На следующий день после свадьбы Шарлотта сидела перед зеркалом, а фрейлины готовили ее к утреннему приему. Они с любопытством наблюдали за ней, и она понимала почему. Им очень хотелось бы узнать ее впечатления о брачной ночи. Шарлотта отнюдь не оказалась разочарована. Правда, короля едва ли можно было назвать страстным любовником, но он был добр к ней. Именно это так порадовало ее. Она страшно боялась их первой интимной встречи, но все прошло без неожиданных неловкостей. И вот теперь Шарлотта вступила в супружескую жизнь и знала, чего от нее ждали: если она родит королю детей, то будет считаться удачливой королевой.

Проснувшись, она сразу же вспомнила о главной подружке невесты, и была уверена, что король тоже думал о Саре и, несомненно, желал видеть ее на месте Шарлотты. Но она достаточно хорошо знала придворные обычаи, ведь нередко принцессы-невесты, прибыв в свою новую страну, обнаруживали, что у их мужей есть любовницы, которых те не собираются оставлять. Она не верила в то, что Сара Леннокс была любовницей Георга и ощутила необычайный оптимизм после своей близости с королем. Теперь, полагала Шарлотта, став мужем, он перестанет стремиться к этой девушке.

Ее фрейлины перешептывались между собой. Среди них была одна, которой она не замечала раньше, красивая, с ярко-рыжими волосами, хотя и не очень молодая женщина.

– Милорд Хардуик встретил Его Величество, когда тот выходил из спальни, – рассказывала эта фрейлина, – и ему показалось, что Его Величество был в приподнятом настроении. Его Величество сказал, что это был прекрасный день, на что милорд лукаво заметил: «Да, сир, и прекрасная ночь тоже». Но эти слова почему-то не позабавили Его Величество.

Дамы прыснули от смеха, и Шарлотта поняла, какого рода шутками обмениваются фрейлины, хотя они говорили по-английски. Она уловила только «Его Величество», так как эти два слова были ей уже знакомы.

Надо быстрее научиться английскому, подумала она. Нельзя допускать, чтобы они в моем присутствии обо мне же и сплетничали.

Шарлотта спросила маркизу, кто эта леди.

– Мисс Элизабет Чадлей, мадам, которую вдовствующая принцесса назначила вашей фрейлиной, – представила женщину маркиза.

Элизабет Чадлей присела в глубоком реверансе. От одного ее взгляда Шарлотту передернуло, но ведь не могла же она высказать свое недовольство по этому поводу.

«Бог мой, кого же они подсунули бедному мальчику! – размышляла тем временем Элизабет. – Ручаюсь, что все его мысли – о милой Саре или прекрасной Ханне. Какие тайны я могла бы поведать этой малышке с крокодильим ртом, если бы захотела!»

Элизабет держалась слишком уверенной. Именно она сыграла не последнюю роль в любовной истории с Ханной Лайтфут, ведь король, тогда еще принц Уэльский, доверял ей свои секреты и просил ее советов. Разве это не она – Элизабет нашла комнаты в Хаймаркете, где Георг тайно встречался со своей квакершей? А разве не она помогала в их тайном побеге?! И какая ей от всего этого польза? Эта хитрая старая матрона – вдовствующая принцесса – уже давно удалила бы ее от двора, не сумей Элизабет прибегнуть к небольшому, деликатному шантажу. И лорд Бьют тоже ее побаивался!

Теперь, правда, Элизабет поглощена своими проблемами: она озадачена тем, как бы ей заполучить в мужья герцога Кингстона. Он был безумно влюблен в нее, и она стала его любовницей, без которой он не мог жить. Однако в свое время Элизабет поторопилась – вышла замуж за Харви, правда, об этом мало кто знает. И теперь ей придется каким-то образом выпутываться из этой нелепой ситуации. Тем временем она выжидала благоприятного момента и прислуживала новой королеве.

Бедное дитя, подумала Элизабет. Стоит ли предупредить ее, что король увлечен этой девчонкой Леннокс? Нужно ли подсказать ей, что если она проявит достаточно ума, то сможет обставить свою свекровь в ее собственной игре. Нет, Элизабет, держись подальше! Перед тобой стоит серьезная задача – стать герцогиней Кингстон. Пусть королева сама позаботится о себе.

– Полагаю, вы служите вдовствующей принцессе? – спросила Шарлотта по-французски.

– Да, Ваше Величество. Я думаю, она выбрала меня, потому что сам король всегда оказывал мне честь, проявляя интерес к моему благополучию.

– Рада это слышать.

– Вы очень любезны, мадам. Надеюсь верно служить вам, ибо таково желание Его Величества.

Она умна и весьма осведомлена, решила Шарлотта. У этой женщины большой жизненный опыт. Как они называли ее: «Мисс Чадлей»? Странно, что она не замужем и не стала какой-нибудь графиней или герцогиней. Надо будет побольше разузнать об этой интригующей женщине.

Наконец Шарлотта была готова к утреннему приему и направилась в гостиную. Там оказались в сборе все подружки невесты, среди которых она тут же увидела Сару Леннокс, выглядевшую такой же свежей, привлекательной и такой же красивой в своем бархатном платье, как и в белом с серебром одеянии подружки невесты с бриллиантовой диадемой на голове.

Согласно своему положению при дворе Сара заняла место возле трона, у которого стояла Шарлотта, принимая пэров и их супруг, пришедших засвидетельствовать ей свое почтение.

Шарлотта вдруг почувствовала себя одинокой, так как не знала языка, на котором говорили все вокруг, и она вновь решила как можно быстрее выучить английский.

Маркиза называла имена людей, представавших перед королевой; затем они преклоняли перед ней колени, целовали ее руку и клялись в своей верности.

– Лорд Уэстморленд, – объявила маркиза. Оглядываясь по сторонам подошел вельможа. Он почти слеп, пояснила ей шепотом маркиза.

Шарлотта благожелательно улыбнулась ему, но он ее не заметил и, к явному ужасу и скрытому удовольствию всех присутствующих, преклонил колени и взял руку Сары Леннокс, стоявшей почти рядом с королевой.

– Нет-нет, – зашипела на него маркиза, а Сара отпрянула назад, словно ее ударили.

Королева протянула свою руку, и лорд Уэстморленд поцеловал ее. Шарлотта ничего не видела вокруг, а лишь ощутила воцарившуюся в зале тишину.

Через несколько дней произошла первая стычка Шарлотты со своей свекровью.

Шарлотта готовилась к принятию причастия; фрейлины достали все ее новые драгоценности, поскольку считали, что это как раз тот случай, когда она наденет их.

Принцесса Августа, старшая сестра Георга, зашла навестить королеву и застала тот момент, когда Шарлотта заявила, что считает неподходящим принимать причастие с диадемой на голове и в усыпанном бриллиантами корсаже.

– Это почему же? – спросила Августа своим не допускающим возражения тоном. Шарлотту возмутило такое обращение, но поскольку они обе говорили на французском, то есть на неродном для обеих языке, она не могла с уверенностью сказать, правильно ли поняла ее.

– Мне кажется, что это означало бы – не проявить должного уважения к предстоящему таинству.

Августа рассмеялась резким, неприятным смехом. Ее возмущало то, что Георг, который был младше ее, женился первым. Она всегда считала несправедливостью, что она – первенец в семье – родилась девочкой, а не мальчиком. Такое настроение вовсе не способствовало ее любви к Шарлотте, хотя втайне Августу радовало то, что Георгу досталась маленькая «крокодилица» (этой кличкой наделили Шарлотту при дворе), тогда как он всем сердцем стремился к Саре Леннокс. Августа сделала все, чтобы расстроить их роман, и ей часто удавалось поставить Сару в неловкое положение. Августа сразу же невзлюбила и Шарлотту, которая была не только моложе ее, но и став королевой, заняла более высокое положение. Да к тому же эта дурнушка приехала из какого-то Богом забытого маленького герцогства, о котором, до того как ей сделали предложение, никто и не слышал.

– А мы считаем, что показаться без них – это и значит не проявить должное уважение.

– Мне не верится в то, что на апостолах на Тайной вечере были драгоценности.

Дерзкая маленькая крокодилица, подумала Августа. И она еще спорит!

– Они их не имели, потому и не носили.

– Мне кажется, что драгоценности не подходят к данному случаю, – ответила Шарлотта с оттенком той властности, которую она уже продемонстрировала сопровождающим ее на пути в Лондон. – И я намерена поступать так, как привыкла. Меня воспитали таким образом, и я считаю это правильным.

Лицо Августы от негодования покрылось красными пятнами, и она попросила разрешения удалиться. Тут же получив его, принцесса вышла из покоев королевы и поспешила в апартаменты своей матери.

– Шарлотта – крайне заносчива, – заявила Августа. – Она презирает наши обычаи и сказала мне, что намерена следовать тем, на которых была воспитана и которые гораздо лучше наших.

Вдовствующая принцесса насторожилась. Придется не спускать с Шарлотты глаз. Весь смысл женитьбы Георга на ней состоял в том, чтобы они могли держать королеву под своим контролем.

Августа по просьбе матери подробно изложила ей свою версию того, что произошло, и вдовствующая принцесса решила, что пора предпринять какие-то меры. Она вошла в апартаменты королевы, когда та, одетая в обычное платье без драгоценностей, собиралась отправиться к причастию.

– Надеюсь, вы не собираетесь идти к причастию в таком виде? – возмущенно воскликнула вдовствующая принцесса.

– Собираюсь, – ответила Шарлотта.

Да, подумала свекровь, она действительно весьма заносчива.

– Но, моя дорогая, мы сочли бы это прямым оскорблением Богу!

– Уверена, что Он не будет этим оскорблен.

К тому же она непочтительна, да еще богохульствует. Ей понадобится очень твердая рука.

– Моя дорогая дочь, теперь, когда вы здесь, вам придется следовать нашим обычаям. Ведь вы не хотите вызвать раздражение людей, поступая так, как вы привыкли в маленьком герцогстве своего брата?

– Я не вижу, в чем разница… – вспылила Шарлотта.

– Вы еще увидите, моя дорогая.

– Прежде мне надо выучить ваш язык, – ответила королева.

Вдовствующая принцесса встала на ее пути как грозный генерал. Королева не должна была пройти.

Заметив Элизабет Чадлей, вдовствующая принцесса быстро сказала ей по-английски, чтобы та незамедлительно привела сюда лорда Бьюта.

Радуясь в душе такой стычке, Элизабет поспешно удалилась. Тем временем взволнованная и колеблющаяся Шарлотта, никогда не предполагавшая, что может оказаться в подобной ситуации, не решалась, как же ей поступить.

– Давайте присядем, – сказала принцесса. – Где ваша диадема? Прошу вас, достаньте ее, – велела она одной из фрейлин.

Принесли диадему, и свекровь водрузила ее на голову Шарлотты.

– Вам к лицу драгоценности. Бриллианты делают прелестными всех женщин.

Глаза, буравившие Шарлотту, были холодны как у змеи.

– Не могу понять, неужели вам не хочется носить подарок короля при каждом удобном случае.

– Диадема действительно очаровательна, – ответила Шарлотта. – У меня никогда не было таких драгоценностей, но я считаю, что к причастию следует пойти в скромном наряде.

Появился лорд Бьют, выглядевший весьма озабоченным; он поцеловал руку королевы и поднес к губам руку вдовствующей принцессы. Глаза его возлюбленной потеплели; как бы сурова она не была с другими, с этим человеком она неизменно оставалась нежна. Даже теперь, после стольких лет их любовной связи, в каждом ее взгляде, в каждом ее слове была заметна глубокая привязанность к любимому мужчине.

– Лорд Бьют, королева просит вашего совета, поскольку у нее возникли некоторые сомнения в наших обычаях. Лорд Бьют, моя дорогая, думает так же, как думает король. Между ними никогда нет разногласий. Он скажет вам, как следует поступить, и вы можете верить ему. Дело в том, лорд Бьют, что Ее Величество желает пойти к причастию без своих драгоценностей. Я напомнила ей, что их необходимо надеть… было бы весьма неприлично появиться без них. Прихожане в церкви могут подумать, что королева не питает должного уважения к Богу и их вере. Разве не так, милорд?

– Вы, несомненно, правы, – ответил лорд Бьют.

– А я так не считаю, – упорствовала Шарлотта. Она едва не плакала и была зла на себя, что ей приходится вести себя подобным образом из-за такого глупого повода.

– Я объяснила Ее Величеству, что ей придется принять наши обычаи, – сказала принцесса. – И ей не следует унывать, если она не сможет постичь сразу их суть.

– Я уверен, что Ее Величество будет знать наши обычаи также хорошо, как мы сами… через очень короткое время, – поддержал ее лорд Бьют.

– А тем временем… – начала было Шарлотта.

– А тем временем, – перебила ее вдовствующая принцесса, – вы желаете, чтобы мы советовали вам, как поступать. Можете быть уверены, моя дорогая дочь, что мы с радостью сделаем это и спасем вас от недоразумений, которые могли бы возникнуть в противном случае.

Шарлотта продолжала смотреть, упрямо нахмурившись, что вовсе не добавляло ей привлекательности.

Боже, до чего же она некрасива, подумал лорд Бьют. Странно, что Георг не бунтует. Поделом ей, если он сделает Сару Леннокс своей любовницей. Но хитрый старый Фокс не допустит этого. Черт бы побрал эти глупые ссоры, но Августа, конечно, права, что не уступает ей в таких вещах. Девушке не должно вскружить голову то, что ее постоянно величают королевой Англии.

– Я переговорю с Его Величеством, – сказал он благожелательно. – Уверен, вас убедит, когда вы услышите его решение.

Дома Шарлотте твердили, что она должна повиноваться своему мужу, и если король попросит надеть к причастию свои драгоценности, она наденет их.

Она страдала, и в первую очередь от глупой причины спора, к тому же, в душе Шарлотта догадывалась, что весь этот шум затеян неспроста. Ее могущественная свекровь и лорд Бьют ожидали, что жена Георга не посмеет ни в чем им противиться.

Шарлотта посмотрела на них вызывающе. Она вообще не пойдет к причастию – в драгоценностях или без них, – пока не услышит, что скажет король.

Лорд Бьют нашел короля в его апартаментах. Он вошел как обычно без церемоний, давая тем самым и королю, и всем окружающим понять, насколько он близок Его Величеству.

– Небольшое разногласие между королевой и вашей матерью, – заговорщески прошептал он. – Я уверен, что мы быстро сможем навести порядок.

– Разногласие! – эхом отозвался король.

– Да, дорогой мой… по поводу драгоценностей. Королева считает, что ей не следует надевать их, а ваша мать полагает, что она должна это сделать.

– Разве этот вопрос не может решить сама королева?

– Это – по случаю причастия. Вероятно, это как раз подходящий случай, чтобы надеть их.

– Я… мне так не кажется.

Бьют насторожился. Складывалась именно такая ситуация, которой они и опасались. Если королеве дать волю, то она скоро начнет советовать королю, и одним из первых результатов такого поворота событий будет то, что Георг отдалится от матери. Вопрос о том, когда именно надевать драгоценности не имел для Бьюта существенного значения, но было крайне важно, чтобы маленькая королева не заносилась. Надо ей втолковать, что вдовствующая принцесса и ее дорогой друг лорд Бьют – это те два человека, которые руководили королем до его женитьбы, и не отступят от этого и впредь.

– Ваша мать придерживается мнения, что появиться в церкви без драгоценностей, значило бы проявить неуважение к религии, и я согласен с нею.

Король, казалось, был удивлен.

– И я заверил ее, что Ваше Величество, поразмыслив, разделит нашу точку зрения.

– Но…

– О, эти женщины! Королева очаровательна. Возможно, она и не красавица, но обаятельна… да, обаятельна… и я уверен, что она уже влюбилась в Ваше Величество. Я вполне могу это понять, и был бы искренне удивлен, если бы этого не произошло. Но она думает, что если любит, то может и руководить вами. О, с женщинами всегда так.

– Я не намерен допустить, чтобы мною руководили.

– И я так считаю. Ваше Величество часто говорили, сколько возникает всяких неприятностей, когда короли начинают плясать под женскую дудку. Я помню, вы не раз упоминали, что не позволите, чтобы такое случилось с вами.

– Именно так. Я никогда не позволю никакой женщине разубедить меня в том, что я считаю правильным.

– Как счастлива наша страна иметь такого короля. Когда я вспоминаю предшествующее правление… Но это не важно… Теперь-то все неприятности позади. Вы, вероятно, намерены передать нашей дорогой маленькой королеве ваше пожелание, чтобы она надела свои драгоценности… Но, конечно… между нами говоря… мы не придаем всему этому особого значения. И я знаю, Ваше Величество согласится со мной, нам следует дать понять королеве: вы решительно против того, чтобы она руководила вами. Ее долг подчиняться своему мужу. – Прежде чем Георг успел вымолвить слово, Бьют поспешно продолжал: – Просто счастье, что в этом незначительном вопросе мы можем направить стопы Ее Величества по правильному пути. Мы можем, очень учтиво, разъяснить ей мнение Вашего Величества, за что, я в этом уверен, зная женщин, она будет уважать вас… гораздо больше, чем если бы вы дали ей волю и позволили руководить вами.

Стоило ли поднимать такой шум из-за пустяка, подумал Георг; но, правда, он действительно категорически против того, чтобы им управляли женщины. Лорд Бьют прав, впрочем как всегда, подчеркивая, что Шарлотте следует дать это понять с самого начала.

Вскоре после этого разговора вдовствующая принцесса с большим удовлетворением увидела, что королева пошла к причастию, надев свои драгоценности.

Через три недели после свадьбы наступил знаменательный день – 22 сентября, на который была назначена коронация. На всем протяжении пути от дворца к Аббатству были сооружены подмостки, а за места у окон брали высокую плату. Лондон с нетерпением жаждал увидеть коронацию нового короля, который пользовался популярностью в народе, потому что родился в Англии, выглядел и говорил как типичный англичанин и к тому же он стал первым королем-англичанином со времен правления Якова Второго. Но народ невзлюбил Якова и даже низложил его, поэтому все предпочитали вспоминать времена, когда правил добрый Карл Второй, когда этот романтичный монарх вернулся в Англию, и на радость всем произошла реставрация монархии. Но это было сто лет назад… И вот теперь у них другой король – Георг, их король, который не так давно взошел на трон и только что женился. Ну, конечно же, все они должны выйти на улицы в этот славный сентябрьский день и громкими криками заявить ему о своей верности.

Была еще и королева… правда, она – немка, не говорящая по-английски, что вызывало у многих недовольные гримасы. Они устали от немцев, которые не могли, или не хотели говорить по-английски. Но она молода, и если будет вести себя должным образом, народ примет ее, ведь король выбрал ее, несмотря на то, что положил глаз на леди Сару Леннокс, которую все предпочли бы с большей радостью. Очаровательная английская девушка всегда лучше, чем уродливая немка. Но, тем не менее, сегодня предстояла коронация, а всякое новое царствование означало новые надежды на лучшие времена.

Шарлотта проснулась от сильной зубной боли и невралгии. Она решила не говорить об этом мадам фон Швелленбург, которая, как Шарлотта вынуждена была признать, становилась просто несносной, взяв на себя роль главной среди фрейлин королевы и установив за правило, что обращаться к королеве все должны только через нее. Шарлотте нужно будет предостеречь Швелленбург, что английским фрейлинам это не понравится. Она уже слышала, как мисс Чадлей резко отпарировала какое-то замечание Швелленбург. Та, конечно, не поняла его смысла, но Шарлотта догадалась, что это была остроумная игра слов, от которой все прыснули от смеха.

Мисс Чадлей и маркиза Лорн внешне были очень дружны между собой, но Шарлотта догадывалась, что между ними существует определенная неприязнь из-за герцога Гамильтона, первого мужа маркизы, который некогда был обручен с Элизабет Чадлей. Шарлотта опасалась, что эти две женщины несколько легкомысленны.

Но сейчас королева слишком страдала от боли, чтобы думать о них. Она лежала в постели, с ужасом представляя себе тот момент, когда ей придется подняться и готовиться к церемонии.

Этот момент не заставил себя долго ждать. Вокруг нее засуетилась Швелленбург, тараторя на немецком, что это слишком ответственный случай и поэтому только она должна быть возле королевы.

Шарлотта чувствовала себя слишком утомленной, чтобы пресечь ее бурную деятельность, но она понимала, что вскоре придется охладить пыл Швелленбург. Шарлотта спокойно стояла, пока ее облачали в великолепное одеяние из пурпурного бархата, отороченного горностаем; и молила о том, чтобы корона, которую ей придется надеть, не оказалась слишком тяжелой.

Настроение у Шарлотты немного улучшилось, когда она ехала к аббатству по улицам города рядом с Георгом; с каждым днем она испытывала к нему все большую привязанность; ей хотелось даже написать своей семье о том, как она довольна своим мужем. Он так добр, и никогда даже намеком не дал понять, что влюблен в другую женщину и не упоминал о своих былых романах. Ей хотелось поделиться с ними, как она довольна своей жизнью. Брату, конечно, все равно; а как рассказать Кристине, если это заставит ее только еще горше сожалеть о своей злосчастной судьбе. Если Шарлотта напишет Иде фон Бюлов, то при Мекленбургском дворе сразу же пойдут сплетни, и, разумеется, дойдут до Кристины. Нет, она должна держать свою радость при себе.

Георг выглядел величественно в своей коронационной мантии; его лицо раскраснелось, а глаза казались синее обычного; он излучал волю и целеустремленность, люди ощущали это и потому приветствовали его громкими и одобрительными возгласами. «Боже, храни короля!», – кричали вокруг. Шарлотта уже достаточно знала английский, чтобы понять эти слова. Кое-где слышалось: «Боже, храни королеву!». Она кланялась и улыбалась и верила в то, что великолепное одеяние хоть немного скрашивало невзрачность ее лица.

Торжественная церемония вначале шла без всяких помех. Доктор Секер, архиепископ Кентерберийский, облаченный в расшитую золотом белую ризу, сообщил всем присутствующим на церемонии, что он представляет им Георга – «бесспорного короля государства».

Шарлотта и Георг прошли к алтарю, где лежала открытой большая Библия. Шарлотта отрепетировала свою роль и выучила слова, которые должна была произнести.

– «Даете ли вы торжественную клятву управлять народом Королевства и принадлежащими ему доминионами в соответствии с принятыми Парламентом законодательными актами, а также основываясь на законах и обычаях Королевства?»

– Торжественно клянусь! – ответил король, положив руку на Библию.

Затем настала очередь Шарлотты. Ей удалось произнести слова клятвы без особых усилий, но она с облегчением вздохнула, когда, наконец, прозвучало:

– Приложите ли вы все свои силы к тому, чтобы соблюдать Божьи заповеди, а также истинно евангелистское вероучение и протестантскую реформистскую религию, официально установленную законом?

Шарлотта вновь дала безупречный ответ и, отойдя от алтаря, села, а король направился к креслу Святого Эдуарда для помазания.

В тяжелой короне Шарлотта чувствовала себя неудобно, и обрадовалась, когда они снова подошли к алтарю, чтобы принять причастие. Георг спросил у доктора Секера:

– Не полагается ли мне снять корону, когда я преклонюсь пред королем всех королей?

Доктор Секер не знал таких тонкостей этой процедуры, и решил посоветоваться с одним из епископов. Однако тот тоже не смог ответить на этот вопрос, король заявил, что им с королевой, скорее всего, следует снять свои короны.

Архиепископ засомневался, останется ли прическа королевы безупречной, к тому же, по его мнению, этого от них никто не ждет.

– Хорошо, – сказал Георг, – сейчас мы можем считать корону Ее Величества обычным дамским головным убором, а не принадлежностью королевского костюма.

Затем он снял свою корону и попросил королеву сделать то же самое. Шарлотта была удивлена, так как совсем недавно ей велели по его приказу надеть все свои драгоценности, когда она шла к причастию. Интересно, помнит ли король о том случае? Что же изменилось, почему ее в тот день заставили надеть все драгоценности, а теперь – снять корону?

Причастие закончилось, Георг и Шарлотта уже были готовы покинуть аббатство, и тут из короны короля выпал один из самых крупных бриллиантов. Наступила тишина: все замерли, потрясенные тем, что произошло. Затем начались перешептывания, ведь это плохое предзнаменование и такого еще никогда не бывало!

Несколько минут слуги неуклюже ползали по полу в поисках бриллианта, и, наконец, он был найден; но все взгляды сосредоточились на пустом месте в короне, где ему полагалось быть. Этот инцидент несколько омрачил всю процедуру.

Таково было первое неприятное происшествие, оказавшееся первым звеном в цепи досадных событий этого памятного дня. Когда вся компания во главе с королем и королевой прибыла в Вестминстер-холл, где намечался банкет, все здание было погружено в темноту. Лорд Талбот, бывший лордом-распорядителем, вместе с граф-маршалом, отвечавшие за коронацию, решили, что было бы прекрасно зажечь все свечи одновременно, как только король и королева переступят порог дворца. Для этого приготовили льняные запалы.

От удивления у всех перехватило дыхание, когда совершенно темный зал вдруг в мгновение ока заполыхал. Свечи зажглись одновременно, но в воздухе еще несколько секунд кружили кусочки горевшего льна, прежде чем опуститься на головы и плечи гостей. Поэтому вместо ожидаемого восторга вначале все перепугались, и лишь убедившись, что никто не пострадал, вздохнули с облегчением.

Свечи являли собой восхитительное зрелище, а зал был наполнен ароматами приправленного специями мяса и деликатесов. Конечно, никто не мог начать трапезу до тех пор, пока не подадут блюда королю и королеве. Однако, на возвышении, где для них был установлен стол, сверкавший бокалами и столовыми приборами, отсутствовали стулья.

Лорд Талбот и лорд Эффингем, выступавший в качестве заместителя граф-маршала в панике бросились на поиски стульев для Их Величеств, но несмотря на огромные усилия, приложенные для того, чтобы организовать банкет, достойный такого события, найти подходящие стулья для короля и королевы оказалось весьма трудным делом.

В конце концов, лорд Эффингем, в съехавшем набок парике, продефилировал к возвышению со стулом в руках, а за ним лорд Талбот – с другим. Стулья были водворены на место, и все вздохнули с облегчением, так как уже достаточно проголодались. Правда, теперь следовало дождаться церемонии подачи блюд королю и королеве.

– Мне кажется, милорд, – сказал Георг мягко, – что подготовку к нашей коронации едва ли можно считать удовлетворительной.

– Боюсь, что это так, сир, – пробормотал Эффингем. – По-видимому, кое-что все-таки оказалось упущенным. – И добавил с большим оптимизмом: – Но я позабочусь о том, чтобы следующая коронация была проконтролирована самым строжайшим образом.

Георг разразился смехом и перевел Шарлотте ответ графа. Эффингем смутился и разволновался еще больше.

Но чем больше Георг размышлял над его словами, тем занятнее они ему казались. Он позвал лорда Бьюта и потребовал, чтобы Эффингем повторил свои обещания. Эффингем пробормотал их, став почти пунцовым.

Тем временем лорд-мэр Лондона и члены городского управления – олдермены Сити – обнаружили, что для них не оставлены места; мэр во всеуслышание заявил о своем недовольстве. Он – лорд-мэр Лондона, а разве милорду Эффигнему и милорду Талботу неизвестно, что Лондон – столица государства, которая не кланяется никому… даже королям. И не простительно упустить из виду таких людей как мэр и олдермены на столь важном банкете.

Лорд Эффингем, не успев избавиться от подшучивавшего над ним короля, вынужден был предстать перед разъяренным лордом-мэром.

– Милорд мэр, – прошептал Эффингем, – умоляю вас, уезжайте потихоньку отсюда с вашими олдерменами. Вам компенсируют…

– Нам не нужна компенсация, – прервал его мэр, – нам нужны места за столом.

– Милорд мэр…

– Муниципальный совет Лондона устраивает банкет, стоивший городу десять тысяч фунтов стерлингов, а вы еще имеете наглость, милорд, заявлять, что для мэра и олдерменов нет мест на банкете в честь коронации короля?..

Талбот пришел на помощь измотанному Эффингему и прошептал, что лорд-мэр и олдермены могут занять стол оставленный для рыцарей из Бата.

Эффингем с облегчением вздохнул, а лорд-мэр и олдермены были удовлетворены. Но затем появились рыцари из Бата, и аналогичная сцена разыгралась снова. Наконец-то Эффингем устроил их за столом, настолько переполненным гостями, что поднялся гвалт. Посыпались жалобы, разбавленные едкими шутками: ведь многих блюд не хватило на всех, так как приглашенных оказалось гораздо больше.

Но самый смехотворный инцидент оказался еще впереди. Существовал обычай, по которому лорд-распорядитель – неудачливый лорд Талбот – должен был въехать в зал верхом на лошади, приблизиться к возвышению и засвидетельствовать свое почтение королю и королеве. Талбот намеревался подъехать к возвышению, произнести приветственную речь и затем выехать из зала, пятясь назад, не разворачивая лошади. Он неоднократно проделывал это в пустом зале, но то был день неудач, и Талбот совсем не учел того, что лошадь отлично справлялась со своей ролью в пустом зале. Теперь же зал, освещенный тысячами мерцающих свечей был полон разговаривающими, смеющимися и шумящими людьми и вовсе не годился для такого рода церемониалов.

Лошадь и наездник появились в зале. Перепуганное животное, не доехав до возвышения, повернулось задом к королевской чете. Напрасно Талбот изо всех сил старался развернуть лошадь и выполнить задуманный трюк, однако животное явно не понимало, что от него требуют и выставляло для обозрения свою заднюю часть.

В зале стоял дикий хохот, пока растерянный Талбот пытался совладать с лошадью. Наконец, с огромным трудом ему удалось прогарцевать к возвышению; но к тому времени все в зале, включая короля и королеву, корчились от смеха и не могли услышать его верноподданническую речь.

Коронация превратилась в фарс. Но тем не менее это была коронация. И с этого дня все приближенные короля заметили некоторую решительность в его поведении. Первым это понял лорд Бьют, и хотя он не сомневался в привязанности к нему короля и уверен в своей власти над ним, с этого дня он действительно начал слегка тревожиться.