Тем временем Филипп вернулся во Францию из Палестины. Он считал, что поступил мудро, но почему-то то и дело принимался мысленно оправдывать себя.

Как непрочны человеческие отношения, подумал Филипп и цинично усмехнулся. Особенно отношения с Ричардом. В молодости он страстно любил английского принца, но теперь любовь обратилась в ненависть. А страсть осталась… Образ Ричарда преследовал его, словно наваждение.

Филипп не мог простить Ричарду его союза с Танкредом и очарованности Саладдином. Рядом с Ричардом жизнь всегда была драматичной и полной неожиданности, без него она становилась какой-то тусклой. В английском короле был некий магнетизм, притягивавший всех, кого сводила с ним судьба. Одни его любили, другие ненавидели, но равнодушным не оставался никто.

Однако разве мог король Франции любить короля Англии? Нет, конечно! Другое дело, когда Ричард был еще принцем. Тогда он не мог считаться ровней французскому монарху, и Филипп чувствовал свое превосходство над ним, хотя и уступал Ричарду в красоте и храбрости. Теперь же они оказались в равном положении, и это было нестерпимо.

Филипп и не подозревал, какая буря бушует в его душе, пока не заехал по дороге домой в Рим и не явился на аудиенцию к папе.

Оправдывая свое бегство из Палестины, Филипп неожиданно разразился таким потоком обвинений в адрес Ричарда, что папа Селестин опешил.

— Святой отец, — воскликнул Филипп, — я вынужден был уехать из Палестины. Иначе меня ждала верная смерть. Я страдал лихорадкой, у меня выпадали волосы и сходили ногти на руках. Я метался в бреду и не только не мог вести солдат в бой, а, наоборот, стал для них тяжкой обузой.

— Но насколько я слышал, сын мой, — сурово сказал папа, — король Английский тоже был серьезно болен.

— О, это совсем другое дело! Его болезнь не так опасна, как моя.

Селестин не стал с ним спорить, а сухо поинтересовался:

— И ты решил вернуться, чтобы успокоить своих придворных?

— Чтобы выполнить свой долг перед государством. Мой сын — еще дитя. Если бы я умер, в королевстве вспыхнула бы война.

— У короля Английского вообще нет наследника.

Сравнение с Ричардом вывело Филиппа из себя. Нигде от него нет спасения! Неужели призрак этого человека будет преследовать его до конца дней?

— Да я из-за него и уехал! — не выдержав, вскричал Филипп. — Своим высокомерием он вызвал раздоры в армии. Леопольд Австрийский теперь точит на меня зуб. И герцог Бургундский тоже! Даже рядовые солдаты возмущались безрассудством и дерзкими выходками английского короля. А его суровость была просто неслыханной!

Филипп поймал взгляд Селестина и осекся. В глазах папы сквозило искреннее изумление.

— Я вынужден был вернуться, потому что поклялся оберегать свое королевство, — смущенно пробормотал Филипп.

— Не будем забывать, — строго произнес папа, — что именно благодаря безрассудству английского короля Аккра оказалась в руках христиан, и мы все-таки пусть ненамного, но приблизились к святому граду.

Филипп молча склонил голову. Он был рад, когда аудиенция закончилась, ибо понимал, что не понравился папе. Похоже, проклятый Ричард всех успел заворожить! Остаток пути Филипп провел в мрачных размышлениях.

Но, подъезжая к Парижу, решил, что оправдываться ему нечего. Министры явно одобряли его возвращение; кое-кто даже прямо говорил, что отсутствие английского короля можно будет использовать в интересах Франции…

В Париже Филиппу оказали очень теплый прием. Хотя и не такой, какой ждал бы его, вернись он с победой. Да… не удалось ему стать покорителем Иерусалима, не удалось вернуть город христианам. Ладно, придется довольствоваться славой покорителя Аккры, хотя… львиная доля в этой победе принадлежит опять-таки Ричарду.

Кардинал Шампанский, правивший государством в отсутствие Филиппа, поспешил одобрить возвращение короля.

— Вы явили свою набожность всему свету, ваше величество, а теперь пора заняться Францией, — сказал кардинал.

И намекнул, что некоторые честолюбцы пытались оказать влияние на маленького Людовика и дорваться до власти.

Но Филипп все равно начал оправдываться.

— Я лежал при смерти, — патетично воскликнул он. — А доверять Ричарду не приходилось.

И тут же устыдился своих слов. Вот уж в чем Ричарда нельзя было упрекнуть, так это в коварстве. Он мог быть надменным, безрассудным, жестоким… но никогда никого не предавал. Многие, в том числе и сам Филипп, порой даже подшучивали над его простодушием.

— Да, вы оказались в сложном положении, — согласился кардинал. — Пока Нормандия остается в руках у англичан, французские короли не могут по-настоящему доверять английским.

— Тем более что Ричард подстроил убийство Монферрата, надеясь посадить на палестинский трон Ги де Лузиньяна, а потом свалил вину на Старика-Горца.

— Но ведь королем Палестины стал Анри Шампанский.

— Потому что Ричард отдал своему любимчику Кипр! Он без ума от этого Ги, — не удержавшись, с горечью добавил Филипп.

— Сир, но, с другой стороны, пока английский король далеко, перед вами открываются заманчивые возможности…

— И клянусь, я не премину ими воспользоваться! — воскликнул Филипп.

— Это можно сделать хоть сейчас, милорд.

— Вот как?

— Да. До нас дошли слухи, что Джон имеет виды на престол.

— Джон? А я думал, он интересуется только пирами и женщинами.

— Как выяснилось, на мечты о короне у него время остается. Джон вступил в открытое противоборство с канцлером Лонгчемпом.

— Гм… Этот Лонгчемп весьма неглуп… Хоть он и выбился из низов, но, по сути дела, стал правителем Англии.

— Все так, но его низкое происхождение мешает ему. Англичане его не приемлют. Да и наружность у него отталкивающая, такие люди не бывают кумирами толпы. Я уж не говорю о том, что Лонгчемп родом из Нормандии, а англичане предпочитают, чтобы ими правили земляки. Так что Джон сейчас на коне. Особенно после того, как Ричард вступил в союз с Танкредом.

Филипп помрачнел, вспомнив, как он ревновал Ричарда к Танкреду. Английский король некоторое время гостил в замке сицилийского правителя, и они строили там коварные планы…

— Ричард предложил женить принца Артура Бретанского на дочери Танкреда, а это значит, что Артур унаследует английский престол. Разумеется, в том случае, если у Ричарда не будет своих детей, — продолжал кардинал.

— Думаю, не будет, — усмехнулся Филипп. — Он почти не видится с Беренгарией.

— Вероятно, поглощен войной?

— Не всегда. Бывали моменты, когда он мог побыть в ее обществе, однако не делал этого. Ричард вообще не тянется к женщинам.

— Но должен же он сознавать, что ему нужен наследник!

— Насколько я понимаю, Ричарду противно заниматься с женщиной тем, от чего рождаются дети, и он согласен провозгласить своим наследником Артура Бретанского. Да и потом еще остается Джон.

— И все же меня удивляет, что король готов передать престол чужому сыну. Он еще молод и может иметь своих.

— Если не погибнет. На войне это вполне возможно.

— Тогда тем более ему следовало бы проводить больше времени со своей супругой.

— Так рассуждал бы обычный человек, а Ричард особенный. Расскажите-ка мне лучше, как там дела у Джона.

— Он пытается изгнать Лонгчемпа из страны. Зачем — совершенно ясно: чтобы занять престол. Для Франции это будет неплохо. Джон слаб, он не вояка. И при этом очень буйный, легко впадает в бешенство. С таким королем Англия быстро придет в упадок.

— И вы предлагаете мне заключить с Джоном союз против Ричарда?

— Для Франции это было бы подарком судьбы. Пригласите Джона к себе и предложите ему поддержку. А когда в Англии начнется заварушка… Нормандия может… короче, разве мы не об этом молились столько десятилетий?

«О, Ричард, — подумал Филипп. — Возлюбленный друг мой, я тебя теперь ненавижу. Джон отберет у тебя королевство, а ты удовольствуешься подвигами в святой земле и, может быть, обретешь там свою смерть… А может быть, когда-нибудь приползешь ко мне на коленях, и все будет, как раньше… мы опять будем вместе, ты вновь станешь любимым пленником короля…»

— Мне еще хотелось бы поговорить о вашей сестре, принцессе Алисии, — вкрадчиво произнес кардинал.

— Ричард обошелся с ней просто безобразно! — нахмурился Филипп.

— Вы правы, а ведь она уже немолода. Ричард нанес вам оскорбление, отвергнув вашу сестру и предпочтя ей Беренгарию.

— Но мы с ним заключили письменный договор, — пожал плечами Филипп.

— Сути дела это не меняет. Французскую принцессу оскорбили. Однако теперь у нас опять появляется возможность сделать ее королевой Англии.

— Каким же образом?

— Если Джон станет королем, а она выйдет за него замуж.

— Но Джон уже женат на Хадвизе Глостер!

— Они близкие родственники. Папа не давал им разрешения на брак, так что отставить Хадвизу в сторону будет нетрудно.

Филипп захлопал в ладоши.

— Отличная мысль! Очень забавно!

— Это будет не только забавно, но и весьма полезно, сир. Мы сможем вить из Джона веревки. И благодаря этому вернем Нормандию французской короне. Кто знает? Может, нам даже удастся сделать Англию вассалом Франции?!

— Ах, мне не терпится претворить в жизнь этот блестящий замысел! Я сейчас же пошлю гонцов к Джону.

Филипп пришел в необычайное возбуждение. Ричард до сих пор был властителем его дум. Даже находясь за тридевять земель.

* * *

Французский гонец разыскал Джона в Ланкастерском замке. Услышав неожиданное известие, Джон пришел в неописуемое изумление и на радостях чуть не подпрыгнул до потолка.

Французский король готов стать его союзником! Это сулит блестящие перспективы!

Джон кинулся к Хью Наненту, епископу Ковентри, который, не пользуясь симпатией Ричарда, был готов возвести на трон Джона. Хью рассчитывал сильно выдвинуться, если их план удастся, и, узнав столь обнадеживающие новости, тоже заволновался.

— Если вас поддержит Филипп, вы наверняка победите! — довольно потирая руки, заявил он. — Сам Бог послал нам такую возможность. Насколько я понимаю, Ричард серьезно обидел Филиппа, если тот решил нам подыграть.

— Такие друзья, как они, легко становятся врагами, и их взаимная ненависть разгорается ярче, чем дружба.

— А что насчет Алисии? Неужели вы согласитесь взять ее в жены?

— Почему бы и нет?

— Но ведь она уже не первой молодости.

— Ничего! Для постельных утех я найду молодых.

— Несомненно! — ухмыльнулся Хью. — Но… вы не забыли, что она была любовницей вашего отца?

— И он ее обожал. Видимо, было за что. Мой отец слыл большим знатоком женских прелестей.

— Тогда она была гораздо моложе.

— Да какая мне разница? Главное, что она сестра французского короля.

— Алисия родила Генриху ребенка.

— Значит, она небесплодна.

— Была небесплодна.

— Так я для чего женюсь? Для того, чтобы угодить Филиппу! Вот и все.

— Да. Он наверняка выдвинет это условие.

— А я избавлюсь от плаксы Хадвизы. Что будет нисколько не огорчительно, если мне удастся сохранить ее земли.

— Мы об этом позаботимся. Что ж, раз ваше высочество благосклонно смотрит на предложение короля Филиппа, вам следует без промедления ехать во Францию. Присягните ему на верность и посоветуйтесь с ним, как побыстрее захватить английский престол.

— Представляю, как разъярится Ричард, узнав, что мы затеяли!

— Можете не сомневаться, он все бросит и примчится домой.

— Если по дороге не утонет. На что я, честно говоря, очень надеюсь — это избавило бы нас от лишних хлопот. Но в любом случае мы будем готовы оказать ему достойный прием. А теперь мне и впрямь пора собираться во Францию!

Но уехать Джон не успел, потому что королева Альенор неожиданно вернулась на родину.

* * *

Альенор была в мрачном расположении духа. Сколько стараний она приложила, чтобы ее любимый сын Ричард стал королем Англии — собственно, основные ее разногласия с мужем, из-за которых она и провела столько лет в заточении, возникли во многом по этому поводу, — и вот теперь, заполучив корону, Ричард бросил королевство ради романтических приключений в заморских странах!

Хорошо хоть ей удалось вернуться целой и невредимой! Альенор боялась даже думать о том, что творилось в Англии во время ее отсутствия.

Но теперь она дома и постарается удержать престол для Ричарда. Как же опрометчиво он поступил, уехав почти сразу же после коронации! Она пыталась его отговорить, но вскоре убедилась, что это бесполезно. Да… своей неосмотрительностью люди часто сами себе все портят. Но в старости есть хотя бы то преимущество, что человек становится мудрее, и в последнее время для Альенор взвешенное поведение было важнее увлекательных приключений и восторгов юности.

Еще по пути на родину у королевы закралось подозрение, что она зря посоветовала Ричарду позволить Джону и Джеффри вернуться обратно в Англию. Нет, она, конечно, любила Джона… Беззаветная любовь к Ричарду не мешала ей испытывать материнские чувства по отношению к другим детям. Но все же Ричард занимал в ее сердце особое место.

Но чего может не хватать Джону? Он должен быть доволен! Королева успокаивала себя мыслями о том, что благодаря Ричарду Джон разбогател — женился на Хадвизе Глостер, завладел прекрасными землями… Нет, он не будет интриговать против короля. Она его знает! Джон любит веселую, разгульную жизнь. И как его за это ругать? Она тоже в его возрасте обожала острые ощущения. Говорят, Джон — распутник, устраивает непристойные оргии, ни одной юбки не пропускает. Но не жить же ему, как монаху!

Альенор всячески старалась оправдать Джона и во избежание разногласий в семье убедила Ричарда дать брату разрешение вернуться в Англию. Если Джон, конечно, захочет…

Джон не заставил себя упрашивать и тут же примчался.

Теперь Альенор с замиранием сердца ждала, что ей расскажут регенты о событиях в Англии. После торжественного приема в Лондоне она отправилась в Винчестер и захотела видеть Вильяма Лонгчемпа и архиепископа Руанского.

К ней явился один архиепископ. Альенор сразу поняла, что Лонгчемп поссорился с Джоном.

Архиепископ подтвердил это и добавил, что скандал разгорелся не на шутку.

Альенор заволновалась.

— Но что так возмутило принца Джона?

— Лонгчемп попросил короля Шотландского помочь возвести на трон принца Артура. Ведь до нас дошли известия, что король пообещал женить Артура на дочери Танкреда.

На Альенор обрушился буквально шквал новостей. Подтвердились ее худшие опасения. Зря, зря она упросила Ричарда позволить Джону вернуться в Англию! Да… впору утешаться лишь тем, что теперь он не устроит мятеж в Нормандии.

Но, узнав, что Филипп Французский пригласил Джона посетить его резиденцию, королева отлично поняла всю серьезность создавшегося положения.

— Милорд архиепископ, — твердо сказала она, — мой сын Джон не должен ехать во Францию.

— Я с вами полностью согласен, ваше величество, — ответил тот. — Но как этому воспрепятствовать?

Глаза Альенор гневно сверкнули.

Есть еще порох в пороховницах, с облегчением вздохнул архиепископ.

— Знайте же, — отчеканила Альенор, — мой младший сын попытается отобрать у своего брата корону! Но пока Ричард жив, он должен царствовать. И мы примем самые решительные меры, чтобы так оно и было.

— Но Джон намерен отплыть на следующей неделе, — растерянно проговорил архиепископ. — Мне это доподлинно известно, ваше величество.

— Значит, — горько усмехнулась Альенор, — я возвратилась вовремя.

— Но что вы предлагаете, миледи?

— Мы срочно едем в Саутгемптон. Возьмем с собой Вильяма Маршала и Хью Линкольна. Сообща нам, надеюсь, удастся переубедить принца. Я определенно дам ему понять, что, вступив в переговоры с королем Франции, он потеряет все свои английские владения.

— И вы сможете заставить его согласиться с вами, миледи?

— Увидите сами! — отрезала Альенор.

* * *

Приехав в Саутгемптон, Джон с изумлением обнаружил там свиту своей матушки.

Ему сообщили, что королева требует его к себе.

Джон проворчал, что ему пора уезжать, но отказать матери не посмел.

Альенор встретила его ласково.

— Я счастлива вновь оказаться в Англии и увидеть сына, — сказала она, но глаза ее смотрели настороженно.

— Да, нам всем пришлось нелегко, — небрежно махнул рукой Джон. — Море — коварная стихия. Я даже старался не думать, какие опасности могут подстерегать вас в пути, любезная матушка.

— Странствия всегда сопряжены с опасностью, — потихоньку прощупывая почву, сказала Альенор. — Я опасаюсь за нашего короля.

И тут же заметила, что в глазах Джона затеплились искорки надежды.

«Да, вовремя я поспела домой», — с горечью сказала себе королева.

— Я слышал, Ричард уже покорил Аккру, — промолвил Джон, — и сейчас, наверное, водружает христианский флаг над Иерусалимом.

— Поскорей бы он покончил со всем этим и вернулся домой. Англии нужен король.

— Вот именно, — криво усмехнулся Джон.

— Всегда могут найтись люди, которые попытаются воспользоваться отсутствием законного правителя. Но я буду строго блюсти интересы Ричарда.

Джон молча кивнул.

— Не забывай, Джон, Ричард — суровый человек. Горе тому, кто попробует устроить мятеж за его спиной!

— Да, на такое решится только большой смельчак, — беспечно ответил Джон.

— Нет, не смельчак, а глупец.

— Почему же?

— Потому что, вернувшись, Ричард с ним расправится.

— А если он не вернется?

— Я не желаю об этом даже думать.

— И напрасно, миледи, ибо такой исход весьма вероятен.

— Поэтому ты и собрался в гости к королю Франции?

— Что вы имеете в виду?

— А то, что Филипп пригласил тебя во Францию.

— Но мы же его вассалы. Или вы забыли про Нормандию?

— При чем тут «мы»? Это Нормандия подчиняется королю Франции, а не английский король. Правители двух великих держав равны между собой… Стало быть, Филипп и вправду предложил тебе приехать. И пообещал золотые горы, если ты согласишься быть его орудием? Что ты молчишь? Я права? Вероятно, он пообещал отдать тебе Нормандию и сделать тебя ее герцогом, да? Так вот, позволь тебе заметить, Джон, что это не в его силах. Титул герцога Нормандского не даруется, а передается по наследству. А нынешний герцог — Ричард, твой король и родной брат.

— Который озабочен лишь войной с сарацинами, а не тем, как удержать престол.

— Он дал священный обет. Разве великий король не может быть отважным крестоносцем?

— Да какой он король! Он и государства-то своего толком не видел!

— И ты замыслил отобрать у него корону? Признавайся, Джон! Ты за этим едешь во Францию? Стыдись! Ричард тебя озолотил, дал тебе столько земель, позволил жениться на дочке Глостера, хотя святая церковь была против. Он так много для тебя сделал, а ты готов его предать! Нет, ноги твоей не будет во Франции!

Лицо Джона медленно багровело от гнева.

— Нет, я поеду! Вот дождусь попутного ветра и поеду!

— Что ж, счастливого пути! Вступи в сговор с человеком, который был когда-то другом твоего брата, и посмотришь, как он обойдется с тобой. Но запомни: как только ты отплывешь во Францию, твои английские поместья будут конфискованы и переданы короне.

— Что? Вы осмелитесь так поступить со мной?

— Осмелюсь, Джон. Хоть я и твоя мать, но в отсутствие короля управляю государством. Если ты хочешь сохранить свои владения, оставайся здесь. Иначе, если ты посмеешь вступить в сговор с врагами твоего брата, я с Божьей помощью лишу тебя всего. Запомни это!

Королева удалилась, а Джон начал бесноваться. На губах его выступила пена. Он грязно ругался, орал, что еще покажет, кто тут главный. Да плевать он хотел на ее запреты! Возьмет верных людей — и поплывет во Францию! Они с Филиппом будут заодно и отберут у Ричарда корону! Непременно отберут!

Но… потерять все английские владения? А ведь мать выполнит свою угрозу… вполне может выполнить. И вдруг получится, что в Англии он все потерял, а в Нормандии не приобрел? Мда, вот будет незадача… Доверять королю Французскому опасно — он совсем недавно был лучшим другом Ричарда, а сейчас роет ему могилу…

Как же быть?

Чувствуя, что его радужные планы рушатся, Джон впал в бессильную ярость. Он рвал на себе одежду, кидался на пол и сучил ногами, грыз циновки, рычал, слово дикий зверь, — бушевал точь-в-точь как и его отец.

И никто не осмеливался подойти к нему на пушечный выстрел. Как в свое время к Генриху.

* * *

Отношения Джона с матерью совсем разладились. Альенор ясно показала, на чьей она стороне, и ее поддержали люди, всерьез озабоченные судьбой государства.

Прошло несколько месяцев, и наконец стало известно, что король возвращается домой. Джон был в бешенстве. Он неустанно поносил Ричарда, клеймя его за то, что тот так и не взял Иерусалим, а значит, все издержки были напрасны. Но его никто не слушал. Придворные радовались скорому возвращению короля и не обращали внимания на его младшего брата, даже когда Джон шипел, что в пути всякое может случиться…

Наступило Рождество. Часть крестоносцев уже вернулась в страну. Они уверяли, что видели корабль короля в Бриндизи, однако Ричарда на нем не было.

Все заволновались. Где король? Что с ним?

Джон воспрял духом.

— С ним наверняка что-то случилось, — ликующе сказал он Хью Наненту. — Я очень на это надеюсь.

— Увы, — вздохнул Хью, — после приезда вашей матушки мы должны соблюдать величайшую осторожность.

— Да, Ричард всегда был ее любимчиком, — обиженно пробурчал Джон.

Но не расстался с надеждами на гибель брата.

Спустя некоторое время Джон получил послание от французского короля. Новости были прямо-таки сногсшибательные! Филипп приложил к своему письму копию письма, которое он получил от германского императора. А там говорилось, что король Ричард Английский — его пленник, но где он заточен, не указывалось.

Сохранить такое известие в тайне было, разумеется, невозможно. Все больше крестоносцев возвращалось в Англию, и по стране уже ходили упорные слухи о том, что Ричард попал в плен.

Альенор пришла в отчаяние. Какая вопиющая несправедливость! Так поступить с человеком, который больше всех старался на благо христиан! Он всем пожертвовал, собрал столько средств на поход в святую землю, подверг опасности свое государство — и вот пожалуйста! Ричарда захватили в плен не сарацины — это было бы еще оправданно, — а те, кто считался его друзьями!

Неужели Господь решил так сурово покарать ее за грехи юности?! Но дети, дети-то в чем провинились?

И Альенор кинулась замаливать грехи. Она часами стояла на коленях перед распятием и взывала к Деве Марии о помощи. Но очень скоро захотела перейти от слов к делу — не в ее натуре было полагаться только на молитвы.

Сперва Альенор пришло в голову отправиться на поиски сына самой. Но потом она представила себе, какая смута начнется в Англии в ее отсутствие, и поспешила отказаться от этого замысла.

Но что же делать? Обратиться к папе римскому? Он может потребовать немедленного освобождения Ричарда. Да, но захочет ли папа ссориться с могущественным Генрихом?

Альенор терзалась, не зная, на что решиться.

И вот однажды, угрюмо бродя по дворцу, она услышала скорбные звуки лютни.

Это был Блондель де Нелль, любимый менестрель Ричарда. Мальчик играл печальную мелодию, и по его щекам катились слезы.

— Чем ты так опечален? — поинтересовалась Альенор.

— Отсутствием моего господина, ваше величество.

— Да-да, я помню, Ричард тебя очень любил.

— Я хотел остаться с королем, но он отправил меня сюда.

— Не плачь, милый мальчик. Король вернется.

Но Блондель был безутешен.

День и ночь его преследовала одна мысль: «Он должен вернуться, или я умру!»