В ДОМЕ ВИКАРИЯ

Я лежала в собственной постели. В доме разлилась вязкая тишина, прерывавшаяся только шепчущимися голосами.

Ей позволили выйти на свободу. А вдруг она виновна? Ведь ее невиновность не доказана.

Эти слова неотступно звучали у меня в голове. В ушах стоял голос старшины присяжных. Я так хотела услышать – невиновна, а услыхала – оправдана за отсутствием доказательств.

– Все позади. Ты свободна. – Это говорила возбужденная Зилла.

Но я знала, что никогда не буду свободной. Оправдана за отсутствием доказательств. Эти слова мне придется вспоминать долгие годы. Люди запомнят их.

– Девина Глентайр, – будут они говорить. – Где же я слышал это имя? Ах да… так звали девушку, убившую своего отца. Или не убившую? Ее выпустили за отсутствием доказательств.

Какой жестокий вердикт. Как стигмы, которые несли на себе всю жизнь.

– Я собираюсь сразу же уложить тебя в постель, – говорила Зилла, – и несколько дней ты не будешь покидать ее. Ты прошла через страшное испытание. Потрясения более тяжкого не придумать. Ты даже не понимаешь, что ты перенесла. Но теперь все позади. Я буду присматривать за тобой.

Я почти не слышала ее. Я еще была в зале суда. Не могла избавиться от видений, стоявших у меня перед глазами. Я слышала голос Ниниана Грейнджера – страстный, ласковый, сердитый, прочувствованный, призывающий жюри к здравому смыслу и человечности. Ниниан был великолепен, и я полагала, что обязана жизнью ему… ему и Зилле, конечно. Когда все кончилось, он ненадолго задержал мою руку в своей, и в глазах его светилось торжество.

Конечно, мое дело знаменовало для него успех, ибо, хотя он и не добился желанного для меня вердикта, он все равно выиграл. Мое дело представлялось совершенно безнадежным, а на какой-то его ступени все были почти убеждены, что я убийца, однако, он с помощью Зиллы сумел переломить его ход, и мне бы только радоваться, что вердикт жюри присяжных гласил – оправдана за отсутствием доказательств. Несомненно, мое дело стало его триумфом и значительным шагом в карьере; дело, казавшееся безнадежным и, пускай не полностью, но выигранное, – это можно было считать верхом успеха в сложившихся обстоятельствах.

Я была рада остаться одна. Я не хотела видеть никого из домашних. Они будут держаться тактично, но мне-то известны их мысли.

– Сделала она это или не сделала? – вот что они будут спрашивать друг у друга. – А кто знает? Ее отпустили, потому что не хватило доказательств.

Не хватило доказательств ее вины! Слова гудели во мне как погребальный набат.

Экипаж с Хэмишем Воспером на козлах поджидал нас у зала суда. Зилла отвезла меня домой.

– Я знала, что все кончится хорошо, – говорила она. – И хочу поскорее увезти тебя отсюда.

Мы сидели с нею рядом, совсем близко. Она держала мою руку, то и дело ободряюще похлопывала по ней и приговаривала: – Все будет хорошо. Я рядом, чтобы помочь тебе, дорогая.

Все казалось странным и нереальным. Даже улица как будто изменилась.

– Не останавливайся перед домом, Хэмиш, – достиг моего сознания голос Зиллы. – Поезжай прямо к конюшне. На улице могут слоняться зеваки.

Верно, подумала я. Любители щекочущих нервы зрелищ, они обязательно придут взглянуть на девушку, которую могли приговорить к смерти за убийство. А кто сказал, что она ее не заслужила? Ведь ее невиновность не доказана; убийство имело место, но доказать, что убийца виновен, не удалось.

Такие люди никуда не исчезнут. Они будут таращить на меня глаза. Будут припоминать. Моя вина не доказана, но…

– Прошу вас, – развязно объявил Хэмиш, – конюшня. Я выбралась из экипажа и вошла в дом через заднюю дверь. Мистер и миссис Керквелл были в страшном смущении. Как полагается встречать члена семьи, который только что был обвиняемым в суде, а теперь вернулся, поскольку его вина не доказана?

– Рада вашему возвращению, мисс Девина, – выдавила из себя миссис Керквелл.

Мистер Керквелл кивнул, а Дженни и Бесс просто молча уставились на меня. Я стала для всех них другим человеком. Зилла взяла инициативу в свои руки.

– Теперь, дорогая, мы сразу отведем тебя в твою комнату. Я пришлю тебе все, что нужно. А нужно тебе немного перекусить и отдохнуть. Ты должна восстановить силы. А я намерена добиться, чтобы у тебя все снова было в порядке.

Когда дверь в моей комнате закрылась, мы очутились лицом к лицу.

– Сначала будет тяжело, – сказала Зилла и в который раз повторила: – Но все образуется.

– Они не знают, как со мной говорить. Они думают, что это сделала я, Зилла.

– Ничего подобного. Они просто не знают, как выразить свои чувства. Они рады, как собаки с двумя хвостами, поскольку ты вернулась и все неприятности позади.

Какими длинными показались мне последовавшие дни! Я не хотела выходить из своей комнаты. Я не могла заставить себя смотреть на людей и читать их мысли. Зилла часто бывала у меня. Приносила мне поесть, усаживалась и болтала, пока я поглощала пищу.

– Если хочешь, давай поговорим о том, что было, – сказала как-то она. – Это поможет тебе. Я всегда знала, что ты не при чем. Я очень хотела, чтобы они вынесли нужный вердикт. Этому надутому старому судье и тупому жюри должно было сразу стать ясно, что ты мухи не способна обидеть.

В Зилле произошли почти неуловимые изменения. Мне пришло в голову, что она словно бы избавилась от надоедливой узды. Вольнее стала речь, ярче помада на губах, заметнее коралловый цвет щек. Что-то в ее облике намекало на одержанную победу.

Время от времени она заговаривала об отце, и тогда на лицо ее наползала маска скорби.

– Он был такой очаровательный… и всегда добр ко мне. Он любил повторять, что никогда не был ни с кем так счастлив, как со мной.

Я не могла удержаться от колкого замечания:

– Он был счастлив и с моей мамой. Он любил ее.

– Конечно, любил, дорогая. Но это другое. Она покинула мир, и ему так нужны были покой и уют. Он обрел меня… и как раз вовремя. О, я знаю мужчин. Он даже не мечтал найти утешение вновь… и что-нибудь сверх того… если ты понимаешь, о чем я говорю. Меня успокаивает то, что я сумела так много дать ему. Это не значит, что он ничего мне не дал… Он так изменился за это время. Стал непохожим на человека, которым был прежде… Любил говорить, что я вернула ему молодость. Это было прекрасно. К несчастью, именно желание стать молодым заставило его принимать эту гадость.

Я вздрогнула.

– Не будем об этом, дорогая, – продолжала она. – Но когда я вспоминаю о том, как нашла этот смятый пакет, не могу удержаться и не сказать: «Какая удача!» Этот пакет сотворил чудо. Вызволил тебя из беды. Сделал тебя свободной.

– Ибо я оправдана за отсутствием доказательств, – пробормотала я.

– Не думай об этом. Ты дома. Ты свободна. Дело закончилось. Снова его не начнут.

Но про себя я думала: я никогда не буду свободной, ибо вердикт гласил – оправдана за отсутствием доказательств.

Я ходила по магазинам с Зиллой. Возил нас Хэмиш Воспер. Он смотрел на меня чуть ли не заговорчески. Кучер был, как всегда, развязен, но мне показалось, что в нем появилась некая фамильярность. Я предпочитала смущенный вид других слуг.

Я написала Лилиас. Мне было проще всего рассказать именно ей, как я себя ощущала. Она пережила трагедию, подобную моей, правда, не такую страшную; но результат все равно оказался катастрофическим – ее судили поспешно и признали виновной.

Я с радостью прочитала ответ Лилиас:

«Моя дорогая Девина!

Я так хорошо понимаю твои чувства. Я узнала о твоем деле, конечно, из газет и душой была рядом с тобою в продолжение всего процесса. Я так хотела оказаться возле тебя въяве. Узнав вердикт, я вздохнула с облегчением. Мне хотелось, чтобы он был более определенным, но, в конце концов, немало и того, что ты свободна.

Я пыталась представить себе, каким стал ваш дом с появлением у твоего отца второй жены. Судя по газетам, ее показания изменили ход процесса. Если верить тому, что пишут, она как будто добрая и очень привлекательная внешне женщина.

Мы так давно не виделись. Могу представить, какая буря пронеслась над тобой, и мне вдруг пришло в голову, что ты с удовольствием покинула бы на время свой дом. Если тебя это устроит, ты могла бы пожить у нас. Мы будем вместе и сможем поговорить. Наш дом просторен, ты никого не стеснишь. Но, конечно, привычных для тебя удобств здесь не будет. Зато я могу обещать тебе любовь, сочувствие… и веру в твою невиновность. Подумай. Спешить не обязательно. Только когда примешь решение, напиши и сообщи о приезде.

Ты всегда в моих мыслях.

С любовью,

Лилиас».

Какое чудесное письмо! Я немного поплакала над ним и перечитала его не один раз.

Я подумала над предложением Лилиас. Уехать из дома, где все это случилось, будет благом для меня. В уединении дома викария я смогу поговорить с Лилиас о будущем, ибо я уже поняла, что не смогу и дальше жить в этой стране, будто ничего не случилось. Я должна была действовать. И мне требовался собеседник, который меня хорошо знал. Я нуждалась в совете, а кто мог дать мне наилучший совет, если не Лилиас?

Я сказала о приглашении Зилле.

– Мне эта мысль кажется разумной, – сказала она. – Ты ведь любишь Лилиас? С нею тебе будет легко. Как говорил твой отец, она была настоящей гувернанткой… пока искушение не ввело ее в грех.

– У нее не было никакого искушения, – раздраженно выкрикнула я. – Произошла ужасная ошибка. Лилиас ни в чем не повинна.

– Я лишь передала тебе слова твоего отца. Бедная девушка. У нее, видно, было совсем мало денег. Им, гувернанткам, трудно живется. Я могу понять, что такое искушение. В конце концов, я сама была гувернанткой.

– Лилиас не крала, Зилла. Она не имеет ничего общего с этим проклятым жемчужным ожерельем. Я уверена в этом.

– Конечно, конечно, тебе лучше знать. Ты была рядом. Но отец твой, похоже, думал…

Во мне нарастало негодование, и я намеревалась снова возразить, но Зилла подняла руку и проговорила:

– Хорошо, не сомневаюсь, что ты знаешь лучше. В конце концов, она была для тебя чем-то особенным, так ведь? Ты очаровательна, и я люблю тебя – говорю это честно. Однако на моем месте могла оказаться мачеха, которая сказала бы тебе, что не следует встречаться с человеком, который находится под подозрением…

– Это я под подозрением, Зилла.

– Пусть будет по-твоему. Я думаю, поездка пойдет тебе на пользу. – Она обняла меня. – Я же вижу ты хочешь уехать, значит, так лучше. Будем считать, что договорились. Напиши ей и сообщи о своем решении. Согласна, что какое-то время побыть вне этого дома – для тебя благо.

– Уверяю вас, Зилла, что Лилиас не способна на воровство.

– Конечно, ни на мгновение не сомневаюсь в этом. Поезжай. Тебе будет там хорошо, а мне только это и нужно. Кстати, я должна кое-что сказать тебе. Речь о твоем отце и… деньгах. Он очень заботился о том, чтобы я не знала нужды… и оставил мне все… почти все. Этот дом… ценные бумаги… и тому подобное. Бедняжка, он говорил, что так благодарен мне. Он собирался лишить тебя наследства. Говорил, что, если ты выйдешь за Алестера Макрея, то будешь и так хорошо обеспечена, но если за Джеми – тогда ничего не получишь. Я сказала ему, что это несправедливо. Что если он ничего тебе не оставит, то я откажусь от его щедрот. Мне пришлось постараться, чтобы убедить его в своей правоте. И кое-что он тебе оставил. Поверенный полагает, что твоя часть наследства даст тебе примерно четыреста фунтов в год. Мне очень неловко говорить тебе это. Но все остальное принадлежит мне.

– Я… понимаю.

Она пожала мою руку.

– Это твой дом, дорогая. И будет твоим, пока ты этого хочешь. Я сказала ему, что иначе и быть не должно. Он ответил, что я чересчур добра. Я сказала – ничуть, а потом: «Я люблю твою девочку. Она мне – как дочь». Честное слово, его это так порадовало. Конечно, я подумать не могла, что он уйдет из мира таким путем. Откуда мне было знать, что он принимает эту гадость?

Я молчала.

– Четыреста фунтов в год! – продолжала она. – Вполне прилично. Ты хотя бы не будешь нищей. А потом есть я. Я всегда готова поделиться с тобой.

Пожалуй, все это меня не удивило. Он и должен был, конечно, оставить все ей. Он боготворил ее. Тогда меня не волновали деньги, и то немногое, что мне причиталось, я полагала достаточным.

Из головы у меня не выходила возможная поездка к Лилиас. Только одно мешало принять решение. Естественно, в Лейкмире все слышали о моем деле. Что подумает паства викария, когда узнает, что он дал приют человеку, который может быть убийцей? Я знала, что он был хорошим человеком, принял Китти и нашел ей работу, но я не имела права своим появлением нарушить покой его и его семьи.

– В чем дело? – с тревогой спросила Зилла.

– Я не могу поехать, – ответила я. – Обитатели Лейкмира знают о моем деле. Я буду нежеланной гостьей в доме викария.

– А почему бы тебе не изменить имя? – проговорила Зилла.

– Что?

– Ты не можешь сделать это здесь, где тебя хорошо знают, но вдали от дома – другое дело.

– Пожалуй, вы правы.

– Не пожалуй – а права. Выбери имя, которое нельзя будет связать с процессом. Это несложно. – Зилле понравилась собственная мысль, глаза ее заблестели. – Обычно сохраняют неизменными свои инициалы. Заранее никогда не знаешь – а вдруг они понадобятся, и того всего-навсего придется лишь кое-что объяснить. Твои инициалы – Д.Г. Из них нам и нужно исходить.

– Прекрасная мысль.

– Этому учит сцена, дорогая. Многие в мире актеров меняют свои имена. Иногда так нужно по соображениям дела… иногда по другой причине. Давай подумаем. Девина – запоминающееся имя. Может быть – Диана?

– Да, оно тоже начинается с буквы Д.

– Итак, Диана. А что будем делать с буквой Г?

– Что если – Грей? Диана Грей?

– Ты хочешь взять мою фамилию. Я же была мисс Грей, пока не стала миссис Глентайр.

– Она короткая и начинается с буквы Г.

– Мне кажется, получается неплохо – Диана Грей. Значит, живя в семье священника, ты будешь Дианой Грей. Так в самом деле лучше и для них, и для тебя.

– Я сегодня же напишу Лилиас. И я ушла к себе в комнату.

«Моя дорогая Лилиас, – писала я, – я очень хочу приехать к тебе, но было бы нечестно появиться у вас вместе со своим прошлым. Надеюсь, твой отец не посчитает зазорным мое желание уйти от самой себя. Я хочу стать другим человеком…

И не хочу, чтобы меня тенью сопровождали сплетни. Уверена, что в ваших краях знают о моем деле, поэтому я решила стать Дианой Грей. Я сохраняю свои инициалы, что Зилла считает очень разумным. Я приеду, если ты не станешь возражать против этой уловки. Не думаю, что смогла бы приехать к тебе, если бы меня все время преследовал страх – вдруг люди вспомнят, кто я такая.

Я прошу тебя сообщить, согласна ли ты с моим намерением; если – да, я тотчас складываюсь и выезжаю.

Надеюсь, получить твой ответ в самом скором времени.

С любовью, Диана».

Я запечатала письмо и с удивлением поняла, что мое настроение заметно улучшилось.

Я спустилась в прихожую и положила письмо на серебряный поднос, с которого письма, подлежащие отправлению, время от времени забирал и относил на почту Керквелл.

Я еще находилась внизу, когда вдруг послышался грохот захлопнувшейся двери. Затем зазвучали торопливые шаги. Я не была расположена встречаться лицом к лицу с кем-либо из слуг, поэтому проскользнула в гостиную и наполовину прикрыла за собой дверь.

Шаги теперь слышались на лестнице. Я выглянула в щель и с изумлением увидела Хэмиша Воспера. Его красное лицо искажала ярость. Он промчался через прихожую и выскочил в заднюю дверь.

Что он делал на верхних этажах дома? Может быть, Зилла послала за ним, поскольку ей понадобился экипаж? Но для прогулки время было неподходящим.

Очень странно.

Однако все мои мысли были заняты Лилиас. Я гадала, что она ответит мне по поводу изменения имени.

Конечно, я сделаю это только во время пребывания в ее доме; но что если – вдруг подумала я – начать под другим именем новую жизнь. Но тогда придется покинуть Эдинбург. Куда же могла я направиться? Нет-нет, это всего лишь безумная мечта. Но о ней стоило поговорить с Лилиас.

Я с нетерпением ждала ответа, но начала понемногу готовиться к отъезду, поскольку не сомневалась, что письмо вот-вот придет. И вдруг меня посетил гость.

Ко мне в комнату вошла Бесс.

– Вас хочет видеть джентльмен, мисс Девина.

– Джентльмен?!

– Да, мисс. Я провела его в гостиную.

Кто же это может быть, мелькнуло у меня в голове. Джеми… чтобы сказать, что, несмотря ни на что, он меня все равно любит; что готов разделить со мною все тяготы жизни? Алестер Макрей?

– Как его зовут?

– Мистер Грейнджер, мисс.

Что-то во мне дрогнуло. Неужели он? Что ему нужно? В том, что касалось его, дело закончилось.

Я поспешно спустилась в гостиную. Он поднялся мне навстречу, взял мою руку и пытливо заглянул в глаза.

– Как поживаете, мисс Глентайр?

– Спасибо, а как вы?

– Благодарю. Вам… видимо, нелегко сейчас?

– Да, но я собираюсь на время уехать.

– Это самое разумное.

– Хочу пожить у своей гувернантки. – Мой гость удивился. – У той, что была у меня раньше и прожила здесь не один год.

– Значит, в вашей жизни было несколько гувернанток?

– Всего две.

– И обе сыграли для вас такую роль. Куда же вы едете?

– В местечко под названием Лейкмир, в Девоншире.

– Кажется, Девоншир – очень приятное графство.

– Я остановлюсь в доме викария. Мисс Милн – его дочь.

– Это выглядит превосходно.

Привычка доверять Ниниану все еще жила во мне. Когда шла борьба за мою жизнь, он убедил меня ничего не утаивать и объяснил, что даже пустяковая подробность может иметь огромное значение. Потому я и сейчас призналась в своем намерении:

– Кстати, я… хочу изменить свое имя, чтобы ненароком не подвести викария и его семью.

– В подобных обстоятельствах так поступают часто.

– Значит, вы считаете эту мысль неплохой?

– Несомненно. Понимаете, газеты проникают всюду. Поэтому вы можете себя неуютно чувствовать даже в чужом месте.

– Да, я не хочу быть обузой для гостеприимных людей.

– Они, очевидно, пригласили вас?

– Да, и отец Лилиас представляется мне человеком не от мира сего.

– Даже так?

– Он очень добр, почти святой.

– Вы считаете, святость – не от мира сего?

– Не совсем, но если кому-либо требуется помощь, он готов оказать ее, не считаясь с неудобствами для себя.

– В самом деле он не похож на обычных людей.

– Так и есть. Лилиас – это мисс Милн – говорит, что он истинный христианин. Очень многие люди называют себя христианами, но не являются ими. Он так внимательно отнесся к Китти, в то время как другие… – Я сделала паузу.

– Китти? – переспросил он.

– Она была у нас служанкой. Ее застали в компрометирующей ситуации с одним из наших конюхов. Китти тут же уволили, а этого конюха… правда, он мастер своего дела… оставили, даже не наказав.

– Это произошло здесь?

– Да. Я хочу сказать, что отец Лилиас принял в своем доме Китти, а ей некуда было пойти, и нашел для нее работу. И, конечно, он с полным пониманием отнесся к Лилиас, когда уволили ее.

– А что случилось с Лилиас?

Я почувствовала, что зашла слишком далеко. Забыла, что теперь он уже не мой адвокат, которому необходимо знать обо мне все. Он не мог не задавать вопросов, поскольку профессия стала его второй натурой. И как бы против воли я рассказала ему историю ожерелья и Лилиас; Ниниан слушал очень внимательно.

– Значит, ее уволили, – проговорил он, – дочь священника.

– Да, это было ужасно. Я не могу понять, что это было. Но уверена в одном – Лилиас не могла украсть.

– Верно, это кажется маловероятным. А не мог кто-нибудь посторонний проникнуть в дом?

– Нет, в доме находились только слуги. Но зачем кому-то из них могло понадобиться взять ожерелье и подбросить в комнату Лилиас? Оно ведь стоит больших денег.

– Все выглядит так, словно кто-то имел к ней недоброе чувство.

– Не могу представить – кто. Лилиас мало общалась со слугами, но никто не выказывал к ней неприязни.

– Кто-то хотел, чтобы ее уволили.

– Зачем?

– В этом загвоздка.

– Впрочем, это случилось давно, и мне думается, мы уже никогда ничего не узнаем.

– И бедная Лилиас не смогла доказать свою невиновность.

– Подобно…

Он мягко коснулся моей руки.

– Представляется очевидным, что ваш отец по собственной воле принимал мышьяк. Так решило жюри присяжных.

– Тогда почему был таким вердикт?

– Потому что оставалась тень сомнения.

– И всю оставшуюся жизнь мне…

– Вам не следует позволять прошлому терзать вас. Вы должны уйти от него. Поезжайте к священнику. Побудьте какое-то время там. Новое имя поможет вам многое забыть. Оставьте мне адрес. Возможно, нам понадобится написать друг другу.

– Но ведь дело для вас закончено.

– Дело, подобное этому, не может для меня закончиться. Мне не по нраву вердикт. Сердцем я знаю, что звучать он должен так: невиновна. Я не оставляю надежды, что однажды правда выйдет на поверхность.

– Вы не думаете, что мой отец в самом деле убил себя?

– Вероятность этого очень высока, однако, у меня есть сомнения. – Он пожал плечами. – Однако не забудьте про адрес.

Я протянула ему листок бумаги с адресом Лилиас, и он убрал его в бумажник.

– Итак, прежнюю гувернантку уволили, – продолжал он, – и в доме появилась новая, красавица мисс Зилла Грей, чью фамилию вы намерены взять себе.

– Да.

– И очень скоро она стала супругой вашего отца. Очень любопытно.

– Мне тоже так кажется. Хотя, полагаю, гувернантки время от времени выходят за овдовевших отцов их подопечных.

– Да, конечно… такое случается, – медленно проговорил он.

И тут в комнату вошла Зилла. Он встал, а я сказала:

– Вы, конечно, помните мою мачеху.

– Естественно. – Он взял руку Зиллы и тепло улыбнулся. – Мы встречались в суде.

Зилла ответила ослепительной улыбкой, и, хотя я привыкла к ее красоте, мачеха меня поразила. Казалось, в мужском обществе она расцветала, как тюльпан под дождем.

– Вы были великолепны, – сказала Зилла. – Я не в силах отблагодарить вас так, как вы того заслуживаете за все сделанное для…

– Я и без того признателен вам. Ваше свидетельство сыграло решающую роль.

Зилла села напротив него с тонким, как мне подумалось, расчетом, так чтобы свет был позади нее, словно она хотела обезопасить себя от проницательных глаз Ниниана. Она держалась уважительно, подчеркнуто выражая свое восхищение Нинианом. Ему это, видимо, нравилось, несмотря на то, что выглядело немного фальшиво.

Зилла сразу же вовлекла гостя в разговор.

– Рассказала ли вам моя приемная дочь о своем желании на время уехать? Скажите мне, вы сами считаете это хорошей мыслью?

– Просто превосходной. Я только что так и сказал мисс Глентайр.

– А она поведала вам…? – с тревогой в голосе начала она.

– Об изменении имени? Да, я одобряю ее намерение.

– Я очень рада. Тем более что сама предложила это. У меня, правда, появились небольшие сомнения. Я так желаю…

– Всего самого лучшего, конечно, для мисс Глентайр. Я уверен, что на пользу и отъезд, и известная анонимность.

– Теперь я просто счастлива. Девина, моя дорогая, ты предложила нашему гостью чего-нибудь выпить?

– Нет, мы разговаривали и…

Она взглянула на меня с немой укоризной.

– Премного вам благодарен, – поспешно сказал Ниниан. – Но мне пора. Я зашел только затем, чтобы узнать, как чувствует себя мисс Глентайр.

– Как это мило с вашей стороны! Такое внимание, такая забота. Я часто думаю, как повезло Девине, что ее защитником оказались вы.

– Я не заслуживаю таких похвал.

– Ну что вы! – воскликнула она и чуть ли не игриво добавила: – Я настаиваю на своем праве расточать их вам.

Я улыбнулась. Мне казалось, он очень доволен, что Зилла присоединилась к нам. Мы – в основном он и Зилла – поболтали еще немного, после чего он поднялся и откланялся.

Я почувствовала некоторое разочарование в нем. На него явно действовали чары Зиллы. Конечно, я всегда догадывалась об их силе, но не предполагала, что Ниниан так легко подпадет под их воздействие.

Едва он вышел, настроение Зиллы резко изменилось.

– Бога ради, с какой целью он заявился сюда? – спросила она.

– Он сказал, что хотел узнать, как мои дела.

– Он что, навещает всех своих бывших клиентов?

– Я думаю, он считает мой случай особым.

– А я думаю, он чересчур любопытен. Он выручил тебя из беды… и на этом точка.

– Он очень хотел, чтобы жюри вынесло вердикт – невиновна.

– А мы все разве не хотели?

– Мне показалось, что у вас с ним получилась замечательная беседа.

Она не дала себе труда сдержать самодовольную улыбку.

– Итак, все теперь позади, и единственное, что нам отныне предстоит, дорогая, – забыть о происшедшем.

Если бы я могла!

От Лилиас пришло письмо:

«Я ожидаю тебя. Мы понимаем твое желание изменить имя. Поэтому со дня приезда ты будешь Дианой Грей. Не тревожься. Никто ничего не знает, кроме отца, моей сестры Джейн и меня. Все мы очень хотим тебе помочь. Дорогая Девина – ловлю себя на мысли, что должна уже начинать привыкать к имени Диана – помни о том, что я убедила всех в доме: ты так же невинна, как я. Наша семья очень дружна, и мы полностью доверяем друг другу.

Мне кажется довольно странным совпадение наших судеб – мы обе несправедливо обвинены. Выглядит так, будто в доме завелся злой дух. Конечно, это чепуха, но очень похоже. О, наконец-то мы с тобою наговоримся! Я с такой надеждой жду тебя.

Путешествие будет долгим. Сначала тебе нужно попасть в Лондон, а там сесть на поезд, идущий в направлении Уэста. Мы живем в трех милях от Тинтон-Кроули, но я встречу тебя на станции с догкартом.

Жду не дождусь тебя. С любовью,

Лилиас.

P.S. Прилагаю свои советы по поводу путешествия вместе с адресом гостиницы в Лондоне, где сама провела ночь. Она небольшая и спокойная, рядом со станцией».

Я сразу же начала готовиться к отъезду.

Уезжала я с огромным облегчением и, когда поезд отошел от перрона Эдинбургского вокзала, почувствовала себя так, словно с плеч моих свалилось тяжкое бремя. Я готовилась в каком-то смысле отделить настоящее от кошмарного прошлого.

Пока мы приближались к границе, я с тревогой посматривала на попутчиков, ибо меня вдруг охватил страх – а что если кто-то из них меня знает. Мой портрет был напечатан в газетах не один раз; особенно меня поразило изображение, под которым стояла ремарка «впечатление художника» – оно меня ужаснуло. На этой карикатуре я была вполне узнаваема, но художник постарался придать моему лицу черты злодейки. На той ступени процесса все утвердились во мнении, что я убила отца, и художник сделал из моего лица маску, которая, как он думал, отвечает моей сущности.

Напротив меня сидела пара, возможно, отправившаяся в свадебное путешествие; молодые люди были полностью поглощены друг другом, и ничуть не беспокоили меня. То же я могла сказать и о мужчине, углубившемся в чтение газеты. Но в дальнем углу купе сидела словоохотливая женщина, которая делала попытки завязать с кем-нибудь разговор, но, поскольку все оказались заняты собой, то она направила свои усилия на меня. Она ехала на юг к замужней дочери и мечтала о встрече со своими внуками. Она задавала множество вопросов о цели моего путешествия, но по-настоящему, как я поняла, мои ответы ее не волновали. Все мысли ее крутились вокруг собственной поездки, и я вздохнула свободнее.

Беспокоиться не было причин. Ко мне вернулась уверенность. Но я продолжала немного нервничать. Я должна прекратить думать, что меня могут узнать. Я ехала к Лилиас, в приют, принявший ее саму и обещавший мне любовь и понимание.

Ночь я провела в гостинице неподалеку от станции, как советовала Лилиас. Отдохнуть мне как следует не пришлось, но я не унывала. Я следовала выбранным мною путем.

Утром я села в поезд на Пэддингтонском вокзале, с каждой минутой мне становилось все легче. Забившись в угол купе, я смотрела на зеленые поля, кустарники и деревья, отмечая про себя, что здесь они приспособились лучше к вечному круговороту времен года, чем в наших более суровых местах. Моими спутниками оказались милые люди, но общих разговоров почти не возникало. Я твердо знала, что ни один из них не имеет ни малейшего представления обо мне; это значило, что я чересчур много о себе возомнила.

Поезд катил на запад; растительность становилась все более изобильной. Вдалеке блеснуло море. Передо мной проносились крохотные поселения, центром которых были церкви, в точности как когда-то рассказывала мне о здешних местах Лилиас; я увидела плодородную красноватую землю, о которой она мне рассказывала, и поняла – это уже Девоншир.

Наконец поезд остановился. Выйдя из вагона, я увидела на перроне Лилиас и ощутила счастье, о котором забыла с того времени, как в нашем доме воцарился ад.

Мы бросились навстречу друг другу и несколько секунд простояли, обнявшись. Затем, не выпуская моих рук из своих, она отстранилась.

– Как чудесно снова видеть тебя. А выглядишь ты лучше, чем я ожидала. О моя дорогая, ну и досталось же тебе! Теперь все позади. Пойдем, догкарт ждет тебя. Давай-ка отнесем твой багаж.

Начальник станции стоял рядом и улыбался, глядя на нас.

– Джек, ты не попросишь Джима, – обратилась к нему Лилиас, – поднести багаж к догкарту.

– Минуточку терпения, мисс Лилиас. Джим, Джим! Эй, Джим, багаж для мисс Лилиас. – Он улыбнулся мне. – А вы, значит, к нам, в Лейкмир, мисс. Надолго?

– Я… э-э…

– Мы надеемся, что мисс Грей погостит у нас долго. Вот багаж, Джим.

Она взяла меня за руку.

– Все в доме ждут тебя, – сказала она, – истосковались по встрече.

Затем мы покатили по дорожкам, таким узким, что местами изгороди едва позволяли проехать.

– Я так рада твоему приезду, – сказала Лилиас.

– А я чувствую себя много лучше, с тех пор как покинула Эдинбург.

– Конечно, ты же хотела оттуда уехать. И правильно. Только так и нужно было поступить. Мы сможем поговорить обо всем. Как в добрые старые дни.

Я сидела рядом с моей Лилиас, и меня переполняли чувства. Она говорила с воодушевлением, то и дело подчеркивая, как рада моему решению приехать. Лучше встречи нельзя было придумать.

– Скоро мы будем дома, – сказала Лилиас. – Взгляни вон туда! Видишь колокольню? Это и есть наша церковь, одна из старейших в Уэсте. Ей больше семисот лет – превосходный образчик норманнской архитектуры, как говорится в справочниках для путешественников. В церкви несколько замечательных витражей. Отец гордится своим храмом. Мне придется позаботиться, чтобы он не утомил тебя рассказами о нем. Джейн и я твердим отцу, что он одержим наваждениями и одно из них – его любимая старая церковь.

Мы приблизились, и я увидела стены церкви из серого камня, церковное кладбище с покосившимися кое-где старинными надгробьями под раскидистыми тисовыми деревьями и кипарисами.

– Некоторым из этих деревьев несколько сот лет, – сказала Лилиас. – Они видели многих викариев. Разве не прекрасны кипарисы? Кто-то говорил мне, что они – символ вечности, поэтому их так часто сажают на кладбищах. Сельская грамота! Тебе предстоит много такого услышать от моего отца. Вот мы и дома…

Дом был большой и сложен из серого камня, как церковь; перед ним – ухоженная лужайка с цветочными клумбами. В дверях стоял мужчина, в котором я сразу признала отца Лилиас, а рядом – женщина, которую несомненно звали Джейн, и она была сестрой Лилиас.

Они подошли к нам, как только Лилиас подъехала к коновязи.

– Вот и мы, – крикнула Лилиас. – Поезд прибыл вовремя. А это… Диана.

Мои руки ощутили крепкое пожатие, и передо мною очутилось улыбающееся, ласковое лицо преподобного Джорджа Милна.

– Здравствуйте, здравствуйте, моя дорогая, – сказал он. – Мы очень рады вашему приезду. Лилиас вне себя от счастья с того дня, как вы сообщили ей, что будете нашей гостьей.

– А это Джейн, – сказала Лилиас.

Джейн была похожа на Лилиас, и я сразу поняла, что полюблю ее уже только за это.

Она приветствовала меня с той же теплотой, что ее отец. Я сказала, что рада познакомиться с ними, и воздала должное красоте здешних мест. Не забыла про цветы возле дома, которые впрямь были прекрасны.

– Ты покорила сердце Джейн, – сказала Лилиас. – Цветы – ее страсть.

– Они доставляют мне радость, – заметила Джейн. – Кому-то ведь нужно заниматься ими. Иначе здесь все зарастет. Пойдемте в дом. Наверно, вы проголодались. Обед почти готов. Мы так и думали, что поезд не опоздает. Значит… через полчаса за стол. Лилиас покажет вам комнату, а Дейзи принесет горячей воды.

– Спасибо, это было бы чудесно, – поблагодарила я. – В дороге нельзя не испачкаться.

Я сразу почувствовала себя дома. И быстро вошла в свою новую роль. Мне предстояло свыкнуться с новым именем, а когда этой произойдет, я надеялась в самом деле расстаться со своим прошлым.

Мы оказались в прихожей. Я обратила внимание на отполированную до блеска мебель; на столике стоял большой кувшин с искусно подобранными и создававшими очень приятное впечатление цветами.

Лилиас заметила, на что я смотрю.

– Это все Джейн, – сказала она, – любит, чтобы в доме было много цветов.

– Они прекрасны. О, Лилиас, мне кажется, я буду здесь счастлива.

– Мы постараемся все для этого сделать, – ответила она.

По лестнице я поднялась за нею на площадку.

– Мы разместили тебя на первом этаже, – объяснила Лилиас. – Не забывай наклонять голову, когда входишь в некоторые из этих комнат. Я думаю, люди были меньше ростом, когда строили этот дом. – Она открыла дверь, и я последовала за нею. В большой комнате царил полумрак, в ней было всего одно окно в свинцовом переплете. В углу стояли кровать, туалетный столик с зеркалом и умывальник. Большой буфет почти целиком закрывал одну из стен.

– Это твоя комната, – сказала Лилиас. – Боюсь, она не похожа на ту, что у тебя в Эдинбурге, но…

– Она прекрасна, – воскликнула я, – и я просто счастлива оказаться в вашем доме, рядом с тобой… и твоей семьей.

Я подошла к окну. Оно выходило на кладбище. Перед моими глазами кривились полуразрушенные могильные камни, высились древние кипарисы и тисовые деревья. Я была очарована.

Лилиас встала рядом со мной.

– Надеюсь, ты не считаешь вид из окна слишком мрачным. Я выбрала эту комнату, потому что она немного больше других, а кладбище, если познакомиться с ним поближе, пробуждает к себе дружеские чувства. По крайней мере так говаривала моя сестра Эмма. Она замужем, ты знаешь. Благодаря ей у меня есть племянница и племянник, а еще двоих подарила мне Грейс, которая замужем за священником. Эмма любила повторять, что если на свете водятся духи, они наверняка добрые.

Тут дверь открылась, и вошла женщина средних лет с кувшином горячей воды. Лилиас представила ее как Дейзи.

– Очень приятно познакомиться, мисс, – сказала мне Дейзи. – Надеюсь, вам здесь понравится.

– Мы должны ради этого постараться, Дейзи, – сказала Лилиас.

– Так тому и быть, – ответила та.

– Благодарю вас, – пробормотала я. Когда Дейзи ушла, Лилиас объяснила мне:

– Дейзи с нами всю жизнь. Она пришла к нам, когда поженились мои отец с матерью, и теперь это – ее дом в той же мере, в какой наш. Иногда по утрам приходит девушка помочь с уборкой. Хотя Джейн прекрасно управляется сама. Без нее всем было бы плохо. Я оказалась довольно плохой заменой Элис.

Я вспомнила, что Элис – сестра Лилиас, ушедшая из дома и ставшая гувернанткой, когда Лилиас пришлось вернуться в семью.

– Нет, я плохая помощница в доме, – продолжала Лилиас. – Отец называет Джейн и меня своими Мартой и Марией.

– Осмелюсь предположить, что ты тоже приносишь пользу.

– Я хожу по магазинам и помогаю в общественных делах – устройстве благотворительных базаров и прочем – что входит в повседневные обязанности сельского викария.

– Несомненно, эти дела очень важны.

– Однако я все же считаю себя полезной в малой степени.

– Больше всего меня поразил здесь покой.

– Я рада, что это так. Покой тебе нужен прежде всего.

– О как бы хотелось мне приехать сюда при других обстоятельствах! Но нет проку пытаться изменить то, что уже случилось прежде.

– Ты права. Но все наладится. Нужно оставить прошлое позади. Эта важно для нас обеих. Другого пути нет.

– Но сумеем ли мы?

– Попытаемся. Теперь я тебя оставляю – умойся и переоденься, если захочешь. Найдешь дорогу вниз?

– Конечно.

Она ушла, я осталась одна. Умылась и сменила платье. Настроение у меня было приподнятое. Я знала, что, приехав сюда, поступила правильно.

Дни проходили за днями, и я все больше убеждалась, что уехать из Эдинбурга было необходимо. Постепенно я привыкла к своему новому имени и уже не удивлялась, слыша, когда меня называют Дианой. Я привыкла и к здешнему образу жизни. Мы стали подругами с Джейн, полной противоположностью Лилиас. Джейн была не мечтательницей, а в высшей мере практичной женщиной, что требовалось для ведения хозяйства в доме викария, который, по моим догадкам, получал не слишком большое жалованье. Я пыталась внести свою лепту в семейные расходы, но все мои намеки по поводу участи в этом были так твердо отвергнуты, что я просто не видела способа добиться своего. Джейн и Дейзи умело разрешали хозяйственные затруднения, посему никаких признаков ухудшения положения семьи по причине лишнего человека в доме не было заметно. Питались просто, но вдоволь. Дейзи давным-давно научила Джейн готовить, и та, по ее словам, теперь чувствовала себя на кухне как рыба в воде.

Лилиас не проявляла большого интереса к работе по дому. Она и Элис числились «умниками». Элис нашла применение своим талантам, а Лилиас из-за ужасного происшествия в нашем доме оставалась, увы, без места.

Викарий оказался почти таким, каким я ожидала его увидеть, помня рассказы Лилиас. Он был одним из самых преданных идее людей среди тех, кого я встречала в жизни. Совершенно бескорыстный человек, он, казалось, посвятил жизнь служению другим. Он был довольно рассеянным, но дочери и Дейзи очень заботились о нем. Викария любили все, с кем он соприкасался, и потому с величайшей снисходительностью смотрели на его маленькие слабости. По сути, он был счастливейшим человеком. Я думала – до чего же повезло Лилиас быть дочерью такого отца, и мысли мои невольно обращались к отцу собственному; я вспоминала, как он гневался по поводу моей дружбы с Джеми, с какой безжалостностью выгнал Китти, как ночью кралась к нему в спальню Зилла.

Но мне не следовал о думать ни о своем отце, ни о Джеми.

Джеми предал меня. Его любовь оказалась недостаточно сильной, чтобы выстоять в беде, и при первом испытании он постарался увильнуть в сторону.

Поведение Джеми ранило меня в самое сердце. Но я думала, что оно вписывалось в череду ужасных событий, обрушившихся на меня, и это помогало пережить горечь удара, нанесенного мне Джеми.

В первый же день я узнала, что Майор Дженингс, державший верховых лошадей, – большой друг семьи викария. Ему стало известно, что Лилиас неравнодушна к лошадям, поэтому он однажды как особой милости попросил у нее помощи в выездке. Лилиас с величайшей готовностью откликнулась на просьбу и потому частенько совершала прогулки верхом.

– Я помогаю ухаживать за лошадьми и чистить стойла, – сказала она. – Мне нравится быть возле лошадей. Иногда случается давать уроки тем, кто слишком требователен к животным. В обмен на свои услуги я имею возможность кататься верхом. А ты это любишь?

– Я неважная наездница, но несколько уроков получила в Шотландии, а значит, не совсем новичок в этом искусстве.

– Хочешь попробовать?

– Замечательная мысль! Я могла бы платить за уроки, а ты, Лилиас, стала бы моей наставницей.

Лилиас как будто смутилась, поэтому я поспешила объяснить:

– Не беспокойся. Отец оставил мне немного денег. Мне положена небольшая сумма, поэтому я не совсем бедна. Адом и почти все состояние отошли к Зилле.

Лилиас задумалась.

– Как все быстро произошло, и каким все кажется странным, – наконец заговорила она. – Ведь еще совсем недавно я жила в вашем доме. Потом появилась эта женщина… и почти сразу же вышла за твоего отца. Словно кто-то продумал все заранее. – Она смотрела мимо меня и явно колебалась. – Я говорю чепуху, – продолжала она. – Давай-ка поутру пойдем к Дженингсу и посмотрим, нельзя ли нам устроить прогулки верхом. Тебе понравится его семейство. Кроме майора, ты познакомишься с миссис Дженингс и Флоренс, их дочерью. Все они ходят за лошадьми.

– Расскажи мне о других соседях.

– Неподалеку от нас господский дом.

– Я помню, ты рассказывала мне о нем. Там живет сквайр и… молодой человек, за которого ты собиралась замуж.

– Да, Чарлз… Чарлз Мерримен.

– Он все еще здесь?

– Да, здесь. Я довольно часто захожу проведать его. Почти все время он проводит в кресле на колесиках. Он – замечательный человек.

– А мне можно с ним познакомиться?

– Конечно. В Лейкмире живут еще Эллингтоны, влиятельная в наших краях семья. Богатые люди и занимаются благотворительной деятельностью. В их дом как раз и ушла Китти. Ой, я совсем забыла о ней! Ее нужно подготовить к встрече с тобой. Мы же не хотим, чтобы она проговорилась…

Будто облако заслонило свет. Радостное настроение пропало. Неужели прошлое так неотвязно? Неужели мне вечно думать, как бы кто-нибудь не узнал меня?

Через годы до меня из детства донесся голос нянюшки Грант:

И тем не менее гармония, царившая в доме викария, возвращала мне ощущение безопасности. По утрам я просыпалась, предвкушая радости, которые принесет новый день.

Я полюбила стоять у окна и смотреть на кладбище. В лунном свете древние надгробья выглядели довольно мрачно, но каким-то образом они вселяли в душу покой; тревоги тех, кто лежал под могильными плитами, давно кончились. Кладбищенские духи несомненно были добрыми.

Общество Лилиас тоже оказывало на меня целительное воздействие. Я могла открыть ей свое сердце; до чего же хорошо было разделить с подругой тревожные думы! Я рассказала Лилиас, какие страдания принесло мне предательство Джеми.

– Нет худа без добра, – рассудила Лилиас. – Если он предал тебя, когда ты больше всего в нем нуждалась, значит, не был человеком, на которого ты могла бы опереться в жизни. Возможно, он заботился бы о тебе… немного, но главной своей заботой сделала бы себя. Лучше вообще не выходить замуж, чем стать женой плохого человека. Ты была молода, неопытна и одинока; лишь недавно потеряла мать; нас с тобой разлучили; твой отец снова женился, и ты сомневалась в добропорядочности мачехи. Мне думается, ты просто ждала любви. Любви ради самой любви, как говорится. А такую любовь забыть не так трудно, как настоящую.

– Да, встречи с Джеми впрямь меня успокаивали. Вскоре мы получили возможность кататься верхом.

Майор Дженингс оказался крепким человеком средних лет с лицом, приобретшим цвет бронзы за годы службы в Индии; вернувшись в Англию, он целиком посвятил себя лошадям. Ходить за ними ему помогали миссис и мисс Дженингс, жена и дочь, обе живые и веселые; вокруг женщин всегда вертелись крупные и докучливые собаки – я ни разу не видела меньше четырех.

Знакомство с этой семьей состоялось в удобной, но весьма запущенной комнате, на стенах которой висели картины с изображением лошадей. Хозяйка подала чай. Когда мы приступили к чаепитию, вошла мисс Флоренс Дженингс, высокая женщина лет, на мой взгляд, тридцати с густыми волосами красноватого оттенка и веснушчатая. На ней был костюм для верховой езды. Потом я поняла, что в этом наряде она проводит большую часть своей жизни.

– Флоренс, моя дочь, – представила ее миссис Дженингс. – Лошади – наша общая страсть, но любовью к четвероногим созданиям она выделяется даже среди нас, ты согласно, Фло?

Флоренс согласилась со словами матери.

Многочисленные латунные безделушки, резные поделки по дереву и два бенаресских стола, находившиеся в комнате, напоминали об Индии. Эти вещи как будто принесли в дом аромат далекой страны.

Зашли познакомиться с нами и собаки, одна сердитая с виду, вторая любопытная, а две другие – скорее, подозрительные.

– Довольно, Тиффин. И ты перестань, Раджа. У нас – друзья.

Услыхав властный голос, собаки немедленно оставили нас в покое.

Миссис Дженингс и Флоренс показалось любопытным, что я хочу прокатиться верхом всего после нескольких уроков.

– Немного старания – и вы станете настоящей наездницей, – уверила меня Флоренс. – Я это чувствую. Долгая практика подсказывает. Не позволяйте лошади догадаться, что волнуетесь. Иначе она начнет взыгрывать. Взяв в руки поводья, сразу покажите ей… что держите их крепко. Чуть приласкайте ее – и она ваша.

Лилиас заявила, что готова давать мне уроки, на что миссис Дженингс, похлопав по бедру мою подругу, сказала, что решение это правильное.

В результате я начала брать уроки у Лилиас и после трех или четырех дней, не доставивших мне приятных впечатлений, почувствовала, что недалек день, когда я стану наездницей.

Лилиас взяла меня с собой в господский дом, и я познакомилась с Чарлзом Меррименом. Он сразу понравился мне. В том, как он воспринимал свою неспособность двигаться, я увидела едва ли не святость и, конечно, сразу заметила, что между ним и Лилиас существует глубокая привязанность. Сквайр, его отец, оказался молчаливым величавого вида человеком. Дом принадлежал семье уже несколько столетий. Кроме Чарлза, меня познакомили с его братом Дэвидом, его женой и двумя их сыновьями, но особый интерес вызывал во мне Чарлз – ведь он едва не стал мужем Лилиас, а тогда жизнь не свела бы нас с нею вместе. Это навело меня на размышления о прихотливой игре случая.

Я сопровождала Лилиас раз или два, но быстро поняла, что я лишняя и им лучше вдвоем. Лилиас рассказала, что читает Чарлзу вслух «Закат и падение Римской империи» Гиббона и получает от этого огромное удовольствие. Поэтому я извинилась и перестала ходить с нею в дом сквайра, а поскольку мы с нею всегда понимали друг друга, то никаких обид не возникло.

Затем пришло приглашение из дома Эллингтонов. – Миссис Эллингтон считает себя настоящей хозяйкой Лейкмира, – пояснила Лилиас. – Мне кажется, она находит Меррименов равнодушными к выполнению своих обязанностей. И правда, сквайр понемногу стареет, Дэвид поглощен своей семьей, а Чарлз, увы, ничего не в состоянии предпринять. А в миссис Эллингтон энергия бьет ключом. Она из тех женщин, которые, как им кажется, доподлинно знают, что именно для других людей лучше. Зачастую она делает безумные вещи. Мы приглашены на чай. Если ты ей понравишься, она пригласит тебя снова. Между прочим, необходимо предупредить Китти, прежде чем мы туда пойдем… чтобы не попасть впросак. Но я не могу придумать причины для встречи с нею. Давай поразмыслим вместе. Обращусь-ка я к Джейн, у нее наверняка найдется хорошая мысль. У Джейн таковая нашлась.

– По словам отца, Китти не прошла конфирмацию. А она хочет этого, и, конечно, миссис Эллингтон поддержит это намерение. Позовем ее к нам якобы с целью обсудить дату.

Китти послали приглашение, и за день до нашего визита к миссис Эллингтон она пришла. Мы договорились, что меня в комнате не будет, пока Лилиас не поговорит с Китти.

Я мельком увидела Китти из окна, когда она шла к дому. Китти казалась пополневшей и более уверенной в себе. Здешняя жизнь вполне устраивает ее, подумала я.

Она пробыла в доме совсем недолго, и тут у меня в комнате появилась Дейзи и сообщила, что, на взгляд Лилиас, мне пора спуститься в гостиную.

Китти бросилась навстречу и обвила руки вокруг моей шеи. И тут же отпрянула назад, чуть смущенная, как мне показалось, собственной смелостью.

Я поцеловала ее в щеку и сказала:

– Как приятно снова тебя увидеть, Китти.

– О, мисс Д… э-э. мисс э-э… Такие ужасные вещи… они тогда говорили…

– Все позади, постарайся забыть это. Она кивнула.

– Но я никогда не забуду того, что вы, мисс, сделали для меня и, конечно, мисс Милн. Я вправду не знаю, как бы я жила без вас.

– Значит, тебе хорошо в доме миссис Эллингтон?

– О да, замечательно, мне правда у них нравится.

– Я надеюсь, что и дальше так будет.

– Ты не должна забывать, что теперь это мисс Диана, – сказала Лилиас. – Запомни – мисс Диана Грей. Это важно, Китти, не путай имен.

– Ни за что, мисс.

Китти рассказала, чем жизнь у миссис Эллингтон отличается от нашей в Эдинбурге. Она завела себе друга, и хозяйка не возражала. А у нас в доме она знала, что поступает неправильно, но никак не ожидала того, что за этим последовало. С нею поступили, словно… она вспыхнула, и мы переменили тему.

Лилиас отвела Китти к викарию, чтобы тот обсудил с нею будущую конфирмацию. Моя подруга была ярым приверженцем правды и не хотела ни на йоту отступать от нее.

Когда мы ехали в догкарте к Эллингтонам, я не могла отделаться от чувства легкой тревоги, хотя старалась подавить страх и убеждала себя в том, что не должна нервничать всякий раз, когда меня ждала встреча с новым человеком.

– Миссис Эллингтон считает себя хранительницей Лейкмира, – говорила Лилиас, – поэтому любит знать обо всем, что у нас здесь происходит. Особенно ее занимает церковь. Мне кажется, она почитает своим долгом присматривать и за моим отцом. Она уважает его за доброту, но не одобряет его непрактичности во всем, что касается мирской стороны жизни. Ее отношение к отцу – это смесь восхищения и раздражения. Ее приводят в восторг его христианские добродетели и в отчаяние его безразличие к материальному благополучию. Я даже готова предположить, что она предложит тебе принять участие в лейкмирских делах, пока ты здесь.

– Я не готова к этому. А существует ли мистер Эллингтон?

– О да, и он очень богат. То и дело уезжает в Эксетер и часто бывает в Лондоне. Не вмешивается в дела миссис Эллингтон, только обеспечивает достаток, позволяющий ей продолжать заниматься благотворительной деятельностью. Говорят, что он лев в своих делах и ягненок в домашнем кругу.

– Значит, миссис Эллингтон местная львица?

– Примерно так. Есть еще, правда, мисс Майра Эллингтон, плод четы Эллингтонов. Она приближается к тридцати годам и не замужем.

– Это странно. Наверно, миссис Эллингтон не составило бы труда подыскать для дочери пару.

– Поговаривают, что мисс Майра не годится для замужества. Она приятная девушка… но очень тихая и предпочитает держаться в тени, что кажется необычным для дочери миссис Эллингтон. Она как будто хорошо обеспечена и имеет собственный источник дохода. По слухам, дед оставил ей деньги… почти все свое состояние. Наверно, этим и объясняется известная ее независимость.

– Понимаю. Мне кажется, многие люди видят в женитьбе средство обрести надежный доход.

– Боюсь, что слишком многие. Что касается миссис Эллингтон, то ей нет надобности об этом думать. Хотя от Китти я слышала, что хозяйка как будто проявляет немалый интерес к мужчинам, бывающим в ее доме.

– В таких местах, как Лейкмир, трудно хранить секреты, как бы человек ни старался…

Лилиас сурово на меня посмотрела.

– Тебе следует перестать думать, что всех вокруг занимает твое дело. Оно привлекало внимание всего девять дней. А люди быстро забывают обо всем, что не задевает лично их.

Она была права. Но почти в каждом разговоре проскальзывало нечто, вынуждавшее меня возвращаться в недавнее прошлое.

Миссис Эллингтон жила во внушительном здании, построенном с элегантностью восемнадцатого века. Мраморная лестница вела к портику. Посреди лужайки, окаймленной цветами, был большой пруд, в центре которого стояла статуя, изображавшая, по-видимому, Афродиту.

Служанка провела нас в гостиную, где уже находились мать и дочь Эллингтон.

Миссис Эллингтон, не вставая с похожего на трон кресла, протянула руку.

– О, Лилиас… как мило с вашей стороны.

Мисс Эллингтон встала и пристроилась позади матери.

– Мисс Диана Грей, – представила меня Лилиас. Мне тоже была протянута рука. Я взяла ее и чуть не сделала реверанс, ибо в миссис Эллингтон было нечто решительно королевское.

– Очень мило. Рады приветствовать вас в Лейкмире, мисс Грей. Это моя дочь.

Мы пожали друг другу руки.

– Как приятно, что вы смогли посетить нас, – пробормотала мисс Эллингтон, и я ответила, что мы здесь благодаря любезности миссис Эллингтон, удостоившей нас своим приглашением.

Тем временем я изучала богатую мисс Эллингтон. Она была высоковата и вся состояла из слегка приглаженных углов. В ней ощущалась неуклюжесть и отсутствовали настоящие признаки красоты, хотя ее матушка в молодые годы была, вероятно, очень хорошенькой. Но глаза ее притягивали к себе – большие карие глаза, в которых, почти как у спаниеля, светилась мягкость.

– Я слышала, вы приехали погостить в доме нашего викария, мисс Грей, – начала миссис Эллингтон. – Что вы скажете о нашем захолустье?

– Я еще слишком мало видела здесь, но то, что успела разглядеть, нахожу очаровательным.

– А мы влюблены в здешние края. Правда, приходится много трудиться. Мы все время заняты.

Служанка вкатила тележку, на которой находилось угощение к чаю, в том числе тонкие сэндвичи и порезанный с ювелирной точностью фруктовый кекс.

– Спасибо, Эмма, – поблагодарила миссис Эллингтон. – Можешь идти. Мы справимся сами. Мисс Грей – сливки, сахар?

Мисс Эллингтон передала мне чашку. Через несколько минут дверь открылась и в ее проеме возник мужчина. Он стоял, изображая удивление и сожаление.

– Простите, не имел представления, что у вас гости. Я не хотел помешать.

– Входите, Роже, – тепло позвала его миссис Эллингтон. – Вы ничуть нам не помешаете. Мистер Лестранж составит нам компанию, – она обращалась ко мне. – Входите и присоединяйтесь к гостям.

Он был высок и хорошо сложен. Мне показалось, что его возраст приближается к сорока годам. Он производил впечатление очень незаурядного человека, возможно, в силу своих физических данных. Но было и еще кое-что. Судя по цвету лица, он жил в стране с более теплым климатом, чем английский; его пронзительно голубые глаза живо контрастировали с почти черными волосами.

Он вошел, с интересом смотря на меня.

– Мы наконец встретились, – сказала Лилиас.

– Я это понял, но… э-э… – он улыбался мне.

– Это мисс Грей, она гостит у нашего викария, – вмешалась мисс Эллингтон.

– Очень любопытно!

– Присаживайтесь, Роже, – предложила миссис Эллингтон. – Майра, дорогая, налей Роже чаю.

Пока дочь занималась этим, миссис Эллингтон давала мне пояснения:

– Мистер Лестранж приехал из Южной Африки. Он в Англии ненадолго и проводит часть своего свободного времени с нами. У него с моим супругом общие деловые интересы.

– Я катался верхом, – сказал он, улыбаясь всем сразу, – и обнаружил, что окрестности очаровательны.

– Осмелюсь заметить, наши края несколько отличаются от привычных вам, – сказала миссис Эллингтон.

– Но они восхитительны. Значит, вы тоже здесь гостья, мисс Грей? А откуда приехали вы?

– Из Шотландии.

– Прекрасная страна. А из какой ее части?

– Из… Эдинбурга, – я почувствовала, что слегка покраснела. Я должна держать в узде свои страхи. Со времени выпавших на мою долю испытаний я всегда ощущала беспокойство, когда мне задавали вопросы относительно меня самой.

– А из какой части Южной Африки приехали вы? – быстро спросила я.

– Из места под названием Кимберли. Вы могли слышать о нем.

– Кто не знает о Кимберли? – сказала миссис Эллингтон. – Алмазы сделали его знаменитым.

– Возможно, печально знаменитым, – заметил он с улыбкой. – Но, вообще говоря, именно благодаря алмазам о нас заговорили газеты.

– Мистер Лестранж имеет отношение к одной из крупнейших в мире алмазных компаний, – с гордостью проговорила миссис Эллингтон.

– Бросьте, есть и другие, – сказал он со смехом.

– Вы слишком скромный человек, Роже, – почти влюбленно проворковала миссис Эллингтон.

– Должно быть, поиск алмазов чрезвычайно воодушевляет людей, – сказала я.

– Да, и может служить причиной хаоса. Алмазы… золото… мы участвуем во всем этом. Людям начинает казаться, что алмазы только и дожидаются, когда их выкопают из земли.

– Но после того как алмазы найдены, над ними предстоит еще, насколько я понимаю, немало потрудиться, – сказала Лилиас. – Если люди заговаривают об открытии месторождения алмазов, они, по-моему, думают о браслетах и кольцах, которые только и дожидаются, когда их начнут надевать как украшения.

– Это верно. Каждому крупному открытию сопутствуют сотни разочарований. Рад признаться, что я оказался одним из удачливых открывателей.

– Вы в самом деле живете в городе под названием Кимберли? – спросила я.

– Да, у меня довольно большой дома… скажем, достаточный для меня. Должен признать, что после смерти жены я подумываю о том, чтобы уехать оттуда. Но… как бы это сказать… мне приходится так много разъезжать по свету, что я по существу и не бываю в своем доме.

Все помолчали, словно воздавая дань уважения покойной жене Роже, при воспоминании о которой голос его слегка дрогнул. Сам он сидел, кусая губы, затем улыбнулся всем нам.

– Должно быть, необыкновенно интересно жить в новой стране. Здесь все такое старое.

– Ну, я бы не назвал Африку чем-то новым, – отозвался мистер Лестранж. – А здесь все напоминает вам о не таком уж отдаленном прошлом. Взять хотя бы ваши норманнские храмы и некоторые дома.

– Африканский климат, вероятно, разительно отличается от нашего, – сказала Лилиас.

– Это так. Но в Кимберли, как говорят, он… здоровый. – Достаточно всего раз взглянуть на вас, чтобы убедиться в этом, – сказала миссис Эллингтон.

– Вы надолго в Англию? – спросила я.

– Пока не завершу свои дела. Меня не оставляет искушение затянуть их как можно дольше. Хотя вы не представляете, как дела отравляют мое пребывание здесь.

– Мы всегда рады вас видеть, – заметила миссис Эллингтон, – ты ведь согласна со мною, Майра?

Мисс Эллингтон согласилась, как мне показалось, с большим чувством.

– Ваше пребывание вносит перемену в нашу незамысловатую жизнь, – продолжала миссис Эллингтон. – Друзья моего супруга время от времени останавливаются у нас. – Она подняла взор к Потолку. – Но что касается вас, то Майра и я искренне рады вам и постараемся сделать так, чтобы вы задержались у нас подольше, Роже.

Я не могла не наблюдать за Майрой. С приходом Роже она изменилась. Она не сводила с него своих спаниелевых глаз. Она им увлечена, подумалось мне.

Что до Роже, то он не походил ни на кого из знакомых мне мужчин. Я размышляла о нем. Приехал из Южной Африки. Родился он там или был одним из тех, кто устремился туда на поиски алмазов? Он ничуть не походил на африканера в моем представлении… потому что явно не был голландцем. Судя по имени, он мог происходить из Франции. По моим представлениям, к голландским земледельцам, которых называли бурами, впоследствии, когда они обосновались на юге Африки, присоединились гугеноты, бежавшие из Франции. Но Роже не напоминал и француза.

Тем не менее с появлением Роже встреча за чашкой чая стала гораздо интереснее, чем обещала быть. Вместо предполагавшейся беседы о сельских делах я получила возможность заглянуть в мир, о котором доселе знала только понаслышке.

Миссис Эллингтон позволила Роже Лестранжу задавать тон в разговоре, что меня удивило, но она, видимо, не меньше дочери, тоже была увлечена им.

Роже очень живо рассказывал и, очевидно, получал удовольствие от внимательных слушательниц. Он коротко остановился на красотах африканского пейзажа, зачастую изломанного, величественного, внушающего страх; рассказал о животном мире – львах, леопардах, пантерах, жирафах, буйволах, носорогах и гиенах; я слушала и уносилась в иной мир, где не было страхов и кошмаров, ставших моими постоянными спутниками.

– В вашем рассказе Африка предстает раем, – заметила Майра.

– У нее есть и другая сторона, – с горечью отозвался он. – Случается видеть, как лев бросается на красавца-оленя, видеть ужас в глазах жертвы, когда она осознает свою судьбу. Такова природа. Каждое животное добывает для себя пропитание своими силами. Страх преследует многих на протяжении всей жизни. Иногда они бегут стаей, радуясь, что живут и свободны. И не ведают, что могучий враг выжидает удобный момент, чтобы поразить кого-то из них. И внезапно все кончается. Смерть настигает свою избранницу.

– Вы говорите так страшно, – сказала Майра с дрожью в голосе.

– Это природа.

– Благодарение богу, мы не животные в джунглях, – сказала Лилиас.

– И людей подстерегают порой немалые опасности, – не удержалась я.

Роже Лестранж внимательно посмотрел на меня.

– Вы правы, мисс Грей. Мы тоже живем в своего рода джунглях. Они другие, конечно… но такие же опасные.

– Какое мрачное сравнение! – воскликнула миссис Эллингтон. – Завтра мы ожидаем домой мистера Эллингтона. Уверена, вам станет веселее, Роже. И не нужно будет так часто видеть нас, докучливых женщин.

– Никоим образом не могу назвать вас докучливыми! Обещаю как можно больше времени проводить в вашем восхитительном обществе.

После этого обмена любезностями разговор снова вернулся к Африке, и я узнала о ней много такого, о чем даже не ведала.

По словам Роже Лестранжа, в Южной Африке назревали опасные события. Буры возмущались британским владычеством в этой стране. Они выражали свое недовольство с самого появления здесь англичан в 1814 году. Они чрезвычайно активно добивались привилегий для черных, после того как добились отмены рабства. Это разорило многих фермеров, поскольку лишило их дешевой рабочей силы. Он упомянул Большой Марш, продолжавшийся с 1835 по 1844 годы. Именно тогда буры покинули южную оконечность материка, вместе с семьями и скотом пошли на север и обосновались в Трансаале.

Роже рассказал о Сесиле Родсе, который основал Родезию и мечтал установить британское господство над всей Африкой; о том, как он привлек к осуществлению своей мечты человека по имени Леандр Стар Джеймсон, и тот два года спустя принял участие в знаменитом Рейде, окончившемся для него трагично.

– Джеймсон был горячая голова, – пояснил Роже Лестранж, – и это весьма странно для доктора. Он родился в вашем городе, мисс Грей. Вы ведь сказали, что приехали из Эдинбурга? В Шотландии он изучал медицину, а практиковать поехал в Кимберли, где подружился с Сесилом Родсом. Возникла напряженность в отношениях между партией уитлендеров (так называют людей, обосновавшихся на юге Африки, которые были не бурами, а чаще всего англичанами по происхождению) и бурским правительством. Президентом в то время был Стефанус Йоханнес Паулус Крюгер, которого обычно называют Паулем Крюгером. Должно быть, вы слышали о нем.

– Еще бы не слышали, – мрачно сказала миссис Эллингтон. – Здесь был такой переполох из-за поздравлений германского кайзера в его адрес.

– Так вот что касается рейда Джеймсона. Родс и Джеймсон поначалу намеревались совершить внезапный бросок и дать бурам бой к западу от Йоханнесбурга. Затем Родс решил, что их план не может иметь успеха, и отказался от него. Но горячая голова Джеймсон был уверен, что сможет разбить буров в одиночку и совершил свой рейд. Однако в Крюгерсдорпе, местечке неподалеку от Йоханнесбурга, он был атакован превосходящими силами буров, разбит и взят в плен. Таким образом, рейд Джеймсона завершился неудачей, а Родс и британское правительство отказались принять на себя ответственность за него. Катастрофа оказалась полной.

– И едва не кончилась войной между нами и Германией, – добавила миссис Эллингтон. – Мой супруг был в ужасе от подобной перспективы. Война казалась неизбежной. Мы полагали, что пора поставить этого отвратительного кайзера на место.

– Однако британское правительство, – продолжал Роже Лестранж, – пришло к заключению, что происшедшее в Южной Африке не стоит войны с Германией, и тем самым предоставило нарыву рассосаться самому.

– Я хотела бы преподать урок этим самонадеянным германцам, – сказала миссис Эллингтон.

– Положение и сейчас чревато взрывом, – заметил Роже Лестранж. – Родс и Крюгер внимательно наблюдают друг за другом. Рейд Джеймсона окончился провалом, если говорить о его цели, но он не забыт.

– Мне очень хотелось бы увидеть Южную Африку, – заявила Майра Эллингтон.

Роже Лестранж улыбнулся ей.

– Как знать, в один прекрасный день, возможно, увидите. Миссис Эллингтон, по-видимому, почувствовала, что беседа чересчур долго текла не по намеченному ею руслу, и, по моим наблюдениям, приготовилась изменить тему.

Она заговорила о Лейкмире и предстоящем празднике, до которого оставалось еще несколько недель, но начинать подготовку к нему надлежало уже сейчас.

– Интересно узнать, вы не уедете до того времени от нас, мисс Грей? – спросила она.

– Намерения Дианы пока что не до конца определились, – ответила за меня Лилиас.

– Я понимаю. Но если вы… мне думается, вы могли бы подежурить за одним из лотков благотворительного базара.

– С удовольствием, – ответила я.

– А вы тоже нам поможете, Роже?

– Не думаю, что из меня получится хороший лоточник.

– Тогда мы найдем для вас другое дело.

– А может ли статься, что вы задержитесь до тех пор? – спросила Майра.

– Не знаю, сколько времени потребуют у меня дела. Но я не вправе злоупотреблять гостеприимством и радушием этого дома.

– Не стоит и говорить об этом, – воскликнула миссис Эллингтон. – Принимать вас – одно удовольствие.

– Вы очень добры… но порой мне кажется, что я мешаю.

– Ничего подобного. Слышать не хочу о том, чтобы вы вдруг уехали и поселились в какой-нибудь гостинице. Мой супруг будет просто разочарован… я тоже.

Роже улыбнулся Лилиас и мне.

– Вы видите, какая замечательная у меня Хозяйка. Мне просто немыслимо повезло, что я оказался здесь. – И он улыбнулся всем еще раз.

Лилиас посмотрела на часы. Со своего места я увидела, что уже половина шестого. Я знала, что визиты к миссис Эллингтон обычно связаны с местными делами и на них она выделяет ограниченное время.

Пора было откланиваться.

Мы поблагодарили миссис Эллингтон и попрощались. Мистер Лестранж и Майра проводили нас к догкарту.

Когда мы выехали с подъездной аллеи на дорогу, Лилиас обратилась ко мне:

– Ну и что ты думаешь об этом?

– Мне было очень интересно. Я с удовольствием слушала рассказ о Южной Африке. Кажется, Майра Эллингтон влюблена в Роже.

– Мне тоже. Майрс очень повезет, если он женится на ней. Такое впечатление, что она хочет замуж.

– Не представляю, как она будет себя ощущать вне дома.

– Она с большим вниманием слушала про Африку.

– Да, время все расставит по своим местам.

На следующий день я получила письмо от Зиллы. Она никогда не писала мне прежде. Похоже было, что она с вниманием относится к моим чувствам и понимает их.

«Моя дорогая Девина,

я не знаю, следует ли мне называть тебя Дианой, пока язык сам произносит твое настоящее имя. Однако, вероятно, это моя ошибка, поскольку письмо может попасть в чужие руки.

Уничтожь его сразу по прочтении – хотя мой совет и звучит довольно драматически.

Как ты поживаешь? Я много о тебе думаю. Но уверена, что ты поступила правильно, став Дианой. Так тебе будет лучше… спокойнее и всякое такое.

Дом без тебя кажется опустевшим. Домашние изменились. Правда, я знала, что они и прежде не принимали меня, поэтому я не замечаю их. Время от времени я начинаю фразу: «Должна сказать тебе, Девина»… и тут же вспоминаю, что тебя нет.

Дай мне знать, как твои дела.

Между прочим, твой Ниниан Грейнджер заходил дважды. Поистине поразительный человек! И, думается мне, – чуть-чуть нескромный!

Я намекнула на это, но он мой намек словно бы не заметил. Заставляет меня рассказывать о себе. Он очень любопытен. Похоже, он так привык задавать вопросы, что это стало его второй натурой. Он очень внимательный. Вероятно, мне следует спросить, каковы его намерения. Вполне очевидные, видимо. Но я весьма удивлена.

Зато это развлекает.

В один из вечеров он пригласил меня пообедать вместе. Он меня проводил и, уверена, рассчитывал, что я приглашу его в дом. Все мужчины одинаковы! Наверно, мне нужно было послать его подальше. Но я не могу забыть, что он выручил тебя, и я ему очень благодарна за это.

Я подумываю, не съездить ли в Лондон, чтобы немного развеяться. Кажется, мне хочется сменить на время обстановку.

Пиши мне. Все время думаю о тебе.

С бесконечной любовью,

Зилла».

С письмом в руке я откинулась на спинку стула. Я думала о Ниниане Грейнджере и испытывала разочарование. У меня было впечатление, что он проявляет некоторый интерес ко мне, но, стоило ему увидеть Зиллу, и он подпал под ее чары. Я вспомнила, как мы подолгу и серьезно говорили с ним, и казалось, самое главное для него на свете – доказать, что я невиновна. Я вспомнила, как после вынесения вердикта он держал мои руки и я с волнением видела радость у него на лице; я все еще переживала предательство Джеми, и такое отношение Ниниана очень меня поддержало. Именно тогда я с полной ясностью поняла, каким в действительности было чувство Джеми ко мне. Просто два одиноких человека встретились на улицах Эдинбурга и убедили себя, что любят друг друга – но эта любовь увяла при первом же дуновении ветра суровых испытаний.

Я поняла это тогда и разрешила себе поверить, что забота Ниниана обо мне – я даже назвала бы его отношение преданностью – была проявлением чувства иного рода.

Конечно, не следовало забывать, что я пребывала тогда в состоянии, близком к истерике. Только что завершился процесс, на котором решалась моя судьба. Мне бы нужно было понять, что мои отношения с Нинианом – это отношения адвоката и его клиента в судебном деле и победа на процессе означала для него укрепление профессиональной репутации.

Победа оказалась не полной, но для него она все равно означала шаг вперед.

А больше ничего не было; это я приняла деловые отношения за начало глубокой дружбы, которая могла перерасти в более сильное чувство. Я была наивна и вела слишком замкнутый образ жизни. Едва моя красавица-мачеха появилась перед ним – он потерял всякий интерес ко мне.

А теперь он просто домогается ее! Я чувствовала обиду и разочарование.

Я не могла избавиться от мыслей о нем и Зилле. Письмо мачехи задело меня гораздо глубже, чем я могла предположить.

Узнав о моих настроениях, Лилиас приложила все силы, чтобы увлечь меня сельскими радостями. Я уже вполне прилично сидела в седле, и прогулки верхом доставляли мне истинное удовольствие. Мы часто гуляли, и я понемногу узнавала обитателей Лейкмира.

– Как дочь викария Лилиас считала своим долгом время от времени навещать поселян, особенно пожилых. Она объяснила мне, что, поскольку Джейн очень занята по дому, эта работа целиком легла на ее плечи. Лилиас проявила к ней склонность и тем самым немного облегчила ношу обязанностей отца.

– Им всем интересно тебя видеть, – говорила Лилиас.

– Некоторые из моих подопечных вообще не выходят из дома, и потому новое лицо в Лейкмире – для них приятное событие.

Вот почему я оказалась рядом с Лилиас, когда она зашла проведать одну из своих подопечных, миссис Делтон.

Лилиас всегда вкратце рассказывала о человеке, к которому мы направлялись, и я получала приблизительное представление о том, что увижу.

– Миссис Делтон не совсем обычная дама, – поясняла Лилиас. – Ей, должно быть, все восемьдесят, и она ни разу за свою жизнь не выезжала из Леймира. У нее шестеро детей – четыре дочери и два сына. Двое из шести уехали за границу – в Америку и Новую, Зеландию. Миссис Делтон страдает из-за того, что ей уже не доведется увидеть этих двоих детей и их потомство. Правда, они ей пишут, и день, когда она получает весточку, – для нее большой праздник. Скоро весь Лейкмир узнает о содержании письма. Миссис Делтон неисправимая сплетница и любительница устраивать скандалы. Это – все, что у нее осталось в жизни. Передвигается она с трудом, поэтому почти весь день сидит в кресле… и смотрит в окно. Две дочери и невестка по очереди ухаживают за ней, и с этой стороны все в порядке. Но она любит гостей, поэтому, не успев проводить одного, уже встречает другого. Один из внуков каждый день читает ей газеты, потом она обсуждает услышанное с гостями. Она пребывает в хорошем настроении и ни на что не жалуется, если в течение дня ей хватает собеседников.

– Мне будет интересно познакомиться с ней. Мне вообще нравятся обитатели Лейкмира. Они ведут жизнь, о которой я не имела представления прежде.

– О, Элиза Делтон придется тебе по нраву.

Через зеленую лужайку мы прошли к дому. Дверь была на щеколде, поэтому Лилиас сначала постучала и только тогда вошла внутрь.

– Здравствуйте, миссис Делтон. Вы не возражаете, если мы зайдем к вам?

– Ах, это вы, мисс Лилиас? Да… да… входите. Я совсем одна.

– Я привела с собой мисс Грей; хочу, чтобы вы посмотрели на нее. Вы помните – она гостит у нас?

– Значит вы и есть мисс Грей? – Она внимательно изучала меня. – Рада познакомиться. Подруга мисс Лилиас. Я много слышала о вас.

Я почувствовала легкое беспокойство.

– Придвиньте стул поближе, чтобы я могла вас видеть, и садитесь.

– Как ваше самочувствие, миссис Делтон? – спросила Лилиас.

– По правде сказать, ревматизм замучил… то схватит, то отпустит. Сегодня хуже, завтра лучше. Даже хорошая погода не помогает, замечу вам.

– Понимаю вас. А как ваши близкие?

– У Чарли все хорошо. Получил надел земли. Правда, для этого ему пришлось уехать аж в Новую Зеландию. Пишет, что там это делается намного проще, чем здесь. Его дочка собирается замуж. Нам с внучкой никак не побывать на ее свадьбе. И что вы об этом думаете?

– Конечно, очень жаль, – сказала Лилиас. – Но с вами рядом полно домочадцев, и это неплохо.

– А я все думаю о тех, кто уехал.

– У вас здесь хорошие дочери и невестка, они о вас заботятся.

– Я на них не жалуюсь. Вот только Оливия, – она повернулась ко мне, – это моя невестка; заскочит на минутку и тут же убегает, будто искорка. Убирается, права, чисто, Но вы знаете, что она мне говорит? «Некогда мне сидеть и болтать, ма. У меня дома дел полно».

– Ее можно понять, – успокоила хозяйку Лилиас. – Зато у вас бывает столько гостей.

– Да… да… заходят люди меня проведать. – Она вновь повернулась ко мне. В глазах, полускрытых морщинами, светилось любопытство, – Это хорошо, что вы зашли проведать меня. Расскажите, что вы думаете о нашем Лейкмире?

– Мне здесь все нравится.

– Со многими познакомились?

– Пожалуй, да.

– А из какой части света к нам пожаловали? Вижу, что не из Девона.

– Я из Шотландии.

– Ого, неблизкий путь, – она посмотрела на меня с некоторым подозрением.

– Для поезда не слишком далеко.

– Никогда не пользовалась этими новомодными штучками.

– Они существуют уже много лет, мисс Делтон. – Лилиас рассмеялась.

– Многие годы… у меня только и есть, что стул. С места не стронешься с этим ревматизмом. А до того нужно было детей поднимать.

– И все равно вы видите мир – пускай мир Лейкмира – из окна своего дома.

– Там, в Эдинбурге, было дело с убийством. В Эдинбурге, так ведь?

– Да, Эдинбург, столица Шотландии, – сказала Лилиас. – А как успехи юной Клер в школе?

– У нее все хорошо. В газетах много о нем писали.

Сердце мое стучало так громко, что я боялась – вот-вот она услышит удары. Лилиас встревоженно посмотрела на меня и сказала:

– В нынешнем году урожай фруктов, миссис Делтон.

– Неужели. Ужасное было это убийство в Шотландии. В Эдинбурге… там оно случилось. Откуда вы приехали. Ее выпустили.

– Был ли у вас доктор сегодня? – перебила Лилиас.

– Ох, говорит, ничего не может для меня сделать. Советует примириться с болезнью. Людям моих лет только и остается все время с чем-нибудь примиряться. Заходит, когда ему удобно, и говорит: «Больше отдыхайте. Делайте только то, что вам по силам». Это я и без него знаю. А у нее были причины, так ведь? Пошла покупать эту дрянь. И собственного отца! А та женщина – красавица, наверно? Я полагаю, она все это придумала. Что он принимал мышьяк ради мужской силы! Никогда такого не слышала. Куда катится мир?

– Я думаю, нам пора, – снова прервала хозяйку Лилиас и сделала это довольно нервно. – У нас еще несколько посещений.

– Вы не посидели у меня и пяти минут. А я как раз собиралась рассказать вам о жильце миссис Меллиш и о ее дочери. Чуть не забыла такую новость. Она совсем свежая. Но скоро пойдет гулять по Лейкмиру. Что вы об этом думаете?

– Ничего, – холодно ответила Лилиас.

– А что там в господском доме творится? Он сложен как бог, так ведь? Это все замечательно и правильно, и я думаю, миссис Эллингтон довольна. А что касается мисс Майры, то, должна сказать, ей пора. Чересчур она задержалась в девушках. Сегодня вечером собираются огласить помолвку. Он взял и приехал… богатый, красивый и вдовец. Не удивляюсь, что у них дом полон радости.

– Откуда вы это знаете? – спросила Лилиас.

– Миссис Эдди сказала, а она знает, ведь экономкой там служит. Мы с ней подруги. Я ходила в школу с ее старшей сестрой, потому если не миссис Эдди мне обо всем расскажет, то кто же еще? Она утром забегала. Ушла за минуту или за две до вас. Сегодня вечером званый обед… все там моют и чистят. До свадьбы недолго ждать. Мистер Лестранж собирается назад в Африку и хочет увезти невесту с собой.

– Понимаю, – сказала Лилиас.

– Значит, мисс Майра уедет в Африку. – Миссис Делтон состроила гримасу. – Хорошо, что не я. Меня лошадьми не затащишь в такое дикое место.

– Слава богу, здесь лошади не понадобятся, – сказала Лилиас. Ее совершенно вывели из равновесия замечания миссис Делтон о смерти моего отца, и она, как мне казалось, очень жалела, что мы пришли в этот дом.

Когда мы садились в свой докарт, Лилиас сердито бросила:

– Ах она старая сплетница!

– Так будет всегда, Лилиас, – напомнила я ей. – Мне нужно привыкнуть к этому. Она по крайней мере не узнала, кто я такая.

– Ты права. Ты замечательно сделала, что сменила имя. На обратном пути мы говорили мало. Я размышляла о том, что только что произошел еще один случай, я получила еще одно напоминание о том, что от прошлого мне избавиться не удастся.

 

ОТЪЕЗД ЗА ГРАНИЦУ

Дома меня ждало письмо, адресованное Диане Грей. Я быстро поднялась к себе в комнату и открыла его. Письмо было от Ниниана Грейнджера:

«Дорогая Д.,

простите за подобное обращение, но скоро вы поймете причину. Я много думал о вас и беспокоился – как ваши дела. Пожалуй, вы очень разумно поступили, уехав их Эдинбурга, и, я надеюсь, вдали от него сумеете прийти в себя после пережитого. Раз или два я виделся с вашей мачехой. Она как будто пережила все с завидной легкостью.

Напишите, расскажите, как вы себя чувствуете. Уверяю, мне это в высшей мере важно.

С искренним уважением,

Ниниан Грейнджер».

Это было письмо, которое адвокат мог послать клиентке, чье дело представляло для него особый интерес. Только такая наивность, как я, зная, что он так много для меня значил в пору испытаний, могла вообразить, будто он питает ко мне какие-то чувства.

Я все еще находилась под неприятным впечатлением от встречи с миссис Делтон, когда села писать Ниниану ответ:

«Дорогой мистер Грейнджер,

благодарю за письмо. Вы очень добры, проявляя внимание ко мне. Я слышала от мачехи, что вы с нею встречались.

Все здесь очень заботливы и стараются сделать мою жизнь как можно приятнее. Но не могу сказать, что все безоблачно.

Мне пришлось столкнуться с горькой истиной: взять себе новое имя недостаточно. Я беспокоюсь всякий раз, когда происходит что-либо, чреватое раскрытием моей прошлой жизни, пусть даже речь идет о малозначимых подробностях. Когда меня спрашивают, где я живу, и я называю Эдинбург, мне становится страшно – вдруг люди соединят меня с делом об убийстве. Мисс Милн и я только что побывали у одной из прихожанок викария, и та заговорила о процессе, едва услышала, что я из Эдинбурга.

Простите, что пишу об этом. Но это произошло сегодня, и я еще под впечатлением.

Я рада вашему вниманию, но есть нечто, с чем мне предстоит жить, и это наполняет меня ужасом.

Тем не менее вы сделали для меня все, что было в ваших силах, и я всегда буду вам за это благодарна.

С искренним уважением,

Д.Г.»

Отправив письмо, я пожалела, что вообще его написала. Что подумает Ниниан о моих истерических жалобах? Не следовало так раскрываться. Несмотря даже на потрясение от посещения миссис Делтон.

Меня поразило, как быстро пришел ответ Ниниана. Всего через несколько дней.

«Дорогая Д.,

меня потрясло ваше письмо. Я понимаю ваше состояние. Нет смысла убеждать вас, что подобное не может повториться, хотя, конечно, с годами вероятность повторений будет снижаться.

Мой отец вспоминает дело, которым он занимался в молодости. Молодая дама попала в положение, подобное вашему. Она уехала за границу, вышла там замуж и с той поры не знает забот. Она сумела разорвать связь с собственным прошлым.

Точно так же можете поступить и вы. Давайте не будем забывать, что ваше дело привлекло к себе большое внимание; о нем много писалось в газетах, но очень маловероятно, что о нем хотя бы слышали за пределами Британских островов.

Вы можете оценить эту возможность – я имею в виду начать новую жизнь вне Англии… что с таким успехом сделала клиентка моего отца.

Друг нашей семьи, миссис Краун, работает в обществе созданном лет двадцать тому назад. Речь об Обществе по эмиграции женщин, представительниц среднего класса. Его цель – подыскивать работу за границей для тех, кто этого хочет. Обычно предлагаются места в колониях… Австралии, Новой Зеландии, Южной Африке… да в Америке. Общество обслуживает дам, которые по тем или иным причинам желают покинуть Англию. То ли эти женщины не могут найти подходящую работу дома, то ли у них есть иные основания для отъезда.

Та самая клиентка моего отца уехала в Америку, воспользовавшись услугами общества. До сих пор время от времени пишет в общество, которое, по ее словам, раскрыло перед нею огромные возможности и вернуло интерес к жизни. Она получила в Америке место гувернантки, хотя могут быть и другие вакансии.

Общество помогает деньгами отъезжающим, а те, начав работать, возвращают долг постепенно, частями; такой кредит позволяет оплатить дорогу и располагать некоторыми средствами для жизни, пока идет устройство на новом месте.

Я советую вам поразмыслить над моим предложением. Только не стоит принимать решение в спешке.

Если, однако, вы сочтете, что на этом пути возможен выход из ваших затруднений и вы избавитесь от постоянного страха быть узнанной в связи с вашим делом, я мог бы устроить вам встречу с миссис Краун. Контора общества располагается в Лондоне, и если вы найдете такую встречу целесообразной, дайте мне знать.

А пока примите мои наилучшие пожелания.

С искренним уважением, Ниниан Грейнджер».

Я прочла письмо несколько раз. Я не знала, что и думать. Мне даже в голову не приходила мысль о том, чтобы покинуть Англию. Отъезд, конечно, означал бегство. И бегство в чужую страну. Многие женщины становились гувернантками. Такая участь выпала на долю Лилиас и Зиллы. Но они никуда не уезжали… или работали вблизи своей родины. Обе они приехали в Шотландию из Англии, но Шотландия не была заморской страной.

Лилиас заметила, что я целиком ушла в размышления, и спросила, в чем дело.

Я показала письмо Ниниана Грейнджера.

Она твердо посмотрела на меня, и мне подумалось, что на лице у меня написана обида на Ниниана из-за его отношений с Зиллой.

– Письмо и дало тебе пищу для размышлений? – спросила Лилиас.

– Ниниан считает, что я могла бы уехать за границу.

– Что-что?

– Я написала ему. Возможно, я была в несколько истерическом состоянии. Я так ужасно себя чувствовала после посещения миссис Делтон. Я знаю – как она, думают многие люди, и это будет преследовать меня всю жизнь. Я не выношу, когда люди говорят об этом деле… но запретить им никто не в силах, значит, я никогда не освобожусь от страха. Всю жизнь мне придется быть настороже.

– Нет, такого не может быть. Все забывается. Что ни говори, прошло слишком мало времени. А что он пишет по поводу отъезда за границу?

– По словам Ниниана, существует некое общество, устраивающее переезд в другие страны. Он может познакомить меня с нужными людьми… если я приму решение.

Лилиас молчала.

– Мне… мне никогда не приходило такое в голову, – наконец проговорила она.

– Взять и уехать, Лилиас… страшно подумать… и, может быть, никогда уже не вернуться.

Она опять замолчала.

– Об этом нужно как следует подумать, – выдавила она из себя.

– То же самое говорит и Ниниан Грейнджер. Возвращаясь впоследствии к тем дням, я вижу, что судьба подталкивала меня к принятию решения об отъезде, а все события, касавшиеся меня, словно бы нарочно не оставляли мне иной возможности. Так бывает, когда все кусочки в картине-загадке становятся на свои места и перед твоими глазами вдруг возникает законченное изображение.

Основной темой разговоров в Лейкмире стала предстоящая свадьба Майры Эллингтон и Роже Лестранжа. Мероприятие обещало быть грандиозным, невзирая на спешку с приготовлениями ввиду близящегося отбытия новобрачных в Южную Африку.

Миссис Эллингтон была рождена для преодоления любых трудностей.

Ежедневно в господском доме появлялись торговцы. В доме царило возбуждение. О свадьбе говорили все. Многие полагали, что мисс Майра так никогда и не совершит шествие к алтарю, но теперь, когда она так приблизилась к венцу, счастливая судьба невесты стала предметом удивления и, возможно породило надежды в тех, кто пребывал в положении девиц на выданье.

К тому же очень хорош был жених. Красивый, богатый, а если и вдовец, что несколько портило романтическую сторону события, то ведь и мисс Эллингтон была не молода и нуждалась как раз в зрелом муже, хотя бы даже, по слухам, у него в Южной Африке остался ребенок. Ну что же, мисс Майра станет ему матерью.

Все складывалось замечательно.

Однажды утром проведать меня забежала Китти. Ее, как и всех прочих, переполняло возбуждение. Она считала, что лучше мистера Лестранжа мужчин не бывает.

– Он со всех сторон что надо, мисс, если вы понимаете, о чем я. И со слугами хорош… словно мы что-нибудь для него значим. Все его любят… от хозяйки до мальчишек на конюшне. Ну и повезло же мисс Майре.

Мы с Лилиас часто разговаривали о предложении Ниниана Грейнджера. Случалось, я приходила к заключению, что меня устроит жизнь молодой гувернантки, а бывало наоборот – когда я даже думать об этом отказывалась. Я очутилась буквально между небом и землей. Лилиас говорила, что на такой шаг легко решиться невозможно.

Однажды, когда мы сидели за завтраком, из господского дома прислали записку. Миссис Эллингтон изъявляла желание в половине двенадцатого видеть у себя Лилиас и меня. Она может уделить нам совсем немного времени, но дело важное, посему не будем ли мы столь любезны, чтобы прибыть точно в срок?

Лилиас скорчила рожицу.

– Королевское повеление. Какая-нибудь ерунда. Я обещала старой миссис Эдж привезти немного вина, которое делает наша Джейн. Старушка утверждает, что оно вливает в нее новые силы.

– А нельзя сделать это в другой день?

– Ты знаешь, она очень одинока. Будет нас ждать. Мы к ней заедем на минутку, а оттуда прямо к миссис Эллингтон.

Так и решили.

Подготовили вино, немного поболтали, причем Лилиас все время поглядывала на часы.

Миссис Эдж была разочарована краткостью визита, но Лилиас объяснила, что нас ждет миссис Эллингтон, а мы все знаем, как она в эти дни занята.

Миссис Эдж не могла не поговорить о свадьбе, поэтому мы уделили ей еще пять минут, рассказали все, что нам было известно, и уехали.

Оставив лошадей на конюшне, мы вошли в дом, и нас провели в личный кабинет миссис Эллингтон. Она сидела за бюро над какими-то бумагами.

– О, Лилиас, и вы, мисс Грей, – приветствовала она нас, – как хорошо, что вы приехали. Я страшно занята… гости и всякое такое. Некоторые останутся в доме на ночь. Я, конечно, увижу вас обеих на церемонии? Вы представить себе не можете… Все так неожиданно. Будь у нас побольше времени. Тем не менее положение обязывает.

– Не сомневаюсь, что вы счастливы, миссис Эллингтон, – сказала Лилиас.

– Счастлива, если бы только знать, что в день свадьбы все пройдет хорошо.

– Невозможно испортить такой праздник, – легкомысленно заметила Лилиас.

– Конечно, невозможно. Я хочу поговорить с вами о лотках на благотворительном базаре. Для этого я и просила вас приехать. Меня очень беспокоит встреча актеров сельской драмы. Вы знаете, что обычно они собираются в нашем доме, но сейчас я просто не могу их принять. Встреча завтра – я понимаю, что уведомила вас слишком поздно, но не смогли бы вы принять их в доме викария? У вас много свободных комнат и…

– Конечно, мы примем их, – сказала Лилиас. Миссис Эллингтон одарила ее лучезарной улыбкой.

– Я знала, что вы не откажете, и хотела повидаться с вами лично, поскольку у меня список действующих лиц для рождественской пьесы. До Рождества еще далеко, но нашим актерам приходится много репетировать, и завтра они будут обсуждать, как распределить роли. Им нужна подсказка, иначе они раздадут роли не тем людям, и изменить что-либо потом будет очень непросто.

– Я оповещу всех, что встреча в доме викария, и передам список мисс Кру. Она ведь хорошо разбирается в этих делах?

– Премного вам благодарна. Надеюсь, что не оторвала вас от чего-либо важного, мисс Грей?

– Нет, конечно, не оторвали.

– О празднике мы поговорим позже. Огромное вам спасибо… и я должна бежать.

– И нам пора, – сказала Лилиас.

– Еще раз благодарю вас.

Мы вежливо распрощались и направились на конюшню.

– Не было никакой необходимости зазывать нас сюда, – сказала Лилиас. – Она могла просто послать записку и приложить список действующих лиц.

– Мне кажется, ей просто нравится быть безумно занятой.

Возле конюшни стояла Китти и болтала с каким-то мужчиной. Я тут же вспомнила о Хэмише и о том, как она пала жертвой его вожделения. Некоторые люди, видимо, никогда не меняются. Китти напомнила мне Зиллу. Обе они начинали сиять в лучах мужского восхищения.

Увидев нас, мужчина вошел в конюшню и вскоре вывел оттуда наших лошадей. И как раз в этот миг верхом подъехал Роже Лестранж.

– О, мисс Милн, мисс Грей, доброе утро. Какая радость видеть вас! Вы только что приехали?

– Напротив, мы прямо сейчас уезжаем, – ответила Лилиас. – У нас была беседа с миссис Эллингтон.

– Мне… очень жаль! – он тепло улыбнулся нам.

Очень привлекательный человек. Понятно, почему говорят, что Майре повезло. Скоро она отправится в другую страну с очаровательным мужем. И я, возможно, уеду. Но мой отъезд будет совсем иным.

– Нам нужно торопиться, – сказала Лилиас, садясь на лошадь.

Я так и не поняла, что случилось затем. Моя нога уже была в стремени, когда лошадь внезапно и резко отвернула. В следующее мгновение – сознание мое работало – я оказалась на земле, а нога застряла в стремени. Лошадь пошла иноходью, но, к счастью, довольно медленно. Тем не менее она поволокла меня за собой.

– Мисс Девина! – Голос, пронзительный, громкий, слышный всем и каждому, принадлежал Китти.

Происшествие завершилось в несколько секунд. Роже Лестранж поймал мою лошадь и остановил. Я высвободила ногу и встала, не получив даже царапины.

Роже обнял меня за плечи и пристально посмотрел в глаза.

– Все в порядке?

Я не могла ему ответить. В моих ушах стоял вибрирующий крик «Мисс Девина!»

Лилиас казалась потрясенной. Она стояла рядом и держала меня за руку.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она. – Что же произошло?

– Лошадь просто пошла в другом направлении, – сказал Роже Лестранж. – Вы знаете, что животному нельзя давать волю.

– Мисс Грей только учится ездить верхом, – вмешалась Лилиас.

Роже Лестранж внимательно смотрел на меня, голубизна его глаз была поразительна.

– Считайте это уроком, мисс Грей. Удачно, что мы оказались рядом и лошадь не пошла галопом. Тогда… впрочем, не будем об этом. Самое главное – вы целы и невредимы. Лошадь выразила вам легкое недоверие, вот и все. Она поняла, что вы не готовы ко всем ее фокусам… потому решила проверить на вас один из них… Они любят иногда пошалить, верно, Джон?

– Точно, сэр, любят, – сказал Джон. – Вам нужно умереннее садиться в седло, мисс Похоже так. Тогда она ничего не выкинет.

– Все хорошо, что хорошо кончается, – сказал Роже Лестранж. – Вы чувствуете себя в силах снова сесть в седло, мисс Грей?

– Я должна это сделать.

– Похвальная сила духа. Никогда не отступать. Только не повторите своей ошибки. Похлопайте лошадь в знак того, что она прощена, и вы снова будете друзьями. Верно, Джон?

– Точно, сэр, верно.

Не слишком уверенно я села на лошадь; но думала я не об опасности, которой грозила мне повторная попытка укрощения строптивой, а о пронзительном крике: «Мисс Девина!».

По пути домой мы с Лилиас не сказали друг другу ни слова. Да в словах и не было необходимости. Каждая из нас понимала, что в голове другой.

Я сразу ушла к себе в комнату и села у окна – перед моими глазами лежало церковное кладбище.

«Девина, – однажды сказал Ниниан Грейнджер, – довольно необычное имя. Что если Роже Лестранж обратил внимание на крик Китти? Что если он вспомнил, что я из Эдинбурга?

В дверь постучали; я знала, что это Лилиас. Она вошла и несколько мгновений с тревогой смотрела на меня.

– Он должен был услышать, – сказала я.

– Возможно, он не обратил на крик внимания.

– Голос прозвучал громко и чисто.

– Только для нас, поскольку мы понимали, в чем дело. Китти очень переживала. У нее получилось это непроизвольно. Ее можно понять. Она испугалась за тебя. И очень потом… раскаивалась. Она не хотела тебе вреда. Больше такого не случится. Она подумала, что ты разбилась, и твое имя вырвалось у нее. Не думаю, что кто-нибудь заметил. Мы все думали только о тебе.

– Я решила написать Ниниану Грейнджеру и попросить его свести меня с миссис Краун, – вдруг выпалила я.

– Да, пожалуй, тебе стоит встретиться с ней и послушать, что она скажет. Ты ничем себя не связываешь.

– Мне кажется, я решилась, и потому такая связь установится. Я не могу оставаться здесь, жить над обрывом… все время в страхе. Бояться, как бы не повторилось то, что было сегодня утром.

– Похоже ты сильнее потрясена этим, чем самим падением. Если бы лошадь понесла, последствия для тебя могли бы оказаться очень тяжелыми.

– Я знаю, но этот случай, когда Китти выкрикнула мое имя, показал мне, что разоблачение может произойти в любой миг. Мне нужно все как следует обдумать.

– Понимаю тебя, – помедлив, сказала Лилиас.

Она ушла, а я села к столу и написала Ниниану Грейнджеру:

«Уважаемый мистер Грейнджер,

мне потребовалось некоторое время, чтобы принять решение, хотя я не вполне уверена, что оно окончательно, ибо со слишком серьезными последствиями сопряжено. Сегодня произошел еще один случай, связанный с моим подлинным именем, и самое лучшее для меня сейчас – встретиться с миссис Краун и обсудить с нею некоторые подробности.

Вы очень любезны, принимая такое участие во мне. Я вам признательна сверх всякой меры.

С искренними пожеланиями благополучия,

Д.»

Письмо ушло. Я сделала первый шаг. Я уже готовилась спать, когда раздался стук в дверь. Это была Лилиас в ночной рубашке и со свечой в руке.

– Я боялась, что ты уже спишь, – сказала она.

– Мне не до сна, так много нужно обдумать.

– Это лишь самое начало.

– Но начать – важно.

– Я подумала…

– Я что?

Она помедлила и вдруг спокойно проговорила:

– Что могла бы поехать с тобой.

Меня захлестнула радость. Это меняло все. Теперь планы, к которым я подступалась с боязливой осторожностью, можно было строить с легким сердцем. Вдвоем куда легче преодолевать любые трудности, чем в одиночку; а если этот второй – твоя лучшая подруга, то…

– Лилиас! – воскликнула я. – Ты в самом деле так решила?

– Я размышляла над этой возможностью с того мгновения, когда впервые о ней услышала. Общество показалось мне интересным. Понимаешь ли, я чувствую, что не слишком хочу заниматься тем, чем занимаюсь здесь, – навещать таких людей, как миссис Делтон, получать указания от миссис Эллингтон. Мне кажется, мною помыкает… любой и каждый, но я этого не хочу. Мне по сердцу учить детей. Я чувствую в себе призвание к этому. И хочу вернуться к любимому делу.

– Это так неожиданно, Лилиас. Ты ничего мне не говорила…

– Не говорила. Как и ты, я не могла сразу принять решение… но сама идея увлекала меня все сильнее и сильнее.

– Замечательно, если мы уедем вместе. Если бы только я могла поверить, что ты будешь со мной, все повернулось бы другой стороной.

– Нам обеим есть что скрывать.

– Твой случай не был таким…

– Да, не был. Последствия оказались не столь ужасны, как для тебя. О твоем деле узнали многие. Но и на моей репутации появилось пятно. Я в затруднительном положении. Не знаю, на что решиться… но если поедешь ты, то я хочу быть рядом.

– Если бы ты знала, Лилиас, как я хочу того же. А ты в самом деле обдумала все… до конца?

– Всесторонне. Сюда сможет вернуться Элис. Она гораздо полезнее в тех делах, которыми пытаюсь заниматься я. В глубине души она не любит учить детей, хотя делает вид, что ей это интересно. Я знаю ее и думаю, что права. Если я уеду, она с удовольствием возвратиться в дом.

– Но есть еще Чарлз Мерримен, – напомнила я. – Ты подумала о нем?

– Да, конечно. По сути дела, все кончилось. Мне кажется, мы просто стараемся вдохнуть жизнь в нечто, уже не существующее. И хожу к нему читать вслух. Кто-то другой сможет делать это для него. Мы разговариваем о книгах, которые я ему читаю. Так может продолжаться, пока один из нас не умрет. Похоже на твои отношения с Джеми. Правда, порой… Но нет, растение чересчур слабое.

– Ты находилась вдали от него все те годы, что провела в нашем доме.

– Думая об этом времени, я прихожу к выводу, что оно было лучшим в моей жизни. Будем смотреть на вещи реально. Впереди у каждой из нас целая жизнь. Я хочу учить. Думаю, у меня есть к этому призвание. Это мое желание сильнее всех остальных. И еще я хочу порвать с прошлым… так же, как ты. Если ты поедешь, я поеду с тобой.

– О, Лилиас, мне стало гораздо легче. Я знаю, что вынесу что угодно, если ты будешь рядом.

Мы проговорили почти всю ночь. Знали, что все равно не заснем; следующие несколько дней мы с нетерпением ждали ответа Ниниана.

Наконец письмо пришло. Миссис Краун обещала прислать мне весточку, и очень скоро я должна ее получить.

И в самом деле еще через несколько дней принесли письмо от миссис Краун. На конверте красовалась надпись «Общество эмиграции женщин, представительниц среднего класса», далее шел обратный лондонский адрес. Миссис Краун сообщала, что будет рада встретиться со мной примерно в три часа дня пятого июня.

До поездки в Лондон у нас оставалась неделя, но мы сразу же начали готовиться к ней.

По совету Ниниана мы остановились в небольшой гостинице, расположенной недалеко от конторы общества; в назначенный час мы поднимались по лестнице в кабинет миссис Краун.

Она, женщина средних лет со свежим цветом лица и доброй улыбкой, подошла к двери встретить нас.

– Мисс Грей… мисс Милн… мистер Грейнджер написал мне о вас. Присаживайтесь.

Мы сели, и она продолжала:

– Насколько я понимаю, вы хотите уехать в другую страну и работать там гувернантками. Подобные вам дамы чаще всего именно на этом останавливают свой выбор. Наше общество помогает устраиваться людям разных умений, но гувернантки встречаются чаще других, ибо среди образованных людей с небольшим достатком большинство составляют женщины. Позвольте мне вкратце познакомить вас с обществом. Оно основано дамой, полагавшей, что необходимо расширить для женщин возможности получения работы. Представительницы низших классов веками занимались домашним хозяйством, однако наша основательница считала важным привлечь образованных женщин к более деятельному участию в жизни общества. В таких женщинах, как выяснилось, острее всего нуждались наши колонии; она верила, что молодые женщины с сильным характером и высокими моральными устоями сумеют выполнить свой долг. Поэтому она создала общество в помощь таким женщинами, как вы, женщинам, которые по каким-то причинам хотят уехать за границу. Однако у многих не хватает собственных средств для оплаты проезда и на пропитание до того времени, пока они не обоснуются на новом месте. Цель общества – оказание помощи в этот трудный период устройства. Вы можете считать наше общество филантропической ассоциацией, существующей на добровольные пожертвования ее членов, которые стараются поддержать достойных женщин в их стремлении устроить свою жизнь вне Англии.

Затем она расспросила о том, чем мы могли бы заниматься в другой стране. На нее произвел впечатление опыт Лилиас, а что касается меня, то я, как она сказала, несомненно получила хорошее образование, и, на ее взгляд, нам не составит труда найти работу.

– Многие наши колонисты сознают, что не могут дать хорошее образование своим детям, и стремятся найти гувернантку. Общество делает все возможное для установления нужных связей, однако, это непросто из-за огромных расстояний, правда, многие эмигрантки без труда находят себе работу на месте самостоятельно, наиболее популярны среди англичанок Австралия, Америка, Новая Зеландия и еще Южная Африка.

– Мистер Грейнджер дал мне некоторое представление о направлениях работы общества, – сказала я.

– Чуть не забыла! Мистер Грейнджер-старший очень высокого мнения о нас и очень нам благоволит! Насколько я знаю, мисс Грей, вы имеете небольшой личный доход?

– Да, это так.

– Значит, вы не нуждаетесь в финансовой помощи общества?

– Да, не означает ли это…

– Это означает, что мы поможем устроить вам переезд наравне со всеми. Теперь о вас, мисс Милн…

– Боюсь, я не смогу оплатить проезд, – сказала Лилиас.

– Я готова помочь мисс Милн, – сказала я. – Однако моих средств может не хватить для двоих.

– Ничего страшного. Мы оплатим вперед все, что необходимо, мисс Милн, а вы, найдя работу, сможете постепенно вернуть долг.

– Я не хотела бы ходить в должниках, – сказала Лилиас.

– Понимаю ваши чувства. Но вы вернете долг, как только сможете. Мы уже знаем, что почти все наши клиентки своевременно выполняют свои обязательства. У нас никаких опасений нет… их не должно быть и у вас. Теперь вам нужно решить, в какую страну вы хотите отправиться.

– Мы слышали, что на Англию больше всего похожа Австралия, – рискнула начать я.

– Верно, если говорить о городах. Но ведь может случиться, что вы найдете работу не в городе. Однако вам, видимо, требуется время, чтобы обдумать выбор? Будет прекрасно, если у вас найдется знакомый человек, имеющий связи с Австралией. Но, естественно, сразу по приезде найти работу будет не слишком просто.

– Это звучит несколько обескураживающе, – сказала Лилиас.

– Всякое предприятие, конечно, сопряжено с преодолением трудностей, – согласилась миссис Краун. – Я покажу вам несколько писем из Австралии, чтобы вы получили некоторое представление об ожидающих вас там возможных затруднениях и об уровне вознаграждения.

Миссис Краун провела нас в небольшую комнату, стен которой не было видно из-за многочисленных полок, уставленных папками, и протянула несколько писем от людей, воспользовавшихся помощью общества. Отправителями были женщины из Австралии, Южной Африки, Новой Зеландии и США.

Женщины ничего не скрывали. Почти всем удалось найти работу сравнительно легко, но попадались и не слишком удачливые. Считанные единицы сожалели о своем решении покинуть Англию.

Мы уже просидели за чтением писем более получаса, когда в комнату заглянула миссис Краун.

– Вот вы и получили представление о том, что вас может ожидать, – сказала она. – Изменилось ли ваше настроение?

Более практичная Лилиас заметно колебалась. Возможно, она не чувствовала необходимости в отъезде так же остро, как я. У меня же в ушах до сих пор стояли слова миссис Делтон и внезапный пронзительный крик Китти. Я просто не видела для себя иного выхода.

Было и еще кое-что. Лилиас не очень хотелось брать взаймы – даже у филантропической организации. Я с радостью помогла бы ей с оплатой дороги, но она и слышать об этом не хотела. Я утешала себя мыслью, что мои деньги послужат мне защитой от полного обнищания.

И именно Лилиас произнесла фразу:

– Можем ли мы еще подумать?

– Конечно, это ваше право.

– Нужно выбрать, куда же все-таки ехать. Очень трудно принимать решение, когда ничего или почти ничего не знаешь о новых местах.

– Согласна с вами – вы не должны сомневаться в решении, которое примете, – поддержала миссис Краун.

– Нам потребуется, скажем, еще неделя, – сказала Лилиас и вопросительно посмотрела на меня.

Я выразила полное согласие с подругой.

Мы покинули контору общества и, проведя ночь в гостинице, вернулись в Лейкмир.

Конечно, мы не делали тайны из своих намерений. Отец и сестра Лилиас знали обо всем с самого начала. Джейн сразу поняла, почему хочет уехать ее сестра. Она знала, что Лилиас находится все время в подавленном состоянии. Мне кажется, Джейн считала отъезд из Англии весьма опрометчивым шагом, но видела в то же время его неизбежность. Так же воспринял все и викарий. Отца и сестру печалила мысль об отъезде Лилиас, но они не предприняли никаких попыток удержать ее. Совсем иначе повела себя Дейзи. Она не сомневалась, что повсюду, кроме Англии, живут одни варвары и язычники, и ее пугала самая мысль о том, что Лилиас окажется среди них. Она открыто выражала свое неодобрение и не стеснялась обсуждать эту тему с другими, поэтому очень скоро весь Лейкмир был осведомлен о наших намерениях.

Итак, два события будоражили Лейкмир тем летом – свадьба Майры Эллингтон и Роже Лестранжа и возможный отъезд в чужие края дочери викария.

В июне, как всегда, должен был состояться летний праздник, но поскольку дом сквайра пренебрегал своими обязанностями, то обычно широко открывались для гостей сады миссис Эллингтон. Однако в нынешнем году возникал ряд непростых вопросов, ибо свадьба намечалась примерно через неделю после праздника.

Миссис Эллингтон была, однако, не из тех, кто способен отказаться от выполнения своего долга, и потому, несмотря на крайнюю занятость, решила, что праздник должен пройти, как обычно.

Нас всех попросили принять участие в подготовке к нему. Это оказалось весьма кстати, поскольку голова моя была занята не столько колебаниями – ехать или не ехать, сколько вопросом – куда ехать. Оставаясь вдвоем, мы разговаривали с Лилиас бесконечно; но мне казалось, что мы все время возвращаемся к одному и тому же. Главной причиной сомнений Лилиас оказалась необходимость самим искать работу, когда мы окажемся в выбранной нами стране. Она боялась, что не сумеет сразу найти место, а жить в долг считала для себя невозможным.

Тщетно говорила я ей, что у меня есть немного собственных денег, которыми я охотно поделюсь с ней. Уговоры не действовали. Меня пугало – вдруг она сделает вывод, что поспешила со своим решением и вообще откажется ехать со мной.

Беспокойство не покидало меня, вот почему подготовка к сельскому празднику помогала мне отвлечься.

Меня сделали ответственной за безделушки, которые предстояло продавать гостям в качестве памятных подарков, эти мелочи убирались затем в нижний ящик стола или комода и навсегда предавались забвению, тем не менее, я должна была отобрать и принести на праздник, а затем выручить за них как можно больше денег. Цель преследовалась благая – старинные норманнские храмы все время нуждались в финансовой поддержке.

На счастье, стояла теплая солнечная погода – лотки с безделушками были расставлены на лужайках сада. Лилиас говорила, что дождливый день означал бы крах благотворительного базара. Но в конце концов, если погода вдруг испортится, можно будет перенести лотки в прихожую, где места более чем достаточно.

Итак, я сидела за своим лотком, обслуживая случайных покупателей, и вдруг возле меня остановился Роже Лестранж.

– Здравствуйте, мисс Грей, – сказал он. – Как успехи в коммерции?

Он улыбался чуть напряженно, и мне стало не по себе. Наверно, потому, что у меня были секреты, которые я никому не хотела открывать. Но пока я в Англии, мне от них никуда не деться.

– Не блестящи.

– Что вы предложили бы мне купить?

– Вот этого маленького чудесного поросенка.

– Я не почитатель этих животных.

– А вы взгляните повнимательнее. У него на спинке есть прорезь, в нее можно опускать пенни и делать сбережения.

– Какая полезная вещь!

– А вот коробочка для пилюль. Видите, какая замечательная картинка на крышке?

– В самом деле, – сказал он, смотря на меня, а не на коробочку.

– Или статуэтка. Венера Милосская.

– Она привлекает меня больше поросенка, а пилюлями я почти не пользуюсь. Давайте Венеру.

Я протянула статуэтку, и наши руки соприкоснулись. Роже улыбался.

– Я слышал, вы покидаете Англию.

– Да.

– Необычное решение для молодой леди! – Снова вопросительно-насмешливый взгляд. Я испугалась, что сейчас покраснею. Но тут же взяла себя в руки. Я не должна допускать мысли, что все подряд подозревают меня или знают, кто я такая на самом деле. Все переменится, когда я уеду отсюда, утешила я себя.

– Новизна захватывает, – сказала я.

– Наверно, вы правы. Я полагаю, мисс Милн едет с вами. Но я как будто не слышал, куда же вы едете.

– Мы еще не решили.

– Неужели? – Он выглядел удивленным.

– Мы изучаем возможности. Их несколько – Австралия… Америка… некоторые другие страны.

– И чем вы предполагаете заняться на чужбине?

– У женщин в нашем положении выбор отсутствует – будем искать работу.

– В качестве гувернанток? – сказал он. – Если так, то почему не найти место здесь?

– Нам нравится путешествовать. Он кивнул.

– В путешествиях есть притягательная сила… для людей, склонных к риску. Но вы говорите, что еще не решили. Значит ли это, что никаких определенных предложений по работе вы не имеете?

– После приезда в другую страну нам придется искать место самостоятельно.

Брови его удивленно поднялись.

– Да, на мой взгляд, – медленно проговорил он, – вы рискуете. Почему бы вам не остановить выбор на Южной Африке? Прекрасная страна, и, я уверен, там не хватает хороших гувернанток, каковыми, несомненно, будете вы и мисс Милн. Если без обиняков, то в Кимберли есть школа. Это не та школа, какая вам, возможно, представляется, учебное заведение, напоминающее школу в общих чертах.

Какая-то женщина подошла к лотку и взяла коробочку с иголками и нитками.

– Сколько это стоит?

Я неохотно повернулась к покупательнице. Роже Лестранж выгнул брови и улыбнулся. Я боялась, что он уйдет, а мне нужно было расспросить его о школе. Возможность преподавать в школе не приходила нам в голову.

Принимая деньги от женщины, я подумала – для работы в школе обитатели Кимберли могут потребовать учителей с дипломом.

Покупательница ушла.

– Так вот, – продолжал Роже Лестранж, – школа в Кимберли не сегодня-завтра закроется. В ней просто некому преподавать. А что если…?

– Звучит привлекательно. Кто-то еще подошел к лотку.

– Дело пошло веселее, – заметил Роже Лестранж. Он не уходил. Покупатель посмотрел несколько безделушек, купил стеклянную пепельницу и удалился.

– Нам нужно поговорить, – сказал Роже Лестранж.

– Вместе с мисс Милн, – ответила я. – Не могли бы вы прийти в дом викария? Здесь это невозможно.

– Завтра утром в десять часов – хорошо?

– Вы оказали бы нам большую любезность. О боже, опять кто-то идет сюда. Увидимся завтра утром.

Я почти не видела того, что продавала. Я не могла дождаться, когда увижусь с Лилиас и поделюсь с нею новостями.

Выслушав рассказ, Лилиас присоединилась к моим восторгам.

Роже Лестранж появился в доме викария на следующий день ровно в десять. Горя нетерпением, мы поджидали его, сразу провели в гостиную, где викарий обычно выслушивал и разбирал дела своих прихожан, и сели, чтобы поговорить.

– Чем больше я об этом думаю, тем привлекательнее кажется мне собственное предложение, – сказал он. Школа нужна, но мы вынуждены ее закрыть. Дама, на которой все держалось, состарилась и удалилась на покой. Ко времени моего отъезда не удалось найти никого ей на замену. Один или два учителя появились, но не задержались у нас… а потом не оказалось ни одного, и школу пришлось закрыть. Я написал человеку, который отвечает в городе за обучение детей, и вчера вечером отослал письмо. Надеюсь, вы не сочтете меня безрассудным, но я подумал, что не будет никакого вреда, если я выясню положение дел. На мой взгляд, просто замечательно, если школа вновь откроется, и вы – я не сомневаюсь, что вам это удастся, – займетесь обучением детей.

– И мы будем работать вместе! – с сияющими глазами воскликнула Лилиас.

– Это мысль. Главой школы, видимо, будете вы, мисс Милн, поскольку вы старше и опытнее…

– Он с извиняющимся видом взглянул на меня, и я поспешила сказать:

– Это естественно.

– Конечно, если вам не понравится предложение, вы можете попробовать что-то другое, но после всего, что я слышал… и нашего краткого разговора с мисс Грей вчера у ее лотка… мне пришло в голову, что так будет лучше, чем ехать куда-то, не зная, что вас ожидает впереди.

– Вы очень добры, мистер Лестранж, – горячо поблагодарила Лилиас; и я повторила ее слова, поскольку с радостью видела, что тревоги покидают мою подругу, а перед нами открываются возможности, о которых мы и мечтать не смели.

– Мне кажется, жалованье будет небольшим… вначале, по крайней мере, не слишком многие молодые люди жаждут получить образование. Некоторые обитатели Кимберли, увы, вообще не видят в нем проку. Поэтому очень многое будет зависеть от того, скольких учеников вы сумеете привлечь в свою школу. Сначала вы можете рассчитывать на немногих, а дальше – увеличивать их число. Я знаю, что в здании школы для учителей есть жилые помещения, там вы сможете обосноваться.

– Это звучит… заманчиво, – сказала Лилиас.

– Кто-нибудь, вероятно, напишет вам. Я дал ваш адрес.

– Не знаем, как и благодарить вас, – выпалили мы с Лилиас в унисон.

Его глаза на мгновение встретились с моими, и он улыбнулся.

– Буду надеяться, что все получится и я заслужу вашу благодарность.

Настроение Лилиас заметно улучшилось. Ее, конечно, страшило, что мы можем оказаться без работы на новом месте, а теперь основания для страха исчезли. И замечательной была перспектива получить в свое распоряжение целую школу.

– Лучше придумать нельзя! – сказала Лилиас, и я согласилась с нею.

Но, как бы там ни было, разлука с родиной означала новый поворот в жизни, и поскольку время отъезда приближалось, я не могла не испытывать некоторого сожаления. Я поняла, что время от времени стремлюсь к одиночеству; что должна научиться не думать о своем ужасном деле; я пыталась навести порядок в своих мыслях, пыталась смотреть вперед, а не назад.

Я обнаружила, что душа моя успокаивается, когда я сижу на кладбище под окном своей комнаты. Здесь в самом деле веяло миром.

Как-то я сидела, там, и вдруг появился Роже Лестранж.

– Здравствуйте, мисс Грей, – сказал он. – Я пришел повидать вас и мисс Милн, захожу в дом, а вы, оказывается, здесь и созерцаете последний приют смертных. Думаю, вам может пригодиться адрес школы. Надеюсь в самом скором времени узнать, что в Кимберли будут рады вашему приезду.

– Ваша доброта не знает границ.

Я взяла листок с адресом, взглянула на него и положила в карман.

– Здесь все дышит миром, – сказал он. – Среди мертвых. Вы часто приходите сюда посидеть?

– Очень часто. Я вижу кладбище из окна своей комнаты в доме викария. Сначала я думала, что подобное соседство ужасно, но оказалось, что это не так. Покой и мир… влекут меня.

– Я надеюсь, вам понравится Южная Африка.

– Нам нужно свыкнуться с новым предложением. Мы ведь почти уже выбрали Австралию и немного почитали о тамошних условиях.

– А теперь переключитесь на Южную Африку. Не думаю, чтобы вас постигло разочарование. Как скоро вы предполагаете выехать туда… я хочу сказать – после получения письма из Кимберли?

– По возможности без задержки.

– Мы с Майрой отплываем в недалеком будущем. После свадьбы и медового месяца и завершения моих дел. Может статься, мы окажемся на одном корабле.

– Не исключаю такой возможности.

– Тогда я смогу позаботиться о вас в пути.

– Это было бы замечательно.

– Сидя здесь, вы думаете о мертвых?

– Да, мне представляется это неизбежным.

– Вы читаете имена на могильных камнях… когда они различимы. Многие наполовину стерлись. Только представить себе – многие лежат здесь уже сто лет!

– Некоторые даже больше.

– Вы думаете, какой была жизнь этих людей… какими были их заботы и радости… как подошел их жизненный путь к часу смерти?

– Да.

– Думаете о людях, которых знали и которых больше нет?..

Я молчала. Несмотря на то что он принял такое участие в нас, я остерегалась его. Меня не покидало чувство, что во всем, что он говорил и делал, был некий скрытый умысел. Он знал, что я приехала из Эдинбурга; он был рядом, когда Китти выкрикнула мое настоящее имя.

– Каждый из нас знает людей, которые уже умерли, продолжал он. – Умерли… прежде срока.

Сердце мое стучало как бешеное, я отодвинулась от Роже, ибо вдруг поняла, что он сидит слишком близко ко мне.

– Мне кажется естественными подобные мысли в таком месте, как это, – торопливо сказала я.

– Я пережил потерю. Умерла моя жена. Чересчур молодая, чтобы умереть.

– Мне очень жаль.

– Это была трагедия, неожиданная. Тем труднее было ее перенести.

– Я понимаю. Давно это случилось?

– Два года назад.

Я скрыла удивление – значит, он овдовел совсем недавно.

– Вам, вероятно, было неимоверно тяжело?

Он кивнул.

– Я думал, что никогда не женюсь снова.

– Я надеюсь, вы будете счастливы. Мисс Эллингтон сделает вас счастливым.

– Благодарю. Видите ли, у меня есть ребенок…

– Я слышала об этом.

– Пауль. Его назвали так в честь очень достойного человека, которым восхищалась мать моего сына. Она, конечно, не могла дать ему полное имя этого человека. Оно звучит чересчур тяжеловесно: Стефанус Йоханнес Паулус. Поэтому остановилась просто на Пауле. Вы понимаете, что этот человек – Крюгер, его все в Южной Африке почитают. Если бы у нас родилась девочка, мать наверняка назвала бы ее Паулой. Люди иногда делают такое… превращают мужские имена в женские и наоборот.

Зачем он все это говорил? Меня назвали Девиной в честь отца – Дэвида. Слова Роже очень походили на некий намек.

Он меня беспокоил; я уже жалела, что именно от него мы с Лилиас получили помощь.

– А сколько лет мальчику? – поспешно спросила я.

– Совсем скоро будет десять.

– Вас ожидает дома радостная встреча с ним.

– Да, я буду рад вернуться. Начать новую жизнь. Много ли проку в том, чтобы жить в прошлом, ведь так? Мы должны понимать это.

Он внимательно посмотрел на меня, и я поднялась.

– Мне пора, – сказала я. – Лилиас – мисс Милн – будет рада получить адрес. Не могу передать, как мы благодарны вам. У нас теперь совсем другое настроение.

– Я делаю это с огромным удовольствием, – сказал он. – Не забудьте, ни вы, ни мисс Милн, что я скоро буду в Кимберли… и, может быть, вам понадоблюсь.

Он взял мою руку и пожал.

– Вы избавили меня от необходимости заходить в дом викария, – сказал он. – Так приятно было поговорить с вами на кладбище, мисс Грей.

Я вернулась в дом и постаралась избавиться от чувства беспокойства, которое породил во мне гость.

Я решила, что должна поблагодарить. Ниниана Грейнджера за все его хлопоты и заботы и рассказать о том, что произошло в последнее время.

«Уважаемый мистер Грейнджер!

Мисс Милн и я чрезвычайно благодарны вам за помощь. Я уже писала вам, что мы побывали у миссис Краун и вскоре надеемся посетить ее вновь.

Нам очень повезло, что приехавший из Южной Африки по делам и остановившийся в господском доме по соседству мистер Роже Лестранж содействует нам. Он знает о школе, которой требуются учителя, и, возможно, мисс Милн и мне удастся в будущем там работать. Иначе, как удачей, назвать его внимание к нам нельзя, поскольку, как вы понимаете, нас весьма беспокоила неопределенность перспектив поиска подходящего места в чужой стране. Сейчас мы чувствуем себя гораздо увереннее и ожидаем подтверждения из Южной Африки. Как только мы его получим, препятствий для нашего отъезда не останется.

Надеюсь, у вас все хорошо, и еще раз благодарю за помощь, оказанную вами.

Д.»

Я, конечно, написала и Зилле.

В ответном письме она сообщила, что будет очень сожалеть о моем отъезде, но прекрасно сознает его целесообразность.

«… Твой мистер Лестранж кажется совершенно очаровательным, и я до смерти хотела бы с ним познакомиться. А мистер Грейнджер продолжает ходить к нам в дом. Не могу понять – зачем! Южная Африка находится как будто очень далеко. Я приеду проститься с тобой. Я должна это сделать. Надеюсь, день отъезда еще не определился? Дай мне знать, когда это произойдет.

Мне ненавистна самая мысль о твоем отъезде. Уже довольно долго тебя нет в доме, но меня утешает, что ты не слишком от него далеко.

Не забывай мне писать.

Любящая тебя Зилла».

Настал день свадьбы. Викарий объявил Майру Эллингтон и Роже Лестранжа мужем и женой.

Затем мы с Лилиас по любезному приглашению миссис Эллингтон присутствовали на приеме, а еще немного спустя проводили молодую чету в свадебное путешествие.

Майра выглядела очень счастливой, и я с жаром сказала Лилиас, что желала бы новобрачной и дальше пребывать в таком состоянии.

– У тебя есть какие-то сомнения? – спросила Лилиас.

– Говорят, свадьба похожа на лотерею. Нужно вытащить нужный номерок или что-то подобное.

– Ты становишься циничной.

Сейчас Лилиас переполняли надежды, и я понимала, какими тягостными для нее были эти остававшиеся до отъезда месяцы.

Свадебное путешествие четы Лестранжей еще не завершилось, когда мы получили письмо из Южной Африки. Его подписал Ян ван дер Грот. Он сообщал, что рад был узнать от мистера Роже Лестранжа о нашем намерении отправиться в Южную Африку, с тем чтобы учительствовать там. В прошлом школе хватало одного учителя, ибо учеников было мало. Но если мы готовы приехать и разделить на двоих жалованье, то в наше распоряжение будут предоставлены жилые комнаты при школе, где хватит места нам обеим. Это помещение несколько месяцев пустовало, но к нашему прибытию его приведут в порядок.

Мы читали письмо вместе.

– Одно жалованье на двоих, – проговорила Лилиас.

– Оно будет твоим. У меня есть собственные деньги. Мне хватит их.

– Это немного разочаровывает…

– Ничего подобного, Лилиас. Мы будем вместе. У нас появляется возможность начать все с начала.

– Но деньги… к тому же мне предстоит возвращать долг…

Не нужно беспокоиться об этом. Мне работать не обязательно. У меня есть личные средства. Мы должны будем увеличить число учеников, Лилиас. И справимся с этим.

Она успокоилась. Мы надеялись на большее, но то, что получили, было не так уж плохо.

События ускорили ход.

Мы еще раз посетили миссис Краун. Решение было принято – мы едем в Южную Африку. Там нас уже ожидала работа.

– Примите мои поздравления! – воскликнула миссис Краун. – Вам повезло. Мы постараемся ускорить ваш отъезд.

И она выполнила свое обещание.

Нам предстояло плыть на корабле «Королева Юга» в Кейптаун, а оттуда совершить путешествие через всю страну в Кимберли.