Наконец английские корабли прибыли из Марселя и встали на якорь в столице Сицилии. Флот Ричарда состоял из сотни галер и четырнадцати больших барок, на которых перевозили солдат, провизию, оружие и лошадей. Флаги шумно полоскались на ветру. Собравшись на берегу, сицилийцы залюбовались живописным зрелищем.
Танкреда обуял ужас. Эти грозные корабли принадлежали родному брату Джоанны, которая являлась его пленницей. Господи, что сделает с ним Ричард, ступив на берег?
Но, на счастье Танкреда, Ричард задержался в пути. Не дождавшись в Марселе своих кораблей, он отправился по другому маршруту и, вероятно, повстречался с непредвиденными трудностями. Однако Танкред отлично понимал, что английский король в любую минуту может явиться в Мессину, и уж тогда ему несдобровать.
Наслышанные о военном могуществе Ричарда сицилийцы трепетали. Ведь их новый король заточил в замке сестру этого прославленного героя, и тот, наверное, вне себя от ярости… Что теперь с ними будет?
Тем временем в Мессину прибыл и французский флот. Во время плавания суда несколько раз попадали в сильный шторм, и все говорили, что они только чудом избежали гибели. Однако совсем без потерь не обошлось: чтобы избавиться от лишнего груза и спасти человеческие жизни, лошадей и провиант сбросили за борт.
Танкред даже обрадовался прибытию Филиппа и его войска. Они были ужасно измотаны и нуждались в хорошем отдыхе. Также требовалось время на починку пробоин в днищах кораблей. Хитрый Танкред поначалу воспрял, решив, что если он будет расстилаться перед Филиппом, то обретет в его лице надежного союзника. Но потом сравнил полуразвалившиеся корабли французского короля с великолепными английскими, и ему опять стало не по себе.
Но все же Танкред не хотел упускать ни малейшей возможности и попытался склонить Филиппа на свою сторону. Ведь тот как-никак был королем Франции!
Принимая Филиппа в своем дворце, Танкред взахлеб восторгался его намерением сразиться с неверными.
— Как бы мне хотелось поехать с вами! — патетично воскликнул Танкред. — Я бы мог тогда сказать, что моя главная цель в жизни достигнута!
— Ну так присоединяйтесь к нам! — лукаво предложил Филипп. — Чего же вы медлите?
— Да я только недавно стал королем…
— И ваше присутствие здесь необходимо, не так ли? Понимаю. Вы опасаетесь, что Генрих Германский, прикрывшись именем своей супруги, предпримет попытку отобрать у вас королевство, ежели оно не будет надежно защищено?
Танкред заерзал.
— У людей, облеченных властью, всегда много врагов, — осторожно произнес он.
— Особенно когда другие считают, что у них больше прав на эту власть, — добавил король Франции.
Танкред не понимал, готов ли Филипп сделаться его союзником. Он, разумеется, слышал о дружбе двух королей, но не верил этому. Монархи — всегда соперники, а значит, враги.
Танкред продолжал:
— Вам, вероятно, известно, что сестра английского короля находится в Палермо.
— У вас в плену, — подхватил Филипп.
— О нет! Что вы! Она…
— Под стражей, — предположил французский король.
— Она пыталась снестись с моими врагами. Я вынужден был ей помешать.
Филипп молча пожал плечами.
— Ваш флот понес большие потери, — вкрадчиво произнес Танкред. — Говорят, море сильно штормило.
— О да, нам чуть было не пришел конец.
— Вы теперь, должно быть, очень нуждаетесь в деньгах…
— По-моему, короли всегда нуждаются в деньгах, — усмехнулся Филипп.
Танкред слегка подался вперед.
— Я богат! — со значением промолвил он.
— Вот как? Ах да! Я слышал… вы… м-м… получили недавно большое наследство…
— Мне будет приятно оказать вам услугу…
Филипп вскинул на Танкреда удивленные глаза.
— Вы предлагаете мне сделку?
— Я хочу вам помочь, милорд. Разве это сделка?
— Вы на троне новичок, — с видом знатока сказал Филипп, — и, наверное, еще не ведаете, что короли не помогают друг другу бескорыстно.
— Ваша дружба будет мне щедрой наградой.
— Дружба французского короля стоит недешево. Говорите напрямик, друг мой: вы увидели галеры английского монарха и испугались, что он с вами разделается, поскольку вы держите под замком его сестру. Поэтому вы спешно принялись искать могущественных союзников, а тут как раз подоспел я, и вам показалось, что меня послало само провидение.
— Я хорошо заплачу, — пообещал Танкред.
— Я вижу, вы боитесь Ричарда как огня…
— Говорят, он великий воин, но французский король ничуть не хуже. Так, во всяком случае, утверждает молва.
— Молва лжет. В мире нет лучшего полководца, чем Ричард. И более храброго воина. На поле брани он стоит десятерых. Что же касается меня, то я неплохой стратег. И за словом в карман не лезу, тут Ричарду до меня далеко. Но в союзники я бы посоветовал вам взять Ричарда. Впрочем, выбора у вас нет — вы с ним враги. Так что, кроме меня, вам не к кому обратиться.
Танкред растерянно заморгал. Он догадывался, что французский король над ним издевается, но положение его было настолько отчаянным, что он предпринял еще одну попытку договориться с Филиппом.
— Если вы согласитесь обручить вашего сына Людовика с одной из моих дочерей, я вас озолочу, — пообещал Танкред.
Филипп печально покачал головой.
— Мы с английским королем поклялись в вечной дружбе. И вместе идем в святую землю, — сказал он, и Танкред с ужасом понял, что Филипп не будет помогать ему бороться с Ричардом.
* * *
Сицилийцы толпились на берегу. На горизонте показалось множество кораблей. На одном из них плыл Ричард.
Англичане, прибывшие раньше, стояли вперемешку с французами и радовались, предвкушая грандиозное празднество.
Корабли приближались. По морю пошла рябь от всплесков весел. Солдаты стояли на палубах, солнце отражалось в их блестящих доспехах, знамена развевались. Никогда еще сицилийцы не видели столь прекрасных кораблей. Англичане, поджидавшие на берегу своего военачальника, разразились приветственными криками. Французы тоже бурно выражали восторг по поводу благополучного прибытия короля Ричарда в Мессину.
Услышав шум, Филипп выглянул в окно и криво усмехнулся, сравнив великолепный флот Ричарда со своими утлыми суденышками.
Что ж, в конце концов, это справедливо, подумал он, у красивейшего из королей все должно быть прекрасно.
И поскольку ему не терпелось поскорее увидеть Ричарда, взять его за руки и заглянуть в холодные голубые глаза (которые, впрочем, порой немного теплели), Филипп поспешил на берег и одним из первых приветствовал друга.
Когда Ричард сошел с корабля, толпа восхищенно ахнула и притихла. Он был воплощенным божеством. Никто не мог сравниться с ним ни ростом, ни величественной осанкой, ни изяществом черт, ни красой белокурых волос.
Филипп вмиг позабыл о своем соперничестве с Ричардом и радостно бросился ему навстречу.
Они обнялись, как старые, закадычные друзья.
— Я так боялся за тебя! — воскликнул Филипп.
— Почему? Неужели ты сомневался в моих намерениях?
— Ну что ты! Но мало ли какое несчастье могло тебе помешать?! Погляди, как пострадали мои корабли…
— Однако тебя это не задержало.
— К счастью, нет. И теперь я надеюсь, что мы сможем вскорости отправиться в Аккру.
Ричард кивнул, и короли рука об руку пошли в город.
* * *
Филипп проводил Ричарда до дома, принадлежавшего некоему Реджинальду де Мушету, который был несказанно горд тем, что ему выпала великая честь предоставить свою виллу самому королю.
— Стало быть, ты меня все же опередил. — Ричард никак не мог прийти в себя от изумления. — Никогда бы не подумал! Ты ведь еще недавно был прикован к постели в Генуе!
— Ты оказался наилучшим лекарем. Сразу же после нашего свидания моя хворь прошла, и я двинулся в путь.
— Тебе хотелось прибыть в Мессину первым!
— Да, чтобы устроить тебе торжественную встречу, — с лукавой улыбкой сказал Филипп. — Ты выглядишь просто великолепно.
— Как скоро мы сможем отчалить? — нетерпеливо спросил Ричард. — Отсюда до Аккры плыть пятнадцать дней.
— Постой, но разве ты не знаешь, что здесь творится? Танкред стал королем.
— Да-да, я что-то слышал… Он завладел короной после смерти Вильгельма. Но при чем тут я? Это должно волновать Вильгельма Германского.
— Твоя сестра в плену у Танкреда.
Ричард побледнел.
— Как?! Почему?
— Она встала на его пути, назвала его узурпатором.
— Пусть вернет мне ее приданое, и я не буду с ним ссориться. И он должен немедленно освободить мою сестру, иначе ему несдобровать!
— Я не сомневался в твоей решительности, друг мой. Надеюсь, эта история не заставит нас надолго задержаться в Мессине.
— Да-да, я непременно позабочусь о сестре! — заверил Филиппа Ричард. — Надо сейчас же потребовать от Танкреда, чтобы он освободил Джоанну и вернул мне ее приданое. А не то… не то я отберу у него Сицилию!
— Пошли к Танкреду своих людей, Ричард. Я уверен, что он в страхе ожидает твоих приказаний.
* * *
Находившаяся в Палермо Джоанна понимала, что грядут великие события. Танкред неожиданно примчался в город, и с той поры стража стала обращаться с Джоанной гораздо уважительнее, чем раньше.
От одной из своих верных служанок Джоанна с радостью узнала, что английский флот прибыл в Мессину и что там же находится французский король, чьи корабли изрядно потрепало суровое море. Когда стало ясно, что приезд Ричарда неминуем, Танкред счел благоразумным перебраться из Мессины в Палермо.
Джоанна ликовала. Ричард, ее прекрасный, непобедимый брат, вот-вот прибудет на Сицилию! Целыми днями она просиживала у окна в надежде увидеть, как он въезжает в Палермо.
И вскоре ее ожидания увенчались успехом.
Рано утром Джоанне было велено собираться в Мессину. Она снова обрела свободу.
— Значит, Ричард таки добрался до Сицилии! — усмехнулась Джоанна.
— Истинно так, миледи, — последовал ответ. — Он ожидает вас в Мессине.
Радостно улыбаясь, Джоанна ехала по стране. Какой же Танкред глупец! Думал, что может безнаказанно притеснять сестру такого человека, как Ричард! Да перед Ричардом весь мир трепещет!
Оказавшись на подступах к Мессине, Джоанна выслала вперед гонцов, чтобы они известили брата о ее скором приезде. Ей хотелось, чтобы их встреча произошла при большом стечении народу. Пусть все оценят могущество Ричарда! Народ должен знать, что, услышав о появлении английского короля, Танкред тут же спасовал и выпустил ее на волю.
Все произошло точь-в-точь как мечтала Джоанна. Ричард, еще более величественный, чем раньше, предстал перед сестрой верхом на великолепном скакуне. Он ласково обнял Джоанну, и они отправились на виллу, в которую ее временно поселили, пока для нее не будет готова истинно королевская резиденция.
— В твоем чудесном появлении я вижу промысел Божий, — серьезно сказала Джоанна. — Если б не ты, кто знает, сколько еще мне было суждено оставаться пленницей Танкреда?
— Я пришел бы к тебе на помощь, как только бы до меня дошли слухи, что ты попала в беду.
— А если бы они дошли до тебя с запозданием, и ты уже достиг бы святой земли? Я могла протомиться и год, и два, ожидая своего избавления. Ладно, все хорошо, что хорошо кончается. Слава Богу, что у меня такой прекрасный брат!
— Мне еще предстоит потолковать с Танкредом. Ты приехала на Сицилию с богатым приданым. Я намерен выяснить, куда подевались золотой стол, шелковый шатер, галеры и дорогие подносы.
— Все наши вещи присвоил Танкред.
— Прежде всего мне нужно было освободить тебя, сестрица, — сказал Ричард. — А теперь я займусь наследством. Твой муж оставил наследство нашему отцу, и теперь, после отцовской смерти, оно должно перейти ко мне. Священная война требует уйму денег.
— Я буду молиться за тебя, Ричард.
— Да-да, молись за нашу победу.
— А французский король тебя поддерживает?
— Он мой союзник… во всяком случае, я надеюсь…
— Разве ты в нем не уверен?
— Так уж повелось, что короли всегда соперничают, Джоанна.
— Вот как? А я слышала, вы в большой дружбе.
— И тем не менее возможны неожиданности, — отрезал Ричард, и Джоанна поняла, что он не желает больше говорить об этом.
— Ты давно не видела нашу мать? — переменил тему разговора Ричард. — Она сейчас в Бриндизи вместе с Беренгарией, принцессой Наваррской. На глаза Джоанны навернулись слезы.
— Не сердись на меня, братец! — принялась оправдываться она, вспомнив, что Ричард не любит плакс. — Я не виновата… просто совсем недавно я томилась в плену, а тут вдруг… сразу… такое счастье! Сидя взаперти, я часто вспоминала нашу матушку. Ее ведь тоже постигла печальная участь узницы. Теперь-то я понимаю бедняжку…
— Она, как и ты, обрела свободу.
— И все благодаря тебе, Ричард! Она, наверное, нарадоваться на тебя не может!
— Я лишь исполнил свой долг. Разве я могу бросить мать и сестру в беде, когда в моих силах восстановить справедливость?
— Спасибо, Ричард! Тысячу раз спасибо!
— Ладно, давай лучше поговорим о чем-нибудь другом. Хочешь, я расскажу тебе о моих приключениях?
И Ричард поведал Джоанне, как он прибыл в Марсель и, не дождавшись кораблей, двинулся дальше без них. А потом признался, что попробовал отобрать у крестьянина сокола и чуть было не поплатился за это жизнью.
— Какой ужас! Если бы тебя убили, что сталось бы с нами? — испуганно вскричала Джоанна.
— Не волнуйся, меня не так-то легко отправить на тот свет. Господь благоволит нам. Я это знаю доподлинно. Матросы рассказали мне, что, когда у берегов Испании их застигла буря, они принялись молиться, и им вдруг явился святой Фома. «Не бойтесь, — сказал он, — Господь поставил меня охранять ваши корабли, и, ежели вы покаетесь в грехах и пообещаете вести праведную жизнь, ваш поход увенчается успехом». Матросы дружно покаялись, и вскоре буря улеглась.
— Да, Бог на твоей стороне, Ричард.
— Еще бы! Мы ведь объявили язычникам священную войну!
Когда брат и сестра доехали до дома, возле которого их уже поджидали слуги, Ричард удостоверился, что Джоанна будет окружена заботой и вниманием, и лишь тогда вернулся на виллу Мушета.
* * *
На следующий день Ричард снова увиделся с сестрой. Пришедший вместе с ним Филипп был потрясен ее красотой и долго беседовал с Джоанной, явно наслаждаясь ее обществом.
Филипп поинтересовался, куда направится Джоанна, когда он и Ричард отбудут в Аккру. Джоанна ответила, что она еще не решила, но скорее всего поедет к матери.
В разговоре наступила неловкая заминка. Филиппу уже донесли, что королева Альенор привезла из Наварры Беренгарию, и он втайне негодовал. Как может Ричард жениться на принцессе Наваррской, когда он обручен с его сестрой Алисией?!
Однако Филипп проявил выдержку и умолчал об Алисии. Джоанне, конечно, было любопытно узнать, как разрешится эта коллизия, но она тоже понимала, что при Филиппе не следует заводить речь об Алисии.
На сей раз гроза миновала, однако Ричард прекрасно осознавал, что Филипп не даст ему спуску и при удобном случае все равно заговорит о помолвке своей сестры. Хоть они и друзья, интересы семьи превыше всего.
Занервничав, Ричард торопливо сказал, что он не покинет Мессину, пока не договорится с Танкредом насчет приданого Джоанны.
— Тогда тебе придется здесь задержаться, — предупредил Филипп.
— Но не могу же я позволить этому стяжателю владеть моим добром!
— По-моему, ваш брат так увлечен добыванием денег, — полушутливо произнес Филипп, обращаясь к Джоанне, — что даже готов уступить мне почетное право взять приступом Аккру!
— Не надейся, ты без меня не справишься, — усмехнулся Ричард и поспешил вежливо добавить: — Как, впрочем, и я без тебя. Все в один голос твердят, что город прекрасно укреплен.
— Если мы еще немного промешкаем, начнется зима.
— Я все понимаю, но Танкреда надо поставить на место!
Филипп раздраженно передернул плечами и принялся демонстративно беседовать только с Джоанной — рассказывать ей о малютке Людовике и о том, что он, Филипп, всей душой рвется домой, опасаясь, как бы без него государственные дела не пришли в упадок, а с другой стороны, жаждет возглавить войско и повести его войной на неверных.
— Когда я собирался в этот поход, — объяснил он, — моя королева была жива и здорова. Я рассчитывал оставить на нее и государство, и нашего сына. Но меня постигла тяжелая утрата.
Джоанне не нужно было долго объяснять, что чувствует человек, потерявший любимую супругу. Она сама несколько месяцев назад лишилась мужа.
Филипп и Джоанна увлеклись задушевной беседой. А когда короли наконец удалились, слуги принялись перешептываться: дескать, французский правитель явно очарован королевой Сицилии. И, может быть, из этого что-то выйдет? Ведь они оба недавно овдовели…
* * *
Пока Ричард дожидался возвращения приданого Джоанны, его солдаты начали бесчинствовать. Среди сицилийцев было немало тех, в чьих жилах смешалась европейская и сарацинская кровь. Это были горячие головы, и, обладая таким характером, они вспыхивали словно спички и по малейшему поводу лезли в драку. Им не нравилось видеть на своей земле чужестранцев.
Еще перед приездом Ричарда на Сицилию между крестоносцами и местными жителями начались ссоры. А поняв, что Ричард выдвигает жесткие требования к их королю, сицилийцы возмутились еще больше. Ричард понимал, что дело может кончиться открытым мятежом, и изо всех сил старался избежать опасного исхода.
Он сказал Филиппу, что намерен установить в войсках строжайшую дисциплину. Солдаты должны бояться своих командиров. Однако Филипп с ним не согласился.
— Вдали от родины, в тяжелых походных условиях людям надо делать поблажки, — заявил он.
— Вздор! — воскликнул Ричард и приказал соорудить напротив дворца виселицу. — Пусть все знают, что их ждет, ежели они будут безобразничать. Я не пощажу того, кто нарушит закон!
Перед ним все трепетали. Сицилийцы пугали Ричардом малых детей, говоря:
— Смотри! Будешь плохим — тебя заберет король Ричард.
Именно тогда он получил прозвище Лев. А французского короля, напротив, прозвали Агнцем.
Но, несмотря на суровость Ричарда, беспорядки продолжались. Горожане жаловались, что крестоносцы соблазняют их жен и дочерей, нагло хозяйничают в Мессине.
Филипп считал, что надо поскорее уезжать, но Ричард отказывался даже думать об отъезде, пока Танкред не выполнит его требования. Он был настроен весьма решительно и заявлял, что, если Танкред не вернет ему приданое, он пойдет на него войной.
Пристально следивший за развитием событий Филипп знал, что Альенор только и ждет, когда сын ей прикажет привезти к нему Беренгарию. Филиппа забавляло, что Ричард не торопится жениться на наваррской красавице. Его гораздо больше интересовали переговоры с Танкредом. Хотя, может быть, все дело в злополучной помолвке? Любопытно, умудрится ли Ричард разорвать узы, связывающие его с Алисией? Филипп не сомневался, что Ричард никогда не согласится обвенчаться с Алисией. И в глубине души не осуждал его. И правда, только дурак захочет жениться на женщине, которая была любовницей его отца и прижила от него ребенка…
Но с другой стороны, они ведь обручены!
Создался порочный круг. А потешнее всего было то, что Ричард не торопился вступить в брак ни c Алисией, ни с Беренгарией.
На самом деле он вообще не хотел жениться. Ему гораздо милее было отправиться в Аккру… с Филиппом.
* * *
Получив отказ Танкреда вернуть приданое Джоанны, Ричард впал в бешенство.
— Его нужно хорошенько проучить! — воскликнул он.
Филипп, находившийся в тот момент при Ричарде, предостерегал его от опрометчивых шагов, однако Ричард, разгневавшись, не склонен был проявлять осмотрительность. Танкред бросил ему вызов, и он за это поплатится!
Не внявши совету Филиппа, Ричард собрал войска и завладел крепостью и монастырем, который был намерен превратить в склад. Пусть поостерегутся впредь оскорблять короля Англии!
Напряжение росло. Крестоносцы Ричарда уже чувствовали себя завоевателями города. Они громили рынки, совершали насилия над женщинами, грабили местных жителей и вообще вели себя так, что в любую минуту в городе мог грянуть взрыв. Солдаты считали, что, раз они направляются на священную войну, Господь отпустит им любые грехи.
Сицилийцы же, естественно, не пожелали терпеть издевательства чужаков, и очень скоро разразился бунт. Началось все с пустяка: какой-то крестоносец взял у рыночной торговки хлеб и отказался заплатить. Она попыталась вырвать у него буханку, закричала, к ней на помощь подоспели соседи… Искра мятежа мгновенно подожгла город. Сицилийцы, вооружившись кольями и камнями, восстали против англичан. Крестоносцы не остались в долгу и, не дожидаясь приказа Ричарда, атаковали город.
Узнав о происходящем, король попробовал остановить войска, но солдаты уже распалились, и Ричарду довольно долго не удавалось призвать их к порядку.
Наконец войска прекратили бесчинствовать, однако теперь уже рассвирепевшие сицилийцы не желали униматься и готовились напасть на лагерь англичан.
Тогда Ричард сам встал во главе войска и привел своих людей обратно в город. Но этого ему показалось мало! Наглые сицилийцы посмели угрожать его солдатам? Что ж, он их как следует проучит!
И Ричард пошел на приступ.
Схватка была ожесточенной, Ричард потерял в бою пять рыцарей и двадцать тяжеловооруженных всадников. Когда крестоносцы увидели трупы своих соотечественников, они совсем потеряли головы и принялись крушить на своем пути все без разбора. В ту ночь они напрочь позабыли о священной миссии, которую им предстояло выполнить, и, превратившись в распоясавшихся дикарей, дали волю самым низменным инстинктам. В городе начались грабежи и разбой, крестоносцы поджигали сицилийские суда.
А когда рассвело, все обнаружили, что на городской стене водружен английский флаг.
* * *
Проснувшись поутру, Филипп тоже увидел флаг и рассвирепел. Право, Ричард далеко зашел! Разве могут французы позволить, чтобы над городом, где их войска стоят на постое, развевалось английское знамя? Это же будет расценено как знак превосходства над французами!
Филипп срочно послал за Ричардом гонца на виллу Мушет. Но Ричард приехал не сразу. Его вид поразил Филиппа. Ричард был свеж и бодр; никто бы никогда не догадался, что он всю ночь напролет бился с врагами. Война явно была стихией Ричарда, он не выносил покоя.
— Наши дела очень плохи, — мрачно сказал Филипп.
— Ты так думаешь?
— Да, — Филипп подхватил Ричарда под руку и, подведя к окну, указал на английский стяг. — Это недопустимо.
— А по-моему, все чудесно. Впредь этим мерзавцам будет неповадно оскорблять меня и моих людей.
— Вот как? А у меня сложилось впечатление, что твои солдаты оскорбили их первыми.
— Уж очень они обидчивые, эти сицилийцы…
— Ричард, мы отправились на священную войну и не можем губить людей из-за всяких пустяков.
— Но нам необходимо передохнуть здесь. Мы должны починить корабли, пострадавшие во время штормов. И все христиане, которых мы встречаем на нашем пути, обязаны оказывать нам поддержку. Те же, кто отказывается это делать, становятся для нас врагами.
— Ты всегда был скор на расправу. Иногда мне даже кажется, что ты видишь в войне смысл всей своей жизни.
— Я солдат, Филипп.
— И порой склонен забывать о том, что ты еще и король. Я же помню об этом ежечасно, ежеминутно. А посему считаю, что ты должен немедленно убрать со стены английское знамя.
— Нет, оно останется там!
— Не упрямься, Ричард.
— Но я должен показать Танкреду, что со мной шутки плохи! Если он не отдаст мне приданое Джоанны по-хорошему, я отберу его силой и порабощу остров. Никто не смеет безнаказанно оскорблять короля Ричарда!
— Танкред тут ни при чем. Твои солдаты повздорили с местными жителями. Вас здесь не любят, и, между прочим, за дело. Разве тебе понравилось бы, если бы у тебя на родине хозяйничали чужестранцы?
— Эти негодяи попытались напасть на мой лагерь!
— Да, но почему? Потому что твои орлы сделали их жизнь невыносимой. Они обирали рыночных торговцев, обижали женщин… Короче говоря, убери флаг со стены!
— Это приказ?
— Да.
— Интересно, с каких это пор король Франции отдает приказы королю Англии?
— Я приказываю не королю Англии, а герцогу Нормандскому, моему вассалу, который когда-то присягнул мне на верность.
— Это нечестно!
— Отчего же? Я в своем праве, Ричард. Мы затеяли с тобой нелегкое дело, друг мой. Дело, которое требует от нас огромного мужества. Не испытывай мое терпение. Ты же понимаешь, здесь много французских солдат. Неужели они смирятся с тем, что над островом развевается английский флаг?
— Но англичане водрузили его в знак победы! Мы выиграли бой.
— Который вам затевать-то не следовало. Ты чересчур несдержан, дорогой Ричард. Как я ни пытался тебя образумить в… былые дни, все без толку.
Ричард сердито отвернулся от Филиппа. Английского короля покоробили напоминания о прошлом, когда для него было наивысшим наслаждением ездить с французским монархом на верховые прогулки, подолгу беседовать с ним и спать в его постели.
Вернувшись на виллу, Ричард созвал своих советников. Они знали о его визите к королю Франции и о том, что породило разногласия между монархами.
— Столкновение между нашими и французскими солдатами, — сказали советники, — может иметь роковые последствия. А пока английский стяг развевается над городом, нам не договориться с Филиппом.
— Ну и пусть! — вскричал Ричард. — Я не собираюсь менять своих решений. Танкред должен зарубить себе на носу: если он не выполнит моих требований, я возьму приступом весь остров!
— Все это прекрасно, милорд, но вы не учитываете, что на острове есть еще и французы. Вдруг Танкред обратится к ним за помощью и получит ее?
— Филипп не станет сражаться со мной.
— Он велел вам снять флаг и, если вы не подчинитесь ему, будет вынужден прибегнуть к силе, дабы сохранить свое лицо. Милорд, вы явились сюда для того, чтобы воевать не с французами, а с неверными. И если будете упорствовать, все ваши усилия могут пойти прахом.
Ричард немного поостыл. Видя это, один из друзей вызвался провести переговоры с королем Франции. Ричард скрепя сердце дал согласие.
Филипп, которому не хотелось отталкивать от себя Ричарда, проявил уступчивость. Ему не терпелось поскорее уехать с Сицилии, где все у них почему-то шло наперекосяк. Филипп понимал, что Ричард уронит свое достоинство, если прикажет снять со стены английский флаг. А посему предложил водрузить над городом второе знамя — французский стяг с золотыми лилиями. Ключи от города, которыми завладел Ричард, Филипп посоветовал передать рыцарям ордена тамплиеров, а насчет приданого Джоанны сказал, что постарается убедить Танкреда не испытывать терпения английского короля.
Все сочли его предложения разумными, и мудрому Филиппу удалось спасти войско крестоносцев, оказавшееся на волосок от гибели из-за горячности Ричарда.
* * *
Поняв, что ему больше не удастся отклонять требования Ричарда, Танкред предложил встретиться и поговорить о приданом Джоанны. Результатом этой беседы стали двадцать тысяч унций золота. Танкред считал, что королю, идущему войной на сарацинов, куда важнее иметь горы звонких монет, чем золотой стол. Ричард с ним согласился, и они ударили по рукам. Договорились короли и о наследстве, которое покойный Вильгельм оставил Генриху Плантагенету. Ричард вполне законно претендовал на него, поскольку являлся сыном и наследником Генриха.
Танкред сказал, что мечтает удачно выдать замуж свою дочь. И если Ричард предложит ей хорошего жениха, к его наследству можно будет присовокупить приличное приданое, так что сумма увеличится на двадцать тысяч золотых унций.
Сорок тысяч золотом!
У Ричарда заблестели глаза.
— Если я умру бездетным, — сказал Ричард, — английский престол перейдет к моему племяннику Артуру Бретанскому. Он сын моего покойного брата Джеффри, который был старше Джона, и хотя наш отец ввел Джона в заблуждение, пообещав трон ему, закон будет на стороне Артура. Пока Артур жив, Джон не имеет права на престол, и это будет оговорено в моем завещании. Так вот, я готов обручить вашу дочь с моим племянником Артуром.
Танкред пришел в восторг. Его более чем устраивало такое разрешение спора с Ричардом. Конечно, придется раскошелиться, но это все-таки лучше, чем потерять остров. И потом, Артур — блестящая партия для его дочери. Если у Ричарда не будет детей, то после его смерти она станет английской королевой. А ведь про Ричарда ходят упорные слухи, что он не интересуется женским полом. Хотя… кто знает? Скорее всего Ричард исполнит свой долг — женится и постарается произвести на свет наследника. Танкреду, как и всем прочим, было известно про помолвку Ричарда с принцессой Алисией и про принцессу Беренгарию.
Странная история… Ричард и Филипп так близки, но при этом Ричард явно норовит расторгнуть помолвку с сестрой английского короля, не торопясь, однако же, обвенчаться с Беренгарией.
Танкред очень надеялся, что его дочери удастся стать королевой Англии, поскольку Ричард так и не оставит потомства.
После благополучного разрешения вопроса с приданым Ричард приказал своим людям вернуть награбленное добро мессинцам. Солдаты ворчали, но ослушаться Ричарда не посмел никто. Филипп предложил Ричарду встретиться при большом стечении народу и на виду у всех поклясться в нерушимой дружбе. Пусть все знают, что они и сами не будут ссориться, и между своими солдатами не допустят распрей. Эта встреча разрядила напряжение, царившее в последние дни на острове.
Уладив дела с Танкредом, Ричард выразил готовность немедленно двинуться в путь, но море нещадно штормило, и непогода удерживала крестоносцев на Сицилии.
— Вот что бывает, когда промешкаешь, — пенял другу Филипп. — Надвигается зима. Разве можно сейчас отправляться в море? Придется ждать до весны.
Ричарду пришлось признать его правоту. Он все еще не отваживался заговорить с Филиппом о Беренгарии, которая ждала его в Неаполе. Да и как было заговорить о ней, если Филипп еще не дал согласия расторгнуть помолвку с Алисией?
* * *
Когда стало ясно, что они будут зимовать на Сицилии, Ричард приказал построить себе деревянный замок, который обставил с большим шиком. Он любил принимать там короля Франции. Они давали пиры, устраивали друг для друга развлечения, и, видя это, английские и французские солдаты тоже старались жить в мире, ибо понимали, что их распри разгневают королей.
В ту зиму люди часто вспоминали строки из Откровения Иоанна Златоуста, в которых говорится, что однажды Лев и Агнец возлягут рядом.
Казалось, Ричард и Филипп жили душа в душу, но на самом деле не все обстояло гладко. Ричард часто думал об Алисии и мучился, не понимая, как заговорить о ней с Филиппом. Тот тоже думал о сестре и с тревогой ждал, когда же Ричард заведет речь о ее будущем. Он догадывался, что Ричард хочет расторгнуть помолвку, но не мог допустить, чтобы друг пренебрег его сестрой. Да, она была любовницей отца Ричарда и даже, наверное, родила от него ребенка. Ясное дело, ни один уважающий себя мужчина не захочет жениться на такой женщине. Но ведь Алисия не просто женщина! Она французская принцесса!
А Беренгария?.. Филипп злорадно посмеивался, представляя себе, как она каждый день ждет гонца от Ричарда и недоумевает, что стряслось с ее нерасторопным возлюбленным. Почему он не спешит сочетаться с ней законным браком?
— А потому, что он предпочитает развлекаться с королем Франции, миледи, — лукаво подмигивал воображаемой Беренгарии Филипп.
Его это забавляло. Он было собрался сделать предложение Джоанне, но потом решил не торопиться. Филипп находил Джоанну обворожительной, но, подобно Ричарду, предпочитал не думать сейчас о женитьбе.
Короли старались вовсю, угождая друг другу, и долгие зимние месяцы летели незаметно.
Филипп высоко ценил полководческий талант Ричарда, но не закрывал глаза и на его слабости. Ссора Ричарда с Танкредом могла закончиться очень плачевно, и не будь Ричард отличным военачальником, его войско наверняка оказалось бы разгромленным. Но Ричард часто шел на поводу у своих страстей, и, пожалуй, ярче всего эта слабость проявилась в ссоре с Вильямом де Барром.
А дело было так. Однажды в феврале Ричард и несколько его рыцарей отправились в окрестности Мессины, где устраивался потешный бой с французами. Все забавлялись от души. Ричард, как всегда, проявил чудеса ловкости, и собравшиеся на поляне единодушно провозгласили его победителем турнира.
На обратном пути в город им повстречался крестьянин, который погонял осла, навьюченного тростником.
Ричард бросил крестьянину несколько монет, заявив, что покупает у него тростник, и весело крикнул:
— Ко мне, друзья! Смотрите, что у нас будет вместо копий.
Соперником Ричарда выступил французский рыцарь по имени Вильям де Барр, прославившийся на всю Европу своей отвагой.
Вскоре импровизированные копья были поломаны, и рыцари готовы были мирно разойтись, но в самый последний момент Вильям де Барр случайно зацепил палкой капюшон Ричарда и порвал его. Вспыльчивый — весь в отца — Ричард вообразил, что француз сделал это намеренно, и впал в бешенство. Он ринулся на де Барра в атаку и сбросил его с лошади, но сам при этом тоже упал на землю. Слуга тут же подвел к нему под уздцы нового коня, но ярость начисто затмила рассудок Ричарда, и ему показалось, что его спутники считают де Барра победителем. Такого Ричард никогда не мог стерпеть. Допустить, чтобы английского короля победил французишка, который вдобавок имел наглость порвать его плащ? Нет, это уж слишком!
Ругаясь на чем свет стоит, Ричард бросился на де Барра. Будь де Барр приближенным Ричарда, он, конечно бы, счел благоразумным поддаться королю, но у француза тоже взыграла кровь. Он яростно сопротивлялся и мало-помалу начал теснить Ричарда. Видя, что королю грозит поражение, один из рыцарей хотел было прийти к нему на подмогу, чем разозлил Ричарда лишь еще больше.
— Оставь нас! Отойди! — гаркнул он. — По-твоему, я один не справлюсь с этим ублюдком? Да я его в порошок сотру!
Дело принимало серьезный оборот. Рыцари в ужасе взирали на происходящее. Ричард побагровел от злости. Де Барр же сохранял полнейшее хладнокровие и не собирался уступать королю.
Всем уже было ясно, что Ричарду де Барра не одолеть.
— Убирайся! — наконец прорычал король. — Убирайся с глаз моих долой! Чтобы я тебя больше не видел! Ты мой враг! Я с тобой все равно расправлюсь.
Встревоженный де Барр поспешил к Филиппу и поведал ему, что с ним произошло.
— Милорд! Ричард замыслил меня убить. — Мда… вот что значит горячая голова, — откликнулся французский монарх. — У него и отец был такой же, даже еще хуже. В припадке гнева Генрих валился на пол и рвал зубами циновки. А порой даже наносил себе увечья. Ричард уже несколько раз впадал в ярость у меня на глазах, и, признаюсь тебе, у меня от этого зрелища мурашки по коже бегали. Но, к счастью, с ним такие припадки случаются реже, чем с отцом. Ладно, предоставь это дело мне. Я с ним поговорю. Не бойся, он скоро остынет.
И действительно, Филипп при первой же встрече с Ричардом заговорил о де Барре:
— Я слышал, ты рассердился на моего рыцаря.
— Да! Вильям де Барр смертельно оскорбил меня.
— Он не намеренно. Это же чистая случайность, что он порвал тебе плащ.
— Нет, я знаю, он хотел проткнуть мне глаз!
— Да тебе это померещилось.
— Отнюдь. Я покажу тебе разорванный капюшон. Ублюдок явно целился мне в глаз.
— Он раскаивается.
— Еще бы! Но он еще поплатится за это.
— Ричард, на поединке всякое может случиться. Не принимай все так близко к сердцу.
— Все равно я его не прощу. Ты лучше ему скажи, пусть держится от меня подальше.
— Ты уже излил на него свой гнев. Сколько можно? Ты чересчур вспыльчив, Ричард. Это нехорошо.
— Да кто ты такой, чтобы делать мне замечания?
— Я твой сюзерен. А ты, герцог Нормандский, мой вассал.
— И тебе очень нравится напоминать мне о твоем превосходстве при первом же удобном случае.
— Порой это необходимо.
— Смотри… Когда-нибудь…
— Да-да, когда-нибудь, Ричард, ты попытаешься отвоевать у меня Францию. Чтобы больше не признавать моего господства.
— Нет, с меня вполне хватит Англии. Быть английским королем не менее почетно, чем французским.
— В таком случае, ваше величество, французский король, который вас очень любит, просит, чтобы вы умерили свой пыл. Ты унаследовал его от отца, Ричард. Генрих был великим королем, но, право, он добился бы большего, если бы не его вспыльчивость. Забудь ссору с де Барром.
— Никогда! Пусть не попадается мне на глаза.
— Я велю ему обходить тебя стороной, пока ты не успокоишься. Нам только этих неприятностей здесь не хватало! Сдается мне, мы засиделись на Сицилии. А все из-за тебя! Если бы ты не повздорил с Танкредом, нас бы давно уже тут не было.
— Как только настанет весна, мы поплывем в Аккру.
— Ты и Танкреда собираешься взять с собой?
— Танкреда?! Что за странные мысли приходят тебе в голову?
— Мне показалось, ты с ним подружился, — Филипп внимательно следил за выражением лица Ричарда.
— Мы просто заключили договор.
— Знаю, ты женишь племянника на его дочери. Ты прямо-таки разительно переменился к своему бывшему врагу.
— Он ведет себя вполне разумно.
— А что остается делать побежденному?
— Филипп! По-моему, ты ревнуешь.
— Пожалуй… Самую малость…
Ричард громко расхохотался. Настроение у него явно поднялось. Похоже, он уже начал забывать про свою ссору с де Барром.
* * *
Танкред и впрямь во всем угождал Ричарду. И немудрено — положение его было незавидным. Король Генрих Германский, муж Констанции, естественно, негодовал, что Танкреду удалось заключить перемирие с Ричардом. А Генрих вот-вот должен был получить титул императора, что существенно укрепляло его власть. Сестра Ричарда Джоанна поддерживала притязания Констанции, за что и поплатилась в свое время свободой. Брат вызволил ее из плена, но затем неожиданно для всех помирился с Танкредом, и теперь Генрих считал Ричарда своим личным врагом. Филипп был в курсе происходящего и предусмотрительно держался в стороне. Отправляясь в крестовый поход, только безумец наживал себе врагов, а умные люди старались поддерживать со всеми хорошие отношения. Мало ли с чем могли столкнуться на своем пути крестоносцы?
Но неразумный Ричард не думал о таких вещах. Главное, что Танкред ему хорошо заплатил. А все остальное, рассуждал он, его не касается. Пусть Генрих Германский сам разбирается со своим соперником.
Зато Танкред в отличие от Ричарда вел себя вполне рассудительно. На собственном опыте убедившись в львиной храбрости английского короля, он из кожи вон лез, чтобы заручиться его поддержкой. И для этого пригласил Ричарда в Катанию, где теперь располагался его двор.
Ричард выехал из Мессины первого марта. Он намеревался вскорости отплыть в Аккру и никак не мог решить, что же ему делать с Беренгарией.
Танкред встретил короля на подходе к городу, со слезами на глазах обнял его и привез во дворец, где устроил пышный прием. Ричард был в полном восторге.
На следующий день Танкред повел гостя к гробнице святой Агаты, покровительницы Катании, и они помолились за успех крестового похода. Танкред заверил Ричарда, что в Катанию стекалось множество паломников, и почти всегда их молитвы бывали услышаны.
Ричард пробыл в гостях три дня, и в последний день Танкред повел его в свою сокровищницу, чтобы Ричард сам выбрал себе подарок по вкусу. Там было много золотых и серебряных украшений, усыпанных драгоценными камнями, однако Ричард сказал:
— Друг мой, я не могу принять такие дорогие подарки.
И выбрал простое кольцо, которое тут же надел на палец, заявив, что берет его в знак дружбы и взаимной любви.
Присутствующие были растроганы, а Ричард выразил желание подарить Танкреду ценнейшую вещь — знаменитый меч Калибурн, который, по преданию, принадлежал королю Артуру и якобы обладал магическими свойствами. Ричард, правда, не верил в волшебство, иначе, идя войной на сарацинов, оставил бы меч себе. Как бы там ни было, меч этот считался большой драгоценностью. Танкред благоговейно поцеловал его и заявил, что не отпустит Ричарда без столь же дорогих даров.
Ричард представил себе, как посмотрел бы на все это Филипп. Его бы страшно позабавило, что вчерашние враги, сражавшиеся из-за приданого Джоанны, теперь обмениваются роскошными подарками.
В результате Ричард получил от Танкреда четыре больших корабля и пятнадцать галер, которые пришлись как нельзя кстати, укрепляя мощь английского флота.
В последний момент, когда Ричард уже уезжал из Катании в Мессину, Танкред вдруг вызвался проводить его, чтобы еще немного насладиться обществом друга.
По дороге Танкред шепнул, что хочет открыть Ричарду важную тайну.
Они поскакали вперед, и Танкред сказал:
— Мне больно говорить с тобой об этом, но я поклялся быть тебе верным другом и не могу молчать.
— В чем дело? Говори скорее! — нетерпеливо воскликнул Ричард.
— Это касается короля Франции.
— Не понимаю…
— Всем известно, что вы друзья, но позволь задать тебе вопрос: насколько крепка ваша дружба?
— К чему ты клонишь? Признавайся.
— Ты должен остерегаться французского короля.
— По-твоему, мы с ним втайне враждуем? Уверяю тебя, это не так!
— Увы, — вздохнул Танкред, — по крайней мере, со стороны Филиппа все обстоит именно так.
— Не может быть! Мы с Филиппом — давние друзья. Мы поклялись действовать заодно в этом походе.
— Ричард, такому прямому и честному человеку, как ты, трудно заподозрить в людях коварство. Филипп же во всем ищет лишь собственную выгоду, он хочет возвысить Францию над остальными государствами. Со времен нашествия норманнов все французские короли до единого пытались вернуть себе Нормандию, разве не так?
— Так, Танкред.
— И неужели ты полагаешь, что коварный, хитрый Филипп будет исключением из правил?
— Я полагаю… гм… я полагаю, что он, как любой хороший правитель, старается блюсти интересы своей страны.
— И готов уничтожить всех, кого считает врагами. А ты, мой дорогой друг, принадлежишь к их числу.
— Я понимаю, почему ты так думаешь. История наших государств и вправду толкает нас к тому, чтобы мы были соперниками, но, поверь, в этом походе мы действуем заодно. Наши интересы совпадают, у нас с Филиппом одна цель — изгнать неверных из святой земли.
— Что ж, я вижу, есть только один способ убедить тебя. Буду говорить напрямик: Филипп пытался внушить мне, что ты мой враг. Дескать, мир, который мы с тобой заключили, непрочен, при первом же удобном случае ты нападешь на меня и захватишь Сицилию.
— Что за глупость?! — возмутился Ричард. — Я ведь собрался в крестовый поход. Мне сейчас не до других завоеваний.
— Я лишь передаю тебе слова Филиппа. Он намекнул, что, если я прикажу своим солдатам напасть ночью на англичан, французы меня поддержат.
— Какое наглое коварство!
— Я решил предупредить тебя, ибо мы с тобой друзья.
— Нет… я не верю… Филипп не мог этого сделать!
— Я готов предъявить доказательства. Он написал мне письмо. Прочтешь и убедишься, что я тебе не солгал.
— Письмо? Где оно? Дай его сюда.
— Вечером, когда мы остановимся на ночлег, я тебе его покажу.
И действительно, как только король и его свита прибыли в замок, где им предстояло переночевать, Танкред протянул злополучное письмо. Ричард начал читать, и кровь прилила к его лицу… Он сразу узнал почерк Филиппа. Все было именно так, как говорил Танкред.
Ричард впал в дикую ярость. Он хотел немедленно помчаться к Филиппу и вызвать его на поединок. Филиппу с ним не совладать. Он убьет французского короля, если… если тот и вправду написал это письмо.
Если? Что значит «если»? Почерк-то знакомый! Кому, как не ему, знать руку Филиппа! Но… неужели Филипп, этот нежный, заботливый друг, мог такое о нем написать?!
В сердце Ричарда закралось сомнение.
Нет… Он должен как можно скорее объясниться с Филиппом. Пока все не выяснится, ему не будет покоя.
Ричард поспешил дальше, на прощание заверив Танкреда:
— Я не предатель и не нарушу мирный договор. Хотя, признаюсь, мне трудно поверить в подлинность этого письма. Ведь наша дружба с королем Франции испытана временем.
— Я предъявил тебе доказательство, — пожал плечами Танкред. — Больше я ничего не могу добавить.
Ричард во весь опор поскакал в Мессину.
Едва добравшись до города, он послал одного из своих рыцарей к Филиппу, чтобы договориться об аудиенции.
Однако посланник вернулся с досадным известием, что Филипп уехал в Катанию, полагая, что Ричард все еще гостит у Танкреда.
Ричард сердито закусил губу. Значит, они разминулись… Да, но с какой стати Филиппа понесло в Катанию? Одно из двух: либо он испугался, что Танкред расскажет о его кознях, либо приревновал и поспешил вклиниться между ними, пока их приязнь не переросла в нечто большее.
Впрочем, долго ломать голову Ричарду не пришлось, потому что вскоре Филипп вернулся в Мессину.
* * *
Ричард не стал ходить вокруг да около.
— Итак, ты плетешь с Танкредом заговоры против меня? — с места в карьер начал он.
Филипп опешил.
— Я? Да ты что?
— Не прикидывайся. Мне все известно! Ты подстрекал Танкреда устроить ночью мятеж и обещал ему свою помощь.
— Что за чушь? Кто тебе это сказал?
— Сам Танкред.
— Он лжет! — В глазах Филиппа зажегся гневный огонь.
— Не думаю. Это очень похоже на правду.
— Значит, его слова кажутся тебе весомей моих?! Да ты с ним еле знаком, а я столько лет доказывал тебе свою любовь и верность!
— Я был введен в заблуждение.
— Да, Танкредом!
— Мне бы очень хотелось верить, что это так.
— Господи, да неужели какие-то наговоры…
— Это не наговоры. Танкред показал мне письмо. Оно у меня. Ты пишешь, что, ежели он восстанет против меня, ты его поддержишь. Ты хотел меня убить.
— Ричард! Как ты можешь верить такому дикому вздору? Сам посуди: мы затеяли поход. Зачем мне сейчас уничтожать союзника?
— Ты хочешь быть единственным победителем. И вдобавок жаждешь заполучить Нормандию.
— Господи, да при чем тут Нормандия? Мы же сейчас на Сицилии.
— Если ты меня одолеешь, защищать Нормандию будет некому. Мой брат Джон — никудышный вояка. Кто встанет на твоем пути? Может быть, трехлетний Артур? Нет, Филипп, ты лживый, коварный, расчетливый.
— Покажи мне письмо, — потребовал Филипп.
— Изволь. Полюбуйся на неопровержимые доказательства своей измены.
Ричард протянул Филиппу письмо. У того глаза на лоб полезли от изумления.
Если он и играет, то очень умело, невольно подумал Ричард.
— Но это чудовищно! Уму непостижимо… — пролепетал Филипп. — Я… да не писал я этого! Ричард, как ты мог подумать, что я способен на такую подлость?!
— А что мне было думать? — проворчал Ричард. — Или прикажешь не верить собственным глазам?
— Меня до глубины души ранят твои подозрения.
— Вот как? Может, еще скажешь, что это не твой почерк?
— Я скажу, что это очень умелая подделка. Настолько умелая, что мне и самому легко было бы обмануться. Но я не писал ничего подобного! Не писал, слышишь?
— И готов поклясться?
— Богом клянусь, не писал!
Ричард подозрительно прищурился. Набожность Филиппа вызывала у него порой серьезные сомнения. Он подумал, что, в сущности, до сих пор не знает своего друга. Впрочем, может, именно в этом и состоит секрет их взаимного притяжения? Он Филиппа не понимает, а Филипп, напротив, знает его как облупленного.
Внезапно Филипп рассердился. (Или притворился, что сердится?)
— Да как ты смеешь во мне сомневаться, Ричард?! — негодующе вскричал он. — Разве я давал тебе повод?
— По-твоему, этого письма недостаточно?
— Говорю тебе, письмо подложное!
— Не знаю, не знаю… Почерк твой.
— Это искусная подделка! Как же ты меня оскорбляешь своими подозрениями!
— А что, прикажешь не верить доказательствам?
Филипп устало вздохнул, подошел к окну и довольно долго стоял, повернувшись к Ричарду спиной. Потом резко обернулся и выкрикнул, сжав кулаки:
— Я вижу, ты нарываешься на ссору! Это письмо — лишь повод! Ты прекрасно знаешь, что я не мог написать его, и просто хочешь прикрыться им, чтобы завуалировать свои истинные намерения.
Ричард вскинул голову и недоуменно нахмурился.
— Да, да! — продолжал наступать Филипп. — Признавайся, ты затеял все это из-за Алисии? Ты не желаешь на ней жениться, поскольку тебе приглянулась другая принцесса, которая ждет не дождется, когда ты ее позовешь. Мне все известно, не отпирайся! Ты не отваживаешься сказать напрямик: «Я хочу расторгнуть помолвку с твоей сестрой», и вместо этого ищешь ссоры.
— Я не скрывал от тебя, что не могу жениться на твоей сестре.
— Почему? Она твоя невеста.
— Королевская подстилка!
— Но-но, Ричард! Не забывайся! Ты говоришь о сестре своего сюзерена.
— Правда глаза колет, да? Я не женюсь на твоей сестре, Филипп.
— И тем самым оскорбишь французский королевский дом.
— Все равно я на ней не женюсь. Это мое последнее слово!
— В таком случае будем считать, что Алисия подала тебе прекрасный повод до конца жизни оставаться холостяком, — неожиданно рассмеялся Филипп. — Ведь пока твоя помолвка с ней не расторгнута, ты не можешь обвенчаться с другой. Бедняжка Алисия! — глаза Филиппа злорадно вспыхнули. — Сперва она верой и правдой служила твоему отцу, а теперь… и тебе.
Ричард тяжело задышал. Видя, что надвигается гроза, Филипп примирительно положил ему руку на плечо.
— Ладно, так и быть! Я помогу тебе выйти из затруднительного положения. Уж очень мне обидно, что ты поверил в мою измену. Не будем ссориться по пустякам, Ричард. Давай договоримся: ты впредь не слушаешь Танкреда, а я освобождаю тебя от обещания, данного Алисии. Женись на Беренгарии, пусть она зачнет от тебя ребенка, а мы с тобой с легкой душой отправимся в Аккру.
— Ты… ты позволяешь мне расторгнуть помолвку?
— Да. Алисия вернется во Францию, где непременно найдется дворянин, который почтет за счастье на ней жениться. А ты, Ричард, волен распоряжаться собой по своему усмотрению. Скажи… эта Беренгария… она что, очень красива?
— И красива, и элегантна.
Филипп кивнул.
— Что ж, я за тебя рад. Мы заключим письменный договор. Пусть весь свет знает, что твой разрыв с Алисией не повредил нашей дружбе.
Они выпили за примирение и принялись строить радужные планы на будущее. А спустя несколько дней короли обнародовали договор, согласно которому Ричард мог жениться на ком угодно, однако обязан был уплатить королю Франции три тысячи дукатов отступного и отдать некоторые спорные земли.
Ричард подписал этот договор без малейших колебаний. Королева Альенор то и дело присылала к нему гонцов, сетуя, что Англия слишком долго остается без правителя: мало того, что самого короля нет на месте, так еще и она вынуждена отсутствовать! А между прочим, в королевстве немало честолюбцев, которые не преминут воспользоваться удобным случаем и попытаются захватить власть. Сколько можно тянуть? Ей пора возвращаться на родину, но не может же она бросить принцессу Беренгарию на произвол судьбы!
«Нужно безотлагательно сыграть свадьбу, — писала в посланиях сыну Альенор. — Тогда Беренгария будет сопровождать тебя, а я спокойно возвращусь в Англию. Что же касается Джоанны, то ее нельзя оставлять на Сицилии. Танкред не внушает доверия. Кто знает, как он будет с ней обращаться, когда тебя не окажется рядом и бедняжка лишится твоей поддержки?»
Хорошенько поразмыслив, Альенор решила, что Джоанне лучше всего было бы поехать вместе с Беренгарией и Ричардом. Джоанна стала бы наперсницей молодой королевы, и поглощенный битвами Ричард был бы спокоен, зная, что его супруга не страдает от одиночества.
Ричард одобрил это мудрое решение и написал матери ответ, попросив привезти Беренгарию в Мессину.