С возвращением Марго, которую так давно не видела столица, Париж оживился еще больше. Она приехала с большой пышностью; согласием на развод она восстановила добрые отношения с Генрихом и не видела причин жить вдали от родного, любимого города.

Когда появились носилки Марго, люди хлынули на улицы. Многие знали ее еще принцессой Маргаритой; часто вспоминали, что она бывала в центре внимания во время государственных торжеств; говорили о ее роковой свадьбе и последовавших за ней событиях; повторяли удивительные и неизменно забавные истории о ее похождениях.

И вот Марго возвратилась. Ее несли по улицам в носилках, чрезмерно располневшую от излишеств, в светлом парике, не хуже тех, что она носила в юности. В свите ее шли блондины-лакеи, она держала их ради волос, из которых делали ей парики, а также — мужской силы, не давая пропадать ей втуне. Ей шел пятьдесят третий год. Брат изгнал ее из Парижа двадцать два года назад.

Приветствовать Марго Генрих поручил Шамваллону, ее прежнему любовнику. Марго сочла это очаровательным жестом. В знак дружбы король отправил с Шамваллоном и герцога Вандомского, своего сына от Габриэль.

Марго сохранила прежнее обаяние. Она обняла Вандома, сказала, что его манеры выдают королевское происхождение, что ей не терпится познакомиться со всеми его братьями и сестрами. Она привезла подарки для всех и хотела, чтобы все знали, как радостно ей возвращение в ее любимый Париж.

Марии очень не хотелось встречаться со своей предшественницей, и она пилила Генриха, что позволил ей вернуться.

— Для меня это оскорбительно. Ты в разводе с ней. Сам знаешь, она всегда устраивала неприятности, устроит и теперь. Люди заговорят, что она твоя настоящая супруга — может, Марго и сама намерена об этом заявить.

— Ты должна принять ее, — сказал Генрих. — И помни о ее достоинстве.

— Может, преклонить колени перед ней? Я королева.

— Марго была королевой — Наваррской и Французской. К тому же она дочь короля, и раз не забывает об этом, помни и ты.

Мария встретила свою предшественницу угрюмо. Жизнерадостность Марго привлекла всех; хоть она чудовищно растолстела и не блистала уже красотой, любовь к жизни у нее была все так же сильна и очевидна. Ей очень хотелось познакомиться с детьми Генриха, она начинала горько сожалеть, что живет не в окружении семьи, что дети ее отданы приемным родителям: их появление на свет было слишком скандальным. Хорошо Генриху, он мог собрать всех детей вместе — и законных, и нет! Марго завидовала ему и считала, что, как бывшая его жена, имеет право на близость с ними.

При знакомстве с королевой она держалась в высшей степени любезно, и все заметили, что Мария Медичи рядом с ней выглядела неотесанной, лишенной непринужденной королевской учтивости.

Заметив угрюмость Марии, Марго заявила о желании отправиться к детям.

Генрих тут же предложил ей пожить в Сен-Жермене вместе с детьми, и Марго приняла это приглашение с большой радостью. Дети сразу же были очарованы ею, и Мария через несколько дней нехотя призналась, что не нашла в Марго ничего неприятного.

Желание Марго исполнилось; она обрела место в королевской семье Франции. Стала любимой тетей всех детей и часто рассказывала им истории — не всегда правдивые — о своем поразительном прошлом, в которых неизменно выглядела благородной и зачастую обижаемой героиней.

Вскоре Марго, чтобы находиться поближе к королевской семье, приобрела в Париже особняк де Санс и зажила там в роскоши. Генрих обратил внимание бывшей супруги на то, что при нем королевский двор не блещет таким великолепием, как при ее отце и братьях.

— Дорогая моя, — сказал он, — мне лестно сознавать, что чем меньше блеска при дворе, тем больше уюта в самых бедных домах моей столицы.

— Милый мой Генрих, — рассмеялась Марго, — ты великий король. Люди в Париже и по всей стране утверждают, что во Франции такого благоденствия еще не бывало. «Зачастую он выглядит как простолюдин, — говорят они, — а те, кто правил до него, ходили в драгоценных камнях, но ни один из них не мог накормить ужином всех парижан. Генрих Четвертый предпочитает, чтобы его подданные имели ужин. Vive Henri Quatre!»

— Король, — ответил Генрих, — правит по воле народа, и люди охотнее будут принимать его правление, пусть он и не блещет драгоценностями, если по воскресеньям в каждом крестьянском горшке будет курица.

— Ты всегда был простолюдином, Генрих. Помнишь, я как-то потребовала, чтобы ты вымыл ноги, а ты окатил меня водой из тазика.

— Прекрасно помню. И что ты после моего ухода велела обрызгать постель духами.

— Тут и коренится наше несходство. Я воспитана в старом духе. Мне были необходимы драгоценности, духи, бархаты. Теперь я уже старуха. Не пытайся перевоспитать меня, как я пыталась тебя в начале нашего брака. Переделывать людей нельзя. Может, если б я осознала это еще тогда, то оставалась бы до сих пор твоей женой, и эти прекрасные дети были бы моими… пусть и не все.

Генрих улыбнулся ей.

Марго оставалась прежней.

Это проявилось особенно ярко, когда двое красавцев пажей — любовников своей повелительницы — поссорились из-за нее, и один убил другого выстрелом в голову.

Марго горько оплакивала юного де Сент-Жюльена, казалось, любовники становятся ей вдвое дороже после смерти. Его убийцу, молодого человека по фамилии Вермон, повесили во дворе особняка де Санс. Хотя Марго сама велела его казнить и присутствовала при казни, он и перед смертью твердил о любви к ней.

Эта история вызвала скандал — какие возникали повсюду, где Марго ни появлялась.

Да, она оставалась прежней — и останется навсегда.