когда ждала ребенка.
— А что любила моя мать, если я родилась с родинкой?
Я задумалась: а где моя мать? Это еще одна странность. У меня нет матери и нет отца. В деревне есть сироты, но они знают, кто были их родители. А я не знаю. В этом вся разница.
— Но мы не можем этого знать, дорогуша, — успокоила меня Мэтти. — Такие вещи случаются с людьми! Я даже видела девочку, у которой на руке шесть пальцев. Вот это нелегко спрятать. А что такое родинка, которую раньше не замечали? Знаешь что, она очень даже симпатичная. Некоторые леди специально рисуют себе родинки на лице для красоты. Тебе нечего о ней беспокоиться.
Мэтти всегда умела успокоить меня. Она была полностью довольна своей жизнью, хотя жила в маленьком, темном коттедже недалеко от своего сына, отца Тома.
— Рядом, но не слишком, — так она говорила. — А так и должно быть.
А в хорошую погоду она любила сидеть на крыльце и смотреть, что происходит вокруг, больше ей ничего не нужно.
Тетя Амелия считала предосудительным подобное времяпрепровождение, но у Мэтти своя жизнь, и она довольна ею, а это удается далеко не всем жить собственной жизнью и получать от этого удовольствие.
Когда на следующий день я пришла в школу, ко мне подошел Энтони Фелтон и доверительно прошептал:
— Ты ублюдок.
У меня округлились глаза. Я слышала, этим словом ругаются, и только собралась сказать ему, что я о нем думаю, но в этот момент подошел Том, и Энтони сразу же улизнул.
— Том, он назвал меня ублюдком.
— Ничего, — вздохнул он и добавил загадочно, — это не в том смысле, в каком ты думаешь.
В то время я ничего не поняла.
За два дня до моего рождения (мне исполнялось шесть лет) тетя Амелия позвала меня в гостиную Это выглядело очень торжественно, и я с трепетом ожидала, что она мне скажет.
Было первое сентября, и солнечный луч пробрался сквозь щелку в жалюзи. Сейчас я вижу все отчетливо: диван из конского волоса, стулья (сиденья тоже из конского волоса, но, к счастью, на них почти никто не садился) с чехлами на прямых спинках, всякие мелочи в углу (пыль с них стирали два раза в неделю), картины с изображениями святых и портрет молодой королевы с недовольным выражением лица, руки ее сложены, и лента спускается с округлого плеча. Невеселая комната, и луч солнца выглядел в ней совсем не к месту. Наверняка тетя Амелия заметит его и плотнее закроет жалюзи.
Но нет. Она слишком чем-то озабочена и задумчива.
— Третьего числа приедет мисс Анабель, — сообщила она. Это день моего рождения.
Я сжала ладони и ждала. Мисс Анабель всегда приезжала на мои дни рождения. — Она собирается сделать тебе приятное. Мое сердце забилось. Я задержала дыхание.
— Если ты будешь хорошо себя вести… — это ее неизменное вступление, и я не обращаю на него внимания. — Ты наденешь воскресное платье, хотя будет четверг.
Надеть в четверг воскресное платье что-нибудь да значит!
Тетя Амелия плотно сжала губы. Значит, она не одобряет нашу встречу.
— Она увезет тебя на целый день.
Меня ошеломила новость. Я едва могла устоять на месте, мне хотелось вскочить на стул и прыгать.
— Нам нужно все сделать правильно. Я не хочу, чтобы мисс Анабель подумала, что мы воспитываем тебя не как настоящую леди…
Я выпалила, что все будет хорошо. Я не забуду, чему меня учили: не буду разговаривать с полным ртом, в карман положу носовой платок, не буду мямлить и говорить только тогда, когда ко мне обращаются.
— Отлично, — одобрила тетя Амелия. А позже она сказала дяде Уильяму: — И о чем только она думает? Мне это не нравится. Это растревожит ребенка.
Наступил великий день моего шестилетия. Я надела высокие ботинки на кнопках, хлопчатобумажное платье и темно-синий жакет, темно-синие перчатки и соломенную шляпу с резинкой под подбородком.
Со станции мисс Анабель приехала на пролетке, и обратно мы поехали вместе. В тот день мисс Анабель вела себя по-другому. Мне пришло в голову, что она побаивается тетю Амелию. Она нервно смеялась; брала меня за руки и повторяла: «Это прекрасно, Сьювелин».
Под любопытным взором станционного смотрителя мы сели в поезд и отправились в путь. Не помню, чтобы прежде я ездила поездом, и не знаю, что меня взволновало больше: звук колес, выстукивающих какую-то веселую песенку, или пейзаж за окном, мы мчались мимо полей и лесов. Но самое приятное — мисс Анабель сидит рядом и пожимает мне руки.
Мне хотелось о многом спросить ее, но я помнила свое обещание, данное тете Амелии, вести себя прилично.
— Ты какая-то притихшая, Сьювелин, — обратила внимание мисс Анабель. Я ответила, что воспитанные дети не начинают разговор первыми.
Она засмеялась. Она так заразительно смеется, что мне тоже всегда хочется хохотать вместе с ней.
— Забудь об этом. Разговаривай со мной всегда, когда захочешь, и говори обо всем, что приходит тебе в голову.
Странно, но после снятия с меня запрета я почувствовала скованность:
— Лучше вы меня спрашивайте, а я буду отвечать. Она обняла меня:
— Я хочу услышать, что ты счастлива. Ты ведь любишь дядю Уильяма и тетю Амелию, не так ли?
— Они очень хорошие. А тетя Амелия лучше дяди Уильяма.
— Он недобрый? — забеспокоилась она.
— Нет, он даже добрее. Но тетя Амелия такая правильная, что ей трудно быть доброй. Она никогда не смеется… — Я осеклась. Мисс Анабель часто смеялась, и выходило, что она неправильная.
Она снова обняла меня и прошептала:
— О, Сьювелин, ты такая маленькая.
— Нет, я больше Клары Фин и Джейн Мотли, а они меня даже старше.
Она не выпускала меня из объятий, и я не могла видеть выражение ее лица.
Поезд остановился, и она вскочила с места:
— Мы выходим.
Она взяла меня за руку, и мы сошли с поезда. Мы почти побежали по платформе. Рядом стояла бричка, и в ней сидела женщина.
— О, Джанет, я знала, что ты приедешь.
— Это неправильно. — Женщина смотрела на меня. У нее бледное лицо, каштановые волосы, зачесанные на уши и уложенные в пучок. На голове коричневая шляпка с лентами, завязанными бантом под подбородком. Она старалась удержаться от улыбки и этим напомнила мне дядю Уильяма.
— Вот, значит, ребенок, мисс.
— Это Сьювелин, — представила меня мисс Анабель.
Джанет прищелкнула языком:
— Право, не знаю, почему я… — начала она.
— Джанет, ты прекрасно проводишь время и знаешь это. Взяла корзину?
— Как вы велели, мисс.
— Сьювелин, залезай. Мы поедем на прогулку. Джанет сидела впереди и правила лошадью. Мисс
Анабель и я устроились сзади. Она крепко держала меня за руку и снова смеялась.
Бричка тронулась с места, и вскоре мы катили по зеленым аллеям. Мне хотелось, чтобы мы так и ехали целый день. Я попала в чудесный мир. Деревья только начали окрашивать листья в багряные тона, в воздухе стояла легкая дымка, и солнечный свет пробивался сквозь нее, это придавало загадочность пейзажу.
— Тебе не холодно, Сьювелин? — забеспокоилась мисс Анабель.
Я радостно покачала головой. Мне не хотелось разговаривать, я боялась нарушить очарование момента. Боялась, что вдруг проснусь и окажусь в своей кровати, а это все мне только приснилось. Я пыталась задержать каждое мгновение, насладиться им. Вот сейчас, сейчас. Все происходит сейчас, но мне хотелось, чтобы это не кончалось. Я была взволнована и безмерно счастлива.
Бричка неожиданно остановилась, и я выдохнула от разочарования. Но это было только начало.
— Вот мы и приехали. Однако, мисс Анабель, считаю, что мы слишком близко…
— Перестань, Джанет. Мы в совершенной безопасности. Сколько времени?
Джанет посмотрела на часы, пристегнутые к черной блузке из бомбазина.
— Половина одиннадцатого.
Мисс Анабель кивнула:
— Возьми корзину, все приготовь. Мы пойдем погуляем. Ведь ты не против, Сьювелин? Я готова на все, если рядом мисс Анабель.
— Осторожнее, мисс. Если вас увидят…
— Нас не увидят, мы не подойдем слишком близко.
— Надеюсь.
Мисс Анабель взяла меня за руку, и мы пошли.
— Она сердится? — уточнила я.
— Она осторожничает.
— Что это значит?
— Она не любит рисковать.
Я не поняла, что имеет в виду мисс Анабель, но я была слишком счастлива, чтобы задумываться.
— Пойдем в лес. Я хочу показать тебе кое-что. Побежали!
Мы бежали по траве мимо деревьев.
— Догони меня, Сьювелин.
Мне почти удалось догнать ее, но в последний момент она со смехом ускользала от моих рук. Я задыхалась не от бега, а от счастья. Потом между деревьями показался просвет, лес поредел и кончился.
— Сьювелин, посмотри туда, — понизила голос она.
В четверти мили от нас стоял сказочный замок.
— Что ты о нем думаешь?
— Он… настоящий? — У меня перехватило дыхание.
— Конечно… настоящий. Он стоит здесь много много лет.
У меня хорошая зрительная память, я могу детально запомнить предмет, посмотрев на него лишь раз. Поэтому замок Мейтленд запомнился мне на всю жизнь. Я опишу его, каким я знаю его теперь. А в шестилетнем возрасте, в тот чудесный памятный день моего детства, я считала его волшебным замком и вспоминала его долгие годы как сон или мечту.
Замок выглядел величественным и таинственным. Его окружали высокие стены, по четырем углам возвышались смотровые башни. С каждой стороны квадратные башни со шпилями и традиционные огромные ворота. В стенах длинные узкие прорези окон, замок облицован тесаным камнем. Парапет над боковой башней защищал расположенный под ним портал и напоминал нам о том времени, когда сверху лили горячее масло на всех, кто пытался пробраться сквозь укрепления в замок. За бойницами расположены проходы, с которых защитники замка могли осыпать нападающих стрелами. Обо всем этом я узнала позднее, познакомилась со всеми выступами винтовых лестниц, не раз обошла весь замок. Но с того момента я была очарована замком, он меня околдовал. Позднее мне хотелось думать, что я поступаю, как велит мне замок.
Но в тот день я лишь безмолвно стояла рядом с мисс Анабель. До меня донесся ее смех, и она прошептала:
— Тебе нравится?
Нравится? Слишком неподходящее слово, чтобы выразить чувства, охватившие меня. Я раньше не видела таких чудесных замков. У нас в классе висела картина, где изображен Виндзорский замок. Он очень красивый. Но ведь то картина, а это настоящий замок. Лучи сентябрьского солнца преломлялись на острых углах башен и заставляли их сверкать.
Она ждала моего ответа.
— Он прекрасен. Он… настоящий.
— Да, настоящий. Ему 700 лет.
— Семьсот! — повторила я.
— Древний, правда? А ты на этой земле существуешь только шесть лет… Я рада, что он тебе понравился.
— В нем кто-нибудь живет?
— Да, живут.
— Рыцари… А может, королева?
— Нет, не королева. А в наши дни нет больше рыцарей в доспехах… дам: в старинных замках.
Неожиданно появились всадники — девочка и три мальчика. Девочка ехала на пони, я обратила на нее внимание, потому что она примерно моего возраста. Мальчики постарше.
Мисс Анабель ахнула, взяла меня за руку и потянула к кустам.
— Все в порядке. Они возвращаются.
— Они живут в замке?
— Не все, только Сюзанна и Эсмонд, Малком и Гарт у них гостят.
— Сюзанна. Похоже на мое имя.
— Да.
Всадники проехали по мосту через ров, въехали в ворота и скрылись из вида.
Их появление отразилось на настроении мисс Анабель: она крепче сжала мою руку и потянула обратно. Она побежала, я старалась не отставать, мы снова смеялись.
Мы вернулись на полянку, где оставили Джанет. Она расстелила скатерть на траве, разложила вилки, ножи и тарелки и открыла корзину.
— Подождем немного, — предложила мисс Анабель.
Джанет кивнула, поджав губы, словно сдерживаясь и стараясь не сказать какую-то неприятную вещь.
Мисс Анабель заметила ее гримасу и отреагировала:
— Это не твое дело, Джанет.
— Конечно, нет. — Она походила на наседку с распушенными перьями. — Мне это отлично известно. Я делаю, что мне велят.
Мисс Анабель подтолкнула ее в бок:
— Послушай!
Мы все прислушались. Безусловно, это цокот копыт.
— Будьте осторожны, мисс, — предупредила Джанет, — может, это и не он.
Появился всадник. Анабель вскрикнула от радости и бросилась к нему. Он соскочил с лошади и привязал ее к дереву. Мисс Анабель по сравнению с ним казалась маленькой. Он положил руки ей на плечи и смотрел несколько секунд. Потом спросил:
— Где она?
Мисс Анабель протянула руку, и я побежала к ней.
— Вот Сьювелин, — представила она меня.
Я сделала реверанс, так меня учили приветствовать викария и сквайра. Он поднял меня на руки и внимательно посмотрел.
— Да она маленькая.
— Не забудь, ей только шесть лет. А что ты ожидал увидеть? Амазонку? Она высокая для своего возраста. Правда, Сьювелин?
Я подтвердила, что выше Клары Фин и Джейн Мотли, хотя они обе старше.
— Молодец. Я рад, что ты их переросла.
— Но вы же их не знаете, — протянула я.
Они оба рассмеялись. Он поставил меня на землю и погладил по голове. Волосы у меня сегодня были распущены, мисс Анабель не любила косички.
— Сейчас будем обедать. Джанет все приготовила. — И прошептала мужчине: — Совсем не одобряет.
— Мне не требуется одобрения.
— Она считает, это очередная безумная идея с моей стороны.
— Она права.
— Ты же этого хотел не меньше меня, сознайся. Он все еще гладил меня по голове, потом растормошил мои волосы и добавил:
— Думаю, да.
Сначала мне не хотелось, чтобы он и Джанет были вместе с нами. Я одна хотела находиться рядом с мисс Анабель. Но через некоторое время я передумала. Лучше б не было Джанет. Она сидела от нас поодаль, и выражение ее лица напоминало мне тетю Амелию, а это в свою очередь говорило, что этот замечательный день закончится и я вернусь в деревню. Но пока длилось это мгновение, и оно было прекрасно.
Я сидела между мисс Анабель и мужчиной. Она называла его Джоэл. Мне не сказали, как к нему обращаться, и это меня смущало. В нем было что-то, что не позволяло забыть о его присутствии. Я поняла, что Джанет его побаивается. Она разговаривала с ним не так, как мисс Анабель, и называла его «сэр».
У него были темно-карие глаза и светло-каштановые волосы, на подбородке ямочка, белые ровные зубы, сильные руки. Я обратила на них внимание, на мизинце кольцо-печатка. Он наблюдал за мной и мисс Анабель, а она смотрела на нас двоих. Джанет достала вязание. Постукивание спиц и плотно сжатые губы свидетельствовали, что она не одобряет происходящее.
Мисс Анабель спрашивала меня о коттедже, о тете Амелии и дяде Уильяме. Многое она уже спрашивала раньше. Я поняла, она хочет, чтобы он услышал мои ответы. Он внимательно слушал и иногда кивал головой.
Еда была замечательная, меня очаровали события того дня, и все казалось необычным. Мы угощались цыпленком, хрустящим хлебом и маринованными овощами, которые я прежде не пробовала.
— Посмотри, Сьювелин досталась гадальная косточка. — Она подняла косточку с моей тарелки. — Сьювелин, давай потянем. Если тебе достанется большая часть, то сможешь загадать три желания. Вообще-то всегда загадывают одно, но сегодня можно три, ведь день-то особый — день твоего рождения.
— Соревнуйтесь, — сказал Джоэл.
— Сьювелин, зацепи одну часть косточки мизинцем, а я другую, и будем тянуть. Кому достанется большая часть — тот и выиграл.
— Можно загадать три желания, — добавил Джоэл.
— Но есть одно условие: нельзя говорить о своих желаниях вслух. Готова?
Мы зацепились мизинцами. Косточка треснула. Я закричала от восторга: у меня оказалась большая часть.
— Победила Сьювелин, — объявила Анабель.
— Закрой глаза и загадай три желания, — сказал Джоэл.
Я задумалась, чего я хочу больше всего? Хочу, чтобы этот день не кончался, но глупо это желать. Это несбыточное желание, даже гадальная косточка не поможет. Больше всего я хотела, чтобы у меня были папа и мама. Вот я и загадала. Но не простые папа и мама. Хочу, чтобы папа был похож на Джоэла, а мама на Анабель. Вот и второе желание. И я не хочу жить в коттедже «Дикая яблоня». Хочу жить с моими родителями.
Три желания загаданы. Я открыла глаза. Они внимательно смотрели на меня.
— Загадала? — спросила Анабель.
Я кивнула и сжала губы. Ведь я хотела, чтобы мои желания исполнились.
Потом мы ели пирожки с вишневым джемом, ах какие вкусные. Я кусала серединку и думала, что не бывает на земле большего счастья.
Джоэл спросил, умею ли я ездить верхом.
Я не умела.
— Ее надо научить, — обратился он к Анабель.
— Я поговорю с твоей тетей Амелией, — пообещала Анабель.
Джоэл встал и протянул мне руку:
— Пойдем, проверим, как тебе это понравится. Мы пошли к его лошади, и он посадил меня в седло. Он повел лошадь под уздцы между деревьями. Наступил самый волнующий момент. Потом он вскочил в седло, и мы поскакали через лес в поле. Лошадь пошла галопом, и я подумала на мгновение: может, это дьявол пришел забрать меня к себе.
Но меня не напугала эта мысль. Пусть он заберет меня, хочу остаться с ним и с мисс Анабель на всю жизнь. Меня не тревожит, если он и вправду дьявол. Если тетя Амелия и дядя Уильям святые, то я предпочитаю жить с дьяволом. Я чувствовала, что мисс Анабель не останется от него вдалеке, поэтому я буду с ними двумя.
Но наша волнующая прогулка верхом закончилась, лошадь снова пошла тихим шагом, и мы вернулись на поляну, где Джанет собирала остатки пикника в корзину.
Джоэл снял меня с лошади.
Меня захлестнула печаль, ведь мой визит в волшебный лес с прекрасным замком вдалеке заканчивался. Мое приключение казалось чудесным сном, и я не хотела просыпаться. Но ничего не поделаешь, придется.
Он поднял меня на руки и поцеловал. Я обняла его за шею и сказала:
— Это была замечательная прогулка верхом.
— Никогда раньше я не испытывал такого удовольствия от верховой езды.
Мисс Анабель смотрела на нас, и было не понятно, хотела она засмеяться или расплакаться, но все-таки решила засмеяться.
Он верхом проводил нас до брички. Потом он поехал в одну сторону, а мы в другую, на станцию.
— Не забудь встретить меня на станции, Джанет, — напомнила мисс Анабель. Слова прозвучали печальным подтверждением, что день подходит к концу и я скоро снова окажусь в коттедже.
Мы сидели в поезде и крепко держались за руки. Как быстро мчится поезд! Как мне хочется его задержать! Колеса насмехаются надо мной: «Домой! Домой! Быстрее!»
Перед остановкой мисс Анабель обняла меня и спросила:
— Что ты загадала, Сьювелин?
— Ведь нельзя говорить, иначе желания не исполнятся, а я этого не вынесу.
— Они такие важные? Я кивнула.
Она помолчала, а потом сказала:
— Знаешь, одному человеку рассказать можно. Шепотом. И желания все равно исполнятся.
Я обрадовалась. Как приятно делиться секретами, особенно с мисс Анабель.
— Сначала я пожелала, чтобы у меня были папа и мама. Второе: чтобы вы и Джоэл были моими родителями. И последнее: чтобы мы все жили вместе.
Она долго молчала, и я подумала, может быть, она сожалеет, что я ей рассказала о своих желаниях.
Мы прибыли на станцию. Нас ждала пролетка, и очень скоро мы доехали до коттеджа. Он выглядел мрачнее, чем обычно, ведь сегодня я побывала в волшебном лесу и видела чудесный замок.
Мисс Анабель поцеловала меня на прощание:
— Мне надо спешить на поезд.
Она улыбалась, но казалось, она расплачется. Я стояла и слушала звук отъезжающей пролетки, увозившей Анабель.
В моей комнате лежали два пакета, которые она оставила для меня. В одном голубое шелковое платье с ленточками, такого красивого платья я еще не видела. Мисс Анабель подарила мне его на день рождения. Во втором пакете была книжка о лошадях. Я поняла, это подарок от Джоэла.
Какой у меня замечательный день рождения! Но печальные последствия прекрасных событий заключаются в том, что следующие дни после них становятся более скучными и однообразными.
Тетя Амелия сообщила дяде Уильяму:
— Смущает и выбивает ребенка из колеи.
Возможно, она права.
Следующие несколько недель я жила как во сне. Я постоянно смотрела на голубое платье, которое висело в гардеробе, но я его не надевала. Тетя Амелия считала его неподходящим, и я с ней согласилась. Оно слишком красивое, чтобы его носить, на него можно только любоваться. В школе мисс Брент спросила:
— Что на тебя нашло, Сьювелин? В последнее время ты стала невнимательной.
Энтони Фелтон нашептал, что ночью я ходила на шабаш ведьм, сняла всю одежду, кружилась и поцеловала козу нашего фермера.
— Не говори глупости, — отмахнулась я. Наверняка ребята не поверили его выдумкам, ведь тетя Амелия не позволила бы мне выйти на улицу ночью, снимать одежду неприлично, а целовать козу вредно для здоровья.
Я читала книжку про лошадей, не все в ней понимала, она не для моего возраста. Я надеялась, что когда-нибудь снова приедет мисс Анабель. и отвезет меня в тот сказочный лес. Но до встречи с Джоэлом мне хотелось узнать что-то о лошадях. Я пожалела, что сглупила и не загадала желаний попроще: провести в лесу еще один день, а я захотела, чтобы у меня были родители. По папы и мамы должны быть женаты, и они совсем не похожи на Анабель и Джоэла.
Меня заинтересовали лошади. У Энтони Фелтона есть пони, и я умоляла разрешить мне покататься на ней. Сначала он отказывал, но потом решил, будет весело посмотреть, как я упаду с пони, поэтому меня отвели на конюшню, я села на пони и покаталась вокруг поля. Удивительно, но я не вывалилась из седла. Я все время думала, что на меня смотрит Джоэл, и мне так хотелось заслужить его похвалу.
Энтони огорчился, что я не упала, и больше не разрешил мне кататься на его пони.
Мисс Анабель приехала в ноябре. Она похудела и побледнела, объяснила, что болела плевритом и не могла навестить меня раньше.
— Только болезнь помещала мне приехать к тебе.
— Мы поедем в лес? — спросила я. Она печально покачала головой.
— А тебе понравилась та поездка? — живо заговорила она.
Я сжала ладони и кивнула. У меня не хватало слов, чтобы выразить свой восторг.
— Там стоит чудесный замок, как будто не настоящий, хотя туда заехали мальчики и девочка… И еще я скакала на лошади, было так весело. Это был самый лучший день в моей жизни.
Позже мисс Анабель разговаривала с тетей Амелией.
— Нет, я против, — слышалось возмущение тети Амелии. — Где мы будем ее держать? Мы не в состоянии позволить себе подобную роскошь, и в деревне возобновятся пересуды.
— Ей будет приятно.
— Это вызовет новые разговоры. Думаю, мистер Плантер не согласится. Всему есть предел, мисс Анабель. В таком местечке, как наша деревня… Ваши визиты, например. В таком случае они перестанут быть обычными визитами.
— Я знаю, Амелия. Вам хорошо заплатят…
— Дело не в деньгах. Нужно соблюдать внешние приличия. В нашей деревне…
— Хорошо, оставим это на время. Но она должна ездить верхом.
Как все таинственно. Я знала, мисс Анабель собиралась подарить мне на Рождество пони, а тетя Амелия ей не позволила.
Я так рассердилась. Мне надо было пожелать пони, когда мы тянули куриную косточку, вот было бы хорошо, а я вела себя неразумно и пожелала Невозможное.
Перед отъездом мисс Анабель тетя Амелия предупредила ее, чтобы она не навещала нас слишком часто. Это выглядит подозрительно в глазах соседей. Но я уверена, она скоро снова приедет.
Я опять попросила Энтони Фелтона разрешить мне покататься на его пони. Он отказал: — Почему я должен тебе разрешать?
— Потому что мне тоже чуть не купили пони.
— Как это? Как тебе могли купить пони?
— Чуть не купили, правда, — настаивала я.
Я представила, как проеду на собственном пони, который будет гораздо красивее, чем у Энтони, мимо конюшни Фелтонов и очень рассердилась на тетю Амелию. Я не могла выразить ей свода возмущение, поэтому высказала Энтони.
— Ты колдунья и ублюдок, ужасно быть тем и другим одновременно, — посочувствовал он.
Дни стояли холодные, и Мэтти Грей больше не сидела на крыльце.
— Этот ветер продувает меня насквозь, вредно для суставов.
Она страдала от ревматизма и в холодную погоду не отходила от печки.
— Этот ревматизм сегодня меня достал, кроме шуток. Том, разведи огонь побольше. Что может быть лучше горящих поленьев! А если еще чайник поет на печке… это просто райская жизнь, говорю я вам.
У меня появилась привычка заходить в дом Мэтти по дороге из школы. Я недолго оставалась у нее, чтобы тетя Амелия не узнала о моих визитах. Она бы их не одобрила, ведь мы принадлежим «к лучшему классу», чем Мэтти. Как все это непонятно: мы ниже врача и священника, они в свою очередь ниже сквайра, но мы выше Мэтти.
Мэтти отрезала мне кусок хлеба от большой буханки.
— Тебе горбушку, дорогуша.
Я надевала хлеб на длинную вилку, которую сделал отец Тома, и держала над огнем, пока хлеб не поджарится.
Чашечка крепкого чая и толстый ломоть поджаренного хлеба, веселый огонь в печке, на улице дует ветер, но мы не пустим его в дом. Что может быть лучше?
Я не согласна с Мэтти. Бывает еще волшебный лее, на траве расстелена скатерть, на тарелке куриная косточка, на которой можно гадать, и двое чудесных людей, не похожих ни на кого. А на краю леса красивый замок. И можно галопом пронестись на лошади.
— О чем задумалась, малышка Сьювелин?
— Зависит от человека. Может, некоторым не нравится крепкий чай и жареный хлеб. Может, они предпочитают пикник в лесу.
— Тебе это нравится? Я рассказала, что мне нравится, а ты расскажи, что нравится тебе.
Неожиданно для себя я ей все рассказала. Она внимательно выслушала.
— И ты была в том лесу? И ты видела замок? Я знаю, тебя возила туда леди, которая к тебе приезжает.
— Мэтти, знаешь, если потянуть мизинцем косточку и достанется большая часть, то можно загадать три желания.
— Да, это старый трюк. Когда я была маленькой, по праздникам мы ели курицу. Праздничный
обед. Гарнир, начинка, как полагается, а потом начиналась настоящая битва среди детей за гадальную косточку.
— Ты когда-нибудь загадывала желания? Они исполнились?
Она помолчала и кивнула:
— Да. Думаю, я хорошо прожила жизнь. Да, мои желания исполнились.
— А мои исполнятся, как ты думаешь?
— Думаю, исполнятся. Когда-нибудь у тебя все наладится. К тебе приезжает такая красивая леди.
— Да, она красавица, а он…
— Кто он, дорогуша?
Нельзя слишком много болтать, даже с Мэтти, подумала я. Я боялась говорить об этом: вдруг окажется, что это мне только снилось.
— Да так, ничего.
— У тебя хлеб подгорел, ну ничего. Соскобли черноту в раковину.
Я сняла подгорелую часть, намазала хлеб маслом и налила по чашкам чай. Потом сидела и смотрела на пламя. В огне возникают разные картинки. Я видела лес и замок. Но внезапно поленья рассыпались, превратились в золу, и картинка исчезла.
Мне пора уходить. Тетя Амелия будет меня ждать и начнет задавать вопросы.
Приближалось Рождество. Дети пошли в лес рвать плющ и остролист для украшения классной комнаты. Мисс Брент соорудила почтовый ящик и повесила его в гостиной, мы опускали туда открытки о поздравлениями для друзей. Накануне Рождества в последний день занятий мисс Брент будет нашим почтальоном, откроет картонный почтовый ящик, достанет наши открытки, сядет за стол и будет вызывать нас по очереди:
— Вам письмо.
Мы все волновались, сами рисовали и склеивали открытки в классе, шептались, смеялись, хранили в секрете, что подписывали в пожелании, и опускали открытки в ящик.
Днем состоится концерт. Мисс Брент будет аккомпанировать на рояле, а мы будем петь. Ребята с хорошими голосами будут солировать, остальные читать стихи.
Это знаменательный день для всех нас, и мы ждали его с нетерпением.
Для меня более радостным событием было посещение мисс Анабель. Она приехала за день до школьного праздника и привезла мне пакеты, на которых написано: «Открыть на Рождество». Но меня радовали не столько ее подарки, сколько она сама. — Весной мы опять устроим пикник, — пообещала она.
Я закричала от восторга:
— На том же самом месте! А у нас будет гадальная косточка?
— Да, и ты сможешь опять загадывать желания.
— Но мне может не достаться большая часть.
— Надеюсь, достанется, — улыбнулась она.
— Мисс Анабель… а Джоэл придет?
— Возможно. Он тебе понравился, Сьювелин? Я колебалась. Разве можно говорить «нравится» по отношению к богам?
Она встревожилась:
— Он тебя не напугал? — Я молчала, и она продолжала спрашивать: — Ты хочешь его снова увидеть?
— Да, конечно, — торопливо проговорила я.
И снова я загрустила, когда за ней приехала пролетка, но я подумала, что весна наступит в положенный срок и тогда мы отправимся на пикник.
Дядя Уильям сделал рождественскую колыбель, она теперь стояла в церкви, и в ней лежал игру шечный Христос. Трое мальчиков из класса будут исполнять роль мудрецов. Один из них — сын викария, второй — Энтони Фелтон, потому что он внук сквайра, а тот делает щедрые пожертвования для церкви и разрешает проводить благотворительные базары на лужайке перед имением, а в плохую погоду в холле имения, а третьим мудрецом будет Том, потому что у него прекрасный голос. Довольно удивительно услышать ангельский голос такого неопрятного мальчишки, как Том. Я радовалась за него, ведь это большая честь. Мэтти тоже гордилась внуком:
— У его отца хороший голос, и у моего дедушки тоже был красивый голос.
Том повесил большую ветку остролиста над картиной «Возвращение моряка», и в комнате Мэтти стало празднично Я часто смотрела на эту картину и удивлялась, почему ее повесила Мэтти, ведь она такая грустная. Во-первых, это черно-белая репродукция: в дверях стоит моряк с узелком за плечами, его жена смотрит в его сторону невидящим взглядом, словно перед ней не любящий муж, а привидение. Мэтти всегда говорила о картине со слезами на глазах. Странно,она всегда смеется над трудностями реальной жизни, а над картиной проливает слезы.
Я приставала к ней с расспросами о содержании картины.
— Здесь рассказывается вот какая история. Посмотри, в углу стоит колыбель, в ней ребенок. Ребенок не должен был родиться, ведь ее муж находился в плавании три года, а она только что родила. Ему это не нравится… ей тоже.
— Почему ему не нравится? Ведь приятно вернуться домой и увидеть малыша.
— Это означает, что ребенок не от него, и мужу это не нравится.
— Почему?
— Можно назвать это ревностью. Есть еще вторая картина, которая составляет пару с этой. Моя мама разделила их перед смертью. Сказала, «Возвращение» для Мэтти, а «Уход» возьмет Эмма. Эмма моя сестра, она вышла замуж и уехала на север.
— И взяла с собой «Уход»?
— Да. Ей не очень нравилась картина, а мне хотелось бы иметь целиком пару. Хотя «Уход» — печальная картина. Видишь ли, он убил свою жену, и пришла полиция его арестовать, а потом его повесят. Вот что означает «Уход». Но мне хотелось бы иметь и «Уход».
— Мэтти, а что случилось с ребенком в колыбели?
— О нем кто-нибудь позаботился.
— Бедный ребенок! У него не осталось ни мамы, ни папы.
Мэтти быстро сменила тему:
— Том заходил сегодня и сказал, что вы устроили в школе почтовый ящик. Надеюсь, ты ему написала хорошее пожелание. Он славный мальчик, наш Том.
— Я приготовила ему красивую открытку с лошадью.
— Ему понравится, он любит лошадей. Мы собираемся отдать его на обучение к кузнецу. Кузнецы часто имеют дело с лошадьми.
Встречи с Мэтти всегда быстро кончались. Их омрачала мысль, что тетя Амелия ждет моего возвращения из школы.
Коттедж «Дикая яблоня» всегда становился безрадостным после посещения Мэтти. Линолеум на полу натерт так, что можно упасть. Над картинами с изображением Христа и Святого Себастьяна не висят ветки омелы. Они были бы здесь не к месту, а повесить ветку над сердитой королевой и вовсе оскорбление ее величества.
— От них одна грязь. Ягоды упадут на пол, и на них наступят, — комментирует тетя Амелия обычай украшать дом ветками.
Наступил день праздника. Мы спели хором, а самые талантливые — я не входила в их число — исполнили сольные номера: пели и декламировали стихи. Потом открыли почтовый ящик. Том нарисовал для меня красивого коня и написал: «Счастливого Рождества. Искренне твой Том Грей». Все посылали друг другу поздравительные открытки, поэтому у почтальона было много работы. От Энтони Фелтона я получила открытку, в которой не было хороших пожеланий, скорее он хотел меня обидеть — нарисовал колдунью на метле, у нес распущенные черные волосы и родинка на щеке. «Желаю тебе волшебного Рождества». Рисунок у него получился очень неудачный, я решила, что ведьма больше похожа на мисс Брент, а не на меня. Я ему отомстила, послав открытку с жирным мальчишкой, который ест пудинг. (Энтони очень жадный и толстый.) «Не растолстей на Рождество, иначе не сможешь кататься верхом». Я надеялась, что получится наоборот.
Накануне Рождества пошел снег. Все надеялись, что он покроет землю, но он очень быстро растаял и сменился дождем.
Я ходила на ночную службу с тетей Амелией и дядей Уильямом. Это было настоящее приключение, потому что мы ушли из дома поздно вечером. Я сидела на скамье в церкви между двумя моими строгими опекунами.
В церкви я задремала и обрадовалась, когда мы вернулись домой. Потом наступило Рождество, утром у меня было радостное настроение, хотя я и не повесила чулок на стену для подарков. Я знаю, что другие ребята из нашей школы вещают чулки и самое веселое дело — смотреть, какой раздутый получится чулок от подарков, и вынимать из него всевозможные интересные вещи.
— Это ребячество, только чулки портят. Ты уже большая для этого, Сьювелин, — сказала тетя Амелия.
Но у меня уже были подарки от Анабель. опять одежда, два красивых платья. Голубое платье я надевала только в день ее приезда. На этот раз она подарила мне одно шелковое, а второе шерстяное платье и красивую муфту. Еще три книги. Я очень обрадовалась этим подаркам, жаль только, что Анабель не могла сама вручить их мне.
Тетя Амелия подарила мне передник, а дядя Уильям — пару чулок. Эти подарки меня не взволновали.
Утром мы пошли в церковь, потом вернулись домой и обедали. Ели цыпленка, но не было никаких разговоров о гадальной косточке. Потом рождественский пудинг. Днем я читала книги. День все не кончался, мне хотелось сбегать к Мэтти, но она праздновала у соседей, и оттуда раздавались смех и веселые голоса. Тетя Амелия объявила, что Рождество серьезный праздник, день рождения Христа. Люди должны вести себя торжественно, се рьезно, а не поступать как язычники.
— Думаю, этот день должен быть счастливым, потому что родился Христос, — возразила я.
— Надеюсь, у тебя не возникают странные идеи, Сьювелин.
Я слышала, она сетовала дяде Уильяму:
— В той школе происходят всякие вещи, и жаль, что таким людям, как семейство Грей, позволяют обучать своих детей вместе с приличными ребятами.
Я чуть не закричала, что все Грей — самые лучшие люди в нашей деревне, но ведь с тетей Амелией спорить бесполезно.
Потом наступил «день подарков» (второй день Рождества, когда слуги, посыльные и т. п. получают подарки), он прошел еще тише, чем Рождество. Шел дождь, и дул юго-западный ветер.
Какой длинный день. Я только любовалась своими подарками и мечтала, когда же смогу надеть свое шелковое платье.
На Новый год приехала Анабель. Тетя Амелия зажгла камин в гостиной — редчайшее событие — и подняла жалюзи, потому что нельзя жаловаться на солнце, которое испортит мебель.
В лучах зимнего солнца комната по-прежнему была мрачной. Картины ничуть не повеселели от света Святой Себастьян казался более измученным, а королева более сердитой, чем в обычные дни. И Христос не изменился.
Как всегда Анабель приехала после обеда. Она хорошо выглядела в пальто с меховой опушкой, и ее муфта была старшей сестрой моей муфточки.
Я обняла се и поблагодарила за подарки.
— У тебя скоро будет пони, я буду настаивать.
Мы разговаривали, я показала ей свои книги, поговорили о школе. Но я не рассказывала, что меня дразнят Энтони Фелтон и его дружки, я знала, она огорчится.
День прошел хорошо, и в определенное время приехала пролетка увезти ее на станцию. Все казалось обычным, но в действительности оказалось не так.
О посетителе гостиницы «Король Уильям» первой рассказала мне Мэтти.
Том работал в гостинице после школы, он носил багаж гостей и исполнял мелкие поручения.
— Это запасная стрела в его луке, — объясняла Мэтти. — Вдруг не выйдет, с кузнечным ремеслом.
Том рассказал ей о постояльце в гостинице, а она мне:
— В гостинице остановился настоящий скандалист Могущественный джентльмен. Взял лучший номер, но прибыл сердитый, потому что на станции не было продетой, когда он сошел с поезда. А откуда же она там возьмется? Ведь у тебя вчера была гостья, правда? — Мэтти обняла меня. — И их сиятельству пришлось подождать. А уж чего не любят джентльмены — так это ждать.
— Пролетка не так долго едет до нашего коттеджа и быстро возвращается.
— Но богатые джентльмены не любят ждать ни одной лишней минуты, пока обслуживают других. Мне Джим Феннер рассказывал. Он наш станционный смотритель, носильщик. Все работы выполняет на станции. Так вот, стоит тот джентльмен, бушует на платформе. Все спрашивал: «Куда она поехала? Когда вернется?» А старый Джим огорчился, ведь перед ним властный джентльмен, и говорит: «Сэр, это недолго. В пролетке поехала молодая леди до коттеджа „Дикая яблоня“. „Дикая яблоня“, — заревел он. — А где это может быть?» «В деревне, сэр, возле церкви. Совсем рядом, можно дойти за 10 минут. Но леди предпочитает нанимать пролетку и платит и за обратную дорогу, и мы доставляем ее к поезду». Ну тогда он успокоился и согласился ждать. Потом начал расспрашивать Джима. Оказался разговорчивым, когда не сердит. А потом даже дал Джиму пять шиллингов. Такое у Джима бывает не каждый день. Он надеется, что тот джентльмен подольше поживет в гостинице.
С Мэтти так интересно разговаривать, и я задержалась. Потом пришлось бегом возвращаться домой. Теперь рано темнеет, и мы выходим из школы в сумерках. Зимой мисс Брент отпускает нас в три часа, чтобы ребята, которые далеко живут, успели домой до темноты. А летом занятия заканчиваются в четыре часа. Зимой мы начинаем на час раньше, в восемь, пока еще темно.
Тетя Амелия собирала букет из листьев.
— Я отнесу их в церковь, Сьювелин, украсить алтарь. Жаль, что сейчас нет цветов. Викарий говорит, после всех осенних цветов алтарь смотрится пустым. Я пообещала принести листьев. Викарии одобрил мою идею. Ты можешь пойти со мной.
Я положила портфель в свою комнату и послушно пошла с тетей в церковь.
В церкви тихо. Без солнечного света мозаичные стекла окон смотрятся по-другому. Одна я бы побоялась находиться там в сумерках. Боюсь, что Христос сойдет с иконы и скажет, какая я плохая. Мне казалось, что мозаичные картины могут ожить. Там изображены мученики и мой старый знакомый Святой Себастьян. Наши шаги жутко звучали по каменному полу.
— Надо поторапливаться, Сьювелин. Скоро совсем стемнеет.
Мы поднялись по трем ступенькам к алтарю.
— Полагаю, здесь будет какая-то церемония. Лучше поставить листья в воду. Сьювелпн, возьми кувшин и сбегай к колонке.
Я взяла кувшин и выбежала из церкви. Кладбище совсем рядом. Надгробия напоминают старых мужчин и женщин, чьи лица спрятаны капюшонами.
Колонка находится в нескольких ярдах от церкви. Мне пришлось пройти мимо старых памятников. Я всегда читала надписи на них, когда мы выходили из церкви. Люди лежали под ними долгие годы, некоторые похоронены даже в XVII веке. Я добежала до колонки и стала качать воду.
Сзади послышались шаги. Я оглянулась. Стемнело, и у меня мурашки побежали по спине. Я почувствовала, что кто-то… или что-то наблюдает за мной.
Снова повернулась к колонке. Было трудно одной рукой держать кувшин, а другой качать воду. Мои руки тряслись от страха. Не глупи, сказала я себе. Кому еще в такое время быть на кладбище? Возможно, это жена викария возвращается домой или какая-то помощница решила убраться в церкви.
Я наполнила кувшин до краев. Снова послышались шаги. У меня перехватило дыхание от ужаса. Среди надгробий появилась фигура. Наверняка это какой-то призрак встал из могилы.
Я вскрикнула и со всех ног бросилась бежать к церкви. Вода из кувшина плескалась на мое пальто. Добежав, я на мгновение оглянулась через плечо. Никого не видно.
Тетя Амелия с нетерпением ожидала меня у алтаря.
— Иди, иди.
Дрожа, я протянула ей кувшин.
— Как мало здесь воды. Ты такая неосторожная, половину разлила, — бранилась она.
— Там темно, — упрямо твердила я. Ни за что на свете я бы не пошла туда во второй раз.
— Придется обойтись и этой водой, — нехотя согласилась она. — Съювелин, почему ты не можешь делать все так, как положено?
Она поставила листья в воду, и мы вышли из церкви. Я держалась рядом с тетей.
— Не этим надо украшать алтарь, но ничего не поделаешь, — сказала тетя Амелия.
В ту ночь я плохо спала. Едва начинаю дремать, снится, как я на кладбище, а из могилы поднимается призрак пугать людей. Я всегда считала, что призраки — прозрачные белые существа. Но тот призрак был одетым и казался высоким мужчиной в блестящей черной шляпе. Больше я ничего не успела заметить, кроме его немигающего пристального взгляда, устремленного на меня.
Наконец я заснула и проснулась поздно утром. Тетя Амелия мрачно взглянула на меня, когда я пришла завтракать. Она не разбудила меня и прежде никогда этого не делала. Предполагалось, что я самостоятельно должна вставать в нужное время и идти в школу. Ведь это дисциплина, а ее тетя Амелия почитала ничуть не меньше, чем благонравие.
Следовательно, я опоздала на урок, а мисс Брент, считавшая пунктуальность не менее важной, чем чтение, письмо, арифметика, сказала, если я не могу приходить в школу вовремя, то мне придется остаться после уроков на полчаса и переписать молитву.
Значит, у меня сегодня не останется времени забежать к Мэтти.
Занятия закончились в три часа, а я сидела за партой и писала: «Я верую в Бога-отца…» и закончила минут через двадцать. Потом понесла тетрадь в гостиную мисс Брент на второй этаж, постучала в дверь. Она взглянула на тетрадь и сказала:
— Поторопись и успеешь домой до темноты. И Сьювелин, постарайся не опаздывать. Это дурная привычка.
— Да, мисс Брент, — покорно промямлила я и убежала.
Я выбрала короткую дорогу через церковное кладбище, может, сумею забежать на минутку к Мэтти и рассказать, какой призрак я вчера видела. Даже если задержусь, скажу тете Амелии, что меня оставили после уроков переписывать молитву. Она кивнет, одобряя действия мисс Брент.
Немного странно идти через кладбище после вчерашнего происшествия. Но страх, который всегда испытываешь, находясь на кладбище, придаст особую привлекательность этому месту. Еще не совсем стемнело. Большой огненный шар солнца стоял на горизонте. Я боялась, ждала чего-то, и помимо воли меня тянуло на кладбище.
Только я вошла на территорию кладбища, как сразу же пожалела об опрометчивом поступке. Меня охватил панический страх, захотелось повернуть назад и убежать. Но нет. Я пройду мимо белых надгробий, на которых еще сохранились надписи и даты.
Меня преследуют. Я уверена в этом, за моей спиной слышатся шаги. Я побежала, и тот, кто находился за мной, тоже заспешил.
Было глупо с моей стороны приходить сюда. Я сама себе хотела доказать свою смелость. А ведь вчера я уже получила предупреждение. Вчера я сильно испугалась, но тетя Амелия была рядом, оставалось только добежать до нее. А сегодня я вернулась сюда… одна.
Я уже вижу серые стены церкви. Тот, кто у меня за спиной, оказался быстрее. Он… он совсем рядом.
Я посмотрела на дверь церкви. Вспомнила, что церковь — это храм, святилище, священное место. Значит, здесь не может быть духов.
Я заколебалась: войти в церковь или убежать?
До меня дотронулась рука. От страха у меня перехватило дыхание.
— В чем дело, малышка? — произнес музыкальный, дружелюбный голос. — Тебе нечего бояться.
Я обернулась и посмотрела на говорившего. Он очень высокий, я обратила внимание на черную шляпу, в которой он был и вчера. Мужчина улыбался, у него темно-карие глаза и лицо совсем не такое, какое должно быть у призрака. Это живой человек. Он снял шляпу и поклонился.
— Я просто хотел поговорить с тобой, — сказал он.
— Вы вчера были на кладбище, — обвинила его я.
— Да, мне нравится бывать на кладбищах, читать надписи на надгробиях, а тебе?
Мне тоже нравилось, но я промолчала. Я дрожала от страха.
— Ту колонку трудно качать, я хотел тебе помочь. Один должен держать кувшин, а другой качать воду. Разве ты не согласна?
— Да.
— Пожалуйста, покажи мне церковь. Я интересуюсь старинными храмами.
— Мне надо домой. Я опаздываю.
— Да, ты позднее всех идешь из школы. Почему?
— Меня оставили после уроков переписывать молитву.
— «Я верую в Бога-отца…», а ты веруешь, девочка?
— Конечно. Все веруют.
— Неужели? Тогда ты должна знать, что Бог будет следить за тобой и защитит от всех опасностей и страхов ночи. Даже от незнакомцев на кладбище. Зайдем на минутку, пожалуйста, покажи мне церковь. Уверен, что прихожане гордятся мозаичными стеклами.
— Викарий гордится, о них даже писали в газете. У него хранятся вырезки. Можете посмотреть, если желаете. Он с удовольствием покажет вам их.
Он все еще держал меня за руку и тянул к двери. Мельком взглянул на объявление, сообщающее о различных собраниях на этот месяц.
В церкви я почувствовала себя спокойнее. Священная атмосфера прибавила мне мужества. Я знала, ничего ужасного не может произойти внутри этих стен, где золотой крест и эпизоды из жизни Христа изображены в красных, голубых и золотых красках на окнах.
— Красивая церковь, — заметил мужчина.
— Да, но мне надо идти. Викарий вам покажет церковь.
— Минутку, лучше посмотреть ее при дневном свете.
— Скоро стемнеет и мне…
— Да, тебе надо вернуться до темноты. Как тебя зовут?
— Сьювелин.
— Какое милое и необычное имя. А фамилия?
— Кэмпион.
Он кивнул, словно ему доставило удовольствие слышать мою фамилию.
— Ты живешь в коттедже «Дикая яблоня»?
— А вы откуда знаете?
— Я видел, как ты туда входила.
— Значит, вы раньше наблюдали за мной.
— Я просто был поблизости.
— Мне пора идти, иначе тетя Амелия рассердится.
— Ты живешь с тетей Амелией?
— Да.
— А где твои папа и мама?
— Мне надо идти. Викарий покажет вам церковь.
— Да, через минуту. А что за леди посещала тебя пару дней назад?
— Я знаю, кто. Вы сердились, потому что на станции не было пролетки.
— Правильно. Мне сказали, она только доедет до коттеджа «Дикая яблоня» и сразу вернется на станцию. Та леди очень красивая. Как ее зовут?
— Мисс Анабель.
— Ясно. Она часто навещает тебя?
— Да.
Он неожиданно приподнял мой подбородок и посмотрел мне в лицо. Я подумала, что он дьявол и ищет родинку.
Я сказала:
— Я знаю, что вы ищете. Отпустите меня домой. Если хотите посмотреть церковь, попросите викария.
— Сьювелин, в чем дело? Что я ищу? Ответь.
— К дьяволу это не имеет никакого отношения. Я с ней родилась. Можно даже родиться с пятном, похожим на клубнику, если перед рождением ребенка мама любила клубнику.
— Что?
— Ничего странного. У многих бывают родинки.
— Твоя родинка очень симпатичная. Сьювелин, ты добрая девочка, и я провожу тебя до дома.
Я почти выбежала из церкви. Он шагал рядом. Мы быстро миновали кладбище и дошли до деревни.
— Вон твой дом. Ты беги, а я посмотрю отсюда, чтобы ты благополучно добралась. Спокойной ночи, Сьювелин, спасибо, что ты по-доброму отнеслась ко мне.
Я побежала.
Я уже входила в свою комнату, как тетя Амелия вышла из своей.
— Ты опоздала.
— Меня оставили после уроков. — Она улыбнулась с довольным видом. — Меня заставили переписывать молитву.
— Это тебя научит послушанию.
Я пошла к себе. Нельзя рассказать тете о незнакомце. Все так странно. Почему он шел за мной? Хотел, чтобы я показала ему церковь, а сам и не смотрел вокруг. Так все загадочно. По крайней мере, я не поддалась страху и убедилась, что это никакой не призрак, а обычный человек.
Интересно, увижу я его снова?
Но больше мы не встретились.
На следующий день я зашла к Мэтти Грей, и она рассказала мне, что джентльмен выехал из гостиницы. Том нес его багаж до пролетки, а на станции он сел в вагон первого класса. — Он настоящий джентльмен, ездит первым классом и в гостинице заказывал все самое лучшее. У Джона Джефферса не часто останавливаются такие постояльцы. А Тому он дал шиллинг, когда приехал в гостиницу, и еще один, когда уезжал. Настоящий джентльмен.
Я задумалась, рассказать ли Мэтти о моей встрече с ним на кладбище. Я сомневалась. Может, расскажу ей когда-нибудь… но не теперь.
В конце недели меня покинуло чувство тревожного ожидания, возникшее после встречи с незнакомым джентльменом. В конце концов в церкви он показался мне добрым. У него такое привлекательное лицо, немного напоминает Джоэла. У них похожие голоса, и улыбаются они одинаково. Он посетил нашу церковь и решил, раз я живу в деревне, могу рассказать ему о церкви. Вот и все.
Я знала, он не обращался к викарию, потому что уехал следующим утром.
Был холодный день. Хотя мисс Брент разожгла камин в классе, пальцы немели от холода, и портился почерк. Мы все обрадовались, когда часы пробили три раза, и мы могли бежать домой. Я заглянула к Мэтти, Она сидела у гудевшего камина. На выступе грелся закопченный чайник. Скоро Мэтти заварит чай.
Как обычно, она приветствовала меня сопящим смехом, сотрясавшим ее пухлое тело.
— Ну и денек. Ветер дует с востока. Даже собака не выйдет на улицу в такую погоду, разве только по крайней нужде.
Я уселась у ее ног, хорошо бы пробыть у нее до вечера. У нас дома не так уютно. Я знаю, что у Мэтти на каминной полке пыль, под ее стулом хлебные крошки, но в ее доме так тепло и уютно, у нас так не бывает. Я подумала о своей ледяной комнате, по сверкающему линолеуму надо ходить осторожно, иначе упадешь. Разденешься, ныряешь в холодную постель и трясешься от холода. У Мэтти есть грелка, она кладет ее в кровать. Вошел Том.
— Привет, бабушка.
Мне он кивнул. Он всегда меня стесняется.
— Разве тебе не надо сегодня быть в гостинице?
— У меня свободный час. В такую погоду будет мало приезжих.
— Да, настоящие джентльмены приезжают не каждый день.
— А жаль.
Помимо воли я стала им рассказывать о встрече на кладбище. Сначала я не собиралась делать это, но мне тоже захотелось выделиться. Ведь Том нес его вещи и заработал шиллинг. Мне хотелось, чтобы они узнали, что я его тоже видела.
— Такие люди всегда интересуются церквями и всяким таким, — заметил Том.
Мэтти согласно закивала.
— Однажды сюда приезжал джентльмен… изучал надгробия. Сядет, бывало, у памятника сэру Джону Эклстоуну и вытирает его салфеткой. Да, встречаются такие.
— Меня оставили после уроков, и я пошла домой через кладбище. А он там… ждал.
— Чего ждал? — переспросил Том.
— Не знаю. Он хотел, чтобы я пошла с ним в церковь, а я говорю, викарий все расскажет про церковь.
— Викарий любит объяснять. Как только начнет говорить про своды и окна, его не остановить.
— Забавно, но, кажется, он хотел посмотреть не церковь, а меня.
Мэтти строго посмотрела на Тома.
— Том, я тебе велела присматривать за Сьювелин.
— Я так и делаю, бабушка. Ее же задержали в тот день, а мне надо было идти на работу в гостиницу.
— Сьювелин, дорогуша, нельзя ходить ни в какие церкви с незнакомыми мужчинами. Ни в церковь, никуда.
— Я не хотела, Мэтти, он меня заставил.
— А сколько времени вы там находились? — допрашивала меня Мэтти.
— Минут пять.
— А он только разговаривал? Он не…
Я была в замешательстве. Мэтти пытается мне что-то объяснить, а я не понимаю.
— Ну, неважно. Но запомни. Он уехал, и никаких больше визитов с ним в церковь.
Наступила тишина. Среднее полено прогорело, рухнуло и рассыпалось на тысячи огней. Том взял кочергу и поправил дрова в камине. Он очень раскраснелся. Мэтти почему-то замолчала.
Мне пора уходить, но в следующий раз я спрошу Мэтти, почему она так разволновалась, узнав о моей встрече с тем человеком.
Но такая возможность мне не представилась.
Погода мягкая, туманная, темнеет почти сразу после трех. Я подхожу к коттеджу и вижу станционную пролетку. Что это значит? Мисс Анабель всегда заранее сообщает о своем визите.
Поэтому я не стала заворачивать к Мэтти, как собиралась, а со всех ног бросилась домой.
Тетя Амелия и дядя Уильям вышли из гостиной. У них ошеломленные лица.
— Ты пришла, — почему-то сказала тетя Амелия, глотнула воздух и смолкла. — Кое-что случилось.
— Мисс Анабель… — начала я.
— Она наверху в твоей комнате. Лучше она тебе сама скажет.
Я побежала по ступенькам. В моей комнате полный беспорядок. Мои вещи лежат на кровати, и мисс Анабель укладывает их в сумку.
— Сьювелин! — воскликнула она. — Я так рада, что ты сегодня рано вернулась из школы. — Она подбежала ко мне и обняла. — Ты уезжаешь со мной. Сейчас не могу тебе все объяснить. Потом все поймешь. Хочешь уехать со мной?
— С вами, конечно, мисс Анабель.
— А я боялась… Ты ведь прожила здесь так долго… Я думала, ну, неважно. Я собрала твою одежду. Что еще взять?
— Мои книги.
— Хорошо, принеси их.
— Мы едем на каникулы?
— Нет, навсегда. Теперь ты будешь жить со мной и с… Ну я тебе потом расскажу. Сейчас нам надо спешить на поезд.
— Куда мы едем?
— Не знаю точно: Но очень далеко. Сьювелин, помогай мне.
Я принесла книги, и она уложила их в сумку вместе с моей одеждой. Большую дорожную сумку она привезла с собой.
Я удивлена. В душе я всегда надеялась, что со мной случится что-то подобное. А теперь, когда момент наступил, я обескуражена и не могу воспринимать действительность.
Она застегнула сумку и взяла меня за руку. Мы задержались на минутку и осмотрелись. Моя комната почти без мебели, я жила в ней столько, сколько себя помню: натертый линолеум, на стенах поучающие и немного грозные слова. Одно выражение я запомнила: «Собираясь впервые совершить обман, мы плетем себе страшную паутину».
Все следующие годы я не забывала эту фразу.
Железная кровать застелена покрывалом из разноцветных кусочков, это работа тети Амелии. «Тебе пора собирать кусочки ткани для покрывала», — говорила мне тетя Амелия. Не сейчас! Сейчас я уезжаю от покрывал, сшитых из цветных кусочков, подальше от холодных комнат и еще более ледяной благотворительности. Я уезжаю навсегда с мисс Анабель.
— Прощаешься? — спросила меня мисс Анабель.
Я кивнула.
— Немного жаль? — озабоченно спросила она.
— Нет, — яростно возразила я.
Она засмеялась, и я запомнила ее смех, он прозвучал немного истерично, не как обычно.
— Пойдем, нас ждет пролетка.
Тетя Амелия и дядя Уильям по-прежнему стояли в холле.
— Должна вам заметить, мисс Анабель… — начала тетя Амелия.
— Знаю, знаю. Так надо. Вам заплатят, — сказала Анабель.
Дядя Уильям беспомощно смотрел на нас.
— Интересно, что скажут люди? — закончила тетя Амелия.
— Они говорят уже много лет, пусть еще немного поговорят, — парировала Анабель.
— Но мы здесь живем.
— Ничего. Пойдем, Сьювелин, иначе опоздаем на поезд.
Я посмотрела на тетю Амелию.
— До свидания, Сьювелин. — Ее губы скривились. Она наклонилась и прислонилась своей щекой к моей, что было самым большим проявлением нежности с ее стороны. — Будь умницей… Неважно, где ты окажешься. Не забывай читать Библию и верь в Бога.
— Да, тетя Амелия, не забуду.
Наступила очередь дяди Уильяма. Он поцеловал меня.
— Будь умницей. — Он пожал мою руку.
Мисс Анабель поспешила к пролетке, и я за ней.
Я вспоминаю детство, кое-что забылось, ведь мне было только семь лет. Многое совсем стерлось из памяти, но я помню, какое меня охватило возбуждение, когда мы покидали коттедж «Дикая яблоня». Мне не жалко уезжать, жаль только Мэтти и Тома. Мне бы хотелось рассказать Мэтти, как я пришла домой и увидела мисс. Анабель, она собирала мои вещи к отъезду.
Помню, как поезд мчался сквозь ночь, иногда появлялись огни городов, и колеса поезда меняли свою песню. «Уезжаем, уезжаем с Анабель».
Мисс Анабель держала меня за руку и спрашивала:
— Ты счастлива, Сьювелин?
— Конечно, — отвечала я.
— Ты не против, что мы уезжаем от тети Амелии и дяди Уильяма?
— Нет. Я любила Мэтти, немного Тома, и мне нравился дядя Уильям.
— Они за тобой хорошо ухаживали. Я им очень благодарна.
Я молчала. Мне трудно во всем разобраться.
— Мы едем в лес или в замок?
— Нет, мы едем очень далеко.
— В Лондон? — Мисс Брент часто рассказывала нам о Лондоне и показывала на карте, где он отмечен большим черным кружком.
— Нет, еще дальше. Поплывем на корабле подальше от Англии.
— На корабле! — Я настолько разволновалась, что начала подпрыгивать на сиденье.
Анабель смеялась и обнимала меня. Я подумала, тетя Амелия приказала бы мне сидеть спокойно.
Мы вышли на платформу и стали ждать второго поезда.
Мисс Анабель достала из сумки шоколадки.
— Шоколад поможет преодолеть нервозность, — сказала она и засмеялась. Я не поняла ее слов, но тоже засмеялась и вонзила зубы в чудесный шоколад. Тетя Амелия никогда не покупала мне шоколад. А Энтони Фелтон иногда приносил в школу плитку шоколада и с большим удовольствием ел его перед всеми нами и рассказывал, как это вкусно.
Мы вышли из поезда ночью. У Анабель были еще свои вещи, и вместе с моими у нас оказалось много багажа. Мы доехали на пролетке до гостиницы, где заняли чудесную комнату с роскошной двуспальной кроватью.
— Нам придется рано встать. Ты умеешь вставать ранним утром? — спросила Анабель.
Я кивнула.
В комнату нам принесли еду: горячий суп, холодную ветчину, ужасно вкусную. Той ночью мы спали с Анабель в одной кровати.
— Разве это не прекрасно? Я всегда мечтала об этом, — сказала она.
Мне не хотелось спать. Я была так счастлива, но от усталости все же заснула. Проснулась: лежу одна в кровати. Я вспомнила, где нахожусь, и заплакала, подумав, что мисс Анабель оставила меня одну. Потом я увидела ее. Она стояла у окна.
— В чем дело, Сьювелин?
— Я подумала, что вы ушли и оставили меня одну.
— Нет, больше я никогда не оставлю тебя. Иди сюда.
Я подошла к окну. Передо мной открылся странный вид — множество зданий, и в центре стоит огромный корабль.
— Это порт. Видишь тот корабль? Сегодня днем мы на нем отправимся в плавание.
С каждой минутой мое приключение становилось все более волнующим. Но что может быть лучше путешествия в обществе Анабель.
Мы позавтракали в комнате, потом швейцар отнес наш багаж, и мы поехали в порт. По трапу поднялись на борт, мисс Анабель крепко держала меня за руку, и мы шли по длинному коридору, потом постучали в дверь.
— Кто там? — спросил голос.
— Мы.
Дверь открылась. Перед нами стоял Джоэл. Он обнял Анабель и прижал меня. Потом он высоко поднял меня. Мое сердце сильно забилось. Я вспомнила о своих желаниях, загаданных на куриной косточке.
— Я боялся, что ты не успеешь… — осекся он.
— Я успела. Без Сьювелин я бы не пришла.
— Конечно.
— Теперь мы в безопасности, — в ее голосе прозвучала тревога.
— Не совсем, мы отплываем только через три часа…
— Мы не будем выходить отсюда до отплытия. Он посмотрел на меня.
— Что ты обо всем этом думаешь, Сьювелин? Удивляешься?
Я кивнула и огляделась. Узнала, что комната на корабле называется каютой. Мисс Анабель открыла дверь в смежную маленькую каюту.
— Ты будешь там спать, Сьювелин. — Мы будем ночевать на корабле?
— Да, будем здесь ночевать много ночей.
Я очень удивилась, но не могла говорить. Мисс Анабель усадила меня на нижнюю койку, сама села с одной стороны, а Джоэл с другой.
— Я должна тебе кое-что сказать, Сьювелин. Я твоя мама.
Волна счастья захлестнула меня. У меня есть мама, и моя мама — Анабель. Это самое чудесное событие моей жизни. Это даже лучше, чем путешествие на корабле. Потом заговорил Джоэл:
— А я твой отец.
В каюте стало тихо, потом мисс Анабель спросила:
— О чем ты задумалась, Сьювелин?
— Я подумала, что куриная косточка и вправду волшебная. Все мои три желания исполнились.
Дети многое воспринимают как должное. Очень скоро я привыкла к жизни на корабле. Привыкла к бортовой и килевой качке, она не оказывала на меня никакого действия, но некоторые пассажиры ее переносили плохо.
Когда мы отплыли из Англии и находились в открытом море целый день, я заметила перемену в моих родителях. Их покинула нервозность, они выглядели счастливее. Я поняла, они бегут от чего-то, но через некоторое время я перестала об этом думать.
Мы долго плыли на корабле. Неожиданно наступило лето, причем очень жаркое. Мы проплывали по спокойным голубым морям и с палубы наблюдали за китами, дельфинами, летающими рыбами — раньше я видела их только в книгах.
Теперь у меня другое имя. Меня зовут Сьювелин Мейтленд. Но можно называться и Сьювелин Кэмпион Мейтленд. Ведь фамилию Кэмпион я носила семь лет.
Анабель стала миссис Мейтленд. Мы стали обсуждать, как я должна звать ее. Мама — слишком формально.
— Называй меня просто Анабель.
А отца я стала звать папа Джо.
Как я счастлива, что у меня есть теперь папа и мама. Я рабски любила Анабель, боготворила ее.
Перед Джоэлом я испытывала благоговение. Он такой высокий, с важным видом. Мне кажется, все его побаиваются, даже Анабель.
Я не сомневалась, что он самый замечательный и сильный мужчина в мире. Он был для меня богом. А Анабель не богиня, она реальная, милая женщина. Я ни с чем не могу сравнить мою любовь к ней.
Я узнала, что Джоэл врач. Когда заболела одна пассажирка, он ее вылечил.
— Он спас много жизней, — сообщила мне Анабель. — Поэтому одна…
Я надеялась, что она продолжит фразу, но она замолчала. Я не спросила, что она хотела сказать, потому что вокруг столько нового и замечательного. У меня необыкновенные родители. Это просто чудо, что они мои папа и мама.
Путешествие продолжалось. Было очень жарко, я с трудом вспоминала, как дует холодный восточный ветер в нашей деревне, а зимой приходилось ломать слой льда, чтобы умыться из кувшина.
Все отодвигалось в памяти и покрывалось туманом забвения, моя новая жизнь заслоняла собой прошлое.
В положенное время мы приплыли в Сидней, красивый, волнующий город. Корабль вошел в порт, и отец рассказал мне, что много лет назад сюда привозили преступников из Англии. Побережье напоминает Уэльс, поэтому его назвали Новый Южный Уэльс.
— Самая лучшая гавань в мире, — сказал мой отец.
Невозможно все воспринять ребенку моего возраста, новая семья, новая страна, новая жизнь. Просто каждый день я жила в ощущении счастья.
В Сиднее мы прожили около трех месяцев. Сняли дом возле гавани и жили очень тихо. В семейной атмосфере появилась тревога, ее не было, когда мы плыли на корабле. Казалось, Анабель боится потерять счастье.
Я тоже стала испытывать некоторое беспокойство.
Однажды я спросила:
— Анабель, если человек очень счастлив, может ли что-то забрать его счастье?
Она очень чуткая, сразу поняла мою тревогу…
— Ничто нас не разлучит, — успокоила она меня.
Отец уехал куда-то надолго. Каждый день мы ждали его корабль. Анабель загрустила, хотя старалась не показывать виду. Мы пытались жить также, как и раньше втроем, мама изменилась, постоянно смотрела на море.
Наконец вернулся отец. У него довольный вид. Он обнял маму, поднял меня на руки.
— Мы уезжаем, я нашел хорошее место, оно вам понравится. Мы будем там жить. Далеко в открытом океане. Там ты будешь чувствовать себя в безопасности, Анабель.
— В безопасности… Да, я этого хочу. А где это место?
— Где карта?
Мы расстелили карту. Австралия напоминает расползающееся тесто. Новая Зеландия — две собаки грызутся друг с другом. А в океане несколько маленьких черных точек.
Отец указал на одну точку.
— Место идеальное, — изолировано от мира, рядом только несколько таких же островов. Этот самый большой. Там мало что происходит. Люди дружелюбные, на жизнь смотрят легко. Там разводили кокосовые пальмы, но теперь бизнес замер. Кругом растут пальмы. Я бы назвал его Пальмовым островом, но его уже назвали остров Вулкан. Им нужен врач. На острове нет врача, нет школы, ничего нет. Там можно затеряться, землю нужно развивать. Анабель, мне там понравилось, уверен, и тебе понравится.
— А Сьювелин?
— Я подумал о Сьювелин. Несколько лет ты сможешь сама учить ее, а потом она поедет в школу в Сидней. Он не так уж далеко. Корабль иногда заходит на остров, забирает урожай копры. Как только я увидел остров, я сразу понял, это то, что нам нужно.
— Что нам понадобится? — спросила она.
— Очень многое. У нас есть месяц на сборы. Корабль ходит туда раз в два месяца. Мы уедем на ближайшем, а пока будем собираться.
Мы занялись делами, покупали разные вещи: мебель, одежду, продукты.
— Мой папа, видимо, очень богатый человек, — сказала я. — Тетя Амелия говорила, что она всегда прежде два раза посмотрит, а потом только истратит фартинг. Позаботься о пенни, а фунты позаботятся о себе сами — ее любимая поговорка. Из хлебных крошек она пекла пудинг, мне даже нечем было кормить птиц зимой.
Отец часто рассказывал нам об острове. Там много пальм, а кроме них растут хлебные деревья, бананы, апельсины и лимоны. Человек, который успешно выращивал на острове кокосы, продал отцу свой дом по низкой цене, так как он уезжал с острова.
Весь наш багаж погрузили на корабль, и мы поплыли. Я не знаю, какое было время года, для меня это было лето.
Никогда не забуду своего первого впечатления от острова Вулкан. Прямо из моря возвышался огромный пик горы. Сначала мы увидели его, а потом остров. У острова странное название, в переводе означает Ворчливый Гигант.
Мы трое стояли на палубе и держались за руки, смотрели на наш новый дом.
— А почему он ворчит? — поинтересовалась я.
— Он всегда ворчал. Иногда, если он действительно рассердится, то выбрасывает камни и валуны. Они очень горячие.
— Он и вправду гигант? Я никогда не видела гигантов.
— Ты познакомишься с Ворчливым Гигантом, только это не настоящий гигант. Это всего лишь гора, — объяснил отец. — Гора царствует над островом, и местные жители прозвали его островом Ворчливого Гиганта, но на картах он значится как остров Вулкан.
Вскоре перед нами предстал остров с желтым песком и пальмами.
— Похоже на рай, — улыбнулась Анабель.
— Мы сделаем его раем, — заверил отец. Корабль не подошел к острову, а встал на рейд в миле от него. На берегу кипела жизнь. Люди с коричневыми лицами плыли на легких узких лодках, которые называются каноэ. Они кричали, жестикулировали, смеялись.
Наши вещи погрузили на шлюпку и на каноэ и доставили их на берег. Потом взяли и нас. Большой корабль отчалил, оставив нас на новом месте, на острове Вулкан.
Столько здесь нового, трудно поверить, что это все случилось на самом деле. Словно приключение из книги.
Анабель понимала мою растерянность.
— Когда-нибудь ты все поймешь.
— Расскажи мне сейчас. Она покачала головой.
— Сейчас ты не сможешь понять. Подождем, пока ты подрастешь. Я буду вести дневник, потом ты его прочтешь. Я не хочу, чтобы ты нас обвиняла когда-нибудь. Мы тебя любим. Ты наш единственный ребенок, а раз так сложилась наша жизнь, поэтому мы любим тебя еще больше. — Она видела мое смятение и поцеловала меня: — Я все тебе расскажу, почему мы здесь, как все случилось. Нам не оставалось другого выхода. Ты не должна обвинять отца… или меня. Мы не похожи на Амелию и Уильяма. — Она засмеялась. — Они живут… безопасно, а мы нет. Это не свойственно нашим характерам. Я чувствую, ты пошла в нас. — Она снова засмеялась. — Такими мы уродились. И все же, Сьювелин, мы будем жить здесь… Нам здесь понравится. Если затоскуем по Англии, нам надо помнить, что только здесь мы можем жить все вместе.
Я обняла ее за шею. Меня переполняла любовь.
— Мы никогда не расстанемся, правда?
— Никогда, — твердо сказала она. — Только смерть разлучит нас. Но не стоит говорить о смерти. Впереди у нас жизнь. Здесь такая бурная жизнь, Сьювелин, стоит только приподнять камень и увидишь столько живности, — она сделала гримасу. — Запомни, я вполне могла бы обойтись без муравьев и термитов… но здесь мы будем жить все вместе. Будь терпелива, моя дорогая, будь счастлива, будем жить одним днем. Ты сумеешь?
Я согласно закивала. Мы пошли мимо пальм, туда, где на песочном пляже журчала теплая тропическая вода.