Все те четыре года, что промелькнули с тех пор, как Роберт Карр упал с коня на арене для турниров в Уайтхолле, он был постоянным компаньоном короля, и то, что молодой человек оставался все это время первым королевским фаворитом, было источником раздражения многих придворных.

Роберт, хотя и не слишком большой интеллектуал, обнаружил наличие изворотливого ума. Он был робким в присутствии короля – приятная перемена манер по сравнению с избалованными бывшими любимцами. Он признавал, что не слишком образован, и сомневался, что когда-либо станет таков. Но Яков отвечал, что, несмотря на то, что его дорогой мальчик не разбирается в литературе и имеет мало опыта, он обладает спокойным ясным умом, что дает ему возможность рассуждать логически. Королю нравились его манеры, а его общество доставляло ему самое большое удовольствие при дворе.

Роберт изо всех сил старался не раздражать важных министров, он никогда не бывал с ними высокомерен, а когда они просили положить перед королем ту или иную петицию, всегда обещал сделать все, что в его силах. Со временем они стали говорить о нем: «Могло бы быть и хуже. И если уж королю понадобилась ручная собачонка, эта – наилучшей породы».

Роберт становился амбициозным. Он верил, что со временем займет какой-нибудь высокий пост в королевстве. И Яков пообещал не обойти его.

– Когда у тебя будет чуть больше здравого смысла, Робби.

Тем временем его любящий благодетель возвел его в рыцарское звание, даровал ему прекрасное имение и пообещал богатую жену. В связи с этим было произнесено имя леди Анны Клиффорд.

Роберт не горел желанием жениться и полагал, что его нерешительность не вызывает неудовольствия у его господина. Он решил выждать, веря, что его ждет великая удача и что к ней нужно приближаться осторожно, шаг за шагом.

Когда граф Нортгемптон, этот лукавый придворный, решил заручиться его дружбой, Роберт встретил его более чем равнодушно. Нортгемптон, тайный католик, хотел альянса с Испанией и полагал, что Роберт может ему в этом помочь. Роберту польстило внимание старика, но он пожалел о том, что из-за этого королева невзлюбила его еще больше, а поскольку принц Генрих на стороне своей матери, это означало, что и принц стал его врагом.

Но Роберт отмахнулся от этого неприятного факта. Он знал, что принц Генрих стал бы его врагом в любом случае, поскольку ненавидел отцовских фаворитов.

Восхождение было медленным, но постоянным, и с каждой неделей привязанность короля становилась все глубже.

Но однажды, когда они вместе прогуливались в садах Уайтхолла, Яков завел с Робертом серьезный разговор.

– Робби, – сказал он, – я бы сделал тебя своим секретарем, если бы ты умел владеть пером с большим благородством. Но с твоими способностями это непросто. Если бы у тебя был сообразительный писец, который мог бы отвечать на письма от твоего имени… Ну, тогда бы это не составило труда. О, как бы я хотел, чтобы ты более усердно учил свои уроки, когда был еще малышом!

Роберт призадумался. За словами короля крылось то самое предложение, о котором он думал раньше.

* * *

Во дворце Уайтхолл состоялась пышная церемония, и королева снова и снова повторяла, что никогда за всю свою жизнь не была так счастлива.

Бывали радостные дни, но все они не выделялись из обыденности. А Анна ничего не любила больше, чем балы и пьесы-маски. Вызвали Иниго Джонса, поручили ему превратить Уайтхолл в волшебную сцену представлений, которые будут созданы такими поэтами, как Дэниелс и Джонсон.

Все затевалось по случаю присвоения ее старшему сыну титула принца Уэльского.

Яков смотрел на все эти приготовления и забавлялся. Подобное легкомыслие шло вразрез с укладом его жизни, но пусть лучше его подданные проводят время в развлечениях, чем в заговорах. Королева была счастлива, а ему нравилось видеть ее такой. Что же касается его детей, то он гордился ими – каждым из них. И теперь, когда маленький Карл ходил, как нормальный мальчик, и почти преодолел заикание, он считал, что может забыть о тех четырех детях, что они потеряли, предавшись заботам о тех трех, что у них остались. Какое славное трио они составляют! Откуда у них взялась такая красота? От бабушки по отцовской линии, полагал он. Точно. Красота шотландской королевы Марии не досталась ее сыну, зато передалась внукам.

Яков зашел к королеве, зная, что в такое время визит будет приятным. Он застал ее в разгаре суматохи, приказывающей женщинам делать то и это и пребывающей, как ему показалось, почти в истерике от возбуждения.

– Ну, моя дорогая, – сказал Яков, – можно подумать, что все это затевается в твою честь.

Королева повернулась к нему с сияющими глазами, и на мгновение он почувствовал, как в нем зашевелились прежние эмоции. Она была похожа на ту юную девушку, ради которой он пересек моря. Ему пришло в голову, что он состарился, а Анна так и осталась молодой. Яков не завидовал ей. «Бедняжка, – думал он, – у нее разум ребенка».

– Конечно в мою честь! – воскликнула она. – Когда моему красавчику воздаются почести, они воздаются и мне тоже.

– Ты любишь мальчика, – с улыбкой сказал Яков, – и я тоже, несмотря на то что он настроен против меня.

Анна выглядела обиженной.

– Генрих никогда не был бы настроен против вашего величества, если бы…

– Если бы я совершал поступки, которые вызывали бы его одобрение? Ему всего шестнадцать лет, жена. Я немного постарше. И как бы я ни желал угодить тебе и ему, я должен сам принимать решения. Но довольно об этом. Расскажи мне об этой маске. Ведь Джонсон написал прекрасные стихи, верно? Мне нравятся его произведения. И Дэниелса тоже. А что Иниго?

– Вы все узнаете в свое время, – отвечала ему Анна. – И у меня есть для вас сюрприз. Он очень волнуется. Надеюсь, волнение ему не помешает. В конце концов, прошло не так уж много времени с тех пор, как…

– Карл?

Анна недовольно надула губки:

– Ну вот, вы отгадали! Никакого сюрприза не получится!

– Не бойся! Я запрячу эту информацию на задворки своей памяти и буду искренне удивляться, когда увижу его. Мне всегда доставляет удовольствие наблюдать за этим малышом.

Недовольство Анны исчезло, ее лицо преобразилось материнской любовью и стало почти красивым.

– Это чудо! – сказала она. – Не могу выразить, как я благодарна леди Кэри! Она так много ему дала!

– Мы не забудем этого.

– Она уже вознаграждена, но для нее самая лучшая награда – смотреть на него. Я сама не смогла бы сделать больше. Леди Кэри придала Карлу уверенность в себе. Она отдала ему всю свою нежность и любовь. О, Яков, я люблю эту женщину, хотя она узурпировала мое место!

Яков погладил ее по руке.

– Но ты – слишком хорошая мать, чтобы ревновать к ней. Какое это имеет значение? Ее задача выполнена. И я увижу, как маленький Карл танцует на церемонии в честь своего брата, верно?

– Но это же секрет, Яков!

– О да, помню. Никто не удивится больше, увидев Карла танцующим, чем король Англии.

* * *

Принц Генрих, который имел свой отдельный дворец и штат придворных в Ричмонде, ехал на королевской барже в Вестминстер.

Стоял великолепный майский день, и река была гладкая, словно шелк. Луговой сердечник и кукушкины слезки украшали речные берега, а в садах, расположенных у воды, был виден розовый цвет яблонь. Генрих уже не был мальчиком – ему исполнилось шестнадцать: достаточный возраст, чтобы получить первый титул после королевского – принц Уэльский.

В тот день, пока он плыл вниз по реке, в голове его бурлили идеи. Шпили и пирамидальные крыши столичных домов и церквей задевали его за живое. Когда-нибудь он станет правителем этой страны и был решительно настроен сделать ее великой. Он полностью посвятит себя царствованию – будет ревностным, но скромным, будет тщательно подбирать себе министров, отправит в отставку таких людей, как Нортгемптон, которого подозревал в шпионаже на Испанию, как Саффолк и его жена, которые пользовались своим положением, чтобы обогащаться. При его дворе не будет места таким, как Роберт Карр. С другой стороны, его первой заботой будет освободить из Тауэра своего любимого друга сэра Уолтера Рэли. Люди, которые доказали свою значимость для страны, будут его первыми советниками. При его правлении Англия станет совсем другой. И сегодня эта торжественная церемония будет первым шагом к переменам. Жизнь – не стоячее болото! Пока он еще молод, но с этого дня он перестанет быть мальчиком и посвятит всего себя своей стране.

На одной из сопровождающих барж играла приятная музыка. В свите находились лорд-мэр и влиятельные лица Сити. Река кишела и более мелкими судами, поскольку по такому случаю все, кто имел лодки, спустили их на воду, чтобы воздать почести молодому человеку, который, как они полагали, станет когда-нибудь их королем.

Подойдя к Вестминстеру, баржа принца оказалась у мола, известного как Мост Королевы. Он был воздвигнут Эдуардом Исповедником и вел в апартаменты Анны в Вестминстерском дворце. Генрих кивал и улыбался приветствующим его людям, и, когда наконец добрался до личной комнаты матери, та ждала у дверей, чтобы обнять его со слезами гордости на глазах.

– Мой любимый сын! – воскликнула она. – Это действительно самый счастливый день в моей жизни!

* * *

Несколько дней спустя отец представил Генриха парламенту, который собрался, чтобы увидеть, как наследник престола превратится в принца Уэльского.

Как только закончилась торжественная церемония, был подан сигнал к началу представления, и в одном из залов дворца несколько молодых женщин взволнованно щебетали, поджидая своей очереди занять свои места.

Самым красивым придворным дамам было поручено изображать какую-нибудь реку Англии.

Одна из них была гораздо моложе и живее остальных – четырнадцатилетняя графиня Эссекс.

Франсис надоедала своим родителям до тех пор, пока те не позволили ей прибыть ко двору. Хотя ей только четырнадцать лет, напоминала им Франсис, она уже замужняя женщина и, увидев мельком великолепие придворной жизни, сойдет с ума от тоски, если ее принудят снова влачить свои дни в деревне.

Ее отец, граф Саффолк, был снисходителен. Бедняжка Франсис слишком весела, чтобы вести замкнутую жизнь в сельской местности! Пусть едет! Жена согласилась с ним. Она сама рано повзрослела и считала, что участь Франсис тоже будет такова. Девочку благополучно выдали замуж, несмотря на то, что до брачного ложа еще далеко, а муж находится вдали от дома. Пусть поедет ко двору.

Таким образом нимфа реки Ли заняла место среди других и втайне была довольна, уверенная, что сможет привлечь внимание к себе даже среди таких красавиц.

Франсис бесстрастно их рассматривала. Не такие уж они красавицы! Конечно, леди Арабелла Стюарт – очень важная дама. Но она ведь древняя старуха, думала Франсис. Ей, должно быть, лет тридцать пять! Тридцать пять – и не замужем! Бедняжка Арабелла Стюарт! Король глаз с Арабеллы не спускает и не слишком ее жалует из-за близости к трону. Она участвовала в заговорах, и Яков никогда не позволит ей иметь мужа.

«Не хотелось бы мне быть на месте Арабеллы Стюарт, хотя и она и королевской крови», – думала Франсис. Арабелла представляла нимфу реки Трент. Вид у нее был задумчивый – Франсис слышала, что она влюблена в Уильяма Сеймура и твердо решила не упустить его, несмотря на то что король однозначно против этого брака.

Пожав плечами, Франсис выбросила из головы мысли о любовных делах этой старухи. Дела самой Франсис Хауард были – или скоро будут – гораздо интереснее.

Ни одна дама не могла сравниться с ней в красоте. Уж конечно, не Элизабет Грей, которую выбрали нимфой реки Медуэй только потому, что она была дочерью графа Кентского, и не графиня Арандельская – нимфа Арана. Из всех привлекала внимание принцесса Елизавета, которая представляла нимфу Темзы. «Но и то лишь потому, что она королевская дочь», – с презрением заверяла себя Франсис.

Леди Анна Клиффорд заметила Франсис, которая кружилась, будучи не в силах усидеть на месте, и, улыбаясь, подошла к ней.

– Это ваше первое появление при дворе? – спросила она.

– Откуда вы знаете?

– Вы так волнуетесь. Франсис сжала руки.

– Ну разве это не замечательно, быть при дворе?

Анна рассмеялась:

– Осторожнее! Вы слишком молоды для придворной жизни.

– Мне четырнадцать.

– Так молоды? Я думала, вы немного старше. Франсис была довольна.

– Какое препятствие выглядеть ребенком!

– Вы должны соблюдать осторожность. При дворе встречаются люди, которые не погнушаются воспользоваться столь юной леди.

– Какие еще люди?

– Мужчины.

Франсис презрительно рассмеялась:

– Это я буду ими пользоваться.

Некоторые из дам согласились, что в нимфе реки Ли есть нечто, из-за чего ей следует быть осторожной.

В огромном зале были установлены прекрасные декорации. Должны были представить несколько сцеп, и первая изображала Милфорд-Хейвена и прибытие Генриха VII. Пели песни, написанные поэтами специально для этого случая, превозносящие красоты рек, и все нимфы перечислялись по очереди, когда они занимали свои места в танце.

Франсис была пьяна от счастья.

«Прекраснейшая нимфа кристально чистой стремительной Ли…» – пели певцы, и на мгновение все находящиеся в огромном зале посмотрели на Франсис Хауард.

Вскоре начали превозносить прелести нимфы Эйра, Анны Клиффорд, но в ушах Франсис все еще звучали слова о нимфе реки Ли.

Когда она исполняла с другими нимфами танец, который они долго репетировали, то пыталась оказаться как можно ближе к тому месту, где рядом со своим отцом сидел принц.

Он тоже повзрослел с тех пор, как она видела его в последний раз, – теперь его трудно было назвать мальчиком.

Франсис была уверена, что он заметил ее. Каждый раз, как она искоса бросала на него взгляд, он смотрел на нее.

«Это – самый счастливый момент моей жизни… пока», – сказала Франсис себе.

* * *

Королева Анна заверяла окружающих, что это – самый счастливый момент ее жизни, потому что теперь, когда нимфы отошли в сторону, появился маленький Зефир. Его зеленый атласный костюмчик был украшен золотыми цветами, а крылышки, сделанные из серебряного батиста, были прикреплены на спине сзади. На распущенные волосы был водружен венок из цветов, и взгляд Анны искал бриллиантовый браслет, который она надела на маленькую ручку сына, когда ходила смотреть, как его одевают.

С ним были наяды – прелестные детки с распущенными волосами, одетые в бледно-голубые туники, украшенные серебряными цветами.

Дети представляли собой очаровательное зрелище, особенно когда умело танцевали под музыку, которая была специально написана для этого случая.

Разразились аплодисменты, и в толпе пробежал шепот удивления, потому что Зефиром, который сейчас танцевал так ловко, был не кто другой, как десятилетний принц Карл, который еще несколько лет назад не мог ходить, и ему грозила опасность того, что его ноги обуют в железные подпорки.

Леди Кэри стояла рядом с королевой, по лицу ее катились слезы, но она, казалось, не замечала их. Анна стиснула ее руку.

– Ваше величество… – прошептала леди Кэри.

Но Анна приложила палец к губам и прошептала:

– Замечательно! Я никогда этого не забуду!

* * *

Декорация Милфорд-Хейвена была убрана, и взорам зрителей предстала другая, еще более впечатляющая. Над гротом виднелись водопады, а внутри стоял трон, на котором сидела Тефия, дочь Урана и жена Океана. Ею была не кто иная, как королева Анна собственной персоной, которая всегда с удовольствием играла какую-нибудь роль в представлении. Целыми днями она только и думала, какой костюм наденет, и он был действительно поразительным. На ее голове был шлем в форме раковины, украшенный кораллами, а с него спускалась серебряная вуаль. Платье из синего шелка было расшито серебряными морскими водорослями, а великолепный синий с серебром шлейф драпировал трон.

У ее ног сидели речные нимфы. Франсис уселась в самом выгодном месте и время от времени бросала взгляды в направлении принца Генриха, потому что, как говорила она себе, разве все это затевалось не ради него и разве каждая из нимф не хотела доставить ему удовольствие?

Поэма, которая в этот момент декламировалась, объясняла происходящее.

Маленький Зефир будет принимать подарки от Тефии и доставлять тому, кому они предназначались.

Он грациозно подошел к королеве, и та, вручив ему трезубец, который держала в руках, что-то прошептала на ухо. Карл отнес его отцу и поклонился. Яков неловко его принял, а Карл снова вернулся к своей матери и получил меч, инкрустированный драгоценными камнями и стоящий, как говорили, четыре тысячи фунтов, и шарф, который королева собственноручно вышила. Все это предназначалось ее любимому сыну, ставшему теперь принцем Уэльским.

Зрители с энтузиазмом аплодировали, и маленький Карл поднял руку, как его научили, чтобы напомнить им, что это не все, потом повернулся к матери и, преклонив колена, попросил ее высоким, нежным голоском, едва заметно заикаясь, сойти с трона и потанцевать с ее речными нимфами к удовольствию придворных.

Королева сделала вид, что размышляет над этой просьбой, в то время как Карл, подав знак своим маленьким наядам, снова принялся танцевать с очаровательными подружками.

Тогда королева встала, и девушки, которые выстроились в ряд вокруг нее в гроте, расступились перед ней. Она вышла вперед, и все они принялись танцевать парный бальный танец, который репетировали несколько дней.

Анна в своем шлеме и синем с серебром платье была в полном восторге. Ей казалось, что в этот день у нее есть все, о чем только можно мечтать. Она в центре танцующих, Яков смотрит на них слегка скучающим, но терпеливым взглядом, понимая, что время от времени такие представления просто необходимы; ее любимый старший сын стал принцем Уэльским; дочь – очаровательная послушная девочка; младший сын, из-за здоровья которого она пролила столько слез, теперь стал нормальным ребенком, обещая превратиться в такого же красивого юношу, как его старший брат.

«О, как бы мне хотелось, – думала Анна, – чтобы этот день никогда не кончался!»

* * *

Роберт Карр, который сидел рядом с королем, поймал себя на том, что его мысли далеки от танцев. Он снова мысленно возвращался к тому, что недавно сказал ему Яков. Почему бы ему не найти себе сообразительного писца?

Легче сказать, чем сделать. Где Роберт найдет такого человека? Но как соблазнительно это предложение. Быть королевским секретарем! Один из самых важных постов, особенно если человек пользуется благосклонностью короля. Лишь его ограниченные способности удерживают его от достижения вершины его амбиций. Яков готов дать ему все, что он хочет, но даже король не может дать ему поручение, которое, как известно всем окружающим, он не в состоянии исполнить.

Писец? Ему нужен больше чем писец. Ему нужен кто-то, на кого он мог бы во всем полагаться, кто-то, кто будет готов работать на него тайно, знающий, как использовать слово, и обладающий острым, гибким умом. Но не станет ли такой человек искать почестей для себя? Нет, если у него будет мало надежды этого добиться. Более того, как легче продвинуться честолюбивому человеку, чем оказывая услуги Роберту Карру, который может обратить на него внимание короля?

Как и Якову, Роберту немного наскучила королева с ее танцующими девушками.

Словно в ответ на его молитвы, пока королева танцевала с речными нимфами, он заметил молодого человека, которого знал несколько лет тому назад, но с тех пор не видел.

Они были близкими друзьями. Томас Овербери – парень с умом, поэт, выпускник Оксфорда, очень приятный молодой человек. Он старше Роберта – сейчас ему около двадцати девяти. Что происходило с Томом Овербери с тех пор, они встречались в последний раз?

Удача явно не улыбалась ему так, как Роберту. Он присутствовал на представлении, но не среди придворных, а где-то с краю. Ему очень нравился Роберт – он подшучивал над его необразованностью, но, подобно королю, отдавал должное его проницательному уму и сообразительности.

При первой же возможности нужно отыскать Тома Овербери.

* * *

Такая возможность представилась во время бала, последовавшего за представлением. Король, вопреки своему желанию, должен был вместе с королевой открывать бал, и Роберт воспользовался случаем улизнуть.

Когда он проталкивался через толпу, его встречали улыбками, вызывающими у него раздражение.

– Сэр Роберт, у меня к вам просьба…

– Сэр Роберт, покорнейше прошу…

Он всем отвечал:

– Приходите завтра. В данный момент я занят поручением короля.

Будучи неуверенным в себе, он взял себе за правило никогда не наживать себе врагов, вне зависимости от того, какое бы скромное положение они ни занимали. Возможно, это было одной из причин, по которой Роберт так долго оставался первым фаворитом короля. Яков любил людей, которые были легки в обращении с другими и не нарывались на неприятности.

Роберт взял Овербери за локоть.

– Рад тебя видеть, друг!

Худое умное лицо Томаса Овербери озарилось удовольствием.

– Приятно слышать, Роберт, когда такой важный человек называет тебя другом, – отозвался он.

Роберт рассмеялся – у него была привычка притворяться скромником, которым он никогда не был.

– Важный? – переспросил он. – Это Роберт-то Карр, неумению которого написать собственное имя ты не переставал удивляться?

– Похоже, орфография в жизни не самое главное. Любой школяр умеет писать без ошибок. Ученых людей полно, а вот Роберт Карр – только один.

– Мне хотелось бы переговорить с тобой с глазу на глаз… в память о нашей старой дружбе.

– Только скажи, и я в твоем распоряжении!

– Тогда сейчас.

– Я готов.

– Следуй за мной. У нас мало времени, потому что король желает, чтобы я всегда находился поблизости.

Карр направился в маленькую угловую комнату и, когда они вошли, закрыл за собой дверь.

– Ну, Том, – начал Карр, – скажи, когда ты вернулся?

– Несколько недель назад.

– Из Нидерландов, не так ли?

Овербери кивнул.

– Если ты помнишь, мне пришлось удалиться от двора, попав в немилость.

– Еще бы не помнить! – засмеялся Роберт. Овербери предостерегающе поднял палец.

– Не жди, что я присоединюсь к твоему веселью, Роберт. Из-за смеха я и попал в немилость.

Оба вспомнили те дни, которые последовали за несчастным случаем на поле для турниров. Добродушный Роберт хотел помочь своему старому приятелю, и казалось, что Томас Овербери вот-вот будет греться в лучах его успеха. Но королева, невзлюбив Роберта, невзлюбила и его друга, и, хотя не могла навредить Роберту, которого так защищал его благодетель, это не относилось к его друзьям.

Однажды Томас Овербери, которому по просьбе Роберта было даровано рыцарское звание, прогуливался в садах Гринвича с Робертом, когда Анна заметила их из окна. «Вот идет Карр, а где же его господин?» Ни Роберт, пи Овербери не слышали замечания, но именно в этот момент Овербери громко рассмеялся над чем-то, что сказал ему друг. Придя в ярость, уверенная, что он смеется над ней, Анна заявила, что не стерпит такого оскорбления, и приказала отправить Овербери в Тауэр.

Даже теперь Овербери била дрожь при воспоминании о серых стенах Тауэра, которые сомкнулись за ним, о запахе сырости этих скользких стен, звяканье ключей в руках охранников, звуках шагов по каменной лестнице…

Роберт его понял и положил руку ему на плечо.

– Королева тогда разгневалась на тебя, Том, – сказал он.

– На тебя тоже, но тебе она не смогла ничего сделать.

– Но и я больше не позволю ей отыгрываться на тебе.

Томас сощурил глаза.

– Ты всегда был мне верным другом. И когда стал правой рукой короля, и когда был простым пажом в свите графа Данбара, помнишь?

– Я часто думаю о днях, проведенных в Эдинбурге.

– Мне повезло, что мой отец решил отправить меня в гости в Эдинбург в сопровождении своего старшего клерка. Если бы не это… мы никогда бы не встретились!

– Мы встретились бы позднее при дворе.

– Тогда мы не были бы так близки, Роберт. Мы с тобой были простыми юношами, а теперь тебя простым не назовешь.

– Да и тебя тоже, сэр Томас.

– Простой по сравнению с сэром Робертом.

– Открою тебе один секрет. Меня скоро сделают виконтом Рочестером.

– Нет конца титулам и благам, которые в один прекрасный день могут стать твоими.

– Надеюсь, ты собираешься остаться в Лондоне, Том?

– При условии, что королева не сочтет уместным выслать меня.

– С чего бы ей?

– Возможно, просто потому, что сэр Роберт Карр… или виконт Рочестер… остается моим другом. Ради этого я готов рискнуть.

Роберт схватил друга за руку.

– Я уверен, мы навсегда останемся друзьями. Разве я не добился вскоре твоего освобождения из Тауэра?

– И устроил так, чтобы меня отправили в Нидерланды?

– Это был единственный выход, Том. Король не может открыто игнорировать королеву. Но как видишь, ты не так уж долго пробыл в Нидерландах.

– В ссылке год показался мне вечностью.

– Больше никаких ссылок! Ты все еще пишешь свои замечательные стихи?

– Стихи пишу, а замечательные они или нет, судить не автору. Одно скажу: Беи Джонсон сказал мне, что восхищается моими произведениями, а так как я восхищаюсь его, то это комплимент.

– Королева всегда настаивает на приглашении Бена Джонсона, если желает, чтобы для ее представления были написаны стихи.

– Беи Джонсон – редкий человек.

– Уверен, что не такой уж редкий, Том. Я хочу сказать, есть и другие, которые восхищаются твоими стихами.

– Я пишу скетчи, которые называю «характерами». Непременно покажу их тебе. Думаю, это тебя позабавит.

– Однажды ты станешь знаменитым, Том. У тебя великий дар. Тебе нужен покровитель… кто-то, кто поможет тебе полностью раскрыть твои таланты.

– Покровитель? Да кто им станет?

– Том, ты видел, как я возвышался. Я пойду еще дальше. Те, которые пойдут со мной, тоже достигнут высот.

– Что ты предлагаешь, Роберт?

– Мне нужен секретарь – кто-то, кто умеет обращаться с пером, усерден, умен и предан. Я прекрасно тебя знаю и знаю, что ты обладаешь всеми этими талантами. Том, брось жребий вместе с моим. Я стремлюсь к вершинам – ты можешь меня сопровождать.

Овербери пристально посмотрел на своего друга. Он любил Роберта и доверял ему. Соединить свою судьбу с ярчайшей звездой при дворе, с обласканным мальчиком, которому стоит лишь шепнуть свое желание королю на ушко, и оно будет тут же исполнено?

Овербери был честолюбив, но никогда не думал, что ему подвернется такая возможность.

* * *

Музыка едва перекрывала разговоры в переполненном бальном зале.

Веселье продолжалось. Королева была среди танцующих, а король в это время сидел рядом с Робертом Карром и смотрел на танцы.

Принц Уэльский танцевал с одной из речных нимф. Он заметил ее в балете, счел гораздо красивее остальных и удивился этому – до сих пор девушки мало его привлекали. Но эта была не такой, как все. Она была такой жизнерадостной, такой юной. Прекрасные глаза, решительно настроенные ничего не пропустить, выдавали ее неопытность. Принц был уверен, что это ее первое появление при дворе.

Их руки соприкоснулись.

– Мне понравился танец нимф, – сказал он ей.

– Я заметила, как вы наблюдали за нами.

– Неужели? Вы казались полностью поглощенной танцем.

– Все это было устроено в честь принца Уэльского, а я так хотела ему угодить!

– Вам доставит удовольствие, если я скажу, что вам это удалось?

– Величайшее.

– Тогда это правда.

– Благодарю вас, ваше высочество.

– Мне кажется, я вас видел раньше, но ведь это ваше первое появление при дворе? Я нахожу это странным. Мне кажется, будто…

– Нам суждено было встретиться, ваше высочество?

– Вот именно.

– Я удивлена, что ваше высочество заметили меня. Здесь так много девушек…

– Полагаю, что так, но я никогда прежде не обращал на них внимания. Надеюсь, вы часто будете появляться при дворе.

– Я намерена появляться здесь при первой же возможности.

– Мы можем это устроить. Я буду держать свой двор в Оутлендсе, или Нонсаге, или, возможно, в Хэмптоне или Ричмонде. Вы должны приехать туда.

– Ваше высочество, как я была бы рада! Принц поднес ее руку к губам и поцеловал.

Некоторые заметили этот жест – ведь всегда находятся те, кто следит за принцем Уэльским и замечает все его поступки.

– Скажите мне ваше имя.

– Франсис.

– Франсис, – нежно повторил он.

– Графиня Эссекс, – продолжила она.

Генрих выглядел удивленным.

– Теперь я вспомнил, где видел вас раньше.

Франсис улыбнулась:

– На моей свадьбе.

Но выражение лица Генриха утратило свою веселость.

– Вы выходили замуж за Роберта Девере, графа Эссекса. Итак… значит, вы его жена.

– Жена и не жена, – ответила она. – Сразу же после церемонии мой муж уехал за границу. С тех пор я его не видела. Наши родители сочли нас слишком юными, чтобы жить как муж с женой.

– Но он вернется, – сказал принц.

– Я не знаю когда. Мне все равно.

– Но мне не все равно! – почти холодно отозвался Генрих. – Я отведу вас к вашему опекуну.

– О, пожалуйста… не надо…

– Так будет лучше, – ответил он. Франсис чуть не заплакала от разочарования.

Он заметил ее! Более того, она ему приглянулась. А из-за того, что она замужем, он хочет положить конец их дружбе еще до того, как она началась!

Так оно и было. Принц Уэльский был строг и не в меру щепетилен. Он был готов стать другом молодой девушки, но не желал вызвать скандал из-за замужней женщины.

Кто бы мог подумать, что Франсис найдет подобную щепетильность при дворе? Да еще в принце Уэльском!

Но Франсис была не из тех, кто смиряется с поражением. В этот момент она поняла, что ей нужен любовник, и этим любовником должен стать принц Уэльский.