Центральная Россия может показаться однообразной только человеку в высшей степени поверхностному и невнимательному. Каждый ее уголок имеет свой особый характер. Вы нигде не найдете такого царственного, такого ослепительно белого и мягкого снега, как на Владимирщине и Ярославщине. Если, конечно, повезет с погодой.

Ну, а если вы захотите узнать, что такое летняя утренняя роса, то вам надо оказаться ранним ясным июньским утром там, где сходятся Калужская, Смоленская и Московская области. Росы в тех местах совершенно удивительные. И таких нигде больше нет. Огромные капли покрывают стебли трав сплошным слоем. Кажется, что нарушаются все законы физики, ну просто не могут капли быть такими большими. Они непременно должны упасть. Но вот держатся! И луг кажется не зеленым, а серебристым, лишь с легким зеленоватым оттенком.

И еще эта роса удивительно теплая, что тоже странно в столь раннее утро. Босые ноги ласкает мягкая трава и моет теплая роса. Как же чудно это ощущение, какая непередаваемая легкость наполняет тело и душу!

Темный изумрудный след тянулся по серебристому лугу. Интеллектуал шел к реке, чтобы искупаться. Сзади, и чуть левее возвышался хребет Чертова Городища, огромного вытянутого нагромождения гигантских, выше человеческого роста, валунов. Когда-то, тысячи лет назад, здесь остановился ледник. Его стремление на юг иссякло, и он стоял, нависая над окрестными равнинами. Но потом стал таять, отступать. А огромные камни, принесенные им издалека, остались лежать, обозначая его былой край.

Потом это нагромождение каменных глыб поросло лесом. Его трудно было рубить и вывозить. Легче свернуть шею и сломать ногу, чем вынести что-нибудь из такого чертова места. И лес не трогали. Вот он и рос свободно и вольготно меж огромных валунов.

Место было чудное, самой природой защищенное от того, чтобы быть оскверненным жадным и глупым человеком. В таких местах хранятся следы Богов, и они иногда любят возвращаться сюда, чтобы побродить по местам, где когда-то ходили людьми, размышляя о судьбах своей земли и своего Рода. Где искали ответа на грозные вопросы Судьбы. И находили их, обращаясь к духам предков, твердо веря в их доброту и мудрость замыслов Творца.

Как жаль, что сейчас их собственные потомки так редко обращаются к их мудрости. Наивные правнуки, они уповают то на некие книги, написанные в грязном углу дальнего южного моря чужими пророками, жившими среди убийц и истериков, то на лицемерные писания откровенных извращенцев, двух педерастов из Германии, славных разве что своими библейскими бородами. Однако, еще глупее те, кто в конце железного века, в преддверии нового цивилизационного рывка, прислушивается к тем, кто за тысячи лет не научился ничему, и усовершенствовался разве что в обмане, который стар как семитский мир самих этих обманщиков.

И как же радостно Богам, когда они вдруг видят тех своих правнуков, которые жаждут поклониться им! Поклониться не как иноземным царям, простираясь ниц, а как родным, старшим, но юным душою и телом. Не так ли смешливая молодежь шумной компанией заваливает в гости к деду, лишенному занудства.

И обретает кров, защиту, да и погребок с изрядными запасами еды и питья. А взамен… Взамен плещет энергией, которую сама не видит и до времени не научилась считать. И когда хмель изрядно вскружит головы, наступит первая, еще легкая, усталость от песен и плясок и начнутся мудрые разговоры в виде длинных тостов, иная юная женщина посмотрит в рубленое лицо старого хозяина туманящимся взором и мысленно представит такое, в чем не то, что другим, себе-то никогда потом не признается.

***

Языческий праздник, который должен был положить начало то ли новому неформальному молодежному движению, то ли новой религии, готовился Интеллектуалом и его молодыми соратниками впопыхах. Тем не менее, все шло довольно гладко. А самое главное, слухи о некоем совершенно феерическом мероприятии распространялись по тусовке со скоростью лесного пожара.

Единственным неприятным моментом было очевидное превышение сметы. Не укладывались не только в восемь тысяч, о которых вначале говорил Кондор, но потратили уже двенадцать, а конца края тратам все не было. Обсудить положение собрались на квартире Интеллектуала, где, как частенько бывало летом, никого из домашних не было.

– Музыканты с аппаратурой необходимы, – настаивал Алекс. – А чтобы на природе эту аппаратуру развернуть, нужен генератор на пятнадцать киловатт. Все равно же будет масса транспорта. Почему бы не заказать еще и грузовик?

– Грузовик заказать несложно. Где и когда мы возьмем этот генератор?

– Я все устрою, – бодро заметил Кондор.

– Я знаю, как ты устраиваешь такие вещи. Мы закажем грузовик, привезем твоих паразитов, а генератора на месте не окажется. И потом, даже если мы его притащим, они его будут целые сутки подключать к своей аппаратуре, потом полчаса поиграют, после полчаса попьют пива, потом будут полчаса снова настраиваются. Тоска!

– Ваши предложения, – быстро сказал Кондор.

– Мои предложения. Грузовик заказываем. Генератор, но на десять – максимум двенадцать киловатт, покупаем, а не цыганим неизвестно где. Тогда он будет уже наш, и мы далее будем чувствовать себя уверенно. Звуковую аппаратуру берем у одного старого товарища, который обеспечивает такие тусовки лет десять уже.

– Но мощности не хватит.

– Мощности твоим халтурщикам не хватит. А для той аппаратуры, что предлагаю я, хватит. Уверяю тебя, этого усиления хватит, и чтобы любые речи на всю округу разнести, и любые песни под гитару, и записи.

– Но это будет скучно!

– Кому? И в какой ситуации? Толпа разогреется уже от того, что собрались вместе. Что погода чудная, что место дивное, что пива немеряно, что девок нормальных навалом и они бесятся отвязно. И потом, что это за идиотские стереотипы. Только рок! Пойми, нацистский рок – это паллиатив! В сущности, это попытка протащить наши идеи в форме, которую нам навязали.

– Но рок любят!

– Ну, поставь запись этого рока! И крути ее с десятикиловаттным усилением. Зачем с собой еще таскатьэтих алкашей и паразитов?!

– Вы просто их не любите.

– И не скрываю этого! Напряги мозги и представь атмосферу языческого праздника на природе! Бардовская песня, хоровое пение и тому подобные жанры вписываются в формат такого праздника. А рок создан для залов и стадионов! Не будет у нас залов и стадионов! Они нам на хрен не нужны, даже если бы и были! Мы окружим мегаполисы! Мы удушим их в кольце, свитом в лесах! А не в залах, где вас, дураков, уже десять лет пересчитывают и снимают на видео те, кому надо!

Это понятно?

– Понятно даже дураку, – хрипло заметил Алхимик Ваня. В последнее время он выглядел немного усталым, был непомерно зол и агрессивен. – Вы, москвичи, всегда чего-то недопонимаете, – обратился он непосредственно к Кондору.

– Алхимик, не надо обобщений! Я сам москвич в третьем поколении, – заметил Интеллектуал.

– Исключения лишь подтверждают правила, – не сдавался Ваня.

«Ого, да он в наших рядах начал обретать ментальный лоск,» – подумал Интеллектуал и продолжил вслух.

– Еще мнения по этому вопросу?

– По вопросу о москвичах? – съязвил Юморист.

– По вопросу о музыкальном сопровождении половецких плясок на природе, – с неизменной элегантностью в жестах возразил Граф, как-то неуловимо поставив Юмориста на место и, в то же время, сохраняя легкий тон разговора.

– Умри, Пушкин, лучше не скажешь! – Граф, как всегда, точной формулировкой расставил точки над «i». Что значит школа МИФИ! – Господа, половецкие пляски, как, кстати, и пляски вообще, по моему глубокому мнению, не могут сопровождаться тяжелым роком. Ритм не тот.

Интеллектуал был доволен.

– Итак, Кондор. Тысяча семьсот долларов за десятикиловаттный дизель-генератор. На Москворецком строительном рынке великолепный выбор. Может, удастся за те же деньги купить и двенадцатикиловаттный. Триста – за наем грузовика. Пятьсот – на аренду аппаратуры у моего давнего партайгеноссе. Кстати, запиши его телефон! – Интеллектуал протянул Кондору открытую на нужной странице телефонку. – Итого, две пятьсот. На! – Он отсчитал и протянул Кондору деньги.

– Коллеги, – хрипло сказал Алхимик. И повторил, пытаясь подражать Интеллектуалу, – коллеги…Мужики, блядь! – вдруг резко сменил он тон. – У вас совесть есть?! – Он красноречиво обвел взглядом кухню, на которой они сидели.

Надо сказать, что обстановка в московской квартире Интеллектуала была, мягко выражаясь, спартанской. В отличие от его загородного дома. Но дом был далеко, а убогая кухня – вот она. Интеллектуал с неизменной самоиронией вспоминал случай середины 1990-х годов, когда один партийный товарищ из провинции, бандит средней руки, остановился у него на ночь. Уходя утром, он сказал.

– Знаешь, братан, я думал, вы в вашей партии – трепло! Хотите нас охмурить. Но теперь я вам поверил! Обманщики не живут в такой нищете!

Простая душа. Он брякнул это при жене Интеллектуала. Которая на его реплику рассмеялась так искренне, что он был удивлен еще больше. Прошло время. Партия была расколота и удушена. Но смоленские партайгеноссен сохранили свое уважение к Интеллектуалу, и при случае передавали ему приветы. Правда, все реже и реже.

– Заберите ваши баксы, коллега, – продолжал между тем Ваня Алхимик. – На тебе, Кондор, тысячу… тысячу пятьдесят. – Он вынул тонкую пачку долларов и оставил себе пятидесятидолларовую купюру. – Завтра я еще принесу. И вообще, нас, я имею в виду оргкомитет, бля, этого долбаного праздника на природе, уже около пятнадцати! Ну, скинемся хотя бы по две тысячи рублей! Ну, по тысяче! Не все же с профессора тянуть! Мы же соратники, а не наемники!

«Положительно, его лексика стала гораздо более гладкой, – подумал Интеллектуал, глядя на Ваню с теплотой. – Хотя местами еще корява и вульгарна. Но и моя собственная лексика далеко не всегда образец изящного стиля. Не то, что у Графа!»

– Спасибо, Алхимик, – сказал Интеллектуал. – Но давайте несколько скорректируем ваши предложения. Те деньги, что я сейчас дал, пусть останутся у Кондора на цели, которые мы оговорили. Из тех средств, что ты предложил, оставь все же себе не пятьдесят, а пятьсот долларов. Шестьсот будет у Кондора резервным фондом. И, Бога ради, не надо больше заниматься твоим бизнесом! То-то я гляжу, ты так измотался в последние дни! Дружище, твое участие в нашем проекте и, соответственно, твоя безопасность намного дороже тех денег, что ты сможешь заработать, рискуя собой! Тем более, по мелочам!

Пойми, дружище, – продолжал Интеллектуал. – Я не сентиментален, поэтому не стоит стесняться этих моих оценок твоей персоны. Я говорю это, как, если хочешь знать, циничный практик. Если припрет, мы используем тебя на полную катушку – и для получения денег в том числе. Совсем недавно именно я предлагал это сделать. Но пока не приперло.

Далее, господа. Несомненно, надо финансово поднапрячь толпу. Не менее двух тысяч баксов надо собрать с московских участников тусовки!

– Две не удастся, – сказал Граф.

– Хорошо, полторы! Полутяж, как думаешь, полторы толпа потянет?

– Москвичей будет больше двухсот человек. В конце концов, по двести-триста рублей с носа скинуться будет по-божески!

– Отлично! Собственно, если с музыкой все решили, то у нас больших трат больше нет. Автобусы заказаны. Реквизит закуплен. Жратва, вино и пиво тоже либо куплены, либо на закупку отложены деньги. Деньги на оплату проезда гостям тоже отложены, а иным даже высланы. Резерв есть. Теперь – последнее, по мероприятию! За исключением приглашенных из регионов, среди которых масса общественно-политических активистов нашего толка, московская половина участников должна быть в основном из числа технарей. Полуграмотные активисты нам не нужны!

Все обсудили?

– Не все, – сказал Юморист. – Женский вопрос остался вне нашего внимания! – Юморист, как всегда, явно немного ерничал.

– Существенное замечание! Прошерстите диких скинов. Вернее, их подружек. Короче, понимаете? На одного приглашенного скина – три подружки. Конечно, среди технарей девок, как правило, мало, тем более забойных. Но все же найдите в своей среде пару десятков достаточно отвязных, которым самим интересно принять участие в таком мероприятии. Хотя тут я не совсем прав, я знаю наверняка, что в вашем институте, – Интеллектуал обратился к Вадиму, – контингент весьма лихой! И еще, я лично выделяю дополнительно тысячу баксов на съем девочек по дороге. И еще на полторы снимем здесь в Москве пяток опытных организаторов-участниц массовых безобразий.

Иногда Интеллектуал предпочитал хлестким определением заменять долгие объяснения.

– Итого, к двенадцати, уже потраченных вами, еще пять. В сумме – семнадцать, вместо девяти по плану, – мрачно заметил Алхимик. – Еще одно такое мероприятие, и тусовку можно распускать!

– Не все так пессимистично! Просто, первое мероприятие должно быть супер! Потом все пойдет в значительной степени само. И, Ваня, – Интеллектуал нарушал оговоренные правила, но не мог удержать свои чувства, которые можно было выразить только так, назвав Алхимика по имени, – поверь, дружище, ты глубоко ошибаешься, столь скептически относясь к мероприятиям подобного рода! Они нужны! Без них мы не запустим свои щупальца в массовку. А это нам надо! Сначала тусовщики, но наши тусовщики. Потом идейные симпатизанты, но принявшие не только наши идеи умом, но и нашу этику, эстетику, а потом символику, сердцем. А потом и бойцы! Ведь нам надо набрать много соратников в кратчайшие сроки.

– Х…м и брюхом они примут нашу этику, а не сердцем.

– Неважно чем, важно, что на физиологическом, нутряном уровне.

***

С момента этой встречи прошло всего несколько дней. И вот автобусы, пара газелей, грузовик и даже несколько личных легковушек привезли народ в Чертово Городище. Из Москвы выехали рано утром. Передовая команда была уже на месте, выехав на день раньше. Отставших, в основном приезжих из других регионов, ожидали в оговоренных местах резервные автобусы и соответствующие провожатые, чтобы, собрав их с нескольких вокзалов, сразу везти на место. Они должны были подъехать к городищу позже, но не позднее вечера 22 июня.

Как это ни странно, в последние дни команда работала слаженно и на редкость четко. Интеллектуал, после памятной встречи с соратниками на собственной кухне, несколько дней почти не вмешивался в дела, ограничившись передачей соответствующих средств. Кроме того, он сделал несколько звонков по старым партийным друзьям. И, в итоге, на встречу подтянулись еще человек шестьдесят из Смоленской, Московской, Калужской и Брянской областей на собственном транспорте.

Однако, 21 и 22 июня Интеллектуала все же захватила суматоха встреч, согласований, созвонов по мобильнику. И он был немало утомлен, в четыре часа пополудни выходя, разминая ноги, из машины на большой луг, примыкающий к Чертову Городищу.

По лугу носились, решая различные диспетчерские задачи, Кондор, Полутяж, Граф, Юморист. Возбужденно носились даже флегматичный Гироскоп и вечно хмурый Алхимик. От девушек, собравшихся стайкой у одного из автобусов, отделилась одна. И чуть покачивающейся походкой подошла к Интеллектуалу. Она была чуть выше среднего роста. Иные поклонники современных идеалов красоты нашли бы, что ее почти идеальную фигуру несколько портит слишком широкий таз. Хотя Интеллектуал так не считал! Ей было 27 лет, но выглядела она лет на тридцать, если не больше. Она имела типичную внешность южно-русской блондинки. У которых светлые глаза и светлые волосы сочетаютсяс некоторым неуловимым налетом южного облика.

– Шеф, а нам что делать?

По договоренности, она должна была «координировать работу соответствующей группы и обеспечивать нужный настрой».

– Понимаешь, Таня, ничего особого делать не надо. Хотя многих из вас сняли за деньги, но забудь об этом! Вас взяли не для того, чтобы устроить гигантскую групповуху…

– Мы такое количество клиентов выдержали бы с трудом, – усмехнулась она.

– Разумеется! Но вам надо не это, вам надо создать определенный настрой! Представь себе, что вы приехали по приглашению ваших друзей. Определитесь потом по ситуации. А пока прибивайтесь к тем или иным компаниям. Знакомьтесь, если не успели сделать этого по дороге, флиртуйте в меру! Но самое лучшее, это помогать мужикам накрывать столы, обустраивать ночлег и так далее, и тому подобное.

Но сначала освежитесь с дороги в речке. Вода теплая.

Девушка улыбнулась, чуть устало и понимающе. История ее знакомства с Интеллектуалом уходила в довольно далекое прошлое. Она была студенткой четвертого курса Харьковского меда, когда судьба заставила ее бросить все и искать заработка в Москве. И здесь она быстро скатилась «на трассу», в чем, надо признать, ей поспособствовали ее землячки. В нужный момент они помогли Тане, но уверили ее, что лучшего способа побыстрее заработать в Москве для нее нет. Что двигало ими, трудно сказать. Возможно, они были искренни, а возможно, в душе постоянно желали вовлечь в свой круг побольше новых лиц, чтобы несколько утвердиться в собственных глазах. Но, так или иначе, их участие во многом определило Танину судьбу.

Познакомились они с Интеллектуалом отнюдь не при исполнении ей «своего профессионального долга», а через одного общего знакомого, при обстоятельствах, не имеющих прямого отношения к нашему повествованию.

Интеллектуал вспомнил о ней, когда готовил этот праздник. И решил, что только такая достаточно умная, образованная и развитая девушка, которая в то же время хорошо знает соответствующую среду и сама готовая на любой вариант «работы», сможет помочь ему в организации «языческих безобразий».

По ходу подготовки мероприятия, он понял, что не ошибся. Хотя с грустью отметил, что за те пять лет, что они не виделись, она изрядно потускнела и выглядела несколько устало. Не то, чтобы она заметно пополнела. Но утратила тонус, стала рыхлее. Да и великолепная, жемчужного оттенка, чуть смугловатая кожа побледнела и утратила былой блеск. Однако, в конце концов, она нужна была ему как организатор, а не как исполнитель! И сейчас он еще раз повторил в общих чертах то, что было уже оговорено неоднократно.

Странно, но после этого, Интеллектуала совершенно перестало интересовать мероприятие, в организацию которого он вложил столько сил и средств. Он выбросил из своей машины коврик и одеяло. Лег прямо у капота и заснул, не обращая внимания на шум, смех и возгласы, доносившиеся ото всюду.

В день летнего солнцестояния темнеет поздно. И в половине десятого небо было еще достаточно светлым. Однако склон Чертова Городища был темен. Он контрастировал с прилегавшим лугом, залитым лучами закатного солнца. За то время, что Интеллектуал спал, Чертово Городище и прилегавший луг полностью преобразились. Все автобусы и машины были аккуратно выстроены в ряд и стояли вдоль небольшой полевой дороги. На склоне Городища сколотили огромный помост, который одним краем опирался на приподнятый из склона валун. Помост был виден со всех сторон выбраннойплощадки, что примыкала к Городищу. Вокруг помоста, на валунах, были разложены большие костры.

Многочисленные костры были видны и вдоль склона, почти на самой на границе Городища и луга. Линия костров, местами двойная, и даже тройная, пологим полумесяцем охватывала помост. Полумесяц прямо напротив импровизированной сцены выдавался на луг, а по краям несколько даже забирался на склон.

Всех приехавших было более пятисот человек. Из них – чуть больше сотни девушек. Собравшиеся большими группами толпились возле своих костров. Уже что-то жарилось, на импровизированных скатертях громоздились закуски. Гонцы курсировали между автобусом, где были запасы вина и пива, и кострами.

Ото всюду раздавались крики, тосты, смех. Люди переходили от костра к костру, однако, не столь интенсивным было пока это броуновское движение. Кто хотел найти старых знакомых и друзей, сделали это во время обустройства лагеря, а пока сидели со своими группами, в составе которых приехали.

Около помоста трещал дизель-генератор, и, судя по звукам, усилительная система была уже включена.

Машина Интеллектуала оказалась несколько на отшибе, как бы вне лагеря. Автобусы, поначалу ееокружавшие, были отогнаны в строну и выстроены в ряд. К ней до времени тактично никто не подходил. Но, судя по всему, общее действо пора было начинать. К Интеллектуалу подошли Полутяж и Граф.

– Вячеслав Иванович, – на время праздника договорились отказаться от псевдонимов, – пора бы начинать!

– Начнем!

Интеллектуал пошел вслед за Вадимом и Женей к помосту.

– Хватило стропил? – спросил он. Вопрос о строительстве помоста решался, как и все на этом празднике, экспромтом. Какие-то брусья, доски и десять килограммов больших гвоздей купили по дороге, на одном из строительных рынков около МКАДа. Быстро покидали все это в нанятый грузовик, и без того забитый многими предметами, и поехали дальше.

– Как видите, все в лучшем виде!

Они поднялись к помосту. Оказалось, что за помостом оборудован «штабной стол». Он был наскоро и грубо сколочен выше по склону. И сам напоминал помост, только меньше и намного ниже. Еще выше, прямо на земле и камнях были сооружены сиденья, полукругом охватывающие стол. Два больших костра по бокам хорошо освещали стол, если смотреть на него из импровизированных кресел. Однакос помоста он даже не был виден – прятался в тени. Человек, выходящий из-за стола, словно возникал из темноты, и, пройдя меж двух огней, оказывался на помосте, хорошо освещенном еще парой костров.

За столом собраласьбольшая часть ближайших соратников Интеллектуала. Кроме них там были еще несколько человек. Среди них выделялся Георгий Олегович Дубенков. Старый соратник Интеллектуала по НРПР, высокий крупный мужчина, тренер по бодибилдингу и борьбе. В свое время он создал самую боеспособную районную организацию НРПР. И сохранял ее, даже когда партии не стало. Именно он привел на праздник шестьдесят человек из Смоленской и прилегающих областей.

Кроме Дубенкова за столом сидели руководители групп из Челябинска и Петербурга. Эти мужчины, чуть старше сорока, уже многие годы сохраняли в своих городах дееспособные молодежные организации русского сопротивления. Но никак не могли найти федеральную структуру, которой можно было бы поверить и которую можно было бы поддержать. Лично Интеллектуала они уважали. Однако однажды сказали ему примерно следующее: «Ты, Иваныч, нормальный мужик, и мы тебе верим! Но, согласись, ты довольно прост. Тебя легко надуть. А потом ты уже искренне убеждаешь в чем-то людей, которые верят тебе. Убеждаешь в том, в чем не по расчету, а по простоте обманулся сам. Так что, извини, но мы больше не будем никому доверять, даже по твоей рекомендации. Если сделаешь что-нибудь сам, то еще подумаем. А так – нет!»

Сейчас они приехали по приглашению Интеллектуала именно на праздник, а не на политическое мероприятие. Приехали, скорее, из любопытства. Тем более, что дорога им и их соратникам была щедро оплачена. Причем, не по прибытии, а перед поездкой, телеграфным переводом. Такой подход вызывал уважение.

Кроме старых и новых соратников за штабным столом сидел личный друг Интеллектуала. Вовка, по прозвищу Вовец! Он был намного младше Интеллектуала, как впрочем, и большинство его знакомых, друзей и близких. Прекрасный инженер, неплохой бизнесмен и организатор, он, помимо всего прочего, был натурой заводной и артистической. Почти профессионально играл на гитаре и пел. Случайно узнав о готовящемся празднике, Вовец пришел в восторг, только представив реализацию замысла. И упросил взять его с собой.

Он оказался в команде, как нельзя, кстати. Со всеми перезнакомился, успел завязать пару интересных контактов по бизнесу, растормошить и сплотить всю разношерстную и разновозрастную компанию за штабным столом. И, к тому же, спеть полдюжины песен, которые вроде бы и не относились к теме дня, но пришлись весьма кстати своим настроем. Кроме того, он весьма недурно разбирался в электронной аппаратуре, и помог Жене при монтаже усилительной системы.

В момент появления Интеллектуала Вовец был увлечен разговором с Татьяной, которая исполняла роль хозяйки стола. Интеллектуала поразило, как за эти несколько часов расцвела и помолодела эта, изрядно потасканная, путана. Ее спина распрямилась, она подтянулась, голова свободно откинута назад, глаза блестели, а щеки горели.

Она как будто разом сбросила и печать своей малопочтенной профессии, и груз тяжкой доли матери-одиночки. Словно опять была девушкой из нормальной семьи, студенткой старшекурсницей приличного ВУЗа.

– Ну и здоров же ты спать, Иваныч, – сказал Дубенков, сжимая Интеллектуала в объятиях.

– Георгий Олегыч, мы же уже здоровались, чего это ты вдруг снова решил, – засмеялся Интеллектуал, с трудом избавляясь от железных объятий Дубенкова.

– Так мы с тобою семь лет не виделись! Можно и поздороваться лишний раз!

– Ладно, коллеги. Все разговоры потом. Сейчас надо открыть наш праздник.

– Праздник? – умные твердые глаза питерского соратника Валеры Антощенкова, бывшего офицера ВДВ, выражали сомнение и ожидание подвоха.

– Да праздник, праздник! Никаких съездов и оргкомитетов! Мы просто пьем и гуляем в хорошем месте, в хорошей компании, в ночь на Ивана Купалу!

– Иван Купала, по-моему, 4-го июля.

– Или 6-го.

– Ну, значит, соберемся еще 4-го и 6-го!

– А спонсор оплатит?

Интеллектуал стал серьезен.

– У меня, вернее у нас с ребятами, нет спонсоров. Но есть помощники и покровители.

– Кто же они, эти благодетели?

– Наши русские Боги и Творец Вселенной! И прошу не ерничать по этому поводу! Мы просто не успели многое рассказать, но это так! А конкретносейчас мы пропиваем гонорар за перевод и издание моей «Истории цивилизации и человека» в Европе. Можете верить, можете – нет. Впрочем, мы никого ни за что не агитируем.

За столом повисла тишина. Снизу от костров доносился гул разгорающегося веселья.

– Ну, ты даешь, Иваныч, – прервал неприятное молчание Дубенков. – Прямо, как олигарх какой-то!

– В финансовом плане мне до олигарха далеко. А в других моментах им до меня далеко. Или я не прав, Валера?

– Прав, профессор. Извини, просто все это удивительно.

– То ли еще будет!

Из темноты вынырнул отсутствовавший дотоле Алекс – Кондор.

– Гномы начинают беситься! Надо проявить организаторский позыв!

– Женя, запись к трансляции готова?

– Да!

– А микрофон?

– Да!

– Включишь запись сразу, как только я закончу тост.

Интеллектуал вышел из огненнойарки на помост. Заря догорала. И внизу было уже довольно темно. Меж костров наблюдалось активное шевеление. Он взял в руки микрофон, и над лугом разнеслось:

– Друзья, соратники, коллеги, господа, подруги! Мы собрались здесь просто потому, что нам хорошо вместе! Это только кажется, что, было бы много пива и вина – и хорошо будет со всеми. Это не так! Сказать такое может только быдляк, только голодный раб или холуй. Здесь таких нет! И мы собрались вместе – без чужих. Собрались, чтобы отпраздновать, по старому русскому обычаю, самую короткую ночь в году. Не более того! Но и не менее того! Ибо, без своих собственных праздников нет народа! Как нет его и без своих предков.

И… и без тех, кого с нами нет… Нет физически… Но они с нами! И мы знаем, что они рядом! И первую чашу пьем за них! Они будут веселиться эту ночь вместе с нами и нашими Богами!

Не чокаясь, земляки…

Интеллектуал замолчал, и над полем поплыли щемящие слова Харчикова.

Он стоял и не знал, что делать дальше. Вдруг из темноты вышла Татьяна. Интеллектуал поразился ее виду. Она была закутана в простыню, накинутую как сарафан на голое тело. На голове ее был венок, а в руках – огромная кружка с красным шампанским. Она подала Интеллектуалукружку. И он выпил ее до дна.

Снизу нарастал гул голосов. Он усилился еще больше, когда песня Харчикова закончилась.

Интеллектуал отдал кружку Татьяне.

– Принеси еще, – сказал он, снова взял в руки микрофон и поднял руку. Гул несколько стих.

– Соратники и земляки! Вроде довольно много еще русских на земле. Но сколько изних празднуют этот наш родной праздник?! Хотя бы не так, как мы, а поскромнее? Мало, увы, очень мало! Другие русские будут праздновать православные праздники, где через слово поминают жидовских святых! Будут праздновать коммунячьи лживые даты, 23 февраля, когда красная сволочь бежала от Пскова аж до Питера, а теперь это нагло преподносят как победу! Будут праздновать еще более уродские нынешние «россиянские» праздники! В конце августа будут праздновать годовщину фарса у Белого дома в 1991 году!

Дураков, конечно, жалко. Но дурак опаснее врага! А нас так мало!

И я приглашаю вас выпить за нас! За тех, кого мало! За настоящих русских! Но, я уверен, не последних русских! С нами наши Боги, которые в эту ночь спускаются на родную землю посмотреть, не очнулись ли еще от одури их правнуки!?

Мы очнулись, пращур Сварог! Повеселись с нами и помоги нам!

Интеллектуал снова ощутил рядом Татьяну, и, не глядя, взял из ее рук кружку. Он снова выпил и почувствовал, как опьянение разливается по телу.

– Веселись, дружина! – проорал он в микрофон и быстро отошел в тень костров. Над лугом разнеслись бодрые звуки авиационного марша. Правда, в немецком варианте. Ибо знаменитое «Все выше, и выше, и выше» в свое время было содрано с нацистского марша.

«В своей германофилии Кондор неисправим,» – подумал Интеллектуал.

– Браво, Иваныч! Ты был великолепен! – встретил его Вовец. Сидящие за столом успели выпить, кажется, не по две, а по четыре кружки или рюмки. Интеллектуал с удивлением заметил, что за столом прибавилось девчонок. Теперь их было почти столько же, сколько и мужчин. И все были одеты как Татьяна, если это можно назвать одеждой. -Вот оно, иерархическое неравенство, – засмеялся Интеллектуал. – На всех девок не хватает, а тут чуть ли не по потребности!

– Кто платит деньги, тот вправе заказывать музыку, даже если он такой скромный как ты, – улыбнулась оказавшаяся рядом Татьяна.

Он посмотрел на нее уже пьяными глазами.

– А, кстати, как ты догадалась так переодеться и одеть своих подруг? Как догадалась принести мне кружку?

– Профессор, вы платите мне на этом мероприятии за интеллектуальные услуги, а не за эксплуатацию моего передка. Вот я немного и подумала головой. Чего не скажешь о твоих соратничках, Иваныч. Они явно многое не додумали.

– Они и так на пределе. Не суди их слишком строго.

Он начал жадно есть, вспомниввдруг, что с самого утра выпил только чашку кофе с молоком. В голове приятно шумело, но, наедаясь, он быстро трезвел.

– Вовец, – обратился он к другу. – Кто там на подиуме? Гони их на хрен! Давай, гитару в руки – и что-нибудь в соответствующем духе! Типа «Сто сарацинов я убил во славу ей». А ты, Танюсик, обеспечь подтанцовку своими кадрами.

– Со стриптизом? – лукаво спросила она.

– Разумеется! Граф, обеспечьте технику! Хватит крутить эти нацистские марши!

Он на некоторое время остался за столом практически один. Молодые и старые соратники вовсю тискали среди валунов Чертова Городищатанюхиных коллег. К Интеллектуалу подсел Антощенков.

– Послушай, Иваныч, ты все-таки объяснишь мне, что происходит?

– Знаешь, Валера, я сам толком не понимаю… Трудно это объяснить и на трезвую голову, не то что по пьяне.

Он поискал на столе красного вина и налил себе в кружку.

– Могу сказать тебе только одно – никто нас не пасет. Все началось, не поверишь, с факультативных лекций по истории цивилизации. Я сначала не хотел даже время на них тратить. А потом чего-то меня понесло. Стал говорить то, что раньше никогда бы не сказал. О том, например, что развитие цивилизации есть проявление Божьего замысла. Впрочем, тебе это вряд ли интересно.

– Нет, почему же.

– Не ври, дружище! Ты – практик. И вы всегда считали таких, как я, занудами и треплом.

– Ну, тебя никто так не считал, профессор!

– Правильно. Но не потому, что я владел прорывными идеями. Их мало кто из старых соратников понимал. А потому что я, будучи профессором, не выделывался своим докторством и профессорством. И это было приятно многим. Мог и листовки клеить ночами, и пойти помахаться, хотя бы изредка. И последние деньги на партию отдать, и проезжих скинов, по две недели не мытых, оставитьночевать, положив их спать в одной комнате с дочерьми. А главное, не претендовал на первые роли. Даже в варианте не вождя, а скажем, пророка при вожде-практике типа тебя. Я ясно излагаю?

– Ясно…

– Я прав?

– Прав…

– Ну, так вот, Валера, осточертело мне все это! Потому-то мы и были все это время в заднице, что боролись без правильного стратегического плана. И командовали у нас армиями батальонные командиры типа тебя.

– Но у нас армий не было!

– Не важно, дружище! Мы ставили армейские задачи, а значит, и мыслить должны были на уровне армий и фронтов, говоря вашим, военным, языком. Но не думай, что я рвусь в главкомы! Просто перед тем, как послать всю эту деятельность к черту, я согласился хотя бы напоследок сказать вот этому молодняку, как надо понимать мир, и что естьдля мира, и, можешь смеяться, для Бога, наша борьба. Зачем она Ему нужна!

– Ну, сказал! А потом?

– А потом мне дуром повезло. Я получил, не знаю за что, сто пятьдесят тысяч баксов. Пятьдесят оставил своей неприхотливой семье, а сто пустил на эти мероприятия.

– Что же, вот так все сто тысяч и прогуляешь со своими инфантильными мальчиками и Танькиными коллегами?

– Нет, дружище! И мальчики отнюдь не инфантильные! Мы, кстати, продемонстрируем тебе сегодня некоторые наши наработки. Но попозже… А пока пойдем-ка к толпе… Или, если хочешь, отдайся бесовскому веселью и всяческим безобразиям в лабиринте ближайших валунов!

Интеллектуал спустился на луг. Там шло настоящее языческое веселье. Горели костры. Рекой лилось вино и пиво. В теплой ночи сновали полуголые девицы. Странно, но их хватало на всех, желающих утех подобного рода. Ибо большинство было охвачено иными позывами. Все рвались говорить воинственные тосты у костров, или петь грозные песни дурными голосами. Многие поднимались на помост и орали соответствующие речи и тосты в микрофон.

И, опять же, странно – толчеи на помосте не было. Хотя он не пустовал!

В перерывах между тостами-речами на помост из-за костров выныривал Вовец и пел самые энергичные и воинственные песни из репертуара бардов.

Пел он и в настоящий момент. Интеллектуал подсел к одному из костров.

– Ребята, а что-нибудь казачье слабо?

– Давай, Иваныч, а мы подтянем!…

Толпа с энтузиазмом подхватила припев. Интеллектуалу протянули большую кружку с пивом, и он выпил ее залпом. Из темноты появилась Татьяна.

– Профессор, ночь еще впереди!… Не нажретесь? Это я вам как недоучившийся медик говорю!

– Ты права… Пойду искупнусь… И не говори только, что можно утонуть! Речка неглубокая. И потом, что ты меня пасешь? Ты что, получила российское гражданство и нанялась в ФСБ?

– Вы дурак, профессор, – вдруг печально и серьезно сказала она. – Это – действительно праздник…Таких никогда не было в жизни не только у нас, блядей, но и у большинства вполне благополучных дам. Мы чувствуем себя здесь королевами, колдуньями, русалками, подругами викингов!… А самые умные наверное понимают и то, что причастны к чему-то большому и высокому.

Кроме того, нас не хватают за задницу, как новые русские в банях или менты «на субботниках». Но, право же, хочется просто из чувства признательности отдаться сразу всем.

Сказав это, она напряженно посмотрела на него. Ибо от пьяного мужика, даже если он – Иваныч, после такой фразы можно ожидать любой бестактности, которая разрушит очарование этой ночи и опошлит мимолетную, но такую искреннюю, исповедь.

Но Интеллектуал как будто прочитал ее мысли.

– Боишься, что я сейчас спорю херню? Не стоит… Я прекрасно понимаю тебя… И даже то, что ты из благодарности готова не только подарить ласку, но и проследить, чтобы я не нажрался и не утонул. Но я не нажрусь, и не утону… Потому, что я под покровительством русских Богов! Это я говорю не по пьяне! Ты тоже под покровительством!… Во всяком случае, сегодня… И выглядишь как молоденькая студентка, а не дама, прожившая столько трудных и гнусных лет!

Извини, если несколько высокопарно или наоборот слишком грубо…

– Что ты, Иваныч!… Все нормально!… Ты просто прелесть!… И все же я искупаюсь с тобой. Не прогонишь?

– Пойдем… Но, извини, не долго!… У нас еще много чего запланировано. А мои соратнички, кажется, забыли, что они на этом праздники не гости, а хозяева.

– Ты что, думаешь, я собираюсь тебя долго насиловать на берегу?

– В нашей ситуации вернее будет сказать «соблазнять»…

– Не бойся, я буду холодна как льдышка и купаться буду за десять метров от тебя!…

Так, мило пикируясь они подошли к реке. И были немало удивлены. На реке наблюдалось столпотворение. Голые парни и голые, но в цветочных венках, девчонки плескались в воде. По окрестным кустам стоял шорох и треск.

Интеллектуал, ничуть не смущаясь, разделся догола и бросился в воду. Татьяна последовала его примеру.

– Хорошо, правда? – спросила она, подплывая вплотную.

– Кто бы спорил, Танюсик!…

Вдруг, прямо около них, вынырнула из воды чья-то голова.

– Кондор, дружище! И ты здесь!… Зверь на ловца бежит. Как ты, способен к запуску изделия?

– Всегда готов! Но сначала мне надо отыскать одну леди. Буквально пару минут.

– А тебе этого времени хватит? – засмеялась рядом Татьяна. – Давай, лучше отработай аттракцион, который наметил шеф. А потом я сама помогу тебе найти нужную леди… из своих подопечных.

– Предложение в высшей степени конструктивное, – заметил Интеллектуал. – Пойдем Алекс.

Они вышли на берег, нимало не стесняясь своей наготы. Ибо на берегу было полно таких же фигур.

– Я подойду позже, Интеллектуал, – сказала Татьяна.

– Ну вот, партийная кличка раскрыта!… Да ты и впрямь Мата Хари! Теперь нет тебе иного пути, кроме вступления в наши ряды!

– А знаешь, я подумаю, – серьезно сказала она.

– Чудесно, но сначала оденься!… Пойдем, Алекс…

На подиуме в кругу почти голых девиц в венках и чисто символических ленточках на поясе, практически не прикрывавших ничего, безумствовал Вовец. Похоже, он был в трансе.

Надрывая душу, пел он сейчас.

Интеллектуал осмотрел окрестности и подошел к столу. Дисциплинированный и точный Граф сидел, меланхолично грея в длинных пальцах высокий стакан с чем-то темным. Никого другого за столом не было.

– Антощенкова не видел? – спросил Интеллектуал

– Я здесь! – Валера вышел из-за ближайшего валуна.

– Граф, запускай шарик. Алекс, готовь изделие. Да, кто там на музыке? Оттащите Вовца от микрофона и запустите «Демократов», Харчикова.

– Все будет исполнено, экселенц, – с легкой улыбкой сказал Граф. – За исключением одного. Вашего друга уже невозможно оттащить от микрофона.

– Предоставьте это мне… – Татьяна возникла из темноты, как будто и до этого была рядом.

– Ну, вы и ведьма, Мата Хари! В следующий праздник полеты на метле за вами!

– Заметано, Интеллектуал.

Колонки прекратили орать голосом Вовца, на подиуме послышалась легкая возня. Вовец появился из огненной арки костров. На нем то ли висли, то ли тащили его две самые эффектные девицы из Таниного контингента.

– Богини!… Богини!!! – орал Вовец. – Я хочу пить за вас! Иваныч, я буду пить за этих чудных девчушек! Когда будешь говорить с Богами, попроси их узаконить многоженство! Я не могу теперь без этих крошек прожить и дня!

Вовец ломанулся к столу, вырвавшись из объятий девиц. Они изящно упорхнули в сторону, по-русалочьи переливчато смеясь.

Колонки грянули Харчикова. Эмоциональный накал, не виданный со времен Высоцкого, захлестнул поляну. Раскаленная ненависть лилась, усиленная, казалось, не десятью, а сотней киловатт. Ритмичные, четкие аккорды рвали ночную тишину.

Желал бард Белого дома реформаторам ельцинской поры. Прозвенел последний аккорд. Интеллектуал вышел на помост и поднял руку.

– Соратники и друзья, единоверцы! – начал он. – Месть – не только право арийца! Месть это арийский долг! Я повторяю, долг!!!

Шар-зонд с привязанным сильным фонарем медленно поднимался над лугом. Его почти не сносило в сторону. Разве что самую малость, но это можно было заметить только наметанным глазом.

– Но, мы же борцы за идеалы прогресса. И качество жизни…, – несколько глумливо добавил он. – Мы не любим бить острым по тупым головам.

Шар поднимался все выше.

– Алекс, запуск, – прошипел Интеллектуал, выключив микрофон. Он на мгновение испугался, что Алекс по раздолбайству не сможет запустить изделие. Хотя это была надежная, испытанная авиамодель, из тех, что крутили фигуры высшего пилотажа в Битцевском парке. Ничего нового и не опробованного в этой модели не было.

За спиной Интеллектуала послышался легкий треск моторчика. Мигая огоньками, модель взмыла в воздух и устремилась к шару.

– Посмотрите вверх, друзья! – прорычал Интеллектуал в микрофон, не забыв включить его.

Но все и на лугу и на помосте и так смотрели вверх. Маленький игрушечный самолетик облетел шар, показывая свои возможности. Потом ушел далеко в сторону, развернулся, разогнался и атаковал. Модель примитивно протаранила шар. Но сейчас технические детали были не важны. Важно было зрелище. Раздался хлопок. Наполненный водородом шар вспыхнул.

Привязанный к нему фонарь стал падать, все быстрее и быстрее, хорошо видимый всем на лугу и помосте. Он ударился о землю. Интеллектуал удивился тишине, стоявшей над лугом. В этой тишине был слышен звон разбитого стекла.

Луг отозвался восторженным гулом! Интеллектуал поднял руку.

– Вот так, и не только так мы избавим землю от тех, кто мешает Божьему замыслу. Мы не вояки, и не будем стрелять из ружьишек. Мы не политиканы. И не будем никого уговаривать и обманывать. Мы не спекулянты и не будем копить грязные бумажки, покупая потом на них дураков.

Мы – технари! Технари!!! Мы будем нажимать кнопки! В том числе – и красные. И будем нажимать их до тех пор, пока на планете Земля не останутся только достойные люди, способные понять Божий замысел.

Пусть даже их будет ненамного больше, чем собралось здесь!

Восторженный рев от костров был ответом. По бокам Интеллектуала вдруг стали Алхимик и Граф. Они выдвинулись вперед из группы соратников, сгрудившихся за спиной профессора. Хотя, по стихийно складывающейся иерархии их стаи, более логично было бы видеть на их местах Кондора и Полутяжа, но именно Алхимик и Граф были сейчас наиболее уместны рядом с Интеллектуалом.

Алхимик поднял молот, и хрипло прорычал в микрофон.

– Молотом!…

– И мечом!!! – поднимая меч, подхватил Граф.

– Клянемся быть верными заветам наших русских Богов! – закончил Интеллектуал и продолжал. – Клянемся помнить подвиг нашего отца, русского Первобога Сварога!

В руках Интеллектуала откуда-то появились молот и меч. И он легко поднял их над головой. Затылком он как будто видел, что в руках позади стоящих взлетели вверх молоты и мечи, мечи и молоты.

– Солнцем и рекой, лесом и лугом, алой рудой и алой кровью, духами отцов и терпением матерей клянемся не сворачивать с пути, указанного Творцом!

Клянемся!… Клянемся!!. Клянемся!!!

Луг и подиум, свои и приглашенные, даже девицы, снятые на трассе – все тянули вверх руки и орали в экстазе: «Клянемся!… Клянемся!… Клянемся!!!»

Интеллектуал опустил руки. Кто-то сзади взял у него меч и молот.

«Странно, – подумал он, – никто ведь ни о чем не договаривался. Просто не успели. Но как слаженно все происходит. Хотя это чистый экспромт. За исключением, разумеется, ключевых моментов, вроде запуска модели и сбивания шара. Но, тем не менее, чтобы все было так слажено именно в мелочах, нужно репетировать действо не один раз. А тут как будто кто-то ведет всех согласно отлично продуманному плану. И каждый делает именно то, что в данный момент надо.

Нет, действительно с нами Бог!»

Стоявшие на помосте спустились к кострам и смешались с теми, кто был на лугу. Все смеялись, чокались, что-то говорили… Интеллектуала кто-то дергал, что-то спрашивал… Он пожимал чьи-то руки… Отвечал… Обнимал… Вдруг из динамиков раздалась зажигательная музыка.

Ра-ра-Распутин, – заводила толпу песня «Бони М».

Не сговариваясь, все пустились в пляс между костров.

Танцевали все! И между костров, и чуть в стороне. Разбивались на группы, а потом соединялись вместе, брались за руки и, приплясывая, двигались между костров в гигантском хороводе. Сначала музыка была из той кассеты, что прямо-таки навязал Кондору Интеллектуал. Это, по его мнению , были самые заводные песни 1970-х – 1980-х годов.

– Старая дискотечная попса! – безапелляционно изрек Кондор.

– Но под нее можно прыгать с девками! Не под твои же нацистские марши делать это! – спорил Интеллектуал.

В итоге, он оказался прав. Но, кто так вовремя поставил эту кассету, оставалось загадкой. Уже больше часа плясали без устали. И Интеллектуал вдруг подумал, что его кассета должна бы уже закончиться. Но песни крутились, все такие же зажигательные. Более того, среди них стали мелькать поистине жемчужины быстрой плясовой музыки славянского образца: «Ах вы, кони, кони звери», что-то словацкое, югославское, и опять забойные ритмы «Чингисхана» и «Бони М». А потом снова наше «Ой полным полна коробушка».

Интеллектуал совершенно забылся в этом фейерверке танцевального марафона. Вдруг он осознал, что пляшет возле какого-то костра. А напротив, по другую сторону костра, обнявшись с Алхимиком и Графом – Таня. Из одежды на ней была только косо повязанная вокруг бедер большая косынка, да венок на голове. Танцевала она великолепно! Но больше поразила Интеллектуала неожиданная грация Алхимика. Обычно явно мешковатый, сейчас он двигался ловко и как-то ухватисто. Конечно, по сравнению с Графом его движения были резковаты. Но эта резковатость была очень ритмичной и гармоничной. Более того, в компании с Графом и Татьяной Алхимик занимал достойное место. Без него трио явно проиграло бы.

Татьяна махнула Интеллектуалу рукой. В свете костра ее глаза блеснули лукаво и таинственно. И вдруг из динамиков грянуло старым, почти забытым, и уж точно неизвестным никому из присутствующих, разве что Дубенкову. Одна из лучших эстрадных песен конца 1960-х. Над лугом ритмично и весело поплыло словацкое:

Интеллектуала закружил какой-то вихрь, и он впал в забытье…

В шесть утра солнце стояло уже высоко. У подножья Чертова Городища на месте прогоревших костров поднимался кое-где едва видимый дымок… Все вповалку спали… Кажется, даже энтузиасты любовных утех были сражены усталостью. Над лугом, рекою и Чертовым Городищем стояла тишина…

Интеллектуал босиком шел по росистому лугу, немного загребая ногами, чтобы побольше росы попало на щиколотки и пятки. Он был и устал и возбужден одновременно. Странно , но, несмотря на усталость, спать не хотелось… По всем канонам он должен был сломаться еще часа два назад… Но нет!…

После трех часов непрерывной пляски он вдруг осознал, что солнце уже поднялось, костры погасли, а музыка замолкла. Спали все – как в сказках о заколдованном лесе! Кто выключил музыку?… Как могли засыпать люди, пока она играла, было непонятно…

Или, может, музыку на помосте выключили раньше? И последние энтузиасты уже не плясали, а что-то пели у немногих не погасших костров?

Все это было не столь важно. Собственно, ничто в мире не было важно, как будто была решена некая глобальная задача, и теперь можно было либо спать, либо вот так бесцельно идти по лугу, загребая росу ногами и, не щурясь, глядя на солнце.

Интеллектуал подошел к реке. Над ней медленно исчезали последние легкие струйки утреннего тумана. Он разделся и бросился в воду.

Как же хорошо!…

Он выбрался на мелководье и хотел уже выйти на берег, как вдруг что-то привлекло его внимание. Он поднял глаза. На песчаном берегу, прислонясь спиной к наклоненному дереву сидела Татьяна. Около дерева в виде большого одеяла был расстелен спальный мешок. На голое тело Татьяна накинула небольшой светло-серый полушубок. Короткий, по подолу украшенный темно-красной вышивкой. Он смотрелся очень эффектно, но был несколько странен, как будто даже театрален, в этой обстановке.

Татьяна сидела в расслабленной изящной позе. Одна нога вытянута, другая согнута в колене. Свободно лежала рука с опущенной вниз тонкой кистью. Другая рука была откинута назад, опираясь на небольшой обрывчик, отделяющий речной пляж от луга.

Серыми глазами женщина смотрела прямо на Интеллектуала. Как это часто бывает у русских южанок, были они дымчатого оттенка, и напоминали выцветшее от жары небо над степью в полдень в начале августа.

Чудовищным лицемерием было бы сказать, что Интеллектуалу неприятна эта встреча. Более того, женщина была ослепительно красива, она действительно помолодела лет на восемь. Все в ней – от изящной позы, до так хорошо смотрящегося на голом теле полушубочка – звало и манило. Если б не холодная вода по пояс, мужское естество Интеллектуала отреагировало бы мгновенно.

Да и то сказать, какому мужчине неприятно, когда именно его, а он был уверен в этом, вот так ждет красивая женщина в два раза моложе.

И все же что-то неуловимое вызывало у Интеллектуала легкую досаду.

– Вроде бы эта встреча не предусматривалась условиями контракта?

– Нет. Но ничего, выходящего за пределы контракта, и не будет. Выбирайся из воды, профессор, и присаживайся рядом.

Он вышел из воды, натянул джинсы и рубашку и сел рядом.

– Так что ты хочешь сказать или сделать?

– Я буду охранять твой сон…

– В самом деле? – рассмеялся он. И только тут понял, как чудовищно устал. Его даже пошатнуло.

Она немного отстранилась, чтобы ему было удобно, и мягко положила его голову на свое бедро, чуть выше колена вытянутой ноги. Запах свежей женской кожи приятно ласкал ноздри. Длинные прохладные пальцы коснулись лба. Он вытянулся поудобнее и начал стремительно проваливаться в сон. Но, прежде чем заснуть, голосом капризного мальчишки спросил:

– А сон будет?

– Будет… – донесся издалека ее чуть изменившийся голос.

– И что же мне приснится?

– А разве ты не знаешь?

– Я хочу, чтобы это сказала ты.

– Серебряный замок…

– На золотой горе, – сказал пятилетний мальчик.

Фея рассмеялась.

– И апельсин…

– И апельсин. В придачу.