Глава 1

— Увы, никто не гарантирован от невзгод, — говаривала моя тетушка Аделаида, — но для леди существуют лишь два пути решения ее насущных проблем. Первый — выйти замуж, второй — найти работу, соответствующую ее происхождению и воспитанию. Третьего не дано.

В сложившейся ситуации я избрала второй путь, отчасти потому, что мне так и не представился случай испытать первый, вследствие чего в данный момент тряслась в поезде, который чрезвычайно медленно и уныло тащился через поросшие лесом холмы и зеленые луга.

Я пыталась представить себе, как могли бы воспринимать мою персону попутчики, случись им обратить на меня внимание, что, впрочем, казалось маловероятным. Но в этом случае они увидели бы молодую женщину среднего роста и не первой молодости (мне было уже двадцать четыре года) в коричневом шерстяном платье с кремовым кружевным воротником и отороченными кружевом манжетами. (Кружева были кремовыми, поскольку, по мнению моей тети Аделаиды, этот цвет намного практичнее белого.) Моя черная накидка была расстегнута у горла, потому что в вагоне было довольно жарко, а коричневая бархатная шляпка, завязанная бархатными лентами того же цвета под подбородком, увенчала бы какую-нибудь грациозную особу вроде моей сестры Филлиды, но, как мне казалось, была совершенно неуместна на такой голове, как моя. Густые, медного оттенка волосы, разделенные на прямой пробор, опускались вниз по обеим сторонам моего слишком длинного лица и были собраны сзади, в результате чего у меня на затылке чуть пониже шляпки торчал весьма обременительный узел. Большие глаза при определенном освещении принимали цвет янтаря и являлись, пожалуй, наиболее привлекательными на моем лице, но были слишком дерзкими, по словам тети Аделаиды, утверждавшей, что они напрочь лишены жеманства, так украшающего любую из дочерей Евы. Нос мой был слишком коротким, а губы — слишком полными. По правде говоря, я считала, что ни одна черта моего лица не сочетается с другой, а следовательно, необходимо смириться с перипетиями, подобными нынешней, и с неизбежными переездами от одного места работы к другому. Мне предстояло совершать их до конца жизни, поскольку, не имея возможности ступить на путь номер один — успешное замужество, я была вынуждена обеспечивать себя вполне самостоятельно.

Поезд оставил позади зеленые луга Сомерсета и углубился в царство вересковых пустошей Девоншира. По словам тетушки, где-то в этих краях меня ждала незабываемая встреча с шедевром мистера Брюнеля — мостом, переброшенным через реку Тамар у городка Сэлташ. Когда поезд минует его, Англия останется позади, и я окажусь в графстве Корнуолл.

В предвкушении момента пересечения этого знаменитого моста мое волнение достигло каких-то невероятных размеров. В те времена я была довольно здравомыслящей женщиной. Возможно, позднее я изменилась вследствие обитания в таком доме, как «Маунт Меллин», что уже само по себе было способно лишить душевного равновесия даже самых рассудительных людей, но тогда я не могла понять, с чего это вдруг так разволновалась.

«Это абсурдно», — говорила я себе. Пусть этот «Маунт Меллин» и в самом деле роскошный особняк, а Коннан Тре-Меллин, его владелец, так же романтичен, как собственное имя, но меня это в любом случае не касается. Буду жить тихой размеренной жизнью в комнатушке под лестницей или, быть может, где-то на чердаке, заниматься малышкой Элвин и ничем более…

«Какие, однако, странные встречаются имена!» — размышляла я, глядя в окно. Пустоши были залиты ярким солнечным светом, но вершины отдаленных холмов почему-то казались зловещими. Они напоминали испуганных людей.

Семья, в которой мне предстояло жить и работать, была корнуоллской, а у них, корнуоллцев, оказывается есть свой собственный язык. Возможно, мое имя, Марта Ли, им покажется странным. Марта! Я вздрагивала всякий раз, когда его слышала. Тетя Аделаида именно так меня и называла, но дома, когда был жив отец, ни ему, ни Филлиде это и в голову не приходило. Для них я всегда была Марти. Мне казалось, что Марти заслуживает намного больше любви, чем ее когда-либо суждено получить Марте. Было грустно и немного страшно, так как я чувствовала, что река Тамар надолго разлучит меня с Марти. На новом месте я, скорее всего, стану мисс Ли, возможно, даже просто мисс или совсем уж пренебрежительно — Ли.

Все началось с того, что кто-то из многочисленных знакомых тети Аделаиды прослышал о «затруднительном положении» Коннана Тре-Меллина. Он нуждался в человеке, который помог бы ему решить домашние проблемы. Требовалась женщина, достаточно терпеливая, чтобы заботиться о его дочери, достаточно образованная, чтобы обучать ее и при этом достаточно благородного происхождения, чтобы ребенок не страдал от чрезмерной близости чуждого по духу человека. Это означало, что Коннан Тре-Меллин нуждается в аристократке из разорившегося рода. Тетя Аделаида решила, что я вполне соответствую его требованиям.

Когда умер наш отец, служивший викарием в одном из сельских приходов, тетя Аделаида со всей решительностью забрала нас в Лондон. Двадцатилетней Марте и восемнадцатилетней Филлиде, сообщила она нам, пора в конце концов увидеть свет. Моя младшая сестра вышла замуж к концу первого же сезона, а я прожила с тетей Аделаидой четыре года, которые так и не завершились брачной церемонией. И вот настал тот день, когда мы с ней избрали второй из двух возможных вариантов моего дальнейшего существования…

Поезд приближался к Плимуту. Вскоре мои попутчики покинули вагон, и я, оставшись одна, рассеянно наблюдала через окно традиционную вокзальную суету.

Уже раздался свисток, возвещающий отправление поезда, когда в купе вошел молодой мужчина. Он посмотрел на меня с извиняющейся улыбкой, как бы выражая надежду на то, что я не буду возражать против его присутствия. Я отвела глаза.

Когда мы покинули Плимут и уже приближались к мосту, он произнес:

— Вам нравится наш мост, не правда ли?

Это был человек, которому еще не исполнилось и тридцати, хорошо одетый, хотя костюм выдавал в нем сельского джентльмена. Темно-синий фрак, серые брюки, а такие шляпы, как у него, в Лондоне называли котелками из-за их сходства с вышеупомянутым сосудом. Эту самую шляпу он положил на сиденье рядом с собой. Не знаю, почему именно, но мне он показался несколько неопрятным. В его карих глазах мерцала ироническая усмешка, будто бы он отлично представлял себе все предостережения тетушки Аделаиды относительно нежелательности каких бы то ни было разговоров с незнакомцами.

Я ответила как можно более ровным голосом:

— Да, разумеется. Думаю, это чудный образчик инженерного мастерства.

Он улыбнулся. Мы пересекли мост и въехали в Корнуолл.

* * *

Его карие глаза откровенно изучали меня, и я остро ощутила всю серость и невзрачность собственной внешности. Должно быть, он интересуется мной только потому, что ему здесь больше не на кого обратить внимание, думала я. И вспомнила, как когда-то Филлида сказала, что я отталкиваю от себя людей, давая понять, будто интерес к моей персоне может быть вызван только отсутствием в данный момент более подходящих объектов. «Если ты считаешь себя недостойной внимания, то и не будешь его достойна», — изрекла тогда Филлида.

— Далеко едете? — поинтересовался попутчик.

— Пожалуй, нет. Я выхожу в Лискерде.

— А, Лискерд. — Он вытянул ноги и перевел взгляд с меня на носки своих ботинок. — Вы из Лондона? — продолжал он.

— Да.

— Вам будет недоставать суеты большого города.

— Я когда-то жила в деревне, следовательно, представляю, что меня ждет.

— Вы намерены остановиться в Лискерде?

Я не была уверена в том, что мне нравится этот допрос, но опять припомнила слова Филлиды: «Марти, ты слишком резка с противоположным полом. Ты отпугиваешь его».

Я решила быть, по крайней мере, вежливой, поэтому ответила:

— Нет, не в Лискерде. Я еду на побережье, в маленькую деревушку под названием Меллин.

— Понятно. — Он помолчал несколько мгновений, снова переключив свое внимание на носки ботинок.

Последующие его слова изумили меня.

— Думаю, такая здравомыслящая юная леди, как вы, не верит в ясновидение… и все такое прочее?

— О чем это вы?.. Что за странный вопрос? — промямлила я.

— Вы позволите взглянуть на вашу ладонь?

Я заколебалась, с подозрением уставившись на него. Можно ли в таких ситуациях давать руку незнакомцу? Тетя Аделаида тут же заподозрила бы его в гнусных помыслах. И, по-моему, в данном случае была бы права. В конце концов, я была существом женского пола, к тому же единственным в его поле зрения.

Он улыбнулся.

— Поверьте, моим единственным желанием является беглый взгляд в ваше будущее.

— Но я не верю в подобные вещи.

— И все же, позвольте…

Незнакомец наклонился вперед и осторожно взял меня за руку.

— Я вижу, — произнес он, склонив набок голову, — что вы приблизились к поворотному моменту своей жизни. Вас ожидает новый мир, совершенно непохожий на тот, к которому вы привыкли. Надо будет проявить осторожность… крайнюю осторожность.

Я недоверчиво улыбнулась.

— Вы видите, что я куда-то еду. Что бы вы сказали, если бы я сообщила, что еду навестить родственников, а значит, меня никак не может ожидать этот ваш новый мир?

— Я бы сказал, что вы не слишком правдивая юная леди.

Его улыбка была невероятно озорной и невольно вызывала симпатию. Я подумала, что передо мной, скорее всего, довольно безответственный человек. В то же время он был таким беззаботным, что это свойство почему-то передалось мне.

— Нет-нет, — продолжал он. — Вы едете в новую жизнь, к новому месту работы. Тут ошибки быть не может. Прежде вы вели уединенную жизнь в деревне, потом переехали в город…

— Мне кажется, это прямо вытекает из того, что я вам рассказала.

— Вы могли ничего не рассказывать. Но ведь нас прежде всего волнует отнюдь не прошлое, ведь так? Мы думаем о будущем.

— И какое же оно, это будущее?

— Вы едете в очень странный дом, полный зловещих теней. Вам придется быть настороже, мисс… э…

Он сделал паузу, но я так и не произнесла того, что он собирался услышать.

— Вы должны зарабатывать себе на жизнь, — продолжал незнакомец. — Я вижу там ребенка и мужчину… Возможно, это отец ребенка. Их окутывают тени… Есть кто-то еще… но, возможно, она уже умерла.

Его глухой замогильный голос заставил меня зябко передернуть плечами.

Я отдернула руку.

— Какие глупости!

Он проигнорировал мои слова. Затем продолжил, слегка прикрыв глаза:

— Придется присматривать за малышкой Элис, но в ваши обязанности будет входить нечто большее, чем уход за ней. А еще вам следует остерегаться Элис.

Я ощутила легкое покалывание, которое началось у основания позвоночника и будто проползло вверх по спине до самой шеи. Это, по всей вероятности, было именно тем, что принято называть пробежавшими по спине мурашками.

Малышка Элис! Но ее зовут вовсе не Элис, а Элвин. На мгновение мне стало не по себе, потому что имена звучали очень похоже.

Затем я почувствовала раздражение. Возможно, даже немного рассердилась. Неужели у меня на лбу написано, что я бедная аристократка, которой ничего другого не остается, кроме карьеры гувернантки?

Незнакомец по-прежнему сидел откинувшись на спинку сиденья и закрыв глаза. Я опять уставилась в окно, всем своим видом давая понять, что ни он сам, ни его смехотворные пророчества меня нисколько не заинтересовали.

Он открыл глаза и, достав из кармана часы, некоторое время с самым серьезным видом изучал циферблат.

— Через четыре минуты, — произнес этот странный человек, — мы будем в Лискерде. Позвольте, я помогу вам вынести вещи.

Он снял с полки мои дорожные сумки. «Мисс Марта Ли» — было отчетливо написано на ярлыках, «Маунт Меллин. Меллин. Корнуолл».

Незнакомец, похоже, даже не взглянул на эти ярлыки, и я решила, что он утратил ко мне интерес. Когда поезд остановился, он вышел из вагона и поставил мои вещи на платформу. Затем снял шляпу, которую надел перед тем, как взять сумки, церемонно поклонился и покинул меня.

Бормоча ему вслед слова благодарности, я заметила спешащего в мою сторону пожилого джентльмена.

— Мисс Ли! Мисс Ли! Так значит, вы и есть мисс Ли?! — восклицал он, и я на мгновение забыла о своем попутчике.

Передо мной стоял жизнерадостный маленький человечек с загорелым морщинистым лицом и карими, с рыжинкой, глазами. Он был одет в вельветовый пиджак. Из-под шляпы, сдвинутой на затылок, торчали рыжие вихры. Тот же благородный цвет имели его брови и усы.

— Итак, мисс, — произнес человечек, — я вас все-таки узнал! Так значит, это ваши сумки? Дайте их мне. Мы с вами и со стариной Вишневым Пирогом скоро будем дома!

Он подхватил сумки и бодро устремился вперед, однако вскоре замедлил шаг.

— Далеко отсюда до дома? — спросила я.

— Старина Вишневый Пирог доставит нас туда так быстро, вы и не заметите, — с этими словами он погрузил мои сумки в коляску. Я уселась на сиденье рядом с ним.

Он показался словоохотливым человеком, и я не могла устоять перед соблазном попытаться как можно скорее узнать хоть что-нибудь о людях, среди которых мне предстояло жить.

— Дом называется «Маунт Меллин», — начала я. — Звучит так, будто он расположен на холме.

— Ну, он действительно построен на вершине прибрежного утеса. Сад спускается к самому морю. «Маунт Меллин» и «Маунт Видден» совсем как два близнеца. Эти дома будто бросают вызов морю — возьми нас, если можешь! Но они стоят на надежных скалах.

— Значит, там два дома, — сказала я. — Следовательно, есть соседи.

— В некотором роде. Нанселлоки из «Маунт Виддена», живут там на протяжении последних двухсот лет. Их отделяет от нас больше мили и бухта Меллин. Эти семьи всегда дружили, пока…

Он замолчал.

— Пока?..

— Скоро сами узнаете, — буркнул он.

Я решила больше не настаивать и сменила тему разговора.

— У них много слуг?

— Ну, значит, я, а еще миссис Тапперти и мои дочки, Дэйзи и Китти. Мы живем в комнатах, что располагаются над конюшней. А еще в доме есть миссис Полгрей, Том Полгрей и малышка Джилли. Ну, она не совсем служанка… Однако живет там и считается как бы служанкой…

— Джилли? — удивилась я. — Какое необычное имя.

— Джиллифлауэр. Наверное, Дженнифер Полгрей была не совсем в своем уме, когда нарекала ее. Неудивительно, что девчонка стала такой…

— Дженнифер? Это миссис Полгрей?

— Неа! Так звали дочку миссис Полгрей. Огромные серые глаза и самая тонюсенькая талия, какую я только видывал. Все держалась особнячком, пока однажды не завалилась с кем-то в сено, а может, и в левкои. Никто не успел и опомниться, как на свет появилась малышка Джиллифлауэр. Касательно Дженнифер, то она просто однажды утром зашла с головой в море… А если по правде, то никто не сомневается в том, от кого родилась Джилли…

Я промолчала, а он, задетый отсутствием интереса к его рассказу, продолжал:

— Она была далеко не первой. Мы всегда знали, что были и другие. Где бы ни появлялся Джеффри Нанселлок, за ним тянулся длинный хвост ублюдков. — Он рассмеялся и покосился на меня. — Незачем напускать на себя такой сердитый вид, мисс. Вам он не сможет причинить никакого вреда. Привидения не обижают молоденьких девушек, а это все, чем мистер Джеффри Нанселлок нынче является… всего лишь привидением.

— Так значит, он тоже умер. Он вошел в море… вслед за Дженнифер?

Услышав такое предположение, человечек громко рассмеялся.

— О, только не Джеффри! Он погиб во время крушения поезда. Вы, должно быть, слыхали о том крушении. Это случилось, когда поезд только что вышел из Плимута. И сразу же покатился под откос. Ужас, сколько тогда народу погибло. Мистер Джефф был в этом поезде и, как всегда, занимался своими делишками. Но тут-то ему и пришел конец.

— Значит, с ним я уже не повидаюсь. Зато, полагаю, познакомлюсь с Джиллифлауэр… Это все слуги?

— Есть еще несколько девчонок и парнишек — кто в саду, кто в конюшне, некоторые в доме. Но это совсем не то, что было раньше. С тех пор, как умерла хозяйка, все переменилось…

— Думаю, мистер Тре-Меллин — суровый нелюдим.

Тапперти неопределенно пожал плечами.

— Как давно она умерла?

— Кажись, чуть больше года.

— И он только сейчас решил, что маленькая мисс Элвин нуждается в гувернантке?

— Тут уже перебывало три, да, три… Вы, значит, четвертая. Они здесь не задерживаются. Мисс Брей и мисс Гаррет заявили, что здесь для них слишком тихо. Была еще мисс Дженсен, настоящая красотка. Но ее отправили восвояси. Она взяла то, что ей никак не принадлежало. Вот жалость была… Она всем нравилась. Казалось, считает за счастье жить в «Маунт Меллине». Все говаривала, что старые дома — это ее хобби. Но, как оказалось, были и другие… хобби. Так что выгнали…

Я переключила внимание на окружающую местность. По обе стороны от дороги раскинулись поля. Был конец августа, так что в гуще спелых колосьев виднелись маки и курослепы. Время от времени мы проезжали мимо мрачных домишек из серого корнуоллского камня.

Между холмами наконец-то показалось море, и я ощутила прилив бодрости. Казалось, весь окружающий пейзаж вдруг ожил и засветился новыми красками. Цветов стало гораздо больше, в воздухе запахло хвоей. Что касается фуксий, росших у обочин, то их цветки были заметно крупнее, чем те, что нам когда-либо удавалось выращивать в церковном садике.

Мы начали спускаться каменистой дорогой по склону холма. У меня захватило дух от окружающего многоцветья. Розовые и красные армерии росли вперемешку с белой валерианой и вереском — густым темно-фиолетовым вереском, который укрывал землю пышным ковром.

Наконец вдали показался дом, похожий на замок, который возвышался на скалистом плато. Как и многие дома в этих краях, он был сооружен из гранита, но, в отличие от других, выглядел гораздо более величественным и благородным. Несомненно, ему исполнилась уже не одна сотня лет, но он готов простоять еще несколько веков.

— Все эти земли принадлежат хозяину, — с гордостью произнес Тапперти. — А вон там, на другой стороне бухты, находится «Маунт Видден».

Я посмотрела туда, куда он указывал, и увидела дом, тоже выстроенный из серого камня, но намного меньше и принадлежащий, видимо, к более позднему периоду. Мне некогда было рассматривать его, потому что мы уже приближались к «Маунт Меллину», который, конечно же, интересовал меня гораздо больше.

Нам преградили путь узорчатые ворота из кованого железа.

— Эй, вы там, открывайте! — завопил Тапперти.

Рядом с воротами стояла небольшая сторожка, у двери которой сидела пожилая женщина с вязанием в руках.

— Давай-ка, Джилли, — проговорила она, — открой ворота, пожалей мои бедные старые ножки.

Тут я заметила девочку, сидевшую на траве у ее ног. Она послушно встала и направилась к воротам. У ребенка была запоминающаяся внешность — длинные прямые, почти белые волосы и огромные синие глаза.

— Спасибо, малышка Джилли, — сказал Тапперти, когда Вишневый Пирог с довольным видом входил в открытые ворота. И добавил, придержав коня: — Я привез мисс, которая будет здесь жить и присматривать за мисс Элвин.

Девочка в упор глядела на меня.

Пожилая женщина подошла к воротам, и Тапперти представил ее:

— А вот это миссис Соуди.

— Добрый день, — произнесла она, — надеюсь, вам здесь будет хорошо.

— Надеюсь, так и будет. Спасибо, вы очень добры, — ответила я.

— Очень на это надеюсь, — добавила миссис Соуди, после чего с сомнением покачала головой.

Я повернула голову, чтобы еще раз взглянуть на девочку, но она исчезла. Скорее всего, в кустах гортензии. Я еще никогда не видела таких больших и ярких цветов — темно-синих, как море в тот день.

— Девочка не произнесла ни единого слова, — заметила я, когда мы ехали по дорожке к дому.

— Неа. Она вообще мало разговаривает. Все больше поет. Бродит повсюду одна. А разговаривать… это не по ней.

Дорожка оказалась довольно длинной, почти в полмили, и по обеим ее сторонам цвели пышные гортензии, среди которых кое-где проглядывали фуксии. Между соснами виднелось море.

Тут я увидела дом. Перед ним раскинулась обширная лужайка, по которой разгуливали два павлина, красуясь перед павой своими роскошными хвостами. Еще один павлин взгромоздился на каменную стену. Возле крыльца, по обе его стороны, росли две высокие пальмы.

Дом был трехэтажным, очень длинным и выстроенным в форме буквы Г. Солнце отражалось в стеклах многочисленных окон, и мне тут же почудилось, что за мной кто-то оттуда наблюдает.

Мы подъехали к парадному крыльцу. Массивная дверь медленно отворилась, и я увидела возникшую на пороге высокую женщину с крючковатым носом. Ее седые волосы были увенчаны белым накрахмаленным чепцом, а по властному виду я тут же определила, что это сама миссис Полгрей, экономка.

— Надеюсь, путешествие было приятным, мисс Ли, — несколько торжественно произнесла она.

— Очень приятным, спасибо, — не менее торжественно ответила я.

— Полагаю, вы очень устали, нуждаетесь в отдыхе и не откажетесь от чашки чаю. Оставьте сумки здесь. Ими займутся слуги.

Я с облегчением вздохнула. Эта женщина развеяла зловещие предчувствия, зародившиеся, как я теперь поняла, после встречи с тем джентльменом в поезде. Тапперти только усилил их своими рассказами о смертях и самоубийствах. Но увидев миссис Полгрей, я поняла, что эта женщина ни за что не потерпела бы нарушений раз и навсегда установленного порядка. Казалось, она излучает здравый смысл, и это вселяло надежду на лучшее.

Заверив, что выпью чаю с огромным удовольствием, я вслед за ней вошла в дом.

Мы оказались в огромном холле, который когда-то, должно быть, использовался в качестве банкетного зала. Пол был вымощен каменными плитами, а крыша как будто парила в вышине, опираясь на деревянные балки, покрытые замысловатой резьбой. В конце зала виднелся небольшой подиум, за которым возвышался огромный открытый камин. На подиуме стоял обеденный стол, сервированный оловянными кубками и тарелками.

— Это изумительно! — вырвалось у меня.

Миссис Полгрей была явно польщена.

— Я лично руковожу натиранием всей мебели, — деловито сообщила она. — За современными служанками нужен глаз да глаз. Эти девицы Тапперти просто пара болтушек, смею вас заверить. Чтобы пресекать их проделки, приходится быть все время начеку. Пчелиный воск и скипидар — вот секрет настоящего блеска. Непревзойденная смесь. Я никому не доверяю ее приготовление.

— Вы замечательно справляетесь со своим делом, миссис Полгрей.

Мы подошли к двери, за которой возник короткий лестничный марш из полудюжины ступеней, ведущих к следующей двери, которую экономка приоткрыла после заметного колебания.

— Часовня, — пояснила она.

Я заметила каменные плиты вымощенного синеватым сланцем пола, алтарь и несколько скамей. Из часовни тянуло затхлой сыростью.

Миссис Полгрей поспешно прикрыла дверь и пояснила:

— Мы больше ее не используем. Ездим в деревенскую церковь. Это там, за бухтой… недалеко от «Маунт Виддена».

Затем мы вошли в комнату, которая, судя по всему, являлась столовой. Весьма внушительное помещение. Стены увешаны старинными гобеленами. Стол натерт до зеркального блеска, а сквозь стеклянные дверцы шкафов видна прекрасная фарфоровая посуда.

— Это не ваша часть дома, — сообщила миссис Полгрей, — но мы направляемся именно этим путем, чтобы вы поскорее уяснили для себя, как говорится, истинное положение вещей.

Это означало очень многое, и в частности то, что меня как гувернантку не будут приглашать за стол вместе с семьей.

Миновав столовую, мы поднялись на один марш лестницы и вошли в небольшую гостиную, увешанную гобеленами и обставленную великолепной старинной мебелью, явно испытавшей благотворное влияние воска со скипидаром и нежной заботы миссис Полгрей.

— Это пуншевая комната, — произнесла она. — Ее всегда так называли, потому что именно здесь собираются все члены семьи, чтобы выпить пунша. В этом доме не изменяют традициям.

В конце этой комнаты виднелся дверной проем, перекрытый тяжелой парчовой шторой. Миновав его, мы оказались в галерее, стены которой были сплошь увешаны портретами. Я пробежала их глазами. Мне было интересно, есть ли среди них изображение Коннана Тре-Меллина, но, не увидев там ни одной модели в современном платье, я пришла к выводу, что, очевидно, еще не пришло его время занять столь почетное место. Пройдя галерею из конца в конец, мы вышли в торцевую дверь и, как я поняла, попали в другое крыло дома, где располагались комнаты прислуги.

— Вот здесь начинается, — произнесла миссис Полгрей, — ваша часть дома. Эта лестница ведет в детскую. Там же, наверху, находится и ваша комната. Но сперва давайте отправимся в мою гостиную и выпьем чаю. Я велела Дэйзи приготовить его, как только услышала, что Джо Тапперти уже вернулся. Так что, надеюсь, нам не придется долго ждать. Пойдемте же…

— Боюсь, что долго буду запоминать расположение комнат в этом доме, — заметила я.

— О, не беспокойтесь. Это вовсе не так сложно, как представляется на первый взгляд. Когда вы распакуетесь и немного отдохнете, я все покажу.

— Вы очень добры.

— Я хочу, чтобы вам у нас было хорошо. По моему мнению, мисс Элвин остро нуждается в дисциплине и порядке. А как я могу ее этим обеспечить, когда у меня столько других дел! Во что превратился бы этот дом, если б я позволила мисс Элвин занимать все мое время? Нет, ей очень нужна грамотная гувернантка, а найти такую, как оказалось, совсем нелегко. Итак, мисс, если вы покажете, что умеете смотреть за ребенком, вам тут все будут очень даже рады.

— Как известно, у меня здесь было несколько предшественниц… — натолкнувшись на ее непонимающий взгляд, я быстро продолжила, — то есть тут работали и другие гувернантки…

— О да. Только от них было немного проку. Мисс Дженсен была, пожалуй, лучшей из них, но оказалось, что у нее есть кое-какие наклонности. Я была ошеломлена. Она ведь даже мне понравилась! — на лице миссис Полгрей появилось выражение совершенно искреннего недоумения. — Что ж, как говорится, внешность обманчива. Когда все обнаружилось, мисс Селестина была безмерно расстроена.

— Мисс Селестина?

— Юная леди из «Виддена». Мисс Селестина Нанселлок. Она здесь частенько бывает. Тихая такая юная леди, ей тут очень нравится. Стоит мне только что-нибудь передвинуть, как она тут же все замечает. Потому-то, наверное, они так и поладили с мисс Дженсен. Видите ли, их обеих интересуют старые дома. Нам было так жаль… это был настоящий шок. Вы с ней как-нибудь познакомитесь. Как я уже сказала, дня не проходит, чтобы она не явилась. Кое-кто даже считает… О Господи! Я тут совсем язык распустила, а ведь вам так хочется чаю!

Она распахнула дверь своей комнаты, и мне показалось, будто бы я попала в какой-то иной мир. Враз исчезла атмосфера мрачной древности. Эта комната не могла иметь отношения ни к какому иному времени, кроме настоящего. На спинки стульев были наброшены салфетки, а в углу стояла этажерка, набитая фарфоровыми безделушками, среди которых занимали почетные места хрустальная туфелька, золоченая свинка и чашка с надписью «Подарок из Вестона». Комната была так забита мебелью, что казалось, по ней невозможно передвигаться. Даже на каминной полке дрезденские пастушки как будто соперничали за свободное пространство с мраморными ангелочками. Мерно тикали золоченые часы. Стулья и столики толпились, казалось, повсюду. Миссис Полгрей, по всей видимости, уважала условности, твердо верила в установленный порядок и всегда стремилась поступать именно так, как надлежит, и никак не иначе.

В этой комнате было что-то успокаивающе стабильное, как и в ее хозяйке.

Она посмотрела на обеденный стол и раздосадованно передернула плечами. Затем резко дернула шнурок звонка. Спустя несколько минут в комнату вошла черноволосая девушка с дерзкими глазами. Она несла поднос, на котором стояли чайничек, спиртовка, чашки с блюдцами, молоко и сахар.

— Давно пора, — упрекнула ее миссис Полгрей, — поставь это сюда, Дэйзи.

Дэйзи метнула в мою сторону весьма красноречивый взгляд. Она едва ли не подмигнула мне. Я сделала вид, что этого не заметила.

Затем миссис Полгрей произнесла:

— Мисс Ли, это Дэйзи. Вы можете вызывать ее, если что-нибудь потребуется.

— Спасибо, миссис Полгрей. И тебе спасибо, Дэйзи.

Мне показалось, они обе замерли от изумления. Дэйзи присела в реверансе, сама этого, похоже, немного застыдилась и быстро вышла.

— Современные нравы… — пробормотала миссис Полгрей и зажгла спиртовку.

Она отперла шкафчик, извлекла из него коробку с чаем и поставила ее на поднос.

— Обед, — сообщила она, — подается в восемь часов. Его будут приносить в вашу комнату. Когда отведаете чаю и осмотрите свое жилище, я познакомлю вас с мисс Элвин.

— Чем она обычно занимается в это время дня?

Миссис Полгрей нахмурилась.

— Бродит где-нибудь в одиночестве. Она очень самостоятельная, знаете ли. Хозяин этого не одобряет. Вот почему он хочет, чтобы у нее была гувернантка, понимаете?

Я начинала понимать. Теперь уже у меня не оставалось сомнений в том, что Элвин окажется трудным ребенком.

Миссис Полгрей отмеряла чай так, как если бы он был золотым песком.

— Очень многое зависит от того, понравитесь вы ей или нет, — продолжала она, заливая горячую воду в заварочный чайничек. — Ее невозможно понять. Одни люди ей нравятся, другие — нет. Девочка очень привязалась к мисс Дженсен. — Миссис Полгрей грустно покачала головой. — Как жаль, что она оказалась с наклонностями…

Она накрыла чайничек салфеткой и поинтересовалась:

— Молока? Сахару?

— С удовольствием.

— Я всегда говорила, что нет ничего лучше чашечки хорошего чая, — она произнесла это с таким видом, будто считала, что я нуждаюсь в утешении.

К чаю миссис Полгрей подала печенье, тоже извлеченное из шкафчика. В ходе беседы выяснилось, что хозяин, Коннан Тре-Меллин, отсутствует уже несколько дней.

— У него еще одно поместье, дальше к западу, — сообщила миссис Полгрей. — По дороге на Пензанс.

Она расслабилась, и ее диалект стал заметнее.

— Он порой навещает его, вроде как присматривает… Поместье досталось ему от жены. Она была из Пендлетонов. Они живут в тех краях…

— Когда он вернется?

Подобное любопытство ее, похоже, в немалой мере шокировало, судя по несколько высокомерному тону, которым она произнесла:

— Он вернется тогда, когда ему будет угодно.

Я поняла, что если собираюсь быть у нее на хорошем счету, то должна строго соблюдать все условности. Судя по всему, вопрос гувернантки относительно жизненных планов хозяина дома она считала проявлением дурного тона. В то же время самой миссис Полгрей было вполне позволительно рассуждать на эту тему, поскольку она являлась привилегированной особой. Было ясно, что мне следует как можно скорее приспособиться к своему новому статусу.

Вскоре после этого миссис Полгрей торжественно проводила меня в мою комнату. Она оказалась просторной, с большими окнами, из которых открывался вид на лужайку перед домом, пальмы и подъездную дорогу. Кровать была с пологом на четырех столбиках и хорошо сочеталась со всей прочей мебелью. На полу лежали коврики, а сам он был отполирован до такой степени, что я предположила наличие у миссис Полгрей мании натирать до зеркального блеска абсолютно все, что попадало в ее поле зрения. У стены стоял высокий комод, рядом комод пониже. Я заметила, что дверь, в которую мы вошли, была здесь не единственной.

Миссис Полгрей проследила за направлением моего взгляда.

— Комната для занятий, — пояснила она. — А дальше находится детская.

— То есть нас разделяет комната для занятий.

Миссис Полгрей кивнула.

Оглядевшись, я заметила в углу ширму. За ней располагалась сидячая ванна.

— Если вам понадобится горячая вода, вы можете в любое время позвонить, и Дэйзи или Китти вам ее принесут.

— Спасибо. — Я посмотрела на камин и представила, как там зимой будет пылать огонь. — Думаю, мне здесь будет достаточно уютно.

— Да, приятная комната. Вы первая гувернантка, которая будет здесь жить. Другие спали в комнате по ту сторону от спальни мисс Элвин. Это мисс Селестина предложила предоставить вам эту комнату. Она подумала, что вам здесь будет лучше. Должна признать, она действительно очень уютна.

— Значит, мне следует благодарить мисс Селестину.

— Очень приятная леди. Она без ума от мисс Элвин.

Миссис Полгрей многозначительно покачала головой. Мне показалось, она подумала, что прошел всего лишь год с тех пор, как умерла хозяйка дома, но, быть может, вскоре вдовец женится вновь. И кто больше всего подходит на роль второй жены, как не молодая соседка, которая так любит Элвин? Возможно, они ждут, когда пройдет достаточно времени…

— Быть может, вы хотите умыться и распаковать вещи? Обед подадут через два часа. Но если вам сперва захочется взглянуть на комнату для занятий…

— Спасибо, миссис Полгрей, — ответила я, — но все же я сначала умоюсь и распакую вещи.

— Отлично. И наверное, вам захочется немного отдохнуть. Путешествия так утомляют. Я-то знаю. Дэйзи принесет горячую воду. Обедать можно в комнате для занятий. Если пожелаете, разумеется.

— С мисс Элвин?

— Она принимает пищу вместе с отцом, исключая молоко с печеньем перед сном. Дети трапезничают со взрослыми, как правило, после достижения восьмилетнего возраста. Мисс Элвин исполнилось восемь еще в мае.

— Так значит, здесь есть и другие дети?

— О Господи, нет! Я говорила о детях вообще… Это одно из семейных правил, понимаете?

— Понимаю.

— Ну что ж, я пока оставлю вас. Если захотите прогуляться перед обедом, пожалуйста. Позвоните, и Дэйзи или Китти, в зависимости от того, кто из них будет свободен, покажет вам лестницу, которой вы в дальнейшем будете пользоваться. Она выходит на огород, но оттуда вы сможете без затруднений попасть всюду, куда вам надо. Но не забудьте, обед в восемь.

— В комнате для занятий.

— Или, если вам так удобнее, в вашей собственной комнате.

— Но в помещении, отведенном для гувернантки.

Она не знала, как ей отнестись к этому высказыванию, а когда миссис Полгрей чего-то не понимала, она попросту не обращала на это внимания.

Как только она ушла, чуждая атмосфера старинного дома как будто начала обволакивать меня, погружая в состояние неизъяснимой тревоги.

Я подошла к окну. Казалось, что прошло очень много времени с тех пор, как Тапперти доставил меня в это обиталище… тоски. Откуда-то доносилось пение августовской птички, возможно коноплянки.

Посмотрев на приколотые к блузке часы, я увидела, что едва минуло шесть, так что до обеда оставалось еще два часа. Быть может, стоит позвать Дэйзи или Китти и попросить принести горячей воды? Мой взгляд непроизвольно устремился в сторону двери, ведущей в комнату для занятий.

В конце концов, это помещение — часть моих апартаментов, и я имею право его осмотреть. Комната оказалась еще больше моей спальни. В центре стоял монументальный стол. На его поверхности виднелись многочисленные царапины и чернильные пятна. Видимо, за этим столом училось уму-разуму не одно поколение юных Тре-Меллинов. Я попыталась представить себе Коннана Тре-Меллина маленьким мальчиком, склонившимся над тетрадкой. Трудолюбивым и прилежным мальчиком, совершенно не таким, как его непутевая и своенравная дочь, которой предстояло стать моей тяжкой проблемой.

На столе лежало несколько книг для детского чтения. Похоже, все рассказы в них были радостного, доброго содержания. Там же находилась тетрадь, на которой было нацарапано: «Элвин Тре-Меллин. Арифметика». Я увидела несколько примеров, в большинстве своем решенных неправильно. Лениво перелистывая страницы, обнаружила карандашный набросок девочки, в которой легко угадывалась Джилли, встретившаяся мне сегодня у сторожки.

— Неплохо, — пробормотала я. — Так значит, наша Элвин — художница. Что ж, это уже кое-что.

Я закрыла тетрадь. И поежилась от странного чувства, которое испытала, еще только приближаясь к этому дому. Казалось, будто кто-то наблюдает за мной.

— Элвин! — не сдержалась я. — Ты здесь, Элвин? Элвин, где ты прячешься?

Ответа не последовало, и я покраснела от смущения, чувствуя себя ужасно глупо в этой мертвой безгласной тишине.

Я вернулась в свою комнату, позвонила и, когда появилась Дэйзи, попросила ее принести горячей воды.

К тому времени, когда я распаковала дорожные сумки и развесила свои вещи, было уже почти восемь часов. Как только пробили часы над конюшней, вошла Дэйзи с подносом. На нем стояла тарелка с ножкой жареного цыпленка и овощами, а в мисочке под оловянной крышкой был яичный заварной крем.

— Вы будете кушать здесь, мисс, или в классной комнате? Мне не хотелось находиться в комнате, где, казалось, за мной наблюдают.

— Здесь, Дэйзи, — ответила я. И поскольку, как мне показалось, девушка любила поговорить, добавила: — А где мисс Элвин? Странно, что я до сих пор ее не видела.

— Она скверная, — заметила Дэйзи. — Вы не представляете себе, что было бы со мной или Китти, если бы мы так шалили в детстве. Нам бы задали хорошую порку, к тому же по такому месту, что после этого и присесть было бы затруднительно. Она услышала, что едет новая мисс, вот и сбежала. Мы и знать не знали, где она пропадает, пока из «Маунт Виддена» не прислали мальчика и он нам сказал, что она, видите ли, находится у них. Она, видите ли, пошла в гости к мисс Селестине и мистеру Питеру.

Дэйзи подмигнула.

— Мисс Селестина балует девчонку. Души в ней не чает, как будто это ее собственная дочка. Слышите? Кажется, экипаж!

Дэйзи метнулась к окну и призывно махнула мне рукой. Я подумала, что не к лицу вместе со служанкой выглядывать из окна и тем самым демонстрировать праздное любопытство, но соблазн был слишком велик.

Вот они выходят из экипажа — молодая женщина, которая казалась моей ровесницей или, может быть, на год-два старше, и ребенок. Я почти не обратила внимания на женщину, сосредоточив все внимание на девочке. Это была Элвин, от которой зависел мой жизненный успех, поэтому, естественно, я не замечала никого, кроме нее.

Девочка довольно высока для своих восьми лет. Светло-каштановые волосы заплетены в косу, и я решила, что они, очевидно, очень длинные, потому что коса уложена кольцами на голове. Из-за этого Элвин выглядела довольно взрослой, и мне показалось, что она развита не по годам. На ней было коричневое платье, белые чулки и черные туфли с ремешками, застегнутыми на щиколотках. Она была похожа на взрослую женщину в миниатюре, и не знаю почему, но я приуныла.

Похоже, она почувствовала, что за ней наблюдают, и бросила быстрый взгляд в сторону окна, у которого мы стояли. Я шагнула назад, но она, несомненно, заметила это движение. Мы еще даже не познакомились, а я уже предоставила ей возможность ощутить свое преимущество.

— Опять замышляет какие-то штучки, — пробормотала Дэйзи.

— Возможно, — заметила я, отходя в глубину комнаты, — она взволнована тем, что у нее будет новая гувернантка.

Дэйзи так и залилась смехом.

— Кто, она? Простите, мисс, но это так смешно, что я просто не могла сдержаться. Вы меня и в самом деле насмешили!

Я села за стол и приступила к обеду. Дэйзи уже собиралась выйти, как раздался стук в дверь и появилась Китти.

Она скорчила рожу сестре и довольно фамильярно улыбнулась мне.

— Ах, мисс, — взволнованно произнесла она, — миссис Полгрей просила передать вам, чтобы вы, когда поедите, спустились в пуншевую комнату. Там будет мисс Нанселлок, и она желала бы познакомиться с вами. Мисс Элвин уже дома. Они хотят, чтобы вы пришли как можно скорее. Мисс Элвин давно пора быть у себя в комнате.

— Я спущусь, когда пообедаю, — спокойно ответила я.

— Тогда, когда вы будете готовы, мисс, позвоните, пожалуйста, чтобы вас проводили.

— Спасибо.

* * *

Встав из-за стола, я подошла к зеркалу. Мою обычную бледность сменил румянец, благодаря которому глаза приобрели совершенно отчетливый янтарный оттенок. Со времени ухода Дэйзи и Китти прошло уже пятнадцать минут, и я представляла себе, с каким нетерпением миссис Полгрей, Элвин и мисс Нанселлок ожидают моего появления. Помня о многих гувернантках, превратившихся в убогих и забитых существ, я не имела ни малейшего желания идти по их стопам. Мне следует с самого начала внушить Элвин уважение к своей персоне, дав понять, что ситуация находится под моим полным контролем. Я позвонила, и вскоре вошла Дэйзи.

— Они ждут вас в пуншевой комнате. Мисс Элвин уже давно пора ужинать.

— Что ж, очень жаль, что она не вернулась раньше, — безмятежно ответила я.

Когда Дэйзи смеялась, ее полные груди, стиснутые тканью блузки, сильно тряслись. Дэйзи обожала смеяться. Она мне показалась такой же беззаботной, как и ее сестра.

Вслед за ней я прошла в пуншевую комнату, где уже ранее побывала вместе с миссис Полгрей. Девушка отдернула портьеру и, сопровождая свои слова эффектным жестом, воскликнула:

— А вот и мисс!

Миссис Полгрей и Селестина Нанселлок восседали в глубоких креслах. Элвин стояла поодаль, сцепив руки за спиной. Мне показалось, она держится подозрительно скромно.

— А! — произнесла миссис Полгрей. — Наконец-то, мисс Ли! Мисс Нанселлок ждет вас.

В ее голосе слышался легкий упрек. Еще бы. Какая-то гувернантка, не торопясь, заканчивает свой обед, в то время как ее ожидает леди…

— Здравствуйте. Как поживаете? — спокойно произнесла я.

На их лицах отразилось крайнее удивление. Полагаю, по их мнению, мне следовало сделать реверанс или каким-либо другим образом выказать осознание своего низкого положения. В эти первые мгновения я видела только Элвин. У нее были удивительно большие синие глаза. Когда вырастет, станет настоящей красавицей. Интересно, в кого она пошла — в отца или мать…

Селестина Нанселлок подошла к Элвин и положила руку ей на плечо.

— Мисс Элвин была у нас в гостях, — пояснила она, — мы большие друзья. Я — мисс Нанселлок. Возможно, вы видели наш дом…

— Да, когда ехала со станции.

— Надеюсь, вы не будете сердиться на Элвин.

Элвин ощетинилась, и ее глаза засверкали.

Я ответила, пристально глядя в эти дерзкие синие глаза:

— Вряд ли я могу бранить ее за то, что произошло до моего приезда. Верно?

— Она считает меня… нас… своей семьей, — продолжала Селестина Нанселлок. — Мы всегда жили по соседству и…

— Уверена, это очень много для нее значит, — ответила я и впервые переключила свое внимание исключительно на Селестину Нанселлок.

Она была выше меня, но красавицей ее не назвал бы никто. Невзрачные русые волосы и карие глаза. На бесцветном лице прочно застыло выражение безмятежного спокойствия. Она казалась бесхарактерной и бесцветной, но, возможно, ее попросту затмили бунтовщица Элвин и напичканная условностями миссис Полгрей.

— Я очень надеюсь, мисс Ли, — продолжала Селестина, — что, если вам понадобится совет, вы не колеблясь обратитесь ко мне. Видите ли, мы близкие соседи, и в этом доме меня считают почти что родственницей.

— Вы очень добры.

Ее кроткие глаза пристально смотрели на меня.

— Мы хотим, чтобы вы были здесь счастливы, мисс Ли. Мы все этого хотим.

— Спасибо. Я полагаю, первым делом необходимо отправить Элвин в постель. Должно быть, ей давно пора спать.

Селестина улыбнулась.

— Вы правы. Действительно, давно пора. Обычно она ужинает в классной комнате ровно в половине восьмого. А сейчас уже давно минула половина девятого. Но сегодня я за ней присмотрю. А вы могли бы вернуться в свою комнату, мисс Ли. И отдохнуть после долгого путешествия.

Не успела я и слова вымолвить, как Элвин воскликнула:

— Нет, Селестина! Я хочу, чтобы это сделала она, моя гувернантка! Это входит в ее обязанности, ведь так?

На лице Селестины отразилось недовольство, а Элвин не смогла скрыть своего торжества. Я поняла. Она хотела почувствовать свою власть, не позволив Селестине уложить ее спать только лишь потому, что та сильно этого желала.

— Отлично, — ответила Селестина. — В таком случае, меня здесь больше ничто не задерживает.

Она смотрела на девочку, будто ожидая, что та станет умолять ее остаться, но Элвин уже с любопытством изучала меня.

— Спокойной ночи, — небрежно ответила она. И обратилась ко мне: — Пойдемте. Я проголодалась.

— Ты забыла поблагодарить мисс Нанселлок за то, что она привезла тебя сюда, — проговорила я.

— Не забыла, — возразила она. — Я никогда и ничего не забываю.

— В таком случае, твоя память намного лучше твоих манер, — заключила я.

Все были изумлены. Возможно, я излишне прямолинейна, но было совершенно очевидно, что для успешного воспитания этого ребенка потребуется непоколебимая твердость.

Лицо девочки вспыхнуло, а глаза сузились. Она хотела что-то ответить, но, так и не найдя нужных слов, стремительно выбежала из комнаты.

— Ну вот! — воскликнула миссис Полгрей. — О, мисс Нанселлок, вы были так добры…

— Вздор, миссис Полгрей, — ответила Селестина. — Мне это совсем не было в тягость.

— Она поблагодарит вас позже, — уверенно проговорила я.

— Мисс Ли, — со вздохом произнесла Селестина. — Вам необходимо особо деликатно обращаться с этим ребенком. Она потеряла мать… совсем недавно. — Ее губы задрожали. — Кажется, эта трагедия разразилась… вчера… Мы с ее матерью были близкими подругами.

— Понимаю, — ответила я. — И не буду сурова с девочкой, хотя вижу, что она нуждается в строгости.

— Будьте осторожны, мисс Ли. — Селестина подошла ближе и дотронулась до моей руки. — Дети — такие хрупкие существа.

— Я сделаю для Элвин все, что будет в моих силах.

— Желаю вам удачи. — Она улыбнулась и обернулась к миссис Полгрей. — Я поеду. Хочу успеть вернуться до темноты.

Миссис Полгрей позвонила, и на пороге выросла Дэйзи.

— Проводи мисс в ее комнату, — распорядилась экономка. — Ты уже отнесла мисс Элвин молоко и печенье?

— Да, мэм.

Я пожелала Селестине Нанселлок спокойной ночи, на что она ответила легким наклоном головы.

* * *

В комнате для занятий Элвин пила молоко и ела печенье. Когда я села рядом, она сделала вид, что не замечает меня.

— Элвин, — обратилась я к ней, — если ты хочешь, чтобы мы с тобой поладили, надо постараться достичь взаимопонимания. Тебе не кажется, что так будет лучше для всех?

— Какое мне до этого дело? — пожала она узкими плечиками.

— Тебе должно быть до этого дело. Ведь тогда мы все будем гораздо счастливее…

Элвин вскинула голову.

— А иначе вам попросту придется уехать, — резко заявила она. — Мне наймут другую гувернантку, только и всего!

Она торжествующе посмотрела на меня, таким образом давая понять, что я здесь всего лишь прислуга и тон в наших отношениях будет задавать она. Я содрогнулась, впервые в жизни осознав, что должны чувствовать люди, вынужденные за кусок хлеба с маслом работать на других людей и при этом полностью зависеть от их доброй воли. Или недоброй.

Глаза Элвин злобно блестели, и мне захотелось дать ей пощечину.

— Ты ведь не можешь не понимать, — проговорила я, — что гораздо приятнее жить в мире, а не в состоянии войны с теми, кто тебя окружает.

— Какое это имеет значение, если эти люди уже не окружают… если можно запросто сделать так, чтобы их прогнали прочь?

— Всех не прогонишь, девочка. Когда-нибудь же придется остановиться. И прийти к простому выводу относительно того, что мир все же лучше войны. Это неизбежно и никак не зависит от твоих настроений или симпатий. Как восход солнца.

Она улыбнулась в свою чашку и допила молоко.

— А теперь, — сказала я, — в постель.

Я встала со стула одновременно с ней, и она заявила:

— Я ложусь сама. Я не маленькая.

— Возможно, ты показалась мне младше, чем на самом деле, потому что еще так многого не знаешь.

Она задумалась над этими словами. Затем пожала плечами. В дальнейшем мне предстояло узнать, что это ее излюбленный жест.

— Спокойной ночи, — сказала она, давая понять, что не желает больше меня видеть.

— Я еще приду и пожелаю тебе спокойной ночи, когда ты ляжешь в постель.

— В этом нет необходимости.

— И все же я приду.

Она снова пожала плечами и скрылась за дверью, которая вела из классной комнаты в ее спальню.

Я была в крайне подавленном состоянии, потому что хорошо осознавала суть своей проблемы. У меня не было опыта воспитания детей, и в прошлом, думая о них, я представляла себе послушные и ласковые создания, забота о которых приносит только радость. Этот ребенок был совсем не таким. И что будет со мной, если окажется, что я не в состоянии справиться со своей задачей? Что случается с женщинами благородного происхождения, которым не удается угодить своим работодателям?

Я могла бы поселиться у Филлиды. Могла бы стать одной из старых тетушек, которые пребывают на побегушках у людей, от которых зависит их жалкое существование. Но я была не из тех, для кого независимость ничего не значит. Так что придется искать другие места работы…

Признаться, я была растеряна. До встречи с Элвин мне как-то не приходило в голову, что можно не справиться с подобной работой. Тяжко было думать о ближайшем будущем, полном горьких разочарований и унизительных неудач, ожидающих таких женщин, как я, женщин, не обладающих столь необходимой привлекательностью и вынужденных сражаться с миром за элементарное выживание…

Я была готова разрыдаться слезами гнева на жестокость и несправедливость жизни, лишившей меня обоих любящих родителей и без всякой подготовки вышвырнувшей меня в этот жестокий мир.

И тут же представила свое появление у постели Элвин с заплаканным лицом. Вот будет радости! Нет, так в битву не вступают. А битва между нами неизбежна.

Я начала мерить комнату широкими шагами, пытаясь успокоиться и взять под контроль свои эмоции. Подошла к окну и посмотрела на зеленые лужайки и холмистую местность вдали. Моря видно не было, потому что мои окна выходили на плато.

«Какая красота! Какое спокойствие там, снаружи! — думала я. — И какой конфликт внутри!» Выглянув из окна, я посмотрела на «Маунт Видден», стоящий на другом берегу бухты. Два дома, расположенные почти рядом… На протяжении длинной череды лет здесь жили многие поколения Нанселлоков и многие поколения Тре-Меллинов. Их жизни так тесно переплетались, что, вполне возможно, история одного дома самым естественным образом становилась историей другого…

Я направилась в детскую.

— Элвин…

Ответа не последовало. Она лежала с плотно закрытыми глазами. Слишком плотно. Я склонилась над ней.

— Спокойной ночи, Элвин. Мы подружимся, вот увидишь.

Тишина.

* * *

Я была совершенно обессилена, но отдохнуть этой ночью так и не удалось — то засыпала, то, вздрагивая, просыпалась. Это повторялось несколько раз, пока сон окончательно не покинул меня.

Лежа в постели, я оглядела комнату. Проникающий в окна лунный свет выхватывал из темноты предметы обстановки, напоминающие расплывчатые зловещие фигуры. Казалось, что я здесь не одна, что где-то неподалеку звучат какие-то странные голоса. Создавалось впечатление, будто в этом доме произошла страшная трагедия, которая продолжает влиять на весь уклад его жизни.

Возможно, это связано со смертью матери Элвин. Она ведь умерла всего год назад. Как? При каких обстоятельствах?

Я думала об Элвин, которая посылала в мир свою детскую агрессию. Это должно чем-то объясняться, ведь ни один ребенок не станет без веских оснований стремиться выказывать стойкую враждебность по отношению к кому бы то ни было.

Нужно как можно скорее выяснить причину подобного поведения.

Я твердо решила сделать Элвин счастливым ребенком.

Уже светало, когда меня сморил сон. Наступление дня подействовало успокаивающе, потому что в этом доме я вдруг начала бояться темноты.

Завтракали мы вместе с Элвин в комнате для занятий. Девочка с гордостью сообщила мне, что, когда ее отец дома, она обычно завтракает с ним.

Потом мы принялись за работу, и я обнаружила, что имею дело с необычайно умным ребенком. Она была начитана гораздо лучше большинства детей своего возраста, и во время урока ее глаза то и дело вспыхивали живым интересом, несмотря на явное стремление всячески препятствовать установлению гармонии между нами.

Это обнадеживало.

После ленча Элвин изъявила желание погулять, и мне показалось, наши отношения начали понемногу налаживаться.

Неподалеку от дома был лес, и Элвин заявила, что непременно хочет мне его показать. Я была рада этому ее стремлению и с готовностью последовала за ней по тропинке, вьющейся между деревьями.

— Смотрите! — воскликнула она, протягивая мне красный цветок. — Знаете, что это такое?

— Думаю, чистец.

Она кивнула.

— Вам нужно нарвать этих цветов и держать их в своей комнате. Они отгоняют зло.

— Старое суеверие, — рассмеялась я. — Зачем мне делать это?

— Это необходимо. Такие цветы растут на кладбищах. Их там сажают, потому что люди боятся мертвецов.

— Не стоит их бояться. Мертвецы не могут причинить вред.

Она продела цветок в петлицу моего пальто. Я была растрогана. Ее лицо смягчилось, когда она закрепляла цветок, и мне показалось, что ей искренне хочется защитить меня от какой-то неведомой опасности.

— Спасибо, Элвин, — мягко проговорила я.

Она бегло взглянула на меня, и на ее детском лице возникло озорное выражение.

— Догоните меня! — крикнула она и пустилась бежать.

Я не стала и пытаться.

— Элвин, вернись! — окликнула я, но она уже исчезла за деревьями, и до меня издалека донесся ее звонкий смех.

Нужно было возвращаться домой, но лес был густым, и я не знала, в каком направлении следует идти. Некоторое время брела по тропинке, но потом мне показалось, что она ведет совсем не туда, куда следует. Меня охватила паника, но я сказала себе, что это очень глупо, тем более что день был солнечным, я находилась всего в получасе ходьбы от дома, да и лес не может тянуться чересчур далеко, так что куда-нибудь я все равно выйду.

Я не собиралась доставлять Элвин удовольствие от осознания того, что ей удалось завести меня в лес и бросить на произвол судьбы, поэтому решительно направилась вперед. Но лес становился все гуще, и я поняла, что лишь усугубляю свое положение. Гнев на Элвин снова начал заволакивать мою душу, но тут я услышала шорох листьев, будто кто-то шел следом за мной. Я была уверена, что девочка где-то неподалеку, насмешливая и довольная собой…

И тут послышалось пение. Это был странный голос, он немного фальшивил, и это тем более ощущалось, что исполняемая песня относилась к числу тех, которые исполнялись в гостиных по всей стране.

— Кто здесь?! — крикнула я.

Ответа не последовало, но вдали мелькнула белая, как лен, детская головка, и я поняла, что это всего лишь малышка Джилли, та самая, которая вчера пряталась от меня за кустами гортензии возле сторожки.

Я быстро пошла следом за ней, и вскоре деревья поредели, за ними показалась дорога, и я поняла, что нахожусь неподалеку от въездных ворот «Маунт Меллина».

Миссис Соуди, как и в день моего приезда, сидела с вязанием в руках.

— Это вы, мисс? — окликнула она. — Значит, ходили на прогулку?

— Я ходила гулять с мисс Элвин. Мы потеряли друг друга в лесу.

— Ага. Понятно. Она убежала.

Миссис Соуди покачала головой и направилась к воротам, волоча за собой клубок шерсти.

— Я полагаю, она найдет дорогу домой? — осторожно поинтересовалась я.

— О Господи, конечно! В этом лесу она и с закрытыми глазами не заблудится. Знает его как свои пять пальцев. О! Вы обзавелись чистецом. Видать, у вас не все так уж хорошо.

— Мисс Элвин сорвала его и продела мне в петлицу.

— Ну вот. Вы уже подружились.

— Я слышала, как малышка Джилли пела в лесу.

— Еще бы. Она всегда поет в лесу.

— Я окликнула ее, но она не подошла.

— Да она робкая, как лань.

— Что ж, я, пожалуй, пойду. До свидания, миссис Соуди.

— Хорошего вам дня, мисс.

Идя по дорожке мимо гортензий и фуксий, я поймала себя на том, что прислушиваюсь в надежде еще раз услышать пение. Но вокруг было тихо, если не считать шорохов, доносившихся из подлеска.

Было жарко, и я устала. Придя в свою комнату, позвонила, и служанка принесла горячую воду. Затем, умывшись и причесавшись, вошла в комнату для занятий, где меня уже ожидал чай.

Элвин с кротким видом сидела за столом. Она ни словом не обмолвилась о нашем приключении. После чая я обратилась к ней:

— Не знаю, какие правила устанавливали другие гувернантки, но я предлагаю заниматься утром, делать перерыв между ленчем и чаем, а потом опять приступать к работе с пяти до шести часов. В это время мы будем читать.

Элвин не ответила, напряженно изучая мое лицо. Внезапно она заговорила:

— Мисс, вам нравится мое имя? Вы знаете еще какую-нибудь Элвин?

Я сказала, что мне нравится это имя, хотя никогда прежде его не слышала.

— Это корнуоллское имя. Знаете, что оно означает?

— Понятия не имею.

— Тогда я скажу. Мой папа умеет говорить и писать по-корнуоллски. — Она вся загоралась, когда говорила о своем отце, и я подумала: по крайней мере, есть хоть один человек, которым она восхищается. — По-корнуоллски Элвин означает «Маленькая Элис».

— Вот как, — ответила я, и мой голос слегка дрогнул.

Она подошла и положила ладони мне на колени. Затем подняла голову, заглянула мне в лицо и торжественно произнесла:

— Видите ли, мисс, мою маму звали Элис. Ее с нами больше нет. Но меня назвали в ее честь. Вот почему меня зовут «Маленькая Элис».

Я встала, потому что больше не могла выносить ее изучающий взгляд, и подошла к окну.

— Смотри, два павлина гуляют по лужайке.

Она уже была рядом.

— Пришли, чтобы их покормили. Обжоры! Они ведь хорошо знают, что Дэйзи скоро вынесет им горох!

Но я уже не видела павлинов. Передо мной светились насмешливые глаза джентльмена из поезда, того самого джентльмена, который предупреждал меня, что я должна остерегаться Элис.

 

Глава 2

Хозяин вернулся только через несколько дней после моего приезда в «Маунт Меллин».

К этому времени я уже успела установить определенный распорядок дня для Элвин. Каждое утро после завтрака мы садились заниматься и, если не считать ее неугасимого стремления сбивать меня с толку вопросами, на которые, по ее расчетам, я не смогла бы ответить, она оказалась хорошей ученицей. Дело было вовсе не в том, что она хотела заслужить мою похвалу. Просто ее стремление к знаниям было таким острым, что она не могла ему противиться. Мне казалось, она поставила перед собой цель поскорее освоить всю учебную программу, чтобы затем спросить своего отца: «Если эта мисс больше ничему не может меня научить, то почему она все еще здесь?»

Я часто слышала рассказы о гувернантках, чьи преклонные годы скрашивала любовь их бывших подопечных. Вряд ли меня ожидала такая счастливая судьба, во всяком случае, в варианте Элвин.

Меня шокировало первое упоминание имени Элис, и каждый день после захода солнца я начинала ощущать присутствие зловещих теней. Конечно же, это была всего лишь игра воображения. Мне не повезло с самого начала, когда я встретила в поезде того джентльмена с его разговорами о ясновидении.

Когда дом погружался в сон, я неизменно задавалась вопросом: отчего умерла Элис? Судя по всему, она была довольно молодой женщиной. Хотелось думать, что ее присутствие продолжает ощущаться в доме именно потому, что она умерла совсем недавно. В конце концов, год — недолгий срок.

По ночам слышались голоса: «Элис, Элис. Где же Элис?»

Я подходила к окну и прислушивалась. Казалось, ветер доносит откуда-то этот тревожный шепот.

Дэйзи, которая, как и ее сестра, не страдала чрезмерно развитым воображением, принеся однажды утром горячую воду, запросто развеяла мои страхи.

— Вы слышали прошлой ночью море, мисс? Сис… сис… сис… оу… оу… оу… и так всю ночь напролет. Будто сплетничают две болтливые подружки.

— Ну да, я слышала нечто подобное.

— Так бывает, когда море волнуется и ветер дует в нашу сторону.

Я посмеялась над своими страхами. Всему ведь можно найти логическое объяснение.

* * *

Миссис Тапперти как-то раз пригласила меня на стаканчик пастернакового вина. Сначала она выразила надежду на то, что я хорошо себя чувствую в этом доме, затем поведала, каким тяжким испытанием для нее является жизнь с мистером Тапперти, который не пропускает ни одной юбки, причем чем моложе обладательница этой юбки, тем лучше. Она опасалась, что Китти и Дэйзи пошли в отца, и очень сокрушалась по этому поводу, потому что их мать (она посмотрелась в зеркало) на редкость богобоязненная женщина, которую каждое воскресенье можно увидеть на вечерней и утренней службах в местной церкви. А теперь, когда девушки выросли, ей приходилось беспокоиться не только о том, не ухлестывает ли Джо Тапперти за миссис Талли из поселка, но также и о том, что именно делает Дэйзи в конюшне с Билли Трехэем или Китти с пареньком, который прислуживает в «Маунт Виддене». Для добродетельной женщины, которая всегда и во всем стремилась поступать правильно, такая жизнь просто невыносима…

Я навестила и миссис Соуди в ее сторожке, где выслушала подробный рассказ о ее трех сыновьях и их детях. «Я еще никогда не видела, чтобы кто-нибудь так дырявил чулки, — вздыхала она. — Мне приходится трудиться день и ночь, чтобы их пальцы постоянно не торчали наружу».

Я горела желанием как можно больше узнать о доме, где мне предстояло жить, не особо интересуясь тонкостями вывязывания пятки, поэтому попыталась улучить момент и побеседовать с Джилли, но в этом не преуспела, несмотря на то что время от времени наши дорожки пересекались. Она упорно избегала прямого общения, хотя часто наблюдала за мной издали. Ее мягкий грудной голос волновал меня всякий раз, когда я его слышала.

Я негодовала по поводу того, что эти отсталые селяне считали ее сумасшедшей лишь на том основании, что она была не такая, как они. Нужно было поговорить с Джилли и выяснить, что скрывает безразличный взгляд этих синих глаз.

Я знала, что интересую ее, и подозревала, что она каким-то образом тоже чувствует мой интерес к ней. Но девочка боялась. Должно быть, в прошлом случилось нечто такое, что сильно испугало ее и повлияло на дальнейшее поведение. Если бы я смогла выявить эту причину, тогда можно было бы помочь ей стать нормальным ребенком.

В эти первые дни я, пожалуй, думала о Джилли больше, чем об Элвин. Или, во всяком случае, столько же. Элвин казалась мне просто капризным избалованным ребенком, каких тысячи. Трепетное же создание по имени Джиллифлауэр я считала необыкновенным.

С миссис Полгрей говорить о ее внучке совершенно невозможно, для этого она была слишком консервативна. По ее мнению, человек может быть либо сумасшедшим, либо нормальным, а степень нормальности определяется схожестью его характера с характером самой миссис Полгрей. Поскольку Джилли ничуть не походит на свою бабушку, то, естественно, считается непоправимо чокнутой.

Так что, попытавшись затронуть эту тему в разговоре с миссис Полгрей, я наткнулась на суровую замкнутость. Одним только выражением лица ей удалось напомнить мне, что я приехала заботиться об Элвин, а проблемы Джилли не должны меня касаться ни в коей мере.

Так обстояли дела, когда Коннан Тре-Меллин вернулся в «Маунт Меллин».

* * *

С первого взгляда Коннан Тре-Меллин пробудил в моей душе глубокие чувства. Более того, я ощутила его присутствие прежде, чем впервые увидела его.

Он прибыл во второй половине дня. Элвин в это время куда-то убежала, а я попросила принести мне горячей воды, решив умыться перед прогулкой. Воду принесла Китти, и едва она переступила порог, я подумала, что случилось нечто значительное. Ее черные глаза лихорадочно блестели, а спелый рот как будто съежился.

— Хозяин уже дома, — сообщила она.

Я постаралась ничем не выдать своего вполне естественного волнения. Тут в дверном проеме показалась голова Дэйзи. В этот момент сестры были необычайно схожи. В них обеих сквозило напряженное ожидание, от которого мне почему-то стало не по себе. Я подозревала, что ни одна из этих похотливых девиц не является девственницей. Это ощущалось в их манере держаться, не говоря уже о том, что я заставала их в моменты достаточно вольной борьбы с Билли Трехэем в конюшне, равно как и с деревенскими парнями, приходившими работать в поместье. В присутствии представителей противоположного пола в них чувствовалась заметная перемена, и я понимала, что это должно означать. Их волнение в связи с возвращением хозяина, перед которым, как я поняла, все испытывали благоговейный ужас, позволяло сделать совершенно определенные выводы, вызывающие у меня легкое отвращение, но не столько по отношению к ним, сколько по отношению к себе за то, что я допускаю подобные мысли.

Так значит, он именно такой мужчина?

— Он вернулся полчаса назад, — добавила Китти. Сестры задумчиво разглядывали меня, и казалось, я читаю их мысли. Они считали, что я вряд ли способна составить им конкуренцию.

Отвращение усилилось.

— Когда вымою руки, вы можете вынести воду. Я иду гулять, — как можно более равнодушным тоном проговорила я.

Приезд хозяина ощущался буквально во всем. Мистер Полгрей возился в саду, а двое мальчишек, приходивших из деревни помогать ему, работали так, как будто на кону стояла их жизнь. Тапперти яростно вычищал конюшню и был так увлечен своей работой, что даже не заметил меня.

У меня не оставалось сомнений в том, что хозяин держит в страхе всех своих людей.

Бродя по лесу, я думала о том, что если не понравлюсь ему, то смогу в любой момент уехать. Можно будет остановиться у Филлиды, пока не подыщу себе новое место. По крайней мере, у меня были родственники и я не была совсем одинока в этом мире.

Я окликнула Элвин, но мой голос затерялся в лесной чаще и ответа не последовало. Тогда я позвала:

— Джилли! Джиллифлауэр! Если ты здесь, давай поговорим. Я не причиню тебе никакого вреда!

Тишина.

К половине четвертого я уже поднималась к себе по задней лестнице, когда меня догнала запыхавшаяся Дэйзи.

— Хозяин спрашивал о вас, мисс. Он желает познакомиться с вами и ждет в пуншевой комнате.

Я наклонила голову и ответила:

— Как только сниму верхнюю одежду, тут же спущусь в пуншевую комнату.

— Он видел, как вы вошли, мисс, и велел вам явиться немедленно.

— Но вначале я все же сниму шляпу.

Мое сердце колотилось, а щеки раскраснелись. Я не понимала, почему возник этот дух противоречия, но была совершенно уверена в том, что мне вскоре предстоит упаковывать вещи и возвращаться к Филлиде, а раз уж этому суждено случиться, то нужно хоть постараться не ронять при этом своего достоинства.

У себя в комнате я сняла шляпу и пригладила волосы. Мои глаза, вне всякого сомнения, сегодня были янтарного цвета. Кроме того, в них ясно читалось возмущение, и это было довольно забавно, поскольку я еще даже не успела познакомиться с человеком, вызвавшим это возмущение. Спускаясь в пуншевую комнату, я думала о том, что выражения лиц этих взбалмошных Китти и Дейзи как нельзя более точно отражают особенности характера их господина, а бедная Элис умерла с горя, обнаружив, что вышла замуж за отпетого развратника. Я вошла в пуншевую.

Он стоял спиной к камину, высокий, значительно выше шести футов, что еще более подчеркивалось его худобой, я бы даже сказала, костлявостью. Брюнет со светлыми глазами. Одет он был в темно-синий камзол с белым галстуком, а руки покоились в карманах бриджей для верховой езды. Во всем его облике чувствовалась какая-то небрежная элегантность, будто его никак не заботила одежда, которая была поистине безукоризненна.

Он будто бы излучал жестокую, безжалостную силу. Чувственность, которая отчетливо проглядывала в чертах его лица, совершенно естественным образом сочеталась с непоколебимой суровостью аскета-отшельника. Этот человек был явно неоднозначен и едва ли постижим.

— Итак, мисс Ли, наконец-то мы встретились.

Он не сдвинулся с места, и мне его поведение показалось высокомерным.

— Прошло совсем немного времени, — ответила я. — Лишь несколько дней…

— Что ж, давайте не будем обсуждать, много это или мало. Вы здесь, и этого вполне достаточно.

Его светлые глаза внимательно разглядывали меня, и я почувствовала себя неуклюжей и крайне непривлекательной, осознавая, что стою перед истинным знатоком женской красоты, не являясь при этом сколько-нибудь желанным объектом мужского внимания.

— Миссис Полгрей хорошо отзывается о вас.

— Очень любезно с ее стороны.

— Почему вы считаете любезным говорить правду? Я жду от своих людей только правды.

— Я хотела сказать, что она была очень любезна со мной, и это сделало возможным ее положительный отзыв.

— Вижу, что вы из числа тех женщин, которые не прячутся за общими фразами, а говорят то, что думают.

— Надеюсь, что так.

— Отлично. Думаю, мы с вами поладим.

Я видела, что его глаза изучают каждую деталь моей внешности. Скорее всего, ему было понятно, почему мне не удалось заполучить мужа в Лондоне.

По крайней мере, мне не угрожает его настойчивое внимание, которым, я уверена, он стремится одарить всех более или менее привлекательных женщин, появляющихся в его поле зрения.

— Скажите мне, — опять заговорил он, — как вы находите мою дочь? Отсталой для своего возраста?

— Ни в коем случае. Она необычайно умна, но не приучена к порядку.

— Уверен, что вы сможете восполнить этот пробел.

— Я намерена попытаться.

— Разумеется. Ведь вы здесь находитесь именно для этого.

— Пожалуйста, скажите, в каких пределах я могу применять средства воздействия на свою подопечную.

— Вы спрашиваете о телесных наказаниях?

— У меня и в мыслях не было ничего подобного! Я имела в виду, даете ли вы свое позволение на принятие мер сугубо морального воздействия. Например, ограничение свободы, если я буду считать, что она нуждается в подобном наказании?

— За исключением убийства, мисс Ли, вам позволены любые меры, какие сочтете необходимыми. Если ваши методы воспитания вызовут мое неодобрение, вы об этом узнаете первой.

— Замечательно.

— В случае необходимости внести какие-либо изменения в… учебный план, кажется, это так называется… вы, конечно же, вольны это сделать.

— Спасибо.

— Я приветствую эксперименты. Если же ваши методы не приведут к позитивным изменениям, скажем, в течение шести месяцев… что ж, тогда придется их пересмотреть, вы согласны?

Его глаза излучали надменность. Этот человек намерен как можно скорее отделаться от меня. Он рассчитывал увидеть глупую красотку, которая была бы не прочь завести с ним интрижку под предлогом заботы о его дочери. Отлично. Самое лучшее для меня — поскорее убраться из этого дома.

— Полагаю, — продолжал он, — мы можем найти причину отсутствия хороших манер у Элвин. С тех пор как она потеряла мать, прошел всего лишь один год…

На его лице нельзя было обнаружить никаких следов скорби.

— Я слышала об этом.

— Разумеется, слышали. Готов поклясться, что вам об этом сообщали очень многие. Конечно же, такая трагедия стала большим потрясением для ребенка.

— Бесспорно.

— Это случилось так внезапно… — Он помолчал несколько секунд и продолжил: — Теперь у бедной девочки нет матери. А отец… — он неопределенно пожал плечами.

— И тем не менее, — возразила я, — есть множество детей, которым не повезло гораздо больше, чем Элвин. Она нуждается всего лишь в твердой руке.

Мистер Тре-Меллин вдруг наклонился вперед и заглянул мне в глаза.

— Уверен, — произнес он, — что вы обладаете этой самой твердой рукой.

В этот краткий миг я ощутила мощный магнетизм этого человека. Правильные черты лица, холодные светлые глаза, таящаяся в них насмешка — за всем этим скрывалось нечто, не поддающееся поверхностному анализу.

Послышались быстрые шаги, и в комнату вошла Селестина Нанселлок.

— Мне сказали, что ты здесь, Коннан, — произнесла она, как мне показалось, довольно взволнованным голосом.

— И не ошиблись, — пробормотал он. — Моя дорогая Селестина, очень хорошо, что ты приехала. Я как раз знакомлюсь с нашей новой гувернанткой. Она сообщила мне, что Элвин умна и нуждается в строгости.

— Разумеется, умна! — воскликнула Селестина. — Надеюсь, мисс Ли не будет с ней слишком сурова. Элвин — славная девочка.

Коннан Тре-Меллин бросил в мою сторону удивленный взгляд.

— Не думаю, что мисс Ли вполне согласна с подобным утверждением, — ответил он. — Увы, ты склонна видеть в нашем утенке прекрасного лебедя, моя дорогая Селеста.

— Скорее всего, я слишком привязана к ней…

— Возможно, вы хотите, чтобы я вас оставила, — вмешалась я, так как мне не терпелось поскорее покинуть их общество.

— Я помешала! — воскликнула Селестина.

— Нет, — возразила я, — мне кажется, наш разговор подошел к своему завершению.

Коннан Тре-Меллин, будто забавляясь, переводил взгляд с нее на меня. Мне пришло в голову, что он, наверное, находит нас в равной степени непривлекательными. Я была уверена, что ни одна из нас не соответствует стандарту женщины, достойной его восхищения.

— Да, но мы еще продолжим его, — небрежно кивнул он. — Уверен, мисс Ли, что неизбежно возникнет немало вопросов, касающихся моей дочери, которые нам с вами предстоит обсуждать.

Я кивнула и оставила их одних.

В комнате для занятий меня ожидал чай, но я была слишком взволнована, чтобы думать о еде. Элвин не появилась.

В пять часов она все еще отсутствовала, поэтому я поручила Дэйзи разыскать девочку и напомнить ей, что с пяти до шести мы должны заниматься.

Отсутствие Элвин меня ничуть не удивило, так как я предвидела, что она взбунтуется. Приехал отец, и она предпочла провести это время с ним, а не заниматься чтением с ненавистной гувернанткой.

Мне было интересно, что произойдет, когда ребенок откажется идти в классную комнату. Могу ли я спуститься в пуншевую или гостиную, или где там еще они находятся, и потребовать, чтобы она пошла со мной? Там сейчас Селестина, и в неизбежном споре она, конечно, примет сторону Элвин.

Я услышала шаги на лестнице. Дверь детской, ведущая в классную комнату, была открыта, и, обернувшись, я увидела Коннана Тре-Меллина, держащего за руку Элвин.

Меня потрясло выражение ее лица. Оно было таким несчастным, что мою душу мгновенно захлестнула волна сочувствия. Ее отец улыбался, и я подумала, что он сейчас похож на сатира. Казалось, что его забавляла ситуация, причиняющая боль Элвин и смущающая меня. За их спинами я увидела Селестину.

— Вот она, — провозгласил Коннан Тре-Меллин. — Долг прежде всего, дочь моя, — обратился он к Элвин, — и когда гувернантка зовет тебя, ты обязана повиноваться.

— Но это же твой первый день дома, папа, — пробормотала Элвин, и я заметила, что она с трудом сдерживает рыдания.

— Но мисс Ли говорит, что тебе необходимо заниматься, а командует здесь она.

— Спасибо, мистер Тре-Меллин, — произнесла я. — Иди сюда, Элвин. Присядь.

Элвин взглянула на меня, и ее лицо мгновенно исказилось выражением жгучей ненависти.

— Коннан, — негромко произнесла Селестина. — Это ведь в самом деле твой первый день дома, а Элвин так ждала его…

Он улыбнулся, но мне эта улыбка показалась мрачной и жестокой.

— Дисциплина, — пробормотал мистер Тре-Меллин, — дисциплина, Селеста, прежде всего. Пойдем, не будем мешать Элвин и ее гувернантке.

Он слегка поклонился мне, а Элвин метнула в его сторону умоляющий взгляд, который он явно проигнорировал.

Дверь затворилась, и мы остались одни.

Это происшествие многому меня научило. Элвин обожала отца, а он к ней был равнодушен. Мое возмущение им возросло прямо пропорционально жалости к девочке. Неудивительно, что Элвин стала трудным ребенком. Чего еще можно было ожидать, если она так несчастна? Я видела, что она безумно любит своего отца, который игнорирует ее. С другой стороны, ее безмерно балует Селестина Нанселлок. Вместе они делают все возможное, чтобы окончательно испортить это юное существо.

«Коннан Тре-Меллин понравился бы мне гораздо больше, — сказала я себе, — если бы он в этот первый день забыл о дисциплине и посвятил хоть немного времени собственной дочери».

* * *

Элвин капризничала весь вечер, но я настояла на том, чтобы она легла спать в обычное время. Она заявила, что ненавидит меня, хотя не было никакой необходимости упоминать столь очевидный факт.

Когда она в конце концов оказалась в постели, я, чтобы успокоиться, решила немного побродить по лесу.

Найдя уютную полянку, села на ствол упавшего дерева и задумалась.

Удержусь ли я на этой работе? Пока что об этом было трудно судить, да я и сама толком не знала, чего больше хочу: уехать или остаться.

Меня здесь очень многое привлекало. С одной стороны, хотелось разгадать секрет Джиллифлауэр, с другой — погасить мятеж в сердце Элвин. Но теперь, когда я познакомилась с хозяином дома, эти цели, казалось, потускнели, утратили изрядную долю своей привлекательности.

Он внушал чувство тревоги. Необъяснимое, ничем не подтвержденное, но, тем не менее, реально существующее. Я была уверена, что уж меня-то он не станет домогаться, но дело было не только в этом. Существовал какой-то магнетизм, какое-то особое качество, не позволявшее мне выбросить его из головы. Я все больше думала об умершей Элис, все больше мне хотелось узнать, что за человек она была.

Каким-то образом я его забавляю. Возможно, своей ярко выраженной непривлекательностью. А может быть, тем, что я принадлежу к числу женщин, вынужденных зарабатывать себе на жизнь, а следовательно, полностью зависящих от самодурства людей, подобных ему. Что, если в его характере присутствует жилка садизма? Что ж, вполне вероятно… Может быть, бедная Элис попросту не вынесла всего этого. Может быть, она, подобно матери бедняжки Джиллифлауэр, зашла в море…

Вдруг из чащи леса до меня донесся звук чьих-то шагов. Я заколебалась, не зная, оставаться ли на месте или поспешить к дому.

Ко мне приближался мужчина, и в его внешности было что-то настолько знакомое, что мое сердце дрогнуло.

Заметив меня, он широко улыбнулся, и я окончательно убедилась в том, что передо мной тот самый джентльмен из поезда.

— Вот мы и встретились, — произнес бывший попутчик. — Я знал, что наша следующая встреча не заставит себя долго ждать. Да у вас такой вид, будто вы встретили привидение! Или это пребывание в «Маунт Меллине» погружает вас в омут мистицизма? Поговаривают, что в том доме действительно обитают призраки.

— Кто вы? — спросила я.

— Меня зовут Питер Нанселлок. Вынужден сознаться в некотором лукавстве…

— Вы брат мисс Селестины?

Он кивнул.

— Когда мы встретились в поезде, я сразу же обо всем догадался. Ваше имя на ярлыках багажа лишь подтвердило эту догадку, тем более что, по моим сведениям, в «Маунт Меллине» ожидали прибытия некоей мисс Марты Ли.

— Счастлива узнать, что моя внешность так соответствует жизненному призванию.

— Вы совершенно неправдивая молодая леди. Помнится, я упрекал вас в этом еще при нашей первой встрече. Ведь, положа руку на сердце, согласитесь, что вам очень неприятно осознавать это соответствие.

Я почувствовала, что краснею.

— Статус гувернантки все же никак не предусматривает необходимости выслушивать оскорбления от незнакомых мужчин.

Я собралась было уходить, но он дотронулся до моей руки и умоляюще произнес:

— Давайте еще немного поговорим. Мне многое нужно сообщить вам. То, что даже гувернантке совершенно необходимо знать, проживая под крышей «Маунт Меллина».

Любопытство взяло верх над чувством собственного достоинства, и я снова уселась на ствол поваленного дерева.

— Вот так лучше, мисс Ли. Видите, я помню, как вас зовут.

— Очень любезно с вашей стороны! И я потрясена тем, что вы не только замечаете имя какой-то гувернантки на дорожных ярлыках, но еще и храните его в памяти.

— Вы похожи на ежика, — заметил он. — Стоит только упомянуть слово «гувернантка», как тут же все иголки встают дыбом. Вам нужно научиться смирению. Разве не следует воспринимать как должное тот статус, который предоставляет судьба?

— Никто не обучает смирению ежей.

Он рассмеялся и тут же посерьезнел.

— Должен признаться, что я не владею ясновидением, мисс Ли, — тихо произнес он, — и совсем не умею читать по ладони. Я обманул вас, каюсь.

— Вы думаете, что я тогда, в поезде, хоть на секунду поверила вам?

— Поверили, и не на одну, а на много секунд. Во всяком случае, до настоящего момента вы вспоминали обо мне с некоторой долей душевной теплоты.

— Я вообще не вспоминала о вас.

— И снова обманываете! М-да, весьма сомнительно, что юная леди, настолько мало уважающая такое прекрасное человеческое качество, как правдивость, достойна воспитывать нашу маленькую Элвин.

— Что ж, как друг ее отца, вы должны немедленно поделиться с ним своими сомнениями.

— Но если Коннан уволит гувернантку своей дочери, это будет чрезвычайно грустно! Я буду бродить по этому унылому лесу без малейшей надежды ее повстречать.

— Вы очень легкомысленный человек.

— Это правда. — Его лицо помрачнело. — Мой брат был таким же. Но сестра — единственный член нашей семьи, достойный всяческих похвал.

— Я с ней уже знакома.

— Разумеется. Она частая гостья «Маунт Меллина». И обожает Элвин.

— Как близкая соседка.

— Мы с вами, мисс Ли, тоже стали близкими соседями. Как вам это нравится?

— Честно говоря, меня это не приводит в восторг.

— Мисс Ли, вы не только неправдивы, но вдобавок еще и жестоки. Я рассчитывал на благодарность за проявленное участие и собирался заверить, что если вам станет совсем уж невыносимо в «Маунт Меллине», то потребуется преодолеть не такое уж большое расстояние, отделяющее вас от «Маунт Виддена», и там вы обнаружите меня, всегда готового прийти на помощь. Уверен, что среди широкого круга моих знакомых всегда найдется кто-нибудь, остро нуждающийся в гувернантке.

— С чего это мне должно стать так невыносимо в «Маунт Меллине»?

— Это гробница, а не дом. Коннан слишком властный, Элвин способна создать угрозу чьему угодно спокойствию, а общая атмосфера в доме после смерти Элис просто удручающая.

Я резко повернулась к нему.

— Вы предупреждали, чтобы я остерегалась Элис. Как это понимать?

— Значит, вы все-таки помнили обо мне.

— Это прозвучало так странно…

— Элис умерла, — проговорил он, — но каким-то образом продолжает оставаться в доме. Вот что я постоянно ощущаю в «Маунт Меллине». После того как она… ушла, все переменилось…

— Как она умерла?

— Вы ничего об этом не знаете?

— Нет.

— Странно, что ни миссис Полгрей, ни девушки до сих пор не просветили вас. Очень странно. Наверное, они немного побаиваются новой гувернантки.

— Я хотела бы знать, что все же произошло.

— Очень простая история. Такое, должно быть, случается в каждом доме. Жена считает жизнь со своим мужем невыносимой. И уходит… с другим мужчиной. Начало истории довольно банально, как сами понимаете… чего никак не скажешь о ее конце…

Он посмотрел на носки свои ботинок, как и тогда, когда мы вместе ехали в поезде.

— Один из персонажей этой истории был моим братом.

— Джеффри Нанселлок! — воскликнула я.

— Так значит, вы о нем слышали!

Я подумала о Джиллифлауэр, рождение которой так потрясло ее мать, что она утопилась в море.

— Да, — ответила я, — я слышала о Джеффри Нанселлоке. Судя по всему, он был изрядным повесой.

— Слишком резкий эпитет по отношению к бедняге Джеффу. Он был необычайно обаятелен. Некоторые даже считают, что ему досталось все обаяние нашей семьи. — Он улыбнулся. — Другие придерживаются мнения, что у него его вовсе не было. В любом случае, он был неплохим парнем. Я любил старину Джеффа. Самой большой его слабостью были женщины. Он безумно любил женщин, просто боготворил каждую из тех, кто становился объектом его внимания. А женщины любят тех мужчин, которые любят их. Что с этим можно поделать? Вот одна за другой они и становились жертвами его обаяния…

— Не исключая чужих жен.

— Сказано истинной гувернанткой! Увы, моя дорогая мисс Ли, похоже, все обстояло гораздо сложнее… поскольку Элис пребывала в составе жертв его обаяния еще до своей свадьбы. Это одна из причин того, что атмосфера жизни в «Маунт Меллине» была не слишком мирной и радостной. А кроме всего прочего, думаете, легко жить с таким человеком, как Коннан?

— Думаю, гувернантке не подобает обсуждать в таком тоне своего работодателя.

— Какая же вы все-таки противоречивая особа, мисс Ли! Вы извлекаете максимум пользы из своего положения. Используете статус гувернантки, когда это удобно, а затем требуете, чтобы другие этот статус игнорировали, когда вы не считаете нужным его подчеркивать. Я считаю, что любой обитатель любого дома имеет право быть ознакомленным с его секретами.

— Какими секретами?

Он наклонился поближе.

— Элис очень боялась Коннана. Она сблизилась с моим братом, как я сказал, еще до замужества… Они с Джеффри были в том поезде… Они бежали вместе.

— Понятно.

Я отстранилась от него, потому что считала недостойным подобным образом обсуждать скандалы минувших дней, особенно учитывая то, что эти скандалы не имели ко мне никакого отношения.

— Тело Джеффри опознали, хотя он был сильно искалечен. Рядом с ним находилась женщина. Она так обгорела, что ее невозможно было опознать. Но на ней был медальон, который якобы принадлежал Элис. Вот так…

— Какая ужасная смерть!

— Чопорная гувернантка шокирована тем, что бедняжка Элис умерла в процессе формирования предосудительного партнерства с моим очаровательным, но беспутным братом.

— Неужели она была так несчастна в «Маунт Меллине»?

— Вы уже познакомились с Коннаном. К тому же ему было известно, что Элис когда-то была влюблена в Джеффри, который по-прежнему находился поблизости. Я легко могу себе представить, в какой ад превратилась жизнь Элис.

— Пожалуй, — произнесла я. — Но это уже прошлое. Почему вы посоветовали остерегаться Элис, будто бы она все еще находится здесь?

— Вы верите в чудеса, мисс Ли? Нет, разумеется, нет. Вы — гувернантка, наделенная изрядной долей здравого смысла, так что не станете подпадать под влияние разных фантастических россказней.

— Каких россказней?

Он улыбнулся, наклонился еще ближе, и я заметила, что скоро станет совсем темно. Мне не терпелось вернуться в дом, и это, наверное, отразилось на моем лице.

— Они опознали медальон, но не ее саму. Кое-кто считает, что в том поезде вместе с Джеффри погибла вовсе не Элис.

— Если так, то где она сейчас?

— Вот в чем вопрос! Вот почему по «Маунт Меллину» бродят такие зловещие тени.

— Мне пора, скоро совсем стемнеет.

— Я считал, вам следует знать о подобных вещах, — мягко произнес он. — Было бы нечестно, если бы вы не знали.

Я встала и зашагала по тропинке туда, откуда пришла.

— Моя обязанность — заботиться о ребенке, — несколько резко проговорила я. — И это единственная цель моего пребывания здесь.

— Разве может гувернантка, пусть даже и обремененная сверх всякой меры здравым смыслом, доподлинно знать все цели, которые может поставить перед ней судьба?

— Полагаю, что да.

Меня тревожило то, что он не собирался прощаться, а я так хотела остаться наедине со своими мыслями. Этот человек пытался занизить ценность моего чувства собственного достоинства, которое я берегла с такой трепетностью, которая присуща лишь тем, кто постоянно рискует утратить то немногое, чем владеет. Он насмехался надо мной в поезде и, как я чувствовала, не упустит любой возможности унизить, выставить меня в каком-то неприглядном свете…

— Вы действительно напоминаете ежика, мисс Ли.

— А вам незачем провожать меня до самого дома.

— Не могу с вами согласиться. Это совершенно необходимо.

— Вы считаете, что я не в состоянии сама о себе позаботиться?

— Думаю, что не существует в мире людей, которые могли бы сравниться с вами подобным свойством. Но дело в том, что я собирался повидать хозяина того самого дома, к которому ведет эта дорога.

Я молчала, пока мы не дошли до «Маунт Меллина». Его хозяин направлялся нам навстречу.

— Эй, привет, Кон! — воскликнул Питер Нанселлок.

На лице Коннана Тре-Меллина отразилось удивление, вызванное, судя по всему, тем обстоятельством, что он увидел нас вместе.

Я поспешила в свою комнату.

* * *

Было нелегко заснуть этой ночью. Все время мелькали картины моего знакомства с Коннаном Тре-Меллином, общения с Элвин, Селестиной, встречи в лесу с Питером Нанселлоком…

Ветер дул таким образом, что я отчетливо слышала плеск волн в бухте Меллин.

И мне казалось, что снизу доносятся голоса, шелестящим шепотом вопрошающие: «Где же Элис? Элис, где ты? Где же, где же, где же ты, Элис?»

 

Глава 3

Наутро эти фантазии показались мне чрезвычайно глупыми. Почему так много людей, в том числе и я, склонны усматривать какую-то романтическую тайну в этой довольно заурядной истории?

Видимо, когда речь заходит о таком старинном доме, как этот, люди начинают представлять себе всякие жуткие драмы, которые почему-то непременно должны были разыгрываться в его стенах. Если бы стены умели разговаривать, они могли бы так много поведать… Таинственные знаки на замшелых камнях, пятна, которые не могут быть никакими иными, кроме кровавых, странные ночные шорохи, издаваемые, конечно же, привидениями, которые бродят по лестницам и галереям в поисках способов отмщения своим обидчикам… Естественно, когда хозяйка дома трагически погибает, ее призрак продолжает обитать в бывших своих владениях… Но я считаю себя здравомыслящей женщиной. Элис погибла во время крушения поезда. Погибла, и ее больше нет.

Разве Дэйзи и Китти не объяснили мне, что шепот, который, как мне казалось, слышится по ночам, — это всего лишь плеск волн в бухте?

Все обстоит именно так, и довольно об этом.

Комната была залита солнечным светом, и я чувствовала себя совершенно иначе, чем в любое другое утро. И при этом хорошо знала, что явилось тому причиной. Хозяин дома, Коннан Тре-Меллин. Не то чтобы он мне нравился, скорее наоборот; но я чувствовала себя так, будто мне бросили вызов. Я обязана добиться успеха. Мне предстояло превратить Элвин не только в образцовую ученицу, но также и в очаровательную, раскованную и жизнерадостную юную леди.

И я сделаю это.

Воодушевленная столь дерзкими планами, я начала тихонько напевать «Выходи в сад, Мод»… Отец любил играть эту мелодию, а Филлида пела под его аккомпанемент. В дополнение ко всем остальным достоинствам моя сестра обладала очаровательным голосом. Затем я перешла к «Сладко и нежно», на мгновение забыв о месте, где находилась, и увидела отца за роялем, когда его очки сползли на кончик носа, а ноги в шлепанцах выжимали максимум возможностей из расшатанных педалей.

И была потрясена, когда обнаружила, что совершенно незаметно для себя перешла на песню, которую пела в лесу Джилли. «О Элис, где же ты…»

О нет, только не это.

Услышав стук копыт, я подошла к окну и выглянула наружу. Никого не было видно. Лужайки, в каплях утренней росы, были непередаваемо очаровательны. Какое прекрасное зрелище! Пальмы придавали ландшафту экзотический вид, а в воздухе витало обещание чудесного дня.

— Рискну предположить, одного из последних ласковых дней этого лета, — вслух уточнила я. Затем распахнула окно и выглянула наружу, куда свесились и мои густые, медного цвета волосы, на ночь заплетенные в косы и завязанные на концах голубыми лентами.

Я снова принялась напевать «Сладко и нежно», когда из конюшни вышел Коннан Тре-Меллин. Он заметил меня прежде, чем я, в ночной рубашке и с взлохмаченными волосами, успела отпрянуть от окна.

— Доброе утро, мисс Ли! — весело окликнул он меня.

Значит, это была его лошадь. Выезжал ли он на прогулку рано утром или же отсутствовал всю ночь? Я представила себе, как он навещает одну из веселых окрестных дамочек округи, и была раздосадована тем, что на его лице не было заметно и тени смущения, в то время как я покраснела всеми видимыми глазу участками кожи.

— Доброе утро, — ответила я, и мой голос прозвучал довольно неприветливо.

Он широко шагал к дому через лужайку, рассчитывая, как я была уверена, рассмотреть меня поближе в ночном облачении и тем самым заставить испытать еще большую неловкость.

— Великолепное утро! — воскликнул он.

— О да, — согласилась я.

И отпрянула от окна.

— Привет, Элвин! — продолжал звучать его голос. — Ты тоже встала?

— Привет, папа!

Ее голосок звучал мягко и нежно, но в нем слышались все те же тоскливые нотки, которые я уловила накануне. Несомненно, она пришла в восторг от того, что увидела его, что уже проснулась к тому моменту, когда услышала его голос, и была бы безмерно счастлива, если бы он остановился и уделил ей хоть немного времени.

Он не сделал ничего подобного.

Стоя перед зеркалом, я придирчиво посмотрела на свое отражение. Чрезвычайно непривлекательное зрелище. И далекое от утонченности. Розовая фланелевая рубашка, застегнутая до горла, распущенные косы и физиономия, все еще сохраняющая цвет рубашки!

Я надела халат и неожиданно для себя стремительно направилась через классную комнату в спальню Элвин. Она сидела верхом на стуле и разговаривала сама с собой:

— В самом деле, ведь бояться нечего. Все, что ты должна делать, это держаться покрепче и не бояться… тогда ты не упадешь.

Она была так сосредоточена на своем занятии, сидя спиной к двери классной комнаты, что не слышала, как я вошла и стояла уже несколько секунд, наблюдая за ней.

За эти мгновения я многое успела понять. Ее отец — сам прекрасный наездник — хочет обучить дочь искусству верховой езды, но Элвин, которая отчаянно стремится заслужить его одобрение, попросту боится лошадей.

Верховая езда была той сферой, где я успела добиться впечатляющих успехов, потому что мы долгое время жили в сельской местности и держали лошадей! В раннем детстве я и Филлида уже участвовали в конных состязаниях.

Я шагнула было вперед, собираясь пообещать девочке свою поддержку в этом ее стремлении, но остановилась. Элвин была очень несчастна. Утрата матери — страшный удар для любого ребенка, но когда при этом обожаемый отец не проявляет к нему ничего, кроме равнодушия, — это уже двойной удар, выдержать который не под силу существу, которое только готовится вступить в жизнь…

Вот почему я осторожно прикрыла дверь и вернулась в свою комнату.

Да будет так. Я обязательно добьюсь успеха в своей работе. Я приму вызов Коннана Тре-Меллина, если он этого хочет. Я заставлю его гордиться своей дочерью и дарить ей ту любовь, которой он так бесчеловечно ее обделяет.

* * *

Этим утром Элвин опоздала на урок, поскольку в соответствии с традициями семьи завтракала в обществе отца. Я представила их себе сидящими за большим столом в комнате, которая использовалась как столовая, когда в доме не было гостей. Ее называли маленькой столовой, но маленькой она была только по стандартам «Маунт Меллина».

Я представила себе его читающим газеты или просматривающим деловые бумаги, в то время как Элвин молча сидит на другом конце длинного стола в надежде хоть как-то привлечь к себе внимание отца, который слишком эгоистичен, чтобы осчастливить ее этим вниманием.

Мне пришлось послать за ней, что вызвало у девочки глубокое негодование.

Я постаралась сделать уроки как можно более интересными, и, должно быть, мне это удалось, потому что, несмотря на явную агрессивность, Элвин все же не смогла скрыть своего интереса к истории и географии, которым было посвящено это утро.

После ленча я решила найти Коннана Тре-Меллина и поговорить с ним.

Раздумывая о том, где бы этот человек мог находиться в данное время, я увидела, что он вышел из дома и направился к конюшне. Я тут же последовала за ним и услышала, как он отдает распоряжение Билли Трехэю оседлать для него Ройял Рассета.

Увидев меня, он, казалось, удивился. Затем улыбнулся, скорее всего вспомнив, в каком неприглядном виде я красовалась в окне сегодня утром.

— Неужели это мисс Ли? — произнес он.

— Я собиралась поговорить с вами, — натянуто произнесла я. — Но, возможно, выбрала неподходящий момент…

— Это зависит от количества слов, которыми вы намерены обменяться со мной. — Он вынул из кармана часы и взглянул на них. — Я могу уделить вам пять минут, мисс Ли.

Буквально в двух шагах стоял Билли Трехэй. Если хозяин собирался вести себя по отношению ко мне оскорбительно, мне никак не хотелось, чтобы кто-то из слуг стал тому свидетелем.

Будто прочитав мои мысли, Коннан Тре-Меллин произнес:

— Давайте прогуляемся по лужайке. Оседланная лошадь через пять минут, так, Билли?

— Так, хозяин.

Мистер Тре-Меллин зашагал прочь от конюшни.

— В юности, — начала я, едва поспевая за ним, — мне довелось немало времени провести в седле. Как мне кажется, Элвин очень хочет ездить верхом. Я прошу вашего позволения научить ее…

— Я охотно позволяю вам попытаться сделать это, мисс Ли, — ответил он.

— Звучит так, будто вы сомневаетесь в успехе.

— Вы не ошиблись.

— Не понимаю, как вы можете a priori сомневаться в моей способности научить ее.

— О, мисс Ли, — почти насмешливо произнес он, — вы меня не так поняли. Я сомневаюсь не в вашей способности учить, а в способности Элвин учиться.

— Вы хотите сказать, что другим не удалось ее научить?

— Это не удалось мне.

— Но ведь…

Он пожал плечами.

— Странно, конечно, наблюдать такой страх в ребенке. Большинству детей это дается так же легко, как дыхание.

Его голос звучал отрывисто и жестко. Мне хотелось крикнуть ему: «Что ты за отец!» Я представила себе их уроки — полное отсутствие понимания, нетерпимость, едкий сарказм. Неудивительно, что ребенок испуган.

— Есть люди, которые не способны научиться ездить верхом, — продолжал он.

Я не успела прикусить язык и взорвалась:

— Есть люди, которые не способны научить!

Он остановился и уставился на меня в таком изумлении, что я поняла: никто и никогда в этом доме не осмеливался разговаривать с ним в таком тоне.

Вот и все, подумала я, сейчас мне сообщат, что в моих услугах более не нуждаются, так что в конце месяца я могу упаковывать свои сумки и отправляться восвояси.

Я видела, что он пытается обуздать свой неистовый нрав, но не могла понять, что выражает взгляд этих светлых глаз. Скорее всего, испепеляющее презрение. Затем он посмотрел в сторону конюшни.

— Прошу прощения, мисс Ли.

И ушел прочь.

* * *

Я нашла Элвин в классной комнате. Глаза девочки смотрели на меня с откровенным вызовом. Наверное, она видела, как я разговаривала с ее отцом.

— Мистер Тре-Меллин разрешил мне обучать тебя верховой езде. Как ты на это смотришь, Элвин?

Я увидела, как напряглось ее лицо, и у меня упало сердце. Возможно ли научить ребенка, если он так сильно напуган? И, не дав ей времени ответить, продолжила:

— Когда нам с сестрой было столько же лет, сколько тебе сейчас, мы обожали ездить верхом и всегда участвовали в местных состязаниях. Самыми радостными для нас были дни, когда в деревне проводились конные праздники.

— Здесь их тоже проводят, — сказала она.

— Это так интересно. Стоит лишь привыкнуть к седлу, и ты уже не захочешь его покидать.

Она помолчала мгновение, затем пробормотала:

— Я не могу научиться ездить верхом. Я не люблю лошадей.

— Ты не любишь лошадей?! Но ведь это такие ласковые создания!

— Ничего подобного. Они меня не любят. Я села на Серую, а она понесла и не хотела останавливаться. Если бы Тапперти не перехватил ее поводья, она бы меня убила.

— Серая тебе не подходит. Следовало начинать с пони.

— Затем я села на Лютика. Тот не понес, но тоже вел себя плохо. Не хотел идти, когда я пыталась его заставить. Начал жевать кусты на берегу, я тянула, тянула, а он и с места не сошел. А когда Билли Трехэй сказал: «Пошли, Лютик», он тут же забыл о кустах и пошел, как будто это я была во всем виновата…

Я рассмеялась, а она метнула на меня гневный взгляд. Тогда я поспешила заметить, что пока лошади тебя не понимают, они именно так себя и ведут. Но когда понимают, то становятся покорными и ласковыми.

Заметив тоску в ее глазах, я вдруг поняла, что причина агрессивности девочки крылась в безмерном одиночестве и безответном стремлении быть любимой.

— Вот что, Элвин, пойдем со мной. И посмотрим, что у нас с тобой получится, — предложила я.

Она затрясла головой и с подозрением покосилась на меня. Видимо, она опасается того, что я могу попытаться опозорить ее перед отцом в отместку за агрессивное поведение. Захотелось обнять ее за плечи, но я понимала, что с Элвин так обращаться нельзя. По крайней мере, на этом этапе знакомства.

— Прежде чем ты начнешь ездить верхом, нужно кое-чему научиться, — сказала я, сделав вид, что не заметила ее реакции. — Прежде всего научиться любить свою лошадь, и тогда ты уже не будешь ее бояться. Как только ты преодолеешь свой страх, лошадь сразу же полюбит тебя, поймет, что ты ее хозяйка, а она ведь так хочет, чтобы у нее был хозяин или хозяйка. Но с лошадью надо обращаться нежно и с любовью.

Элвин сосредоточенно слушала.

— Когда лошадь убегает, это означает, что она испугана. Так же испугана, как и ты, а когда лошадь пугается, она несет. Когда тебе страшно, ты ни за что не должна показывать свой страх лошади. Надо всего лишь прошептать: «Все хорошо, Серая… я здесь». Что же касается Лютика, то это проказливый старый пони. Он ленив и знает, что ты не умеешь с ним обращаться, поэтому не слушается. Но как только ты дашь ему понять, что хозяйка здесь ты, он тут же станет делать все, что ты прикажешь. Он ведь послушал Билли Трехэя!

— Я не думала, что Серая испугалась меня, — произнесла девочка.

— Отец очень хочет, чтобы ты научилась ездить верхом.

Лучше бы я этого не говорила. Она тут же вспомнила все былые страхи и унижения. В детских глазах опять вспыхнуло пугливое упрямство, а я ощутила очередной прилив негодования по адресу высокомерного человека, проявляющего такое преступное равнодушие к собственному ребенку.

— Не правда ли, было бы здорово удивить его. То есть… я хочу сказать, предположим, ты научишься ездить верхом, скакать галопом, прыгать через препятствия, а он об этом не будет догадываться… пока не увидит, как великолепно ты все это делаешь.

Мне было больно видеть радость на ее лице, и я опять задалась вопросом, какое сердце нужно иметь, чтобы сознательно лишать ребенка родительской любви.

— Элвин, — сказала я, — давай попробуем.

— Да, — ответила она. — Попробуем. Я пойду переоденусь.

Тут я непроизвольно вскрикнула, вспомнив, что у меня нет с собой амазонки. За годы, проведенные с тетей Аделаидой, у меня почти не было возможностей ее надевать. Тетя не была наездницей, поэтому ее никогда не приглашали на охоту. Таким образом, живя с ней, я практически не ездила верхом. А когда в последний раз осматривала свою одежду для верховой езды, то увидела, что до нее добралась моль, решила, что амазонка мне уже никогда не понадобится, и смирилась…

В ответ на вопрошающий взгляд Элвин я призналась:

— Совсем забыла, что у меня нет амазонки!

Девочка на мгновение задумалась, но тут же оживилась.

— Пойдем со мной! — воскликнула она.

Она держалась, как настоящая заговорщица, и я обрадовалась этим новым взаимоотношениям, которые, как мне казалось, были предпосылкой дружбы.

Миновав галерею, мы оказались в той части дома, которая, по словам миссис Полгрей, не предназначалась для меня. Элвин на мгновение замерла перед одной из дверей, и мне показалось; что она собирается с духом, прежде чем войти. Наконец, распахнула дверь и отступила в сторону, пропуская меня вперед. Она явно хотела, чтобы я вошла туда первой.

Комната оказалась довольно небольшой. Судя по всему, она служила гардеробной. Там стояло высокое зеркало, а также шкаф, комод и дубовый сундук. Как и большинство комнат в этом доме, она имела две двери. Вторая была приоткрыта. Элвин подошла к ней и заглянула в комнату, куда она вела.

Я последовала ее примеру.

Это была спальня, просторная и изысканно обставленная, с синими коврами на полу и такого же цвета бархатными шторами. Большая кровать с пологом из-за внушительных размеров комнаты казалась совсем маленькой.

Похоже, Элвин огорчилась, заметив мой интерес к этой спальне. Она плотно закрыла дверь и обернулась ко мне.

— Здесь полно всякой одежды. Наверняка есть и что-нибудь для верховой езды. Сейчас мы поищем… — С этими словами она откинула крышку сундука. Было непривычно видеть ее такой взволнованной. Я была так обрадована тому, что наконец-то удалось найти способ сближения с ней, что позволила себе заразиться ее волнением.

В сундуке лежали платья, нижние юбки, шляпы и ботинки.

— На чердаке тоже полно одежды, — быстро произнесла Элвин. — Огромные сундуки с одеждой. Она осталась от бабушки и прабабушки. Когда устраивались вечеринки, гости любили наряжаться и разыгрывать всякие истории…

Я взяла в руки бобровую шляпку, совершенно очевидно предназначенную для верховой езды, а когда надела ее, Элвин разразилась громким, слегка всхлипывающим смехом. Этот смех тронул меня больше всего остального, с чем мне пришлось столкнуться за все время, проведенное в этом доме. Это был смех ребенка, отвыкшего смеяться, и поэтому он звучал почти виновато. Я твердо решила сделать так, чтобы Элвин смеялась часто, не чувствуя при этом за собой ни малейшей вины.

— Вы такая смешная в этой шляпе, мисс, — уже серьезно пояснила она.

Я подошла к высокому зеркалу. Да, вид необычный. Глаза вызывающе блестели, а волосы, оттененные черным, отливали красноватой медью. Я решила, что выгляжу еще менее привлекательно, чем обычно, и что именно это имеет в виду Элвин под определением «смешная».

— Вы совершенно не похожи на гувернантку, — заметила она.

Затем девочка вынула из сундука платье, и я увидела, что это амазонка из черной шерстяной ткани, чрезвычайно элегантного покроя, с синим воротником и манжетами. Я приложила платье к своей фигуре.

— Думаю, придется впору.

— Примерьте его, — предложила Элвин. И вдруг заволновалась: — Нет, не здесь, возьмите его в свою комнату и там…

Ее как будто охватило желание поскорее покинуть эту комнату. Она схватила шляпу и ринулась к двери. Наверное, Элвин не терпится поскорее начать наш урок, а времени осталось немного, если мы собираемся вернуться к чаю, который подадут в четыре часа. Я забрала у Элвин шляпу и направилась в свою комнату. Она поспешила вернуться к себе, а я тут же надела амазонку.

Она сидела далеко не идеально, но я не была избалована дорогой одеждой и покорно смирилась с тем, что платье было тесновато в талии, а рукава несколько коротковаты. Завершив туалет бобровой шляпой, я совершенно успокоилась.

Когда Элвин увидела меня, ее глаза вспыхнули и, похоже, в них проявился гораздо больший интерес, чем обычно.

Мы спустились в конюшню, где я велела Билли Трехэю оседлать для Элвин Лютика, а для меня какую-нибудь другую лошадь, поскольку мы собираемся на урок верховой езды.

Он в величайшем изумлении уставился на меня, но я заметила, что у нас мало времени и нужно как можно скорее начать практические занятия.

Когда все было готово, Элвин взобралась на спину Лютика, я взяла его за повод и отвела на пустошь.

Мы пробыли там почти час, после чего стало понятно, что наши отношения с Элвин вступили в новую фазу. Она не приняла меня полностью, надеяться на это было бы преждевременно, но хоть пришла к выводу, что я ей не враг.

Я сосредоточилась на том, чтобы придать ей уверенности в своих силах, учила ее сидеть на лошади, разговаривать с нею. По моей просьбе она откидывалась на спину Лютика и смотрела в небо, затем закрывала глаза. Лютик при всем этом всего лишь неспешно бродил по полю, но к концу первого часа обучения, думаю, мне удалось сделать многое, чтобы избавить Элвин от ее страхов, а ведь именно это и было целью первого урока.

Я неожиданно для себя обнаружила, что уже половина четвертого, и, похоже, Элвин тоже была удивлена.

— Нужно возвращаться домой, — сказала я, — чтобы успеть переодеться к чаю.

Когда мы уже покидали пустошь, из кустов на ее окраине вдруг возникла фигура, в которой я с удивлением узнала Питера Нанселлока.

При нашем приближении он захлопал в ладоши.

— Вот и завершился первый урок! — воскликнул он. — Да к тому же какой замечательный! Я не предполагал, — продолжал он, обращаясь ко мне, — что, помимо всех прочих достоинств, вы еще и искусная наездница.

— Вы наблюдали за нами, дядя Питер? — спросила Элвин.

— На протяжении последнего получаса. Мое восхищение вами обеими не имеет границ!

Элвин не могла сдержать улыбку.

— Вы и в самом деле восхищались нами?

— Как бы мне ни хотелось польстить двум очаровательным дамам, я ни за что не смог бы солгать, — заявил он, положив руку на сердце и отвесив глубокий поклон.

— Разве что немного покривить душой, — холодно заметила я.

Лицо Элвин вытянулось, и я добавила:

— Ничего нет особенного в обучении верховой езде. Этим ежедневно занимаются тысячи людей.

— Но я никогда не видел, чтобы этому искусству так талантливо обучали и так терпеливо учились.

— Мистер Нанселлок — большой шутник, — сообщила я Элвин.

— Да, — серьезно согласилась она. — Я знаю.

— Нам пора возвращаться, — напомнила я.

— Хотелось бы знать, допустите ли вы меня к чаю в классной комнате?

— Вы, наверное, собирались навестить мистера Тре-Меллина, не так ли? — поинтересовалась я.

— И выпить чаю с вами, юные леди.

Внезапно Элвин рассмеялась. Я видела, как легко она подпадает под обаяние этого человека.

— Мистер Тре-Меллин уехал куда-то сегодня днем, — сообщила я. — Не знаю, успел ли он вернуться к этому времени.

— А пока кота нет… — пробормотал он и окинул мое платье взглядом, который я могла истолковать только как дерзкий.

— Пойдем, Элвин, — холодно произнесла я. — Мы должны поспешить, если не хотим опоздать к чаю.

Я пустила лошадь трусцой и, держа Лютика за повод, направилась к дому.

Питер Нанселлок шагал следом и, когда мы подъехали к конюшне, я увидела, что он вошел в дом.

Мы с Элвин спешились, передали лошадей мальчикам, работавшим в конюшне, и поспешили к себе наверх.

Я сняла амазонку и переоделась в свое обычное платье. Бросив короткий взгляд в зеркало, отметила, как невзрачно выгляжу в этом сером хлопчатобумажном одеянии. В который уже раз поймав себя на этих бесплодных мыслях, досадливо покачала головой и взяла в руки амазонку, намереваясь повесить ее в шкаф, а затем при первой же возможности спросить у миссис Полгрей, можно ли мне ее надевать. Я опасалась, что, надев ее сегодня днем, поступила несколько импульсивно. Это отношение Коннана Тре-Меллина к своей дочери подстегнуло меня к подобным скоропалительным действиям.

Держа платье в руках, я заметила на его поясе бирку. И вздрогнула, увидев аккуратные буквы, выдавленные на черной атласной отделочной ленте: «Элис Тре-Меллин».

И тут же все поняла. Та комната была ее гардеробной, как и спальня, в которую я заглянула. И удивилась тому, что Элвин отвела меня туда и дала одежду своей матери.

Мне казалось, сердце вот-вот выскочит из груди. Это абсурдно, убеждала я себя. Где еще мы могли найти современное платье для верховой езды? Уж точно не в тех сундуках на чердаке, о которых упоминала Элвин. Та одежда годилась разве что для шарад.

Это волнение было попросту смехотворным. Почему бы мне не носить амазонку Элис? Ей ведь она уже не нужна. И разве я не привыкла донашивать чью-то одежду?

Решительно встряхнув платье, я повесила его в шкаф.

Какой-то странный порыв подтолкнул меня к окну и заставил всмотреться в окна на парадном фасаде, пытаясь определить, какое из них принадлежит спальне Элис.

Несмотря на все доводы рассудка, по спине пробежал озноб. Я попыталась взять себя в руки. Она была бы рада, что я воспользовалась ее амазонкой. Конечно же, была бы рада. Разве я не пытаюсь помочь ее дочери?

И поняла, что пытаюсь сама себя ободрить и выгляжу при этом просто смешно.

Куда подевался мой здравый смысл? И тем не менее, как славно было бы, если б это платье принадлежало кому угодно, только не Элис…

Я уже закончила переодеваться, когда раздался стук в дверь. На пороге возникла миссис Полгрей.

— Входите же! — воскликнула я. — Вы-то как раз мне и нужны.

Она вплыла в мою комнату, и в этот момент мне необычайно импонировало ее здравомыслие, отвергающее любые происки воображения.

— Я давала мисс Элвин урок верховой езды, — быстро произнесла я, потому что мне хотелось покончить с темой амазонки прежде, чем она сообщит мне, зачем пожаловала. — А поскольку я не привезла с собой амазонку, Элвин нашла для меня какое-то платье. Насколько я понимаю, оно ранее принадлежало ее матери.

Миссис Полгрей кивнула.

— Возможно, я поступила неправильно.

— Хозяин дал свое согласие на эти уроки?

— О да. Разумеется, я об этом позаботилась.

— В таком случае вам не о чем беспокоиться. Он не стал бы возражать против того, чтобы вы надели это платье. Я не вижу ничего предосудительного в том, чтобы оно продолжало находиться в вашей комнате, разумеется, при условии, что вы будете его надевать только для того, чтобы давать мисс Элвин уроки верховой езды.

— Спасибо. Вы меня успокоили.

Миссис Полгрей опять одобрительно кивнула. Я видела, что она очень довольна тем, что я обратилась к ней со своей маленькой проблемой.

— Мистер Питер Нанселлок находится внизу, — сообщила она.

— Да, мы видели его, когда возвращались.

— Хозяина нет дома. Мистер Питер просит, чтобы вы составили ему компанию за чаем, вы и мисс Элвин.

— Да, но будет ли это для нас… я хотела сказать, для меня, достаточно пристойно?

— Полагаю, что да, мисс. Это вполне в порядке вещей. Такова была бы и воля хозяина, особенно если учесть, что об этом просит мистер Питер. Когда здесь жила мисс Дженсен, она часто присутствовала на подобных чаепитиях. Я припоминаю, что однажды ее даже пригласили к обеденному столу.

— Ого! — произнесла я, надеясь, что мне удалось вложить в это восклицание достаточно энтузиазма.

— Видите ли, мисс, в доме нет хозяйки, и порой это создает определенные трудности. Поэтому, когда джентльмен вполне отчетливо дает понять, что ваше присутствие для него весьма желательно, в таком случае я положительно не усматриваю в этом ничего дурного. Я сказала мистеру Нанселлоку, что чай подадут в пуншевую комнату, и заверила, что вы и мисс Элвин с готовностью присоединитесь к нему. Вы ведь не имеете возражений?

— Нет, нет.

Миссис Полгрей одарила меня благосклонной улыбкой.

— В таком случае, вы спуститесь вниз?

— Разумеется.

Она выплыла столь же царственно, как и явилась, а я поймала себя на том, что улыбаюсь, к тому же не без самодовольства. День складывался как нельзя более удачно.

* * *

Когда я спустилась в пуншевую комнату, Элвин там еще не было, зато Питер Нанселлок вальяжно раскинулся в одном из глубоких кресел.

При моем появлении он поспешно вскочил на ноги.

— Это восхитительно!

— Миссис Полгрей сообщила, что в отсутствие мистера Тре-Меллина мне оказывается большая честь.

— Вы были бы не вы, если бы не напомнили о своем статусе гувернантки.

— Мне это показалось, — заметила я, — совершенно необходимым, иначе вы могли бы забыть о столь важном обстоятельстве.

— Вы такая очаровательная хозяйка! Следует заметить, что во время сегодняшнего урока верховой езды вы совершенно не походили на гувернантку.

— Это все амазонка. Чужие перышки. Если бы фазану придать павлиний хвост, он бы вполне сошел за павлина.

— Моя дорогая мисс Фазан, вынужден с вами не согласиться. Человека — как мужчину, так и женщину — характеризуют манеры, а не блестящие перышки. Но пока здесь нет нашей маленькой Элвин, позвольте задать один вопрос. Как вы находите это место? Вы намерены здесь остаться?

— На самом деле вопрос касается того, как это место находит меня, и того, намерены ли меня здесь оставить люди, облеченные властью.

— И поведение этих людей можно определить как непредсказуемое, верно? Что вы думаете о старине Коннане?

— Мое положение не позволяет высказывать собственное мнение, вы же знаете.

Он громко расхохотался, продемонстрировав белые, идеальной формы зубы.

— Дорогая гувернантка, — отсмеявшись, проговорил он, — вы меня уморите насмерть!

— Мне очень жаль.

— Хотя, — продолжал он, — я часто думал, что смерть от смеха должна быть очень приятной.

Эта болтовня была прервана появлением Элвин.

— А, маленькая леди собственной персоной! — воскликнул Питер. — Дорогая Элвин, как это мило с твоей стороны и со стороны мисс Ли позволить мне выпить с вами чаю!

— Интересно, с чего это вам вздумалось, — ответила Элвин. — Такого ведь раньше не водилось… разве что, когда здесь была мисс Дженсен.

— Тс, тс, ты выдаешь секреты, — пробормотал он.

Вошла миссис Полгрей, а следом за ней Китти. Девушка несла поднос, который поставила на стол, после чего миссис Полгрей зажгла спиртовку. На подносе стояла жестяная банка с чаем.

Китти накрыла скатертью маленький столик и принесла пирожные и бутерброды.

— Мисс, вы могли бы сами заварить чай? — обратилась ко мне миссис Полгрей.

Я сказала, что с удовольствием сделаю это, и миссис Полгрей подала знак Китти, не сводившей восторженных глаз с Питера Нанселлока.

Судя по всему, Китти никак не хотелось покидать комнату, и мне казалось жестоким выгонять ее. Видимо, миссис Полгрей и сама в какой-то степени была очарована этим человеком. Должно быть, потому, сказала я себе, что он так выгодно отличается от хозяина дома. Питер умел сделать комплимент одним лишь взглядом, и я заметила, что он готов был изливать свое любезное внимание не только на меня, но и на всех окружающих особ женского пола: Китти, миссис Полгрей и даже Элвин.

Я почувствовала себя несколько уязвленной. В присутствии этого мужчины все женщины чувствовали себя привлекательными. Это подчеркивало мою непривлекательность.

Я заварила чай, а Элвин передала Питеру хлеб и масло.

— Какая роскошь! — воскликнул он. — Я чувствую себя султаном, которому прислуживают две прекрасные леди.

— Опять врете! — закричала Элвин. — Вовсе мы не леди, потому что я еще не выросла, а мисс — гувернантка.

— Что за святотатство! — пробормотал он, не спуская с меня теплого взгляда своих карих глаз.

Я быстро сменила тему разговора.

— Думаю, со временем Элвин станет хорошей наездницей, — обратилась я к Питеру. — А вам как показалось?

Девочка замерла, с нетерпением ожидая его ответа.

— Уверен, она станет чемпионкой Корнуолла!

Элвин не смогла скрыть радости.

— И, — тут он погрозил ей пальцем, — не вздумай тогда забыть, кому ты будешь этим обязана.

Взгляд, который бросила в мою сторону Элвин, был почти застенчивым, и внезапно меня охватило ощущение счастья от того, что я сейчас нахожусь в этом доме. Я перестала завидовать даже своей очаровательной сестре. В этот момент мне хотелось ощущать себя только одним человеком, и этим человеком была Марта Ли, сидящая в пуншевой комнате за чашкой чая с Питером Нанселлоком и Элвин Тре-Меллин.

— Но это пока секрет, — заметила Элвин.

— Да, мы хотим сделать сюрприз ее отцу.

— Я буду нем, как могила.

— Почему люди говорят: «нем, как могила»? — спросила Элвин.

— Потому что мертвецы не разговаривают, — пояснил Питер.

— Но, возможно, существуют привидения, — прошептала Элвин, оглядываясь через плечо.

— Мистер Нанселлок хочет сказать, — быстро вмешалась я, — что он сохранит нашу тайну. Элвин, мне кажется, мистер Нанселлок желает еще бутербродов.

Она вскочила, чтобы передать ему тарелку. Мне было приятно видеть ее такой кроткой и миролюбивой.

— Вы до сих пор не побывали с визитом в «Маунт Виддене», мисс Ли, — проговорил Питер.

— Мне такое и в голову не приходило.

— Так добрые соседи не поступают. Хотя… я заранее знаю, что вы сейчас скажете. О да, вы приехали сюда не визиты наносить, а работать гувернанткой!

— Истинно так.

— Наш дом не такой древний и не такой большой, как этот. У него совсем нет истории, но это приятное местечко, и я уверен, моя сестра была бы в восторге, если бы вы с Элвин как-нибудь к нам заглянули. Почему бы не приехать и не выпить с нами чаю?

— Я не уверена…

— Что это входит в ваши обязанности? Я подскажу, как это устроить. Вы привезете мисс Элвин к чаю. Уверен, что привезти ее к нам, а затем отвезти домой входило бы в круг обязанностей даже самой дотошной гувернантки.

— Когда нам приехать? — спросила Элвин.

— Это открытое приглашение.

Я улыбнулась, зная, что это означает. Разговор ради самого разговора. Он и не собирался приглашать меня к чаю. Я представила себе, как он приезжал в этот дом и пытался флиртовать с мисс Дженсен, которая, несомненно, была очень привлекательной женщиной. Знаю я таких, как он…

Внезапно дверь отворилась, и, к моему смущению, которое, надеюсь, мне удалось скрыть, вошел Коннан Тре-Меллин.

Я чувствовала себя так, будто меня застали за неуклюжей попыткой сыграть роль хозяйки дома.

Я встала, и на его губах промелькнула улыбка.

— Мисс Ли, — обратился он ко мне, — не найдется для меня чашки чаю?

— Элвин, — обернулась я к девочке, — позвони, пожалуйста, чтобы принесли еще одну чашку.

Она тут же встала, чтобы исполнить поручение, но это уже была другая Элвин, настороженная и опасающаяся допустить оплошность. Это опасение настолько сковало ее движения, что, поднимаясь со стула, она перевернула свою чашку с чаем. От смущения лицо девочки стало пунцовым.

— Ничего страшного, — успокоила я ее. — Позвони. Когда придет Китти, она все уберет.

Чувствовалось, что Коннан Тре-Меллин наблюдает за мной с некоторым удивлением. Если бы я предвидела, что он так скоро вернется, то, конечно же, постаралась бы избежать участия в этом чаепитии. У меня не было сомнений в том, что работодатель считает недопустимым мое пребывание в этой части дома.

— Я настойчиво умолял мисс Ли исполнить роль хозяйки, и она в конце концов снизошла к моим мольбам, — сообщил Питер.

— Это очень любезно, — небрежно бросил Коннан Тре-Меллин.

Вошла Китти, и я указала ей на разбитую чашку и разлитый чай на ковре.

— И, пожалуйста, принеси еще одну чашку для мистера Тре-Меллина, — добавила я.

Выходя из комнаты, Китти слегка ухмылялась. Было очевидно, что ситуация забавляет ее. Что же касается меня, то я чувствовала себя явно не в своей тарелке, тем более что была не из тех женщин, которые умеют грациозно обращаться с чайными приборами. Следовало приложить все усилия, чтобы избежать катастрофы.

— Трудный был день, Коннан? — спросил Питер.

И Коннан Тре-Меллин начал пространно рассуждать о делах поместья. Как мне показалось, таким образом он пытался дать понять, что мои обязанности ограничиваются разливанием чая, дабы я не вздумала вообразить, будто я тут и в самом деле хозяйка. Всего лишь прислуга высшего ранга, не более того.

Я разозлилась на него за то, что своим появлением он испортил мое маленькое торжество. Интересно, как этот сумрачный человек будет реагировать, когда я представлю ему прекрасную маленькую наездницу Элвин. Наверное, отпустит какое-нибудь пренебрежительное замечание и продемонстрирует такое безразличие, что мы тут же осознаем всю тщетность своих усилий.

Бедное дитя, думала я, ты пытаешься завоевать любовь человека, который знать не знает, да и не желает знать, что это такое. Бедняжка Элвин! Бедняжка Элис!

И тут мне показалось, что Элис вошла в пуншевую комнату. В этот момент я представила ее себе более отчетливо, чем когда-либо прежде. Это была женщина приблизительно моего роста, но немного ниже и тоньше в талии. Хотя, если честно, я никогда не усердствовала со шнуровкой корсета… Что оставалось затуманенным и размытым, так это ее лицо.

Когда принесли чашку с блюдцем, я налила чаю хозяину дома. Он наблюдал за мной, ожидая, видимо, что я встану и принесу ему прибор.

— Элвин, — сказала я. — Пожалуйста, передай это своему отцу.

Элвин с готовностью повиновалась.

Он обронил беглое «спасибо», а Питер воспользовался паузой, чтобы вовлечь меня в разговор.

— Мы познакомились с мисс Ли еще в поезде, в день ее приезда.

— В самом деле?

— Да, да. Хотя она, разумеется, не знала, кто я такой. А откуда ей было знать? На тот момент она еще ничего не слыхала о знаменитых Нанселлоках. И даже не догадывалась о существовании «Маунт Виддена». Но я ее, конечно же, узнал. По какой-то странной иронии судьбы я расположился именно в ее купе…

— Чрезвычайно интересно, — произнес Коннан, даже не стараясь скрыть то, что ему нет до этого никакого дела.

— Поэтому, — продолжал Питер, — мисс Ли крайне удивилась, узнав, что мы близкие соседи.

— Надеюсь, сюрприз был приятным, — предположил Коннан.

— Разумеется, — ответила я.

— Спасибо, мисс Ли, на добром слове, — обрадовался Питер.

Я посмотрела на часы и встала.

— Вынуждена просить извинения. Уже почти пять часов, а с пяти до шести у нас с Элвин занятия по расписанию.

— А мы не имеем никакого права этому препятствовать, — кивнул Коннан.

— Но неужели в честь такого приятного чаепития нельзя сделать исключение из правил?! — воскликнул Питер.

На лице Элвин отразилась надежда. Она была несчастна в присутствии отца, но в то же время расставание с ним всегда было для нее испытанием.

— Полагаю, это крайне нежелательно, — произнесла я, поднимаясь со стула. — Пойдем, Элвин.

Она бросила на меня взгляд, исполненный неприязни, и я подумала, что полностью утратила достигнутое ранее преимущество.

— Пожалуйста, папа… — начала она.

Он сурово взглянул на нее.

— Мое дорогое дитя, ты ведь слышала, что сказала твоя гувернантка.

Элвин смутилась и покраснела, а я уже направлялась к двери.

В классной комнате Элвин сердито спросила:

— Почему вы обязательно должны все испортить?

— Испортить? — повторила я. — Все?

— Мы могли бы почитать в любое другое время… в любое…

— Но мы читаем с пяти до шести, а не в любое другое время, — заметила я, и мой голос прозвучал довольно холодно, потому что я испугалась собственных эмоций. Мне хотелось сказать ей: «Ты любишь своего отца, жаждешь его одобрения. Однако, мое дорогое дитя, при этом и понятия не имеешь, как этого достичь. Позволь, я тебе помогу». Но, конечно, не произнесла ничего подобного. Я никогда не была импульсивной и не могла позволить себе сейчас подобные проявления.

— Приступим, — произнесла я. — В нашем распоряжении всего час, поэтому мы не должны тратить попусту ни одной минуты.

Она села за стол и угрюмо посмотрела на книгу. Это были «Записки Пиквикского клуба» мистера Диккенса, которая, как я надеялась, должна была привнести легкость и мягкий юмор в достаточно суровое бытие моей ученицы.

Она, как оказалось, думала в этот момент вовсе не о мистере Диккенсе, потому что внезапно вскинула голову и заявила:

— Мне кажется, вы его ненавидите. Думаю, не выносите даже его присутствия.

— Не знаю, о ком ты говоришь, Элвин, — ответила я.

— Знаете, — уличила она меня во лжи. — Вы хорошо знаете, что я говорю о своем отце!

— Что за вздор, — пробормотала я, но боюсь, что при этом мои щеки несколько порозовели. — Продолжим. Мы попусту тратим время.

Я сосредоточилась на книге и решила пропустить главу, посвященную ночным приключениям старушки в папильотках. Это было совершенно неподходящее чтение для девочки в возрасте Элвин.

* * *

Этим вечером, после того как Элвин ушла к себе, я решила прогуляться по лесу, который начала воспринимать как убежище, как место, где можно посидеть в тишине, подумать о жизни, проанализировать прошлое и попытаться представить свое будущее.

Этот день был полон событий, в основном приятных, пока в них не вторгся Коннан Тре-Меллин и не нарушил мой покой. Уезжает ли он когда-нибудь по своим делам надолго, по-настоящему надолго, а не на несколько коротких дней? Если так, то, пожалуй, мне удастся сделать малышку Элвин гораздо счастливее…

«Забудь об этом человеке, — приказала я себе. — Избегай его, как только можешь. Избегай, избегай, избегай…»

Отсутствуя, он, тем не менее, вторгался в мои мысли.

Я оставалась в лесу до самых сумерек. Затем направилась к дому. Но не успела войти в свою комнату, как в дверь постучала Китти.

— Я услышала ваши шаги, мисс. Хозяин спрашивал. Он в библиотеке.

— В таком случае будет лучше, если ты проводишь меня, потому что я там никогда еще не бывала.

Нужно бы причесаться и немного привести себя в порядок, но я чувствовала, что Китти только и делает, что высматривает один-единственный аспект взаимоотношений между мужчинами и женщинами, и я не собиралась предоставлять ей возможность считать, что я прихорашиваюсь, прежде чем предстать перед хозяином.

В том крыле дома, куда она меня привела, я была впервые и еще раз отметила, насколько огромен «Маунт Меллин». Судя по всему, эти комнаты были отведены для личного пользования Коннана Тре-Меллина, потому что они показались более изысканными, чем все прочие апартаменты, которые я до сих пор видела.

Китти отворила дверь и со свойственной ей бессмысленной улыбкой объявила:

— Мисс пришла, хозяин!

— Спасибо, Китти, — откликнулся он. И добавил: — Входите же, мисс Ли.

Хозяин сидел за столом, заваленным книгами в кожаных переплетах и бумагами. Единственным источником света была настольная лампа из розового кварца.

— Присаживайтесь, мисс Ли.

Он обнаружил, что я надевала амазонку Элис, подумала я. Это его шокировало. Он собирается сообщить мне, что более не нуждается в моих услугах.

Я еще выше подняла голову и напустила на себя чуть ли не надменный вид в ожидании его дальнейших слов.

— Сегодня днем я совершенно неожиданно узнал, что вы познакомились с Питером Нанселлоком еще до приезда сюда, — начал он.

— Да, это так.

— Разумеется, — продолжал он, — рано или поздно вы все равно бы с ним встретились. Он и его сестра — постоянные гости в нашем доме, но…

— Но вам кажется, что его знакомство с гувернанткой вашей дочери было совершенно излишним.

— Насколько это знакомство желательно, решать лишь вам и ему, — почему-то с укоризной произнес он.

Я смутилась и пустилась в путаные и пространные объяснения.

— Мне кажется, вы считаете… что мне как гувернантке… не к лицу быть на равной ноге с другом вашей семьи.

— Я умоляю вас, мисс Ли, не вкладывать в мои слова тот смысл, который я никак не имел в виду. Смею заверить, меня ни в коей мере не касается, с кем вам следует или же не следует дружить. Но можно сказать, что ваша тетя в определенном смысле поручила вас моим заботам, и я намерен предложить вам воспользоваться моим советом в вопросе, который, боюсь, может показаться вам несколько неделикатным…

Я побагровела от смущения, побороть которое никак не помогала мысль о том, что он втайне забавляется, наблюдая за мной.

— Дело в том, что мистер Нанселлок имеет репутацию человека… как бы это удачнее сформулировать… крайне неравнодушного к молодым девушкам.

— Вот как! — воскликнула я, будучи не в силах сдержаться, настолько велико было мое смущение.

— Мисс Ли. — Он улыбнулся, и на мгновение выражение его лица стало почти нежным. — Я сообщаю это просто так, на всякий случай, искренне желая предостеречь…

— Мистер Тре-Меллин, — воскликнула я, наконец-то взяв себя в руки, — я не думаю, что нуждаюсь в подобном предостережении!

— Он очень привлекателен, — продолжал он, и в его голос опять закрались насмешливые нотки. — И достаточно обаятелен. Здесь незадолго до вас жила одна юная леди, некая мисс Дженсен. Он часто захаживал к ней в гости. Мисс Ли, умоляю, поймите меня правильно… И есть еще кое-что, о чем я хотел бы вас попросить: не относитесь слишком серьезно ко всему, что излагает мистер Нанселлок.

Я услышала свой собственный голос, неестественно высокий, окрашенный совершенно несвойственными ему интонациями:

— Очень мило с вашей стороны, мистер Тре-Меллин, так трогательно заботиться о моем благополучии.

— Разумеется, я обязан опекаться вашим благополучием. Вы прибыли сюда, чтобы заботиться о моей дочери. Таким образом, ваше личное благополучие является для меня чрезвычайно важным объектом внимания. Это ведь так естественно.

Он встал, и я сделала то же самое, решив, что он подает мне знак удалиться.

Тре-Меллин быстро подошел и положил руку на мое плечо.

— Простите меня, — сказал он. — Я прямолинейный человек, и мне явно недостает той обходительности, которой так славится мистер Нанселлок. Мне всего лишь хотелось по-дружески предупредить вас, не более того.

В течение нескольких секунд я смотрела в его холодные светлые глаза, и мне показалось, что в них проглянула его истинная душа. На меня нахлынула буря эмоций, и я вдруг остро ощутила трагедию одиночества людей, которых никто не любит. Не знаю, возможно, это была всего лишь жалость к самой себе.

Смятение, охватившее меня, было таким сильным, что я и по сей день не могу понять, какие именно чувства вызвали его.

— Спасибо, — сказала я и поспешила прочь.

* * *

Каждый день мы с Элвин отправлялись на пустошь и в течение часа занимались верховой ездой. Наблюдая за девочкой, я пришла к выводу, что отец был с ней попросту нетерпелив, поскольку она, возможно, и не была прирожденной наездницей, но все же обладала способностями, которых было вполне достаточно для того, чтобы добиться определенных успехов.

Узнав, что каждый год в ноябре здесь устраивают конный праздник, я сказала Элвин, что она обязательно должна участвовать в состязаниях.

Мы увлеченно строили планы относительно этого, потому что Коннан Тре-Меллин был одним из постоянных членов жюри, и предвкушали его изумление, когда одна из обладательниц призового места окажется его собственной дочерью, которая, как он считал, была совершенно неспособна научиться ездить верхом.

Эта была мечта о триумфе Элвин. Ее усилия, разумеется, заслуживали большего восхищения, чем мои. Она стремилась к успеху во имя любви, которую испытывала к своему отцу. Я же, со своей стороны, хотела лишь доказать некоему мистеру Тре-Меллину, что способна преуспеть там, где он потерпел явную неудачу!

Вот почему я каждый день надевала амазонку Элис (меня более не волновало, кто носил ее до меня, поскольку теперь она принадлежала мне), после чего мы отправлялись на пустошь, где Элвин постигала все тонкости искусства верховой езды.

В тот день, когда она впервые пустила свою лошадь в галоп, мы обе торжествовали.

После этого вернулись домой, и поскольку со мной была Элвин, я вошла через парадную дверь, как в день приезда. Элвин бросилась бежать и исчезла за дверью того помещения, которое мне в день приезда показывала миссис Полгрей. Я поспешила за своей подопечной, и вдруг почувствовала тяжелый запах сырости. Дверь в часовню была приотворена. Подумав, что Элвин находится там, я вошла внутрь. В часовне было очень холодно, и пока я стояла, рассматривая голубые плиты пола, алтарь и скамьи, меня охватил озноб.

Внезапно я услыхала за спиной судорожный вздох.

— Нет! — произнес голос, так искаженный ужасом, что я не узнала его.

Я резко обернулась. Передо мной стояла Селестина Нанселлок.

Она будто окаменела, глядя на меня. Казалось, она вот-вот упадет в обморок. Хотя, быть может, Селестина выглядела так лишь потому, что в часовне царил полумрак. В следующее мгновение я поняла причину ее испуга. Она увидела меня в амазонке Элис и приняла меня за нее.

— Мисс Нанселлок, — быстро произнесла я, — мы с Элвин занимались верховой ездой.

Она слегка покачнулась, глядя на меня широко раскрытыми глазами.

— Простите, что я вас напугала.

— Я хотела узнать, кто здесь, — резко произнесла она. — Что привело вас в часовню?

— Элвин убежала, и я подумала, что она здесь.

— Элвин! О нет… сюда никто и никогда не заходит. Это мрачное место, вы не находите? Пойдемте отсюда. Пойдемте же!

— Вы так выглядите… вам нехорошо, мисс Нанселлок?

— О нет… Я в полном порядке.

— Вы смотрите на мою одежду, — без обиняков проговорила я. — Я ее… одолжила. Нужно было давать Элвин уроки верховой езды, а у меня не было подходящего платья. Это амазонка… ее матери.

— Понятно.

— Я объяснила это миссис Полгрей, и она заверила меня, что я могу воспользоваться этой амазонкой.

— Разумеется. Почему бы и нет?

— Боюсь, что я вас испугала.

— О нет, вы не должны так говорить. Все в порядке. Это освещение в часовне. Мы все тут похожи на привидения. Вы тоже несколько бледны, мисс Ли. Витражи… Они искажают цвет лица. — Она рассмеялась. — Пойдемте отсюда.

Мы поспешили покинуть это мрачное место.

Я заметила, что на свежем воздухе к ней вернулся обычный цвет лица.

— Элвин нравятся уроки верховой езды? — спросила она. — Скажите, вы уже лучше с ней ладите? Мне показалось, когда вы только приехали, что она была настроена против вас.

— Элвин — ребенок, который восстает против любого авторитета. Я думаю, мы с ней уже почти друзья. Уроки верховой езды немало этому способствуют. Кстати, мы держим их в секрете от ее отца.

На лице Селестины Нанселлок отразилось нечто похожее на потрясение, и я поспешила объяснить:

— Секретом являются лишь ее успехи. Об уроках ему известно. Разумеется, я получила его разрешение. Но он и не догадывается, как хорошо у Элвин идут дела. Это должно стать сюрпризом.

— Понятно. Мисс Ли, я надеюсь, что эти уроки ее не слишком утомляют.

— Утомляют? Но почему? Она — нормальный, здоровый ребенок.

— Элвин очень нервная и восприимчивая. Сомневаюсь, что она обладает необходимым для наездницы типом характера.

— Она еще такая юная, что мы имеем полную возможность формировать ее характер. Уроки доставляют ей радость, и девочка всей душой стремится порадовать отца.

— Так значит, вы становитесь друзьями, мисс Ли. Рада это слышать. А сейчас мне нужно идти. Я задержалась, когда увидела приотворенную дверь часовни… Но уже давно пора…

Попрощавшись с ней, я направилась в свою комнату. Там подошла к зеркалу и посмотрела на свое отражение.

Это могла бы быть Элис…

О да. Вполне понятно потрясение Селестины.

Я спросила себя, что сказал бы Коннан Тре-Меллин, если бы узнал, что я расхаживаю в одежде его жены, наводя ужас на здравомыслящих людей наподобие мисс Нанселлок. Особенно в полумраке…

Думается, он был бы против того, чтобы подобные инциденты повторялись.

Но амазонка Элис была необходима для уроков верховой езды с Элвин, и уроки эти должны продолжаться, поэтому я не хотела, чтобы Коннан узнал что-нибудь о нашей встрече в часовне с Селестиной Нанселлок. И была уверена в том, что она тоже не жаждет огласки этого эпизода.

* * *

Миновала неделя, и я почувствовала, что жизнь входит в определенную колею. Уроки, как в классной комнате, так и на пустоши, проходили довольно успешно. Питер Нанселлок дважды посещал «Маунт Меллин», но в обоих случаях мне удалось уклониться от встреч с ним. Я не забывала о предостережении Коннана Тре-Меллина и понимала, что оно имеет под собой вполне реальную почву. Следовало признать, что общение с Питером Нанселлоком доставляет радость и что я легко могу оказаться в ситуации, когда стану с нетерпением ожидать его визитов. Я не имела ни малейшего желания оказаться в подобном положении, поэтому твердо решила соблюдать довольно значительную дистанцию в процессе общения с этим человеком.

Время от времени я думала о его брате Джеффри. Питер, должно быть, очень на него похож. А в связи с Джеффри я вспоминала о дочери миссис Полгрей, о Дженнифер, девушке «с тонюсенькой талией», привыкшей держаться особняком, но однажды согласившейся прилечь в левкои с неотразимым красавцем, результатом чего и стало то, что она зашла с головой в море…

Я содрогалась, размышляя о западнях, подстерегающих доверчивых женщин. Среди них были непривлекательные, наподобие меня, судьба которых всецело находилась в руках других людей. Но были и другие, еще более несчастные создания, притягивающие к себе жадные взоры волокит и однажды осознающие жестокую необходимость положить конец своей яркой, но бесполезной жизни.

Увлеченность процессом воспитания Элвин и интерес к личности ее отца заставили меня на какое-то время забыть о маленькой тихоне Джиллифлауэр. Иногда я слышала ее тоненький, срывающийся голосок, доносящийся откуда-то из лесу или отдаленных помещений большого дома. Комнаты четы Полгреев располагались непосредственно под моей, поэтому, когда девочка находилась в своей спальне, я хорошо слышала ее пение и думала о том, что если она может выучить слова песен, то, значит, способна освоить и все остальное.

Должно быть, я начала грезить наяву, потому что живо представляла себе Коннана Тре-Меллина, вручающего дочери первый приз за победу в состязании на ноябрьском конном празднике и при этом улыбающегося мне, вернувшей это маленькое существо к полноценной жизни. Рядом с этой картинкой я видела еще одну — Джилли, сидящую рядом с Элвин в классной комнате, и чей-то восхищенный шепот: «Это стало возможным только благодаря мисс Марте Ли. Она просто изумительно умеет обращаться с детьми».

Но пока что Элвин все еще оставалась упрямым и замкнутым ребенком, а Джилли вообще невозможно было увидеть вблизи. Да еще эти девицы Тапперти, заявляющие, что «у нее не все шарики на месте»…

Затем произошли два события.

Первое из них было не очень значительным, но потом оно долго еще преследовало меня и его никак не удавалось выбросить из головы.

Я тогда склонилась над тетрадкой Элвин, проверяя решенные ею примеры, в то время как она сидела за столом и писала эссе. Неожиданно из ее тетради выпал листок бумаги.

Он был испещрен рисунками. Я уже знала, что у Элвин несомненный талант к рисованию, и собиралась в ближайшем будущем поговорить об этом с Коннаном Тре-Меллином, поскольку мне казалось, что этот талант следует всемерно развивать. Сама я могла научить ее лишь азам изобразительного искусства, а мне казалось, что Элвин достойна занятий с квалифицированным мастером.

Это были лица. В одном из набросков я узнала себя. Неплохо. Но неужели я и в самом деле выгляжу такой строгой? Думаю, не всегда. Но, возможно, она именно так меня и воспринимает. Тут был и ее отец… несколько ракурсов… Его также нетрудно узнать. Я перевернула листок. Обратная сторона изрисована детскими образами. Кого она хотела изобразить? Себя? Нет… вот это, вне всякого сомнения, Джилли. И тем не менее, здесь было что-то и от Элвин.

Разглядывая наброски, я так увлеклась, что не заметила, как Элвин перегнулась через стол и вырвала листок из моих рук.

— Это мое! — заявила она.

— А это, — парировала я, — необычайно дурные манеры.

— Вы не имеете права совать нос не в свои дела.

— Мое дорогое дитя, листок был в твоей тетрадке по арифметике.

— Значит, у него не было права там находиться.

— Вот ему и отомсти, — небрежно заметила я. И добавила уже более серьезным тоном: — И прошу тебя никогда и ничего не вырывать таким грубым образом из рук других людей.

— Простите, — пробормотала она, но в ее голосе все еще звучал вызов.

Я вернулась к примерам, большая часть которых была решена неправильно. Арифметика не относилась к числу ее любимых предметов. Возможно, поэтому девочка проводила большую часть времени, рисуя лица, вместо того чтобы заниматься учебным предметом. Что ее так разозлило? Почему она нарисовала эти лица, отчасти принадлежащие ей самой, а отчасти Джилли?

— Элвин, ты должна быть внимательнее, решая примеры, — сказала я.

Угрюмое бормотание.

— Похоже, ты не усвоила самых простых вещей, даже элементарного умножения. Если бы твоя арифметика была хотя бы вдвое хуже твоих рисунков, меня бы это вполне устроило.

Элвин продолжала упорно молчать.

— Почему ты не хочешь, чтобы я видела твои наброски? Некоторые из них очень хороши.

Ответа по-прежнему не последовало.

— Особенно лицо твоего отца, — продолжала я.

Даже в такой момент упоминание об отце тут же заставило ее губы задрожать и изогнуться в грустной и нежной улыбке.

— А лица этих девочек… Скажи-ка мне, кого ты хотела изобразить — себя или Джилли?

Улыбка застыла на ее губах. Затем Элвин почти неслышно произнесла:

— А кем они вам показались, мисс?

— Как вам показалось, кто они? — мягко исправила я.

— Как вам показалось, кто они?

— Дай-ка мне еще раз на них взглянуть, — попросила я.

Она заколебалась, затем все же вытащила листок из-под тетради и протянула мне. В ее глазах светился живой интерес.

Я внимательно рассмотрела наброски и ответила:

— Вот это могла быть и ты, и Джилли.

— Значит, вам кажется, что мы похожи?

— Нет, раньше мне это и в голову не приходило.

— Но теперь вам так кажется, — утвердительно произнесла она.

— Дети часто бывают похожи друг на друга.

— Я не такая, как она! — зло выкрикнула Элвин. — Я не такая, как эта… идиотка!

— Элвин, не следует произносить такие слова. Разве ты не понимаешь, что это очень жестоко?

— Понимаю. Но я на нее не похожа. И не позволю вам это говорить! Если вы еще раз такое скажете, я попрошу папу прогнать вас! Он так и сделает… если я его попрошу. Мне стоит лишь попросить, и вас здесь не будет!

Она кричала, пытаясь, как я поняла, убедить себя в двух вещах. Во-первых, в том, что между ней и Джиллифлауэр нет ни малейшего сходства, а во-вторых, в том, что стоит ей попросить отца, и любое ее желание будет удовлетворено.

«Почему? — спрашивала я себя. — В чем причина такого неистовства?»

Элвин молчала, поджав губы.

Взглянув на часы, я невозмутимо произнесла:

— У тебя есть ровно десять минут, чтобы закончить эссе. Затем придвинула к себе тетрадь по арифметике и сделала вид, что углубилась в анализ решенных задач.

* * *

Второй инцидент представлялся более удручающим.

День выдался достаточно мирным, то есть уроки прошли успешно. Я отправилась на свою привычную вечернюю прогулку в лесу, а возвращаясь, увидела перед домом два экипажа. В одном я узнала коляску из «Маунт Виддена». Это означало, что Питер или Селестина приехали в гости. Второй экипаж был мне незнаком. Очень изящная карета с гербом на дверце. Любопытно, кому она принадлежит, но я твердо решила, что это меня не касается, и направилась к себе.

Вечер был теплым, и я, сидя у раскрытого окна, услышала музыку, доносящуюся из другого открытого окна. По всей видимости, Коннан Тре-Меллин развлекал своих гостей.

Я представила себе их расположившимися в одной из тех комнат, которых я даже не видела… А с чего бы это вдруг ты должна была их видеть? Ты всего лишь гувернантка. А Коннан Тре-Меллин в элегантном костюме сейчас, наверное, восседает во главе праздничного стола или в кресле, слушая музыку вместе с гостями.

В музыкальном произведении я узнала «Сон в летнюю ночь» Мендельсона и внезапно испытала жгучее желание присоединиться к гостям. Странно, но я ведь никогда так не жаждала присутствовать ни на одном из приемов тети Аделаиды или званых обедов Филлиды. Терзаемая любопытством, я не удержалась и позвонила, ожидая появления Китти или Дэйзи, которые всегда знали, что происходит, и были счастливы разделить свое знание со всеми желающими.

Пришла Дэйзи. Она выглядела взволнованной.

— Мне нужна горячая вода, Дэйзи, — сообщила я ей. — Ты не могла бы ее принести?

— Конечно, мисс, — ответила она.

— Насколько я понимаю, у хозяина сегодня гости.

— О да, мисс. Хотя это ничто в сравнении с вечеринками, которые здесь бывали раньше. Я думаю, теперь, когда прошел уже год, хозяина будут часто навещать самые разные гости. И миссис Полгрей так говорит.

— Должно быть, здесь было очень тихо весь этот год.

— Но так и должно быть… после смерти в семье.

— Разумеется. А кто сегодня приехал?

— Ну конечно, мисс Селестина и мистер Питер…

— Я видела их экипаж. — В голосе прозвучало любопытство, и мне стало стыдно. Я была ничем не лучше всех этих сплетничающих слуг.

— И еще кое-кто приехал.

— Кто же?

— Сэр Томас и леди Треслин.

Эту фразу она произнесла с таким видом, будто сообщала нечто весьма и весьма пикантное.

— Даже так? — попыталась я подзадорить девушку.

— Хотя, — продолжала Дэйзи, — миссис Полгрей говорит, что сэру Томасу не стоит шляться по вечеринкам, а лучше бы лежать в постели.

— Он что, болен?

— Ну, ему уже далеко за семьдесят, и у него слабое сердце. Миссис Полгрей говорит, что с таким сердцем можно очень даже запросто окочуриться, притом совершенно неожиданно. Не то что она…

Она умолкла и подмигнула. Мне очень хотелось услышать продолжение, но просить ее об этом казалось недостойным. Впрочем, Дейзи не нуждалась в понукании.

— Она — это совсем другое дело!

— Кто?

— Как кто? Леди Треслин, кто же еще! Вы бы только на нее посмотрели. Платье с вырезом вот досюда! Настоящая красавица! Сразу видно, что она только и ждет…

— Я так понимаю, что у них с мужем большая разница в возрасте.

Дэйзи захихикала.

— Говорят, что разница между ними почти сорок лет, а она пытается всех уверить, что не сорок, а пятьдесят.

— Похоже, она тебе не нравится.

— Мне? Ну, даже если и так, то есть люди, со мной не согласные!

Дэйзи залилась визгливым хохотом. Глядя на ее нескладную фигуру, затянутую в узкое платье, слушая этот смех, мне было стыдно за то, что я сплетничаю со служанкой.

— Мне очень нужна горячая вода, Дэйзи.

Она угомонилась и ушла, оставив меня с более ясным представлением о происходящем в гостиной.

Я вымыла руки и распустила волосы, готовясь лечь спать, но мысли то и дело возвращались к Коннану Тре-Меллину и его гостям.

Музыканты играли вальс Шопена, который, казалось, уносил меня очень далеко, терзая недоступными соблазнами. Мне вдруг захотелось обладать остроумием, обаянием, властью над чувствами своего избранника…

Подобные мысли изумляли своим вопиющим несоответствием моему действительному статусу.

Я подошла к окну. Уже так долго стояла теплая и ясная погода, что казалось, это не может более продолжаться. Скоро опустятся осенние туманы, которые в сочетании с юго-западными шквальными ветрами, по словам Тапперти, представляют собой «что-то с чем-то».

До меня доносился запах моря и мягкий шорох волн. В меллинской бухте начинали звучать голоса…

И вдруг показался свет в необитаемой части дома. Я ощутила, как по спине поползли мурашки. Именно там находится комната, куда Элвин водила меня выбирать амазонку. Гардеробная Элис.

Жалюзи на окне опущены. Я этого прежде не заметила. Более того, готова поклясться, что сегодня вечером они были подняты! У меня выработалась привычка, от которой невозможно было избавиться, время от времени поглядывать на это окно.

Жалюзи были сшиты из тонкой ткани, потому что сквозь них я совершенно отчетливо видела свет. Слабый, неяркий, но его наличие не вызывало никаких сомнений.

Мало того, он перемещался!

Я стояла у окна, напряженно наблюдая за движущимся огоньком. И тут возник силуэт. Он явно принадлежал женщине.

Услышав, как кто-то произнес «Это Элис!», я поняла, что думаю вслух.

Я сплю. Всего этого нет на самом деле.

И снова увидела силуэт.

Мои пальцы, впившиеся в подоконник, дрожали все время, пока трепетал огонек. Я чуть было не позвала Дэйзи, Китти или миссис Полгрей, но удержалась от этого, представив, как глупо буду при этом выглядеть.

Спустя некоторое время свет погас.

Я еще долго стояла у окна, но больше ничего не увидела.

В гостиной играли уже другой вальс Шопена, и я продолжала слушать, пока не замерзла, несмотря на теплый сентябрьский вечер.

Потом легла в постель, но долго еще не могла уснуть.

Когда же наконец уснула, мне приснилось, что в комнату вошла женщина. На ней была черная амазонка с синим воротником и манжетами, отделанная золотистой тесьмой.

— Меня не было в том поезде, мисс Ли, — негромко произнесла она. — Вам хочется знать… Вы найдете меня… найдете… найдете Элис… Элис… Элис…

Сквозь сон я слышала шелест волн среди утесов, а проснувшись на следующее утро с первыми лучами зари, я первым делом подошла к окну и посмотрела на окна комнаты, которая чуть больше года назад принадлежала Элис.

Жалюзи были подняты. Отчетливо виднелись бархатные шторы насыщенного синего цвета.

 

Глава 4

С Линдой Треслин я имела весьма сомнительную честь познакомиться лишь неделю спустя. Только что пробило шесть часов. Мы с Элвин уже отложили в сторону книги, спустились вниз и направились в конюшню, чтобы навестить Лютика, который, как нам показалось днем, растянул сухожилие. Коновал уже успел его осмотреть и наложить на ногу припарку. Элвин была расстроена, и это радовало, потому что мне всегда нравилось обнаруживать в ее душе благородные чувства.

— Не волнуйтесь вы так, мисс Элвин, — успокаивал ее Джо Тапперти. — Вот увидите, Лютик будет свеж как огурчик еще до конца недели! Джим Бонд — самый лучший лошадиный доктор в нашей округе, да и вообще в мире, я вам это точно говорю.

Элвин приободрилась, и я сказала ей, что на следующий день она вместо Лютика возьмет Черного Принца.

Она знала, что это станет своего рода испытанием храбрости, и я с радостью отметила, что девочка предвкушала завтрашний урок с удовольствием, к которому лишь слегка примешивалась тревога.

Когда мы вышли из конюшни, я взглянула на часы.

— Что скажешь о прогулке по саду? — обратилась я к Элвин. — У нас есть полчаса.

Она ответила, что не возражает, и мы направились в сад.

Плато, на котором стоял «Маунт Меллин», представляло собой полосу земли шириной в одну милю. Склон в сторону моря был довольно крутым, но по нему были проложены зигзагообразные дорожки, облегчающие спуск. Однако самой главной особенностью этого склона был расположенный на нем роскошный сад. Цветущие кустарники, так распространенные в этих краях, являлись его подлинным украшением. В разных уголках сада располагались беседки, образованные вьющимися по опорам розами. Они были прекрасны даже теперь, в самом конце сезона, а воздух был густо напоен их ароматом.

В этих беседках можно было сидеть и любоваться морем. Из сада дом представлялся грозной крепостью, горделиво вздымающейся на вершине утеса. Казалось, она бросает вызов не только морю, но и всему миру.

По благоухающим тропинкам мы спустились вниз и поравнялись с одной из беседок прежде, чем успели заметить сидящих в ней людей.

Элвин тихонько ахнула и, проследив за направлением ее взгляда, я увидела их. Они сидели рядом. Она была брюнеткой, к тому же одной из самых красивых, каких я когда-либо видела. Черты ее лица были изящны, как на картинах старых мастеров, а волосы накрыты прозрачным шарфом с блестками. Я подумала, что она похожа на кого-то из персонажей «Сна в летнюю ночь», возможно, на Титанию, хотя я всегда представляла ее себе блондинкой. Ее красота притягивала взгляд, подобно тому как магнит притягивает иголку. Такой красотой невозможно не восхищаться. На женщине было облегающее платье из розовато-лиловой ткани наподобие шифона. Оно застегивалось у горла массивной брошью с бриллиантами.

Первым заговорил Коннан.

— Да это же моя дочь со своей гувернанткой! Так значит, мисс Ли, вы с Элвин решили подышать воздухом.

— Сегодня такой тихий вечер, — ответила я и попыталась взять Элвин за руку.

Однако она увернулась самым бесцеремонным образом.

— Можно мне посидеть с тобой и леди Треслин, папа? — спросила она.

— Ты гуляешь с мисс Ли, — ответил он. — Я не вижу причин, по которым следует прерывать вашу прогулку.

— Вот именно, — ответила я за нее. — Пойдем, Элвин.

Коннан повернулся к своей спутнице.

— Нам очень повезло с мисс Ли, — произнес он. — Она… восхитительна!

— Я очень надеюсь, что ты не разочаруешься, Коннан, и она действительно окажется той самой идеальной гувернанткой, — произнесла леди Треслин.

Мне стало не по себе. Они обсуждали мои достоинства так, будто бы я была стоящей неподалеку лошадью! Думаю, Коннан почувствовал мое замешательство, и оно его порядком позабавило. Временами он казался очень неприятным человеком.

— Я полагаю, нам пора возвращаться, Элвин, — ледяным тоном произнесла я. — Мы всего лишь собирались немного пройтись, прежде чем девочка ляжет спать. Пойдем, Элвин, — добавила я. Затем схватила ее за руку и буквально потащила прочь.

— Но, папа, — запротестовала Элвин. — Я хочу остаться. Хочу поговорить с тобой, папа.

— Но ты же видишь, что я занят. Как-нибудь в другой раз, дитя мое.

— Но, — пролепетала она, — это важно… сейчас.

— Это не может быть таким уж важным. Обсудим это завтра.

— Нет… нет… сейчас! — в голосе Элвин зазвучали истерические нотки.

Я еще ни разу не видела, чтобы она оказывала ему такое явное неповиновение.

— Я вижу, Элвин — очень настойчивая девочка, — пробормотала леди Треслин.

— Мисс Ли сейчас все уладит, — холодно ответил Коннан Тре-Меллин.

— Разумеется. Идеальная гувернантка… — в голосе леди Треслин звучала насмешка, которая задевала так сильно, что я опять схватила Элвин за руку и поволокла вверх по дорожке.

Она молчала до тех пор, пока мы не вошли в дом. Затем заговорила:

— Ненавижу ее. Вы ведь знаете, мисс Ли, что она хочет стать моей новой мамой?

Я ничего не ответила. Мне это показалось опасным, поскольку наш разговор мог услышать кто угодно. И только в ее комнате, за плотно прикрытой дверью, я сказала:

— Это совершенно невероятные вещи. Как она может желать стать твоей новой мамой, если у нее есть свой собственный муж?

— Он скоро умрет.

— Откуда ты можешь это знать?

— Говорят, они только этого и ждут.

Я была шокирована тем, что до ее ушей дошли подобные сплетни, и решила обсудить это с миссис Полгрей. Слуги должны следить за тем, что болтают в присутствии Элвин. Это все эти девчонки, Дэйзи и Китти… хотя, вполне возможно, Джо Тапперти или его жена…

— Она постоянно здесь, — продолжала Элвин. — Я не позволю ей занять место моей мамы! Никому этого не позволю!

— Ты впадаешь в истерику по совершенно невероятному поводу, — твердо заявила я. — Вынуждена потребовать, чтобы ты никогда более в моем присутствии не произносила ничего подобного. Ты позоришь своего отца.

Это заставило ее задуматься. «Как же она его любит! — подумала я. — Бедная малышка Элвин, бедное одинокое дитя!»

Но незадолго до этого мне было жаль саму себя. Стоя в саду и подвергаясь унизительному осмотру, я подумала: это несправедливо, почему одному человеку дано так много, а другим не достается ничего? Возможно, я тоже выглядела бы красавицей в шифоне и бриллиантах. Ну, не такой красавицей, как леди Треслин, но все равно они были бы мне к лицу больше, чем хлопок, шерсть и бирюзовая брошь, доставшаяся мне от бабушки.

Теперь же мне было так жаль Элвин, что я совершенно забыла о жалости по отношению к себе.

* * *

Уложив Элвин, я вернулась в свою комнату, не переставая думать о Коннане Тре-Меллине и леди Треслин. Мне хотелось знать, сидят ли они до сих пор в беседке, и если да, то о чем беседуют. Друг о друге, несомненно! Разумеется, мы с Элвин вторглись в процесс ухаживания. Я была шокирована тем, что он позволяет себе столь сомнительного рода интрижки, потому что считала ниже достоинства любого мужчины роман с женщиной, имеющей мужа, которому она поклялась в верности.

Я подошла к окну, радуясь, что из него не виден сад. Еще не совсем стемнело, но солнце уже скрылось и начали сгущаться сумерки. Мои глаза невольно отыскали окно, в котором тогда возникла тень…

Жалюзи были подняты. Отчетливо виднелись синие шторы. Я начала пристально всматриваться в эти шторы, сама не зная, что ожидаю там увидеть. Лицо? Манящую руку? Иногда я готова была посмеяться над своими фантазиями, но только не в этот вечер, только не сейчас…

И тут я увидела, как шторы шевельнулись. В комнате кто-то находился!

Я пребывала в необычайном состоянии. Это имело прямое отношение к встрече с Коннаном Тре-Меллином и леди Треслин, но я еще недостаточно проанализировала свои чувства, чтобы до конца понимать их. Эта встреча была крайне унизительной для меня, но я готова была рискнуть и угодить в еще более неловкую ситуацию. Комната Элис находилась в запретной части дома, и если бы меня там застали, то мое положение можно было бы охарактеризовать как чрезвычайно неловкое. Но я была склонна к безрассудным действиям и не думала о последствиях. Меня преследовали мысли об Элис, а временами овладевало такое жгучее желание раскрыть тайну, окутывающую ее смерть, что я готова была пойти на что угодно.

Поэтому со всей решительностью направилась в гардеробную Элис. Перед дверью остановилась, легонько постучала и рывком распахнула ее. Сердце при этом колотилось, как молот о наковальню.

Какое-то мгновение я ничего не видела. Затем заметила колебание штор. Там, несомненно, кто-то прятался.

— Кто здесь? — спросила я, надо признаться, не слишком твердым голосом.

Молчание. Кто бы там ни прятался, он отнюдь не стремился быть обнаруженным. Я быстро пересекла комнату, отдернула штору и увидела съежившуюся Джилли.

Веки ее безразличных синих глаз испуганно дрожали. Я протянула руку, и она отпрянула к окну.

— Все хорошо, Джилли, — мягко произнесла я, — я тебя не обижу.

Она продолжала смотреть на меня.

— Скажи, что ты здесь делаешь?

Девочка по-прежнему молчала, но начала обшаривать взглядом комнату, как будто искала чьей-то помощи, и на мгновение мне показалось, что она видит что-то, недоступное моему взору.

— Джилли, — спросила я, — ты ведь знаешь, что тебе не следует находиться в этой комнате, не правда ли? — Она отстранилась от меня еще дальше, и я повторила свой вопрос.

Тогда она кивнула и тут же затрясла головой.

— Я отведу тебя в свою комнату, Джилли. Там мы сможем поговорить.

Я обняла ее одной рукой и почувствовала, что девочку бьет сильная дрожь. Затем увлекла ее к двери, но она шла очень неохотно, а на пороге оглянулась через плечо и вдруг закричала:

— Мадам… вернитесь, мадам! Вернитесь… сейчас! Сейчас!

Я решительно вывела ее из комнаты, а затем чуть ли не силой притащила в свою спальню. Войдя, плотно закрыла дверь и сказала:

— Джилли, прошу тебя, пойми, что я не причиню тебе вреда. Я хочу быть твоим другом. — Синие глаза смотрели на меня с прежним безразличием, и я выпалила наугад: — Хочу быть таким же другом, каким была миссис Тре-Меллин.

На мгновение взгляд ребенка стал осмысленным. Это говорило само за себя. Элис была добра с ней, возможно, единственная во всем окружающем мире.

— Ты надеялась найти там миссис Тре-Меллин, не так ли?

Джилли кивнула.

Она выглядела так жалко, что это вызвало совершенно несвойственное мне проявление чувств. Я опустилась на колени и обняла ее. Теперь наши лица находились на одном уровне.

— Ты не сможешь найти ее, Джилли. Она умерла. Бесполезно искать ее в этом доме.

Джилли кивнула, но я не поняла, что это может означать: то ли она согласна с тем, что это бесполезно, то ли продолжала верить в то, что найдет миссис Тре-Меллин.

— Поэтому, — продолжала я, — мы должны попытаться забыть ее, не так ли, Джилли?

Бледные веки скрыли ее глаза.

— Мы будем друзьями, Джилли. Я очень хочу этого. Если бы мы подружились, ты не чувствовала бы себя такой одинокой, правда ведь?

Джилли покачала головой, и, как мне показалось, ее синие глаза смотрели на меня вполне осмысленно. Она уже не дрожала, и я была уверена, что ребенок больше не боится меня.

Внезапно Джилли выскользнула из моих объятий и подбежала к двери. У порога она обернулась и посмотрела на меня с легкой улыбкой, а в следующее мгновение Джилли исчезла.

Видимо, мне удалось установить между нами нечто похожее на дружеские отношения, и если не разрушить окончательно, то хотя бы поколебать мучившие ее страхи.

Затем я подумала о покойной хозяйке дома, которая была добра к этой малышке.

Подойдя к окну, я посмотрела на Г-образный фасад здания и снова вспомнила тот вечер, когда увидела загадочную тень. То, что там сегодня была Джилли, ничего не объясняло. Силуэт на фоне жалюзи был никак не детским.

Может быть, Джилли и любит прятаться в комнате Элис, но тень, которую я увидела в тот вечер, принадлежала совершенно другому человеку. Это была женщина.

* * *

Уже на следующий день я нанесла визит миссис Полгрей, которая была чрезвычайно рада моему желанию пообщаться с ней.

— Миссис Полгрей, — проговорила я, — у меня к вам дело, которое представляется мне довольно важным и которое следовало бы обсудить.

Она горделиво приосанилась. Несомненно, гувернантка, обратившаяся к ней за советом, была в ее глазах идеальной гувернанткой.

— Буду счастлива уделить вам час моего времени и угостить чашечкой моего лучшего «Седого графа», — проворковала она.

Когда мы, наконец, расположились за чайным столом, ее глаза светились любовью.

— А теперь, мисс Ли, умоляю, сообщите, о чем вы хотели со мной посоветоваться.

— Я несколько обеспокоена, — начала я, задумчиво помешивая ложечкой чай, — одной фразой, которую обронила Элвин. Видимо, она слушает всякие сплетни, и я думаю, что это крайне нежелательно для ребенка ее возраста.

— Это крайне нежелательно для всех нас, и я уверена, что такая здравомыслящая молодая леди, как вы, отдает себе в этом отчет, — заметила миссис Полгрей. В ее словах было невозможно не почувствовать известную долю лицемерия.

Я рассказала, как мы гуляли в саду на склоне и встретили там хозяина дома в обществе леди Треслин.

— А затем Элвин и произнесла эту самую фразу… Она сказала, что леди Треслин собирается стать ее мамой.

Миссис Полгрей покачала головой.

— Как насчет ложечки виски в ваш чай, мисс? — поинтересовалась она. — Нет ничего лучше для поднятия настроения.

У меня не было ни малейшего желания добавлять в чай виски, но я видела, что таковое имеется у миссис Полгрей и что она будет крайне разочарована в случае отказа вместе с ней сдобрить чай алкоголем. Поэтому я произнесла:

— Маленькую чайную ложечку, пожалуйста, миссис Полгрей.

Она отперла шкафчик, достала бутылку и отмерила виски еще более скрупулезно, чем отмеряла чай. Я поймала себя на любопытстве относительно того, какие еще припасы хранятся в этом заветном шкафчике.

Теперь мы были похожи на двух заговорщиц, и, судя по всему, миссис Полгрей наслаждалась этой ситуацией.

— Боюсь, то, что я сейчас скажу, шокирует вас, — произнесла она.

— Я готова ко всему.

— Видите ли, мисс Ли, сэр Томас Треслин — очень старый человек. Всего несколько лет назад он женился на этой юной леди из Лондона. Поговаривают, она была актрисой. Сэр Томас навещал родственников в Лондоне и вернулся оттуда с нею. Вот уж все распахнули рты, скажу я вам, мисс!

— Могу себе представить.

— Некоторые считают, что она — одна из самых красивых женщин страны.

— Это я тоже могу себе представить.

— Человека нельзя считать красивым, если он совершает некрасивые поступки.

— Что, однако, не влияет на его сугубо внешние достоинства.

— Пожалуй… А мужчины склонны совершать бездумные поступки. У хозяина тоже есть свои слабости, — заметила миссис Полгрей.

— Если подобные слухи действительно имеют место, я бы очень хотела, чтобы они не достигали ушей Элвин.

— Разумеется, вы этого хотели бы, мисс. Но слухи явно имеют место, а у этого ребенка ушки всегда на макушке.

— Как вы думаете, Китти и Дэйзи болтают об этом между собой?

Миссис Полгрей наклонилась ко мне поближе, и я уловила запах виски, после чего задалась вопросом, исходит ли подобный запах от меня.

— Об этом болтают все, мисс.

— Ясно.

— Поговаривают даже, что они вовсе и не собираются ждать церковного благословения.

— Что ж, все может быть.

Я чувствовала себя отвратительно. Это так грязно. Так омерзительно. И так ужасно для столь чувствительной девочки…

— У хозяина довольно импульсивный характер, и он по-своему очень любит женщин.

— Так значит, вы думаете…

Она многозначительно кивнула.

— Когда сэр Томас умрет, в этом доме появится новая хозяйка. Все, что им сейчас нужно, — это дождаться его ухода. Миссис Тре-Меллин, она… она уже ушла.

Я не хотела задавать вопрос, который уже готов был сорваться с языка, но, похоже, внутри меня действовала какая-то сила, которая не позволила промолчать.

— А когда миссис Тре-Меллин была жива… все так и было?

Миссис Полгрей опять кивнула.

— Он частенько навещал их. Это началось почти сразу после ее приезда. Иногда он отправляется куда-то верхом ночью и возвращается только утром. Что ж, он хозяин, и это его право — устанавливать правила. А наше дело — готовить еду, вытирать пыль, поддерживать в доме порядок или учить ребенка… в зависимости от того, с какой целью мы здесь пребываем. И больше тут сказать нечего.

— Так значит, вы думаете, что Элвин всего лишь повторяет то, что известно всем? Когда сэр Томас умрет, леди Треслин и в самом деле станет ее новой мамой?

— Некоторые считают, что это более чем вероятно, а кое-кому это даже очень желательно. Ее светлость не из тех, кто сует нос в хозяйственные дела, а это всегда удобно многим и многим… — Тут ее лицо обрело благочестивое выражение, и она продолжила: — Кроме того, я предпочитаю видеть хозяина дома, в котором служу, живущим в брачном союзе, а не в грехе, смею вас уверить. И многие того же мнения…

— А нельзя ли предостеречь девушек от обсуждения подобных вопросов в присутствии Элвин?

— С таким же успехом можно попытаться запретить кукушке куковать весной. Я могла бы лупить эту парочку, пока не упала бы от изнеможения, да только они все равно не прекратят сплетничать. С этим ничего нельзя поделать. Оно у них в крови. К тому же все девчонки одинаковы. Вот раньше…

Я сочувственно кивнула, думая об Элис, которая наблюдала за развитием отношений своего мужа и леди Треслин.

Неудивительно, что она отважилась на побег с Джеффри Нанселлоком.

Бедная Элис, думала я. Что тебе пришлось вынести, живя с таким монстром!

Миссис Полгрей так разговорилась, что я решила ненавязчиво расширить круг обсуждаемых нами тем.

— А вы никогда не думали, что было бы неплохо обучить грамоте Джилли?

— Джилли! Да это была бы совершенно напрасная трата времени. Вам следует знать, мисс, что Джилли не вполне в себе, — миссис Полгрей постучала себя по лбу.

— Она часто поет. Значит, выучила слова этих песен. А если так, то может выучить и многое другое.

— Малышка очень странная. Полагаю, она такой родилась. Я редко об этом говорю, но готова поклясться, что вы слыхали о моей Дженнифер. — Голос миссис Полгрей несколько изменился, в нем появились сентиментальные нотки. Возможно, не последнюю роль в этом сыграло виски, а также то, какое количество этого напитка она уже успела принять ранее. — Иногда я думаю, что Джилли — проклятый ребенок. Мы не хотели ее появления. Но она была совсем крохотулей в колыбельке… всего двух месяцев от роду… когда Дженнифер ушла. Прилив выбросил ее тело на берег через два дня. Это было здесь, в Меллинской бухте.

— Мне очень жаль.

Миссис Полгрей встряхнулась, как бы высвобождаясь из пут сентиментальности.

— Она ушла, но Джилли-то осталась. И с самого начала была не такая, как другие дети.

— Возможно, она чувствовала происшедшую трагедию, — рискнула предположить я.

Миссис Полгрей надменно воззрилась на меня.

— Мы делали для нее буквально все, что было в наших силах, мистер Полгрей и я. Он всегда был от нее без ума.

— Когда вы заметили, что она не такая, как другие дети?

— Пожалуй, когда ей было примерно четыре года.

— И как давно это было?

— Около четырех лет назад.

— Значит, она ровесница Элвин. Но выглядит намного младше.

— Она родилась через несколько месяцев после мисс Элвин. Они иногда играли вместе… живя в одном доме… к тому же почти ровесницы, вы ведь понимаете. И тут произошел несчастный случай. Ей тогда было… дайте-ка подумать… близился ее четвертый день рождения.

— Что за несчастный случай?

— Она играла на подъездной дорожке, тут, неподалеку от ворот. Хозяйка ехала верхом по направлению к дому. Она была очень хорошей наездницей. Джилли внезапно выскочила из кустов, и лошадь ударила ее копытом. Бедняжка упала и ударилась головой. Счастье, что не погибла.

— Бедная Джилли!

— Хозяйка была очень огорчена. Она винила себя, хотя ее вины в том не было. Джилли должна была быть осторожнее. Выскочила, небось, гоняясь за какой-нибудь бабочкой. Джилли всегда обожала птичек, бабочек, цветочки и все такое. Хозяйка очень к ней привязалась после этого. Джилли везде ходила за ней и волновалась, когда она уезжала.

— Ясно, — вздохнула я.

Миссис Полгрей налила себе еще одну чашку и спросила, не хочу ли я еще чаю. Я отклонила это предложение. Она добавила в свой чай немного виски и продолжила:

— Джилли родилась в грехе. У нее не было права являться в этот мир. Похоже, Бог ей за это мстит. Ведь не зря говорят, что грехи отцов отражаются на детях.

Внезапно меня захлестнула волна гнева. Подобные разговоры всегда были мне противны. Я почувствовала, что мне хочется дать пощечину женщине, которая может так спокойно пить виски и рассуждать о несчастье своей маленькой внучки как о проявлении Божьей воли.

Меня также изумило невежество этих людей, которые никак не связали странное поведение Джилли с тем несчастным случаем, но вместо этого уверовали в то, что это было заслуженное наказание, назначенное ее родителям неким мстительным Богом.

Но вслух я не произнесла ничего, потому что чувствовала, что в этом доме я сражаюсь против каких-то странных сил, и если хочу выйти из этой борьбы победителем, то должна иметь как можно больше союзников.

Хочу понять Джилли, хочу успокоить Элвин. Я начала открывать в себе любовь к детям, о которой и не догадывалась, пока не приехала в этот дом.

Да, я узнала о себе очень много нового.

Существовала еще одна причина моего жгучего интереса к проблемам этих двух детей. Этот интерес отвлекал меня от мыслей, касающихся Коннана Тре-Меллина и леди Треслин. Такого рода мысли провоцировали вспышки гнева, которого я условно называла «отвращением».

Итак, я сидела в комнате миссис Полгрей, слушала ее болтовню, но о своих планах помалкивала…

* * *

В доме царило радостное оживление, потому что вскоре должен был состояться бал, первый после смерти Элис. Целую неделю все вокруг только об этом и говорили. Мне было очень сложно направлять внимание Элвин на учебные предметы, а Китти с Дэйзи от восторга разве что не бились в истерике, предвкушая праздничные радости.

Садовники трудились не покладая рук. Им предстояло украсить живыми цветами танцевальный зал, и они старались продемонстрировать свое искусство самым впечатляющим образом. По всей округе рассылались приглашения.

— Мне совершенно непонятно, — обратилась я, наконец, к Элвин, — почему ты поддаешься этому всеобщему волнению. Ни ты, ни я на бал не приглашены.

— Когда была жива мама, — мечтательно произнесла Элвин, — у нас часто бывали балы. Она их обожала. И очень красиво танцевала. Вообще мама была очень красивая… А перед самым началом она отводила меня в «солнечную» комнату, где я сидела в нише за шторами и через глазок наблюдала…

— Глазок? — переспросила я.

— Ах да, вы же не знаете. — Она снисходительно посмотрела на меня. Полагаю, ей было чрезвычайно приятно обнаружить, что гувернантка, которую всегда шокировало ее невежество, сама оказалась не на высоте положения.

— Я еще очень многого не знаю об этом доме, — резко ответила я. — И не видела даже третьей его части.

— Вы не видели «солнечной» комнаты, — согласилась она. — В этом доме существует несколько глазков. Ой, мисс, вы же не знаете, что такое глазок, но во всех больших домах есть глазки. Один глазок есть даже в «Маунт Виддене». Мама рассказывала, что он находится в комнате, где раньше сидели леди, когда джентльмены пировали. Когда-то считалось, что им не место среди мужчин. Они могли смотреть в глазок, наблюдать за всем, но не имели права там находиться. Еще есть глазок в часовне… Ну, это не совсем глазок. Это называется кельей прокаженных. Прокаженным нельзя было входить в часовню, потому что они были прокаженные, так что они могли только слушать службу из этой кельи. А я пойду в «солнечную» комнату и буду смотреть на бал через глазок. Ой, мисс, вы тоже должны со мной туда пойти. Пожалуйста!

— Посмотрим.

* * *

В день бала у нас с Элвин, как и всегда, состоялся урок верховой езды, только вместо Лютика для нее теперь седлали Черного Принца.

Когда я впервые увидела девочку верхом на этом коне, во мне шевельнулось беспокойство, которое тут же подавила. Если Элвин хочет стать настоящей наездницей, ей все равно придется перешагнуть черту, отделяющую Лютика от рослых лошадей. Поездив верхом на Принце, она обретет уверенность в себе и, возможно, больше никогда не захочет садиться на Лютика. Наши первые уроки прошли довольно успешно. Принц вел себя примерно, и уверенность Элвин в своих силах неуклонно росла. Я не сомневалась, что она сможет успешно участвовать как минимум в одном из состязаний на ноябрьском конном празднике.

Но в этот день нам повезло меньше. Я подозреваю, что мысли Элвин, отвлекшейся от происходящего, в этот момент витали где-то вокруг бала.

Принц неожиданно пустился вскачь. Я еще не разрешала Элвин ездить галопом, если сама при этом не держала Принца за повод. Да и вообще, на пустоши было мало места для такого аллюра, и я хотела быть абсолютно уверенной в Элвин, прежде чем предоставить ей больше свободы.

Все было бы хорошо, если бы Элвин от неожиданности не потеряла голову. Но когда Принц пустился в галоп, она вскрикнула от испуга, и ее страх тут же передался и без того встревоженному животному.

Принц понес, и гром его копыт вселил ужас и в меня. Я увидела, что Элвин забыла обо всем, чему я ее учила, и начала сползать набок.

Все закончилось в считанные секунды. Пустившись в погоню, я успела схватить Принца за повод, прежде чем он очутился перед живой изгородью. Я знала, что он попытается перемахнуть через нее, а это повлекло бы за собой весьма опасное падение моей ученицы. Страх придал мне силы, и я остановила коня, когда он уже готовился к прыжку. Побелевшая и дрожащая, но целая и невредимая Элвин сползла с седла на землю.

— Все в порядке, — сказала я. — Просто ты позволила своему вниманию рассеяться, но при этом еще не достигла того уровня мастерства, когда все движения отработаны настолько, что не нуждаются в постоянном контроле. Все придет со временем. Не огорчайся.

Это единственно правильная линия общения с ней.

Невзирая на перенесенное потрясение, она по моему настоянию снова взобралась на Принца. Я знала, что когда-то она стала бояться лошадей после подобного инцидента. Мне удалось преодолеть этот испуг, и я не собиралась отступать от достигнутого.

Элвин довольно неохотно подчинилась моему требованию. Но к концу урока она уже забыла о происшедшем, которое никак не отбило у нее желания научиться ездить верхом.

Мы уже покидали пустошь, когда она вдруг расхохоталась.

— Что случилось? — спросила я, оборачиваясь к ней, поскольку ехала впереди.

— Ой, мисс! — воскликнула она. — Вы лопнули!

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ваше платье лопнуло под мышкой. Ой… оно расползается все больше и больше!

Я пощупала шов, на который она указывала, и поняла, что произошло. Эта амазонка всегда была несколько тесновата, а когда я пыталась уберечь Элвин от падения, шов не выдержал дополнительной нагрузки.

Должно быть, на моем лице отразилось смятение, потому что Элвин быстро добавила:

— Ничего страшного, мисс, я принесу вам другое платье. Там есть еще, я знаю.

Когда мы входили в дом, я заметила, что Элвин очень весела. Странно, но я впервые видела ее в таком приподнятом настроении. Мне было не по себе оттого, что лицезрение моего конфуза доставило ей столько удовольствия, что она напрочь забыла об опасности, которой подверглась совсем недавно.

* * *

Начали прибывать гости. Я не могла устоять перед соблазном разглядывать их тайком из своего окна. К экипажам я была совершенно равнодушна, но бальные платья заставляли задыхаться от зависти.

Бал должен был состояться в большом зале, там, где я впервые побывала сегодня днем, как ни странно, по настоянию Китти.

— Он выглядит так волшебно, мисс! — восклицала она. — Мистер Полгрей страшно доволен собой. Он убьет любого, кто хоть пальцем тронет его драгоценные растения!

Войдя, я подумала, что действительно никогда не видела ничего столь прекрасного.

Я обратила внимание на то, что потолочные балки были густо увиты листьями.

— Старая корнуоллская традиция, — пояснила Китти, — особенно в мае. Но и осенью это не менее красиво, вы не находите? Наверное, теперь, когда закончился траур, у нас будут часто устраиваться балы. Ну, так и должно быть. Нельзя ведь горевать вечно, верно? Можно сказать, что сейчас что-то вроде мая, так ведь? Как будто один год закончился, а второй только начинается.

Разглядывая горшки с цветущими тепличными растениями, я не могла не признать, что мистер Полгрей и его садовники превзошли самих себя. Интересно, как это все будет выглядеть, когда гости закружатся в танце, а пламя сотен свечей заиграет на разноцветных платьях, жемчугах и бриллиантах прекрасных дам…

Я хотела быть в их числе. О, как я этого хотела!

Китти начала танцевать, игриво улыбаясь и кивая воображаемому партнеру. Я тоже улыбнулась. Она была так увлечена танцем, так переполнена радостью…

Меня быстро отрезвила мысль о том, что, находясь здесь, я веду себя неподобающим образом, тем самым отождествляя себя с глуповатой Китти.

И поспешила восвояси.

В горле стоял комок.

Этим вечером мы с Элвин ужинали вместе, поскольку ее отец был занят гостями.

— Мисс, — неожиданно сказала Элвин. — Я повесила в ваш шкаф новую амазонку.

— Спасибо.

— Не можете же вы ездить верхом вот в этом! — воскликнула девочка, с усмешкой указывая на мое сиреневое платье.

Так значит, она проявила заботу обо мне лишь потому, что от наличия у меня надлежащей одежды зависело ее обучение верховой езде! Следовало сразу догадаться об этом.

Не веду ли я себя слишком глупо? Не ожидаю ли от людей большего, чем они могут дать? Я помогала Элвин заполучить желаемое, а сама при этом была для нее пустым местом. Ну, не пустым… А чем же? Средством, всего лишь средством, и не следовало бы забывать об этом.

Мое сиреневое платье. Оно было любимым из тех двух, которые портниха тети Аделаиды сшила для меня, когда я подучила это место. Второе платье было серым, а этот цвет был мне совершенно не к лицу. Казалось, что в сиреневом я выгляжу несколько менее сурово, менее соответствую классическому стандарту гувернантки. Но каким же безвкусным оно мне вдруг показалось, с его наглухо застегнутым лифом, кремовым кружевным воротником и кремовыми кружевами на манжетах! Я поняла, что сравниваю его с туалетами дам, приехавших на сегодняшний бал…

— Скорее доедайте, мисс, — нарушила мои размышления Элвин. — Вы ведь не забыли, что мы идем в «солнечную» комнату?

— Полагаю, твой отец разрешил…

— Мисс, я всегда наблюдаю балы из «солнечной» комнаты. Все знают об этом. Моя мама всегда поднимала голову и махала мне рукой. — Ее личико сморщилось. — Сегодня, — продолжала она, как будто разговаривая сама с собой, — я буду представлять себе, что она все-таки там, внизу… танцует вместе со всеми. Мисс, как вы думаете, люди возвращаются назад после того, как умерли?

— Что за странный вопрос! Конечно же нет.

— Значит, вы не верите в привидения. А некоторые верят. Они говорят, что видели призраков. Вы полагаете, мисс, они врут, когда это утверждают?

— Я полагаю, что люди, утверждающие подобное, являются жертвами своего буйного воображения.

— И все-таки, — мечтательно продолжала Элвин, — я буду представлять себе, что она там, внизу… что она танцует… Может быть, если я очень-очень постараюсь, то увижу ее. Может быть, я стану жертвой своего буйного воображения.

Я ничего не ответила, потому что мне было не по себе.

— Если бы она действительно вернулась, — продолжала размышлять Элвин, — то пришла бы на бал, потому что очень любила танцевать… Мисс, — вдруг добавила она, — если вы не хотите идти со мной в «солнечную» комнату, я могу пойти и одна.

— Я пойду с тобой, — ответила я.

— Тогда пойдемте.

— Вначале следует закончить ужин.

* * *

Размеры дома не переставали поражать меня. Вслед за Элвин я прошла по галерее, поднялась по нескольким лестницам, миновала анфиладу спален и наконец-то достигла комнаты, которую Элвин называла «солнечной». Ее крыша была частично застеклена, и я поняла, откуда произошло такое название. В летнюю жару здесь, должно быть, невыносимо жарко.

Стены затянуты гобеленами, на которых отражена история Великого мятежа и Реставрации. Казнь Карла I. Его сын, Карл II, наполовину скрытый дубовыми ветвями, из-за которых он взирает сверху вниз на мятежников. Тут же представлены сцены его прибытия в Англию и коронации.

— Моя мама любила здесь бывать, — сказала Элвин. — Ей нравилось наблюдать за тем, что происходит там, внизу. Тут есть два глазка. Ой, мисс, разве вам не интересно посмотреть?

Я разглядывала секретер, диван, стулья с позолоченными спинками и видела ее, мертвую Элис, сидящую здесь, беседующую со своей дочерью. С течением времени она все больше и больше оживала в моем воображении.

В каждой стене этой длинной комнаты были прорезаны окна — высокие, занавешенные тяжелыми парчовыми шторами. Такие же парчовые шторы скрывали, как мне показалось, четыре двери. Через одну мы вошли, вторая находилась в дальнем конце комнаты, и еще две по бокам. Но оказалось, что относительно последних двух я ошибалась. Элвин исчезла за одной из парчовых портьер и приглушенным голосом окликнула меня. Последовав за ней, я обнаружила, что мы находимся в нише. Там было отверстие в стене, искусно исполненное таким образом, что если кому-либо было неизвестно о его существовании, он бы его ни за что не заметил. Я заглянула в это отверстие и поняла, что передо мной часовня. Были отчетливо видны маленький алтарь с триптихом и скамьи.

— Мама рассказывала мне, что если кто-то был слишком болен, чтобы спускаться вниз, он сидел здесь и слушал, — сообщила Элвин. — В прежние времена в доме был свой священник. Мама об этом не говорила. Она не знала историю «Маунт Меллина». Рассказала мисс Дженсен. Ей было многое известно об этом доме. Она любила подниматься сюда и смотреть в глазок. Часовня ей тоже нравилась.

— Наверное, тебе было жаль, что она уехала, Элвин.

— Да, жаль. Второй глазок с другой стороны. Через него виден зал.

Она пересекла комнату и отдернула портьеру. В стене виднелось такое же отверстие. Я посмотрела вниз, и у меня захватило дух, потому что моим глазам открылось величественное зрелище. Музыканты расположились на возвышении, а гости, которые еще не начали танцевать, пока прохаживались по залу.

Там, внизу, было очень много народу. Элвин затаила дыхание, ее глаза блуждали, будто искали кого-то. По моей спине пополз холодок. Неужели она действительно верит, что Элис встанет из могилы и придет сюда, потому что любила танцевать?

Мне захотелось обнять ее. Бедное дитя, потерявшее мать, думала я. Бедное растерянное маленькое создание!

Но, разумеется, я справилась со своим порывом, отлично зная, что Элвин не нуждается в моем сочувствии.

Я увидела Коннана Тре-Меллина, беседующего с Селестиной Нанселлок. И Питера. Если он был одним из самых красивых мужчин, которых я когда-либо видела в своей жизни, то Коннан, несомненно, был самым элегантным. В этом блистательном собрании было очень мало знакомых лиц, но леди Треслин я узнала сразу же. В платье, сшитом из невероятного количества ярдов красного шифона, она выделялась даже на этом блестящем фоне. Мне подумалось, что очень немногие осмелились бы надеть туалет подобного цвета. Но если леди Треслин намеревалась привлечь к себе внимание, ее выбор не мог быть удачнее. Цель была достигнута. Ее темные волосы на этом огненном фоне казались почти черными, великолепные плечи были самыми белыми из всех, что я видела. В волосах, подобно тиаре, сверкал бриллиантовый обруч, который был далеко не единственным ее украшением.

Внимание Элвин тоже было приковано к ней.

— Она здесь, — пробормотала девочка, угрюмо нахмурив брови.

— А ее муж? — поинтересовалась я.

— Маленький старичок вон там. Беседует с полковником Пенландсом.

— А кто здесь полковник Пенландс?

Она указала на полковника, рядом с которым я увидела согбенного седого старика. Казалось невероятным, что этот человек — муж столь блистательного создания.

— Смотрите! — прошептала Элвин. — Мой отец собирается открыть бал. Раньше он всегда делал это с тетей Селестиной, и одновременно моя мама делала это с дядей Джеффри. Интересно, с кем же он откроет сегодняшний бал…

Как и Элвин, я была всецело поглощена происходящим.

— Музыканты уже готовы, — сообщила она. — Они всегда начинают с одной и той же мелодии. Знаете с какой? Это «ферриданс». Некоторые из наших предков были родом из Хелстона, и там всегда танцевали этот танец. Оттуда и пошла традиция. Папа и мама танцевали первые несколько тактов со своими партнерами, а потом к ним присоединялись и все остальные. Смотрите!

Музыканты заиграли, и я увидела, как Коннан взял Селестину за руку и вывел ее в центр зала. За ними следовали Питер Нанселлок и леди Треслин.

Я смотрела, как эта четверка танцует первые па традиционного танца и думала: «Бедная Селестина. Даже в великолепном платье из синего атласа она смотрится в этом квартете совершенно нелепо. У нее нет ни элегантности Коннана Тре-Меллина, ни красоты леди Треслин, ни яркости ее брата».

Еще подумала о том, что он был вынужден скрепя сердце выбрать Селестину для церемонии открытия бала. Но такова традиция. Этот дом переполнен традициями. Когда-то что-то здесь делалось именно так, а поэтому таким же точно образом все будет делаться и впредь. Только поэтому. Что ж, так заведено в больших домах…

Мы с Элвин неотрывно наблюдали за танцующими парами. Прошел час, а мы все еще находились там. Мне показалось, что Коннан раз или два посмотрел в нашу сторону. Я подумала, что Элвин, вероятно, давно уже пора спать, но, пожалуй, в таком случае режим можно несколько ослабить.

Я была потрясена тем, как напряженно девочка наблюдала за гостями. В этом проглядывалась страстная убежденность в том, что если она пробудет здесь достаточно долго, то обязательно разглядит внизу то лицо, которое так жаждала увидеть.

К тому времени уже стемнело. Я отвела взгляд от гостей и посмотрела сквозь стеклянную крышу на огромную, неправильной формы луну. Казалось, она улыбается нам и говорит: «Пусть вам не положены свечи, пусть вы изгнаны из мира веселья и блеска, но вместо этого я дарю вам свой мягкий и нежный свет». Озаренная лунным светом комната приобрела какой-то мистический характер. Я чувствовала, что здесь может произойти все, что угодно, даже самое немыслимое, самое фантастическое…

А в зале в это время танцевали вальс, и я поймала себя на том, что покачиваюсь в такт музыке. В свое время я была удивлена не меньше всех окружающих, когда оказалось, что я очень хорошо танцую. Это обеспечивало меня партнерами на танцевальных вечеринках, куда меня возила тетя Аделаида, когда еще надеялась выдать замуж. Увы! Ее усилия не увенчались успехом, поскольку за приглашением на танец никогда не следовало ничего более конкретного.

Я зачарованно слушала музыку, и когда моего локтя неожиданно коснулась чья-то рука, так испугалась, что непроизвольно ахнула.

Посмотрев вниз, увидела стоящую рядом маленькую фигурку и с облегчением поняла, что это всего лишь Джиллифлауэр.

— Ты пришла посмотреть на бал? — спросила я.

Она кивнула.

Джилли была ниже Элвин и не могла дотянуться до отверстия в стене, поэтому я обхватила ее и приподняла к глазку. Лунный свет был обманчив, но мне показалось, что глаза девочки оживились.

— Принеси, пожалуйста, стул, и Джиллифлауэр сможет на нем стоять. Так ей будет лучше видно, — обратилась я к Элвин.

— Пусть сама принесет.

Джилли кивнула, и я опустила ее на пол. Она направилась к ближайшему стулу и подтащила его к глазку. Если она все понимает, то почему не разговаривает, как все остальные?

Я заметила, что с приходом Джилли у Элвин пропало желание наблюдать за балом. Она отошла от глазка и, когда музыканты внизу заиграли первые такты вальса, который всегда оказывал на меня чарующее воздействие (я имею в виду вальс мистера Штрауса «Голубой Дунай»), начала танцевать.

Похоже, музыка каким-то образом повлияла и на мои ноги. Не знаю, что на меня нашло в тот вечер. Казалось, в мое тело вошел какой-то отчаянный дух, и я уже не смогла сопротивляться магии аккордов «Голубого Дуная». И закружилась навстречу Элвин. Казалось бы, точно так же, как когда-то на балах, куда приезжала в сопровождении тети Аделаиды, однако я совершенно точно знаю, что никогда прежде не танцевала так, как в той комнате «Маунт Меллина».

Элвин издала радостный возглас, и я услышала, что Джилли тоже рассмеялась.

— Продолжайте, мисс! — крикнула Элвин. — Не останавливайтесь! У вас это очень хорошо получается!

И я продолжила танцевать с воображаемым партнером в свете серебряной луны, улыбающейся мне сквозь прозрачную крышу «солнечной» комнаты. А когда приблизилась к дальней стене, навстречу шагнула какая-то фигура, и я продолжила танцевать уже не одна.

— Вы — само совершенство, — произнес Питер Нанселлок.

Мои ноги замерли на месте.

— Нет… нет, — шепнул он. — Слышите, дети протестуют. Вы должны потанцевать со мной, мисс Ли. Вы не можете мне в этом отказать.

Мы продолжили кружиться в вальсе. Было похоже на то, что мои ноги, начав танцевать, уже не могли остановиться.

— Весьма необычный танец, — произнесла я.

— Весьма восхитительный танец, — ответил он. — Вам следует быть с остальными гостями.

— Я предпочитаю быть с вами.

— Вы забываете…

— Что вы гувернантка? Я бы забыл, если бы вы мне это позволили.

— Нет никаких оснований забывать об этом.

— Если не считать того, что вы были бы гораздо счастливее, если бы все окружающие могли это сделать. Вы танцуете просто божественно!

— Это достаточно распространенное достоинство.

— Уверен, что это лишь одно из великого множества других…

— Мистер Нанселлок, вам не кажется, что шутка несколько затянулась?

— Это вовсе не шутка.

— Я должна вернуться к детям.

Мы приблизились к ним, и я прочитала восторг на лице малышки Джилли и горячее одобрение в глазах Элвин. Перестав танцевать, я вернусь в свою прежнюю роль, подумалось мне. Танец придает мне статус существа какого-то высшего порядка.

Я хорошо понимала, сколь смехотворны подобные мысли, но в ту ночь не видела ничего предосудительного в том, чтобы выглядеть смешной и даже легкомысленной.

— Так вот он где!

К своему ужасу я увидела, что в «солнечную» комнату вошло сразу несколько человек. Моя тревога ничуть не уменьшилась, когда среди вошедших я заметила огненное платье леди Треслин, так как не сомневалась в том, что где-то рядом непременно должен обретаться Коннан Тре-Меллин.

Кто-то начал аплодировать, остальные подхватили. Затем «Голубой Дунай» закончился.

В смятении я подняла руку к волосам. Во время танца из них выпали все шпильки.

Меня завтра же уволят за безответственность, подумала я, и, возможно, вполне заслуженно.

— Какая прекрасная идея! — произнес кто-то. — Танцы при лунном свете. Что может быть приятнее? И музыку здесь слышно почти так же хорошо, как внизу.

— Прекрасный танцзал, Коннан, — подхватил другой голос.

— Что ж, используем его по назначению, — согласился он.

Хозяин подошел к глазку и прокричал:

— Повторите «Голубой Дунай»!

И музыка грянула вновь.

Я взяла за руки детей и отошла к стене. Гости начали танцевать, при этом достаточно громко переговариваясь.

— Гувернантка Элвин, — донеслось до меня.

— Смелое создание! Полагаю, очередная пассия Питера.

— Мне жаль этих бедных существ. У них, должно быть, ужасно скучная жизнь.

— Но при полном лунном освещении!

— Насколько я помню, предыдущую пришлось уволить.

— Что ж, придет черед и этой.

Меня бросило в жар. Хотелось крикнуть им всем, что мое поведение было, возможно, более достойным, чем большинства из них.

В еще большее смятение я пришла, увидев Коннана почти рядом с собой. Он смотрел на меня с выражением, как я была уверена, глубочайшего осуждения, которое, вне всякого сомнения, было вполне справедливым.

— Элвин, — произнес он, — ступай к себе в комнату и забери с собой Джиллифлауэр.

Когда он говорил подобным тоном, девочка не осмеливалась перечить.

— Да, пойдемте, — как можно более хладнокровно добавила я.

Шагнув было следом за детьми, я почувствовала, что Коннан с силой сжал мой локоть.

— Вы танцуете необыкновенно красиво, мисс Ли. Я всегда высоко ценил это искусство. Возможно, потому что сам я отнюдь не преуспеваю в нем.

— Спасибо, — ответила я.

Но он по-прежнему не выпускал мою руку.

— Уверен, — продолжал он, — что «Голубой Дунай» — ваш любимый вальс. Вы танцевали так… одухотворенно…

С этими словами он увлек меня за собой, и я обнаружила, что танцую с ним среди других пар… я, в своем сиреневом хлопчатобумажном платье и с бирюзовой брошью, среди дам в шифоне и бархате, изумрудах и бриллиантах.

И я подумала: отныне «Голубой Дунай» всегда будет означать для меня именно это фантастическое кружение в залитой лунным светом «солнечной» комнате с Коннаном Тре-Меллином в качестве партнера.

— Приношу свои извинения, мисс Ли, — заговорил он, — за дурные манеры моих гостей.

— Этого следовало ожидать, и я, несомненно, заслуживаю…

— Что за вздор, — перебил он меня, и я подумала, что все это мне снится, потому что в голосе, прозвучавшем у самого моего уха, послышалась нежность.

Мы были уже в дальнем конце комнаты, и, к моему изумлению, он увлек меня сквозь портьеры и дверь на лестничную площадку между двумя пролетами каменных ступеней.

Мы перестали танцевать, но он не выпускал меня из кольца своих сильных рук. На стене горела желтовато-зеленая парафиновая лампа. Ее света хватало лишь на то, чтобы я могла различать его лицо, показавшееся мне жестоким.

— Мисс Ли, — заговорил он, — вы становитесь совершенно очаровательной особой, когда забываете о необходимости напускать на себя суровость.

А затем он прижал меня к стене и поцеловал. Я пришла в ужас в равной степени как от происшедшего, так и от собственных эмоций. Понятно, что означает этот поцелуй. «Ты ведь не против легкого флирта с Питером Нанселлоком. Почему бы тебе, в таком случае, не пофлиртовать со мной?»

Мое возмущение было столь велико, что вырвалось из-под контроля. Я изо всех сил оттолкнула его. Это настолько удивило Коннана Тре-Меллина, что он попятился. А я, подобрав юбки, бросилась бежать что было сил вниз по лестнице.

Я не знала, где нахожусь, но продолжала бежать наугад, пока не оказалась на галерее, откуда уже нетрудно было найти путь к моей комнате.

Там бросилась на кровать и лежала, пока не отдышалась.

Мне не остается ничего другого, сказала я себе, кроме того, чтобы убраться из этого дома, причем как можно быстрее. Его намерения относительно меня совершенно ясны. Вне всякого сомнения, мисс Дженсен уволили только потому, что она отказалась удовлетворять его притязания. Этот человек — настоящее чудовище. Похоже, он считает, что все, кто на него работает, должны безраздельно принадлежать ему. Или он вообразил себя турецким султаном? Как он смеет обращаться со мной таким образом!

В горле стоял такой комок, что казалось, я задыхаюсь. Такой несчастной я себя еще никогда не ощущала. По правде, на самом деле меня больше всего задело то, что, по его мнению, я совершенно не заслуживала уважения.

Это было сигналом беды.

Теперь я должна призвать на помощь весь свой здравый смысл.

Я встала с кровати и заперла дверь. Нужно позаботиться о том, чтобы моя дверь была заперта на протяжении последней ночи, которую мне предстоит провести в этом доме. Остается еще доступ через спальню Элвин и классную комнату, но, надо полагать, он не решится воспользоваться этой возможностью.

И все же я не чувствовала себя в безопасности.

Правда, если, паче чаяния, он все же осмелится войти, можно будет позвонить и… И что?

Первым делом следует написать Филлиде. Я села к столу и попыталась это сделать, но руки дрожали и буквы выходили такими кривыми, что записка смотрелась карикатурно.

Можно начать упаковывать вещи.

Подойдя к шкафу, распахнула дверцу. На мгновение показалось, что там кто-то стоит, и от испуга я вскрикнула, но затем почти сразу же поняла, в чем дело. Это была амазонка, которую раздобыла для меня Элвин. Я совершенно позабыла о сегодняшнем приключении на пустоши, поскольку то, что произошло в «солнечной» комнате и позднее, временно затмило все прочие события.

Я довольно быстро упаковала сумки, благо вещей было очень немного.

Успокоившись, написала письмо Филлиде.

Закончив писать, я услышала доносящиеся снизу голоса и подошла к окну. Несколько пар вышли на лужайку перед домом и начали танцевать.

Кто-то произнес:

— Какая божественная ночь!

А затем я увидела то, чего и ожидала. Коннан. Он танцевал с леди Треслин. Я представила себе, что он мог ей говорить.

И в гневе отвернулась от окна, пытаясь убедить себя в том, что боль, которую я ощущаю, вызвана совершенно непреодолимым отвращением.

Затем разделась и легла в постель. Когда, наконец, погрузилась в сон, он был путаным и густо населенным Коннаном, леди Треслин и мною. А на заднем плане постоянно присутствовала размытая фигура, преследующая меня со дня приезда в этот зловещий дом.

Внезапно я проснулась. Луна все еще не зашла. В глубине комнаты маячила темная фигура женщины.

Это была Элис. Она не произнесла ни слова и все же говорила:

— Ты не должна уезжать. Должна остаться. Ты можешь мне помочь. Можешь помочь всем нам…

Дрожа всем телом, я села на кровати. И увидела приоткрытую дверцу шкафа. То, что я приняла за Элис, было всего лишь ее амазонкой.

* * *

Утром меня разбудил громкий стук. Дверь была заперта, а Китти, которая принесла горячую воду, не смогла войти и, разумеется, подумала, что со мной что-то стряслось. Я вскочила с кровати и впустила ее.

— Что случилось, мисс? — поинтересовалась Китти.

— Все в порядке, — резко ответила я, но она еще несколько секунд ожидала разъяснений по поводу запертой двери.

Естественно, я не собиралась ничего ей объяснять, да она и не настаивала, переполненная впечатлениями от вчерашнего бала.

— Не правда ли, это было прелестно, мисс? Я смотрела из своей комнаты. Они танцевали на лужайке при свете луны. В жизни не видала ничего подобного… У вас усталый вид, мисс. Они не давали вам спать?

— Да, не давали.

— Ну что ж, теперь все закончилось. Мистер Полгрей уже присматривает за тем, как цветы уносят назад, в теплицу. Носится с ними, как курица с яйцом. В зале ужас, что творится, скажу я вам. Нам с Дэйзи придется убирать его целый день, смею вас уверить.

Она поставила ведро с горячей водой возле ванны и вышла. Но через пять минут вернулась.

Я была лишь наполовину одета и обернулась полотенцем, прикрываясь от ее слишком любопытных глаз.

— Меня прислал хозяин, — сообщила Китти. — Он спрашивает вас. Хочет, чтобы вы сейчас же пришли. В пуншевую комнату. Он сказал: «Передай мисс Ли, что это очень срочно».

— Вот как.

— Очень срочно, мисс.

Я закончила одеваться, не переставая думать о том, что означает это приглашение. Скорее всего, мне вручат расчет, потому что я не оправдала его ожиданий. Возможно, с мисс Дженсен случилось нечто подобное. Сфабриковали какое-то фальшивое дело… Что, если и меня в чем-нибудь обвинят?

Это совершенно беспринципный человек.

Что ж, нужно его опередить. Сообщить о своем решении уехать, не дав возможности уволить меня по какой-нибудь надуманной причине.

Я спустилась в пуншевую комнату.

На нем был синий пиджак для верховой езды, а на лице отсутствовали какие-либо следы бессонной ночи.

— Доброе утро, мисс Ли, — произнес он и, к моему изумлению, улыбнулся.

Ответной улыбки не последовало.

— Доброе утро. Я уже упаковала вещи и хотела бы как можно скорее уехать, — заявила я.

— Мисс Ли! — его голос звучал так укоризненно, что я почувствовала, как в душе поднимается совершенно неуместная радость: «Он не хочет, чтобы ты уезжала. Он вовсе не предлагает тебе уехать. Более того, собирается извиниться».

Прозвучал мой неестественно высокий и манерный голос. Услышав нечто подобное из других уст, я сочла бы его отвратительно лицемерным и самодовольным.

— Я считаю это единственно возможным образом своих действий после…

— После моего возмутительного поведения накануне вечером, — подхватил он. — Мисс Ли, я вынужден просить вас забыть о случившемся. Боюсь, я поддался влиянию момента. Умоляю не судить меня слишком строго. Проявите немного присущего вам благородства и скажите: «Задернем занавес за этим досадным инцидентом и будем вести себя так, будто бы ничего не произошло».

У меня возникло ощущение, что он надо мной насмехается, но я была так счастлива, что мне уже было все равно.

Не нужно никуда уезжать! Не нужно отправлять письмо Филлиде! Не нужно бежать с позором из этого дома!

— Я принимаю ваши извинения, мистер Тре-Меллин. Забудем об этом неприятном и досадном инциденте.

Затем повернулась и вышла из комнаты.

Я обнаружила, что бегу по лестнице, прыгая через две ступеньки. Мои ноги едва не танцевали. Точно так же они не могли удержаться и этой ночью в «солнечной» комнате.

Все позади. Я остаюсь. А иначе была бы самым несчастным в мире человеком.

Имея явную склонность к самоанализу, я спросила: почему?

И был готов ответ. Потому что здесь есть какая-то тайна. Потому что я хочу ее раскрыть. Потому что хочу помочь этим двум бедным растерянным девчушкам, ведь Элвин растеряна никак не менее, чем Джиллифлауэр.

Но возможно, существует и какая-то другая причина, напрямую связанная с хозяином этого дома?

Да, если бы я была чуточку мудрее, то распознала бы опасные признаки гораздо раньше. Но я не была мудрой. Женщины в моем положении редко обладают этим качеством.

* * *

В этот день мы с Элвин, как обычно, отправились на урок верховой езды. Он прошел хорошо и отличался от предыдущих лишь тем, что на мне была новая амазонка. Она представляла собой облегающее платье из тонкой ткани и пиджак почти мужского покроя.

Меня чрезвычайно обрадовало то, что Элвин не выказала ни малейшего страха в связи со вчерашним происшествием, и я пообещала ей, что через несколько дней мы перейдем к более сложным упражнениям.

Вернувшись в дом, я прошла к себе, чтобы переодеться к чаю.

Сняла пиджак, размышляя о том, как этот наряд испугал меня минувшей ночью. Теперь я лишь посмеялась над своими страхами. Чтобы выскользнуть из платья, пришлось приложить некоторое усилие: Элис все же была тоньше меня. Надев свое серое хлопчатобумажное одеяние (тетя Аделаида наставляла меня, что это дурной тон — надевать два дня подряд одно и то же платье), я уже собиралась повесить амазонку в шкаф, когда почувствовала, что в кармане пиджака что-то лежит.

Это было очень странно, потому что ранее оба кармана были пусты.

Там ничего не оказалось и на этот раз, но я нащупала какой-то плоский предмет под тонкой шелковой подкладкой. Положив пиджак на кровать и тщательно его осмотрев, я обнаружила потайной карман, где находилась маленькая записная книжка.

Мое сердце затрепетало: ведь она принадлежала Элис.

Несколько мгновений я колебалась, но в конце концов не справилась с искушением заглянуть внутрь. Более того, в этот момент я чувствовала, что просто обязана это сделать.

Это был дневник. На титульном листе несколько детским почерком выведено: «Элис Тре-Меллин». Я взглянула на дату. Дневник заведен в прошлом году, и это означало, что Элис оставляла в нем записи на протяжении последних месяцев своей жизни.

Если я надеялась с помощью этой книжечки проникнуть в какие-то особенности характера ее хозяйки, то меня ожидало разочарование. Элис использовала дневник всего лишь для записи текущих дел и назначенных встреч. И никаких комментариев.

Записи были такого рода: «Чай в «Маунт Виддене», «Треландеры к обеду», «К. уехал в Пензанс», «К. возвращается».

Все же это было написано рукой Элис, и этот факт сам по себе волновал.

Последняя запись. Дата — двенадцатое августа. Я вернулась к июлю. Под четырнадцатым числом было написано: «Треслины и Треландеры к обеду в М.М.», «Встретиться с портнихой насчет синего атласа», «Не забыть обсудить с Полгреем цветы», «Направить Джилли к портнихе», «Отвезти Элвин на примерку», «Если ювелир не пришлет брошь до шестнадцатого, поехать к нему». И под шестнадцатым: «Брошь не возвращена, поеду завтра утром. Должна надеть ее к обеду у Треландеров восемнадцатого».

Все это выглядело достаточно банально. То, что поначалу показалось мне грандиозным открытием, по существу ничего собой не представляло. Я возвратила книжечку в карман и отправилась пить чай.

Когда мы с Элвин уже приступили к чтению, меня вдруг осенила неожиданная мысль. Я не знала даты смерти Элис, но это должно было произойти вскоре после того, как она сделала последние записи в дневнике. Странно, что ее заботили такие мелочи в то время, когда она планировала покинуть дочь и мужа ради другого мужчины…

Крайне важно узнать точное время трагедии.

Через час я, спустившись по склону холма, оказалась в деревне, которая сгрудилась вокруг старинной церквушки, серая башня которой была почти полностью увита плющом. Вокруг опрятного парка стояло множество домов из серого камня. Среди них выделялся целый ряд древних коттеджей, судя по всему, возрастом не уступавших церкви. Я пообещала себе, что в следующий раз познакомлюсь с деревней поближе. Пока же моим самым страстным желанием было отыскать могилу Элис.

Через высокие ворота прошла на кладбище. Попав в атмосферу тишины и недвижности смерти, я пожалела, что рядом со мной нет Элвин. Она сразу бы указала могилу матери.

Как же мне искать ее среди этих рядов серых крестов и надгробий? И тут меня осенило: наверняка у Тре-Меллинов здесь есть какой-нибудь величественный мемориал, посвященный почившим родственникам. Я должна искать самый роскошный склеп и таким образом, несомненно, быстро отыщу интересующую меня могилу.

Увидев неподалеку гигантское сооружение из черного мрамора с позолотой, я направилась к нему и обнаружила, что это склеп Нанселлоков.

Мне пришло в голову, что здесь должен покоиться Джеффри Нанселлок, который умер в один день с Элис.

Тут были высечены имена и даты. Первые Нанселлоки были захоронены в этом склепе еще в середине XVIII века. Я вспомнила, что эта семья обосновалась здесь намного позднее Тре-Меллинов.

Найти имя Джеффри было совсем нетрудно, потому что оно значилось последним в списке усопших.

Он умер семнадцатого июля прошлого года.

Теперь я загорелась желанием поскорее вернуться к себе и сравнить эту дату с записями в дневнике.

Отойдя от склепа, я заметила невдалеке Селестину Нанселлок.

— Мисс Ли, — воскликнула она, — я так и думала, что это вы!

Я почувствовала, что краснею, вспомнив о танцах в «солнечной» комнате. Что она теперь обо мне думает?

— Решила прогуляться в деревню, — пояснила я, — и вот забрела сюда…

— Вы осматривали наш фамильный склеп.

— Да, очень красивое сооружение.

— Если только сооружение такого рода может быть красивым. Я часто прихожу сюда, — доверительно поведала она. — С цветами для Элис.

— Да, разумеется.

— Полагаю, вы уже видели склеп Тре-Меллинов?

— Нет.

— Пойдемте, я покажу.

Спотыкаясь в высокой траве, я прошла за ней к склепу, своей грандиозностью ничуть не уступавшему склепу Нанселлоков.

На черной плите стояла ваза с астрами, походившими на розовые звезды.

— Я только что поставила их сюда, — проговорила Селестина. — Это были ее любимые цветы.

Ее губы задрожали, и мне показалось, что она сейчас разрыдается.

Дата смерти Элис совпадала с датой смерти Джеффри Нанселлока.

— Мне пора возвращаться, — сказала я.

Селестина кивнула. Казалось, она не в состоянии вымолвить ни слова. Она любила Элис, и, по всей видимости, гораздо больше, чем все остальные.

Я уже готова была рассказать ей о дневнике, обнаруженном в кармане амазонки, но что-то удержало меня. Еще свежи были воспоминания о вчерашнем позоре. Мне могли напомнить, что я, в конце концов, всего лишь гувернантка, да и по какому праву я вообще вмешиваюсь в их дела?

Я оставила ее у склепа и, уходя, заметила, что она опустилась на колени. Потом я оглянулась. Селестина закрыла лицо руками, а плечи ее вздрагивали…

Я чуть ли не бегом вернулась домой и извлекла из потайного кармана дневник. Шестнадцатого июля прошлого года, накануне предполагаемого побега с Джеффри Нанселлоком, Элис оставила в своем дневнике запись, из которой следовало, что если ее брошь не вернут на следующий день, она отправится за ней к ювелиру сама, поскольку брошь была нужна ей к обеду, назначенному на восемнадцатое число!

Эта запись не могла принадлежать руке женщины, планирующей дерзкий побег из семейного гнездышка.

Я уже не сомневалась в том, что располагаю весьма убедительным доказательством того, что тело женщины, найденное среди обломков поезда рядом с телом Джеффри Нанселлока, не принадлежало Элис Тре-Меллин.

Но если так, то что же случилось с нею? Если в склепе из черного мрамора лежит вовсе не она, то где же тогда находится подлинная Элис?

 

Глава 5

Я чувствовала, что сделала важное открытие, однако оно не имело никакой практической ценности. Каждое утро просыпалась с надеждой на какие-то перемены, но наступающий день ничем не отличался от предыдущего. Иногда я задавалась вопросом, не следует ли предпринять какие-либо решительные шаги. Возможно, сообщить Коннану Тре-Меллину о том, что я нашла дневник, где есть неоспоримые доказательства того, что Элис вовсе не собиралась покидать его.

Затем подумала о том, что не следует полностью доверять этому человеку. Меня тревожила одна мысль, которую, по правде говоря, не хотелось исследовать слишком тщательно. Если предположить, что Элис не было в том злосчастном поезде, что с ней произошло нечто иное, то кто, вероятнее всего, может знать правду? Кто, как не… Коннан Тре-Меллин?

Питер Нанселлок. Я могла бы обсудить этот вопрос с ним, но он был слишком легкомысленным и едва ли воспринял бы всерьез проблему такого рода.

Его сестра. Самый, пожалуй, подходящий человек. Она любила Элис, возможно, была ее близкой подругой. Если я кому-то и могу довериться, так это Селестине. И все же меня что-то останавливало. Селестина принадлежала к другому миру, куда, как мне неоднократно было указано, я не имела права вторгаться. Мне, как простой гувернантке, было не к лицу изображать из себя частного сыщика.

Была еще миссис Полгрей, но и от этой идеи я сразу же отшатнулась, вспомнив про ее виски и отношение к Джилли.

Пока лучше оставить свои подозрения при себе.

Приближался октябрь. Порывистые юго-западные ветры были теплыми и влажными. Казалось, они приносят с собой запах экзотических плодов из Испании. Впервые в жизни я видела столько летающих паутинок. Тончайшей, как будто расшитой драгоценными камнями тканью, они укутывали живые изгороди. Солнце пригревало почти так же ласково, как в июне.

— Лето в Корнуолле длиннющее, — не раз отмечал Тапперти со свойственным ему глубокомыслием.

С моря время от времени наползал туман, так плотно окутывая серые стены дома, что иногда он казался полностью растворенным в молочной пелене. Тогда даже в чаячьих криках слышалась грусть, как будто птицы напоминали нам о том, что жизнь — не более чем дорога, полная страданий и горестей. А гортензии — синие, розовые, желтые — продолжали цвести буйным цветом в любую погоду. Я и не подозревала, что такое пышное цветение возможно за пределами теплиц. Казалось, что времена года прервали свое нескончаемое движение.

Спустившись как-то раз в деревню, я увидела у церкви объявление, сообщавшее о том, что утром первого ноября состоится конный праздник.

Вернувшись домой, я поделилась этой новостью с Элвин. К моей радости, она нисколько не утратила своего энтузиазма. Честно говоря, я опасалась, что по мере приближения праздника ее страхи могут вернуться.

— Осталось всего три недели, — сказала я. — Нужно больше тренироваться.

Она захлопала в ладоши.

Я предложила немного изменить расписание уроков. Возможно, мы могли бы заниматься верховой ездой один час утром и один час после обеда.

Ее такое предложение только обрадовало.

Коннан Тре-Меллин отбыл в Пензанс. Я узнала об этом совершенно случайно от Китти, когда она принесла мне горячую воду.

— Хозяин уехал сегодня после обеда, — сказала она. — Должно быть, на неделю, а то и больше.

— Надеюсь, к конному празднику он вернется, — заметила я.

— Конечно, вернется. Он ведь участвует в жюри. Когда проводится праздник, он всегда дома.

Его отъезд вызвал у меня чувство досады. Не то чтобы я ожидала, что он сообщит мне о своем отъезде. Нет, я совсем не ждала ничего подобного, но все же не мешало бы попрощаться с дочерью.

Я много о нем думала и поймала себя на сомнении относительно того, действительно ли он уехал в Пензанс. Мне захотелось узнать, дома ли леди Треслин или у нее возникла срочная необходимость проведать кого-то из дальних родственников.

«Вот еще! — упрекнула я себя. — Что это на тебя нашло? Как ты можешь позволять себе подобные мысли? Да к тому же абсолютно беспочвенные!»

Я убедила себя в том, что пока Коннан Тре-Меллин находится в отъезде, у меня не возникает никакой необходимости думать о нем, что является несомненным благом.

Нельзя сказать, что в этом не было доли правды. Мне действительно легче дышалось при мысли, что его нет рядом. Отпала необходимость запирать на ночь свою дверь, хотя я продолжала это делать, но уже ради девиц Тапперти. Я не хотела, чтобы они думали, будто я опасаюсь вторжения хозяина дома. А любое случайно оброненное слово было способно вызвать шквал пересудов по всей округе.

— Теперь, — сообщила я Элвин, — мы полностью сосредоточимся на подготовке к конному празднику.

Я раздобыла список состязаний. Два из них предполагали выступления детей возрастной группы Элвин. Мне казалось, что у нее есть все шансы стать победительницей. Ведь это и было нашей целью — получить первый приз и удивить ее отца.

— Послушайте, мисс, — вдруг проговорила Элвин. — Тут есть соревнования, в которых и вы могли бы принять участие. Почему бы и вам не записаться?

— О нет, я не стану делать ничего подобного.

— Но почему?

— Мое дорогое дитя, я нахожусь здесь для того, чтобы учить тебя, а не участвовать в состязаниях.

В ее глазах заплясали шаловливые огоньки.

— Мисс, — заявила она, — я все равно запишу вас на эти состязания. Вы выиграете. Здесь никто не умеет ездить верхом лучше вас. Мисс, вы должны выиграть!

Выражение ее лица несказанно обрадовало меня. Она гордится мной. Она хочет, чтобы я победила!

А в самом деле, почему бы и нет? Ведь на подобных состязаниях не существует условий относительно социального положения их участников, верно? И я прибегла к испытанному способу завершения скользких тем.

— Посмотрим, Элвин…

* * *

Как-то днем мы проезжали неподалеку от «Маунт Виддена» и повстречали Питера Нанселлока.

Он восседал на прекрасной гнедой кобыле, при виде которой мои глаза заблестели от зависти.

Пустив лошадь в галоп, он приблизился к нам, резко остановился, вздыбив благородное животное, затем театральным жестом сорвал с головы шляпу и отвесил глубокий поклон.

Элвин весело рассмеялась.

— Какая приятная встреча, леди! — воскликнул он. — Вы, случайно, не собирались нанести нам визит?

— Нет, не собирались, — ответила я.

— Какой жестокий и безапелляционный ответ! Но поскольку вы уже в этих краях, то просто обязаны заглянуть к нам и немного подкрепиться.

Я собиралась отказаться, но Элвин воскликнула:

— О, мисс, пожалуйста! Конечно, дядя Питер, конечно, мы заедем!

— Я уже давно ожидаю вашего визита, — с ноткой укоризны произнес он.

— Мы не получали никакого конкретного приглашения.

— Вам в «Маунт Виддене» всегда рады. Разве я вам не говорил об этом?

Он развернул свою кобылу и поехал шагом рядом с нами.

— Она вам нравится? — поинтересовался Питер, проследив за направлением моего взгляда, устремленного на его лошадь.

— О да. Настоящая красавица.

— Ты настоящая красавица, Джасинт. Так вот!

— Ее зовут Джасинт?

— Красивое имя, вы не находите? Вполне подходящее для такого создания. Она мчится быстрее ветра и, конечно же, стоит целого табуна престарелых тяжеловозов вроде того, на котором вы сейчас восседаете, мисс Ли.

— Престарелых тяжеловозов? Что за вздор! Дион — отличный конь.

— Он был отличным конем, мисс Ли. Был! Разве вы не согласны с тем, что это создание знавало гораздо лучшие времена? Думается, Коннан мог бы выделить вам из своей конюшни кого-нибудь порезвее бедного старика Диона.

— Папа тут ни при чем! — горячо вступилась за отца Элвин. — Он вообще не знает, на каких лошадях мы ездим, правда, мисс? Этих лошадей нам дал Тапперти.

— Бедная мисс Ли! Она должна ездить на лошади, достойной такой прекрасной наездницы. Мисс Ли, прежде чем вы нас покинете, я хотел бы, чтобы вы проехались на Джасинт. Она напомнит вам, что такое действительно хорошая лошадь.

— Нас вполне устраивают эти лошади, — беспечно ответила я. — Они вполне отвечают нашим требованиям.

— Мы готовимся к конному празднику, — сообщила ему Элвин. — Я буду участвовать в одном из состязаний, только не говорите папе. Это сюрприз.

Питер прижал палец к губам.

— Можете быть спокойны. Я буду нем.

— Мисс тоже будет участвовать в соревнованиях. Это я ее заставила!

— И она победит! — воскликнул он. — Я сделаю на нее ставку!

— Пока это только идея Элвин, — уклончиво заметила я.

— Но вы должны участвовать, мисс, — гнусаво протянула моя подопечная. — Я настаиваю!

— И я! — добавил Питер.

Мы приблизились к распахнутым настежь воротам «Маунт Виддена». В отличие от «Маунт Меллина», здесь не было сторожки. Зато по обеим сторонам ведущей к дому дорожки обильно цвели те же гортензии и фуксии. Чуть поодаль виднелись и традиционные в этих краях ели.

Я увидела дом, сложенный, как и «Маунт Меллин», из серого камня, но был он значительно меньше и далеко не так хорошо ухожен, как я заметила не без некоторого удовольствия.

В конюшне мы увидели грума, и Питер поручил наших лошадей его заботам. Мальчик приступил к работе, а мы направились к дому.

Питер хлопнул в ладоши и позвал:

— Дик! Ты где, Дик?

Появился слуга, которого я уже видела в «Маунт Меллине», так как он часто приезжал туда с поручениями.

— Чай, Дик. Сейчас же. В библиотеке, — распорядился Питер.

— Да, хозяин, — кивнул Дик и ушел.

Мы находились в зале, который в сравнении с нашим казался довольно современным. Пол был мозаичным, а широкая лестница вела на галерею, увешанную портретами, предположительно, членов семьи Нанселлок.

Я мысленно посмеялась над собой за пренебрежительное отношение к зданию, которое было намного больше и представительнее дома приходского священника, где я провела свое детство. Но тем не менее это сооружение казалось запущенным, в нем царила атмосфера упадка.

Питер провел нас в библиотеку — огромную комнату, стены которой с трех сторон уставлены книжными полками. Я заметила, что мебель покрыта тонким слоем пыли. Пыль виднелась и в складках тяжелых штор. Кого здесь не хватает, подумала я, так это миссис Полгрей с ее воском и скипидаром.

— Прошу садиться, леди, — пригласил Питер. — Будем надеяться, что чай не заставит себя долго ждать, хотя должен предупредить, что по уровню обслуживания мы не можем тягаться с нашими соперниками, обитающими по другую сторону бухты.

— Соперниками? — удивленно переспросила я.

— А как тут можно избежать соперничества? Ведь мы расположены совсем рядом. И при этом все преимущества отнюдь не на нашей стороне. У них и дом больше, и слуги под стать. Твой отец, моя дорогая Элвин, весьма зажиточный человек. Мы, Нанселлоки, всего лишь бедные родственники.

— Вы нам не родственники, — заметила Элвин.

— Но разве это не странно? Вполне можно было бы предположить, что за столь долгое время практически совместного существования наши семьи должны были перемешаться и стать единым целым. Ведь были же, вероятно, очаровательные девушки Тре-Меллин и бравые мужчины Нанселлоки. Непонятно, почему они не соединились узами брака и не породнили нас! Видимо, могущественные Тре-Меллины всегда смотрели свысока на бедных Нанселлоков и подыскивали себе более выгодные партии. Но теперь у них есть прекрасная Элвин. Какое безобразие, что у нас нет мальчика твоего возраста, Элвин, за которого ты могла бы выйти замуж! Что ж, тогда я буду вынужден подождать тебя. Ничего не поделаешь…

Элвин весело расхохоталась. Я видела, что она без ума от Питера. И подумала: быть может, все это серьезнее, чем кажется. Быть может, он уже начал тонко и незаметно очаровывать Элвин, рассчитывая лет этак через восемь-девять…

Элвин начала взахлеб говорить о конном празднике, а он внимательно ее слушал. Время от времени я вступала в разговор, и мы довольно приятно провели время в ожидании чая.

— Мисс Ли, вы не могли бы оказать нам честь и разлить чай по чашкам? — попросил меня Питер.

Я сказала, что с радостью это сделаю, и расположилась во главе стола. Питер пристально наблюдал за мной, что меня в немалой степени смущало, поскольку в его взгляде светилось не только восхищение, но и желание, по крайней мере, как мне показалось.

— Я рад, что мы встретились, — пробормотал он, когда Элвин передала ему чашку чая. — Подумать только, если бы я выехал пятью минутами раньше или позже, наши пути могли и не пересечься. Какую, однако, важную роль играет в нашей жизни случай!

— Мы могли бы встретиться в другой раз.

— Да, но для ожидания другого раза у нас осталось не так уж много времени.

— Что за меланхолия! Вы полагаете, что с одним из нас может что-то случиться?

Питер очень серьезно посмотрел на меня.

— Мисс Ли, — произнес он, — я уезжаю.

— Куда, дядя Питер? — пожелала знать Элвин.

— Далеко, дитя. На край света.

— Как скоро? — спросила я.

— Возможно, сразу после Нового года.

— Но куда вы едете, дядя Питер?

— Моя дорогая малышка, кажется, тебя немного огорчает мысль о моем отъезде?

— Дядя, куда?

— Искать удачи.

— Вы дразнитесь. Вы всегда меня дразните.

— Только не сейчас. Я получил письмо от друга, с которым учился в Кембридже. Он теперь живет в Австралии и сколотил там неплохое состояние. Золото! Ты только подумай, Элвин. И вы тоже, мисс Ли. Золото, которое может сделать человека… мужчину или женщину… безмерно богатым. Все, что требуется сделать, — это просто извлечь его из земли.

— Многие уезжают в надежде разбогатеть, — произнесла я. — Но всем ли это удается?

— Слова здравомыслящей женщины. Нет, мисс Ли, это удается далеко не всем. Однако существует нечто, именуемое Надеждой, которая, по моему мнению, никогда не угасает в человеческом сердце. Золото доступно не всем, но все могут иметь в сердце Надежду.

— Что толку, если надежды людей не оправдываются?

— До тех пор, пока они не покинут человека, он испытывает так много радости, мисс Ли…

— В таком случае я желаю, чтобы ваши надежды полностью оправдались.

— Спасибо.

— Я не хочу, чтобы вы уезжали, дядя Питер, — тихо проговорила девочка.

— Спасибо, дорогая. Но я вернусь богатым человеком. Только представьте себе это. Тогда я пристрою новое крыло к «Маунт Виддену». Я сделаю этот дом таким же величественным… нет, еще более величественным, чем «Маунт Меллин». И люди будут говорить: это Питер Нанселлок спас семью от разорения. Потому как, мои дорогие юные леди, кто-то ведь должен спасти ее… и как можно скорее.

Затем он принялся пространно рассказывать о своем друге, который уехал в Австралию, не имея ни пенса в кармане, а теперь уже стал миллионером… или что-то около того…

Он начал рассуждать на тему перестройки дома, и мы охотно к нему присоединились. Это воображаемое строительство было увлекательной игрой, поскольку позволяло реализовывать самые смелые идеи и решения.

В его обществе я всегда пребывала в приподнятом настроении. По крайней мере он, думала я, никогда не позволяет мне ощущать свое положение. И даже его бедность или то, что он считал бедностью, еще больше располагало меня к нему.

Это чаепитие было необычайно приятным.

Затем Питер проводил нас к конюшне, где распорядился, чтобы на Джасинт надели мое седло. Они с Элвин настояли на том, чтобы я села на Джасинт и показала им все, на что мы с ней способны. Я пускала ее галопом, прыгала через изгороди, и она необычайно чутко реагировала на малейшее мое прикосновение. Это было удивительное создание, и я по-доброму завидовала его хозяину.

— Смотрите-ка, — заметил Питер, — вы ей понравились, мисс Ли! Ей и в голову не пришло сопротивляться новому всаднику.

— Она умница, — сказала я, любовно похлопав ее по шее.

И чуткое создание как будто поняло мои слова.

Мы сели на своих лошадей, и Питер проводил нас до ворот «Маунт Меллина» верхом на Джасинт.

Я решила, что день выдался необычайно приятным.

Вскоре Элвин вошла в мою комнату и остановилась, склонив голову немного набок.

— Мне кажется, вы ему нравитесь, мисс.

— Он всего лишь вежлив со мной, — возразила я.

— Нет, я думаю, он к вам относится как-то по-особенному… Раньше ему так же нравилась мисс Дженсен.

— Мисс Дженсен бывала в «Маунт Виддене»?

— О да! Она не давала мне уроков верховой езды, так что мы ходили туда пешком. А однажды пили чай точно так же, как сегодня. Дядя Питер тогда только что купил эту лошадь и показывал ее нам. Он сказал, что назовет ее Джасинт, чтобы она всецело принадлежала ему…

— Не поняла.

— Так звали мисс Дженсен.

Я почувствовала совершенно неуместное разочарование.

— Должно быть, он огорчился, когда она так внезапно уехала, — произнесла я вслух.

Элвин задумалась.

— Пожалуй, что так, — наконец, проговорила она. — Но он быстро забыл ее. В конце концов…

— …она была всего лишь гувернанткой, — закончила я.

* * *

Позднее, в этот же день, Китти поднялась в мою комнату с сообщением о записке из «Маунт Виддена».

— И там есть кое-что еще, мисс, — добавила она с лукавым видом.

Китти была явно взволнована, но я воздержалась от расспросов.

— И где же эта записка?

— В конюшне, мисс, — хихикнула она. — Идите и посмотрите сами.

Я отправилась туда, и Китти пошла следом, держась на некотором расстоянии.

Придя в конюшню, я увидела Дика, слугу из «Маунт Виддена». К моему изумлению, рядом с ним стояла Джасинт.

Он вручил мне записку.

Я заметила, что за нами, многозначительно переглядываясь, наблюдают Дэйзи, ее отец и Билли Трехэй. Я развернула сложенный вчетверо лист бумаги и прочитала:

Дорогая мисс Ли, Вы не смогли скрыть от меня свое восхищение Джасинт. Мне кажется, что она отвечает Вам взаимностью. Поэтому я решил послать ее в подарок. Я не мог спокойно смотреть, как такая умелая и грациозная наездница восседает на старом бедном Дионе. Посему умоляю Вас принять мой дар.

Ваш сосед и почитатель,

Питер Нанселлок.

Несмотря на все попытки сохранить самообладание, я почувствовала, как краска заливает мои лицо и шею. Я знала, что Тапперти с трудом удерживается от презрительного фырканья.

Как мог Питер совершить подобную глупость? Или он смеется надо мной? Как я могла принять подобный подарок, даже если бы мне этого очень хотелось? Кроме невозможности принять этот дар по причинам этического характера, существовали еще и реалии бытия, которые никак нельзя игнорировать. Лошадей необходимо кормить, они нуждаются в стойле и уходе. Он как будто забыл, что дом, в котором я живу, не является моим собственным…

— Ответ будет, мисс? — спросил Дик.

— Разумеется, — сказала я. — Сейчас же напишу ответ, а вы передадите его своему хозяину.

Я направилась к дому, стараясь вложить в свою походку как можно больше чувства собственного достоинства, потому что за спиной оставалась весьма обширная зрительская аудитория. В своей комнате я быстро набросала:

Дорогой мистер Нанселлок!

Благодарю Вас за изумительный подарок, который я, к сожалению, никак не могу принять. Я не располагаю возможностями содержать здесь лошадь. Возможно, от Вашего внимания ускользнуло то, что я приглашена в этот дом в качестве гувернантки, а посему не могу позволить себе роскошь обладания таким сокровищем. Еще раз благодарю за проявленные доброту и щедрость.

Искренне Ваша,

Марта Ли.

И поспешила в конюшню. Еще на подходе к ней можно было услышать возбужденные голоса слуг.

— Пожалуйста, Дик, — произнесла я. — Передайте эту записку своему хозяину вместе с Джасинт.

— Но… — замялся Дик, — мне было велено оставить ее здесь.

Я в упор посмотрела на похотливую морщинистую физиономию Тапперти и заметила:

— Мистер Нанселлок любит розыгрыши.

* * *

Следующий день был субботним, и Элвин спросила, нельзя ли нам пропустить в этот день утренние занятия и отправиться в гости к ее двоюродной бабушке Кларе. По словам девочки, она жила одна в большом доме посреди пустоши и была бы очень рада нашему визиту.

Я задумалась над этой просьбой. Перспектива хоть на несколько часов ускользнуть из дома представилась мне весьма заманчивой. Я знала, что все вокруг только и делают, что судачат обо мне и Питере Нанселлоке.

Очевидно, с мисс Дженсен он вел себя так же, как и со мной теперь, и слуг веселило то, что история с одной гувернанткой в точности повторяет историю другой.

Я попыталась представить себе мисс Дженсен. Быть может, она была чрезмерно кокетливой особой? Я представила себе, как она крадет то, что, по мнению окружающих, она украла, желая купить себе красивую одежду и выглядеть привлекательно в глазах своего воздыхателя.

А ему и дела не было до ее увольнения. Хорошим же он оказался другом!

Мы отправились в путь сразу после завтрака. Это был чудесный день для прогулки верхом, октябрьское солнце ласково пригревало землю и дул мягкий юго-западный ветер. Элвин была в приподнятом настроении, и я подумала, что это путешествие станет хорошей проверкой ее выносливости. Было бы замечательно, если бы она смогла без особых усилий преодолеть долгий путь к дому бабушки и обратно. Пустоши были просто великолепны.

Я подумала о том, что эти поросшие вереском просторы как нельзя более точно соответствуют состоянию моей души. Фантастические изломы скал, серые валуны и струящиеся из-под них ручейки были просто очаровательны.

Я не раз предупреждала Элвин относительно опасности, которую представляли собой валуны, но теперь она уже уверенно сидела в седле и не теряла бдительности, поэтому за нее можно было не волноваться.

Мы изучили карту, с помощью которой должны были отыскать путь к дому бабушки Клары, расположенному несколькими милями южнее Бодмина. Раз или два Элвин ездила туда в экипаже, и ей казалось, что она знает дорогу, но заблудиться на пустошах было проще простого, кроме того, я решила извлечь из этой прогулки дополнительную пользу и научить Элвин читать карту.

Однако большую часть своей гувернантской строгости я оставила дома и хохотала вместе с Элвин каждый раз, когда мы избирали неверный путь и вынуждены были возвращаться.

В конце концов мы отыскали «Дом на пустоши», как традиционно называлось жилище бабушки Клары.

Это был очаровательный домик, стоящий на краю затерявшейся среди пустошей деревушки, которая состояла из церкви, маленькой гостиницы, нескольких коттеджей и «Дома на пустоши», исполнявшего роль небольшого поместья.

Бабушка Клара жила здесь только с тремя слугами, занятыми исполнением всех ее желаний, и наше неожиданное прибытие вызвало там изрядное оживление.

— Клянусь Богом, да никак это мисс Элвин! — воскликнула пожилая экономка. — А кто это с тобой, дорогуша?

— Мисс Ли, моя гувернантка, — ответила Элвин.

— Ну надо же! И что, вы только вдвоем? Без папы?

— Папа уехал в Пензанс.

Тут я задумалась о том, правильно ли поступила, пойдя навстречу пожеланиям Элвин, забыв о занимаемом положении и навязав свое присутствие бабушке Кларе, не испросив вначале ее согласия.

Быть может, сейчас меня отправят на кухню и заставят пить чай с прислугой? Такая перспектива не особенно беспокоила. В любом случае это было лучше, чем терпеть присутствие высокомерной старухи, всем своим видом демонстрирующей кастовое превосходство.

Но мои опасения оказались совершенно напрасными. Нас провели в гостиную, где в кресле сидела бабушка Клара, очаровательная розовощекая старушка с седыми волосами и блестящими дружелюбными глазами. К подлокотнику кресла была прислонена трость из черного дерева.

Элвин подбежала к ней и оказалась в теплых объятиях.

Затем блестящие голубые глаза обратились в мою сторону.

— Так значит, милая, вы и есть гувернантка Элвин? Рада познакомиться. Спасибо, что привезли ее повидаться со мной. К тому же у меня сейчас гостит внук, и он, по-моему, уже заскучал, потому что здесь совершенно не с кем играть. Узнав о приезде Элвин, он очень обрадуется.

Не думаю, что внук мог обрадоваться больше самой бабушки Клары. Она была настолько предупредительна со мной, что я забыла о недавних опасениях и чувствовала себя скорее приехавшей с визитом подругой, чем гувернанткой, сопровождающей свою подопечную.

Нас обеих заставили выпить по стаканчику вина из одуванчиков, к которому подали пирожные. Должна признаться, вино мне показалось необычайно вкусным. Я позволила дать Элвин совсем маленький стаканчик вина, но когда пригубила его, то усомнилась в правильности такого решения, поскольку оно оказалось весьма крепким.

Бабушка Клара желала узнать все новости «Маунт Меллина» и вообще оказалась необыкновенно словоохотливой леди. Я подумала, что это обусловлено ее одиноким обитанием в «Доме на пустоши».

Вскоре появился и внук, приятной наружности мальчик, немного младше Элвин, и они куда-то убежали, хотя я и предупредила Элвин о том, что нельзя уходить далеко, поскольку нам нужно было вернуться домой до наступления темноты.

* * *

Как только мы остались одни, я увидела, что бабушка Клара изнывает от желания хорошенько посплетничать. Было ли причиной тому крепкое одуванчиковое вино или то, что я считала старушку звеном, соединяющим меня с Элис, но разговор с ней не на шутку увлек меня.

До сих пор я не слышала, чтобы кто-то говорил об Элис так откровенно, как это делала бабушка Клара.

Как только дети ушли, она произнесла:

— А теперь расскажите-ка мне, как на самом деле обстоят дела в «Маунт Меллине».

Я вопросительно подняла брови, сделав вид, будто не понимаю, что она имеет в виду. Она продолжила:

— Смерть бедняжки Элис стала для всех настоящим потрясением. Такое внезапное и трагическое событие… ведь она была еще совсем девочкой.

— В самом деле?

— Только не пытайтесь уверить меня в том, что вы ничего не знаете о трагедии.

— Знаю, но очень мало.

— Элис и Джеффри Нанселлок… они уехали вместе… просто сбежали. А потом этот ужасный несчастный случай…

— О несчастном случае мне известно.

— Я часто думаю о них, когда лежу ночью без сна. Двое совсем молодых людей! Я во всем виню себя.

Это потрясло. Я не понимала, каким образом эта безобидная болтливая старушка может быть виновата в неверности Элис своему мужу.

— Никогда не следует вмешиваться в жизни других людей, верно? Как вы думаете, дорогая? Но если можно им помочь…

— Да, — решительно заявила я, — полагаю, иногда следует вмешаться, особенно если есть возможность помочь.

— Но как узнать, помогаешь ты людям или как раз наоборот?

— Следует делать то, что представляется правильным, больше нам ничего не остается.

— Но ведь можно же поступать правильно, а результат будет обратным?

— Наверное, и так случается.

— Я часто о ней думаю… о моей бедной племяннице. Она была таким нежным созданием. Но, скорее всего, она оказалась не подготовлена к суровым реалиям жизни.

— Так вот какой она была…

— Я вижу, мисс Ли, что вы очень добры к этому несчастному ребенку. Элис была бы счастлива, если бы могла увидеть, как много вы делаете для ее дочери. В прошлый раз она приезжала со своим… с Коннаном. И была совсем не такой веселой… такой оживленной, как сегодня.

— Я очень рада. И пытаюсь сделать для нее все, что могу.

Мне никак не хотелось отвлекать ее от темы несчастной Элис. Я боялась, что в любой момент могут вернуться дети, и тогда доверительная беседа будет уже невозможна.

— Вы говорили о матери Элвин, — продолжила я. — Думаю, вам все же не в чем себя упрекнуть.

— Мне бы вашу уверенность, милая… Быть может, не следовало бы вас утомлять, но вы кажетесь такой доброжелательной, кроме того, живете в этом доме… заботитесь о малышке как… как мать. Я очень благодарна вам, моя дорогая.

— Мне ведь за это платят, не забывайте, — я не смогла удержаться от этого замечания и представила себе улыбку, которую оно вызвало бы у Питера Нанселлока.

— Очень многое в этой жизни купить невозможно. Например, любовь… преданность… Элис жила у меня перед свадьбой. Здесь… в этом доме. Видите ли, это было очень удобно. Всего несколько часов езды от «Маунт Меллина». У молодых людей, таким образом, была возможность поближе узнать друг друга…

— Молодых людей?

— Ну да. Жених и невеста.

— Значит, они раньше не были знакомы?

— Этот брак был предрешен, когда они оба еще были детьми. Союз равных. Оба богаты, оба из хороших семей. Тогда еще был жив отец Коннана, весьма своенравного и необузданного юноши, следует заметить. Поэтому было решено, что их следует поженить как можно скорее.

— Значит, Коннан был согласен на этот брак?

— Они оба принимали его как нечто само собой разумеющееся. Ну, и она жила у меня несколько месяцев перед свадьбой. Я очень ее любила.

Я вспомнила о малышке Джилли и сказала:

— Думаю, ее многие любили.

Бабушка Клара кивнула, и тут вошли дети.

— Я хочу показать Элвин свои рисунки, — заявил внук.

— Что ж, сходи за ними, — предложила бабушка.

Мне показалось, она поняла, что говорит слишком много и опасается собственной болтливости. Было ясно, что такая женщина, как она, совершенно не умеет хранить секреты, если была готова доверить семейную тайну постороннему человеку.

Внук вернулся с папкой рисунков, и дети уселись их рассматривать.

Наблюдая за ними, я с сожалением думала о том, что бабушка Клара все же не успела поведать мне что-то очень и очень важное.

После ленча мы тронулись в обратный путь. Я твердо решила в ближайшем будущем еще раз посетить «Дом на пустоши».

* * *

Однажды, гуляя по деревне, я заметила лавку ювелира. Возможно, это было слишком громкое название для столь скромного заведения. В витрине не было драгоценных камней, зато лежали серебряные броши и простые золотые кольца. На некоторых из них было выгравировано слово «Mizpah» другие были украшены полудрагоценными камнями, такими как бирюза, топаз и гранат. Видимо, местные жители покупают именно здесь обручальные кольца, а основным источником дохода ювелира, вероятнее всего, является мелкий ремонт различных украшений. Я заметила на витрине брошь в форме хлыста. Она была серебряной и явно недорогой, хотя и довольно изящной.

Я решила подарить этот хлыст Элвин.

В лавке находился пожилой мужчина в очках, которые сползли на кончик носа, так что он близоруко уставился на меня поверх толстых стекол в стальной оправе.

— Хотелось бы взглянуть на брошь, — объяснила я свое появление, — серебряную, в виде хлыста.

— Конечно, мисс, — кивнул он, — я с удовольствием ее покажу.

Он достал брошь из витрины и протянул мне.

— Вот, пожалуйста, мисс. Приколите ее на платье и взгляните в зеркало.

Я так и сделала, после чего решила, что брошь очень изящна и сделана с большим вкусом.

На прилавке стоял лоток с украшениями. К каждому из них был прикреплен ярлычок. Очевидно, эти украшения были сданы в ремонт. Интересно, не этому ли ювелиру приносила в прошлом июле свою брошь Элис?

— Вы из «Маунт Меллина», мисс? — обратился он ко мне.

— Да, — охотно ответила я, готовая беседовать со всеми, кто, как мне казалось, обладал хоть какой-то информацией по вопросу, который уже всецело завладел моим воображением. — Честно говоря, я хочу подарить эту брошь своей ученице.

Как и всех деревенских, его очень интересовали окружающие люди.

— А, — вздохнул ювелир, — этой маленькой сиротке. Очень хорошо, что о ней теперь заботится такая добрая леди, как вы.

— Я покупаю эту брошь.

— Сейчас подберу для нее коробочку. Получать подарки в красивой упаковке намного приятнее, чем без нее, согласитесь.

— Конечно.

Он наклонился и извлек из-под прилавка картонную коробочку, которую принялся набивать ватой.

— Уютное гнездышко, не так ли, мисс?

Мне показалось, ему не хочется меня отпускать.

— Я теперь не вижу почти никого из «Маунт Меллина». Миссис Тре-Меллин, она-то частенько ко мне захаживала.

— Вот как?

— Бывало, увидит в витрине какую-нибудь безделушку и тут же ее купит… когда для себя, когда в подарок. Да она была здесь даже в день своей смерти.

Ювелир понизил голос и перешел на шепот. Я почувствовала, как меня охватывает волнение.

— Неужели?

Он уложил брошь в коробочку и поднял на меня глаза.

— Мне это еще тогда показалось странным. Я ведь четко все помню. Она пришла и сказала: «Моя брошь готова, мистер Пэстерн? Это очень важно. Я обязана завтра ее надеть. Мы приглашены на обед к Треландерам, а хозяйка дома подарила мне эту брошь на Рождество. Так что я не могу показаться там без этой броши, иначе миссис Треландер подумает, будто мне не нравится ее подарок». Вот так она всегда разговаривала, мисс. Подробно рассказывала, куда собирается пойти и почему для нее важна та или другая вещь. Такая уж это была леди. Когда я услышал, что она этим же вечером сбежала из дому, я не поверил своим ушам. Зачем же ей тогда было рассказывать мне о предстоящем обеде у Треландеров, если она никак не собиралась туда идти?

— Да, — кивнула я, — это и в самом деле очень странно.

— Видите ли, мисс, ее ведь никто не заставлял все это мне рассказывать. Если бы она рассказала это кому-нибудь другому, можно было бы подумать, что она просто пытается напустить туману. Но мне-то зачем оно было нужно? Вот о чем я себя спрашивал, мисс. Иногда я вспоминаю об этом… и мне это до сих пор непонятно.

— Полагаю, какое-то объяснение все же существует, — проговорила я. — Возможно, вы просто ее неправильно поняли.

Ювелир покачал головой. Он не верил в то, что неправильно ее понял. Я тоже. Запись в дневнике Элис полностью оправдывала это неверие.

* * *

На следующий день в гости к Элвин приехала Селестина Нанселлок. Она была верхом, а мы как раз собирались на урок верховой езды. Поэтому она пожелала присоединиться к нам.

— Что ж, Элвин, — сказала я. — Пришло время маленькой репетиции. Посмотрим, сможешь ли ты удивить мисс Нанселлок так же, как ты собираешься удивить своего отца.

Когда мы приехали на пустошь, Элвин продемонстрировала свои достижения в искусстве верховой езды, чем привела Селестину в крайнее изумление.

— Вы совершили настоящее чудо, мисс Ли, — растерянно проговорила она.

— Надеюсь, ее отец обрадуется. Элвин собирается участвовать в состязаниях на конном празднике.

— Думаю, он будет счастлив.

— Пожалуйста, ничего не говорите ему заранее. Мы хотим, чтобы это стало для него сюрпризом.

Селестина улыбнулась.

— Я уверена, что он будет очень вам благодарен.

— Хотелось бы думать, что он останется доволен.

Она еще раз улыбнулась, и я почувствовала, что она как-то по-особенному смотрит на меня.

— Кстати, мисс Ли, я хотела поговорить с вами о моем брате Питере и этой истории с Джасинт.

Я слегка покраснела и сама на себя за это разозлилась.

— Мне известно, что он подарил вам эту лошадь, а вы вернули ее как чрезмерно ценный дар.

— Я действительно не могла его принять… К тому же мне не по средствам содержать лошадь.

— Конечно. Боюсь, Питер об этом не подумал. Но он необычайно щедр, другого такого человека просто не существует. И он боится, что оскорбил вас.

— Пожалуйста, передайте мистеру Нанселлоку, что он меня ничуть не обидел. Если мистер Нанселлок поставит себя на мое место, то поймет, почему я не могу принять его подарок.

— Я ему все объяснила. Питер вами восхищается, мисс Ли, но у него были и свои особые мотивы. Мой брат хотел отдать Джасинт в хорошие руки. Вы же знаете, что он решил покинуть Англию.

— Да, он говорил об этом.

— Полагаю, Питер продаст часть лошадей. Я оставлю себе парочку, но содержать целую конюшню только для себя слишком дорого, да и не имеет никакого смысла.

— Наверное, вы правы.

— Питер увидел вас на Джасинт и подумал, что вы были бы для нее достойной хозяйкой. Поэтому он и хотел вам ее отдать. Он очень любит эту лошадь.

— Ясно.

— Мисс Ли, а вы хотели бы иметь такую лошадь?

— А кто бы не хотел?

— Что, если я спрошу Коннана, нельзя ли поставить Джасинт в его конюшню, чтобы вы могли на ней ездить? Как вы на это смотрите?

— Вы очень добры, мисс Нанселлок, и я высоко ценю ваше побуждение, как и стремление вашего брата порадовать меня, — решительно ответила я, — но я не желаю, чтобы мне оказывались какие-то особые услуги. У мистера Тре-Меллина очень много отличных лошадей, которые вполне соответствуют его потребностям. И я против того, чтобы ко мне относились по-особому.

— Вижу, вы хорошо знаете, чего хотите, — кивнула она. — И еще то, что вы очень горды.

Селестина слегка наклонилась в седле и коснулась моей руки. Ее глаза подернулись поволокой, будто на них навернулись слезы. Моя позиция ее тронула. Она поняла и оценила по достоинству то, что гордость была, по сути, моим единственным достоянием.

Я начала понимать, почему Элис подружилась с ней. Она могла бы стать и моей подругой, поскольку никогда и никоим образом не выказала свое пренебрежение моим социальным статусом.

Когда-нибудь я расскажу ей о своем открытии относительно Элис. Но не сейчас. Я была, по определению ее брата, колючей, как еж. И всполошенной. Так что в тот момент мне никак не хотелось рисковать.

Элвин присоединилась к нам, и Селестина еще раз выразила бурный восторг по поводу ее успехов в верховой езде. Затем мы вернулись домой. Чай нам подали в пуншевой комнате.

Какой замечательный день!

* * *

Коннан Тре-Меллин вернулся домой в самый канун конного праздника. Я была рада, что он не появился раньше, потому что Элвин могла выдать себя своим волнением. Мне предстояло участвовать в одном из состязаний, которое называлось смешанным, так как в нем позволено было участвовать женщинам.

Тапперти, который знал о моем участии в празднике, категорически возражал против того, чтобы я садилась на Диона.

— Что вы, мисс, это никак невозможно! Вот если бы вы взяли Джасинт, когда вам ее хотели подарить, тогда вы бы уж точно получили первый приз. Эта кобыла создана для побед. Старина Дион — хороший и надежный конь, но он никоим образом не чемпион. Как вы смотрите на Ройял Ровера?

— А что, если мистер Тре-Меллин будет возражать?

Тапперти хитро подмигнул мне.

— Не будет. Хозяин поедет на Майской Заре, так что старина Ровер будет свободен. Ну а если, паче чаяния, хозяин и скажет мне: «Оседлай-ка для меня Ройял Ровера, Тапперти», что ж, тогда я, так и быть, оседлаю ему Ровера, а для вас, мисс, останется Майская Заря. Хозяин любит, когда его лошади побеждают.

Очень хотелось блеснуть перед Коннаном Тре-Меллином, поэтому я приняла предложение Тапперти. В конце концов, обучая верховой езде дочь хозяина, я вольна брать любую из лошадей, разумеется, заручившись согласием старшего конюха.

Вечером накануне праздника я подарила Элвин брошь. Подарок вызвал неописуемый восторг.

— Это хлыст! — воскликнула она.

— Ты заколешь им свой галстук, — пояснила я, — и надеюсь, он принесет тебе удачу.

— Обязательно принесет, мисс, я это точно знаю!

— Не стоит чересчур на это рассчитывать. Запомни, удача приходит только к тем, кто ее действительно заслужил.

И процитировала первые строки старинного стихотворения, которое нам с Филлидой рассказывал отец.

— Так вот… А когда будешь прыгать, — продолжила я, — не забудь, что нужно идти в прыжок только вместе с Принцем.

— Не забуду.

— Волнуешься?

— Не могу дождаться. Время тянется так медленно.

— Ты и не заметишь, как оно пролетит.

Этим вечером, зайдя пожелать ей спокойной ночи, я присела на краешек кровати, и мы долго беседовали о завтрашнем празднике.

Девочка явно была перевозбуждена. Я пыталась ее успокоить, сказала, что она обязательно должна поспать, иначе утром будет выглядеть сонной и уставшей.

— Но как же я могу заснуть, мисс, если мне совершенно не хочется спать? — спросила она.

Я могла гордиться своими достижениями. Несколькими месяцами ранее, когда я только прибыла в «Маунт Меллин», эта девчушка боялась даже сесть на лошадь, а сейчас она с таким нетерпением ждет начала состязаний…

При этом я предпочла бы, чтобы Элвин все же не сосредотачивалась так на своем отце.

Она так страстно жаждала его одобрения, что это стремление окрашивалось оттенком разрушающего чувства тревоги.

Я пошла в свою комнату и вернулась с книгой стихов Генри Лонгфелло.

Сев рядом с кроватью, начала читать вслух. Ничто так не успокаивает душу и разум, как эпическая поэма «Песнь о Гайавате».

Я часто вспоминала строки из этого произведения, когда мне не удавалось уснуть. И тогда я чувствовала, как события мира, в котором я живу, отходят на второй план, а я отправляюсь в скитания по первобытным лесам, где «стремительные реки… в пропасти срываются».

Стихи буквально струились с моих уст, создавая образы в воображении Элвин. Она забыла о конном празднике… о своих страхах и надеждах, сидя с маленьким Гайаватой у ног доброй Нокомис… а затем она уснула.

* * *

Проснувшись, я увидела за окном густой туман. Он плотной пеленой окутывал пальмы, а на иголках сосен оставлял сверкающие капли влаги.

— Надеюсь, он рассеется до обеда, — проговорила я с надеждой в голосе.

Туман стоял неподвижно. Дом, где все только и думали о конном празднике, был погружен в тревожное ожидание. Участие в этом мероприятии было традицией, как сообщила мне Китти, потому что хозяин всегда входил в состав жюри, а Билли Трехэй и кое-кто из конюхов азартно боролись за призовые места.

— Хозяин любит, когда его лошади выигрывают, — поведала Китти, — но говорят, что он больше придирается к своим, чем к чужим…

Мы с Элвин выехали сразу после ленча. Она была верхом на Черном Принце, а для меня оседлали Ройял Ровера. Чувствовать под седлом хорошую лошадь было необыкновенно приятно, и я волновалась не меньше Элвин. Боюсь, я так же, как и моя ученица, стремилась отличиться в глазах Коннана Тре-Меллина.

Конный праздник проводился в поле неподалеку от деревенской церкви. Когда мы прибыли туда, уже начала собираться толпа. Вскоре мы с Элвин расстались, потому что состязание, в котором мне предстояло участвовать, значилось в списке одним из первых, а она должна была выступать в самом конце праздника, вместе с остальными детьми.

Начало было назначено на два часа пятнадцать минут, но, как всегда, вышла заминка, и добрых двадцать минут мы ожидали объявленного начала.

Туман немного рассеялся, но небо по-прежнему затянуто свинцовыми тучами. Погоду можно с полным на то основанием назвать промозглой. Море относительно спокойно, хотя крики чаек казались более тоскливыми, чем обычно.

Наконец-то прибыли Коннан и другие судьи, трое весьма уважаемых в округе людей. Коннан приехал верхом на Майской Заре, как я и ожидала, поскольку мне достался Ройял Ровер.

Деревенский оркестр заиграл мелодию местного гимна. Все вытянулись в струнку и запели:

Этот исполняемый с таким рвением гимн, разносящийся по окутанному туманом полю, произвел на меня неизгладимое впечатление.

И тут я заметила малышку Джиллифлауэр. Она стояла возле Дэйзи и пела вместе со всеми. Вдруг знакомый голос произнес над самым ухом:

— Да это же сама мисс Ли!

Я обернулась и увидела Питера Нанселлока, восседающего на Джасинт.

— Добрый день, — ответила я, не сумев отвести взгляд от его лошади.

У меня на спине был приколот номер.

— Выходит, мне придется соревноваться с вами в первом же состязании! — воскликнул Питер Нанселлок.

— Так значит, вы тоже в нем участвуете?

Он повернулся, и я увидела номер на его спине.

— У меня нет шансов, — вздохнула я.

— Соревнуясь со мной?

— Соревнуясь с Джасинт.

— Мисс Ли, вы имели полную возможность…

— Вы, должно быть, сошли с ума, когда сделали то, что сделали. Конюхи до сих пор успокоиться не могут.

— Кого волнует болтовня конюхов?

— Меня.

— В таком случае, вам изменяет хваленый здравый смысл.

— Гувернантка не должна игнорировать мнение окружающих.

— Вы — необычная гувернантка.

— Знаете что, мистер Нанселлок, — улыбаясь, заметила я, — мне кажется, что все гувернантки в вашей жизни были необычными. Возможно, будь они совершенно обычными, вы бы их попросту не замечали.

Я слегка тронула каблуком Ройял Ровера и поскакала на исходную позицию.

Началось первое состязание. Питер выступал раньше меня. Наблюдая за тем, как он кружит по полю, я подумала, что они с Джасинт выглядят единым целым. Как кентавр. Когда-то вроде бы существовали создания с торсом и головой человека на конском теле…

— Великолепно! — воскликнула я, восхищаясь тем, как непринужденно и легко он берет препятствия. Да и как могло быть иначе, подумала я, на такой-то кобыле!

Окончание его выступления сопровождалось бурными аплодисментами.

Подошла и моя очередь.

В ложе судей я увидела Коннана Тре-Меллина. И прошептала: «Ройял Ровер, помоги мне. Я очень хочу, чтобы ты победил Джасинт. Хочу получить этот приз. Хочу показать Коннану Тре-Меллину, что тоже кое-что умею. Помоги мне, Ройял Ровер!»

Чуткие уши насторожились, и Ройял Ровер, гарцуя, двинулся вперед. Я поняла, что он услышал и откликнулся на призыв.

— Ну, давай же, Ровер, — прошептала я. — Мы можем это сделать!

И мы безупречно исполнили всю программу, после чего толпа взорвалась аплодисментами.

Когда выступили все участники этого вида состязаний, были оглашены результаты. Это очень хорошо, потому что людям интересно узнавать их непосредственно после выступления, а не ждать окончания всего праздника.

— А вот тут мы испытали трудности, — проговорил Коннан Тре-Меллин. — Два участника получили максимальное количество очков. Это довольно необычно, но я счастлив сообщить вам, что победителями являются леди и джентльмен, мисс Марта Ли на Ройял Ровере и мистер Питер Нанселлок на Джасинт!

Пустив лошадей рысью, мы приблизились к судейской ложе.

— Приз представляет собой серебряную вазу для цветов, — продолжал Коннан. — Как нам ее разделить? Это практически невозможно сделать, поэтому ваза достается даме.

— Справедливо, — откликнулся Питер.

— Зато ты получаешь серебряную ложку, — добавил Коннан. — В качестве утешительного приза.

Мы приняли из его рук свои награды. Вручая мне вазу, Коннан улыбался и выглядел очень довольным.

— Превосходное выступление, мисс Ли. Я и не догадывался, что Ройял Ровер на такое способен.

Я похлопала Ровера по шее и больше для него, чем для кого-либо еще произнесла:

— Лучшего партнера и желать невозможно.

Затем мы с Питером вернулись в толпу зрителей, я — со своей вазой, он — со своей ложкой.

— Выступая на Джасинт, вы гарантированно стали бы единоличной победительницей.

— Мне, так или иначе, пришлось бы соревноваться с вами и какой-нибудь другой лошадью.

— Джасинт победила бы кого угодно… вы только взгляните на нее. Ведь она само совершенство. А впрочем, вы ведь все равно получили свою вазу.

— Я всегда буду помнить о том, что она не совсем моя.

— Когда будете ставить в нее розы, подумайте с улыбкой: «Часть этой вазы принадлежит… кстати, как его звали? Он всегда был так обходителен со мной, а я отвечала ему холодной несправедливостью. Жаль, что уже ничего нельзя исправить…»

— Я редко забываю имена, и мне не в чем себя упрекнуть относительно моего поведения с вами.

— Существует очень простое и приятное решение проблемы с этой вазой. Что, если мы поселимся вместе? В нашем общем доме она стояла бы на почетном месте. Мы бы с гордостью говорили: «Это наша ваза!» — и были бы безмерно довольны этим фактом.

Подобное легкомысленное отношение к столь серьезной теме меня не на шутку рассердило.

— Сомневаюсь, что мы были бы столь же довольны всем остальным.

И поскакала прочь.

* * *

Во время выступления Элвин я хотела находиться поближе к жюри, чтобы наблюдать за выражением лица Коннана. Хотела быть рядом, когда она будет получать свой приз. А я была уверена, что все будет именно так, потому что девочка всем сердцем стремилась к победе и так упорно тренировалась… Да, все будет именно так, а не иначе!

Начались соревнования начального уровня для восьмилеток. Наблюдая за выступлениями маленьких мальчиков и девочек, я сгорала от нетерпения, ожидая появления Элвин. Но она так и не появилась. Состязания окончились, и были объявлены результаты.

Меня тошнило от разочарования. Так значит, Элвин в последний момент запаниковала. Все мои труды оказались напрасными. Ее страхи вернулись и заставили отказаться от своей дерзкой, но вполне осуществимой мечты.

Во время вручения призов я отправилась на поиски Элвин, но ее нигде не было. Тогда мне пришло в голову, что она могла вернуться домой. Я представила себе, как девочка, должно быть, сейчас несчастна. После всех наших разговоров, после всех занятий она смалодушничала. В критический момент решимость покинула ее…

Теперь собственный триумф казался мне мелким и ничтожным. Нужно было как можно скорее разыскать Элвин и, если потребуется, утешить ее, так как я не сомневалась в том, что сейчас она как никогда более нуждается в моих утешениях.

Я вернулась в «Маунт Меллин», повесила седло и уздечку на крюк, затем обтерла и напоила Ройял Ровера. Он начал мирно жевать сено в своем стойле, а я бросилась бежать к дому.

Там было очень тихо, и я догадалась, что все, кроме миссис Полгрей, отправились на праздник. Сама миссис Полгрей, должно быть, дремлет в своей комнате.

Войдя к себе, я громко окликнула Элвин.

Ответа не последовало. Детская оказалась пуста. Возможно, она не возвращалась сюда… Тут я припомнила, что не заметила в конюшне Принца. Но я ведь не заглядывала в его стойло… Впрочем, проходя мимо, невозможно было бы не заметить…

Нужно вернуться на праздник, подумала я. Она, наверное, еще там.

И тут я почувствовала, что кто-то находится в покоях Элис. Не знаю, почему возникло это чувство. Возможно, какая-то тень скользнула по стеклу того окна. Так или иначе, но я была убеждена, что там кто-то есть.

Не задумываясь над тем, что буду делать, обнаружив того, кто туда проник, я бегом направилась в комнаты Элис. Мои ботинки для верховой езды гулко грохотали по галерее. Я распахнула дверь гардеробной и закричала:

— Кто здесь?! Кто здесь?!

В комнате никого не было, но в эту долю секунды я заметила, как закрылась дверь между гардеробной и спальней.

Мне почудилось, что это могла быть Элвин. Я должна была ее найти, и все страхи, которые могли бы меня остановить, в этот момент исчезли бесследно… Но в спальне тоже никого не было. Мертвая, звенящая тишина… Следующая дверь вела еще в одну гардеробную, тоже пустую и, казалось, давно покинутую своими хозяевами. Войдя в очередную дверь, я поняла, что оказалась в спальне Коннана. Галстук, который я видела на нем сегодня утром, был небрежно брошен на туалетный столик. За приоткрытой дверцей одного из шкафов можно было различить мужской халат и домашние туфли.

При виде этих вещей я покраснела и вдруг поняла, что вторглась в ту часть дома, где не имела права находиться.

Но кто-то входил сюда до меня, и это был не Коннан. Я бросилась к следующей двери и опять очутилась на галерее.

Здесь тоже не было ни души.

Кто находился в комнате Элис? Что за привидение обитает в этом доме?

— Элис! — вслух произнесла я. — Это ты, Элис?

Затем спустилась вниз и направилась в конюшню. Там поспешно оседлала Ройял Ровера и едва успела вывести его из ворот, когда увидела скачущего к дому Билли Трехэя.

— Ох, мисс, произошел несчастный случай, ужасный несчастный случай.

— Что? Что случилось?!

— Мисс Элвин. Она упала во время прыжка.

— Но она же не участвовала в соревнованиях! — воскликнула я.

— Нет, участвовала. Со старшими детьми. Препятствие было высоким. Принц зацепился и упал. Они покатились вместе…

Я закрыла лицо руками и разрыдалась.

— Они искали вас, мисс, — пробормотал парень.

— А где она сейчас?

— Там, в поле. Они боятся ее трогать. Ее укутали и теперь ждут доктора Пенджелли. Мисс Элвин, наверное, сломала несколько костей. Там ее отец. Он все время повторял: «Где же мисс Ли?» Я искал вас… Наверное, надо бы туда поехать, мисс…

Я повернула Принца и поскакала бешеным аллюром вниз по холму. Всю дорогу до деревни я молилась и упрекала Элвин.

— О, Господи, пусть все будет хорошо! О, Элвин, какая же ты глупышка! Простых прыжков было бы вполне достаточно. Он и так был бы доволен. Высокие прыжки могли подождать до следующего года. Элвин, моя бедная, бедная девочка… Это он виноват, это его вина. Если бы он был нормальным отцом, ничего такого бы не произошло…

Никогда не забуду эту картину. Лежащая на траве Элвин, люди, окружившие ее, и еще толпа поодаль. Все дальнейшие состязания были отменены.

На мгновение я похолодела, решив, что она умерла.

Коннан поднял ко мне застывшее лицо.

— Мисс Ли, — заговорил он, — я рад, что вы приехали. У нас произошел несчастный случай. Элвин…

Не обращая на него внимания, я упала на колени возле девочки.

— Элвин… родная моя…

И тут она открыла глаза, при этом ничем не напоминая мою маленькую своенравную ученицу. Это был всего лишь растерянный и испуганный ребенок.

Но затем Элвин улыбнулась.

— Не уходи…

— Нет, я останусь здесь, с тобой.

— Ты ушла… раньше… — прошептала она, и мне пришлось очень низко наклониться, чтобы расслышать ее слова.

Я поняла. Она обращалась не к Марте Ли, своей гувернантке.

Она видела Элис.

 

Глава 6

Прибыл доктор Пенджелли. Он установил перелом большой берцовой кости, но не мог гарантировать, что девочка не получила других серьезных повреждений. Затем вправил сломанную кость и в своем экипаже доставил Элвин в «Маунт Меллин». Мы с Коннаном в молчании последовали за ними. Элвин отнесли в ее комнату, и доктор дал ей болеутоляющее.

— Теперь, — вздохнул он, — остается только ждать. Через несколько часов я еще раз к ней загляну. Вполне возможно, ребенок страдает от острого шока. Пока что ее необходимо укрыть потеплее. Она должна проспать несколько часов. Только после этого можно будет сказать, насколько серьезен этот шок.

Когда доктор ушел, Коннан обратился ко мне:

— Мисс Ли, я хотел бы с вами поговорить. Вы не могли бы спуститься в пуншевую комнату… прямо сейчас… пожалуйста.

Я проследовала за ним, и он продолжил:

— Мисс Ли, мы должны постараться сохранять спокойствие.

Я вдруг поняла, что он впервые видит меня в столь возбужденном состоянии. Возможно, он вообще считал, что я не способна на глубокие чувства.

— Мне трудно относиться к своей подопечной с тем же хладнокровием, с каким вы относитесь к собственной дочери, мистер Тре-Меллин, — неожиданно вырвалось у меня.

Я была так испугана и встревожена, что мне хотелось кого-нибудь обвинить в случившемся. Поэтому я обвинила его.

— Что заставило ее пойти на это? — спросил он.

— Вы заставили! — выпалила я. — Вы!

— Я?! Но я даже предположить не мог, что она делает такие успехи…

Позднее я поняла, что во время этого разговора находилась на грани истерики. Элвин, конечно же, получила какие-то ужасные травмы, а если и нет, то все равно уже никогда не согласится сесть в седло. Мои методы были изначально неправильны. Не следовало пытаться преодолеть ее страх перед лошадьми. Я завоевывала ее любовь, расчетливо использовав стремление ребенка обратить на себя внимание собственного отца.

Мне никак не удавалось освободиться от ужасного чувства вины. «В этом доме произошла трагедия, — говорила я себе. — Кто ты такая, чтобы вмешиваться в судьбы этих людей? Чего ты добиваешься? Хочешь изменить Элвин? Ее отца? Раскрыть тайну Элис? Кто ты такая и что о себе вообразила? Ты кто — Господь Бог?»

Но при этом я не возлагала вину исключительно на себя, а искала козла отпущения. Во всем он виноват, говорила я себе. Если бы он был другим, этого бы не произошло. Да-да, именно так.

Я утратила контроль над своими чувствами, а когда это происходит с уравновешенными людьми, их эмоциональные всплески бывают гораздо более яркими, чем у заведомых истериков.

— Еще бы! — воскликнула я. — Откуда вам это было знать?! Ведь вы никогда не проявляли к этому ребенку ни малейшего интереса! Ваше пренебрежительное отношение разбивало ей сердце! Именно поэтому она пошла на то, к чему еще не была готова!

— Моя дорогая мисс Ли, — пробормотал он. — Моя дорогая мисс Ли…

Он в полной растерянности смотрел на меня.

А мне какое дело? Да, меня уволят, но ведь я все равно потерпела поражение. Я попыталась совершить невозможное — вывести этого человека из состояния эгоистического безразличия и заставить его полюбить свою маленькую дочь. И чего я добилась? Ничего. К тому же, возможно, ребенок теперь останется на всю жизнь калекой. И я еще смею быть недовольной поведением других!

Но все равно продолжала винить его, и уже было все равно, что и как говорю.

— Когда я приехала сюда, — вопила я, — мне не потребовалось много времени, чтобы понять истинное положение дел! Эта бедная, утратившая мать девочка попросту изголодалась! О, я знаю, что ее кормили бульоном, хлебом, маслом, и все это она получала через положенные промежутки времени, но кроме физического голода существует еще и голод души! Она изголодалась по ласке и любви, на которую вправе была рассчитывать! Как вы сами убедились, чтобы завоевать любовь отца, она даже готова была рискнуть жизнью!

— Мисс Ли, пожалуйста, умоляю вас, успокойтесь… Вы хотите сказать, что Элвин сделала это…

Но я не позволила ему закончить.

— Она сделала это ради вас! Надеялась, что вас это обрадует. Она упорно работала много недель подряд! О, как упорно она работала!

— Понятно, — произнес он. Затем извлек из кармана платок и вытер мои глаза. — Вы не отдаете себе в этом отчета, мисс Ли, — почти нежно продолжал он, — но по вашим щекам катятся слезы.

Я забрала у него платок и порывистыми движениями вытерла лицо.

— Это слезы гнева.

— И горя. Дорогая мисс Ли, я вижу, вы очень привязались к Элвин.

— Она всего лишь дитя, — ответила я, — и заботиться о ней — моя работа. Видит Бог, этого почти никто не желает делать.

— Я понимаю, — продолжал он, — что мое поведение заслуживает всяческого порицания.

— Как вы могли… ведь у вас есть сердце? Это же ваша собственная дочь! Она потеряла мать. Разве вы не понимаете, что в этом случае она особенно нуждалась в заботе и ласке?!

И тут он произнес нечто совершенно удивительное.

— Мисс Ли, вы приехали сюда учить Элвин, но я думаю, что очень многому научили и меня.

Я в изумлении смотрела на него, судорожно зажав в руке платок, мокрый от слез.

В этот момент вошла Селестина Нанселлок.

Она удивленно воззрилась на меня, но это длилось лишь секунду, после чего спросила дрожащим голосом:

— Что это за ужасное событие, о котором мне сообщили?

— Несчастный случай, Селеста, — глухо проговорил Коннан. — Элвин упала с лошади.

— О нет! — вскрикнула Селестина. — А что… а где?..

— Она сейчас в своей комнате. Пенджелли вправил сломанную ногу. Бедная девочка. Она спит. Он дал ей успокоительное. Через несколько часов заедет снова.

— Но насколько серьезно?..

— Пока еще нельзя сказать ничего определенного. Но я уже видел подобные случаи. Думаю, с ней все будет в порядке.

Я не могла понять, говорит ли он это серьезно или же просто пытается успокоить Селестину, которую повергло в ужас сообщение о несчастье с Элвин. Я прониклась нежностью к этой девушке, которая, похоже, была здесь единственным человеком, по-настоящему любившим Элвин.

— Бедная мисс Ли очень переживает, — продолжал Коннан. — По-моему, она винит себя в случившемся. Я пытаюсь уверить ее, что вовсе так не считаю…

Я во всем виновата! Как можно обвинять меня в том, что я научила девочку ездить верхом? А поскольку она научилась этому, что плохого было в том, что она захотела участвовать в состязаниях? Нет, это все ваша вина, опять чуть было не выкрикнула я. Если бы не он, она вполне довольствовалась бы тем, что умеет.

С вызовом в голосе я произнесла:

— Элвин так стремилась произвести впечатление на своего отца, что попыталась выполнить непосильную задачу. Это стремление и привело к столь тяжким последствиям.

Селестина опустилась в кресло и закрыла лицо руками. Перед моими глазами промелькнула сцена, свидетелем которой я стала на кладбище: Селестина, стоявшая на коленях у могилы Элис. Бедная Селестина, подумала я, она любит Элвин как собственного ребенка, потому что у нее нет своих детей и, наверное, как она считает, никогда не будет…

— Нам остается только ждать, — со вздохом произнес Коннан.

— Я, пожалуй, пойду к себе, — сказала я.

Но Коннан покачал головой.

— Нет, останьтесь здесь, мисс Ли. Побудьте с нами. Я ведь знаю, как вы ее любите.

Я взглянула на амазонку, в которую по-прежнему была облачена, амазонку Элис, и заметила:

— Полагаю, мне следует переодеться.

Мне показалось, что в этот момент он посмотрел на меня другими глазами. Возможно, и Селестина тоже. Если бы они не смотрели на мое лицо, им могло показаться, что перед ними стоит Элис.

Мне нужно было как можно скорее переодеться, поскольку в сером хлопчатобумажном платье с наглухо застегнутым лифом я опять стану гувернанткой, и это поможет мне совладать наконец со своими эмоциями.

— Но когда переоденетесь, мисс Ли, вернитесь, пожалуйста, сюда. Я хотел бы видеть вас здесь, когда вернется доктор, — мягко произнес он.

Я поспешила к себе и там сменила амазонку Элис на свое серое платье, которое действительно помогло мне обрести утраченное равновесие. Но не избавило от чувства вины. Впрочем, и от многих других чувств, разъедающих смятенную душу.

В зеркале я видела лицо, искаженное горем и тревогой.

Дэйзи принесла горячую воду. Она собиралась было поболтать, но увидев, что я расстроена, быстро удалилась.

Я умылась и после этого спустилась в пуншевую комнату, чтобы вместе с Коннаном и Селестиной дожидаться приезда доктора Пенджелли.

* * *

Казалось, прошло очень много времени, прежде чем доктор, наконец, появился. Мы с Селестиной и Коннаном пили чай. Тогда я не усмотрела в этом ничего необычного, но позже изумилась, вспомнив об этом чаепитии. Похоже, несчастный случай заставил их совершенно забыть о том, что я всего лишь гувернантка. Я хочу сказать, что забыл об этом Коннан. Селестина же всегда держалась со мной на равных.

Коннан, похоже, напрочь забыл о моей вспышке. Он был со мной чрезвычайно предупредителен, а кроме того, в его поведении появилась какая-то несвойственная ему ранее мягкость. Видимо, он хотел избавить меня от чувства вины или хотя бы пригасить это чувство, понимая, что я с таким неистовством накинулась на него именно потому, что страдала от осознания своей причастности к тому, что случилось с Элвин.

— Она справится с этим, — уверенно заявил он. — И снова захочет сесть на лошадь. Когда я был лишь немногим старше, чем она сейчас, со мной произошел несчастный случай, еще опаснее этого. Я сломал ключицу и еще много недель не мог ездить верхом. Но как я мечтал вновь оказаться в седле!

Селестина содрогнулась.

— Если после этого она опять захочет ездить верхом, я сойду с ума.

— Ах, Селеста, дай тебе волю, ты бы ее завернула в вату и спрятала в шкаф. И что дальше? После первого же выхода на улицу она бы простудилась и умерла. Детей нельзя чрезмерно кутать и нянчить. Им, в конце концов, предстоит иметь дело с окружающим миром… Что на это скажет наш эксперт?

Он взглянул на меня.

— Думаю, из них нельзя делать неженок. Но если дети по-настоящему противятся чему-либо, я не думаю, что их следует к этому принуждать.

— Но ее никто не принуждал ездить верхом.

— Она это делала очень охотно, — согласилась я. — Но не могу сказать, что ее к этому побуждало больше — любовь к верховой езде или страстное желание заслужить ваше одобрение.

— Но разве желание порадовать родителей не является похвальным? — почти небрежно поинтересовался Коннан.

— Ребенок не должен рисковать жизнью ради отцовской улыбки.

В моей груди снова закипал гнев, а пальцы впились в серый подол платья, как будто пытаясь мне напомнить, что это уже не амазонка Элис. В сером платье я была гувернанткой, а гувернанткам не пристало навязывать окружающим свое мнение.

Их обоих удивило мое замечание, а я продолжила:

— Способности Элвин достаточно многогранны. Мне кажется, она обладает талантом художника, и я уже давно собираюсь спросить у вас, мистер Тре-Меллин, не согласитесь ли вы рассмотреть вероятность дополнительных уроков рисования для Элвин.

В комнате повисла напряженная тишина, и я спросила себя, почему на их лицах появилось выражение испуга. Но я продолжала гнуть свою линию.

— Я уверена, что она очень одаренная девочка и что ее таланты нуждаются в поддержке и развитии.

— Мисс Ли, вы отвечаете за образование Элвин, и вам, конечно, виднее, но все же почему вы считаете необходимым привлечение и других учителей? — медленно произнес Коннан.

— Потому что, — дерзко ответила я, — у нее имеется особый талант. Я уверена, что если вы согласитесь на специальные уроки рисования, это сделает ее жизнь намного интереснее и богаче. Но эти уроки ей должен давать мастер своего дела. Я ведь всего лишь гувернантка, мистер Тре-Меллин. Я не художница.

— Мы подумаем об этом как-нибудь в другой раз.

Коннан сменил тему разговора, а вскоре приехал доктор. Пока он и Селестина находились с доктором у постели Элвин, я ожидала в коридоре.

Воображение рисовало сотни самых ужасных ситуаций. Я представляла себе, что Элвин умирает от полученных повреждений. Видела себя, навсегда покидающей «Маунт Меллин». Если бы пришлось это сделать, я бы никогда не избавилась от ощущения невосполнимой утраты… Элвин, навсегда оставшаяся калекой, еще более трудный, чем когда-либо прежде, ребенок, угрюмое и несчастное маленькое существо… Рядом я увидела себя, решившую посвятить ей свою жизнь. Что и говорить, безрадостная картина.

Селестина вышла в коридор и присоединилась ко мне.

— Это ожидание просто невыносимо, — пожаловалась она. — Быть может, следовало бы пригласить другого врача. Доктору Пенджелли уже шестьдесят. Боюсь, что…

— Мне кажется, он знает свое дело, — заметила я.

— Я хочу, чтобы ею занимались самые лучшие врачи. Если с ней что-нибудь случится…

Она кусала губы, в ее глазах читалось страдание. Как странно, что эта девушка, взирающая на окружающий мир с невозмутимым спокойствием, столь эмоциональна во всем, что касается Элис и ее дочери!

Мне захотелось обнять и утешить ее, но я, памятуя о своем положении, воздержалась от подобных порывов.

Дверь отворилась, из нее вышли доктор Пенджелли и Коннан. Доктор улыбался.

— Ушибы, — довольно беспечно, как мне показалось, произнес он, — перелом большой берцовой кости. Все остальное… можно не брать в расчет.

— Слава Богу! — воскликнула Селестина, и я эхом повторила ее слова.

— Через день-два ей станет значительно лучше. Останется лишь подождать, пока срастется сломанная кость. У детей это происходит быстро. Так что беспокоиться не о чем.

— Можно нам войти к ней? — нетерпеливо поинтересовалась Селестина.

— Разумеется. Она сейчас не спит и спрашивала о мисс Ли. Через полчаса я дам ей очередную порцию лекарства. Это обеспечит ей крепкий ночной сон. Уже наутро она почувствует заметное облегчение.

Мы вошли в детскую. Элвин лежала на спине и выглядела совершенно больной. Увидев меня, она еле заметно улыбнулась.

— Здравствуйте, мисс.

Селестина встала около кровати на колени, схватила ее руку и покрыла поцелуями. Я стояла с противоположной стороны кровати, и девочка неотрывно смотрела на меня.

— Я не смогла этого сделать, — прошептала она.

— Что ж, это была очень смелая попытка.

Коннан стоял в ногах кровати.

— Отец гордится тобой, — продолжала я.

— Он думает, что я просто дурочка.

— Ничего подобного! — возмущенно воскликнула я. — Он пришел, чтобы лично тебе об этом сказать. — Коннан обошел кровать и стал рядом со мной. — Он гордится тобой. И сам мне об этом сказал. А еще сказал, что твоя неудача не имеет никакого значения, ведь самое главное — то, что ты попыталась, а значит, в следующий раз у тебя все получится!

— Правда? Правда?

— Да, это правда! — опять воскликнула я, и на этот раз в моем голосе прозвучали гневные нотки, потому что Коннан хранил молчание, а девочка ждала от него подтверждения моих слов.

И тут он заговорил.

— Ты молодчина, Элвин! Я действительно горжусь тобой.

Слабая улыбка появилась на ее бледных губах.

— Мисс, о мисс… — прошептала она, а затем: — Вы ведь не уйдете, правда? Я не хочу, чтобы и вы ушли.

Я опустилась на колени, взяла ее руку и поцеловала. По моим щекам опять катились слезы.

— Я не уйду, Элвин! — воскликнула я. — Я всегда буду с тобой. — Подняв голову, я встретилась взглядом с Селестиной. И поспешила внести поправку в свои слова: — Я не уйду, пока буду тебе нужна…

* * *

Когда она уснула, мы покинули комнату и я направилась было к себе, но Коннан остановил меня.

— Пройдемте с нами в библиотеку, мисс Ли. Доктор хочет рассказать о лечении Элвин.

И мы отправились в библиотеку.

— Я буду приезжать каждый день, — заявила Селестина. — Честно говоря, Коннан, быть может, мне следует пожить здесь, пока она не поправится…

— Вам обеим следует позаботиться о том, чтобы ребенок не скучал, — произнес доктор Пенджелли. — Нельзя допустить, чтобы она тосковала, пока будет срастаться кость.

— Мы развлечем ее, доктор, — пообещала я. — А как насчет питания?

— Денек-другой только самая легкая пища. Рыба, приготовленная на пару, молочный пудинг, заварной крем и все в таком духе. Но потом можете давать ей все, что она пожелает.

У меня отлегло от сердца. От такой быстрой смены настроений кружилась голова.

Коннан заверил Селестину, что нет никакой необходимости переезжать ей в «Маунт Меллин», так как мисс Ли, вне всякого сомнения, замечательно справится со своей задачей, и при этом, конечно же, мисс Ли просто счастлива знать, что в любой момент она может обратиться к Селестине за помощью.

— Ну что ж, Коннан, — вздохнула Селестина. — Может быть, это действительно к лучшему. Люди ведь так любят совать нос не в свои дела. И если бы я переехала сюда… это все, конечно, смехотворно, но, полагаю, нашлись бы желающие посудачить.

Да, если бы Селестина поселилась, пусть даже на короткое время, в «Маунт Меллине», окружающие немедленно сделали бы свои выводы. В то же время тот факт, что я, сверстница Селестины, но наемный работник Коннана, живу под одной с ним крышей, никого не интересует. Я относилась к другой социальной категории.

— Как ты сюда приехала? — спросил он.

— Верхом.

— Отлично, я провожу тебя домой.

— Спасибо, Коннан, это так мило с твоей стороны. Но я могу вернуться и одна, если ты предпочел бы…

— Вздор! Я еду с тобой. — Он обернулся ко мне. — Что же касается вас, мисс Ли, то вы, я вижу, совершенно измучены. Вам следовало бы отправиться в постель и хорошенько выспаться.

Я была убеждена, что все равно не усну, и эта убежденность, видимо, отразилась на моем лице, потому что доктор тут же произнес:

— Я дам вам специальную настойку, мисс Ли. Полагаю, что могу твердо пообещать крепкий и спокойный сон до самого утра.

— Спасибо, — ответила я с искренней признательностью в голосе, потому что чувствовала сильнейшую усталость.

Наутро я вновь стану уравновешенной и уверенной в своих силах гувернанткой, знающей свое место и не терзающейся несбыточными мечтами…

* * *

Меня дожидался поднос с ужином. В числе прочей снеди там было крылышко холодного цыпленка, способное возбудить мой аппетит в любое время, но, пожалуй, только не сегодня.

Я некоторое время смотрела на это крылышко и даже откусила от него кусочек румяной шкурки, но на этом трапеза и закончилась.

Теперь было бы совсем неплохо принять снотворное, врученное доктором Пенджелли, и лечь спать.

Я уже собралась было поступить именно таким образом, когда раздался стук в дверь.

— Войдите, — отозвалась я, и в дверном проеме возникла миссис Полгрей. На ее лице читалось отчаяние.

— Это ужасно, — начала она.

Я поспешила перебить:

— С ней все будет хорошо, миссис Полгрей. Так сказал доктор.

— Да, я об этом слышала, мисс. Дело в другом. Джилли…

— Джилли!

— Она не вернулась домой после праздника, мисс. Я в последний раз видела ее только днем.

— Наверное, гуляет где-нибудь. Интересно, видела ли она…

— Я ничего не понимаю, мисс. Не понимаю, что она делала на празднике. Джилли ведь боится лошадей и старается держаться от них подальше. Я была поражена, узнав, что она пошла на праздник. А теперь… ее нигде нет.

— Но она ведь любит гулять в одиночестве, не правда ли?

— Да, но всегда возвращается к чаю. Я не знаю, что с ней случилось.

— Дом обыскали?

— Да, мисс. Я смотрела везде. Китти и Дэйзи тоже. И Полгрей. Ее в доме нет.

— Я помогу найти ее.

Итак, вместо того чтобы лечь спать, я присоединилась к поискам Джиллифлауэр.

В этот трагический день я уже была готова к чему угодно. Что же могло случиться с малышкой Джилли? Воображение рисовало картины одна другой мрачнее. Девочка забрела на пляж, и ее могло унести приливом. Я представляла себе, как волны выбрасывают маленькое тельце на берег Меллинской бухты, так же как восемью годами ранее выбросили тело ее матери.

Я отмахнулась от этих мыслей. Нет, Джилли просто куда-то забрела и уснула. Я вспомнила, что часто видела ее в лесу. Но если бы она ушла туда, то ни за что бы не заблудилась…

И все же я направилась в лес, выкрикивая на ходу ее имя. Наползавший с моря туман заглушал мой голос, будто окутывая ватой все звуки.

Интуиция подсказывала мне, что девочка находится где-то неподалеку.

Да, действительно, Джилли сидела на траве посреди поляны, окруженной молоденькими елочками.

Видимо, эта поляна служила ей своего рода убежищем.

— Джилли! — окликнула я. — Джилли! — Услышав мой голос, она вскочила на ноги и уже бросилась было бежать, но заколебалась, когда я мягко обратилась к ней: — Джилли, все хорошо. Я здесь одна, и я тебя не обижу.

Со своими белыми волосами, ниспадающими на плечи спутанными прядями, она была похожа на какого-то дикого ребенка из сказки.

— Послушай, Джилли, — опять заговорила я, — ты ведь простудишься здесь, в лесу, если будешь сидеть на мокрой траве. Почему ты прячешься, Джилли?

Ее большие глаза неотрывно смотрели на мое лицо, и я поняла, что в это лесное убежище ее привел страх.

Если бы только она согласилась поговорить со мной!

— Джилли, — начала я, — мы ведь с тобой друзья, не так ли? Я твой друг, так же как миссис Элис была твоим другом.

Девочка кивнула, и страх покинул ее лицо. Она видела меня в амазонке Элис, подумала я. Наверное, в ее маленьком испуганном мозгу мы каким-то образом объединились в один образ.

Я обняла девочку за плечи. Ее платье отсырело, и я увидела капельки влаги на ее белесых бровях и ресницах.

— Джилли, ты ведь совсем замерзла.

Она теснее прижалась ко мне.

— Пойдем, Джилли, пойдем. Твоя бабушка очень волнуется. Она не знает, что с тобой стряслось.

Она позволила увести себя с поляны, но я чувствовала, насколько неохотно она переставляет ноги.

Крепко держа ее за плечи, я опять заговорила:

— Ты сегодня была на конном празднике.

Вдруг она уткнулась лицом мне в живот, вцепившись дрожащими ручонками в складки платья.

И тут меня осенило. Как и Элвин, этот ребенок боялся лошадей. И на то была своя причина. Ведь лошадь когда-то чуть было не затоптала ее насмерть.

Я подумала, что девчушка страдает от потрясения так же, как страдала Элвин. Но шок, который пришлось пережить ей, оказался намного сильнее, а вокруг не нашлось ни единого человека, который попытался бы развеять окутавший ее туман.

Сегодня был рецидив первоначального шока. Она увидела Элвин под копытами лошади. А ведь прошло всего четыре года с тех пор, как она сама угодила в подобную ситуацию.

В этот момент донесся конский топот, и я крикнула:

— Эгей, я ее нашла!

— Эгей, я еду, мисс Ли!

Меня охватила невыразимо буйная радость, потому что это был голос Коннана.

Я догадалась, что, вернувшись из «Маунт Виддена», он узнал об исчезновении Джилли и присоединился к поискам. Возможно, ему сказали, что я отправилась в лес, и он решил последовать за мной…

Коннан вдруг возник из тумана, и Джилли сильно вздрогнула, по-прежнему прижимаясь ко мне лицом.

— Она здесь, — сказала я. И продолжила, когда он подъехал поближе: — Бедная девочка совсем измучена. Возьмите ее к себе на лошадь.

Он наклонился, чтобы подхватить ее, но Джилли отчаянно закричала:

— Нет! Нет!

Коннан был потрясен, услышав ее голос. Меня же это ничуть не удивило. Я знала, что она способна говорить, по крайней мере в моменты потрясения.

— Джилли, ты поедешь с хозяином, — обратилась я к ней, — а я пойду рядом и буду держать тебя за руку.

Она затрясла головой.

— Смотри, — продолжала увещевать я. — Это Майская Заря, хорошая, добрая лошадка. Она хочет отвезти тебя домой, потому что знает, что ты очень устала.

— Поднимайте ее, — сказала я Коннану, и он опять наклонился, сгреб ее в охапку и усадил на лошадь перед собой.

Джилли попыталась было сопротивляться, но я продолжала ласково разговаривать с ней:

— Все в порядке, тебе ничто не угрожает. Так мы гораздо быстрее вернемся домой. Тебя там ждет миска молока с хлебом, а потом ты ляжешь в свою теплую постельку. Я буду идти рядом и держать тебя за руку.

Она перестала сопротивляться, но всю дорогу не выпускала мою руку из своей.

Вот таким событием закончился этот странный день. Мы с Коннаном доставили пропавшего ребенка домой.

Когда Джилли сняли с лошади и передали на руки бабушке, Коннан одарил меня улыбкой, которая показалась мне необычайно обаятельной. В этой улыбке не было заметно и следа насмешки.

Я поднялась к себе в комнату, наполненная безудержной радостью. Имел место и легкий оттенок грусти, но радость была настолько сильна, что затмевала все прочие чувства.

Конечно же, я понимала, что произошло. Сегодняшний день заставил меня заглянуть правде в глаза. Это была большая глупость, возможно, даже самая большая в моей жизни.

Я влюбилась.

В человека, принадлежащего к иному, недосягаемому кругу.

В хозяина «Маунт Меллина», и меня не покидало тревожное ощущение того, что ему об этом хорошо известно.

На прикроватной тумбочке стоял флакон, который вручил мне доктор Пенджелли.

Я заперла дверь, разделась, выпила настойку, но, прежде чем лечь в постель, подошла к зеркалу. Посмотрев на женщину в розовой фланелевой рубашке, застегнутой до самого горла, я расхохоталась над нелепостью своих мыслей и очень строгим тоном сообщила своему отражению:

— Микстура доктора Пенджелли поможет хорошенько выспаться, и утром к тебе, надеюсь, вернется здравый смысл.

* * *

Последовавшие недели были самыми счастливыми из всех дотоле проведенных в «Маунт Меллине». Доктор заверил, что жизнь Элвин вне опасности. Девочка быстро выздоравливала. Меня радовало и то, что она по-прежнему проявляла интерес к верховой езде и расспрашивала о легких повреждениях, полученных Черным Принцем, явно собираясь вскоре снова сесть в седло.

Я научила ее играть в шахматы. Меня, честно говоря, потрясла скорость, с которой она освоила эту непростую игру. Если я давала ей фору, играя без ферзя, она вскоре могла с легкостью поставить мне мат.

Но не только успехи Элвин переполняли радостью мою душу. Этому состоянию в немалой мере способствовало и то, что Коннан постоянно находился дома. Он ни разу не вспомнил о моей выходке в день несчастного случая, проявляя верх предупредительности, но и не забыл о ней. Коннан теперь то и дело навещал Элвин с игрушками и книгами, которые, как ему казалось, могли ее заинтересовать.

Я как-то сказала ему:

— Есть нечто, радующее девочку гораздо больше всех ваших подарков. И это «нечто» — ваше присутствие.

Он ответил, слегка пожав плечами:

— Она поистине странный ребенок, если предпочитает мое общество играм и книгам.

Я улыбнулась ему, и он улыбнулся в ответ. Улыбка его была весьма и весьма странной.

Иногда он наблюдал, как мы играем в шахматы, или начинал вместе с Элвин играть против меня. Тогда я горячо протестовала и требовала вернуть мне ферзя.

Элвин широко улыбалась, а он говорил с самым серьезным видом:

— Смотри, Элвин, сейчас мы сделаем ход слоном, и дорогая мисс Ли окажется в очень и очень непростой ситуации.

Элвин хихикала и торжествующе посматривала на меня, а я была так рада их обществу, что становилась беспечной и невнимательной, вследствие чего зачастую проигрывала партию. Я прекрасно понимала, что между мной и Коннаном разворачивается нешуточное сражение, и старалась быть начеку. В шахматах или в чем-то другом, но я не желала ему уступать.

Однажды он сказал:

— Когда Элвин сможет ходить, мы поедем в Фой на пикник.

— Зачем же ехать в Фой, если у нас тоже есть отличный пляж?

— Моя дорогая мисс Ли, — он приобрел привычку называть меня своей дорогой мисс Ли, — разве вы не знаете, что чужие пляжи всегда интереснее собственных?

— Да, папа, да! — закричала Элвин. — Давайте поедем на пикник!

Она так стремилась поскорее выздороветь, чтобы отправиться на этот пикник, что съедала всю пищу, которую ей приносили, и постоянно говорила о предстоящей поездке. Доктор Пенджелли нарадоваться на нее не мог, да и все мы тоже.

Как-то я заметила:

— Именно вы, мистер Тре-Меллин, являетесь самым главным ее лекарством. Элвин счастлива сознанием того, что нужна своему отцу…

И тут Коннан совершил удивительный поступок. Он взял меня за руку и бегло поцеловал в щеку. Этот поцелуй сильно отличался своей нежностью от поцелуя на балу.

— Нет, — возразил он. — Главное лекарство — это вы, моя дорогая мисс Ли.

Мне показалось, он хотел что-то добавить. Но вместо этого развернулся и быстро ушел.

* * *

Я не забыла о Джилли и намеревалась бороться за нее, как за Элвин. Вот почему возникло решение обсудить ее проблему с Коннаном. Мне показалось, что он способен правильно понять суть этой проблемы и пойти мне навстречу в моих устремлениях. Я бы ничуть не удивилась, если бы после выздоровления Элвин он вернулся к своим старым привычкам, забывая о дочери и насмехаясь надо мной. Вот почему следовало поторопиться.

Однажды утром я решительно спустилась в пуншевую комнату, где, как мне было известно, он в тот момент находился, и спросила, могу ли побеседовать с ним.

— Ну конечно же, мисс Ли. С большим удовольствием. Итак?

— Я хочу чем-то помочь Джилли.

— В самом деле?

— Мне не верится в то, что она полоумная. Думаю, что до сих пор просто никто не попытался ей помочь. Я слышала о том, что с ней произошло. Слышала также и о том, что до этого она была совершенно нормальной девочкой. А если так, то почему бы не помочь ей обрести себя? Вы согласны со мной?

В его глазах вспыхнул насмешливый огонек.

— Разумеется. Ведь все возможно, когда за дело берутся Господь Бог или мисс Ли.

Я проигнорировала столь кощунственное легкомыслие.

— Прошу вашего позволения давать ей уроки.

— Моя дорогая мисс Ли, разве у вас еще остается свободное время после занятий с ученицей, ради которой вы сюда прибыли?

— Да, остается немного свободного времени, мистер Тре-Меллин. Такую роскошь могут себе позволить даже гувернантки. Я согласна учить Джилли в свое личное свободное время, разумеется, при условии, что вы не запретите это.

— А если бы я запретил, вы все равно изыскали бы возможность это делать. Так что, полагаю, будет проще, если я просто скажу: «Воплощайте свои великие планы относительно Джилли. Искренне желаю вам успеха».

— Спасибо, — сказала я и повернулась, чтобы уйти.

— Мисс Ли, — окликнул он, и я остановилась.

— Давайте поскорее отправимся на наш пикник. Я мог бы отнести Элвин в экипаж и обратно, если потребуется.

— Это было бы превосходно, мистер Тре-Меллин. Я ей сейчас же об этом сообщу. Она будет в восторге.

— А вы, мисс Ли? Вы тоже будете в восторге?

На мгновение мне показалось, что он шагнул вперед, и я отшатнулась, внезапно испугавшись, что он может положить руки мне на плечи, а я при этом не смогу не выдать свои затаенные чувства.

— Меня приводит в восторг все, что идет на пользу Элвин, — как можно хладнокровнее ответила я.

И поспешила к своей подопечной, чтобы сообщить ей радостную весть.

* * *

И помчались неделя за неделей, наполненные радостью и душевным покоем.

Джилли начала посещать классную комнату, и мне даже удалось научить ее различать несколько букв. Но больше всего ей нравились книжные иллюстрации, и она с головой погружалась в процесс перелистывания книг. Ей, видимо, нравились наши уроки, о чем можно было судить хотя бы по тому, что она каждый день появлялась в классной комнате в строго назначенное время.

Мне говорили, что она начала время от времени произносить по нескольку слов. Я знала, что все обитатели дома с живым интересом наблюдают за моим экспериментом, как знала и то, что Элвин, когда сможет приходить в классную комнату, будет противиться присутствию Джилли, и я готовилась к этой ситуации. Антипатия, которую испытывала Элвин к Джилли, была совершенно очевидна. Однажды я привела Джилли проведать Элвин, и та сразу же погрузилась в угрюмое молчание. Мне еще придется предпринять немало усилий для того, чтобы примирить ее с присутствием Джилли. Но это была лишь одна из грядущих проблем. Я отлично понимала, что эти безмятежные дни закончатся, как только жизнь войдет в нормальное русло.

Элвин навещало множество людей. Селестина ежедневно привозила фрукты и забавные безделушки. Часто приезжал Питер, и девочка бурно радовалась его визитам.

Однажды он сказал:

— А ведь какой я примерный сосед, Элвин! И как часто я тебя навещаю!

На это она серьезно возразила:

— Вы приезжаете не только ко мне, дядя Питер! Больше всего вас интересует мисс.

— Я приезжаю к вам обеим, — невозмутимо заметил он. — Мне очень повезло, что по соседству со мной обитают две такие очаровательные леди и что у меня есть возможность их лицезреть!

Леди Треслин привозила Элвин дорогие книги и цветы, но девочка в ее присутствии погружалась в угрюмое молчание и старалась притвориться спящей.

— Она еще очень больна, леди Треслин, — бормотала я, отводя взгляд от ее ослепительно прекрасной улыбки.

— Конечно, я понимаю, — говорила леди Треслин. — Бедное дитя! Мистер Тре-Меллин рассказал мне о ее смелом поступке и о том, как самоотверженно вы о ней заботитесь. Я все время повторяю, что вы настоящее сокровище и что ему с вами необычайно повезло. Да, я так и говорю Коннану: «Хороших слуг в наше время очень трудно найти». И всегда вспоминаю о том, как моя последняя кухарка развернулась и ушла прямо во время званого обеда. А она была таким же сокровищем, как и вы, по крайней мере вначале…

Я кивала, тихо ненавидя ее, но не за сравнение с кухаркой, а за надменную, холодную, бездушную красоту. Кроме того, до меня постоянно доходили слухи о ней и Коннане, и мне казалось, они не так уж далеки от истины.

Когда эта женщина находилась в доме, Коннан будто преображался. Он попросту переставал меня замечать. Я слышала их беззаботный смех, видела, как они гуляли по саду… Уже само по себе то, как они шли рука об руку, говорило о их близости убедительнее всяких слов.

Как глупо было с моей стороны лелеять несбыточные надежды, в которых не смела признаться даже себе самой! Я отчаянно пыталась делать вид, что этих надежд не существует, но они от этого никуда не исчезали и, несмотря на мое сопротивление, беспардонно вторгались в мои мысли.

Меня страшили мысли о будущем.

Однажды Селестина предложила на целый день забрать Элвин в «Маунт Видден».

— Для смены обстановки, — пояснила она. — А ты, Коннан, приедешь к обеду, а затем заберешь ее домой.

Он согласился. Меня туда, естественно, не пригласили. Это еще раз подтверждало всю беспочвенность моих дерзких мечтаний. Только представьте себе, я ожидала, что меня, гувернантку, пригласят к обеду в «Маунт Видден»!

Я посмеялась над собственной глупостью, но смех этот был далеко не радостным. Так бывает, когда после череды нестерпимо ярких солнечных дней уже начинает казаться, что теперь так будет всегда, но однажды просыпаешься и видишь за окном пасмурное небо… Что поделать, это и есть жизнь… Так бывает, когда в безоблачном летнем небе вдруг начинают собираться грозовые тучи.

Коннан усадил Элвин в экипаж и отвез в «Маунт Видден», а я осталась в безрадостной праздности. Впервые, пожалуй, со дня моего приезда в этот дом.

Немного позанималась с Джилли, но, не желая чересчур перегружать девочку, вскоре вернула ее бабушке и задумалась над тем, чем бы еще заняться.

И тут меня осенила прекрасная идея. Почему бы не поехать кататься верхом. Куда-нибудь подальше. Например, на пустоши…

Я вспомнила, как мы с Элвин ездили в гости к ее двоюродной бабушке Кларе, и меня охватило необъяснимое волнение. Вернулось ощущение тайны, окружающей смерть Элис, о которой я совсем забыла в минувшие безмятежные недели. Да, вполне вероятно, что история Элис нужна мне для того, чтобы отвлечься от собственных проблем? Похоже на то.

Бабушка Клара наверняка хотела бы узнать, как обстоят дела у Элвин. Кроме того, она, похоже, прониклась ко мне симпатией, так что мой приезд не станет для нее досадной неожиданностью. С другой стороны, приехать одной — это совсем не то же самое, что приехать с Элвин…

Что ж, будь что будет.

— Элвин целый день не будет дома, — сообщила я миссис Полгрей. — Поэтому хотелось бы взять выходной.

С тех пор как я стала активно заниматься Джилли, миссис Полгрей прониклась ко мне самыми теплыми чувствами. Все-таки она любит свою внучку, а ее странности считает случаем поп compos mentis лишь потому, что воспринимает их как неизбежную расплату девочки за грехи ее родителей.

— Вы больше, чем кто-либо, заслуживаете выходной, — расплылась в улыбке она. — Куда вы собираетесь?

— Наверное, поеду кататься на пустоши. Пообедаю в какой-нибудь гостинице…

— Как, совсем одна, мисс?

— Я вполне способна позаботиться о себе, миссис Полгрей.

— Но на пустошах можно попасть в трясину, заблудиться в тумане, а еще, поговаривают, там обитает Маленький народец.

— Маленький народец? Как сказочно!

— Не смейтесь, мисс. Они не любят, когда люди смеются над ними. Их кое-кто даже видел. Такие маленькие человечки, похожие на гномов, а на голове у каждого шляпа-пирожок. Если вы им не понравитесь, они могут заманить вас на болото своими волшебными фонариками. Не успеете оглянуться, а вас уже засасывает трясина, и как бы вы ни трепыхались, уже не выпустит.

Я содрогнулась.

— Что ж, буду осторожна. Мне бы и в голову не пришло насмехаться над Маленьким народцем. Обещаю вести себя примерно, если встречу кого-нибудь из них.

— Мне кажется, вы смеетесь надо мной, мисс.

— Не беспокойтесь обо мне, миссис Полгрей. Со мной все будет в порядке.

Я отправилась на конюшню и спросила у Тапперти, какую лошадь он может для меня оседлать.

— Можете взять Майскую Зарю. Она сегодня свободна.

Я сказала, что еду кататься на пустоши.

— Будьте осторожны, мисс.

Он тихонько рассмеялся, как будто радуясь удачной шутке.

— С вами кто-то едет, мисс?

Я ответила, что еду одна, но, очевидно, он мне не поверил.

Весьма вероятно, Тапперти не сомневался в том, что я еду кататься с Питером Нанселлоком. Как я поняла, наши имена постоянно упоминались в одном контексте с того самого момента, когда он совершил эту глупость, прислав сюда Джасинт.

Я также задумалась, не становится ли слишком очевидной моя крепнущая дружба с Коннаном. Подобная вероятность приводила меня в ужас. То, что слуги сплетничают за спиной, обсуждая наши отношения с Питером, меня не слишком волновало, но вовсе не хотелось, чтобы подобного же рода слухи распускались обо мне и Коннане.

«Что за вздор! — подумала я, выезжая из конюшни. — У них нет ни малейших оснований сплетничать на эту тему… Нет, есть», — возразила я себе. И припомнила два случая, когда он меня поцеловал.

Я посмотрела на «Маунт Видден», видневшийся на другой стороне бухты. Быть может, Коннан будет возвращаться домой, и я его встречу… «Но с чего это вдруг он захотел бы вернуться в «Маунт Меллин», если есть возможность побыть с Элвин и своими друзьями, — упрекнула я себя. — Или ты вообразила, что он будет спешить к тебе? Кажется, твои грезы самым непозволительным образом завладели воображением и возобладали над здравым смыслом».

Но я продолжала надеяться на эту встречу, пока деревня не осталась позади, а впереди не показались серые валуны пустошей.

Декабрьское утро было ясным и ласковым. Я с наслаждением вдыхала влажный, торфяной запах земли, а свежий северный ветер бодрил и поднимал настроение.

Мне захотелось пустить лошадь в галоп, заставив ветер свистеть в ушах, и я уступила своему желанию. Вихрем несясь по равнине, представляла себе, что Коннан скачет рядом и просит остановиться, чтобы рассказать, как изменилась его жизнь и жизнь Элвин с тех пор, как я появилась в их доме. Затем он, смущаясь, добавляет, что знает, как это глупо, но он влюблен в меня…

Среди этих сказочных пустошей было возможно поверить в исполнение самых фантастических желаний. И так же, как кое-кто искренне верил в существование Маленького народца, точно так же я верила в то, что Коннан Тре-Меллин мог бы влюбиться в меня.

К полудню я прискакала в «Дом на пустоши». Все повторилось в точности, как и в прошлый раз. Пожилая экономка вышла на крыльцо, чтобы встретить меня и проводить в гостиную.

— Добрый день, мисс Ли! — проговорила с улыбкой бабушка Клара. — Вы сегодня одна?

Выходит, она ничего не знает о несчастном случае с Элвин. Я была поражена, полагая, что Коннан обязательно поручит кому-нибудь сообщить об этом старушке, которую, несомненно, интересует все, что касается двоюродной внучки.

Я рассказала о случившемся и, увидев на ее лице озабоченность, поспешила заверить, что Элвин быстро идет на поправку и вскоре будет совершенно здорова.

— Вам следует подкрепиться, мисс Ли, — предложила она. — Давайте выпьем по стаканчику моего вина из бузины. Кроме того, скоро будет ленч. Вы не откажетесь составить мне компанию?

Я ответила, что это очень мило с ее стороны и с удовольствием принимаю приглашение.

Мы сидели, прихлебывая бузиновое вино, и я опять ощутила опьяняющий эффект, который испытала в прошлый раз, отведав вина из одуванчиков. Ленч представлял собой баранину с необыкновенно вкусным соусом из каперсов. Затем мы вернулись в гостиную, чтобы, как она выразилась, «немного поболтать».

Именно на это я рассчитывала, и хозяйка «Дома на пустоши» меня не разочаровала.

— Скажите-ка мне, — начала она, — как там малышка Элвин? Она хоть немного повеселела?

— Ну… да. Мне кажется, она теперь намного веселее, чем прежде. Честно говоря, этому в немалой мере способствовало ее падение с лошади. Отец уделяет ей теперь гораздо больше внимания.

— А-а, — протянула бабушка Клара, — ее отец.

Она смотрела на меня своими ярко-голубыми глазами, в которых явственно читалось волнение. Я знала, что она относится к разряду женщин, которые не могут устоять перед соблазном посплетничать, а поскольку большую часть времени ее окружала лишь прислуга, прибытие гостя стимулировало вспышку откровенности.

Я была намерена сделать эту вспышку как можно более яркой и начала с того, что осторожно произнесла:

— Как мне представляется, их отношения не назовешь обычными…

После короткой паузы она ответила:

— Не назовешь. Хотя ведь иначе и быть не могло.

Я молчала, затаив дыхание, и молилась, чтобы она не передумала. Семейные тайны уже готовы были сорваться с ее уст, и я чувствовала, что могу получить ключ к истории Тре-Меллинов, которая в какой-то степени стала и моей историей.

— Иногда я во всем виню себя, — продолжила она, будто разговаривая сама с собой. Ее голубые глаза и в самом деле смотрели сквозь меня, вперившись в воскресшее прошлое.

— Вопрос заключается в том, насколько допустимо вмешательство в жизни других людей, — продолжала она.

Я тоже часто задавала себе этот вопрос. И хорошо отдавала себе отчет в том, что с момента прибытия в «Маунт Меллин» только и делаю, что пытаюсь вмешаться в жизни его обитателей.

— После своей помолвки Элис жила у меня, — тем временем продолжала бабушка Клара. — Тогда все могло еще сложиться по-другому Но я убедила ее ничего не менять. Видите ли, я искренне верила в то, что правильнее будет выбрать его.

Ее речь показалась мне несколько бессвязной, но я отказалась от попытки прояснить ситуацию, опасаясь нарушить очарование момента. Она могла внезапно вспомнить, что делится семейными секретами с посторонней женщиной, проявляющей ничем не оправданное любопытство.

— Я часто спрашиваю себя, какой была бы ее жизнь, если б она тогда поступила по-иному. Вы когда-нибудь играете в эту игру, мисс Ли… вы когда-нибудь говорите себе: вот если бы в определенный момент я поступила вот так-то и так-то… это полностью изменило бы ход событий?

— Конечно, — кивнула я, — многие так делают. Вы думаете, что жизнь вашей племянницы могла бы пойти по другому руслу?

— О да… ее жизнь… жизнь Элис… Она тогда подошла к поворотному моменту, я бы даже сказала, к перекрестку. Пойдешь сюда, и твоя жизнь будет вот такой. Пойдешь туда, и все будет совершенно иначе. Мне иногда становится страшно, потому что если бы она тогда повернула направо, а не налево… возможно, сейчас была бы с нами. В конце концов, если бы она вышла замуж за Джеффри, у нее не было бы необходимости куда-то сбегать с ним, верно?

— Я вижу, она была с вами откровенна.

— О да. Боюсь, мои действия сильно повлияли на развитие событий. Именно это меня тревожит. Правильно ли я тогда поступила?

— Я уверена, вы поступили так, как сочли правильным, а это единственное, к чему мы все можем стремиться. Видимо, вы очень любили свою племянницу. Я права?

— Да, это так. У меня ведь были одни сыновья, а всегда хотелось девочку… Элис приезжала и играла с моими детьми… три мальчика и ни одной девочки. Я надеялась, что она выйдет замуж за одного из них. Хотя они были ее двоюродными братьями. Возможно, это была бы не слишком удачная затея. Тогда я жила не в этом доме, а в Пензансе. У родителей Элис было большое поместье в нескольких милях от Пензанса. Теперь оно, разумеется, принадлежит ее мужу. Она принесла ему большое состояние. Так или иначе, думается, двоюродным братьям и сестрам не следует вступать в брак. Да и вообще, ее родители были твердо намерены породниться с Тре-Меллинами.

— Так значит, это был брак по расчету.

— Да, отец Элис к тому времени умер, а ее мать, моя сестра, всегда очень любила Коннана Тре-Меллина, я имею в виду старшего Коннана. В течение многих веков старший сын в этой семье всегда получал имя Коннан. Я думаю, моя сестра хотела бы выйти замуж за отца нынешнего Коннана, но для них были подобраны другие партии. Поэтому они и хотели, чтобы поженились хотя бы их дети. Их обручили, когда Коннану было двадцать, а Элис восемнадцать. Спустя несколько лет им предстояло обвенчаться.

— Значит, это был классический брак по расчету.

— Какая странная штука жизнь! Браки по расчету достаточно часто оборачиваются большими проблемами, вы не находите? Они думали, что было бы удобно, если б она пожила у меня… всего в нескольких часах езды от «Маунт Меллина». Молодые люди могли часто встречаться… и она при этом не жила бы в доме жениха. Конечно, можно спросить, почему мать не поселилась вместе с дочерью в «Маунт Меллине». Моя сестра тогда очень болела и не могла путешествовать. Как бы то ни было, они решили, что Элис пока поживет у меня.

— Полагаю, мистер Тре-Меллин часто к ней приезжал.

— Да, но не так часто, как можно было ожидать. Я начала подозревать, что их характеры сходятся намного хуже их состояний.

— Расскажите мне об Элис, — вырвалось у меня. — Какая она была?

— Как я могу ее описать? Мне на ум приходит слово «легкая». Она была веселая, беспечная, быть может, даже легкомысленная. Я не хочу сказать, что она была легкой в вопросах морали, что очень часто подразумевается под словом «легкомысленная». Хотя, конечно, после того, что произошло… Но кто имеет право ее судить? Видите ли, он впервые приехал сюда писать картины. И написал несколько прекрасных пейзажей…

— Кто? Коннан Тре-Меллин?

— О Господи, ну конечно же нет! Джеффри. Джеффри Нанселлок. Он был довольно известным художником. Разве вы этого не знали?

— Нет, — покачала я головой. — Я о нем ничего не знала, за исключением того, что он погиб в июле прошлого года в один день с Элис.

— Он часто приезжал сюда, пока здесь жила Элис. Честно говоря, он приезжал даже чаще, чем Коннан. Я начала догадываться об истинном положении дел. Между ними явно что-то было. Они вместе отправлялись гулять. И он нес с собой свои краски и кисти и прочее. Она говорила, что наблюдает за тем, как он работает, и что, может быть, она и сама когда-нибудь станет художницей. Но, разумеется, они уединялись вовсе не для того, чтобы заняться живописью.

— Они… были влюблены?

— Я очень испугалась, когда она мне все рассказала. Видите ли, она ждала ребенка…

У меня захватило дух. Элвин, подумала я. Теперь понятно, почему он ее не любит. Теперь понятно, почему мое заявление о ее художественном даровании так огорчило его и Селестину.

— Она сообщила мне об этом за две недели до назначенного дня свадьбы. Сказала, что почти уверена. И спросила: «Что мне делать, тетя Клара? Быть может, лучше выйти замуж за Джеффри?» Я задала жестокий вопрос: «А Джеффри хочет на тебе жениться, дорогая?» А она ответила: «Если я ему расскажу, ему придется на мне жениться, не так ли?» Теперь я знаю, что следовало ему рассказать. Это было бы правильнее. Но ее брак… Элис была богатой наследницей, и я подумала, не это ли прежде всего интересует Джеффри? Видите ли, Нанселлоки довольно бедны, и состояние Элис стало бы для них решением многих проблем. Вот я подумала… а кто бы на моем месте не подумал? Кроме того, он имел определенную репутацию… Существовали и другие девушки, оказавшиеся в положении Элис, не без его участия, разумеется. Сомнительно, чтобы она была счастлива с ним…

Наступила тишина. Я чувствовала, как очень важные части головоломки становятся на место и передо мной возникает целостная картина.

— Я помню ее… в тот день, — продолжала старушка. — Вот в этой самой комнате. Я часто вспоминаю… Она рассказывала свою историю… изливала душу… так же, как я сейчас это делаю перед вами. Весь последний год это лежит камнем на моей совести… со дня ее смерти. Она тогда спросила меня: «Тетя Клара, что мне делать? Помогите мне… Скажите, что мне делать…» И я ответила: «У тебя очень небольшой выбор, дорогая. Тебе остается выйти замуж за Коннана Тре-Меллина и навсегда забыть обо всем, что произошло между тобой и Джеффри Нанселлоком». Она сказала тогда: «Тетя Клара, как же я могу забыть? Ведь у меня будет живое напоминание о нем». И тут я совершила этот ужасный поступок. Я проговорила тоном, не допускающим возражений: «Ты должна выйти замуж. Да, ребенок родится преждевременно. Что ж, случается и такое». И тут Элис рассмеялась. Она все смеялась и смеялась… Это был истерический смех. Бедная Элис, она была на грани безумия…

Бабушка Клара откинулась на спинку кресла. Я уверена, что все это время она видела перед собой не меня, а Элис.

Я молчала. Передо мной проходила череда всех этих событий: свадьба, которая, вне всякого сомнения, была пышной и торжественной, скоропостижная смерть матери Элис, год спустя смерть отца Коннана. Этот брак должен был доставить им радость, но они не успели ею насладиться. А Элис осталась с Коннаном и с Элвин, дочерью другого мужчины, которую она попыталась представить как дочь Коннана. И это ей не удалось…

В течение всех этих лет он делал вид, что Элвин — его дочь, но так и не принял ее в свое сердце. Элвин об этом знала. Она подозревала, что в их отношениях что-то не так. Она жаждала его любви и пребывала в постоянной неуверенности. Возможно, он и сам до конца не был уверен в том, что она не его дочь.

Сложилась чрезвычайно драматичная ситуация. И все же, размышляла я, если позволять прошлому так омрачать настоящее, это добром не закончится. Элис умерла, Коннан и Элвин живы. Они должны обо всем забыть. Мудрее всего было бы попытаться найти утешение и счастье друг в друге.

— О Господи, — вздохнула бабушка Клара. — Как же много я болтаю! Будто пережила все это заново… — В ее голосе послышались нотки страха. — Я говорила слишком много, а ведь к вам, мисс Ли, это не имеет никакого отношения. Надеюсь, вы сохраните в тайне все, что от меня услышали.

— Можете на меня положиться.

— Я это знала. Иначе я бы ничего не рассказала. В любом случае, эти события произошли так давно. Рассказав о них, я облегчила свою душу. Иногда я вспоминаю по ночам… Видите ли, возможно, было бы правильнее, если бы она вышла замуж за Джеффри. Быть может, она пришла к такому выводу и именно поэтому попыталась с ним убежать. Страшно даже представить их вместе в том поезде! Это похоже на Суд Божий, вы не находите?

— Нет, — резко ответила я. — В этом поезде погибло множество других людей, которые вовсе не собирались решать посредством бегства свои семейные проблемы.

Она негромко рассмеялась.

— Вы правы! Я сразу поняла, что вы — воплощение здравого смысла. Видите ли, мне иногда кажется, что, если бы я посоветовала ей не выходить замуж за Коннана, она бы послушала меня. Именно это и пугает. Я проложила ей дорожку к трагическому концу.

— Вы не должны себя ни в чем винить, — твердо проговорила я. — Ведь вами руководили только лучшие побуждения. Кроме того, человек ведь сам выбирает свою судьбу. В этом я глубоко убеждена.

— Вы утешили меня, мисс Ли. Побудете еще немного? Выпьем чаю…

— Вы очень добры, но мне кажется, было бы лучше, если бы я успела вернуться в «Маунт Меллин» до наступления темноты.

— Да, да, разумеется, нужно вернуться засветло.

— В это время года темнеет очень рано.

— В таком случае я не должна быть эгоисткой и задерживать вас. Мисс Ли, когда Элвин поправится, вы привезете ее повидаться со мной?

— Непременно.

— И если вам самой захочется навестить меня…

— Можете быть уверены, я приеду. Благодарю за интересную и приятную беседу.

В ее глазах опять промелькнула искра страха.

— Вы ведь не забудете о том, что я вам все рассказала строго конфиденциально?

Я заверила ее, что не забуду. Да, эта очаровательная старушка больше всего на свете любит рассказывать секреты, наслаждаясь произведенным впечатлением. Что ж, кто из нас без недостатков…

Бабушка Клара проводила меня до двери.

— Мне было очень приятно, — проговорила она. — И смотрите, не забудьте…

Она приложила палец к губам. Глаза ее озорно блеснули.

По дороге домой я все время размышляла над услышанным и уже подъезжала к деревне, когда меня осенила мысль о том, что Элвин и Джилли — сестры по отцу. И тут же вспомнились рисунки, на которых Элвин и Джилли были изображены как один человек.

Значит, Элвин обо всем знает. Или она всего лишь опасается, что это может быть правдой? Быть может, она пытается убедить себя в том, что ее отец вовсе не Джеффри Нанселлок, что означало бы, что Джилли — ее сестра. Или ее беззаветное стремление завоевать расположение Коннана означает, что она пытается заслужить право быть его дочерью?

Меня охватило страстное желание помочь им всем выбраться из трясины горя, куда погрузила их опрометчивость Элис.

Я могу это сделать, сказала я себе. И сделаю.

Затем я вспомнила о Коннане и его отношениях с леди Треслин, и меня охватило беспокойство. Каким абсурдным страстям я позволила овладеть моим сердцем! Ведь я всего лишь гувернантка. Как я могу указывать Коннану дорогу к его счастью? И кто может знать доподлинно, где оно находится?

* * *

Приближение Рождества было обозначено волной оживления, которое я хорошо помнила по тем временам, когда еще жила в доме отца.

Китти и Дэйзи хихикали и перешептывались заметно интенсивнее, чем обычно. Миссис Полгрей говорила, что они и ленятся гораздо больше обычного, а потому постоянно следила за ними, изрекая суровые сентенции на тему падения нравов современной молодежи, и при этом выглядела очень взволнованной.

Стояла теплая погода, скорее напоминавшая приближение весны, чем зимы. Как-то гуляя в лесу, я заметила, что расцвели примулы.

— Подумаешь, — хмыкнул Тапперти, которому я рассказала об этом, — нас не удивишь примулами в декабре. Весна рано приходит в Корнуолл.

Я задумалась о рождественских подарках и составила небольшой список. Нужно было купить что-то для Филлиды и ее семьи, а также для тети Аделаиды. Но меня больше заботили обитатели «Маунт Меллина»… Прежде всего нужно было выбрать подходящее для покупок время. Денег было вполне достаточно, так как я тратила мало и большая часть моего жалованья гувернантки оставалась нетронутой.

Однажды я отправилась в Плимут, где и приобрела все намеченные подарки.

Для Филлиды и ее домашних я купила книги, которые тут же отправила ей по почте. Тете Аделаиде я отослала шарф. Выбор подарков для обитателей «Маунт Меллина» занял очень много времени. В конце концов я остановилась на шарфах для Китти и Дэйзи, выбрав зеленый и красный, которые, я была уверена, им понравятся. Для Джилли я купила синий шарф, под цвет ее глаз. Подарком для миссис Полгрей стала бутылка виски, которая, несомненно, обрадует ее больше чего бы то ни было. Элвин я решила подарить набор разноцветных носовых платков с вышитой на них буквой «Э».

Эта проблема была решена. Приближение Рождества, как оказалось, начинало волновать меня не меньше, чем Дэйзи или Китти.

По-прежнему стояла очень мягкая погода. Накануне праздника я помогала миссис Полгрей и девушкам украшать парадный зал и некоторые другие помещения.

Мужчины совершили вылазку в лес и обеспечили нас плющом и остролистом. Мне показали, как следует обвивать этой зеленью колонны в зале. Дэйзи и Китти учили меня изготавливать рождественские кусты. Их очаровало и немало позабавило мое невежество относительно этих традиционных украшений. Что, мисс никогда не слышала о рождественских кустах? Невероятно! Мы брали два деревянных обруча, продетых друг в друга, и украшали эту шаровидную раму ветками вечнозеленых растений. Затем мы цепляли на эти пушистые зеленые шары апельсины и яблоки. Должна признать, это было очень красиво.

Для каминов заготовили самые крупные поленья. Зал, предоставленный в распоряжение слуг, был украшен точно так же, как и парадный. По всему дому разносился веселый смех.

— Мы тоже устраиваем бал, — похвасталась Дэйзи. — Одновременно с балом хозяев.

Интересно, на какой бал предстоит пойти мне. Скорее всего, ни на какой. Будучи гувернанткой, я занимала срединное положение. По крайней мере, так мне казалось.

— Господи Боже ты мой! — взвизгнула Дэйзи. — Хоть бы поскорее! Прошлое Рождество было таким тихим… как положено… траур и все такое. Но мы, слуги, отметили Рождество совсем неплохо. Пили настойки и медовуху. Вы бы только попробовали терновку миссис Полгрей! Это было что-то! Помнится, мы ели говядину, баранину и, конечно же, свиной пудинг. В наших краях ни одна пирушка не обходится без свиного пудинга. Можете спросить у папаши!

Весь канун Рождества кухня и все прилегающие помещения были наполнены ароматами свежей выпечки. Тапперти с Билли Трехэем и другие конюхи подходили к дверям кухни только для того, чтобы втянуть носом эти волшебные запахи. Миссис Тапперти целыми днями занималась стряпней. Я с трудом узнавала обычно такую спокойную и исполненную достоинства миссис Полгрей. Она металась по кухне с раскрасневшимся лицом, без устали что-то помешивая, взбивая и при этом без умолку разглагольствуя о пирогах со странными названиями «подушечка», «потрошок», «травянчик», «голубчик» и «пампушок».

Моя помощь потребовалась и тут.

— Не спускайте глаз вот с этой кастрюли, мисс. Как только она закипит, сразу же зовите меня!

По мере нарастания волнения в речь мечущихся по кухне женщин все сильнее вторгался местный диалект, так что понять некоторые фразы было весьма непросто.

Я бессмысленно улыбалась, уставившись на противень с только что извлеченными из печи пирогами, покрытыми золотистой корочкой и источающими умопомрачительный аромат мяса и лука, когда в кухню вбежала Китти с истошным криком:

— Мэм, там оральные певцы!

— Так скорее пригласи их войти, глупая девчонка! — в тон ей ответила миссис Полгрей, охваченная волнением и начисто забывшая о необходимости сохранять достоинство. Она ладонью утерла пот с раскрасневшегося лица. — Что ты стала как вкопанная? Разве тебе неизвестно, дорогуша, что нельзя заставлять ждать оральных певцов? Это приносит в дом несчастье!

Я последовала за Китти в зал, где собралась толпа парней и девушек из деревни. Когда мы вошли, они уже начали петь. Только тут я поняла, что «оральные» певцы на самом деле являются хоральными певцами.

Они исполнили «Радуйся, Мария», «Плющ и остролист», «Двенадцать дней Рождества» и «Первое Рождество». Мы пели вместе с ними.

Затем солист этого хора затянул:

Услышав этот тонкий намек, миссис Полгрей подала знак Дэйзи и Китти, которые помчались за угощением для певцов.

Гостям налили медовухи, а также вина из бузины и ежевики. Кроме того, их угощали огромными пирогами с мясом и рыбой.

Когда они закончили пить и есть, внесли большую миску, перевязанную красными лентами и украшенную утесником. Ее вручили миссис Полгрей, которая царственным жестом положила в нее несколько монет.

Затворив за певцами дверь, Дэйзи обернулась ко мне.

— Так, эта компания отоварилась. Что дальше?

Конечно же, она пришла в восторг от моего невежества, когда я поинтересовалась, что значит «отовариться».

— О Господи Боже мой, мисс, да вы ничего не знаете! «Отовариться» — значит «ходить по домам, петь рождественские песни и собирать угощение». Что же еще это может значить?

Я поняла, что мне предстоит еще очень много узнать об обычаях местных жителей. Однако их рождественские традиции мне совершенно определенно нравились.

— Ой, мисс, я совсем забыла вам сказать, — опять возопила Дэйзи. — Там посылка! У вас в комнате. Ее принесли как раз в то время, когда пришли оральные певцы, и я совсем о ней забыла. — Заметив мою нерешительность, она чрезвычайно удивилась. — Посылка, мисс! Разве вам не хочется поскорее взглянуть, что там? Она такая большущая. Во-от такая коробка! — показала она руками.

Я встряхнулась. «Чего тебе действительно хочется, — сказала я себе, — это чтобы у сказочной истории был сказочный конец. Ты хочешь стать хозяйкой «Маунт Меллина». И незачем себя обманывать…»

Поднявшись в свою комнату, я обнаружила там посылку от Филлиды. Под крышкой коробки лежала черная шелковая шаль, расшитая зелеными и янтарного цвета узорами. Там же был янтарный гребень в испанском стиле. Я подобрала им волосы и накинула на плечи шаль. Отражение в зеркале поразило меня. Смотревшая оттуда девушка выглядела настолько экзотично, что походила скорее на испанскую танцовщицу, чем на английскую гувернантку. В коробке лежало что-то еще. Я поспешно раскрыла сверток и обнаружила платье — одно из платьев Филлиды, вызывавшее мое особое восхищение. Оно было сшито из зеленого шелка, оттенок которого в точности совпадал с зеленым узором шали. Из складок платья выпало письмо.

Дорогая Марти! Как твоя работа?

Из последнего письма следовало, что ты находишь ее довольно интересной. Мне кажется, твоя Элвин — настоящий чертенок. Готова поклясться, она жутко избалована. Они хорошо с тобой обращаются? Мне показалось, что эта сторона дела обстоит неплохо. Кстати, что с тобой произошло? Ты раньше писала такие смешные письма. С тех пор как ты поселилась в этом доме, твоя общительность куда-то испарилась. Подозреваю, что дело в том, что ты либо обожаешь свою нынешнюю жизнь, либо ненавидишь ее. Мне не терпится узнать, права я или нет.

Шаль и гребень — мои рождественские подарки. Надеюсь, они тебе понравятся, потому что я очень долго их выбирала. Или они слишком легкомысленные? Быть может, ты предпочла бы шерстяное белье или какую-нибудь назидательную книгу? Но я слышала, что такие подарки тебе уже купила тетя Аделаида. В письмах ты звучишь как настоящая гувернантка. «Громкие, но пустые слова», за которыми, моя дорогая Марти, совершенно ничего не стоит. Хотелось бы мне знать, пригласят тебя хозяева к столу на Рождество или ты будешь восседать во главе стола на пирушке со слугами. Я уверена в первом варианте. Они будут вынуждены тебя пригласить. В конце концов, это же Рождество. Ты будешь праздновать вместе с семьей, даже если это будет один из обедов, когда за гувернанткой посылают только для того, чтобы заменить неявившегося гостя и избежать числа «тринадцать» за столом. Итак, наша Марти отправляется праздновать Рождество в моем старом зеленом платье и своих новых шали и гребне. На балу она влюбляет в себя романтически настроенного богача, а затем супруги живут долго и счастливо.

А если серьезно, Марти, то я подумала, что тебе может понадобиться праздничная одежда. Так что дарю тебе и зеленое платье. И не воспринимай это как обноски с чужого плеча. Я его обожаю и дарю тебе вовсе не потому, что оно мне надоело, а потому что оно тебе было всегда больше к лицу, чем мне.

С нетерпением буду ждать подробного рассказа о том, как пройдет праздник. И еще одно, дорогая сестричка. Когда ты усядешься в качестве четырнадцатой гостьи за праздничный стол, не замораживай перспективных кавалеров ледяным взглядом и не отпугивай их своими остроумными репликами. Будь просто милой и симпатичной девушкой. К вашему сведению, моя прекрасная леди, карты сулят вам любовь и деньги.

Счастливого тебе Рождества, дорогая Марти. Напиши мне поскорее, и мне очень хотелось бы узнать, что же на самом деле происходит в твоей жизни. Дети и Уильям передают тебе привет и наилучшие пожелания. Я тоже.

Филлида.

Я расчувствовалась. От письма повеяло домом. Милая Филлида, так значит, она действительно часто думает обо мне. Шаль и гребень поистине изумительны, хотя и несколько неуместны, учитывая мое более чем скромное положение. И она позаботилась о том, чтобы у меня было нарядное платье!

Я вздрогнула от вопля за спиной. Резко развернувшись, увидела Элвин. Она стояла у двери в классную комнату.

— Мисс! — воскликнула она. — Так это вы!

— Конечно, я. Кто же еще?

Она не ответила, но я и так знала, за кого она меня приняла.

— Я еще никогда вас такой не видела, мисс!

— То есть в шали и с гребнем в волосах?

— Вы такая… хорошенькая.

— Спасибо, Элвин.

Она была взволнована и понятно почему. Я одного роста с Элис. И хотя моя фигура несколько плотнее, это было незаметно под шалью, так что оставляло надежду…

* * *

Это Рождество я запомнила на всю жизнь.

Утром меня разбудили веселые громкие голоса под окном. Слуги веселились в предвкушении празднования.

Я открыла глаза и подумала: Рождество. Мое первое Рождество в «Маунт Меллине».

Возможно, сказала я себе, испугавшись своей бурной радости и пытаясь несколько остудить собственный пыл, это не только первое, но и последнее твое Рождество в этом доме.

Между нынешним Рождеством и следующим пролегал промежуток времени длиною в год. Кто знает, что может произойти за это время?

Когда мне принесли воду, я уже выбралась из постели. От возбуждения Дэйзи приплясывала на месте.

— Я опоздала, мисс, но у меня было столько дел, столько дел! Вам бы лучше поспешить, а то пропустите здравицы! Певцы придут рано, уж можете мне поверить! Они знают, что хозяева поедут в церковь, так что не заставят себя ждать!

Времени на вопросы не было, поэтому я умылась, оделась и достала свертки с подарками. Подарок для Элвин был оставлен возле ее кровати еще накануне вечером.

Я открыла окно, и теплый воздух, напоенный ароматами специй, наполнил комнату. Я глубоко вдохнула и прислушалась к ритмичному шороху волн в Меллинской бухте. Сегодня утром они ничего не нашептывали, а просто удовлетворенно насвистывали. В это рождественское утро все беды, проблемы и разногласия отошли на задний план.

Элвин вбежала, держа в руках свои вышитые платки. Она застенчиво произнесла:

— Спасибо, мисс. Счастливого Рождества!

Я обняла и поцеловала ее, и хотя девочку, похоже, смутила подобная демонстрация чувств, она поцеловала меня в ответ.

Элвин протянула мне брошь, до такой степени похожую на серебряный хлыст, который я подарила ей ранее, что мне почудилось на мгновение, будто она возвращает мой подарок.

— Я купила ее у мистера Пэстерна, — пояснила она. — Хотела, чтобы ваша брошь была как можно больше похожа на мою, но при этом немного отличалась. Иначе мы могли бы их перепутать. На вашей броши на ручке хлыста есть маленькая гравировка. Теперь, когда мы поедем кататься, у вас будет такая же брошь, как и у меня.

Эта речь привела меня в восторг. Со дня падения с Принца она еще не садилась на лошадь, а этим подарком совершенно ясно давала понять, что готова возобновить наши уроки.

— Лучшего подарка я и желать не могла, Элвин! — воскликнула я.

Это ее очень обрадовало, хотя она и отмахнулась, пробормотав:

— Рада, что вам понравилось, мисс.

И быстро выбежала из комнаты.

Этот день обещает быть сказочным, решила я. Ведь сегодня Рождество.

Мои подарки произвели настоящий фурор. При виде виски глаза миссис Полгрей превратились в два бриллианта. Джилли так обрадовалась шарфу, что я сразу поняла: у бедной девочки никогда еще не было такой красивой вещи. Она не переставала удивленно его разглядывать и гладить. Дэйзи и Китти тоже были чрезвычайно довольны своими шарфами, и я решила, что выбор подарков оказался как нельзя более удачным.

Миссис Полгрей подарила мне набор кружевных салфеток, игриво прошептав:

— Это для твоего сундучка с приданым, милая.

Я ответила, что непременно заведу себе такой сундучок, и это ее невероятно развеселило. Она выразила сожаление, что у нас совсем нет времени приготовить чай и продегустировать виски.

— Милая моя, если подумать, сколько всего предстоит сделать сегодня…

Вскоре явились певцы, и я услышала их голоса у входа в большой зал.

Они вошли, неся перед собой большую вазу, куда все присутствующие начали опускать монеты. В зале толпились все слуги, а когда появился Коннан, певцы запели еще громче, повторяя здравицу с самого начала:

Два года назад рядом с ним стояла Элис, подумала я. Вспоминает ли он о ней сейчас? Невозможно было определить, о чем он думает. Коннан пропел здравицу вместе со всеми и распорядился, чтобы певцам принесли по бокалу вина и по куску шафранового пирога, а также поднос с пирожками и пряниками, специально приготовленными для этого случая.

Он подошел ко мне.

— Что скажете, мисс Ли? Как вы находите корнуоллское Рождество?

— Очень интересно.

— Вы еще практически ничего не видели.

— Полагаю, вы правы.

— Я бы посоветовал отдохнуть днем.

— Зачем?

— Чтобы подготовиться к вечернему балу.

— Но я…

— Конечно же, вы будете праздновать с нами. Или вы собираетесь провести Рождественский вечер с кем-нибудь еще? С Полгреями? Или с Тапперти?

— Не знаю. Быть может, мне следует провести эту ночь где-нибудь посередине, между большим залом и пирушкой слуг.

— Непохоже, чтобы эта идея приводила вас в восторг.

— Не знаю, что вам ответить.

— Да бросьте вы. Это же Рождество. Хватит размышлять над тем, что прилично, а что — нет. Просто приходите к нам, вот и все. Кстати, я ведь еще не поздравил вас с Рождеством. У меня кое-что для вас есть… так, маленький подарок. В знак моей благодарности, если хотите. Вы были так добры к Элвин все это время… с тех пор, как она сломала ногу. О, я не сомневаюсь, что вы были добры и прежде. Но после несчастного случая уже никак не удавалось оставлять это без внимания…

— Я всего лишь гувернантка, исполняющая свой долг.

— Уверен, вы иначе просто не можете. Что ж, в таком случае я просто желаю вам веселого Рождества.

С этими словами он вложил в мою ладонь какой-то небольшой предмет. Это меня так обрадовало, что, боюсь, мои чувства отразились на лице.

— Вы слишком добры, — пробормотала я, — я не думала…

Он улыбнулся и отошел к певцам. Еще во время нашего разговора я заметила, что Тапперти внимательно наблюдает за нами. Быть может, он заметил, как Коннан вручил мне подарок?

Хотелось как можно скорее остаться одной, потому что меня переполняли чувства. Коробочка, которую он втиснул в мою руку, требовала, чтобы ее немедленно открыли. Я же не могла сделать это при всех…

Выскользнув из зала, я помчалась наверх.

Синяя плюшевая коробочка. Как правило, в таких емкостях содержатся ювелирные украшения.

Я открыла ее. На белой шелковой подкладке лежала брошь. Она имела форму подковы и была усыпана камнями, которые могли быть только бриллиантами.

Я смотрела на нее в полном смятении и понимала, что не могу принять такой ценный подарок. Разумеется, я его верну.

Повернув брошь к свету, я увидела, как камни заиграли красными и зелеными огнями. Должно быть, это очень дорогая брошь, подумалось мне. У меня никогда не было бриллиантов, но я понимала, что вижу перед собой камни исключительной чистоты и ценности.

Зачем? Окажись это какой-то небольшой знак внимания, я была бы просто счастлива. Хотелось броситься на кровать и разрыдаться.

Послышался голосок Элвин:

— Мисс, пора ехать в церковь. Экипаж уже готов.

Я поспешно уложила брошь в коробочку и едва успела надеть пелерину и капор, как девочка вошла в комнату.

* * *

Мы повстречались после церкви. Он пересекал двор, направляясь к конюшне, и я окликнула его. Коннан остановился и улыбнулся мне.

— Мистер Тре-Меллин, вы очень добры, — выпалила я, подбегая к нему, — но я не могу принять столь ценный подарок.

Он склонил голову набок, разглядывая меня в своей обычной насмешливой манере.

— Моя дорогая мисс Ли, — беззаботно произнес он, — я весьма невежественный человек. Так что не имею ни малейшего представления о том, сколько должен стоить подарок, чтобы его можно было принять.

Я покраснела до корней волос и пробормотала:

— Это очень ценное украшение.

— Мне оно показалось весьма уместным. Подкова, знаете ли, приносит удачу. Кроме того, вы так хорошо ладите с лошадьми.

— Мне… мне некуда надевать такое дорогое украшение.

— Я думал, вы сможете надеть его сегодня вечером на бал.

На мгновение я представила себе танец в его объятиях. Я надену зеленое шелковое платье Филлиды и буду выглядеть не хуже остальных дам, потому что у Филлиды хороший вкус и она умеет выбирать одежду. На плечи я накину свою новую шаль, а бриллианты будут горделиво сверкать на зеленом шелке. И буду особенно гордиться ими, потому что это его подарок!

— Мне кажется, я не имею права принять эту брошь.

— Ага, — пробормотал он. — Кое-что проясняется… Вы полагаете, что я подарил вам эту брошь так же, как мистер Нанселлок пытался подарить вам Джасинт?

— Значит… — опять покраснела я, — вы об этом знали?

— Разумеется, мне известно почти обо всем, что здесь происходит, мисс Ли. Вы вернули ему лошадь. Очень правильно поступили, иного я от вас и не ожидал. Но брошь — совсем иное дело. Это моя благодарность вам. Вы были очень добры к Элвин. Не просто как гувернантка, но как женщина. Вы меня понимаете? Ведь ребенок нуждается не только в грамматике и арифметике. Требуется нечто большее. И вы предоставили все недостающее. Эта брошь принадлежала матери Элвин. Взгляните на это, мисс Ли, как на знак нашей благодарности от нас обоих, от ее матери и от меня. Так вам понятнее?

Несколько мгновений я хранила молчание. Затем кивнула.

— Да, конечно, теперь я понимаю. И я принимаю брошь. Большое спасибо, мистер Тре-Меллин.

Он улыбнулся. Мне трудно было понять, что означает эта улыбка, потому что в ней читалось очень многое.

Столь многое, что я не решалась даже пытаться понять ее значение.

— Спасибо, — еще раз пробормотала я.

Вернувшись в свою комнату, извлекла брошь из коробочки и приколола ее к платью. Скучное лиловое одеяние мгновенно преобразилось.

Я надену сегодня эту драгоценность. Облачусь в платье Филлиды, шаль и гребень, а на моей груди будут сверкать бриллианты.

Итак, в это странное Рождество я получила подарок от Элис.

* * *

Я пообедала вместе с Коннаном и Элвин в малой столовой. Впервые мы сидели за столом втроем, напоминая маленькую семью. Ели индейку и сливовый пудинг, а за столом прислуживали Китти и Дэйзи. Я чувствовала направленные на нас многозначительные взгляды.

— Мы не могли позволить вам сегодня обедать в одиночестве, — заявил Коннан. — Знаете ли, мисс Ли, боюсь, что мы довольно дурно с вами обошлись. Мне следовало предложить вам съездить навестить родных. А вы могли бы и напомнить мне.

— Мне кажется, что я провела здесь слишком мало времени и еще не заслужила отпуск, — ответила я. — Кроме того…

— Учитывая случившееся с Элвин, вы сочли своим долгом остаться, — пробормотал он. — Вы слишком добры к нам.

В малой гостиной царила атмосфера непринужденности. Мы обсуждали рождественские традиции Корнуолла, и Коннан рассказывал разные истории из прошлого. Например, однажды исполнители здравиц пришли слишком поздно, когда семья уже отбыла в церковь. Певцы ждали Тре-Меллинов у выхода из церкви и услаждали их слух на протяжении всего обратного пути.

Я представила себе Элис сидящей на том стуле, который нынче занимала я. Интересно, о чем они тогда разговаривали? Вспоминает ли он об Элис, глядя сейчас на меня?

Я старалась не забывать о том, что всему причиной Рождество, что, когда минуют праздники, все вернется на крути своя, и я займу прежнее место гувернантки.

Но пока не хотелось об этом думать. Сегодня я собиралась на бал. Каким-то чудом в моем распоряжении оказалось платье, достойное этого события. Еще у меня был янтарный гребень и бриллиантовая брошь. Сегодня я буду общаться с этими людьми на своих собственных условиях, подумала я. Это будет совсем не похоже на тот вечер, когда я танцевала в «солнечной» комнате.

Последовав совету Коннана, я попыталась прилечь и отдохнуть, чтобы сохранить свежесть до самого утра. Удивительно, однако удалось уснуть. Как это часто случалось в этом доме, мне приснилась Элис. Она явилась на бал, но это эфирное видение было доступно лишь моему зрению. Я танцевала с Коннаном, а она шептала мне на ухо: «Это именно то, чего я хочу, Марти. Мне приятно видеть, как ты сидишь на моем месте за столом. Мне приятно видеть твою руку в руке Коннана. Это должна быть ты… Марти… только ты, и никакая другая женщина…»

Проснувшись, я испытала укол разочарования. Это был такой замечательный сон. Попыталась уснуть еще раз, вернуться в загадочный мир, где привидения встают из могил, чтобы пожелать тебе получить именно то, чего ты сама жаждешь больше всего на свете…

В пять часов Дэйзи принесла мне чашку чая. Так распорядилась миссис Полгрей, сообщила она мне.

— И пирог, который миссис Полгрей испекла самолично, — добавила она, указывая на кусок пирога с изюмом. — Если вы еще чего-нибудь хотите, только скажите.

— Этого более чем достаточно, — ответила я.

— А потом вы будете готовиться к балу, правда, мисс?

— До бала еще много времени.

— Я принесу вам горячую воду в шесть часов, мисс. Тогда у вас будет полно времени, чтобы нарядиться на бал. Хозяин выйдет встречать гостей только в восемь часов. Во всяком случае, так всегда раньше бывало. И не забудьте, закуски подадут только в девять часов, а это не так скоро. Вы уверены, что вам хватит этого куска пирога?

Я была уверена, что мне не съесть и того, что она принесла, поэтому повторила:

— Вполне достаточно, Дэйзи.

— Что ж, как скажете, мисс.

Она на мгновение задержалась у двери, склонив голову набок и изучающе глядя на меня. Мне это показалось или она смотрела на меня как-то по-новому?

Я представила, как они сплетничают в столовой для прислуги. Руководит процессом распространения сплетен, разумеется, Тапперти.

Наверное, они внимательно следят за тем, не зародились ли уже особые отношения между хозяином дома и гувернанткой.

* * *

Собираясь на бал, я надела зеленое платье с облегающим лифом, глубоким декольте и пышной юбкой. Волосы я также уложила по-новому, подняв их высоко вверх. Это было абсолютно необходимо, чтобы показать гребень в наиболее выгодном свете. На груди сверкала бриллиантовая брошь.

Я чувствовала себя счастливой. Сегодня я включена в число гостей и буду находиться среди них на равных. И никто не догадается, если только ему об этом не сообщат, что я всего лишь гувернантка.

Я подождала, пока зал наполнится народом, а затем уже спустилась вниз. Это позволило незаметно смешаться с толпой. Однако не прошло и нескольких минут, как рядом вырос Питер.

— Выглядите сногсшибательно, — заявил он.

— Спасибо. Я рада, что мне удалось вас удивить.

— Я ничуть не удивлен, ибо всегда знал, как вы способны выглядеть при благоприятных обстоятельствах.

— Комплименты вам всегда удавались хорошо.

— Вам я всегда говорю только то, что думаю. Но есть кое-что, чего я не успел произнести… С Рождеством!

— Спасибо, я вас тоже поздравляю.

— Давайте подарим друг другу счастливое Рождество! Хотя я не приготовил для вас никакого подарка.

— С какой стати вы бы его готовили?

— Но сегодня Рождество, и среди друзей существует такая милая традиция обмениваться подарками.

— Это касается друзей, а не…

— Пожалуйста, хоть сегодня не надо напоминать мне о том, что вы гувернантка. Я вам все-таки когда-нибудь подарю Джасинт. Можете быть уверены. Она предназначена для вас. Я вижу, Коннан собирается открывать бал. Потанцуете со мной?

— Спасибо, с удовольствием.

— Вы ведь знаете, что здесь всегда исполняется традиционный танец?

— Я не умею его танцевать.

— Все очень просто. Нужно всего лишь следить за моими движениями. — Он начал напевать мотив. — Разве вы раньше не видели его?

— Видела, в глазок из «солнечной» комнаты во время прошлого бала.

— Ах, этот прошлый бал! Мы с вами танцевали. Но Коннан все испортил, не так ли?

— Это было довольно необычно.

— Это было чрезвычайно необычно для нашей гувернантки. Она меня попросту потрясла.

Зазвучала музыка, и Коннан вышел в центр зала, ведя за руку Селестину. К своему ужасу я поняла, что нам с Питером предстоит присоединиться к ним и протанцевать вместе первые па.

Я попятилась, но Питер крепко держал меня за руку. Селестина была поражена. Коннан, если и удивился, никак этого не выказал. Я будто бы читала мысли Селестины: «В принципе, конечно, нет ничего удивительного, учитывая, что сегодня Рождество, но с какой стати эта гувернантка так выпячивается?»

Однако, успокоила я себя, она слишком хорошо воспитана, чтобы демонстрировать свои чувства окружающим. И в самом деле, удивление на ее лице сменилось вполне приветливой улыбкой.

— Мне тут нечего делать, — пробормотала я. — Этот танец…

— Следите за нашими движениями, — прервал мою речь Коннан.

— Мы о вас позаботимся, — поддержал его Питер.

Спустя несколько секунд к нам присоединились остальные пары.

Под мелодию ферри-данса мы обошли зал.

— У вас отлично получается, — улыбнулся Коннан, когда наши руки соприкоснулись.

— Скоро вы ничем не будете отличаться от уроженок Корнуолла, — добавила Селестина.

— А почему бы и нет? — вмешался Питер. — Кроме всего прочего, это престижно. Мы — соль земли.

— Я не уверен, что мисс Ли разделяет это мнение, — возразил Коннан.

— Меня очень интересуют местные традиции, — ответила я.

— И местные жители тоже, я надеюсь, — прошептал Питер.

Мы продолжили танец. Он был достаточно прост, и к концу его я уже усвоила все движения.

Когда звучали последние аккорды, до меня вдруг донеслось:

— Кто эта эффектная молодая женщина, танцующая с Питером Нанселлоком?

Я ждала, что в ответ послышится: «А, это гувернантка». Но прозвучало совершенно иное:

— Понятия не имею. Она, вне всякого сомнения… очень необычна.

Я была на седьмом небе от счастья. Кажется, как никогда в жизни.

И знала, что буду вспоминать каждое мгновение этого чудесного вечера, потому что я не просто присутствовала на балу, а еще и пользовалась шумным успехом.

Меня наперебой приглашали танцевать. Мне оказывали знаки восторженного внимания. «Что послужило причиной этой перемены? — спрашивала я себя. — Почему я не могла быть такой на балах тети Аделаиды?» Впрочем, если бы это было так, то я никогда бы не приехала в «Маунт Меллин».

И тут все поняла. Дело было не только в зеленом платье, янтарном гребне и бриллиантовой броши. Я была влюблена, а ведь ничто не украшает женщину так, как любовь.

И не имело никакого значения то, что эта любовь была безответна и безнадежна. Я, как и Золушка, танцевала на балу и была исполнена решимости радоваться каждой его минуте, пока часы не пробьют полночь.

Во время танцев произошло нечто странное. Я танцевала с сэром Томасом Треслином, который оказался очень галантным кавалером. Однако он начал немного задыхаться, и я предложила просто посидеть, пока не закончится музыка. Он был за это очень благодарен, и я почувствовала прилив нежности. В этот вечер я испытывала нежность вообще ко всем без исключения.

— Я становлюсь несколько стар для танцев, мисс… э-э-э…

— Ли, — подсказала я, — мисс Ли. Я в этом доме гувернантка, сэр Томас.

— Неужели? — откликнулся он. — Я хотел сказать, мисс Ли, что это очень мило с вашей стороны — позаботиться о моем самочувствии, в то время как вам наверняка ужасно хочется танцевать.

— Я совсем не против немного посидеть.

— Я вижу, что вы не только красивы, но и добры.

Я вспомнила наставления Филлиды и приняла комплимент с самым беспечным видом, как если бы я всю жизнь только и делала, что выслушивала подобного рода заявления.

Сэр Томас чувствовал себя со мной свободно и непринужденно.

— Моя жена очень любит балы, — заметил он. — Она такая энергичная.

— Конечно, — ответила я, — и очень красивая.

Разумеется, я заметила ее, едва войдя в зал. На ней было платье из лилового шифона, из-под которого просвечивал зеленый шелк. Было совершенно ясно, что она неравнодушна к шифону и вообще к прозрачным тонким тканям. Учитывая ее фигуру, это нетрудно было понять. И еще на ней было множество бриллиантов. Лиловый цвет самым изысканным образом приглушал зеленый оттенок нижней юбки и, как мне показалось, служил не самым хорошим фоном для моего ярко-изумрудного платья. Я даже спросила себя, не выгляжу ли несколько вульгарно в сравнении с этой безупречно одетой женщиной. Ее красота, как всегда, притягивала множество взглядов.

Сэр Томас кивнул, как мне показалось, немного грустно.

Во время беседы мои глаза блуждали по залу. И вдруг я посмотрела на глазок, расположенный на уровне второго этажа. Его форма так удачно вписывалась в узор фрески, что никто и ни за что не догадался бы, что он там вообще имеется.

Кто-то наблюдал за балом сквозь это отверстие, но невозможно было понять, кто именно.

Конечно же, это Элвин, подумала я. Ведь она любит смотреть на балы через глазок. Но, наблюдая за танцующими парами, я вдруг увидела Элвин. Да, сегодня ведь не обычный, а рождественский бал, на который было позволено прийти не только гувернантке, но и ее подопечной. Она была одета в платье из белого муслина с широким синим поясом. К лифу была приколота серебряная брошь в форме хлыста. Все это я отметила боковым зрением, а затем мой взгляд тут же метнулся вверх, к глазку. Лицо было по-прежнему там, хотя я не могла понять, кому оно принадлежит.

* * *

Ужин был подан в столовой и в пуншевой. Там установили столы с закусками, и гости сами наполняли свои тарелки, потому что по традиции в этот великий день слуги тоже праздновали, собравшись в своей столовой.

Я обратила внимание на то, что люди, которым крайне редко приходилось самим себя обслуживать, делали это с большим удовольствием.

Здесь было множество разновидностей пирожков с начинкой, маленьких и изящных, в отличие от огромных, которыми часто лакомилась прислуга. Еще здесь была нарезанная ломтями говядина, а также птица и рыба. Посреди одного из столов стояла внушительная емкость с горячим пуншем, на другом — такая же с подогретым вином, приправленным восточными пряностями, также имелись в изобилии медовуха, виски и терновая настойка.

Я вошла в пуншевую комнату, сопровождаемая Питером Нанселлоком, с которым танцевала последний перед ужином танец. Там уже сидели сэр Томас Треслин с Селестиной, и Питер подвел меня к их столику.

— Можете на меня положиться, — заявил Питер. — Сейчас я всех накормлю.

— Позвольте вам помочь, — предложила я.

— О нет! — отозвался он. — Присаживайтесь рядом с Селестой. — И прошептал на ухо: — Вы не гувернантка, мисс Ли. Вы — леди, как и все присутствующие здесь дамы. Если вы не будете об этом забывать, то окружающим тоже не останется ничего другого.

Но я твердо решила, что никто меня обслуживать не будет, поэтому настояла на том, чтобы отправиться за снедью вместе с ним.

— Гордыня, — пробормотал он, беря меня под руку. — Кажется, именно этот грех привел к падению ангелов.

— Может быть, причиной тому было все же тщеславие? Я точно не помню.

— Смею вас заверить, оно вам тоже не чуждо. Да Бог с ним. Что вы будете есть? Возможно, это даже к лучшему, что вы подошли сюда. Иностранцы, как правило, находят нашу корнуоллскую еду весьма экзотичной.

Он принялся нагружать закуски на один из приготовленных подносов.

— Какие вы желаете пирожки? Подушечки, голубчики, потрошки, травянчики… Ха, тут и пампушки имеются! Могу порекомендовать голубчики. Их начинка — яблоки, бекон, лук, говядина, а также молодая голубятина. Необыкновенно вкусное корнуоллское угощение.

— С удовольствием попробую.

— Мисс Ли, — обернулся он ко мне, — Марта… кто-нибудь говорил, что ваши глаза похожи на янтарь?

— Да.

— Может быть, вам также говорили, что вы очень красивы?

— Нет.

— В таком случае это упущение следует немедленно исправить, что я и делаю с большим удовольствием.

Я рассмеялась, и в это мгновение в комнату вошел Коннан под руку с леди Треслин.

Она села рядом с Селестиной, а Коннан подошел к нам.

— Я просвещаю мисс Ли относительно нашей корнуоллской снеди, — сообщил ему Питер. — Она не знает, что такое «красавица». Не правда ли, это странно, Коннан, особенно учитывая то, что она сама является таковой?

Коннан выглядел взволнованным. Его глаза встретились с моими.

— «Красавица», мисс Ли, это название сардин, которых подают с маслом и лимоном. — Он взял вилку и положил немного рыбы на две тарелки. — Пища, достойная стола испанского гранда.

— Это наследие тех дней, мисс Ли, — опять вступил в разговор Питер, — когда испанцы опустошали наши берега, а также чрезмерно интересовались «рыбками» другого сорта.

Элвин подошла и остановилась рядом. Мне показалось, у нее усталый вид.

— Тебе следовало бы лечь спать, — заметила я.

— Я хочу есть, — ответила она.

— После ужина мы поднимемся наверх.

Она кивнула и с несколько сонным, но чрезвычайно довольным видом принялась нагружать еду на свою тарелку.

Мы расположились вокруг стола: Элвин, Питер, Селестина, сэр Томас, Коннан, леди Треслин и я.

Мне казалось сном то, что я нахожусь среди них. Брошь Элис сверкала на моем платье, и я подумала: вот так, как сейчас здесь сижу я, два года назад сидела она. Элвин тогда была еще слишком мала, но если не считать этой подробности и того, что вместо Элис за столом теперь сидела я, ситуация наверняка напоминала множество других подобных вечеринок. Интересно, обратил ли на это внимание еще кто-либо из присутствующих.

Я вспомнила о лице, которое заметила сквозь глазок, и то, что Элвин сказала в ночь предыдущего бала. Я не могла в точности вспомнить ее слова, но это было что-то насчет любви ее матери к танцам, а также относительно того, что если бы она встала из могилы, то сделала бы это ради того, чтобы прийти на бал. Тогда Элвин почти надеялась увидеть ее среди танцующих… Что, если она и в самом деле была там, только наблюдала из другого места? Я представила себе залитую лунным светом «солнечную» комнату и задалась вопросом: чье же все-таки лицо я видела сквозь глазок?

И тут же сообразила: Джилли! Что, если это была Джилли? Должно быть, это действительно была Джилли! Кто же еще?

Мое внимание вновь обратилось к присутствующим за столом, когда Коннан произнес:

— Я принесу тебе еще виски, Том.

Он встал и направился к столам с закусками и напитками. Леди Треслин тут же присоединилась к нему. Я с трудом отвела от них взгляд, думая о том, как хорошо они смотрятся вместе: она — в зеленом платье, задрапированном лиловым шифоном, самая красивая женщина на балу, и он — несомненно, самый элегантный из мужчин.

— Я помогу тебе, Коннан, — сказала она, и я услышала, как они рассмеялись.

— Осторожно, — донесся до меня голос Коннана, — мы сейчас все разольем.

Я вдруг осознала всю нелепость и смехотворность своих надежд. Было бы достаточно малейшей провокации, чтобы я разрыдалась.

Она взяла его под руку, и они вернулись к столу. Этот жест, столь интимный и непринужденный, ранил меня в самое сердце. Наверное, я выпила слишком много медовухи. Медовуха… мед… такое мягкое и благозвучное название. Но в «Маунт Меллине» варили очень крепкую медовуху.

«Пора удалиться», — холодно приказала я себе.

Коннан вручил сэру Томасу стакан, который тот опустошил поразительно быстро.

Я заметила темные круги под глазами Элвин и проговорила:

— Ты выглядишь усталой, девочка, тебе пора спать.

— Бедное дитя! — тут же воскликнула Селестина. — Она ведь еще не вполне оправилась…

Я встала из-за стола.

— Я уложу ее. Пойдем, Элвин.

Она уже почти спала и едва держалась на ногах.

— Желаю всем доброй ночи, — обратилась я к присутствующим.

— Мы еще увидимся попозже, — заметил Питер, вставая.

Я промолчала, при этом изо всех сил стараясь не смотреть на Коннана, потому что чувствовала, что он меня даже не замечает, что он вообще никого и ничего вокруг не замечает, когда рядом находится леди Треслин.

— Au revoir, — произнес Питер, и остальные рассеянно повторили его слова.

Я вышла из пуншевой, ведя за руку Элвин.

Так, должно быть, чувствовала себя Золушка, услышав двенадцатый удар часов.

Мой кратковременный триумф остался позади. Леди Треслин заставила понять, как глупо было с моей стороны предаваться несбыточным мечтам.

* * *

Элвин заснула сразу же, как только опустила голову на подушку. Я вошла в свою спальню и зажгла свечи на туалетном столике, пытаясь не думать о Коннане и леди Треслин. Взглянув на себя в зеркало, подумала, что выгляжу довольно привлекательно, но тут же возразила: пламя свечей делает привлекательным кого угодно.

Бриллианты подмигнули мне, и я тут же вспомнила о лице, смотревшем на бал через глазок.

Должно быть, я выпила слишком много медовухи, потому что, повинуясь мгновенному импульсу, вышла на лестницу и спустилась на один пролет. Из столовой прислуги доносились веселые возгласы. Значит, они все еще празднуют. Дверь в комнату Джилли была приотворена, и я вошла туда. В окно светила луна, и можно было увидеть, что девочка бодрствует, сидя на постели.

— Джилли, — произнесла я.

— Мадам! — воскликнула она, и ее лицо озарилось радостью. — Я знала, что сегодня вы придете!

— Джилли, ты знаешь, кто я?

Она кивнула.

Я зажгла свечу и заметила, как ее безразличные синие глаза скользнули по моему лицу и фигуре, а затем остановились на броши. Несомненно, когда я только вошла, она приняла меня за другого человека.

Однако теперь девочка выглядела вполне довольной, что указывало на зарождающееся доверие.

Я коснулась броши и пояснила:

— Когда-то она принадлежала миссис Тре-Меллин.

Она кивнула с улыбкой.

— Когда я вошла, ты заговорила, — продолжала я. — Почему ты не говоришь сейчас?

Она лишь улыбнулась.

— Джилли, — опять заговорила я. — Это ты была у глазка в «солнечной» комнате сегодня ночью? Ты наблюдала за балом?

Она кивнула.

— Джилли, скажи «да».

— Да.

— Ты была там, наверху, совсем одна. Тебе не было страшно?

Она покачала головой и улыбнулась.

— Ты хочешь сказать «нет», Джилли, не правда ли? Скажи «нет».

— Нет.

— Почему тебе не было страшно?

Она снова улыбнулась. Затем произнесла:

— Не было страшно, потому что…

— Потому что? — с надеждой в голосе переспросила я.

— Потому что, — повторила она.

— Джилли, ты там была одна?

Она улыбнулась, и я не смогла больше выдавить из нее ни единого слова.

Затем поцеловала ее, а она поцеловала меня в ответ.

Я понимала, что в ее сознании ассоциируюсь с другим человеком, и точно знала, с кем именно.

* * *

Вернувшись в свою комнату, я подумала о том, что никак не хочется снимать платье. Казалось, что пока оно на мне, я все еще могу надеяться на невозможное.

Поэтому я еще около часа сидела у окна. Ночь была теплой, я накинула на плечи свою новую шелковую шаль и чувствовала себя достаточно уютно.

До меня донеслись голоса гостей, направлявшихся к своим экипажам. Затем можно было услышать, как они прощаются друг с другом.

Я все еще сидела у окна, когда под окнами прозвучал голос леди Треслин. Она говорила очень тихо, но вкладывала в каждое слово столько чувства, что я отчетливо слышала каждый звук:

— Коннан, осталось подождать совсем немного. Совсем чуть-чуть…

* * *

Утром в комнату вошла Китти с ведром горячей воды. Ее сопровождала Дэйзи. Их довольно пронзительные голоса мне, еще в полусонном состоянии, показались похожими на крики чаек.

— Доброе утро, мисс!

Они хотели, чтобы я проснулась как можно скорее, потому что им не терпелось сообщить мне какую-то очень важную новость. Это ясно читалось на их лицах.

— Мисс! — воскликнули они. Судя по всему, ни одна из них не хотела уступать сестре право первой изложить то, что их так распирало и рвалось наружу. — Мисс, прошлой ночью… точнее, сегодня утром…

Тут Китти выпалила, опережая сестру:

— Сэру Томасу Треслину стало плохо по дороге домой! Когда они доехали, он уже умер!

Я резко села, переводя взгляд с одного возбужденного лица на другое.

Один из гостей… мертв! К тому же это была не обычная смерть, совсем не обычная…

Я не хуже Китти и Дэйзи понимала, что эта новость может означать для «Маунт Меллина».

 

Глава 7

Сэра Томаса Треслина похоронили на Новый год.

В течение всей предшествующей недели в доме царило уныние, тем более заметное, что оно неожиданно сменило рождественское веселье. Развешанные по дому украшения решено было не снимать. На этот счет не существовало единого мнения. Если их снять, то можно таким образом накликать несчастье, а если оставить все как есть, то это можно расценить как демонстрацию неуважения к памяти покойного.

Однако все сходились на том, что эта смерть касается всех обитателей «Маунт Меллина». Сэр Томас умер между нашим домом и своим собственным, наш стол был последним, за который он садился. Корнуоллцы — очень суеверный народ, во всем усматривающий предзнаменования и всегда готовый ублажать сверхъестественные и недобрые силы.

Коннан был рассеян. Я его почти не видела, когда же мы встречались, он, похоже, вовсе не замечал моего присутствия. Видимо, обдумывал, чем все это чревато лично для него. Если они с леди Треслин были любовниками, то эта смерть устраняла препятствие, не позволявшее узаконить их отношения. Я знала, что эта мысль приходила в голову многим, но никто не решался высказать ее вслух. По всей видимости, миссис Полгрей считала разговоры на эту тему дурным предзнаменованием, по крайней мере до истечения хотя бы нескольких недель со дня смерти сэра Томаса.

Как-то раз она пригласила меня в свою комнату, где мы выпили по чашечке «Седого Графа», сдобренного подаренным мною виски.

— Это просто ужасно, — вздохнула она, — то, что сэр Томас умер на Рождество. Хотя это было уже не Рождество, а день рождественских подарков, — поспешно и с явным облегчением в голосе добавила она, как будто этот факт делал ситуацию менее ужасной. — И подумать только, — продолжала миссис Полгрей, погрузившись в свое первоначальное уныние, — что именно в нашем доме он провел последний в своей жизни вечер, а приготовленная мною пища была последней, которую он отведал! Мне кажется, они поспешили с похоронами, вы не находите, мисс?

Я начала отсчитывать дни на пальцах.

— Семь дней, — наконец произнесла я.

— Они могли бы подержать его подольше, учитывая, что сейчас зима и все такое.

— Полагаю, им кажется, что чем скорее они с этим покончат, тем скорее оправятся от потрясения.

Сама миссис Полгрей, определенно, выглядела шокированной. Возможно, предположение, что кто-то способен оправиться от шока быстрее, чем она, показалось ей дурным предзнаменованием или просто неуважением к ее особе.

— Ну, не знаю, — протянула она. — Я слыхала о случаях, когда людей хоронили заживо. Помнится, много лет назад, когда я еще была ребенком, в наших краях была эпидемия оспы. Хоронили тогда очень быстро. Поговаривали, что кое-кого закопали заживо.

— Думаю, смерть сэра Томаса ни у кого не вызывает сомнений.

— Бывает, что человек кажется мертвым, а на самом деле он жив. Но, пожалуй, семь дней — достаточный срок для того, чтобы убедиться наверняка. Вы пойдете со мной на похороны, мисс?

— Я?

— А почему бы и нет? Я считаю, мы должны проявлять уважение к усопшим.

— У меня нет траурной одежды.

— О Господи. Я найду для вас шляпку и ленту, которую вы сможете пришить на свою накидку. Думаю, если мы пойдем только на кладбище, этого будет вполне достаточно. Конечно, заходить в церковь было бы неприлично… вы ведь всего лишь гувернантка здесь, а у них столько друзей, которые наверняка захотят приехать на похороны. Думаю, меллинская церковь будет битком набита.

Итак, мы остановились на том, что я буду сопровождать миссис Полгрей на кладбище.

* * *

Я присутствовала при погребении сэра Томаса.

Это была впечатляющая церемония, поскольку в соответствии с положением Треслинов в герцогстве похороны были необычайно пышными. Кладбище было до отказа заполнено людьми, так что нам с миссис Полгрей довелось лишь издали лицезреть происходящее. Я была этому рада, а миссис Полгрей безмерно возмущена.

С меня хватило вида безутешной вдовы в летящих траурных одеждах, ничуть не портящих ее красоты. Ее прелестное лицо едва виднелось из-под черной вуали. Похоже, черный цвет был ей к лицу ничуть не меньше лилового и зеленого, в которые она была облачена в рождественскую ночь. Леди Треслин двигалась непринужденно и грациозно, а траурный цвет делал ее фигуру еще стройнее. Эта женщина была воплощенным очарованием.

Я еще раз отметила безупречную элегантность Коннана. Попыталась разобраться в выражении его лица, но он, видимо, был преисполнен решимости скрыть свои чувства от окружающего мира, и я подумала, что в данных обстоятельствах это, пожалуй, даже к лучшему.

Приблизился катафалк, украшенный черными, развевающимися на ветру перьями. Шестеро крепких мужчин внесли в церковь гроб, накрытый погребальным покровом из темно-фиолетового с черным бархата. Кладбище было заполнено цветами и людьми в траурных одеждах. Единственное, что оживляло мрачные облачения, — это белые платки, которые женщины то и дело подносили к глазам, но даже они были оторочены широкой черной каймой.

Служба окончилась.

Холодный ветер развеял туман, и яркие лучи зимнего солнца заблестели на позолоте опускаемого в могилу гроба.

На кладбище царила мертвая тишина, нарушаемая лишь резкими криками чаек.

Все присутствующие, в том числе Коннан, Селестина и Питер, направились к экипажам, которым предстояло доставить их в Треслин-холл.

Мы с миссис Полгрей вернулись в «Маунт Меллин», где она, как обычно, предложила чашечку чая с традиционной добавкой.

Мы сидели, пили чай, и ее глаза лихорадочно блестели. Я понимала, что она пытается удержать язык за зубами и что это дается ей с большим трудом. Все же она не произнесла ни слова относительно того, какие последствия эта смерть может иметь для обитателей «Маунт Меллина».

Ее уважение к усопшим было непоколебимо.

* * *

Сэра Томаса не забывали. В течение последующих недель его имя то и дело упоминалось в разговорах. Миссис Полгрей многозначительно качала головой при каждом таком упоминании, но ее глаза излучали настороженность.

Дэйзи и Китти не страдали подобной щепетильностью. Принося мне по утрам воду, они не спешили уходить, а я проявляла некоторое коварство. Мне ужасно хотелось знать, что говорят люди, но не могла себе позволить спрашивать об этом напрямик. Все же мне удавалось выуживать из них информацию, при этом делая вид, что она меня абсолютно не интересует.

Впрочем, их не надо было особо уговаривать.

— Вчера я видела леди Треслин, — как-то сообщила Дэйзи. — Она совсем не похожа на вдову, хотя с ног до головы в трауре.

— Неужели? Почему?

— Трудно объяснить, мисс. Она была бледная и совсем не улыбалась, но в лице было что-то такое… ну, вы меня понимаете.

— Боюсь, что нет.

— Китти была рядом и заметила то же самое. Как будто она чего-то ждет, но при этом совершенно спокойна, потому что осталось ждать совсем недолго. Хотя, как лично мне кажется, год — это очень долго.

— Год? А чего ей надо ждать целый год? — с наивным видом поинтересовалась я, прекрасно понимая, о чем идет речь.

Дэйзи посмотрела на меня и хихикнула.

— Было бы неприлично, если бы они стали прямо сейчас встречаться и… вообще… как вы думаете, мисс? В конце концов, он ведь умер прямо здесь… почти у нас на пороге. Могут подумать, что они как бы накликали все это.

— О, Дэйзи, что за вздор! Как можно!

— Что ж, это никак нельзя доказать, но время покажет, что я была права.

Разговор принимал опасный оборот, и я отослала ее со словами:

— Мне надо спешить, я уже опаздываю.

Когда Дейзи ушла, я подумала: так значит, говорят, будто они хотели его смерти…

Хотя пока это все только разговоры.

Интересно, соблюдают ли они необходимую осторожность. Я вспомнила, как Филлида однажды говорила, что влюбленные напоминают страусов. Они зарывают головы в песок и думают, что если они никого не видят, то никто не видит их.

Но Коннан и леди Треслин отнюдь не юные и восторженные любовники.

Нет, с горечью подумала я. Эти люди достаточно искушены, опытны, а посему будут крайне осторожны.

Позже, в этот же день, гуляя в лесу, я услышала топот копыт. Кто-то ехал совсем неподалеку, а потом я услышала голос леди Треслин:

— Коннан, о Коннан!

Так значит, они все же встретились, а встречаться так близко к дому было большой глупостью.

Их голоса совершенно отчетливо доносились до меня из-за деревьев.

— Линда! Тебе не следовало приезжать.

— Я знаю… я знаю, — она заговорила совсем тихо, и конец фразы я не расслышала.

— Передать… записку, — проговорил Коннан. Его я слышала более отчетливо. — Твоего посыльного могли увидеть слуги. Ты же знаешь, как они сплетничают.

— Я знаю, но…

— Когда ты это получила?

— Сегодня утром. Я должна была сразу же тебе показать…

— Первое?

— Нет, первое пришло два дня назад. Поэтому я и должна была тебя увидеть, Коннан. Мне страшно…

— Чьи-то шалости, — успокаивающе произнес он. — Не обращай внимания. Забудь.

— Прочитай его! — воскликнула она. — Прочитай!

Наступило короткое молчание, затем опять заговорил Коннан:

— Все понятно… Я вижу лишь один выход…

И тронули лошадей. Через несколько секунд они могли оказаться рядом со мной. Я поспешила скрыться в густом кустарнике.

Мне было не по себе.

В тот же день Коннан уехал из «Маунт Меллина».

— Ему написали из Пензанса, — сообщила миссис Полгрей. — Он сказал, что уезжает на неопределенное время.

Я спросила себя, не связан ли его неожиданный отъезд с тревожными новостями, которые изложила в лесу леди Треслин.

* * *

Прошло несколько дней. Мы с Элвин возобновили наши занятия. Джилли тоже приходила в классную комнату.

Работая с Элвин, я давала Джилли какое-нибудь несложное задание, и она старательно вырисовала буквы на грифельной табличке или пересчитывала косточки на счетах. Казалось, в моем присутствии она чувствует себя защищенной. Девочка раньше доверяла Элис, и теперь перенесла это доверие на меня.

Поначалу Элвин бунтовала, но я указала ей на то, что мы должны проявлять доброту к тем, кому повезло в жизни меньше, чем нам. Таким образом, воздействуя на ее добросердечие, я добилась того, что она приняла Джилли, хотя и довольно неохотно.

Коннан отсутствовал уже неделю, когда однажды холодным февральским утром миссис Полгрей вошла в классную комнату, чем немало меня удивила. Экономка держала в руке два конверта, и я видела, что она очень взволнована.

Не став извиняться за вторжение, миссис Полгрей произнесла:

— Я получила письмо от хозяина. Он хочет, чтобы вы немедленно привезли мисс Элвин. Вот письмо для вас.

Она протянула мне конверт. Когда я его открывала, мои руки дрожали и я опасалась, что миссис Полгрей это заметит. Там содержалось следующее:

Моя дорогая мисс Ли.

Я пробуду здесь еще несколько недель, и полагаю, Вы согласитесь, что для Элвин было бы полезнее находиться рядом со мной. Убежден, однако, что она не должна прерывать занятия, поэтому прошу Вас привезти ее ко мне и приготовиться к тому, что придется провести здесь неделю или около того.

Возможно, Вы могли бы приехать завтра поездом, отправляющимся в 2.30. Билли Трехэй отвезет Вас на станцию.

Коннан Тре-Меллин.

Я понимала, что заливаюсь предательской краской, но прилагала отчаянные усилия, пытаясь как-то скрыть охватившую меня радость.

— Элвин, завтра мы едем к твоему отцу.

Она подпрыгнула и бросилась мне на шею. Это было весьма необычное проявление чувств, но меня тронула такая демонстрация ее привязанности к отцу.

— Это будет завтра, — произнесла я, окончательно взяв себя в руки. — Сегодня мы продолжаем заниматься как обычно.

— Но, мисс, нам ведь еще надо собирать вещи!

— После обеда, — строго заметила я, после чего повернулась к миссис Полгрей.

— Да. Мистер Тре-Меллин желает, чтобы я привезла Элвин.

Она кивнула. Я видела, что миссис Полгрей находит это очень странным. Видимо, он впервые проявил подобную заинтересованность в дочери.

— Вы едете завтра?

— Да, Билли Трехэю надо передать распоряжение отвезти нас на станцию завтра к половине третьего.

Она опять кивнула, после чего направилась к двери с выражением крайнего недоумения на лице. После ее ухода я еще некоторое время сидела неподвижно, приводя в порядок мысли. Мне это удавалось не лучше, чем Элвин. Прошло еще некоторое время, прежде чем я вспомнила о Джилли. Она смотрела на меня, и в ее глазах вновь появилось то выражение безразличия, которое, как я надеялась, мне удалось изгнать из них навсегда.

Джилли понимала больше, чем можно было предположить. Мы уезжаем, а она остается.

* * *

Мне не терпелось поскорее приступить к сбору вещей. Ленч нам с Элвин подали в классную комнату, но ни ее, ни меня еда сегодня не интересовала. Сразу же после ленча мы начали укладывать вещи.

У меня было совсем немного дорожной поклажи. К счастью, мои серое и лиловое платья были чистыми. В дорогу я намеревалась надеть серое шерстяное. Оно мне явно не к лицу, но его было слишком сложно упаковывать.

Я извлекла из шкафа зеленое шелковое платье, которое надевала на рождественский бал. Почему бы не взять его? У меня еще никогда не было такого красивого платья, и, кто знает, быть может, там представится случай его надеть.

Я достала из ящика шаль и гребень, воткнула его в волосы, а шаль небрежно накинула на плечи.

И тут же вспомнила бал, а именно тот момент, когда Питер взял меня за руку и увлек танцевать ферри-данс. Я хорошо помнила мотив и начала танцевать. Казалось, будто я перенеслась в ту рождественскую ночь, в незабываемую атмосферу волшебного праздника…

Я не услышала, как в комнату вошла Джилли, и вздрогнула, увидев ее. Она стояла и наблюдала за мной. В самом деле, эта девочка чересчур тихо перемещается по дому, подумалось мне.

Я перестала танцевать, чувствуя себя ужасно глупо и неловко. Джилли не сводила с меня серьезного взгляда.

Затем она посмотрела на кровать, на мои сложенные вещи рядом с ней, и моя радость вмиг улетучилась, потому что я поняла: Джилли будет глубоко несчастна, если мы уедем.

Я наклонилась и обняла ее.

— Мы скоро вернемся, Джилли.

Она зажмурилась и отвернулась.

— Джилли, — повторила я, — послушай… Мы очень скоро вернемся.

Она затрясла головой, и я увидела, что из-под ее плотно закрытых век потекли слезы.

— И тогда, — продолжала я, — мы снова будем заниматься. Ты будешь рисовать буквы и скоро научишься писать свое имя…

Но видно было, что она отказывается принимать эти утешения. Джилли вырвалась из моих рук, подбежала к кровати и начала вытаскивать вещи из лежащей там дорожной сумки.

— Нет, Джилли, нет!

Я снова обняла ее и негромко проговорила:

— Я вернусь, Джилли. Ты даже не заметишь, как пройдет время и я вернусь. Тебе покажется, что я совсем не уезжала.

И тут она сказала;

— Ты не вернешься. Она… она…

— Что, Джилли, что ты хочешь сказать?

— Она… ушла.

На мгновение я даже забыла о поездке к Коннану, так как вдруг осознала: Джилли знает нечто особое, ей известно то, что может пролить свет на загадку смерти Элис.

— Джилли, — осторожно начала я, — она попрощалась с тобой перед тем, как уйти?

Она яростно замотала головой, и мне показалось, девочка вот-вот разрыдается.

— Джилли, — взмолилась я, наклонившись к ней, — попробуй со мной поговорить, рассказать… Ты видела, как она ушла?

Джилли обняла меня и прижалась лицом к моей груди. Я с нежностью гладила ее по голове. Вдруг она снова бросилась к кровати и начала вытаскивать вещи из сумки.

— Нет! — кричала она. — Нет! Нет!

— Послушай, Джилли, я вернусь. Вернусь, вот увидишь…

— Она не вернулась!

Я поняла, что сейчас мне больше ничего не удастся от нее добиться.

Джилли подняла ко мне свое маленькое личико, с которого ушло безразличное выражение. Взгляд ее синих глаз был трагичен.

В это мгновение я поняла, как много для нее значит моя забота и мне никак не удастся объяснить ей, что я уезжаю всего лишь на неделю. Элис была к ней добра, и вот Элис ушла… Опыт научил ее тому, что именно так и происходит в жизни.

Несколько дней… неделя в жизни Джилли означает для нее то же самое, что для большинства из нас целый год. Нет, я не могу ее оставить. Не могу!

А что скажет Коннан, если я привезу обеих девочек?

Наверное, я смогу мотивировать свое решение. Как бы то ни было, но Джилли поедет с нами. Можно дать понять миссис Полгрей, что хозяин ждет моего приезда с обоими детьми. Ее это только обрадует. Она ведь первой признала, что с тех пор, как я начала заниматься с ее внучкой, в поведении Джилли наметились существенные изменения к лучшему…

— Джилли, — обратилась я к девочке, — я уезжаю на несколько дней. Вы с Элвин поедете со мной. — Я поцеловала ее заплаканное личико. И повторила: — Ты едешь со мной. Тебе ведь этого хотелось, не правда ли?

Прошло еще несколько секунд, прежде чем она поняла, а затем закрыла глаза и опустила голову. Джилли улыбалась, и это тронуло меня больше слов самой горячей благодарности.

Я была готова рискнуть вызвать неудовольствие Коннана ради того, чтобы осчастливить это бедное дитя.

* * *

Утром следующего дня мы были готовы тронуться в путь, и все домочадцы вышли нас провожать. Я расположилась в экипаже между девочками, а Билли Трехэй в ливрее Тре-Меллинов щегольски восседал на козлах, задушевно беседуя с лошадьми.

Миссис Полгрей стояла, скрестив на груди руки и не сводя глаз с Джилли. Было очевидно, что ее приводит в восторг вид маленькой внучки, сидящей в коляске вместе со мной и Элвин. Тапперти стоял рядом со своими дочерьми. Их блестящие и такие одинаковые глаза внимательно наблюдали за нами, и было ясно, что это трио погружено в глубокие раздумья.

А меня переполняла такая радость, что, когда мы отъехали от дома, мне стоило немалых усилий заставить себя сдержаться и не запеть вслух.

Стояло ясное солнечное утро, легкий морозец украсил инеем деревья, а пруды и ручьи затянул тонкой ледяной корочкой.

Наш экипаж развил довольно хорошую скорость на неровных сельских дорогах. Дети были в прекрасном настроении. Элвин беспрестанно болтала, а Джилли сидела рядом со мной молчаливая, но, по всему видать, бесконечно довольная жизнью. Я заметила, что она сжимает в кулачке подол моей юбки, и это вызвало в моей душе новый прилив нежности.

Билли был весьма словоохотлив, и, когда мы проезжали мимо могильного холмика у очередного перекрестка, он произнес молитву за упокой несчастной души.

— Хотя вряд ли эта душа может упокоиться, мои милые. Человек, которого постигла такая смерть, никогда не найдет покоя. То же самое при любой насильственной смерти… все равно как его убьют. Такие мертвецы не могут лежать спокойно в могиле. Они ходят.

— Что за вздор! — возмутилась я.

— Лишь тот, кто ничего не знает, может назвать мудрость вздором, — обиделся Билли.

— Думается, некоторые люди обладают слишком богатым воображением.

Я заметила, что глаза детей прикованы к моему лицу.

— Смотрите, — я попыталась сменить тему разговора, когда мы поравнялись с обмазанным глиной домиком, окруженным пчелиными ульями. — Посмотрите вон на те ульи! Что это на них?

— Черный креп, — сказал Билли. — Он означает смерть кого-то из членов семьи. Если пчелам не сообщить о смерти и не разделить с ними свое горе, они будут очень переживать и могут даже обидеться…

Я вздохнула с облегчением, когда мы наконец-то прибыли на станцию.

В Пензансе ждал экипаж, которому предстояло доставить нас в усадьбу. Уже темнело, когда мы свернули на подъездную дорогу и вдали показалась темная громада дома. На крыльце стоял человек с фонарем в руках. Увидев подъезжающий экипаж, он закричал:

— Они приехали, бегите, скажите хозяину! Он велел сообщить ему, как только они появятся!

Мы с трудом выбрались из экипажа, полусонные дети едва держались на ногах. Я помогла им спуститься на землю, а когда обернулась, передо мной стоял Коннан. Уже сгустились сумерки, и я не могла детально рассмотреть его лицо, но точно знала, что он очень рад меня видеть. Хотя бы потому, что он взял мою руку и ласково ее сжал.

И тут Коннан произнес нечто странное:

— Я беспокоился, мне мерещились всевозможные несчастья. И уже жалел, что сам не поехал за вами.

Конечно же, он имеет в виду Элвин, подумала я. Не может быть, чтобы речь шла обо мне…

Но он в упор смотрел на меня, а я чувствовала, что еще никогда в жизни не была так счастлива.

— Дети… — начала было я.

Он посмотрел на Элвин и широко улыбнулся.

— Привет, папа, — сказала она. — Я так рада, что приехала к тебе!

Коннан положил руку ей на плечо, а она почти умоляюще посмотрела на него снизу вверх, как будто просила его поцеловать ее. Но это, похоже, было выше его сил.

Он лишь произнес:

— Я рад твоему приезду, Элвин. Тебе здесь понравится.

Тут я выдвинула из-за своей спины Джилли.

— Что… — начал он.

— Мы не могли оставить Джилли дома, — не дала ему договорить я. — Вы ведь не забыли, что дали свое разрешение на то, чтобы я ее учила?

Какое-то мгновение Коннан колебался. Затем посмотрел на меня и расхохотался. И в этот момент я поняла, что он так рад видеть меня, именно меня, что ему нет дела до того, кого я с собой привезла. Главное, что я приехала.

* * *

В течение двух последующих недель мне казалось, что мир жестокой реальности остался где-то далеко позади, а я поселилась в ином, новом мире, изобретенном мною самой, — добром, уютном и справедливом.

С момента моего приезда в усадьбу «Пенландстоу» со мной здесь обращались не как с гувернанткой, а как с очень дорогой гостьей.

Это способствовало тому, что с моей души будто сползла какая-то липкая пелена, и я вдруг опять стала веселой и жизнерадостной девушкой, какой была, когда жила в доме своего отца, приходского священника.

Мне предоставили очень милую комнату рядом с комнатой Элвин, и когда я попросила, чтобы Джилли тоже поселили по соседству со мной, это было немедленно исполнено.

«Пенландстоу» — очаровательный старый особняк, построенный еще в елизаветинский период. Он почти так же велик, как «Маунт Меллин», и в нем так же легко заблудиться.

Моя комната была просторной и светлой, под каждым окном стоял обитый красным бархатом диванчик, шторы также были бархатными и красного цвета. Большая кровать пряталась под шелковым пологом на четырех опорах. Ковер был того же насыщенного красного цвета, что и шторы, и это согревало бы комнату, даже если бы в ней не было открытого камина, в котором постоянно пылали дрова.

Когда мои дорожные сумки принесли в эту комнату, одна из служанок тут же принялась распаковывать вещи, пока я стояла у камина, наблюдая за пляшущими языками пламени.

Разложив вещи на кровати, служанка присела в реверансе и спросила, следует ли ей убрать их в шкаф. Так с гувернантками не обращаются, подумала я. Несмотря на все дружелюбие, которое выказывали по отношению ко мне Дэйзи и Китти, они ни за что не стали бы делать ничего подобного.

Я сказала, что сама уберу вещи в шкаф, но сначала хочу помыться и мне нужна горячая вода.

— В конце коридора есть ванная комната, мисс, — сообщила служанка. — Я вам ее покажу и принесу туда горячую воду.

Она проводила меня в просторную комнату, где стояла большая ванна, а также маленькая сидячая.

— Мисс Элис приказала устроить здесь ванную комнату еще до того, как вышла замуж и уехала, — услышала я и с легким испугом вспомнила, что нахожусь в родном доме Элис.

Помывшись и переодевшись, я решила посмотреть, как устроилась Элвин. Она уже уснула, и я не стала ее беспокоить. Джилли тоже спала в своей комнате. Когда я вернулась к себе, вошла служанка с сообщением о том, что мистер Тре-Меллин ожидает меня в библиотеке, как только я буду готова.

Я сказала, что уже готова, и она проводила меня к нему.

— Я очень рад тому, что вы здесь, мисс Ли, — произнес Коннан.

— Разумеется, приезд дочери — очень приятное событие…

Он с улыбкой перебил меня:

— Я сказал, что рад вашему приезду, мисс Ли. Я имел в виду именно вас.

Я покраснела.

— Вы очень добры. Я привезла с собой кое-какие детские книги для занятий…

— Давайте устроим им небольшой отдых. Что скажете? Уроки, конечно, должны проводиться, если вы считаете это необходимым, но неужели девочки целыми днями будут заниматься?

— Думаю, по такому случаю уроки можно немного сократить.

Коннан подошел и остановился возле меня.

— Мисс Ли, — произнес он, — вы неподражаемы.

Я в испуге отшатнулась, а он продолжал:

— Я рад, что вы приехали столь незамедлительно.

— Таково было ваше распоряжение.

— Я не хотел, чтобы это звучало как распоряжение, мисс Ли. Это была всего лишь просьба.

— Но… — начала я и умолкла, потому что мне было не по себе, настолько он отличался от того человека, хозяина «Маунт Меллина». Он воспринимался как незнакомец, который сейчас кружил мне голову почти как тот, другой Коннан Тре-Меллин, который слегка пугал меня, потому что я не понимала саму себя, не могла разобраться в собственных эмоциях.

— Я был так рад сбежать оттуда, — произнес он. — И подумал, что вам хотелось бы того же самого.

— Сбежать… от чего?

— От мрака смерти. Я ненавижу смерть. Она вгоняет меня в депрессию.

— Вы говорите о сэре Томасе. Но…

— О да, я понимаю. Всего лишь сосед. И все же меня это угнетало. Хотелось поскорее убраться оттуда. Я так рад, что вы присоединились ко мне… с Элвин и второй девочкой.

Повинуясь душевному порыву, я произнесла:

— Надеюсь, вы не расценили то, что я привезла Джиллифлауэр, как самоуправство с моей стороны. Но если бы я оставила ее дома, это разбило бы ее сердце…

И тут он произнес то, от чего у меня голова пошла кругом.

— Я могу представить себе всю степень несчастья человека, вынужденного расстаться с вами.

Чтобы скрыть свое смятение, я быстро проговорила:

— Полагаю, детей следует покормить. Они измучены и уснули. Но, мне кажется, им необходимо поесть перед тем, как окончательно лечь спать. Сегодняшний день был для них очень тяжелым.

Он пожал плечами.

— Закажите для них все, что сочтете нужным, мисс Ли. А затем мы с вами пообедаем.

— Но Элвин ведь обедает с вами… — нерешительно произнесла я.

— Сегодня она слишком устала. Мы будем обедать вдвоем.

Итак, я заказала ужин для детей, после чего мы с Коннаном пообедали в зимней гостиной. Обед с этим мужчиной при свечах был совершенно непривычным, но необычайно приятным событием. Я не могла поверить до конца в реальность происходящего. Никогда еще жизнь так не походила на сон…

Он очень много говорил, от мрачного нелюдима в этот вечер не осталось и следа.

Коннан рассказывал о доме, о том, что он был построен в форме буквы Е в честь королевы Елизаветы, которая правила в период его постройки, и даже начертил план, чтобы мне было понятнее.

— Два трехсторонних двора и выступающий центральный корпус. Тот, где мы сейчас с вами обедаем. Здесь располагаются большой зал, галерея, а также комнаты поменьше, вроде этой зимней гостиной, которая идеально подходит для небольшой компании, вы не находите?

Я сказала, что нахожу дом очаровательным и что моему собеседнику необычайно повезло стать обладателем двух таких величественных особняков.

— От самих по себе стен мало радости, мисс Ли. Ведь главное — это жизнь, которой они заполнены.

— Тем не менее, — не унималась я, — несомненно, приятно, когда жизнь окружена комфортом.

— Согласен. И я счастлив, что вы находите мои дома привлекательными.

Когда мы закончили обедать, он проводил меня в библиотеку и предложил сыграть партию в шахматы. Я с удовольствием согласилась.

Мы расположились в уютной комнате с резным потолком и толстым пушистым ковром на полу, освещенной лампами, плафоны которых были изготовлены из изысканно расписанного фарфора явно восточного происхождения. Но дело действительно не в стенах. Я никогда не предполагала, что человек может быть так счастлив…

Он расставил на доске фигуры, выточенные из слоновой кости, и мы начали игру.

В комнате воцарилась глубокая, но благостная тишина. По крайней мере, мне так казалось. Я знала, что никогда не смогу забыть мерцающее пламя свечей, тиканье позолоченных часов, которые, казалось, принадлежали самому Людовику XIV, сосредоточенное лицо Коннана и его длинные сильные пальцы на изящных фигурах.

Нахмурившись и обдумывая очередной ход, я вдруг почувствовала, что он смотрит не на доску, а на меня. Подняв глаза, я встретилась с ним взглядом. Он смотрел на меня весело и одновременно задумчиво. Мне пришло в голову, что он пригласил меня сюда, преследуя какую-то особую цель. Но какую?

По спине пробежал тревожный холодок, но я была слишком счастлива, чтобы позволить подобным мыслям омрачить это состояние души.

Я переставила фигуру, и тут он воскликнул:

— Ага! — а затем: — Мисс Ли, моя дорогая мисс Ли, кажется, вы угодили в ловушку, которую я для вас расставил!

— О нет! — воскликнула я.

Коннан пошел конем, тем самым создав угрозу для моего короля. Я как-то выпустила из виду этого коня…

— По-моему… — произнес он, — ах нет, не совсем. Шах, мисс Ли, но пока еще не мат.

Я поняла, что по вполне объяснимой рассеянности допустила несколько ошибок, и попыталась было переломить ситуацию, однако мне это никак не удавалось. Каждый ход лишь приближал неизбежный конец.

Я услышала его голос, мягкий, с нотками необычайной доброжелательности:

— Шах и мат, мисс Ли.

Несколько секунд я в отчаянии смотрела на доску.

— Я поступил нечестно, воспользовавшись тем, что вы устали после путешествия.

— Нет, нет, мистер Тре-Меллин. Полагаю, дело в том, что вы играете лучше меня.

— Полагаю, мы друг друга стоим, мисс Ли.

Затем я удалилась в свою комнату.

Там легла в постель и попыталась уснуть, но сон не шел ко мне, переполненной счастьем. Я вспоминала нашу встречу у крыльца, нашу трапезу и слова: «мы друг друга стоим».

И даже забыла, что дом, где я сейчас нахожусь, когда-то принадлежал Элис. Забыла обо всем, кроме того, что Коннан послал за мной, а теперь, когда я приехала, похоже, был бесконечно рад этому…

* * *

Следующий день оказался таким же приятным и увлекательным, как и предыдущий. Утром я немного позанималась с детьми, а после обеда Коннан повез нас кататься. Как отличалась поездка в его экипаже от тряски за спиной Тапперти или Билли Трехэя!

Он повез нас на побережье, и мы увидели вздымающийся из воды утес Святого Михаила.

— Весной мы как-нибудь приедем сюда, переправимся на утес, и вы сможете увидеть стул Святого Михаила, — пообещал он.

— А можно мне будет посидеть на нем, папа? — поинтересовалась Элвин.

— Можно, если захочешь рискнуть жизнью. Ты обнаружишь, что твои ноги болтаются над пропастью в семьдесят футов или около того. Тем не менее многие представительницы твоего пола считают, что оно того стоит.

— Но почему, папа, почему? — с любопытством воскликнула Элвин, которую приводило в восторг его внимание.

— Потому что, — продолжал Коннан, — существует старинное поверье: если женщине удастся посидеть на стуле Святого Михаила прежде своего мужа, именно она, а не муж, будет главой семьи.

Элвин весело рассмеялась, а Джилли, которую мы тоже взяли с собой, стояла поодаль, застенчиво улыбаясь. Коннан перевел взгляд на меня.

— А вы, мисс Ли, — произнес он, — вы хотели бы испытать на себе действие этой приметы?

Я на мгновение заколебалась, а затем с вызовом посмотрела ему в глаза.

— Нет, мистер Тре-Меллин, у меня нет такого желания.

— Значит, вы не желаете стать главой семьи?

— Я не считаю, что в семье кто-то должен быть главным, будь то жена или муж. Думаю, супруги должны стремиться к взаимопониманию. Если один из них имеет по какому-либо вопросу мнение, которое он считает единственно правильным, значит, другому стоило бы к этому мнению прислушаться.

Я слегка покраснела, представив себе, как улыбнулась бы Филлида, услыхав такую речь.

— Мисс Ли, — очень серьезно заметил Коннан, — ваша мудрость затмевает наш глупый фольклор.

Мы отправились в обратный путь под неяркими лучами зимнего солнца, и я чувствовала себя абсолютно счастливой.

* * *

Я провела в «Пенландстоу» уже неделю и начала задавать себе вопрос, сколько еще может продлиться эта идиллическая интерлюдия, когда хозяин дома заговорил о том, что, видимо, все это время было у него на уме.

Дети легли спать, а Коннан пригласил меня на шахматную партию. Когда я вошла в библиотеку, фигуры уже были расставлены на доске, и он сидел, внимательно их изучая.

Портьеры были задернуты, а в огромном камине весело потрескивали дрова. Он встал при моем появлении, и я быстро прошла на свое место.

Коннан улыбнулся, и мне показалось, что его глаза проанализировали все детали моей внешности, причем сделали это настолько откровенно, что если бы на его месте находился кто-то другой, я бы сочла это оскорбительным.

Я уже собралась было сделать ход королевской пешкой, как он произнес:

— Мисс Ли, я пригласил вас сюда не для того, чтобы играть в шахматы. Мне нужно кое-что сказать…

— Да, мистер Тре-Меллин?

— Кажется, что я знаю вас очень давно. Вы так изменили наши жизни — и мою, и Элвин… Если бы вы уехали, нам обоим вас очень бы не хватало. Думаю, мы с ней должны позаботиться о том, чтобы вы не покинули нас…

Я попыталась взглянуть на него, но не смогла, потому что боялась, что он прочитает в моем взгляде надежду и страх.

— Мисс Ли, — опять заговорил он, — я прошу вас остаться с нами… навсегда.

— Я… я вас не понимаю…

— Я прошу вас выйти за меня замуж.

— Но… но это… невозможно.

— Почему же, мисс Ли?

— Потому что… потому что это так… нелепо.

— Быть может, вы находите нелепым меня… или я вам неприятен, отвратителен? Пожалуйста, будьте со мной откровенны.

— Я… О, разумеется, нет! Но ведь я… работаю у вас гувернанткой…

— Вот именно. Это меня и тревожит. Гувернантки иногда покидают свое место работы. Если бы вы уехали от нас, я бы этого не вынес…

Меня переполняли эмоции. Я не могла поверить в то, что все это происходит на самом деле.

— Вижу, вы колеблетесь, мисс Ли.

— Я очень удивлена.

— Мне следовало заранее вас подготовить? — уголки его губ слегка приподнялись. — Прошу прощения, мисс Ли, но я полагал, что мне удалось изложить свою позицию достаточно ясно и доходчиво.

В эти мгновения я попыталась представить себе возвращение в «Маунт Меллин» и резкий переход от роли гувернантки к роли хозяйки дома. Разумеется, в этом нет ничего неосуществимого, и через несколько месяцев все забудут, что я когда-то была гувернанткой. В отсутствие какого-либо имущества мое чувство собственного достоинства всегда оставалось при мне. Послушать Филлиду, так у меня его было в избытке… Но предложение руки и сердца представлялось мне несколько иначе… Он не взял меня за руку, не прикоснулся, он просто сидит за столом и разглядывает меня с хладнокровным, чуть ли не расчетливым видом покупателя…

Коннан тем временем продолжал:

— Подумайте, сколько хорошего этот брак может принести всем нам, моя дорогая мисс Ли. Помощь, которую вы оказали Элвин, произвела на меня неизгладимое впечатление. Девочке нужна мать. Вы можете восполнить эту потребность. Вам это удастся просто… превосходно.

— Разве должны люди жениться ради ребенка, как вы полагаете?

— Я ужасный эгоист, и я бы этого ни за что не сделал, — он наклонился ко мне через стол, его глаза блестели, но истолковать этот блеск мне не удавалось, — я готов жениться только ради своего собственного удовольствия.

— В таком случае… — начала я.

— Да, я не преследую интересы одной лишь Элвин. Нас трое, моя дорогая мисс Ли, и всем нам этот брак пойдет на пользу. Вы нужны Элвин. И вы… вы нужны мне. Нужны ли мы вам? Возможно, вы вполне самодостаточны в отличие от нас. Но что вы будете делать, если не выйдете замуж? Переходить с одного места работы на другое, а такая жизнь не очень-то приятна. Она приемлема, когда гувернантка молода, привлекательна, полна жизни… но бойкие гувернантки, увы, превращаются в стареющих гувернанток…

Я не удержалась и съязвила:

— Вы предлагаете мне это замужество в качестве страховки от старости?

— Я предлагаю вам последовать велению своего собственного сердца, моя дорогая мисс Ли.

Последовало короткое молчание, во время которого я боролась с нелепым желанием разрыдаться. Его предложение было именно тем, чего я жаждала всей душой, но предложение замужества должно быть страстным признанием в любви, а я не могла отделаться от подозрения, что Коннаном движет отнюдь не любовь ко мне. Это предложение походило на перечень причин, по которым нам следует заключить брак. Причем мне казалось, он опасается того, что я каким-либо образом докопаюсь до истинной причины…

— Вы так практично к этому подходите, — выдавила я из себя. — Я как-то иначе представляла себе замужество…

Его брови резко вскинулись, и он расхохотался. Что-то в моих словах его весьма развеселило.

— Как же я рад! Я всегда представлял вас себе как необычайно практичного человека, поэтому избрал способ изложения, который, по моему мнению, должен был показаться вам наиболее привлекательным!

— Вы и в самом деле предлагаете мне выйти за вас замуж?

— Я сомневаюсь, что когда-либо в жизни был настроен серьезнее, чем сейчас. Каков ваш ответ? Пожалуйста, не держите меня в неведении чересчур долго.

Я сказала, что мне необходимо все обдумать.

— Это справедливо. Вы сообщите мне о своем решении завтра?

— Да, я сделаю это завтра.

А затем встала и направилась к выходу.

Коннан опередил меня. Я думала, что он хочет отворить передо мной дверь, но этот коварный человек не сделал ничего подобного. Он попросту заключил меня в объятия.

И поцеловал так, как меня еще никто и никогда не целовал. Я даже не догадывалась о существовании таких поцелуев и поняла, что человек способен испытывать совершенно неведомые эмоции… Он целовал мои глаза, мой нос, мои щеки, мой рот и мою шею, пока у него совсем не перехватило дух, да и у меня тоже.

И рассмеялся.

— Ждать до утра! Неужели я похож на человека, который согласится ждать до утра? Вы и в самом деле приняли меня за мужчину, который способен жениться ради своей дочери? Нет, мисс Ли… — он опять дразнил меня, — моя дорогая, дорогая мисс Ли… я хочу жениться потому, что намерен сделать вас узницей своего дома! Да-да! Я не хочу, чтобы вы куда-нибудь убежали, потому что со времени вашего приезда я думаю только о вас и знаю, что буду думать всю оставшуюся жизнь!

— Это правда? — прошептала я. — Неужели это правда?

— Марта! — вдруг воскликнул он. — Какое суровое имя для такого восхитительного создания! И все же как оно вам идет!

— Сестра называет меня Марти… И отец тоже так называл.

— Марти, — повторил он. — Звучит беспомощно, зависимо… женственно. Иногда ты можешь быть и Марти. Для меня ты будешь тремя женщинами сразу: Марти, Мартой и мисс Ли, моей дражайшей мисс Ли. Видишь ли, в тебе живут все три, и моя милая Марти будет постоянно предавать мисс Ли. Именно от нее я узнал, что тебя интересует моя персона. Причем интересует гораздо сильнее, чем мисс Ли считает допустимым и приличным выказать. Это просто очаровательно! Я женюсь не на одной женщине, а сразу на трех!

— Неужели я была столь откровенна?

— Необычайно откровенна… восхитительно откровенна!

Я поняла, что глупо делать вид, что это не так. И позволила ему обнять себя и отдалась чувствам, превосходившим все мои ожидания.

А потом сказала:

— Меня терзает ужасное подозрение, что я скоро проснусь в своей постели в «Маунт Меллине» и пойму, что все это мне приснилось.

— Ты знаешь, — совершенно серьезно откликнулся он, — я чувствую то же самое.

— Но для тебя все по-другому. Ты можешь делать, что тебе вздумается… ехать, куда хочешь… и ни от кого не зависеть.

— Я уже не могу назвать себя независимым человеком. Я целиком и полностью завишу от Марти, Марты и моей дорогой мисс Ли.

Он произнес это так серьезно, что я чуть не расплакалась от нежности. Эмоции сменяли друг друга с такой скоростью, что я едва с ними справлялась.

«Это любовь! — подумала я. — Чувство, которое возносит человека к вершинам бытия. Но именно потому, что любовь позволяет взлетать так высоко, нас постоянно подстерегает опасность падения. Никогда не следует забывать: чем выше взлет, тем трагичнее падение…»

Но сейчас было не время размышлять о трагической стороне любви. Я любила и — о чудо! — была любима.

Ради такой любви я была готова поставить на карту свою жизнь.

Коннан положил руки мне на плечи и пристально посмотрел в глаза.

— Мы будем счастливы, дорогая. Мы будем счастливее, чем я или ты могли даже предположить.

Я знала, что так и будет. Все, что произошло с нами в прошлом, заставит нас еще больше ценить ту радость, которую мы можем подарить друг другу.

— Давай будем практичными, — сказал он. — И наметим планы. Когда мы поженимся? Не хочу откладывать надолго. Я самый нетерпеливый человек на земле, когда дело касается моих удовольствий. Завтра мы возвращаемся домой и сразу же объявим о нашей помолвке. Нет, не завтра, послезавтра. У меня тут есть еще одно или два небольших дела. А дома мы устроим бал, на котором объявим о помолвке! Я думаю, что спустя месяц мы могли бы отправиться в свадебное путешествие. Предлагаю Италию, если только у тебя нет других пожеланий…

Я сидела, сцепив перед собой руки. Должно быть, походила в этот момент на экзальтированную школьницу.

— Хотела бы я знать, что скажут в «Маунт Меллине»…

— Кто, слуги? Можешь быть спокойна, они имеют достаточно четкое представление о том, как обстоят дела. Слуги напоминают мне детективов. Ни одна деталь не ускользает от их проницательных глаз… Но ты дрожишь. Тебе холодно?

— Нет, я всего лишь взволнована. И все еще думаю, что скоро проснусь.

— Как ты находишь идею Италии?

— В определенной компании мне бы понравилась даже идея Северного полюса.

— Надеюсь, моя дорогая, ты имеешь в виду меня.

— Ты не ошибся.

— Моя дорогая мисс Ли, — воскликнул он, — как я люблю, когда ты напускаешь на себя суровость! Она всегда будет стимулировать и вдохновлять меня!

Тут мне показалось, что он сравнивает меня с Элис, и по спине пробежал холодок, как и после его замечания о детективных способностях слуг.

— Ты тревожишься о том, как будет воспринята эта новость, — продолжал он. — Слугами… соседями. Да кому какое дело? Тебе разве не все равно? Конечно, все равно. У мисс Ли вполне достаточно здравого смысла, в этом я уверен. Мне не терпится сообщить о том, что ты станешь моей женой, прежде всего Питеру Нанселлоку. Честно говоря, я очень ревновал тебя к этому молодому джентльмену.

— И совершенно безосновательно.

— И все же я переживал. Мне казалось, что он способен убедить тебя отправиться с ним в Австралию. И я готов был на многое пойти, чтобы воспрепятствовать подобным планам!

— Даже на то, чтобы сделать мне предложение?

— И на большее, если бы потребовалось. Похитить тебя, упрятать в темницу и не выпускать, пока он не окажется достаточно далеко!

— У тебя не было никаких оснований для подобных опасений.

— Ты уверена? Мне кажется, он очень привлекателен.

— Возможно. Я не заметила.

— Я готов был его убить, когда он набрался наглости и подарил тебе Джасинт!

— Полагаю, ему всего лишь нравится эпатировать общественное мнение. Скорее всего, он понимал, что я не смогу ее принять.

— И я могу не опасаться соперничества с ним?

— Ты можешь не опасаться соперничества ни с кем!

Тут я опять оказалась в его объятиях и позабыла обо всем, кроме того, что обрела любовь. Наконец он произнес:

— Мы возвратимся послезавтра и сразу же начнем готовиться к свадьбе. Ровно через месяц будем женаты. Оглашение бракосочетания состоится немедленно после нашего возвращения. Мы устроим бал в честь помолвки и пригласим всех соседей на нашу свадьбу.

— Полагаю, ты лучше знаешь, как все это делается.

— Традиции, моя дорогая. С ними необходимо считаться. Ты будешь великолепна, в этом я не сомневаюсь. Ты боишься?

— Только не твоих соседей.

— Мы откроем бал вместе, дражайшая мисс Ли.

— Да, — ответила я и представила себя в зеленом платье, с янтарным гребнем в волосах и бриллиантовой подковой, сверкающей на зеленом фоне.

Затем он заговорил об Элис.

— Я никогда не рассказывал тебе о своем первом браке.

— Не рассказывал.

— Он не был счастливым.

— Мне очень жаль.

— Тот брак был устроен фактически без моего согласия. А в этот раз я женюсь на женщине, которую выбрал сам. Только человек, переживший несчастный первый брак, может оценить радости второго. Дорогая, боюсь, что я вел далеко не монашескую жизнь…

— Об этом я уже догадалась.

— Я большой грешник, и тебе об этом очень скоро станет известно.

— Что ж, я готова к самому худшему.

— Элис… моя жена… полагаю, мы с ней не подходили друг другу.

— Расскажи о ней.

— Рассказывать почти нечего. Она была мягким и ласковым созданием, очень старалась мне угодить. Но в ней было мало жизни, и я знал почему. Выходя за меня замуж, она уже любила другого.

— Того, с кем она убежала?

Он кивнул.

— Бедная Элис! Она была очень несчастна. Она ошиблась не только в выборе мужа, но и в выборе любовника. Мы мало чем отличались друг от друга… я и Джеффри Нанселлок. И были очень похожи. Когда-то в этих краях существовала традиция «droit de seigneurs». Мы с Джеффри делали все, от нас зависящее, чтобы эта традиция не угасла.

— Иными словами, у тебя было множество романов.

— Я распутный и беспринципный волокита. То есть я хочу сказать, что я был им. Потому что с этого момента намереваюсь хранить верность единственной женщине до конца жизни. Ты не глядишь на меня скептически. Благослови тебя за это Господь. Я намерен сдержать свое обещание и клянусь, что сделаю это, дорогая Марти. Именно благодаря прошлому опыту я знаю разницу между тем, что было, и тем, что есть. Это любовь.

— Да, — медленно произнесла я. — Мы будем верны друг другу, потому что это единственный способ доказать всю глубину нашей любви.

Он взял мои руки и поцеловал их. Я еще никогда не видела его таким серьезным.

— Я люблю тебя, — произнес он. — Помни об этом… всегда помни об этом.

— Обещаю.

— До тебя могут дойти слухи.

— Этого трудно избежать.

— Ты ведь слышала об Элис и о том, что Элвин — не моя дочь? О, дорогая, кто-то тебе, конечно же, об этом рассказал, о таком просто нельзя было не рассказать… Видишь ли, это правда. Я так и не смог полюбить этого ребенка. Более того, я, как мог, избегал ее общества. Она была неприятным напоминанием обо всем, что я стремился забыть. Но когда приехала ты, мои чувства изменились. Ты заставила меня увидеть в ней одинокого ребенка, страдающего за грехи взрослых. Видишь, ты изменила меня, дорогая Марти.

— Коннан, я хочу сделать этого ребенка счастливым. Позволь ей принять тебя как своего отца. Она в этом так нуждается.

— Ты станешь ей матерью. Значит, я стану ее отцом.

— Мы будем очень счастливы, Коннан.

— Ты умеешь видеть будущее?

— Я вижу наше будущее, потому что оно зависит только от нас, и я намерена сделать его счастливым.

— А если мисс Ли поставила себе цель, она ее добьется. И ты обещаешь не расстраиваться, услышав сплетни обо мне?

— Ты говоришь о леди Треслин. Она была твоей любовницей.

Эти слова сорвались с моих губ совершенно непроизвольно. Я была ошеломлена тем, что могу говорить о подобных вещах. Но все же я хотела знать правду, и это желание было столь сильным, что я отбросила прочь всякую щепетильность.

Он кивнул.

— Больше никогда, — вырвалось у меня. — С этим покончено.

Он поцеловал мою руку.

— Разве я не поклялся тебе в вечной верности?

— Но, Коннан, — заколебалась я, — она такая красивая и по-прежнему будет жить рядом.

— Но я влюблен, — возразил он, — впервые в жизни.

— И ты ее не любил?

— Похоть, страсть, — ответил он, — иногда люди принимают их за любовь. Но когда встречаешь настоящую любовь, ее сразу узнаешь. Дорогая, давай похороним все наши прошлые ошибки. Давай начнем все заново, ты и я, в радости и в горе…

Я опять оказалась в его объятиях.

— Коннан, я ведь не сплю, как ты думаешь? Пожалуйста, скажи, что я не сплю.

Было очень поздно, когда мы наконец расстались. Я поднялась к себе, не чуя ног от счастья. Я даже боялась ложиться спать, опасаясь, что, когда проснусь, все окажется сном.

* * *

Утром я пришла в комнату Элвин и сообщила ей новость.

Несколько секунд в углах ее рта витала весьма довольная улыбка, затем она напустила на себя безразличный вид, но было уже поздно. Я знала, что Элвин обрадовалась.

— Теперь вы навсегда останетесь с нами, мисс? — спросила она.

— Да.

— Интересно, научусь ли я когда-нибудь ездить верхом так же хорошо, как вы.

— Научишься и, скорее всего, еще лучше. У тебя будет гораздо больше возможностей тренироваться, чем у меня.

Опять ее губы тронула улыбка. Затем она задумалась и с серьезным видом взглянула на меня.

— Мисс, — произнесла она, — как же мне теперь вас называть? Вы ведь будете моей мачехой?

— Да, но ты можешь называть меня, как захочешь.

— Только не мисс!

— Полагаю, что нет. Я ведь теперь не буду твоей гувернанткой.

— Наверное, мне придется называть вас мамой, — ее губы сжались.

— Если тебе этого не хочется, ты могла бы называть меня Мартой, когда мы будем оставаться наедине. Или Марти. Так меня всегда называли мой отец и сестра.

— Марти, — повторила она. — Это мне нравится. Похоже на имя лошади.

— Лучшей похвалы я и желать не могла! — расхохоталась я, а она с самым серьезным видом воззрилась на мое веселье.

Затем посетила другую девочку.

— Джилли, — произнесла я. — Я скоро стану миссис Тре-Меллин.

Из синих глаз ушло безразличие, и ее лицо озарила ослепительная улыбка.

Она подбежала и зарылась лицом в мои юбки. Ее тельце вздрагивало от веселого смеха.

Я никогда не могла быть уверена в том, что происходит в затуманенном мозгу Джилли, но знала, что в этот момент она счастлива. Она отождествляла меня с Элис, и я чувствовала, что она воспринимает все происходящее как нечто само собой разумеющееся.

Полагаю, что с этого момента она стала полностью отождествлять меня с Элис.

* * *

Поездка домой была очень веселой. Всю дорогу до станции мы распевали корнуоллские песни. Я никогда не видела Коннана таким веселым.

Элвин подпевала нам, и Джилли тоже. Я не верила своим ушам, слыша, как эта девочка, которая почти всегда молчала, тихонько напевает себе под нос, как будто разговаривая сама с собой.

Мы пропели «Двенадцать дней Рождества». У Коннана был очень приятный баритон. Мне казалось, я взлетаю к высотам невозможного счастья, слушая, как он выводит первые строки:

Мы принялись распевать эту песню, мне никак не удавалось припомнить все подарки, последовавшие после пяти золотых колец, и мы заливались смехом, споря, сколько служанок доило коров, а сколько гусынь-несушек прислал любимый.

— Все эти подарки довольно бессмысленные, — с серьезным видом заявила Элвин. — Конечно, за исключением пяти золотых колец. Наверное, он любил ее не так сильно, как уверял.

— Но это была настоящая любовь, — возразила я.

— Откуда она знала? — парировала Элвин.

— Потому что он ей об этом сказал, — пояснил Коннан.

— В таком случае, он должен был прислать ей кое-что получше куропатки на грушевом дереве. Я уверена, что куропатка улетела, а груши были очень твердыми. Такие груши только для варенья и годятся.

Так мы веселились, пока не пересели в поезд.

Билли Трехэй встретил нас на станции, а по прибытии домой нас ждала ошеломляющая встреча. Я догадывалась о том, что Коннан предупредил их письмом, и тем не менее оказалась совершенно не готова к приему, ожидавшему нас в большом зале.

Там собрались все слуги: семьи Полгрей и Тапперти, а также все остальные — садовники, конюхи, даже парни и девушки из деревни, которые приходили помогать по хозяйству.

Они выстроились двумя рядами в парадном зале, и Коннан, взяв меня за руку, торжественно произнес:

— Как вам уже известно, мисс Ли согласилась выйти за меня замуж. Через несколько недель она станет вашей хозяйкой.

Мужчины поклонились, а женщины присели в реверансе. Проходя по залу под руку с Коннаном, я обменивалась с ними улыбками, но при этом замечала настороженность в их глазах.

Как я и предполагала, они не были готовы принять меня в качестве хозяйки дома… Пока не готовы.

* * *

В моей комнате пылал камин, и там было очень уютно. Дэйзи, как обычно, принесла горячую воду, но выглядела при этом несколько отстраненно и не задержалась, как прежде, чтобы поболтать со мной.

Предстоит заново завоевывать их доверие, подумала я, но мне следует помнить, что хозяйке дома не пристало сплетничать со слугами.

Я пообедала с Коннаном и Элвин, после чего вместе с Элвин поднялась наверх. Пожелав ей спокойной ночи, направилась в библиотеку, где меня ожидал Коннан.

Нам предстояло выстроить очень много планов, и я всецело отдалась радостному созерцанию своего будущего.

Он спросил, написала ли я уже своим близким, и я ответила, что еще этого не сделала. Слишком трудно было окончательно поверить в то, что все это происходит со мной на самом деле.

— Возможно, этот маленький знак любви поможет поверить.

С этими словами Коннан извлек из ящика стола маленький футляр, открыл его и показал мне прекрасный, квадратной огранки изумруд, обрамленный бриллиантами.

— Он… изумителен… я недостойна его…

— Не существует предмета, которого Марта Тре-Меллин была бы недостойна, — строго произнес он, взял мою левую руку и надел кольцо на средний палец.

Я была не в силах оторвать взгляд.

— У меня еще никогда не было такого изумительного украшения.

— Это лишь начало. Куропатка на грушевом дереве, моя дорогая.

Затем он поцеловал мою руку, и я сказала себе, что когда меня будут одолевать сомнения относительно реальности происходящего со мной, то буду смотреть на этот изумруд и убеждаться в том, что не сплю.

* * *

Утром следующего дня, когда я спустилась вниз, Коннан уже уехал по делам. Я позанималась с Элвин и Джилли, потому что твердо решила, что все будет идти по-прежнему, и вернулась в свою комнату. Не прошло и пяти минут, как послышался осторожный стук в дверь.

— Войдите, — произнесла я, и на пороге возникла миссис Полгрей.

Вид у нее был заговорщический, и я поняла, что она хочет сообщить мне нечто значительное.

— Мисс Ли, — произнесла она, — я хотела бы кое-что с вами обсудить… Не могли бы вы спуститься в мою комнату? Я поставила чайник…

Я ответила, что с большим удовольствием. Хотелось, чтобы сложившиеся между нами отношения не пострадали из-за каких-то формальных изменений в моем статусе. Люди должны оставаться людьми при любых обстоятельствах.

В ее комнате нас ожидал чай. На этот раз не последовало предложения сдобрить его виски, что немало меня позабавило, хотя я не подала виду. Мне предстояло стать хозяйкой дома, и то, что о ложечках виски знала гувернантка, вовсе не означало, что это следует знать хозяйке.

Миссис Полгрей еще раз поздравила меня с помолвкой и сообщила, что чрезвычайно рада этому обстоятельству.

— Честно говоря, — заметила она, — этому рады все.

Она поинтересовалась, намерена ли я что-либо менять в хозяйстве, и я ответила, что поскольку миссис Полгрей так замечательно со всем справляется, у меня нет никаких оснований во что-либо вмешиваться.

Это ее успокоило, она расслабилась и перешла непосредственно к делу.

— Пока вы отсутствовали, мисс Ли, у нас тут произошли кое-какие события…

— Вот как?

— Касаемо неожиданной смерти сэра Томаса Треслина.

Мое сердце тревожно забилось.

— Но, — проговорила я, — его уже похоронили. Мы с вами присутствовали на его похоронах.

— Да, конечно. Но этим дело не окончилось, мисс Ли.

— Не понимаю…

— Видите ли, ходили слухи… скверные слухи… к тому же разные письма…

— Кому?

— Ей, мисс Ли… вдове. И похоже, не только ей… в результате этого всего решили его выкопать. Хотят осмотреть.

— Вы имеете в виду… подозревают, что кто-то его отравил?

— Видите ли, все эти письма… И умер он так неожиданно. Что не нравится лично мне, так это то, что он провел свой последний вечер здесь… Никому не нравится, когда на его дом падает такая тень…

Она очень странно на меня смотрела.

А мне хотелось закрыться от всех неприятных мыслей, ринувшихся в неспокойное сознание.

Я опять видела Коннана и леди Треслин в пуншевой комнате. Они стояли рядом, отвернувшись от всех… и смеялись. Неужели Коннан тогда любил меня? В это трудно было поверить. Я вспомнила слова, которые услышала из своего окна после окончания бала: «Ждать осталось недолго… теперь уже недолго». Это сказала она… обращаясь к нему. И еще разговор, который я подслушала в лесу…

Что все это означает?

В сознании пульсировал один вопрос. Но я не позволяла себе искать ответ на него.

Я не выдержала бы зрелища своих рухнувших надежд. Чтобы не задавать себе этот вопрос, нужно была продолжать безоговорочно верить Коннану.

Я с равнодушным видом взглянула в лицо миссис Полгрей.

— Мне казалось, вам это будет интересно, — несколько разочарованно проговорила она.

 

Глава 8

Мне было страшно. Так страшно мне не было с момента моего приезда в этот дом. Предстояла эксгумация тела сэра Томаса Треслина, умершего после ужина в «Маунт Меллине». Обстоятельства его смерти выглядели довольно подозрительно, что привело к появлению анонимных писем. Почему смерть сэра Томаса вызвала подозрения? А почему бы и нет? Жена мечтала от него отделаться, будучи при этом любовницей Коннана Тре-Меллина. На пути их союза стояли два препятствия — Элис и сэр Треслин. Обоих постигла неожиданная смерть…

Но у Коннана не было ни малейшего желания жениться на Линде Треслин, он влюблен в меня!

И тут в сознание закралась ужасная мысль. Известно ли Коннану о предстоящей эксгумации? Возможно, я строю замки на песке… Возможно, моя воплощенная мечта грозит обернуться кошмаром…

Что, если меня попросту использует циничный, жестокий и беспринципный человек? Почему я боюсь выразиться точнее? Что, если меня использует убийца?

Я отказывалась в это верить. Я любила Коннана. Я поклялась хранить ему верность до конца жизни. Как могла я принести подобную клятву, если готова поверить в худшее при первых же признаках кризиса?

Но были и другие мысли. Ты сошла с ума, Марта Ли. Ты и в самом деле поверила, что такой человек, как Коннан Тре-Меллин, мог внезапно влюбиться в тебя?

«Да, поверила. И продолжаю верить!» — запальчиво ответила я самой себе.

Но было очень страшно.

* * *

Нельзя было не отметить, что в «Маунт Меллине» все разговоры вращаются вокруг двух основных тем — эксгумации сэра Томаса и предстоящей женитьбы хозяина дома на гувернантке.

Я избегала встречаться глазами с суровым взглядом миссис Полгрей, похотливыми глазками Тапперти и мятущимися взорами его дочерей.

Возможно, они тоже, подобно мне, установили связь между этими двумя событиями?

Я спросила Коннана, что он думает о шумихе вокруг смерти сэра Томаса.

— Кто-то специально баламутит воду, — невозмутимо ответил он. — Вскрытие установит, что он умер от естественных причин. Личный врач, лечивший его на протяжении многих лет, всегда предупреждал, что его ожидает внезапная смерть.

— Это, должно быть, очень неприятно для леди Треслин.

— У нее достаточно здравого смысла не волноваться попусту. Более того, поскольку эти письма изрядно портят ей жизнь, она должна быть только рада возможности положить конец всяческим кривотолкам.

Я представила себе медиков, которым предстояло проводить вскрытие. Вне всякого сомнения, это будут люди, хорошо знающие Треслинов и Коннана. Поскольку Коннан стремится как можно скорее жениться на мне (а он распространяет эту новость, не жалея усилий), возможно ли, что они подойдут к своей задаче в несколько ином настроении, чем если бы они знали, что Линде Треслин предстоит новое замужество? Кто знает?

Я должна отгонять от себя эти ужасные мысли. Буду верить в Коннана. У меня нет иного выхода. Если не буду верить, тогда придется признать, что я полюбила убийцу.

Поспешно были разосланы приглашения на бал. Как мне показалось, чересчур поспешно. Леди Треслин, разумеется, не пригласили, учитывая ее траур и предстоящее вскрытие тела мужа. Бал решено было устроить уже через четыре дня после нашего возвращения.

Накануне бала Селестина и Питер Нанселлоки нанесли нам визит.

Селестина обняла и поцеловала меня.

— Моя дорогая! — воскликнула она. — Я так счастлива! Я наблюдала за тем, как вы обращаетесь с Элвин, и знаю, как много для нее это значит. Элис была бы счастлива!

В ее глазах стояли слезы.

— Вы всегда были мне хорошим другом.

— Я была благодарна небесам за то, что наконец-то ребенок обрел гувернантку, которая его по-настоящему понимает.

— Я думала, что мисс Дженсен тоже ее понимала, — удивилась я.

— О да, разумеется. Нам всем так казалось. Какая жалость, что она оказалась нечиста на руку. Хотя, возможно, это была всего лишь минутная слабость. Я сделала все от меня зависящее, чтобы помочь ей.

— Хорошо, что нашелся такой человек.

К нам подошел Питер, отводивший в конюшню их лошадей. Он взял мою руку и бегло ее поцеловал. Выражение недовольства на лице Коннана заставило мое сердце забиться от радости, и я устыдилась своих подозрений.

— Счастливчик Коннан! — с жаром воскликнул Питер. — Нет смысла скрывать, как я ему завидую, все равно не удастся! Это слишком очевидно. Джасинт только что вошла в вашу конюшню. Я ведь обещал, что все равно подарю ее вам, помните? Ну вот, это мой свадебный подарок. Теперь вы уже не сможете отказаться, верно?

Я посмотрела на Коннана.

— Это подарок нам обоим, — произнесла я.

— О нет, — возразил Питер. — Только вам. Для Кона я придумаю что-нибудь еще.

— Спасибо, Питер, — улыбнулась я. — Вы очень щедры.

Он покачал головой.

— Для меня была невыносима мысль о том, что она может достаться кому-нибудь другому. Я очень сентиментален относительно этой лошади. И хочу, чтобы она была в хороших руках. Вы же знаете, что я уезжаю в конце следующей недели?

— Так скоро?

— Нет никакого смысла откладывать мой отъезд… — он выразительно посмотрел на меня и добавил: — теперь.

Я видела, что Китти, подававшая нам вино, внимательно прислушивается к разговору.

Селестина увлеченно беседовала с Коннаном, а Питер продолжал:

— Так значит, вы все же выбрали Кона. Надеюсь, что вы сможете удержать его в руках, мисс Ли.

— Видите ли, я ведь не собираюсь становиться его гувернанткой.

— А вот в этом я не уверен. Гувернантка — это пожизненно. Мне показалось, Элвин относится к новому положению вещей не без удовольствия.

— Думаю, мы с ней поладим.

— Вы пользуетесь у нее еще большим успехом, чем мисс Дженсен.

— Бедная мисс Дженсен! Где она теперь?

— Селеста как-то помогла бедняжке. Мне показалось, она приняла ее судьбу близко к сердцу.

— Я так рада!

— Помогла ей найти другое место… кстати, у наших друзей. У Мерривейлов. Они живут на краю Дартмурской пустоши. Интересно, как наша веселая мисс Дженсен находит их особняк. Полагаю, ей там скучновато, ведь ближайший городишко, Тависток, находится почти в шести милях…

— Как хорошо, что Селестина ей помогла!

— Что ж, в этом вся Селестина. — Он поднял свой бокал. — За вас и ваше счастье, мисс Ли. Когда будете ездить верхом на Джасинт, вспоминайте обо мне.

— Обязательно… и о ее тезке, мисс Дженсен.

Он рассмеялся.

— Случись вам передумать…

Я подняла брови.

— Я имею в виду Коннана. На другом краю планеты вас будет ожидать маленький клочок земли. Вы обнаружите, что я умею хранить верность, мисс Ли.

Я улыбнулась и отпила из своего бокала.

* * *

На следующий день мы с Элвин отправились на прогулку. Я ехала верхом на Джасинт. Она была изумительным созданием, и я наслаждалась общением с нею, думая о том, что это еще одно замечательное событие в цепи прочих, случившихся со мной за последнее время. Теперь у меня была даже своя собственная лошадь…

Бал тоже удался на славу, и было удивительно, с какой готовностью все приняли меня в новом качестве. Казалось, что соседи Коннана безоговорочно решили для себя, что отныне имеют дело лишь с образованной молодой женщиной достаточно высокого происхождения. Гувернантка была забыта. Возможно даже, что многие, узнав о помолвке и предстоящей женитьбе Коннана, вполне искренне обрадовались, не желая, чтобы он оказался замешанным в скандале вокруг Треслинов.

На следующий после бала день Коннану пришлось уехать по делам.

— Я многое забросил за то время, которое мы провели в «Пенландстоу», — объяснил он. — Это вполне объяснимо. Меня занимали совсем другие вопросы. Полагаю, буду отсутствовать неделю. Когда вернусь, до нашей свадьбы останется всего четырнадцать дней. А ты, дорогая, тем временем займешься приготовлениями к свадьбе. Если захочешь что-нибудь изменить в доме… только скажи. Возможно, было бы неплохо воспользоваться советами Селестины, она эксперт по старым домам.

Я сказала, что так и сделаю, потому что Селестине это будет, конечно же, только приятно.

— Она с самого начала была очень добра ко мне, — добавила я. — И это нельзя не оценить.

Он попрощался и уехал, а я махала вслед его экипажу, стоя у окна своей комнаты. Мне не хотелось делать это на крыльце, потому что я все еще немного стеснялась слуг.

Выйдя из комнаты, я обнаружила, что за дверью стоит Джилли. С тех самых пор, как я сообщила ей, что вскоре стану миссис Тре-Меллин, она старалась не выпускать меня из виду. Девочка привязалась ко мне точно так же, как к Элис, и в ее восприятии я и Элис слились в один образ. Элис исчезла из ее жизни, уступив место мне.

— Привет, Джилли, — улыбнулась я.

Она характерным движением опустила голову и тихонько засмеялась.

Затем вложила свою ручонку в мою руку, и я завела ее в комнату.

— Ну что ж, Джилли, — обратилась я к ней, — через три недели я выйду замуж и стану самой счастливой женщиной в мире.

На самом деле я прежде всего пыталась убедить в этом себя, потому что иногда разговор с Джилли больше походил на разговор с самой собой.

Я вспомнила слова Коннана относительно возможных изменений и подумала, что никогда не бывала во многих комнатах этого огромного дома.

Внезапно вспомнила о мисс Дженсен и о том, что она жила в какой-то другой комнате. Я никогда ее не видела и почему-то решила немедленно восполнить этот пробел. Теперь я могла без малейших угрызений совести свободно перемещаться по дому, потому что весьма скоро мне предстояло стать его хозяйкой.

— Пойдем, Джилли, — предложила я, — посмотрим на комнату мисс Дженсен.

Она радостно семенила рядом со мной, а я думала, насколько она умнее, чем все думают, потому что сейчас уверенно вела меня через запутанный лабиринт.

В этой комнате не оказалось ничего необычного. Она была значительно меньше моей. Но на одной из ее стен была изумительной красоты фреска. Я стояла, разглядывая ее, когда Джилли потянула меня за руку, приглашая подойти поближе. Она подтащила к стене стул и взобралась на него. И тут я поняла. В этой стене был глазок, подобный глазку в «солнечной» комнате. Я заглянула в него и увидела часовню. Но под иным ракурсом, чем тот, что открывался из «солнечной» комнаты, поскольку глазок располагался с противоположной стороны часовни.

Джилли радостно смотрела на меня, видимо, очень довольная тем, что смогла оказаться чем-то полезной.

Но ее постоянно что-то беспокоило, и я понимала, что именно. Несколько спутанный рассудок девочки отождествлял меня с Элис, и она боялась, что я могу исчезнуть так же, как она.

* * *

Всю ночь с моря дул юго-западный ветер. Он принес с собой дождь, который почти горизонтальными струями хлестал в наши окна и, казалось, сотрясал даже мощный фундамент «Маунт Меллина». Это была одна из самых дождливых ночей за все время моего пребывания в Корнуолле.

На следующий день вся мебель и зеркало в моей комнате подернулись влажной пленкой. По словам миссис Полгрей, такое случалось почти каждый раз, когда ветер поворачивал с юго-запада, принося с собой неизбежный дождь.

В этот день мы с Элвин не смогли отправиться на верховую прогулку.

К следующему утру небеса немного прояснились, и проливной дождь сменился легкой моросью. Леди Треслин приезжала в «Маунт Меллин», но я ее не видела. Она не изъявила желания повидаться со мной. Миссис Полгрей позже сообщила мне, что леди Треслин спрашивала Коннана.

— Выглядела совершенно подавленной, — заметила миссис Полгрей. — Ей не видать покоя, пока вся эта ужасная история не останется позади.

Я была уверена, что леди Треслин хотела поговорить с Коннаном относительно его помолвки со мной, а подавлена она была из-за того, что не застала его дома.

Еще приезжала Селестина Нанселлок. Мы поговорили о доме. Ей было приятно, что я проявляю интерес к «Маунт Меллину».

— Не только как к своему жилищу, — уточнила она, — но как к строению. У меня есть кое-какие старинные документы, касающиеся «Маунт Меллина» и «Маунт Виддена». Как-нибудь я вам их покажу.

— Вы должны мне помочь, — сказала я. — Вместе планировать изменения гораздо интереснее.

— Вы хотите что-то изменить?

— Если я соберусь что-либо делать, то вначале непременно спрошу вашего совета, — заверила я.

Она уехала, не дожидаясь ленча, а после полудня мы с Элвин спустились в конюшню за лошадьми.

Мы стояли и наблюдали, как Билли Трехэй седлает их для нас.

— Джасинт сегодня очень беспокойная, мисс, — предостерег он меня.

— Это потому, что вчера она целый день простояла в конюшне. Я погладила ее по голове, и она потерлась губами о мою руку, демонстрируя свою привязанность.

Мы, как обычно, спустились вниз по склону, миновали бухту и выехали на тропинку, ведущую по краю утеса. Отсюда открывался изумительной красоты вид на изрезанную береговую линию и огромный скальный выступ далеко вдали, скрывающий от наших глаз Плимут.

В некоторых местах тропа сужалась, а кое-где была просто высечена в скале. Мы то спускались к самому морю, то вынуждали лошадей карабкаться по крутым подъемам. Прогулка оказалась нелегкой, потому что земля раскисла после дождя, и я начала тревожиться за Элвин. Она уже не была новичком, уверенно сидела в седле, но я чувствовала беспокойство Джасинт и полагала, что Черный Принц немногим лучше, хотя он, разумеется, и не обладал ее огненным темпераментом. Временами мне приходилось туго натягивать поводья. Джасинт больше пришелся бы по вкусу галоп, чем эта вынужденно медленная и осторожная поступь по тропинкам, которые сегодня были гораздо опаснее, чем во время нашей прошлой прогулки.

Впереди нас ожидал особенно узкий участок тропы, над которым нависала скала, опутанная плетями ежевики. Вниз уходила в море почти отвесная стена. Обычно мы не испытывали особых проблем на этом участке, но мне было немного не по себе от мысли, что Элвин придется преодолевать его в такой день, как сегодня.

Я заметила, что местами утес осыпался. Это происходило постоянно. Тапперти любил повторять, что море постепенно отвоевывает участки суши и что во времена его дедушки по берегу проходила дорога, ныне полностью исчезнувшая.

Я подумала, не повернуть ли нам обратно, но в таком случае пришлось бы объяснить свои опасения Элвин, а мне не хотелось этого делать, когда она сидела в седле.

Нет, подумала я, будем ехать прямо, пока не достигнем ответвления, которое выведет нас на дорогу. Затем вернемся домой кружным, зато надежным путем. Мы подъехали к опасному участку, и я заметила, что здесь тропа была еще более скользкой и осыпалась сильнее, чем в других местах.

Я натянула уздечку, и Джасинт замедлила шаг. Элвин на Черном Принце была позади, потому что мы вынуждены были ехать друг за другом.

Оглянувшись назад, я предостерегла девочку:

— Едем очень медленно. Просто следуй за мной.

И тут послышался этот звук. Быстро вскинув голову, я увидела, как на нас несется сверху огромный валун, увлекая за собой землю и ветки растений. Я оцепенела от ужаса и, замерев на месте, наблюдала за тем, как валун пролетает в нескольких дюймах от нас с Джасинт, а затем с громким всплеском погружается в море.

Джасинт попятилась. Она была испугана и готова прыгнуть куда угодно… вверх на утес… вниз в море… лишь бы подальше от этого страшного места.

К счастью, я была опытной наездницей, и мы с Джасинт уже успели хорошо узнать друг друга. Я начала ее успокаивать. При этом старалась придать своему голосу как можно больше твердости, но он все равно предательски подрагивал.

— Мисс! Что случилось? — донесся до меня голос Элвин.

— Все в порядке, — беспечным тоном откликнулась я. — Ты великолепно справилась с ситуацией.

— Мне показалось, Черный Принц чуть не пустился в галоп. Так бы и было, сделай это Джасинт.

Я посмотрела вверх и произнесла:

— Здесь небезопасно… после всех этих дождей.

Не знаю, что я ожидала там увидеть, но смотрела прямо на густые заросли кустов. Там произошло какое-то движение… или мне это только показалось? В кустах было бы очень легко спрятаться. Что, если после прошедших дождей от скального массива готов был отделиться большой валун? Если бы кто-нибудь хотел покончить со мной, это была бы отличная возможность. Достаточно было столкнуть валун вниз тогда, когда я окажусь на тропе под ним. Великолепная цель. У нас с Элвин вошло в привычку проезжать здесь в определенное время дня…

Я содрогнулась и сказала:

— Поехали, Элвин. Выберемся на дорогу, чтобы не возвращаться назад по тропе.

Элвин молчала. Когда через несколько минут мы оказались на дороге, она как-то странно на меня посмотрела, и я поняла, что от нее не укрылась опасность, которой мы подверглись.

Только дома я поняла, насколько встревожило меня сегодняшнее происшествие. Вырисовывается какая-то ужасающая модель. Элис умерла. Сэр Томас Треслин умер, а теперь я, которой предстояло стать женой Коннана, легко могла распрощаться с жизнью на тропе среди скал.

Мне так хотелось поделиться своими страхами с Коннаном.

Но я была практичной и здравомыслящей женщиной. Неужели я избегаю смотреть фактам в лицо только потому, что боюсь там что-то увидеть?

Что, если Коннан на самом деле никуда не уехал? Что, если он хотел, чтобы со мной произошел несчастный случай в то время, когда всем было известно, что он находится в отъезде? Я вспомнила леди Треслин на рождественском балу, подумала о ее красоте — чувственной, пышной красоте. Коннан ведь сам признал, что она была его любовницей. Была? Неужели возможно, чтобы мужчина, познавший ее, захотел после этого меня?

Предложение было таким неожиданным. И оно было сделано как раз накануне эксгумации тела мужа его любовницы.

Не было ничего удивительного в том, что здравомыслящая гувернантка превратилась в испуганную женщину.

* * *

К кому я могла обратиться за помощью?

Кроме Питера и Селестины рядом со мной никого не было. Нет, я не могла предать Коннана и поделиться с ними своими подозрениями. Достаточно и того, что они зародились у меня…

— Не паникуй! — приказала я себе. — Успокойся. Подумай, что можно предпринять.

Дом, в котором я жила, был огромен и полон тайн. Возможно, тут есть и другие глазки, о которых пока никому не известно. Кто знает?

Я подумала о глазке в комнате мисс Дженсен, а затем мои мысли обратились к ее внезапному увольнению. И вспомнила про усадьбу «Худфилд», что располагается неподалеку от Тавистока.

Интересно, там ли обитает сейчас мисс Дженсен. Это было более чем вероятно, потому что она отправилась туда незадолго до моего приезда в «Маунт Меллин».

Почему бы не попытаться встретиться с ней? Возможно, она сможет пролить свет на некоторые тайны этого дома.

Мне было страшно, а в такие моменты лучше всего действовать.

И я написала письмо следующего содержания:

Дорогая мисс Дженсен.

Я гувернантка в «Маунт Меллине», и я слышала о Вас. Очень хотелось бы с Вами встретиться. Надеюсь, это возможно. Если Вы согласны, желательно, чтобы наша встреча состоялась как можно скорее.

Искренне Ваша,

Марта Ли.

Я немедленно отправила письмо, лишив себя возможности передумать.

Каждый день я ожидала возвращения Коннана и говорила себе: когда он вернется, я расскажу ему о своих страхах, потому что не имею права скрывать их от него. Расскажу о том, что случилось на тропе среди утесов. Попрошу его рассказать правду. Спрошу: «Коннан, почему ты предложил мне выйти за тебя замуж? Потому что любишь меня и хочешь видеть своей женой или чтобы отвести подозрения от себя и леди Треслин?»

Я говорила себе: возможно, смерть Элис была случайной, но это навело их на мысль отделаться от сэра Томаса, остававшегося единственным препятствием на пути к их браку. Возможно, они подсыпали что-то в его виски. Почему бы нет? И то, что валун рухнул сверху в тот самый момент, когда я с ним поравнялась, тоже не могло быть случайностью. Предстоит эксгумация тела сэра Томаса, а всей округе известно об отношениях между Коннаном и леди Треслин. Вот Коннан и решил отвести от себя подозрения, обручившись с гувернанткой. Теперь гувернантка является таким же препятствием, каким были Элис и сэр Томас. Поэтому с гувернанткой вполне мог произойти несчастный случай. Ведь она каталась на своей новой лошади, и все подумали бы, что она просто не справилась…

Но как можно предполагать, что человек, которого я люблю, способен на нечто подобное? Как можно любить человека и допускать подобные мысли о нем?

Я действительно его люблю, запальчиво ответила я на собственный вопрос. И люблю так сильно, что предпочту встретить смерть от его рук, чем влачить без него пустое и бессмысленное существование.

* * *

Три дня спустя я получила письмо от мисс Дженсен, которая сообщала, что готова встретиться со мной. Она как раз собиралась в Плимут и предлагала увидеться завтра в гостинице «Белый Олень».

Я сказала миссис Полгрей, что еду в Плимут за покупками. Это выглядело вполне правдоподобно, учитывая то, что через три недели должна была состояться моя свадьба.

В Плимуте я направилась прямиком к «Белому Оленю».

Мисс Дженсен уже была там, необычайно хорошенькая светловолосая девушка. Она радостно приветствовала меня и сообщила, что миссис Плинт, жена хозяина гостиницы, предоставила нам для обеда отдельную комнату.

Там мы и расположились.

Жена хозяина с энтузиазмом распространялась об утке, зеленом горошке и ростбифе, но ни мисс Дженсен, ни меня еда почти не интересовала.

Мы заказали, если я не ошибаюсь, ростбиф, и как только остались одни, мисс Дженсен спросила:

— Что вы думаете о «Маунт Меллине»?

— Замечательный старинный дом.

— Один из самых интересных домов, какие я только видела, — заметила она.

— Кажется, я слышала от миссис Полгрей что-то насчет того, что вас интересуют старинные дома.

— Очень интересуют. Я выросла в одном из таких домов. Однако удача отвернулась от нашей семьи. Это удел многих девушек, вынужденных становиться гувернантками… Мне было жаль покидать «Маунт Меллин». Вы слышали, почему я уехала?

— Д-да, — нерешительно ответила я.

— Это была очень неприятная история. Меня обвинили совершенно несправедливо.

Она держалась так открыто и говорила так искренне, что я ей поверила, о чем сразу же сообщила. Тут принесли наш обед.

Пока мы ели, или, вернее, терзали пищу вилками и ножами, она рассказала мне о том, что же все-таки произошло тогда в «Маунт Меллине».

— Приехали к чаю Треслины и Нанселлоки… Вы ведь знаете их?

— Да, разумеется.

— Они такие близкие друзья семьи…

— Конечно.

— Со мной обращались не совсем как с гувернанткой. — Она слегка покраснела, а я подумала: конечно, ты ведь такая хорошенькая, и Коннан не мог этого не заметить. И почувствовала, что меня охватила не столько ревность, сколько неловкость. Не предстоит ли мне все годы супружеской жизни то и дело страдать приступами ревности, когда глаза Коннана будут вспыхивать всякий раз при виде привлекательных представительниц моего пола?

А мисс Дженсен продолжала:

— Меня пригласили к чаю, потому что мисс Нанселлок хотела задать мне несколько вопросов относительно Элвин. Она поистине души не чаяла в этом ребенке. Это по-прежнему так?

— Именно так.

— Добрая женщина. Не знаю, что бы я без нее делала.

— Я очень рада, что кто-то проявил к вам сочувствие.

— Мне казалось, что она считает Элвин своим ребенком. Я слышала, что отцом Элвин является брат мисс Нанселлок. Если это действительно так, то Элвин приходится мисс Нанселлок племянницей. Возможно, этим и объясняется…

— Она, вне всякого сомнения, очень любит Элвин.

— Ну вот, меня пригласили в их компанию, налили чаю и болтали со мной, будто я была гостьей, а не гувернанткой. Полагаю, леди Треслин это не понравилось… ее возмущало само мое присутствие там. Возможно, они уделяли мне слишком много внимания. Я имею в виду мистера Питера Нанселлока и мистера Тре-Меллина… Леди Треслин — вспыльчивая женщина… Как бы то ни было, я уверена, что это она все подстроила.

— Неужели она способна на подобную низость!

— Еще как способна, более того, она ее продемонстрировала! Видите ли, у нее на руке был браслет с бриллиантами. Леди Треслин зацепилась им за обивку стула, и замочек сломался. Она сняла его и положила на стол со словами: «Я сегодня же отдам его в починку старине Пэстерну». А я вскоре оставила их и отправилась в классную комнату заниматься с Элвин. Вдруг во время урока дверь распахнулась, и я увидела их всех. Они стояли и уничтожающе на меня смотрели. Леди Треслин предложила обыскать комнату, заявив, что пропал ее бриллиантовый браслет. Она вела себя крайне грубо. Мистер Тре-Меллин, надо отдать ему должное, очень мягко сказал, что леди Треслин хотела бы обыскать мою комнату, и он надеется, что я не буду возражать. Я ужасно рассердилась и сказала: «Пожалуйста, обыскивайте мою комнату, я этому буду только рада». И они все направились в мою комнату, где в одном из ящиков обнаружили тот браслет. Леди Треслин заявила, что меня поймали с поличным и что она упечет меня в тюрьму. Остальные умоляли ее не устраивать скандал. Все в итоге сошлись на том, что если я немедленно покину дом, то дело будет замято. Я была вне себя и требовала расследования. Но что можно было поделать? Браслет обнаружили в моей комнате, и что бы я после этого ни говорила, мне бы все равно никто не поверил.

— Как все это ужасно.

Она наклонилась через стол и ласково улыбнулась мне.

— Вы боитесь, что они могут сделать что-то подобное с вами? Весьма вероятно. Ведь леди Треслин намерена во что бы то ни стало выйти замуж за Коннана Тре-Меллина…

— Вы так думаете?

— Это несомненно. Между ними, конечно же, что-то было. В конце концов, он вдовец и, как мне кажется, не относится к тем мужчинам, которые могут жить без женщин.

— Полагаю, он оказывал вам знаки внимания.

Она пожала плечами.

— Во всяком случае, леди Треслин вообразила, что я могу представлять для нее угрозу. Несомненно, она все это подстроила, чтобы избавиться от меня.

— Какое испорченное создание! Но мисс Нанселлок была к вам добра.

— Чрезвычайно добра. Она, конечно же, была вместе с ними, когда они нашли браслет. Когда я складывала вещи, она пришла ко мне в комнату и сказала: «Мисс Дженсен, я очень расстроена случившимся. Я знаю, что они нашли браслет в вашем ящике, но ведь вы его туда не клали?» Я ответила: «Мисс Нанселлок, клянусь, что не брала его»… Это невозможно описать. Все произошло так внезапно… У меня было очень мало денег, а еще предстояло найти себе какое-то жилье на то время, пока я буду искать работу. Я знала, что рекомендацию мне не дадут… Никогда не забуду ее доброту. Мисс Селестина спросила, куда я собираюсь ехать, и я дала этот адрес в Плимуте. Она сказала: «Через месяц-другой Мерривейлам потребуется гувернантка. Я позабочусь о том, чтобы вы получили это место». И одолжила немного денег, которые я ей уже вернула, хотя она от них отказывалась… Я горячо благодарила ее, но как можно сполна отблагодарить человека, который так много сделал для того, кто оказался в крайней нужде?

— Слава Богу, что такой человек нашелся.

— Один Бог ведает, что со мной стало бы, если бы не она. У нас с вами очень рискованная профессия, мисс Ли. Мы всецело зависим от прихотей работодателей. Неудивительно, что многие из нас становятся смиренными и подавленными. — Тут она оживилась. — Хочу обо всем этом забыть. Я выхожу замуж. Мой жених — врач семьи, в которой я работаю. Мне осталось быть гувернанткой всего шесть месяцев.

— Поздравляю вас! Честно говоря, я тоже помолвлена и вскоре выхожу замуж.

— Как замечательно!

— За Коннана Тре-Меллина.

Мисс Дженсен несколько мгновений изумленно смотрела на меня.

— Что ж… желаю удачи.

Я видела, что она смущена и пытается припомнить, что именно говорила о Коннане. Как мне показалось, она уверена в том, что удача мне наверняка понадобится.

Я не могла объяснить ей, что предпочла бы один бурный год с Коннаном долгим годам мирной жизни с другим мужчиной.

— Любопытно, — немного помолчав, заговорила мисс Дженсен, — почему вы захотели со мной увидеться.

— Потому что я много о вас слышала. В «Маунт Меллине» вас довольно часто вспоминают. Элвин успела к вам привязаться, кроме того, я хотела кое-что спросить… Что вы думаете о Джилли… Джиллифлауэр?

— А, бедняжка Джилли, Странное, сумасшедшее создание. Она мне напоминала Офелию. Мне часто казалось, что однажды мы увидим ее плывущей на спине по течению реки с розмариновым венком в руках.

— Девочка пережила сильный шок.

— Да, лошадь миссис Тре-Меллин чуть не затоптала ее насмерть.

— Вы, должно быть, приехали туда вскоре после смерти миссис Тре-Меллин.

— До меня были две другие гувернантки. Я слышала, что они уехали, потому что дом казался им слишком зловещим. А по мне, чем загадочнее, тем лучше!

— Ах да. Вы же, говорят, эксперт по старинным домам…

— Эксперт? Что вы, вовсе нет. Просто я люблю их. Я повидала много старинных особняков и много о них читала.

— В вашей комнате есть глазок. Джилли мне его на днях показала.

— Поверите ли, но я первые три недели жила в этой комнате, даже не догадываясь о глазке.

— Меня это ничуть не удивляет. Все глазки в этом доме так искусно скрыты фресками.

— Это отличный способ замаскировать их. Вам известно о глазках в «солнечной» комнате?

— Да, разумеется.

— Один смотрит на зал, второй выходит в часовню. Я думаю, это не случайно. Видите ли, зал и часовня были самыми важными помещениями в ту эпоху, когда был построен этот дом.

— Вы так много знаете об эпохах и всем таком прочем… А в какую именно эпоху был построен «Маунт Меллин»?

— В позднюю Елизаветинскую. Тогда людям приходилось скрывать присутствие в их домах священников. Я думаю, именно это обусловило появление глазков и прочих архитектурных ухищрений.

— Как увлекательно!

— Мисс Нанселлок — вот настоящий эксперт по старинным домам. Это нас объединяло. Она знает о нашей встрече?

— О ней не знает никто.

— Вы хотите сказать, что приехали сюда, не сообщив об этом даже своему будущему мужу?

Признания готовы были сорваться с моих губ. Я спросила себя, разумно ли будет довериться совершенно незнакомому человеку. Мне хотелось, чтобы вместо мисс Дженсен передо мной оказалась Филлида. Уж ей-то я могла бы излить душу. Она бы мне что-нибудь посоветовала, и я могла бы даже воспользоваться ее советами, потому что обычно они были весьма здравыми.

Но хотя со времени моего приезда в «Маунт Меллин» я очень часто слышала имя мисс Дженсен, она по-прежнему оставалась для меня незнакомкой. Как я могла сказать ей: «Я подозреваю, что человек, за которого я собралась замуж, участвует в заговоре, имеющем целью мое убийство»?

Нет! Это невозможно.

Но ей пришлось перенести несправедливое обвинение и увольнение. Это устанавливало между нами определенную связь…

— Он уехал по делам, — пояснила я. — Наша свадьба состоится через три недели.

— От всего сердца желаю вам удачи. Должно быть, это все произошло так неожиданно.

— Я приехала туда в августе.

— И вы никогда раньше не встречались?

— Можно очень быстро узнать человека, если живешь с ним под одной крышей.

— Полагаю, вы правы.

— Да и вы сами, должно быть, обручились со своим женихом почти за такое же короткое время.

— Да, но…

Я знала, о чем она думает. Ее добропорядочный сельский доктор, наверное, был полной противоположностью Коннану Тре-Меллину.

— Я хотела с вами встретиться еще и потому, что вас, как мне кажется, обвинили несправедливо. Уверена, очень многие в «Маунт Меллине» разделяют мое мнение, — быстро произнесла я.

— Рада это слышать.

— Когда мистер Тре-Меллин вернется домой, я расскажу ему о нашей встрече и спрошу, нельзя ли что-нибудь для вас сделать.

— Это уже не имеет значения. Доктор Ласкомб знает о том, что произошло. И очень возмущен. Но я убедила его в том, что если мы поднимем этот вопрос, не выйдет ничего хорошего. Если леди Треслин когда-нибудь еще раз попытается мне навредить, тогда другое дело. Но этого не произойдет. Ее единственным желанием было отделаться от меня… и это ей вполне удалось…

— Какая же она злая женщина! Она даже не подумала о том, как все это отразится на вас. Если бы не доброта мисс Нанселлок…

— Я знаю. Но не будем об этом. Вы расскажете мисс Нанселлок о том, что виделись со мной?

— Обязательно.

— В таком случае расскажите ей о том, что я помолвлена с доктором Ласкомбом. Думаю, она обрадуется. И хотела бы сообщить ей кое-что еще… Возможно, вам это тоже будет интересно. Ведь «Маунт Меллин» вскоре станет вашим домом. Я вам завидую. Это один из самых интересных домов, которые я только видела…

— Что вы хотели передать мисс Нанселлок?

— Я проводила небольшое исследование по елизаветинскому периоду. Архитектура и прочее… Мой жених договорился о поездке в Коутхил. Там есть старинный особняк «Маунт Эджкамб». Хозяева были счастливы мне его показать, потому что вполне справедливо им гордятся. Он похож на «Маунт Меллин» больше, чем какой-либо из домов, что я видела. Часовня почти в точности повторяет часовню «Маунт Меллина», вплоть до кельи прокаженных. Но в «Маунт Меллине» эта келья намного больше, да и структура стен там другая. Честно говоря, я вообще нигде не видела такой кельи, как в «Маунт Меллине». Обязательно передайте это мисс Нанселлок. Уверена, это ее очень заинтересует.

— Передам, хотя мне кажется, что ее больше заинтересует сообщение о том, что вы счастливы и собираетесь замуж.

— Передайте ей от меня привет и самую горячую благодарность.

— Обязательно.

Мы расстались, и по пути домой я размышляла над тем, что информация, полученная от мисс Дженсен, проливает новый свет на мою проблему.

Я нисколько не сомневалась в том, что ее отставка была подстроена леди Треслин. Мисс Дженсен и в самом деле оказалась очень хорошенькой. Коннан восхищался ею, Элвин тоже к ней привязалась. Коннан заинтересован в женитьбе, потому что наверняка хочет иметь сыновей, а леди Треслин не собиралась выпускать его из своих когтей и допускать, чтобы он женился на ком-то, кроме нее.

Теперь я была убеждена, что леди Треслин вознамерилась устранить меня так же, как ранее устранила мисс Дженсен, но поскольку я была уже помолвлена с Коннаном, в моем случае ей приходится прибегать к более решительным методам…

Но Коннану об этом покушении ничего не известно.

Я отказывалась считать иначе и благодаря этому чувствовала себя значительно лучше.

Более того, я твердо решила, что как только Коннан вернется домой, я расскажу ему решительно обо всем, обо всех своих открытиях и страхах.

Это решение позволило мне опять почувствовать себя почти счастливой.

* * *

Прошло еще два дня. Коннана не было. Питер Нанселлок приехал прощаться. Этим же вечером он уезжал в Лондон, где ему предстояло сесть на пароход, отправляющийся в Австралию.

С ним была Селестина. Как раз когда они подъезжали к дому, пришло письмо. Коннан сообщал, что постарается приехать сегодня поздно вечером. В крайнем случае, обещал быть дома рано утром следующего дня.

Я почувствовала необыкновенный прилив радости.

За чаем была упомянута мисс Дженсен.

Когда я сообщила о встрече с нею, они оба вздрогнули.

— Но каким образом? — изумленно спросил Питер.

— Я написала ей и предложила встретиться.

— Зачем вам это понадобилось? — поинтересовалась Селестина.

— Как вам сказать? Она жила здесь, и с ней была связана загадочная история. Вот я и подумала, что, возможно, это будет интересно, и поскольку я все равно собиралась в Плимут…

— Очаровательное создание, — пробормотал Питер.

— Согласна. Вам будет небезынтересно узнать, что она помолвлена и вскоре выходит замуж…

— Прекрасно! — порозовев, воскликнула Селестина. — Я так за нее рада!

— За местного доктора, — добавила я.

— Из нее выйдет отличная жена для доктора, — закивала Селестина.

— Все пациенты мужа будут в нее влюблены, — вставил Питер.

— Что будет нарушать его спокойствие, — заметила я.

— Но заметно оживлять бизнес, — возразил Питер. — Передавала ли она нам привет?

— Передавала, — кивнула я. — Особенно вашей сестре. — С этими словами я улыбнулась Селестине. — Она вам так благодарна. Говорит, что никогда не забудет вашу доброту.

— Пустяки. Я не могла опустить руки и позволить этой женщине делать все, что ей вздумается.

— Вы полагаете, леди Треслин намеренно обвинила мисс Дженсен в воровстве? Сама мисс Дженсен именно так и думает.

— В этом нет никаких сомнений, — решительно заявила Селестина.

— Трудно себе представить подобную беспринципность!

— И все же это так.

— А у мисс Дженсен теперь все хорошо. Так что нет худа без добра. Кстати, она попросила меня передать вам кое-что еще. Это касается дома.

— Какого дома?

— Этого. Мисс Дженсен ездила в Коутхил и сравнивала келью прокаженных в их часовне с нашей. Она заявляет, что наша — достаточно уникальное явление.

— Неужели? Это и в самом деле чрезвычайно интересно.

— По ее утверждению, она намного больше. Я имею в виду нашу келью. И еще она упомянула конструкцию стен.

— Я вижу, что Селестине не терпится спуститься вниз и немедленно еще раз все осмотреть, — шутливо произнес Питер.

Селестина улыбнулась мне.

— Мы обязательно осмотрим все это вместе. Вы ведь будете хозяйкой этого дома, так что теперь он и вас должен интересовать.

— Он интересует меня все больше и больше. Я намерена попросить вас рассказать мне все, что вы о нем знаете.

— Охотно, — с улыбкой ответила Селестина.

Я спросила Питера, в котором часу он уезжает, и он ответил, что едет десятичасовым поездом от станции Сент-Джерманс.

— Поеду верхом, — добавил он, — и оставлю лошадь в станционной конюшне. Багаж уже на станции. Еду один, не хочу слезливых прощаний. В конце концов, я не сомневаюсь, что уже через год буду дома… с состоянием в кармане. Au revoir, мисс Ли, — продолжал он, — но я еще вернусь. А если вы не прочь присоединиться ко мне… то все еще не поздно это сделать.

Он выглядел веселым и беспечным, а его глаза искрились озорством. Интересно, что он скажет, если я вдруг приму его приглашение, если поделюсь с ним своими мучительными сомнениями относительно человека, за которого пообещала выйти замуж?

Я спустилась вниз, чтобы окончательно проститься с ним. Там уже собрались слуги, потому что все они очень любили Питера. Я предполагала, что он запечатлел не один тайный поцелуй на губках Дэйзи и Китти, и им, конечно, было жаль, что он уезжает.

Он вскочил в седло, и я подумала о том, как он хорош и как невзрачно выглядит на его фоне Селестина.

Мы стояли на крыльце и махали им вслед.

Последними долетевшими до меня его словами были:

— Не забудьте, мисс Ли… случись вам передумать…

Все, включая меня, рассмеялись. Наверное, нам было грустно расставаться с ним.

Когда мы возвращались в дом, миссис Полгрей сказала:

— Мисс Ли, можно с вами поговорить?

— Ну конечно. Вы хотите, чтобы я зашла к вам?

И мы направились в ее комнату.

— У меня новость, — сообщила она, плотно прикрыв дверь. — Результат вскрытия — смерть вызвана естественными причинами.

Я почувствовала огромное облегчение.

— Я так рада!

— Как и мы все. Мне никак не нравились эти слухи, доложу я вам…

— Похоже, все это было просто бурей в стакане, — с облегчением вздохнула я.

— Что-то в этом роде. Но раз уж пошли такие слухи, надо было что-то предпринимать.

— У леди Треслин, наверное, гора с плеч свалилась.

У нее был смущенный вид. Наверное, миссис Полгрей пыталась вспомнить, что именно рассказывала мне о Коннане и леди Треслин. Должно быть, ей стало не по себе, когда пришло известие о том, что я выхожу замуж за Коннана. И я решила раз и навсегда покончить с этой неловкостью.

— Смею надеяться, миссис Полгрей, что вы не откажетесь угостить меня чашечкой своего любимого «Седого Графа».

Она обрадовалась и тут же позвонила, вызывая Китти. Пока закипал чайник, мы болтали о домашних делах, а когда заварился чай, она нерешительно извлекла бутылку. Я кивнула, и она добавила в каждую чашку по чайной ложке виски. К концу чаепития наши былые дружеские отношения были восстановлены полностью.

Было приятно видеть счастливое выражение ее лица. Хотелось, чтобы все вокруг были счастливы.

Я твердила себе: если леди Треслин и попыталась убить меня, столкнув со скалы чудом не раздавивший меня и Джасинт валун, Коннану об этом ничего неизвестно. Сэр Томас умер естественной смертью, поэтому Коннану нечего было скрывать и у него не было иного мотива делать мне предложение, кроме того, который называется любовью.

* * *

Уже пробило девять часов. Дети давно легли спать. Сегодняшний день был теплым и солнечным, всюду виднелись признаки наступающей весны.

Коннан должен был вернуться домой сегодня вечером или завтра утром, и я была счастлива.

Я спрашивала себя, в котором часу он может приехать. Быть может, в полночь? Я вышла на крыльцо, потому что послышалось, будто издалека донесся топот конских копыт.

Вечер был теплым. В такое время в доме всегда было тихо, потому что слуги расходились по своим комнатам.

Мне подумалось, что Питер сейчас, скорее всего, скачет на станцию. Не верилось, что я могу больше никогда его не увидеть. Я вспомнила нашу первую встречу в поезде. Он с самого начала продемонстрировал мне свою склонность к озорству и розыгрышам.

Тут я увидела, что кто-то приближается из темноты. Это была Селестина. Она пришла со стороны леса, а не по дорожке, как обычно.

Я заметила, что она запыхалась.

— Добрый вечер, — проговорила она. — Хотелось повидаться с вами. Мне было так одиноко. Питер уехал. Так грустно думать, что я его теперь увижу очень не скоро…

— Это действительно грустно.

— Он, конечно, частенько дурачится, но я его очень люблю. Теперь я потеряла обоих братьев.

— Входите, — пригласила я.

— Коннан, судя по всему, еще не вернулся?

— Нет. Полагаю, он вернется не раньше полуночи. А возможно, и завтра утром.

— Знаете ли, я очень надеялась на то, что застану вас одну.

— В самом деле?

— Хотелось взглянуть на часовню… эта келья, знаете ли… После того как вы передали мне слова мисс Дженсен, я сгорала от желания взглянуть на нее поближе. Но не стала говорить об этом в присутствии Питера. Он подсмеивается над моим энтузиазмом.

— Хотите взглянуть на нее прямо сейчас?

— Да, если можно. У меня родилась одна теория. Там может быть скрытая дверь, ведущая в другую часть дома. Было бы здорово, если бы мы ее обнаружили и, когда вернется Коннан, преподнесли ему сюрприз.

— Да, — согласилась я, — ему было бы приятно.

— В таком случае пойдемте.

Когда мы пересекали зал, я бросила быстрый взгляд на глазок, потому что у меня появилось странное ощущение, что за нами наблюдают. Мне показалось, я заметила наверху какое-то движение, но это могло лишь показаться, поэтому я промолчала.

Мы дошли до противоположного конца зала, отворили дверь, спустились по каменным ступеням и оказались в часовне. Тут пахло сыростью.

— Пахнет так, будто бы сюда уже много лет никто не входил, — заметила я.

Мой голос зловещим эхом отразился от стен. Селестина не ответила. Она зажгла одну из свечей, стоявших на алтаре, и предложила:

— Давайте войдем в келью прокаженных. Вот дверь. Там есть еще одна дверь, ведущая в сад, через которую входили прокаженные…

Мы вошли в маленькую сырую комнатку.

— Так значит, это и есть помещение, превосходящее размерами своих собратьев! — пошутила я.

Селестина ничего не ответила. Она обшаривала стену. Я наблюдала за движениями ее длинных пальцев. Внезапно она обернулась и сказала:

— Я всегда придерживалась мнения, что где-то в этом доме имеется «убежище священника»… ну, знаете, укромное место, где прятался живущий в доме священник, когда приезжали люди королевы. Более того, я точно знаю, что один из Тре-Меллинов подумывал об обращении семьи в католичество. Готова поклясться, что здесь непременно должно быть «убежище священника». Коннан будет в восторге, если мы его обнаружим. Он любит этот дом так же, как и я… так же, как его полюбите вы. Если я найду это убежище, лучшего свадебного подарка и желать невозможно, вы не находите? В конце концов, что можно подарить человеку, у которого есть все, что он только может пожелать?

Она на мгновение замолчала, а когда заговорила снова, ее голос дрожал от волнения.

— Погодите-ка… Здесь что-то есть…

Я подошла поближе, и от изумления у меня перехватило дух. Часть стены повернулась внутрь, оказавшись длинной и узкой дверью.

Селестина обернулась, чтобы взглянуть на меня. Ее глаза сверкали от возбуждения, и она совершенно не походила на ту Селестину Нанселлок, которую я знала. Она просунула голову в образовавшееся отверстие и уже хотела было шагнуть туда, как вдруг остановилась и снова обернулась.

— Нет, вы первая. Это ведь ваш будущий дом. Вы должны войти первой, — произнесла она.

Ее волнение передалось и мне. Я знала, как обрадуется открытию Коннан.

Сделав шаг вперед, я остановилась, уловив резкий незнакомый запах.

Селестина подбодрила меня:

— Просто взгляните на эту потайную комнату. Скорее всего, там очень грязно. Осторожно, возможны ступеньки.

Она подняла свечу вверх, и я в самом деле увидела две ступени. Затем сошла по этим ступеням вниз, и в это мгновение дверь за моей спиной бесшумно затворилась.

— Селестина! — в ужасе закричала я. Но ответа не было. — Открой дверь! — снова и снова кричала я. Но мой голос поглощался мраком, плотно обступившим меня. Голос был узником этого мрака. Как и я сама. Узница Селестины.

Темнота обволакивала меня. Здесь было очень холодно, и еще я ощущала присутствие чего-то зловещего. Исходящее откуда-то зловоние наполняло мою душу неизъяснимым ужасом. Меня охватила паника. Как я могу описать все это? Как подобрать необходимые слова? Да и есть ли они? Меня поймет только тот, кто пережил подобное.

Предположения, самые жуткие предположения то и дело рождались в моем мозгу, мгновенно сменяя друг друга. Как же я была глупа. Меня попросту заманили в ловушку…

Ужас охватил все мое существо.

С трудом преодолев две ступеньки, я принялась колотить кулаками по стене.

— Выпустите меня! Выпустите меня!

Но я знала, что мой голос слышен только в келье прокаженных. А как часто кто-либо из обитателей дома заходит хотя бы в часовню?

Она уйдет так же незаметно, как приходила… никто не узнает, что она вообще здесь побывала.

Я вдруг услышала свой рыдающий, искаженный ужасом голос и испугалась еще сильнее, потому что не узнала его.

Я чувствовала себя изможденной и обессиленной.

Я знала, что в этом темном, сыром и холодном месте мои часы сочтены.

Я царапала стену, пока не сорвала ногти и не почувствовала, что по моим рукам струится кровь.

Я начала озираться вокруг, потому что глаза стали привыкать к окружающему мраку. И тут увидела, что я здесь не одна…

На полу лежало то, что осталось от Элис.

Вот я и нашла ее…

— Элис! — закричала я. — Элис, это ты? Так значит, все это время ты была в доме?

Элис молчала. Ее уста сомкнулись навеки более года назад.

Я закрыла лицо руками. Смотреть на эти останки было невозможно. Меня со всех сторон окружало зловоние смерти и тлена.

Сколько времени прожила Элис после того, как эта дверь закрылась за ней? Я хотела это знать, потому что именно столько предстояло прожить мне.

Наверное, я очень долго пролежала без сознания. Подчас бредила, приходя в себя. Я слышала чей-то лепет, должно быть, свой собственный, потому что он не мог принадлежать Элис.

К счастью, даже придя в себя, я оставалась в полубессознательном состоянии. Но какая-то часть разума продолжала работать.

Кто я такая? Марта? Или все же Элис?

Наши истории так похожи… Об Элис говорили, что она убежала с Джеффри. Обо мне скажут, что я убежала с Питером. Наше исчезновение так удобно совпало с исчезновением братьев.

— Но почему? — снова и снова повторяла я. — Почему?..

Теперь я знала, чья фигура отбрасывала тень на жалюзи в комнате Элис. Ее… этой дьяволицы в женском обличье. Ей было известно о существовании маленького дневника, который я обнаружила в кармане амазонки Элис, и она искала его, потому что опасалась, что в нем могут содержаться факты, способные привести к ее разоблачению.

Я поняла, что она никогда не любила Элвин, что своими мягкими манерами всех нас попросту ввела в заблуждение. Я поняла, что она вообще никого не способна любить. Она использовала Элвин так же, как и всех остальных, как она намеревалась использовать Коннана. Дом. Вот что она любила.

В своем бредовом состоянии я представляла себе, как она стоит у окна в «Маунт Виддене», смотрит на дом соседей и жаждет обладать им со всей страстью человека, охваченного навязчивой идеей.

— Элис… — повторяла я. — Элис… Мы обе стали ее жертвами… ты и я.

И мне казалось, что Элис отвечает мне, рассказывает о том дне, когда Джеффри отправился в Лондон, о том, как в дом прибежала Селестина и сообщила о великом открытии в часовне.

Я видела перед собой Элис… бледную, хрупкую, хорошенькую Элис. Я видела, как она издает радостный возглас и делает несколько роковых шагов навстречу своей смерти…

Но в моих ушах раздавался голос не Элис, а мой собственный.

И все же я была уверена, что она находится рядом и что мы будем утешать друг друга, пока я не последую вслед за ней в мир теней, где она обитала с того самого дня, когда Селестина Нанселлок заманила ее в келью прокаженных…

* * *

В глаза ударил ослепительный свет. Я почувствовала, что меня несут, и спросила:

— Значит, я уже умерла, Элис?

Негромкий голос ответил:

— Моя милая… моя родная… теперь ты в безопасности.

Голос принадлежал Коннану, как и руки, которые меня несли.

— Значит, сны снятся и после смерти, Элис? — опять пролепетала я.

— Моя любимая… о, моя любимая…

Меня положили на кровать, вокруг которой столпилось множество народа.

Тут я заметила свет, блестящий на волосах, на почти белых волосах.

— Элис, я вижу ангела.

Тут ангел заговорил. Он произнес:

— Это я, Джилли. Джилли привела их к тебе. Джилли следила за тобой, и Джилли увидела…

Вот так неожиданно именно Джилли вернула меня в мир реальности. Я поняла, что не умерла, что произошло чудо, что руки, которые меня несли, в самом деле принадлежали Коннану, как и голос, который я слышала…

Я лежала на кровати в своей собственной комнате, из окна которой видны были лужайки и окно спальни, когда-то принадлежавшей Элис, где я видела тень ее убийцы, пытавшейся убить и меня…

Я закричала от ужаса. Но Коннан теперь был рядом.

Как и его голос, ласковый и нежный:

— Все хорошо, моя любовь… моя единственная. Я здесь… рядом… Я всегда буду рядом с тобой.

 

Послесловие

Эту историю я излагаю своим правнукам. Они слышали ее много раз, но каждый раз находится кто-нибудь, для кого она звучит впервые.

А правнуки снова и снова просят рассказать ее. И приносят мне цветы из сада на южном склоне, отдавая дань уважения престарелой леди, которой всегда удается заворожить их рассказом о том, как она вышла замуж за их прадедушку.

Передо мной все эти события встают так же ясно, как если бы они произошли лишь вчера. Я отчетливо помню свой приезд в этот дом и все, что предшествовало жутким часам, проведенным во мраке рядом с мертвой Элис.

Последовавшие за этими событиями годы совместной жизни с Коннаном часто бывали достаточно бурными. Полагаю, мы оба были слишком сильными личностями, чтобы существовать в вечном покое. Но все эти годы я жила богатой, насыщенной событиями жизнью, а чего еще может желать человек?

Теперь Коннан стар, так же как и я. Со дня нашего венчания родилось еще три Коннана: наш сын, внук и правнук. Я была счастлива тем, что смогла подарить Коннану детей. У нас родилось пять сыновей и пять дочерей. Все они, в свою очередь, тоже были плодовиты в своих браках.

Слушая мой рассказ, дети любят перепроверять все его детали и требуют, чтобы я поясняла каждый эпизод.

Почему погибшую в поезде женщину приняли за Элис? Из-за ее медальона. Именно Селестина опознала медальон, который она, по ее словам, подарила Элис, но который на самом деле она видела впервые в жизни.

Она очень рассчитывала на то, что я приму Джасинт, когда Питер в первый раз попытался подарить мне эту лошадь. Видимо, она опасалась, что Коннан может мной заинтересоваться, и поэтому старательно поощряла дружбу между мной и Питером. Именно она обнаружила расшатавшийся валун на утесе, подстерегла нас с Элвин и попыталась убить или покалечить меня.

Она также была автором анонимных писем, адресованных леди Треслин и полицейским властям. В этих письмах она указывала на подозрительные обстоятельства смерти сэра Томаса Треслина, пытаясь раздуть скандал и на долгие годы сделать невозможным брак между Коннаном и леди Треслин. Но все это она планировала, не зная о чувствах Коннана ко мне. Поэтому, когда ей стало известно о нашей помолвке и предстоящей свадьбе, она тут же решила любым способом устранить меня. Ей это не удалось на тропе над морем, поэтому мне предстояло последовать за Элис. То, что в этот самый день Питер уезжал в Австралию, видимо, подсказало решение ее адской задачи. Все слуги были свидетелями того, как Питер со мной флиртовал, поэтому мое исчезновение было бы истолковано не иначе как побег с ним.

Именно Селестина подбросила бриллиантовый браслет в комнату мисс Дженсен, потому что юная гувернантка чрезмерно интересовалась домом, а это неизбежно должно было привести к раскрытию секрета кельи прокаженных. Селестина сыграла на ревности леди Треслин к молоденькой и хорошенькой девушке. Она хорошо знала, что леди Треслин — очень мстительная женщина и при малейшей возможности обрушит на вероятную соперницу всю свою злобу.

Селестина была влюблена, страстно влюблена в «Маунт Меллин» и стремилась выйти замуж за Коннана потому, что это сделало бы ее хозяйкой этого дома. Обнаружив секрет кельи прокаженных, она никому о нем не рассказала и воспользовалась этой возможностью, чтобы разделаться с Элис. Она знала о романе между Элис и ее братом, как и о том, что Элвин является ребенком Джеффри. У нее все вышло так легко, потому что она терпеливо поджидала удачный момент. Если бы не представилась возможность обвинить Элис в побеге с Джеффри, она нашла бы какой-то другой способ, как, например, попытка уничтожить меня с помощью Джасинт.

Но она ничего не знала о Джилли. Кто бы мог подумать, что эта бедная полоумная девочка сыграет такую роль в разрушении ее дьявольского плана? Но Джилли любила Элис, а позднее полюбила меня. Джилли знала, что Элис находится в доме, потому что она взяла себе за правило желать девочке спокойной ночи, так же как своей дочери Элвин, и каждый вечер заходила к ней, даже когда в доме собирались гости. Именно поэтому Джилли не верила, что она забыла это сделать в тот роковой вечер. Поэтому Джилли считала, что Элис не покинула дом, и продолжала ее искать. Тогда сквозь глазок я заметила лицо Джилли. Джилли знала все глазки в доме и часто ими пользовалась, потому что неустанно искала Элис.

Она видела через глазок в «солнечной» комнате, как мы с Селестиной вошли в зал. Я представляю себе, как она перебегает комнату, чтобы увидеть в другой глазок, как мы входим в часовню. Мы направились к келье прокаженных, но эта часть часовни через глазок в «солнечной» комнате почти не просматривалась, поэтому Джилли пришлось мчаться в комнату мисс Дженсен, где имелся глазок, позволявший наблюдать за входом в келью. Она прибежала как раз вовремя, чтобы увидеть, как мы вошли туда. А затем несколько часов напрасно ожидала нашего появления, потому что Селестина вышла наружу через дверь, ведущую во двор.

И пока я, охваченная ужасом, лежала в могиле Элис, Джилли стояла на табурете в комнате мисс Дженсен, неотрывно глядя на дверь кельи прокаженных.

Коннан вернулся в одиннадцать.

Он рассчитывал, что я выбегу ему навстречу, но вместо меня увидел миссис Полгрей.

— Сообщите мисс Ли, что я вернулся, — распорядился он.

Должно быть, его несколько задело мое отсутствие, потому что он был и все еще остается очень требовательным человеком, ожидающим от своих домашних безграничной привязанности и постоянных знаков внимания. То, что я могу спать, когда он вернулся домой, было для него абсолютно непостижимо.

Я позже представляла себе эту картину: миссис Полгрей сообщает ему, что меня нет в моей комнате, за этим следуют розыски и ужасный момент, в который Коннан поверил в то, в чем так хотела убедить его Селестина…

— Мистер Нанселлок заезжал сегодня днем попрощаться. Он уехал десятичасовым поездом в Лондон…

Я часто спрашивала себя, сколько бы еще прошло времени, прежде чем они обнаружили бы, что я не убежала с Питером? Совсем нетрудно было представить себе последствия дьявольского плана Селестины. Коннан окончательно утратил бы веру в жизнь, которую, как мне казалось, он начал было обретать с моей помощью. Возможно, он продолжал бы роман с Линдой Треслин. Впрочем, к браку это не привело бы. Об этом позаботилась бы Селестина. Со временем она сумела бы, ухитрилась бы стать незаменимой для Элвин и Коннана, а затем и хозяйкой «Маунт Меллина».

Все это было вполне осуществимо, и правду знали бы лишь два скелета за стеной кельи прокаженных. Сегодня трудно в это поверить, но история Марты и Элис навсегда осталась бы тайной, если бы ребенок, рожденный в скорби и живущий в тумане, не указал путь к истине.

Коннан часто рассказывал мне о суматохе, поднявшейся в доме в связи с моим исчезновением. Он рассказывал о девочке, терпеливо ходившей за ним и ожидавшей, что ее выслушают, и о том, как она тянула его за рукав и с трудом подбирала слова, пытаясь объясниться.

— Прости нас, Господи, — и сегодня повторяет он. — Если бы мы сразу обратили на нее внимание, то вытащили бы тебя из этого адского места гораздо скорее.

Но все же она привела их туда… она указала на дверь кельи прокаженных.

И сказала, что видела нас.

На мгновение Коннан подумал, что мы с Питером покинули дом вместе, воспользовавшись этой дверью, чтобы нас никто не заметил.

В келье было очень пыльно, поскольку за последние годы туда входили лишь Элис и я в сопровождении нашего палача. И когда Коннан увидел на стене свежий след чьей-то руки, он начал воспринимать Джилли всерьез.

Но найти потайную пружину, открывающую дверь, оказалось очень непросто. На это ушло десять долгих минут, в течение которых Коннан порывался снести разделяющую нас стену.

Но они нашли пружину и нашли меня. Также нашли и Элис…

* * *

Селестину доставили в Бодмин, где ей предстояло ждать суда за убийство Элис. Но вскоре она стала буйнопомешанной. Вначале я решила, что это очередная хитрость. Возможно, так это и начиналось, но в любом случае последующие двадцать лет, до самой своей смерти, она провела в полной изоляции от внешнего мира.

Останки Элис были погребены в склепе рядом с останками неизвестной женщины из поезда. Мы с Коннаном обвенчались через три месяца после того, как он вынес меня из тьмы. Пережитое повлияло на меня гораздо больше, чем я тогда могла предположить, и спустя год я все еще страдала от ночных кошмаров. Погребение заживо стало для меня большим потрясением, несмотря на то что мою могилу успели открыть прежде, чем во мне угасла жизнь.

Филлида приехала на мою свадьбу вместе с мужем и детьми. Она была в восторге, как и тетя Аделаида, настоявшая, чтобы свадебный кортеж отправился из ее городского дома. Таким образом, нас с Коннаном ожидала изысканная свадьба в Лондоне. Нам, разумеется, было все равно, зато это безмерно порадовало тетю Аделаиду, которая почему-то вбила себе в голову, что наш союз — плод ее усилий.

В свадебное путешествие мы отправились, как и было запланировано ранее, по Италии, после чего вернулись домой, в «Маунт Меллин».

Каждый раз, после того как я рассказываю эту историю детям, мне снится прошлое.

Я думаю об Элвин, счастливо живущей со своим мужем, сквайром из Девоншира. А Джилли отказалась покинуть меня. Она вот-вот появится на лужайке с подносом, потому что в одиннадцать часов мы пьем кофе в той самой розовой беседке в саду на южном склоне, где я впервые увидела леди Треслин вместе с Коннаном.

Должна сознаться, мысли о леди Треслин преследовали меня все первые годы супружества. Я обнаружила, что могу быть очень ревнивой… и страстной. Иногда мне кажется, Коннану нравилось дразнить меня, видимо в отместку за ревность, которую он ощущал к Питеру Нанселлоку.

Но спустя несколько лет Линда уехала в Лондон и, как мы слышали, вышла там замуж.

Питер вернулся через пятнадцать лет после своего отъезда. Он обзавелся женой и двумя детьми, но не деньгами. Тем не менее он был таким же веселым и энергичным, как и прежде. За минувшие пятнадцать лет «Маунт Видден» был продан. Позже одна из моих дочерей вышла замуж за его владельца, так что он стал фактически моим вторым домом.

Когда Питер уехал обратно, Коннан заявил, что рад его отъезду. Я рассмеялась, потому что у него никогда не было ни малейших оснований для ревности. Когда я ему сообщила об этом, он мне ответил:

— Твоя ревность к Линде Треслин еще более безосновательна. Это был один из тех моментов, когда мы оба осознавали, что для нас не существует других мужчин и других женщин.

Так прошли годы. Сидя здесь и размышляя о прошлом, я вижу, как по садовой дорожке ко мне направляется Коннан.

Сейчас он подойдет и скажет:

— Ах, моя дорогая мисс Ли…

Таким образом он дает мне понять, что не забыл те далекие прекрасные дни.

На его губах заиграет улыбка, и я пойму, что он видит меня не такой, какая я сейчас, а такой, какой я была в мою бытность гувернанткой. Гувернанткой, которая никак не могла смириться со своей судьбой, отчаянно цеплялась за свою гордость и чувство собственного достоинства, но помимо своей воли влюбилась в хозяина дома. Одним словом, его дорогой мисс Ли…

Мы будем вместе греться на солнышке, благодарные судьбе за все хорошее, что было в нашей жизни.

Вот он идет, а позади него я вижу Джилли. Она, как и прежде, несколько отличается от других людей, редко говорит, а поет, как и прежде, немного фальшивя. Одним словом, как и прежде, немного не от мира сего…

Глядя на нее, я отчетливо вижу маленькую девочку, которой она когда-то была, вспоминаю историю Дженнифер, ее матери, которая однажды зашла в море. Я думаю о том, что история Джилли является частью моей истории, и о том, как замысловато и неразрывно переплетены наши жизни.

Все проходит, думаю я. Остаются неизменными лишь земля и море. Они и сегодня остаются такими же, как и в тот день, когда была зачата Джилли, как и в тот день, когда ничего не подозревающая Элис вошла в свою могилу, как и в тот день, когда я почувствовала, что меня обнимает Коннан, и поняла, что он вернул меня к жизни…

Мы рождаемся, страдаем, любим, умираем, приходит время посева, а затем сбора урожая, все приходит и все уходит, а земля остается.