Франсин больше не могла сидеть в своей комнате, и ей пришлось появляться на трапезах. Когда дедушка приветствовал ее, в его глазах промелькнуло что-то, отдаленно напоминающее теплоту. Кузен Артур был явно рад ее возвращению, хотя открыто этого не показывал. Что касается тети Грейс, то на ее лице по-прежнему было какое-то неуловимое выражение, которое появилось в тот день, когда Чарлз Дэвентри принес Франсин в дом на руках, и еще я заметила, что на ней был очень милый, кружевной воротничок.

Атмосфера накалялась. Особенно это было заметно по дедушке, который казался почти добрым. Он был даже ласков с Франсин, насколько был на это способен. Однажды он встретил ее в саду и предложил ей прогуляться с ним. Потом она рассказывала мне, что он все время говорил о поместье, его размерах, прибыли, которую оно приносит, и о том, что вся эта земля принадлежала Юэллам столетиями. Один раз утром он пожелал, чтобы она поехала с ним к арендаторам. С ними поехал кузен Артур. Они пили вино в доме г-на Андерсона, агента, который по ее словам был даже чересчур вежлив с ней. Она считала, что ситуация с каждым днем становится все опаснее. «Скоро их величество отдаст свой приказ. Что мне делать, Пиппа?»

Я ничего не могла придумать, хотя все время говорили об этом. Франсин решила, что есть только один выход: убежать. Это было бы не так трудно, но вставал более серьезный вопрос: куда?

Бабушка лучше любого зрячего человека чувствовала, как накаляется атмосфера.

— Что-нибудь подвернется, моя дорогая, — говорила она. — Оставайся верной самой себе.

Однажды утром к нам в комнату ворвалась Дейзи. Она больше не вела себя с нами как служанка. Мы все стали заговорщиками. Дэйзи никогда не лицемерила. Она была горячей, любящей и доброй. У нее постоянно появлялись новые идеи. Она никогда не унывала, несмотря на постоянные столкновения с миссис Гривз, экономкой, и ее угрозы об увольнении.

— Что будет — то будет, — с чувством говорила она. — Что-нибудь обязательно подвернется, — добавляла она, так же, как и бабушка. Она была полна мудрых мыслей и оптимизма.

— Надо только иметь терпение. Что-то обязательно ждет за следующим поворотом. Бог вам поможет. — Я указала ей на то, что она взывает к Богу, только когда хочет, чтобы он помогал своенравным грешникам. — Он не против, — парировала она. — Он увидит, что это всего-навсего Дэйзи.

Итак, она вбежала к нам в величайшем возбуждении.

— Ганс вернулся! — сообщила она.

— Тот самый Ганс с шаловливыми руками? — подколола ее Франсин.

— Ой, ну да… еще хуже, чем раньше, если уж вы хотите знать. Так рад меня видеть!

— Тому это не понравится, — заметила я.

— Ну, Тому грех жаловаться, уверяю вас.

— Ты уверяй его, а не нас, — засмеялась Франсин. И мы рассмеялись все вместе. Мы были рады хоть на минуту отвлечься от грозы, висевшей над нами.

— Ганс говорит, что там готовятся к большому приему. Приезжает этот барон. Он такой важный. Он из их семейной ветви. У него много врагов.

— О чем это ты, Дэйзи?

— Ганс все время говорит об этом.

— Не встревай в германскую политику, Дэйзи, — посоветовала Франсин с напускной серьезностью. — Я слышала, что они все очень ею интересуются.

— Ганс обещал показать нам дом. Я ему сказала, что вам хочется его осмотреть. Только надо это сделать до их приезда. Как можно скорее. Они могут приехать в любое время.

— Как хорошо, что у нас есть такие осведомители, — улыбнулась Франсин.

Через несколько дней она сообщила, что мы можем пойти посмотреть дом после обеда, потому что на завтра ожидается приезд семьи. Все утро мы пребывали в нетерпеливом ожидании. Не знаю, как нам удалось отсидеть все уроки с мисс Элтон и притворяться, что ничего не происходит. После этого нам удалось потихоньку ускользнуть, и мы побежали к дому Дэйзи, где она уже ждала нас.

— Мы войдем через конюшни, — сообщила она. — Ганс говорит, что большинство слуг в это время спят. Правда! — Дэйзи прищелкнула языком. — Иностранцы! — добавила она.

— Некоторые иногда спят после обеда и здесь, — заметила Франсин, которая не терпела ни малейшей несправедливости.

— Ну, а эти спят каждый день. И Ганс говорит, что мы пройдем совершенно свободно. Даже если нас кто-нибудь заметит, не страшно. Они знают, кто вы такие, и будут вам только рады. Ганс говорит, что мисс Франс — schon… или что-то в этом роде. Когда я сказала ему, что вы хотите осмотреть дом, он поцеловал свои пальцы и подул на них… как будто это предназначалось вам. Да, он такой. Ну, вы готовы?

Дэйзи, как и Франсин, любила сгустить краски, и мне казалось, что Франсин сейчас нуждалась именно в таком человеке, и я была за это благодарна Дэйзи.

Ганс уже ждал нас. Он щелкнул каблуками и отвесил низкий поклон. По его взгляду было заметно, какое впечатление произвела на него Франсин. Он очень обрадовался, когда она заговорила с ним по-немецки. У него были очень светлые волосы, почти белые, а глаза казались испуганными из-за белесых, почти незаметных, бровей и ресниц. У него была чистая кожа, красивые зубы и веселая улыбка.

— Приезжает барон, — сказал он. — Он очень важный гость.

Дэйзи потребовала, чтобы ей переводили все, что говорилось, и Франсин спросила, сколько времени здесь пробудет барон.

Ганс пожал плечами.

— Это неизвестно, — ответил он. — Все зависит от обстоятельств, — добавил он по-английски с сильным иностранным акцентом. — Мы не знаем. Был…

— Еще один этот ваш переворот? — перебила Дэйзи.

— А… переворот… да… можно сказать и так.

— Вечно у вас там что-то происходит, — проворчала Дэйзи; которой очень нравилась ее новая роль.

— Пойдемте, — пригласил Ганс. Мы пошли за ним, и он провел нас через черный ход. Мы оказались в темном коридоре, через который прошли в просторную кухню с полами, облицованными плиткой, и скамейками по обеим сторонам, под которыми стояли корзины с разными овощами и другой едой. Все это казалось нам необычным. На стуле спал какой-то толстяк.

Ганс прижал палец к губам, и мы прошли мимо него на цыпочках.

Потом мы очутились в зале с высокими потолками и деревянными панелями. На одном конце был огромный камин с каменными сидениями с обеих сторон. Я обратила внимание на превосходную драпировку стен. В центре стоял массивный дубовый стол, на котором были расставлены канделябры. Вдоль стены стояло несколько деревянных стульев, а на стенах было развешано оружие, которое, наверное, принадлежало нашим предкам, поскольку дом раньше был бабушкиным, и его продали иностранцам со всем его содержимым.

— Приемная зала, — объявил Ганс.

— Какой милый дом, — заметила Франсин. — И так отличается от Грейстоуна. Ты чувствуешь, Пиппа? Нет той гнетущей атмосферы.

— Это все из-за темной мебели, — сказала я.

— Это все из-за нашего дедушки, — возразила Франсин.

— Вниз — лестница в часовню, — продолжал Ганс. — Но ею никто не пользуется. Поэтому пойдемте наверх. Я покажу вам столовую.

Это была очень красивая комната с тремя огромными окнами. На большом столе стоял канделябр, похожий на тот, что был в зале. Стены были обиты сине-кремовой тканью, как и стулья.

— Как красиво, — вздохнула Франсин.

— Я теперь понимаю, почему дедушка хотел купить этот дом, — пробормотала я.

— И очень хорошо, что не купил, — с чувством сказала Франсин. — Он превратил бы его в такой же мрачный особняк, как и Грейстоун. А так, это — замечательный дом. Правда, Пиппа? Здесь совсем другой воздух.

Моя дорогая Франсин, она так беспокоилась о своем будущем. Она ждала чуда, и так на него надеялась, что искала его в любых, даже самых невероятных местах.

Мы поднялись еще выше по лестнице. «Сюда они приходят пить вино».

— Сюда удаляются дамы после обеда, — сказала Франсин, — когда оставляют мужчин за столом допивать свой портвейн.

Мы вышли из комнаты через арку и оказались в коридоре. В него выходило несколько дверей. Ганс предупреждающе поднял палец, чтобы мы не шумели. Дэйзи тихонько захихикала, и мне тоже стало очень смешно. То, что мы были непрошенными гостями, усиливало привлекательность этого дома. Я уже представляла себе, как буду рассказывать бабушке, что побывала в ее старом доме.

Мы поднялись по лестнице в солярий, который напоминал солярий в Грейстоуне. С каждой стороны были окна, и я представила около них блестящих господ и дам в шикарных одеждах, оживленно обсуждающих события в своей маленькой стране. В стене было еще маленькое смотровое отверстие, сделанное в укромном местечке в стене, которое я и не заметила бы, если бы Ганс не указал нам на него.

Из него видна нижняя зала, — объяснил он. — А с другой стороны есть еще одно, откуда видна часовня. Очень хорошая идея. Видно, кто идет…

Потрясающе! — воскликнула Франсин. Помнишь, бабушка рассказывала про тайные окошки? Это она их имела в виду. Она говорила, что иногда они не ходили на службу в часовню, а смотрели сверху из солярия.

Ганс вдруг насторожился. Он замолчал, склонил голову набок, и его лицо побледнело.

— Что случилось? — спросила Дэйзи.

— Слышишь? Экипаж! Не может быть… Ведь это…

Он подбежал к окну, выглянул и схватился за голову, как будто готов был вырвать себе все волосы.

— Что же нам делать! Это они! Ведь они должны были приехать завтра. Что мне делать с вами?

— Не волнуйся о нас, — сказала Дэйзи.

— Я должен идти, — закричал Ганс в отчаянии. — Мне необходимо быть там. Соберутся все слуги. Я не могу отсутствовать…

— А мы? — спросила Франсин.

— Оставайтесь здесь… спрячьтесь… — Он огляделся. — Если кто-нибудь войдет, спрячьтесь за эти портьеры. Я приду за вами. Я вас выведу. Но сейчас… я должен идти.

— Иди, — успокоительно сказала Дэйзи. — С нами все будет в порядке. Предоставь все нам.

Ганс кивнул и, спотыкаясь, выбежал из комнаты. Дэйзи затряслась от хохота.

— Ну и петрушка получилась! — проговорила она сквозь смех.

— Что они о нас подумают? — сказала Франсин. — Мы не имели права входить в дом. И зачем только мы пришли?

— Поздно горевать, мисс Франс. То же самое, что запирать дверь в стойло, когда лошадь уже украли. Ганс нас выведет. Он что-нибудь придумает.

Погруженный в тишину дом ожил, услышав о приезде господ. Дэйзи подкралась к окошку и стала наблюдать вместе с нами.

В зале собралось много народу. Толстяк повар, которого мы видели на кухне спящим, был одет в ослепительный белый халат, высокий белый колпак и перчатки. Он стоял впереди всех, а рядом с ним стояла женщина с гордой осанкой, в черном платье, отделанном блестками.

Дверь открылась, и вошел великолепно одетый человек, который что-то прокричал. Затем появились и основные действующие лица. Это были мужчина и женщина, одетые в дорожные костюмы, слуги кланялись им так низко, что я боялась, что они стукнутся лбами об пол. С ними была высокий светловолосый молодой человек. Потом вошли еще человек двадцать, среди которых были мальчик и девочка.

Слуги расступились, пропуская прибывших к лестнице.

— Теперь не шумите, — предупредила Дэйзи. — Давайте спрячемся за шторами. Ганс найдет нас, когда вернется.

— Они сюда не войдут, — сказала я. — Они пойдут в свои комнаты умываться с дороги.

— Могут войти, — возразила Франсин. — Давайте лучше спрячемся.

На лестнице послышался шум бегущих ног и голоса. Мы едва успели спрятаться, как дверь в солярий отворилась. Я почувствовала, как бешено бьется мое сердце, и представила себе, что может случиться, если нас обнаружат. Я представила, как нас пошлют домой и пожалуются дедушке. Вот тогда мы действительно попадем в беду.

В комнату вошла девочка. Она была моего возраста. Она постояла, оглядываясь вокруг, и мы все затаили дыхание, думая о том, хорошо ли мы спряталась. Девочка сделала несколько шагов вперед и опять прислушалась. Затем она спросила по-немецки:

— Кто здесь?

Я от ужаса и стыда почувствовала тошноту. Затем она спросила по-английски с сильным акцентом:

— Кто здесь прячется? Я знаю, что вы тут. Я вижу ногу за шторой.

Франсин вышла из-за портьеры. Она поняла, что прятаться бесполезно.

— Кто вы? — спросила девочка.

— Я — Франсин Юэлл из поместья Грейстоун, — представилась Франсин.

— Вы пришли в гости?

— Да, — ответила Франсин.

— И с вами кто-то еще?

Мы с Дэйзи вышли из-за шторы. Глаза девочки остановились на мне, наверное, потому что мы были одного возраста.

— Вы пришли в гости? — спросила она меня.

Я решила, что лучше всего будет сказать правду.

— Мы осматривали дом, — сказала я. — Нам было интересно, потому что раньше здесь жила наша бабушка.

— Вы знаете моего папу… маму?..

— Нет, — созналась я.

Вмешалась Франсин.

— Без сомнения, мы познакомимся с ними, если они приехали не на очень короткий срок. Мы из поместья Грейстоун. А сейчас нам пора домой.

— Подождите, — сказала девочка. Она побежала к двери. — Мама! —позвала она.

В комнату вошла женщина. Она казалась очень величественной и в изумлении поглядела на нас. Теперь мы уже точно знали, что попались.

Франсин вышла вперед и с достоинством произнесла на чистом немецком языке:

— Вы должны нас простить. Мы совершили неосмотрительный поступок. Нам очень хотелось увидеть этот дом, потому что раньше он принадлежал нашей бабушке, и она часто говорит о нем. Мы не знали, что вы приезжаете. Подумали, что сегодня у нас есть возможность взглянуть на него. — Она остановилась. Она поняла, что ее оправдание звучит не очень убедительно. Женщина продолжала с любопытством смотреть на нее.

— Как вас зовут? — спросила она.

— Франсин Юэлл. Я живу в поместье Грейстоун со своим дедушкой. Это моя сестра Филиппа и Дэйзи, наша горничная.

Женщина кивнула. Затем улыбнулась. Она не спускала глаз с Франсин, которая, я должна сказать, выглядела особенно привлекательно с румянцем на щеках и блестящими от опасности глазами.

Женщина сказала:

— Мы только приехали. С вашей стороны было очень мило навестить нас. Выпейте со мной бокал вина.

Дэйзи отступила назад. Она, наверное, потеряла дар речи от восхищения тем, как Франсин мастерски вышла из этой щекотливой ситуации.

— Пойдемте со мной, — пригласила женщина. — А вы… Вы?

— Дэйзи, — с почтением ответила Дэйзи.

— Я пошлю…

В этот момент появился Ганс. Он очень нервничал, а когда увидел всех нас, застыл в нерешительности, как будто не знал, бежать ли ему или пускаться в бессвязные объяснения.

— У нас гости, Ганс. — сказала женщина по-немецки, который мы с Франсин прекрасно понимали. — Отведи… Дэйзи на кухню и угости ее вином. И вели принести вина в Weinzimmer.

Ганс не мог поверить своим ушам. Дэйзи подошла к нему и, думаю, подмигнула, хотя я этого и не видела. Они вышли, а Франсин и я спустились вслед за хозяйкой вниз по лестнице в комнату, в которой мы были раньше.

— Пожалуйста, садитесь, — предложила хозяйка. — А теперь расскажите мне. Вы из особняка Грейстоун. Это здесь самый большой дом. Больше, чем этот. Наш всего лишь усадебный домик, да? Очень хорошо, что вы зашли.

Франсин заметила, что вряд ли наш приход можно назвать визитом. Это просто дерзкая выходка.

— Дерзкая выходка? — воскликнула она. — Что такое дерзкая выходка? Английский обычай?

Франсин. заразительно рассмеялась, и к ней присоединилась хозяйка.

— Видите ли, — объяснила Франсин, — нам было очень интересно посмотреть.

Женщина внимательно слушала, и в это время принесли вино, вошла девочка, которая нас обнаружила.

— Что тебе надо, Татьяна? — спросила женщина. Девочка по-немецки ответила, что ей хотелось посмотреть на гостей, а женщина, которая, как мы думали, была ее матерью, пожурила ее.

— Невежливо при гостях говорить на чужом для них языке. Ты занимаешься английским. Ну, давай, тебе надо учиться говорить на этом языке.

Франсин сказала:

— Мы немного говорим по-немецки. Мы начали говорить на нем, когда жили со своими родителями. А наша теперешняя гувернантка наполовину немка, и она с нами часто говорит по-немецки.

— А-а, это очень хорошо. Язык часто бывает проблемой. Мне говорили, что раньше эта комната называлась пуншевой. Я спросила: «Что такое пунш?», и мне сказали, что это напиток… типа вина. И тогда я сказала, что эта комната будет называться Weinzimmer… и мы здесь пьем с нашими гостями вино.

Татьяна уселась и стала с интересом нас разглядывать. Наша хозяйка рассказала, что ее мать была русской, и Татьяну назвали русским именем в ее честь. А сама она графиня фон Биндорф, и они с графом и семьей какое-то время пробудут здесь, в Англии.

Мы провели удивительные полчаса. Графиня фон Биндорф развлекала нас и угощала вином, и обращалась с нами, как с почетными гостями, а не как с незваными. Она задавала нам множество вопросов, и мы рассказали ей, что после смерти нашего отца мы приехали в Грейстоун к дедушке и бабушке. Татьяна тоже задавала вопросы, в основном касающиеся меня, и, поскольку Франсин говорила больше с графиней, я не видела причины не поговорить с Татьяной.

Вскоре Франсин сказала, что нам пора идти, в ответ на что графиня пригласила нас приходить еще. Я поняла, что Франсин хотелось пригласить ее в Грейстоун, но она вовремя удержалась от этого.

Нас проводили до двери, где ждала Дэйзи. Мы все были очень возбуждены и все еще удивлялись происшедшему, всю дорогу домой болтали, не переставая. Дэйзи рассказала, что Ганс был поражен тем, как все обернулось, И очень нам благодарен, что его не впутали в эту историю. Франсин нашла графиню очень обаятельной. Ее приводила в ужас одна мысль о том, что она может зайти и Грейстоун.

— Теперь я осознаю, насколько жалка и ограничена наша жизнь. Неужели так будет всегда?

Я увидела огонек в ее глазах — она решила, что этого больше не будет.

Мы почти не спали в ту ночь, а лежали и говорили о своем приключении. Франсин заключила, что надо подождать недельку, а потом зайти снова.

Дейзи пребывала в состоянии великого возбуждения. Они с Гансом опять очень подружились, а Том из конюшни весь позеленел от ревности. Дэйзи упивалась тем, что стала предметом таких страстей.

До семнадцатилетия Франсин оставалось всего несколько недель, и однажды, когда мы сидели за обедом, дедушка упомянул об этом и заявил, что мы должны отметить это событие. Тетя Грейс начала нервно теребить воротничок и постаралась изобразить радость. Она прекрасно знала о цели предполагаемого празднества и, будучи сама жертвой дедушкиного деспотизма, боялась за Франсин.

После этого Франсин сказала мне:

— Ты знаешь, что он сделает на дне рождения? Он объявит о помолвке.

Я мрачно кивнула и стала ждать, что она скажет дальше.

— Я пойду к графине, — сказала Франсин. — Сегодня же.

— Очень хорошо, — ответила я. — Но что это даст?

— Не знаю, — отозвалась она, но в глазах ее было раздумье, как будто в голове у нее зрел какой-то план.

Мы смело вошли в ворота, потянули за шнурок звонка и услышали, как звон раздается по всему дому. Слуга в яркой ливрее открыл дверь, и мы вошли.

— Мы пришли навестить графиню, она приглашала нас, — важно сказала Франсин по-немецки.

Слуга ответил:

— Графини нет дома.

— Да?

— А леди Татьяна? — спросила я с надеждой. Мы ее заинтересовали; может быть она приняла бы нас.

Слуга покачал головой. Ее, оказывается, тоже не было дома. Итак, нам ничего не оставалось, как развернуться и уйти ни с чем. Дверь за нами закрылась, но когда мы выходили из ворот, подъехал всадник. Он спрыгнул с лошади, поглядел на нас и поклонился. Затем он позвал конюха, который выбежал, чтобы забрать у него, лошадь.

— У вас… потерянный вид, — сказал он, не отрывая глаз от Франсин. — Может, я смогу чем-то помочь.

Он чисто говорил по-английски с едва уловимым иностранным акцентом. Франсин заметно оживилась. Он был необыкновенно хорош собой, высокий, светловолосый, сероглазый и улыбающийся. Ему было не больше двадцати пяти лет.

— Мы пришли к графине, — объяснила Франсин. — Она приглашала нас… но нам сказали, что ее нет дома.

— Я думаю, она приедет чуть позже. Может, я смог бы на какое-то время занять ее место? Может, выпьете со мной чаю… ведь в это время у вас принято пить чай?

Щеки Франсин слегка порозовели, что ей очень шло, а голубые глаза заблестели от удовольствия.

— Очень мило с вашей стороны, — приняла она приглашение.

— Тогда пойдемте. — Он позвонил в дверь, и ее открыл слуга. — У нас гости, — сообщил он.

Слуга не выказал никакого удивления, увидев нас снова. Молодой человек распорядился по-немецки, чтобы нам подали чай. Затем он провел нас комнату, где мы в прошлый раз пили вино, и предложил сесть.

— Вы, наверное, родственник графини, — предположила Франсин.

— Нет, нет. Мы не родственники. Расскажите мне о себе.

Франсин объяснила, что мы живем в особняке Грейстоун, и рассказала, как мы познакомились с графиней.

— Она нас пригласила прийти еще раз, — повторила она.

— Она ждала вас. Она очень расстроится, когда узнает, что вы приходили без нее. Это неудача для нее… зато большая удача для меня.

— Вы очень галантны, — заметила Франсин с легким кокетством.

— А как еще можно вести себя в присутствии такой красавицы, — сказал он в ответ.

Франсин, как всегда, расцвела, почувствовав к себе внимание, хоть у нее никогда не было в этом недостатка. И вскоре она уже болтала с ним, рассказывая про остров и нашу жизнь в Грейстоуне, а он слушал ее с огромным вниманием.

— Я так счастлив, что приехал вовремя, — заявил он. — Я так рад познакомиться с вами и с молчуньей.

— Нет, Пиппа молчит редко. У нее всегда есть, что сказать.

— Мне бы хотелось послушать.

Принесли чай и аппетитные маленькие пирожные. Они были украшены кремом разных цветов.

Молодой человек продолжал смотреть на Франсин.

— Вы должны… как это сказать?.. Разлить чай. Ведь это всегда делает дама?

Франсин с удовольствием уселась около чайника. Ее светлые волосы выбились из-под ленты и падали ей на лицо. Она была очень хороша.

Мы узнали, что молодого человека звали Рудольф фон Грютон Фукс, и что родом он из Брюксенштейна.

— Звучит очень красиво, но это, наверное, очень далеко, — предположила Франсин.

— Очень далеко… пожалуй, да. Красиво? Может, вы когда-нибудь приедете в мою страну и посмотрите сами.

— С большим удовольствием.

— Я бы с радостью принял вас. Только сейчас… — он помялся и печально посмотрел на нее. — Сейчас там неспокойно, — добавил он. — У нас это часто случается.

— Похоже, это смутная часть света, — заметила Франсин.

— Можно сказать и так. Но это далеко отсюда. А мы, к счастью, здесь в этот чудный вечер.

Он перевел взгляд на меня, но мне показалось, что ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы оторвать глаза от Франсин.

— У вас, наверное, было много приключений, — предположила Франсин.

— Таких приятных, как сегодняшнее, никогда не было, — заверил он ее.

Франсин болтала без умолку. Она упивалась прекрасным вечером. Она решила использовать эту возможность, и веселиться без оглядки, потому что так страшилась своего надвигающегося семнадцатилетия и всего, что оно ей сулило. Хотя она и клялась, что никогда не выйдет замуж за кузена Артура, она обладала достаточным здравым смыслом, чтобы предвидеть дедушкину ярость при ее отказе, или, еще хуже, если он не захочет об этом слышать. И поэтому ей так хотелось забыться хотя бы на короткое время. Ей нравится этот Рудольф, подумала я. Он нравится ей не меньше, чем она ему. Я видела, как она старается продлить удовольствие, но в конце концов она неохотно встала и сказала, что нам пора.

— Так рано? — удивился он.

Но это было совсем не рано. Мы проговорили полтора часа.

— В нашем доме строгие правила, — объяснила она. Я подумала, что с ее стороны довольно неприлично в таком тоне говорить о нашем доме.

Он предложил проводить нас, но Франсин так испугалась, что он перестал настаивать. Но Рудольф все же проводил нас до калитки и при прощании поцеловал нам руки. Я заметила, что он задержал руку Франсин в своей дольше, чем мою.

Наконец, мы расстались и через поле побежали к дому.

— Ну и приключение! — воскликнула Франсин. — Со мной никогда не случалось ничего подобного.

Приглашение для Франсин передала Дэйзи, которой отдал его Ганс. Оно было от графини, и она приглашала Франсин навестить ее в три часа, потому что хотела ее о чем-то попросить. Я в приглашении не упоминалась, и Франсин пошла одна. Мне не терпелось услышать, что случилось, и я ждала ее в поле неподалеку от домиков.

Она появилась примерно через час, раскрасневшаяся и возбужденная. Я давно не видела ее такой.

— Ты видела его? — спросила я. — Этого… э-э… Рудольфа?

Она покачала головой. У нее был такой вид, как будто произошло нечто совсем необыкновенное. Может, она нашла еще одного поклонника?

— Это невероятно, — сказала она. — Я видела графиню. И что ты думаешь? Она пригласила меня на бал.

— На бал! О чем ты говоришь?

— У них скоро будет бал, и они меня пригласили. Все просто.

— Мне кажется, это совсем не просто. Отпустит ли тебя дедушка? И у тебя нет бального платья.

— Я знаю. Я обо всем этом думала. Но я сказала, что приду.

— В синей сарже? Или, может, в твоем выходном поплине?

— Не будь таким пессимистом. Я где-нибудь найду бальное платье.

— Легко сказать.

— Что с тобой, Пиппа? Тебе завидно?

— Вовсе нет! — воскликнула я. Я хочу, чтобы ты пошла танцевать с Рудольфом, но я просто не представляю, каким образом, только и всего.

— Пиппа, — проговорила она, и я никогда и ни у кого не видела более решительного выражения лица, чем в ту минуту у Франсин. — Я пойду.

Мы говорили об этом всю дорогу домой и потом далеко за полночь. Рудольфа она не видела. Она пила чай с графиней, которая сообщила ей, что скоро будет бал и пригласила ее. Она не знала, стоит ли посылать приглашение. Должно быть, мы ясно дали понять, что у нас за жизнь в Грейстоуне, и она поняла, что если выслать приглашение через дедушку, последует немедленный отказ. Она очень просила Франсин прийти. Она сказала, что без нее бал не состоится.

Франсин приняла приглашение, находясь в состоянии эйфории и, доверяя своей способности достигать невозможного, она просто отмела в сторону все бытовые детали. Что-нибудь подвернется.

— Добрая фея? — спросила я. — Откуда же она возьмется? Может, они водятся в Брюксенштейне. Но их точно нет в Грейстоуне. Не знаю, найдем ли мы тыкву для кареты, но крыс найдем наверняка, так что, по крайней мере, с лошадьми не будет проблем.

— Перестань шутить, Пиппа. Это серьезное дело. Все это, конечно, безнадежно, но я радовалась, что ее мысли отвлечены от гнетущего дня рождения.

Когда мы на следующий день пошли навестить бабушку, она сразу же почувствовала, что что-то произошло. Она прекрасно понимала, что Франсин боится, что ее заставят выйти замуж за кузена Артура, но очень скоро ей удалось выудить из нас все происшедшее с подробностями. Бабушка с интересом слушала.

— Итак, Пуншевая комната теперь называется Weinzimmer. По вашим рассказам мне понравилась графиня, и Рудольф тоже очень мил.

Наша бабушка обладала романтической натурой, и брак с дедушкой явился настоящей трагедией для нее. Удивительно, но горький опыт не озлобил ее, а наоборот, добавил мягкости и терпения.

Она заявила:

— Франсин должна пойти на этот бал.

Я была поражена. У бабушки был на все готов ответ. Платье? Одну минуту. Ей кажется, у нее есть какая-то ткань в комоде. Она хотела сшить из него платье в честь рождения второго ребенка. Нет… не Грейс… того, который родился мертвым. Она купила роскошный голубой шифон, на котором серебряной нитью были вышиты звезды.

— Это была самая красивая ткань на свете, — сказала она. — Но когда я потеряла ребенка, я больше не могла смотреть на нее. Я сложила ее и убрала. Если серебряные звезды не потускнели… Мы попросим Агнесс найти ее.

Агнес очень обрадовалась хорошему настроению своей госпожи. Однажды, она шепнула мне, что она очень изменилась после нашего приезда.

— Мне кажется, в молодости она была очень похожа на вашу сестру… но тогда было еще меньше свободы.

«Не намного меньше», — подумала я. Я радовалась, что Агнес на нашей стороне, ведь нам так нужны были союзники.

Нашлась ткань. Франсин вскрикнула от восхищения. Звезды совсем не потускнели и сверкали так же ярко, как и в тот день, когда бабушка купила ее.

— Возьми ее, — бабушка улыбалась, как будто тоже смотрела на ткань, хотя, наверное, она себе представляла ее мысленно. — Идите к Дженни и велите ей сейчас же приниматься за работу. Она всё сделает, как надо. Она умеет шить бальные платья.

Радостные, мы побежали к Дженни. Дэйзи пошла с нами, считая, себя полностью причастной ко всему происходящему, потому что именно она в первый раз провела нас в Грантер, и тогда-то все и закрутилось. С ней самой тоже происходила бурная драма. Том из конюшни прознал о ее дружбе с Гансом и, по ее словам, «взбесился» и грозился отомстить. Таким образом, жизнь героинь обоих романов была полна приключений, а я довольствовалась ролью наблюдателя.

Дэйзи узнала от Ганса, что графиня пригласила Франсин по приказу барона, который был очень важной персоной. Он был самым важным из них всех. Ганс знал, почему, но не хотел говорить даже Дэйзи.

— Он все равно скажет… попозже, — с уверенностью сказала Дэйзи. Ей очень нравилось находиться в самом центре событий.

Дженни Брейкс очень удивилась, когда увидела ткань и узнала, что ей придется шить из нее бальное платье.

— Это для вашего дня рождения, мисс Франсин? — спросила она. — Мисс Грейс предупреждала меня, что я должна буду прийти в дом для примерок. У нее есть отрез очень красивой тафты для платья. Это будет такое событие!

— Нет, — ответила Франсин. — Это платье для другой цели.

— Никто не должен знать, — добавила Дэйзи.

Дженни перепугалась.

— Да брось, — уверяла ее Дэйзи. — Никто не узнает.

— Да, но… я не понимаю, мисс Франсин…

— Все очень просто, — объяснила Франсин, — мне срочно нужно бальное платье, и ты никому не должна говорить, что шьешь его.

— Но у вас будет платье из тафты…

— Мне нужно еще одно, — отрезала Франсин.

Бедняжка Дженни Брейкс! Я ее понимала. Она страшно боялась дедушкиного гнева. Она жила в одном из его домиков, и если он узнает, что она шьет бальное платье для его внучки, он очень рассердится, а когда он сердится, пощады не жди. И тут мне пришла в голову идея. Как будто Дженни не знает, что платье нужно держать в секрете. Платье нужно Франсин очень срочно, поэтому Дженни удобнее шить его у себя дома, она иногда, так и делала. Если это раскроется, Дженни ни в чем не будет виновата.

Наконец она согласилась, и тут же набросала фасон платья. Мы тоже обсудили всякие детали и делали это с огромным удовольствием. Оно должно быть вызывающим, оно должно быть простым, оно должно открывать лебединую шею Франсин. Оно должно подчеркивать ее тонкую талию. У него должна быть развевающаяся юбка.

Франсин была так возбуждена, что я боялась, что она себя выдаст. Мне казалось, тетя Грейс догадывается, что вокруг что-то происходит, но с того дня, как Чарлз Дэвентри принес Франсин домой, она была слишком погружена в собственные проблемы. Я думаю, она даже втайне с ним встречалась.

Мы разработали великий план действий. В бальную ночь Франсин ускользнет из дома и проберется в домик Эммсов. Мать Дэйзи с удовольствием согласилась помочь, чтобы полностью избавить Дженни от подозрений. В доме миссис Эммс Франсин переоденется в бальное платье. Затем она потихоньку проберется в Грантер. Миссис Эммс обожала приключения не меньше своей дочки. Если все раскроется, и дедушка разгневается, она ответит за последствия.

— Нас он все равно не выгонит, — проговорила она. — Только не Эммсов. Мы уже здесь так давно, и мой Джим ему очень нужен.

Итак, все было готово.

Дэйзи сообщила, что в усадьбе готовится необычайно грандиозный бал. Он устраивается в честь очень важной персоны, по-видимому, обожателя Франсин.

— Столько приготовлений!.. — кричала Дэйзи. — Еда… цветы и все такое. Настоящий королевский бал… вот что это будет. Клянусь, такого не бывает в Бэкингемском дворце и даже в Сандрингаме, где развлекается принц Уэльский.

Наступил долгожданный день, и мы с трудом сдерживали волнение. Время тянулось медленно. Мы были рассеянны на уроках, и мисс Элтон заметила нашу невнимательность. Я думаю, она знала, что что-то затевается, как и весь дом знал, что Франсин уготовано выйти замуж за кузена Артура. Но если бы кто-нибудь узнал про бал, то точно не выдал бы ее.

Мы пошли к Эммсам, и там мы с Дэйзи помогли Франсин переодеться. Маленькие Эммсы восхищенно смотрели на нее, потому что в бальном платье она напоминала принцессу из сказки. Волнение делало ее еще более красивой, а голубой с серебряной нитью шифон необыкновенно ей шел. Конечно, не помешали бы серебряные туфельки, а у нее были только ее черные сатиновые башмачки, но их под платьем было почти не видно. Она выглядела великолепно!

Мы договорились, что я буду сидеть у окна и ждать, а когда увижу ее, потихоньку спущусь и открою ей дверь. Но сначала она должна будет пойти к Эммсам, переодеться в свое обычное платье и оставить бальное платье у них, чтобы на утро его принесла Дэйзи.

— Такая сложная операция требует тщательного планирования, — заметила я. — Нужно обдумать каждую деталь.

— Филиппа — наш полководец, — захихикала Франсин. — Мы все должны ее слушаться.

Мы все обдумали до мельчайших подробностей, и должно было уж очень не повезти, чтобы все испортилось. Потом я издали посмотрела, как Франсин входит в Грантер, и побрела домой. Я села у окна и стала смотреть на лужайку. Вдали виднелись башни Грантера и освещенные окна, мне даже казалось, что я слышу музыку. Мне была видна и церковь, и кладбищенские камни. Я подумала о бедной тете Грейс и Чарлзе Дэвентри, у которых не было своего дома, потому что у них не хватало мужества бороться за свою жизнь. У Франсин мужества хватит всегда.

— Бог на небе, — подумала я, глядя на черное бархатное небо, сверкающие звезды и почти полную луну. Какая красота! Я молилась за счастье Франсин, за то, чтобы случилось чудо и помогло ей избежать брака с кузеном Артуром. Я вспомнила старую испанскую пословицу, которую я однажды слышала от отца. Что-то вроде: «Возьмите, что хотите, — говорит Бог, — возьмите, но только не забудьте заплатить».

Нужно брать и нужно платить. И нельзя скупиться. Мой отец избрал себе жизненный путь, который лишил его любви отца и старого дома, полного семейных традиций. Мой дедушка избрал свой собственный путь. Может, он и заставлял других плясать под свою дудку, но был лишен любви. Я бы не хотела быть на месте дедушки ни за какие блага в мире.

Около одиннадцати я услышала внизу шум. Мое сердце заколотилось так сильно, что казалось, я чувствую его во всем теле. Ведь я не видела Франсин. Она должна была пройти под окном, а я должна была ее увидеть со своего поста. Но я ее не видела, и одиннадцать часов — еще очень рано для бала.

Я подошла к двери и прислушалась. Я услышала дедушкин голос.

— Позор!.. разврат!.. грязь!.. Иди к себе в комнату. Завтра ты получишь по заслугам. Завтра утром я с тобой разберусь. Отвратительно. Я не мог поверить глазам своим. Под моей крышей… застал… in flagrante delicto!

Кто-то поднимался по лестнице. Я быстро закрыла дверь и прислонилась к стене, прислушиваясь. Я ожидала увидеть Франсин.

Но никто не вошел. Где же она? Он сказал: «Иди к себе в комнату». Но она не пришла, и я не могла понять, что всё это значило.

Я вернулась к окну. Вокруг стояла тишина. Я опять подошла к двери. Кто-то поднимался по лестнице. Это дедушка шел к себе в комнату.

Я была в полном замешательстве и страхе.

Примерно через полчаса раздался легкий стук в дверь. Я подбежала, чтобы открыть, и Дэйзи почти ввалилась ко мне в комнату. Ее волосы были растрепаны, а в глазах застыл ужас.

— Это все Том, — прошептала она. — Он и никто другой. Он донес на нас.

— Так это с тобой говорил дедушка? — Она кивнула.

— Ой, Дэйзи. Что произошло?

— Нас застукали… Меня с Гансом… на старом кладбище. Мне всегда там нравилось. Там такая мягкая трава и ощущение жизни… среди смерти.

— Ты просто ненормальная. Я думала, это Франсин. Иди к окну. Я должна ждать ее. Она, наверное, еще на балу.

— И еще долго там пробудет.

— Расскажи, что случилось.

— Ганс сказал, что сможет улизнуть в пол-одиннадцатого, и мы договорились встретиться около Ричарда Джонса. У него было три жены, и все они похоронены вместе с ним. Там такой удобный камень, он его сам заказывал. О, него очень хорошо опираться, а наверху такой красивый ангел хранитель. Как будто он дает радость и покой. Тому там тоже нравилось.

— И что вы там делали?

— Как обычно. — Она улыбнулась своим воспоминаниям. — Знаете, в Гансе есть что-то такое. И Том, конечно, взбесился. Ганс написал мне записку, что будет ждать меня у Ричарда Джонса, а я эту записку потеряла. Наверное, она попала в руки к Тому. Я никогда не думала, что он может наговорить на меня, но сами знаете, что такое ревность. Но вы не понимаете, вы еще маленькая. Я иногда забываю, как вы молоды, мисс Пип. Мы с вашей сестрой… обращаемся с вами, как со взрослой. Ну, вот. А ваш дедушка, наверное, видел, как мы встретились. Скорее всего он там прятался. Наверное, за Томасом Ардли. Мне никогда не нравился этот камень, я его даже боялась. И вдруг он выскочил и застал нас «прямо в процессе», как говорится. Он что-то кричит, а я стою в расстегнутой блузке и можно сказать, без юбки. А Ганс… ну… А ваш дедушка все повторяет: «В таком месте…» Потом он схватил меня за руку и потащил домой. Вы, наверное, слышали, как он кричал в зале. «Иди в свою комнату! Я разберусь с тобой завтра!» Теперь он меня выгонит. Что скажет мама? Она до смерти хотела, чтобы я получила это место и стала благообразной.

— Ты никогда не станешь благообразной, Дэйзи.

— Вы, наверное, правы, — печально призналась она. — Но завтра меня выгонят. Рассчитают и пошлют к маме. Ей будет не хватать моих денег. Но, может, мне удастся получить место в Грантере. Ганс замолвит за меня словечко.

Мы сидели у окна. Церковные часы пробили полночь. Мне совсем не хотелось спать. Дэйзи уволят вне всякого сомнения. Я попыталась представить, как мы будем без нее, и не могла, ведь она играла такую большую роль в нашей жизни.

Было уже почти два часа, когда появилась Франсин. Я побежала вниз и отодвинула тяжелый засов. Ее глаза сияли, как звезды, она все еще пребывала в чудесной сказке. Мы на цыпочках пробрались в свою комнату. Дэйзи все еще была там, и мы быстро рассказали Франсин о случившемся.

— Дэйзи, дурища ты такая! — воскликнула она.

— Знаю, — ответила Дэйзи. — Но со мной все будет в порядке. Я настропалю Ганса.

— Как бал? — спросила я.

Она сцепила руки, и выражение полного экстаза на ее лице говорило лучше любых слов. Все было просто волшебно. Она всю ночь танцевала с бароном. Все были поражены ее красотой. Там, конечно, были одни иностранцы.

— Как будто бал дан в мою честь. По крайней мере, так казалось. А барон Рудольф… он такой идеальный. Он именно тот, о ком я всегда мечтала.

— И совсем не такой, как кузен Артур, — добавила я и сразу же пожалела об этом. Я испугалась, что упоминание о нем нарушит прелесть ее воспоминаний.

Но этого не случилось. Казалось, она ничего не заметила. Она все еще находилась под впечатлением случившегося. В эту ночь говорить с ней было бесполезно.

Я посоветовала Дэйзи пойти и поспать немножко. Она должна помнить, что завтра ей придется предстать перед дедушкой. Она неохотно ушла, а Франсин начала медленно раздеваться.

— Я никогда не забуду этот бал, — сказала она, — что бы ни случилось. Он хотел проводить меня домой, и мне пришлось ему все объяснить. Он проводил меня до дома Эммсов и ждал, пока я переоденусь, и когда я вышла оттуда в своей сарже, он все еще был там. Он проводил меня до ворот. Я ему все рассказала… про дедушку и кузена Артура. Он все понял.

— Но этому теперь конец, Франсин, — проговорила я.

— Нет, — ответила она. — Это только начало.

На следующее утро все собрались в часовне для публичной кары. Мы с Франсин сидели в первом ряду рядом с тетей Грейс. От моей сестры по-прежнему исходило сияние. В мыслях она все еще была на балу. Дедушка появился вместе с кузеном Артуром, и на лице первого я заметила скрытую радость, как будто все происходящее доставляло ему удовольствие.

Он встал у амвона, а кузен Артур сел рядом с Франсин. Она слегка придвинулась ко мне, и я спросила себя заметил ли он.

Дедушка поднял руку и произнес:

— Произошло нечто, глубоко опечалившее меня. Я столкнулся с ситуацией, наполнившей меня отвращением и унижением. Одна из моих служанок, которой я дал крышу над головой, заклеймила мой дом позором. Я не могу выразить словами тот ужас, который я испытал.

«Но ты упиваешься этим ужасом, дедушка», — подумала я.

— Эта женщина повела себя таким образом, что правила приличия не позволяют мне рассказать о том, что она сделала. Я застал ее на месте преступления. Моим долгом было убедиться в ее развратном поведении. Я отвечал за нее, и я не мог поверить, что кто-то из моих слуг может совершить такое. Я должен был увидеть своими собственными глазами. Сейчас она предстанет перед нами в своем великом грехе. Но я все же попрошу Господа проявить к ней снисхождение и дать ей возможность раскаяния.

— Какое великодушие, — прошептала Франсин.

— Введите ее, — приказал он.

Мисс Гривз ввела Дэйзи, на которой вместо формы, которую носили слуги Грейстоуна, было темное платье и поверх него — пальто.

— Подойди сюда, девочка, — сказал дедушка. — Пусть все на тебя посмотрят и извлекут хороший урок из твоей глупости.

Дэйзи вышла вперед. Она была бледна и не так уверена в себе, как обычно, она держалась с легким вызовом, но в ней не было ее всегдашней бодрости.

— Эта персона, — продолжал дедушка, — так глубоко впала в разврат! Она мало того, что грешит, но еще и грешит в святом месте. Но зло не останется безнаказанным.

Грехи, которые мы совершаем, живут и иногда бывают наказаны только через три или четыре поколения. Я сейчас попрошу вас всех опуститься на колени и помолиться за спасение души этой грешницы. У нее еще есть возможность покаяться в содеянном. Я молю Бога, чтобы она сделала это.

Дедушкины глаза заблестели, когда он посмотрел на Дэйзи, и мне подумалось, что он представил ее в той позе, в которой вчера застал, наверное, он все еще упивался этим зрелищем. Скорее всего, он радовался грехам других, потому что после этого он мог еще раз похвастаться своей добродетелью. Но этот грех был особым, он оказывал на него странное воздействие. Это совсем не то, когда уличаешь кого-нибудь в воровстве. Одного из слуг за это выгнали, но тогда не устраивалось такой пышной церемонии в часовне. Все происходящее напоминало истории про пуритан, которые я читала. Думаю, он был бы не против заставить Дэйзи пришить алую букву позора к своему платью.

Кузен Артур прочитал короткую молитву о расплате за грехи, потом мы опять молились. Дэйзи все это время стояла с отрешенным выражением на лице. Мне хотелось

подбежать к ней, обнять и уверить ее в том, что то, что она делала вчера вечером на церковном кладбище, в десять раз лучше того, что сейчас вытворяет дедушка.

Наконец, церемония окончилась. Дедушка провозгласил:

— Забери свои вещи, девочка, и иди. И чтобы мы никогда больше не видели твоего лица!

Франсин и я пошли на уроки. Мисс Элтон уже была там, бледная и молчаливая. Франсин вдруг взорвалась:

— Я его ненавижу. Он старый злодей. Я не хочу здесь больше жить.

Она чуть не плакала, и мы крепко сцепили руки. Я чувствовала, что никогда не забуду эту отвратительную сцену в часовне. Мисс Элтон нас не осуждала. Она тоже была ошеломлена увиденным.

В тот же день Франсин сказала:

— Я иду навестить Дэйзи. Пойдешь со мной?

— Конечно, — отозвалась я, и мы отправились к Эммсам. Дома была миссис Эммс и.детишки. Дэйзи не было.

— Она в усадьбе, — сказала миссис Эммс, — пошла к этому Гансу. — Миссис Эммс угрюмо покивала. — Ну, вот, ее и выгнали. Я сначала подумала, что это из-за вас и этого бального платья.

— Дедушка ничего не знает об этом, — сказала Франсин.

Миссис Эммс подмигнула:

— Да поможет нам всем Бог, если он когда-нибудь узнает.

— Странно, но сейчас… мне уже все равно. Я так ненавидела его сегодня утром… и этого самодовольного Артура. Я ненавижу Грейстоун. Я хочу убежать отсюда.

— Моя бедная Дэйзи. И все только из-за того, что она чуть-чуть повеселилась на кладбище. Я думаю, она не первая, кто это делал.

— Мы так о ней волнуемся. Что же она будет делать?

— Что-нибудь придумает. Она не пропадет, моя Дэйз.

— Она скоро вернется?

— Кто ее знает? Она теперь сама себе хозяйка.

— Скажите ей, что мы заходили, — попросила Франсин. — Скажите, что мы переживали не меньше ее. Скажите, что мы думаем, что это все ужасно.

— Я все ей скажу, мисс. Она о вас такого высокого мнения, юные леди.

Мы уже собирались уходить, как вдруг появилась сама Дэйзи. Она совсем не была похожа на отверженного грешника в часовне. Мы подбежали к ней и обняли ее. Она казалась очень довольной, и миссис Эммс сказала:

— Вы только поглядите на нее.

— Дэйзи, — воскликнула Франсин, — мы так беспокоились о тебе.

— Незачем, — торжествующе крикнула Дэйзи. — Я уже нашла работу.

— Не может быть! — хором воскликнули мы все.

— Это правда, мисс. Мне уже наполовину предлагали ее и раньше. Ганс говорил: «Почему бы тебе не перейти в усадьбу? Я поговорю о тебе». Ну, вот. Я говорила с главным поваром. Такой важный господин… с закрученными усами и толстыми щеками. Он погладил меня по щеке и сказал: «Начнешь завтра. Будешь работать на кухне». А какая там кухня!

— Как здорово! — воскликнула я. Миссис Эммс села, положив руки на колени. Она задумчиво покивала головой.

— А что будет, когда они уедут? — спросила она. — Они никогда не приезжают больше, чем на три месяца.

— Ганс говорит, что я смогу поехать с ними.

Радость последних минут быстро угасла. Все думали о том, что будет, если они скоро уедут. Миссис Эммс не хотела расставаться с Дэйзи. И мы тоже. А что касается Франсин, то мысль об отъезде обитателей усадьбы нагоняла на нее такую тоску, что она просто не могла себе этого представить.

После этого события разворачивались очень быстро.

Был назначен день празднества. Оно должно было состояться в первую неделю сентября. В понедельник съедутся гости. День рождения будет отпразднован во вторник, развлечения продолжатся и на следующий день, а в четверг гости разъедутся.

Пришла Дженни Брейкс шить платье для Франсин. Оно было темно-красное. Для меня шили темно-синее — по выражению тети Грейс — хороший ноский цвет, бедная Дженни Брейкс была немножко не в своей тарелке, она прекрасно помнила о голубом шифоновом платье, и с ним связывала то, что случилось с Дэйзи Эммс. Конечно, тайное шитье платья не было таким большим грехом, как разврат на церковном кладбище, но нашего тирана-дедушку все равно страшно боялись. Франсин заметила, что если бы у Дэйзи не было своей семьи, он ее все равно бы выгнал.

— У него нет сердца, — говорила она. — Если такие люди, как он, считаются хорошими, да поможет мне Бог держаться от них подальше.

Все это время, несмотря на приближение страшного дня, она была в хорошем настроении. Она почти каждый день бывала в усадьбе. Иногда она куда-то ездила одна верхом. Я догадывалась, что она не долго пребывает в одиночестве, что ее где-то поджидает влюбленный барон.

Разослали приглашения гостям. Подготовка шла полным ходом. Миссис Гривз была очень довольна, и говорила, что так и должно быть в большом доме. Она надеялась, что в будущем праздники будут чаще. Новобрачные внесут в дом свежую струю, а потом настанет время подумать о подходящей партии для мисс Филиппы.

Я очень волновалась, потому что Франсин вела себя беспечно, и я не понимала, что все это значит.

Недели за две до дня рождения дедушка послал за Франсин. Она пошла в библиотеку с высоко поднятой головой, а я с ужасом ждала ее в спальне. Было совершенно очевидно, что мы подошли совсем близко к развязке.

Через полчаса она вернулась, щеки ее пылали, а глаза блестели.

— Франсин, — крикнула я. — Что случилось?

— Он сказал мне, что я должна выйти замуж за кузена Артура, и что его святой племянничек попросил моей руки, которую дедушка с готовностью ему обещал. И поскольку это его желание тоже, он не сомневается, что я с радостью приму это предложение.

— И что ты ему ответила?

— Я повела себя очень умно, Пиппа. Я сказала, что я согласна.

— Ты хочешь сказать, что выйдешь за него замуж?

Она покачала головой.

— Пока я больше ничего не могу тебе сказать. Я сейчас ухожу.

— Куда?

Она опять покачала головой.

— Я тебе все расскажу, обещаю. Я ничего не сделаю, не поговорив с тобой.

Первый раз в жизни она не доверилась мне, и я очень насторожилась. Я чувствовала, что все вокруг меняется. Ушла Дэйзи. И что хотела сказать Франсин? Неужели она собиралась послушаться дедушку и выйти замуж за кузена Артура? А если нет, то что же?

Мисс Элтон спросила, где Франсин, но когда я сказала, что не знаю, не стала расспрашивать дальше. Мисс Элтон казалась совершенно бесцветной фигурой, но я думаю, она достаточно хорошо понимала, что происходит. Все в доме чувствовали, что Франсин и кузен Артур совершенно не подходят друг другу.

Я.поднялась к бабушке. Мы рассказали ей про бал, в ответ она улыбалась и держала нас за руки. Она очень переживала за Франсин, и знала, что если она выйдет замуж за кузена Артура, ее жизнь станет просто невыносимой.

— Я хочу умереть спокойно, зная, что вы, мои девочки, в полном порядке, — сказала она. — А это значит, что вы должны жить достойной вас жизнью, которая, может, не всегда будет идеальна… это было бы слишком хорошо… но это должна быть такая жизнь, которую вы сами для себя выберете. Дедушка превратил мою жизнь в пустоту… это вовсе не то, что я хотела для себя. То же самое он сделал и с Грейс. Пытался и с вашим отцом. Вы должны бороться за право жить своей жизнью. Берите эту жизнь… живите… и ни о чем не жалейте, потому что вы сами сделали свой выбор.

Я знала, что она права. Я рассказала ей про Дэйзи.

Она задумалась.

— Он называет себя справедливым. Он создал моральный кодекс, который не всегда соответствует принципам морали. Дэйзи не исправишь, у нее всегда будут мужчины. Может, она из-за них попадет в беду. Но она сама найдет выход из положения. А его жестокость, грубость, его наслаждение так называемой справедливостью, приносящей горе другим, грех гораздо больший, чем тот, который Дэйзи совершила на кладбище. Дорогая моя девочка, как странно, что я так говорю. Раньше я никогда бы не сказала такого… даже не подумала бы. Только когда я ослепла и поняла, что жизнь, можно сказать, кончена, я оглянулась назад и увидела все гораздо яснее, чем видела своими собственными глазами.

— Что она делает в усадьбе? — спросила я.

— Мы можем только догадываться. Может, ей помогут избежать брака. Она не должна выходить замуж без любви. Она не должна стать еще одной дедушкиной жертвой.

Вскоре после того, как я вернулась от бабушки, появилась Франсин. Я никогда не видела ее такой возбужденной.

— Я уезжаю из Грейстоуна, — сказала она. Она бросилась мне на шею, и мы крепко обнялись.

— Уезжаешь… — пробормотала я. — А я остаюсь…

— Я пришлю за тобой. Я обещаю.

— Франсин, но когда… как?

— Я выхожу замуж за Рудольфа. И мы сразу же уезжаем. Это все очень сложно объяснить.

— Ты уезжаешь из Англии?

— Да. Мы едем в его страну. Пиппа, я так счастлива… Там все так запутано. Мне предстоит многое узнать. Пиппа, я так счастлива… только одно омрачает это… разлука с тобой.

Я знала, что это неизбежно. Она никогда бы не вышла за кузена Артура. Она убегала от него и была влюблена в другого. Я попыталась представить себе ее счастье, но почему-то могла думать только о себе и страшном одиночестве без нее.

— Не вешай носа, Пиппа, — пыталась успокоить меня она, — ведь это ненадолго. Рудольф говорит, что ты к нам приедешь… но не сразу. Ему надо срочно ехать. Он очень важная персона в своей стране, и там сплошные интриги и прочие неприятности. Мы не можем друг без друга… мы оба это понимаем. Поэтому я еду с ним. Мы уезжаем

сегодня ночью. Помоги мне собраться. Я почти ничего не буду брать. Он мне купит все новое. Я возьму только мое бальное платье со звездами. Я заберу его от Эммсов… Дэйзи мне поможет. Ой, Пиппа; не бойся за меня. И не расстраивайся. Я за тобой пришлю.

Я помогла ей собрать кое-какие вещи. Она так волновалась, что не могла изъясняться членораздельно. Я напомнила:

— Тебе нужно повидать бабушку. Ты должна ей все рассказать.

— Она меня поймет, — сказала Франсин.

Это был странный вечер. Мы обедали, как обычно. Дедушка был в добром расположении духа, потому что думал, что его план удался. Кузен Артур сидел с самодовольным лицом, наверное, ему уже сообщили, что Франсин приняла его предложение. Тетя Грейс, как всегда, говорила мало, но мне показалось, что она выглядит печальнее, чем обычно. Может, она надеялась, что Франсин не покорится, как она в свое время. Может, она сама готовила бунт и хотела поддержки другого мятежника.

Щеки Франсин пылали, но этого никто, не заметил. Дедушка смотрел на нее почти доброжелательно, или близко к этому.

Сразу после ужина мы ушли в свою комнату. Франсин уезжала в десять часов, и за четверть часа до этого мы выскользнули из дома. Я несла ее пальто, чтобы, если нас заметят, никто не догадался, что она одета для далекой поездки.

Несколько минут мы стояли и просто смотрели друг на друга. Ночь была тихая — ни ветерка. Франсин нервно засмеялась. Потом обняла меня и крепко прижала к себе.

— Ах, малышка Пиппа, — промолвила она, — как жаль, что ты не можешь поехать со мной. Если бы я могла взять тебя с собой, я была бы полностью счастлива. Но скоро… скоро. Я обещаю.

— Прощай, Франсин, пиши мне. Дай знать о себе.

— Я обещаю. Прощай.

Она ушла.

Я постояла несколько минут, прислушиваясь. Я представила ее себе в домике Эммсов. И Дэйзи вместе с ней.

Я стояла и слушала. Не было слышно ни звука. Потом я повернулась и побрела обратно к тихому дому. На меня обрушилось чувство такого отчаяния, которого я не знала за всю свою жизнь.