Принцесса Маргарита, по прозвищу Марго, которое дал ей брат Карл, любовалась собою, смотрясь в зеркало, когда слуга доложил:

– Ваше высочество, королева-мать желает вас принять в своих апартаментах в четыре часа.

В четыре! А сейчас уже полчетвертого. Марго постаралась подавить легкую тревогу, постоянно возникающую у нее при вызовах матери еще с тех пор, когда она была совсем маленькой девочкой. Маргарита ни в грош не ставила никого при дворе, особенно не считалась со своими братьями, но матери всегда побаивалась. Как и теперь не смогла подавить охватившего ее беспокойства.

В детстве мать не раз ее била. Маргарита прекрасно помнила, как королева внезапно хватала ее за ухо или щипала за щеку, да с такой силой, что у нее выступали слезы. Но ее страшила не боль, не то, что случалось, а то непредсказуемое, что могло произойти. При этом Марго знала, что Екатерина Медичи оказывает такое же воздействие на многих людей и они ее боятся сильнее, чем кого-либо еще во Франции.

Глядя в зеркало, она постаралась придать своему лицу решительное выражение. Отражение посмотрело на нее вызывающе. Затем накрутила на палец локон золотистого парика, покрывавшего ее собственные черные волосы, которые ей нравились гораздо больше, но в моде был золотистый цвет.

Собственная внешность всегда придавала Марго бодрости. Недаром же милашка Брантом с восторгом написал о ней: «Полагаю, что ни одна из когда-либо живших или живущих на земле женщин не может сравниться с нею по красоте. Излучаемый ею огонь так опаляет чужие крылья, что их обладатели не отваживаются приблизиться к ней. Даже богини не бывают столь прекрасными. Чтобы сделать мир достойным ее красоты, высоконравственности и добродетельности, Господу пришлось бы расширить пределы земли, поднять выше небо, пока для полета ее совершенства и славы не будет достаточно простора!»

Истинный поэт! Изумительные строки. Маргарита с удовольствием вознаградила бы их автора известным ей способом, если бы ее сердце, ее душа и ее тело уже не были отданы самому достойному из мужчин двора.

«Брантом мог бы так же хорошо написать и о моем возлюбленном, – сказала она себе. – Пожалуй, такие слова больше подходят ему, чем мне».

Ее глаза вновь остановились на отражении в зеркале. Красива? Да, безусловно. А золото и серебро наряда, блеск украшений это лишь подчеркивают. Но высоконравственность? Добродетельность? С ними дело обстоит совсем по-другому.

Марго показала язык своему отражению, словно бросая ему вызов. «Вряд ли, – старалась она себя успокоить, – я получу нахлобучку. Разве не может она послать за дорогой дочерью лишь для того, чтобы побеседовать с ней по душам?» Ее чувственные губы слегка скривились.

Вообще-то Марго приоделась ради своего любовника; на ее бледных изящных пальцах сверкали драгоценные камни, а мягкий розовый испанский бархат платья был расшит стеклярусом. Конечно, мать может поинтересоваться, с чего это она так вырядилась, – уж не собирается ли заняться важными государственными делами?

«Нет, маман, – прошептала Марго, тут же укорив себя за это, потому что при обращении к Екатерине Медичи никогда не употребляла слово «маман». – Это дело – гораздо более важное. Я готовилась к встрече с мужчиной, которого люблю и буду любить больше всех на земле».

Ее глаза, чаще кажущиеся черными, но порой имевшие темно-синий цвет, сверкнули и радостью, и вызовом. «А что я сделаю, если она попытается нас разлучить? Я умру… умру… умру…»

Марго отличалась повышенной чувственностью. Ее братья подшучивали над ней за это, но она не обижалась. Марго любила Генриха де Гиза со всей пылкостью, на которую только была способна.

Впрочем, чего тут удивительного? Он должен стать королем Франции. И каким замечательным правителем будет! Ведь Гиз так отличается от этого полубезумного Карла! Конечно, Карл ее брат, и она его по-своему любит, но, когда видит в приступе ярости, с пеной у рта, катающимся по полу, ломающим мебель, ей стыдно за него. Брату герцогу Анжуйскому она доверять не может и вообще из всех братьев по-настоящему дружит только с герцогом Алансонским. Но как ничтожны были все принцы Валуа в сравнении с храбрецом Генрихом де Гизом!

Герцог Анжуйский ревниво относится к Гизу за его красоту и мужественность. Когда герцог Анжуйский, или Алансонский, или даже сам король появляются на людях, их встречают вялыми возгласами, а то и вовсе молча. Но когда те же люди видят ее возлюбленного де Гиза, красивейшего мужчину Франции, это вызывает у них восторг, и по городским улицам эхом разносится: «Виват Гизу и Лотарингии!»

О, он достоин того, чтобы стать королем или, по крайней мере, взять в жены принцессу.

«Только так и будет, – сказала себе Марго. – Я настою. Все остальные получат отказ. Мать и братья будут вынуждены с этим смириться».

О Гизах люди говорят: «Вот настоящие принцы, другие выглядят рядом с ними плебеями». И хотя на самом деле это так, лучше бы они помалкивали. Такие разговоры, дошедшие до ушей герцога Анжуйского, вызвали у него дикую ревность: он затаил злобу, а от него можно было ждать чего угодно. И королева-мать после смерти мужа любит его больше всех на свете. Смугловатый, похожий больше на итальянца, нежели на француза, герцог Анжуйский, ненавидя де Гиза, может убедить и мать относиться к нему так же враждебно.

Это и была одна из причин, по которой Марго тревожилась все сильнее всякий раз, когда ее вызывала к себе Екатерина Медичи.

Как-то ей приснилось, будто все открылось. В этом ночном кошмаре лицо матери с искривленными губами и сверкающими глазами она видела совсем близко, и было ясно, что ей все известно, – она видела, как дочь предавалась любовным утехам с де Гизом. Марго верила в разговоры о том, что ее мать просверлила дырку в полу своей комнаты и смотрела в нее, когда ее муж – отец Маргариты – занимался любовью с Дианой де Пуатье. Екатерина Медичи была вполне способна на такое.

«Если бы только отец был жив! – подумала она. – Он встал бы на мою сторону».

Марго было всего шесть лет, когда на рыцарском турнире его, полного сил и здоровья, сбросила лошадь. На этом правление ее горячо любимого отца с красавицей Дианой, которая стала второй матерью его детям, закончилась. И даже когда королем стал Франциск, а королевой Мария Стюарт, Екатерина оставалась в тени, потому что тогда всеми делами заправляли дяди Марии – кардинал Лотарингский и Франсуа де Гиз, отец ее любимого Генриха.

Бедняга Франциск! Он все время болел и прожил недолго. После него трон занял Карл, а на самом деле пришла пора Екатерины, потому что, когда Франциск умер, Карлу было всего десять лет и править страной стала именно она. Избалованный, психически неуравновешенный, Карл на троне – пренеприятное, лишенное всякого величия зрелище. Поговаривают, что мать нарочно воспитала его таким, чтобы властвовать над ним и, соответственно, над Францией. Так что ничего удивительного, что и она, Марго, с детства испытывает перед матерью страх, который не в силах побороть.

А если она спросит: «Гиз – твой любовник?» Что ей тогда ответить? Правду. То есть сказать: «Да. Мы постоянно занимаемся любовью и каждый раз получаем от этого огромное удовольствие!» Что будет? Начнет ли мать, которая прекрасно осведомлена о других ее любовниках – а первого Марго завела, будучи еще двенадцатилетней, – изображать ужас? Станет ли, глядя на нее своими пустыми глазами, говорить, что женщине следует хранить невинность до брачного ложа, и при этом, кривя губы, хрипло хихикать. Ведь вполне можно предположить, что, несмотря на все свои высоконравственные проповеди, мать на самом деле испытывает тайное наслаждение, воображая дочь в объятиях мужчины.

А если как ни в чем не бывало соврать? Например, сказать: «Нет, мы не любовники, но надеемся пожениться»? Что тогда? Мать рассмеется дьявольским смехом, поднимет руку и ударит ее по лицу? Или схватит за запястье и начнет выкручивать кисть? Приблизит к ней свое пугающее лицо и потребует: «Выкладывай, девочка, все как на духу, или я выпорю тебя собственными руками»?

Все-таки как странно, что такая сильная женщина когда-то позволяла собою помыкать. Поистине Екатерина Медичи – загадочное явление. Вот и Марго, отнюдь не трусиха, слывет самой отчаянной женщиной во дворе, а испытывает перед нею страх, как последняя служанка…

Пока Маргарита надо всем этим размышляла, дверь в ее покои отворилась, вошел ее младший брат. И как только юный принц обнял сестру, она тотчас позабыла про все свои печали. Они были очень дружны, их объединяла неприязнь к брату, герцогу Анжуйскому, которого назвали Эдуардом Александром, но мать изменила его имя на Генриха в честь покойного мужа. А настраивало их против старшего брата то, что его боготворила Екатерина.

Герцогу Алансонскому при крещении дали имя Эркюль, но все всегда его звали Франциском. Он был щуплым, невысоким, очень смуглым, с рябой кожей лица после перенесенной в детстве оспы. Будучи маленьким, Франциск мечтал вырасти большим и стать в семье «старшим братом», а потому безумно завидовал всем, кто был сильнее его, и любил доставлять им всевозможные неприятности. Его главнейшим врагом был не король – да и у кого мог вызвать ненависть полубезумный Карл? – а его брат герцог Анжуйский, который в случае смерти Карла мог сесть на трон, так как его во всем поддерживала мать. Герцог Алансонский ненавидел брата лютой ненавистью, но любил сестру, потому что она всегда стояла на его стороне, сюсюкалась с ним, буквально нянчилась с ним. Повзрослев, он стал видеть в ней соратницу.

– Дорогой брат! – воскликнула Марго, заключая его в объятия.

Она смотрела на него сверху вниз, поскольку была выше его.

– Я пришел, чтобы предупредить тебя, – прошептал Франциск. – Отошли служанок, чтобы мы могли поговорить наедине.

Освободившись от его объятий, Марго выпроводила служанок, и они остались одни. Герцог Алансонский сообщил:

– Кто-то все рассказал матери о тебе и Гизе. Марго постаралась не показать страха, который ее охватил, ибо не хотела, чтобы кто-то знал, какое влияние на нее оказывает Екатерина и как она ее боится.

– Мать послала за мной. Не по этой ли причине?

– Наверняка. Гиз может лишиться жизни.

– Никогда!

– Не будь такой самоуверенной, сестра.

– Но я уверена! Они никогда на это не решатся. Ты слышал, как кричат люди, когда он появляется на улице? Поднимется мятеж. А кардинал Лотарингский? Он что, будет сидеть сложа руки и смотреть, как убивают его племянника? А остальные Гизы?

– Они быстренько обстряпают дельце, и все будет шито-крыто.

– Я его предупрежу.

– Да, сестричка, сделай это. Ему надо быть как можно осторожнее, если он хочет остаться в живых.

Марго в отчаянии сцепила руки:

– О, Франциск, мой маленький братик, как ужасно быть принцессой королевской крови и тем самым подвергать смертельной опасности любимого человека!

– Еще неизвестно, любил ли бы он тебя, не будь ты принцессой.

– А не будь ты моим любимым младшим братом, я влепила бы тебе пощечину! Мы с Генрихом созданы друг для друга. Будь я всего лишь служанкой в дешевой таверне, это ничего не изменило бы.

– За исключением того, что все было бы намного проще.

Марго проигнорировала его слова и продолжила:

– И если бы он был простым солдатом…

– Он все равно стал бы твоим любовником? Знаю. Сестра, ты витаешь в облаках, но я тебя предостерегаю. Нашей матери все известно. И знаешь откуда? Это наш братик Анжу позаботился.

– Я начинаю его ненавидеть.

– Начинаешь! Тебе давно следовало понять, кто он такой, еще много лет назад, тогда твоя ненависть была бы такой же сильной, как и моя. И ты держалась бы осторожнее, не позволила его собачонке шпионить за тобой, выслеживать, с кем ты встречаешься, и докладывать ему.

– Так это де Гаст?

– А кто же еще? Он выполняет обязанности шпика и комнатной собачонки.

– А Анжу обо всем рассказывает нашей матери, и она поэтому вызывает меня к себе?

– Я тебя предостерегаю, сестра.

– Необходимо предупредить моего дорогого Генриха. О, Франциск, сделай это. Расскажи ему обо всем. Мне надо идти к матери. Скажи моему другу, чтобы он где-нибудь укрылся и дал мне знать о себе. Скажи, что я к нему приду. О, Франциск, сделай это для меня!

– Сделаю все, что в моих силах, Марго. Ты знаешь, я всегда рад тебе помочь.

Она со слезами обняла его:

– И сообщи мне немедленно, где он. Скажи ему, что я к нему приду. Братик мой, как мне тебя отблагодарить?

Темные глаза Алансона заблестели от волнения, и брат с сестрой на секунду крепко обнялись. Потом Франциск сказал:

– Мы с тобой всегда были заодно, Марго. Так будет и дальше. А теперь – не заставляй нашу мать ждать.

Марго намеревалась вести себя смело и независимо, но по пути к покоям матери ее решимость с каждым шагом иссякала.

Королева-мать сидела, сложив пухлые руки – единственное, что у нее было красивое, – на коленях. Рядом с ней восседал король Карл. В двадцать два года все его лицо было изрезано морщинами, как у старика, и многих поражало контрастами. Широко расставленные золотисто-коричневого цвета ясные глаза смотрели твердо и целеустремленно, а рот и подбородок выдавали человека, слабого духом. Нос оливкового цвета выдавался вперед, редкие волосы торчали во все стороны. Он был высок, но постоянно сутулился, а голову словно боялся держать прямо, постоянно сгибая шею. И все-таки в лице короля таилось какое-то особое очарование, ибо с постоянным страстным желанием выглядеть великим одновременно сохраняло виноватое выражение. Особенно это проявлялось, когда он находился рядом с матерью, что, впрочем, было постоянно после того, как он занял трон. Во дворе поговаривали, что Карл – собачонка на поводке. Идет туда, куда его ведут. Екатерина держала в руках конец поводка, хотя и невидимый, но столь крепкий, что бедный слабый король никак не мог от него освободиться.

Екатерина улыбалась. В отличие от сына, на ее полном лице не было ни единой морщинки. Она была очень толстой, крупной женщиной, выглядела уверенной в себе и самодовольной. Черная вдовья вуаль ниспадала сзади на ее плечи.

Марго поцеловала брату руку и сделала реверанс перед матерью, чувствуя, что глаза Екатерины буквально сверлят ее. Карл приветливо улыбался, он всегда был настроен дружелюбно, его следовало опасаться только во время наступающих приступов ярости.

– Вы посылали за мной, мадам?

– Именно так, дочка. Можешь садиться. – Екатерина вдруг издала легкий смешок, который многих повергал в ужас. – У тебя виноватый вид. Что случилось? Давай рассказывай, ты уже не девочка, а взрослая женщина и, как многие полагают, весьма симпатичная… поэтому я тебя пойму.

Марго начала:

– Мадам…

Но мать подняла руку:

– У нас с королем для тебя сюрприз. Не так ли, ваше величество?

Карл виновато улыбнулся Марго, и в его золотисто-карих глазах появилось выражение сочувствия.

– Надеюсь, Марго он понравится.

– А как же! Непременно понравится. Она упадет на колени и начнет благодарить нас за то, что мы подыскали ей такого жениха.

Марго приподнялась, но мать махнула ей рукой, чтобы она села.

– Смотри, как обрадовалась! – промолвила Екатерина. – А теперь, дочка, слушай, какое счастье тебя ожидает. Не будем долго тебя мучить. Когда ты была еще совсем маленькой, твой дед, Франциск I, показал твой портрет дону Себастьяну Португальскому. Увидев его, тот изъявил желание, чтобы портрет остался у него. Он положил портрет рядом с собой на кровать и не хотел расставаться с ним ни на минуту. А теперь желает, чтобы портрет заменили оригиналом.

– Оставить Францию? Уехать в Португалию? – опешила Марго.

Екатерина пожала плечами:

– Такова судьба всех принцесс, моя дорогая. Я оставила Италию и приехала во Францию, будучи еще моложе тебя. Твоя сестра сейчас в Испании. Почему бы тебе не отправиться в Португалию?

– Я хочу остаться во Франции. Я хочу быть здесь с…

– С кем? – резко спросила Екатерина.

– С моей семьей.

– Что ж, мы очень тронуты, не так ли, ваше величество?

– Конечно, очень грустно расставаться с нашей Марго, – мягко заметил Карл, и его глаза наполнились сочувствием.

Принцам везет больше принцесс. Сам он вступил в брак тоже не по собственному выбору, но ему повезло – его жена оказалась достаточно смирной и не доставляла ему больших неудобств. Елизавета Австрийская даже немного ему нравилась, но сердце его было отдано любовнице Мари Туше – дочери провинциального судьи. Он не представлял себе жизни без нее. Они замечательно ладили. Когда Карл уставал от своей королевской жизни, да еще под началом матери, то искал утешения у Мари. Она не очень походила на королевскую любовницу, но и он не был похож на других французских королей. Мари ничего не требовала, не пыталась ни на что влиять, была готова оставаться в тени, терпеливо ожидая того сладостного мига, когда ее любовник убежит от королевских дел и она сможет утешить его, словно жена какого-то провинциального торговца. Мари родила Карлу сына, на что оказалась не способна его жена. Если бы они только могли пожениться, если бы только могли жить спокойной семейной жизнью, как счастливы они были бы! Поэтому Карл сочувствовал сестре, которая любила одного, а выйти замуж должна была за другого, и, кроме того, покинуть свою страну и отправиться в дальние края.

Марго подняла прекрасные темные глаза на брата. В них была мольба.

– Если я оставлю Францию, это разобьет мое сердце, – промолвила она.

– Когда ты наденешь португальскую корону, ты забудешь и о нас, и о Франции, – отрезала Екатерина. – Король молод, полон страсти. Не сомневаюсь, он тебе понравится.

– Я не люблю…

Мать схватила дочь за руку:

– Твой брат и я сердечно тебя любим, и этот брак нам по душе. Дядя твоего жениха, Филипп Испанский, одобряет этот брак и дал свое согласие. Папа тоже нас поддерживает. Он полагает, будет хорошо, если две католические страны объединятся. Думаю, моя дорогая, тебе следует принять это во внимание. Иди сюда.

Марго поднялась и подошла к матери. Екатерина схватила ее за запястье и так сильно его стиснула, что Марго испуганно сжалась.

– А пока ты будешь дожидаться свадьбы, доченька, – вкрадчиво сказала Екатерина, – будет хорошо, если станешь вести себя осмотрительно, чтобы никакой скандал не коснулся твоего имени.

– Скандал, мадам? Могу вас заверить…

– Я во всем уверена, дочка. Ты очень симпатичная, как считают при дворе. Ты вдохновляешь поэтов, они пишут в твою честь стихи. Смотри, чтобы ты еще кого-нибудь не вдохновила на неподобающие действия. Потому что, если это произойдет, король и я вынуждены будем, с большим сожалением конечно, жестоко наказать того, кто попытается помешать заключению столь важного для Франции брака. – Она отпустила запястье Марго и, схватив пухлой рукой ее щеку, сильно ущипнула. При этом глаза ее смеялись. – Ты умная девочка, Марго. Ты все понимаешь и будешь паинькой.

Разговор закончился. Марго вышла. На ее запястье и щеке остались красные пятна, а глаза блестели от обиды. «Почему, – спрашивала она себя, – я так смела со всеми другими и пресмыкаюсь перед ней? Я же не трусиха. И не выйду замуж за португальца. Ни за кого, кроме Генриха де Гиза».

Чтобы совсем освободиться от страха, она направилась на поиски своего возлюбленного.

Влюбленным повезло. Свадьба с португальцем по разным причинам откладывалась. Дону Себастьяну было только семнадцать лет, и хотя, будучи мальчиком, он полюбил портрет Марго, теперь его больше интересовали военные дела. Более того, его коварный дядя, Филипп Испанский, следивший за развитием событий из Мадрида, не желал сближения Франции и Португалии. Он сам жадными глазами смотрел на маленькую соседнюю страну и был не прочь присоединить ее к своей, а поэтому решил во что бы то ни стало воспрепятствовать этому браку, хотя на словах его поддерживал.

«Дон Себастьян слишком юн для женитьбы», – говорил он французам.

– Очень, очень юн! – воскликнула Марго, услышав эти слова.

В своих покоях в Лувре она смело принимала своего любовника, пока преданные ей служанки караулили у дверей. Влюбленные смеялись, со страстью отдаваясь друг другу. Генрих де Гиз был очень амбициозным молодым человеком и полагал, что род Гизов ничуть не уступает Валуа и, следовательно, свадьба между ним и Марго вполне возможна.

– Мы поженимся, – говорил он ей. – Представь, моя дорогая, как хорошо нам будет, когда мы будем заниматься любовью не за запертыми дверями и нас не будут охранять слуги.

– Разве может быть что-нибудь прекраснее? – воскликнула Марго.

Гиз заверил ее, что они еще не достигли вершины страсти. Надо подождать. Его семья поддержит этот брак.

– О, – вздохнула она, – если бы так когда-нибудь было!

– И король нас поддержит, я уверен. Надо только добиться согласия твоей матери.

– Когда я с тобой, мне кажется, что все возможно, – согласилась Марго, уверенная, что в ближайшее время они с Генрихом де Гизом поженятся.

Анжу беседовал с матерью и братом, укрывшись от посторонних глаз. Он самодовольно улыбался, поигрывая изумрудами и рубинами в правом ухе. Екатерина с восторгом за ним наблюдала, он был единственным человеком на земле, при виде которого она сразу смягчалась. Королева-мать обожала этого сына, который был даже более смуглым, чем она сама, и чьи глаза недвусмысленно говорили о том, что в его жилах течет итальянская кровь. Анжу был среднего роста, хорошо сложен, хотя довольно худ. У него в ушах и на пальцах сверкали драгоценные камни, а запах его духов переполнял комнату. Подбородок и нижняя губа Анжу были такими же, как и у его матери, поэтому их сходство сразу бросалось в глаза.

Но в этот момент в голове Анжу сидело только одно – во что бы то ни стало сжить со света дерзкого мальчишку Генриха де Гиза, который был выше, симпатичнее, величественнее, чем любой из принцев Валуа. И надо же, у него хватило наглости не только соблазнить сестру, но еще и захотеть на ней жениться.

Анжу желал удалить Гиза от двора, а так как его мать всегда откликалась на его просьбы, понимал, что может рассчитывать на ее помощь. Неожиданным препятствием для этого стал Карл. Удивительно, что этот полубезумный, не обладающий никакой властью иногда словно вспоминал, что он король, и тогда даже матери было трудно с ним совладать. В таких случаях она обычно старалась его напугать.

– Ко мне попало это письмо, – сказал Анжу, передавая матери свиток.

Она взяла его и скривилась:

– Не остается сомнений, мой дорогой, что между Гизом и твоей сестрой сложились довольно близкие отношения.

– Это вызывает у меня отвращение, – заявил Анжу.

– В любви нет ничего отвратительного, – подал голос Карл. – Гиз и наша сестра – любовники. Что же им еще делать?

Анжу приторно улыбнулся брату:

– Ваше величество по доброте своей не может отличить негодяя от влюбленного.

– Негодяя? Ты хочешь сказать – Гиза?

– А кого же еще? Вашему величеству неизвестно, что он вместе со своей амбициозной семейкой вознамерился захватить трон.

– Это невероятно!

– И тем не менее – правда. – Анжу повернулся к матери: – Сначала Гизы хотят женить этого молодого негодяя на нашей Маргарите. Это будет их первым ходом в войне. Потом заключат короля в тюрьму. Для этой цели они намереваются использовать Бастилию.

Карл слегка побледнел, потом глянул на мать. Она медленно кивнула.

– Все так и есть, мой сын. А когда они захватят власть, то с нами церемониться не станут. И конечно, их первой жертвой будет король.

– Несколько дней назад я был свидетелем, как одного заключенного подвергали пыткам, – поддержал мать Анжу. – Зрелище не из приятных. Он больше никогда не сможет ходить. У меня до сих пор стоит в ушах хруст его костей.

– Ты имеешь в виду испанский сапожок? – добавила Екатерина. – Но, сынок, это пустяки по сравнению с тем, что они устроят для нас в Бастилии.

Мысль о физической боли всегда выводила Карла из себя – он боялся ее, и в то же время она приводила его в странное возбуждение. В течение многих дней он мог оставаться вполне спокойным, а затем вдруг у него начинался приступ безумия. Тогда Карл хватал кнут и начинал хлестать всех подряд – от слуг до животных. У него в покоях было устроено что-то вроде кузницы, чтобы он мог иногда постучать по металлу и выпустить пар. Вид насилия возбуждал его, но, когда возникала вероятность, что это насилие может быть применено по отношению к нему, он становился действительно опасным.

Карл закричал:

– Я – король! Эти собаки Гизы не посмеют ничего мне сделать!

Анжу с трудом скрыл улыбку. С помощью матери ему удалось достичь своей цели.

– Ваше величество говорит здравые вещи! – воскликнул Анжу. – Этот соблазнитель нашей сестры – грязный пес.

– Мы выпустим из него кровь! – крикнул Карл. Он весь покрылся пятнами, а в уголке его рта выступила пена.

Будучи более осторожной, чем Анжу, Екатерина подумала, что так просто расправиться с Гизом – опасно. Если станет известно, что он уничтожен по приказу короля, это может вызвать ответную реакцию со стороны его семьи. Не исключен и мятеж. Парижане могут поднять восстание против Валуа в отместку за своего любимца Гиза.

– Успокойся, сынок, – проговорила она. – Вспомни, кто он.

– Он хочет нас уничтожить! – продолжал кричать Карл.

– А мы должны уничтожить его сами, но осторожно. Успокойся, мой дорогой Карл. Нужно сделать так, чтобы никто не мог подумать, будто к его убийству причастен король.

– Нам надо посоветоваться друг с другом, – сказал Анжу. – Давайте, ваше величество, устроим совет.

Карл, переводя глаза с матери на брата, становился все более неуправляемым. Когда истерики короля достигали пика, его уже никто не мог успокоить.

Екатерина положила руку ему на плечо.

– Если мы все хорошо продумаем, сынок, нам ничто не будет угрожать. Надо застать любовников на месте преступления. – Она сделала паузу и облизала губы, сдерживая смешок. – Если это удастся… даже если станет известно, что его смерть – дело наших рук, никто не сможет нас обвинить в том, что мы отомстили на нашу сестру и дочь.

Марго лежала с Гизом в потайной комнате. У дверей дежурили две преданные служанки, она знала, что они вполне надежные, и потому была спокойна.

– До поры мы можем встречаться здесь, – сказала Марго. – Я не теряю надежды, что все изменится к лучшему.

– Уверяю тебя, любовь моя, никакие препятствия нас не разлучат, – ответил Гиз.

– Уверенность в себе тебя не покидает! – улыбнулась она. – И при этом ты становишься только привлекательнее. Все, что ты делаешь, мой Генрих, тебя только украшает.

Они были так заняты этой беседой, что не замечали ничего вокруг. Лишь когда открылась входная дверь, Марго вздрогнула. Затем вскочила на ноги, запахнув халат на обнаженном теле.

– Кто посмел?..

– Именем короля! – послышался крик, и Марго содрогнулась от ужаса, увидев приближающихся стражников с факелами.

– Я – принцесса Маргарита, – строгим голосом проговорила она. – Убирайтесь отсюда!

– Что здесь происходит? – Это был голос одного из стражников короля.

– Мы думали, сюда забрались воры, а это принцесса с неким господином.

Послышался приглушенный смех. Марго повернулась к Гизу. Она, как и он, поняла, что они оказались в ловушке.

– Скорее уходи отсюда, – прошептала она. – Возвращайся в свои покои. Твое имя не называлось. Может, они и не знают, кто здесь. А мне они ничего сделать не посмеют.

– Нет, – тоже шепотом ответил Гиз. – Я останусь с тобой.

– Нет, нет! Не делай глупостей. Я умру, если с тобой что-то случится. Быстро уходи. Через боковую дверь… как пришел сюда. Если ты меня любишь…

Он пожал ей руку и вышел, никто не сделал попытки последовать за ним.

Граф де Рец шагнул вперед и сказал:

– Принцессе ничто не угрожает. Нам нет необходимости здесь оставаться.

Это был приказ покинуть помещение, а граф встал рядом с принцессой, словно оберегая ее, потому что в комнату входили все новые стражники с факелами.

Однако вскоре приказ графа был выполнен. Когда все вышли, он сообщил:

– Королева-мать распорядилась, чтобы вы немедленно прибыли к ней.

– Сначала я зайду к себе.

– Она приказала вам прибыть без промедления. Вынужденная повиноваться, Марго прошла вместе с графом в покои матери. Там находился король, и граф де Рец немедленно удалился. Как только он вышел, Екатерина схватила Марго за ее длинные черные волосы, притянула к себе.

– Шлюха! – крикнула она. – Тебя застали на месте преступления. Надеюсь, не в самый неподходящий момент?

Марго сказала с вызовом:

– Я была с человеком, которого люблю. Я это не отрицаю.

– В этот ранний час? Нет необходимости спрашивать, с какой целью?

– Конечно нет, так как это вам прекрасно известно.

Екатерина подняла руку и влепила Марго такую сильную пощечину, что та откинулась назад.

Карл, наблюдавший за происходящим, начал кусать тыльную сторону ладони.

– Эта проститутка проводит ночи с врагами вашего величества! – воскликнула Екатерина. – По-моему, ей надо показать, что случается с теми, кто встает у нас на дороге. Разве не так?

Екатерина схватила Марго за халат и сдернула его с нее. Обнаженная Марго испуганно переводила взор с матери на брата.

Екатерина отбросила халат, толкнула Марго на кровать и начала изо всех сил бить ее кулаками.

Карл вдруг издал вопль и тоже бросился к сестре. Марго пыталась увернуться от ударов, но противников было двое, а ярость Карла оказалась поистине демонической.

Она слышала их приглушенный смех – хрипловатый матери и полубезумный Карла – и пыталась прикрыть лицо руками, ожидая новых ударов.

Наконец мать решила прекратить избиение.

– Хватит, Карл, – приказала она. – Ты же не хочешь ее убить? Не надо до этого доводить. Она уже достаточно наказана. Пусть придет в себя. Дай-ка я на нее взгляну. Помни, наказания заслуживает не она одна.

– Пусть приведут сюда этого Гиза. Я убью его собственными руками.

– Не надо этого делать. Я же тебе говорила.

– При чем здесь Гиз? – спросила, приподнимаясь, Марго.

Мать толкнула ее обратно на кровать.

– Сынок, – требовательным голосом произнесла она, – запомни наш разговор. Пошли! Я провожу тебя в твои покои. Запомни, что я сказала. Нам необходимо быть осторожными. Тебе надо отдохнуть. Постарайся забыть, как твоя сестра нас опозорила… пока не успокоишься.

Екатерина пошла провожать Карла. Марго находилась в полуобморочном состоянии, и ей показалось, что матери не было очень долго.

Вернувшись, королева-мать подошла к кровати, посмотрела сверху вниз на дочь.

– Скоро придешь в себя, – сказала она. – Ты совсем опустилась. Принцесса королевской крови, а ведешь себя, как продажная девка из кабака… Надо же, тебя застали с мужчиной…

– И избили за это изо всех сил! – воскликнула Марго. – Я вся в синяках, вы мне кости переломали!

– Ты знаешь, какой у тебя брат. В ярости он теряет рассудок. Но ты сама во всем виновата. Лежи спокойно, я посмотрю, что с тобой стало. Красота немного поблекла, а? Интересно, что бы сказал месье Гиз, если бы тебя сейчас увидел? Но, возможно, ему не случится изменить своего мнения о тебе.

– Что вы имеете в виду?

Екатерина слегка шлепнула ее по ягодицам:

– Не твое дело, доченька. Теперь тебе надо думать только о том, чтобы стать хорошей женой для своего мужа, который не должен заподозрить, какой ты была шлюхой до замужества.

Екатерина подошла к шкафчику, отперла его, достала несколько склянок с мазями и стала смазывать ушибы Марго. Закончив, усмехнулась:

– Не пройдет и дня, как ты поправишься. И поэты снова будут воспевать красоту принцессы Марго. А теперь дай я приведу в порядок твои волосы. Вскоре тебе надо будет присутствовать при моем утреннем туалете, и ты должна выглядеть так, словно только что поднялась со своей девственной постели.

– Это невозможно.

– Ничего подобного! Для того, кто чего-то по-настоящему хочет, ничего невозможного нет.

Марго ходила взад-вперед по своим покоям. Они хотят убить ее любовника. И сделают это. Она-то это хорошо знает.

Будучи прирожденной интриганкой, Марго имела соглядатаев в покоях братьев, и поэтому ей было известно, что Анжу и Екатерина договорились застать ее врасплох с любовником. Но почему же друзья ее не предупредили? Мать и брат настроили короля против Генриха де Гиза, и Карл твердо решил убить ее любовника. Даже нашел убийцу.

Генриху де Гизу угрожает смертельная опасность. Его можно спасти, только расставшись с ним.

Какая сложная дилемма для любящей женщины! В глубине души Марго знала, как поступит, потому что смерти Гиза ей не пережить. Она была готова на любые жертвы, чтобы только спасти его от гибели.

Ее шпионы рассказали о разговоре между королем и его сводным братом, Генрихом Ангулемским – сыном Генриха II и леди Флеминг. Как внебрачный сын короля, он занимал при дворе высокую должность главного смотрителя. Именно ему Карл и приказал убить герцога де Гиза.

– Если не убьешь его, – кричал король, весь вне себя от ярости, – то я убью тебя!

Но Генрих Ангулемский не решился убить Гиза – возможно, потому, что осознал, что после этого начнется. Толпа разорвала бы его на куски. Но от того, что он пошел на попятную, опасность не уменьшилась. Брат Марго Анжу решил во что бы то ни стало убрать Гиза с дороги, а то, что их с Марго поймали на месте преступления, оправдает любые его действия. Словом, надо как-то спасать жизнь любимого.

И Марго поняла, что для этого есть только один путь. Ее сестра Клод вышла замуж за герцога Лотарингского, таким образом став родственницей Гизов. Необходимо через нее убедить Генриха немедленно жениться – на ком угодно, кроме принцессы Марго.

Больше ничто помочь не может. Она слишком сильно его любит, чтобы смотреть на все происходящее сквозь пальцы. Спасти любимого можно, только заставив его жениться на другой женщине. Если он так сделает, Анжу уже никому не сможет сказать в свое оправдание, что Гиз якобы опозорил его сестру.

Такой красивый мужчина, такой герой, великолепный во всех отношениях, быстро найдет себе невесту.

Гизы согласились с таким решением Марго. И даже сам Генрих пришел к выводу, что ему, для сохранения его жизни и для безопасности всей семьи, необходимо это сделать.

Таким образом, Генрих де Гиз женился на принцессе де Порсиан. Марго горько рыдала и говорила, что сердце ее разбито, а чуть-чуть успокоившись, стала ждать, когда ее любимый к ней вернется и они снова займутся любовью.

Мать Марго была не единственным человеком, который считал, что ей пора замуж. В противном случае, при ее красоте и необузданном нраве, рано или поздно может вновь возникнуть весьма опасная ситуация, как в случае с Гизом. Кроме того, принцесса была неплохим товаром для совершения всевозможных сделок, и мысль о том, чтобы выгодно выдать ее замуж, посещала многих людей.

Повсюду во Франции гугеноты были источником беспокойства. Королева-мать старалась их угомонить, в то же время не вызывая раздражения у католиков. Сама она в глубине души не склонялась ни к какой вере, готовая молиться тому Богу, которому выгодно. Ее приводила в изумление та страсть, с которой другие люди сражались за свои убеждения. И больше всего беспокоило, что с тех пор, как во дворе появился адмирал Колиньи, ее влияние на короля стало ослабевать.

Искренний и добрый Колиньи умел оказывать влияние на людей. Екатерина недооценила то обстоятельство, что временами полубезумное, замутненное сознание ее сына вдруг озарялось светом. Тогда его начинало обуревать желание быть хорошим и добрым, вести нацию к величию, он лелеял надежду, что после его смерти люди будут говорить: «Карл IX был хорошим королем, который заботился о своем народе».

Временами скудный ум Карла озаряли проблески света, и тогда ему начинало казаться, что только один человек во Франции может помочь ему стать хорошим правителем. И это не мать, не его братья, а достойнейший из достойных – адмирал Колиньи.

Король посылал за адмиралом каждый день, называл его «мой отец», задавал ему вопросы, слушал его ответы. В обществе Колиньи он становился спокойнее.

Екатерина обеспокоилась, что такая ситуация таит в себе опасность, и пришла к выводу, что с адмиралом надо покончить.

Ей было известно много способов, с помощью которых она избавлялась от своих врагов. Но людей, подобных Колиньи, нельзя было убирать с дороги, просто отравив их итальянским ядом, – это могло привести к слишком крупным неприятностям. Началось бы тщательное расследование, кого-то могли арестовать, кто-то под пытками мог проговориться… Нет, таких сильных врагов нужно убирать другими средствами.

Постепенно у Екатерины созрел нужный план, но действовать ей приходилось очень осторожно, продумывая каждый шаг. Наконец она решила, что пора приступать к делу.

Был заключен Сен-Жерменский мирный договор, но Филиппу II не нравилось, что гражданская война во Франции закончилась. Он предлагал Карлу прислать девять тысяч солдат для борьбы с гугенотами. Папа римский писал: «Не может быть никакого согласия между сатаной и детьми света, поэтому нет никакого сомнения в том, что не может быть никакого честного договора между католиками и еретиками».

Екатерина смеялась над предложениями Филиппа и предупреждениями папы римского; но она дала и тому и другому знать, что у нее есть собственный план, как расправиться с гугенотами.

Екатерина послала за Колиньи и заявила ему, что намерена твердо укрепить добрые отношения между ними.

– А как, мой дорогой адмирал, – спросила она, – можно установить гармонию лучше, чем посредством заключения брака? – И, усмехнувшись, объявила: – Я подумываю, мой дорогой Колиньи, о женитьбе между вашим юным Генрихом Наваррским и моей дочерью Маргаритой.

Марго была в ярости. Мало того, что ее разлучили с любимым человеком, так теперь еще предлагали выйти замуж за этого болвана, за этого шута, за этого деревенского простофилю, который именует себя принцем Наваррским.

– Я прекрасно помню, – говорила она Алансону, – как он появился во дворе. У него грубые манеры и грязная одежда.

– Да, он совсем не похож на месье де Гиза, – подтвердил брат.

Марго заплакала:

– Они делают это мне назло. Но я не выйду за него замуж. Клянусь, что не выйду.

Алансон постарался успокоить сестру. Конечно, ей придется выйти замуж за Наваррского, потому что такова воля матери, но нет никакой необходимости так переживать. По крайней мере, она останется во Франции. Хорошо зная сестру, Алансон прекрасно понимал, что этот брак не помешает ей по-прежнему предаваться удовольствиям.

– Это только кажется таким страшным, – говорил он. – Вскоре ты привыкнешь. Я слышал, что у Наваррского много любовниц. Возможно, они находят его не лишенным обаяния.

– Они не принцессы, их наверняка привлекло его королевское происхождение.

– Я кое-что о нем знаю. Он не только ветреный, но и довольно легкого нрава. Думаю, если ты не будешь вмешиваться в его дела, то и он не станет вмешиваться в твои.

Марго, однако, продолжала страдать по Гизу, временами перед ее глазами возникали картины, как он занимается любовью со своей женой, и тогда она не могла успокоиться.

– Ненавижу Наварру, – заявила она. – А Генрих мне не понравился сразу, как только я увидела его черные глазки навыкате и то, как он пытался произвести впечатление на нашего отца своим кривлянием. Он лживый, грубиян, а самое главное – грязнуля. Я буду сопротивляться этому браку изо всех сил.

Алансон вздохнул. Марго могла сопротивляться, могла кричать, но по-настоящему воспротивиться воле матери невозможно.

Вскоре ко французскому двору прибыла Жанна Наваррская, мать предполагаемого жениха. Двор находился в Блуа, но Екатерина выехала из него в Тур, чтобы встретить Жанну на полпути и тем самым показать, как она рада ее приезду.

– Теперь, – горячо воскликнула Екатерина, обнимая Жанну, – мы можем уладить все, что должно быть улажено, и, к радости французов, придем к согласию.

Жанна была полна подозрений, но позволила втянуть себя в переговоры. Она приехала с дочерью Екатериной и с удовольствием сравнивала ее, юную красавицу, с раскрашенными придворными дамами. Маргарита, несмотря на нежелание выходить замуж за Генриха, тем не менее тепло приветствовала будущую свекровь и тем тронула сердце Жанны. Но и эта принцесса тоже красилась так, что королева гугенотов поначалу содрогнулась. Но Марго, в золотистом платье, увешанная драгоценными каменьями, выглядела так эффектно и держалась так мило, что в конце концов Жанне понравилась.

Однако чутье подсказывало ей, что надо держаться настороже. Доверять этим людям нельзя. Их страстные заверения в дружеских чувствах пропитаны фальшью. Жанна не могла забыть, что именно усилиями королевы-матери Екатерины Медичи был отвращен от выполнения супружеского долга ее Антуан, к которому она подослала одну из своих подручных шлюх. А теперь эта женщина изо всех сил пыталась уверить ее в своем расположении. Каждый день Екатерина интересовалась, когда же приедет ко двору жених. Разве Жанна не знает, как все жаждут увидеть этого симпатичного молодого человека, как ждет встречи с ним невеста?

Нет, все это неспроста, и доверять всем этим заверениям в дружбе невозможно. Генриху нельзя приезжать сюда, пока все не будет обговорено и улажено. И даже тогда его должны будут окружать верные друзья.

Двор между тем перебрался в Париж. Королева Наваррская была в нем почетной гостьей. Екатерина постоянно искала способа продемонстрировать ей свои дружеские чувства: ее портной начал шить для Жанны наряды, она предложила ей посетить Рене – своего парфюмера и перчаточника. Тот должен был сшить для нее перчатки – такие же элегантные, как у королевы-матери.

Жанна побывала у Рене, а когда вернулась в особняк де Конде, который стал ее домом в Париже, почувствовала острую боль. Она промучилась несколько дней и ночей.

Затем по Парижу прокатилась скорбная весть. Королева Наваррская скончалась.

Шел июнь 1572 года.