Какие же слухи так встревожили Ричарда? А вот какие: поговаривали, будто французский король устал от войны и вынашивает тайные планы возвращения на родину.

Ричард явился во дворец тамплиеров и потребовал встречи с Филиппом.

Тот принял его очень радушно. Выглядел Филипп ужасно: бледный, изможденный, щеки ввалились, волосы поредели…

Он схватил Ричарда за руки и поцеловал в щеку.

— Про тебя ходят нехорошие слухи, но я отказываюсь в них верить, — с места в карьер начал Ричард.

— И правильно! — одобрил Филипп. — Молва всегда обманчива… А что ты слышал?

— Что ты собираешься вернуться во Францию, — выпалил Ричард.

Филипп долго молчал. Потом осторожно произнес:

— Королям опасно надолго отлучаться из страны.

— Да, но не в тех случаях, когда они принесли клятву и выполняют священную миссию!

— Господь не даровал бы нам наши королевства, если бы не считал, что мы обязаны их защищать.

— Король может назначить регента, — холодно возразил Ричард.

— Нет, мы должны править сами. В отсутствие короля в государстве неспокойно.

— Так, значит, ты и вправду намерен нас покинуть?

— Я намерен исполнить свой долг перед Францией.

— И нарушить клятву?

— Эта история и так уже отняла у меня кучу денег и здоровье. По-моему, я сделал достаточно.

— Ты опорочишь свое доброе имя!

— Но я опорочу его еще больше, если потеряю корону.

— Что ж, ты, видно, твердо решил уехать. Похоже, тебе ничего не стоит нарушить обет, данный Господу и мне.

— Поверь, мне нелегко, Ричард, но я король. У меня маленький сын, ему всего четыре года. У него слабое здоровье, он без меня пропадет, а если я пробуду еще хоть немного в этом ужасном климате, Франция потеряет короля. Я не переношу здешнюю жару, задыхаюсь от пыли, слабею с каждым днем. Москиты и тарантулы убивают моих солдат. Клянусь честью, Ричард, мне было непросто принять это решение. Но если я здесь останусь, я не выживу!

— Мне стыдно за тебя. — Ричард был очень расстроен и не пытался этого скрыть.

Филипп язвительно улыбнулся.

— Главное, чтобы тебе не было стыдно за себя, мой друг. Пусть каждый сам решает свою судьбу. Я считаю, что моя совесть чиста. Разве я виноват, что для меня родина дороже, чем эта безнадежная борьба?

— Безнадежная? Да как ты можешь это говорить?! Долг каждого христианина содействовать возвращению святой земли нашим единоверцам.

— Мы с тобой оба имели несчастье убедиться, каковы магометане в бою. Видел ли ты когда-нибудь более отважных воинов? Они так часто побеждают нас, Ричард, потому что тоже сражаются за веру. За свою веру. И, между прочим, их Бог, Аллах, помогает им даже больше, чем нам — Христос.

— Не кощунствуй!

— Но это же правда! Я лишь называю вещи своими именами. Перед нами не дикари, какими мы их себе представляли, а благородные воины. Говорят, их предводитель Саладдин — мудрый и добрый человек.

— Я тоже так считаю, — согласился Ричард.

— Следовательно, мы заблуждались насчет наших врагов, — продолжал развивать свою мысль Филипп.

— Но магометане захватили Гроб Господень! Они осквернили наши храмы, оскорбили святую Троицу! Разве мы не обязаны защитить наши святыни?

— Я хотел бы встретиться с Саладдином, побеседовать с ним, — задумчиво произнес Филипп. — Интересно послушать, что он нам скажет.

Ричард в тысячный раз вспомнил таинственного незнакомца… Он до сих пор не мог понять, это было наяву или во сне.

Ему вдруг захотелось поделиться своими переживаниями с Филиппом, но в последний момент он прикусил язык. Зачем отвлекаться на пустые разговоры? Сейчас гораздо важнее поговорить о его отъезде.

— Ты не можешь нарушить клятву! — гневно воскликнул Ричард.

— Если ты вынудишь меня остаться, знай: я обречен на верную смерть. Тебе прекрасно известно, как тяжело я болел. Погляди, у меня почти не осталось волос. Я страшно исхудал, Ричард. Этот климат высасывает из меня все соки, отравляет мою кровь… Я умру.

— Нет более сладостной гибели, чем гибель во имя Господа!

— А я считаю, что Ему будет от меня больше пользы, если я останусь жив. Он недвусмысленно показал, что здесь меня ждет смерть, и велел мне вернуться домой! Это мой долг!

— Я тоже был болен. И, кстати, тяжелее, чем ты.

— Ты всю жизнь страдаешь от лихорадки, Ричард. А я подхватил ее только тут. Нет, я не могу рисковать. У меня есть обязательства перед сыном и перед страной.

— Ну хорошо, оставим бесплодный спор. Скажи лучше, как, по-твоему, отреагируют враги, узнав, что ты меня покинул?

— Я оставлю тебе пятьсот рыцарей и тысячу пеших воинов, — торопливо пообещал Филипп. — И не только оставлю, но и заплачу за их содержание. Так что моя армия по-прежнему будет сражаться за наше общее дело, но… без меня.

Ричард подозрительно прищурился. А вдруг Филипп в его отсутствие наложит лапу на Нормандию?

— Ты не должен уезжать, Филипп!

— Я все равно уеду, Ричард.

— Выходит, ты бросишь меня, несмотря на все мои заклинания?

— Но зачем тебе мой хладный труп?.. Ричард, я уезжаю, потому что иначе нельзя. Выбор прост: жизнь или смерть. Смею думать, ты не хочешь моей гибели. Пока я жив, я могу приказать моим солдатам присоединиться к твоим войскам. Ежели меня не станет, ты думаешь, они изъявят готовность сражаться? Да они мигом разбегутся!.. Поверь, я долго не мог решиться на отъезд, но выхода нет.

У Ричарда опустились руки. Он понял, что Филиппа не переубедишь.

И действительно, вскоре Филипп официально объявил, что уезжает. Когда епископ Бове и герцог Бургундский явились сообщить Ричарду то, что он уже знал из приватного разговора, в глазах обоих стояли слезы.

— Не плачьте, — сказал Ричард. — Я догадываюсь, зачем вы пришли. Ваш господин, король Французский, желает вернуться домой, и вы хотите от его имени испросить моего согласия.

— Это воистину так, сир, — понуро отвечал герцог. — Король говорит, что, если он еще немного задержится в здешних местах, его ждет неминуемая смерть.

— Своим неблагоразумным поступком ваш король навлечет на себя и на Францию вечный позор, — отчеканил Ричард. — Я бы не советовал ему так рисковать. По мне, лучше сразу умереть. Но выбор за ним.

— Ваше величество, — попытался заступиться за Филиппа герцог Бургундский, — наш король оставляет здесь рыцарей и пеших воинов. Они будут служить вам верой и правдой, а меня он назначил их военачальником.

Однако Ричард упрямо набычился и процедил сквозь зубы:

— Мне больше нечего сказать вашему королю. Так ему и передайте!

И вот Филипп пришел к Ричарду прощаться.

— Ты заблуждаешься насчет магометан, друг мой, — в последний раз попробовал он увещевать английского монарха. — Осада Аккры меня многому научила. Не сомневаюсь, что и ты извлек из нее полезный урок. Сарацины — достойные противники. Право, нам тут надеяться не на что. Мы вряд ли одержим над ними верх.

— Но мы же победили их в битве за Аккру!

— Да, но разве ты забыл, как яростно они сопротивлялись? Мы, может быть, впервые столкнулись с такими стойкими людьми, Ричард. А наши люди обессилены, их мучает лихорадка. Магометане гораздо лучше переносят жару, и это естественно, ибо они к ней привыкли. Я глубоко убежден, что нам не взять Иерусалим. Для этого нужны свежие войска и большие запасы продовольствия. Прошу тебя, пусть этот крестовый поход завершится взятием Аккры! Надо как следует укрепить город и возвращаться домой. Если Аккра и Кипр станут оплотами христианства, можно будет считать, что мы потратили время не зря. Давай предоставим другим возможность попробовать свои силы. А там, глядишь, мы немного отдохнем и снова приедем сюда…

— Ты думаешь только о себе, — презрительно хмыкнул Ричард. — А я не вернусь, пока над святым городом не будут реять наши знамена.

— Советую тебе не хвастаться, а то тебя поднимут на смех. Я-то тебя люблю и не буду над тобой издеваться, а вот другие…

— Хороша любовь! Бросаешь меня в таком тяжелом положении!

— Я предлагал тебе поехать со мной — ты сам сделал выбор.

— Но и я просил тебя не уезжать!

— Почему? Потому что тебе жаль расставаться со мной или потому что мой отъезд воодушевит врагов? А может, ты боишься, что я буду строить козни за твоей спиной?

— Поклянись, что в мое отсутствие ты не попытаешься отобрать у меня Нормандию! — потребовал Ричард.

— Слово французского короля.

— Смотри, если не сдержишь его, Филипп! Не забывай о нашей дружбе. Мы дали клятву верности.

— А ты разве не нарушал своих клятв, Ричард? — вкрадчиво поинтересовался французский король.

— На что ты намекаешь? — возмутился Ричард.

— Да говорят, ты подружился с какими-то странными людьми… обмениваешься с ними дарами…

Ричард слегка покраснел.

— Ты имеешь в виду Саладдина?

— Да. Я считал его нашим врагом… но, вероятно, ошибался. Судя по всему, он твой друг.

— Он просто прислал мне подарок. Так здесь принято.

— Принято поддерживать врагов?

— Похоже на то.

— А потом враги становятся друзьями… — еще более елейным тоном произнес Филипп.

— Нет! Это невозможно! — горячо запротестовал Ричард, но его горячность выглядела немного неестественной.

— Помнится, с Танкредом ты тоже вел себя очень дружественно, — не унимался Филипп.

— При чем тут дружба? Мы с ним заключили договор!

— И теперь ты стремишься достичь договоренности с Саладдином?

— Только о том, какой выкуп мы будем платить за пленных.

— И… все, Ричард?

— Да!.. Ты… ты чересчур ревнив, Филипп.

— Что поделать? Ведь мы когда-то были не разлей вода.

— Давай поклянемся, что так будет до самого конца!

— Разве для тебя это важно?

— Разумеется.

— Должно быть, лишь потому, что ты боишься за свои владения в Нормандии.

— Нет, конечно! Хотя… я был бы рад, если бы ты сдержал свое слово. Следует дорожить дружбой. Особенно тем, кому, казалось бы, всей историей и судьбой предначертано быть врагами.

Они порывисто обнялись.

— Мне очень жаль покидать тебя, Ричард, — искренне сказал Филипп.

— Тогда останься!

— Увы, я должен исполнить свой долг перед сыном и государством. Мне еще рано умирать — мой сын не готов взойти на престол. А я обязан думать о Франции.

Осталось решить последний спор: кто будет править Иерусалимом, когда город будет взят. По этому вопросу Ричард с Филиппом не могли договориться уже несколько месяцев: английский король поддерживал Ги де Лузиньяна, а французский — Конрада Монферратского.

Однако Филиппу так хотелось поскорее унести ноги, что он проявил неожиданную уступчивость. Короли договорились назначить Ги пожизненным правителем с условием, что после его смерти корона перейдет к Конраду.

И в последний день июля Филипп покинул Аккру.