Читая дневник Анны Алисы, я перестала замечать время, и, когда дошла до конца, было уже светло, потому что наступило утро.

Я была там, с ней. Мне казалось, что я познакомилась с ней и ее возлюбленным, с ее мачехой и зловещим Десмондом Фезерстоуном. Я очень расстроилась оттого, что повествование столь неожиданно оборвалось, и меня охватило сильнейшее желание узнать, что случилось той ночью. Дата на ее могильной плите указывала на то, что той ночью она умерла.

Я почувствовала ее страх. Услышала шаги на лестнице. Увидела, как она поспешно забрасывает свой дневник в ящик комода и закрывает его, но не плотно, так что кончик платка предательски торчит наружу.

И что же случилось? Ее драгоценный ключ торчал из замка или она в спешке забыла запереть дверь? Но нет, она бы этого не забыла. Этот ключ так много значил для нее. Хотя, с другой стороны, после всего услышанного она, вероятно, была охвачена сильнейшим страхом.

Что же все-таки случилось?

И как удивительно, что мне первой довелось прочитать этот рассказ, написанный почти сто лет назад. Как будто он написан специально для меня. Это я нашла ее могилу, это я первой вошла в ее комнату и нашла ее дневник.

Мне не терпелось рассказать брату Филиппу о своем открытии. Мне даже захотелось сходить разбудить его, но я отказалась от этой мысли. Нужно быть терпеливой. Он ранняя пташка и выйдет к завтраку не позже половины восьмого.

Я пришла в столовую раньше его.

– Филипп! – воскликнула я. – Вчера ночью случилось что-то невероятное.

Я все рассказала ему, и он пришел в не меньшее возбуждение, чем я. Но заинтересовала его в первую очередь карта.

– Сходи принеси, – сказал он, что я и сделала.

Тщательно изучив карту, он сказал:

– Я узнаю это место. Эти острова… Их мы знаем. Но этот Райский остров… Очень похоже на выдумку.

– Если есть Соломоновы острова, почему бы не быть Райскому острову?

– Покажу Бенджамину. Он наверняка что-то знает.

Ни я, ни он почти ничего не ели, ибо были слишком возбуждены. Я предложила рассказать о своем открытии бабушке М. Она ужасно расстроится, если мы оставим ее в неведении.

Мы пошли в ее комнату, где она, лежа в кровати, как обычно, пила чай и ела тост с повидлом, что было единственной уступкой ее годам.

Она внимательно выслушала рассказ, и первыми ее словами стал выговор в мой адрес.

Мне было запрещено входить в комнату. Могло что-нибудь случиться.

– На меня что-то нашло, бабушка. Я ничего не могла с собой поделать.

– Посреди ночи! – прибавил Филипп.

– Я просто взяла свечу и пошла наверх.

– Очень смелый поступок после всех этих разговоров о привидениях, – сказал брат. – И что бы ты делала, если бы встретила там безголового мертвеца, гремящего цепями?

– Если прочитаешь дневник, ты перестанешь говорить о смерти так легкомысленно, – убежденно возразила ему я.

Я сходила в свою комнату и принесла дневник. Они были изумлены.

– И ты всю ночь читала его! – поразился Филипп.

– А ты бы не стал? Начав читать, я уже не могла остановиться.

– Я бы подождал до утра.

– Что ты думаешь о карте, Филипп? – спросила бабушка М.

– Она нарисована не любителем. Я знаю это место, но никогда не видел там Райского острова раньше. Я хочу, чтобы на нее взглянул Бенджамин. Сравним ее с другими картами.

– Интересно будет узнать его мнение, – сказала бабушка М. – Оставьте дневник мне. Я почитаю.

Странное то было утро. Ночью я не сомкнула глаз, но спать мне совершенно не хотелось. Я снова сходила в комнату. Мне показалось, что она изменилась. Наверное, из-за того, что здесь побывали рабочие. Я не находила себе места. Мысли об Анне Алисе не покидали меня. Я как будто превратилась в нее и теперь со страхом ждала появления в любую секунду зловещего Десмонда Фезерстоуна.

Чтение дневника оказалось слишком волнительным для меня. За вторым завтраком бабушка М только и говорила, что о дневнике. Она все утро провела в кровати, читая его.

– Ужасная история, – сказала она. – Как думаешь, что случилось с этой девочкой?

– Возможно, они убили ее?

– Очень похоже на то.

– А потом замуровали комнату?

– Но зачем им это понадобилось?

– Не знаю. Ее они похоронили… Это я знаю. Ведь я нашла ее могилу.

– Эту тайну нам не разгадать. Интересно, что выяснится с картой. Тот остров, о котором рассказывал юноша… Где он? Может, он и не существовал никогда. Нам об этом юноше почти ничего не известно. Девочка была до того в него влюблена, что явно не могла трезво его оценить.

– О, я уверена, что и он ее любил. Он верил в этот остров. Они собирались найти его. Хотела бы я узнать, что стало с ним.

– Да, я тоже. Быть может, он поплыл на свой остров после смерти девочки.

– Только представьте, как он возвращается и узнает о ее смерти!

– Интересно будет послушать, что Бенджамин скажет о карте.

Мне так не терпелось это узнать, что днем я поехала в мастерскую. Филиппа и Бенджамина я застала в окружении старых карт.

Филипп, увидев меня, покачал головой.

– Нигде нет и намека.

– Если бы остров существовал, его бы уже открыли, – сказал Бенджамин. – Эти участки моря давно закартографированы.

– Мне все же кажется, что его могли пропустить.

Бенджамин пожал плечами.

– Всего лишь «возможно», не более того. – Он постучал пальцем по карте. – Это было нарисовано человеком, который знал свое дело.

– Да. Он был профессионалом.

– Мистер Мэллори рассказал мне о найденном дневнике. Лично я считаю, что этот юноша ошибся с определением места.

– Но, если он был где-то в этом районе…

– Это маловероятно. Кто-нибудь наверняка уже наткнулся бы на остров. Вы говорите, эта карта была нарисована больше ста лет назад? С тех пор мы далеко продвинулись. – Он покачал головой. – Кто знает, может, он ошибся, ведь рисовал он, насколько я понимаю, по памяти.

– А мне бы хотелось найти этот остров, – признался Филипп.

– Если он существует, – прибавил Бенджамин.

– Он существует, – возразил Филипп. – Нутром чую.

Мы еще долго разговаривали. Для меня это было как плавание через океан. Я слушала их. Замечала запал Филиппа. Я любила его всем сердцем. Он был таким увлекающимся человеком. Если уж заинтересовался чем-то, то весь отдавался этому.

Он был так же одержим островом, как я была одержима Анной Алисой. Правда, одержимость у нас была чуть-чуть разная. Мне хотелось узнать, что случилось той ночью. Филипп же думал только об острове.

Потом я часто вспоминала этот разговор в мастерской и много-много раз жалела, что нашла ту карту.

Ни о чем другом Филипп говорить не мог. Я часто заставала его перед разложенными старыми картами.

– Остров мог находиться совсем в другой части света, – заметил он.

– Послушай, – убеждала его я. – Он был картографом. Он не мог ошибиться с местом, точно так же, как не ошибся бы ты.

– Все ошибаются.

Ярко-голубые глаза его были устремлены в пустоту.

– Анналиса, – промолвил он, – я хочу найти этот остров.

Он бы ни за что не отступился. Остров стал его навязчивой идеей. Бабушка М заметила это и волновалась.

Гоу и его люди закончили крышу и теперь работали с комнатой. Вся мягкая мебель сгнила, но остальные предметы обстановки довольно хорошо сохранились, и некоторые даже подлежали восстановлению.

Я перебрала одежду Анны Алисы. Я непременно хотела это сделать сама. Перчатки, платки, шляпки, платья… все ее личные вещи. Я велела слугам выстирать кое-какие платья. Многие из них истлели от времени, но сохранившиеся я снесла в подвал и положила в сундук вместе с ее шляпками и туфлями.

Обращалась я с ними бережно, потому что чувствовала некое родство с их хозяйкой, и иногда меня даже охватывало удивительное чувство, будто она наблюдает за мной и благодарит меня.

Я сходила в комнату до того, как они начали чинить деревянные панели и красить стены. Гоу был там. Я спросила у него про пятна на стенах. Он сказал, что через такое время трудно определить, отчего они появились. Возможно, это было воздействие сырости… или просто изменение цвета.

– Они как будто разбрызганы, – заметила я. – Это не могла быть… кровь?

– Кровь, мисс Анналиса? Могла, наверное… судя по виду, да, могла. Я бы о таком даже не подумал. Сырость и время делают странные вещи с домами. Почему вы думаете, что это кровь, мисс Анналиса?

– Просто поинтересовалась.

– Ну, что бы это ни было, скоро эти стены будут выглядеть как новые. Когда восстановим окно, у вас в доме появится еще одна прекрасная комната.

– А окно будет точно в том месте, где раньше?

– Должно быть там же. Там, где оно было заложено. Теперь, когда со стены срезали плющ, его можно увидеть снаружи. В этом месте кладка отличается от остальной. Да, это будет хорошая, уютная комната, когда мы закончим.

Наконец они закончили. Отреставрированную мебель вернули на место. Кровать, комод, стулья. Такой, должно быть, видела эту комнату Анна Алиса, когда писала в ней свой дневник.

Слуги по-прежнему опасаются приходить сюда в темноте. Говорят, здесь жутко.

Но я часто сижу здесь вечерами. Иногда разговариваю с ней. «Анна Алиса, – говорю я, – как бы мне хотелось, чтобы ты вернулась и все рассказала».

Порой мне кажется, что я ощущаю чье-то присутствие рядом. Но, вероятно, это просто воображение.

Дом и все в нем кажется другим после открытий, вызванных той ночной бурей. Она приходит в мои мысли, и бывает, что я совершенно явственно ощущаю ее рядом с собой. Мы как-то связаны. У нас одни предки, у нас почти одинаковые имена, мы всю жизнь провели в одном доме. Лишь время разделяет нас. Я часто думаю: что такое время? Возможно ли перебросить мост через эту бездну?

Вслух я никогда этого не говорю. Бабушка М и Филипп слишком практичны. Они лишь посмеются над моими фантазиями. Но у Филиппа есть свои фантазии.

Он постоянно говорит об острове. Я вижу, как в его голове роятся планы. Видит это и бабушка М. Она очень, очень волнуется.

Однажды за обедом Филипп сказал:

– Мне всегда хотелось исследовать новые места, составлять карты, видя, что изображаешь. Меня всегда привлекала практическая сторона картографии.

Я знала его так хорошо, что не удивилась, когда он продолжил рассказом о том, что Дэвид Гатридж, ботаник (это был его друг, из семьи потомственных мореплавателей, с которым он вместе учился), собирается плыть в экспедицию в южные моря. Филипп пояснил:

– Он предложил мне плыть с ним.

Бабушка М молчала, не подавая виду, что удивилась.

– Я всегда мечтал этим заниматься, – сказал Филипп. – Сейчас используются очень сложные инструменты, о которых сто лет назад и мечтать нельзя было. Я бы хотел на месте проверить кое-какие наши карты. Мне кажется – и Бенджамин со мной согласен, – что как раз в тех водах у нас могут быть неточности.

В тот вечер бабушка М пришла ко мне в комнату.

– Он твердо намерен плыть, – сказала она.

Вдруг она сделалась какой-то несчастной, какой я никогда ее прежде не видела.

– Я знала, что это случится, – продолжила она. – Это естественно.

– Вы не попытаетесь его остановить?

Она покачала головой.

– Нет. Я не должна. Это его жизнь. Его профессия. Он по-своему прав. Мы не можем стоять на одном месте. Он должен увидеть мир. Бенджамин тоже поплыл бы. Если бы он мог, сейчас он был бы счастлив. Филипп должен плыть. Я ждала, когда это случится.

– Мы будем скучать по нему… Очень.

– Это всего на год или около того. Но он вернется… и будет богаче, совершеннее. Да, я буду скучать по нему. Но у меня остаешься ты, моя дорогая. Я даже не могу передать тебе, какой отрадой вы, дети, были для меня.

Я же чувствовала себя растерянной и разочарованной. Мне так хотелось отправиться в плавание с Филиппом!

Если бы я могла строить планы с ним, я была бы так счастлива.

Я уже была готова предложить это Филиппу. Уже представляла, как изменится его лицо, когда он это услышит. Но теперь поняла, что должна остаться с бабушкой М.

Быть может, однажды я смогу повидать эти таинственные воды. Мне так хотелось найти Райский остров Магнуса.

Этого хотела Анна Алиса. И я.

Мне стало грустно.

Жизнь, казалось, превратилась в одно сплошное разочарование.

Одним ясным октябрьским днем мы с бабушкой М отправились в Саутгемптон прощаться.

Филипп с вещами выехал раньше. Он должен был провести на корабле пару ночей, прежде чем тот поплывет через моря и океаны, унося его к заветной цели.

Меня снедала грусть. Бабушка тоже была в печали. Но она верила, что поступает правильно, и, кажется, я с ней соглашалась. В первый раз Филипп надолго покидал дом… Если не считать школы, разумеется. Я вспоминала, какой одинокой я себя чувствовала, когда он уезжал на учебу. Но сейчас было в тысячу раз хуже!

Я помогала ему с приготовлениями, и в последние недели мы стали более близки, чем когда бы то ни было.

– Жаль, что ты не поплывешь со мной, – сказал как-то он. – Вот было бы здорово!

– Ах, как бы мне хотелось этого! Без тебя здесь будет ужасно скучно.

Филипп добавил:

– Я много раз хотел предложить тебе плыть со мной, но мы ведь не можем оба оставить бабулю, верно?

– Конечно, нет.

– Но ничего. Когда я найду остров, мы вместе сплаваем туда. Держу пари, бабушка М тоже не откажется.

– Возвращайся поскорее, – попросила я.

Он предложил мне сделать копию карты.

– Чтобы и у тебя такая была, – сказал он. – На всякий случай. Лучше иметь две, чем одну.

– Мне кажется, я могла бы ее нарисовать по памяти.

– Она должна быть точной.

– Хорошо.

Я сделала карту и была очень довольна своей работой. Когда я показала ее Филиппу, он одобрил мою работу:

– Идеально. Точная до последней детали. Спрячь ее в надежное место.

Я, не задумываясь, сказала:

– Положу ее в комод. – И меня охватило странное чувство, что точно такие же слова произнесла или подумала Анна Алиса, когда ей вручили карту.

И вот он покидал нас.

Мы с бабушкой М, бледной и грустной, стояли на краю дока и смотрели, как корабль скользит по воде, выплывая из гавани, пока Филипп махал нам с палубы.

Мы не сошли с места, пока корабль не скрылся из виду.

Жизнь сделалась однообразной и скучной. Потянулись бесконечные унылые дни. Бывая в саду, я часто смотрела на новое окно, которое появилось в стене дома, и иногда мне казалось, будто я вижу в нем лицо. Когда проводишь в одиночестве темные вечера в большом доме, полном теней, воображение поневоле начинает порождать причудливые образы.

Пришло Рождество. Мне хотелось, чтобы оно поскорее закончилось. Без Филиппа все было не так, и в такие времена мы особенно остро чувствовали, как нам его недостает.

Мы пытались поднять себе настроение. Говорили о подарках и прочих подобных вещах, но единственный подарок, которого мне хотелось, – это чтобы отворилась дверь и вошел Филипп.

К нам наведались Фентоны, а мы сходили в гости к Гальтонам и пообедали с приходским священником и его безликой женой. На следующий день после Дня рождественских подарков мы устроили в усадьбе праздничный вечер для деревенских детей, что делали каждый год. Мы старались, чтобы это Рождество выглядело обычным.

– Время идет, – сказала бабушка М. – Он скоро вернется. Он просто хочет исследовать там все получше… И убедиться, что остров действительно существует… А потом он вернется.

Я не была в этом так уверена. Его всегда тянуло в море. Океан заворожит его, вселит надежду на новые открытия… Точно так же, как было бы со мной, поплыви я с ним.

В феврале мы получили от него письмо. Радости нашей не было предела! Сначала я прочитала его. Потом бабушка М прочитала его. Потом я прочитала его вслух ей, и она прочитала его вслух мне, потому что, когда мы его читали, Филипп как будто бы находился рядом.

«Сидней.

Ваш преданный внук и брат Филипп».

Дорогие бабушка и Анналиса!

Я на месте! Поверить не могу, что действительно добрался и что вы теперь на противоположной стороне земного шара.

Плавание прошло спокойно… По крайней мере мне было сказано, что оно прошло спокойно, хотя я бы не стал описывать его таким словом. В ботанической партии собрались забавные ребята. Сейчас они здесь, в Сиднее, но уплывают завтра, и после этого я буду предоставлен сам себе.

Я собираюсь исследовать острова, расположенные в нескольких сотнях миль от побережья. Каждую среду туда ходит корабль. Это послезавтра, так что я пошлю вам письмо до отплытия.

Надеюсь, оно доберется до вас. Путь, конечно, неблизкий, но меня уверяют, что все письма доходят до адресатов, и каждую неделю из Австралии в Англию отправляется четыреста почтовых мешков.

Жаль, что вы не со мной. Но все будет хорошо. В Сиднее я уже встретился с несколькими людьми, однако пока что ничего про Райский остров узнать не смог. Я изучил несколько карт, но на них он не обозначен. Загадка, да и только!

Как только появятся новости, сообщу.

У меня все хорошо, жив-здоров. Никогда не чувствовал себя лучше и рвусь в путь.

Может, скоро увидимся.

– Похоже, он находит такую жизнь интересной и захватывающей, – заметила бабушка М.

– Филипп вообще находит жизнь захватывающей и интересной.

– Он всегда мечтал о путешествиях. Может, когда он узнает, что это такое, ему захочется вернуться к домашнему покою.

Хотела бы я знать.

Дни сменялись неделями, и каждый день я ждала письма от Филиппа.

– Понятное дело, почта на таких расстояниях не может работать четко, – говорила бабушка М. – Боюсь, что многие письма просто теряются по дороге.

Я соглашалась с ней, но как же ждала вестей!

Мастерская потеряла очарование. Каждый раз, входя в нее, я вспоминала о Филиппе. Глядя на карты далеких морей, я думала о том, какие опасности подстерегают его там. Я вспомнила описание шторма из дневника Анны Алисы. Где сейчас находится Филипп? Что с ним будет в этих предательских водах? Он писал, что хочет плыть на корабле к тем островам. Он все еще там или вернулся в Австралию?

Разговоры с Бенджамином немного успокаивали. Он очень старался казаться веселым и беззаботным, но чем больше он старался, тем тяжелее становилось у меня на сердце.

Бабушка М вознамерилась вывести нас из меланхолии и со своей всегдашней рассудительностью пришла к выводу, что нам пора прекратить истязать себя догадками. Было бы чудесно получить весточку от Филиппа, но, если этого не случится, мы должны помнить о том, как трудно доставлять почту на такое гигантское расстояние, а не думать о самом худшем. И в любом случае, мы должны продолжать свою собственную жизнь.

Услышав, что в Лондоне будет проводиться конференция картографов, она объявила о своем желании посетить ее. Бенджамин и я должны были ехать с ней. «Это будет в высшей степени интересно!» – заявила она.

Моей первой мыслью было: «Как было бы здорово, если бы Филипп поехал с нами». Потом я попыталась рассуждать здраво и заставила себя заняться сборами в дорогу.

Конференция должна была продлиться три дня, и Бенджамину дали указание снять для нас номера в гостинице «Блэйкс», где наша семья всегда останавливалась, бывая в Лондоне. Это очень уважаемое заведение, из тех, которые называют «старомодными», располагалось рядом с Пиккадилли. Я уже останавливалась там и была впечатлена царившим в гостинице духом роскоши и спокойной торжественности, которые, как мне казалось, создавались тяжелыми шторами, толстыми коврами, швейцарами в темно-синих ливреях со сверкающими медными пуговицами, бесшумно передвигающимися лакеями и скромными горничными.

Нам предстояло посетить несколько собраний и бал, которые должны были состояться в другой гостинице.

Последовали приготовления. Нам понадобятся новые бальные платья. В доме царит переполох, что, как ни удивительно, меня забавляет. Вообще, вся эта суета на время отвлекла наши мысли от Филиппа.

Приезжать в Лондон всегда захватывающе интересно, и невозможно было не воспрянуть духом при виде стремительной, бурлящей жизни, столь не похожей на нашу деревенскую. Меня очаровывали уличные торговцы, приводили в восторг оркестры и заставляли вздрагивать от ужаса прохожие, бросавшиеся перебегать улицы, так и норовя оказаться под копытами лошадей, тянувших кебы, брогамы и ландо, которыми кишел город.

Невозможно было не поддаться радостному возбуждению. Мне понравились и магазины, и я решила, что хорошенько покопаюсь в выставленных в них товарах, прежде чем вернусь домой.

Конференция была интересной. Проводилась она в большом зале одной из лучших гостиниц города. Сначала читались доклады на самые разные темы, а потом шумно обсуждались цветные литографии.

Бенджамин выехал раньше нас, потому что мы с бабушкой М хотели заглянуть в один магазин. Бабушка М сказала: «О нас не волнуйтесь. Встретимся после доклада. И не нужно нам занимать места, мы сами разберемся».

Наш кеб попал в пробку, и получилось так, что мы с бабушкой М прибыли к самому началу доклада. Мы несколько смутились, когда вошли в зал и увидели, что он переполнен. Казалось, при таком столпотворении свободных мест быть не может. Думаю, замешательство отразилось на наших лицах, поэтому какой-то молодой человек, сидевший на заднем ряду, увидев нас, тут же вскочил и предложил свое место бабушке М.

Она все еще колебалась, когда к нам подошел работник гостиницы и поставил два дополнительных стула за последним рядом. Мы с молодым человеком сели за спиной у бабушки М.

Я сказала:

– Большое спасибо. Это было очень любезно с вашей стороны.

– Не стоит благодарности, – ответил он с самой обезоруживающей улыбкой, которую мне когда-либо доводилось видеть.

Доклад меня очень заинтересовал. Его, похоже, тоже, но я заметила, что время от времени он бросал на меня косые взгляды. Должна признать, что я тоже на него пару раз покосилась. Роста он был среднего, немногим выше меня, хоть я и не маленькая. Светло-коричневые волосы, глаза немного более темного оттенка, приятные, хоть и не очень выразительные черты, – все это оттеняла открытая и заразительная улыбка.

Когда выступление оратора закончилось, бабушка М повернулась, чтобы поблагодарить его еще раз, и он снова ответил, что не стоит, прибавив, что, кажется, где-то здесь подавали закуски и напитки. Не хотели ли бы мы присоединиться к нему? Он был один.

Бабушка М сказала:

– Мы здесь с другом. Он пришел чуть раньше нас. Думаю, он занял место где-то в передних рядах.

– Давайте найдем его. Кажется, там должны быть столики на четверых.

Пока мы разговаривали, к нам подошел Бенджамин.

– Это мистер Бенджамин Даркин, главный управляющий нашей, как мы это называем, мастерской в Грэйт Стэнтоне.

– Только не говорите, что вы – Мэллори, делающие карты.

– Да, они самые, – ответила бабушка М.

– Для меня огромная честь познакомиться с вами. Я Биллингтон… Реймонд Билллингтон.

– Для меня это тоже большая честь, сэр, – сказал Бенджамин.

– Что хорошего в подобных мероприятиях, – вставила я, – так это то, что здесь люди, даже никогда не встречавшиеся, знают друг друга.

– И имеют возможность познакомиться, что гораздо важнее, чем просто знать о существовании друг друга, – добавил Реймонд Биллингтон.

Мы все вместе прошли в зал, где подавали закуски. Мы с бабушкой М заняли столик на четверых, а мужчины отправились делать заказ.

Это была чрезвычайно приятная встреча. Мы все живо интересовались предметом докладов и за столом принялись обсуждать услышанное, жестикулируя, обмениваясь взглядами, приводя аргументы, соглашаясь, споря, излагая собственные мысли. Разговор вели мужчины, потому что они лучше разбирались в картографии, но мы с бабушкой М тоже были достаточно подкованы и не отмалчивались.

Никому не хотелось уходить.

Реймонду Биллингтону так понравился наш разговор, что он предложил сходить на следующее собрание вместе, чтобы продолжить его. Там было запланировано нечто вроде форума, во время которого ему предстояло сидеть на сцене, и он сказал, что может достать нам билеты на передний ряд.

Его ждал собственный брогам, ибо у Биллингтонов в Лондоне имелась контора, и Реймонд рассказал, что живет совсем недалеко, в Найтсбридже.

Он довез нас до нашей гостиницы, и мы расстались, условившись встретиться вновь.

Бабушка М была очарована им.

– Какой милый молодой человек, – прокомментировала она, и это значило очень многое, потому что, как правило, она была склонна к критике, в особенности в адрес молодежи.

Бенджамин сказал, что несколько ошеломлен знакомством с представителем семьи Биллингтонов.

– Вы же знаете, какая у них репутация, миссис Мэллори.

– Да, их знают и уважают, но Мэллори, разумеется, гораздо дольше в деле.

– Да, миссис Мэллори. Они начали всего сто лет назад.

– Меньше, – поправила его бабушка М. – Самое большее, восемьдесят. Однако нужно отдать им должное, у них очень хорошая репутация в мире карт.

– Мне этот юноша понравился, – повторила бабушка М позже.

Мне тоже. Он помог мне довольно надолго позабыть о Филиппе.

В течение трех последующих дней получилось так, что, куда бы мы ни шли, нас неизменно сопровождал мистер Реймонд Биллингтон.

Он свозил нас в свое родовое поместье неподалеку от Странда и провел по нему интересную утреннюю экскурсию. Он представил нас своему отцу и младшему брату Джеймсу, который только-только начинал вливаться в семейное дело. Они оказались очень приятными людьми и, как заметила бабушка М, именно такими, какими можно было представить семейство Биллингтонов.

Бабушка М сказала, что Реймонду нужно приехать в Грэйт Стэнтон, и мы покажем ему, как работает наша мастерская.

Всех нас его выступление на форуме впечатлило не меньше, чем прямые и глубокие ответы, которые он давал на задаваемые из зала вопросы.

Все мы немного расстроились, когда конференция подошла к концу. Это были интересные и насыщенные три дня.

Он спросил разрешения сопроводить нас на бал, которым должны были завершиться мероприятия, и, разумеется, разрешение было с удовольствием дано.

С моей стороны было бы ложной скромностью не признать, что столь пристальное внимание, которым окружил нас мистер Реймонд Биллингтон, было вызвано в первую очередь интересом к моей персоне. И было бы откровенной ложью утверждать, что мне это не доставляло удовольствия.

Он нравился мне. Я находила его куда более интересным, чем Чарльз Фентон и Джеральд Гальтон. Он был обаятелен, утончен, умен. Да что там говорить, он обладал всеми положительными качествами, которыми должен обладать молодой человек.

Он прекрасно танцевал и был уверенным партнером. Я ощущала полную гармонию с ним.

Он сказал:

– Замечательная была конференция. Лучшая из всех, на которых я бывал.

– Они ведь каждый год проводятся, да? Для меня это первый опыт. Быть может, мы встретимся в следующем году.

– О… Надеюсь, что раньше.

Я рассмеялась.

– Да, год – это довольно долго.

– Ваша бабушка пригласила меня осмотреть ваше предприятие в Грэйт Стэнтоне.

– Она очень увлечена ведением дел, но, разумеется, управляет работой мистер Даркин. Он настоящий специалист.

– Вы тоже очень неплохо осведомлены.

– Что вы! Я просто интересуюсь. Все говорят, что я романтик. Я смотрю на синие моря и вижу песчаные берега, пальмы, аборигенов в каноэ.

– Это неотъемлемая часть.

– Но вас-то больше привлекают секстанты и прочие инструменты, которыми измеряют расстояния… и все остальное. Для меня это слишком скучно. А вот мой брат такой же, как вы.

Я замолчала. В разговор вторгся Филипп, а вместе с ним и грусть.

– Брат? А где он?

– Мы не знаем. И очень волнуемся. В прошлом октябре он уплыл в экспедицию.

– И вы с тех пор о нем не слышали?

– Лишь одно письмо дошло до нас.

– Это уже неплохо. С такими отдаленными районами довольно трудно поддерживать связь.

– Да, наверное.

Какое-то время мы танцевали молча. Наконец он произнес:

– Вы загрустили.

– Я думаю о нем.

– Вы должны мне рассказать о нем побольше.

– Ну, вы знаете, как это бывает. Двое детей… Оставшиеся без родителей. Наша мать умерла, а отец оставил нас и женился на другой женщине. Сейчас у него другая семья в Голландии. Нас вырастила бабушка.

– Она очаровательная, но, боюсь, иногда может становиться грозной.

– Да уж. Мы с Филиппом были очень близки.

– Расскажите об этом… О вашем детстве. Я хочу знать о вас все.

– Это не особенно интересно и можно описать в двух словах.

– Я думаю, мне это покажется в высшей степени интересным.

Его рука крепче сжалась на моей талии.

Я сказала:

– Музыка сейчас закончится.

– Увы, да.

Мы вернулись к бабушке М и Бенджамину.

– Может быть, сходим поужинать вместе? – предложил Реймонд.

Он очень тонко ухаживал за нами. Мы заняли один из лучших столиков в зале, и они с Бенджамином пошли к буфету за едой.

– Славная была конференция, – сказала бабушка М. – Никогда не получала больше удовольствия, и все благодаря этому очаровательному молодому человеку. Ты, Анналиса, когда-нибудь думала о том, как самые мелкие и, казалось бы, незначительные события определяют всю нашу жизнь? Если бы мы тогда не опоздали, мы бы могли не познакомиться с ним.

– Он всего лишь уступил нам место. Вряд ли это могло как-то сильно повлиять на нашу жизнь.

– Но знакомство с ним могло. – На лице ее появилась удовлетворенная, даже довольная улыбка. Я догадывалась, о чем она думает. Рядом с нами оказался молодой человек, который, кажется, неравнодушен ко мне. Ее беспокоило то, что у меня почти нет возможности знакомиться с новыми людьми, и, думаю, она осознавала, что Фентоны и Гальтоны мне не пара.

А я сама? Что чувствовала я? Он мне нравился. Даже очень. Но что я буду чувствовать, когда мне придется с ним попрощаться навсегда? Грусть… Да, мне станет грустно. Возможно, немного тоскливо.

То ли это чувство, которое называют любовью? В нем не было ничего неистового. У меня ни разу не захватило дух. Меня не посетило всепоглощающее чувство, что это тот единственный, без которого я уже не смогу жить. Мне было просто приятно… Очень приятно.

Мужчины вернулись с семгой, молодой картошкой и горошком. Офицант принес заказанное Реймондом шампанское.

И так мы проводили последний день конференции, смеясь, шутя, вспоминая доклады, делясь мыслями о том о сем.

– Чудесный получился финал, – сказала бабушка М. – И я хочу сказать вам спасибо, мистер Биллингтон, за то, что благодаря вам все прошло так гладко и приятно для нас.

– Но я ничего не сделал.

– Ерунда. Вы, как говорится, знаете все ходы и выходы. Вы сделали наше пребывание здесь намного более интересным, чем оно могло быть. Не так ли, Анналиса? Бенджамин?

Мы подтвердили.

– Что же, вы хотите приехать осмотреть нашу маленькую мастерскую или нет?

– Я отправлюсь в путь, как только меня пригласят.

– Очень хорошо. Если через неделю, что скажете? Это не помешает вашим планам, Бенджамин? Вы сейчас не занимаетесь ничем особенным?

– Ничем, миссис Мэллори, – ответил Бенджамин.

– У вас есть время подумать, мистер Биллингтон.

– Мне не нужно думать. Я с огромным удовольствием приеду к вам, в любое время.

– Значит, договорились. Стэнтоны недалеко от Лондона. Погостите у нас, разумеется. Мы живем в усадьбе в Литтл Стэнтон.

– Буду счастлив приехать, – произнося эти слова, мистер Биллингтон смотрел на меня.

Тревожные мысли о Филиппе немного отошли на задний план, пока мы готовились к приезду Реймонда Биллингтона.

– Его нужно чем-то развлечь, – сказала я. – Наверное, лучше организовать званый ужин.

– Ничего, мы справимся, – заверила бабушка М. – Думаю, он захочет осмотреть окрестности. Я ему рассказала, что ты любишь ездить верхом, так что он может захотеть покататься с тобой.

Замыслы бабушки М для меня были очевидны. Она явно считала его идеальным мужем для своей внучки. Он был в меру богат, обладал приятной внешностью и манерами, более того, занимался картографией. И я думаю, что в ее глазах не последним его достоинством было то, что он жил недалеко от нас.

Она уже мечтала о том, как ее внучка со своими детьми будет приезжать к ней в гости в усадьбу и как она сама станет навещать счастливое семейство. Ее мысли были для меня открытой книгой.

Милая бабушка М! Я знаю, как она страдала из-за отсутствия вестей от Филиппа, хоть и не показывала этого. Она всегда верила в его возвращение, но кто знает, что творилось в ее потаенных мыслях.

Я с головой ушла в подготовку усадьбы к приезду Реймонда, частью оттого, что он мне очень понравился и мне не терпелось увидеться с ним снова, но в основном ради того, чтобы отвлечься от мыслей о Филиппе, если такое вообще было возможно, ибо с каждым днем, прошедшим без вестей о нем, мое волнение усиливалось.

Реймонд приехал и показался еще более очаровательным, чем при первой встрече. Его очень заинтересовала усадьба и восхитила мастерская. Немало времени он провел с Бенджамином, изучая не только оборудование, но и сами карты.

Я взяла его на конную прогулку, и, по-моему, он остался доволен. Я показывала ему округу, и мы останавливались в одном из маленьких трактиров, где всегда можно выпить сидра, поесть горячего хлеба только что из печи, сыра, фруктов, а иногда и горячей говядины или свиной грудинки.

Он много рассказывал о себе. Обычно ради этих рассказов мы и заходили в трактир или, если погода позволяла, садились на скамеечку у входа.

Он рос в окружении карт. Биллингтоны занимались изготовлением географических карт, конечно, не так долго, как Мэллори, но семейное дело было основано еще его дедом в начале века. Если точнее, то в 1820 году. Казалось бы, довольно давно, но по сравнению с Мэллори это сущие пустяки.

Я много рассказывала ему про Филиппа, вспоминая при этом о брате многое такое, что до сих пор было прочно забыто.

– Я вижу, как много он значит для вас.

– Да. Он чудесный.

– Думаю, вам хотелось путешествовать вместе с ним.

Я кивнула.

– Не то слово. Но я, конечно же, не могла оставить бабушку.

– Было бы довольно необычно, если бы юная леди отправилась путешествовать по южным морям. Но ведь вы необычная юная леди.

– Если бы не бабушка, я бы уговорила его взять меня с собой.

Он все понял сразу.

– Надеюсь, я смогу познакомиться с вашим братом… Когда-нибудь.

– Я тоже на это надеюсь.

– И я хочу, чтобы вы познакомились с моей семьей.

– С удовольствием.

– У нас дом в деревне… в Бакингемшире. Место в Лондоне мы на самом деле не считаем домом. Мы его держим, чтобы быть поближе к производству. Когда выпадает возможность, я всегда возвращаюсь в деревню. У меня тоже есть бабушка. Она замечательная старушка. Мне бы хотелось, чтобы вы познакомились. Она значительно старше миссис Мэллори, но сохранила здравый ум и память, правда, страдает от ревматизма. Приедете? Познакомитесь с ней?

– Мне бы этого очень хотелось.

– Это можно сделать летом. Обычно я езжу туда в августе. Раз вы согласились, я спрошу вашу бабушку, не захочет ли она к нам присоединиться. Как думаете, она согласится?

– Несомненно.

– Сегодня же вечером спрошу.

– Я думаю, она с радостью примет приглашение.

Разговор этот происходил в трактире. Робкий свет сочился через окошко на лицо Реймонда. Оно было немного взволнованным, очень нежным и дышало приязнью. Меня влекло к нему. Наверное, он испытывал такие же чувства по отношению ко мне, потому что потянулся над столом и взял меня за руку.

– Мне хочется, чтобы мы узнали друг друга… получше, – негромко промолвил он.

– Да, – ответила я. – Это будет… полезно.

Когда мы вышли на солнечный свет, мне показалось, что нас соединила какая-то невидимая нить, какое-то внутреннее взаимопонимание. И почему-то я немного растерялась. Мне он очень нравился. Приезд его прошел замечательно, и мы будем скучать по нему, когда он уедет.

Хотя, возможно, мне просто слишком часто снятся романтические сны. Да, находиться с ним было очень приятно, но это было не то опьяняющее чувство, которое, по моим представлениям, испытываешь, когда влюбляешься.

За лето дружба с Реймондом Биллингтоном расцвела. Он частенько приезжал к нам по субботам и воскресеньям. Мы катались на лошадях, и он проводил какое-то время в мастерской с Бенджамином. Благодаря его визитам мы перестали постоянно изводить себя мрачными домыслами о судьбе Филиппа.

Я видела, что двигаюсь к пониманию. Это было довольно приятно. Все равно, что в не слишком жаркий летний день медленно плыть в лодке по тихой речке под звуки мандолины. Спокойно и без надрыва.

Однажды я услышала, как одна горничная в разговоре с другой назвала Реймонда «суженым мисс Анналисы».

Сейчас мне девятнадцать. Я немного старше, чем была Анна Алиса, когда умерла. Я не могла не сравнивать ее с собой, хотя с появлением Реймонда она от меня несколько отдалилась. Потрясение, которым обернулась для меня находка дневника, уже почти оставило меня, и я начала вспоминать прошедшие дни с некоторой грустью, потому что, не найди я этот дневник, Филипп до сих пор был бы дома. Он не отправился бы на поиски эфемерного острова, которого, если верить картам, не существовало в природе.

Спокойно было заглядывать в будущее, ждать Реймонда и позволять себе осторожные мечты.

Брак с Реймондом. Я не сомневалась, что он возможен… Если бы я этого захотела. Хотела ли я этого? Отчасти… да. Большинство людей заключают браки, а те, кто этого не делает, ощущают смутное беспокойство и постоянно с сожалением думают о том, чего лишены. Как там говорила бабушка? Что-то вроде: «Нужно выбирать. Если слишком долго откладываешь выбор, рискуешь остаться без ничего».

Мне кажется, что большинство людей довольствуются компромиссом. Юные девы мечтают о любви… О героях, о верных рыцарях в сверкающих доспехах, которые в настоящей жизни не встречаются.

Реймонд был тем, кого можно назвать «весьма заманчивым» вариантом. Мне он очень нравился. Я бы расстроилась, если бы он прекратил приезжать или обратил внимание на другую. Да, он сделал нас чуточку счастливее, и хоть мы по-прежнему каждый день ждем вестей от Филиппа, я уверена, что даже бабушка М уже не так часто предается тягостным размышлениям, как до конференции. Реймонд многое сделал ради нас, поэтому, когда он предложил навестить его семью в Бакингемшире, решение у меня в голове родилось как будто само по себе, без моего участия.

– Поместье в Бакингемшире они все называют домом, – пояснил нам Реймонд.

Он рассказал, что его бабушка купила этот дом еще в 1820 году. Тогда это было старое строение, поврежденное, хоть и не полностью разрушенное пожаром. Бо́льшая часть старого здания сохранилась до наших дней.

С тех пор его семья и живет там.

– Вам это здание, вероятно, покажется беспорядочным нагромождением разных стилей. Бо́льшая часть его выстроена по тюдоровским канонам, и, мне кажется, архитекторы совершили ошибку, не попытавшись вернуть ему первоначальный облик. В середине девятнадцатого века многие дома возводились с характерными признаками стиля этого периода, богатого и пышного, что в наши дни смотрится довольно нелепо. И все же, несмотря на все его недостатки, я люблю это место.

Мы с бабушкой поехали туда на поезде, и на станции нас встретил Реймонд.

Он был искренне рад видеть нас, и вскоре мы уже катились по тенистым дорогам Бакингемшира. Свернув с главной дороги и проехав еще с четверть мили, мы миновали поворот, и перед нами предстал дом.

Я сразу же увидела, что он полностью соответствует описанию Реймонда. Это было массивное и по-своему красивое здание. Стены из серого камня украшал витиеватый орнамент из завитков и колец, огромное крытое крыльцо было затянуто плющом, а вдоль одной из стен тянулась большая стеклянная оранжерея.

– Мы всегда говорим так: все, что можно вложить в дом, должно быть вложено, – рассказывал Реймонд, пока мы подъезжали к крыльцу. – Это пример викторианской архитектуры. Во всяком случае, так мне было сказано. Вам он может показаться слишком пестрым и хаотичным, но я вам скажу одно: он удобный.

– Выглядит очень интересно, – воскликнула я. – Мне не терпится его исследовать.

– А членам семьи, которые еще не встречались с вами, не терпится восполнить этот пробел.

Бабушка М разве что не урчала, как кошка, от удовольствия. Я чувствовала, что Реймонд и все, связанное с ним, нравится ей все больше и больше.

Семья уже ждала нас. Его отец и Бэзил, которых мы уже знали, приветствовали нас как старых друзей, после чего мы были представлены его матери, сестре Грейс и младшему брату Джеймсу.

Мать Реймонда, маленькая женщина с ярко-голубыми глазами, сказала:

– Мы так много слышали о вас, не только от Реймонда, но и от отца, и от Бэзила, что не могли дождаться знакомства с вами.

Я посмотрела по сторонам, увидела улыбающиеся лица и вдруг почувствовала себя счастливой оттого, что меня принимают в этой семье так тепло.

– Сначала покажите им их комнаты, – предложил Реймонд. – А потом можно выпить чаю и поговорить.

– Пойдем со мной, Грейс. – Миссис Биллингтон поманила к себе дочь и сказала нам: – Надеюсь, вам у нас понравится.

– Конечно, понравится, – убежденно ответила я.

– И спасибо, что пригласили нас, – прибавила бабушка М.

– Нам давно этого хотелось. Реймонд рассказывал нам о вашей встрече на конференции. Карты… У них в голове одни карты. Все разговоры в этом доме сводятся к одному: карты, карты, карты. Верно я говорю, Грейс?

Грейс подтвердила.

– Раньше только Реймонд с отцом были такие, – добавила она, – а теперь и Джеймс становится таким же.

– Это семейное, – заключила миссис Биллингтон. Она задержалась у лестницы, как мне показалось, из-за того, что подумала, будто бабушке М будет трудно подниматься по таким крутым ступенькам. – Комнаты для гостей у нас на втором этаже, – продолжила она. – Высоковато, зато из окон открывается прекрасный вид. Дом у нас довольно большой, но планировка не очень хорошая. Здесь и заблудиться можно. Но к этому быстро привыкаешь и вскоре перестаешь замечать. Ну вот и пришли. Эта ваша комната, миссис Мэллори, а Анналису я… Надеюсь, моя дорогая, вы не против, что мы между собой вас называем Анналисой?

– Что вы, я даже рада, – возразила я. – Я сразу чувствую себя как дома.

– Этого мы и хотим. Ваша комната здесь. Соседняя.

Она открыла дверь. По сравнению с комнатами нашего дома эта казалась просторной и светлой. Сквозь стеклянную дверь из нее можно было попасть на каменный балкон, заставленный горшками с цветами. Я в восхищении ахнула, что явно удовлетворило хозяйку.

– Изумительно! – выдохнула я.

– Это комнаты, выходящие на фасад. Комнаты в глубине дома немного поменьше.

– Мы хотели произвести впечатление, – улыбнулась Грейс.

– Грейс! – промолвила ее мать с шутливым упреком.

– Мне кажется, гости захотят умыться перед чаем, мама, – сказала Грейс.

– Я об этом подумала. Воду уже греют. А, вот уже несут. Входи, Джейн.

Горничная с кувшином в руках вежливо присела, и я улыбнулась ей.

– Ставь сюда, Джейн, – указала миссис Биллингтон. – Минут пятнадцать вам достаточно?

– Вполне. Правда, бабушка? – спросила я, и бабушка М согласилась.

Спустя десять минут я была готова и зашла в комнату бабушки. Она тоже была готова.

– Очаровательно, – сказала она. – Милая семья. Я так рада. Мне бы хотелось…

Я знала, чего ей хотелось, и сказала:

– Может, уже скоро мы услышим о нем. Реймонд говорит, из таких далеких районов почта часто идет с опозданием.

Мы спустились. На столе на блюдах лежали кексы и несколько видов пирогов.

Гостиная с высокими потолками показалась мне очень большой. Впечатление усиливал циклопический камин с резными ангелами по бокам, которые как будто поддерживали его. На каминной полке стояли большие мраморные часы, стены украшали портреты людей в викторианских костюмах.

– Предки, – пояснила Грейс, проследив за моим взглядом. – Мы их знаем не так уж много, поэтому довольствуемся тем, что есть. Я слышала, у Мэллори все по-другому. Реймонд очень подробно описывал ваш дом.

– Не выдавай меня, – сказал Реймонд.

– Он считает, что у вас прекрасный дом, – сказала мне Грейс.

– Надеюсь, когда-нибудь получу приглашение и увижу сам, – вставил Бэзил.

– Вы его получили, – отозвалась бабушка М.

– О, благодарю вас, миссис Мэллори.

Мы поговорили о домах и различиях между нашими деревнями, и разговор вполне естественно переключился на изготовление карт.

– Странно, что такая профессия обычно переходит из поколения в поколение, – заметила миссис Биллингтон.

Бабушка М согласилась.

– В нашей семье то же самое. Мой внук Филипп рос среди карт, и, когда он был еще совсем маленьким, стало понятно, что ничем другим он заниматься не будет.

– Я слышала, он сейчас в экспедиции.

– Да. В Тихом океане.

– Это то, чем я хотел бы заниматься, – мечтательным тоном промолвил Джеймс.

– Тольке послушайте! – воскликнул Бэзил. – Все они хотят приключений. Они думают, это какая-то увеселительная прогулка. Это нечто совсем другое, уверяю тебя.

– Вы бывали в экспедициях? – поинтересовалась я.

– Да. Когда мне было шестнадцать.

– Я решила, ему это пойдет на пользу, – сказала миссис Биллингтон. – Джеймс тоже поплывет, когда настанет время. Это отличный способ познакомиться с настоящей жизнью. В экспедиции они быстро начинают понимать, что это не увеселительная прогулка, как выразился Бэзил.

– Полностью поддерживаю, – добавил Бэзил.

– Мой внук покинул дом еще в прошлом октябре, – сказала бабушка М.

– За год нельзя много успеть, – заметил мистер Биллингтон.

– От него уже давно нет вестей, – вставила я, и голос мой дрогнул.

– В этом нет ничего необычного. С почтой все не так просто. Бэзил, мы, кажется, от тебя вообще ни одного письма не получили, когда ты плавал.

– Я не собирался тратить силы на письма, которые могли вообще не прийти.

– Из чего, – подхватила Грейс, – вы можете заключить, что наш Бэзил не самый энергичный из людей.

Я встретила взгляд Реймонда и увидела, что он улыбается теплой, счастливой улыбкой.

После чая мы с Реймондом пошли погулять в сад, окружавший дом, а миссис Биллингтон и Грейс устроили бабушке М экскурсию по дому.

Реймонд сказал мне, как он рад, что я приехала, и прибавил:

– Трудно поверить, что прошло всего три месяца после нашей памятной встречи на конференции.

– Для меня они промелькнули незаметно. А вам это показалось долгим сроком?

Он взял меня за руку.

– И долгим, и коротким. Слишком коротким, потому что мне хочется видеться с вами дольше, и долгим, потому что мне кажется, будто я вас знаю уже много лет. – Он замолчал, пристально посмотрел на меня и продолжил: – Этот сад – любимое детище матери. Она много работает в нем. Сад и буфет – вот ее любимые занятия. Она наверняка захочет их вам показать.

– Она такая славная, – сказала я.

– Я надеялся, что вы понравитесь друг другу.

– По-моему, нет такого человека, которому она бы не понравилась.

– Я скажу то же про вас.

– О, это совсем иное утверждение, уверяю вас.

Он рассмеялся и сжал мою руку.

Мы поговорили о цветах, но ни я, ни он, не сомневаюсь, о цветах не думали.

Вечером мы поужинали в большой столовой с резным потолком и большим камином. Казалось, что мастер, украсивший затейливой резьбой потолок, стремился к тому, чтобы на нем не осталось ни одного квадратного дюйма свободного пространства.

Застолье получилось веселым, и даже слуги, подносившие все новые и новые блюда под руководством дворецкого, казалось, получали удовольствие от непринужденной обстановки. Я буквально чувствовала направленный на меня со всех сторон интерес.

Я вспомнила, как наши слуги называли Реймонда моим «суженым», и у меня появилось чувство, что в этом доме примерно так же все восприняли.

Разговор, кто бы сомневался, перешел на карты. Все было в точности, как в нашем доме. Мы постоянно говорили о них, а в тех случаях, когда к нам присоединялся Бенджамин Даркин, карты были единственной темой.

Эта семья была точно такая же, как наша, только больше. У меня сложилось такое впечатление, что Биллингтоны занимались тем, чем им нравилось заниматься, ставя перед собой задачи и выполняя их, не забывая благодарить судьбу за то, что она одарила их столь щедро.

Я легко могла влиться в его семью, стать одной из Биллингтонов и провести жизнь здесь, в этом массивном каменном викторианском доме, который иной сторонник чистоты стиля назвал бы архитектурным чудовищем. Да, ему не хватало очарования античности и элегантности более поздних периодов, но мне он нравился, со всеми его причудливыми резными узорами, с его лабиринтом комнат и коридоров, с его каменными львами и драконами, и я знала, что Биллингтоны не променяют его даже на самое красивое поместье во всей стране. И я понимала их.

Наш дом после такого покажется довольно унылым, но пока нам предстояло провести здесь неделю. Мне очень этого хотелось, и я знала, что мне не нужно думать об отъезде… пока что, так же, как не нужно принимать поспешных решений.

Пока мужчины пили портвейн, мы с бабушкой М, миссис Биллингтон и Грейс болтали о том о сем. Когда они присоединились к нам, подали кофе.

– Как же приятно было познакомиться со всем вашим семейством, – удовлетворенно произнесла бабушка М.

Но тут Грейс удивила меня:

– О, вы познакомились еще не со всеми.

– А я думала, вы все здесь собрались, – сказала бабушка М.

– Все, кроме бабушки, – ответила Грейс.

– Нашей бабушке восемьдесят, – пояснил Реймонд. – Она очень хочет с вами познакомиться, но сегодня плохо себя чувствует, и врач сказал, что ей лучше отдохнуть денек. Если ей завтра станет лучше, мы сводим вас к ней.

– Очень хочется с ней познакомиться.

– Она живет прошлым, – сказала миссис Биллингтон.

– Когда на нее находит, она рассказывает удивительно интересные истории про семью, – добавил Бэзил.

Вечер прошел за душевной беседой, а потом, прежде чем ложиться спать, мы с бабушкой М поговорили в ее комнате.

– Какая милая семья! – сказала она. – Глядя на них, мне хочется, чтобы и нас было больше, отчего я начинаю думать о твоем отце в Голландии… с его детьми. Мы все должны быть вместе.

– Почему вы не попросите его приехать?

– Не знаю. У нас с ним не очень хорошие отношения. Он знает, мне не нравится, что он уехал и вышел из нашего дела. Это был настоящий удар. Не знаю, что бы я делала без Бенджамина. Я завидую этим людям. Три сына… Да и девочка разбирается в деле.

– Изготовление карт обладает каким-то очарованием. Похоже, наша жизнь крутится вокруг этих карт.

– Да… Если бы не это, мы бы сейчас здесь не находились. Ты бы не встретилась с Реймондом. Он мне нравится, Анналиса. Я в людях хорошо разбираюсь, и мне он очень нравится. Да мне вся их семья нравится. Мне хочется видеть их чаще. Быть к ним ближе.

– Я понимаю, о чем вы, – сказала я.

– Они и тебе нравятся, я же вижу. И он явно к тебе неравнодушен.

– Да, он мне очень нравится.

– Знаешь, настоящие чувства не сразу рождаются. Иногда для этого нужно время. Да, люди много болтают о любви с первого взгляда. Но на эту дребедень не стоит обращать слишком много внимания. Иногда… если все складывается подходящим образом… это самый лучший исход. Так было у меня с твоим дедом. Все так удачно сошлось… Я любила его. У меня вызывало восторг, что он так предан своей работе. И вы двое начнете с этого. Когда-то я хотела, чтобы ты родилась мальчиком. Ты бы смогла посвятить себя этому занятию, сделать карьеру. Но женщинам сложнее. У нас почти нет возможности чего-то добиться в жизни. Единственный шанс – замужество. В молодости ты не часто об этом задумываешься… Не думаешь о будущем.

Я ласково обняла ее и поцеловала.

– Не нужно его мне сватать, бабушка. Мне он понравился, как только я его увидела, и с каждым днем нравится все больше и больше.

Она улыбнулась и нежно поцеловала меня, что случалось редко, потому что она была не из тех людей, которые показывают свои чувства.

– Вы, дети, так много для меня значите, – сказала она. – Я часто думаю о Филиппе. Мне кажется, он уже никогда не вернется.

– Не говорите так, бабушка. Даже не думайте так.

– Не думать неразумно. Лучше представлять себе все возможности, какими бы неприятными они ни были. Тогда будет проще, когда одна их них станет явью. Я сказала «кажется». Представь, что Филипп уже не вернется… Дело унаследует один из мальчиков в Голландии. Кто знает, быть может, кто-то из них захочет посвятить свою жизнь картографии.

– О, бабушка, я не хочу о таком говорить. Не сегодня. Не здесь. Я хочу забыть наши тревоги.

– Ты права, моя дорогая. Мы слишком волнуемся о том, что может никогда не случиться. Я просто хочу, чтобы ты понимала, как хорошо иметь семью. Счастье просто так не сваливается на голову, как думают некоторые молодые и романтичные девицы. Его нужно строить самому.

– Вы думаете, Реймонд сделает мне предложение?

Она кивнула.

– Малейший знак с твоей стороны, и он это сделает.

– Бабушка, но я же знаю его всего каких-то три месяца.

– За эти месяцы ты провела с ним достаточно много времени.

– Да.

– И разве за это время вы не стали ближе?

– Наверное, стали.

Бабушка М удовлетворенно кивнула.

На следующий день меня познакомили с бабушкой Биллингтон.

– Она глуховата, – предупредила меня Грейс. – Но не признается в этом и часто притворяется, что прекрасно все слышит, хотя на самом деле может не услышать и половины из того, что ей говорят.

Я кивнула.

– Но она знает, что вы здесь, и очень хочет познакомиться.

Я остановилась перед ее креслом, и бабушка посмотрела на меня. Из-под седых кустистых бровей на меня устремились темные внимательные глаза.

– Ах, так это вы та юная леди, о которой я в последнее время только и слышу.

– В самом деле? Надеюсь, обо мне говорят хорошее.

Она коротко рассмеялась.

– Только хорошее. Вам у нас нравится, милочка?

– О да, очень, спасибо.

– К сожалению, я была у себя в комнате, когда вы прибыли. Все этот молодой врач! Они иногда начинают командовать, когда видят старуху.

– О нет, бабушка, – возразила Грейс. – Мы же знаем, что вы этого никому не позволите.

– Не позволю, да. Я сама решаю, что мне делать. Надеюсь, они вам сказали об этом. По-моему, это не так уж плохо.

– Я считаю, это очень полезное качество.

– А я считаю, юная леди, что вы ничего такого на самом деле не считаете, но сами обладаете этим качеством.

– Может быть. Я об этом как-то не задумывалась.

– Это подтверждает мои слова. Что ж, присаживайтесь. Расскажите мне про вашу тюдоровскую усадьбу. Ваша семья там живет уже много лет, верно?

– О да, дом давным-давно принадлежит нам. С тех пор, как был построен.

– Очень интересно. Хотела бы я, чтобы наши корни уходили так далеко.

– Бабушка живет прошлым, правда, бабушка? – сказала Грейс.

– Я люблю думать о тех, кто жил до нас. Я надеюсь, вы у нас поживете какое-то время, милочка, и не убежите в первый же день.

– Мы останемся до конца недели.

– Вы еще зайдете ко мне?

– Конечно, если вы позволите мне навещать вас.

– Мы пока зашли просто поздороваться, бабушка. Анналиса зайдет к вам еще раз завтра.

– Зайдете, моя дорогая? Я буду ждать.

Грейс первая вышла из комнаты.

– Сегодня она немного устала. Она, когда устает, становится чуть-чуть рассеянной. Поэтому я решила у нее не засиживаться. Если хотите, приходите к ней завтра днем.

Я сказала, что приду с удовольствием.

В тот вечер к Биллингтонам на ужин зашли их знакомые из деревни. На следующее утро мы с Реймондом отправились на прогулку. Джеймс хотел пойти с нами, но, когда мы уже выезжали из конюшни, его позвала мать и оправила в город с каким-то поручением. Сама она собиралась научить бабушку готовить какой-то особенный поссет, и они вместе пошли на огород за пряностями.

По-моему, Джеймса отправили в город, чтобы мы с Реймондом могли остаться наедине.

Для позднего августа день был замечательный. На полях ветер колыхал желтую пшеницу. Реймонд сказал:

– В этом году будет невиданный урожай.

Наверное, это шелест ветра в спелых колосьях напомнил мне шум волн, накатывающих на песчаный берег, потому что я подумала о Филиппе, и мне сразу сделалось грустно.

Но то утро не было предназначено для грусти. Я почти решила ответить согласием, когда Реймонд сделает мне предложение. Может, я и не потеряла голову от любви, но сердце мое уже было несвободно. Мне хотелось остаться здесь навсегда, и я знала, что, когда мы вернемся домой, я буду скучать по нему. Я попыталась представить себе, что почувствовала бы, если бы он сегодня вечером объявил, что собирается жениться на ком-то другом. Вчера на ужине за столом сидели две довольно привлекательные молодые особы. Что я чувствовала, когда он смеялся и разговаривал с ними? Был ли это укол ревности?

Бабушка М права. Жизнь с ним будет очень приятной. Глупо не воспользоваться шансом, который дает сама судьба. Глубокая, прочная любовь может вырасти из чувства близости, а такое чувство по отношению к нему меня давно не покидало.

Я представила, как все обрадуются, если мы объявим о помолвке. Все этого хотели, и мне даже казалось, что ждали, когда мы это сделаем… возможно, в последний день нашего пребывания здесь.

Нужно начинать готовиться. Дел будет столько, что на мысли о Филиппе времени не останется. С этой минуты мне нужно забыть, что я жду от него письма… С тем, чтобы надежда проснулась в тот день, когда письмо придет.

Да, все указывает на то, что Реймонд сделает мне предложение, и я отвечу: «Да».

Но в то утро он предложения не сделал. Возможно, ему передалась моя неуверенность.

На следующий день бабушка нехорошо себя чувствовала, поэтому я не пошла к ней, как было запланировано.

– Нужно подождать день или два, – сказала Грейс. – Она скоро поправится, а когда бабушка себя хорошо чувствует, она прекрасный собеседник. Когда вы ее видели, она была сама не своя. Обычно она очень внимательна.

Я возразила, что она мне не показалась невнимательной, но Грейс ответила:

– О, вы не знаете нашу бабушку. Она, когда в форме, может быть очень разговорчивой.

Дни шли. Мы катались верхом с Реймондом, Бэзилом и Грейс. Я наслаждалась вечерами, когда мы обедали с Биллингтонами и иногда с их друзьями. Они умели поддержать настроение. Разговоры с ними не бывали скучными, и, если в доме были гости, они переключались с картографии на политику. Я жадно слушала и, поскольку всегда интересовалась политикой, нередко высказывала собственные взгляды.

Одной из восхитительных особенностей жизни с Биллингтонами было то, что всякая затронутая тема вызывала бурное, запальчивое обсуждение, но при этом ни у одной из сторон не возникало чувства обиды или раздражения. Это больше походило на дискуссию, чем на спор.

Разумеется, у всех на устах был ирландский вопрос, довольно часто обсуждалась и судьба Чарльза Стюарта Парнелла. Развод капитана О’Ши, к которому мистер Парнелл был привлечен как соответчик, погубил его карьеру. Теперь встал вопрос: стоит ли отстранять от должности и придавать анафеме действительно талантливого политика и настоящего лидера из-за грешков его частной жизни.

Я убежденно заявляла, что работа и частная жизнь – это разные вещи. Мне противостояли бабушка и миссис Биллингтон, считавшие, что моральное разложение мистера Парнелла является совершенно оправданным основанием для недоверия ему во всех отношениях. Реймонд был на моей стороне. Грейс колебалась, Бэзил и Джеймс скорее были склонны разделить мою точку зрения, в то время как мистер Биллингтон соглашался с бабушкой М и миссис Биллингтон.

Редко когда обед доставлял мне столько удовольствия. Я думала: «Так будет всегда, когда я стану одной из них». Увлекательнейший разговор затянулся, и мы еще долго сидели за столом, как будто не могли наговориться. Когда слуги пришли зажигать газ, я уже не сомневалась, что хочу стать одной из них.

Я была очарована всей семьей и большим нескладным домом, который наполнял меня ощущением покоя и счастья… как и его обитатели.

У меня уже почти не осталось сомнений, что если я откажусь стать женой Реймонда, то буду жалеть об этом всю жизнь.

На следующее утро мы снова выехали на прогулку. Это был один из тех чудесных деньков, когда в воздухе уже ощущается первое дыхание осени, и ты понимаешь, что совсем рядом сентябрь, который принесет утреннюю прохладу и затянет равнины туманом.

Мы остановились у трактира, чтобы выпить сидра. Когда сели за стол, Реймонд улыбнулся и сказал:

– Кажется, вам начинает нравиться моя семья.

– Разве она может не нравиться! – ответила я.

– Согласен, они приятные люди.

– Они замечательные.

– Чем ближе вы будете узнавать их, тем больше будете любить. Вам придется мириться с рассеянностью Грейс, с уверенностью Бэзила в том, что он знает все на свете, и с желанием Джеймса доказать всем, что он знает не меньше; с увлеченностью отца картами и любовью матери к ее саду; с моей… Нет, я не стану выдавать вам своих недостатков. Буду надеяться, что вы не узнаете их еще очень и очень долго.

– Я отказываюсь верить, что у вас есть недостатки. Вы идеальная семья и прекрасно дополняете друг друга. Нам с бабушкой будет жаль уезжать.

Он потянулся над столом и взял мою руку.

– Вы вернетесь, – сказал он. – Вернетесь и… Останетесь здесь надолго.

– Если нас пригласят, – согласилась я, – думаю, мы приедем.

Наверное, он тогда сделал бы мне предложение, но в этот самый миг в трактир ввалилась довольно шумная компания. Они громко обсуждали погоду и предстоящий бал охотников… И они, похоже, были намерены втянуть нас в разговор.

Тогда он ближе всего был к тому, чтобы просить моей руки. И я не сомневалась, что он сделает это до того, как мы уедем.

В ту минуту я точно знала, какой дам ответ. Я собиралась сказать ему, что хочу стать его женой.

И я бы это сделала, если бы не одно обстоятельство.

Я дважды ходила к бабушке. Она любила, когда я приходила к ней. Она садилась напротив меня и начинала говорить, не сводя с моего лица проницательных глаз.

Она рассказывала о том, как гордится своей семьей и тем, чего они достигли.

– Среди тех, кто занимается картами, наше имя пользуется уважением.

– Да, – согласилась я. – С моей семьей то же самое. Так мы и познакомились с Реймондом. На конференции… Но вы это и так знаете.

Она кивнула.

– Так было всегда. Всегда мы жили с картами. Да, это приносит доход. Этот дом, можно сказать, был построен на картах.

– О да, это доходное дело. Но, конечно же, за всем этим стоит работа исследователей и путешественников, а это занятие рискованное и трудное.

Она улыбнулась.

– Мне говорили, ваш род можно проследить до времен самой великой Елизаветы.

– Это так. Моя бабушка любит повторять, что наши предки плавали с Дрейком.

– Ах, мне бы тоже хотелось узнать историю нашего рода. Но мы дошли до точки, дальше которой невозможно продвинуться. Биллингтоны недавно породнились с моей семьей. Этот дом был построен моим отцом. Я была единственным ребенком и девочкой, а это означает конец родового имени. Я вышла замуж за Джозефа Биллингтона, что стало началом Биллингтонов.

– Понятно.

– Я однажды взялась составлять родословную. Начала вышивать генеалогическое древо… Но меня подвело зрение. Сначала как-то мучилась, а потом бросила. Дальше своего отца я не смогла продвинуться… Так что это была бы очень короткая родословная. У вас, поди, не дерево, а целый лес.

– Никогда этим не интересовалась. Наверное, где-то дома есть что-нибудь подобное. Надо будет посмотреть, когда вернусь.

– Мне это очень интересно. Жаль, что я не знаю отца своего отца. Его мать дважды выходила замуж… Второй раз после его рождения. Поэтому мы мало знаем о том, что было до этого. Я покажу вам свою вышивку. Если хотите.

– Конечно же хочу!

– Видите вон там коробку… на полке? Она там. Вместе с цветными нитками. Я писала имена карандашом, а потом вышивала поверх надписи разными нитками. Начала я снизу, ведь это дерево… А дерево начинается с корней.

– Хорошая идея.

– Да, но здесь так мало. Я охватила всего-то лет сто или около того.

– Все равно, мне очень хочется взглянуть.

Я поставила коробку на стол, и она благоговейно извлекла из нее большой кусок холста.

– Вот, смотрите: Фредерик Гилмор. Это мой отец. О его отце я ничего не знаю… Кроме того, что это, вероятно, был некий мистер Гилмор. Его мать звали Лоис. Сначала она была миссис Гилмор, а потом вышла замуж за какого-то Джорджа Мэллори.

У меня слегка потемнело в глазах.

– Как! – воскликнула я. – Фредди Гилмор…

– Фредерик Гилмор, дорогая. Он был моим отцом. Это о его отце я почти ничего не знаю. Если бы хоть что-то выяснить… Тогда я могла бы продвинуться дальше.

– Лоис Гилмор, – медленно повторила я. – И она второй раз вышла замуж… За Джорджа Мэллори…

Слова из дневника поплыли у меня перед глазами. Я точно снова начала читать его. Да, все сходится. Имена все объясняют. Не может быть, чтобы прадед Реймонда оказался тем самым Фредди из случайного дневника. Я наскоро произвела кое-какие подсчеты в уме. Сколько ему было, когда он попал в усадьбу? Анна Алиса пишет, что восемь. Если бабушке сейчас восемьдесят, стало быть, родилась она примерно в 1810 году. Фредди тогда было двадцать пять. Сошлось!

– Что случилось, дорогая? Вы вдруг замолчали, как будто я вас чем-то удивила.

Я ответила:

– Я только что совершила открытие. Один из моих предков женился на Лоис Гилмор. Его звали Джордж Мэллори.

– Вы хотите сказать, что вы из рода Мэллори?

– Да. Разве вы не знали?

– Никогда не слышала вашей фамилии. Они вас всегда называли просто Анналиса.

– Я Анналиса Мэллори. Значит, наши семьи должны быть как-то связаны. А что… э-э-э… случилось с Лоис Гилмор… вернее, Лоис Мэллори?

– Мы не знаем. Это тупик. Мой отец Фредерик был успешным картографом. Печатал не только карты, но и гравюры. Дела у него шли хорошо, и он купил этот дом. Я родилась здесь. Потом, когда я вышла за Джозефа Биллингтона, он стал жить здесь со мной. Когда отец умер, я унаследовала его состояние, дом и производство, и с тех пор мы стали Биллингтонами.

– Невероятно! – ахнула я. – Не знаю, что и сказать!

– Я полагаю, если копнуть поглубже, обнаружится, что все мы связаны друг с другом. Подумайте только, сколько людей жило на земле раньше и сколько живет сейчас. Наверняка мы все имеем родственников, о которых даже никогда не слышали. Так, значит, в вашей семье слышали о моем отце.

– Д-да. Я знала об этом браке и что Фредерик Гилмор жил в нашей усадьбе какое-то время. Мне неизвестно, что случилось потом, что было с ним и его матерью. Знаю только, что он жил в нашем доме.

– Похоже, какая-то родовая связь между ними все же была. Смотрите, я и его вышила. А вот Лоис… Но о первом муже Лоис, отце моего отца, мне ничего не известно. Я не стала вставлять второй брак, потому что не думала, что он имел какое-то значение. Моя ветвь отходит от Фредерика и Анны Грей, моей матери. Потом я выхожу за Томаса Биллингтона, и только здесь все начинается.

Я смотрела на аккуратные стежки, но перед глазами у меня плясали слова из дневника, в ушах звучало: «Нашего ублюдка привезла… Хорошо придумала».

Я могла бы рассказать миссис Биллингтон, кем был ее дед, но она увлеклась своим генеалогическим древом, рассказывала то про одного родственника, то про другого и не замечала, что я ее почти не слушаю.

Оставив ее, я вернулась в свою комнату.

Я подумала: «Значит, наши семьи связаны. Прапрабабушка Реймонда была женой одного из Мэллори».

Рассказывать об этом бабушке мне не хотелось. Пришлось бы объяснять про дневник Анны Алисы. С Реймондом поделиться я тоже не могла. Я же не могла взять и заявить ему: «Ваш прапрадед был преступником и убийцей, как и ваша прапрабабушка». О таких вещах лучше не знать. Если заняться изучением жизни наших предков, кто знает, что откроется? Нет, в самом деле. Есть такие вещи, которые лучше хранить в тайне.

Я не стала ничего никому рассказывать.

Уезжать мы должны были послезавтра. Миссис Биллингтон предложила в последний вечер устроить семейную вечеринку. Она подумала, что так всем будет удобнее. Я знала, они ждали от нас с Реймондом объявления о помолвке. Казалось, весь дом замер в ожидании.

Реймонд и я выехали на утреннюю прогулку. Он был несколько молчаливее, чем обычно.

Как всегда, мы зашли в трактир, и за сидром он сделал мне предложение. Я посмотрела на его доброе лицо, и мне показалось, что за ним маячит тень. По описаниям в дневнике Анны Алисы я нарисовала в уме такую четкую картинку, что очень явственно представляла себе Десмонда Фезерстоуна, и, сидя за столом в трактире, я как бы увидела, будто над Реймондом навис его злой лик.

Неожиданно я почувствовала отвращение. Я прожила с Анной Алисой ту последнюю ночь, пока читала ее дневник. Я была там, вместе с ней. Даже сейчас, в темноте, я порой ощущала присутствие в нашем доме Десмонда Фезерстоуна… И еще более призрачное присутствие Лоис. Кровь этих двоих текла в жилах Реймонда.

Конечно, это было глупо. Разве мы в ответе за своих предков? Как далеко в прошлое может заглянуть каждый из нас? Но я ничего не могла с собой поделать. Это чувство не оставляло меня.

Возможно, если бы я действительно его любила, я бы этого не почувствовала. Я бы рассмеялась и спросила себя: какое отношение прошлое имеет к настоящему? Почему человек должен отвечать за проступки других? Наделять детей грехами родителей мне всегда казалось крайне несправедливым.

И все же… Из-за этого я не согласилась стать его женой… По крайней мере пока. Возможно, в будущем мой здравый смысл все же возьмет верх.

Пока что я колебалась.

– Что вы ответите? – тихо спросил он.

– Не знаю, – ответила я. – Брак – это такое важное дело. Это на всю жизнь. Мне кажется, за такое короткое время мы не могли друг друга узнать.

– Вы не думаете, что мы узнали друг о друге все, что нужно знать? Мы ведь счастливы, когда вместе, разве не так? И наши семьи прекрасно поладили.

– Да, это правда, – ответила я. – Но ведь этого мало.

– Вы не любите меня.

– Вы мне очень нравитесь. Бывая с вами, я испытываю настоящую радость. Все здесь мне кажется таким… таким уютным, интересным, но я все равно не уверена.

– Я тороплю события.

– Может быть.

– Вам нужно время, чтобы подумать.

– Да, пожалуй, это именно то, что мне нужно.

Он ласково улыбнулся.

– Я понимаю. Мы будем часто встречаться. Я буду приезжать к вам, а вы будете приезжать ко мне. Все правильно, вам нужно время, чтобы подумать.

Но дело было не только в этом. Если бы он сделал предложение несколько дней назад, я бы ответила: «да». Все изменило открытие, сделанное в бабушкиной комнате. Мне и хотелось все объяснить, но я не могла открыть ему историю Анны Алисы… А даже если бы я и рассказала, позволять прошлому до такой степени влиять на настоящее нелогично.

Я сама не могла себя понять. Думаю, читая тот дневник, я отождествляла себя с Анной Алисой и теперь не могла прогнать мысль о том, что этот молодой человек, каким бы приятным он ни был, являлся плодом союза двух убийц.

Я решила, что должна преодолеть себя. Я не хотела потерять дружбу Реймонда. Мне нравилось его общество. С ним я провела самые счастливые дни, которые у меня были после отъезда Филиппа. Я бы поступила неумно, если бы отвернулась от того, что могло стать безграничным счастьем.

Здравый смысл возобладает, но только не сейчас, со временем. Сейчас же я не могла произнести ни слова.

В доме поселилось разочарование. Я чувствовала это. И потому была рада, что на следующий день мы уезжаем. Вечером, когда ложились спать, бабушка М зашла в мою спальню. Я расчесывала волосы и обдумывала события минувшего дня, когда она появилась. За обедом я слышала приглушенные разговоры, видела улыбки, ощущала ожидание.

Обед закончился, объявления не последовало, говорили только о предстоящем отъезде. Для всех это стало неожиданностью.

Бабушка М уселась на стул и по своему обыкновению сразу перешла к делу.

– Я думала, Реймонд хотел делать тебе предложение.

– Он и сделал.

– И ты отказала ему!

– Как бы не совсем. Я не смогла сказать «да». Не знаю, смогу ли когда-нибудь.

– Моя дорогая девочка, ты, должно быть, сошла с ума.

Я покачала головой.

– Я просто… попросила дать мне время.

– Время! Но ты и так уже не ребенок.

– Милая бабушка, я прекрасно знаю, в каком возрасте можно выходить замуж.

– Не говори глупостей. Что случилось?

– Он сделал предложение, и я ответила, что не могу принять его. Бабушка, я должна рассказать вам кое-что. Это о дневнике.

– О дневнике? О дневнике Анны Алисы?

– Да. Я открыла поразительную вещь. Бабушка Реймонда рассказывала мне про их род. В девичестве ее звали мисс Гилмор, и она вышла замуж за Биллингтона. Так изменилась их фамилия.

– Мисс Гилмор!

– Вы помните Лоис Гилмор из дневника? Она была бабушкой бабушки Реймонда. А отцом бабушки Реймонда был Фредди… Мальчик, которого Лоис Гилмор поселила в усадьбе.

– Я не верю.

– Поначалу все это кажется невероятным совпадением, но, если вдуматься, становится понятно, что подобное очень легко могло произойти. Фредди всегда интересовался картами Мэллори, так? Анна Алиса упоминает об этом. Наверное, он, когда вырос, стал профессионалом. Могу предположить, что рос он вдали от Мэллори. Я пришла к выводу, что события могли развиваться так: Чарльз Мэллори вернулся. Он ведь не утонул. Он поселился в усадьбе и завел свои порядки. Что случилось с Лоис? Мы не знаем. Возможно, она покинула усадьбу с возвращением Чарльза. Забрала ли она Фредди с собой или оставила? Это нам неизвестно. В любом случае он стал картографом, что вполне естественно, раз он так много узнал об этом ремесле еще в детстве.

– И мы вот так случайно встретились?

– Что ж, это тоже объяснимо. Если вдуматься, это случилось совершенно естественно. Мы все заняты одним делом. Люди съезжаются на конференции со всех уголков страны. Можно даже сказать, что там собираются ведущие картографы страны и всего мира. Как раз нет ничего удивительного в том, что мы встретились. С такой точки зрения, это даже не совпадение.

– Да, – медленно произнесла бабушка. – Но все это произошло давным-давно.

– Я знаю… У меня странное чувство насчет Анны Алисы. Оно… не покидает меня с того дня, когда я нашла ее могилу. Понимаете, ведь это я первая ее нашла. Я первая увидела дневник. Иногда мне кажется, что я – часть ее, что мы с ней единое целое.

– Никогда не слышала большего вздора, – возмутилась бабушка М. – Но я понимаю, что ты хочешь сказать насчет собраний картографов. И впрямь неудивительно, что мы, бывая на этих собраниях, встречаем людей нашей профессии. Так ты думаешь, Реймонд – потомок Лоис Гилмор?

– В этом нет сомнений. Все совпадает. Семья, время, тот факт, что Лоис Гилмор стала миссис Мэллори.

– Что ты сказала бабушке Реймонда?

– Что наша фамилия Мэллори и что во втором браке Лоис Гилмор была замужем за нашим предком. Я не стала рассказывать, что первого брака у нее не было и что отец Фредди был убийцей.

– Но все это не делает Фредди нашим родственником по крови.

– Конечно, нет. Но связь существует, и Десмонд Фезерстоун… это чудовище… был его предком.

– Ты упомянула про дневник?

– Нет.

– И не надо. Боюсь, если мы покопаемся в собственной истории, там тоже отыщется немало мерзавцев и подлецов, которых лучше и не знать. Фезерстоун был отъявленным негодяем. Если, конечно, Анна Алиса не приукрашивала. Откуда нам знать, что она не выдумала это все?

– Но она умерла… Той же ночью. Ее комнату замуровали. Я знаю, что она говорила правду. Она записывала то, что видела… и слышала. Ведь это бросается в глаза. Бессмысленно предполагать, что она все сочиняла.

– Хорошо. Да уж, наверное, не очень приятно узнавать, что твои прародители были убийцами. Нельзя никому говорить о том, что ты прочитала в дневнике. В любом случае, это не имеет никакого отношения к сегодняшнему дню.

– Я знаю, но я не могу заставить себя не думать об этом типе, Десмонде Фезерстоуне. Глядя на Реймонда, я вижу его. Поэтому я и не смогла принять предложение. Я не могу забыть, что эти двое были предками Реймонда.

Бабушка покачала головой.

– Ты просто очень удивилась, – сказала она. – Вот в чем дело. Конечно, узнать такое… Но это пройдет. Мы все, конечно, разочарованы, но ничего страшного не случится, если мы подождем немного. Со временем ты поймешь, как правильно поступить. – Она поцеловала меня. – Я рада, что ты мне рассказала. Теперь ложись спать и выспись хорошенько. Нам завтра рано уезжать.

Но выспаться не получилось. Меня преследовали странные, безумные сны. Я находилась в той комнате… простоявшей запертой почти сто лет. Из моей двери торчал огромный ключ. Я слышала шаги на лестнице. Кто-то пытался открыть дверь. Я не сводила глаз с ключа. Дверь была заперта. Но потом раздавался громкий удар и дверь распахивалась. Входил человек. Это был Реймонд. Я вскрикивала от счастья и тянула к нему руки. Но, пока он подходил ко мне, лицо его преображалось. Это уже было лицо Десмонда Фезерстоуна. Когда он оказывался рядом со мной, я начинала кричать.

И просыпалась от собственного крика.

Я лежала, всматриваясь в темноту.

Если я выйду за него, такие сны будут преследовать меня всегда. Я буду искать в своем муже этого злого человека.

Я боялась засыпать, боялась повторения сна. И все же, как видно, задремала, потому что, когда в следующий раз я открыла глаза, увидела в своей спальне горничную с горячей водой.

Пора вставать.

Дневной свет удивительным образом все изменил. Я сразу вспомнила, где нахожусь и что счастливая неделя подходит к концу. От этой мысли мне сделалось грустно. Все должно было пройти совсем по-другому.

Я буду невыносимо скучать по Реймонду.

Я повела себя как дура, подумалось мне. Со временем все будет восприниматься по-другому. Тогда все будет хорошо, и я навсегда прогоню свои глупые фантазии.