Под вечер рыбаки начали отводить свои лодки за каменный остров – самое тихое место в бухте. Командир пограничного сторожевого корабля капитан-лейтенант Адамец спросил у них:
– Чего вы так забегали?
– Будет шторм, – сказал старый рыбак.
Адамец взглянул на небо. Оно было синее, чистое, только одно облачко с черной опояской, как птица, наплывало на солнце. Спокойно, добродушно, уверенное в своей мощи, дышало море. Тянуло ветром не с него, а с тихой стороны – от зеленых гор, подступающих к морю с запада.
– На гальку смотрите, – показал рыбак.
По берегу между облизанных волной камешков ползли серые жучки-плавунчики. Рыбак растолковал, что они всегда выходят из моря, когда чувствуют шторм. «Правда, шторм будет, – подтвердил рыбак. – Вон наши барометры согнулись». «Барометры» – сухие тонкие еловые веточки – воткнутые в северную стену рыбачьей избушки. Концы их действительно были согнуты.
– Да-а? – усомнился Адамец, но особого недоверия к этим рыбачьим приметам у него не было. Старые моряки пользовались опытом многих поколений и умели по-сво"ему предвидеть перемену погоды. Может, и на самом деле ударит шторм – в этих краях от моря, с его вероломством и непостоянством, всего можно ожидать.
С такими мыслями капитан-лейтенант и пришел на причал. Сторожевой корабль был готов к выходу в море – уже гудели запущенные двигатели. Он вызвал штурмана Зосимова и спросил о прогнозе синоптиков.
– Все в норме, – весело доложил лейтенант. – Ветер три-четыре балла. Возможны осадки.
Круглое лицо его светилось, радостью. Чистые, зеленоватые, как морская вода, глаза глядели с веселым доверием и готовностью– исполнить все, что бы ему ни приказали. Объяви Адамец вот сию минуту сутки ареста, Зосимов, казалось, щелкнул бы каблуками и с радостью повторил: «Есть одни сутки ареста!» Этой своей легкостью и странным весельем лейтенант Зосимов многих, кто впервые с ним сталкивался, настораживал, его считали легкомысленным, беззаботным человеком. Такое же сложилось впечатление и у Адамца, когда месяц назад Зосимов прибыл служить на корабль. Но пригляделся и быстро понял: Зосимов просто слишком молод, жизнелюб и, как все молодые, уверен в своей силе, считает, что у человека не может быть непреодолимых трудностей и неприятностей.
– Говорят, и тумана не будет, – с той же улыбкой добавил Зосимов.
Засмеялся и Адамец. «Елочки согнулись», – вспомнил он рыбачьи «барометры». Три-четыре балла без тумана – это очень хорошо, значив, ночь будет спокойная. И он приказал отдать швартовы.
Солнце опустилось за сопку. Ее вершина вспыхнула короной. Красноватое мерцание от этой солнечной короны падало и на воду у причала, где резвые волны мягко шуршали о корабельный борт.
В открытом море вздохи ветра были сильнее, чаще бежали волны, но невысокие, без вспененных гребней. Из воды поднималась луна, полная, багровая. Адамец вглядывался с мостика в ровный, чистый, словно прочерченный ровной линией горизонт. Как всегда, хотелось, чтобы ночь была спокойная, горизонт чистый и не было бы шторма. За три года морской пограничной службы свой участок он так изучил, что мог обойти его на корабле с закрытыми глазами. Вот справа – Острый мыс, вот приближается Базальтовый остров. Дальше будет Медвежья бухта, где они несколько раз прятались от шторма. Адамец знал, что эти места – самые соблазнительные для чужестранных браконьеров. Только месяц назад он задержал здесь чужой мотобот, полный рыбы.
Капитан-лейтенант радовался таким лунным бестуманным ночам и звездному веселому небу. С моря сквозь вечернюю негустую тьму он видел цепочки огней поселка, где его дом и в котором сын, пятиклассник Витя, учит уроки. А может, и не учит, может, во дворе гоняет мяч. Адамец поднял бинокль и среди созвездия огоньков, двумя крыльями охватывающих сопку, нашел и огоньки своего дома, свои окна…
Пока все шло хорошо. Спокойно плескалось за бортом море, на воде слева мигали расстеленные луной серебряные дорожки, горизонт был чист, и радиометрист не подавал тревожных сигналов.
Началось все с радиограммы дежурного по заставе: «Имеется штормовое предупреждение. Держитесь поближе к берегу».
– Штурман, – сказал Адамец, – я об этом шторме еще на берегу слышал.
– От рыбаков? И мне они говорили. Жучки-плавунчики ползли… Вот народ, а? – засмеялся Зосимов. – Все знает.
Штормы бывают разные и по силе и по своему норову. Одни начинаются исподволь, постепенно набирая силу и как бы предупреждая всех, кто в море: берегись! Это штормы с честными правилами. Отваживаешься с ними вступать в поединок – давай, боишься– уходи с моря. А есть штормы, такие случаются чаще, возникающие внезапно. Море взрывается почти мгновенно и со всей силы набрасывается на того, кто не успел спрятаться. Адамец подумал, что их может захватить такой шторм, и отдал команду повернуть ближе к берегу.
И луна, до этого такая яркая на звездном небе, тут же потухла, затянулась тучами, которые наползали с востока, становясь все плотнее, стирали звезды, и теперь вместо лунных дорожек на воде белела пена.
Когда до берега оставалось не более мили, радиометрист доложил:
– Нашел цель!
Цель – это чужой корабль в нашей пограничной зоне.
Адамец скомандовал:
– Право на борт!
Пошли обратно, против ветра и волн, набравших силу. От их ударов корабль вздрагивал. Приближался Базальтовый остров. Где-то там– и находится цель, из-за которой возвращались из бухты. Шли, часто меняя направление, вглядывались в темноту, уши локатора настороженно ловили все подозрительное и лишнее.
Вдруг короткое и тревожное, как удар:
– Шхуна!
Справа качалась рыболовная шхуна, черная, точно обугленная головешка, без единого огонька или хотя бы светлого пятна.
– Наша?
Просигналили светофором. Ответа не получили, будто на шхуне ни души.
«Что-то случилось», – подумал Адамец и приказал держать самый тихий ход. Морская стихия не раз прибивала к нашим берегам чужие суда, попавшие в беду.
Сторожевой корабль приближался к шхуне. Для ее осмотра капитан-лейтенант выделил группу пограничников во главе с Зосимовым. Четверо собрались на правом борту, готовые к прыжку на палубу шхуны. Первым стоял Зосимов, одетый в оранжевый спасательный жилет.
Вот уже хорошо видны белые круги иллюминаторов, скрученные кольца канатов. Шхуна беспомощно и молчаливо кланялась кораблю мачтой… И вдруг внутри ее что-то фыркнуло, треском взорвался мотор, и шхуна стремительно рванулась в море.
Шхуна убегала.
Адамец приказал:
– Включить огни.
На мачте зеленой молнией вспыхнули два сигнала – приказ шхуне остановиться и лечь в дрейф. Шхуна не остановилась, а еще прибавила ход, торопилась проскочить в нейтральные воды. Адамец повел корабль наперехват, и шхуна сразу повернула в сторону берега, пошла спокойно, даже как-то замедленно-лениво, словно те, что вели ее, говорили: «Мы просто шутим, а вы подумали: убегаем. Даже не думали, сейчас остановимся». Но как только пограничный корабль приближался к шхуне, она рывком отскакивала в сторону, как рыба, которую загоняли в невод. Догнать и поймать ее нелегко. Всякий раз, когда шхуна старалась выскочить из пограничной полосы, сторожевой корабль становился на ее пути, бортом своим перекрывая дорогу.
Началась погоня.
Ветер уже свистел в палубной оснастке, но шторм не бушевал дикой буйной силой. Иногда на небе разрывались тучи, на некоторое время открывалась луна и подсвечивала, точно прожектором, море.
Шхуна – посудина юркая, ускользала, как налим из рук. Пограничному кораблю удавалось приблизиться чуть ли не впритык, но она всякий раз увертывалась.
Лейтенант Зосимов подошел к командиру.
– Товарищ капитан-лейтенант, – вытянулся он, – попробуем высадиться на ходу.
Адамец думал об этом сам, понимая, что риск большой – люди могут очутиться за бортом. Бесспорно, он мог принять более решительные меры – применить силу. Но это в последнею очередь.
– Нам только приблизиться, а тогда – фьють! – показал Зосимов, как он прыгнет на шхуну. – А что?
Возбужденные зеленоватые глаза его горели веселым отчаянным блеском.
– Давай, – после короткого раздумья решился Адамец.
Зосимов крикнул «есть!» и выбежал на палубу. Бросил жилет матросу Миронову, поправил свой.
– Прыгнешь за мной, если позову, – сказал он. – Не вскочим, так искупаемся.
– Бр-р-р! Я ж не тюлень, – передернул плечами Миронов, представив себе такую морскую ванну.
Адамец повел корабль на сближение. До шхуны тридцать, десять, пять метров… Зосимов напрягся, подготовился к прыжку. Но шхуна крутнулась, и ее волной отбросило в сторону.
Была еще погоня, было еще несколько попыток вскочить на борт шхуны…
Адамец пошел на новый маневр: сбавил скорость, отстал. На шхуне, как он и предполагал, подумали, что пограничники закончили погоню, и сразу же повернули в открытое море. Впервые на палубе шхуны показались два человека и помахали на прощание руками. Тогда капитан-лейтенант приказал дать самый полный ход. Корабль рванулся, задрожал всем телом… Расстояние сокращалось. Вот нос сторожевика поравнялся с кормой шхуны. Там круто повернули руль направо. На пограничном корабле сделали то же самое. Потом еще один маневр, второй, и борта корабля и шхуны очутились рядом. Для Зосимова и Миронова этого было достаточно.
– Опля! – послышался голос лейтенанта.
Адамец достал из кармана платок, вытер взмокший лоб.
На шхуне выключили мотор. Она некоторое время продолжала двигаться по инерции, остановилась и легла в дрейф.
Зосимов вошел в рубку капитана шхуны и зажмурился от яркого света. Полный, квадратный капитан низким поклоном поздоровался с Зосимовым, прижав к груди руки с желтыми браслетами на запястье. Деланная улыбка растягивала его рот. Раскланявшись, капитан широким жестом руки пригласил сесть. Зосимов не смог погасить улыбку, наблюдая расшаркивание капитана. Сел.
Капитан поспешно схватил большой, разрисованный павлинчиками термос, налил из него полный стакан какой-то желтоватой жидкости.
-За морскую дружбу, – сказал он по-английски. – Прошу.
– Что это? – тоже по-английски спросил Зосимов и легонько постучал ногтем по стакану.
– Ром.
Зосимов придал своему лицу строгости, сколько мог, сухо и серьезно, хотя у него это плохо получалось, сказал капитану:
– Вы в наших территориальных водах. Почему?
Прищуренные маленькие глазки капитана холодно блеснули, но широкая улыбка по-прежнему растягивала рот, оголяя сжатые зубы. Руку с протянутым к Зо-симову стаканом он не опускал.
– На море ограды нет, столбов нет, буев нет. На море всякое случается. Заблудился.
– Заблудились? А почему ж тогда убегали?
– Дыр-р, тыр-р – маленькая авария. Капут радио локации… Господин офицер, ром крепкий.
Зосимов развернул на столе свою карту и предложил капитану определить на ней место шхуны. Капитан сказал, что он не имеет ни малейшего представления, где находится. Зосимов постучал пальцем по карте, попросил капитана на нее взглянуть и, когда тот посмотрел, черкнул карандашом кружочек – отметил место, где задержал шхуну. Сложив карту, Зосимов попросил капитана пойти вместе осмотреть шхуну.
– Голова болит, живот болит. – Капитан перестал улыбаться, опрокинул в рот весь ром, который был в стакане, и повалился на койку, взбив несколько синих подушечек. – Я спать.
На палубе к Зосимову подошел Миронов и доложил, что радиолокационная станция в исправности. Значит, не заблудились, забрались сюда преднамеренно.
Трюмы были заполнены свежей рыбой. Она пахла морем и холодом свежих вод, наших вод. Зосимов потребовал от экипажа показать, где поставлены сети. Прошло еще немало времени, пока нашли их, подняли. Рыба живым серебром растекалась по палубе, судорожно билась, и в воздухе стоял сплошной всплеск и шорох.
Шхуну привели своим ходом в гавань под утро. А в море уже бушевал настоящий шторм. Волны стреляли в скалистый берег с треском и грохотом. За каменным островом, где были спрятаны рыбачьи лодки, вода бурлила, лодки мотались на причалах, стучали друг о друга бортами. Группа рыбаков, собравшись на острове, смотрела в море.
– Ну, как ваши барометры, что показывают? – спросил Адамец, вспомнив воткнутые в стену рыбачьей избушки еловые веточки.
– Днем распогодится.
Домой Адамец вернулся в восемь утра. Витя, одетый, собрался идти в школу.
– Папа, где ты был всю ночь?
– Рыбу ловил.
– Ну и поймал?
– Хороший улов, – улыбнулся капитан-лейтенант. – А как уроки?
– Задачи сам решил. Вот послушай. На одном сейнере поймали шестьдесят центнеров рыбы, а на втором…
Но тут постучали в окно Витины приятели, и он побежал.
А у капитан-лейтенанта Адамца заныли руки и ноги, и такая усталость охватила его, что он повалился на диван и мгновенно уснул.