В замок Клоксбург я приехала уже поздней ночью и только утром смогла познакомиться с его окружением. Я проснулась от солнечного света раннего летнего утра, Пробивавшегося в комнату через две узкие щели окна. Чувство непреодолимого волнения охватило меня, и несколько минут я лежала в постели, повторяя: «Я здесь, я здесь!»

Встав с постели, я подошла к окну. Отсюда открывался вид на плато, над которым возвышался замок. Я знала, что мы высоко в горах, судя по усилиям, с какими лошади тянули коляску прошлой ночью. Я догадывалась, что замок построен в XII или XIII. веке, подобно многим другим, виденным мною в этой части Германии, как Крепость, и достраивался с течением времени. Я была уверена, что крепость, где находилась моя комната, была старше строений внизу. Их называли Рандхаусбургом, или Внешним замковым кольцом, и в них находились основные жилые помещения.

За ними просматривалась долина с городом Рохенбергом, столицей владений герцога Карла. Каким, прекрасным выглядел он в раннем утреннем свете с его окрашенными в яркие краски крышами домов, башнями и башенками! Дым поднимался из труб. В отдалении на холме возвышался другой замок внушительного вида. Подобно замку Клоксбург, он представлял собой крепость, его башни устремлялись прямо в небо, кичась своей непобедимостью; я могла различить фризы навесных бойниц, украшавших сторожевую башню, и круглую башню с остроконечной крышей и стены с бойницами, откуда в былые времена на нападавших врагов низвергались кипящее масло и вода. Этот замок был самым внушительным из всех других, мною виденных.

Стук в дверь отвлек меня от окна. Вошла служанка с горячей водой.

– Завтрак принесут через пятнадцать минут, – сообщила она.

Возбуждение не оставляло меня, я умылась и оделась. Я распустила свои темные волосы, как это нравилось Максимилиану, когда мы завтракали в охотничьем домике. Магическое очарование снова захватывало меня так сильно, что думаю, я бы не удивилась, увидев его, входящего в комнату. Но, когда раздался стук в дверь, появилась всего лишь служанка, неся поднос с завтраком: кофе, ржаной хлеб, несоленое масло. Все выглядело очень аппетитно, и когда я допивала вторую чашечку кофе, раздался еще один стук в дверь, и вошла фрау Грабен.

Она вся светилась и выглядела очень довольной собой.

– Итак, вы действительно здесь!

Мне было приятно видеть, что мое присутствие ее радует.

– О, я так надеюсь, что вы будете счастливы, продолжала она. – Я переговорила с Дагобертом, чтобы он вел себя хорошо, потому что леди из Англии прибыла их обучать английскому языку, и это большая честь для них. Если у вас возникнут трудности с ним, только скажите ему, что его отцу это не понравится, и он утихнет. Это действует на него всегда.

– Когда же я их увижу?

– Прямо сейчас. Может быть, вам следует немного поговорить о предмете учебы, а не начинать занятий сразу же. А после этого я покажу вам замок.

– Спасибо. С удовольствием. А это что за очень большой замок в отдалении?

Она улыбнулась.

– Это резиденция герцога. О, да, он много больше маленького Клоксбурга. Меня привезли в герцогский замок совсем юной девчонкой, приглядывать за мальчиками, и он стал для меня домом. А потом граф захотел, чтобы я была здесь. Это случилось после рождения Дагоберта, и он не знал, что с ним делать. Потом к нам присоединились Фридци и Лизель. Но допивайте свой кофе, а то он остынет. Вам он нравится?

– Отличный кофе.

– Мне кажется, вы так взволнованы приездом сюда. Вы уже похорошели.

Я ответила, что надеюсь, мной будут довольны, хотя опыта обучения у меня нет.

– Ну, это не обычное обучение, – сказала она с простодушной уверенностью, показавшейся мне очаровательной. – Здесь важны беседы, разговор, чтобы они схватили правильный акцент. Вот что хочется графу.

– Я очень хочу увидеть детей.

– Они завтракают, а потом я пошлю их в классную комнату.

Мы вышли из моей комнаты и спустились по винтовой лестнице в зал.

– Здесь рядом классная комната.

– Мы уже в Рандхаусбурге?

– Нет, мы все еще в крепости. Комнаты детей прямо под вашей, а остальные домочадцы живут в Рандхаусбурге.

Она открыла дверь.

– Вот эта комната. Сюда приходит пастор с уроками, нужно договориться с ним о графике своих уроков.

– Ежедневно я буду давать один урок. Думаю, что регулярность необходима. Возможно, по часу и надеюсь очень скоро говорить с ними только на английском, потом буду ходить с ними на прогулки и давать уроки на воздухе.

– Прекрасно.

Мы вошли в классную – большую комнату с несколькими застекленными амбразурами, глядящими на город и герцогский замок. Вид из окон захватывал дух.

В комнате стоял стол с исцарапанной столешницей, побитыми ножками. Думаю, не одно поколение детей училось за этим столом. На подоконниках были устроен полки для книг.

Я нашла классную очень удобной для работы.

Фрау Грабен взглянула на часы, приколотые к блузке.

– Они с минуты на минуту будут здесь, – сказа она. – Искренне надеюсь, они не принесут вам много хлопот.

Раздался стук в дверь, и вошла одна из служанок, oна держала за руку девчушку, за ней шли два мальчика.

– Это Дагоберт и Фриц, а это Лизель, – назвала детей фрау Грабен.

Дагоберт щелкнул каблуками и склонился в поклоне Фриц последовал его примеру, Лизель сделала книксен.

– Вот мисс Трант из Англии, она приехала учить английскому.

– Доброе утро, – произнес Дагоберт гортанно по-английски.

– Доброе утро, – ответила я. Дагоберт взглянул на брата и сестру, словно ожидая аплодисментов.

Я улыбнулась им.

– Скоро вы все будете говорить по-английски, сказала я по-немецки.

– Это нетрудно? – спросил Фриц.

– Когда вы овладеете языком.

– А я буду говорить по-английски? – спросила Лизель.

– Да, вы все будете говорить, – уверила я. Фрау Грабен сообщила, что оставляет нас.

– Вы быстрее познакомитесь без меня. Может быть, дети покажут вам замок и вы подружитесь.

Я поблагодарила ее. Она проявила тактичность, и я была уверена, что найду общий язык с детьми самостоятельно.

Лизель сразу побежала к двери, как только она закрылась за фрау Грабен.

– Вернись, Лизель, – сказала я, – и давай познакомимся.

Лизель повернулась и показала мне язык.

– Она всего лишь дочка белошвейки, – сказал Дагоберт. – И не умеет себя вести.

Лизель зарыдала.

– Я умею. Мой папа – граф, он побьет тебя. Мой папа любит меня.

– Наш отец заставит тебя вспомнить хорошие манеры, – сказал Дагоберт. – И хотя, к несчастью, ты дочка обыкновенной белошвейки, у тебя благородный отец, и тебе не следует позорить его.

– Ты сам его позоришь, – заявила Лизель. Дагоберт повернулся ко мне.

– Не обращайте на нее внимания, фройляйн Трант, – но при этих словах его взгляд, которым он быстро окинул меня, был полон высокомерия, и мне пришло в голову, что я еще наплачусь с ним больше, чем с капризной Лизель.

Фриц – Фрицци, как его звала фрау Грабен, молчал и рассматривал меня серьезными темными глазами. Я подумала, что его еще сложнее понять. Я уже решила, что Дагоберт – юный хвастун, Лизель – испорченный ребенок, что касается Фрица, я не сумела составить о нем своего мнения.

– Тебя зовут Фриц, – сказала я. Он кивнул.

– Кивать не следует, – вмешался Дагоберт. – Папа так говорит. Следует говорить «да» или «нет».

– Ты собираешься учить английский. Ты его знаешь немного?

– Я знаю – «доброе утро, мистер».

– Доброе утро, миссис, – повторила Лизель. Дагоберт увенчал беседу словами:

– Доброе утро, леди и джентльмены! – и уставился на меня в ожидании аплодисментов.

– Все это замечательно, – сказала я, – но этого мало! Что еще вы знаете?

– Боже, храни королеву! – вспомнил Дагоберт.

– Мы это кричали во время приезда королевы Англии. Нам всем раздали флажки и велели махать ими. – взмахнул воображаемым флажком и закружился по комнат с криком «Боже, храни королеву».

– Пожалуйста, успокойся, Дагоберт. Королевы здесь нет, и нечего кричать. Ты показал, как кричал во время ее визита, и я слышала. – Дагоберт остановился.

– Но я хочу кричать про королеву.

– Возможно, остальным этого не хочется.

Дети выжидающе смотрели на нас, и Дагоберт хитро прищурился:

– Вы приехали учить нас английскому, а не учить нас, когда нельзя кричать про королеву.

Лизель с Фрицем глядели на него с обожанием. Я могла представить положение дел. Он был первым заводилой детской, и пока он оставался авторитетом, восстание будут поддерживать. Он был слишком высокого о себе мнения, и с этим следовало расправиться как можно скорее.

Я сказала:

– Я собираюсь учить вас и должна иметь определенную власть. Не вижу ничего умного или вызывающего восторг в бегании по комнате или выкрикивании лозунгов даже в честь королевы Англии. Но нужно поговорить об уроках, прошу тебя прекратить, Дагоберт.

Дагоберт изумился. Я поняла сразу, что он не приучен к дисциплине и нуждается в более жесткой опеке, чем другие. Несомненно, я еще дождусь неприятностей oт Дагоберта.

– Мой отец ездил в Кобург-Саксонию для встречи с королевой, – сообщил Фриц застенчиво.

– Это было давно, – сказал презрительно Дагоберт.

– Принц Альберт умер и королева – вдова. Боже, храни королеву. Боже...

– Ты опять за свое, Дагоберт.

– Если я хочу, то буду.

– Только в своем обществе. Я хочу попросить Фрица и Лизель показать мне замок и расскажу им о наших уроках английского.

Дагоберт взглянул на меня вызывающе. Он стоял, расставив ноги, откинув голову, его голубые глаза блестели.

Я отвернулась и сказала:

– Пошли, Фриц... Лизель... Дагоберт сказал:

– Нет, вы не пойдете!

Я почувствовала, что мой авторитет зависит от моего поведения в эти секунды. Я взяла за руку Лизель. Она попыталась ее выдернуть, но я держала крепко. Она смотрела на меня с боязливым интересом. Все решил Фриц.

– Я провожу вас, фройляйн.

– Спасибо, Фриц.

У него были большие выразительные глаза. Он не спускал с меня взгляда с того момента, когда они вошли в комнату. Я улыбнулась ему, и он застенчиво улыбнулся в ответ.

Дагоберт забегал по комнате с криками «Боже, храни королеву», но я захлопнула дверь и сказала:

– В Англии не говорят «фройляйн», Фриц. Мы говорим «мисс».

– Мисс, – повторил Фриц. Я кивнула.

– Ну, Лизель, скажи тоже «мисс».

– Мисс, – сказала Лизель и засмеялась.

– У нас будут ежедневно короткие уроки, и собираясь вместе, будем говорить только по-английски. Ваш отец будет удивлен вашими успехами. По-английски замок – «касл». Попробуйте сказать «касл».

Они оба произнесли это слово к моему удовлетворению и были сами очень довольны. Я подумала, что с Дагобертом все было бы куда сложнее.

Они проводили меня по комнатам замка, во всех были амбразуры, превращенные в узкие, длинные окна. Мы поднялись наверх в башню, и Фриц рассказал мне о ее Названии «Кошачья башня», так ее назвали, потому что снаряды, сбрасываемые отсюда на нападавших, падали со звуками, напоминающими завывания кошек. Мы стояли в башне, разглядывая город и горы вдали, и Фриц показал на герцогский замок высоко на склоне. Вижу ли я длинные здания с восточной стороны? Там казармы гвардии герцога. Очень интересно наблюдать за гвардейцами.

– Они стоят на страже круглосуточно, – сказал Фриц. Правда, Лизель?

Та кивнула.

– У них синие мундиры.

– Темно-синие мундиры с золотыми обшлагами, на головах сверкающие шлемы. У некоторых на шлемах перья. Они стоят так неподвижно, что кажутся неживыми.

– Мне хотелось бы взглянуть на них.

– Мы покажем вам, хорошо, Лизель?

Я почувствовала, что дела идут хорошо. Лизель бы готова последовать за любым лидером, это было очевидна Фриц резко отличался от Дагоберта. Он был намнем меньше, да и по возрасту на несколько лет младше. У него были темные прямые волосы, карие глаза; у Дагоберта голубые глаза, на голове – вьющаяся золотая шапка волос. Дагоберт был привлекательнее, но Фриц заинтересовал меня. У него было тонкое чувствительна лицо, и я вспомнила слова фрау Грабен, что у него нет матери. Этому легко было поверить. Дагоберт был более самостоятельным, чем Фриц. Мне казалось, что Фриц окажется более восприимчивым учеником.

Кажется, он на год старше моей девочки, и как было прекрасно, если бы она жила, и все прошло, как и чудесных три дня, в которые я верила, что они были. Этот дом был бы моим, а вместо этих троих детей я жила бы здесь со своим ребенком.

Я отбросила бредовые мысли. Мне следует твердо стоять на земле, мне нельзя поддаваться колдовским чарам сосновых лесов.

– Мы вместе поедем в город, и я буду называть вам все по-английски. Так очень удобно и легко запоминать.

– А Дагоберт поедет?

– Если захочет.

– Его накажут, если он откажется? – спросил Фриц. – Вы его выпорете?

Я не могла не улыбнуться, представив себя в этой роли.

– Нет, я просто не буду обращать на него внимания. Если ему не хочется учиться, он станет невежей, и когда лриедет граф, он спросит: «Ну, много вы знаете по-английски?», и вы будете говорить – с ним по-английски, и ему это понравится. А Дагоберт ничего не будет знать.

Лизель засмеялась.

– Так ему и надо!

Они привели меня в Рандхаусбург. По-моему, его построили гораздо позже – в XVI – XVII веках. Он состоял из нескольких зданий с башнями и располагался на горном плато под крепостью. Спальни других обитателей дома были в одной из этих построек, а в другой размещался Рыцарский зал для проведения торжественных церемоний. За ним располагалась кухня с каменным полом, с вертелами для жарения мяса и котлами. В кухне пахло кислой капустой и луком. Во время нашей прогулки нам встретилось несколько слуг, которые кланялись, узнав от Фрица, кто я такая.

В Рыцарском зале появился Дагоберт, он стоял, молча прислушиваясь к моим словам, и делал вид, что был с нами все время.

– Здесь обычно собирались рыцари, – сказал мне Фриц.

Дагоберт показал на стену:

– Взгляните на мечи.

– Вон тот – графа, – сказал Фриц.

– Нет, вон тот, – запротестовала Лизель. – Тот самый большой.

– Это все графские, глупые, – заявил Дагоберт. Лизель показала ему язычок.

– Мы все будем говорить по-английски, а ты – нет. Фройляйн Трант так сказала.

Нет, не так, – поправила я. – Я сказала, что, если не хочет учиться, он не будет ничего знать, и его отец удивится, почему, он не говорит по-английски, как ты и Фриц.

– Я буду говорить по-английски лучше всех, – заверил он.

Я внутренне усмехнулась. Победа пришла раньше, чем я ожидала.

– А он сможет? – спросил Фриц почти с тревогой, и я поняла, что он надеется хоть в этом превзойти своего сводного брата, который опережал его почти во всех делах.

– Лучше всех будет знать самый прилежный, – заявила я. – Это так просто.

Подлинная победа. Я вселила в своих учеников решимость усердно работать и преуспеть.

После посещения Рандхаусбурга мы вернулись в крепость, и дети показали охотничью комнату. На потолке – изображения животных, а на стенах висели рогатые головы и ружья различных моделей.

– Здесь мы учимся стрелять! – сказал мне Дагоберт. – Я хороший стрелок. Паф, паф! Я убиваю наверняка.

– Нет, не убиваешь, – сказал Фриц. – Гильзы пустые.

– Нет, убиваю, – настаивал Дагоберт. – Паф!

– Мы берем также уроки стрельбы из лука, – объяснил мне Фриц.

– Мы тренируемся во дворе, – добавил Дагоберт. – Я всегда попадаю в цель.

– Не всегда, – не согласился Фриц.

– Если захочу, всегда.

– Хорошо, посмотрим. А теперь пойдемте в классную, и я поговорю с пастором.

Пастор не придет сегодня, – сказал Дагоберт, удивляясь моему невежеству.

– Тогда я расскажу вам, что мы будем делать на наших ежедневных уроках. А потом, когда придет пастор, мы согласуем с ним время занятий.

Мы поднялись по лестнице и вошли в коридор. Я могла свернуть направо или налево. Один проход вел к моей комнате, и поэтому я повернула в другой и очутилась у основания винтовой лестницы. Я стала подниматься по ней, когда Фриц взволнованно крикнул мне:

– Фройляйн Трант!..

Я была готова поправить его «по-английски мисс Трант», когда, обернувшись, увидела страх на его лице. Он стоял у основания лестницы.

– Что случилось, Фриц? – спросила я.

– Вам нельзя идти туда.

Подошли другие дети. На их лицах было такое же взволнованное и испуганное выражение.

– Почему нельзя? – спросила я.

– Там наверху комната, куда приходят привидения.

– Привидения? Кто это говорит?

– Все, – ответил Дагоберт. – Никто не заходит туда.

– Слуги заходят стереть пыль, – не согласился Фриц.

– Никогда одни. Если вы пойдете одна, с вами обязательно случится что-то ужасное. Либо умрете, либо останетесь там навсегда пугать людей.

Фриц побледнел, и я резко перебила Дагоберта.

– Это чепуха. Кто там может быть?

– Привидение, – сказал Фриц.

– Кто-нибудь его видел?

Наступило молчание. Я поднялась на одну-две ступеньки и услышала голос Фрица:

– Вернитесь, фройляйн, мисс...

– Здесь нечего бояться, я уверена.

Непреодолимое желание заставило меня идти дальше и, кроме того, мне не хотелось, чтобы дети, с которыми я только – подружилась, решили, что я испугалась. В особенности Дагоберт, который крался вслед за мной по лестнице.

Все дети следили за мной. Лестница заканчивалась маленькой площадкой с дверью. Я подошла к ней и повернула ручку. Я слышала дыхание за своей спиной.

Ручка не повернулась, дверь была замкнута.

Остаток дня прошел как во сне. Мне приходилось все время напоминать себе, что я действительно здесь. Мы позавтракали с фрау Грабен в комнатке в Рандхаусбурге, которую она называла своим убежищем. Ее радость от моего присутствия была очень приятной, но мне было немного боязно не оправдать до конца ее ожидания, ведь опыта общения с детьми у меня было маловато. С другой стороны, в ожидании рождения ребенка, не имея средств на его содержание, я не сочла невероятным предложение Йлъзы занять место учительницы в Даменсштифте. Я часто думала об Илъзе с тех пор, как узнала о поездке в Германию, и мне казалось очень странным, что она исчезла из моей жизни. Ведь я не имела никакого представления о ее нынешнем нахождении.

В тот же день я встретилась с пастором Кратцем, оказавшимся сморщенным человечком с очень яркими сверкающими глазами. Он был рад, что я приехала сюда учить детей английскому языку. Он сам носился с идеей включить английский в некоторые свои уроки, но его произношение было неважным, так же как и знание языка, и трудно найти, по его мнению, лучшего преподавателя языка, чем уроженца этой страны, к тому же хорошо владеющего родным языком учеников.

Я собиралась каждое утро полчаса заниматься с детьми и еще полчаса после обеда, но основные надежды я возлагала на беседы на английском.

– Граф рассчитывает на быстрый прогресс, – сказал пастор. – Он очень нетерпеливый человек.

Фрау Грабен подтвердила его слова.

– Он всегда был такой, даже хуже своего кузена.

– А кто его кузен?

– Принц, единственный сын герцога и его наследник. Они с детства воспитывались вместе. Что за пара! Я могу так много рассказать о них, ведь я была их нянькой.

Пастор пригласил меня посетить церковь и собирался показать прецессионный крест.

– Церковь заслуживает посещения, – сказал он. – Ее витражи известны во всей Европе. Мне непременно надо увидеть их. Сам крест строго охраняют, он находится в дубовом сундучке XII века. Желающие осмотреть его должны заранее предупредить пастора, ибо ключи от сундучка находятся в секретном месте, которое известно только ему. Этот секрет передается по традиции от пастора к пастору. Крест, украшен лазуритом, халцедоном, рубинами, жемчугом и бриллиантами, он бесценен.

Я сказала, что с удовольствием осмотрю его.

Тогда дайте мне знать когда, и его вынесут вам. Два герцогских гвардейца будут на страже в церкви во время этой церемонии.

– Так ли он бесценен?

– Это старый обычай. Церковь всегда охраняют, когда выносят прецессионный крест. Старые обычаи медленно умирают в наших краях.

Я поблагодарила пастора и уверилась, что мы хорошо поладим. Это был человек «не от мира сего» и вместе с тем полон жизни, и эти качества подкупали.

Днем дети пригласили меня на небольшую прогулку по плато, на котором стоял замок. Пейзаж был удивительный. Меня, как всегда, очаровали высокие стройные сосны, ели, маленькие ручейки. Мы спустились немного с горы, и замок скоро исчез из виду, скрытый деревьями. Мне нравилось здесь все: неожиданный шум водопада, благородные пихты и ели, случайная хижина дровосека, деревушка в долине внизу и звяканье колокольчиков на шеях коров. Оно помогало пастухам отыскать их в тумане. Я разговаривала с детьми по дороге, называя по-английски все увиденное. Дети, казалось, с удовольствием играли в эту увлекательную игру, и Дагоберт лез из кожи вон, пытаясь показать, что он играет лучше всех. Фриц, тем не менее, усваивал все с большей легкостью, и я в душе была этому очень рада. Я чувствовала, как меня сильно тянуло к этому черноволосому мальчику.

Когда мы вернулись, фрау Грабен ждала нас с большим нетерпением.

– Я боялась, они заведут вас слишком далеко. Ну, дети, идите, Ида даст вам молока. Мисс Трант, пойдемте со мной, я угощу вас.

Угощением оказалось чаепитие.

– Нам известно, вы, англичане, любите чай, – сказала она, улыбаясь, и мне показалось, что лучшего приема я не могла себе представить:

Было очень приятно сидеть в комнатушке фрау Грабен, окно которой выходило на маленький, мощеный булыжником дворик.

– Все сработано прекрасно, – сказала она.

– Это так странно, – ответила я. – Если бы меня не было в лавке в тот день...

– Давайте не будем думать о таких ужасах, – закричала Фрау Грабен.

– Вы здесь, и я счастлива. Что вы думаете о детях?

– У всех такие необычные судьбы. Дагоберт – сын графа и знатной женщины. Граф женился бы на ней, но Людвиг, его отец, не дал своего согласия. По его мнению, она была не пара Фредерику, а Фредерик был слишком близко к трону, чтобы не повиноваться. Поэтому он сделал правильный выбор, и теперь у него мальчик лет восьми. Он надеется, что унаследует герцогство в один прекрасный день, ведь принц так не хотел жениться.

– Так этот мальчик – наследник престола.

– Не он. И это очень печалит молодого графа. Герцог настаивал, чтобы принц, его сын, женился, и тот не устоял. Это был брак по расчету: одно из его условий – заключение договора между Рохенштейном и Кларенбоком. Супруга принца – принцесса Вильгельмина из Кларенбока. С тех пор – уже прошло пять лет. У них ребенок – мальчик, ему три годика, сын и наследник. Стало быть, принц исполнил свой долг.

– Надеюсь, я познакомлюсь с политиками герцогства.

– О них часто говорят. В маленькой стране, такой, как наша, правящая династия живет рядом с народом.

– Могу я увидеть принца и принцессу?

Выражение ее лица вдруг стало загадочным, казалось, она с трудом сдерживает тайную радость.

– О, наших правителей легко увидеть. Не то что королевскую семью. Мы прослышаны про Англию. Ведь мы очень близки к англичанам, с тех пор как королева вышла замуж за одного из наших принцев. Я слышала, она стала затворницей после его смерти. Она носит вдовью одежду и не бросает траура, хотя прошло... сколько лет прошло с его смерти?

– Девять лет, – сказала я. – Она очень любила его.

– Ну, нашему герцогу не разрешат затворничать. Он спускается из замка в город и выполняет всякие обязанности; он охотится в лесах. Принца сейчас нет в герцогстве. Он в Берлине, при Прусском дворе, представляет своего отца на конференции. Граф Бисмарк все время вызывает глав государств в Берлин. Мне думается, он считает нас всех вассалами великой Пруссии. Он забывает, что мы независимые государства, и именно об этом наш принц, несомненно, ему напомнит.

– Вы хорошо знаете принца, я думаю.

– Еще бы его не знать. Я нянчила его. Он и местный граф воспитывались вместе. И держать их в узде было очень трудно. Столько энергии! Они все время дрались, эти два мальчика. Ну и пара. Самоуверенный принц, сызмальства считающий себя Великим герцогом, и граф Фредерик, не желающий ни в чем от него отставать. Они и сейчас ведут себя точно так же. Но мне наплевать на их распри, сказала я им. Для меня они все еще мальчишки, и как бы они ни пыжились перед другими, они просто мои мальчики.

Я спросила, похожи ли дети на отца.

– Какое-то сходство есть. Дагоберт похож на него. Та связь была посерьезней других. Лизель – дочка швеи, которая приглянулась графу.

– А Фриц? – спросила я.

– Фрицу было два с половиной года, когда его привезли сюда. Они говорили, что его мать умерла. Она была знатной дамой и, родив ребенка, скрылась. Граф рвал и метал, но вы же знаете мужчин. Вскоре он нашел другую. Потом приемная мать Фрица умерла, я знала ее – она была нянькой под моим началом. Я привезла Фрица сюда для совместного воспитания с Дагобертом. Но Фрицци был уже большой, и он помнит, что не всегда жил здесь, и мне думается, что он от этого страдает. Женщина, ухаживающая, за ним, была для него вроде матери, и он скучает по ней.

– Этот граф, видимо, неразборчив в связях.

– Милая мисс Трант. Он только следует традиции. Все они всегда были бабниками. Они видят женщину, влюбляются в нее и действуют без удержу. Последствия их не волнуют, так же, как и женщин. Возьмите Лизель. За ней хорошо присматривают, дают образование, потом подберут хорошего жениха. Все было бы иначе, если бы ее мать вышла замуж, скажем, за дровосека. Ребенок скитался бы по лесу, собирая хворост, и не знал бы, когда поест в следующий раз.

Помолчав, я сказала:

– Я думаю, что смогу их чему-то научить. Мне бы хотелось проводить с ними побольше времени. Я уже предвкушаю тот момент, когда мы будем общаться по-английски.

– Так и будет. У вас получится: Уверена, что граф будет доволен.

– В противном случае я вернусь в Англию.

Я представила себе лавку, работу в приходе, постепенное привыкание к комфорту, предлагаемому Энтони. Но сейчас я восстала против всего этого, ибо что-то подсказывало мне, что я на пороге открытия, что жизнь принесет мне волнующие события, хотя необязательно счастливые, ибо волнение и счастье не всегда идут вместе.

Еще не время, Энтони, думала я и поняла, чтов глубине души мне было приятно думать и вспоминать его.

– Вы только приехали, и не надо об этом говорить. Как вы нашли Клоксбург?

– Он восхитителен. Я видела немало замков, когда была здесь, но никогда не мечтала жить в замке.

– Я надеюсь, дети вам все показали?

– Да, мы побывали повсюду, за исключением одного места. Кажется, оно закрыто.

– О, комната с привидениями. Такие комнаты есть в каждом замке.

– Расскажите мне о местном привидении.

Она была в нерешительности.

– Да ничего необычного. Любовь, закончившаяся трагедией. Молодая женщина выбросилась из окна и разбилась насмерть.

– Вот как!

– Это было много лет назад. Прапрадедушка нынешнего герцога, так мне кажется, привез ее сюда. Она считала себя его женой.

– А она не была?

– Была устроена фальшивая свадьба, так часто делали, да и сейчас. Девушка не покорялась, тогда устраивали свадьбу. Так называемый священник, выполнявший обряд, был вовсе не священник, а кто-нибудь из придворных, и, конечно, свадьба была ненастоящей, и девушку обманывали. Она же успокаивалась и безмятежно проводила медовый месяц. Когда девушка наскучивала мужу, он уезжал, и она узнавала правду. Так делали не один раз.

– Понятно, а эта девушка?

Ее возлюбленный увлёкся ею не на шутку. Возможно, он даже женился бы на ней, если бы не был уже женат на женщине его положения.

– Так он обманул ее?

– Обманы девушек из простонародья были любимым времяпрепровождением этих господ, более занятным, чем управление своими владениями. Но его увлечение той девушкой было более глубоким, чем обычно. Он привез ее в Клоксбург, и она считала себя графиней. Сначала он часто навещал ее, а потом его посещения стали редкими. Из комнаты в башне, той, что закрыта, она любила смотреть, едет ли муж. Из окна видна дорога, спускающаяся к городу. День за днем она сидела там в ожидании, глядя на дорогу. А потом в один прекрасный день он приехал, но не один, а с супругой, захотевшей сопровождать его. Бедняжка не знала, кто эта леди, а граф, приехав в Клоксбург, первым делом поднялся к ней и рассказал всю правду. Она не поверила, но граф потребовал от нее не говорить супруге об их связи. Ей следовало спуститься в Рандхаусбург и представиться экономкой замка. Когда граф вышел, она задержалась в комнате, открыла окно и выпрыгнула, разбившись насмерть. Теперь вы понимаете, откуда берутся рассказы о привидениях.

– Бедняжка.

– Дурочка, – сказала фрау Грабен, поджав губы. – Она могла прожить без забот всю жизнь. Принцы обычно заботятся о своих любовницах.

– Могу представить себе отчаяние девушки, узнавшей, что ее обманули с замужеством.

– Говорят, она бродит по замку. Утверждают, что даже видели ее. Если она здесь, она понимает, что совершила глупость, выпрыгнув из окна. Могла бы жить да поживать без хлопот.

– Я понимаю ее чувства.

– Ну, я держу дверь закрытой. Не хочу, чтобы служанки впадали в истерику. Каждую неделю я хожу с одной из них стереть пыль и убраться, а потом слежу, чтобы ее снова закрыли.

Я не могла избавиться от мысли о той девушке, ждавшей своего возлюбленного и узнавшей, как ее обманули. Рассказывая эту историю, фрау Грабен, казалось, в душе чуть-чуть посмеивалась, даже с ехидством. И в первый раз мне пришло в голову, что она не так проста, как мне показалось. Нелепым было бы утверждать, что в ее поведении было что-то дурное, но впечатление недоговоренности возникало.

Я быстро прогнала из головы эту мысль. Мне представлялась та девушка. Я прекрасно понимала ее чувства. В моих сновидениях, как всегда во снах, все перемешивалось, и я становилась той девушкой, а в человеке, поднимавшемся в гору, видела Максимилиана. Дети заволновались, узнав, что пастор Крац собирается показать мне процессионный крест. Дорога в город была примерно длиной с милю, но туда можно было попасть и кратчайшим путем, по тропе пешком или верхом на лошади. В конюшне нашли небольшую кобылку с уверенной поступью, которую предоставили в мое распоряжение, у детей были пони. По мнению фрау Грабен, Лизель не следовало ехать всю дорогу верхом, потому что у нее не было достаточной практики. Малышка решила, что ее хотят оставить дома и подняла такой крик, что ее обещали отвезти вниз в коляске, пока мы с мальчиками будем спускаться верхом.

Мы выступили в прекрасное утро, солнце сияло сквозь зелень деревьев, среди скал сверкали серебром потоки, воды. Дагоберт ехал впереди, ему нравилось чувствовать себя первым, а Фриц держался рядом со мной, как бы оберегая меня. Он опережал Дагоберта в английском и проявлял удивительные способности. У него быстро накопился небольшой запас слов, и меня это очень радовало.

По мере спуска деревья росли реже, и мы различали отдаленные вершины, мой взгляд, как всегда, обратился к герцогскому замку, и я представила себе фрау Грабен – молодой женщиной в детской с двумя мальчиками, на которых она до сих пор имела заметное влияние. Город внизу приобретал все более четкие очертания – сказочный город с башнями и башенками, с крышами из красной черепицы, резко выделяющимися на фоне зелени деревьев.

Хотя основная часть города располагалась в долине, часть домов разместилась на склоне, и мы проехали вначале через верхнюю городскую площадь, своим фонтаном, сводами, магазинами напомнившую Локенбург в Ночь Седьмой луны. Был месяц июнь, очень скоро наступит девятая годовщина с той ночи. Нужно спросить фрау Грабен, отмечают ли здесь этот праздник.

Проехав по узким улочкам, спускавшимся на нижнюю городскую площадь, мы очутились перед церковью с куполом в стиле барокко и готическими стенами.

Дагоберт сказал нам, что лошадей нужно оставить в конюшне постоялого двора принца Карла, рядом с церковью. Гордый, он повел нас туда. Хозяин принял нас с должным почтением – мальчики были ему известны. Дагоберт принял подобное отношение как должное, наших лошадей отвели в конюшню, и мы пешком отправились к церкви, где нас уже ждали фрау Грабен с Лизель.

Пастор Крац сказал, что будет счастлив показать мне крест. Два солдата из дворца уже стояли на страже в подземной часовне, где хранился дубовый сундучок.

– Боюсь, что причинила вам массу затруднений, – сказала я.

– Нет, нет, – запротестовал пастор. – Нам нравится показывать крест людям. Обычно для этого собирают группу любителей достопримечательностей, но вам, как принадлежащей ко Двору, нет нужды ждать оказии. Я покажу вам вначале церковь.

С этого и начали. Церковь была очень старой, постройки XII века, а ее цветные витражи считались гордостью города, о чем весело поведал пастор. На них золотом, синим и красным изображена была сцена Распятия и, освещенная солнцем, представляла воистину удивительное зрелище. На стенах висели памятные таблички, напоминавшие об отпрысках старинных фамилий города и округи.

– Здесь, кажется, не представлена герцогская фамилия?

– У них в замке есть своя часовня, – сказала фрау Грабен.

– Они приходят сюда, однако, по большим праздникам, – вставил пастор. – При коронациях, крещении герцогских отпрысков и подобных событиях.

– Должно быть, эти события очень привлекательны для простых людей, – сказала я.

– Да, конечно. Как и повсюду, нам очень нравятся наши церемонии.

– «Семью» – так мы называем их, – не хоронят здесь. У них есть специальное место для погребения, на острове.

– Мне бы хотелось показать фройляйн Трант Могильный остров, – сказал Дагоберт.

– Мне он не очень нравится, – признался Фриц.

– Ты боишься, – обвинил его Дагоберт.

– Ну, ну, – вступилась фрау Грабен. – Если кто не хочет поехать на Могильный остров, то не потащат силой.

– Что за странное название.

– Вы, дети, побегайте, – сказала фрау Грабен. – Выйдите из церкви и посмотрите на надгробия.

– Здесь не так, как на острове, – сказал Дагоберт.

– Здесь не может быть как на острове, ведь это не остров.

Мальчики кончили осматривать изображение на камне, и Дагоберт прочел надпись. Фрау Грабен отвела меня в сторону, и я спросила, что такое «Могильный остров».

– Вам следует посетить его. Мне думается, вас он заинтересует. Но я бы не хотела брать с собой Лизель. Она еще слишком маленькая. Это довольно мрачное место. Там хоронят только фамилию. Остров находится посредине озера, и там есть лодочник, живущий на острове, который перевозит людей туда и обратно. Он ухаживает за могилами.

– И там хоронят членов герцогской семьи?

– Да, фамилию и всех, кто с ней связан.

– Вы говорите о слугах?

– Нет, нет. Более близких людей.

– Более близких?

– Видите ли, у герцогов, графов, у них есть друзья, иногда их дети. Часть острова отведена для таких захоронений, рядом с фамилией, и не совсем.

Синий отсвет из витражного окна отразился на ее лице при этих словах, и опять меня в нем поразило нечто лукавое.

– Вам следует посетить Могильный остров. Я сама поеду с вами.

– Мне хотелось бы увидеть его.

– Мы это устроим.

Мы пошли к спуску в часовню, и меня удивила небольшая церемония.

В часовне было сыро, Фриц держался рядом со мной, то ли для моей зашиты, то ли для своей безопасности; самонадеянность Дагоберта казалась здесь мало убедительной. Несомненно, что-то мрачное довлело над этим местом, возможно, тому способствовали запах сырости и тусклость освещения. Наши шаги по каменному полу гулким эхом отдавались в помещении, а затем я увидела большой дубовый сундук, по бокам которого стояли солдаты в синих с золотом мундирах гвардейцев герцога.

Они стояли по стойке «смирно», а трое других солдат, один из них с ключами, приближались к нашей группе.

Меня удивило и даже несколько испугало, что вся эта церемония происходит по моей вине. Пастор взял тяжелую связку ключей и, недолго повозившись, открыл сундук. В нем находились сокровища церкви: серебряные кубки, чаша и кресты из золота и серебра, усыпанные полудрагоценными каменьями. Но их нельзя было сравнить с прецессионным крестом, который хранился отдельно в тяжелом деревянном футляре, закрытом на ключ. И наконец он появился на свет.

Дети ахнули, взглянув на него. Лежащий на черном бархате, отделанный серебром, золотом и драгоценными Камнями, он, казалось, сиял сверхъестественным светом. Каждый крупный камень, как мне сказали, имел свою историю. Каждый был завоеван в битве. В те времена общая дикость царила в стране, и маленькие герцогства и владения непрерывно воевали друге другом. Центральный алмаз и два рубина по краям служили символом непобедимости герцогов Рохенштейнских. Существовало поверье, что исчезновение креста приведет к прекращению династии. Вот почему, а не только из-за ценности, крест так тщательно охраняли, считая его легендарным символом целостности государства.

Я вздохнула облегченно, когда крест вернули в футляр и закрыли сундук, те же чувства владели, несомненно, и солдатами. Они расслабились и перестали походить на каменные статуи. Дети также переменились, они заговорили громко, во весь голос, хотя до этого только перешептывались.

Мне показалось, что они хорошо знакомы с солдатами. Один из них, сержант Франк, оказался на редкость разбитным парнем.

Мы вышли из часовни на солнце.

– Ну вот, – сказала фрау Грабен, – теперь вы виде прецессионный крест. Со временем вы увидите все наши достопримечательности.

Казалось, она внутренне усмехнулась, и опять я поймала себя на мысли, что в действительности я знаю ее совсем мало.