Выражаю особую благодарность Дмитрию (Скай) Иванову и Сергею Басалаеву за информационную и моральную поддержку в написании первой части книги.

Роман не подкреплён фактами, все герои, события и места являются вымышленными.

Год 433 от создания нового календаря и начала летосчисления по лунному и солнечному циклам.

 

Глава 1. Гость

День первый.

Утро для крестьян всегда начиналось рано – засветло. Едва забрезжил над грядой острых вершин вековых сосен туманный рассвет, маленькая деревушка уже медленно просыпалась, оживала после кратковременного ночного затишья. В лёгком предрассветном тумане загремели пустыми вёдрами девушки, спешащие к колодцу. Старухи затопили общую печь, чтобы напечь к завтрашнему хлеба и пирогов. День обещал большую суматоху – подготовку к приезду важного гостя. Молодой виконт, с недавних пор владеющий этой и ещё парой десятков подобных деревень в славящихся своими лесами землях королевства Ладлер, должен был посетить селение по пути к столице. Поговаривали, что туда, под видом празднования дня рождения маркиза, всех членов королевской семьи созвали на закрытое собрание. Молва твердила, что герцог готовится к коронации.

Страна давно жила без законной власти. Уже почти двадцать лет прошло с момента смерти правителя – доброго и справедливого короля Фридриха, вместе с которым в бегстве от поднявшегося мятежа пропал его новорожденный сын – наследный принц Вильгельм. Королевство в ту ночь осиротело, лишившись отца и правителя, его супруги и их ребенка – законного наследника. «Обезглавленный» Ладлер погрузился в туман лихолетья и смуты.

Но простой люд продолжал выживать и смиряться, как смирялся и привыкал веками ко всем поворотам тяжёлой крестьянской судьбы. А завтрашний визит виконта, как редкое событие, взбудоражил небольшую деревеньку. С самого утра закипела суматоха, в каждом доме ощущали небывалую ответственность перед приездом господина, все готовились, как могли – суета взбодрила отчаявшийся в темноте запустения народ, заставила ожить и даже развеселиться. День его появления в Волдрене был известен приблизительно – со слухов, берущих начало ни то от проезжавшего несколько дней назад столичного гонца, ни то из графского имения. Никто не знал наверняка подробностей, но на всякий случай все дворы были выметены и прибраны, на главной улице не осталось ни одной разбитой бочки или сломанной телеги, ни деревяшки, ни черепка, ни веточки. Солнце поднималось над горизонтом всё выше, и люди суетились всё больше, от ночной тишины не осталось и следа – в воздухе висела почти осязаемая завеса постоянного гула, шуршания, скрежета, стука и несмолкающих разговоров о завтрашнем дне.

Спустя час после рассвета, в шумную деревушку въехали двое всадников. Один – мужчина почтенных лет с недлинной седой бородой и морщинистым, но сохранившим некогда блистательное благородство, лицом. Он сидел в седле прямо, не гнал коня, ехал спокойно и неторопливо, с долей врождённого высокомерия взирая на окружающих крестьян. Второй путник – темноволосый юноша лет восемнадцати. Он едва сдерживал ретивого скакуна, да и себя самого, чтобы не обогнать почтенного старца и пуститься в галоп. Всадники тихо переговаривались, было видно, что юноша чем-то недоволен – он упрашивал спутника пуститься в дорогу без остановки, но тот не поддавался уговорам. Наконец старик, устав слушать причитания юнца, в приказном тоне коротко заявил, что они останутся в деревне до завтра, и тот, чуть понурив голову, спешился у приземистого домика, на который указал наставник.

Старого советника Северина здесь знали все. Он был частым гостем в деревушке, стоящей на границе графских владений и являвшейся единственным на многие километры перевалочным пунктом через широкое ущелье, пробороздившее королевские земли извилистым серым шрамом с северо-востока на юг. Это ущелье и было принято за вышеупомянутую границу.

Поговаривали, что много лет назад, ещё при жизни короля, у советника была здесь невеста из числа крестьян, но вскоре после вступления герцога во временное правление, был принят закон запрещающий браки между знатью и простолюдинами. С тех самых пор Северин приезжал в деревню по несколько раз в месяц, иногда и чаще, но на людях его ни с кем не видели, поэтому многие считали, что частые визиты советника обусловлены его постоянным скитанием между столицей и графством. Останавливался он всегда в одном и том же доме, но и это легко объяснялось тем, что дом был единственным в селении постоялым двором. Что говорить, он был единственным на весь Волдренский лес. Хозяева гостиницы брат и сестра – дети местного знахаря. Молва шептала, что невестой Северина была именно младшая дочь целителя Гризельда. Но доказательств слухам не было, если только не считать таковым то, что в свои сорок лет она так и не вышла замуж. Женщина никогда не славилась особой красотой, хотя недостатки её внешности покрывало неутомимое трудолюбие и доброта. Женихи в юности не ходили к простушке толпой, а когда молодость её начала постепенно увядать, и подавно не осталось кандидатов на руку и сердце кухарки. Да она, видно, и не очень страдала в своём положении – работала, посвящая всё время труду, и оставалась отзывчивой и милой со своими постояльцами.

Тем временем всадники спешились у постоялого двора, привязали лошадей и вошли в невысокий трактир.

– Желаю здравствовать, милорд Северин! – гостеприимно улыбнулся трактирщик, смахивая крошки с широкого стола, за которым обычно помещались все немногочисленные посетители гостиницы. Появление высокопоставленного гостя уже давно перестало его удивлять, а вот юный сопровождающий тут же привлёк внимание.

– Здравствуй, здравствуй, Юрген! – спокойно приветствовал старик.

– А кто ваш спутник? – коренастый мужчина добродушно глянул на хмурого юношу, бесстрастно осматривающего довольно просторную комнату с низким потолком.

– О, это мой подопечный и ученик Уилл, – Северин громко кашлянул, чтобы привлечь внимание парня. – Уилл, познакомься с нашим хозяином Юргеном.

– Приветствую, – с короткой официальной улыбкой поздоровался он. Крестьянин в ответ почтительно склонил голову, затем вновь взглянул на старого знакомого.

– Вы к нам надолго?

– Только на одну ночь. Завтра мы уедем вместе с виконтом.

– О, все готовятся к приезду милорда! – с улыбкой вздохнул мужчина. – Как с ума посходили. Даже у нас необычайно много народу, заняли все комнаты. Скоро и нам с Гризельдой придётся потесниться, чтобы разместить такое количество гостей.

– Так что же, двум усталым путникам не найти здесь сегодня приют? – наигранно удрученно вздохнул Северин.

– Ну что вы, советник! Ваша комната всегда свободна, мы никого и не селим туда. А вот юный ваш ученик, – Юрген обратился к парню. – Не будете ли вы против, разместиться в моей комнате? А я уж притулюсь у сестры, думаю, она позволит.

Уилл отрешенно помотал головой, глядя в окно.

– Конечно не будет, – улыбнулся Северин, – нам и нужно-то ночь переночевать, а днём найдём чем заняться. Ну а сейчас, давай, хозяин, накорми нас, и мы оставим тебя в покое.

– Я не голоден, – небрежно бросил Уилл. – Покажите лучше комнату. Я хочу оставить вещи.

– Куда ты собрался, мальчик мой? – с укором поинтересовался старик.

– Нужно же чем-то заниматься весь день. Пока есть время – поохочусь в окрестностях.

– Как знаешь. Юрген, будь добр, покажи юноше его временное пристанище.

Трактирщик оставил мокрую тряпку, вытер руки о фартук на приличных размеров пузе и подошёл к округлому окошку.

– За углом вдоль стены идёт лестница, – он указал в сторону увитой плющом стены выступающей части дома, – вверх по ней – вторая дверь. Заходи, не стесняйся. Постель Гризельда сейчас сменит.

– Ладно, – недовольно буркнул Уилл, – разберусь.

– Не задерживайся в лесу до темноты, – предупредил Северин, – вечером я к тебе загляну.

Юноша лишь махнул рукой, не оборачиваясь, и тяжёлая дверь за ним со скрипом затворилась.

Уилл снял с коня поклажу и направился указанным путём. Во дворе, прямо напротив узкой лестницы, ведущей к покоям владельцев таверны, у летней печи хлопотала женщина лет тридцати пяти. Она что-то стряпала, то и дело вытирая рукавом с раскрасневшихся щёк и лба капли пота. Рядом с очагом под льняным полотенцем остывал ароматный хлеб. Юноша, подходя ближе, вдохнул тёплый запах, ощущая, что зря отказался от завтрака – в животе противно заурчало.

– Хозяйка! – окликнул он женщину с лёгкой улыбкой. – Не угостишь ли голодного путника?

– С радостью, – улыбнулась она в ответ, задвигая в печь закопчённый металлический лист с аккуратно уложенными кружками сырого теста. – А вы чаяли найти пристанище у Юргена? Гостиница сегодня переполнена.

– Я-то нашёл, – усмехнулся Уилл. – Мы с Северином сопровождаем виконта. Кстати, он оплатит хлеб.

– Ох! Свита будущего графа! – всплеснула руками крестьянка, при этом улыбка её стала ещё радостнее. – Простите мне моё невежество! Угощайтесь, не нужно никаких денег. И не смею вас более задерживать.

Она откинула край полотенца, предлагая гостю хлебные лепёшки, которые пеклись обыкновенно в дорогу для проезжих гостей. Уилл сунул одну в заплечный мешок, коротким учтивым кивком поблагодарил хозяйку и отправился искать свою комнату.

* * *

День выдался довольно жарким и, несмотря на прохладу лесной чащи, от влажности дышалось тяжело, а в голове будто собирались грозовые тучи – было уже не до охоты. Юноша вёл коня под уздцы по бурелому, пытаясь выйти обратно на тропу, то и дело уклоняясь от низких сухих ветвей и спотыкаясь о выступающие корни. Больше всего хотелось вернуться обратно в гостиницу, завалиться в тёмной комнате и проспать весь знойный день до вечерней свежести. Но сейчас вполне устроила бы и тенистая лесная опушка. Проклиная собственное упрямство, заставившее не повернуть назад, а кинуться в чащу за какой-то мелкой дичью, Уилл заметил впереди просвет между деревьями.

– Наконец-то – вздохнул он, дёрнув поводья. Лошадь недовольно фыркнула и, опустив голову, прибавила шагу.

Преодолев последнее препятствие в виде небольшого овражка и оставив за спиной стену леса, парень выволок коня на край того самого ущелья, что служило границей владениям графа Алоиса и его супруги Эрмелинды. Он окинул заморенным взглядом серые скалистые склоны, потёр рукой лоб, в надежде хоть немного ослабить тяжёлое гудение в голове и водрузился на своего скакуна. Путь через переправочный мост он знал, хотя и бывал в этих краях всего несколько раз в далёком детстве, оставалось доскакать до него по узкой пустынной полоске вдоль обрыва и дальше по проторенной колее меньше часа езды. Конечно, по краю ущелья безопаснее идти пешему, но солнце жгло безжалостно, отбивая всякое желание двигаться, хотелось скорее вернуться в относительную прохладу лесной тени.

Наконец впереди поворот. Слева осталось знаменитое на всю округу каменное сооружение – удивительного мастерства мост, соединяющий расколотое королевство, а вправо уходила, манящая спасительным теньком, дорога. Юноша резко повернул коня, тот взбрыкнул, сделал несколько шагов вбок и тут же с бешеным ржанием встал на дыбы – из лесной чащи сразу на середину тракта выскочил внушительных размеров дикий кабан, из шеи его торчали две потрёпанные стрелы. Он пошатнулся, оросив кровью вытоптанную землю дороги, глянул озлобленными глазами на шумную лошадь и без промедления понёсся прямо к ней. Уилл успел сообразить, чем ему грозит столкновение с раненным зверем – прямо за спиной зиял серой пропастью обрыв, а скакун его в страхе всё больше пятился назад.

– Пошёл! Пошёл! – заорал юноша, хлестанув животное по крупу, стараясь развернуться так, чтобы кабан пронёсся стороной.

Гнедой зафыркал, опустившись-таки на передние ноги, сделал ещё скачок вперёд и снова засвечил. Неровность дороги заставила его оступиться и уже не дала встать – конь беспомощно рассек копытами воздух и завалился на спину, придавив всадника к земле прямо на краю ущелья, быстро перекатился и, поднявшись на ноги, понёсся в страхе через мост восвояси. Подранок пролетел мимо распластавшегося без сознания юноши, судя по всему, не увидев в нём угрозы, и помчался дальше за убегающей лошадью.

* * *

Рассудок возвращался тупой болью во всей спине и затылке. Уилл с трудом открыл глаза, ощущая, как холод волнами разливается по телу. Он ожидал, что лучи горячего солнца заставят тут же зажмуриться снова, но вокруг царил полумрак.

«Неужели ночь?» – подумал юноша, с трудом опираясь на локоть в попытке приподняться. Плечо тут же пронзила острая боль, и он с глухим стоном завалился обратно на мягкую подушку. «Подушка? Кровать? Где я?» – пронеслось в голове, но взволнованный девичий голос вмешался в мысли.

– Лежите, лежите! – хлопотливо попросила она. – Вам пока нельзя вставать.

– Где я? – тихо спросил юноша, стараясь в темноте найти свою собеседницу.

– Вы у меня дома, – ответила она уже чуть ближе. Уилл на секунду прикрыл глаза, продумывая следующий вопрос. – Вы упали с лошади, помните? – снова помешала мыслям девушка.

– Кажется, помню… Уже ночь?

– Нет, нет. Я решила, что яркое солнце усилит головную боль. Хотите, я открою ставни? – юноша про себя заметил, что голос хозяйки дома весьма приятен, хотя и звучит немного по-детски. Несмотря на мучительные ощущения во всём теле, которые могла усугубить упомянутая головная боль, ему захотелось взглянуть, кому же принадлежит этот голос.

– Пожалуй, – он заранее зажмурился, не зная, с какой стороны польются на него солнечные лучи. После короткого скрипа, тёплый свет проник сквозь закрытые веки откуда-то справа. Юноша поморщился и с трудом приоткрыл глаза. От небольшого, теперь распахнутого настежь окна, к нему приближался чей-то силуэт, но яркий ореол не давал разглядеть ровным счётом ничего. Уилл снова зажмурился, отворачиваясь от резкого света.

– Больно? – спросила собеседница, подойдя совсем близко. На лицо легла тень, и Уилл нерешительно взглянул на неё, невольно щурясь.

Хозяйкой оказалась молодая девушка, внешность её вполне соответствовала голосу – такая же картинно приятная. Длинные рыжевато-каштановые волосы, собранные в нетугую косу, открывали мягкий овал лица, слегка бледный с пухлыми розовыми губками, и большими, поблёскивающими озорным огоньком, карими глазами.

Парень заворожено глядел на обрамленное светом видение несколько секунд, затем, опомнившись, вновь попытался приподняться. На этот раз острая боль не застала врасплох, но предательски отразилась мученической гримасой на лице и вырвалась очередным сдавленным стоном.

– Что же вы делаете?! – вновь заволновалась девушка. – Вам не нужно вставать! Полежите, пожалуйста, пока я не уберу иглы.

– Что? – Уилл непонимающе глянул на своё тело – оно было почти полностью лишено одежды и в нескольких местах из кожи торчали тонкие длинные иголки с красными наконечниками. – Что это такое? – с испугом спросил он, пытаясь непослушной рукой ухватить раскачивающийся инструмент врачевательницы, возвышающийся над его плечом.

– Стойте! – она повысила голос – Их пока рано убирать!

– Что это?! – повторил парень, выдернув-таки иглу.

– Я же говорю, ещё рано! – рассердилась девушка, выхватывая её у пациента и листая толстенную книгу, лежащую на кровати рядом с подушкой. – Сейчас поставлю обратно.

– Что?! Нет! – возмутился Уилл. – Уберите свои иголки!

– Но это нужно, чтобы было не так больно! – не унималась она.

– Колоть иголками, чтобы было не больно? Что за вздор?!

– Прекратите! – она нахмурилась. – Лежите смирно! – и ловко увернувшись от руки переполошенного пострадавшего, вонзила иглу обратно в его плечо.

– Ау! – сморщился парень.

– Что? Разве больно?

Он приоткрыл один глаз, покосился на иглу.

– Вообще-то, не очень, – выдохнул Уилл, – но неприятно.

– Потерпите немного, – деловито укорила хозяйка, – ещё пару раз и всё, станет гораздо легче. – Такие процедуры не проводят в спешке, вы должны лежать неподвижно, тогда ощущения могут быть даже приятными.

– Но как? – не понял он. Любопытство наконец взяло верх над беспокойством. В конце концов, если бы незнакомка желала ему зла, то давно воспользовалась бы его беспомощностью.

– Вот так, – она снова заглянула в книжку. – Надо бы ставить их на спину, но у вас там такой ушиб, что я побоялась сделать хуже.

– А вы… Кто? – нерешительно поинтересовался Уилл, глядя, как тонкие пальчики достают из небольшой деревянной коробочки очередную иголку.

– Простите, забыла обо всех правилах приличия, – оправдалась девушка, не взглянув на гостя. – Вы со своим возмущением заставили меня совершенно растеряться. Я Аннамари. Можно просто Анна или Мари, кому как больше нравится.

– А вам как нравится? – попытался улыбнуться Уилл, поддаваясь её странной манере общения, будто игре, какие обычно затевали напудренные дамы, изо всех сил стараясь казаться инфантильными и по-детски непринуждёнными.

– Мне? Как-то всё равно, – хмыкнула она. – Главное, чтобы не полностью, а то уж очень длинно. Матушка зовёт Анной, а дедушка всегда называл Мари.

– Тогда я буду, хотя бы как дедушка, – усмехнулся юноша.

– Пожалуйста, – взгляд карих глаз наконец обратился к нему, на миг задержался и вернулся к инструменту. – А теперь полежите спокойно.

Он недовольно отвёл взор.

К собственному удивлению, боли он действительно больше не почувствовал, только лёгкое покалывание и расползающееся от игл, словно от тонких водных струй, тепло. Когда процедура была окончена, он снова взглянул на своё тело, тяжело вздохнул и обратился к целительнице, убирающей свой фолиант обратно на книжную полку.

– И долго теперь так лежать?

– Нет, ещё немножко и я всё уберу. Но полежать пока всё равно придётся. Поставлю вам на спину компресс.

– Ещё и компресс?… – вздохнул Уилл. – Ненавижу лечиться.

– Значит, редко болеете, хорошо, – ответила девушка.

– Ну да, и не припомню, когда в последний раз приходилось звать врача.

– Сегодня был несчастный случай, так что, это не в счёт, – мило улыбнулась она, доставая с верхней полки высокого шкафа очередную коробочку.

– А это ещё что? – подозрительно спросил юноша, не отрывая взгляда от деревянного сундучка.

– Не волнуйтесь так, всего лишь травы.

– Не могли бы вы не обращаться ко мне на «вы»? – он шутливо скривил губы, тут же мысленно посмеявшись над своей странной просьбой.

– Тогда скажите, как мне к вам обращаться, – как ни в чём не бывало спросила Мари.

– Уилл, – коротко представился он, немного ошарашенный тем, что девушка без раздумий согласилась.

– Уилл? Значит Уильям?

– Нет, просто Уилл. Уильям как-то длинно, – усмехнулся парень, не сводя с неё недоверчивого взгляда.

Мари снова улыбнулась и села обратно на край кровати.

– И что же вас, Уилл, – начала она.

– Тебя, – исправил юноша, нахмурившись.

– Хорошо. Что же тебя, Уилл, заставило выйти на большую дорогу в одиночку?

– Хотел поохотиться, – признался он, – но что-то сегодня уж очень жарко. Да и удача не на моей стороне.

– В лесу довольно опасно, – задумчиво произнесла девушка, разминая в ступке сушёные листья. – Охотники редко решаются ходить по одному.

– С чего ты это взяла? – приподнял бровь юноша.

– Матушка так говорит.

– Волдренский лес считается вполне безопасным, – усмехнулся он, – всю здешнюю хищность, кажется, давно перебили, а та, что осталась, людей боится как огня. За редким исключением, – будто в опровержение его слов, плечо болезненно потянуло.

– Да? – без ожидаемой растерянности ответила Мари. – Я учту это.

– А ты что же там делала? – лукаво прищурился Уилл.

– Я? – она непонимающе подняла брови. – Я живу здесь.

– В лесу?

– Да, рядом с мостом. Мой дед был местным лесником, заодно и приглядывал за переправой.

– А сейчас? – юноша начал понимать, что её наивная манера общения вовсе не наиграна.

– Дедушка умер несколько лет назад, – вздохнула она.

– И ты что же, живёшь здесь совсем одна?

– Нет, что ты! – она улыбнулась. – С матушкой. Но она сейчас в деревне, помогает в подготовке к приезду графа.

– А почему ты не поехала? – удивился парень.

– Как-то не хочется, – честно призналась Мари, – не люблю суету. Пока матушки нет, можно заниматься чем захочется, я не имела права упустить такую возможность, – она мечтательно улыбнулась.

– И чем же тебе хочется заниматься? – вкрадчиво поинтересовался Уилл.

– А тебе-то что? – шутливо бросила девушка, опомнившись. – Свалился на мою голову, теперь не до чего.

– Ну извини! – он скривил губы. – Уж поверь, я это сделал не нарочно.

– Да, знаю, – отвела взор Мари. – Прости, я веду себя совсем негостеприимно.

– Ничего, – хмыкнул он. – Спасибо. Я без тебя, наверное, мог погибнуть.

– Может быть, – усмехнулась она, – но вообще, просто повезло, что я была в лесу и услышала твою лошадь, – она тихо вздохнула. – Ну, пора снимать иголки.

Когда с акупунктурой было покончено, девушка попыталась помочь гостю перевернуться на живот, но тот смущённо опустил глаза и попросил её отвернуться. До того, бёдра его прикрывала простыня и он никак не мог понять, всю ли одежду сняла с него юная целительница. Как только она отвернулась, отходя к окну, Уилл быстро глянул под белёную материю и вздохнул с облегчением – не всю.

– Ты смущён? – хихикнула Мари, глядя куда-то во двор.

– Не то что бы, – протянул парень, – но как-то не по себе, ты всё-таки…

– Я ничего не видела, – успокоила она пациента, – но знаю строение мужского тела почти в совершенстве.

– Сколько тебе лет? – удивлённо поинтересовался Уилл.

– Скоро будет шестнадцать.

– Не рановато знать такие вещи? Ты ведь ещё не замужем, как я понял?

– Нет, – улыбнулась девушка, оборачиваясь. – В книгах по медицине всё изображено вполне понятно, и я не вижу в этом ничего постыдного.

– Так ты, выходит, самоучка? – подозрительно поёжился юноша, устраиваясь на животе поудобнее.

– Нет, что ты. Лечению травами меня учил местный знахарь, а иглоукалыванию один приезжий врач. Он же и подарил мне несколько книг, чтобы я могла продолжить обучение сама.

– Удивительно для простой деревенской девушки, – хмыкнул Уилл.

– Чем это?

– Да большинство крестьян и читать-то не умеет.

– Мама очень старалась, чтобы я выросла учёной и благоразумной, – она пожала плечами. – Вот и нанимала учителей.

– Да? Интересно, на какие деньги, – усмехнулся юноша.

– Откуда мне знать! – возмутилась Мари. – Я не спрашивала, а уж тебе-то какое дело?

– Мне никакого. Удивляюсь, что крестьяне могут себе такое позволить.

– Честно говоря, никогда не задумывалась особенно на этот счёт, – вновь заговорила она, чуть погодя. – Я думала, что всем и без грамоты неплохо живётся – у каждого своё занятие, своя работа, им просто не нужно уметь читать и писать.

– Возможно и так, – ответил юноша и тут же вздрогнул, ощутив на коже прохладную мокрую ткань.

– Больно? – участливо поинтересовалась девушка.

– Нет, неожиданно.

– Сейчас согреется. У тебя, кажется, лёгкий жар.

– Думаешь, мне это о чём-то говорит? – шутливо усмехнулся Уилл.

– Ну… Не буду вдаваться в подробности, скажу только, что сегодня придётся полежать.

– Мне нужно к вечеру вернуться в Волдрен.

– Нет, об этом забудь, – покачала головой Мари. – Ночью отпустить не смогу. Только завтра утром, и то, если жар не усилится.

– Я в плену? Меня начнут искать, – в шутку пригрозил юноша.

– Если хочешь, я могу съездить предупредить, что ты здесь. Скажи только кого. Ты сам из Волдрена?

– Нет. Мы с другом здесь проездом, сопровождаем виконта, – он с любопытством покосился на Мари, пытаясь понять её реакцию, ведь обращаясь к высокопоставленному гостю по имени, она перешла черту приличия, но лицо девушки оставалось спокойным.

– Значит ты из свиты? – спросила она.

– Ну, вроде того. Ученик Северина, – он едва скрыл удивление.

– Да? Советника? Я слышала о нём, матушка говорит, что он хороший человек.

– Этот хороший человек за меня излишне переживает, поэтому наверняка начнёт искать, когда не вернусь к вечеру.

– Сейчас накормлю тебя и съезжу в деревню, – успокоила гостя Мари.

– Нет, – он вдруг посерьёзнел. – Не нужно.

– Почему?

– Мне кажется, опасно идти в лес, когда поблизости раненный кабан.

– Может быть, – задумалась она. – Думаешь, не доберусь?

– Не хотелось бы проверять.

– Поедим и тогда будем решать.

Оставаться в одиночестве пациенту решительно не хотелось, но все его попытки встать были жёстко пресечены не очень-то вежливой хозяйкой. Под конец всех пререканий она сложила руки на груди, довольно усмехнулась и пригрозила закрыть буйного пациента на ключ, если он не полежит спокойно ещё часок. Тот был вынужден согласиться. Тем более, хотя Уилл и скрывал это старательно как мог, но жгучая боль в спине не давала ему подняться. Получалось лишь слегка привстать, а дальше мышцы отказывались двигаться. Пришлось лежать.

Минут через двадцать девушка вернулась с тарелкой ароматного овощного супа и аккуратно нарезанной краюхой хлеба на широком подносе. Несмотря на все возмущения, она помогла гостю сесть и опустила поднос перед ним на деревянную подставку. Юноша недовольно поморщил нос, заглядывая в плошку с прозрачным желтоватым бульоном.

– А мяса нет? – произнёс он, поднимая глаза.

Мари взглянула на него с лёгкой насмешкой.

– Какой привередливый. Нет, матушка увезла кур в деревню – к празднику, остались одни несушки, другой скотины не держим. Кушай, что дают.

– М-да, – парень медленно взял в руки ложку. В животе урчало и ныло, а суп источал такой приятный аромат, что в общем-то и не было желания спорить, а пререкаться заставляло какое-то болезненное злорадство, засевшее в гудящей голове желанием во что бы то ни стало задеть свою слишком спокойную собеседницу. Что это, в самом деле? Простая крестьянка, а разговаривает с ним, как с равным.

– Между прочим, – усмехнулась девушка, опираясь на край письменного стола под окном, – много мяса есть вредно. Тебе нужна рыба и овощи.

– Тоже мне, – буркнул Уилл, откусывая приличный кусок хлеба.

– И не набивай рот. Некрасиво же, – она доброжелательно улыбнулась, так что все поучения сразу обрели оттенок шутки.

– Хорошо, – снова угрюмо ответил парень, пытаясь прожевать булку.

– Дело к вечеру, – задумчиво произнесла Мари, отворачиваясь к окну и не обращая внимания на настроение собеседника, – мне скоро нужно будет ехать, чтобы успеть вернуться до заката.

– До заката? – удивился юноша. – Сколько я пробыл без сознания?

– Часа четыре. Потом ты приходил в себя, но тут же снова потерял сознание ещё на час.

– Ого… Пожалуй, действительно не стоит тебе ездить. Я завтра сам всё объясню Северину.

– Так ведь он будет волноваться.

– Ничего, он сейчас увлечён своими делами, может и не вспомнит про меня. Главное, вернуться утром.

– А когда должен приехать граф?

– Ты хотела сказать виконт? Ты уже второй раз называешь его графом.

– Прости, я немного путаюсь во всех этих чинах и титулах.

– Виконт унаследует графский титул в двадцать лет. Пока всеми делами заправляет вдовствующая графиня.

– Я постараюсь запомнить это, – улыбнулась Мари. – Так когда должен приехать виконт?

– Не знаю точно, – пожал плечами Уилл. – Как выспится, так и приедет.

– От имения в Сэфланде до Волдрена почти целый день пути. Так что же, он явится только к ночи?

– Да кто его знает? – юноша усмехнулся. – Как приедет, так и приедет.

– А какой он? – вдруг спросила она с лёгкой улыбкой.

– Кто? – удивился Уилл.

– Виконт, конечно, – хихикнула Мари. – Он красивый?

– А почему тебе интересно? – недоверчиво глянул на неё собеседник.

– Да так, – она смущённо отвела взгляд. – Видела в книге портреты знати, почти все они такие… Прости мою бестактность, но они так уродливы. Матушка говорила, что это из-за кровосмешения.

– Да? – усмехнулся юноша. – Я, вообще-то, тоже представитель той самой знати. Что же, я такой урод?

Девушка без всяких эмоций глянула на гостя, быстро окинула взором загорелое лицо с широкими скулами и слегка вытянутым подбородком. Взгляд заскользил снизу-вверх от тонких, слабо очерченных губ к тёмным, почти чёрным глазам, выжидающе смотрящим на собеседницу. Он убрал спадающие на лоб чуть курчавые волосы, усмехнулся.

– Ну?

– Нет, – наконец ответила Мари. – Ты довольно привлекательный, – заключила она.

– Да? Я-то всегда считал, что неотразим, – хмыкнул Уилл.

– Слишком худой, – с шутливой улыбкой покачала головой она. – Мужчине не к лицу такая худоба. Будешь нормально питаться и станешь неотразимым.

– Ну спасибо, буду знать свои недостатки, – бросил он деланно обижено.

– А я? – неожиданно спросила девушка, робко опуская глаза. – Я привлекательная?

Уилл непонимающе глянул на неё – уж очень резкими были перепады настроения, но в этот миг ему показалось, что под маской безразличия и шутливой прямоты мелькнуло искреннее волнение.

– А как сама думаешь? – всё то же злорадство подталкивало что-нибудь съязвить, а воспитание требовало сказать правду. – Ты красивая, – выдавил из себя парень. – Даже слишком.

– Правда? – в её глазах вспыхнула неожиданная детская радость. – Ты вправду так считаешь?

– А тебе никто не говорил? – неловко попытался оправдаться Уилл.

– Матушка говорила, – призналась она. – Но это же матушка, для неё я всегда красивая, как и для дедушки… была. А так, честно говоря, ты первый юноша, с которым я разговариваю за… Последние пару лет. Поэтому решила, что нужно обязательно спросить, – на её щеках появился лёгкий румянец.

– У вас в деревне нет мужчин? – удивлённо поднял бровь Уилл.

– Есть, конечно, – Мари растерянно пожала плечами. – Мы с матушкой там редко бываем, да если бываем и то не долго. Проезжие у нас почти не останавливаются – дома не видно с дороги, а что он есть вообще, знают немногие.

– Поэтому ты такая дерзкая? – усмехнулся собеседник.

– Что? – удивилась она. – В каком это смысле?

– Обычно дамы млеют и краснеют в присутствии мужчин, разговаривать с ними так вообще невозможно – они всё прячутся за веера, жеманничают и флиртуют со всеми подряд. Крестьянки уж очень простые, боятся заводить разговор со знатными людьми, тут же кланяются в ножки и пытаются скрыться из виду. И кстати, то, что ты называешь меня по имени, является в высшей степени фамильярным отношением.

– Но… Ты ведь сам попросил, – растерялась Мари.

– Ты говоришь прямо, не уходишь от ответа, смотришь в глаза, честно улыбаешься, честно сердишься – ты прямо как мужчина.

– Как?… – совсем растерялась она, невольно быстро окидывая взглядом своё длинное платье, прикрытое чистым белым передником. – То есть я…

– Нет, нет, – поспешил исправиться юноша. – Ты красивая девушка, но разговаривать с тобой легко, как с парнем.

– Это хорошо? – она недоверчиво нахмурилась.

– Наверное, – Уилл задумался. – Я, по правде говоря, ещё таких не встречал.

– Да? – в карих глазах снова заиграла радость. – Значит я ещё и особенная?

Юноша чуть не подавился последней ложкой супа от такой непосредственности.

– Ну, наверное, да, – усмехнулся он. – Немного странная вдобавок.

– Лучше быть странной, чем глупой, – вдруг серьёзно заключила Мари.

– Не спорю. Но и странностям должен быть предел.

– А какой предел? – она забрала пустую тарелку и остановилась у дверного проёма в ожидании ответа.

– Не знаю, – отвёл взгляд гость. – Но ты за него ещё не переходишь.

Хозяйка добродушно усмехнулась и вышла из комнаты. Юноша проводил её взглядом и невольно задумался. Всё тело неприятно горело и ныло, голова слегка гудела, но все эти ощущения не мешали понимать, что новая знакомая уверенно и быстро завоёвывает излишнее его внимание. И впрямь она была необычной девушкой – не похожей на тех напудренных дам, что окружали его дома, но и не такой грубой как обычные деревенские девицы. Простой, непосредственной и в то же время такой… загадочной. «А голос, – Уилл запрокинул голову, задумчиво прикрывая глаза. – Просто сказочный, так бы и слушал бесконечно», – он никогда не верил в любовь с первого взгляда, но сейчас был уже вполне близок к тому, чтобы поверить, хотя и сваливал метания души на своё болезненное состояние.

– Нужно всё-таки попробовать поставить несколько иголок на спину, – раздался тот самый сказочный голос из-за открытой двери, и всё романтичное настроение, едва начавшее зарождаться у молодого дворянина, рухнуло неприятным предчувствием пугающего лечения.

– А это обязательно? – спросил он, неуютно ёрзая ноющей спиной по подушке.

– Быстрее пройдёт, – пожала плечами Мари. – К ночи может стать больнее, так всегда бывает. Тогда ты не сможешь нормально поспать.

– А может мне и не нужно спать? – усмехнулся он лукаво, пытаясь поскорее отойти от темы игл.

– В каком это смысле? Конечно нужно, – настаивала девушка, не поддавшись соблазну отвлечься на любопытство. – Переворачивайся обратно на живот.

– Вот ты командирша, – буркнул он, покорно сползая с подушки и перекатываясь на живот. При этом мышцы на удивление легко поддались напряжению, острой боли не было. – Хм… Уже не сводит, – невольно удивился юноша.

– Травы – волшебная вещь, – обрадовалась Мари.

– А может ты ведьма? Вот они и волшебные, – пошутил он и тут же ощутил, как тонкая иголка кольнула плечо.

– Скажешь тоже, – иронично улыбнулась она. – Ведьм не бывает.

– Это вам, колдуньям, выгодно такие слухи распространять, чтобы в вас не верили и не жгли на кострах.

– А колдунов что, сжигают? – с испугом удивилась девушка.

– Ну, в Ладлере уже нет, а раньше сжигали, – вкрадчиво произнёс Уилл. – А ты-то чего пугаешься? Значит ведьма?

– Нет, – очередная иголка. – Что за глупости.

– Но ты уж очень много умеешь для дочки лесника.

– Внучки, – исправила она с едва скрываемым напряжением в голосе.

– А кем был твой отец?

– Не знаю, я его никогда не видела, а мама не рассказывала.

– Да! – с ликующей ухмылкой заявил парень. – Точно ведьма. Дочь самого Дьявола.

– Вот дурень! – Мари с силой опустила коробку на низкий столик возле кровати, иглы едва слышно звякнули и рассыпались по тёмной поверхности дерева. Послышались удаляющиеся шаги, и хлопнула дверь.

– Что ж, – вздохнул обидчик, боясь пошевелиться из-за торчащих из спины иголок, – и вправду дурень, – своего он добился – задел-таки хозяйку, но радости от этого не было никакой. Стало до того непривычно противно от чувства вины, за то, что расстроил добрую девушку, что гордый нрав готов был на удивление быстро поддаться и уступить место искренним извинениям, но врачевательница-то ушла. И догнал бы ведь, да страшно двинуться с её извращенными орудиями медицины в плечах, шее и вдоль позвоночника.

«Да я же её совсем не знаю, что на меня нашло? – размышлял он, лёжа в одиночестве и глядя отрешённым взглядом куда-то вдаль безоблачного неба за окном. – Сколько можно обижаться? Уже час прошёл, наверное. Но не может ведь она меня так бросить, придёт рано или поздно. Тогда и извинюсь…». В эту секунду едва слышно скрипнула дверь, зашуршала ткань длинной юбки – Мари молча опустилась на край кровати. Уилл ощутил тёплые пальцы, едва коснувшиеся спины, вынимая из неё иглы, сглотнул напряженно. Извиняться юноша не любил и вообще редко считал себя виноватым – с ним никто обычно не спорил, кроме, пожалуй, старика Северина. В редких ссорах с матерью или советником всё как-то решалось само собой и просить прощения приходилось в единичных случаях.

– Прости, – послышался тихий голос хозяйки до того, как парень успел придумать, что сказать. – Я, наверное, не умею общаться с людьми.

– Нет, что ты, – удивлённо возразил собеседник. – Я зря такое сказал, так что это ты меня прости.

– Я не сержусь, – улыбнулась девушка. – Матушка всегда учит, что если про тебя говорят неправду, то обижаться нельзя. Когда обижаешься, выходит, что соглашаешься с обидными словами. Про неё тоже такое выдумывают.

– Что она ведьма?

– Да. Дедушка нас защищал, а когда его не стало, люди начали часто сочинять подобные байки. Наверное, поэтому матушка не хочет, чтобы я появлялась в деревне, а уж тем более, чтобы крестьяне узнали о моих медицинских познаниях, тогда точно заклеймят.

– Но нельзя же вечно сидеть в лесу. В конце концов, ты изучала врачевание не для развлечения, а чтобы кому-то помогать.

– Матушка говорит, что когда мне исполнится шестнадцать, я смогу отправиться ко двору, там мои способности пригодятся и не будут считаться зазорными, потому что там образованные люди, а не безграмотные олухи.

– Вот как? Прямо так и говорит? – усмехнулся Уилл.

– Когда злится, может и покрепче обозвать, – хмыкнула девушка. – Но мне не кажется, что деревенские люди такие злые. Наверное, есть те, кто распускает слухи, а остальные слишком легко поддаются чужому влиянию, вот и верят во всякую чушь.

– А что ты сама думаешь на счёт появления в высшем обществе?

– Не знаю, я так привыкла к нашему тихому домику. Да теперь ещё выяснила, что я оказывается странная и вообще похоже на мужчину, – она шутливо улыбнулась. – Вдруг меня там не примут?

Юноша аккуратно перевернулся на бок, ощущая, что тянущая боль в спине стала совсем несущественной.

– Поехали со мной? – неожиданно предложил он, глядя прямо в карие глаза собеседницы. В тех тут же вспыхнул явный интерес и удивление.

– С тобой? – переспросила Мари. – Куда?

– В моё имение. Будешь целительницей, – Уилл вдруг ощутил, что от этого решения сейчас зависит всё его будущее, как бы неестественно эта мысль не звучала для него самого.

– Нет, – с улыбкой замотала головой девушка. – Я не могу бросить матушку здесь одну.

– Ты сказала, что тебе почти шестнадцать, значит всё равно скоро уезжать.

– Но она должна была ехать со мной, – оправдывалась хозяйка.

– Ну, возьми с собой и её тоже, – растерялся юноша. – Она ведь может быть кухаркой или кем там ещё…

– А зачем тебе это? – вдруг спросила Мари.

– Эм… – парень чуть замялся. – На себе ощутил лёгкость твоей руки. У нас не врач, а коновал какой-то по сравнению с тобой.

Она смущенно опустила глаза.

– Спасибо. Но мне нужно подумать, – произнесла она с лёгкой улыбкой, – а тебе просто необходимо поесть.

– Опять? – удивился Уилл. – Так ведь час всего прошёл.

– Час? – она глянула в окно, проходящие через него лучи предзакатного солнца тонкой розоватой полоской ползли по стене. – Уже почти ночь. Тебе нужно поесть и спать.

– Но я не хочу ни того ни другого, – возразил юноша.

– Опять будешь спорить? – Мари скривила губы и поднялась с кровати. – Чего же ты хочешь?

– Продолжать беседу с тобой, – честно ответил Уилл.

Она недоверчиво прищурилась, без лишних слов потрогала лоб юноши.

– Так и есть, – заключила деловито, – жар усиливается.

– Подожди! – окликнул он поспешившую к выходу девушку. – Ты куда?

– Сейчас принесу ещё кое-какие травы, – добродушно улыбнулась она, – а потом сможем беседовать, сколько пожелаешь.

Юноша с довольной ухмылкой опустился на подушку. Короткое знакомство становилось всё более интересным. Внутри что-то сладко трепетало и тянуло, будто незримыми шёлковыми лентами обвиваясь вокруг тела, к приятной собеседнице. Наигранная надменность и излишний сарказм совсем растворились в щекочущем грудь ощущении новизны, рождающем удивительное чувство, имя которого не было ещё доподлинно известно Уильяму.

На этот раз, кроме компрессов, пришлось пережить ещё и какой-то жутко горький отвар. Выпив залпом предложенное лекарство, парень недовольно сморщился, ощущая, что язык отказывается двигаться после такой вяжущей гадости. Заметив лицо пациента, Мари с улыбкой покачала головой.

– Какой ты неженка, – шутливо бросила она.

– А ты сама это пробовала? – возмутился Уилл.

– Конечно! – ответила она с лёгким укором, зажигая толстую оплавленную свечу рядом с постелью. – Я все лекарства проверяла на себе.

– И как? – немного удивился он.

– Как видишь, пока жива, – засмеялась девушка.

Юноша на секунду замер, заворожённый её мимолётным смехом, наполнившим комнату необъяснимой радостью, подобно лёгкому звону хрусталя. «Действительно, особенная, – пронеслось в голове, но он тут же опомнился, прогоняя наваждение. – Красивый смех ведь не повод нарушать закон…»

– Это радует, – чуть отрешённо проронил он. – Так что, теперь, после всех мучений, которым ты меня подвергла, согласишься просто поговорить?

– С удовольствием, – мило улыбнулась Мари. – Только если снова почувствуешь жар, ты обязательно скажешь об этом и придётся ещё немного пострадать от моего лечения.

– Согласен, – кивнул Уилл, усаживаясь на кровати. – Сейчас я чувствую себя удивительно хорошо. Так что даже неловко валяться полуголым в кровати, когда рядом одетая девушка.

– И что ты предлагаешь? – усмехнулась она. – Вставать пока нельзя, придётся терпеть.

– Ты могла бы тоже раздеться, – абсолютно серьёзно произнёс он.

– Знатные мужчины все такие бесцеремонные? – спросила Мари без доли обиды, лишь слегка удивившись.

– Ты точно не мужчина? – наигранно испугался Уилл.

– Нужно было дать тебе пощёчину и с визгом убежать? – она усмехнулась, доставая из шкафа ещё пару свечей.

– Наверное, большая часть дам из моего окружения так и поступила бы, – юноша напустил на лицо задумчивость.

– Я же простая крестьянка, – засмеялась Мари, – нас такими шутками не напугаешь.

– А могу я хотя бы штаны надеть? – чуть смущенно спросил он.

– Тебе помочь с этим?

– Нет, я сам, только верни мне их.

– Я даю тебе одежду, а ты больше не шутишь так, – с укором предупредила девушка.

– Как скажешь, – усмехнулся Уилл в ответ, мысленно ругая своё красноречие.

– Так ты из знатного рода? – отвернувшись и давая гостю возможность одеться, как-то неловко спросила Мари. – Из какого?

– Я… – юноша замялся. – Мой отец барон и хороший друг советника Северина. Но… он погиб почти год назад.

– Понимаю, – чуть тише произнесла девушка, стараясь вложить в одно это слово всё сочувствие, что только было возможно в него уместить. – Поэтому Северин взял тебя в ученики? Он наверное очень тебя любит.

– Что? – Уилл непонимающе нахмурился. – Какая связь между этим?

– Раз уж он взял тебя под свою опеку, то очень ценит дружбу с твоим отцом и, наверное, любит тебя. Ты говорил, что он волнуется.

– Сделать учеником и взять под опеку, это совершенно разные вещи, – покачал головой парень, усаживаясь поудобнее. – Хотя, ты права, ведёт он себя чаще как опекун.

– Не вижу большой разницы, – Мари повернулась, услышав, что он затих. – Мой учитель тоже был мне почти как отец, дедушка ему очень доверял.

– А что это был за учитель? Ты говорила, что он врач.

– Да, это был очень старый доктор с востока. Однажды он приехал лечить мою маму, а потом остался здесь учить меня, так сильно я просила его.

– Сколько же тебе было лет?

– Не помню точно… Наверное, пять или шесть, – она улыбнулась. – Я так боялась, что мама умрёт, и вцепилась в спасшего её доктора железной хваткой. Поклялась, что стану такой же как он.

– А знахарь?

– Знахаря я встретила сама. Случайно, – покраснела вдруг девушка.

– Тебя это так смущает? – усмехнулся Уилл. – Почему?

– Я тогда убежала из дома, чтобы… почитать одну книгу, которую мне тогда ещё не разрешали читать, – она отвела взгляд. – И встретила его. Он обещал, что никому не скажет, если я не буду больше убегать. В лесу было опасно для десятилетней девочки.

– Тебе повезло, что он не оказался разбойником.

– Да, он собирал травы. И я, конечно же, не могла оставить его без сотни вопросов. А когда знахарь узнал, что меня обучает «заморский лекарь», как он его назвал, то попросил познакомить со старым доктором. Они всё время ругались. – Мари улыбнулась милым воспоминаниям, – но оба дали мне много полезных знаний.

– Дай угадаю, – усмехнулся собеседник, – один всё делал чётко по книгам, а второй по наитию?

– Не совсем, – задумчиво покачала головой девушка. – Они всё спорили о том, что служит причиной всех болезней. Один говорил, что слабость души, а другой, что слабость тела. Так и не сошлись во мнениях, хотя и оба, как мне кажется, были по-своему правы.

– Старики всегда упрямы, – махнул рукой юноша. – Ощутил на себе. Они считают, что всё знают лучше молодых и не дают нам самим идти вперёд.

– Они лишь пытаются уберечь нас от падений, – пожала плечами Мари. – Но, ты прав, наверное, иногда это огорчает куда больше, чем ошибки.

– Ошибки нас хоть чему-то учат, – хмыкнул Уилл, – а наставления и ограды в конце концов оказываются бесполезны.

– Ты мыслишь глубже, чем кажется на первый взгляд, – она шутливо покачала головой.

– Что? – возмутился собеседник. – По-твоему я кажусь глупым?

– Сначала мне показалось, что ты совсем как ребёнок, – с улыбкой призналась она, – но…

– Да ты младше меня на четыре года! – вспылил вдруг он. – И эти твои, – он затряс руками не в силах подобрать слова. – Жуткие иголки! Знаешь ли, это пугало по началу! Как ритуал какой-то! Я даже решил в один момент, что ты ищешь дьявольскую метку!

– Метку? – искренне удивилась девушка. – Это что ещё такое?

– Так раньше узнавали ведьм и колдунов, – нахмурился Уилл, вспомнив, к чему привёл разговор о колдовстве в прошлый раз. – Считалось, что дьявольская метка не видна глазу простого смертного, но место, где она поставлена, совершенно не чувствительно к боли.

– И что же, человека протыкали иглами, чтобы найти такое место? – удивилась Мари.

– Да, – пожал плечами парень, – и находили.

– Это не удивительно, – совсем посерьёзнела она, – ведь ты и сам почувствовал – есть точки, куда игла входит легко и почти без боли. А если человека опоить, то он и подавно ничего не поймёт.

– Ты встаёшь на защиту ведьм? – усмехнулся Уилл.

– Нет, я не верю, что существуют ведьмы. Иначе были бы и противоположные им по силе люди. Но что-то я не слышала о них.

– А как же священники? Они занимаются изгнанием злых духов.

– Ты думаешь, что действительно есть люди продающие душу Дьяволу? – Мари неуютно повела плечами.

– Я таких не видел, – усмехнулся юноша, – но думаю, что не все используют знания подобные твоим во благо. Что это, как не сделка с Дьяволом?

– Никогда не задумывалась об этом, – она боязливо покосилась на открытое окно, за которым уже поднималась тонкая луна. – Но ведь умение лечить травами – это ещё не колдовство.

– Откуда нам знать, в какой момент это умение переходит черту и становятся чёрной магией, – нарочито зловеще произнёс юноша. – Если даже ты не колдунья, то как можешь быть уверенна, что их нет в этом лесу?

Мари нехотя сплела руки на груди и, отойдя подальше от окна, села на край кровати.

– Страшно? – усмехнулся собеседник, довольный результатом своих слов.

– Вовсе нет, – отвернулась она. – Но не по себе…

– Не переживай, если и были когда-то ведьмы, наверняка инквизиция всех их уничтожила. Иначе епископ не упразднил бы её.

– Инквизиция? Это те, кто сжигал колдунов?

– Да, но его преосвященство уже давно запретил всяческие казни без одобрения высшего суда. Какое-то время всех подозреваемых в сделках с нечистым ещё возили в святой город, но из них так никто и не был казнён. Так что инквизиция постепенно перестала существовать за ненадобностью. Так мне рассказывали в детстве.

– Значит, все они были обвинены без причины? – задумчиво спросила девушка.

– Наверное, – пожал плечами Уилл. – Ведь епископ отпускал их с миром.

– А… епископ… – Мари смущённо опустила глаза. – Кто он?

– Что? – юноша непонимающе глянул на неё. – Что значит «кто»? Он глава церкви. Не считая герцога, высшая власть в Ладлере.

– Высшая власть?… – она совсем раскраснелась.

– Ты когда-нибудь была в церкви? – вкрадчиво спросил Уилл.

– Нет, – она отвела взгляд. – Я не помню такого… Это очень плохо?

– Почему ты так смутилась?

– Ты говоришь так, будто это преступление.

– Не думаю, – усмехнулся юноша, – но ты всё больше походишь на ведьму, в таком случае.

– Но я не колдую! – Мари наконец подняла на него уверенный взгляд. – Дедушка учил меня всему о Боге, и я верю, что не Дьявол движет мной!

– Ты относишься к этому так серьёзно? – нахмурился Уилл. – А сама никогда даже не была в церкви.

– В нашей деревне уже давно нет священника, – произнесла девушка сердито, но всё же это походило на оправдание. – А никуда дальше я не ездила.

– Нет священника? – удивился он. – Погоди-ка, – парень подозрительно глянул на целительницу, – если ты никуда не ездила, откуда тогда знаешь, что от имения графа до Волдрена целый день пути?

– Откуда? – Мари чуть опешила от резкой смены течения разговора. – У меня есть карта.

– Карта? Карта Ладлера? – удивился юноша.

Вместо ответа, она быстро поднялась и, взобравшись на низкий табурет, достала из шкафа длинный свёрток жёлтого пергамента.

– Вот, – девушка развернула карту перед гостем, – здесь отмечены все города и деревни королевства. Я рассчитала примерный путь по расстоянию.

– Удивительно, – покачал головой Уилл.

– Что удивительного?

– Твой дом походит на сундук с сокровищами! – рассмеялся он. – Такие точные карты – большая редкость!

– Я и не знала, – нахмурилась Мари. – Её мне подарил учитель вместе с книгами. Сказал, что купил в столице.

– Да тут даже небольшие дороги есть, – не унимался юноша, ведя пальцем по шершавой бумаге. – Учитель был не из бедных людей.

– Дороги отмечал он сам, – улыбнулась девушка. – Все, по которым проехал.

– Да он исколесил всю страну, – покачал головой Уилл. – И что же его так заинтересовало в чужих краях?

– Он объехал много стран и во всех покупал карты и отмечал свой путь, – пояснила она. – А где твой дом? Покажи мне.

Парень невольно убрал палец от пергамента, задумавшись на мгновение, но тут же ткнул в какую-то точку.

– Здесь, недалеко от графского имения, – произнёс он негромко.

– Да? – удивилась собеседница, повернув к себе карту вниз головой. – Но здесь отмечена какая-то маленькая деревушка.

– Карты имеют свойство стареть даже быстрее, чем люди, – пожал плечами Уилл. – Наверное, на ней даже переправа через ущелье не отмечена.

– Отмечена, – задумчиво произнесла Мари, следуя взглядом по дороге, ведущей к столице. – Фалькнес, – прочитала она, когда чёрная линия оборвалась. – Это ведь столица. Туда ты едешь?

– А откуда ты знаешь? – подозрительно спросил он, глядя, как девушка аккуратно сворачивает пергамент.

– Матушка говорила, что граф, – она осеклась. – То есть виконт едет в столицу, а ты ведь сопровождаешь его. Ты бывал там раньше?

– Да, но довольно давно, когда был ребёнком.

– Там, наверное, красиво…

– Нет. Это большой город, пыльный и очень людный. А ещё там плохо пахнет, – юноша шутливо махнул рукой, – и, вдобавок ко всему, там обитает герцог Аделард со своим отпрыском маркизом.

– Они так портят этот город? – рассмеялась Мари, заставив собеседника вновь заворожено уставиться на неё, на миг забыв о вопросе.

– Да… – он неслышно вздохнул, ощутив, как странное трепетное чувство в груди зашевелилось, грозя лишить его возможности дышать. – Их все недолюбливают.

– Почему? – удивилась девушка, не скрывая любопытства. – Матушка не вдаётся в подробности, когда я расспрашиваю её о портретах в книгах.

– Покажешь портреты? – поинтересовался юноша, пытаясь восстановить в памяти разлетевшуюся нить разговора. – Может я смогу что-то рассказать, – он невольно улыбнулся, не сводя глаз с отвлёкшейся собеседницы.

– Конечно, – она уложила карту на место и потянула из шкафа тяжёлый фолиант в толстом переплёте. Уилл невольно обратил внимание на плавность её быстрых движений, совершенно не подходящих образу крестьянской девушки. – Вот, – книга легла на постель рядом с гостем.

– Да у тебя здесь все правители древности, – усмехнулся он, листая страницы и стараясь не смотреть больше на целительницу, усевшуюся к нему почти вплотную.

Старые гравюры совсем не привлекали взор и рассеять непривычное смущение никак не могли, Уилл чувствовал, как кровь против его воли приливает к лицу, когда карие глаза Мари смотрели на него, от этого становилось неловко и в тоже время жгуче приятно и радостно.

– О ком ты хотела бы знать? – спросил он, пытаясь не отрывать взгляда от страниц.

– А можно начать с самого начала? – с растущим любопытством спросила она.

– Конечно, – он перевернул стопку листов и ткнул пальцем в портрет упитанного старика, серьёзно взирающего на зрителей маленькими чёрными глазами из-под густых бровей. – Первым был король Тедерик.

– Такая длинная борода, – хихикнула Мари.

– Да, – тоже улыбнулся Уилл. – Он прожил дольше всех других королей в этом роду.

– В каком «этом»?

– Тедерик был правителем, когда Ладлера как отдельной страны ещё не существовало.

– Так давно?…

– Не так уж и давно. Около четырёхсот лет назад. Как известно, он разделил страну между своими тремя сыновьями, чтобы избежать распрей и войн из-за престола. Так появились нынешний Ладлер, Кавальтерра и Сэфпейс. Которые и поныне остаются союзными странами.

– Я и не знала, что раньше они были одним государством.

– Да. Есть даже легенда, что Тедерик завещал, что страна вновь объединится, когда прервётся его род в двух из них. Правитель третьей станет властвовать над всеми.

– Это больше похоже на пророчество.

– Не знаю. Сейчас всё звучит довольно глупо. Ведь в Сэфпейсе род Тедерика прервался уже более трёхсот лет назад, а в Кавальтерре сейчас правит бездетная королева – её муж был последним в этой ветви. Остался только наш герцог. Но политическая ситуация не изменилась.

– Значит, это просто легенда?

– Да и существование объединённого королевства сейчас само по себе кажется вымыслом. Больно уж сказочно звучит.

– А почему король так неравно распределил земли меж сыновьями? Ведь Ладлер куда больше.

– Вроде как это результат войн, которых так и не удалось избежать после смерти короля.

– Выходит, всё было зря, и разделение не дало желаемого результата?

– Сложно судить о делах давно минувших столетий, – задумчиво произнёс юноша, переворачивая страницу книги. – А здесь изображения уже только Ладлерской знати, – произнёс он, пробежав глазами по лицам на двух нечётких портретах. Старший сын Тедерика и его супруга. И его единственный сын с супругой.

– Ты помнишь столько всего, удивительно, – улыбнулась девушка.

– Меня заставляли учить имена всей династии, – мрачно заметил Уилл. – Полагаю, в книге нет и половины из тех, что я знаю.

– Прошу, расскажи ещё, – воодушевилась она. – Мне так хочется знать больше!

Мари с любопытством слушала истории о королях, маркизах, графах и прочих лордах, изображённых в её старой книге. Теперь все они оживали в её воображении и превращались из бездушны портретов, кто-то в беспощадных тиранов, а кто-то в милостивых благодетелей. Юноша наконец немного отвлёкся от душащих счастьем, и от того пугающих, ощущений в своей груди, и принялся увлечённо расписывать похождения древних воителей, которыми он восхищался в детстве. Постепенно скрытая неловкость от тепла чужого тела, разливавшегося по ещё немного ноющему плечу, совсем исчезла, и граница, установленная глупыми правилами этикета, перестала волновать. Кто придумал эти негласные законы? Какими нелепыми казались они сейчас. Уилл готов был спорить с каждым, кто сказал бы, что рядом с ним сидит незнакомка. Да, они знают друг друга всего несколько часов, но даже после их чуть нескладного разговора ни о чём, после всего нескольких прямых взглядов и коротких прикосновений, Мари казалась ему близким человеком. Другом, к которому не побоишься повернуться спиной, ожидая предательства, человеком, которому без колебаний доверишь свои сокровенные тайны, девушкой, с которой хочешь провести… Всю жизнь? Юноша на миг замолчал, мимолётная мысль вспыхнула яркой искрой и тут же с жалобным шипением погасла, залитая волной здравого смысла. Как глупо… Говорить о доверии, об искренности, о вечности с человеком, которого едва знаешь.

– Ты о чём-то задумался? – мягкий, сказочно сладкий голос совсем не разорвал, он бережно раздвинул спутавшую мысли сеть сомнений.

Уилл опомнился, поднял взгляд и снова замер – горящие живым интересом карие глаза смотрели на него с нетерпеливым ожиданием. Они были так близко, что начинали тянуть к себе словно магнит. И никакой надменности или смущения, ни капли притворства не виделось в них.

– Ты рассказывал о короле Фридрихе, – улыбнулась Мари не совсем понятному ей молчанию, но тут же нахмурилась. – Или… Тебе снова больно? – она подскочила на ноги, собравшись доставать свои книги по загадочной медицине востока, но резкие движения заставили гостя опомниться.

– Нет, мне не больно! – замотал головой он. – Совсем забыл, в каком же году Фридрих стал королём.

Уилл как ни в чём не бывало уставился в книгу, стараясь не выдавать смущения, с которым он никак не мог совладать. Это чувство посещало его настолько редко, что казалось почти диким. Чужим и странным. «Не колдовская ли это сила?» – мелькнуло поднадоевшее уже опасение, но парень тут же отбросил его.

– Какая разница, – произнёс он еле слышно, прогоняя дурные мысли.

– Что? – удивилась Мари, снова усаживаясь рядом и разглядывая пожелтевшие страницы.

– Какая разница, в каком году, – улыбнулся юноша, захлопнув книгу, да так звонко, что девушка вздрогнула и с удивлением воззрилась на него. – Ты знаешь, – поспешил перешагнуть неловкий момент Уилл, – что бывший правитель Ладлера был настоящим мастером клинка?

– Я не знала, – улыбнулась она, на миг оставив подозрения, что у барона вновь начинается горячка.

– Да, фехтование было его известным умением. Его учитель, как и твой, был родом с востока, и он написал целую книгу об искусстве обращения с оружием.

– Ты читал её? – в глазах Мари заплясали огоньки, она в волнении подалась вперёд, закусив губу и напряжённо ожидая ответа, а юноша, растерявшийся от такой близости её милого личика, в смущении едва удержался, чтобы не опустить глаза.

– Да, моя мать собрала лучшие книги из королевской библиотеки у нас дома, и я учился фехтованию с её помощью.

– Королевской библиотеки? – удивилась девушка. – Можно так просто взять книги самого короля?

– Мой отец был дружен с правителем, – с какой-то нелепой улыбкой оправдался Уилл. – Наверное, это не было проблемой.

– Как здорово, – Мари наконец-то выпрямилась, и он вздохнул спокойно, ощутив, что ещё немного и щёки снова раскраснелись бы против воли. Хотя сейчас это вполне можно было свалить на жар и принять ещё порцию горького лекарства. Как ни странно, перспектива выпить противной зеленовато-чёрной жидкости казалась лучшим решением, чем поддаться душащему дикой радостью смущению. – Так ты тоже хорошо владеешь шпагой? – взгляд её глаз вцепился в растерянное лицо собеседника.

– Не хочу хвастать, но, – юноша гордо выпрямил спину и тут же скривил губы от кольнувшей мышцы боли, – более чем, – едва ли не простонал он.

– Тебе больно? – снова переполошилась Мари.

– Совсем немного, – улыбнулся Уилл, но она уже выбежала из комнаты и через минуту вернулась с лоскутом ткани, вымоченной в каком-то ароматном отваре.

– Ты обещал, что потерпишь, если будет нужно, – улыбнулась она, усаживаясь обратно на край постели и взглядом веля пациенту ложиться.

– Хорошо, – протянул тот, нехотя переворачиваясь на живот и всё же радуясь, что теперь девушка, вероятнее всего, не заметит смущения, когда тонкие пальцы снова дотронутся до его спины.

От холодного компресса по коже побежали мурашки, юноша неуютно поёжился, обнимая подушку, и тут же напрягся всем телом, ощутив долгожданное мимолётное прикосновение.

Разве он не позволял себе больше с напыщенными девицами, приезжавшими в его имение? Он мог бесцеремонно распускать руки только чтобы вывести их из себя и посмеяться потом над причитаниями и вздохами обиженных мамаш. Да кто она такая, что заставляет сердце замирать одним лишь взглядом, а голосом покоряет все мысли? Быть может, это снова жар? Будто в подтверждение этой догадки по телу прокатилась обжигающая волна, но вовсе не лихорадки, а неуёмного трепета – тёплая ладонь коснулась его плеча и медленно скользнула вниз по обнажённой спине. Дыхание перехватило и мысли моментально спутались, оставив место лишь инстинктивному рвению тела к этому манящему теплу.

– Так больно? – и вновь её слова развеяли смелые ожидания. Ладонь исчезла, оставляя незримый остывающий след на едва ли не дрожащем от волнения теле, кончики пальцев аккуратно надавили куда-то в область лопатки.

– Не очень, – буркнул Уилл, удивившись резкой смене собственного тона.

Но неожиданная и, казалось бы, беспричинная обида завладела сердцем ещё до того, как он успел что-либо понять.

Обида ли? Понимание излишней нескромности своих надежд и попытка от них отказаться. «Да и чего я ждал?» – возник сам собой вопрос.

– Так ты тоже «мастер клинка»? – и снова этот голос. Он породил обиду и он же убил её через мгновение. – Может, покажешь мне что-нибудь, когда тебе станет лучше?

– Это можно расценивать, как согласие отправиться со мной? – улыбнулся Уилл, ощутив уже знакомое, щекочущее приятным ожиданием ответа, чувство в груди. – Ведь утром я уеду, а лучше мне станет куда позже.

– Если делать компрессы каждый день хотя бы по разу, – ответила девушка, – то боль совсем исчезнет уже дней через пять.

– Это ещё больше похоже на согласие.

– Но ты ведь поедешь в столицу, а мне нужно подумать, – покачала головой Мари. – Так что…

– В любом случае, – перебил её Уилл, не желая снова возвращаться к обманутым надеждам, – я не могу ударить девушку.

– А я и не просила меня бить, – рассмеялась она, – только показать, как нужно двигаться. Назовём это уроком обороны.

– Чтобы начать двигаться, нужно научиться держать в руках оружие, а потом без противника не обойтись.

– Я умею держать оружие, – фыркнула Мари отвернувшись, – но за неимением противника, тренировалась только на сухом дереве в дальней части сада.

– Что? – юноша едва сдержал усмешку. – С такими тренировками ты и пяти секунд не выстоишь против живого врага.

– Как хорошо, что у меня нет врагов, – рассмеялась девушка, и Уилл тут же немного смягчился.

– Пусть и не враг, но противник может появиться у любого.

– А ты когда-нибудь сражался по-настоящему? – её глаза вдруг снова запылали живым интересом, парень чувствовал это даже не будучи в состоянии увидеть лицо собеседницы.

– Ты имеешь в виду, участвовал ли я в сражениях или дрался ли с кем-то, кто мне не поддавался? – нахмурился он.

Мари на мгновение задумалась.

– Сражался ли ты, защищая свою жизнь или жизнь близких людей? – перефразировала она вопрос.

– Нет, – честно ответил он. – Не приходилось.

– А хотел бы?

– Чтобы мне или моим близким угрожала опасность? – он иронично усмехнулся. – Пожалуй, нет. А если без шуток, наверное, нельзя судить о своём мастерстве, не получив настоящего опыта. Ведь в сражении, где ценой поражения будет чья-то жизнь, требуется не только умение, но и мужество, способность видеть всю картину боя целиком и просчитывать ходы врага. А навыки владения оружием должны быть отточены и отполированы до блеска, чтобы тело само двигалось в нужном направление ещё до того, как ты успеешь представить себе собственный удар.

– Это звучит довольно поэтично, – задумчиво произнесла Мари, глядя куда-то в звёздную даль за открытым окном. – А мне всегда казалось, что в отчаянии человек может всё это и даже больше.

– Отчаяние, как и злость, двигает нас вперёд, – пожал плечами Уилл, – но из-за этих чувств мы перестаём видеть мир в правильном свете. И поэтому становимся особенно уязвимыми для противника сохраняющего хладнокровие.

– Это было написано в той книге, что ты читал? – улыбнулась девушка.

– Нет, это слова из старой военной песни, я просто перефразировал строки, – ответил он, ёрзая на кровати. – Всё затекло. Долго мне ещё так лежать?

– Ещё немного, – Мари поправила сползающий компресс. – Я никогда не слышала этой песни. Ты можешь её спеть?

– Я, – Уилл отвернулся, сделав вид, что разминает затёкшую шею, чтобы скрыть заливший щёки румянец. – Я не помню слов, – оправдался он, – и даже мелодии.

– Как жаль, – вздохнула девушка. – Я люблю, – ему показалось, что голос её дрогнул и стал тише от смущения. – Люблю слушать песни.

– Ты хотела сказать, что любишь петь? – усмехнулся он, уловив этот маленький обман.

– Я плохая лгунья, – хихикнула Мари. – Действительно, мне некого здесь слушать, кроме матушки. Но она хорошо поёт.

– И любит слушать тебя? – продолжал настаивать Уилл.

«С таким-то голосом, – крутилось в голове. – Как я сразу не подумал о способностях к музыке?»

– Ты прав, – девушка окончательно смутилась. – Когда я пою за работой, она кажется совсем не в тягость, а если петь во время прогулки по лесу, то будет не так одиноко.

– Ты споёшь мне? – контратака прошла успешно, румянец на её щеках стал заметен даже в неровном свете свечей.

– Я сделаю это в нашу следующую встречу, когда ты будешь учить меня фехтованию.

– Ты думаешь, это честно? – Уилл от негодования едва не повернулся на бок, чтобы наконец взглянуть прямо в лицо собеседнице.

– Вполне, – она успела поймать мокрую ткань, почти сползшую на кровать. – Да и ты петь не захотел.

– Я же сказал, что не помню слов, – юноша не стал ложиться обратно и, опираясь на локоть, чуть приподнялся. – А ты увильнула нарочно.

– Я не увильнула, а честно пообещала, – улыбнулась она. – Я всегда держу слово.

– Необычно для женщины, – прекратил настаивать Уилл, – держать слово. Это ведь мужская обязанность.

– Так дай слово, что будешь меня учить, – пожала плечами девушка, – и тогда встреча не сможет не состояться.

– Я принимаю этот вызов, – усмехнулся он, стараясь незаметно унять заколотившееся вдруг сердце.

«Она ведь тоже хочет новой встречи,» – от этого понимания мысли озарялись радужным светом. О чём они говорили этой ночью? Ни о чём и обо всём. Юноша и не думал раньше, что можно вот так легко беседовать с одним человеком, а тем более с женщиной, на любую тему, пришедшую в голову. Не знал, что можно не замечать часов и забыть о боли лишь благодаря приятной компании красивой собеседницы. Она слушала с интересом, спрашивала с неподдельным любопытством, говорила с энтузиазмом, часто смеялась и с каждым словом, с каждым взглядом всё глубже отпечатывался её образ в душе молодого лорда.

Время летело незаметно, а разговор не умолкал, лишь изредка меняя оттенки настроения и течение. Когда за окном ночную мглу начали разгонять предрассветные сумерки, у Уилла не осталось сомнений, что если и не любовь, то странная колдовская привязанность с первой встречи вполне вероятна.

– Так ты и не поспал, – вздохнула Мари, с усталой улыбкой взглянув на небо. – Какой же из меня врач? Позволила тебе так бездарно растратить драгоценное ночное время – идеальное для выздоровления.

– Лучшего лекарства мне не было нужно, – ответил юноша, ёрзая на кровати, понимая, что отсидел и отлежал уже все возможные точки опоры.

– Как ты себя чувствуешь? – она потрогала рукой лоб пациента, но пальцы были холодными, приложила ладонь к своему лбу, покачала головой удручённо. – Прости, не могу понять, – проронила она, пересела ближе, наклонилась и коснулась его лица губами.

Сердце замерло в этот миг, по всему телу пробежала приятная дрожь, и разлилось блаженное тепло, переполняющее, разрывающее грудь.

– Вроде, жара нет, – улыбнулась Мари, отстраняясь, но чуть горячие пальцы не дали подняться, схватили резко за предплечье, потянули обратно. Девушка успела только испуганно охнуть, когда чужие губы крепко прижались к её собственным, и ещё одно короткое движение руки, скользнувшей по шее и зарывшейся в мягкие волосы, заставило поддаться неожиданному, но неудержимо манящему поцелую…

Он длился целую вечность – вечность трепетного наслаждения и боязливого ожидания следующей секунды, когда взметнувшийся вдруг вихрь необычных и завораживающих чувств, родившихся этой ночью, должен будет отхлынуть, уступая место холодной реальности, требующей объяснения любым поступкам. И эта неотвратимая секунда настала – влажная рука едва заметно провела по девичьему плечу, спустилась на талию, двинулась дальше.

– Стой, – оторвалась от поцелуя Мари. – Что это ты задумал?

– Я? – юноша растерялся. В общем-то, секунду назад он даже не отдавал себе отчёта в собственных действиях. – Прости, это как-то само получилось, – произнёс он виновато.

– Опять шутишь? – вдруг усмехнулась девушка. – Вот сейчас заберу штаны обратно, будешь знать.

– Да ты и сама мастерица пошутить, – хмыкнул парень, понимая, что со штанами-то как раз он был готов расстаться в первую очередь.

– Я не это имела в виду, – без укора оправдалась она, пытаясь скрыть смущение.

– Я понял, – засмеялся Уилл и почти тут же вновь стал серьёзным. Он приподнялся повыше, опираясь плечом на мягкую подушку, взглянул на собеседницу испытующе. – Как много времени тебе нужно, что бы решить, хочешь ты ехать со мной или нет?

Мари задумалась на секунду, отводя взор.

– Не знаю… Тебе и впрямь так нужен врач при дворе?

– Нет, – улыбнулся юноша. Карие глаза взглянули на него с удивлением. – Я бы женился на тебе.

– Что? – в них возникло неподдельное удивление. – Женился? Ты же меня совсем не знаешь!

– Многие, когда женятся, не видят своих невест до самого дня свадьбы, а мне посчастливилось пробыть с тобой целую ночь… Или я тебе не подхожу?

Девушка смущённо опустила глаза, закусила губу в волнении.

– Не говори ничего, – тоже отвёл взгляд Уилл, понимая, что подобные откровения не даются ему без труда. – Сегодня мне нужно уехать, а через пару дней – на обратном пути, я приду сюда вновь. Подумай. Если захочешь, уедем вместе.

– Я подумаю, – шепнула Мари. Сердце её бешено колотилось, на щеках полыхал румянец, хотелось согласиться прямо сейчас, уехать этим же утром. Родной, привычно тихий домик показался вдруг постылым, приятное одиночество – невыносимым. Темноволосый юноша неожиданно ворвался в мерное течение её жизни и разрушил её, как казалось сейчас, до основания, но разрушения приносили лишь удивительную радость – хотелось строить новую жизнь. Прямо сейчас, с этой самой минуты, с первого в жизни поцелуя. Грудь переполнялась неведомым доселе трепетом, душа металось в пугающем предчувствии – два дня! Целых два дня без него. Всего одну ночь провели они вместе, но казалось, что знакомы много лет. Будто неожиданный гость оказался половинкой самой целительницы, которая была утеряна когда-то, а теперь совершенно неожиданно вернулась и тянет к себе безудержно, не даёт и на миг разлучиться с совершенно чужим, но таким близким человеком… Тем не менее, остатки здравого рассудка упорно твердили, что нельзя так просто сбежать, нельзя бросить всё, нельзя оставить матушку одну. Всё что нужно – дождаться, когда она вернётся, рассказать ей о случившемся… Она поймёт, она поедет с дочерью, если будет нужно, она благословит.

– Тебе всё же нужно поспать, – сделав над собой усилие, чтобы уйти от мечтательных размышлений, произнесла Мари.

– Нет, – мягко возразил юноша. – Разве можно теперь уснуть? Давай, поговорим ещё немного… А потом я уеду.

Зашипела, догорев, одна из свечей. Девушка взглянула на светлеющее небо, погасила остальные и вернулась на место, на край собственной постели. За окном слышалось пение птиц… Разговор не продолжился. В неловком смущении и едва скрываемой радости собеседники не могли выкинуть из головы мыслей о ближайшем будущем, а волнение, переполненное нежностью их поцелуя, не оставляло воспылавших сердец. Они всё больше молчали, но и это молчание было пропитано странным притяжением, оно отвечало на все вопросы, стирало подозрения, оно не оставляло места сомнениям в завтрашнем дне, в выбранном пути, друг в друге.

Когда солнце наконец поднялось над горизонтом, озарив видневшийся за окном лес, Уилл удрученно вздохнул.

– Пожалуй, нужно ехать, – произнёс он тихо. – Пожалеем Северина.

– Да, – с улыбкой вздохнула Мари. – Твоя рубашка совсем порвалась, – отрешённо заговорила она, стараясь отбросить неотвратимо подступающие печальные мысли о расставании, – я пыталась исправить, пока ты не приходил в себя, но это бесполезно. Нашла кое-что в вещах деда, может, будет великовата, но лучше чем ничего…

Неизбежно нужно было попрощаться, хотя каждый был уверен, что другой с тем же нетерпением ждёт следующей встречи.

– Лошадка не очень шустрая, зато спокойная, – тихо произнесла девушка, передавая поводья своего низенького тяжеловоза Уиллу. – Если твой конь найдётся, то я о нём позабочусь, а ты сможешь забрать его послезавтра. Тогда и мою вернёшь.

– Надеюсь, что возвращать не придётся, – усмехнулся юноша, пытаясь чуть развеселить загрустившую собеседницу, – обоим найдётся место на моей конюшне.

Мари застенчиво улыбнулась, отводя взор.

– Ты позволишь?… – почти прошептал он, касаясь кончиками пальцев её щеки, но девушка не дала договорить, сама подняла глаза, коротко вдохнула, закусив губу, обвила руками шею парня, прильнув всем телом, и подарила ему второй в своей жизни, чуть более смелый, но от этого и более нежный поцелуй. Последние сомнения были стёрты – теперь потянутся невыносимо длинные часы ожидания встречи…

* * *

Лучи догорающего солнца скрылись за мягкими облаками на западе, холодный ветер – предвестник ночи, влетел в распахнутое окно, заставляя два силуэта в темноте неуютно поёжиться, прижимаясь друг к другу.

– Верн, я так устала, – прошептала женщина, закрывая глаза и натягивая одеяло выше на обнаженные плечи. – Как долго ждать новой встречи?

– Я вернусь через несколько дней, – вздохнул мужчина. – Провожу парнишку до имения и отлучусь по каким-нибудь срочным делам. Мы сможем побыть вместе несколько дней.

– С трудом верится… Нам всё сложнее быть вместе. Я так боюсь за тебя.

– Не бойся, – он сжал сухими пальцами её плечо, вздохнул тяжело и задумчиво. – Я верю, что осталось ждать совсем немного, скоро прятаться не придётся.

– И я хочу верить в это… А что за юноша приехал с тобой? С каких пор ты стал брать учеников?

– С недавних, – мужчина усмехнулся. – Давай, оставим разговоры… У нас так мало времени.

Женщина едва слышно вздохнула, улыбнувшись, прижалась ещё крепче к груди супруга.

– Я уйду с рассветом, – шепнула она, – не стану тебя будить.

– Я не хочу спать этой ночью, – усмехнулся Северин. – Только не этой…

Ветер вновь зашелестел листвой деревьев, заглядывающих в окна маленькой спальни постоялого двора, и, поплутав во мраке, полетел прочь к колючим искрам звёзд на темнеющем небосводе.

 

Глава 2. Переполох

День второй.

Ранним утром, сразу после рассвета, в дверь небольшой гостиничной комнатки постучали.

– Просыпайся, – раздался голос после короткого стука. – Нужно поесть и выдвигаться.

Ответа не было. Дверь приоткрылась, Северин секунду помедлил и вошёл. Аккуратно заправленная кровать была пуста. Значит Уилл не ночевал в комнате? На полу под окном лежала его походная сумка. Значит не уехал один ранним утром. Да и зачем ему сбегать? Самые неприятные предположения холодной дрожью крадучись поднялись в душе советника, не давая спокойно дышать, сомкнулись на горле ледяными пальцами дурного предчувствия. Мужчина коротко вздохнул, усмиряя взметнувшиеся эмоции, быстро спустился по лестнице, зашёл обратно в таверну.

– Юрген! – громко, но достаточно сдержанно крикнул он.

– Иду-иду! – послышался весёлый голос трактирщика из кухни.

– Ты видел Уилла вчера, когда он возвращался из леса?

Хозяин почесал в затылке, пытаясь вспомнить.

– М-м-м… Нет, – наконец произнёс он. – Когда я ложился, его, кажется, ещё не было.

– Кажется или не было?! – старик лишь на секунду дал волю негодованию. – Чёрт! – выругался он, снова принимая подобающий его летам вид. – Неужели…

Он не договорил, вышел из таверны, но тут же заглянул снова и гневно окликнул Юргена:

– Скорее собери мужчин, нужно прочесать окрестный лес!

– Понял! – отчеканил трактирщик. – Будет сделано!

Мужчин со всей деревни собралось немного – всего человек двадцать добровольцев. Не все были с лошадьми, так что Северин, проклиная про себя и вслух свою вчерашнюю беспечность, отправил конных на дорогу, а пеших в чащу вдоль тропы. «Не будет же парень так глуп, чтобы с конём влезть в самый бурелом,» – решил советник.

Через час после поднятия тревоги крестьяне отправились в лес, а в деревне, как подобает, женщины тут же начали судачить, кем бы мог быть этот пропавший мальчишка.

– Говорят, что он сын советника, – с озабоченным лицом рассказывала немолодая женщина в белом чепце, собирая на стол скромный завтрак. – А иначе, что бы лорд Северин так заботился о нём?

– Брось, – улыбнулась собеседница, – слухи врут. У Северина нет детей, и все об этом прекрасно знают.

– Ну, вообще, он сам представил парня как своего ученика… Но ты бы вот стала чужого человека искать в лесу на рассвете? – не унималась хозяйка. – Да ещё мужчин собрал. Что-то тут нечисто.

– Я думаю, что и ученик может стать почти родным человеком.

– Ох, Амелия, вечно ты всё переворачиваешь с ног на голову. А ты видела его, парня этого? Мне соседка сказала, что он вылитый лорд Северин в юности.

– Те же соседки тебе говорят, что я ведьма, – усмехнулась женщина.

– Да может и ведьма, мне всё равно. Главное, что человек ты хороший.

– Ну спасибо, думала, ты за столько лет разуверилась в слухах, – покачала головой Амелия. – А я паренька видела вчера, когда помогала Гризельде печь хлеб, не похож он на советника ни капли. Хотя лицо мне показалось знакомым, честно говоря.

– Видишь! – возликовала хозяйка. – Значит, ты просто не увидела прямого сходства, но согласна, что на кого-то он похож.

– А ты-то его видела? – спросила гостья. – Или соседки твои? Он же в лес уехал ещё утром, неужто в каждый двор заглянул, чтобы поздороваться? А бабы до полудня все у печей были, да в домах прибирались.

– А ты не боишься? – вдруг подозрительно сощурилась женщина.

– Чего?

– Ну, молодой парень уехал в лес и не вернулся к утру. А у тебя дочка там одна.

– Анна? Она не впустит в дом незнакомца, – уверенно отрезала Амелия.

– Сама-то она целый день взаперти не сидит, – не унималась хозяйка. – А эти мужчины, они такие, сама знаешь. Да разве мимо такой девицы пройдёт?

Собеседница засомневалась, на душе стало как-то тревожно.

– Нет, я уверена, что всё хорошо, – вздохнула она. – Но, наверное, лучше съездить проверить.

– Да уж, я бы проверила. А виконт никуда не убежит, успеем ещё на него наглядеться.

– Мне и не интересно на него глядеть, – бросила Амелия уже у двери. – Спасибо, что приглядела за лошадью.

– Всегда рада, – улыбнулась хозяйка, и дверь за гостьей тихонько затворилась.

* * *

В доме было удивительно тихо, и от этого проклятое предчувствие беды росло всё быстрее.

– Анна! – позвала женщина, заглядывая в кухню.

На столе лежала горка грязной посуды, в небольшом котелке тёмно-зелёного цвета отвар. Амелия опустила в жидкость самый кончик пальца, попробовала капельку, скривилась от вяжущей горечи. Этот вкус она знала прекрасно – дочь всегда лечила её травами, от иголок женщина упорно отказывалась.

– Анна! – она влетела в комнату девушки, та мирно спала, свернувшись на самом краю кровати, в платье и переднике, с милейшей лёгкой улыбкой на чуть бледном лице. – Анна, что с тобой? – тихо спросила мать, присаживаясь рядом и щупая рукой её лоб.

Мари поморщилась и приоткрыла глаза.

– Я сейчас встану, – прошептала она сквозь дрёму и тут же широко открыла глаза. – Матушка? Что, уже вечер? Я проспала весь день?

– Нет, милая, ещё утро, – взволнованно ответила женщина. – А тебе что, нездоровится?

– Я в порядке. С чего ты взяла?

– Да ты всегда ни свет ни заря уже на ногах, и травки твои по всей кухне разложены.

– Матушка, – девушка вдруг села на кровати, мечтательно заводя глаза. – У меня была такая ночь!

– Какая? – Амелия побледнела, боясь предположить, что она имеет в виду.

– Просто волшебная! Вчера днём я услышала со стороны моста лошадиное ржание, – с улыбкой затараторила она. – Оказалось, что юноша упал с коня, испугавшегося дикого кабана. Представляешь? Прямо на краю ущелья. Он сильно ушибся, благо, хоть не сломал ничего. Ты бы видела, как я его тащила, думала, надорвусь! Хорошо, что он такой худой. Я раздела его и взялась по книгам вспоминать, куда в таких случаях иголки нужно ставить. Он, когда очнулся, так перепугался! «Что это ещё такое?!» – говорит, ну я рассердилась, отвечаю: «Это нужно, чтобы было не так больно». А он: «Иголки втыкать, чтобы было не больно, что за вздор?!». Он мне сначала не очень понравился, показался таким заносчивым, а потом…

– Что потом? – слушательница напряжённо сглотнула, готовясь к худшему.

– А потом мы с ним говорили, говорили, говорили! Всю ночь напролёт! Он такой, – девушка вздохнула, улыбаясь ещё шире. – Такой необычный…

– И всё? – недоверчиво поинтересовалась женщина.

– Что всё?

– Вы только говорили?

– Да… А потом, он меня поцеловал, – Мари вновь завела глаза и упала на подушку. – У меня в груди всё трепещет, такое волшебное чувство!

– Только поцеловал? – не унималась Амелия.

– Матушка, – она снова села, недовольно скривила губы. – Я же не маленькая, знаю, откуда берутся дети. В теории даже роды принимать умею. Хватит намекать.

– Анна, я просто волнуюсь, ты же знаешь. Вдруг он начал бы распускать руки.

– Он и приподняться-то поначалу сам не мог, – махнула рукой девушка. – Какое там…

– А потом?

– А потом я бы сумела за себя постоять, – она усмехнулась. – Но не об этом речь. Он мне предложил поехать в его имение, – Мари чуть замялась. – Быть придворной целительницей.

– Милая, ты же знаешь, что весной мы отправимся к графу, нас там ждут.

– Не к графу, а к виконту, – буркнула она, складывая руки на груди. – Не хочу я к нему. Мало ли, какой он окажется.

– А тебе-то что до него? Ты же лечить собираешься, а не замуж выходить.

– Матушка, – девушка опустила глаза, – он мне предложил… Выйти замуж.

– Кто? – растерялась женщина.

– Уилл.

– Твой пациент?

– Да…

Амелия на несколько секунд задумалась, затем тяжело вздохнула.

– Милая… Забудь этого парня, – она сочувственно погладила дочь по плечу. – Он ведь из графской свиты, а значит человек знатный, они только играют с такими как мы. Жениться он и не думает.

– Почему ты так в этом уверена? – язвительно возразила Мари. – Ты же о нём совсем ничего не знаешь.

– Да и ты, думаю, знаешь не многое, – ответила женщина. – А я вот уверена. Потому что в нашей стране браки между титулованными особами и простыми людьми запрещены законом.

– Что? – удивилась девушка. – С каких это пор?

– Анна, уже лет двадцать как. Так что, видимо, твой кавалер просто мастер громких признаний.

– Нет, быть не может, – обиделась она. – Наверняка он тоже не знал.

– Любому знатному человеку это известно. Да вообще все знают.

– А почему я не знала?

– Мы с тобой ещё не касались всерьёз темы замужества, я, наверное, и не говорила.

– Не может быть, – Мари опустила глаза. – Не хочу в это верить…

– Девочка моя, ты ещё совсем молода, а он симпатичный юноша, вот и запал тебе в душу, но это ещё не любовь. Поверь, завтра уже имени его не вспомнишь.

– Он приедет за моим ответом через два дня, – отрешённо проронила она, погрустнев.

– Хочешь, я с ним поговорю?

– Нет. Я сама… наверное, – девушка медленно встала с кровати, расправила мятую юбку. – Пойду, приберу на кухне, – неслышно вздохнула она.

– Поспала бы, а то совсем бледная, – покачала головой мать.

– Уже не хочется, может днём, – она снова коротко вздохнула и отправилась заниматься обыденными делами в надежде, что рутина немного отвлечёт от невесёлых мыслей, плодящихся в голове и постепенно вытесняющих из груди сердечный трепет, превращая его в тяжёлый горький осадок недоказанной, но такой очевидной вины.

Амелия посидела ещё немного, размышляя, правильно ли она поступила, вот так сразу растоптав надежды дочери.

– Если он был так серьёзен, – произнесла она наконец тихо, отвечая на собственные мысли, – то потерпит немного…

Женщина знала свою дочь достаточно хорошо, чтобы понять, что та будет молча обдумывать произошедшее весь день и не захочет больше ни о чём разговаривать. Поэтому не стала приставать с расспросами и ненужными советами, поцеловала Мари на прощание и отправилась обратно в деревню. Хоть она и не показывала вида, всё же было интересно, как вырос юный виконт, как изменился с тех давних пор, когда Амелия видела его малышом, будучи прислугой в особняке графа Алоиса и графини Эрмелинды. Но вернуться в Волдрен ей сегодня не было суждено. Поворот с неприметной тропинки на широкую дорогу встретил неожиданным столкновением – как только старая лошадка вытянула небольшую телегу в колею, ей навстречу вылетел взмыленный вороной конь. Всадник в жёлтой ливрее с эмблемой столичного отряда гонцов на груди дёрнул поводья, останавливаясь возле напуганной крестьянки.

– Вы Аннамари? – спросил он устало и в то же время как-то грозно.

– Нет, – растерянно ответила она. – Я Амелия, её мать.

– Мне нужно, чтобы она явилась в замок герцога как можно скорее.

– Она разве в чём-то провинилась? – затаив дыхание, спросила женщина, мысленно готовясь проклинать ночного гостя своей дочери.

– Я же не арестовываю её, – неожиданно добродушно улыбнулся гонец. – Советник Северин рекомендовал её как хорошую врачевательницу. Леди Фрок тяжело больна, мне велено собрать всех, кто смог бы помочь.

– Но Анна совсем ещё ребёнок, кто станет слушать её?

– Герцогиня в отчаянии, она готова слушать кого угодно, а уж тем более, если советовал сам лорд Северин.

Женщина вздохнула, обдумывая услышанное, затем слезла с телеги и потянула лошадь обратно к дому.

– Следуйте за мной, – бросила она всаднику через плечо. – Да осторожнее, здесь много низких веток.

* * *

– Как же ты меня напугал, Уильям! – бубнил старик, расхаживая взад-вперёд по небольшой комнатке постоялого двора. Юноша лежал на кровати, закинув руки за голову и мечтательно глядя в потолок.

– Знаешь что, я это сделал не специально, – отозвался он, немного опомнившись. – Если бы не девушка, я бы вообще мог погибнуть.

– Что ещё за девушка?! – возмущался Северин. – От чего погибнуть?

С того момента, как он встретил парня на лесной дороге в чужой одежде и на чужой лошади, тот нёс несвязный бред про пугливого коня, кабана, которого он готов благодарить, волшебные иглы, и какую-то девушку, но толком ничего не объяснял, лишь романтично вздыхал и улыбался загадочно и глупо.

– Она целительница, – наконец Уилл удостоил собеседника взглядом, – живёт в лесу с матерью… Аннамари. Правда, красивое имя?

– Да… – остановился советник, нервно глянув на него. – Знаю её матушку, добрая женщина. Так ты упал с лошади? – попытался сменить тему он.

– Да, я же говорил. Всё болело ужасно, а Мари своими странными иголками и компрессами меня вылечила. Уже почти всё прошло.

– Хорошо, – вздохнул Северин, стараясь скрыть напряжение. – И как тебя занесло в такую глушь?

– Я на ней женюсь, – вдруг уверенно произнёс юноша, снова возводя взор к потолку.

– Что?! На целительнице? – удивился старик.

– Ну конечно. Она чудесная девушка, мы с ней разговаривали всю ночь и знаешь, я таких ещё не встречал и наверное не встречу.

– Хм… – он задумался ненадолго, окончательно подавляя подозрительное беспокойство, затем испытующе глянул на спутника. – А ты разве не в курсе, что подобные браки запрещены?

– В курсе, конечно, – усмехнулся он. – Но не тебе об этом напоминать.

Старик закашлялся от наглости такого заявления, хотел было повысить голос, но тут же смягчился.

– Мальчик мой, ты не представляешь, каково это – прятаться от чужих глаз всю жизнь.

– Но ты ведь справляешься как-то, – хмыкнул Уилл, – и я справлюсь.

– Я знал свою невесту много лет до свадьбы и любил её, это и помогло нам справиться с нелёгкой участью. Вдобавок, священник венчавший нас, был против такого глупого закона, за это его и казнили впоследствии… Теперь все боятся! Вас не обвенчают.

– Значит, будем жить так, без венчания.

– Это не брак, а блуд, – укорил советник. – Мы можем идти против законов человеческих, но никак не против Божьих!

– Ладно, ладно, – отмахнулся юноша. – Я всё равно что-нибудь придумаю. Ни за что не упущу её, – он демонстративно сжал кулак, будто пытаясь удержать в нём солнечные лучи, бьющие в окно. – А сейчас я хотел бы поспать, если ты не против.

– Конечно, – вздохнул Северин и, понимая, что говорить о чём-то сейчас уже бесполезно, вышел, оставляя влюблённого предаваться заоблачным мечтаниям о прекрасной целительнице.

Старик спустился во двор, щурясь от яркого солнца, и направился к таверне. После переполоха с лесными поисками жутко хотелось поесть и отдохнуть, да и разговор с подопечным вызвал не самые приятные мысли и воспоминания.

В просторном зале с низким потолком за столом сидел мужчина в жёлтой ливрее, он пил залпом вторую кружку эля и выглядел довольно уставшим. Увидев вошедшего, он чуть не подавился от удивления, поставил кружку, выскочил из-за стола.

– Милорд Северин! Какими судьбами вы здесь?! – выпалил он.

– Проездом, друг мой, – спокойно отозвался тот. – А вы? С каким-то важным поручением? К кому?

– Да, да! – устало завёл глаза гонец. – Дочь герцога – леди Фрок больна. Вот нас и отправили во все концы, так сказать, искать врачей.

– И в какой же конец направляетесь вы?

– К миледи Эрмелинде. Быть может, у графини при дворе есть хороший лекарь.

– Миледи сейчас и самой нужен лекарь, – вздохнул советник и тут же чуть приободрился. – Но я знаю, кто может помочь. В лесу по дороге сюда есть небольшой домик, там живёт целительница, очень искусная.

– Да? В лесу? – удивился мужчина. – Она не ведьма ли, часом?

– Вы верите подобным сказкам? – усмехнулся Северин. – Конечно нет. Тем более, раз придворные врачи не справляются, значит пригодится любая помощь. А она как раз сведуща в нетрадиционной медицине. Да и стал бы я рекомендовать кого-то для маленькой леди, не будучи в нём уверенным.

– Ну, раз такое дело, – почесал в затылке гонец, – то стоит попробовать.

– Скачите обратно к столице, чуть не доезжая до ущелья, повернёте налево. Тропа неприметная, смотрите внимательно.

– Благодарю. Пожалуй, я поспешу!

– Да, передавайте поклон её матушке.

Мужчина коротко кивнул и, оставив на столе несколько монет для трактирщика, вышел во двор. Северин прислушался к стихающему топоту лошадиных копыт, удручённо вздохнул.

– Ещё слишком рано, мальчик мой. Придётся потерпеть, – произнёс он тихо себе под нос, усаживаясь за стол на узкую скамейку. – Эй! Юрген! Накормишь ты меня сегодня или нет?!

* * *

– Не хочу я никуда ехать! – уверенно отрезала Мари, убирая в кухонный шкаф вымытую посуду. – Что мне за дело до какой-то там леди?

– Это дочь герцога, – вмешался в семейный разговор гонец, до того стоявший молча в дверях кухни.

– Да хоть сам герцог, не хочу и всё! – девушка бесцеремонно отодвинула его в сторону и твёрдым шагом удалилась в свою комнату.

– Вы бы научили её хорошим манерам, – бросил мужчина, с укором глядя на оставшуюся в кухне женщину. – При дворе такой вольности не потерпят.

– Простите, я поговорю с ней, – вздохнула Амелия. – Прошу, подождите здесь.

Она постучала в закрытую дверь.

– Я не поеду, – раздался голос Мари с другой стороны. – Ты это специально подстроила, да?

– Милая, я никак не могла подстроить болезни леди Фрок. Но раз уж всё так серьёзно, может, ты сумеешь ей помочь?

– В столице полно врачей.

– Но у них ничего не получилось. Может твоя аку… не помню что, подействует?

– Акупунктура, – девушка приоткрыла дверь, выглянула наружу. – Ты действительно думаешь, что именно я могу чем-то помочь? Да меня же никто всерьёз не воспримет.

– Милая, как мать, я могу с уверенностью сказать, что когда страдает ребёнок, женщина готова пойти на всё и поверить любому, кто даст шанс на выздоровление. Значит, герцогиня будет слушать.

– А эта леди что, ребёнок?

– Ей семь.

Мари со вздохом опустила голову.

– Пообещай, что не скажешь Уиллу ничего за меня. Я хочу сама всё решить.

– Самой будет тяжелее, – предупредила Амелия.

– Я знаю. Но если не увижу его реакции собственными глазами, ни за что не поверю, что он врал.

– Как хочешь, милая. А что же мне ему тогда сказать?

– Скажи, что я в столице. Если для него это важно, приедет. А вообще, может я и сама его там встречу, он же сопровождает виконта…

– Я помогу тебе собраться, – тихо произнесла женщина. Хотелось перевести тему, видя как Мари снова загрустила.

– В столице веди себя учтиво и скромно, – наставляла мать, когда немногочисленные вещи были собраны и уложены в перемётные сумки, а лошадь осёдлана, – не как дикарка из леса. С мужчинами старайся не разговаривать вовсе. А в высшем обществе не забывай правильно кланяться, как я тебя учила, и мило улыбаться. Не вздумай дерзить. За подобные вещи можно угодить и в темницу, да и вообще это некрасиво. Когда твой кавалер вернёт лошадь, я приеду.

Девушка слушала материнские поучения, переминаясь с ноги на ногу и поминутно закатывая глаза.

– Да запомнила я всё. В третий раз уже повторяешь одно и то же, матушка.

– Я очень надеюсь, что запомнила. Ты у меня и впрямь совсем дикая.

– Я буду скромной и тихой, – нетерпеливо вздохнула Мари.

– Она что же, поедет верхом? – поинтересовался вышедший из дома гонец. Он только окончил трапезу, на которую уговорила его хозяйка дома. Путь предстоял неблизкий, а на задержки времени уже не оставалось.

– Так будет быстрее, – небрежно бросила девушка и тут же закусила губу, прошептала себе под нос. – Скромно и тихо, – мило улыбнулась и произнесла негромко. – Мы ведь спешим.

– Она хорошо держится в седле, – подтвердила мать, и Мари легко взобралась на лошадь.

– Как скажете, – покачал головой гонец, пытаясь не представлять реакции герцога, если он увидит такую вот целительницу для своей дочери. – Можем ехать?…

 

Глава 3. Девочка и ангел

Ночь второго дня.

Глубокой ночью уставших всадников у ворот встретила сонная охрана. Высокий стражник, поправляя растрёпанные волосы и цепляя на голову кожаный шлем, вышел им навстречу.

– Доложите герцогине, что прибыл ещё один врач, – коротко приказал гонец.

– Это что ли врач? – недоверчиво хмыкнул мужчина, с насмешкой глядя на Мари, старательно отводившую взгляд. Тяжело было молча пропускать замечания, но она мысленно твердила себе материнские наставления. – Не мала ли?

– Не твоё дело, – грубо ответил гонец. – Отправь кого-нибудь к миледи и дай проехать. Да смотри, – добавил он уже за воротами, – герцогу не докладывать.

– Как скажете, – зевнул стражник, закрывая ворота и расталкивая своего храпящего сослуживца.

– Вот так все на меня будут смотреть, – вздохнула девушка, спешиваясь у входа в западное крыло замка. Оно было значительно ниже основной постройки и служило по большей части для размещения прислуги.

– Не переживай, – ласково подбодрил усталый спутник. За те часы, что он провёл с юной целительницей в дороге и на коротких остановках, стал воспринимать её куда серьёзнее и заметно смягчился, – герцогиня добрая женщина. Не выслушав, она не станет судить.

– Спасибо, – улыбнулась Мари самыми краешками губ. – Так что же, сейчас сразу к ней?

– Да. Миледи Ребекка готова принимать врачей в любое время, только бы помочь дочери.

– Что же случилось с девочкой, если никто не может помочь?

– Мне неизвестно, – вздохнул гонец. – Слышал только из разговоров, что леди Фрок ничего не ест уже неделю и не встаёт с постели.

Девушка покачала головой – дикая усталость после бессонной ночи и долгого пути не давала сосредоточиться ни на одной мысли. Полумрак узкого коридора и глухое эхо мерных шагов действовали лучше любой колыбельной, она готова была уснуть прямо на ходу. Наконец яркое пятно в темноте – открылась высокая дверь впереди, навстречу путникам вышла женщина лет сорока, с аккуратно уложенными в высокую причёску волосами и заплаканным лицом.

– Это герцогиня? – тихо спросила Мари.

– Нет, няня, – шепнул гонец. – Я предупрежу тебя.

– Миледи ждёт вас, – всхлипнула женщина, не глядя на гостей, и отошла с дороги, пропуская их в восточное крыло, где размещались комнаты хозяев замка.

Потолок полуосвещённой залы терялся во мраке, в нескольких местах на стенах в потемневших канделябрах горели свечи. Воск часто капал на каменный пол и, судя по всему, некому было убрать огарки. Дрожащие круги слабого жёлтого света на стенах и задернутых гардинах, непрестанно плачущие свечи и гробовая тишина создавали до того скорбную обстановку, что у Мари сжалось сердце – будто девочку уже хоронят.

Няня молча приоткрыла следующую дверь, жестом пригласила идти за ней.

– А это герцогиня, – прошептал гонец, не оборачиваясь к семенящей за ним девушке. – Обращайся «ваша светлость».

Она кивнула, наверное, самой себе, ведь мужчина не мог её видеть, и напряжённо сжала кулаки.

Леди Ребекка оказалась молодой женщиной лет тридцати с виду. Если не брать в расчёт смертельную бледность и темнеющие под глазами круги, оставленные бессонными ночами, она была невероятно красива: длинные, густые тёмно-каштановые волосы, наспех заплетённые в косу, спадали до самого пояса, мягкие черты чуть вытянутого лица не теряли очарования даже в выражении тревоги и горя, каждое движение тонкого стана передавало природную грацию, а весь образ в целом не оставлял сомнений в благородном происхождении его обладательницы. Мари даже на секунду ощутила подобие зависти, кольнувшей сердце пониманием, что она рядом с этой прекрасной женщиной выглядит действительно дикаркой. Но допускать такие мысли было не в её правилах, поэтому дурное чувство было тут же растоптано и выброшено из головы, а вместо него вновь закрутились в памяти последние наставления матери.

– Ваша светлость, – девушка склонилась в почти правильном реверансе.

– Нет времени на соблюдение правил, – прервал заготовленную речь дрожащий голос герцогини. – Вы можете помочь?

– Я сделаю, что смогу, – растерянно ответила Мари выпрямляясь.

– Тогда поспешите, – женщина едва сдерживала слёзы, – у меня очень дурное предчувствие… Что моя девочка уже на грани, – она прикрыла ладонью глаза, другой рукой указала на постель в дальнем углу просторной комнаты, у входа в которую и стояла гостья.

Мари беззвучно вдохнула поглубже, чувствуя, что волнение переваливает через допустимый предел, за которым уже невозможно будет адекватно оценивать ситуацию. Сейчас хотелось проклинать бессонную ночь пустой болтовни, которая ещё несколько часов назад казалась самым волшебным временем – впервые от неё зависела чья-то жизнь. И не просто человека, не высокопоставленной особы, а маленького невинного ребёнка.

Герцогиня и няня последовали было за ней, но девушка остановилась, набравшись смелости, обернулась к ним.

– Вы позволите мне остаться с девочкой наедине? – спросила она уверенно.

Няня недоверчиво покосилась на гонца оставшегося снаружи, хотела было что-то ответить, Мари уже не сомневалась, что сейчас её вновь заподозрили в колдовстве, но леди тихо спросила:

– Я могу вам доверять?

– Я клянусь, – ответила она, глядя прямо в глаза встревоженной женщины, вновь позабыв о правилах приличия, – даже если не смогу помочь, точно не сделаю хуже.

– Она не сделает ничего запрещённого? – шепнула няня на ухо герцогине.

– Я не ведьма, – тут же отозвалась Мари. – И, если вам будет угодно, расскажу о лечении после.

– Мы будем ждать снаружи, – приказала Ребекка и уверенным взглядом пресекла все дальнейшие пререкания прислуги.

Когда дверь закрылась и из-за неё донеслись звуки удаляющихся шагов, девушка снова глубоко вздохнула, приводя мысли в порядок. Без посторонних глаз и лишних вопросов волнение не должно было стать помехой. Она медленно подошла к кровати, отодвинула тяжёлый полог. Взгляду предстала картина, заставившая сердце сжаться в приступе жалости к страданиям несчастного ребёнка. Кожа девочки почти сливалась с белёной тканью постели, закрытые глаза ввалились, тонкие губки высохли и потрескались, кудри безжизненных, поблекших волос, рассыпанных по подушке, спутались и делали картину абсолютно невыносимой. Дыхания слышно не было, только едва заметные шевеления лёгкого шёлка ночной рубашки давали понять, что больная ещё жива. Мари закусила губу, аккуратно села рядом с кроватью на невысокий стул. Тихо достала из сумки книгу – она двигалась сдержанно, будто боялась, что от малейшего ветерка несчастная пациентка может рассыпаться прахом. Зашелестели едва слышно страницы, она чуть расслабилась, отведя взгляд от маленькой мученицы.

– Ой, – послышался вдруг тихий голосок, и девушка чуть не подпрыгнула от неожиданности. – Ты ангел? – прошептала Фрок, приоткрыв большие серо-голубые глаза. – Я наконец-то умерла?

– Нет, что ты, – как могла мягко произнесла Мари, сердце бешено колотилось и болезненно щемило при виде тех усилий, что требуются малышке, чтобы просто разговаривать. – Я хочу тебя вылечить.

– Ты не похожа на доктора, – вздохнула леди. – Ты похожа на ангела. Ты будешь лечить мою душу?

– Нет, я простой доктор, – попыталась улыбнуться девушка.

– Няня сказала, что перед смертью приходит ангел и слушает наши грехи, чтобы мы могли уйти на небо. Мне очень нужно на небо…

– Тебе ещё рано, – Мари всё меньше понимала, что за болезнь могла так отразиться на мыслях ребенка. – На небо нужно уходить старичками, когда все дела здесь уже закончены, – поддерживала она странный разговор, откладывая одну книгу и доставая другую.

– Но мне очень нужно, – снова вздохнула Фрок.

– Зачем? – она пыталась говорить как можно мягче и дружественнее, но голос предательски подрагивал. Отношение к детям у неё всегда было особенно трепетным, хотя девушка видела их в основном в книгах и изредка в деревне. Малыши казались ей настоящими ангелочками, спустившимися с небес – такие невинные, честные, доверчивые… беззащитные.

– А ты, – маленькая леди на секунду замолчала, отведя взгляд, – не скажешь маме?

– Не скажу.

– Честно-честно? – она попыталась испытующе прищуриться, вновь подняв глаза на гостью.

– Клянусь, – прошептала Мари, ощущая, что снова начинает нервничать.

– Мне нужно передать одному человеку, что его родные скоро умрут.

Девушка вздрогнула, такого поворота событий она ожидать не могла.

– И что же это за человек? – вкрадчиво спросила она.

– Я точно пока не знаю… Но там найду его, Бог ведь мне обязательно поможет.

– Бог поможет и здесь, на земле. Не нужно для этого умирать.

– Я просила, – вздохнула Фрок, – но он мне не отвечает, наверное, я слишком маленькая и на небе меня не слышно… Поэтому нужно обязательно туда попасть.

– Но как же твоя матушка, она умрёт от горя, если ты её покинешь, – попыталась переубедить девочку гостья.

– Бог всё может, – покачала головой та. – Он вернёт меня обратно. Я ведь не убила себя, я только не кушаю, это не будет грехом…

– Погоди, давай я передам твою просьбу, – встрепенулась девушка, откидывая разрастающийся в сердце ужас.

– Так ты всё-таки ангел? – едва заметно улыбнулась пациентка.

– Чуть-чуть, – добродушно усмехнулась Мари. – Господь увидел, как сильно ты хочешь помочь этому человеку и послал меня в помощь.

– А почему ты не сказала сразу? – засомневалась девочка.

– Я ведь должна была понять, что ты всё ещё серьёзно настроена. Теперь ты мне пообещаешь, что не будешь умирать.

– А ты точно передашь?

– Точно – ответила она, едва удержав в голосе уверенность.

– Тогда, обещаю, – Фрок тяжело вздохнула, сил было совсем немного, и от этого ей хотелось скорее передать кому-то свои надежды, прежде чем сдаться наконец желанию жить. Она закатила глаза.

Сердце ушло в пятки. «Неужели?! – Мари приложила похолодевший палец к шее девочки – тёмная венка едва заметно пульсировала. – Нет… Не умерла. Обморок». Она понимала, что по странному стечению обстоятельств оказалась именно в это время у постели крохи, сейчас она предстала в глазах отчаявшегося и истощённого ребёнка спасением и больше не имела права на ошибку, нужно было сыграть роль ангела без запинки. Через несколько минут девочка пришла в себя, посмотрела с радостью, которую, впрочем, трудно было различить на бледном лице, на своего врача.

– Ты ещё не ушла?

– Я обещала тебе помочь, – вздохнула девушка, легонько поглаживая тонкую ручку малышки. – Давай, ты сейчас что-нибудь покушаешь, а потом всё-всё мне расскажешь.

– Нет, я расскажу сначала, а потом покушаю, – настаивала Фрок. – Вдруг тебе придётся уйти по своим ангельским делам…

– Я никуда от тебя не уйду, – Мари снова улыбнулась, уже искренне веря собственным словам. Да и фраза про «ангельские дела» неожиданно разрядила обстановку. – А так тебе не хватит сил говорить.

– Хорошо, – вздохнула девочка, – только покорми меня сама.

Она не стала задавать вопросов и перечить, быстро встала, отошла к выходу и, ещё раз глянув с состраданием на бледного ребенка, выглянула за дверь. Герцогиня стояла чуть в стороне, опираясь на стену и в отрешённой задумчивости глядя в пол. Услышав призывный шёпот гостьи, она опомнилась, глянула на ту с надеждой и страхом.

– Прикажите сделать девочке каши без молока и принести крутого кипятка, – произнесла девушка деловито и тут же, немного опомнившись, опустила глаза, – ваша светлость, – добавила она тихо.

– Фрок согласилась поесть? – с трепетом прошептала Ребекка, не обращая ни малейшего внимания на изъяны в поведении гостьи.

– Да. Только прошу вас, всё нужно делать быстро.

Герцогиня подозвала няню и неожиданно повелительным тоном отдала распоряжение.

– А теперь, – произнесла женщина, делая шаг к двери, – я могу войти?

– Нет, ваша светлость, – Мари почувствовала, что начинает краснеть. – Миледи просила, чтобы я её покормила.

– Да? – Ребекка вздохнула. – Так что же с моей дочерью?

– Я… Я пока не знаю, ваша светлость, – она опускала взгляд всё ниже, мысленно вновь твердя материнские наставления.

– Что ж, – герцогиня отступила назад, – я буду ждать дальше…

– Миледи, – девушка немного набралась смелости, видя её бледность, – вам нужно отдохнуть. Хоть немного.

– Я не могу спать, – вздохнула она как-то слишком доверительно. – Сердце разрывается.

– Я сделаю вам успокоительный отвар…

– Нет. Не нужно, я хочу узнать наконец, что с моей девочкой, а не спать беззаботно, пока она страдает.

– Как вам будет угодно.

– Миледи! – в коридоре показалась запыхавшаяся няня с тарелкой и небольшим чайником на подносе. – Вот, что приказывали.

Герцогиня взглядом указала, чтобы всё передали Мари, а сама со вздохом вернулась к созерцанию застланного ковром пола в ожидании новостей.

Девушка быстро кивнула, принимая заказанные кашу и кипяток, толкнула дверь ногой, не обращая внимания на попытки няни заглянуть в комнату, и вернулась к постели. Зашуршали, выпадая из полотняного мешочка, сухие травы, звякнула о край тарелки серебряная ложка, девочка на постели приоткрыла глаза.

– Чем ты будешь кормить меня, ангел? – спросила она тихо.

– Очень вкусной овсянкой, – отрешённо ответила целительница, покачивая в одной руке чайник, чтобы утопить тёмно-зелёные листья, плавающие на поверхности.

– Фу… Не люблю, – вздохнула пациентка, поморщив носик.

– А чем я должна тебя накормить? – немного отвлеклась от своего занятия Мари.

– Ну конечно вареньем… Из розовых лепестков.

– Хм, давай договоримся. Как только сможешь встать и начнёшь кушать сама, я принесу тебе варенье.

– Согласна, – Фрок едва заметно улыбнулась. – Только сначала передашь моё послание.

– Обязательно передам. Давай-ка открывай ротик.

Девочка поморщилась недовольно, прикрыла глаза и совсем немножко разомкнула губы.

– Ну и как туда пролезет ложка? – шутливо нахмурилась Мари и тут же сунула кашу в приоткрывшийся рот.

– Она даже не сладкая, – Фрок с трудом проглотила «угощение».

– Будешь знать в следующий раз как голодать, – сурово отрезала девушка.

– Строгий ангел, – вздохнула пациентка. – Лааадно…

Кое-как каша была осилена, и, спустя несколько минут, за ней последовал чуть приторный, сладковатый отвар.

– Как ты себя теперь чувствуешь? – вкрадчиво спросила Мари.

– Не знаю, – девочка пожала плечами. – Вроде ничего. Теперь ты послушаешь меня?

– Нужно сначала сказать твоей маме, что ты в порядке.

– Нет! – она взглянула на девушку с мольбой. – Пожалуйста, не нужно ей ничего говорить.

– Но она волнуется, – возразила Мари. – Не спит ночами, переживает.

– Я знаю… Но мама будет сидеть около кровати до утра, а я… не смогу тебе всё рассказать.

– Хорошо. Ты расскажешь своё поручение, я отправлюсь выполнять его, а мама придёт к тебе.

– Ладно, – Фрок снова улыбнулась. – Значит, Бог узнает всё уже сегодня?

– Я постараюсь, – девушка утвердительно кивнула и не предполагая, что же за задачу нужно будет решить, притворившись ангелом.

– Ты обязательно должна сказать, чтобы Бог передал кому-то, наверняка он знает кому, что его сестре угрожает смерть. Её на небе ждёт брат и муж, так папа сказал. А братик сказал, что он будет рад видеть ещё и сына, но потом они так рассмеялись… Я не хочу, чтобы мой братик кого-то убивал, – девочка опустила глаза, а Мари нахмурилась, пытаясь понять её сбивчивый рассказ. – Ведь Бог сможет забрать тех, кто ему нужен и сам. А если братик кого-то убьёт, он станет плохим, как папа…

– Как папа? – тихо переспросила девушка.

– Да… Няня говорила, что люди становятся злыми, когда убивают других людей и перестают любить, совсем. Папа меня не любит и маму тоже не любит, всё время кричит на неё. А братик, когда я случайно услышала их с папой разговор, сказал, что папа убьёт и меня, если узнает, что я шпионю, – Фрок всхлипнула жалостно. – А я не шпионила, – она подняла глаза на растерянную собеседницу, – я просто играла. Братик так сердился, он так на меня раньше не сердился… Может он уже кого-то убил?

– Я… я не думаю, – Мари не знала, что ответить. – А что за разговор ты услышала?

– Ну… тот, – она насупилась, вспоминая, – про чью-то сестру и её мужа. И в конце братик ещё добавил, что сам убьёт этого… Этого… Не помню, он его плохим словом обозвал.

– Но почему? Он не сказал? – девушка очень надеялась, что ребёнок просто не понял метафор в разговоре близких.

– Нет. Папа сказал, что ему он мешает.

– И всё?

– А я больше не слышала, – вздохнула Фрок. – Ты передашь это?

– Передам, – медленно, через силу проговорила Мари, понимая, что каким-нибудь простым трюком здесь не отделаешься. – Как только смогу, передам.

– Спасибо тебе, ангел, – улыбнулась малышка. – А завтра ты придёшь меня покормить?

– Хорошо, – улыбнулась в ответ Мари. – Только сейчас я позову миледи.

– Ладно, но пусть она не плачет… Мне тоже грустно, когда мама плачет.

– Она будет радоваться, когда узнает, что ты идёшь на поправку.

Девушка встала и направилась к двери.

– Ангел! – окликнула её Фрок. Та обернулась. – Я завтра обязательно встану. Принесёшь варенье?

– Принесу, – усмехнулась Мари и тихонько выскользнула за дверь.

Ребекка так и не получила ответа на мучивший всех вопрос – чем же больна её дочь. Целительница очень старательно подбирала заумные слова, чтобы уговорить графиню разрешить ей ещё несколько дней поухаживать и понаблюдать за девочкой, прежде чем сказать что-то однозначно. Уставшая женщина и не особо сопротивлялась, слишком много сил ушло на бесплодное лечение и сейчас, когда появился лучик надежды на долгожданное выздоровление, грехом было отказываться от помощи. Даже такой подозрительной.

Мари отвели комнату недалеко от покоев миледи, чтобы она могла без плутаний по замку прийти и днём, и ночью, но на всякий случай у двери поставили одного стражника, а скорее даже простого слугу – молодого и слегка несуразного мужчину по имени Симен, чтобы не оставлять незнакомку одну в такой близости от высокопоставленной пациентки. Наверняка, на этой мере настояла няня.

В эту ночь девушка долго не могла уснуть, раздумывая над словами маленькой леди, глядя на тонкий серп луны за окном и неуютно ёрзая в чужой, непривычно большой и мягкой кровати. Сотни мыслей не давали ей сомкнуть глаз. Что за заговор может быть у герцога и маркиза? Ведь «папа» и «братик», должно быть, именно они. Против кого? Женщины, чей муж ждёт на небесах? И её сына? Но чья она сестра? Или все эти родственные связи, в которых несложно было запутаться и взрослому человеку, не имели значения, а малышка Фрок так сильно заигралась, что поверила в собственные детские домыслы и фантазии? Поверила так, что сама довела себя до истощения в надежде спасти совершенно незнакомых людей… И конечно, Мари думала о нём… Обманщик или влюблённый? Избалованный мальчишка или её рыцарь в сверкающих доспехах, сошедший с древних гравюр? Как томительно ожидание. Оно было мучительным, когда темноглазый юноша скрылся из виду за поворотом лесной тропы, обещая вскоре вернуться за таким очевидным тогда ответом. Оно стало ещё в сотню раз тяжелее теперь, когда его слова должны были взвешиваться на весах правды, быть доказаны, подтверждены… Как о многом хотелось мечтать в эту ночь и как страшно было, что вскоре все эти мечты могут рухнуть, оказавшись иллюзией чужой влюблённости.

– Ты не можешь быть таким, – шептала Мари, едва сдерживая подступившие вдруг слёзы и сжимая тонкими пальцами край подушки. – Ты не должен быть…

Хотелось обмануть себя и решить, что не было ничего после незабываемой ночи наедине с нежданным гостем, но она не могла лгать себе.

– Я буду просто верить… в тебя, – едва слышно успокаивала себя девушка перед тем, как веки её наконец сомкнул невесомый, долгожданный сон.

 

Глава 4. Разочарование

День третий.

Уилл в некоторой нерешительности подошёл к двери лесного домика. Конечно, нехорошо было снова сбегать от Северина, но и тому, как решил подопечный, можно было дать немного времени на общение с супругой, которую он и без того видел редко. Хотя старик, бывало, усмехаясь говорил, что именно это служит залогом крепости их отношений – не надоедать друг другу целыми днями.

Юноша вдохнул поглубже и постучал в дверь. Из ближнего окна послышался звон, что-то упало, кто-то вздохнул, и затем раздались торопливые шаги.

– И кого это к нам занесло? – причитая, отворила дверь Амелия. – Ох, – она всплеснула руками, – никак ночной гость!

– М-м-м, Гризельда? – удивлённо поднял бровь юноша.

– Что? Нет, я Амелия.

– А разве не вас я вчера встретил на постоялом дворе?

– Меня.

– Но вы не Гризельда? – снова уточнил он.

– Нет, я помогала ей с готовкой, – недоверчиво ответила женщина и тут же нахмурилась. – А вы, молодой человек, рано.

– В каком это смысле?

– Обещали приехать через два дня.

– Я, – Уилл растерянно отвёл взгляд, – хотел поговорить с Мари. Пока не уехал…

– Но я бы не хотела, чтобы вы говорили. Чтобы разбили сердце моей дочери, – она вдруг стала суровой и даже грозной. – Но Анна пожелала сама с вами всё обсудить.

– Послушайте, у меня очень серьёзные намерения, – начал было парень.

– Я могу предположить кое-что о ваших намерениях, – вздохнула Амелия. – Проходите, – она отошла вглубь дома и жестом пригласила гостя внутрь.

– Благодарю, – улыбнулся тот, входя.

– Рано радуетесь. Анны всё равно нет, – отрезала она. Юноша остановился сразу за дверью, с недоумённым ожиданием воззрился на женщину.

– Где же она?

– Уехала в столицу, по срочному поручению герцогини.

– Герцогини? – мысли путались всё больше.

– Да, ваш наставник рекомендовал Анну как чудесного врача, и днём она уехала вместе с гонцом.

– Мой наставник?

– Лорд Северин.

– Вот предатель, – буркнул Уилл, опуская глаза, но тут же вновь посмотрел на Амелию. – Я сейчас же поеду в город и найду Мари там.

– Погодите, – вздохнула Амелия с раздражением. – Во-первых, извольте сначала вернуть лошадь. Ваша нашлась – пришла сама на то место, где вас потеряла. А во-вторых, я прошу вас подождать с разговорами и важными предложениями.

– Почему? – непонимающе нахмурился Уилл. – У меня действительно серьёзные намерения.

– Ах, оставьте! – повысила голос женщина и видя, что гость так и собирается стоять в дверях, вытолкала его обратно на улицу, сама вышла следом и направилась к конюшне, продолжая разговор. – Даже если вы действительно влюблены, это не даёт вам права нарушать закон.

– Я знаю о законе, – поспешил за ней юноша. – И мне всё равно, я согласен скрываться.

– А вы спросили у Анны, согласна ли она? – обернулась Амелия, одарив парня презрительным взглядом.

– Но ведь, – остановился в растерянности тот, – она сказала, что подумает.

– Она сказала, что подумает над вашим предложением. А о законе Анна и не знала.

– Что? – удивился Уилл. – Все об этом знают, как она могла не знать?

– Мы живём в лесу, – напомнила женщина, выводя из конюшни гнедого жеребца. – Она мало знает о внешнем мире.

– Но, – начал было юноша.

– Послушайте, – перебила его Амелия. – Вам кажется, что Анну можно так просто получить, потому что она деревенская девушка. Но это не так. Если вы действительно имеете серьёзные намерения, то подождите полгода, когда она вступит в права на графский титул, тогда и приходите говорить о женитьбе. Когда у Анны будет из чего выбирать, – женщина сунула поводья в руку растерянного юноши.

– Права на графский титул? – пробормотал тот недоуменно.

– Да. Она дочь графа Алоиса и с шестнадцати лет вступает в законное владение его имением при условии скорого замужества.

– Так значит, – Уилл прикрыл глаза ладонью, пытаясь собраться с мыслями, – она сестра нынешнего графа?

– Можно и так сказать, – вздохнула Амелия отрешённо и тут же снова серьёзно глянула на гостя. – Если она предпочтёт вас другим претендентам…

– Но почему она сама не знает? – перебил вдруг юноша. – Почему никто не знает об этом?

– Всему своё время, – сердито ответила женщина. – А вам, если вздумаете раструбить, никто не поверит.

– Почему я должен верить вам сейчас? – Уилл нахмурился.

– Ваше право не верить. Однако, зачем мне обманывать? Я всего лишь хочу уберечь дочь от необдуманных решений и возможной казни за нарушение закона, который ещё полгода будет иметь над ней власть.

– Благодарю, – вздохнул парень с нескрываемой печалью и, не пытаясь продолжить разговор, взобрался в седло. – Я поговорю с Мари сам.

– Не говорите ей раньше времени, – попросила Амелия строго. – По крайней мере, если не хотите, чтобы она сочла вас сумасшедшим.

Уилл кивнул отвернувшись и пришпорил коня. Женщина покачала головой, глядя ему вслед, переводя дыхание после не в меру смелого разговора, и повела свою лошадку в конюшню, чтобы накормить и дать ей немного отдохнуть. Нужно было собираться в неблизкий путь до столицы.

* * *

– Опять он куда-то подевался! – возмущался Северин, выходя из таверны во двор. – Юрген, ты видел этого бунтаря?!

– Успокойся, пожалуйста, – вздохнула хозяйка постоялого двора, остановившись в дверях. – Ты же говорил, что он влюбился, вот и поехал, наверное, к ней…

– Что за глупости. Нам нужно ехать в столицу!

– Вернётся и поедете, – успокаивала Гризельда. – Вы не опаздываете.

– Я и Анну отправил в столицу, наверняка она уже уехала. Зря теряем время!

Со стороны дороги послышался топот коней. Советник прислушался, затем удивлённо пригляделся – из-за деревьев выехал крытый графский экипаж и, не сбавляя скорости, пронёсся мимо постоялого двора и дальше через всю деревню, поднимая клубы жёлто-серой пыли.

– Виконт? – удивлённо нахмурилась женщина.

– Виконт сейчас шатается по лесу! – возмутился Северин. – Видимо, это Эрмелинда. Но что она забыла в столице?

– Почему ты думаешь, что леди Эрмелинда направляется в столицу?

– Больше некуда, – задумчиво произнёс советник. – Догоним экипаж по дороге. Надеюсь, Уильям скоро вернётся, не найдя своей зазнобы на месте.

– Не будь так строг, – улыбнулась Гризельда. – Ты и сам был таким же в молодости.

– Да, – недовольно ответил Северин, – и всерьёз рисковал головой. Эрмелинда доверила мне Уилла, а он уже дважды от меня убежал. Куда это годится?

– Не переживай так, – она потянула мужчину за руку обратно в таверну. – Пойдём, я накормлю тебя и будешь собираться.

– Вот бунтарь, – вздохнул советник, опуская голову и следуя за Гризельдой. – Не хватает ему отцовского присмотра…

– А почему ты не сказал сразу, что он виконт? У тебя есть секреты даже от меня? – спросила она чуть погодя.

– Я ведь не мог представить его как есть при тебе и Юргене. Он сам бы что-нибудь заподозрил. А потом как-то вылетело из головы.

– Значит, с секретами это была затея Уильяма?

– Да, он тот ещё ребёнок, всё никак не наиграется, – покачал головой Северин.

– Даже хорошо, что ты сразу не сказал, – улыбнулась вдруг женщина, остановившись у входа в кухню. – Я и теперь буду думать всё время, как бы не ляпнуть ненароком, что я знаю правду. Не говори Юргену, наш простак сдаст сразу, и сам не заметит.

Северин усмехнулся мимолётно, но тут же снова вернул на лицо встревоженный вид.

– Ох уж этот Уильям, – вздохнул он, когда Гризельда скрылась-таки за дверью. – Кажется, я становлюсь староват для его игр…

В скором времени беглец вернулся в Волдрен. С угрюмым видом вошёл он на постоялый двор, где Юрген седлал коня его спутника.

– О! Доброго дня вам, – поприветствовал мужчина. – Советник вас обыскался.

– Где он? – тихо спросил юноша, не взглянув на трактирщика.

– Обедает, – махнул рукой Юрген. – Я попрошу Гризельду и вам накрыть.

– Не нужно, – бросил Уилл, заходя в таверну.

– Уильям! – Северин вскочил из-за стола. – Где тебя носило?! Нам давно нужно было выдвигаться.

– Я не поеду в столицу, – бросил парень, не обращая внимания на грозный тон спутника. – Мне нужно вернуться в имение и поговорить с матерью.

– Значит, поедешь в столицу, – саркастично усмехнулся Северин. Видно, после вкусной еды его настроение чуть улучшилось. – Потому что твоя мать проехала здесь полтора часа назад. И мы можем её догнать.

– Что? – парень искренне удивился. – Она ведь не собиралась ехать.

– Как видно, собралась, – хмыкнул Северин. – Быстро ешь и поехали.

– Я не голоден.

– Решил отощать на любовной почве? – он сердито нахмурил брови. – Леди Эрмелинда не будет рада, услышав о твоих похождениях. И что ты собрался с ней обсуждать? Материнские нервы не выдержат твоих спонтанных решений, потерпи.

– Я не буду есть, – буркнул юноша, отворачиваясь. – Жду тебя во дворе и уже готов ехать.

– Нет уж, постой! – возмутился Северин. – Хватит игнорировать меня! Ты собрался рассказать матери о своём намерении жениться?!

– Нет! – выпалил Уильям наконец. – Не твоё дело! – он вышел, хлопнув тяжёлой дверью.

Советник несколько секунд удивлённо смотрел ему вслед, затем со вздохом опустился на скамью. Из кухни показалось взволнованное лицо Гризельды.

– Вы повздорили? – спросила она участливо и медленно подошла к удрученному мужчине.

– Влюблённый, – вздохнул тот, продолжая неохотно допивать кисловатое вино.

– Всё уладится, – улыбнулась женщина и легонько погладила его седую голову. – Молодость – горячая пора. Скоро остынет.

– Да, знаю… Дай Бог Эрмелинде дожить до того дня, когда Уилл начнёт думать и о её благополучии тоже…

* * *

День четвёртый.

Догнать экипаж, несмотря на совсем небольшой разрыв во времени, всадникам так и не удалось – конь Уильяма подвернул ногу сразу за каменным мостом, который, как решил парень, явно был кем-то проклят. До ближайшей деревни путь серьёзно замедлился. Поменять лошадей удалось только под утро, благо небо было ясным, и тонкая луна достаточно хорошо освещала дорогу, путникам не пришлось делать остановку на ночь. Всю дорогу Уилл угрюмо молчал, на вопросы спутника отвечал неохотно и не собирался ничего объяснять. Вскоре Северину надоело пытаться что-то разузнать, и он точно так же погрузился в свои раздумья, не пытаясь поддержать беседу с виконтом.

До столицы они добрались лишь к полудню. Уставшие и сонные путники въехали в городские ворота, советник тут же приостановил коня.

– Я хочу отдохнуть с дороги, – вздохнул он, не рассчитывая получить ответ. – Поеду домой. Если хочешь, остановись у меня, вечером явишься во дворец.

– А почему ты не хочешь остановиться там? – спросил парень, устало потирая глаза. – О нас сразу и доложат.

– Не люблю я все эти замки с кучей важности и стражи, – ответил Северин с облегчением, видя, что Уильям чуть смягчился.

– Да? По тебе не скажешь, – усмехнулся юноша, не расставаясь при этом с печалью на лице. – Сам ты такой важный.

– Ну, знаешь, – буркнул советник, затем вновь вздохнул удручённо. – Вечером прибуду в замок.

– Как хочешь, – бросил Уильям и двинулся дальше, не прощаясь со спутником.

– Ох уж эта молодость, – покачал головой Северин, – всё спешит куда-то, – он похлопал лошадь по шее. – Пошли домой…

Во дворе замка виконта встретили довольно холодно – стража еще не могла узнать его в лицо, тем более, что юноша был без всякой охраны и сопровождения, и поверила в чин Уильяма только после предоставления соответствующих бумаг. Тут же был отправлен человек для доклада о приезде дальнего родственника герцогу. Уильям тем временем спешился у парадных дверей, отдал коня кому-то из слуг, а сам задержался, увидев пышный сад, разбитый перед восточным крылом замка. Густая зелень манила прохладой и тишиной, а серые камни стен дворца, напротив, навевали ещё большую печаль. Заходить внутрь – в полумрак дворцовых коридоров, где придётся всем улыбаться и кланяться, изображая фальшивую вежливость, совсем не хотелось. Юноша подумал ещё секунду и, решив что можно немного задержаться, направился прямо к саду.

– Всё равно все заняты подготовкой к празднику, никто и не заметит, если я появлюсь чуть позже или чуть раньше, – размышлял он, бормоча себе под нос. – А пока можно спокойно всё обдумать.

А подумать было над чем, прежде чем искать разговора с матерью. Что он будет спрашивать у неё? Станет возмущаться? Выяснять, почему она не сказала раньше, что у него есть сестра? А когда он узнает правду, станет ли легче? Уже всё равно – Мари не будет его женой. Он влюбился без памяти в собственную сестру, что за ночной кошмар?! Из всех людей королевства именно она – крестьянская девушка из леса, спасшая ему жизнь, оказалась дочерью Алоиса.

– Зачем отцу нужна была дочь? – задумчиво прошептал Уильям. – Она младше меня, значит, наследник уже был. Зачем ему… не с мамой, – сонные мысли старательно путались и никак не хотели искать логики в действиях погибшего отца. – Ладно, – юноша вздохнул, вбирая полной грудью ароматы всё ещё цветущего осеннего сада, – всё узнаю у мате… – он резко остановился, в недоумении уставившись на затенённую скамейку под увитой виноградом аркой. Вяло перелистывая страницы небольшой книги, на лавочке сидела Мари.

Юноша замер, не зная, как теперь скрыться незамеченным и как, если придётся, говорить с девушкой, на которой он только вчера уверенно хотел жениться, а сейчас… Скоро должен будет разделить отцовское имущество и смотреть, сжимая кулаки и скрипя зубами, как к завидной невесте сватаются другие кавалеры со всех концов королевства. Нет, нужно сначала всё обсудить с матерью, чтобы не осталось лишних вопросов, догадок и предположений. Но…

– Уилл! – девушка подскочила с лавочки, захлопывая книгу. – Вы наконец доехали! Это граф так долго копался? – она с радостной улыбкой подбежала ближе и собралась было повиснуть на шее неожиданно появившегося знакомого, но остановилась. Увидев его озадаченность, она вспомнила, что и сама не должна так радоваться встрече, не выяснив некоторых подробностей их прошлого разговора. – Я… хотела кое-что тебе сказать, – опустив глаза, тихо произнесла она. – На счёт нашего…

– Я хотел бы сначала уладить кое-какие дела, – перебил юноша, отводя взор.

– Нет, мне очень нужно сказать сейчас, – настаивала Мари. – Потом я не смогу. Это насчёт твоего предложения, – она говорила быстро, чтобы собеседник не перебил её снова, чтобы не потерять подаренной неожиданностью момента смелости. – Я узнала, что есть закон… Наверное, ты думал, что я знаю, поэтому не сказал. И если ты этого действительно не боишься, то я бы хотела… Я не буду против, – она замялась, давая Уильяму шанс вставить слово.

– Мари, – чуть громче произнёс он, вздрогнув от холодности собственного голоса, – у нас нет совместного будущего, – парень отвернулся, чтобы не показать овладевшей лицом печали. – Прости, – он зашагал прочь из сада. В надежде, что разговор на этом будет закончен, что у девушки не появится лишних вопросов, или растерянность не даст сразу озвучить их. Только бы скорее скрыться от удивлённого взгляда её карих глаз. Таких манящих глаз… таких желанных губ… Юноша зажмурился, отчаянно отгоняя трепетные мысли о вчерашнем поцелуе. Только теперь он вдруг понял: рыжеватые, почти медного цвета волосы, карие глаза, бледная кожа – такая редкость для Ладлера. Он не обратил внимания, ведь часто видел людей с такими чертами среди гостей имения, среди прислуги и друзей графской четы, не обращая внимания на их различия с белокурыми жителями окружающих деревень. Это черты Сэфпейса, черты иноземцев, черты его отца…

– Значит, матушка говорила правду, – послышался чуть растерянный и в то же время возмущённый голос у него из-за спины. – Знать только играет с такими как мы!

Уилл немного замедлил шаг, хотелось обернуться, ответить, объясниться… Но что он скажет? Правду? Амелия просила не говорить ничего её дочери. Солгать? Зачем? Нет! Он с досадой тряхнул головой и продолжил путь.

– Дурак, – шепнула Мари, глядя ему вслед полными слёз глазами. – А я ведь тебе поверила, – она всхлипнула, сжала в руках свою книгу, что было сил. – Сама дура, – добавила со злостью и отправилась твёрдым шагом вглубь сада, чтобы там в одиночестве корить себя, реветь, кусая губы, и проклинать весь род мужской за ложь и предательство лишь одного его невыносимо привлекательного и от этого ещё более жестокого представителя.

 

Глава 5. Нераскрытые тайны

Полчаса спустя.

Статная, хотя и довольно пожилая женщина медленно вышла из-за высокой двери покоев герцога. Разговор с младшим братом сложился весьма натянутым и в конце концов скатился до угроз – Аделард уже почти в открытую обвинял сестру в заговоре и государственной измене за то, что она и её сын совершенно перестали участвовать в дворцовой жизни и не появились в замке ни по одному приглашению за много лет. Рано или поздно это должно было случиться, но Эрмелинда всё же не была готова, она надеялась, что год пройдёт гладко, если как можно реже покидать имение и не показываться на глаза герцога. Внезапная смерть мужа подорвала здоровье немолодой графини, а подозрения брата заставляли сердце сжиматься в мучительном предчувствии. Наверное, только предстоящая вскоре коронация не давала ему разделаться с сестрой путём суда и публичной казни. Голова женщины закружилась, стало тяжело дышать, она пошла по коридору, придерживаясь стены, надеясь как можно скорее добраться до своих покоев и хоть на минутку прилечь.

Но у двери уже ждал Уильям. Он переминался с ноги на ногу, с закрытыми глазами и весьма унылым видом продумывая, что именно должен спросить у матери, когда та подошла почти вплотную.

– Мальчик мой, – натянуто улыбнулась графиня, сделав вид, что позабыла о том, что запретила сыну приезжать в столицу. Сейчас ссора с ним могла стоить жизни и нужно было любым способом заставить его поскорее уехать, – ты наконец прибыл. Что же вас так задержало?

– Мама, – юноша опустил глаза, не поприветствовав мать, – мне нужно поговорить с тобой.

– Мне тоже, милый мой, нужно с тобой поговорить. Но не сейчас.

– Это срочно, – сурово возразил парень. – Я должен узнать кое-что о вас с отцом.

Эрмелинда вздрогнула, дурное предчувствие сдавило сердце, дыхание перекрыло, и в глазах начало темнеть.

– Скажи мне, почему отец, – продолжил было Уильям, но тут же отвлёкся, бросился к пошатнувшейся матери. – Что с тобой?!

Он с трудом удержал женщину на ногах, не раздумывая толкнул дверь её покоев и помог добраться до кровати.

– Не волнуйся, ложись! – засуетился сын. – Я позову кого-нибудь. Эй! Есть тут кто?! – крикнул он, выбежав в коридор и лишь сейчас мельком обратив внимание на то, что в замке было на удивление мало прислуги.

За соседней дверью послышались быстрые шаги, и через пару секунд оттуда выглянула герцогиня. Лицо её было усталым.

– Кто вы? – спросила она недовольно. – Почему кричите?

– Позовите скорее врача! – грубо ответил юноша. – Графине плохо.

Ребекка озадаченно нахмурилась, вышла из комнаты и быстро направилась дальше по коридору. Пройдя немного вперёд, она постучала в ещё одну дверь, но там никто не ответил. Слуги, приставленного к целительнице, на месте тоже не было.

– Я сейчас найду врача, – успокоила гостя женщина, ускоряя шаг.

Уилл взволнованно глянул ей вслед и вернулся к матери.

– За доктором уже послали, – тихо произнёс он, присаживаясь на край кровати. – Что с тобой?

– Не волнуйся, я всего лишь переволновалась, – ответила графиня. – Милый, ты должен сейчас же покинуть замок и отправиться домой.

– Что? – удивился юноша. Он понимал, что ослушался материнского приказа, обманув Северина и приехав в замок, где по неисчислимому количеству порой нелепых причин не был уже много лет, но сдаваться так просто не собирался. – Нет, когда тебе станет легче, мы поговорим и…

– Сын мой, – повысила голос Эрмелинда, – я расскажу тебе всё, что пожелаешь, в нашем имении, но сейчас ты должен ехать домой, да так, чтобы никто не знал, что ты покидаешь столицу. Ты помнишь, как мы приезжали сюда, когда ты был маленьким? Когда я показывала тебе замок, то мы видели и ворота за западным крылом, которыми пользуются слуги. Уходи через них, не заходя на конюшню, в городе купи лошадь, – она сунула в руки сына небольшой кожаный мешочек с деньгами. – Тебя здесь почти никто не помнит, слуги и стража не должны узнать тебя, но в крайнем случае веди себя уверенно. Вся власть твоего дяди держится на страхе, но за щедрое вознаграждение можно купить молчание простой прислуги. Только не попадайся на глаза солдатам, особенно у главных ворот. Отправляйся прямо сейчас, немедленно.

– Но ты, – начал было Уильям.

– Я поеду следом.

– А…

– Сейчас же! – отрезала Эрмелинда так строго, что он понял – спорить нет смысла.

– Ладно, – буркнул он, поднимаясь. Такая резкость не была присуща его матери, и от этого тайна, скрытая в её словах, ещё больше настораживала. – Я жду нашего разговора.

Он вышел, оставив дверь приоткрытой, и тут же в коридоре встретился лицом к лицу с бледной и взволнованной Мари. Юноша остановился в шаге от неё, отводя опечаленный взгляд, процедил сквозь зубы:

– Это моя мать. Будь внимательна… Прошу, – добавил он тихо.

Девушка тоже отвела взор, но по виду её можно было сказать, что разговор с обидчиком мало волнует её, что-то другое заставляло Мари нервно кусать губы и шарить глазами по полу, стараясь взглядом не выдать свою тайну. Юноша не заметил этого в попытке не показать собственного смятения, шагнул в сторону, уступая дорогу, и двинулся дальше по коридору.

Уезжать вот так – не расставив все точки над «i», не решив тягостной проблемы, не хотелось, но перечить матери, находящейся и без того не в лучшем здравии, хотелось ещё меньше, и Уилл смирился. В конце концов… Мари его сестра. Когда она сама узнает об этом, обязательно поймёт его поведение. Поймёт и станет каждый день появляться перед ним с невинной улыбкой на лице, одаривать тёплым взглядом, невесомым поцелуем перед семейным завтраком, желать доброго утра и безмятежных снов и засыпать лёгким девичьим сном в соседней спальне – не с ним, не в его объятьях, не в его ласках! Сердце разрывало грудь в приливе жгучих ревностных чувств, а здравый смысл твердил: «Забудь! Забудь! Забудь!». Уильям не сдержал себя, обернулся в надежде ещё раз увидеть милое лицо своей спасительницы, хотя бы вскользь взглянуть в её глаза, поймать лишь малую искру их незабываемого, неповторимого огня, но в просторном коридоре уже никого не было. Он до боли сжал кулаки, заставляя себя отвернуться, зажмурился, отгоняя все мысли о любви, ставшей в один миг запретной, невозможной… И зашагал дальше по устланному пёстрым ковром полу. А в горле остался стоять болезненный ком невысказанных слов оправдания, извинения и признания.

* * *

Четвертью часа раньше.

Мари после неприятного разговора в саду задержалась ещё немного в тени узких аллей, ища в нежных цветочных ароматах утешения задетой гордости и растоптанному доверию, но почему-то сладкий запах и щебетание птиц лишь больше удручали её. В голову всё лезли романтические мысли о самой волшебной ночи в жизни, но теперь волшебство обернулось разочарованием, и мысли эти были в тягость. Душа металась в клетке непонимания человеческой жестокости и осознания своей никчёмности, обиды и одиночества.

Девушка вернулась в замок, попросила слугу, ожидающего её возвращения на лестнице у парадного входа, отнести ненужную больше книгу в комнату, а сама задержалась на несколько мгновений, окидывая бесстрастным взглядом широкий двор, и направилась к покоям леди Фрок. Герцогиня должна была сейчас быть там, и слуга, расслабившись, не очень-то заботился о слежении за гостьей.

Мари неторопливо поднялась по ступеням, вошла в замок, помедлила немного, вспоминая дорогу по широким его коридорам, и направилась по пути, который сочла правильным. Но уже после пары поворотов коридора она поняла, что с самого начала двинулась не в ту сторону, собралась было развернуться и идти обратно, но за спиной послышались шаги и голоса.

– Убей его! – раздался резкий мужской голос, и душа девушки ушла в пятки. Тут же вспомнились слова Фрок, которые, впрочем, почти не покидали мыслей Мари, стало не по себе. Она в панике окинула взглядом просторный коридор, взор упал на ближайшую дверь. – Сегодня же ночью, – продолжал голос, приближаясь. Она нырнула за дверь, оставив её чуть приоткрытой. Страх встретиться с говорящим был куда сильнее страха побеспокоить кого-нибудь в его покоях, там уж она оправдается как-нибудь, а вот оправдываться перед вероятным убийцей желания не было никакого. Оставалось только надеяться, что открытая комната не принадлежит ему самому.

– А что делать с графиней? – поинтересовался второй голос, более низкий.

– Она пусть живёт пока, иначе будет подозрительно. А его выпихнуть в окно, чтобы всё выглядело случайностью, – ответил первый.

Мари прижалась к стене рядом с дверью, надеясь, что та сейчас не распахнётся и говорящие не войдут в длинный обеденный зал, в котором она оказалась. Шаги приближались.

– А смерть виконта в первую же ночь не покажется странной? – язвительно заметил второй голос.

– Плевать, пусть щенок умрёт сегодня же!

Шаги проследовали мимо, начали отдаляться. Мари еле слышно выдохнула.

– Как скажешь, отец.

Сердце девушки сжалось под новой волной страха от понимания происходящего. Конечно, вот о ком говорила Фрок – о графине и её сыне! Граф погиб около года назад, вот кто ждёт на небесах!

– Господи, – прошептала Мари дрожащими губами, – нужно срочно предупредить виконта!

Она прислонилась ухом к двери – в коридоре было тихо, приоткрыла её медленно, выскользнула наружу и на цыпочках побежала обратно к выходу из замка, чтобы оттуда вновь попытаться найти дорогу к покоям Фрок. Герцогиня наверняка поможет отыскать виконта, она ведь не может быть в этом замешана. В такое девушка не могла поверить. Главное, всё правильно объяснить и не опоздать.

Но у выхода встретился суетливый слуга, приставленный к Мари для формального слежения.

– Вот вы где! – обрадовался он взволнованно. – Герцогиня ищет вас!

– Что-то с миледи?! – испугалась она, на секунду забыв о том, что сама только что искала Ребекку совсем по другому поводу.

– Нет, что-то с графиней.

– Графиней? – странных совпадений становилось всё больше. Что она делает в замке? Почему ей понадобилась помощь врача? Неужели на жизнь графини уже покушались? Мысли в панике метались, даже не пытаясь обратиться к простейшей логике.

– Да, да! Быстрее, – поторопил слуга.

В голове вспыхивали сотни вопросов, без ответов они путались всё больше, заставляли полностью погрузиться в тяжёлые раздумья. Как заговорить с графиней о покушении? Какой она человек? Как отреагирует на возмутительное и пугающее заявление от никому неизвестной девчонки из леса? Всё покажет время. Но много ли его? Быть может женщину отравили? Или ранили? Нет, нужно сначала помочь миледи, а потом уже думать, как сообщить ей нерадостную весть.

В коридоре, по которому рядом со слугой шагала Мари, открылась одна из дверей, из проёма вышла чья-то фигура. Девушка подняла глаза на приближающегося человека и на миг обмерла.

«Он здесь откуда?! – пронеслась паническая мысль, но тут же потонула в былых беспокойствах и вызвала даже подозрение. – Не он ли покушался на миледи?» – такую вероятность поворота событий хотелось бы сразу отбросить, но как-то не получалось, сердце тревожно сжималось, всё тело кололо иглами холодящего страха.

Юноша подошёл совсем близко, и до слуха Мари донёсся его сдержанный, но заметно напряженный шёпот.

– Это моя мать. Будь внимательна… Прошу.

Он сделал шаг в сторону и двинулся вперёд, оставив в мыслях полный кавардак. Хотелось окликнуть вчерашнего возлюбленного, попытаться что-нибудь узнать, добиться ответов. Но слуга тут же поторопил замедлившую шаг целительницу.

– Скорее, пожалуйста, – процедил он, боясь попасть в немилость герцогини за возможно роковое промедление.

– Да, – отрешенно шепнула девушка, вновь ускоряя шаг и отчаянно борясь с желанием обернуться.

Перед самой дверью она поглубже вдохнула, пытаясь усмирить бешеные мысли, и вошла в комнату. Пожилая женщина, сохранившая черты прежней красоты и горделивость осанки, встретила девушку непонимающим взглядом с противоречивой лёгкой улыбкой.

Мари молча попыталась сделать правильный реверанс и тут же подошла ближе к Эрмелинде.

– Миледи, что вас беспокоит? – спросила она, тут же поняв, что начала разговор как-то слишком резко.

– Она врач, – донёсся строгий голос слуги из-за спины.

– Да, – замялась на секунду девушка. – Мне сказали, что миледи себя плохо чувствует.

– О, не стоило беспокоиться, – легко махнула рукой женщина. – Я немного устала с дороги, вот и закружилась голова. Однако, ты не слишком молода для врача? – спросила она с некоторым недоверием, чуть помедлив.

– Я рано начала учиться, – ответила Мари краснея, надеясь что других вопросов не последует. Она сама никак не могла понять правильно ли говорит с высокопоставленной особой, соблюдает ли этикет. Решимость во что бы то ни стало остаться с графиней наедине перекрывала все прочие мысли, не давая сосредоточиться на поддержании естественности своих действий.

– Да? – удивлённо приподняла бровь Эрмелинда. – Как тебя зовут?

– Аннамари, миледи, – едва ли не пропищала девушка, чувствуя в вопросе пугающее подозрение.

Графиня окинула её изучающим взглядом.

– А откуда ты?

– Из Волдрена, – становилось всё страшнее. В чём её заподозрили?

– Ты дочь Амелии?

– Да, – она подняла изумлённый взгляд, размышления резко уткнулись в тупик.

– Выйди, – обратилась женщина к слуге. – Мне нужно поговорить с целительницей наедине.

– Но гер… – начал оправдываться мужчина.

– Тебе не следует видеть, как врач будет осматривать меня, – сурово отрезала графиня.

Слуга, казалось, перестал дышать от стыда, густой румянец тут же залил его лицо. Он отвесил поклон до самого пола и, не говоря ни слова, быстро удалился, прикрыв за собой дверь.

– Миледи, – выдохнула Мари, радуясь удачному стечению обстоятельств и тут же позабыв обо всех возникших вопросах и правилах поведения, – мне очень нужно поговорить с вами!

– Да? – удивилась женщина, видимо, решив помедлить с запланированным ей самой разговором. – И о чём же?

– Я знаю, что вы можете не поверить, но я сама слышала и узнала ещё кое от кого, что на вас готовится покушение. А вашего сына могут убить уже сегодня, – девушка осеклась. – Ваш сын… Уильям? Боже…

– Милая, – неожиданно мягко проговорила графиня, – это тебе, кажется, нужна помощь. Успокойся, присядь, – Эрмелинда указала ей на широкий пуф, стоящий напротив туалетного столика недалеко от кровати.

Мари вздохнула, снова пытаясь взять себя в руки и усмирить бешено колотящееся сердце, не дающее сосредоточиться ни на одной мысли, построить хоть сколько-нибудь логичную цепочку событий, произошедших за последние два дня и резко потерявших первоначальный смысл.

– Я слышала, – повторила девушка, опускаясь на бархат обивки, – как двое обсуждали покушение на вашего сына.

– Уильям уже отправился домой, – спокойно ответила графиня. – Я последую за ним сегодня. А ты, – Мари вздрогнула от неожиданного обращения. – Почему ты здесь?

– Я? – она несколько секунд пыталась вспомнить, что делает здесь в действительности. Мысли так перемешались, что простой вопрос едва не поставил её в тупик. – Я приехала, чтобы лечить леди Фрок, – наконец выдохнула она, радуясь, что причина-таки нашлась.

– В таком случае, дождись выздоровления девочки и возвращайся домой. А затем, вместе с матерью приезжайте в наше имение.

– Но до моего шестнадцатилетия ещё почти полгода, – непонимающе нахмурилась девушка. События меняли свой ход слишком резко, мысли не поспевали, понимать Эрмелинду становилось всё труднее.

– Ничего страшного, – улыбнулась графиня. – Там будет безопаснее.

Мари собралась было спросить, какая опасность может грозить ей – простой крестьянке, но тихий скрип двери за спиной оборвал нить разговора.

– Как вы себя чувствуете? – раздался взволнованный голос герцогини. Мари тут же подскочила, чтобы поприветствовать Ребекку, но та приподняла руку, жестом позволяя ей остаться на месте.

– О, я в порядке, – улыбнулась Эрмелинда. – Вы зря беспокоились, это лишь старческая усталость.

– Вы осмотрели миледи? – обратилась женщина к Мари.

– Да, – ответила за неё графиня. – Аннамари тоже говорит, что это несерьёзно.

– Какое облегчение, – выдохнула Ребекка измученно. – Я уже начинаю думать, что на наш замок наложили какое-то проклятье. Болезни и раздоры не оставляют этих стен.

Эрмелинда и Мари удивлённо переглянулись.

– Не берите в голову, – тут же улыбнулась герцогиня. – Я стала излишне подозрительной, наверное, от недостатка сна.

– Вам нужно больше отдыхать, дорогая, – покачала головой графиня. – Иначе силы могут оставить в самый неподходящий момент.

– Не до отдыха сейчас. Фрок чувствует себя куда лучше, благодаря удивительному лечению, – герцогиня с улыбкой взглянула на девушку, – но я всё же нервничаю, скорее бы моя крошка пришла в себя и мы с ней уедем загород, там спокойнее.

– На вашем месте, – посоветовала Эрмелинда, – я бы взяла леди Фрок и врача и отправилась за город прямо сегодня.

– Ах, Фрок ещё слишком слаба для такой поездки, – вздохнула Ребекка. – Я боюсь сделать хуже.

Мари чувствовала себя неловко, присутствуя при личной беседе двух высокопоставленных особ, но сидела молча, боясь помешать.

– Как ты считаешь, – обратилась к ней графиня, – болезнь Фрок так серьёзна?

– Я, – девушка снова была поставлена в неловкое положение, так как не знала, имеет ли право принимать такие решения.

– Да, вы так и не сказали мне, в чём же причина болезни, – вдруг вспомнила Ребекка. – И обещали рассказать о ваших способах лечения.

– У леди Фрок, – девушка краснела и мялась. Она обещала маленькой пациентке ничего не рассказывать её матери, правда и передать послание Богу она тоже обещала, но тут… Предать чувства ребёнка, могло означать потерять его доверие навсегда. А что тогда? Девочка вновь начнёт голодать? Нет, так нельзя. Но как же теперь выкрутиться?! – У миледи были проблемы с желудком, – с трудом выдавила ложь Мари.

– Но почему другие врачи не смогли ничем помочь или даже обнаружить болезнь?

– Я не знаю, ваша светлость, – она опустила глаза. – Но… Мои методы немного отличаются от привычных вам…

– Да? – женщина насторожилась. – И чем же?

– Она обучалась восточной медицине, – вдруг вмешалась в разговор графиня, видя неловкость целительницы.

Та вновь подняла удивлённый взор. Откуда Эрмелинда знает о ней столько? Вдруг девушку осенила догадка – возможно, Уилл рассказал всё это матери. Точно, он ведь сын графини. Как трудно оказалось свыкаться с этим фактом. В мыслях вновь взметнулся целый ворох вопросов. Почему он не сказал правду? Неужели он и впрямь такой обманщик? Хотел поиграть с ней, даже не назвавшись. Или у него были серьёзные причины скрывать своё происхождение? Может что-то действительно заставило его изменить решение и сделать вид, что той волшебной ночи не было? Нет. Он мог бы рассказать. Мог оправдаться. Он просто капризный и избалованный ребёнок, нашедший игрушку и тут же потерявший к ней интерес…

– Да? – голос герцогини резко выдернул Мари из размышлений. – Я слышала, что много лет назад у нас проездом был известный доктор восточной медицины. Но он уехал или умер.

– Он меня обучал, – вдруг подала голос девушка, тут же покраснев, понимая, что совсем невежливо перебила Ребекку.

– Вот оно что. А почему же вы не сказали сразу?

– Дело в том, – потупив взор, тихо ответила она, – что вы могли бы испугаться и не разрешить мне лечить миледи, увидев инструменты.

– Они действительно такие страшные? – удивилась женщина.

– Нет, вовсе нет, – поспешила оправдаться Мари. – Это всего лишь иглы. Их нужно ставить в точки, расположенные в определенных местах человеческого тела… И таким образом…

– Я поняла, – рассмеялась герцогиня над неловкими её описаниями, – не утруждайте себя объяснениями. Главное, что это помогло моей дочери пойти на поправку. Кстати, она очень просила, чтобы вы к ней пришли в обед, сказала что вы обещали ей какую-то особенную еду. Это так?

– О, это про варенье, – улыбнулась девушка. – Я обещала, что когда миледи сможет ходить и кушать сама, то я принесу ей розовое варенье. За завтраком она ещё не могла подняться, но уже сама держала ложку. Так что я должна поспешить и найти его, чтобы не расстроить миледи.

– На кухне вам дадут всё, что попросите, – улыбнулась Ребекка. – Я ещё ночью сделала распоряжение.

Мари поднялась, нерешительно поклонилась. Она не знала, то ли сейчас должна кинуться на кухню – время обеда уже наступало, то ли нужно дождаться окончания разговора – их беседа с графиней была прервана неожиданно.

– Зайди ко мне, когда освободишься, – придала уверенности Эрмелинда.

Девушка снова быстро поклонилась, забыв про реверанс, и буквально выбежала из комнаты. Вопросов не стало меньше, мысли продолжали путаться.

– Сначала леди Фрок, – вздохнула она, прикрыв дверь. – Потом всё остальное…

 

Глава 6. Бегство

Розового варенья на кухне выдали целую банку, и теперь Мари пыталась сделать как можно более непринуждённый вид, чтобы сказать маленькой леди, что её просьба передана и начала исполняться. Утром девушка тянула время как могла, говорила что-то о границах ангельских возможностей, плела всякую чушь о стараниях, не зная наверняка, что вся эта история не является плодом детского воображения или недопонимания взрослых разговоров. Ей было стыдно так обманывать доверчивую девочку, но вылечить её казалось куда более важным, чем соблюсти чистоту своей совести.

Мари осторожно толкнула дверь, тут же до слуха донёсся мужской голос, и она остановилась в проходе, слегка опешив и испугавшись, что по ошибке зашла не в те покои. Но растерянный взгляд встретился с глазами Фрок. Та сидела на краю кровати и глядела то на своего ангела, то на молодого мужчину, стоявшего вполоборота между постелью девочки и выходом, взирая на неожиданную гостью с удивлением и нескрываемой злобой.

– Ты кто ещё?! – рявкнул он так, что девушка потеряла на секунду дар речи. – Стучать тебя не научили?!

– Это мой врач! – возмутилась Фрок, бросая на мужчину сердитый взгляд. – Она пришла меня кормить.

– Врач? – усмехнулся тот, делая шаг к Мари. – Что это за врач такой? – окинул её презрительным взглядом.

– Герцогиня велела мне покормить миледи именно сейчас, – набравшись смелость, произнесла она спокойно, но чувствуя что-то неладное.

– Что ж, раз она приказала, приступайте, – бросил мужчина, пригладив одной рукой недлинные песочно-русые волосы и обнажив зубы в надменной улыбке.

– Могу я попросить вас, – начала девушка, но Фрок перебила её, продолжив просьбу по-своему:

– Братик, оставь нас вдвоём, пожалуйста, – улыбнулась малышка.

Маркиз глянул на сестру с какой-то наигранной добротой, вновь посмотрел на Мари, та, преисполненная решимости, сделала несколько шагов к кровати пациентки, стараясь при этом сторониться незнакомца. Тот удивительно быстро сменил гнев на милость, улыбнулся широко и, легко кивнув головой, видимо, в знак извинения или прощания, вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.

Фрок заболтала ногами, заметив, что в руках девушки две тарелки вместо положенной одной.

– Ты принесла его, да? Принесла варенье? – спросила она с нетерпением.

– Да, – тревожно ответила Мари, всё ещё обеспокоенная неожиданной встречей с маркизом.

– Значит, я должна начать ходить, так? – поинтересовалась Фрок.

– Нет, – она сделала попытку улыбнуться. – Не обязательно. Я вижу, как ты стараешься выздороветь.

– Я очень стараюсь, – девочка выглядела невероятно счастливой и, несмотря на бледность и худобу, казалась почти здоровой.

– А это был маркиз Болдер? – попыталась уточнить Мари. В их долгом ночном разговоре Уилл немного ознакомил её с именами наиболее важных знатных персон и степенями их родства.

– Братик Болдер, – хихикнула Фрок. – Он зашёл, чтобы узнать, как я себя чувствую.

– И больше ничего? – как можно менее подозрительно постаралась спросить она.

– Хотел что-то ещё сказать, но тут ты пришла. Братик не в духе, – девочка вздохнула. – Но, кажется, он ещё не стал злым как папа.

– Конечно, нет, – Мари решила, что не стоит делать какие-либо выводы раньше времени, чтобы не разрушить хрупкое доверие ребёнка к малознакомой ангелу-целительнице.

– А ты передала послание? – этого вопроса девушка больше всего хотела избежать, но он всё же прозвучал.

– Да, – чуть помедлив, ответила она. – На небе как раз сейчас ищут, кого нужно предупредить.

– Вот здорово! – обрадовалась малышка. – Ты вправду настоящий ангел! Вот братик и пришёл сегодня навестить меня. Значит, Господь уже помогает нам!

– Да, – Мари улыбнулась, стараясь не показывать волнения. – Ну, давай-ка есть, всё уже остыло.

Фрок болтала не умолкая, беззаботной детской радостью отвлекала целительницу от тяжёлых раздумий, пока та совсем не позабыла о тревогах и не увлеклась бурной беседой. Где-то в глубине сознания осталось напоминание, что нужно скорее вновь посетить графиню, но волнение почти полностью рассеялось, уступая место облегчению и даже скрытой гордости за улучшающееся состояние пациентки.

– А тебе обязательно нужно идти? – недовольно спросила та, когда Мари собрала грязную посуду и поднялась со стула, стоявшего у самой кровати девочки.

– Да, у меня есть важное дело, – улыбнулась она. – Но я вернусь вечером и накормлю тебя ужином.

– Хорошо. Разузнай, как там дела на небе, – успокоилась Фрок. – Я буду ждать.

– Постарайся поспать, – попросила девушка напоследок и вышла, прикрыв за собой дверь.

* * *

«Теперь к графине!» – успела подумать Мари, но мысль не получила продолжения – опершись плечом о стену, в трёх шагах от двери стоял маркиз, и на лице его при виде девушки проявилось нетерпеливое ликование – её-то он и ждал.

Не говоря ни слова и стараясь сохранять внешнее спокойствие, она кое-как поклонилась, одной рукой держа тарелки, другой отводя в сторону край юбки, и хотела было пройти мимо, но мужчина так же молча преградил ей дорогу. Сердце от страха бешено колотилось. Что он задумал? Что заподозрил? Неужели всё понял?

– Иди за мной, – негромко и удивительно мягко вдруг произнёс маркиз, разворачиваясь к ней спиной. – Хочу с тобой поговорить, – он зашагал по коридору.

Мари секунду помедлила, затем беззвучно вдохнула поглубже, набираясь смелости, и засеменила следом. Болдер дошёл до конца коридора, приоткрыл высокую дверь, пропуская Мари вперёд. Они оказались в просторном зале, очень похожем на тот, в котором «плакали» свечи вчерашней ночью, но сейчас в окна били яркие солнечные лучи, и залитое светом помещение не казалось таким скорбным и угнетающим.

– Сюда, – коротко позвал мужчина, когда Мари немного замешкалась, оглядывая зал. Та поспешила за ним, боясь перечить столь важной особе и попутно стараясь продумать, как оправдываться в случае, если он о чём-то догадался. Они зашли в ещё одну дверь, снова оказались в широком полутёмном коридоре без окон, дошли до первой двери. Мужчина открыл её ключом, вновь встал в стороне, пропуская девушку вперёд. Она остановилась перед входом в слабо освещённую спальню, непонимающе посмотрела на маркиза.

– Заходи, – поторопил тот, но она не сдвинулась с места. Его губы слегка растянулись в подозрительной усмешке. – Боишься меня? – спросил Болдер прямо. – Разве у тебя есть причины бояться?

Девушка поняла, что ведёт себя сейчас чересчур подозрительно, попыталась ответить как можно спокойнее.

– Это же спальня, – произнесла она чуть дрожащим голосом. – Мне неприлично находиться в покоях вашей светлости. Что о вас могут подумать?

– Мне всё равно, кто что подумает, – всё с той же непонятной улыбкой буркнул маркиз. – Нужно только поговорить.

– Мы могли бы поговорить здесь, – продолжала отпираться Мари.

– Нет! – вдруг повысил голос Болдер. – Заходи сейчас же.

Внезапно взметнувшийся страх заставил её повиноваться. Дверь закрылась и, услышав, как проворачивается ключ в замке, Мари окончательно уверилась, что ждать ей беды.

– Ты прямо трясёшься, – усмехнулся маркиз, забрав у девушки тарелки, которые она всё ещё держала в руках. Он подошёл к окну, оставив посуду на письменном столе, и одёрнул тяжёлые гардины. Свет залил просторную комнату, и Мари смогла хотя бы начать дышать, рассеявшаяся тьма унесла с собой часть пугающих мыслей. – Чего ты боишься?

– Вы не будете приставать? – вдруг осмелилась спросить она.

– Приставать? – мужчина презрительно усмехнулся. – По-твоему мне не хватает женщин, что я опущусь до прислуги?

От резких слов стало обидно, но в то же время немного полегчало.

– Что вы хотели? – девушка взяла себя в руки, поняв, что теперь главное не показать, что ей известно о заговоре.

– Что тебе сказала Фрок? – спросил маркиз, вновь сделавшись серьёзным.

– А что она должна была мне сказать?

– Не строй из себя дурочку, – он недобро нахмурился. – Что моя сестра рассказала о графине и её сыне?

– Мы не говорили о них, – как можно более искренне удивилась Мари. – Только о её болезни.

– И чем же больна Фрок? – вновь ухмыльнулся мужчина.

– У неё проблемы с желудком, – начала было девушка, но Болдер угрожающе шагнул в её сторону, ухмылка стала ещё шире.

– Даже если так, – произнёс он глухо, – что же ты испугалась, увидев меня?

– Я решила, что вошла не в ту комнату, – честно призналась она, радуясь, что хотя бы сейчас не приходится выдумывать оправдание. – А потом…

– Потом, – бесцеремонно перебил её маркиз, – ты узнала кто я и попыталась стать спокойной, но страх не покинул твоих глаз, и лицо оставалось бледным, – он сделал ещё два шага вперёд, оказался в пугающей близости. – Прямо как сейчас.

– Я вас не боюсь! – вдруг вспылила Мари, не найдя иного выхода. Щёки её тут же загорелись румянцем, волнение заставило кровь прилить к лицу. – Я лишь пытаюсь соблюдать правила приличия!

– Плевать я хотел на все эти правила, – сквозь зубы прорычал мужчина, склоняясь к самому лицу девушки, даже не пытающейся теперь отвести пылающий негодованием взор. – Если мои планы сорвутся, поплатишься за это ты.

– Я не знаю ничего о ваших планах, – отчеканила она и отвернулась к двери, чтобы не показать новой волны страха, отчаянно пробирающейся во взгляд. – Теперь я могу идти?

Мужчина молча обошёл её, провернул ключ в замочной скважине и, открыв дверь, жестом попросил покинуть комнату.

– Если попытаешься сбежать, – бросил он небрежно, когда Мари уже сделала пару шагов по коридору, – тебя убьют без разбирательств.

Дверь хлопнула, и сердце девушки на миг остановилось. Она несколько секунд стояла в запуганном оцепенении, глядя куда-то в пустоту перед собой, затем вздохнула шумно и прерывисто, зажмурилась, стараясь не дать волю слезам, и побежала вперёд, не разбирая дороги. Лишь бы убраться подальше пока маркиз не передумал и не убил её прямо сейчас.

* * *

Когда на город только начали опускаться вечерние сумерки, в столицу въехала небольшая открытая повозка, запряжённая одним тяжеловозом, бодро отбивающим копытами рысь по каменной мостовой. Лошадка доскакала до замковых ворот, и женщина на облучке потянула поводья.

– Мне нужно повидаться с дочерью, она была вызвана к миледи в качестве врача, – произнесла она чинно, обращаясь к подошедшему стражнику.

– Я не могу впустить вас без приказа, – виновато отозвался молодой мужчина, видимо, только недавно поступивший на службу, – или бумаги, подтверждающей…

– Что ты там несёшь? – лениво бросил второй стражник, подходя ближе. – Не могу и всё! – он глянул на Амелию, усмехнулся вызывающе. – Он вас не пропустит, зато я пропущу.

– Буду очень признательна, – ответила женщина, чуть склонив голову.

– Конечно будете, – отозвался стражник, подозрительно щурясь. – Пройдите-ка в нашу скромную обитель, – он указал рукой на небольшую дверцу в стене сразу за высокими коваными воротами. – Поблагодарите и поедете дальше.

– Какие бумаги нужны для въезда? – спросила путница, стараясь скрыть своё раздражение и пропустить неоднозначный намёки мимо ушей.

Молодой охранник жалобно покосился на своего нахального сослуживца и сделал шаг назад, видимо, не желая участвовать в разворачивающейся сцене, но тут же, глянув куда-то вбок, засуетился и пихнул того в спину. Второй мужчина оглянулся на него, гневно сверкнув глазами, и тоже заметил приближающегося к воротам всадника. В парадной форме и с весьма серьёзным лицом к ним подъехал барон Северин, он коротко глянул на стражников, затем на женщину в повозке. Лицо его вдруг просветлело, и на губах возникла радостная, хотя и весьма сдержанная улыбка.

– Амелия? – произнёс он негромко. – Рад видеть тебя… в добром здравии. Ты приехала к дочери?

– И я рада, милорд Северин, – ответила женщина, облегчённо вздохнув. – Да, я решила, что моя дикарка нуждается в присмотре. Вот только в замок меня не пропускают.

Советник удивлённо приподнял бровь, снова взглянул на растерявшихся охранников и тут же снисходительно усмехнулся.

– Что взять с этих невежд? Они и не знают, наверное, что Аннамари спасает жизнь юной дочери их правителя, – утешил он знакомую. – Открывайте! – рявкнул Северин на стражников, и те тут же кинулись к воротам, не пытаясь больше пререкаться.

– Почему ты рекомендовал Анну? – негромко спросила Амелия, видя, что советник не спешит с ней распрощаться.

Тот чуть натянул поводья, чтобы конь не обгонял повозку, пожал плечами.

– Она ведь неплохо выучилась, ты сама говорила мне это. И Уиллу она быстро помогла, почему бы не попробовать.

– А ты знаешь, что твой подопечный предлагал ей руку и сердце?

– Да, я в курсе, – Северин опустил голову, задумался на мгновение. – Не хочу, чтобы у них были проблемы.

– И я не хочу, – вздохнула Амелия в унисон. – Поэтому я… в порыве негодования рассказала юноше о происхождении Анны.

– Рассказала? – советник удивлённо поднял брови и тут же нахмурился. – И как он отреагировал?

– Мне показалось, что расстроился, ускакал не дослушав.

– Не мудрено, – он покачал головой. – Теперь понятно, почему он был так задумчив по дороге к столице.

– Но я не понимаю, – недовольно произнесла женщина. – Объясни мне.

– Теперь Уильям уверен, что Аннамари его сестра, как тут не расстроиться?!

– Что? – она чуть не выронила поводья от изумления. – Уильям и есть… виконт?!

– А ты только сейчас поняла? – удивился Северин.

– Конечно! Ты ведь сказал, что он твой ученик, что он из свиты. Да он и сам так представился! Что за секреты?!

Мужчина на секунду зажмурился, пытаясь собраться с мыслями и удержать себя в руках.

– Это была прихоть Уилла, чтобы никто не знал, кто он есть, посмотреть и послушать, что люди думают о нём на самом деле! Чего ждут от нового управителя, – Северин остановил коня перед западным крылом замка. – Поверить не могу, что ты его не узнала.

– А я не могу поверить, что ты не сказал мне об этом с самого начала, – вспылила Амелия. – Как я могла узнать? – она вылезла из повозки. – В последний раз я видела его лет пятнадцать назад!

– Я не сказал, потому что мне хотелось побыть с тобой наедине и забыть хоть на время о своих должностных обязанностях. А так разговор непременно кружился бы вокруг Уильяма. Ты и сама знаешь, начала бы раздумывать, как он вырос и прочее. А утром я совершенно забыл о твоём вопросе.

– Но если бы ты сказал сразу, то я не наговорила бы ему столько!

– Ладно, – советник поднял руку, давая понять, что нужно успокоиться. – Я найду его и попытаюсь поговорить. Графиня тоже должна быть здесь, ты могла бы повидаться с ней.

– Я обязательно сделаю это, – вздохнула женщина. – А когда я снова увижу тебя?

Советник быстро огляделся, убедившись, что их никто не видит, подошёл к спутнице почти вплотную, поднёс к губам её руку.

– Милая, ты и сама всё прекрасно понимаешь, – он поцеловал чуть обветренную кожу. – Наша участь – лишь краткие моменты близости.

– Я помню, – шепнула Амелия, – но пока мы здесь… Я буду ждать скорой встречи, – она опустила глаза, сжав на секунду пальцы мужчины, обернулась со вздохом и зашагала ко входу в замок.

Северин проводил её взглядом, также тяжело вздохнул, когда закрылась за ней широкая деревянная дверь, и повёл коня к парадной лестнице. Теперь необходимо было утешать бунтаря Уилла, но мысли упорно тянули совсем в другую сторону.

* * *

В дверь негромко постучали. Эрмелинда насторожилась, на всякий случай сняла тёплое манто, кинула его на сундук в углу, а сама устроилась в кресле.

– Войдите!

Дверь приоткрылась, и в покои графини шагнул Северин. Он почтительно поклонился и подошёл ближе.

– Советник, – улыбнулась женщина, поднимаясь. – Где же вы пропадали? Я уж испугалась, что это пришли по мою душу.

– Миледи, у нас с Уильямом выдалась тяжёлая дорога, и я отдыхал в своём доме в городе. А сейчас я не смог найти вашего сына и решил, что он, возможно, здесь.

– Уильям уехал домой, – тихо произнесла Эрмелинда, с подозрением глянув на дверь. – Здесь становится опасно.

– Вы считаете, что на вас могут покушаться? – тревожно спросил советник.

– Я не считаю, я уверена в этом. Мне и самой теперь нужно уехать, но сомневаюсь, что брат отпустит.

– Простите меня за смелость вопроса, – учтиво обратился к ней Северин, – но зачем же нужно было приезжать? И отпускать Уильяма?

– Советник, – женщина с едва сдерживаемой усмешкой покачала головой, – вас обвели вокруг пальца. Два дня назад, я запретила Уильяму посещать столицу. Но он воспользовался моим уединением и обманул ваше доверие, наверняка сказав, что я просила не беспокоить меня по таким пустякам.

– Боже, я подверг вас такой опасности, – опустив голову, закрыл глаза мужчина.

– Уильям тот ещё плут, – беззлобно ответила графиня, снова кутаясь в манто.

– Я рад, что вам удаётся даже в такой ситуации сохранять бодрость духа.

– Бодрость духа – единственное, что я ещё в силах сохранить, – она устало улыбнулась. – И всё же необходимо как-то покинуть замок.

– Я вывезу вас, – Северин нахмурился. – Нужно только сказать Амелии, что мы уезжаем, чтобы она не искала вас и случайно не подняла тревогу раньше времени.

– Амелия тоже здесь? – вздохнула женщина. – Хотелось бы с ней повидаться. Аннамари так выросла, стала красавицей, прямо как её мать.

– Об этом мне тоже стоит сообщить, – замялся советник. – Ваш сын сделал предложение девушке, но… Амелия рассказала ему, что она будущая графиня.

– Что? – Эрмелинда удивилась и тут же улыбнулась с облегчением. – Так вот о чём Уилл хотел поговорить.

– Вы не думаете, что пора сказать ему всю правду?…

– Давно пора, – вдруг погрустнела графиня. – Но каждый раз у меня щемит сердце, когда я собираюсь заговорить с ним об этом… Как он переживёт такие новости?

– Он уже не мальчик, всё поймёт, – утешил Северин. – Знай он правду, всё, возможно, складывалось бы легче.

– Да. Вы правы, – женщина покачала головой. – Скорее ищите Амелию и срочно нужно выезжать. В этих стенах становится всё опаснее.

– Как вам будет угодно, – поклонился советник, покидая комнату.

Эрмелинда ещё несколько секунд смотрела на закрытую дверь, затем тяжело вздохнула и села у окна ждать спутника. Она уже трижды пожалела, что, поддавшись какой-то наивной надежде на свои душевные силы и стойкость, пожаловала в замок брата, давая ему лишний повод для подозрений, которые Аделард и без того уже почти перестал скрывать. Графиня никак не могла понять, почему младший брат так ненавидит её. За что он так ненавидел её покойного супруга и их сына? Она понимала прекрасно причины, по которым он мог бы стараться убрать родственников со своего пути, даже желание убить Уильяма и её саму не вызывало удивления – такие времена, власть стоит больших жертв, но ненависть… Откуда столько её в блестящих глазах герцога? Женщина покачала головой, глядя отрешённо в окно – ещё одна, последняя попытка воззвать к родственным связям в сердце брата потерпела грандиозное фиаско и от этого на душе было невыносимо печально.

* * *

Мари прижалась спиной к холодным камням стены, переводя дыхание. После долгих плутаний по широким безлюдным коридорам ей наконец удалось найти зал, через который проводил её Болдер, теперь нужно было отдышаться и продолжить искать свою комнату. В волнении она никак не могла запомнить дорогу, замок казался ей огромным лабиринтом, все коридоры были будто одинаковыми. Девушка вздохнула и скользнула за створку высокой двери.

– Вот вы где! – радостный возглас слуги едва не заставил её вскрикнуть от страха, но лицо матери за его спиной тут же вывело из оцепенения.

– Анна! – улыбнулась та. – Я только приехала и как раз направлялась к тебе.

– Матушка, – девушка глянула сначала на мать, затем на слугу. – Прошу, отведите нас в мою комнату, – она улыбнулась, как могла мило. – Кажется, я снова заблудилась.

Когда дверь гостевой спальни закрылась, Мари прислушалась и, не услышав удаляющихся шагов слуги, подошла к матери, непонимающе глядящей на бледную дочь, поближе.

– Что случилась? – спросила Амелия вполголоса. – На тебе лица нет.

– Матушка, – зашептала она, – здесь такое творится… Я прошу тебя, уезжай скорее.

– Что творится? – заволновалась женщина. – Никуда я без тебя не поеду.

– Герцог планирует убить виконта, – снова глянув на дверь, объяснила Мари. – А виконтом оказался Уилл… И он вправду играл со мной, – девушка совсем погрустнела, вспомнив разговор в саду. В череде последующих событий ей было не до любовных переживаний, а сейчас они вдруг взметнулись с новой силой. – Ты была права, – на глаза её навернулись слёзы, – но сейчас важнее другое, – она вновь встрепенулась. – Леди Фрок слышала разговор герцога и маркиза, они задумали убить виконта и графиню. А потом я и сама услышала, как кто-то обсуждал убийство Уильяма. И маркиз подозревает, что я знаю, он угрожал мне.

Амелия с ужасом выслушала слова дочери, когда та умолкла, она покачала головой.

– За столь короткий срок ты умудрилась ввязаться в такую историю, – попыталась пошутить она. – Ничего. Мы найдём графиню и всё ей расскажем.

– Я говорила с графиней, – ответила Мари, – она знает об угрозе, Уильям уже отправился домой. Поэтому я и боюсь! Маркиз грозился, что я поплачусь, если его планы рухнут.

– Ничего, я сейчас же найду советника, он нам поможет! – утешала мать, стараясь не показывать собственного волнения. – Останься здесь, а я скоро вернусь.

– Матушка, я не могу оставить маленькую леди и сбежать! – по щекам её покатились слёзы. – Она не хочет никому рассказывать о том, что слышала, поэтому начала голодать, чтобы умереть и попасть на небо, чтобы попросить Бога спасти графиню и Уилла. А я пообещала, что всё передам! Понимаешь?

– Кому передашь? – не поняла женщина.

– Матушка, она думает, что я ангел, – всхлипнула Мари. – Я должна ей помочь, но уже не знаю как!

– Боже, – Амелия тяжело вздохнула. – Девочка моя, зачем только я тебя отправила сюда?

– Я рада, что помогла леди Фрок, – она попыталась улыбнуться. – Но я боюсь… Не хочу умирать, – Мари уткнулась матери в плечо, вновь заливаясь слезами.

– Всё будет хорошо, милая, – дрожащими губами прошептала женщина. – Я иду к графине!

Она погладила дочь по голове и, отстранившись, направилась к двери.

– Покои графини совсем рядом, – предупредила девушка, вытирая слёзы. – Налево по коридору, – они душили и не давали договорить.

– Любезный молодой человек снаружи меня проводит, – через силу улыбнулась Амелия. – А ты никуда не выходи и ничего не бойся.

Дверь закрылась. И вместе с ней захлопнулась покосившаяся створка разбитого сердца, не дающего покоя, заунывным воем заглушающего даже бурю душевных метаний, вызванных страхом за жизни, как казалось Мари, ни в чём не повинных людей, за её собственную жизнь. Пульс всё так же быстро и чётко отбивал барабанную дробь по вискам, но давящий ком в горле понемногу отступал, давая вздохнуть наконец полной грудью. Она ещё несколько мгновений стояла на месте, затем присела на самый край кровати, невидящим взором уставившись в пол. Было уже не так страшно, слёзы продолжали безостановочно катиться по щекам одна за другой, и ей казалось, что именно они уносят страх с собой. Не хотелось уже ничего выяснять, вдаваться в подробности чужих тайн, только скорее найти выход из лабиринта запутанных замковых интриг, протянув за собой путеводную нить для всех, кто захочет спастись вместе с ней… И больше ничего.

* * *

Выйдя в коридор, Амелия тут же заметила Северина, приближающегося к ней с весьма серьёзным выражением лица.

– Советник, – бросилась она навстречу, – мне нужно срочно встретиться с графиней!

– А я ищу вас для не менее важного разговора, – как можно спокойнее ответил Северин, покосившись на стоящего в стороне и явно заинтересованно глядящего на гостей слугу.

– Пойдёмте к графине и там всё обсудим, – прошептала женщина, подходя ближе. – И скорее, скорее.

Мужчина кивнул, и они оба отправились обратно к покоям Эрмелинды.

– Графине нужно уехать срочно, – тихо произнёс Северин, чуть наклоняясь к идущей рядом Амелии. – Я должен вывезти её.

– И нам нужно бежать, – откликнулась она, кусая губы. – Анне угрожали, на графиню и Уильяма готовится покушение.

– Поэтому и нужно уехать, – вздохнул советник. – Мы снова обсудим это с миледи Эрмелиндой и…

Северин не договорил – голоса за спиной отвлекли спутников от разговора. Они обернулись, и Амелия с ужасом ахнула – в комнату Мари бесцеремонно вваливались двое стражников.

– Неужели поздно?! – прошептала женщина, кидаясь обратно.

– Амелия, стой! – советник, не успев остановить её, бросился следом.

Из-за двери послышались возмущённые возгласы, брыкающуюся Мари под руки выволокли в коридор.

– Остановитесь! – закричала Амелия. – Это моя дочь! Стойте! Сейчас же!

Один из стражников оставил девушку, встал посреди коридора, уперев руки в бока.

– Ваша дочь арестована по подозрению в колдовстве и ереси, – сурово заявил он.

– Да что вы несёте?! – закричала женщина, готовясь уже кинуться на него, но в последний миг, схватив за талию, Амелию остановил Северин.

– Стой! Ты тоже хочешь в темницу?! – негромко укорил он, но женщина не слышала, вырывалась и брыкалась. – Позволь мне разобраться! – он повысил голос, чтобы вывести её из состояния паники.

– Это невозможно, – не слушала она. – Прошу вас!

Северин обратился к стражнику, пытаясь перехватить руки Амелии.

– Куда повели девушку?

– Она будет временно заперта в подвале замка, до выяснения некоторых обстоятельств.

– Кто отдал приказ? – мужчина старался держаться спокойно, Амелия приутихла, ожидая ответа.

– Не могу сказать, – усмехнулся солдат. – Говорите с начальником охраны или самим герцогом. С этими словами он развернулся и зашагал за напарником, уже уволокшим Мари в самый конец коридора.

– Я сама могу идти! – донёсся оттуда голос девушки. – Отпусти меня!

Северин отпустил руки Амелии, та тут же прикрыла ими лицо, оставив только глаза, полные слёз.

– Что я наделала? – прошептала женщина, не пытаясь уже кидаться за дочерью, понимая, что так сделает только хуже ей и себе. – Верн, – она обернулась, – ты можешь помочь?

– Я постараюсь, – сурово нахмурился он. – Иди к графине, собирайтесь. Нужно увезти вас как можно скорее.

– Как я могу уехать, когда Мари… – зашептала дрожащим голосом Амелия.

– Нужно. Я отправлю с вами моего хорошего друга, а сам вернусь в замок и постараюсь со всем разобраться.

Она кивнула, глядя на дверь, за которой скрылась в сопровождении стражи её дочь, поджала губы и зашагала к покоям графини, указанным Северином.

Эрмелинда встретила старую знакомую с тревогой и радостью. Когда женщина служила в графском имении, они пребывали в очень тёплых отношения. Амелия была одной из немногих, с кем графиня могла поговорить по душам, без всяких церемоний и забыв о титулах.

– Здравствуй! – улыбнулась она. – Как давно я не видела тебя!

– Здравствуйте, миледи! – женщина постаралась улыбнуться в ответ и тут же перешла к делу. – Северин велел нам собраться. Анна арестована, а он говорит, что нужно уезжать, – она отвела взор, стараясь проглотить болезненный ком ещё не отступивших слёз.

– Арестована? Почему? – всплеснула руками Эрмелинда, опустившись обратно в кресло от удивления.

– Её обвиняют в колдовстве! – Амелия уже не пыталась скрыть негодование. – Глупо! Это маркиз! Он наверняка уверен, что Анна предупредила Уильяма о заговоре!

– Им просто нужен был повод… Наши дети повстречались не в добрый час, – покачала головой графиня. – Но ничего, – она вновь поднялась, подошла к растерянной Амелии, приобняла за плечи, пытаясь успокоить. – Я знаю, что Северин сделает всё возможное, чтобы помочь девочке, а мы можем попросить защиты у епископа. Как только сбежим из этого замка, отправимся прямиком к нему.

– Епископ? – переспросила женщина. – Да, он ведь в этом вопросе имеет власть не меньшую, чем герцог!

– Даже большую, – улыбнулась Эрмелинда. – И не только в этом. Пока Аделард не коронован, – она опустила глаза, тема для неё была более чем тяжёлой.

– До коронации осталось меньше месяца, – закусила губу Амелия. – Боже, как быстро прошло время. И сколько ещё нужно успеть…

– Мы всё успеем, – вздохнула графиня безрадостно. – Мы должны успеть.

* * *

Меньше, чем через час трое путников, без лишних церемоний подкупив немногочисленную стражу и заметивших их слуг, покинули замок. Один всадник и две женщины в небольшой телеге, запряжённой тяжеловозом.

– В городе мы заедем к моему старому другу, он сопроводит вас до имения, – негромко произнёс Северин, спешившись, пройдя через небольшую калитку в узких воротцах, вслед за повозкой, которая едва-едва протиснулась меж каменных столбов. Дорожка вела к лабиринту шумных столичных улочек – этим выходом пользовалась только прислуга и поставщик провизии.

– Мы решили ехать к епископу, – возразила Эрмелинда, поправляя капюшон серого шерстяного плаща, заменившего её манто.

– Это хорошая идея, – улыбнулся мужчина. – Но дорога неблизкая. Вы справитесь, миледи?

– Я могу съездить одна, – вмешалась Амелия. – Миледи, поезжайте в имение, вам важнее поговорить с Уильямом. А я поеду к отцу Бенедикту.

– Возможно, ты права, – вздохнула графиня. – Как бы мой сын не натворил бед в любовных метаниях.

– В таком случае, – вновь заговорил Северин, – мой друг сопроводит миледи. Амелия, я поеду с тобой.

– Нет, я прошу тебя вернуться в замок и попытаться увидеться с Анной, передать ей, что мы обязательно её выручим, чтобы она сидела тихо и не геройствовала.

Советник покачал головой, спорить с Амелией он не умел и редко пытался. Да и дорога к дому епископа хоть и была неблизкой, всё же оставалась безопасной. Тракт был широким и многолюдным, деревни облепляли его с обеих сторон и не нужно было ехать ни через леса, ни через пустынные места.

Для него теперь главной задачей становилось тянуть время и откладывать суд – за колдовство казнить запрещалось без повеления высшей церковной власти, но обвинение могло оказаться совершенно иным, если это станет нужно герцогу или маркизу. За измену или шпионаж судили гораздо более строго и часто казнили без достоверных доказательств, а порой и вообще без всякого разбирательства. Северин про себя порадовался, что об этом не известно Амелии, иначе, женщина ни за что бы не согласилась уехать и бушевала бы до сих пор, пытаясь всеми правдами и неправдами вырвать дочь из рук стражников. Советник мог признаться себе, что когда-то его посещали мысли о том, как хорошо было бы, если Аннамари не жила в уютном лесном домике вместе с Амелией, не совала свой любопытный детский носик во все касающиеся и не касающиеся её дела. Если бы её просто не было на свете… Но то были мимолётные ревнивые нотки, он никогда не желал девочке зла. И сейчас Северин с ужасом представлял худшую развязку случившегося, кровь холодела, и сердце замирало при мысли о том, что ни в чём не повинная девушка, пусть и не родная, пусть мешавшая так долго его собственной личной жизни, умрёт в пытках за преступление, которое просто не могла совершить… А что же будет с Амелией? Она так любила Мари, так пеклась о ней, переживала каждый момент её взросления, пропускала все радости и горести её жизни через своё сердце, вкладывала в малышку всю душу… Она не переживёт, если Мари погибнет, да ещё так – с позором, от рук палача. Советник стиснул зубы, бросил короткий взгляд на супругу, печально глядящую куда-то вдаль перед собой, вдохнул поглубже, стараясь взять себя в руки.

– Останавливайте лошадь, – произнёс он негромко, едва заглушив шум городской улицы. – Мы приехали.

 

Глава 7. Одиночество

Серые стены дворцового подвала едва освещал неровный свет единственной свечи, из жалости оставленной пленнице одним из стражников. Мари уже долго молча смотрела на огонёк, поняв, что стучать в дверь, кричать, просить, доказывать – всё бесполезно. Даже какой-нибудь утешительный план придумать не получалось, кроме неё и свечи, в подвале не было ровным счётом ничего – голые стены, пол, низкий потолок, пара мышиных нор в углах. Оставалось только ждать.

Девушка глубоко вздохнула, подтянула колени к груди, сидя на холодном полу, и снова уставилась на подрагивающую на тонком чёрном фитиле капельку жёлто-оранжевого света. Паника и негодование уже отступили, осталось лишь беспокойство – страх неизвестности. Привычное одиночество, конечно, не то, что было в лесу с матерью, но всё же тихое и вдумчивое одиночество, быстро приводило мысли в порядок. Общество людей пугало Мари больше, чем соседство диких зверей, и сейчас она понимала это как никогда чётко. Она размышляла над тем, как быстро сорвалась до истерики будучи здесь, как непривычно сильно переживает каждый момент, каждое чужое слово, взгляд. Идея с переездом в графское имение теперь казалась горячечным бредом, женитьба с молодым виконтом – тем более. Да и что думать о женихе, если он оказался обманщиком? Она снова вздохнула и уткнулась лицом в колени. Настроения убиваться над своей несчастной судьбой не было вовсе, жалеть себя – тоже, продумывать план мести – и подавно. Всё, что было возможно – терпеливо ждать, что жизнь приготовила ей за следующим поворотом помрачневшего вдруг пути.

За дверью послышались шаги, ключ с шумом повернулся в замочной скважине. Сердце девушки замерло в страхе – мир людей снова потянул к ней руки, и привычная уверенность, вернувшаяся было к ней, рассеялась лёгким дымом. Дверь скрипнула, Мари глянула на вошедшего затравленным зверьком и тут же снова отвела взгляд. Болдер усмехнулся, махнул рукой через плечо, отпуская охранника.

– Ну что? Ты готова? – спросил он с угрюмым ехидством.

– К чему? – буркнула пленница, стараясь подавить страх, но дрожь в груди, не дающая спокойно дышать, сделала голос испуганно тихим.

– Тебя арестовали за колдовство, – оповестил маркиз. – Я лично сегодня разговаривал с сестрой, она пошла на поправку, но утверждает, что никаких лекарств ты ей не давала. Это вполне достойно подозрений. Но главное, я убедился, что ты солгала мне днём. Поэтому, как и обещал, ты должна поплатиться за разрушенные планы. Я изменяю обвинение, ты арестована за шпионаж. По закону даже не нужен суд, ты приговорена к смерти. Но по своему милосердию, суд я устрою.

– И судьёй будете вы? – девушка скривила губы, снова пытаясь спрятать переполняющие её эмоции.

– Ты догадлива, – засмеялся мужчина. – Вставай! Скажешь несколько слов в свою защиту.

– Зачем? – она подняла глаза. – Вы уже всё решили.

– Откуда ты можешь знать, что я решил? Ты даже не хочешь побороться за свою жизнь?

– Вы хотите ещё поиздеваться? Не верю, что вы отпустите меня.

– Правильно. Не отпущу, – хмыкнул Болдер. – Вставай, или казнь провести прямо здесь?

– Нет, – Мари зажмурилась, едва сдерживая слёзы. – Хочу ещё раз взглянуть на солнечный свет…

– Не надо трагедии, – серьёзно перебил маркиз. – Противно смотреть! – он резко схватил девушку за предплечье, рывком поднял с пола. – Ты всего лишь чёрная крестьянка, как тебя не разодень и не научи кланяться, ты останешься безродной дворнягой. Одной больше, одной меньше – никто не заметит и не вспомнит!

Мари нетвёрдо встала на ноги, молча выдернула руку из чуть ослабленной хватки мучителя и, не поднимая глаз, шагнула к двери. Бороться не хотелось… Вообще ничего больше не хотелось, только закрыть глаза и, вновь открыв их, оказаться в своём маленьком лесном домике, забыв обо всём случившемся, продолжить жить в милом сердцу одиночестве…

Грубый толчок в спину поторопил обреченную пленницу, и та зашагала быстрее по узкому коридору. Одиночество… В этот миг Мари с особой остротой ощутила, чем оно отличается от привычного ей уединения. Оно было чёрным и холодным, и сейчас именно оно сковывало сердце ледяными пальцами предчувствия смерти. Никого рядом, никого… И лучше было бы погибнуть в зубах дикого зверя в родном лесу, чем под равнодушными руками палача, которому плевать, кого привели к нему в цепях на убиение. Никого рядом – никого, кого любила бы Аннамари, никого, кто любил бы её, для кого она значила бы хоть что-нибудь… Последние шаги в своей жизни несчастная дикарка должна была совершить в раскрывшемся ей наконец во всей своей «красе» и ненавистном теперь до глубины души одиночестве.

* * *

Небо медленно темнело, провожая заходящее солнце. Прохладные осенние сумерки ложились на дорогу. До дома оставалось ехать ещё около часа. Уильям гнал коня, позабыв об усталости, о дневном зное, обо всех своих ощущениях. В мыслях остались лишь вопросы. Разбираться во всём самому и надумывать ненужных проблем желания не было, надо было чуть потерпеть и узнать правду. Он будет смотреть матери в глаза, требуя признания, будет твёрд и решителен, он готов к любой правде.

Но ждать ещё так долго, графиня может ехать до самого утра, а если она остановится на ночлег, то и подавно – приедет только к обеду.

Впереди показалась стена родного имения, юноша невольно стиснул зубы, представляя, какая мучительная бессонная ночь ждёт его теперь в этих стенах.

У ворот встретил молодой уставший стражник, по лицу его было понятно, что сменщик задерживается, и у бедняги все мысли уже устремлены к тёплой постели, а не к бурной встрече своего господина.

– Здравствуйте, ваша милость! – как мог радостно произнёс он. – Не ждали вас так рано! А где же миледи?

Уильям кивнул в знак приветствия. При виде унылой мины стража, он сам ощутил накопленную за день усталость, захотел скорее упасть в своей комнате на мягкие подушки и уснуть, скоротать время до приезда матери, не трепать нервы зазря, не переживать впустую.

– Миледи задерживается, – буркнул парень. – Но она уже в пути.

Стражник натянуто улыбнулся, открывая ворота, проводил виконта взглядом, тяжело вздохнул, невольно ища глазами своего сменщика по широкому двору имения и, не найдя его, снова закрыл тяжелые створки.

Уильям скинул пыльную дорожную одежду, сел на край кровати, решая, чего он хочет больше – лечь спать или напиться, пока матери нет дома. Выпивку он не очень жаловал, но сейчас решение всех проблем явственно виднелось ему именно в вине. Юноша встал, натянул шёлковый халат, спустился на первый этаж. Прислуги нигде не было, видимо, никто не слышал ещё о приезде хозяина. Это было виконту только на руку, он тихо приоткрыл дверь материнской комнаты – там хранились ключи от кладовой с лучшим вином, которую, за неимением хорошего портье, приходилось запирать самой хозяйке, открыл и встал в ошарашенном изумлении. Всё в комнате было перевёрнуто вверх дном: какие-то бумаги рассыпаны по полу, картины сброшены со стен, обивка стульев вскрыта, ящики письменного стола разломаны почти в щепки, как и сам стол.

– Что здесь стряслось? – невольно вслух произнёс Уильям, и тут же радостный крик из коридора отвлёк от взметнувшихся вопросов.

– Ваша милость! – кричала молодая служанка, подбегая ближе. – Вы уже здесь! Простите, мы не знали, что вы так рано вернётесь. Точнее, так поздно, – она с улыбкой мельком глянула в окно, за которым сгущались сумерки. – Прикажете подать ужин или согреть воды?

– Нет, – юноша натянуто улыбнулся, быстро закрывая дверь в кабинет. – Кто-нибудь приходил пока нас с матерью не было в имении? – спросил он.

– Нет, – удивилась девушка. – Стража ведь не впустит никого, пока хозяев нет, – она подошла совсем близко, чуть краснея. – Господин, – произнесла она едва слышно, – я имею дерзость просить вас…

Уильям подозрительно нахмурился и на всякий случай сделал шаг назад, не зная чего ожидать от зардевшейся девушки. Та заметила смятение виконта, тут же опомнилась, сама отпрянула и залепетала быстро, пытаясь оправдаться.

– Простите, я вовсе не что-то такое имела ввиду! Я хотела бы поговорить с миледи, но её нет дома, и я не знаю, когда она вернётся, вот и решила, что, быть может, вы сможете помочь… Вы ведь почти граф! – девушка окончательно потеряла ход собственных мыслей от смущения.

– Ладно, ладно, – успокоил её юноша. – Что ты хотела попросить?

– Мой жених – придворный повар, мы с ним поженимся уже завтра и он предложил… Нет, он очень хочет съездить вместе со мной на родину, познакомить с родителями, он ведь не из этих мест, он приехал вместе с вашим батюшкой, много лет назад. И вот… Я…

– Ты решила попросить за вас обоих? – хмыкнул Уильям.

– Но ведь повару куда сложнее увидеть господ, – вздохнула служанка, чуть приподняв от пола взгляд.

– Когда же вы вернётесь? – поинтересовался виконт и тут же со вздохом демонстративно махнул рукой. – Да что это я, в самом деле? Возвращайтесь, когда хотите. Счастья вам в браке. – добавил он без лишних эмоций.

В глазах девушки сверкнула невыразимая радость и благодарность, она прижала миниатюрные кулачки к груди, потеряв на секунду дар речи, и тут же повисла на шее Уильяма, мотая ногами в воздухе.

– Благодарю! Благодарю вас! – пропищала она. – Я уже счастлива! Вы такой… Такой!

Не обращая внимания на эмоциональные порывы прислуги, парень недвусмысленно кашлянул, чтобы привести её в чувства. Девушка резко замолчала, замерла на мгновение и быстро отскочила назад. Щёки снова заливались уже слишком ярким румянцем, но радостная улыбка никак не хотела прятаться, продолжая освещать её лицо. Она быстро поклонилась в знак благодарности и, не говоря больше ни слова, развернулась и, окрылённая счастьем, убежала по коридору к лестнице.

Уильям снова вздохнул с чуть печальной усмешкой.

– Ты прямо читаешь мои мысли, – буркнул он, радуясь, что больше никто не должен помешать, и вновь открыл дверь в комнату матери.

Но думать о царящем здесь кавардаке никак не получалось, все мысли вдруг снова заполнила Мари. Взбалмошное поведение служанки так неожиданно напомнило виконту о новой знакомой, что он не успел оградить себя от мечтательных размышлений стеной здравого смысла. Слегка оттолкнув ногой попавшуюся на пути картину в сломанной раме, он прошёл к столу, поднял с пола чудом уцелевший стул, опустился на надорванную обивку, безучастно обвёл взглядом комнату ещё раз. За какие-то два дня жизнь из размеренной и скучной превратилась в мучительно загадочную. Вопросов была тьма, а ответа пока ни одного. Пробовать себя в деле следопыта не было ровным счётом никакого желания, и юноша, окончательно потеряв интерес к причине беспорядка в материнской комнате, опёрся локтями о тёмное дерево покосившегося, разломанного стола и уткнулся лицом в ладони. Тут его вдруг осенило воспоминание, что сюда он шёл за ключами. Уильям глянул на ящик стола, где обычно лежали все ключи от кладовых и складов – он едва держался в своей нише, накренившись в бок, на дне валялись какие-то соринки, прежнее содержимое, судя по всему, было разбросано по полу и укрыто желтоватыми бумажными листами.

– Что за невезение, – вздохнул виконт, неохотно раздвигая ногой валяющиеся в пределах досягаемости документы. Ключей не было видно, а искать их более усердно совсем не хотелось. Юноша поднялся на ноги, побрёл расстроенно к выходу, решив, что это, наверное, знак свыше – нужно дождаться матери в трезвом уме. В этот момент в дверь постучали. Уилл опомнился, насторожился, метнулся к выходу.

– Кто там? – спросил он растерянно, сжимая в кулаке дверную ручку.

– Это я, господин! – раздался снаружи встревоженный голос служанки, ещё совсем недавно с радостным визгом обвивавшей руками его шею.

Уильям открыл дверь и быстро вышел, чтобы девушка не успела заметить подозрительного разгрома.

– Что случилось? – спросил он как можно более спокойно.

– Там… Он, – служанка нервно переминаясь с ноги на ногу, – приехал…

– Кто приехал?! – вспылил вдруг юноша. – Говори яснее!

Она на секунду замолчала, округлившимися глазами глядя на хозяина, затем взяла наконец себя в руки.

– Приехал мужчина, – произнесла она, чуть заикаясь. – Говорит, что вашей матушке совсем нехорошо.

– Что?! Где он? – парень встрепенулся, во взгляде вспыхнули неожиданно гневные огоньки.

– Он… он внизу, у лестницы, – пролепетала девушка, тут же отскочив с дороги Уильяма. Решив не дослушивать сбивчивых речей, тот ринулся в конец коридора. В этот миг он поймал себя на мысли, что сам не знает точно, волнуется он о здоровье матери или так сильно хочет получить ответы на мучающие его вопросы. От мысли этой губы скривились в противной гримасе сами собой, юноше стало мерзко от собственного лицемерия. Но всё же жгучее желание успеть, узнать, заполнить хоть на малую часть пустоту мучительного неведения и, быть может, хоть чем-то помочь, гнало вперёд. И виконт, сломя голову, уже летел вниз по лестнице, у подножья которой ожидал человек в сером плаще с почти таким же серым лицом.

– Что с моей матерью?! Где она?!

– Графиня была вынуждена остановиться в гостинице, – ответил мужчина чуть сиплым голосом. – Я приехал за врачом и чтобы известить вас.

– А кто вы такой? Где Северин? – юноша вдруг подозрительно покосился на незнакомца, вспомнив о преследующих его семью странных событиях. Не имеет ли и он к ним отношения?

– Моё имя Райнер. Советник велел сопроводить миледи до имения, – отчеканил тот, выдавая армейскую выучку. – Но в дороге она потеряла сознание. Мы остановились в деревне на полпути отсюда, но там нет врача. Я приехал за придворным лекарем.

– Я еду с вами сейчас же. Придворный врач у себя дома, недалеко от имения. Где вы остановились?

– В Волдрене – деревушке у самого ущелья.

– Да, – виконт помрачнел. – Знаю такую. Кажется, она проклята, – добавил он с нескрываемой иронией. – Выдвигаемся.

– Нет, – резко ответил гонец, потянув руку за пазуху. Уильям насторожился, на всякий случай отступил назад. – Миледи велела передать вам это, – невозмутимо продолжил мужчина, доставая из-под тонкой шерсти плаща конверт с красной сургучной печатью и протягивая его юноше. Тот глянул на письмо, снова недоверчиво покосился на серолицего и взял конверт. – А так же настаивала, – добавил Райнер, – чтобы вы ни в коем случае не приезжали в деревню.

Виконт поджал губы, на секунду замешкался, глядя на вытесненного в сургуче златорогого оленя – герб графского двора. Что на этот раз? Почему мать так упорно не хочет давать ответы на волнующие его вопросы, избегает встречи? Наконец он вздохнул и вскрыл печать. В Волдрене, судя по всему, не хватало не только врачей, но и бумаги, поэтому конвертом служило само послание, Уилл аккуратно развернул его, пробежался глазами по неровным строкам мелких букв:

«Мальчик мой, не волнуйся о моём здравии и, если хочешь сохранить его ещё хоть ненадолго, покажи достопочтенному господину Райнеру, где живёт наш доктор Эберт, а сам как можно скорее покинь имение. С моей стороны было ошибкой просить тебя вернуться домой, поэтому сейчас же собирайся, возьми сопровождающих и направляйся в объезд Фалькнеса севернее – в город Сантерра, там инкогнито остановись в любой гостинице и в первый же день ищи аудиенции у епископа. Только ему открой своё имя. Я понимаю, как сильно ты хочешь задать мне некоторые вопросы, но потерпи ещё немного, я отвечу на них при первой же возможности. Сейчас тебе важно знать, что нам обоим угрожает серьёзная опасность, и исходит она из столицы. Поэтому будь осторожен и благоразумен, ожидай меня там, где прикажет быть епископ. Храни тебя Господь!»

Послание заканчивалось размашистым вензелем графини. Уильям медленно сложил бумагу, задумчиво глядя сквозь неё. Внутри у него всё готово было вскипеть от гнева, но почему-то этого не происходило – злиться не хотелось, доказывать и требовать что-то было не у кого, оставалось только смирить негодование, послушаться материнских наставлений и покорно отправиться в очередное путешествие.

– Я отправлюсь утром, – вздохнул юноша наконец. – Нужно поспать перед такой дорогой.

Серолицый слегка нахмурился.

– Графиня велела не медля покинуть имение, – произнёс он серьёзно. – Заночуйте в ближайшей деревне.

– Да уж, я чувствую себя в центре тайного сговора, – Уильям потёр пальцами глаза. – Ладно, остановлюсь у доктора Эберта, всё равно сейчас ехать к нему.

Гость коротко кивнул и, не говоря больше ни слова, покинул просторный приёмный зал.

– Кажется, я начинаю сходить с ума, – покачал головой виконт, когда тот скрылся за дверью, ведущей во двор. – Жаль, что не удалось чего-нибудь выпить…

Сил рассуждать о чём-то и пытаться искать логику в происходящем попросту не было, и юноша в очередной раз поймал себя на непривычной и даже в какой-то степени чуждой ему покорности материнскому слову. Со смертью отца оно вдруг приобрело для Уильяма весомую значимость, которой не было никогда ранее. Быть может, это было осознание хрупкости человеческой жизни, боязнь потерять близкого человека, так и не найдя с ним общего языка, а может просто поторопленное трагедией взросление. В любом случае, сейчас он не собирался нестись прямиком в Волдрен, как поступил бы в подобной ситуации ещё год назад, ругаться с матерью и требовать желаемого. Всё, чего виконт хотел сейчас – выспаться и отправится туда, куда велела ему Эрмелинда, чтобы там снова нетерпеливо ждать её появления с желанными ответами в попытках позабыть горячность мыслей о Мари и снова, вероятно тщетно, стараясь выкинуть из головы её образ…

* * *

День пятый.

Амелия без жалости хлестнула усталую лошадку вожжами, сжимая в одной руке официальное письмо от епископа с прошением о помиловании Мари, а другой утирая набежавшие слёзы. Проторенная дорога позволяла ехать быстро, но женщине всё казалось, что она опаздывает, что времени уже совсем нет, что Северин не сможет помочь её девочке. Она раз за разом прокручивала в голове события минувших дней, коря себя за всё произошедшее. Не скажи она правды Уильяму, не уговори дочь ехать в замок… Открой ей всю правду гораздо раньше – всё могло бы сложиться иначе!

– Боже! Только бы не опоздать, – шептала Амелия, вновь заливаясь слезами. От отца Бенедикта она узнала, чем может обернуться суд, если обвинитель вдруг изменит свои показания, каким жестоким бывает приговор, и теперь проклинала каждый свой ошибочный шаг всё с большим отчаянием.

Она уже твёрдо решила, что всё расскажет Мари, как только они покинут злополучный Фалькнес. Расскажет о Северине, который готов был стать её приёмным отцом, но не смог смириться и принять чужого ребенка, как своего. О графе Алоисе, так желавшем рождения наследника, но осчастливленном и появлением на свет своей внебрачной дочери, которую у него забрали прежде, чем он успел подержать кроху на руках. О Франческе – матери малышки, рождённой от именитого отца и поселённой в лесу в окружении диких зверей и старинных книг до своего шестнадцатилетия… Амелия уже твёрдо решила, что девушка достаточно выросла, чтобы всё понять и простить долгое молчание опекунши. И даже если ещё недостаточно… Сейчас она молила небеса лишь об одном – не отнимать у Мари жизнь, но сердце сжималось и щемило в предчувствии беды.

– Господи… Помоги, – в последний раз шепнула женщина, въезжая в ворота герцогского двора.

У входа в западное крыло её встретил супруг, вид его был весьма беспокойным.

– Что случилось? – едва не вскричала Амелия. – Говори, не скрывай ничего!

– Я не знаю, – мрачно отозвался Северин. – Герцог отказался принимать меня. Ты быстро вернулась. У тебя есть какие-то новости?

– Да, – женщина демонстративно подняла сжатый в кулаке свёрток. – Отец Бенедикт с большим пониманием отнёсся ко мне и не заставил ждать.

– Тогда нужно спешить, – мужчина выхватил письмо. – Скорее. Ты подождёшь меня в коридоре, я постараюсь добиться встречи с герцогом снова.

– Нужно говорить с маркизом, – возразила Амелия, едва поспевая за быстрыми шагами советника. – Он ведь приказал арестовать Мари!

– Я думаю…

Северин не успел закончить фразу, остановился перед высокой дверью – в полутёмный коридор резко ворвались лучи вечернего солнца, в дверном проёме стоял маркиз собственной персоной. Он сделал шаг назад и попытался скрыть раздражённое удивление, проявившееся на лице.

– Ваша светлость! – почтительно поклонился мужчина, незаметно потянув за рукав опешившую супругу. – А мы как раз ищем вас.

– Меня? – Болдер вложил в одно это слово столько надменности, что Амелия едва сдержала себя, чтобы не кинуться на него и не выцарапать глаза. – Что за дело у вас может быть ко мне?

– Есть официальное прошение от епископа, – как можно более спокойно и деловито произнёс советник, – об освобождении Аннымари из-под стражи.

– Да? – маркиз неохотно взял из рук мужчины письмо, развернул, пробежал взглядом по строкам. – Интересные детали, – он коротко глянул на застывшую в ожидании Амелию, затем вновь на письмо. – Так она не деревенская целительница?

– Она получила домашнее образование, живя в небольшом имении близ Волдрена, – возразил Северин. – Но она действительно принадлежит к знатному роду, есть документы подтверждающие это.

– Документы? Хотелось бы на них взглянуть, – усмехнулся Болдер, сворачивая прошение епископа.

– Они находятся в имении, – ответил Северин, спиной чувствуя, как Амелию начинает трясти от гнева и волнения.

– В таком случае, я не могу считать это письмо подлинным, – хмыкнул маркиз. – Да и какая разница? – он развернулся спиной к собеседникам, откровенно намекая, что дальше продолжать переговоры не намерен. – Шпионку уже казнили.

– Ш…шпионку? – только и смог выговорить Северин. Амелия, едва не потеряв сознание, повисла на его плече.

– Суд был коротким. – безучастно бросил Болдер, делая шаг вперёд, – она во всём созналась и была казнена. Тело сожгут сегодня.

– Нет, – тихо простонала Амелия, вытирая текущие ручьём слёзы. – Прошу, – она, превозмогая желание кричать и рыдать, подняла голову. – Дайте мне хотя бы похоронить дочь как подобает…

– Не могу, – всё так же равнодушно бросил маркиз, обернувшись. – По приговору суда тело подлежит обязательному сожжению. Но по моему милосердию, позволяю забрать её прах.

Женщина закусила губу, сдерживая жалобный стон, упала на колени, закрыв лицо ладонями. Маркиз едва заметно усмехнулся, краем глаза увидев бледное лицо советника, снова отвернулся и, не дожидаясь апогея разыгравшейся сцены, зашагал прочь, как видно, позабыв о собственных делах в западном крыле.

Северин аккуратно поднял супругу с колен, прижал к себе, отбросив привычные опасения. Хотелось сказать что-нибудь, утешить содрогающуюся в его объятьях женщину, но какие слова могут помочь в такой момент? В один миг он вспомнил все их разговоры о том, чтобы жить вместе, чтобы заменить девочке отца… Как он упорствовал и, было дело, даже предлагал подыскать ей других опекунов. Чувство вины за всё случившееся волной негодования захлестнуло сердце, стало невыносимо больно и стыдно перед Амелией.

– Прости, – наконец прошептал он, крепче сжимая её плечи, зарываясь пальцами в растрепавшиеся волосы под не туго завязанным чепцом. – Прошу, прости меня…

* * *

– Мамочка, а где мой доктор? – недовольно спросила Фрок, когда герцогиня с улыбкой вошла в её комнату с небольшим подносом, на котором были аккуратно разложены тарелочки с ужином.

– Не знаю, милая. Симен ищет её, но она куда-то вдруг пропала, – ответила Ребекка, стараясь не выдавать собственного волнения по этому поводу. Мари исчезла внезапно, и соглядатай, приставленный к ней, очень подозрительно пытался оправдать свою невнимательность, божась, что не знает куда подевалась девушка. – Я уверена, что она скоро появится, – постаралась утешить дочь герцогиня.

– Не волнуйся, мамочка, – вдруг радостно улыбнулась та. – У неё, наверное, есть неотложные дела у себя дома, когда она сделает их, то обязательно придёт снова.

– Дома? – удивилась в свою очередь женщина. – Но никто не видел, чтобы она покидала двор замка.

– Конечно, никто не мог видеть, если она не хотела, – ещё больше развеселилась Фрок.

Ребекка чуть посерьёзнела, поставила поднос с ужином на стул, а сама присела на край кровати.

– Я не совсем тебя понимаю, – произнесла она вкрадчиво, но в то же время стараясь не выглядеть подозрительной. – Ты знаешь о ней что-то, чего не знаю я?

– Да, – категорично заключила девочка. – Для начала то, что она не врач вовсе.

– Да? – герцогиня почти вздохнула с облегчением, ей в голову вдруг пришла мысль, что без каких-нибудь забавных уговоров и фокусов, Мари вряд ли смогла бы провести лечение своими «необычными инструментами», уж Фрок бы точно не далась без боя. – Так кто же она? – улыбнулась мать. – Наверное, она добрая волшебница с ручным ёжиком-целителем? – предположила она, снова улыбнувшись своей нелепой догадке.

– Нет, – протянула малышка. – Волшебников не бывает, я знаю. Она ангел. Настоящий, – на последнее слово девочка сделала особое ударение, будто она только что раскрыла секрет сложнейшей загадки и страшно этим гордилась.

– Ангел? – чуть наиграно улыбнулась Ребекка. – Это Аннамари рассказала тебе такую тайну?

– Нет, это я сама догадалась! – улыбка Фрок растянулась дальше некуда. – А теперь у неё свои важные дела на небе. Но она обязательно вернётся.

– Раз уж ты знаешь такой секрет нашей гостьи, – произнесла герцогиня, ставя стул с подносом поближе. – То нужно его хранить. Я никому не скажу, и ты больше никому не говори. Хорошо?

– А я и не собиралась, – хмыкнула девочка, усаживаясь поудобнее. – Я тебе рассказала, чтобы ты не волновалась за ангела и не искала её. Она сама придёт, когда будет нужно.

– Вот как? Тогда я тоже буду ждать вместе с тобой, – вновь улыбнулась Ребекка, чуть задумавшись. Девушка и впрямь как ангел появилась из ниоткуда, когда она уже отчаялась искать ответа у врачей, уповая лишь на помощь небес. Не похожая ни на кого, слишком юная, уверенная и в то же время слегка нескладная в своих попытках соблюдать этикет, она появилась и спасла малышку, находившуюся едва ли не на смертном одре. Спасла неведомым никому лекарством и вдруг исчезла, когда Фрок перестало что-либо угрожать. Может действительно ангел? Герцогиня на миг затаила дыхание в ощущении чуда, не осязаемо коснувшегося её дитя, но наваждение быстро развеялось. Она вспомнила слова графини о юной целительнице, понимая, что та лишь одаренная девочка, не более того. Хотя… Женщина взглянула нежно на свою малышку, с аппетитом уплетающую свой ужин за обе щёки. Для неё она навсегда останется настоящим Божественным провидением.

От мечтательных мыслей герцогиню отвлёк негромкий стук в дверь. В комнату вошла няня, лицо её уже не было таким унылым, привычная в последнее время краснота от постоянных слёз исчезла.

– Вещи собраны, миледи, – произнесла она, с улыбкой неподдельной радости глядя то на хозяйку, то на её ожившую дочурку.

– Вещи? – удивилась Фрок. – Мы куда-то едем?

– Я хотела уехать с тобой в наш маленький домик у реки, – вздохнула Ребекка, ставя на поднос пустую тарелку. – Но как же теперь быть без врача?

– Это тот домик, где мы с тобой были прошлым летом? – нетерпеливо спросила девочка.

– Да, тот самый.

– Поехали! – воскликнула она так неожиданно громко, что герцогиня едва ли не подпрыгнула от испуга. – Мамочка! Я хочу, хочу поехать!

– Но как же… – озадаченно продолжала та.

– Мне уже не нужен доктор, – уверенно перебила Фрок. – И ангел нас найдёт везде, где бы мы ни были. Ведь так?

– Пожалуй, – согласилась герцогиня. Она всё ещё побаивалась везти дочь загород после тяжёлой болезни, но бодрость девочки придала ей уверенности. – В таком случае, завтра утром в путь, – улыбнулась она наконец.

– Едем, едем, едем! – захлопала в ладоши малышка.

– Что ещё за ангел? – удивилась няня, глядя на герцогиню.

Но та лишь с улыбкой пожала плечами. Право, не убеждать ведь в провидении женщину, которая так рьяно верит в колдовство.

 

Глава 8. Скорбь

День девятый.

Седоволосый советник с шумным вздохом опустился на лавку в обеденном зале таверны Волдрена, Райнер чуть помедлил, затем тихо сел напротив старого друга.

– Я не знаю, чем утешить её, – обречённо проронил Северин, закрывая ладонями глаза. – С тех пор, как мы вернулись из Фалькнеса, она всё время рыдает, прижимая к себе этот пепел… Почему? – он поднял лицо, посмотрел на собеседника с негодованием. – Почему всё случилось именно так?

– Жестокость герцога известна нам обоим, – задумчиво ответил тот, опустив глаза. – Видимо, сын будет точной его копией…

– Была бы у меня хоть малая доля отчаяния, я убил бы его прямо там, на месте, – сжал кулаки советник.

– Тише, друг мой, – серолицый придвинулся чуть ближе, насколько позволял разделявший мужчин стол. – Ты не сделал бы лучше никому своими отчаянными поступками, а сейчас можешь навредить ещё и несдержанными речами.

– Ты боишься шпионов? – понуро усмехнулся Северин. – Не бойся, здесь никого нет. Гризельда не принимает гостей с тех пор, как мы вернулись.

– Ты знаешь, я всё время чего-то опасаюсь, – мрачно укорил себя Райнер. – Когда вы планируете уезжать? Насколько безопасно миледи Эрмелинде находиться здесь?

– Я не могу оставить Амелию дома одну, – покачал головой Северин. – Я боюсь, что в конце концов, она просто наложит на себя руки. Смерть Анны сводит её с ума… А брать её с собой боюсь тем более.

– Я мог бы сам сопроводить миледи, – предложил друг. – Скажи только, где ей будет безопаснее?

– Я и сам не знаю, – советник снова уронил голову на ладони. – Я уже три ночи почти не спал и в голову не идёт ровным счётом ничего. Хорошо хоть, что Гризельда может побыть с Амелией днём.

– Да ты и днём не спишь, – возразил серолицый. – А ещё собрался ехать куда-то.

– Я не могу спать… Просто не могу.

– Послушай, я понимаю вашу трагедию, – осторожно произнёс друг, – но если медлить и дальше, то может так случится, что погибнут и другие близкие вам люди. Нужно принять решение.

– Ты прав, – собрался с духом Северин. – Я думаю, что в первую очередь нужно узнать, где сейчас находится Уильям, ведь мы даже не знаем, добрался он до епископа или нет. Затем, отправить графиню в дом Амелии, быть может, там будет безопаснее…

– Ты мог бы оставить Амелию с графиней и Гризельдой дома.

– Я подозреваю, что даже если за нами не отправили открытую погоню, то шпионы герцога точно найдут нас. И если в замке им нужно было действовать тайно, то здесь – в диких лесах, они могут не бояться огласки. Пока никто не знает, где искать графиню, но если я отправлюсь к епископу, то, заметив меня, они смогут выследить и виконта.

– Я мог бы отправить послание своей дочери, она скрывается в стенах женского монастыря близ Сантерры.

– Эмили? – удивился советник. – Я думал, она живёт с тобой в городе.

– Теперь она Ренэйт, – вздохнул мужчина. – Я постарался скрыть её при первой же возможности. Тогда – десять лет назад, за мной следили круглыми сутками, и всё, что я мог – не отходить от дочери ни на шаг, но через несколько лет обо мне стали забывать, и три года назад я смог найти для Эмили новые документы и отправил её в монастырь. Его преосвященство отец Бенедикт помог мне, он всегда помогает таким как мы – беженцам из-под жестокой длани герцога…

– Я боюсь втягивать в это дело ещё и твою дочь, – покачал головой советник. – Вы и так много пострадали из-за меня.

– Друг мой, – Райнер улыбнулся, но было видно, что за улыбкой он отчаянно скрывает наполнившую глаза печаль, – мы говорили об этом не раз, ты не виноват в наших бедах. Ты и сам попал в безвыходное положение.

– И тем не менее, у тебя был шанс, – отведя взор, начал было Северин.

– Нет, – отрезал мужчина. – Шансов всё равно не было. А если тебя волнует то, что мы так долго не общались после случившегося, тому виной слежка, она подвергала опасности всех нас.

– Лучшего друга, чем ты, у меня не было никогда, – тихо произнёс советник. – Но я так ни разу и не смог отплатить тебе за спасённую жизнь. Так что не хочу влезать в долги и дальше, – он добродушно улыбнулся, стараясь развеять безрадостную атмосферу беседы. – Тебе нужно вернуться домой сейчас, пока никто не знает, что ты помог нам.

– Нет уж, – усмехнулся Райнер. – Теперь я с вами, и пути назад нет. Я лишусь всякой чести и права называться другом, если сейчас брошу вас на произвол судьбы.

– Ты в этом уверен? – уже скорее в шутку поинтересовался Северин. В несгибаемом упрямстве своего знакомого он не сомневался ни секунды.

– Я сегодня же отправлюсь в ближайший город и оттуда пошлю гонца в Сантерру. Эмили ничего не будет угрожать. Кто станет читать почту женского монастыря? Да и есть у нас с ней некоторые секреты переписки, которые не всякий соглядатай раскусит.

– В таком случае, нам нужно знать, где именно сейчас находится Уильям. Этой информацией должен располагать епископ. Только прошу тебя, не упоминай ничего об Анне, – советник снова посерьёзнел. – Как бы и он не натворил бед. Нужно узнать, быть может, графиня хочет написать сыну что-то особенное.

* * *

Амелия не могла больше плакать. Три дня непрекращающейся истерики и ночи в нервном полусне истощили её, усталость сломила, заставила немного забыться, только пальцы так и застыли, сжимая небольшой глиняный сосуд с прахом, отданный Северину придворной прислугой, даже не подозревающей о том, что хранится в невзрачной ёмкости.

Эрмелинда молча сидела на кровати, положив голову бывшей служанки к себе на колени и тихонько поглаживала её растрёпанные волосы. Графиня, как никто другой из обитателей постоялого двора, могла понять сейчас безутешную мать – сама она так и не смогла родить ни одного из четырёх своих детей живым… Много слёз она пролила бесчисленными ночами над детской кроваткой, в которой мечтала качать своего малыша. Бесконечно много слёз… Но всё же, она не могла понять до конца, что значит потерять взрослого ребёнка, который вот-вот должен был покинуть родное гнездо и начать новую, настоящую жизнь? Никакими словами она не могла утешить женщину, тихо, но непомерно тяжело вздыхающую, лёжа у неё на коленях. И всё что оставалось графине, делиться незримым душевным теплом и смирением, поглаживая сухими пальцами пряди светлых волос Амелии.

– Может, ты всё-таки что-нибудь поешь? – нарушила молчание Гризельда, большую часть времени проводящая также в комнате женщины, сидя на табурете недалеко от кровати, иногда изрекая то сочувственные, то, как ей казалось, ободряющие фразы.

Женщина покачала головой, всё так же, как и раньше, глядя в одну точку где-то впереди себя.

– Теперь Аннамари на небесах с Господом, – снова заговорила хозяйка, спустя минуту. – Поёт вместе с ангелами хвалебные песни.

На миг в комнате воцарилась тишина.

– Она так пела, – прошептала вдруг Амелия, и графиня в недоумении глянула на неё – эта фраза была первой спокойной речью за все три дня, которые они находились в Волдрене. До этого женщина лишь рыдала и невнятно корила себя и весь белый свет за случившееся.

– Вы ведь никогда не слышали, – продолжила она, поднимаясь и садясь на край кровати. – Даже я слышала это нечасто… Но когда она пела, сердце сжималось, как это было красиво…

На несколько секунд снова повисла тишина, Эрмелинда и Гризельда молча переглянулись, не зная, что делать, как не потерять это секундное просветление в мыслях безутешной женщины.

– Теперь Господь слушает её, – едва заметно улыбнувшись, продолжила сама Амелия. – Наверное, ангельский хор стал куда прекраснее… Но что же делать мне с пустотой в сердце?

Эти слова женщина произнесла так просто, будто действительно ждала совета от своих собеседниц. И Гризельда вдруг решилась ответить.

– Вы ведь так хотели иметь своих детей, – сказала она негромко. – Теперь небеса обязательно пошлют вам малыша.

Амелия взглянула на неё, но по взгляду её было видно, что женщина ещё не до конца понимает суть всего происходящего вокруг, будто закрывшись в своём внутреннем мире, она смотрела сквозь всё и всех. Эрмелинда тихонько кашлянула, намекая, что тема выбрана не лучшая, и Гризельда замялась, но Амелия, вопреки всеобщим ожиданиям, ответила ей.

– Мы очень хотели, – произнесла она неуверенно. – И я вправду могла иметь двоих дочерей. Но Господь забрал у меня младшую дочь раньше, чем она появилась на свет. Тогда я едва не последовала за ней, Северин сказал Анне, что я серьёзно болею, и она сидела тихо, как мышка, – Амелия улыбнулась. – Такая крошка, сколько ей было? Пять или шесть… Тогда приезжий врач вылечил меня, – женщина взглянула на растерянную трактирщицу, – а малышка как-то после этого пришла ко мне и сказала, что хочет стать врачом, чтобы я никогда-никогда не болела… Так и сказала, – женщина перевела взгляд на Эрмелинду. – И ведь она стала… И столько раз помогала мне. Как жаль, что она так и не смогла помочь никому больше…

– Но ведь она спасла Уильяма от верной смерти, – возразила графиня, стараясь поддержать прогресс в настроении Амелии. – Северин рассказал мне, как всё случилось.

– Быть может, это и было предназначением моей Анны? – задумчиво произнесла та. – Спасти нашего будущего правителя…

– Правителя? – переспросила Гризельда.

– Я хотела сказать, графа – правителя Сэфланда, – исправилась женщина, чуть опомнившись. – Теперь он в безопасности? – она вновь взглянула на Эрмелинду.

– Хотелось бы верить, – улыбнулась та.

– Но почему он должен быть в опасности? – совсем растерялась Гризельда. – Кто ему угрожает?

В разгар истерики минувших дней, она старалась не любопытствовать о происходящем, но сейчас вопросы так и лезли в голову, и она задавала их почти невольно, позабыв о всякой учтивости.

Но получить ответ ей, видно, не было суждено. В тот самый миг, когда Эрмелинда собралась произнести что-то, в дверь постучали.

– Я могу войти? – послышался голос Северина.

Амелия, чуть опомнившись, пригладила руками растрепавшиеся волосы, снова прижала к груди глиняный сосуд, кивнула.

– Входи, – ответила за неё Гризельда.

Северин помедлил секунду, собираясь с мыслями, и открыл дверь.

– Как ты чувствуешь себя? – спросил он слегка удивлённо, увидев супругу в спокойном состоянии.

– Мне лучше, – ответила та негромко. – Что ты хотел?

Как Амелия ни старалась разубедить себя, всё же она злилась на Северина, считая его, как и себя, виновным в смерти Анны. Сейчас особенно остро вспоминались все былые семейные неурядицы и разногласия, всё рисовалось в самых мрачных красках, не давало простить…

– Гризельда, ты не могла бы выйти? – без лишних церемоний попросил мужчина и, когда та без пререканий покинула комнату, прикрыв за собой дверь, занял её место.

– Райнер отправляет послание для своей дочери, которая сейчас находится в Сантерре, – начал советник, осторожно поглядывая на жену, будто снова ушедшую в свои размышления. – Нужно узнать, где сейчас Уильям. Миледи, – он взглянул на графиню, – вы не хотели бы передать что-то для сына?

– Для начала, я хотела бы знать, какое отношение к этому делу имеет Райнер и его дочь? – спросила она строго, будто переняв настроение Амелии.

– Он мой старый друг, миледи. Друг, который никогда не подводил меня. Его дочь сейчас скрывается в одном из женских монастырей Сантерры, а епископ покровительствует девушке. Она сможет выяснить, куда отправили Уильяма, и передать сведения нам в зашифрованной записке.

– Вы будто о разведчике говорите, – невесело усмехнулась Эрмелинда.

– Она дочь разведчика. Миледи, у нас нет иного выхода, кроме как довериться посторонним. Я боюсь выдать Уильяма своим появлением. Герцог наверняка ищет вас по всем закоулкам и, несомненно, он будет следить и за мной, хотя я больше и не официальный ваш советник.

– Что ж… Думаю, вы правы. Но как же спасаться нам самим?

– Ночью мы отправимся в лес. Я знаю дорогу очень хорошо, а впереди поедет Райнер, он должен будет вернуться до темноты. В случае опасности, он подаст сигнал и я успею спрятать графиню в лесу, а Амелию стража в лицо не знает. Вряд ли вас станут искать по Волдренским лесам, возможно, что в имении вас давно ждут.

– Я бросила своих помощников в Фалькнесе, – вздохнула графиня, – даже не сообщив им, куда поеду. Теперь и люди в имении… Что если им будут угрожать, пытать или даже убьют?

– Я прошу вас верить в лучшее, – твёрдо ответил Северин. – Сейчас не время сомневаться, нужно спасти вас и Уильяма любой ценой, от этого слишком многое зависит.

– Многое зависит от него, я – лишь маленькая деталь этого механизма, которая уже отработала свой срок.

– Не нужно говорить так, – тихо возразила Амелия, поднимая глаза на графиню. – Кто же без вас будет наставлять Уильяма? Он ведь ещё такой ребёнок.

– Мой сорванец никогда не был послушным, – вздохнула та. – Только с недавних пор он вдруг стал обращать внимания на мои просьбы и требования. Я думаю, что так сказалась на нём смерть отца, – она беззвучно вздохнула, усмиряя подступившие слёзы. – Мой мальчик был так холоден снаружи, но я видела, как ему больно. В его взгляде отражалась вся печаль этой потери.

– А что же будет с ним, если он узнает, – Амелия осеклась, помолчала несколько секунд, решая, хочет ли она сказать то, о чём думает. – Я видела Уильяма только в далёком детстве и, когда он встретился мне случайно неделю назад, я не узнала его. Он был таким серьёзным и хотя улыбался, говоря со мной, всё же казался замкнутым… А затем он приехал к нам домой, чтобы поговорить с Анной, и глаза его горели неподдельным огнём, он будто ожил, весь сиял! Что же будет с Уильямом, если он узнает, что Анны больше нет? – женщина как никогда серьёзно глянула на графиню. – А если не станет и вас? Кто останется у него?

Эрмелинда молчала. Она прекрасно понимала, что скоро наступит момент, когда ей будет жизненно необходимо находиться рядом с сыном. И то, что она говорила о своей ненужности, было лишь прикрытием жуткого страха не дожить до этого момента.

– Нам следует написать послание в Сантерру, – прервал напряжённое молчание советник, понимая, что разговор зашёл в тупик. – На счету каждый час.

* * *

День одиннадцатый.

– Ты не можешь всё время прятаться! Выходи! – голос глухим эхом раскатывался по каменным сводам старинной белой арки. – Я уверен, что ты выбрала бы розы, но их шипы пугают тебя! Значит, ты прячешься за виноградником!

Из-за раскидистого зелёного водопада, увешанного спелыми гроздями тёмных ягод, послышался игривый смешок.

– Вот ты и нашлась! – Уильям ринулся сквозь живую изгородь и оказался в тесном закутке между двумя белёными стенами монастыря и изумрудным занавесом ползучего растения, лицом к лицу с Мари.

– Ты снова нашёл меня, – наигранно расстроенно вздохнула девушка и тут же с улыбкой взяла юношу за руки. – Сыграем ещё?

– Нет, – серьёзно ответил тот. – Сначала, мне нужно поговорить с тобой.

– Говори, – продолжала улыбаться Мари. – Здесь такое укромное местечко, можно говорить сколько угодно!

– Я… я должен сказать тебе, – начал Уильям нерешительно, – одну очень важную вещь.

– А она не может подождать? – девушка вдруг подошла ближе, вплотную. – Я совсем не настроена говорить о чём-то серьёзном, её губы легко коснулись чуть загорелой щеки. – Я хочу совсем другого…

– Погоди, – простонал он, ощущая, как тонкие горячие пальцы уже скользят по его спине, забравшись под свободную рубашку. – Это срочно.

– Неужели так срочно? Значит, ты хочешь оставить меня на потом? – она, не дожидаясь ответа, впилась в тонкие губы. Уильям простонал ещё что-то, но руки уже сами развязывали шнуровку её платья.

Белая льняная рубашка упала на густую траву под ногами, Мари, закусив губу, провела пальцами по открытой груди возлюбленного, подняла на него глаза и медленно обнажила одно плечико, слегка спустив рукав. Потянулась ко второму, и в этот миг юноша, не сдержавшись, снова прижал её к себе.

– Я должен сказать, – кое-как произнёс он, покрывая шею девушки страстными поцелуями, ощущая, что уже не властен над собственным телом. – Мари, – тонкие ручки ловко ослабили его пояс. Уильям с силой сжал её в объятия, придавил к холодной стене, продолжая целовать и шептать. – Нам нельзя… Нельзя больше этого делать…

– Но ты ведь так хочешь, – вторил горячий шёпот у самого уха. – Почему нет?

– Потому что… Ты моя сестра, Мари, – произнёс наконец он, сжимая желанное тело ещё сильнее. – Ты внебрачная дочь моего отца, – руки скользнули по почти обнажившейся девичьей груди. – Но я не могу… Не могу сдержаться, – пальцы потянули тонкую ткань платья вниз.

– Ты, – послышался надорванный шёпот девушки, и голос её будто бичом ударил по сознанию виконта. Он отпрянул, понимая, что совершил ошибку, не решив ещё только, что именно было ошибкой – сказать Мари правду или, зная эту правду, продолжать предаваться запретным мечтам о возлюбленной. Уильям всё ещё прижимал к себе дрожащее тело девушки, а та, стараясь натянуть платье обратно на плечи, глядела на него с лютой ненавистью, глазами полными слёз обиды и предательства.

– Мари, – шепнул юноша в надежде, что сможет придумать хоть какое-то оправдание, или его прямо сейчас поразит молния с разгневанных небес.

– Ненавижу, – прервал его отчаянные размышления тихий шёпот. – Ненавижу тебя…

Сердце на миг остановилось, тело вдруг похолодело и онемело. Уильям резко открыл глаза, проснувшись в темноте своей тесной кельи, сел на кровати, пытаясь прогнать обрывки кошмара. Подобные сны мучили его с самой первой ночи в монастыре, и юноша уже почти потерял всякую надежду выспаться. Весь день Мари не покидала его мыслей, как он ни старался отвлечься, а затем приходила и ночью, чтобы сказать влюблённому брату лишь то, как сильно она его ненавидит. Заточение в надёжных стенах святой обители постепенно превращалось в ад…

Юный виконт попал на приём к епископу Бенедикту II четыре дня назад, тогда он очень смутился количеству стражи, окружавшей старика. А тот лишь добродушно усмехнулся, услышав от гостя просьбу поговорить наедине, и без лишней гордости объяснил, что и сам рад бы остаться в одиночестве. Но его «дети» – верные послушники, монахи из бывших военных, ни на секунду не оставляют несчастного в покое, дежуря рядом с ним и днём и ночью, готовые, в случае чего, закрыть его собственной грудью и принять смерть в любой момент. На Бенедикта, бывало, покушались и во времена его молодости. Не всем нравился честный и неподкупный сановник, обладающий такой властью, но Бог миловал, и священник всегда оставался жив, а сейчас, когда он совсем состарился и здоровье стало подводить, послушники не могли не опасаться за его жизнь вдвойне. Тем более, что близилось время коронации, и многие подозревали, что герцог Аделард хотел бы видеть на его месте совсем другого – более сговорчивого человека.

Уильям не стал тогда долго мяться, доверившись мнению Бенедикта о верности своих стражей, он сразу открыл своё имя и показал на всякий случай документы и письмо от своей матери, где она настаивала на встрече сына с его преосвященством.

Священник, на удивление юноши, очень радостно встретил эти вести, тут же приказал принести монашескую одежду и велел приготовить комнату в монастыре за городом. Виконт не совсем понимал, к чему нужна такая спешка и секретность, но спрашивать ничего не стал, ему и без того хватало дурных мыслей, а старики, как он всегда считал, не умеют отвечать на вопросы прямо, а говорят всегда загадками. «Лучше дождаться всех ответов от матери», – решил тогда Уильям. И в тот же день он был подстрижен, переодет и переименован.

– Я с радостью наблюдал бы настоящее рождение монаха сегодня, – говорил Бенедикт, глядя тогда на преобразившегося виконта, – но, кажется, тебе не помешают в будущем наследники.

Уильям натянуто усмехнулся, хотя и не понял шутки и уже через полчаса был отправлен с ещё двумя монахами на открытой повозке с провизией в пригород Сантерры. А слуги, приехавшие вместе с ним, накормлены и отпущены епископом на все четыре стороны без уточнения дальнейшей судьбы их хозяина.

В крошечное окошко кельи проникли первые лучи восходящего солнца. Снова ложиться спать не имело смысла, так как с рассветом будили всех монахов, а о том, что новый гость вовсе не монах, знали только епископ и та стража, что присутствовала при «постриге», который, надо сказать, заключался в полном сбривании волос – так уж было заведено в Ладлере. Даже сопровождающим Уильяма братьям его представили как новопосвящённого.

Юноша поднялся с кровати, по старой привычке провёл пальцами по голове, надеясь убрать нависшие на лицо пряди курчавых волос, но рука легко проскользила от лба до затылка, не увязнув в запутанных локонах, от этого ощущения по телу пробежали противные мурашки. Они каждый день напоминали ему о том, где он находится и о безвыходности своего положения. Из коридора послышался призывный звон колокольчика – вот и сигнал к подъёму.

– Как вовремя, – скривив губы, буркнул Уилл и потянулся за одеждой.

Жить здесь взаперти ему определённо не нравилось. Ночные кошмары в совокупности с дневными душевными метаниями, да ещё и с непосильным трудом, которым нагружали каждого члена братии монастыря, постепенно доводили до ярости, смешанной в равной доле с отчаянием. Парню казалось, что ещё пара дней таких мучений и он удерёт прямо через неприступную стену, окружающую двор.

– Брат Матис! – позвал кто-то за дверью. – Утро!

Уильям снова поёжился, новое имя раздражало его не меньше, чем стрижка. Когда «новопосвящённый» высказал Бенедикту своё недовольство относительно имени, тот лишь в очередной раз добродушно улыбнулся и поучительно произнёс.

– «Матис» означает «Божий дар»! Если ты не хочешь быть даром Божьим, то назову тебя Уотан!

Кто-то из стоящей рядом стражи хихикнул, Уильям непонимающе приподнял бровь.

– Это значит «безумный», – заключил епископ. – Потому что любой, кто не хочет принять такое благодатное имя, безумен. Я так считаю.

Виконт недовольно фыркнул.

– Ну и вдобавок, – ободрил его священник, – в монастыре нет ни одного Матиса, так что я смогу при надобности легко найти тебя среди братии. – Хотя, и Уотана тоже ни одного нет.

– Это издевательство, – снова пробубнил юноша, одеваясь, и добавил громко: – Я проснулся! Иду!

После непривычной ему общей утренней молитвы и скромного, но весьма вкусного завтрака, Уильям почувствовал себя чуть лучше, раздражение поутихло, терпения немного прибавилось. Но впереди был трудовой день, и он с неприятным предчувствием ожидал, что именно выпадет ему сегодня – чистить конюшню или полоть монастырский огород. Но задание попалось на удивление приятное – ежедневный уход за садом. Всё, что требовалось от садовника в разгар осени – полить деревья, стоящие далеко от специально подведенных оросительных каналов, собрать поспевшие фрукты и, возможно, кое-где подровнять розовые кусты, которые цвели здесь до самых заморозков.

Уильям вздохнул с облегчением, направляясь к широкому зелёному саду. Деревьев в нём было много, но все фрукты поспевали в разное время, и на сегодняшний день вряд ли могло выпасть много работы, да и погода не была засушливой, дождь прошёл два дня назад, поливать ничего не придётся.

Юноша неспешно прошёл через двор, оснастившись необходимым инвентарём, сделал крюк, огибая остановившуюся перед воротами повозку, вошёл под высокую белёную арку, ведущую через внутреннюю стену двора в сад, и замер. Короткое эхо шагов прокатилось по каменному своду, а в памяти Уильяма встала картина из недавнего сна. Впереди, за аркой маячили пышно цветущие розовые кусты, чуть дальше видна была стена, увитая виноградной лозой.

Сердце вдруг заколотилось с неожиданной силой, парень закрыл глаза, глубоко вдохнул, стараясь выбросить нахлынувшие воспоминания из головы.

– Боже, за что? – прошептал он, снова открывая глаза. – Нельзя даже мечтать о тебе, – сердце не прекращало буйствовать, но Уильям, стиснув зубы, продолжил идти, стараясь не отрывать взгляда от земли, не замечать картины, ещё слишком ярко манящей из памяти ожиданием чуда, разочарования и стыда.

Кто мог подумать, что именно сегодня, именно после такого сна, вызывающего смешанные чувства романтической тоски и собственной вины, в саду останется не собранным именно виноград? И именно Уильяму придётся заняться его уборкой.

Поставив большую плетёную корзину на землю рядом с собой, виконт нехотя потянулся за спелыми тёмно-фиолетовыми гроздями, яркими пятнами покрывшими водопад густой зелени. Рука так и тянулась пройти сквозь извилистые лозы, чтобы ощутить за ними пустоту закутка между монастырской стеной и живой изгородью, где сегодня ночью пряталась от него Мари.

В памяти тихим переливом прокатился её смех, зазвучал как наяву незабываемый ласковый голос. Юноша прикрыл глаза, снова вспоминая её образ, пальцы коснулись прохладных листьев, и он, повинуясь мимолётному мечтанию, медленно протянул руку сквозь виноградник. Сантиметр за сантиметром раздвинув тугие вьющиеся ветви, подался чуть вперёд, и пальцы врезались в ледяную стену. Никакого закутка не было, не было чуда, не было Мари. Едва родившаяся несбыточная надежда почернела, подобно розовым лепесткам, в пламени отчаяния и развеялась прахом. Уильям вздохнул, рука скользнула по шершавому камню.

– И о чём я только думаю?

– Брат Матис! – раздался звонкий мужской голос за спиной виконта. Тот чуть не отпрыгнул в сторону от неожиданности, но, едва сдержавшись, лишь быстро убрал руку от шуршащей листвы и обернулся с чуть глупой улыбкой. – О чём это ты таком думаешь? – весело спросил молодой монах Анкэль. Этот голубоглазый жизнерадостный парень был первым, с кем Уильям познакомился в монастыре. Он состоял на должности местного «гонца» – разносил известия из мира по обители. Анкэль прямо-таки лучился энергией, а вере его, пожалуй, могли порадоваться многие братья. Молодой человек считал наибольшим своим счастьем служение Богу и людям, высокие стены монастыря ни в коей мере не урезали его духовной свободы, а возможно даже надёжно защищали от истощения. И в своём ограниченном служении он едва успевал изредка есть и спать, стараясь помочь всем и каждому, а уж в миру он попросту забыл бы о любом отдыхе, бросаясь с головой в беду любого ближнего. Новопосвящённого Матиса Анкэль сразу решил взять под своё крыло. В первый же день рассказал обо всех правилах и устоях обители, показал двор и основные здания, поделился всеми своими мыслями и планами на будущее, касающимися служения. Попытался вызнать что-нибудь о прошлом молчаливого юноши, но когда тот хмуро отказался открывать тайны своей мирской жизни, не стал настаивать и тут же сменил тему, с пониманием решив, что послушник ещё не готов изливать душу.

Самому Уильяму общество разговорчивого брата немного надоедало, но в то же время, когда тот был рядом, мысли не так рьяно устремлялись к воспоминаниям о Мари и отчаянным планам побега.

– Я? – переспросил Уилл, пытаясь вернуться мыслями обратно в образ Матиса. – Да так, ни о чём.

– Готов поспорить, – заулыбался неожиданный собеседник, – мечтал выбраться отсюда.

– Почему ты так решил? – удивился виконт.

– Все иногда мечтают об этом, непросто бывает привыкнуть к новой жизни. Но здесь ведь не тюрьма, здесь наш дом, и все мы пришли по своей воле. Эту слабость нужно просто пережить.

– Может быть… А ты что делаешь в саду? – вопрос мог показаться невежливым, но за те четыре дня, что юноша пробыл в монастыре, он успел понять, что Анкэль нигде не появляется просто так, не выполняет обычных повседневных работ. Он почти всегда ищет кого-то из братьев и занимается невероятно срочными и важными делами, ведомыми, наверное, одному ему и, возможно, настоятелю монастыря.

– Я несу тебе радостную весть! – выдал парень, и Уильям ощутил, что по спине вновь бегут противные мурашки. Какую новость может считать радостной рьяный монах? Его отправят в затворничество? Дадут ещё пару-тройку непосильных заданий? Принесут в жертву? Что?! (нужно сказать, представления о монашестве у виконта не совсем соответствовали действительности).

– Нашим сёстрам из монастыря святой Агнессы нужна помощь, такое случается пару раз в год, чтобы нас отправляли на работу к ним. А тут пришёл список, кого епископ благословляет отправиться на помощь, и ты тоже оказался в этом списке!

– Что? – не понял Уилл.

– Ты идёшь помогать нашим сёстрам, – хитро улыбаясь, повторил монах. – Разве ты не рад?

– Я не совсем понимаю, чему должен радоваться, – скривил губы юноша.

– Как же так?! – воскликнул Анкэль и тут же, осмотревшись по сторонам, вдохновенно зашептал. – Тебя что, вообще женщины не интересуют?

Пожалуй, услышать эту фразу от благочестивого Анкэля виконт ожидал меньше всего.

– Ч-что? – снова спросил он, чуть заикаясь. – Разве монахов они должны интересовать?

– Ну, – парень чуть замялся, не прекращая улыбаться. – Возможно, нет. Но что плохого, если изредка тебе удаётся с ними поговорить? Они ведь тоже дали обет.

– Ну да, – сомневаясь, всё же согласился Уилл. – Так почему туда отправляют меня?

– Кто знает, я бы с удовольствием занял твоё место, – монах совсем смущённо заулыбался. – Но в списке твоё имя, и идти тебе.

– Ладно, – он покачал головой. – И когда идти?

– Ехать, – уточнил Анкэль. – Повозка уже ждёт во дворе. Сад поручат кому-нибудь ещё, иди скорее.

Уильям коротко кивнул, украдкой глянул на стену виноградника ещё раз, всё надеясь увидеть там что-то неожиданно приятное, но, не обнаружив ровным счётом ничего особенного, сжал кулаки и отправился обратно во двор. Вдохнув напоследок полной грудью сладковатый аромат роз, он прошёл через каменную арку и, усевшись в уже заполненную не в меру суетливыми братьями повозку, погрузился вновь в свои невесёлые размышления.

Что это? Испытание его стойкости? Зачем Бенедикт отправил именно его в женский монастырь? В любом случае верность теперь хранить некому, но мысли о том, чтобы заменить чьим-нибудь чужим лицом образ кареглазой целительницы в своей памяти не допускались даже на порог сознания юноши. Её голос продолжал звучать в памяти, снова и снова заманивая в ловушку запретных воспоминаний о первой и, несомненно, последней ночи с лесной дикаркой…

Ехать пришлось довольно долго – женский монастырь находился, так же как и мужской, за чертой города, но на противоположной его стороне. Чтобы не пробираться по оживлённым улицам, пошли в обход городской стены, и братья имели возможность всю дорогу любоваться пейзажами сжатых полей, далёких лесов и голубоватой гладью спокойной реки Санфило, широким полукругом огибающей Сантерру.

– У меня сестра в том монастыре, – нарушил вдруг затянувшееся молчание один из монахов, видимо, тоже новопосвящённый. – Буду рад повидаться с ней.

– И у нас сёстры и матери, – радостно ответил другой, пихая в бок своего соседа. – Отец Бенедикт никого просто так не отправит туда на работу, всегда даёт нам возможность повидаться с родными.

– А у меня там бывшая невеста, – вздохнул послушник, сидящий на облучке. – Уж и не знаю, мучением для меня будет увидеть её снова или радостью…

– Как же она попала в монастырь, если вы собирались пожениться? – удивился первый заговоривший монах.

– Случилось несчастье… После тяжёлой болезни, когда мы думали, что всё уже позади. Доктора не смогли помочь и сказали, что она никогда не родит детей. Для неё это стало страшным ударом, отговаривать было бесполезно… Надеюсь, она нашла там утешение, а я, чтобы не нарушать данную ей клятву верности, тоже отправился в нашу обитель.

– И ты совсем не хочешь поговорить с ней снова? – удивился один из братьев. – Быть может, время немного залечило её раны?

– Я больше всего боюсь своим появлением напомнить ей о прошлом и снова раскрыть эти самые раны, – вновь вздохнул послушник. – Да и что с того, она дала обет перед Богом.

– Ну, знаешь, – хмыкнул его сосед. – Любовь – это такая вещь…

– Не знаю, – насупился возница.

– Раз уж ты ушёл в монастырь, только чтобы не нарушать клятвы верности, то должен знать.

– Может и должен. Вот только у женщин она какая-то странная. Я так и не смог понять.

– Ладно, брось. Что ни делается – всё к лучшему. А ты, брат Матис? Брат Матис!

Уильям вздрогнул, поняв, что обращаются к нему, поспешил убрать с лица обрывки потревоженных мыслей, взглянул на говорящего.

– Кто тебя ждёт за стенами обители?

– Меня? – удивился юноша, пытаясь вспомнить, о чём вообще вели разговор его спутники. – Никто, я думаю.

– Да? Странно, – хмыкнул сосед. – Неужели тебя отправили просто как ещё одну пару рук? Не бывало ещё таких промашек у отца Бенедикта.

– А может быть, Матис сам ещё не знает, что приготовил ему епископ? – угрюмо заметил монах на облучке.

Виконт нахмурился, разговор братьев продолжался, всё так же плавно перетекая из одного русла в другое, а у него в груди засело неприятное томительное чувство ожидания.

Так что же, никого не ссылают на работы в женский монастырь просто так? Значит предчувствие подвоха не обмануло? Кто ждёт за высокими стенами? Неужели, матушка добралась-таки до Сантерры и тоже решилась на перенесение тягот монашеской жизни в надежде спрятаться от… От чего? Она так и не сказала, что за угроза исходит из столицы. Уж не Мари ли она имела в виду? Северин наверняка рассказал графине о приключениях её сына, ничего не утаил. А она решила ещё немного помучить несчастного ожиданием и за одно спрятать от потенциальной запретной влюблённости? Нет… Уильям покачал головой, отрицая собственные мысли. Как-то нелепо всё это складывалось.

«Хорошо бы, если ты оказалась здесь, – подумал юноша. – И перестала бы увиливать от ответов».

– Приехали! – несдержанный возглас одного из спутников резко выдернул из водоворота размышлений.

Скрипнули петлями невысокие деревянные ворота, во дворе гостей встретила пожилая настоятельница и несколько её помощниц.

– Поешьте с дороги, – строго произнесла она без лишних приветствий. – И за дело.

– Она всегда такая, – шепнул почти на ухо Уильяму один из спутников. – Не подумай ничего, матушка Катарина на самом деле добрая.

– Сегодня и завтра нужно многое успеть, чтобы послезавтра вы отдохнули перед обратной дорогой.

– Под словом «отдохнуть» она имеет в виду пообщаться с родными, – снова зашептал монах. – Видишь, как она нас понимает.

– А мы разве останемся здесь на несколько дней? – спросил юноша, не обращая внимания на его болтовню.

– Конечно, а ты как думал? Работы всегда хватает.

– Да уж, – только и буркнул Уильям. Желанные ответы снова откладывались, а тяжёлое ожидание растягивалось, не давая даже малейшей надежды на то, что вообще будет окуплено.

Кто бы мог подумать? Снова сад. Виконт, с окончательно испорченным настроением и унылым лицом, отправился возводить арку для виноградника. Всё происходящее довольно неприятно походило на дурной сон или чью-то глупую шутку.

– Вот вам дался этот виноград, – бубнил юноша, заходя в сад, где уже лежали подготовленные инструменты. Он огляделся, вокруг никого не было. – И как мне это делать? – снова вздохнул виконт, вынимая из деревянного ящика под ногами молоток.

– Граф Уильям? – несмело произнёс за спиной приятный женский голос. Юноша вздрогнул и обернулся. – Это ведь вы, граф?

 

Глава 9. Миг откровения

День тринадцатый.

– Ожидание – самое тяжёлое время, – вздохнула графиня, складывая в стопку насухо вытертые тарелки.

Амелия взглянула искоса на свою пожилую помощницу и снова опустила руки в прохладную мутную воду.

– Хорошо, когда есть чего ждать, – без всяких эмоций произнесла она, продолжая тереть посуду тряпкой.

Попав в родные стены, женщина немного оправилась от своего горя. Несмотря на то, что всё вокруг неизменно напоминало ей о дочери, она начала нормально есть и спать, прекратила рыдать, но стала непривычно холодной и замкнутой. Сосуд с прахом она убрала куда-то в свою комнату, и больше его никто не видел.

– Прости, – опомнилась Эрмелинда. – Я очень переживаю за Уильяма, кроме этого ничего и в голову не идёт.

– Я вас понимаю, – вздохнула хозяйка. – Но будем верить в лучшее. Послание отправили четыре дня назад, значит, ответа можно ожидать уже со дня на день. Но это не значит, что он не может задержаться. Не переживайте, поберегите своё здоровье.

– Было бы что беречь, – покачала головой графиня. – Всё, чего хочу, чтобы с Уильямом всё было в порядке и поговорить с ним наконец. Время идёт…

– Вы не хотите, чтобы он узнал правду от кого-то другого? – тихо перебила её Амелия. Эрмелинда опустила глаза.

– Пожалуй, да… – ответила она, немного погодя. – Он должен понять мои чувства. Их не передать письмом.

– Как только придёт ответ из Сантерры, я попрошу Северина, чтобы он отвёз вас к сыну. Он обязательно придумает, как это сделать.

– Сделать что? – раздался голос советника с улицы.

Амелия выглянула в открытое окно кухни. У самой стены стояли два долгожданных вестника – Северин и Райнер, тихо подъехав к дому и уже заведя лошадей в конюшню, судя по всему, услышали обрывки женского разговора.

– Есть ли новости? – спросила Амелия, лёгким намёком на улыбку встречая гостей.

– Уильям жив и здоров, определён в монастырь святого Патриция. Никто из окружения не знает о том, кто он.

– Слава Богу! Слава Богу! – зашептала графиня, чтобы не упасть от волнения, усаживаясь на стул.

– Эмили написала, что он очень ждёт вас, – продолжил Северин, войдя в дом и обратившись к Эрмелинде. – Так сказал сам Уильям.

Райнер серой тенью проскользнул за его спиной и без лишних слов отправился отдыхать в отведённую ему комнату, вид у него был довольно мрачный.

– Ты должен во что бы то ни стало доставить графиню в Сантерру, – в приказном тоне сообщила мужу Амелия, проводив взглядом серолицего. – Вдобавок, нужно передать епископу документы для Уильяма.

– В таком случае, ты поедешь с нами, – не стал сопротивляться советник. – Я не могу оставить тебя дома одну.

– За меня не волнуйся, – опустила взгляд супруга, – если нужно, я побуду у твоей сестры, помогу ей с хозяйством.

– Сестры? – удивилась Эрмелинда. – Сколько лет знаю вас, советник, а про сестру никогда не слыхала. Разве вы не единственный сын леди Гретхен?

Северин грозно глянул на Амелию, а та, не обратив на это ни малейшего внимания, ответила за него.

– Что теперь скрывать? У моего супруга есть ещё и брат. Правда оба они не родные. Но всё же родственники, как-никак.

– Какие интересные подробности, – удивилась Эрмелинда, снова воззрившись на Северина. – Почему же вы не говорили раньше?

Советник молчал, отведя взор, а жена его тем временем необычайно бодро продолжила разоблачение.

– Потому что мой супруг не хотел разочаровать вас, – Амелия взглянула на него. – Прости, милый, но ты сам не устал ещё от лжи?

– Устал, – вздохнул советник, чуть помедлив и поднимая глаза сначала на жену, затем на графиню. Настал момент, когда на кон снова встали жизни близких ему людей, и Северин понимал, что сокрытие правды от тех, кому он должен доверять, становится, по меньшей мере, предательством. Он нерешительно кашлянул и продолжил негромко. – Мой отец не из знатного рода. Тот, кого считали моим отцом, погиб за месяц до моего зачатия. По крайней мере, так рассказывала мне мать.

– Так кто же ваш отец? – затаив дыхание, спросила женщина. Она никогда не скрывала своих дружеских чувств к советнику и доверяла ему безгранично. А сейчас перед ней совершенно неожиданно стал раскрываться грандиозный обман, который мог навсегда подорвать это доверие.

– Он местный знахарь, – ответила Амелия.

– Барон Эмерик и моя мать не были счастливы в браке, – продолжил Северин. – Это был брак по расчёту. Вдобавок, вскоре выяснилось, что они не могут зачать ребёнка, как стало понятно позже, причина таилась в здоровье барона, а не моей матери. Но они никому не говорили об этой беде, боясь осуждения, – советник нахмурился, складывая руки на груди. – Однажды барон отправился вместе с женой на охоту, они хоть и не любили друг друга как супруги, но всё же были довольно дружны. Как известно, Эмерика случайно ранил один из сопровождающих. Его привезли в ближайшую деревню, там молодой травник поддерживал его жизнь, пока не приехал врач из города. Но барона спасти не удалось, – Северин перевёл взгляд на пейзаж за окном. – Моя мать похоронила супруга и вернулась в ту деревню к знахарю. Его собирались арестовать, как и того слугу, что ранил барона. Беднягу могла ждать казнь или длительное заточение, таковым был настрой брата погибшего. Гретхен уговорила целителя бежать и сама сбежала вместе с ним. Они переселились в Волдрен. Но крестьянская жизнь оказалась не по силам моей благородной матери, вдобавок, она узнала, что беременна. Хорошо подумав о будущем ребёнка, о моём будущем, она решила вернуться домой и растить меня как сына барона Эмерика. Вся его родня считала, что Гретхен всё это время жила у своей матери, оплакивая погибшего супруга, и когда та вернулась с вестями о зачатом прямо накануне злополучной охоты наследнике, никто не усомнился в правдивости её слов. А знахарь, смирившись с участью брошенного влюблённого, женился на деревенской девушке, которая впоследствии родила ему сына и дочь. Правда, она тоже умерла, когда те были ещё совсем маленькими. На этой почве мой настоящий отец немного двинулся умом и ушёл жить в лесную землянку. Дети его выросли благодаря сердобольным соседям, дом, который достался им от покойной матушки, они превратили в постоялый двор…

– Так ваши родственники – владельцы той таверны? – с удивлённой улыбкой уточнила Эрмелинда. – Такие добрые люди.

Северин глянул на неё с непониманием, он явно ожидал иной реакции.

– Бросьте, советник, – махнула рукой графиня, – у каждого есть свои скелеты в шкафу. В конце концов, ваш незаконный титул помог вам лишь в получении должности, всё остальное вы сделали сами. Да и матушка ваша была не из простого люда. У меня остался только один вопрос: как вы узнали всю эту историю? Неужели, леди Гретхен сама рассказала такое сыну?

– Моя мать не дождалась священника и на смертном одре покаялась во всех грехах тому, кто был рядом с ней – то есть мне. Затем я сам приехал в Волдрен, чтобы понять, была вся эта история правдой или предсмертным бредом… Лучшим доказательством стало моё откровенное сходство со знахарем-отшельником. Потом я познакомился с Гризельдой и Юргеном. Юрген, кажется, до сих пор не до конца верит во всё это и говорит со мной, как с кем-то важным. Гризельда всё понимает и никогда не выдаст меня.

– Это хорошо, когда есть близкие люди, на которых можно положиться, – вздохнула с лёгкой печалью Эрмелинда. – Как жаль, что я лишилась всех таких родных.

– У вас есть Уильям, – неожиданно тепло улыбнулась Амелия. – Пусть он и сорванец всё ещё, но я уверена, что на него можно будет положиться. У него был хороший учитель.

– Алоис постарался вложить всё лучшее в эту кучерявую голову, – подхватил Северин. – Так что Уильяму не хватает только повзрослеть.

– Жизнь совсем скоро заставит его это сделать, – вздохнула графиня. – Я надеюсь, что вы тоже всегда сможете поддержать моего мальчика, если меня не станет.

– Не нужно, – начал было возражать советник, но Эрмелинда строго подняла палец.

– Не отрицайте возможности моей смерти, – произнесла она спокойно. – Я всего лишь хочу быть уверенной, что в будущем Уильям будет близок с теми людьми, которым я могу доверять.

– Конечно, – кивнул советник, взглянув на супругу. Та тоже кивнула и добавила:

– Вы доверили нам очень многое. Мне жаль, что мы, – она на миг замолчала, чувствуя, что саму себя снова задевает за живое, но всё же продолжила. – Мы подвели вас… Но это не повторится в будущем.

Графиня улыбнулась.

– Так что же, советник, я могу доверить вам мою жизнь ещё раз? Сопроводите меня в Сантерру?

– У меня ведь нет выбора, – покачал головой мужчина. – Но что поделать, с некоторых пор, это мой долг.

Улыбка Эрмелинды стала ещё теплее. Бывает, обман, раскрывшись, вовсе не убивает доверие, а напротив, делает его прочнее. У советника имелись веские причины скрывать правду о своём происхождении, тем самым он защищал своих родных и близких, в остальном же, он всегда оставался верен своему слову и делу, не давая графской чете и малейшего повода сомневаться в его преданности. Знатность рода не даёт никаких преимуществ человеческой душе и никаких гарантий его чести и доблести. Так стоит ли вообще принимать её в серьёзное внимание, когда речь идёт о том, кому можно без опаски вверить свою жизнь?

 

Глава 10. Ренэйт

День одиннадцатый.

– Граф Уильям? Это ведь вы, граф?

Юноша обернулся. За его спиной в пяти шагах стояла молодая монахиня.

– Я Матис, – настороженно ответил он, пытаясь понять, друг перед ним или враг.

– Значит вы, – улыбнулась девушка. – У меня послание от вашей матери.

– Послание? – он нахмурился. Мысли о возможной опасности быстро рассеялись. Да и какую угрозу может составлять это хрупкое создание?

– Да, от графини.

– А вы кто? – на всякий случай поинтересовался виконт.

– Я Ренэйт. Мой отец хороший друг лорда Северина, он прислал мне письмо.

– Наконец-то, – с облегчением вздохнул Уильям, окончательно поверив в неподдельность происходящего. – И что же написала мне графиня? Она сообщила, когда приедет?

– Нет, – девушка подошла ещё ближе. – Нам, наверное, не следует говорить так громко, – пояснила она, – но и слишком близко друг к другу стоять нельзя, это запрещено правилами. Графиня хочет знать, добрались ли вы до Сантерры и где теперь вас искать. Это всё я уже выяснила у отца Бенедикта, но я взяла на себя смелость решить, что необходимо узнать у вас, что именно нужно ответить. Поэтому вы здесь.

– А я-то гадал, – буркнул виконт себе под нос и тут же снова обратился к Ренэйт. – Напишите, что я жду в монастыре святого Патриция. Можете добавить, что мне там ужасно надоело, – он кисло усмехнулся. – Не могу понять, как вы выдерживаете такую жизнь…

– О, я вас прекрасно понимаю, – хихикнула девушка. – Я ведь тоже не монахиня. Как и вы, я ищу защиты в этих стенах. Точнее, мой отец ищет её для меня.

– И давно вы здесь? – удивился юноша.

– Не первый год, – вздохнула она в ответ. – Уж и со счёта сбилась.

– Не хотелось бы и мне застрять так надолго, – снова скривил губы Уильям.

– Думаю, у нас с вами разные истории, потому моя жизнь не может быть примером для вашей.

– Вероятно, – он потупил взор. Диалог прервался и в воздухе повисло угнетающе молчание.

– Я помогу вам с работой, – разорвала его Ренэйт. – Хоть мы с вами и не настоящие послушники, но трудиться всё равно нужно.

– Хорошо, – протянул юноша. – Расскажите мне, что я должен построить и где, остальное я уж как-нибудь осилю.

– Брат Матис! – раздался голос одного из монахов, заходящего в сад. Девушка в испуге отскочила от собеседника подальше, пока их не заметили. – Вот вы где! – мужчина с озадаченным видом подошёл ближе. – Брат Удо полез чинить крышу, и вдруг выяснил, что от высоты у него ужасное головокружение. Ты не боишься высоты?

– Нет, – ответил Уильям, покосившись на молоток в своей руке. Ещё совсем недавно он был готов на всё, чтобы покинуть сад.

– В таком случае, отправляйся наверх. Сестра, вы поможете Матису не заблудиться? – улыбнулся он раскрасневшейся вдруг девушке.

– Конечно, – кивнула та, – с радостью помогу.

В починке нуждалась, как назло, самая высокая крыша женского монастыря – крыша колокольни. Уильям перевязался потуже верёвкой, глянул через металлические перила вниз.

– Вот повезло, – произнёс он недовольно.

– Не бойтесь, – успокоила его новая знакомая, – я буду здесь и, если вы вдруг сорвётесь, обязательно вытяну вас.

– Да я и не боюсь, – ответил юноша сурово. – Никогда не чинил кровлю, вот и всё.

Ренэйт лишь мило улыбнулась и указала молодому человеку на узкую железную лестницу, ведущую на крышу. Верёвку привязали у основания большого колокола, и виконт, продолжая тихо роптать на свою несносную жизнь, полез наверх по качающейся лесенке.

– Почему вы скрываетесь? – спросила монахиня, выглядывая на крышу за спиной Уильяма.

Тот на секунду обернулся, затем вернулся к работе.

– Вы хотите продолжать разговор здесь? – спросил он негромко.

– Здесь нас никто не услышит, да и веселее так, – ответила девушка.

– Как скажете…

– Так почему?

– Я и сам не знаю. Моя мать очень настаивала на том, что я должен укрыться от чего-то, но так до сих пор и не объяснила от чего. Поэтому я так жду, когда же она наконец приедет и всё мне расскажет.

– Наверное, опасность очень серьёзная, раз уж пришлось прибегнуть к такому плану бегства, – предположила Ренэйт.

– Может быть… А вы? Что вы делаете здесь так долго?

– Отец считает, что моей жизни что-то угрожает, – она закатила глаза. – А как по мне, так это его разыгравшаяся фантазия. Я так устала от жизни взаперти…

– Могу себе представить, – отозвался Уильям. – Мне и четырёх дней хватило, чтобы понять, что эта жизнь не по мне.

– А у вас есть невеста? – неожиданно сменила тему собеседница.

– Что? – он на секунду задумался. – Нет. А почему вы спрашиваете?

– Да так, – заулыбалась девушка. – Стало интересно, кто кроме матушки ждёт вас на воле.

– У меня есть сестра, – тихо ответил Уильям. – Но она вряд ли меня ждёт.

– Дайте угадаю, – весело отозвалась Ренэйт, – она ещё слишком мала, чтобы ждать своего старшего брата?

– Нет, ей шестнадцать, – не оборачиваясь продолжил он, не видя как девушка непонимающе подняла брови. – Я недавно узнал о ней. А она обо мне ещё не знает.

– Зато какая радость будет, когда она узнает, – чуть помедлив, снова улыбнулась монахиня. – Хотя, я не совсем понимаю, как такое могло произойти, но это ведь хорошо – найти своих родных.

– Может быть, – юноша почувствовал, что разговор зашёл уже слишком далеко за пределы официального. Одёрнув себя, чтобы не сказать лишнего, не выплеснуть накопившихся чувств на случайную знакомую, он замолчал.

Некоторое время вокруг царила тишина, только ветер слегка шумел в ушах. Наконец Ренэйт не выдержала и заговорила снова.

– А меня ждёт жених. Поэтому скоро я, возможно, покину монастырь.

– Я вам почти завидую, – сухо усмехнулся юноша. – Надеюсь, и мне здесь не придётся провести много времени.

– Именно здесь всего два дня, – напомнила девушка. – Я вам желаю поскорее избавиться от грозящей вам опасности и вернуться домой, – радостно ободрила она гостя.

– Здесь закончил, – всё так же безэмоционально ответил тот, поворачиваясь. – Где ещё нужно чинить?

– Сегодня больше не нужно, – улыбнулась монахиня. – Посмотрите, небо затягивают тучи, и ветер поднимается. Необходимо спуститься вниз, пока здесь не стало опасно.

Уильям облегчённо вздохнул и вскарабкался по шершавой черепице к лестнице. Отвязав себя от колокола, он двинулся за спутницей, обещавшей показать, где сегодня на ночь разместят послушников. Настроение его почему-то совсем испортилось, говорить больше ни о чём не хотелось, а новая знакомая, как назло, всё продолжала что-то рассказывать и расспрашивать. Благо, в основном это была житейская чепуха и о ней не приходилось особо задумываться.

Юноша снова ощутил, как сильно он устал от постоянного ожидания и неизвестности. Хотя и не мог признать этого в полной мере, он ужасно скучал по Мари. И пусть почти все мысли о сестре Уильям себе старательно запрещал, он всё же очень спешил поскорее объясниться с ней. Шансов жениться уже не осталось, но появление её в ночных кошмарах постоянно напоминало – несмотря ни на что, нужно попросить у девушки прощения. Ведь её чувства были действительно обмануты и преданы… А были ли чувства? Виконт тихо вздохнул. Откуда он мог знать, что на самом деле чувствовала Мари? Вспыхнул ли в её душе такой же огонь, как у него самого? Огонь, который, как ни пытался погасить его Уильям, только распалялся с новой силой, выжигая сердце мучительной безысходностью. А может она уже и думать забыла о своём переменчивом ухажёре? Ведь именно так он должен был смотреться в её глазах. Вернуться бы снова в тот день, на ту тенистую цветочную аллею. Он бы рассказал правду сразу… Рассказал правду о своих чувствах и о том, почему их быть не должно.

«Ненавижу», – раздался эхом в памяти голос Мари. Уильям вздрогнул. Сегодняшний сон всё никак не забывался. Что если она действительно ненавидит?

– Сам виноват, – вздохнул юноша, прикрывая глаза.

– Что? – обернулась на него спутница. – Вы что-то сказали?

– Нет, – опомнился тот. – Вам показалось.

– Так о чём это я говорила? – улыбнулась она в ответ. – Ах да, сегодня, наверное, все работы снаружи отменят, явно собирается сильный дождь. Так что после обеда можно будет заняться небольшим ремонтом внутри.

Уильям снова погрузился в свои раздумья, почти не слушая щебетания Ренэйт.

Хорошо было бы, если мать Мари по какой-то причине солгала… Неожиданная мысль заставила парня немного взбодриться, будто обрести какую-то надежду, но надежда эта тут же рухнула. Зачем? Зачем женщине выдумывать такие небылицы? Да ещё Северин… Кто его дёрнул порекомендовать Мари, как хорошего врача? Спорить Уильям не стал бы, девушка и ему спасла жизнь, но зачем старик поступил так? Это действительно походило на предательство. Не мог ведь он знать правду о Мари. По крайней мере, ту правду, которую предложила её мать. А знал бы – наверняка сказал. Что ему таить? В конце концов, он был для графа Алоиса хорошим другом, а виконту почти что дядей. И после смерти отца, Северин практически заменил его Уильяму, пусть и совсем немного времени прошло с тех пор. И хотя юноша вёл себя с советником не очень уважительно и часто довольно холодно, всё же в глубине души он любил старика и безоговорочно верил ему до этого случая в Волдрене.

Как бы то ни было, вопросов не становилось меньше, и он в очередной раз постарался отодвинуть их на второй план, приложив все усилия, чтобы снова начать слушать свою не в меру болтливую сопровождающую, приведшую его наконец к монастырскому подвалу, где и требовался «небольшой» ремонт.

Полуобвалившиеся от старости стены подземных гротов – картина серого подземелья навевала мрачный могильный холод, пробегающий по коже мерзкими мурашками. Факелы с трудом освещали широкие пыльные коридоры. Тяжёлая работа началась, когда собрались все приехавшие в обитель братья, и длилась до самой ночи.

Расходясь после позднего ужина, усталые монахи, постанывая, сетовали на то, что им никак не закончить работу за отведённые дни, но сёстры, ожидавшие их до победного конца, подбадривали гостей как могли, пока те наконец не остыли и, с улыбками пожелав друг другу добрых снов, разошлись по комнатам. Всем гостям отвели просторное помещение, где обычно проходили богословские занятия, столы сдвинули к стене и постелили монахам прямо на полу.

– Тяжёлый был денёк, – зевнул один из них, укладываясь поудобнее на жестком соломенном матрасе. – Но я всё же рад, что удалось попасть сюда.

– Ты был прав, – отозвался другой, – отец Бенедикт ничего не делает без причины, он просто провидец.

В полумраке все повернулись к мечтательному брату, тот на секунду замялся. Затем продолжил тихо:

– Моя невеста… Мы встретились в саду, когда я поменялся с братом Матисом. Она была так рада. А когда мы ненадолго остались наедине, призналась, что всё ещё хочет выйти за меня замуж. Что здесь она много молилась и поняла, что не врачи дают женщинам детей, а если Господу будет угодно, она сможет родить.

– Так значит, ты скоро покинешь нас, брат Удо? – улыбнулся один из собеседников, лежащий к нему ближе всех.

– Думаю, на следующей неделе, – вдохновенно ответил тот. – Я ведь должен подать прошение отцу Бенедикту о снятии обетов, как следует помолиться, прежде чем уйти, поблагодарить небеса за такое счастье…

«Хоть кому-то этот сад помог», – подумал Уильям, отвлекаясь от оживлённого разговора братьев и поуютнее кутаясь в грубую ткань собственной рясы.

– А ты, брат Матис? – снова заставили его вернуться собеседники. – Ты узнал, кто ждал тебя здесь? Неужели та девушка, что пошла с тобой на крышу?

– Девушка? – виконт на миг задумался. – Нет, меня никто не ждал, – ответил он наконец.

– Значит, не время ещё, – хмыкнул развеселившийся брат Удо.

– Да, – подтвердил его сосед. – А время спать. В монастыре святой Агнессы рассвет ни на минуту не отстаёт от нашего, так что, братцы, утром будет тяжело встать.

Несмотря на непосильную вечернюю работу, растянувшуюся до самой ночи, гостей подняли, как и всех послушниц, ни свет ни заря. Угрюмой сонной компанией пришли они к утренней молитве, но мрачность их вскоре развеялась в окружении добрых сестёр. После завтрака силы окончательно вернулись к мужчинам, и они были готовы продолжать работу. Дождь, начавшийся ещё вчера, не прекращался всю ночь и утро. Сильный ветер и редкий град не позволяли проводить никакие работы на улице, и было решено закончить ремонт в подвале.

В дополнение к своим дневным обязанностям, монахам пришли помочь родные сёстры и невеста, и как-то само собой получилось, что все разбились по парам. Уильям остался один. Вчерашняя его знакомая не пришла в мрачное подземелье, чтобы снова донимать его бесконечными разговорами, и с какой-то стороны он был этим вполне доволен.

До обеда он работал один в отведённой ему части подвала, ругая про себя Северина на чём свет стоит. Почему-то он решил считать виноватым в своём заточении именно советника. Наверное, потому что матушку ругать как-то язык не поворачивался. Одно придавало сил – тяжёлая работа действительно отвлекала от безрадостных мыслей последних дней. Благо, прошедшая ночь была слишком коротка, чтобы уставший виконт успел увидеть очередной дурной сон, так что поводов для расстройства, в общем-то, не прибавилось.

Руки затекли, находясь постоянно в поднятом положении, спину ломило, на лицо то и дело норовил свалиться кусок старой штукатурки, не говоря уж о серой пыли пробравшейся уже и в нос, и в глаза, и в уши. Тело слушалось с трудом, но Уильям продолжал работать, понимая, что сейчас в этом и есть его единственное спасение от былой печали, хотя мышцы уже и сводило, всё же на душе постепенно становилось легче. Так продолжалось до обеда.

Когда передохнувшие и подкрепившиеся братья вернулись в подвал и снова разошлись каждый со своей спутницей в отдалённые части подземелья, виконт, лениво потянувшись, вновь взялся за инструменты.

– Позволите составить вам компанию? – радостно спросил из окружающей темноты уже знакомый голос.

Уильям на миг нахмурился, но, тут же расслабившись, снял факел с петли на стене, жёлтый круг неровного света сместился, осветив гостью.

– Держите, – протянул ей факел юноша. – Ближе его поставить некуда и работы совсем не видно.

– Конечно, – улыбнулась Ренэйт, делая шаг вперёд.

– Соскучились? – спросила она чуть погодя, когда гость снова взялся за дело.

– В каком смысле? – подозрительно спросил тот.

– Не скучно тут сидеть в одиночестве? – как ни в чём ни бывало, исправилась девушка.

– А, – Уильям мысленно укорил себя за то, что уже обвинил её в излишней наглости. – Нет, я привык.

– К чему привыкли? К одиночеству?

– Вроде того. К тишине, – ответил юноша.

– К тишине? У вас что, нет друзей?

– По возрасту – нет, – коротко ответил он, не сочтя нужным оправдываться за такое упущение.

– Поэтому вы такой необщительный, – шутливо заключила девушка. – Вы просто забыли, как нужно с людьми разговаривать.

– Ничего я не забыл, – буркнул Уильям.

– А знаете, где я была утром?

– Нет, – ответил он, пожалев про себя, что собеседница не задержалась там подольше.

– Я отправила послание отцу, – продолжила Ренэйт, не обращая внимание на мрачность собеседника. – Написала, как сильно вы хотите увидеться с матушкой. Так что наверняка она скоро приедет.

– Спасибо, – сухо поблагодарил юноша.

На минуту между ними воцарилось молчание, и он едва успел порадоваться тишине, как монахиня снова завела разговор, но только уже совсем не весело – тихо и осторожно.

– А как там сейчас? Снаружи, – спросила она, подойдя к гостю на шаг ближе.

– Что? – не понял Уильям. – В каком смысле?

– Я несколько лет не была за пределами монастыря, – вздохнула девушка. – Настоятельница знает кто я, по отцовскому приказу она не пускает меня в город даже ненадолго… Только в сопровождении нескольких сестёр на приём к отцу Бенедикту и сразу обратно.

– Не думаю, что там что-то серьёзно изменилось, – чуть мягче ответил собеседник, посочувствовав несчастной затворнице и укорив себя за излишнюю к ней строгость. Если она не выходила за пределы монастырских стен так долго, то её стремление поговорить на мирские темы вполне можно было оправдать и понять.

– Принца так и не нашли, – печально вздохнула девушка.

– Не нашли, – повторил Уильям в унисон. – Через несколько недель герцога наверное коронуют.

– Это будет так страшно, – покачала головой она.

– Страшно?

– Да… Он не даёт жизни простым людям, ещё не обладая всеми правами на трон. Что же начнётся, когда власть будет принадлежать ему безраздельно?

– Народ восстанет, – пожал плечами юноша. – Кто согласится терпеть?

– Народ восстал бы уже давно, – встревоженно ответила монахиня. – Но все мятежи подавляются в корне и, глядя на ужасающие примеры других, люди боятся затевать смуту.

– Что ещё за примеры? – удивился виконт.

– Сразу видно, что вы живёте далеко от столицы, – покачала головой Ренейт.

– Я был в Фалькнесе совсем недавно, – возразил Уильям, – и не заметил ничего ужасного. Люди как люди, все заняты своими повседневными делами.

– Может со стороны это и выглядит так, но на самом деле они несчастны. Во всех городах человек боится сказать лишнее слово, чтобы не быть казнённым.

– Откуда вам знать это? – усмехнулся юноша. – Кажется, ваше воображение движется не в ту сторону.

– Это не воображение, – насупилась Ренэйт. – Я знаю, о чём говорю. Потому отец и прячет меня здесь, что я знаю всё это.

– Знаете и не умеете молчать? – с издёвкой спросил он.

– Отец сам пошёл против герцога, – продолжила девушка, не обращая внимания на тон слушателя, – за это заплатила жизнью моя мама, могла бы заплатить и я.

Уильям настороженно повернулся к монахине, слова её звучали серьёзно, без доли грусти.

– О чём это вы? – спросил он подозрительно.

– Герцог постоянно находит новых шпионов, – ответила монахиня подумав. – Их называют «мёртвыми шпионами»… Из рядов армии отслеживают тех, кто никогда не замечался за пьянством и доносительством, но в то же время не имел серьёзных наград. Их по одному приводят к герцогу и перед беднягами ставят выбор – либо выполнить приказ и проследить за тем, на кого укажет правитель, выяснить и сдать всю его подноготную, а потом умереть. Либо умрёт твоя семья, а ты останешься жить, как пример для других. Все выбирают смерть, – Ренэйт опустила глаза. – Выполняют задание и умирают, чтобы герцог был уверен, что никто посторонний не узнает его тайн. Их семьям говорят, что мужчины погибли как герои, хоронят их с честью, а вдовам первое время даже выплачивают жалование убитых мужей.

– Откуда вы знаете такие вещи? – нахмурился Уильям, окончательно отвлекаясь от работы, с тяжёлым интересом слушая собеседницу.

– Мой отец был «мёртвым шпионом», – снова подняла на него взор монахиня. – И он выбрал смерть. Но он не знал, как жестоко герцог играет с чувствами людей. Аделард дал папе задание следить за его лучшим другом. И отец, стараясь спасти нас, и будучи уверенным в своём друге, взялся за задание. Но уверенность его оказалась обманутой. Как-то, стараниями папы, друг всё же рассказал о себе всю правду. Оказалось, что этот довольно знатный человек женился на простолюдинке из далёкой деревни. Да и сам он был не голубых кровей. Его покойная матушка согрешила с каким-то крестьянином и по закону этот мужчина не мог быть наследником титула. Но он был им. И ему, и его жене грозила неизбежная позорная смерть, – Ренэйт заговорила совсем тихо. – Папа не смог предать своего друга. И он принял решение… Его тайно отпустили домой, чтобы в последний раз увидеть жену и дочь. Герцог никогда не допустил бы такого, это сжалился над отцом его надсмотрщик. Мама была больна… И согласилась, что лучше спасти жизни других, чем продлить её собственное существование на пару лет. Она не знала, что папа тоже умер бы, если бы она побоялась пожертвовать собой. Отец не сказал Аделарду правды, он не сказал ему ничего… и маму убили у него на глазах, оставив его жить. Меня не тронули только для того, чтобы отец не болтал лишнего, за нами следили много лет, так что, если бы он задумал мятеж, то меня убили бы на месте. А потом, как только слежка немного ослабла, он спрятал меня здесь, наш добрый епископ никогда не отказывает беженцам вроде нас. И я знаю, что теперь, когда мне нашли жениха, который увезёт меня заграницу, отец начнёт мстить… Но он погибнет! Наверняка погибнет! – повысила голос девушка, позабыв, где находится. – Он не понимает, что мне дороже его жизнь, чем месть за смерть мамы!

– Тише, – не выдержал Уильям. – Нельзя же так кричать?! Мало того, что рассказали такую тайну первому встречному, так хотите, чтобы об этом узнал и весь монастырь?

Ренэйт замолчала, круглыми глазами глядя на собеседника. Она действительно увлеклась и сама забыла, к чему рассказывала ему всё это.

– Я… Я не хочу, чтобы папа погиб, – повторила она шёпотом.

– А причём тут я? – снова удивился юноша. – Может вам стоит попробовать с ним поговорить?

– Нет. Он не послушает. Прошу вас, поговорите со своей матерью.

– Зачем? – окончательно запутался виконт.

– Отец написал, что не оставит графиню до самого конца, будет защищать её вместе с лордом Северином, сопровождая в Сантерру и дальше. Если вас преследует герцог, то отца казнят за участие в мятеже.

– Так что же я должен сделать? Сказать матери, чтобы она прогнала своего бескорыстного защитника? Или попросить об этом Северина?

– Да. Пусть советник сам занимается этим! – вспылила девушка. – Мама умерла за него, я не хочу, что бы из-за него умер и отец!

– Что? – нахмурился Уильям. – Да что вы несёте?

– Это он, он тот самый друг! – ответила Ренэйт, опуская глаза. – Его… его жену и дочь спас от верной смерти мой папа.

– Вот так новости, – закатил глаза собеседник. – Постойте. Какая ещё дочь? Что у Северина жена из крестьян, знает, кажется, уже полкоролевства, уж в нашем имении об этом шептались довольно громко, не скрывая даже имён, а вот о дочери я слышу впервые.

– Это не его родная дочь, а его жены…

– Боже, что за интриги? – возразил Уильям. – Я был в доме Гризельды, нет там никаких детей.

– Его жену не так зовут, – хмыкнула девушка.

– Это всё тянет на бессмысленный бред, – покачал головой виконт. – Готов поспорить, вы не помните, как её зовут.

– Её зовут Амелия, – обиделась монахиня. – Так сказал папе сам советник.

– А он вам потом всё доложил?

– Нет, – она отвернулась. – Я сама подслушала…

– Очень благородно раскрывать чужие секреты, – фыркнул юноша и тут же опомнился. – Амелия? Амелия из Волдрена?!

– А вы откуда знаете? – удивлённо взглянула на него Ренэйт.

– Ниоткуда, – отвернулся Уильям. – Хватит об этом.

Девушка непонимающе сощурилась, помолчала несколько секунд.

– Так вы поговорите с графиней?

– Я поговорю с Северином, – бросил тот, снова взявшись за работу. – Не беспокойтесь.

– Спасибо, – вздохнула монахиня. – Я буду надеяться на вас…

– Не сильно надейтесь, ваш отец всё-таки взрослый человек и сам принимает решения.

– Я понимаю. Но всё же…

– Могу я побыть в одиночестве? – вдруг оборвал её речь собеседник. – Мне нужно подумать.

– Конечно, – быстро поклонилась монахиня, стараясь не показывать обиду. Факел звякнул о металлическое кольцо держателя, свет дрогнул, в полумраке стихли удаляющиеся шаги.

Так значит, советник знал о Мари? Уильям опустил руки, уселся прямо на пол, подпирая кулаком подбородок. Знал и ничего не сказала.

– Интересно, кто ещё врёт мне? – угрюмо хмыкнул юноша, закрывая глаза.

Всё сильнее у него создавалось ощущение, что все вокруг знают куда больше чем он и старательно скрывают, пичкая ложью день за днём.

– Что же ты мне поведаешь, матушка? Вопросов у меня всё больше… Может, и я не родной? А сын Северина, например? Папаши поменялись жёнами да и всё.

Виконт снова усмехнулся. Возможно, такое стечение обстоятельств могло оказаться весьма благополучным. Ведь тогда Мари… Опять Мари! Он стиснул зубы. Все мысли рано или поздно приходили к ней. Нет, нельзя так легко брать на веру услышанное, тем более, что вся картина как-то подозрительно походила на бред сумасшедшего. Быть может, мать при предстоящем разговоре и попытается обмануть снова, но на этот раз сын её будет во всеоружии. Уже ничему он не станет верить безоговорочно, всё будет взвешивать и обдумывать трижды. Хватит лжи! Он встал, вздохнул поглубже, набираясь необходимого терпения, и снова вернулся к работе. Ведь закончить всё равно было нужно, да и способов отвлечься от размышлений других не предвиделось.

* * *

Усталость валила с ног, но глаза не закрывались, сон никак не шёл. Уильям долго ворочался на своей лежанке, когда все остальные работники уже давно уснули в предвкушении завтрашнего дня, сулящего отдых и долгожданное спокойное общение с родными. Чей-то пинок во сне окончательно отбил у виконта желание дальше лёжа пялиться сквозь полумрак в потолок. Он тихо встал, натянул на себя рясу, служившую до того одеялом, прокрался к двери, стараясь не наступить ни на кого из братьев.

Полная луна, изредка прячась за полупрозрачное кружево облаков, освещала старые стены монастыря. На широкой галерее, отделяющей келейное здание от внутреннего двора, лежали неподвижно чёткие тени высоких розовых кустов и миндальных деревьев, украшавших подворье. Уильям опёрся на холодный металл изгороди галереи, вдыхая полной грудью свежий ночной воздух. Сейчас на сердце почему-то было удивительно легко и спокойно, будто идеально прозрачная ночь наконец очистила его от былых сомнений и переживаний. Будь что будет… Что может изменить человек в своей судьбе? Упорствуя и сражаясь на каждом повороте жизни с её капризами, он часто лишь усугубляет своё положение. Виконт так устал, что захотелось наконец остановиться и поддаться течению, увидеть, куда же оно пытается занести его…

– Брат Уильям? – снова знакомый тихий голос за спиной.

Ох уж это течение. Он обернулся, почему-то вовсе не удивившись встрече с Ренэйт.

– Я хотела сказать… граф, – исправилась она, потупив взор. – Какая удача, что вы тоже не спите.

– Вообще-то я пока не граф, – без всяких эмоций ответил он, снова отворачиваясь и облокачиваясь на перила. – Мне ещё нет двадцати. Что вы хотели?

– Я хотела извиниться, – монахиня подошла ближе. – Я вела себя неподобающе сегодня.

– Похоже, что так, – хмыкнул виконт. – Да и я был хорош.

– Простите, – Ренэйт положила руки на железную изгородь, поднимая глаза к полной луне. – Я подумала, что попробую поговорить с отцом ещё раз сама. Но я всё равно хочу попросить вас об одном…

– Я же сказал, что поговорю с Северином, – он не дал собеседнице закончить фразу, та, поджав губы, замолчала, затем медленно потянула за край барбета. Ткань соскользнула с головы девушки, по её плечам рассыпались густые светлые волосы.

– Я хотела попросить о другом, – тихо произнесла она, не решаясь поднять глаза на удивлённого собеседника. – Пожалуйста, проведите со мной эту ночь…

– Ччто?! – Уильям, едва не свалившись, отскочил назад. – В тебя что, бес вселился?!

– Если вы не лишите меня невинности, то я всё равно скажу всем, что вы это сделали! – она сжала кулаки, глянула на него сердито.

– Это была попытка угрожать? – он удивлённо приподнял бровь. – Какая-то глупая шутка.

– Это не шутка, – не унималась Ренэйт. – Вы не понимаете…

– Конечно не понимаю! Ты только что извинялась за непристойное поведение и тут заявляешь такое!

– Ты даже не выслушал!

– Кто там?! – послышался вдруг чей-то голос из другого конца галереи.

– Бежим, – пискнула девушка, хватая собеседника за рукав.

Тот без лишних возражений кинулся за ней, прячась в тени. Несколько десятков шагов, поворот, ещё немного вперёд, скрываясь за раскидистым цветником, и парочка оказалась в саду.

Ренэйт остановилась, отпустив наконец руку виконта, перевела дух.

– Ты с ума сошёл? – еле слышно упрекнула она спутника. – Что разорался?!

– Я разорался? – шёпотом вспылил тот. – Кричать начала ты! Да и как тут не заорать, когда такое услышишь?!

– Ты не дал мне ничего объяснить, – обиженно отвернулась девушка.

– Так объясни, – буркнул Уильям. – Я думал, тебя ждёт жених!

– В этом и дело, – она закусила губу, опуская глаза, и продолжила спустя мгновение. – Проведя несколько лет здесь, я пожаловалась отцу, что так и останусь старой девой, что я хочу выйти замуж, а все лучшие годы провожу взаперти. Вот он и устроил мне заочную помолвку. Наш сосед в Фалькнесе из знати, он видел, как я расту, наверное, с пелёнок. У него есть имение заграницей, доставшееся от покойной матушки. Он с радостью согласился взять меня в жёны и увезти туда, где нас не достал бы герцог Аделард.

– А причём здесь твоя невинность?! – непонимающе перебил Уильям.

– При том, что я не хочу за него замуж! Свадьба уже скоро, а он ни за что не примет меня, если я буду… Ну…

– Я понял, – нахмурился виконт. – Так почему ты просто не откажешься?

– Мой отказ никого не волнует, – Ренэйт едва не плакала. – Всё решилось без моего участия. И это мой последний шанс избежать замужества. Пусть меня лучше с позором выгонят из монастыря и семьи, чем я выйду за этого противного, жадного старикашку!

– Неужели он так стар? – попытался шутить Уильям. – Тогда зачем ему жена?

– Ему сорок три года, – всхлипнула девушка, – а мне только восемнадцать… Я не хочу за него, – она совсем перестала держать себя в руках, залилась слезами.

– Да уж, – он скривился. – Кажется, годы заточения отразились на твоём умственном здоровье. Прекрати рыдать.

Ренэйт не слушала, она медленно опустилась на землю, уткнувшись лицом в широкие рукава чёрного платья. Виконт со вздохом покачал головой, подошёл ближе и без лишних церемоний грубо поднял её на ноги, слегка встряхнув, чтобы привести монахиню в чувства.

– Мой отец родом из соседнего королевства, – произнёс он, когда девушка наконец открыла глаза и, то и дело всхлипывая, взглянула на него, – у меня есть там родные. Если уж наш епископ так благоволит беженцам, пусть поможет тебе сбежать из Сантерры. Я напишу письмо, тебя примут в их доме с честью.

Девушка глядела на него потерянно, вытирая с щёк подсыхающие слёзы, но недоумение быстро сменилось трепетным благоговением, хотя она и не могла вот так сразу поверить своему счастью.

– А если тебя выкинут с позором, куда ты пойдёшь? – продолжал Уильям сурово, сильнее сжимая хрупкие плечи собеседницы. – Будешь побираться у дороги? Или станешь ублажать богачей за деньги? Так чем это лучше нежеланного брака?!

По щекам Ренэйт снова покатились слёзы.

– Спасибо! – шепнула она, бросившись на шею своему спасителю. – Чем я могу отблагодарить тебя? Скажи, пожалуйста, скажи! Я всё сделаю!

– Отдай мне свою невинность, – непоколебимо ответил он, и окрылённая Ренэйт рухнула камнем с небес на землю. Отпрянула, глядя в карие глаза виконта с ужасом и непониманием.

– Что? – поднял бровь тот. – Ты только что готова была отдаться мне без всякой причины. А теперь отказываешься расплатиться за услугу?

– Я… я подумала, – залепетала девушка, окончательно потерявшись.

– Да брось, – усмехнулся вдруг Уильям, – это была шутка. Не нужна мне твоя невинность. Я уже люблю другую девушку.

Он понял, что последние слова сказал не подумав. Собрался было что-то добавить в своё оправдание, хотя и понимал, что собеседница не знает, о ком именно он говорил, но в этот миг лицо неожиданно обожгла пощёчина. Он сделал шаг назад, тряхнул головой и непонимающе уставился на Ренэйт.

– Глупые у тебя шутки! – почти прокричала она, покраснев до кончиков ушей. – Нельзя так с людьми!

Он, как всегда, даже не желая того, довёл девушку до истерики. Дома у него это было одним из любимых занятий – смотреть, как краснеют, бледнеют и мечут искры из глаз всякие напудренные дамы. Он не соврал Ренэйт о тишине и друзьях в их вчерашнем разговоре, Уильям всегда был самодостаточным и даже ставил себя выше других, потому друзей не заводил, да и не с кем было дружить. А девицы приезжали в их имение из соседнего королевства. Какие-то были дальними родственницами, какие-то искали знакомства с завидным женихом. Граф и графиня часто принимали гостей и не были против, чтобы сын мог приглядеть себе будущую невесту, но все они не задерживались в доме надолго. Часто уезжали со скандалом… Тогда виконт оставался наконец в тишине и мог выехать на охоту с отцом и советником, прочесть пару несерьёзных книг, заняться стрельбой из лука и фехтованием – в общем, развлечь себя тем, к чему лежала душа.

– Ладно, ладно, – успокоил он распылённую собеседницу. – Про побег я не шутил. И мне от тебя ничего не нужно.

– Это правда? – немного успокоившись, но всё ещё с подозрением переспросила Ренэйт. – Правда поможешь?

– Да, – он утвердительно кивнул.

– Благодарю, – она едва заметно улыбнулась, опустив глаза и, кажется, уже позабыв былую обиду.

– Нужно лечь спать, – сменил тему Уильям, – чтобы завтра писать письмо в трезвом уме.

– Я провожу вас, – кивнула девушка, – с непривычки здесь и заблудиться недолго.

– Опять «вы»? – усмехнулся виконт. – Как кричать, так «ты», а сейчас опять всё чинно.

– Прошу прощения, – снова покраснела Ренэйт. – Я совсем забылась, это было не нарочно…

– Давай уж продолжим говорить «ты», – покачал головой он. – Так будет проще.

– Хорошо, – девушка кивнула. – Идём.

Проще? Уильям задумался, шагая по тенистой галерее за спутницей. Почему так будет проще? Потому что так она ещё больше будет напоминать уже знакомую дикарку, общества которой не хватает ему всё сильнее?

– Позволь один вопрос, – с лёгкой улыбкой произнёс Уильям, когда они подошли почти к самой двери временного пристанища монахов. Девушка, идущая чуть впереди, обернулась. – Почему ты обратилась со своей странной просьбой именно ко мне?

Ренэйт тут же покраснела, отводя взор.

– Больше было не к кому, – тихо ответила она. – Ты ведь не монах.

– Ну да, не подумал, – отозвался он усмехнувшись.

– И ещё, – добавила спутница совсем тихо, останавливаясь у нужной комнаты, – я решила, что это должно быть хотя бы с тем, кто мне нравится.

Уильям чуть не закашлялся.

– Не обязательно было уточнять, – произнёс он смущённо, удивляясь собственной стеснительности, которой никогда особо не отличался.

– Прости, – отвернулась девушка. – Но это так.

– Я понял, – ответил виконт. – Но…

– Ты уже сказал, что любишь другую, – перебила его спутница.

– Да, – чуть помедлив согласился Уильям, окончательно смутившись.

– Скажи честно, – Ренэйт вдруг повернулась к собеседнику, взглянула смело в его тёмные глаза, – чем она лучше меня?

На миг он задумался. В памяти взметнулись вихрем воспоминания первой их встречи с Мари. «А я красивая?» – зазвучал в голове её голос. Новая знакомая удивительно походила на образ его запретной любви, но всё же была другой. Непосредственная, смелая, даже чуточку наглая, красивая, с приятным нежным голосом, но совсем не такая. Совсем не такая…

– Она выше тебя во всём, – неожиданно холодно произнёс виконт, даже не задумавшись, обидят ли такие слова собеседницу.

– Вот это честность, – растерянно отозвалась та, затем добавила, спустя несколько секунд. – Я спрашивала не для того, чтобы узнать о своих шансах, всего лишь хотела услышать что-то приятное из уст мужчины…

– Кто бы говорил о честности, – усмехнулся Уильям. – Хотя, ты, наверное, совсем одичала здесь – взаперти.

– Наверное.

– Ренэйт, – начал юноша, желая исправиться.

– Эмили, – перебила его собеседница. – Эмили – моё настоящее имя.

– У тебя красивое имя, – улыбнулся он. – И сама ты красивая. Не бойся, старой девой не останешься.

– Благодарю, – покраснела девушка. – Я уже и забыла, как приятно получать комплименты.

– Не за что благодарить, – бросил Уильям, потянувшись к дверной ручке. – Пора бы уже ложиться.

– Почему ты не предложил своей любимой выйти за тебя замуж? – чуть набравшись смелости, спросила Эмили, не давая спутнику уйти.

– Она, – виконт на миг задумался, не зная, стоит ли раскрывать правду любопытной знакомой, но всё же продолжил. – Она оказалась моей сестрой.

– Что? – удивилась девушка. – Как такое могло случиться?

– Я и сам не понимаю, – вздохнул он. – Знаю только, что чувства мои не имеют права на существование.

– Так значит, у меня всё же есть шанс? – с невинной улыбкой спросила Эмили, стараясь, скорее, отвлечь собеседника от печальных мыслей, чем действительно увидеть возможность их совместного будущего.

– Нет. Пока нет, – ответил Уильям, открывая дверь и делая шаг в темноту комнаты.

– Спасибо за честность, – не прекращая улыбаться, помахала ему рукой монахиня.

– Не за что.

Дверь за ним закрылась.

– Добрых снов, – погрустнев, вздохнула Эмили и медленно отправилась к своей келье.

До рассвета оставалось всего пара часов.

– Кажется, брат Матис, ты нашёл причину своего пребывания здесь, – послышался сонный голос в полумраке просторной комнаты. Один из монахов, потянувшись, сел на своей лежанке. – Кто она?

– Нет, – буркнул Уильям, ложась. – Она не причина.

– Как скажешь, – хмыкнул мужчина, снова опускаясь на матрас. – Нет, так нет.

Виконт отвернулся. Сейчас, как никогда хотелось подумать… Подумать о разговоре с Эмили, о своих чувствах в тот момент, о том, что в его словах было правдой, а что ложью… Но тяжёлый сон не дал воли размышлениям, окутал незримо и тесно связал уставшее тело, не оставляя места даже сновидениям.

 

Глава 11. В заточении

Во мраке эхом отзывались слова известной походной песни, но голос поющий дрожал, и строки тянулись медленно, заунывно…

Песня смолкла. В нависшей тишине что-то зашуршало, кто-то вздохнул.

– Спой ещё, – просипел старческий голос. – Когда ты поёшь, жизнь здесь не кажется такой пустой.

– Скоро рассвет, можно будет поспать…

– Пока солнце не встало, спой ещё.

Тихий разговор прервал скрежет ключа в замочной скважине, где-то с грохотом ударилась о стену тяжёлая дверь. Дрожащий круг света скользнул по стене. По узкой осыпающейся каменной лестнице спускались двое – грузный молчаливый стражник, несущий факел, и новый заключённый в тяжёлых кандалах. Со скрипом отворилась дверь камеры, худощавый мужчина с тихим стоном ввалился в неё под бесцеремонным толчком надсмотрщика.

Стражник ушёл. В мрачном подземелье воцарилась холодная тишина, нарушаемая лишь едва слышным сиплым дыханием.

– Кто ещё здесь? – нерешительно спросил новый заключенный.

На несколько мгновений тишина снова овладела пространством, затем старческий голос ответил:

– Такие же обречённые, как и ты.

– И сколько вас, друзья? – всё ещё осторожно поинтересовался он.

– Много нас здесь бывало, – вздохнул старик. – Да только двое осталось. Ты не бойся, мы не звери, своих не тронем.

– Да? – хмыкнул мужчина в темноте. – Стражник сулил мне мучительную смерть в этих стенах.

– Видно, мучительную смерть от болезней, – усмехнулся собеседник, – или от одиночества.

– Пока я не одинок, – чуть успокоился новый заключенный. – А дальше видно будет. Всё равно дни мои сочтены.

– Умирать в одиночестве куда страшнее, чем в хорошей компании, – снова отозвался старик. – Ну, расскажи нам, кто ты, и за что оказался в камере смертников?

Мужчина немного помолчал, затем вздохнул.

– Наверное, теперь моё молчание ничего не стоит, – горько усмехнулся он, прежде чем представиться. – Я был шпионом… «Мёртвым шпионом», так нас называют. Возможно, вы слышали о таких. Теперь мой срок вышел, работа выполнена.

– Редко к нам попадает твоя братия, – удивился собеседник. – Обычно вас убивают сразу после заданий. Значит, герцогу всё ещё от тебя что-то нужно?

– Насколько мне известно, герцог давно не обращался к услугам подобных мне, – задумчиво произнёс гость. – Меня «нанимал» маркиз. Но по сути, вы правы, возможно, он считает, что я сказал не всё, что знал.

– Значит, маркиз окончательно перенял все привычки отца, – вздохнул старик. – А ты удивительно бодро держишься для обречённого, – снова обратился он к мужчине.

– Я рад, что моя семья останется жить, – отозвался заключенный. – И тот, за кем я следил, не умрёт…

– Почём тебе знать?

– Он чист. Зато я теперь знаю слишком много о делах нашей власти, – гость снова вздохнул, выдавая искреннюю печаль.

– Не стоит отчаиваться, – подбодрил его собеседник. – Пока мы дышим, всё может измениться. Как знать, что нам уготовано?

– Вы правы, – отозвался мужчина. – А почему молчит наш третий собрат? Он нем?

– Неразговорчив, – ответил старик с едва слышной улыбкой. – Но давайте же оставим беседы для ночи, солнце встаёт, можно отдохнуть…

* * *

День тринадцатый.

– С этой бумагой тебя примут как родную, – усмехнулся Уильям, протягивая Эмили готовое письмо.

– А почему ты не ставишь гербовую печать? – поинтересовалась та, разглядывая подарок.

– Я ведь говорил, что ещё не граф. Я уже получил титул, но всё ещё не могу управлять имением, так что и печати пока нет, только личная подпись.

– И когда же ты станешь полноправным владельцем? – она аккуратно сложила письмо.

– Меньше чем через месяц, – задумчиво произнёс виконт. – Как быстро прошло время.

– Готов к такой ответственности? – хихикнула девушка.

– Не думаю, – честно признался он. – Моя мать будет продолжать заниматься всеми делами имения, я уверен. Придётся взяться за ум и поучиться у неё.

– Графиня действительно сильная женщина, раз смогла содержать хозяйство одна. А что случилось с графом? – поинтересовалась монахиня и тут же закусила губу, понимая, что завела не лучшую тему. – Прости, я не подумав спросила.

– Всё в порядке, – улыбнулся Уильям. – Я уже смирился и пережил его смерть. Он погиб, возвращаясь домой из странствия.

– Он часто путешествовал?

– Нет, отец не любил дальних поездок и даже если приходилось куда-то ехать, всегда брал нас с матерью с собой, но в этот раз дело было срочным. Он так и не сказал мне, куда и зачем отправился. А матушка очень тревожилась о нём. Видно, не зря.

– Женское сердце не обманет, – вздохнула собеседница. – Оно предчувствует беду.

– Да? – хмыкнул Уильям, отвлекаясь от печальных воспоминаний. – А твоё, что предчувствует? – он демонстративно глянул на письмо в её руках.

– Моё? – Эмили улыбнулась, прижимая бумагу к груди. – Предчувствует свободу!

– Это обнадёживает, – он взглянул в узкое стрельчатое окно. – Кажется, мне пора.

– Спасибо тебе, – тихо произнесла девушка, поднимая на гостя смущённый взгляд. – Может, мы ещё когда-нибудь увидимся? – она сделала осторожный шаг вперёд, оказавшись с собеседником лицом к лицу.

– Наверное, – произнёс тот, не двигаясь с места.

– Я бы хотела, – чуть загорелые ручки легли на широкие плечи виконта, Эмили приподнялась на цыпочки, потянувшись к его губам.

– Прости, – произнёс Уильям, отвернувшись. – Мне пора.

Дверь тихо закрылась, Эмили глубоко вздохнула, стараясь взять себя в руки. За пару дней её отвергли трижды, это было жестоко по отношению к её женскому самолюбию.

– Я всё равно попробую снова, – произнесла она твёрдо. – Мы обязательно встретимся…

Уильям тряхнул головой, стараясь избавиться от мечущихся мыслей. Почему он не ответил? Не поцеловал её? С ней так легко говорить, она красива и стройна, настойчива, понятлива. Она могла бы заменить в сердце образ Мари. Возможно, могла бы. Но…

«Стой. Что это ты задумал?» – зазвучал в голове знакомый… незабываемый голос, и по спине пробежал холодок, а пальцы будто на миг ощутили изгиб девичьей талии под тонкой тканью её простого платья. На губах вдруг загорелся вкус их первого поцелуя. Нет… Никто не сможет её заменить.

Уильям стиснул зубы, в очередной раз отгоняя нахлынувшие воспоминания.

Нельзя думать о ней, нельзя. Но сколько можно сопротивляться? Когда наконец остынут эти терзающие чувства? Почему сердце так упорно не хочет понимать запретности желанного плода?

Телега тронулась. Монахи загрустили, когда стена обители святой Агнессы скрылась из виду. Каждый погрузился в свои размышления. Снова заморосил мелкий дождь.

* * *

День шестнадцатый.

Путники въехали в Сантерру. Утомительная дорога заняла почти три дня, но мужчины держались бодро. Сейчас им нужно было во что бы то ни стало встретиться с епископом.

– Я могу оставить тебя ненадолго? – спросил Райнер, догоняя спутника. – Хочу повидаться с дочерью.

– Не боишься, что за нами следят? – Северин опасливо осмотрелся. – Я почти не сомневаюсь, что герцогу уже отправили сообщение о нас.

– Не думаю, что тот шпион успел что-то отправить, – усмехнулся серолицый, довольно похлопывая эфес своей шпаги.

– Ты всё также безжалостен к врагам, – покачал головой советник, вспоминая незавидную смерть соглядатая.

– Война есть война, – отозвался Райнер. – В любом случае, в городе тоже будут шпионы, но я смогу заметить их на пустынной дороге к монастырю. Да и кто ещё, как не я, умеет путать следы?

– Пожалуй, никто, – усмехнулся друг. – Ну а я пойду по длинному пути. Да и с Уильямом мне говорить пока не о чем.

– Поклонись от меня отцу Бенедикту! – мужчина пришпорил коня.

Советник кивнул, провожая его взглядом, снова огляделся и без лишних промедлений тронулся дальше.

– Северин, сын мой, – улыбнулся епископ, усаживаясь в своё кресло. Четверо охранников тут же обступили его по сторонам, двое встали у двери. – Давно не слышно о вас в этих краях. А сейчас вы приехали как никогда вовремя.

– Я рад видеть вас в добром здравии, – поклонился гость. – Графиня прибыла со мной, сейчас она осталась в деревеньке подле Сантерры. Райнер отправился к дочери, но он тоже сопровождает миледи.

– Как чудесно, что Эрмелинда успела к торжеству, я уж начал было волноваться. А вот Райнер зря тратит своё время.

– В каком смысле? – не понял мужчина.

– В том, что письмо от его дочери ждёт здесь, а Эмили попрощалась с монастырём и уехала ещё вчера.

– Как уехала? Куда?

– Это вам стоит спросить у Уильяма, – загадочно улыбнулся старик.

– Неужели? – задумался советник. Быть может, их с Райнером план сработал, и горячность юноши нашла иную цель…

– Я думаю, что нужно начинать подготовку к коронации, – прервал его размышления отец Бенедикт.

– Но у нас есть ещё две недели, – возразил Северин. – Я, напротив, беспокоюсь, где прятаться графине всё это время.

– Герцог ждёт коронации через две недели, – вновь улыбнулся епископ. – Но принц будет коронован завтра.

– Но ведь так мы нарушим закон, – удивился гость.

– Друг мой, герцог нарушает закон, убивая своих близких. А во всех бумагах день рождения принца значится завтрашним числом.

– Но… как? – не понял Северин. – Ведь все знают… Все помнят, когда родился наследник.

Старик с загадочной улыбкой покачал головой.

– Все помнят, когда король объявил о наследнике. Но о том, когда он родился, знают не многие. Вы ведь не видели документов?

– Нет… они хранились под печатью короля Фридриха, никто не вскрывал их. Возможно, только графиня.

– Наш покойный король знал о том, какая опасность грозит его семье. Поэтому в последний месяц никого не допускал к жене. С ней были лишь три монахини, которые помогли королеве перенести все тягости рождения ребёнка и заботились о нём первые две недели его жизни.

– Значит…

– Фридрих тянул как мог долго, прежде чем обрадовать родных вестью о рождении принца. И как только ребёнок немного окреп, отправил его вместе с матерью в имение графини Эрмелинды. Король до последнего надеялся справиться с мятежом.

– Я знаю эту историю, – вздохнул Северин. – Силы оказались неравны.

– Король был благороден и в некоторой степени даже наивен, – поучительно продолжил Бенедикт. – Он пошёл на переговоры со своим младшим братом и был убит.

– Герцог сам… – советник осёкся.

– Это доказать невозможно, – произнёс епископ задумчиво. – Но я не сомневаюсь в правдивости того, кто слышал разговор Фридриха и Аделарда своими ушами.

– Правителю ведь было известно, кто затевает мятеж? – спросил мужчина, заранее зная ответ.

– Конечно. Но он не предавал огласке тайны герцога, надеясь, что сможет внушить брату отречься от идеи захватить престол. Ведь он не мог принадлежать герцогу по закону.

– Что вы имеете в виду? – засомневался Северин.

– Раскрыть секрет я не имею права. Сия тайна была поведана мне в исповеди… Но есть ещё один, кто знает.

– И кто же это?

– Мать Катарина, настоятельница женского монастыря святой Агнессы. Она была среди тех, кто принимал роды у королевы и после оставалась с королём до самого конца. И если бы не две отважные сестры, что помогли ей скрыться и бежать, давно была б убита. Никто не знал о ней, лишь потому она жива.

– Так значит, она сможет встать против герцога на суде?

– Не будем мучить бедную женщину, – вздохнул Бенедикт. – Она достаточно пережила на своём веку. Господь сложил всё так, как нам и было нужно, давайте же и в будущем положимся на святую волю Его.

– Так что же теперь должен сделать я? Доставить графиню в Сантерру сегодня же?

– Она ведь не может пропустить такое важное событие в жизни сына?

– Конечно, нет, но…

– Дети мои, – епископ обратился к окружающим его молчаливым монахам, – прошу вас, помогите доброй женщине добраться до укрытия. В конце концов, мне хватит и двоих помощников.

Пара охранников, не говоря ни слова, отошла к двери, где стояли ещё двое.

– Идите сейчас же, – наставительным тоном произнёс епископ. – Пока светло и по дороге ходит много торговцев. Ночью вам будет куда сложнее остаться незамеченными. И возьмите письмо для Райнера, – он вынул бумагу откуда-то из рукава и протянул её собеседнику.

– Мы прибудем к вечеру, – коротко поклонился советник, принимая чуть мятый конверт.

– Направляйтесь сразу в храм на главной площади, там заночуете и утром Вильгельм будет с вами.

– Как непривычно будет звать его этим именем, – задумчиво вздохнул советник выходя. Четверо монахов, поочерёдно склонившись перед наставником, последовали за ним.

* * *

У небольшого деревенского домика, поглядывая то на затянутое серыми облаками небо, то на широкую дорогу, ведущую из Сантерры через окрестности Фалькнеса в восточную часть страны, ждал Райнер. В доме о чём-то мило беседовали пожилая подслеповатая крестьянка, приютившая неизвестных путников, и графиня Эрмелинда, наряженная в простое платье и тёмный льняной чепец.

Мелкий дождь прибивал к земле клубы пыли, поднимаемые копытами лошадей. Северин с сопровождающими въехал в деревню.

– Друг мой, – как обычно сдержанно улыбнулся советник, спешиваясь, – кажется, ситуация принимает выгодный нам оборот. У меня есть послание от…

– Погоди, – перебил его Райнер, подозрительно глянув на четверых монахов, снимающий капюшоны ряс, но не спешащих слезать с лошадей. – Мне тоже нужно поговорить с тобой, но лучше сделать это в доме.

– Эти братья из личной охраны отца Бенедикта, – заверил Северин опасливого друга, – им можно доверять.

– Дело не в них, они тоже могут войти, чтобы не привлекать внимание.

– Не будем пугать бедную старушку таким количеством гостей, – усмехнулся советник. – Братья! – обратился он к спутникам. – Вы можете передохнуть с дороги, найдя приют в любом доме. Ведь здесь вам всегда рады.

Райнер пропустил советника в дом, провожая взглядом его сопровождающих, и сам вошёл, прикрыв за собой дверь.

– У меня есть письмо от твоей дочери, – прошептал Северин, поприветствовав хозяйку и графиню и отойдя с другом в комнату, отделённую тонкой деревянной перегородкой.

– Письмо? Зачем? – удивился серолицый. – Что-то случилось?

– А ты не был в монастыре? – поднял бровь советник.

– Нет. Так что с моей дочерью?

– С ней всё в порядке, – снова улыбнулся мужчина. – Похоже, что Уильям устроил ей побег.

– Что? Какой ещё побег?! – повысил голос друг.

– Тише, тише, – шикнул Северин. – Ты ведь сам просил дочь, чтобы она ненавязчиво выяснила что-то о чувствах паренька. Видно, она чуть перестаралась и сама сбежала из-под венца.

– Но этот брак гарантировал её безопасность! – продолжал сыпать искры Райнер. – Как можно быть такой безрассудной!

– Я подозреваю, куда мог отправить её Уильям, поверь, она будет в безопасности. Но насколько я могу судить, Уилл мог помочь ей сбежать от нежеланного брака, а я уверен что он не был желанным, – Северин поднял палец, предупреждая друга, чтобы тот не перебивал, – если они приглянулись друг другу.

– Если Эмили пожаловалась ему на свою «несчастную» судьбу, то он мог помочь и по доброте душевной.

– Такое тоже возможно. Но я буду верить в лучшее.

– Ты думаешь, это действительно поможет ему? – вздохнул серолицый. – Ведь Аннамари была его сестрой.

– Они были мало знакомы, – пожал плечами советник. – В конце концов, именно я не доглядел за Уильямом и допустил их встречу, поэтому не могу теперь пустить всё на самотёк. Быть может, он не будет так сильно страдать, если мысли займёт другая девушка.

– А если нет, то что же? Моя дочь так и останется без мужа?

– Не нужно огорчаться раньше времени, – Северин хлопнул друга по плечу.

– Но и решать что-либо, не убедившись в правдивости фактов, тоже не стоит, – буркнул тот недовольно.

– Твоя дочь выйдет замуж, я больше чем уверен, – отрезал советник. – Совсем забыл, – он достал-таки письмо девушки из сумки. – Быть может, Эмили сама даст нам ответы.

Райнер принял конверт из его рук, быстро распечатал и прочёл короткую записку.

– Друг мой, – произнёс он наигранно торжественно, сворачивая бумагу, – твоя интуиция, кажется, начинает подводить.

– Что? – удивился Северин. – Что там написано?

– Ваш Уильям действительно понравился ей и помог моей девочке сбежать заграницу, но она пишет, что юноша не обратил на неё никакого внимания. И добавила, что счастлива не выйти замуж за «противного старикашку», – мужчина скривил губы. – И где её манеры?

– Ты сам виноват, – усмехнулся Северин. – Подыскал дочери такого жениха.

– Они бы хорошо ужились, я уверен. Но главное, что смогли бы сбежать из этой проклятой страны.

– Она уже сделала это без «старикашки», – советник едва не рассмеялся. – Брось, дружище, а если она найдёт супруга по сердцу сама?

– Я не могу допустить, чтобы она… Я должен всё проверить! – занервничал Райнер. – Сейчас же отправлюсь за ней.

– А как же обещание сопровождать графиню?

Серолицый задумался.

– Брось, – Северин снова хлопнул его по плечу. – Это шутка. Если ты пообещаешь не подсовывать дочери старикашек, то я сейчас же попрошу у графини выписать тебе приглашение в их заграничное имение.

– Это будет означать, что я бросил вас! – отрезал мужчина.

– Нет. Это будет означать, что часть моего долга тебе выплачена, – засмеялся советник. – Ты сопроводишь нас до Сантерры, а дальше отправишься к границе. Дорога до владений Алоиса будет неблизкой, но может ты догонишь Эмили ещё в пути.

Райнер некоторое время молчал, мысленно взвешивая свои желания и возможности, наконец он кивнул.

– Кроме дочери, у меня никого не осталось. Некому продолжить мой бесславный род… Я должен позаботиться хотя бы о её будущем.

– Не нужно так говорить, друг мой, – добродушно улыбнулся Северин. – Твои дед и отец, а за ними и ты – все вы служили верой и правдой королю. Ваше положение в обществе оправдано и не подлежит сомнениям.

– Спасибо, – едва заметно улыбнулся мужчина в ответ.

– Но теперь скажи мне, почему же ты не доехал до монастыря.

– Ах да, – на лицо друга вновь вернулось угрюмое выражение. – Я заметил, что за нами следили, и шпион последовал за тобой. Я выловил его уже за городом.

– Ещё один мёртвый враг? – невесело поинтересовался советник.

– Нет. Этого я решил оставить, – хмыкнул мужчина. – Быть может, он будет полезен.

– И где же он сейчас?

– Он в погребе, надёжно связан.

– Интересно. Ты что-нибудь уже спрашивал у него?

– Его недолго пришлось уговаривать. Признался, что следит за тобой по приказу герцога, что в Сантерру было отправлено всего пятеро шпионов.

– И одного мы убили по дороге, – вставил своё слово советник.

– Выходит, что так. Зачем именно герцогу понадобилось узнать о ваших передвижениях, он не сказал.

– Больше ничего?

– Ничего. Он мелкого ранга, понятное дело, что ему ничего не доверяют.

– Я тоже хотел бы кое-что у него узнать, – задумчиво произнёс советник. – Отведи-ка меня к нему.

* * *

День пятнадцатый.

– Друзья мои, проснитесь, – сиплый голос старика коротким эхом отразился от мрачных сырых стен. – Сегодня пасмурно и уже вечер.

– Я не сплю, дедушка. А вот наш гость, кажется, ещё не проснулся… Нужно объяснить ему, что это опасно.

– Мне, кажется, снится сон, – отозвался тихо третий заключенный. – Откуда ангел в этом подземелье?

– Вставайте, – старик закашлялся. – Становится темно, вставайте.

– В чём дело? – совсем непонимающе потянулся мужчина. – Спать на тонкой соломенной подстилке холодно и неудобно, но в этом ли причина вашего беспокойства?

– Сегодня было слишком мало солнца, поэтому все мы продрогли. Когда стемнеет окончательно, все твари, обитающие в этой темнице, выползут чтобы полакомиться вами. Спать можно лишь при свете дня.

– Так мучительная смерть не выдумка вовсе, – вздохнул мужчина. – Как тяжело дышать…

– Вы, кажется, простыли, – раздался тихий женский голос в полумраке.

– Так ангел не приснился мне? Здесь женщина? – удивился заключенный. – За что могли подвергнуть женщину такой ужасной муке? По голосу вы очень молоды.

– Это не важно, – вздохнула собеседница. – Для смерти все равны. Скажите лучше, что у вас болит? Здесь ничего не стоит умереть от лихорадки.

– Мне только тяжело дышать, и кости ломит от каменной кровати. А вы, скажите, доктор?

– Была… когда-то.

– Мари недавно здесь, – вновь заговорил старик, – но уже спасла меня. Одни лишь её песни облегчают любые страдания…

– Вы преувеличиваете, дедушка, – улыбнулась она в темноте.

– Так значит, вас зовут Мари? – поинтересовался третий заключенный.

– Да. Простите, мы не узнали вашего имени.

– Я Вернер, бывший солдат армии герцога. Теперь, приговорённый к смерти шпион, – вздохнул мужчина. – А кто наш третий собеседник?

– Джереон, – прохрипел старик. – Бывший придворный садовник.

– За что же мог угодить в тюрьму садовник? Да не в простую тюрьму, а в подземелье смертников? – Вернер вдруг закашлялся.

– Вы всё же заболели, – встрепенулась Мари. – Я сейчас же дам вам лекарственные травы.

– Какая разница, как умирать, – хрипло усмехнулся мужчина. – А вот где вы взяли травы, это интересно.

– Мне позволили иметь при себе некоторые личные вещи, – вздохнула девушка, шурша чем-то в походной сумке. – А из личных вещей у меня остались только травы и книги…

– Значит, вы нужны маркизу здоровой, как неумно было в таком случае сажать вас в это подземелье.

– Я вообще не понимаю, зачем нужна маркизу, – покачала головой Мари. – Может и не узнаю никогда. Да и важно ли это? Вот ваше лекарство, – она поставила чашку на пол за решёткой и аккуратно подвинула её к соседней камере, от которой её отделяла глухая стена. – Простите, у меня сейчас почти нет воды, – произнесла она негромко. – Придётся съесть это как кашу. Противно, но должно помочь.

– Вы мастер своего дела, раз смогли приготовить его наощупь.

– Я быстро привыкла к темноте. Да и лекарство было заготовлено днём, при свете. Дедушке оно помогает.

– Омерзительная вещь, – скривился заключенный за стеной. – Может, лучше умереть от болезни?

– Ешьте, – настояла девушка. – В горячке вы будете думать совсем иначе.

– Мари, – позвал старик из-за другой стены, – сегодня ночь совсем темна и потому особенно тосклива. Вернер, как видно, занемог. Я прошу тебя снова спеть для нас.

– Дедушка, я спела уже все песни, что знала, – улыбнулась она. – Да и новому гостю, быть может, не нравится пение.

– Почему же? – возразил тот. – Пожалуй, это будет гораздо лучше горького лекарства. Да и какой солдат не любит песен?!

– Мужчины, как дети, – вздохнула девушка. – Даже воины, – она шутливо хихикнула. – Но что мне спеть?

– Что-нибудь повеселее, – улыбнулся Джереон. – Что скрасит эту дождливую ночь.

– Что ж, – Мари задумалась. – Я попробую.

Она чуть помедлила и начала тихо напевать весёлый мотив, подбирая слова, затем чуть громче запела:

Мари глубоко вздохнула, переводя дыхание, и запела припев.

Она сделала короткую паузу и медленно закончила:

Песня стихла, слушатели молчали. В темноте сырых камер слышалось только шуршание крыс в дальних углах. Наконец старик Джереон вздохнул.

– Так Уильям оказывается граф? – спросил он с улыбкой.

– Да, дедушка, – отозвалась Мари безрадостно.

– Он тебе действительно дорог? Раз уж посвящаешь ему песни.

– Не знаю, дедушка… Может быть, – она немного помолчала. – Да и какая теперь разница? Не знаю, почему жива до сих пор, но увидеть его снова, я потеряла всякую надежду. Вдобавок, он обманщик. Пусть думает, что я сбежала обратно в лес, пытаясь сохранить остатки гордости.

– То, что ты мне рассказывала о нём раньше, – ответил старик, – говорит о том, что он не такой уж обманщик. Уж и не знаю, зачем ему пришлось скрывать свой титул, но для шутки не каждый будет предлагать жениться.

– Он был тогда в горячке, – хмыкнула Мари. – Это вполне объясняет всё.

– Ты говорила, что тем утром он был уже вполне в здравом уме. Не спеши делать о человеке плохих выводов.

– Мои выводы уже не имеют никакого значения.

– Ты можешь хотя бы очистить свою душу от тяжести осуждения перед смертью, – возразил Джереон. – Это уже немало.

– Вы правы, дедушка, – вздохнула Мари. – Хотя, это вовсе не радостно звучит.

– Родной дедушка? – поинтересовался из темноты Вернер, когда нависшая вдруг тишина ощутимо повеяла предчувствием близящейся гибели, которым были, наверное, насквозь пропитаны заплесневевшие стены темницы.

– Простите, – вдруг встрепенулась, отвлекаясь от невесёлых мыслей, Мари, – мы с дедушкой так привыкли быть всё время вдвоём, что я совсем забыла, что нас теперь трое. Нет, Джереон разрешил мне так его называть.

– Так мне становится теплее, – отозвался старик, – будто слышу голос своей внучки. Я никогда не видел её, но знаю, что она есть у меня, – он задумался. – Уверен, что она красавица и такая же добрая, как Мари.

– Значит, вы здесь уже так долго? – осторожно спросил Вернер.

– Когда я в последний раз спрашивал стражника, сколько я здесь, он сказал, что лет пятнадцать, может больше, – отозвался заключенный.

– Это ужасно… Хуже казни, – произнёс мужчина в сердцах, затем, немного остыв, снова поинтересовался. – А вы, Мари? Давно здесь?

– Я только неделю, может чуть больше… Но, кажется, что целую вечность, – девушка тяжело вздохнула. – Даже не знаю, как дедушка продержался так долго.

– Вера творит чудеса, – хмыкнул старик. – Главное найти смысл, найти, во что верить.

– А во что верить? – снова спросила Мари задумчиво.

– Я верю в будущее, – отозвался Джерион. – В то, что завтрашний день будет лучше, чем вчерашний, даже если меня в нём не будет.

– Значит, нужно верить бескорыстно? – иронично заметил Вернер.

– Иначе, это уже не вера, – ответил старик с шутливой укоризной.

– Тогда, – вновь подала голос девушка, – я бы хотела верить, что Уильям будет жить. И жить счастливо, даже если я никогда его больше не увижу.

– Это хорошее желание, – усмехнулся бывший садовник, – но я буду надеяться на то, что вам всё же удастся снова встретиться и объясниться.

– Ну почему же вы так уверено твердите, что он желает со мной встречи? – хмыкнула она. – Я думаю, что он и имени моего уже не помнит.

– Он влюблён, – вздохнул старик. – Даже я чувствую это, не увидев его ни разу. Будь я помоложе, отдал бы душу, только услыхав твой голос, – он рассмеялся, но резкий приступ кашля остановил веселье. – И ты влюблена, – продолжил Джерион, чуть отдышавшись, не прекращая улыбаться. – Потому особенно боишься поверить в его чувства.

На несколько секунд все заключённые замолчали, будто только что прозвучало откровение, способное в корне поменять чью-то жизнь.

– Но где же он тогда? Почему так просто взял и уехал? – смущённо спросила Мари, чуть погодя. – И что с ним было в последнюю нашу встречу?

– Я уверен, что у юноши были на то серьёзные причины, – коротко ответил Джерион. – Ты ведь искала, во что верить, а не в чём сомневаться.

– И вправду, – она задумалась. – Спасибо, дедушка…

– Главное, не терять рассудок в этом подземелье, – снова улыбнулся в темноте старик.

– Иногда мне кажется, что я недалека от этого.

– Не нужно отчаиваться, Мари. Никто не знает, что ждёт нас впереди. Вернер, друг мой, – обратился Джерион к третьему пленнику, – вы ведь тоже во что-то верите?

– Я? – отрешенно отозвался мужчина и тут же, опомнившись, продолжил чуть более уверено. – Конечно. Верю, что моя семья будет жить… Со мной или без меня, – последние слова он произнёс медленно, едва скрывая душащую его печаль.

На миг во мраке снова повисла непроницаемая тишина, затем послышался тихий вдох, Мари хотела сказать что-то, но не успела…

Где-то в темноте со скрипом отворилась дверь, по сырым стенам прокатилось эхо чьих-то шагов. Из-за поворота лестницы вышли двое стражников с факелами, за ними неторопливо шествовал маркиз Болдер.

– Увести его, – коротко приказал маркиз, остановившись невдалеке от проржавевших прутьев решётки, и один из охранников быстро отворил дверь камеры. Вернер без сопротивления вышел.

– Шагай, – поторопил его страж, когда тот обернулся и в неровном свете факелов взглянул на своих собеседников.

– Прощайте, друзья, – произнёс он, стараясь не давать голосу дрожать.

Мари подошла ближе к решётке. В глазах пленника, на всём его бледном худом лице читалось нескрываемое отчаяние и страх скорой смерти. Он будто хотел добавить ещё что-то, но никак не мог решиться.

– Может ещё свидимся, – попыталась улыбнуться девушка, но заключённый только отвернулся, поджав губы и опустив глаза. Он зашагал прочь, подгоняемый толчками охранника, и Мари показалось, что едва слышным отголоском донеслось до слуха его тихое «Прости». Но быть может, это было лишь неразборчивым эхом шагов. Так могла подумать она, если бы сейчас было время для сомнений. – Ведь главное верить, – шепнула девушка, глядя им вслед, зная, что человек, с которым она ещё минуту назад вела душевную беседу, уходит, чтобы никогда не вернуться, никогда не увидеть света, не дышать, не любить, не верить. Уходит, чтобы умереть. Сердце её болезненно защемило, и к горлу подступил давящий ком от понимания никчёмности и в то же время неисчислимой ценности человеческой жизни, которую так легко отобрать и никак невозможно вернуть.

– Теперь ты, – произнёс Болдер, когда шаги в мрачном коридоре стихли. Пока пленница глядела на уходящего мужчину, пытаясь сдержать слёзы, он подошёл к решётке на расстояние шага. Мари, тут же опомнившись, отпрянула, не находя такую близость маркиза приятной. Терзающие сердце мысли разлетелись чёрным пеплом от едва заметной надменной ухмылки. После истории Вернера, сын правителя виделся ей не иначе как чудовищем в человеческом обличии. – Посмотри на себя, – недовольно скривил губы он. – Так исхудала, побледнела. Ты ведь провела здесь едва больше недели.

– Ты бросил девушку в сырое подземелье к крысам, – вдруг сурово заговорил Джереон, – а теперь обвиняешь её в бледности и худобе?!

– Мой безродный предок, – раздражённо усмехнулся маркиз, – я говорил не с тобой. Не знаю, почему отец всё ещё держит тебя здесь. Если бы мне было позволено, я хотя бы укоротил тебе язык.

– Но тебе не позволено, – не менее язвительно отозвался старик.

– Нет. Но я могу укоротить язык твоей собеседнице. Хочешь?

Заключенный замолчал, но его гневное напряжение чувствовалось даже в загустевшей тишине.

– Вот и славно, – продолжил Болдер, не обращая на это ни малейшего внимания. Он всё так же недобро усмехнулся, заметив испуг на лице Мари. – Я пришёл не для пререканий. Хотел сообщить тебе, моя дикарка, что завтра ты выйдешь на свободу. Так что в последнюю ночь в темнице постарайся отдохнуть как следует, у нас скоро праздник.

Девушка смотрела на него нахмурившись, с подозрением.

– Не понимаешь о чём я? – приподнял бровь маркиз. – Не нужно больше таиться, мне известно, что ты скрываешь под маской крестьянской травницы.

– Я действительно не могу понять, о чём вы говорите, – чуть помедлив, произнесла Мари серьёзно. – Быть может, вы нашли не ту травницу.

– Так что же? Ты и сама не знаешь? – вновь усмехнулся Болдер, и у девушки от этой усмешки по спине пробежала дрожь.

– Не знаю о чём? – спросила она тихо.

– Бедное дитя, – наигранно посочувствовал собеседник. – От тебя всё так долго скрывали? А мне вот стало недавно известно, что под невзрачной шкуркой серой овечки скрывается благородная лань с позолоченными рожками. И хоть матушка твоя была действительно безродной овцой, мой трофей от этого ничуть не падает в цене.

– О чём вы говорите? – покачала головой пленница, отступив ещё на шаг назад. – Вы, верно, бредите.

– Действительно не знаешь, вот так интрига, – усмешка маркиза растягивалась всё с большим предвкушением. – Дай-ка я расскажу тебе одну историю, случившуюся буквально на днях, но имеющую очень далёкие корни. С чего бы начать? – он наигранно задумчиво закатил глаза. – Пожалуй, с того, что мой отец, изрядно подустав от бесплодных поисков истины, заслал шпиона в одно небольшое графское имение. Думаю, тебе не сложно будет догадаться, в какое именно, – во взгляде маркиза вновь заплясали недобрые огоньки. – Шпион не принёс нам того, чего мы ждали, и такая желанная для герцога истина не нашла подтверждения, но он принёс один очень любопытный документ. В нём говорилось, что у графа Алоиса – нашего благородного оленя, есть внебрачная дочь. Она родилась почти шестнадцать лет назад и, судя по документу, живёт с опекуншей – своей тётей, в лесах Волдрена, где получает достойное графини образование и воспитание. А что самое интересное, она унаследует от покойного родителя второй Сэфланд – весьма лакомый кусок земель, которым владел граф, в королевстве Сэфпейс, – удовольствие в его усмешке, казалось, достигло высшего предела, Болдер подошёл ближе к решётке и, прищурившись, тихо добавил. – Попробуй теперь догадаться, как зовут эту чудесную лань.

– Что? Этого не может быть, – покачала головой Мари, отходя ещё дальше вглубь своей тесной камеры.

– Если не веришь, взгляни-ка сюда, – маркиз неторопливо развернул перед ней желтоватый лист бумаги.

Девушка нерешительно взглянула на документ издалека, затем почти крадучись подошла ближе, то и дело поглядывая на ухмыляющегося собеседника, присмотрелась.

В бумаге говорилось о ней: «Сей документ подтверждает, что Аннамари является дочерью графа Сэфландского Алоиса и Франчески… – о её родовитом отце и матери – простой прислуге, с согласия графини выносившей ребёнка от своего господина и погибшей через несколько часов после тяжёлых родов. – … Наследует титул, герб и всё графское имение в Ладлере и Сэфпейсе… – о неисчислимом количестве имущества, деревень и земель, принадлежащих её роду. – … Вступает в законные права с момента исполнения ей шестнадцати лет или в случае… – Мари читала строчку за строчкой с трепетным ужасом – всё вокруг и без того казалось страшным сном, а теперь этот кошмар стал ещё и быстро набирать обороты. – … Под опекой своей родной тёти Амелии… – вся жизнь готова была пронестись перед глазами и, в перевернувшемся смысле, раскрыться в новых гранях, но это вовсе не вызывало радости. – … При наличии сей бумаги или её дубликата… – недоговорки, былые недопонимания – всё могло сейчас встать на свои места, если бы правда не раскрылась так – в тесной камере темницы смертников, из рук чудовищно холодного и надменного пленителя. – … Пятнадцатого дня весны четыреста семнадцатого года».

Документ был составлен лично графом Алоисом, что подтверждалось его подписью и гербовой печатью – златорогим оленем. Символом благородства и богатства рода.

– Я вижу, теперь ты убеждена, – без всяких эмоций заключил маркиз, свернув бумагу, когда Мари снова сделала пару шагов назад, хмуро глядя в пол.

– Что вам нужно от меня? – спросила она тихо, отчаянно пытаясь привести в порядок растерянные и растоптанные мысли.

– Лично от тебя – ничего, – пожал плечами Болдер. – От твоего знатного рода мне нужны земли. К сожалению, у короля Сэфпейса Стефана одни лишь сыновья и нет дочерей. Я бы не стал изыскивать таких путей, коль мог бы сразу жениться на принцессе. Мой отец без двух недель король, а там и мой черёд не за горами, – маркиз усмехнулся ещё загадочнее. – Так что мне не помешает и дальнее родство с правящим соседом. Поэтому через три дня я даю бал в честь своей помолвки.

– Помолвки? – всё ещё непонимающе повторила девушка, едва улавливая суть разговора в бешеном биении поверженного в хаос сердца.

– Не будь дурой, – бросил мужчина. – Ты скоро станешь маркизой, затем герцогиней, а потом уж и королевой.

– Но я… не хочу, – прошептала заключённая, не успев ещё осознать, что сейчас без всякого участия и возможности выбора, по прихоти маркиза решилась её судьба.

– Тебе не давали права голоса, – Болдер отвернулся. – Его просто нет. Да и не долго придётся мучиться. Мне не нужна жена, которая так много знает. Скорее всего, ты умрёшь, рождая нашего наследника. Ведь без наследника я могу утратить права на земли в Сэфпейсе.

– Лучше остаться гнить в этой темнице! – вдруг осмелев, повысила голос Мари. Отбросив все переживания об окружавшей её лжи и превратностях жизни на потом, она поняла, что нужно хотя бы попытаться сопротивляться, не сдаваться так легко на волю беспощадной судьбы.

– Открой камеру, – тут же раздражённо приказал охраннику Болдер, тот поспешил повиноваться. Стальные петли противно скрипнули, маркиз вошёл к заключённой. Девушка забилась в самый дальний угол, прижалась к стене, всё ещё пытаясь не опускать глаза. От мужчины почти осязаемо веяло леденящим холодом, заставлявшим сердце в страхе замирать. – Если ты так глупа, – произнёс маркиз, подойдя почти вплотную, – то можешь оставаться здесь сколько угодно. Но за каждый день промедления, я буду находить и убивать тех, кто был тебе дорог. А может и не был, почём мне знать? – он задумчиво потёр подбородок. – Я бы начал с твоей опекунши. Амелия. Кажется, так её зовут? Видел её недавно в компании всеми уважаемого советника Северина. Они искали тебя, – он чуть наклонился, с усмешкой глядя прямо в глаза пленнице. – Жаль, ты не могла наблюдать лица своей тёти, когда она узнала, что доверенная ей наследница графского рода умерла позорной смертью от рук палача, и даже тело её было сожжено по нашим строгим законам. Что ж, ты всё ещё жива, какая удача. А ей вряд ли так повезёт. Она сгорит заживо, если…

– Подождите, – Мари закусила губу, из широко раскрытых глаз её покатились невольные слёзы. – Я поняла, – прошептала девушка, отводя наконец отчаянный взор.

– Вот и славно, – маркиз отошёл чуть дальше. – Жаль, что так долго пришлось объяснять тебе все прелести жизни при дворе. Пожалуй, теперь я должен спросить, согласна ли ты стать моей женой? Обречённой, – он злорадно усмехнулся, – «мёртвой невестой».

– Тогда, – она проглотила слёзы в новой бесплодной попытке взять себя в руки. – Тогда никто другой не умрёт?

– Если не станут совать нос слишком глубоко в мои дела. А это, пожалуй, будет зависеть от того, насколько убедительно ты сыграешь счастливую невесту. Так что?

Мари прерывисто вдохнула, пересиливая желание разрыдаться в голос, до боли сжала кулаки.

– Я согласна.

– На рассвете за тобой придут стражники, – лицо маркиза стало абсолютно непроницаемым, холодным. – У тебя осталась последняя ночь, можешь наслаждаться своим пением и болтовнёй, с завтрашнего дня ты не должна будешь произносить ни единого слова без моего на то разрешения. Поняла?

– Поняла…

Болдер вышел из камеры, бросив ещё один презрительный взгляд на свою заключённую.

– Полагаю, тебя придётся отмывать весь день от вони этого подземелья. Мерзость.

Девушка молча глядела в пол, роняя беззвучные слёзы и едва скрывая нервную дрожь, бьющую тело.

Громыхнула где-то за поворотом узкого коридора тяжёлая дверь, вокруг вновь воцарилась непроглядная темнота. За крошечными зарешёченными окошками шумел непрекращающийся дождь…

– Как ты себя чувствуешь? – осторожно спросил Джереон, когда едва слышные всхлипы и вздохи стихли. Мари не ответила. – Не печалься… Ты ведь будешь жить, разве это не радость?

– Я была готова встретить смерть с большей радостью, – буркнула девушка. Она сидела на полу, прижавшись спиной к холодному камню стены и поджав колени. – Разве это будет жизнь?

– Пока мы живы, всё может измениться, – улыбнулся старик. – Я здесь уже почти двадцать лет, а всё ещё не потерял надежды хоть на склоне лет побыть свободным.

– Дедушка, – Мари чуть помедлила, не решаясь задать вопрос, – а всё-таки, за что вы здесь?

– За что? – с горечью хмыкнул собеседник. – Я очень много знаю, девочка моя.

– И всё? Разве не из-за этого убивают всех этих «мёртвых шпионов»? А вы ещё живы.

– Нет, это не всё… Послушай-ка, – он задумчиво вздохнул. – Ещё никто не уходил отсюда, чтобы жить. Ты уверена, что хочешь знать всю правду?

– А вы боитесь, что я разболтаю? – Мари чуть отвлеклась от собственной печали.

– Нет, я боюсь, что ты потеряешь ко мне всякое уважение, – ответил Джереон.

– Мне кажется, каким бы тяжким не было ваше преступление, наказание давно превзошло всякую справедливость.

– Раз уж тебе действительно интересно… Возможно, тебе это поможет, – старик откашлялся. – История моего заточения началась, как и у всех заключённых, на свободе. Задолго до ареста…

Тогда страной правил ещё отец доброго короля Фридриха. Я был молод, мне исполнилось шестнадцать, когда родители отправили меня в город, чтобы заработать немного денег. Мы жили бедно, в семье было пятеро братьев и сестёр, и я старший. Чтобы помочь семье, я отправился искать работу в Фалькнес. С моей стороны, конечно, было смешно идти сразу в столицу, ведь я толком не умел ничего, не знал никакого ремесла, всё чему научил меня отец – заготавливать дрова, да строгать из дерева всяческие поделки. Но это умение в городе никого не заинтересовало, я ведь не был искусным резчиком, а таких мастеров-недоучек хватало с избытком. Я отчаялся искать… Но Господь, верно, услышал мои молитвы и послал мне спасение. В одно удивительно солнечное утро я встретил на рынке девушку… Даже девочку, я бы сказал. Как сейчас помню, она шла с большущей корзиной, прикрытой белой салфеткой, в чистеньком переднике, новеньком скромном платье и в смешных деревянных башмаках. Уж и не знаю, почему она подошла ко мне, верно, у меня был такой печальный вид, что она решила, что мне нужна помощь. Она подошла, взглянула на меня своими лучистыми глазами и произнесла удивительно ласково: «Вам грустно?». Я молчал, заворожённый её проницательным взглядом. Тогда она сказала с улыбкой: «Вы поможете мне донести корзину, а я выслушаю вашу беду и постараюсь помочь». Я конечно же не мог отказать этому милейшему созданию. Мы пошли по узким улицам столицы, я рассказывал ей о своей несчастной судьбе, о голодных братишках и сестрёнках, о том, как тяжело матушке и батюшке растить их. Она слушала молча и серьёзно, а потом сказала: «Я вам помогу». И в это мгновение мы остановились у ворот. Каково же было моё удивление, когда я поднял глаза и увидел, что мы стоим у ворот замка самого короля. Оказалось, что девочка эта служила при дворце вместе со своей матерью. Она помогала на кухне. Уж не знаю, как и с кем она говорила обо мне, но в тот же день мне дали работу в дворцовом цветнике. Придворный садовник был очень стар и едва ходил, я стал помогать ему.

Через год скончалась любимая всеми королева… Тогда же умер и старый садовник, я стал работать один. А та девочка… Я был влюблён в неё, а она в меня. Прошло четыре года с нашей встречи, она выросла и стала очень красивой девушкой, ей дали работу при короле. Она подавала безутешному правителю еду в обед. И так случилось, что он утешился… Он заметил мою любимую, заметил и сделал ей предложение, – Джереон тихо вздохнул, совсем погрузившись в свои воспоминания. – А она не могла отказать. Как она могла?

Я не могу знать, почему у них не было детей… Минул год с момента свадьбы, и в один пасмурный день моя любимая пришла в сад. Она плакала. Я давно не видел её. Просто не позволял себе смотреть, чтобы не ранить её чувств, да и своих тоже. Но тогда я смотрел и не мог оторваться, не мог просто уйти. Я подошёл к ней, как старый друг, будто она и не была никогда моей королевой, подошёл и спросил, что печалит её. Она взглянула на меня такими же как в детстве лучезарными глазами, такими же чистыми и добрыми. Она рассказала, что король часто гневается на неё. Его сердило всё: её походка, манеры, жесты, взгляды, слог – всё то, что я так в ней любил, король начинал ненавидеть. Потому что он никак не мог забыть свою почившую королеву. А моя любимая никогда не смогла бы её заменить. Тогда пошёл дождь, будто само небо плакало вместе с несчастной девушкой. Мы были слишком далеко от замка, и я не позволил ей уйти, предложил переждать дождь в закрытой беседке, в самой глубине сада. Мы ждали… Долго ждали, а дождь всё не прекращался. Она замёрзла, и я обнял её. Боже… Я так мечтал об этом. Так долго мечтал. И она мечтала. Ведь она всё ещё любила меня, хотя и молчала об этом, храня верность супругу. Но тем вечером… Мы не смогли себя сдержать. Через месяц я узнал из придворных сплетен, что королева ждёт ребёнка. Она не говорила мне, она вообще больше не появлялась в саду. Совесть не давала ей продолжать жить как раньше, ведь она нарушила клятву, данную перед Богом. Даже исповедь не подарила ей облегчения.

У короля родился третий сын, и правитель был рад. Он, казалось, наконец ожил, засиял. А королева тем временем становилась всё мрачнее и печальнее… День за днём. И однажды ночью она снова пришла ко мне. Она сказала, что больше не может жить с тяжестью измены на душе, что во всём сознается королю. Я отговаривал её как мог, говорил, что её могут казнить, нас обоих могут… Но она сказала лишь, что никогда не выдаст меня и просила самого молчать. Потом она в последний раз поцеловала меня, я до сих пор помню этот поцелуй так, будто он был только что. И мне так же невыносимо грустно ощущать его, как и много… много лет назад. Я не мог уснуть всю ночь, но не решился идти к королевским покоям, хотя и знал, что короля нет в замке, он был в отъезде и должен был вернуться утром. Я боялся.

А утром узнал, что королева убила себя… Конечно, всем придворным и прислуге сказали, что бедная женщина по неосторожности выпала из окна, но я ведь знал, что это не было случайностью… И король знал. Служанка, которая первой обнаружила, что королева умерла, нашла в комнате записку, где она признавалась королю в измене. Она, как и обещала, не раскрыла моего имени, написала лишь, что больше не может жить с такой тяжестью на сердце. Мне повезло, что и служанка оказалась не из болтливых. Она знала о наших с королевой чувствах друг к другу уже давно и всегда молчала. Она сразу догадалась, кто был настоящим отцом маленького принца и поведала мне о записке, чтобы я знал, что мне нечего бояться.

Моему сыну тогда было два года… Я смотрел, как он рос, радовался и горевал, сохраняя всё в своём сердце. Видел в мальчике черты моей любимой и не могу передать словами, сколько счастья и боли это доставляло мне.

Прислуга не смела заговорить с кем-либо из королевской семьи самостоятельно, но я осмелился однажды сам заговорить с малышом, пришедшим в сад погрустить. Он рассказал мне, как ему обидно, что отец любит его меньше, чем старших брата и сестру, как он жалеет, что не помнит своей матери. Вся королевская династия из поколения в поколение отличалась тёмными волосами и глазами, короли ведь даже женились на иноземных принцессах и маркизах, чтобы сохранять эту черту. Он был единственным голубоглазым и белокурым ребёнком в правящей семье. Его мать была первой светловолосой королевой за всю историю Ладлера. Но правитель ведь уже знал, что дело не только в ней. Я слушал и отвечал, мы общались с маленьким принцем. Потом он приходил в сад снова и снова – за советом или просто поговорить. Я почти заменил ему отца, хотя сам и был отцом. Мы очень сблизились, он доверял мне свои тайны, делился мыслями и планами на будущее, он был откровенен лишь со мной, это и радовало меня, и заставляло печалиться ещё больше.

Когда король умер, на престол взошёл его второй сын Фридрих, а в завещании правителя было указано, что младший – герцог Аделард не имеет прав на престол. Правление должно было передаваться только сыну Фридриха. Возможно, герцог никогда и не занял бы трон, ведь он младший сын. Но указать это в завещании… Это было настоящим унижением. Король не раскрыл в завещании, почему лишил наследника всяких прав. Но, видно, сыну он поведал правду, и после смерти правителя герцог изменился. Он возненавидел всю прислугу, всех, кто не имел титула и именитых родителей. А ещё больше возненавидел своих старших брата и сестру. Он ненавидел тихо, ничего никому не говорил, только вынашивал, как мне казалось, жуткий план мести за несправедливо отнятые у него величие и честь. Под его ненависть не попал лишь я, потому что даже тогда я оставался самым близким для него человеком.

В двадцать пять лет он женился на иностранке – маркизе Ребекке, ей было тогда всего одиннадцать. Бедная девочка… Аделард жаждал, чтобы его ребёнок появился на свет раньше, чем наследник престола. Уже в тринадцать Ребекка родила ребёнка – здорового и сильного мальчика. Пусть её происхождение и не помогло – мальчик как две капли воды был похож на отца, но герцог торжествовал, ведь у короля до сих пор не было наследника. Он в тайне надеялся, что его не будет никогда. Но через год королева забеременела. Тогда Аделард ходил мрачный, фальшиво улыбался брату и готовил… Он уже готовил мятеж. Не знаю, почему он ждал. Но началось всё, лишь когда король объявил, что наследник родился. Уже на следующий день в Фалькнесе трубили траур… Король убит, королева и младенец пропали без вести.

Я был дураком, что молчал. Боялся, что моего сына казнят как заговорщика, если я раскрою его планы. Я пытался отговорить его, но вызывал лишь раздражение герцога. А когда король был убит, когда мой сын убил его своими руками… Я снова пришёл к нему, чтобы просить… Требовать, чтобы он повинился во всём перед Богом. Он сильно разозлился на меня и напомнил, чтобы я знал своё место и не совал нос в дела, которые меня не касаются. Тогда я и раскрыл ему всю правду, сознался, что я его настоящий отец.

В тот же день меня бросили в темницу. А через несколько месяцев отвели вот в этот карцер для смертников. Подземелье, о котором не знал никто, кроме герцога и нескольких верных ему стражей.

Уже после, я узнал о многом… Аделард иногда приходил сюда и беседовал со мной. Он называл меня отцом, но продолжал ненавидеть. Он помнил, сколько времени мы провели вместе, когда он был ещё совсем малышом, лишь поэтому не мог убить, но не прекращал мучить меня заточением и одиночеством.

Он приходил и рассказывал обо всём. О своих былых поступках, о страшных планах, о чёрных… непроглядно чёрных мыслях. Он поведал во всех красках о своём мятеже, как убил собственного брата, который… не был ему братом. О «мёртвых шпионах», которые своими душами покупали жизни родных и любимых. О своём сыне, которого он растил как себя, воспитывая в мальчике надменность, гордыню и ненависть. Ненависть ко всем, кто был хоть немного «ниже» его. О новорожденной дочери, которую герцог решил использовать, как политический инструмент, при первой же возможности выдав её замуж за иностранного принца. О бесконечной веренице женщин, заменявших ему в постели несчастную Ребекку, день и ночь проводящую с малышкой. Боже… Мой сын вырос чудовищем и это моя вина. В последний раз он приходил, чтобы рассказать, что граф Алоис мёртв, а его супруга и сын скоро последуют за ним. Я знаю так много, но не могу помочь… Никому не могу помочь…

– Быть может… Я смогу? – тихо отозвалась Мари, когда старик в душевных терзаниях замолчал.

– Ты всё ещё хочешь говорить со мной? – удивился он, глотая скупые слёзы. – После всего, что узнала?

– Я всё ещё считаю, что ваше наказание давно превзошло преступление.

– Спасибо, – Джереон вздохнул с тяжёлой улыбкой.

– Но скажите, почему герцог так ненавидит графиню и её сына? Почему он убил графа?

– Он ненавидел, это правда. Но мне казалось, что ненависть его стихает, когда Аделард занял трон. Конечно, когда он узнал, что епископ собирается тянуть с коронацией целых двадцать лет… Герцог был в бешенстве, но годы шли, и ярость его быстро утихала. Власть, данная ему, затмила собой ненависть. В последнее время герцог всё больше предвкушал этот момент – момент коронации. Забытая родня, которая и носа-то не показывала из своего имения, почти перестала его волновать. Однако, – пленник замолчал.

– Что? Что однако? – занервничала Мари.

– Я уже говорил, что мой сын вырос чудовищем, но у него хотя бы есть душа. Пусть исковерканная, тёмная, но всё же душа. Мне будет что вымаливать перед Господом… А маркиз не имеет и этого. В нём нет ничего. Абсолютно ничего, кроме лицемерной гордыни и злого умысла. И если мой сын ещё может любить хоть кого-то своей извращённой любовью, то внук – нет. Он ненавидит всех, кроме себя самого, считает, что все мы – лишь пешки в его игре. И в словах герцога я услышал, что смерти графской семьи желает именно Болдер. Он всё время толкал отца на страшные поступки, когда тот только начинал задумываться над своими ошибками. Аделард… Он души не чает в своём отпрыске, в этом исчадие самого ада!

– Но зачем же это маркизу?

– Кто знает? – Джереон бессильно вздохнул. – Я ведь не могу спросить его. Ты сама слышала, как он говорит со мной.

– Безродный предок, – тихо повторила Мари слова Болдера. – Я не сразу поняла, почему он вас так называет.

– Я только что подумал, – вдруг, тихо произнёс старик. – Ведь Вернер был шпионом.

– Он так сказал, – отозвалась девушка.

– Сказав правду, он обманул нас.

– Что вы имеете в виду, дедушка? – она непонимающе нахмурилась.

– Он ведь был приставлен, чтобы следить за тобой.

– Что? С чего вы это взяли?

– Ты помнишь, как сказала ему про то, что тебе разрешили иметь при себе твои травы?

– Да. И он ещё предположил, что я нужна маркизу зачем-то, – Мари иронично усмехнулась. – И оказался прав.

– А откуда он узнал, что маркиз заточил тебя здесь?

Пленница ошарашено замолчала, догадка старика сейчас показалась удивительно точной и от того пугающей. В замерших мыслях взметнулась туча вопросов. Зачем это было нужно? Маркиз ждал, что она выдаст себя и после бесплодного ожидания пошёл напролом? Почему она не заметила ничего подозрительного в вопросах мужчины? Что он спрашивал? А главное… Что она успела рассказать?

– Дедушка, мы ведь не говорили ни о чём серьёзном и секретном, – тихо произнесла Мари, собирая размышления в стройную цепочку. – И все вопросы его были в основном о насущном.

– Быть может, он своими вопросами лишь подводил нас к цели? О чём мы говорили больше всего в его присутствии?

– О чём? – она снова ненадолго задумалась, но внезапно возникший ответ, вновь заставил сердце сжаться в пугающем предчувствии. – Мы говорили о Уильяме. Вы думаете, маркиз пытался вызнать что-то именно о нём?

– Услышав немало историй в этих застенках, да и после твоего рассказа, я начал подозревать, почему именно маркиз так интересуется графским родом.

– Так почему же? – нетерпеливо закусила губу Мари, неведение сейчас страшило больше опасных знаний. Но главным всё же оставалось понять, что лишнего могла она сказать о Уильяме шпиону.

– Я не могу быть уверенным, но судя по всему наш граф не совсем тот, за кого он себя выдаёт.

– Не путайте меня, дедушка! – замотала головой пленница. – То вы говорите, что он не обманщик, то теперь намекаете на обратное!

– Я ни в чём уже не могу быть уверен, – вздохнул старик. – И не хочу ничего утверждать. Понимаю лишь, что маркиз только и ищет, как убить виконта.

– Я сделаю всё, что бы помешать этому, – сквозь зубы процедила Мари, понимая, что её собеседник сейчас может быть не в самом здравом уме и не пытаясь больше выяснить его домыслов. Чувства захлестнула волна неуправляемого гнева, усугублённого бессонными ночами мучительного заточения. – Теперь я вижу, что в моей свободе будет некоторый смысл.

– Не забывай, что Болдер лжив и бессердечен, – предостерегающе начал Джереон. – Ради своих целей он пойдёт по головам родных. Что говорить о нас? Не доверяй ни одному его слову. Со мной он, по крайней мере, не прячется за своей лицемерной маской, не боится, что отсюда его секреты выберутся на волю. Однажды он пришёл сюда вместе с отцом и я видел, как он мастерски меняет обличья с тем, кто нужен для каких-то, ему одному ведомых, коварных планов.

– И за него мне придётся выйти замуж, – обречённо проронила девушка, на миг позабыв о злости.

– Но всё же, ты будешь жить, – снова подбодрил её старик. – И у тебя будет время обдумать…

– Я убью его, – вдруг перебила собеседника Мари.

– Кого? – испугался Джереон.

– Убью маркиза. В первую же брачную ночь, – от мягкого голоса девушки повеяло холодом.

– Что ты?! – переполошился заключённый. – Я уверен, что он будет следить за тобой тщательнее, чем за самым злостным врагом. И при первой же возможности…

– Убьёт? – она закрыла глаза, глубоко вдохнула в попытке успокоить трепещущее сердце. – А скольких он ещё убьёт?

– Но ты своей смертью никого не сможешь спасти. Напротив, он ведь грозился отнять жизнь у близких тебе людей.

– Я придумаю… Обязательно придумаю что-нибудь. Уильям тоже дорог мне, я не могу просто ждать, пока маркиз доберётся до него. Он ведь… Теперь я знаю, он мой брат…

– А что если граф уже мёртв? – в сердцах спросил старик и тут же замолчал, понимая, что мог словами сделать больно своей и без того измученной собеседнице.

Мари не отвечала, лишь глубоко и шумно дышала, стараясь не дать снова воли слезам.

– Мы не властны над судьбой, – произнёс тихо Джереон. – Доверься Богу. Он рассудит и не даст тебе таких страданий, я уверен.

– Как я посмотрю в глаза матери? – едва слышно спросила девушка. – Леди Ребекке, леди Фрок? Я ведь обещала ей, что помогу…

– Фрок? Ты говоришь о моей внучке Фрок? – старик вдруг позабыл обо всём разговоре. – Ты знаешь её?

– Да, – она открыла глаза, взглянула в непроницаемую темноту перед собой, откуда доносился сиплый голос собеседника. – Я ведь говорила, что приехала в столицу, чтобы лечить одну девочку. Это была леди Фрок.

– Она больна? – Джереон едва не прижимался ухом к стене, ожидая ответа.

– Она хотела умереть, – честно ответила Мари. – Теперь я знаю зачем. Чтобы разыскать на небесах короля Фридриха и предупредить его, что графиню и Уильяма поджидает опасность. Миледи начала голодать, но… Потом она решила, что я ангел. И рассказала обо всём. Я обещала помочь, – девушка снова закрыла глаза. – Но не смогла. Лишь сама угодила в темницу.

– Бедная девочка, – горько покачал головой заключённый. – За что ей такое с самого детства?

– Она смелая и добрая, – произнесла вдруг Мари, понимая, что теперь её собеседник впадает в отчаяние. – Она весёлая. У неё чудесная улыбка, очень красивые кудрявые волосы и голубые глаза, как у матери. Она сейчас живёт и борется за свою жизнь. И я уверена, если бы она знала о вас…

– Пусть лучше не знает, – перебил старик, опомнившись. – Я счастлив, что она просто есть на свете такая, какой ты её описала. Я буду знать, что она жива, и молить Бога, чтобы уберёг её впредь от страданий.

– И я… буду, – девушка положила голову на колени. Стало так невыносимо грустно, что сердце готово было разорваться, лишь бы сбросить с себя тяжесть этой тоски, но та лишь росла. Слушая своего обречённого собеседника, Мари понимала, что маленькая внучка – единственная надежда старика. Не надежда на будущее освобождение и семейное счастье, нет… Надежда на то, что жизнь где-то там – за опостылевшими серыми стенами, продолжается. Кого видел бедный пленник во мраке заточения? Сына – своего мучителя, надменного маркиза, взирающего на предка презрительнее, чем на грязь у его ног, обречённых на смерть шпионов, изредка попадающих в тесные камеры для продления проданной жизни ещё на пару мучительных дней ожидания казни. И молчаливых, угрюмых стражников, ведущих этих бедняг по узкой осыпающейся лестнице к неизбежной гибели. Кто мог дать надежду больному старику? В кого ещё ему оставалось верить, как не в маленькую внучку? Он мог только надеяться, что та не вырастет такой же лицемерной гордячкой, как её старший брат. Что ребёнок, волей небес попавший в водоворот дворцовых интриг, найдёт и взрастит в своём сердце доброту и любовь. В маленькой девочке старик, разучившийся за годы заточения думать о мире как о чём-то неуправляемо громадном, видел всю вселенную, весь свет, что только мог существовать. И он мог померкнуть в любой момент. Мира бы не стало, если бы не стало его малышки, которую он даже никогда не видел. Но сейчас, когда Мари приоткрыла для старика, какова же его надежда на самом деле, вера в неё взвилась с новой силой.

– Если ты сможешь, – сиплый голос Джереона звучал совсем тихо, – будешь приходить сюда, чтобы рассказывать мне о моей внучке?

Девушка подняла голову с колен, задумалась на миг.

– Буду, – она крепче сжала кулаки. Конечно, ей не дадут ходить сюда, и собеседник тоже знал об этом. Но если для него маленькая Фрок – единственный, последний лучик света в этом бесконечном заточении, зачем лишать несчастного мечты? – Обязательно буду…

 

Глава 12. Верность

День шестнадцатый.

От каждого звука тихих шагов мужчина нервно вздрагивал, сильнее сжимая кулаки связанных за спиной рук. Сквозь грязную, ветхую ткань и закрытые веки, после многочасового кромешного мрака, снова пробивался дневной свет.

– Кто ты? – спокойно спросил низкий мужской голос.

– Я уже всё сказал, – шпион мотнул головой, в коротком эхе пытаясь понять, откуда говорит его собеседник.

– Я хочу услышать это лично, – снова невозмутимо ответил голос.

– А кто ты такой?

– Не пытайся теперь строить из себя героя. Раз уж сказал один раз, изволь повторить. Возможно, позже я назову тебе своё имя.

– Я простой солдат, – произнёс пленник, окончательно смирившись со своим положением. – Служу в разведке.

– Кому ты служишь?

– Правителю, – мужчина опустил голову. – Какое это имеет значение?

– Большое. Ты служишь герцогу Аделарду или законному правителю?

– Я служу тому, кому присягнул на верность. В клятве не было имён, лишь…

– Лишь высокопарные обещания, – перебил собеседник. – Меня не интересует эта формальность. Мне нужно знать, кому ты служишь.

– Вы мятежники? Хотите свергнуть герцога? – шпион стиснул зубы, замолчав на миг. – Я дал клятву, что буду служить своей стране. И если вы хотите развязать новую смуту, то я вам не товарищ.

– Назови своё имя.

– Зачем? Вам не всё равно кого убивать?!

– Назови имя, – голос оставался всё таким же спокойным.

– Лотар, – он повернулся лицом к пленителю. – Теперь что? Можно и умирать?

– Не спеши умирать, Лотар, – собеседник стал суровее. – Значит, ты на стороне справедливости?

– Да. На стороне своей справедливости.

– Справедливость у каждого своя, что правда, то правда. Но для страны она одна. Если бы я сказал тебе, солдат, что к власти пришёл законный наследник престола, а герцог – мятежник, что бы ты сделал? На чьей стороне стал бы служить?

– Законный наследник? Единственным законным наследником был сын короля Фридриха, но его больше нет. Я не приму разбойника наследником.

– Я вижу, ты действительно мыслишь в правильном направлении. Ну а если бы принц вернулся и мог подтвердить свои права?

Пленник немного помолчал, затем ответил с уверенностью.

– Я без колебаний встал бы на его сторону.

– Хороший ответ. В таком случае, ты поедешь с нами.

– Куда? – удивился он.

– Этого тебе пока знать не стоит, – собеседник отвернулся. – Друг мой, – позвал он кого-то. Послышались звуки приближающихся шагов, – солдат поедет с нами, но на всякий случай, позаботься, чтобы он не начал звать на помощь.

– Да, – ответил второй голос.

– Лотар, – обратился к шпиону первый, – прости за эти неудобства, но сам понимаешь, пока мы не можем в достаточной мере доверять тебе.

Мужчина скривился в кислой усмешке. У него не оставалось другого выбора, кроме как повиноваться.

* * *

День шестнадцатый.

– Ну что, моя сладкоголосая пташка, готова выпорхнуть из клетки? – маркиз со своей неизменно презрительной ухмылкой вошёл в поток лучей утреннего солнца, бьющего в окошко темницы узким рассеянным клином.

– Вы хотите сказать, сменить одну клетку на другую? – Мари подняла голову, сильнее прижимая к груди озябшие колени. От холодной стены за спиной тело онемело и нестерпимо ныло в каждой мышце, двигаться не хотелось, но остатки гордости не давали выказывать боль.

– Какая разница? Всё равно придётся выходить, так что поднимайся. Приготовления к торжеству в самом разгаре, нужно и тебе почистить пёрышки. Споёшь что-нибудь напоследок своему безродному соседу? Я бы тоже послушал.

– Не понимаю, о чём вы.

– Как же? Вернер клялся, что у тебя чудесный голосок.

Девушка отвернулась, всё так же не собираясь подниматься. «Даже имя назвал, – взметнулись возмущённые мысли, – чтобы поиздеваться над памятью несчастного».

– Думаю, если бы ты пела графу песни, вместо того, чтобы провести с ним ночь, возможно, он не счёл бы тебя простушкой. Не бросил бы при первой возможности.

– Что?! – от недоумения даже ломота в мышцах вдруг перестала ощущаться так остро.

– В первый же день знакомства, – продолжал маркиз с укором. – Я начинаю сомневаться в благородстве твоего происхождения.

– Какая ещё ночь?! – Мари подскочила с пола, но тут же пошатнулась от резкого головокружения. Она с трудом удержалась на ногах и сквозь пелену, застлавшую взор, взглянула на мужчину, стараясь говорить уверено. – Мы не… Мы только разговаривали!

– Какая жалость, я не угадал, – рассмеялся маркиз. – Но теперь я знаю почти наверняка, что между вами ничего не было. Хотя, придворный врач всё же осмотрит тебя.

Девушка опустила голову, понимая, что слишком легко поддалась непривычным эмоциям, в попытке оправдаться совсем позабыла, с кем она разговаривает и ответила на очевидную провокацию именно так, как ожидал противник.

– Ну что же ты опечалилась? – Болдер подошёл ближе. – Неужели заточение совсем лишило тебя гордости?

Она молчала, напряжённо глядя в темноту противоположного угла камеры. Ощущая каждой клеткой продрогшего тела приближение маркиза, она отчаянно пыталась понять, что происходит с ней. Почему она так боится его? Что-то внутри не давало взглянуть в холодные серые глаза, вымолвить хоть слово без неуёмной внутренней дрожи. Ещё одно новое ощущение – смесь страха, отвращения и беспомощности. И самое главное – лжи. Мари не умела врать, а сейчас ей было жизненно необходимо делать это. Болдер должен был поверить, что она сдалась. Но при первой же попытке сыграть свою новую роль, Мари лишь вызвала его подозрения.

– Зачем? – прошептала пленница с тихой злобой, когда мужчина остановился в шаге от неё. – Зачем вы ломали меня? Чтобы теперь ставить слабость мне в вину? – она собрала всю свою волю в кулак и подняла взор к глазам собеседника. Те блеснули неожиданно удовлетворённой искоркой.

– Слабость? – усмехнулся Болдер. – Не пытайся играть жертву. Право, это тебе не к лицу. Будь ты слабой, не протянула бы и трёх дней в этой темнице. А то и раньше – сломалась бы ещё в моей спальне. Ты боялась, но даже не пыталась умолять. Я почти убедился в том, что ты достойна выйти за меня.

– Так это была проверка? – девушка всё же отвела взгляд, смотреть в равнодушные глаза мучителя было невыносимо тяжело. Но кривую саркастическую усмешку на губы натянуть удалось.

– Понимай как хочешь, – хмыкнул мужчина, отворачиваясь. – Да и сама подумай, где мне нужно было держать тебя? В своих покоях? И кем бы ты оказалась в глазах придворных и моего отца? Думаю, догадаешься сама, – он глянул на девушку через плечо. – Тебя кормили лучше любого заключённого, следили за тобой день и ночь. Тебе ничто не угрожало. Но теперь ты сможешь в полной мере ощутить прелесть жизни в замке. Со мной.

– Никогда, – шепнула Мари еле слышно, сжимая кулаки. – Ты можешь заставить меня быть рядом, но никогда я не буду получать от этого удовольствие.

– А вот и гордость. Теперь я вижу, что ты ещё не всю её растеряла, – маркиз снова повернулся к пленнице. Та напряглась всем телом, не зная, что делать – поддаться страху и отступить или в порыве отчаяния попытаться из последних сил защищаться от потянувшейся к ней руки. – Прибереги строптивость для наших личных встреч, – произнёс мужчина негромко, убирая от её лица растрёпанные волосы. – А перед герцогом молчи и улыбайся, большего от тебя пока не требуется.

Пальцы, так и не коснувшись бледной кожи, проскользили по пряди волос. Маркиз отвернулся и неторопливо вышел из камеры.

– Не забывай, на кону не только твоя жизнь, – произнёс он, останавливаясь сразу за железной решеткой. – У меня много шпионов, и без моего ведома ни твоя матушка, ни виконт не сделают и шага.

– Причём здесь Уильям? – испуганно произнесла Мари, тут же поняв, что зря выказала эмоции. О чём ещё знает её собеседник? Шпионы? «Ах, Вернер, зачем? О каких откровениях с дедушкой ты поведал маркизу?». Она, замявшись, опустила глаза.

– Я вижу, ты ещё не остыла, – Болдер усмехнулся. – Ну как же, теперь ты знаешь, он твой брат. Скоро вы встретитесь. Надеюсь, былые чувства не вспыхнут между вами? – ехидство в ухмылке заставило Мари вздрогнуть, но заговорить снова она не решилась, слишком страшно было усугубить и без того пугающее неизвестностью положение.

– Идём, – позвал маркиз, видя нерешительность пленницы. – Ты всё узнаешь позже.

«Теперь я хотя бы знаю, что ты жив», – она потупила взор и побрела вслед за пленителем, успев лишь украдкой глянуть на камеру старика Джериона. Но света было слишком мало, а слёз в глазах слишком много, чтобы увидеть хоть что-то…

* * *

День семнадцатый.

«Беречь и поддерживать мир… Надзирать за правосудностью… Свершать акты милосердия… – обрывки торжественной клятвы вихрем кружились в воспоминаниях. – Как было в начале, ныне и всегда, и во веки», – фразы из псалмов. Непомерно длинная служба, молитвы, клятвы, монахи, наставления, слёзы матери, тяжёлый венец – и всё это как во сне, всё будто в густом тумане забытья, не поддаётся осознанию, не отпускает из пут иллюзии. Что правда, а что ложь? Окружающая тишина непривычно тяжело давила на гудящую голову. Уильям медленно перевёл взгляд с устланного коврами пола на тонкий золотой венец, покоящийся перед ним на бардовом бархате резного стула.

Его наконец оставили в одиночестве. Как долго оно длится? Время растянулось и замерло. Ни звука из-за тяжёлой двери просторных покоев. Хотелось подумать. Он так ждал одиночества, чтобы понять, что произошло с ним за какие-то сутки. Почему мир вдруг обезумел и покатился неуправляемой чередой сумасшедших событий, совершенно не укладывающихся в мыслях? Но голова противно гудела, а мысли устало расползались, не желая даже пытаться прийти к осознанию нынешнего положения вещей.

Тяжёлый меч в позолоченных ножнах с противным лязгом ударился об пол, Уильям опомнился. В своём отрешённом полузабытьи он позабыл о том, что всё ещё сжимал в руках эфес символа королевской справедливости.

– Кто я? – прошептал юноша, поднимая глаза к небесам, сокрытым от его взора высоким слабо освещённым потолком. И будто в ответ на его призывный, отчаянный шёпот, раздался стук в дверь.

– Вильгельм, – донёсся из-за двери голос графини, – могу я войти?

Правитель некоторое время молчал, пытаясь понять, готов ли он сейчас говорить с матерью, затем тихо ответил.

– Входи.

Дверь бесшумно отворилась, и в комнату едва ли не крадучись вошла Эрмелинда. Подозрительно оглядевшись, она плотно закрыла за собой дверь и, не ожидая приглашения, подошла ближе к сыну. Тот, не поднимая на неё взора, жестом пригласил женщину сесть рядом на широкой, застеленной бархатом, кровати.

– Почему ты не отдыхаешь? – спросила она, стараясь сохранить непринуждённость в голосе, присев на край постели. Юноша одарил мать мрачным взглядом, вполне дающим понять, что события последних дней не отпускают новоиспечённого правителя в безмятежный сон.

– Я не должна здесь быть, – вздохнула женщина, отворачиваясь. – Но я не могла не прийти. Сердце разрывается от того, что я не успела рассказать тебе обо всём раньше…

– Кто я? – будто не слушая её, снова спросил Вильгельм, теперь уже глядя хмуро в пол, будто ища ответа у недр земных. Эрмелинда нервно сглотнула, замешкавшись с ответом. – Скажи мне, кто я, – повторил сын, глянув прямо ей в глаза. Женщина глубоко вздохнула, набираясь смелости для разговора, который прокручивала в голове уже сотни тысяч раз и всё никак не могла начать. Много, много лет.

– Ты не мой сын, – произнесла она, с трудом сдерживая подступающие слёзы и пряча взор от пристального взгляда непроницаемо серьёзных, непривычно суровых тёмных глаз. – Не мой и не Алоиса. Позволь, я начну историю сначала, быть может, так будет легче и тебе и мне? – она вопросительно глянула на Вильгельма, но тот и бровью не повёл, продолжая внимательно взирать на неё. – Мы с графом поженились очень рано, – начала она, сочтя молчание положительным ответом. – Но детей у нас не было. Четырежды мы потеряли наследников ещё до их рождения… Наверное, Богу было угодно так устроить, что когда погиб наш четвёртый сын, Алоис поклялся, что больше не позволит так рисковать моим здоровьем и согласен не иметь наследника вовсе, чем быть вдовцом. Он очень любил меня, – Эрмелинда вздохнула, отводя задумчивый взгляд, затем немного опомнилась и вернулась к разговору. – Через три дня, пасмурным холодным утром в наше имени пришла девушка с младенцем на руках. Оказалось, что её старшая сестра служила у нас кухаркой, поэтому её впустила стража. Она рассказала мне ужасную историю… А на следующий день, я получила подтверждение этой истории. Мой брат Фридрих перед своей смертью во время мятежа отправил тёмной ночью гонца с посланием для меня и моего супруга, но он немного задержался, путая следы. А ранним утром его жена – королева Элеонора и их новорожденный сын покинули дворец, чтобы скрыться от смуты в нашем имении. Не знаю, что именно случилось ночью на мосту, но экипаж не доехал, карета упала в ущелье, все погибли, кроме малыша. Ворох тёплых покрывал, защищавших его от холода, чудом уберёг и от смерти. Младенца сумела спасти дочка лесника, чья хижина стояла невдалеке от переправы. Мы с Алоисом оставили мальчика у себя, лишь слегка изменив его имя так, чтобы оно походило на более традиционное для Сэфпейса. Я готова была нянчить его днём и ночью: кормить, качать, купать… Но он так полюбил молодую девушку, спасшую его. Подумать только, совсем крошечный, ничего ещё не понимает, но засыпал он только на её руках. Она осталась в имении няней. Мы решили, что это воля Господа. Мы получили долгожданного ребёнка. Но он не мог стать нашим наследником… И мой муж вскоре пришёл ко мне с нерешительным видом. Он сказал тогда, что очень любит малыша, как родного, но ему всё же нужен наследник, он хочет воспитать и своего ребёнка тоже. Он помнил, что поклялся не рисковать больше моим здоровьем, поэтому просил меня простить ему одну единственную ночь с другой женщиной. Если Богу будет угодно, то она родит наследника, и мы воспитаем двоих сыновей, если же нет, то он навсегда забудет об этих попытках. Я согласилась, – Эрмелинда задумчиво улыбнулась. – Я знала, что он любит меня, и совсем не ревновала. Он выбрал её – нашу няню. Она могла бы продолжать помогать мне и не расставаться в будущем с собственным ребёнком, хотя и будучи лишь его няней. Но после долгих молитв и ожидания родилась девочка. Мать малышки умерла после родов, и по её предсмертному желанию ребёнка забрала сестра девушки и уехала с ним домой – в лесную хижину. Алоис выписал тогда документ, подтверждающий, что Аннамари является наследницей имения и герба. Он не отступился, решив, что Господь послал ему дочь, а значит именно так и должно быть. Мы обещали обеспечить девочку всем необходимым до её шестнадцатилетия, когда она вернётся домой. За полгода до этого ты должен был познакомиться с Мари и её тётей, забирая документ, отданный Амелии на хранение. Документ и печать, подтверждающие, что ты являешься наследным принцем Вильгельмом, сыном короля Фридриха и королевы Элеоноры. Но ты сбежал из дома несколькими днями раньше, и всё сложилось иначе. Но я обязана была рассказать тебе обо всём задолго до этого, если бы… Прости мне мою слабость, я не смогла отважиться на этот разговор…

Эрмелинда замолчала, с ожиданием глядя на сына. Тот медленно перевёл взгляд на тяжёлое кольцо, едва державшееся на худощавом пальце. Кольцо с королевской гербовой печатью – парящим над двумя скрещенными мечами соколом.

– Твой рассказ многое объясняет, – произнёс Вильгельм устало, понимая, что вся услышанная правда не всколыхнула в нём ровным счётом никаких эмоций. Он уже был готов узнать нечто подобное и не боялся таких перемен, он просто слишком устал за последние дни, чтобы чего-то бояться. – Я, пожалуй, хочу отдохнуть, – сказал он отрешённо, давая матери понять, что дальнейший разговор ему не интересен. Женщина тихо вздохнула, хотела было добавить ещё что-то к своему рассказу, но вдруг передумала. Без лишних слов она едва заметно поклонилась своему новому правителю и тихо покинула комнату, оставив его в одиночестве размышлять над новым витком в своей судьбе.

Вильгельм дождался, пока закроется за его спиной дверь, и с шумным вздохом лёг на край кровати, не снимая ритуальной золочёной обуви.

Рассказ матери пролил свет на малую долю его прошлого, но не дал полного понимания действительности. Когда мысли перестали слушаться и начали собираться в огромный неразборчивый ком из разбитых воспоминаний и обрывистых новостей, он, закрыв глаза, в очередной раз попытался выстроить события минувших суток по порядку.

В его тесную келью постучали утром, раньше обычного. Не в меру серьёзный настоятель попросил одеться и ехать вместе с братом Анкэлем и ещё двумя монахами в собор на главной площади Сантерры. Уильям уже начал привыкать не задавать вопросов и не удивляться монастырским обычаям, поэтому постарался без лишних промедлений выполнить поручение старика. Спутники его везли с собой какие-то книги, завёрнутые в расшитые ткани и аккуратно сложенные в сумки, все молчали – никто не знал, что за срочное дело ждало их в центре маленького города.

Старый епископ встретил братьев на широких ступенях церкви, спешно проводил их внутрь, не переставая загадочно улыбаться и взволнованно поглядывать по сторонам. И, кажется, в этот момент всё рухнуло и покатилось под откос – на шею вошедшему кинулась заплаканная мать, она лепетала что-то невнятное, но отец Бенедикт, осторожно взяв женщину за руку, отвёл её в сторону, сказав, что сейчас времени мало и юноше нужно серьёзно подготовиться к церемонии. Хмурый лорд Северин бросил быстрый виноватый взгляд на своего подопечного, стоя в стороне. Монахи, приехавшие вместе с Уильямом, недоумённо перешёптывались. В церкви были ещё люди, но на них он не успел даже обратить внимание.

В считанные минуты брат Матис оказался закрытым в тесной келье со свечой и стопкой книг. Ему велели читать Псалтырь и множество молитв, не объяснив толком, зачем это нужно. Растерявшись, не успев ничего спросить и покорно отдавшись воле случая, он читал, изо всех сил стараясь не отвлекаться на бушующие мысли и веря, что всё происходящее имеет серьёзные причины. В какой-то момент в дверь без стука вошёл епископ, он встал рядом с юношей на колени и тихо молился. Долго-долго, пока у Уильяма не заныли от холодного пола все суставы ног, затем вдруг спросил, готов ли тот принять свою стезю и стать правителем Ладлера. Так просто, будто он предлагал пройтись и размяться, а заодно… стать королём. В ответ на недоумение собеседника, он поведал вкратце несвязную историю о потерянном королевском наследнике, развернул перед Уильямом старый документ с печатью короля Фридриха, в котором говорилось о некоем Вильгельме – наследном принце.

– Вильгельм, – улыбнулся старик, – это ты, мальчик мой. Мне жаль, что приходится решать всё так скоро, твоя матушка сама хотела рассказать тебе обо всём, но слишком долго тянула. Сейчас ты должен серьёзно подумать и ответить, готов ли ты взять на себя бремя правления нашей страной.

В туманных воспоминаниях правитель улавливал обрывки своих собственных слов. Он согласился. Подумал ли он прежде? О чём подумал? Или решил, что выбора нет? А может и вовсе не понял, что нужно от него старику и дал согласие в забытьи? Как бы то ни было, он сказал: «Я готов», – и после краткой наставительной речи отца Бенедикта, не отпечатавшейся в памяти, продолжил читать молитвы. Весь день прошёл словно в бреду. Церковные службы, неровный разноцветный свет солнца, озаряющий витражи окон, долгие молитвы на едва знакомом языке, воодушевлённые взгляды, торжественная клятва… Лишь глубокой ночью Вильгельма оставили в одиночестве в специально отстроенных для отдыха после коронации покоях, прямо в здании собора. Это было частью старинного ритуала. А утром молодого правителя должны были разбудить монахи и, после ещё одной службы, он вступал в полноправное властвование страной.

Как могла обычная, уже поднадоевшая привычной размеренностью жизнь, вдруг обернуться такой интригой? Нечаянная любовь, загадочные преследователи, монастырское заточение, коронация. «Кто я?» – в очередной раз спросил у себя Вильгельм, прокручивая в голове моменты торжественной церемонии, на которой присутствовало от силы пятнадцать человек, не считая епископа и Уильяма. Графиня, Северин, монахи, охранники и настоятели женского и мужского монастырей, приехавшие лишь к началу церемонии – те, на кого не распространялась или не могла возыметь действия власть герцога.

«Вильгельм, сын Фридриха и Элеоноры», – зазвучали эхом в памяти слова Бенедикта. «Ты не мой сын», – вторил голос графини Эрмелинды.

– Так кто я? – прошептал он и перевёл отрешенный взгляд на золотой венец, искусно украшенный россыпью драгоценных камней. – Теперь… я король.

Вильгельм закрыл глаза. Вопросов всё ещё не стало меньше, происходящее вокруг едва вязалось с понятием реальности, то и дело рождая явственное подозрение иллюзии и подмены, усталость казалось смертельной. Ничего не оставалось, кроме как уснуть, положившись на завтрашнее утро. Утром всегда становится легче. Утром ответы придут сами собой.

* * *

День шестнадцатый.

«Что же будет теперь? – Мари лежала в чуть горячей воде, глядя в пустоту перед собой. Долгожданная ванная должна была, казалось, хоть немного поднять настроение, но в туманное сознание всё больше пробирались неприятные мысли. – Что будет со мной теперь? Я стану немой марионеткой в руках маркиза? Есть ли иное будущее? – из головы не выходили слова Джереона: „В нём нет ничего. Абсолютно ничего, кроме лицемерной гордыни и злого умысла“. – Он ведь не задумываясь будет убивать родных и близких мне людей. Так значит, нужно повиноваться, и тогда все останутся живы, пусть и сочтут меня… предательницей?»

«Смерти графской семьи желает маркиз, – снова вспомнилось откровение старика. – Он всё время толкал отца на страшные поступки, когда тот только начинал задумываться над своими ошибками».

«Даже если я буду молчать, Уильям и графиня всё равно погибнут, – Мари закрыла глаза. – Уильям, я всё ещё не могу понять, что же чувствую, когда думаю о тебе», – сердце девушки рвалось из груди и щемило при каждом воспоминании о её первом ночном госте, так неожиданно вошедшем в жизнь лесной травницы и полностью изменившем её, казалось бы, уже предсказанное и расписанное по годам течение. В памяти медленно прояснялись черты юноши: красивое лицо, тёмные кудри блестящих волос, строгая мягкость тонких губ, уверенный взгляд карих глаз. Эхом звучал в голове обрывками фраз его голос – тихий, едва не забытый, но такой знакомый и манящий. По спине и плечам пробежала волна прохладных мурашек – его нерешительный и в тоже время нетерпеливый, самый первый их поцелуй скользнул ощущением трепетного тепла по коже. Сейчас от этого чувства было обидно и больно, и в то же время… радостно. Всё это не поддавалось никаким объяснениям, лишь давно уже неумолимо терзало душу, день ото дня не утихая. «Что это? Разве можно иметь такие чувства к брату?».

Мысли ползли усталой чередой, вопреки бешеному биению трепещущего сердца. «Как я могу быть так спокойна? – вдруг поразилась своим размышлениям Мари. Она приподнялась из воды, тряхнула головой, стараясь прийти в чувство. – Каждый миг может быть на счету, каждая секунда грозит Уильяму гибелью. Так есть ли разница, какие чувства я испытываю, если я просто должна предотвратить это во что бы то ни стало? – уверенность приходила медленно, но добавляла решимости. – Я придумаю. Обязательно придумаю, что…» – мысль прервали отдаленные голоса. В просторную, заполненную ароматным паром купальню, вбежала служанка.

– Его светлость маркиз Болдер хочет видеть вас немедленно, – пролепетала она кланяясь.

– Что? – Мари успела лишь слегка приподняться из воды, но тут же нырнула обратно едва ли не с головой – маркиз уже стоял в дверях.

– Разве так нужно говорить с миледи? – обратился он к служанке с ехидной ухмылкой. – Не забывай, она отныне твоя госпожа, так говори с ней, как подобает.

Перепуганная девушка раскланялась, лепеча под нос извинения, и поспешила покинуть комнату, пока усмешка хозяина не сменилась откровенным гневом, которого боялась вся прислуга в замке.

– Аннамари, – мужчина перевёл взгляд на девушку, сжавшуюся под водой так, что не было видно ничего ниже носа, – что за чудесный аромат? Прямо-таки цветущий луг солнечным весенним утром. Служанки сказали, что ты сама заваривала травы для купания. Ты хотела сразить меня? – он взглянул испытующе в её глаза. – Надо признать, такая инициатива даже возбуждает, – ухмылка его стала ещё шире, взор скользнул по поверхности чуть мутной воды, скрывающей от глаз тело бывшей заключённой. – Но ты просчиталась, – взгляд маркиза снова стал непроницаемо холодным. – Ты всё ещё пахнешь как крестьянка, – он обернулся к двери. – Подать миледи её одежду! – от громкого голоса Мари вздрогнула, ещё сильнее сжимаясь в комок. Уж не собирается ли он стоять здесь, пока она будет одеваться?

Служанка, не поднимая глаз на своего господина, быстро юркнула к девушке, разложила аккуратно новые вещи, развернула перед ней широкое белёное полотно. Мари выжидающе взглянула на Болдера, тот прищурился, будто очевидные подозрения невесты глубоко оскорбили его, и без лишних слов отвернулся. Она, не испытывая его хрупкого терпения, как могла быстро выбралась из воды и целиком завернулась в спасительную ткань. Надеяться, что маркиз продолжит ожидать, пока девушка оденется, она не стала, и опасения тут же подтвердились – как только всплеск воды утих, мужчина снова обернулся.

Пленница от обиды за такую бестактность укуталась в полотно потуже, вновь оставив снаружи только глаза и макушку.

– Твой аромат, – продолжил прерванный разговор маркиз, подходя ближе к ней, – должен быть не хуже лучшей розы дворцового цветника и уж никак не наравне с букетом ромашек.

Служанка, чувствуя что обстановка накаляется, вновь выскользнула из комнаты, оставив господ наедине. Заметив это, Мари с удивлением ощутила в себе возрождающуюся смелость – отсутствие свидетелей давало ей хоть малое право высказывать собственные мысли пленителю.

– Лучшие духи, лучшие наряды, лучшие украшения. Ты должна соответствовать своему нынешнему положению.

– Но если я не хочу? – тихо ответила девушка, не убирая ткани от лица. – Есть то, что я люблю, что мне дорого…

– Тебя больше нет, – усмехнулся Болдер, не дослушав её несмелой речи. – Есть лишь моя невеста, а значит, моя собственность. Которая будет выглядеть так, как мне нравится, и пахнуть, как я захочу. Понимаешь?

Мари отвела уязвлённый взгляд, не желая отвечать. Маркиз недовольно нахмурился.

– Быстро же ты начала забывать своё место, – произнёс он сквозь зубы. – Раздевайся! – от грубого приказа девушка в испуге отпрянула назад, круглыми глазами уставившись на собеседника. Тот лишь ещё сильнее скривился от гнева. – Если ты не понимаешь слов, – произнёс он злобно, – научишься понимать силу! – мужчина схватил край белого полотна, и Мари уже зажмурилась в страхе, не зная как спасаться и на какое чудо уповать, но в это мгновение послышался дрожащий голос служанки. Понимая, что пришла в самый неподходящий момент, та, глубоко склонившись, боялась поднимать глаза, стоя в дверях.

– Ваша светлость, – произнесла она, как могла громко, – вас срочно хочет видеть герцог Аделард и герцогиня Ребекка.

Болдер с гневом обернулся, но тут же вновь охладел.

– Оденься получше, – бросил он спокойно, отпуская Мари и направляясь к двери. – Я хочу представить тебя отцу.

Маркиз горделивой походкой покинул комнату, а побледневшая пленница, не удержавшись на дрожащих ногах, опустилась на пол.

– Миледи! Миледи, вы в порядке?! – служанка кинулась к ней. По щекам девушки катились слёзы. – Миледи, что с вами? Вам больно?

– Спасибо, – шепнула Мари еле слышно, превозмогая дрожь и неуёмные рыдания. Страх её быстро переваливал за край отчаяния, понимание собственной слабости обидно и пугающе давило на грудь, не давая дышать. Что собирался сделать маркиз? На что он способен? Выдержала бы она его пытки? Смогла бы противостоять ему хоть как-то, не приди сейчас взволнованная прислуга? Мари посмотрела на неё с невыразимой благодарностью, продолжая ронять невольные слёзы. – Спасибо тебе…

 

Глава 13. Разочарование

Получасом раньше.

В дверь настойчиво постучали.

– Войдите, – не отворачиваясь от окна, громко произнёс Аделард.

Щёлкнул замок, за спиной послышались шаги. Не дождавшись речи вошедшего, герцог с равнодушным взглядом обернулся. Посреди кабинета стояла его супруга, в глазах её плясали нескрываемые гневные огоньки, но лицо выражало нерешительность.

– Ты уже вернулась? – мужчина снова отвернулся, сделав вид, что пейзаж города за окном волнует его куда больше всего окружающего мира.

– Я хочу знать, почему ты приставил к нам стражу, – набравшись смелости, произнесла Ребекка. – Не нужно лгать, что это для нашей безопасности. Твои шпионы следят за нами, как за пленниками, день и ночь.

– Я никого к вам не приставлял, – невозмутимо ответил герцог. – Да и зачем мне это?

– Я не могу больше выносить этого заточения, – голос герцогини дрогнул. – Зачем ты делаешь это? Разве мы чужие друг другу?

– Ты моя законная супруга, – Аделард обернулся, опершись рукой на тёмную оконную раму. – Я доверяю тебе. Если тебя волнует стража, спроси о ней у нашего сына. Как видно, он переживает за тебя и сестру.

– Переживает? – женщина прищурилась, стараясь не выказывать волнения. – Ты отнял у меня сына! И теперь он ни за кого не переживает, его каменное сердце просто не способно на это!

– Ты говоришь о нашем сыне, – ответил мужчина сурово. – Разве ты можешь думать так о нём?

– Он твой сын! – Ребекка отвела погрустневший взор. – Ты не дал мне вложить в него и малой доли своей души. И он вырос холодным и лживым гордецом. Как ты можешь не видеть этого?

– Быть может, он не доверяет тебе? Если ты дала ему для того повод, – Аделард смотрел на супругу с раздражением. – Женщина, ты говоришь со мной, как с равным. Не это ли первый признак того, что ты можешь предать меня? Я скоро начну жалеть, что дал тебе воспитывать нашу дочь, если она станет показывать туже непокорность.

– Тебе плевать на дочь! – она со злостью подняла глаза на супруга. – Ты заботишься о ней лишь потому, что она нужна для твоих бездушных политических целей!

– Я не отрицаю этого, – он усмехнулся, поглаживая короткую бороду. – Иначе, какой в ней прок? Какой прок в женщине? Тем более своевольной? – герцог сделал шаг в сторону супруги. – Вы готовы лечь под первого встречного богача, а потом кричать, что в этом не было вашей вины. Ведь так? Ты всё ещё считаешь, что я овладел тобой силой?

Ребекка не стала скрывать слёз, застывших на глазах, продолжая смело смотреть на герцога.

– Я была ещё ребёнком! – произнесла она глухо. – Сейчас и всегда, я ненавижу своего отца за то, что позволил тебе… За это, – она осеклась, отведя взор.

– Мне помнится, ты не рыдала, идя со мной под венец. Ты улыбалась.

– Мне рисовали жизнь в прекрасном свете, никто не говорил о том, как мерзка эта жизнь!

– Не нужно, – Аделард вновь усмехнулся, подойдя к ней совсем близко. – Нам не впервой вспоминать былое, но раньше ты не давала такой воли чувствам. Неужто ты сдалась?

– Я не могу сдаться, – прошептала Ребекка, закрывая ладонями лицо. – Я не могу позволить, чтобы наша дочь пошла той же дорогой, что я. Прошу тебя, – она вновь попыталась сквозь слёзы взглянуть на мужа. – Прошу, не отдавай её замуж так рано.

– Я не собираюсь отдавать её замуж прямо сейчас, – покачал головой герцог. – Ты же знаешь, я лишь хочу договориться о помолвке.

– Но ведь её заберут, как только ей исполнится двенадцать!

– Да, но до того у неё есть время повзрослеть. Пойми, нельзя упускать момента, пока старший сын короля Стефана не женат.

– Ему уже почти двадцать. Он не будет ждать, – заливалась слезами Ребекка.

– Будет, – Аделард осторожно обвил руками её плечи. – Поверь, этот союз будет выгоден обоим государствам.

– Я лишь хочу, – женщина осеклась, почувствовав, как супруг всё крепче сжимает её в объятьях, одна его рука скользнула на шею герцогини.

– Молчи, – тихо произнёс мужчина. – Если ты хочешь жить и продолжать защищать мою дочь от мерзости этого мира, молчи.

Герцогиня со страхом взглянула в холодные глаза мужа, она едва могла дышать в его железной хватке.

– Я повторю. Не забывай, кто ты, – спокойно сказал Аделард, наклоняясь к самому её уху. – Ты женщина, и ты должна молчать, пока тебе не дадут права сказать хоть слово. Сейчас я пошлю за сыном, и он представит нам свою невесту. А ты будешь молчать, – настойчиво произнёс он, не разжимая рук.

– Не…невесту? – удивилась герцогиня, понимая, что воздуха уже не хватает, а удушающая боль всё сильнее сковывает грудь.

– Посуди сама, кто ты для собственного сына, если он не счёл нужным даже поставить тебя в известность о собственной свадьбе?

– Почему ты молчал? – Ребекка вдохнула, едва почувствовав, как руки мужа чуть ослабили хватку. – Болдер попросил тебя?

– Нет, – Аделард иронично усмехнулся и отпустил наконец женщину. – Я и сам выяснил это уже после твоего отъезда. Но, если бы ты не вернулась сейчас, так и не узнала бы, что через три дня состоится бал по случаю помолвки нашего сына…

Герцог не успел закончить фразу, короткий стук в дверь прервал его речь. Не дожидаясь ответа, маркиз с серьёзным лицом вошёл в комнату и сухо поприветствовал родителей.

– Что ж, вот ты нам сейчас всё и расскажешь, – Аделард неожиданно тепло улыбнулся. Ребекка взглянула на него с нескрываемым сожалением, но тут же, опомнившись, поправила платье и постаралась принять менее взволнованный вид. Хотя бледность, не отпустившего её сердце страха, всё ещё не покидала лица.

– Через несколько минут моя невеста будет здесь, и я представлю её вам, – мужчина с неестественно вежливым выражением ответил отцу, даже не взглянув на мать.

– Но поведай нам пока, почему ты так неожиданно принял решение жениться? Ведь Аннамари, насколько я знаю, прибыла в замок всего пару недель назад.

– Аннамари? – герцогиня не смогла скрыть удивления. – Как?

– Матушка ведь ещё ничего не знает, – на лице маркиза вновь мелькнула привычная ехидная усмешка, впрочем, он поспешил заменить её менее подозрительной улыбкой.

– Я знаю лишь, что она неожиданно исчезла, как только Фрок стало лучше, – испытующе ответила Ребекка. – Почему ты выбрал именно её?

– Наша гостья оказалась графиней, дочерью милорда Алоиса, – уважительное обращения из уст маркиза слышалось нелепо наигранным. – И, выполнив свою роль врача, она предпочла продолжению общения с моей сестрёнкой, обольщать меня, – он смотрел без доли смущения, как на лице матери медленно проступал не то гневный, не то стыдливый румянец. – И надо признать, ей это удалось! – Болдер перевёл взгляд на немного опешившего отца и, будто для успокоения его, продолжил. – Огромное заграничное владение сделает этот брак для нас весьма выгодным. А титул герцогини не менее привлекателен для невесты. Так что этот брак в полной мере подходит нам обоим.

– Ты как всегда заглядываешь в будущее, – как ни в чём ни бывало улыбнулся Аделард. – Никогда не упустишь хорошего шанса из виду.

– Что? – Ребекка удивлённо смотрела то на мужа, то на сына. – Я не могу понять, что происходит? Почему Аннамари скрывала… И как же виконт? – она замялась, пытаясь привести разлетающиеся мысли в порядок.

– Не стоит переживать за виконта, – усмехнулся герцог. – Болдер уже выслал ему приглашение на свадьбу сестры.

– Причём здесь свадьба? – вдруг опомнилась герцогиня. – Сестра? Графиня была здесь и ничего не сказала мне об этом! Аннамари лишь деревенская целительница, не больше. Наследство принадлежит графу!

– Как видно, графиня не сочла нужным рассказать тебе, матушка, что Аннамари является внебрачной дочерью графа Алоиса, и всё его имение по завещанию переходит ей.

– Но как же виконт? – окончательно запутавшись, снова спросила женщина и, поймав в этот миг на себе озлобленный взгляд супруга, замолчала.

– Виконту наверняка перепадёт что-нибудь в Ладлере, – процедил герцог, своим прищуром напоминая Ребекке, что права голоса ей всё ещё не давали. – Через три дня будет дан бал по случаю помолвки Болдера.

– А через неделю мы сыграем свадьбу, – тут же добавил с улыбкой маркиз.

– Неделю? – удивился сам герцог. – К чему такая спешка? Не лучше ли всё тщательно подготовить?

– Уже скоро состоится твоя коронация, отец, – мужчина склонил голову, будто в знак уважения. – Я хочу, чтобы ты успел погулять на моей свадьбе до того, как государственные дела поглотят тебя с головой.

Аделард, явно тронутый таким заявлением, снова улыбнулся, позабыв о гневе.

– Матушка, надеюсь, ты сможешь присутствовать на балу? – неожиданно повернулся к герцогине сын. Та немного опешила от его перемен, но, побоявшись открыто обвинить его в лицемерии, она кивнула, не понимая, что тот задумал.

– Вот только, – он нарочито заботливо взглянул Ребекке в глаза, – Фрок привозить не нужно. Не стоит раньше времени раскрывать ей секрет любимого доктора.

Едва заметная надменность в его ухмылке вернула женщину к прежним размышлениям, в сердце взметнулось недоверчивое предчувствие, стало страшно, что маленькая Фрок осталось в загородном имении с одной лишь няней в окружении солдат. Она не хотела верить, что старший брат способен причинить малышке вред, но сердцем чувствовала, что нужно спешить к ней.

Снова стук в дверь. Все трое обернулись, Аделард пригласил стучавшего войти. Дверь молча открыл слуга, и в комнату медленно, бледнея от нескрываемого волнения, вошла Мари.

Болдер быстро смерил её оценивающим взглядом и, оставшись довольным строгим тёмно-зелёным платьем, отделанным тонким льняным кружевом, представительно улыбнулся, поворачиваясь к родителям.

– Отец, это моя невеста Аннамари, – произнёс он. – Матушка, вы ведь уже знакомы?

Ребекка не ответила, глядя на неё с явным разочарованием и гневом. Герцогиня сжала в кулаках ткань длинной юбки и, так же не говоря ни слова, быстро вышла из комнаты. Мари посмотрела ей вслед с недоумением, но тут же отвлеклась, почувствовав, что Болдер уже схватил её под руку и тянет к себе.

– Не переживай. Матушка устала с дороги, – усмехнулся он и тихо добавил, – поприветствуй герцога как полагается.

Девушка, от страха что совсем позабыла о приветствии, даже перестала ощущать неприятные прикосновения жениха. Она покраснела и как могла аккуратно повторила все движения, которым когда-то учила её мать, затем, не отрывая взора от пола, зачем-то ещё раз представилась Аделарду и, окончательно запутавшись в ритуале, замолчала.

– Что ж, она весьма хороша собой, – без особых эмоций произнёс мужчина, окидывая её взглядом с головы до ног. – Не так молода, как твоя мать во время нашей женитьбы, – он перевёл взор на сына, – но это даже к лучшему. Меньше будет робеть, – он на секунду замолчал, затем слабо улыбнулся. – Я одобряю твой выбор.

Маркиз довольно улыбнулся в ответ, учтиво поклонился, подождав, пока Мари закончит второй реверанс, вместе с ней вышел из комнаты и направился по коридору к центральной части замка.

– Сейчас ты идёшь на примерку платья, – произнёс он, как и раньше холодно взглянув на невесту, семенящую за ним следом.

– Почему герцогиня так посмотрела на меня? – девушка, сама не ожидая от себя такой смелости, остановилась посреди коридора, хмуро глядя на спутника.

– Ты скрыла от неё своё происхождение и бросила Фрок, как только та пошла на поправку. Как ещё ей на тебя смотреть? – усмехнулся тот, остановившись и подойдя ближе, чтобы их разговор не мог быть кем-то услышан.

– Я? – Мари помотала головой – Но я, – понимая, что её только что выставили перед Ребеккой лгуньей, она закусила губу. – Зачем? Как я теперь буду смотреть в глаза…

– Прекрати, – перебил её маркиз. – Твоё неведение нечем было больше оправдывать, – он подтолкнул Мари, чтобы та продолжала идти, а сам снова заговорил тихо, но настойчиво. – Ты рассказала мне о своём происхождении сама, после чего я пришёл к выводу, что брак с тобой будет мне выгоден. Затем ты уехала в имение для подготовки к свадьбе, но спустя неделю вернулась по моему требованию. Чтобы быть представленной герцогу.

– Вы показали меня лицемеркой, – шепнула девушка с обидой.

– Что сделано, то сделано, – ответил Болдер с привычной ухмылкой. – У тебя нет выбора, кроме как продолжать играть эту роль.

– Это отвратительно.

Маркиз нахмурился и, быстро оглянувшись по сторонам, втолкнул Мари в первую же попавшуюся дверь.

– Тебе стоит подумать как следует и пересмотреть свои взгляды, – произнёс он гневно, убедившись, что они остались с собеседницей наедине, – если не хочешь превратить свою жизнь здесь в настоящее мучение.

– Мне не долго здесь оставаться, – бросила Мари, не поворачиваясь к нему. – Так какая разница?!

– Значит, тебе уже плевать на свою родню? – мужчина, чуть успокоившись, подошёл к ней ближе. – Посмотри на это ещё с одной стороны. Меня не волнует твоя красота, твоё лицо и тело. Я могу найти сотни девушек ни в чём не уступающих тебе и взять в жёны их всех по очереди, если пожелаю. Ты для меня – лишь лёгкий способ получить земли Сэфпейса. Лёгкий, но не единственный, – он усмехнулся. – Когда я приду к власти, я просто завоюю их. Подумай, по твоей вине может начаться война, и погибнут сотни, – довольный шёпот слышался уже над самым ухом, заставляя Мари вздрагивать от каждого слова, – тысячи людей. А капризную графиню это уже не будет волновать, ведь она будет мертва. Но, – его пальцы, едва касаясь, скользнули по плечу дрожащей невесты, – если и это не вразумит тебя, тогда я добавлю ещё немного острых ощущений, – он беззвучно вытянул из ножен на поясе тонкий клинок изукрашенного камнями кинжала, приставил остриё к спине пленницы. – Поверь, я смогу причинить тебе невыносимую боль, – девушка застыла, боясь пошевелиться, а маркиз повёл остриё вверх, распарывая зелёную ткань её платья. – Да так, чтобы на твоём теле не осталось и следа истязаний. Ты будешь продолжать дышать, будешь жить и раз за разом переносить эту боль… снова и снова… Пока не взмолишься о смерти.

На отполированном клинке забагровела капля крови. Мари зажмурилась, ей хотелось податься вперёд, уйти от острой кромки холодной стали, но мужская рука сдавила локтем её шею, не давая двинуться.

– Так что, ты готова наслаждаться титулом королевы? Пусть и не долго, – тёплое дыхание противно щекотало шею. – Или предпочтёшь провести остаток своей никчемной жизни в муках?

Кусая губы, Мари кивнула и тут же отпрянула, ощутив, что хватка Болдера ослабла.

– Ты не сможешь стать королём, – произнесла она тихо, переводя дыхание и стараясь утихомирить бешено колотящееся сердце. – Люди ни за что не примут тебя, ты худший монстр, чем твой отец.

– Как ты осмелела, – усмехнулся маркиз, убирая в ножны клинок. – Не переживай. Народ не любит моего отца, потому что он дурак. Он хотел только власти, и власть вскружила ему голову. Заставила забыть об осторожности. Я вполне смогу воспользоваться этим.

Мари смотрела на собеседника в недоумении.

– Ненависть народа растёт, но когда я займу трон, сумею быстро изменить порядок в стране, не в ущерб себе. Легко создать видимость доброго короля и наслаждаться всеми прелестями безграничной власти.

– Не слишком ли быстро ты списываешь герцога со счетов? – девушка поздно оценила смелость своего вопроса.

– Отец верит мне безгранично, – усмехнулся маркиз, не обратив на это ни малейшего внимания. – Так что, когда он отправится в путешествие, чтобы сосватать мою дорогую сестрёнку иностранному принцу, никто и не подумает, что именно мои наёмники убьют его в одном из приграничных лесов. А потом, я изображу великий траур, что несомненно покажет меня сердечным человеком в глазах глупых простолюдин.

– Поэтому ты так спешишь со свадьбой? – девушка потупила взор, понимая, что этот разговор сделает её ещё более опасной спутницей для маркиза.

– Ты догадлива. Конечно, я ведь не смогу нарушить траур и жениться ещё в течение года после смерти старика. А давать тебе так много времени я не намерен. Но мы, кажется, заболтались, – он подошёл к двери. – Сейчас ты отправляешься на примерку платья. Слуга у центрального входа проводит тебя. – Мари поспешила к открывшейся двери, но мужчина в последний момент рукой преградил ей дорогу.

– Не забывай, даже если меня нет рядом, я вижу и слышу каждый твой шаг, твоё слово, твой взгляд. Не распускай язык, и я останусь в хорошем расположении духа. Если же нет, мы вернёмся к недавнему разговору о боли, – он наклонился к ней совсем близко. – И не смей больше обращаться ко мне не по титулу.

Девушка опустила голову и выскочила из комнаты, как только Болдер убрал руку. Тот с довольной усмешкой проводил её взглядом и сам не спеша вышел в коридор следом. Весь вид маркиза открыто говорил, что подготовка к празднованию помолвки приносит ему всё больше и больше удовольствия.

* * *

День восемнадцатый. Утро.

Проснувшись от негромкого стука, Вильгельм нехотя приоткрыл глаза. В комнате было темно, спину болезненно тянуло. На самой кромке сознания вспыхнула яркая искра воспоминаний – он проснулся во мраке, не помня, как попал в мягкую постель, такая же ноющая боль в спине, гудение в голове и… Тогда нежный голос лесной травницы приветствовал его из окружающей тишины, а сейчас тонкие полоски света, выбивающиеся из-за тяжёлых гардин, говорили о том, что солнце уже взошло.

Чуть привыкнув к полумраку и осмотревшись в разубранной комнате, юноша понял, что всё вчерашнее ему не приснилось. Это на миг заставило огорчиться от ощущения рассеянной иллюзии, но тут же нахлынуло обжигающей волной новых эмоций. Вильгельм быстро поднялся с кровати, одёрнул тёмные занавески, щурясь от слепящего света тёплого оранжевого солнца. Тело неприятно ныло в каждой уставшей мышце – он так и уснул ночью во всём тяжёлом облачении. Но, несмотря на страшное желание упасть обратно в постель и проспать до вечера, мысли чистые и лучезарные шумно роились в туманной голове. Вчерашнее негодование улеглось, смятение утихло, пришло явственное ощущение, что всё далеко не так страшно, как казалось поначалу. А главное… Утреннее наваждение породило новую радостную мысль:

«Мари… не моя сестра!»

Вильгельм и сам не знал, почему простое понимание этого так смело затмевает собой все проблемы и вопросы последних дней. В груди пожаром горело всё то же нетерпеливое чувство, что совсем недавно мучительно жгло и щемило сердце, а теперь радостно согревало душу и толкало вперёд, навстречу непредсказуемой судьбе, устроившей ему столь неожиданный подарок. Ведь он не смел и мечтать об этом.

Мари наверняка сердита на него после разговора в саду, но что стоит ему теперь извиниться? Вильгельм ещё никогда в жизни с такой силой не хотел просить у кого-то прощения. Сейчас он готов был стоять на коленях и целовать руки краснеющей девушки, похитившей загадочным взглядом тёмных глаз его сердце. Просить и уповать на её милость.

– Я король, – улыбнулся вдруг Вильгельм собственной мысли. – Она простит. Простит и примет моё предложение без раздумий.

В комнате снова раздался стук, более настойчивый. Новоиспечённый правитель опомнился от радужных размышлений – он уже и забыл, от чего проснулся.

– Войдите, – произнёс он громко и радостно.

Дверь открылась, и в комнату, стараясь скрыть улыбки и напустить на лица подобающую серьёзность, чинно вошли брат Анкэль и брат Удо.

– Ваше величество, – обратился к правителю первый, – мы пришли сопроводить вас к окончанию церемонии.

Вильгельм широко улыбнулся, увидев лучащиеся добродушием знакомые лица, он был готов тут же излить так вовремя подоспевшим гостям все свои несокрушимые планы, но всё же, не привыкший делиться сокровенными мыслями, лишь коротко кивнул, спешно умылся, оставленной ещё с вечера в его спальне прохладной водой, схватил покоившийся на стуле золотой венец и быстрым шагом покинул комнату.

– Я бы хотел, – обернулся он к следующим за ним братьям уже в коридоре, – чтобы вы звали меня просто Уи… Вильгельмом, – он снова смущённо улыбнулся. – Нелегко привыкнуть к новому имени.

– Мы не можем, – покачал головой Удо. – Ведь положено…

– Я знаю, что положено, – перебил его собеседник, небрежно махнув рукой. – Но я никогда не любил, чтобы передо мной кланялись и приседали всякий на свой манер, тщательно выговаривая титул, а теперь это будет неизбежно происходить куда чаще. Да и в монастыре я почти привык не выделяться среди братии. Так пусть же будет кто-то, кто сможет и с королём говорить по-братски. Хотя бы наедине.

Монахи с улыбками переглянулись, но не успели ответить.

– Я хотел бы предостеречь тебя, сын мой, – тихим эхом раскатился по стенам голос епископа.

– Предостеречь? – Вильгельм в недоумении остановился перед стариком, выросшим в шаге от него, будто из-под земли.

– Не стоит относиться к своему титулу столь легкомысленно. Ты законный наследник трона и без часа правитель нашего государства. Со вчерашнего дня ты более не юноша, ты – мужчина, а это серьёзная ответственность, – епископ отвернулся и медленно зашагал вперёд, поманив Вильгельма за собой. Пройдя несколько метров в молчании, он продолжил. – Герцог Аделард ждёт, что я короную его через две недели. Как нам известно, сейчас он ищет тебя и твою матушку, а значит, вполне вероятно, подозревает о том, кто ты. Поэтому тебе сейчас нужно быть особенно осторожным, – старик остановился и снова повернулся к молодому человеку. – Я составил несколько бумаг и разослал их командующим армий, которым доверяю, а также королю Стефану. Я не могу знать, поверят ли они сразу, что наследник найден и тайно коронован, но теперь, когда ты придёшь в столицу, если я не доживу до этого момента, тебе будет легче доказать им свои права.

– Но разве недостаточно бумаг, что вы показали мне вчера, – нахмурился Вильгельм.

– Чем больше у тебя будет доказательств, тем лучше, – наставительно поднял палец епископ. – Сейчас же, ты должен как следует помолиться и поразмыслить о своём нынешнем положении, прежде чем, собравшись с духом, в сопровождении стражи отправиться в Фалькнес.

– Разве я еду не сегодня? – спросил наследник и тут же ощутил волну неприятной дрожи от мысли, что это действительно могло произойти именно сегодня. На самом деле, он ещё совсем не был готов к такому событию.

– Через два дня в замке будет проходить большой праздник по случаю помолвки маркиза, – загадочно произнёс старик. – Меня пригласили венчать его брак через неделю. Тебе, сын мой, лучше всего ехать в замок на третий день, когда охрана будет ослаблена, а в замке всё ещё останется собрана вся знать Ладлера, приглашённая на праздник.

– Зачем мне это? – снова непонимающе нахмурился Вильгельм.

– Я поеду с тобой, и мы объявим о твоих правах на престол. Если знать увидит нас лично, им будет проще поверить в истинность наших слов, это не простой люд, которым достаточно услышать зачитанный глашатаем указ, чтобы тут же принять всё на веру.

– Так эти два дня я должен сидеть тише воды? – недовольно скривил губы правитель.

– А ты что же, собирался закатить пир горой? – кряхтя, улыбнулся епископ. – У тебя есть время на усердную молитву. И матушка твоя очень хотела поговорить с тобой, я уверен.

– Не сомневаюсь, – буркнул он, отведя взор. – И где же нам прятаться всё это время?

– Монастырь святого Патриция с радостью примет вас в свои чертоги, – старик добродушно улыбнулся. – И у тебя там есть уже привычные покои, где можно побыть одному…

– И помолиться, – тихо закончил за епископа фразу Вильгельм, недовольно заводя глаза.

Он побаивался даже думать о походе в столицу. В конце концов, он ровным счётом ничего не знал об обязанностях короля. Но всё же бездействие раздражало его куда больше неведения. Вдобавок, радужные мысли сегодняшнего утра неизбежно сдвигались на те самые два дня ожидания, что ему прочили провести в молитвенном труде.

Как заставить себя вернуться в серость остывающих осенних дней, когда в душе вдруг получила волю пылающая страстью весна? Вильгельм, как не искал, не находил ответа на этот вопрос. С тяжёлым вздохом он стянул свои мечтания с небес на землю, чтобы хоть на последнем часе затянувшейся церемонии понимать малую долю торжественности и тяжести нового жизненного витка.

* * *

День девятнадцатый.

Мари отрешённо глядела в высокое зеркало перед собой, две швеи суетливо поправляли юбку её нового платья. Тяжёлая белоснежная ткань, расшитая золотом, красиво облегала руки и талию, спускаясь мягкими складками непышной юбки к самому полу и стелясь коротким закруглённым шлейфом. Глубокое декольте украшала золочёная тесьма, она же служила окантовкой рукавов и подола. Платье почти походило на свадебное, если бы не множество пушистых белых перьев, украшающих ворот и спускающихся по всей спине и подолу, напоминая сложенные величественные крылья.

– Тебе что-то не нравится? – ироничный голос маркиза вывел девушку из задумчивого оцепенения. Она едва заметно вздрогнула и быстро окинула взглядом своё отражение.

– Я думала, что ангелы должны быть одеты куда скромнее, – заключила она наконец, не глядя на своего собеседника, стоящего напротив у резной зеркальной рамы.

– Маскарадному костюму скромность лишь вредит. Вдобавок, ты ведь ещё и будущая маркиза, никто не имеет права носить платья роскошнее и богаче, чем у высшей власти. Не будем лишать других простора в выборе, – Болдер жестом приказал швеям удалиться и, когда те поспешили выйти и закрыть за собой дверь просторных покоев графини, подошёл к ней ближе. Мари невольно отступила на шаг назад, отведя взор от холодных глаз надменного жениха. – Боишься? – произнёс он всё с той же ухмылкой. – Это правильно. Но пока ты ведёшь себя довольно хорошо.

Девушка взглянула на него недоверчиво, а маркиз тем временем протянул ей длинный свёрток, который во время примерки не выпускал из рук.

– Что это? – спросила Мари, взяв его осторожно за самый край.

– Твоя маска, – ответил Болдер, отходя обратно к зеркалу. – Нужно взглянуть на костюм целиком.

Она аккуратно развернула мягкую ткань. В руках оказалась белая полумаска, украшенная тонким золотым узором и такими же, как на платье, пушистыми перьями, каскадом расходившимися над ней. Возможно, в другое время она вызвала бы восторг, но не сейчас. Сейчас эта вычурность неприятно коробила.

– Надевай, – раздражённо поторопил мужчина. – У тебя ещё будет время её рассмотреть.

Мари обиженно поджала губы, но всё же поспешила завязать белые ленты маски поверх распущенных волос.

– Что ж, очень даже неплохо, – заключил маркиз, с прищуром оглядывая праздничный наряд невесты и довольно потирая подбородок.

– Это всё будет надето лишь раз, – тихо произнесла девушка, глядя на себя в зеркало. – Зачем столько трудов?

Болдер удивлённо приподнял бровь, затем улыбнулся необычно снисходительно.

– Это, – произнёс мужчина, подойдя ближе и едва коснувшись пальцем «крыльев» на платье, – дорогие перья заморской птицы, привезённые специально по моему заказу. Это, – он слегка приподнял подол длинной юбки, – лучшая ткань, заказанная для меня из Сэфпейса. Это, – взглянул на полумаску, – работа лучшего мастера, который делает маски только для меня с тех времён, как я начал устраивать придворные костюмированные балы. А ты, – сухие пальцы скользнули по нежной коже девичьей щеки, сердце Мари замерло в испуге, – моя невеста. Только поэтому ты являешься драгоценным камнем, который должен быть представлен в лучшей оправе, чтобы стать заметным. Моя невеста обязана находиться в центре внимания, стать эталоном, поэтому лишь твоей красоты не будет достаточно. Тебя, несмотря на маску, должен узнавать каждый. Узнавать и понимать, что ты принадлежишь мне. А я будущий король и моё право – иметь лучшие сокровища.

– Так что же, вам хватит тщеславия, чтобы и себя самого представить ангелом? – тихо спросила девушка, понимая, что рука мужчины касается её щеки уже слишком долго. Это ощущение так пугало, что Мари готова была снова почувствовать на коже острое лезвие кинжала, чем ждать, к чему может привести это откровенное прикосновение.

– Ну что ты, – неожиданно усмехнулся маркиз, отводя наконец руку от её лица. – Мужчине это не к лицу, лишь невинным девам и несмышлёным детям. Но мой костюм неплохо подойдёт к твоему.

Вздохнув неслышно с облегчением, когда собеседник отвернулся, Мари не решилась и дальше испытывать судьбу дерзостью своих слов и, хотя заявление Болдера так и подталкивало её к какой-нибудь язвительной шутке, она всё же промолчала. А маркиз тем временем поднял с невысокого кресла, стоявшего у окна, ещё один свёрток. Девушка с трудом скрывала любопытство, когда он разворачивал чёрную ткань, и едва не ахнула, когда надел свою маску. Глянцевая красная «кожа» закрывала всё лицо мужчины, тонкие линии бровей, крючковатый нос, губы, растянувшиеся и застывшие в зловещей улыбке – всё было сделано настолько искусно и пугающе правдоподобно, что невольно холодок пробегал по спине. Морщинистый лоб демонического создания венчали короткие золотые рога.

– Я вижу, ты оценила, – Болдер снова подошёл ближе. – Цвет твоего лица почти не отличим от цвета платья, – он приподнял свою маску, взглянул в глаза побледневшей девушки. – Неужто так страшно?

Мари попыталась взять себя в руки.

– Эта маска вам подходит, – произнесла она, отвернувшись, и тут же вновь замерла от неприятного тепла на своей щеке.

– В следующий раз, – пальцы маркиза больно сжали скулы девушки, – я сочту это за дерзость.

От такой близости к своему собеседнику, сердце пленницы, казалось, вовсе перестало биться, по всему телу разливался леденящий холод и хотелось зажмуриться, но она с трудом перевела взгляд к серым глазам мужчины и положила всю свою смелость, чтобы смотреть в них не отрываясь.

– Ты всё храбришься? – усмехнулся Болдер, ещё сильнее сдавливая её скулы. – Право, это смешно. Либо ты любишь боль, либо память твоя слишком коротка, – его кинжал снова блеснул отполированным лезвием у самой шеи девушки. – Скажу честно, мне вовсе не хочется уродовать твоё прекрасное тело. Зачем портить вещь, даже ни разу не воспользовавшись ею?

Мари невольно вздрогнула, от чего улыбка маркиза стала лишь ещё довольнее.

– Чего больше ты боишься сейчас? Боли или нашей первой брачной ночи? – произнёс он, пристально глядя из-под маски.

– Я сделаю и вытерплю всё, – произнесла девушка тихо, чувствуя, как аккуратно скользит холодная сталь по её коже, – только прошу, пусть ваша жестокость коснётся лишь меня…

– Теперь ты будешь молить не убивать Уильяма? – иронично скривил губы Болдер. – Это весьма мило, но нет. Если я возьмусь за тебя всерьёз, ты забудешь обо всём и обо всех, поверь. Многие считают себя смелыми и сильными перед пытками, и лишь единицы умирают не отступившись. И ты начнёшь молить о пощаде рано или поздно, позабыв о графе. А с ним у меня свои счёты.

– Но он ведь только граф, – ощутив, как кинжал сильнее надавил на кожу, Мари зажмурилась, но продолжила говорить. – Всего лишь. Как он может помешать вашим планам?

– Знаешь, – маркиз вдруг загадочно сощурился, отводя клинок, девушка приоткрыла глаза от удивления. – Давай договоримся. Заключим пари, если хочешь. И хотя подобные уговоры не в моих правилах, я всё же рискну. Если твой неподражаемый Уильям явится на маскарад за тобой, я не трону его. А если нет, то ты забудешь о нём и больше никогда не упомянешь его имени при мне.

– Почему он должен прийти? – нахмурившись, спросила Мари, вновь осмелившись взглянуть собеседнику в глаза.

– Как же, он ведь влюблён в тебя, – растянулись в наглой усмешке тонкие губы. – Так что просто обязан прийти мстить за твою смерть. А маскарад – такой удобный случай.

– Что? – девушка мотнула головой, попытавшись сделать шаг назад, но едва не упала, наступив на подол платья. Успев лишь ахнуть, она зажмурилась от пронзившей плечо боли, пальцы маркиза сжали руку, снова подняли на ноги.

– Для всех ты была с позором казнена, забыла? – тихо произнёс мужчина, вновь наклонившись к самому лицу пленницы. – В любом случае, выбора у тебя, как и всегда, нет, – он вновь усмехнулся. – Договор заключён.

Кинжал наконец беззвучно вошёл в ножны, пальцы маркиза разжались и, отвернувшись, он зашагал к выходу из комнаты.

Девушка ещё некоторое время стояла, не решаясь пошевелиться, глядя в пустоту перед собой. По всему телу медленно ползали противные ледяные мурашки, будто только что она пробудилась от ночного кошмара, но он не спешил размыкать на сердце острых когтей ужаса, заставляя задыхаться и паникой вороша мечущиеся мысли.

«А что… если он действительно придёт?»

* * *

День девятнадцатый.

– Боже, как я устал, – Вильгельм упал на кровать, потирая затёкшие, ноющие колени. – Я скоро ослепну от чтения при свече, – он хмуро глянул на стоящих в дверях братьев Анкэля и Удо.

– Молитва должна укреплять тебя, а не наоборот, – покачал головой первый.

– Укреплять? – фыркнул правитель. – У меня всё полыхает внутри от того, как я хочу покинуть монастырь и сделать хоть что-нибудь…

– Что, например?

– Например, увезти из замка Мари.

Анкэль со вздохом закатил глаза – он заходил к временно монашествующему королю каждый день, чтобы самому позвать к трапезе и просто поговорить по вечерам, но все разговоры неизбежно сводились к одной только Мари. Пока перед ним был брат Матис, ещё несколько дней назад, ему и в голову не приходило, сколь много и пылко молодой человек думает о ней. А теперь, когда запрет на подобные мысли и разговоры был снят и, утомлённый постоянным чтением едва понятных ему молитв и одиночеством, Вильгельм получил возможность высказаться, он говорил непривычно много. Непривычно даже для себя самого. Раньше, в обычной жизни, он наверняка хранил бы всё в секрете и молча шёл к своей цели, но сейчас эмоции и мысли настолько переполняли его, что, казалось, молчание просто убивает, разрывает сердце, не давая выхода чувствам. И Вильгельм говорил. Братья Анкэль и Удо стали для него единственными друзьями во всём мире, теми кто спасали его от заточения в келье и собственных размышлениях. Им парень рассказал, как познакомился с кареглазой целительницей, как, сам того не желая, обманул её надежды, как видел её в последний раз, и сколь часто она снилась ему в стенах монастыря, приходя лишь в кошмарах, бередящих душу невозможностью когда-либо высказать сокровенные мысли и признаться в искренних чувствах. Теперь возможность вновь появилась, подарила надежду, и эта надежда жгла грудь желанием действовать, не сидеть сложа руки в ожидании.

– Сила молитвы очень велика, – покачал головой Анкэль, подходя ближе к собеседнику, – но она должна идти от сердца. А ты только и делаешь, что охаешь и ноешь.

– Вильгельм всё-таки наш правитель, – нерешительно вступил в разговор Удо. – Не нужно так…

– Он сам просил быть с ним честными, – перебил того брат. – Вот я и говорю то, что думаю.

– Спасибо, – взглянув в голубые глаза монаха, улыбнулся Вильгельм и сел на край кровати. – Твоя честность часто вразумляет меня. Я бы даже сказал, даёт силы не ослушаться повеления его преосвященства. Но моих желаний она не меняет.

– Быть может, тебе стоит немного расслабиться? – снова подал голос Удо. – Ты даже спать и есть почти перестал. Но у тебя нет цели прочесть все книги, что тебе дадут, необходимо лишь дождаться нужного времени.

– А я согласен с Вильгельмом, – пожал плечами Анкэль. – Чем больше он прочтёт, тем лучше. Только повторю, нужно, чтобы молитва шла от сердца.

– Нет, – не унимаясь, покачал головой первый монах. – Я настаиваю, чтобы правитель оставил чтение хоть ненадолго и немного погулял в саду. Такое затворничество не пойдёт ему на пользу. Он же света белого не видел с тех пор, как вернулся сюда.

– Может ты и прав, – вздохнул Вильгельм и снова потёр колени. – В попытках спастись от поглощающих меня предчувствий и мыслей, я совсем разучусь ходить.

Он поднялся на ноги, поморщившись от ноющей боли, разлившейся по усталому телу.

– Прогуляетесь со мной?

Монахи переглянулись и оба кивнули. Дневные работы были давно закончены, и свободного времени осталось достаточно. А следить за душевным состоянием правителя им приказал настоятель по просьбе епископа, раз уж их выбрал своими друзьями сам Вильгельм.

Осенние сумерки веяли холодом, в саду ещё слышалось пение редких птиц, не покинувших родные гнёзда в поисках тепла. Над горизонтом поднималась огромная оранжево-розовая луна.

– Вильгельм, – тихо произнёс Удо, глядя на ночное светило, взирающее на мир пустыми глазницами серых пятен, – а ты сам веришь в силу молитвы? Или ищешь в ней только спасения от печальных мыслей?

Правитель поймал его взгляд и тоже воззрился на луну, пожал плечами.

– Я верю, что всё делается не зря. Если Бог есть, он не оставит нас.

– Ты и в это до конца не веришь? – хмуро спросил Анкэль.

– Я не знаю, – вздохнул Вильгельм. – Я сам никогда не видел чудес, даже будучи ребёнком. Неужели всё, что происходит сейчас, заслужено моими безобидными выходками?

– А что именно происходит сейчас? – удивился собеседник. – Ты стал правителем целого королевства, разве это не благословение небес?

– Правителем, – печально повторил Вильгельм. – Но что-то я совсем не чувствую себя счастливым.

– То, что ты не чувствуешь счастья, это лишь твоя вина. Ведь чудеса уже коснулись тебя, а ты упорно не хочешь видеть их, думаешь только о Мари.

– Да, думаю, – грозно глянул на него Вильгельм. – И не могу перестать думать. Что мне ещё остаётся, если сердце разрывается от бесконечности ожидания?

– Она не больна и не мертва, – тоже повысил голос Анкэль. – Это всего лишь ожидание, пойми же наконец!

– Тише, тише, – поспешил вмешаться Удо, стараясь отвлечь собеседников от спора. – Слышите? Ворота отворились! Кажется, кто-то приехал.

Мужчины прислушались, хмуро переглянулись.

– Кто бы это мог быть? – спросил у Анкэля правитель. – Ты ведь всегда в курсе монастырских дел.

– В этот раз, нет, – сурово ответил тот. – Пожалуй, вам лучше вернуться в свои комнаты. А я посмотрю, кто это.

– Ты думаешь, это могут быть преследователи? – почти шёпотом спросил Удо.

– Не знаю, но сейчас же займусь этим.

– Я с тобой, – тут же отозвался второй монах.

– Нет, ты сопроводи правителя, а я приду, как только всё выясню.

– Меня это раздражает, – буркнул Вильгельм. – Когда вы говорите «правитель», чувствую себя каким-то бездушным сокровищем, которое всем нужно сберечь, но личного мнения у него нет.

– Мы ведь делаем всё только… – начал было Анкэль, но молодой человек перебил его.

– Да, да. Только мне на благо, – он улыбнулся, но улыбка совсем не соответствовала выражению его глаз. – Я буду ждать новостей у себя, – добавил он и зашагал прочь, не оборачиваясь.

– Как капризное дитя, – бросил монах, провожая его и брата Удо взглядом. – А собрался страной править…

Он вздохнул и, дождавшись пока собеседники скроются в густых сумерках, направился к монастырским воротам, откуда недавно донеслось лошадиное фырканье и топот копыт.

* * *

– Гризельда осталась с отцом, а Юрген присматривает за таверной. Я приехала, как только смогла! – Амелия прижималась к груди мужа, она всё ещё не могла отдышаться и говорила прерывисто. Северин нервно гладил её руки, стараясь скрыть волнение, хотелось обо всём расспросить и в первую очередь узнать, какое же срочное известие привело женщину в монастырь за сотни километров от дома посреди ночи. Но он молчал, давая ей возможность самой собраться с мыслями.

Неровный свет огня в камине отбрасывал дрожащие тени на стены. Наконец Амелия подняла глаза и, крепче сжав пальцы мужа, продолжила:

– Из графского имения пришло известие о гонце. Он привёз какое-то приглашение для миледи Эрмелинды и Уильяма, но стражники сказали, что господ нет дома, и в ту же ночь кто-то пробрался в имение и устроил обыск, – она невольно подозрительно глянула по сторонам. – Перерыли все комнаты, наверное, искали их. К счастью, никто не пострадал.

– М-да, герцог пошёл напролом, – вздохнул Северин. – Неужто обо всём догадался?

– Юрген сказал мне, что в деревне какой-то мужчина искал меня. Наш дом! – Амелия замотала головой. – Говорил, что ему нужно найти известную в наших краях знахарку для своей дочери! Конечно же Юрген ничего не сказал, тут же улучил возможность и сбежал из таверны, чтобы сообщить мне. А я, не раздумывая, кинулась сюда.

– Ты думаешь, герцог ищет тебя? Но зачем? Он охотится за графиней и Уильямом.

– Нет, это был маркиз, – зашептала Амелия. – Я уверена, что он послал эту погоню. Поэтому я не верю, что он казнил Анну! – она снова сжала кулаки, впиваясь ногтями в пальцы советника. – Я много думала об этом. Она не могла сдаться и признать себя виновной в преступлении, которого не совершала. Ведь она не совершала его! Графиня сама приказала Уильяму покинуть замок, ещё до того как Анна успела его предупредить! Подумай сам, как это глупо. Почему маркиз не сказал нам о казни сразу?! Он выспрашивал всё про Анну, потом добавил ещё, что она сама призналась. И даже не дал взглянуть на неё в последний раз… Он солгал, я уверена, что солгал! Она просто нужна ему для каких-то целей, а меня он ищет наверняка для того, чтобы сделать из неё послушный инструмент в своих руках! Я чувствую это!

– Милая, – Северин нахмурился, не зная, как правильно сейчас говорить с взволнованной женщиной, – мне тоже очень хочется верить, что Аннамари жива, но мы ведь не можем сейчас кинуться в замок, чтобы это доказать. Сейчас на карту поставлено куда больше одной жизни.

– Я знаю, что жизнь правителя сейчас куда дороже всего прочего, – Амелия опустила глаза, голос её задрожал. – Но я не могу, просто не могу смириться.

– Я знаю, – советник прижал её к себе. – Но мы должны…

Он вдруг замолчал, руки сами собой опустились. Женщина всхлипнула, подняла глаза на его побледневшее лицо, оглянулась – в дверном проёме стоял Вильгельм. Глаза его полыхали не то гневом, не то отчаянной болью, тяжёлое дыхание заставляло грудь высоко вздыматься. Он смотрел прямо на Северина, казалось, пытаясь сдержать себя и не кинуться в драку.

– Почему? – сквозь зубы процедил он. – Почему ты не сказал мне, что Мари мертва?!

 

Глава 14. Больше не ждать

День девятнадцатый.

Дверь без стука отворилась и в тесную комнатку ввалился запыхавшийся Анкэль, Вильгельм и Удо уставились на него с нервным ожиданием.

– Это не преследователи, – выдохнул монах, отвечая на немой вопрос братьев. – Стражник сказал, что приехала какая-то женщина. Кажется, она супруга советника Северина, если я всё правильно понял.

– Что? Амелия? – удивился Вильгельм, вскакивая на ноги. – Что она делает здесь? Что-то случилось?

– Привратник ничего не знает, – пожал плечами гонец. – А я сразу отправился сюда, узнав, что опасности нет.

– Я сейчас же иду к Северину, – бросил правитель, едва не оттолкнув Анкэля с пути. – Нужно узнать, что стряслось!

– Постой! – крикнул ему вслед растерявшийся Удо. – Нам идти с тобой?

– Нет, – коротко ответил Вильгельм. – Подождите меня здесь.

Он сам не понял, зачем попросил друзей ждать в его комнате, но какое-то недоброе предчувствие, трепещущее в груди, подсказывало, что после встречи с советником, ему, так или иначе, нужна будет помощь.

Впереди послышались голоса, дверь приёмного зала была открыта. Вильгельм остановился, заметив, что оттуда выходят двое послушников. Решив подождать, пока они скроются за поворотом коридора, он быстро спрятался в ближайшем дверном проёме. Комната Северина была чуть дальше за приёмной, а попадаться на глаза никому не хотелось, это могло задержать гораздо сильнее, чем нынешнее ожидание. Через некоторое время он выглянул из своего убежища и, убедившись что не попадёт ни в чьё поле зрения, медленно двинулся по полутёмному коридору дальше. Слабый свет разведённого в камине приёмной комнаты огня плясал на противоположной стене коридора, парень успел только подумать, как бы незаметно проскользнуть мимо открытой двери, если в зале кто-то есть, но в этот миг услышал знакомый голос.

– … И в ту же ночь кто-то пробрался в имение и устроил обыск. Перерыли все комнаты, наверное, искали их. К счастью, никто не пострадал…

Правитель остановился в замешательстве, это был голос Амелии. Значит, всё же что-то случилось. Он подошёл ближе, прижался спиной к стене у самого дверного проёма, прислушался.

– …Неужто, наконец обо всём догадался? – зазвучал тихий голос Северина.

– Юрген сказал мне, что в деревне какой-то мужчина искал меня. Наш дом! – ответила Амелия. – Говорил, что ему нужно найти известную в наших краях знахарку для своей дочери! Конечно же, Юрген ничего не сказал, тут же улучил возможность и сбежал из таверны, чтобы сообщить мне. А я, не раздумывая, кинулась сюда.

– Ты думаешь, герцог ищет тебя? Но зачем? Он охотится за графиней и Уильямом.

– Нет, это был маркиз, – женский голос стал тише, Вильгельм напрягся, стараясь не упустить ни единого слова. – Я уверена, что он послал эту погоню. Поэтому, я не верю, что он казнил Анну! – он замер, испуганно глядя перед собой.

«Казнил?! – пронеслось эхом в голове. – Нет! Мне наверняка послышалось!» – он мотнул головой, отгоняя волну взметнувшихся дурных мыслей и предчувствий, заставил себя продолжить слушать.

– Она не могла сдаться и признать себя виновной в преступлении, которого не совершала, – вновь донёсся дрожащий голос Амелии. – Ведь она не совершала его! Графиня сама приказала Уильяму покинуть замок, ещё до того как Анна успела его предупредить! Подумай сам, как это глупо. Почему маркиз не сказал нам о казни сразу?! Он выспрашивал всё про Анну, потом добавил ещё, что она сама призналась. И даже не дал взглянуть на неё в последний раз…

«Значит… не послышалось!» – Вильгельм сжал кулаки, сердце колотилось так быстро и громко, что, казалось, его слышно и в соседней комнате, оно не давало сосредоточиться. К горлу подступил болезненный ком, по всему телу разливались то жаром, то леденящим холодом мурашки.

– Милая, – пробился сквозь заволакивающий мысли туман голос Северина, – мне тоже хочется верить, что Аннамари жива, но мы ведь не можем кинуться в замок, чтобы это доказать. Сейчас на карту поставлено куда больше одной жизни.

– Я знаю, что жизнь правителя куда дороже всего прочего. Но я не могу, просто не могу смириться…

«Жизнь правителя… дороже, – эхом отозвались в голове заглушающие сердцебиение слова. – Моя жизнь? Дороже всего? – пальцы, сжатые в кулаки, начало сводить от напряжения. – Она… Из-за меня», – мысли зашли в тупик, их бурная волна словно разбилась о холодную каменную стену, к которой сейчас прижимался Вильгельм, разлетелась осколками бесконечных и бессмысленных теперь вопросов, заполнила сердце душащим чувством вины, злобы и отчаяния. Каким должен быть следующий шаг? Тело решило само: ноги чуть дрогнули и сделали этот шаг. За долю секунды пламенный взгляд обшарил просторный приёмный зал и впился в глаза советника.

– Почему? – услышал Вильгельм собственный голос. – Почему ты не сказал мне, что Мари мертва?!

Тяжёлое дыхание разрывало грудь, сердце стучало всё сильнее, на щеках запылал нездоровый румянец горячки, а в глазах полыхали гневные огни. Парень сам не знал, что делает сейчас и что готов сотворить в следующую секунду. Но это не волновало его. Все мысли занял лишь вопрос: «Почему?». И ни один вариант ответа не утешил бы сейчас мечущуюся, словно в клетке, в плену отчаяния душу.

– Уильям, успокойся, – попытался взять себя в руки Северин. Он осторожно подвинул супругу в сторону и сделал шаг вперёд, стараясь подобрать слова.

– Ты знал об этом и молчал, – рычал Вильгельм, всё сильнее сжимая кулаки. – Почему?!

– Ты совсем недавно потерял отца, – советник сам не знал, зачем начал с этого, но от волнения речь его шла будто сама собой, не давала остановиться и сосредоточиться на цели слов, излагая первые пришедшие в голову мысли, – и сейчас твоя обязанность – занять законное место на троне. Я не хотел, чтобы ты натворил глупостей.

– Глупостей?! – едва не срывался он. – Каких ещё глупостей?! О чём ты?!

– Я знаю тебя! – не удержавшись, тоже повысил голос мужчина. – Ты не раздумывая кинулся бы в замок, чтобы всё выяснить лично! Но пойми, – он с трудом заговорил тише, – тебя убьют там, не медля, а твоя жизнь сейчас дороже чем когда-либо. Не будь эгоистом, пойми всю важность своего существования наконец!

На несколько мгновений все замолчали, негромкое потрескивание поленьев в камине заполнило комнату осязаемым напряжением и ожиданием новой бури не излитых эмоций.

– Я понял, – неожиданно спокойно ответил молодой человек, опустив глаза. – Теперь мне нужно подумать, – он отвернулся.

– Уильям, стой! Мы не закончили! – в сердцах крикнул Северин.

– Я Вильгельм, – тихо ответил тот, делая шаг в сторону.

– Остановись! – не успокоился советник. – Что ты собрался делать?!

– Ничего, – карие глаза взглянули на него с обжигающим спокойствием, но в глубине напускной пустоты мелькнули едва заметные искры. – Я ведь сказал, что всё понял.

Вильгельм скрылся за дверным проёмом, не дожидаясь ответа. Его тяжёлые шаги скоро стихли в сумраке коридора.

– Может и понял, – покачал головой советник, опуская глаза. – Но я всё же послежу за тобой, – он обернулся к стоящей неподвижно супруге, лицо её было на удивление спокойным.

– Он становится взрослым, – произнесла женщина тихо. – Совсем скоро ты не сможешь остановить его одним только словом.

Советник тяжело вздохнул, снова обернувшись к двери.

– Пожалуй, я никогда этого не мог…

* * *

«Холодно… Как же холодно».

Мари зябко потёрла плечи, огляделась по сторонам. Ещё секунду назад её окружала непроглядная тьма, а сейчас со всех сторон яростно полыхали языки голубоватого пламени.

«Что это?» – пламя обступало и подкрадывалось всё ближе, но страшно совсем не было. Только невыносимо холодно. От огня веяло морозом, будто вокруг плясали ожившие ледяные глыбы. «Когда же это кончится?» – она сжалась в клубок, сидя в темноте. Только слабое свечение голубого пламени позволяло разглядеть собственные руки. «Я хочу… проснуться», – конечно же сон, что иначе? Но как разорвать его? Как открыть глаза?

«Как же холодно!» – Мари стиснула зубы, из глаз сами собой покатились слёзы, было нестерпимо больно от бьющего тело озноба.

– Прости меня, – послышался знакомый голос во тьме.

Девушка от неожиданности распахнула глаза, в замёрзшей груди вдруг заколотилось сердце.

– Прости, – повторил голос и ослепительной искрой вспыхнул за стеной голубого пламени.

– Уилл, – прошептала Мари, с трудом расцепляя руки и поднимаясь на ноги. Из мрака к ней медленно приближался сияющий силуэт, – это ты?

– Прости, – снова послышался его голос. – Прости, что оставил тебя здесь.

– Я знаю, – сквозь слёзы зашептала девушка. – Теперь я знаю, почему ты был так… холоден. Ты ведь узнал правду! Моя матушка сказала тебе?

– Я хочу забрать тебя с собой, – в ярком свечении прояснилось лицо Уильяма. Добрый и заботливый взгляд, лёгкая улыбка. – Пойдём со мной.

– Маркиз хочет убить тебя, – замотала головой Мари. – Ты должен бежать! Он страшный человек! Прошу, спасайся!

– Я заберу тебя с собой, – повторял нежный голос. Юноша остановился, медленно протягивая руку своей собеседнице.

Девушка зажмурилась, стараясь не поддаваться на его призыв.

– Прошу, ты должен спасаться! – почти кричала она.

– Идём, – не прекращал звать голос.

Мари открыла глаза. Вся одежда её уже была объята пламенем, от его ледяного дыхания кровь стыла в жилах, страх наконец овладел трепещущим сердцем, наполнил его, иссушил последние капли тяжёлого спокойствия.

– Идём, – повторял Уильям.

Она подняла глаза, и в этот миг лица коснулось едва уловимое тепло от протянутой руки юноши. Тепло, пусть и слабое, разливалось по коже, оно казалось единственным спасением от смертельно ледяного пламени, захотелось впитать его всё, вцепиться в такие близкие пальцы и никогда не отпускать. Но сил пошевелиться не было.

– Я не могу, – прошептала девушка дрожащим голосом, слёзы не прекращая катились по щекам.

– Ты должна, – продолжал всё также ласково улыбаться Уильям. – Дай мне руку.

Она стиснула зубы, превозмогая боль от разливавшегося по телу холода, зажмурилась в попытке разорвать его путы и медленно потянулась вперёд. Каждый миллиметр казался пыткой, давался непосильным трудом, а путь был бесконечен.

Так близко и так далеко, его рука совсем рядом, но никак… никак не достать до неё. Мари тянулась изо всех сил, мышцы сводило, сердце едва не замирало от боли, но она тянулась вперёд.

Мягкое тепло коснулось самых кончиков пальцев, казалось оно вот-вот станет обжигающим жаром, но всё же, не перестанет приносить блаженство. Яркий свет слепил глаза, размывая силуэт юноши, а слёзы всё не останавливались. Наконец по коже едва заметно скользнуло что-то.

«Я дотянулась!» – успело мелькнуть в голове, и в этот миг глаза открылись сами по себе. Мари испуганно смотрела перед собой круглыми глазами, а из распахнутого настежь окна на неё глядела такая же круглая луна. Яркие звёзды, как колючие ледышки, сверкали на тёмном небе. Холодный осенний ветер гулял по комнате, шурша раздвинутыми гардинами, и, тихонько завывая, убегал в щель под дверью. Тёплое одеяло сползло на пол и только самый его краешек ещё лежал на кровати, накрывая кончики пальцев правой руки девушки.

Она очнулась, когда поняла, что воздуха не хватает. Болезненно глубокий вдох разрезал окружающую тишину, Мари быстро натянула на себя одеяло, сжавшись в комок и дрожа всем телом. По коже блуждали неприятные мурашки, то ли от холода, то ли от прерванного сна. Перед глазами всё ещё стоял образ Уильяма, его нежный взгляд будто видел её насквозь, проникал желанным теплом в самые сокровенные мысли, не оставляя тайн, не пугая, не прячась.

«Быть может, – подумала Мари, вновь переводя взгляд на немой лик луны, – мы сердцами ощутили кровную связь ещё при первой встрече? – холод отступил, по телу медленно разливалась сонная усталость, а мысли постепенно прояснялись. – Может, поэтому мы так сблизились за одну только ночь? Но…» – в памяти снова возник образ темноволосого юноши, его горящие глаза… Совсем близко… Его губы.

– Нет! – девушка вздрогнула, испугавшись собственного голоса, закуталась крепче в одеяло, прикрыв им рот и раскрасневшиеся щёки.

«Такие чувства не могло родить кровное родство. Их не должно быть! – она зажмурилась, не давая слезам наполнять глаза. – Не должно быть… Но почему тогда они не оставляют меня? Терзают душу, – сердце сжалось и стало тяжело дышать. – Где он? Что с ним? Думает ли обо мне хоть иногда? – Мари развернулась на спину, продолжая кутаться в одеяло, посмотрела в темноту, покрывающую потолок её покоев. – Мрачно и холодно. Как моё будущее… Без него».

Девушка вновь зажмурилась.

«Нет! Нельзя мечтать о нём! Желать увидеть его снова мне нельзя! Но мысли сами лезут в голову. Находят неведомые мне лазейки и не дают забыть… Его лицо, его руки, его губы – зачем во всё это так крепко вцепилась моя память?»

Она снова повернулась на бок, накрылась с головой одеялом и долго лежала, глядя в пустой мрак перед собой, стараясь совладать с трепещущим сердцем и дыханием.

«А если Уильям придёт на маскарад? – вновь зашептали мысли. – Маркиз не тронет его? Я успею предупредить об опасности? Я смогу солгать ему, глядя в глаза? Сказать, что не люблю? Сказать, что выйду замуж по своей воле? Ведь если он узнает… Что сделает тогда? – Мари выглянула из-под одеяла и вновь воззрилась на луну. – Ведь он точно также не имеет права любить меня. Быть может, и не любит уже. Но к чему ему знать правду? Правду о моих чувствах? Как надоело! – она сжала кулаки. – Надоела эта недосказанность! Что делают с нами страх и гордость? Почему заставляют молчать, когда нужно говорить? Если мне ещё выпадет шанс увидеть Уильяма, я обещаю… Обещаю, что скажу ему всё, что чувствую. Честно, не страшась его ненависти и отвращения. Пусть считает меня самой последней падшей грешницей, но знает правду! Но… – на глаза вновь навернулись невольные слёзы. – Имею ли я право говорить? Ведь нам не быть вместе, даже если… Никогда не быть. Лишь во сне, – каждый удар сердца болью отдавался в груди, становилось всё жарче, и горячие слёзы обжигали глаза. – Я должна сделать всё, чтобы он не погиб. Это единственное, что я могу. Любой ценой… Спасти его и отпустить. Он не сможет быть счастливым, зная о моих чувствах. Значит, я должна молчать», – она уткнулась лицом в подушку. Хотелось кричать от рвущей душу безысходности, но она лишь закусила губу и тихо застонала, давая волю бесконечным слезам. Быть может, они унесут хоть часть этой боли с собой…

* * *

– Вильгельм, что случилось?! На тебе лица нет! – взволнованно спросил Удо, когда тот вошёл в келью, с силой закрыв дверь.

– Ничего, – бросил тот сурово. – Я должен ехать.

– Что? – вмешался Анкэль. – Куда ехать? Что ты задумал?

– Северин был прав, – будто не слыша его, продолжал правитель, доставая из-под кровати свою дорожную сумку. – Я не успокоюсь, пока сам не узнаю правду.

– Какую ещё правду?! – повысил голос монах, чтобы вывести собеседника из забытья. – Куда ты собрался ехать?! Я никуда тебя не пущу!

Вильгельм слегка опомнился, вцепившись взглядом в его голубые глаза, затем на лице его проступила ещё большая уверенность.

– Вы поможете мне, – произнёс он в приказном тоне. – Амелия привезла дурные вести. Возможно, маркиз казнил Мари, – голос его на секунду дрогнул, но тут же снова зазвенел холодной сталью. – Я должен узнать так ли это. И если это правда, то… убить его.

– Что?! Нет. Нет! Мы в этом не участвуем! – замахал руками Анкэль. – И ты тоже! Совсем голову потерял?! Тебя убьют, не успеешь подойти к дворцу!

– Завтра будет маскарад, – также спокойно продолжал настаивать правитель. – Удобнее возможности проникнуть в замок и не представить. Всё, о чём я вас прошу – помочь сбежать из монастыря и добраться до Фалькнеса, дальше я всё сделаю сам.

– Я пойду до конца, – отозвался вдруг Удо. – Я понимаю тебя, тоже поступил бы так, если бы моя любимая… Ну… Ты понимаешь.

– Прекрати, – прикрикнул на него Анкэль. – Вильгельм! – он взглянул на правителя с грозным предостережением. – Ты едва знал эту девушку!

– Я знаю, она предназначена для меня, – произнёс парень, глядя ему в глаза.

– Как ты можешь судить об этом?! – покачал головой монах. – Ты видел её всего несколько раз!

– Я чувствую, – Вильгельм вдруг заговорил тихо, опустив глаза. Братья замерли, поражённые проникновенной печалью зазвучавшей в его голосе. – Меня привлекали другие девушки, но это никогда не длилось долго. А если я не видел их больше нескольких дней, то тем более, всё влечение таяло без следа. Я понимаю, что три недели – вовсе не срок, но то чувство, что я испытал в день знакомства с Мари, не оставляет и не стихает с тех пор ни на минуту. Оно не исчезло, даже когда я хотел этого, когда пытался забыть её. Только распалялось с новой силой. И возможно, я уже никогда не узнаю, что она думает обо мне, что чувствует сама, но я должен её спасти. Если есть хоть один шанс, что она ещё жива, я не упущу его! – он наконец поднял глаза, и монахи вздрогнули при виде пылающего в них пламени. – Она ведь сделала это из-за меня, – прошептал он. – Из-за меня пошла на смерть.

– Ты тут не при чём, – проговорил Анкэль, стараясь глядеть прямо в разъярённые глаза собеседника. – Как бы то ни было, я уверен, что ты не виноват в этом. И сейчас…

– Моя жизнь дороже? – спросил вдруг Вильгельм, усмехнувшись. – Если ты произнесёшь это, я сам придушу тебя.

Монах нервно сглотнул. Сейчас в словах молодого короля не было и доли шутки или пустой угрозы, он, казалось, действительно готов был убить любого, кто встанет на его пути.

– Времени мало, – произнёс правитель сурово и вновь занялся своей походной сумкой. – Я твёрдо решил ехать. Вы со мной или нет?

– Я с тобой, – закивал Удо. – До конца.

– Я тоже, – хмуро бросил Анкэль. – Сам епископ доверил нам следить за твоим… душевным равновесием, – он едва выдавил из себя эти слова. – Так что я еду. Но убивать никого не буду, – голубые глаза вдруг тоже сверкнули уверенностью. – И тебе не позволю.

Вильгельм взглянул на него прищурившись, но тут же вновь отвёл взгляд, не прекращая собирать свои вещи.

– Тогда, я доверяю тебе придумать, как нам сбежать. И всё устроить, – приказал он. – Мы должны уехать не позже чем через два часа, – он открыл дверь, предлагая монахам покинуть комнату. – Собирайтесь.

Братья покорно вышли. Говорить ещё что-то было бесполезно, по бескомпромиссному лицу правителя было видно, что сейчас лучше без возражений повиноваться или, пока не поздно, молча отступить. Но отступать никто не собирался.

Меньше чем через полтора часа дверь в комнату снова открылась. Вильгельм отвлёкся от чтения, с прищуром посмотрел на вошедших. В свете пламени нескольких свечей лица Анкэля и Удо он узнал сразу, а вот ещё двое гостей показались ему незнакомыми.

– Вы пришли пытаться остановить меня? – холодно спросил он, поднимаясь с колен и закрывая книгу.

– Нет, – замотал головой Удо. – Мы уже готовы идти, но…

– Для начала, послушай, – сурово произнёс Анкэль. По всему его виду было заметно, насколько он недоволен решением молодого правителя. – Этот мужчина, – он пропустил одного из гостей вперёд, – шпион, пойманный лордом Северином и лордом Райнером несколько дней назад в окрестностях Сантерры. Тебе о нём ещё не рассказывали, а между прочим, Лотар мечтал о встрече с тобой.

– Шпион? – нахмурился Вильгельм. – Ты освободил его?

– Нет, он приехал в монастырь вместе с нами, ты мог не обратить внимания, ведь он тоже был в монашеских одеждах. Он поклялся в верности настоящему наследнику трона. Возможно, доверять ему в полной мере мы не можем, но так как он находится под постоянным наблюдением и будет убит при первой же попытке сбежать, я не побоялся поведать ему часть нашего плана.

– Под каким же наблюдением? – всё также сурово спросил король. – Он здесь в сопровождении вас троих. Никакой стражи.

– Брат Эмерик из охраны, – продолжал Анкэль, спокойно указывая на четвёртого гостя. – Он тоже согласился помочь нам. Больше никто о твоём плане не знает и не узнает.

– Спасибо, что решили помочь, – произнёс Вильгельм, чуть расслабившись, и тут же отпрянул от шпиона, буквально рухнувшего на одно колено.

– Ваше величество, позвольте присягнуть вам на верность, – отчеканил он, когда шеи мужчины коснулся клинок его стража, беззвучно и молниеносно вынутый откуда-то из рукава.

– На верность? – опомнившись, переспросил правитель.

– Я уже потерял надежду на возвращение законного наследника, – казалось, едва не плача продолжил Лотар. – Все потеряли её! И наконец вы вернулись. Я верю, что с этих дней беды покинут наше королевство!

– Что? – непонимающе нахмурился Вильгельм. – Это что, суеверие какое-то?

– Вы ещё очень молоды, – не поднимая головы, говорил бывший шпион. – Но я уверен, что под руководством его преосвященства отца Бенедикта, вы сможете возродить наше государство из пепла и вернуть людям спокойную жизнь!

– Ладно, ладно, я понял, – он недовольно скривил губы. – Я пока не особо вникал в свои полномочия и обязанности, но смело могу пообещать, что сделаю всё возможное, чтобы… Эм, – он замялся. На секунду стало даже стыдно, что он – правитель, от которого зависит судьба целой страны, от которого так много ждут, поддавшись собственным любовным порывам, готов бросить всё и мчаться в самое пекло в надежде спасти ту, которой возможно уже и нет в живых. «Возможно, нет в живых», – отозвалась эхом собственная мысль, и взгляд Вильгельма тут же вспыхнул былой уверенностью. – Клянусь, я сделаю всё возможное, чтобы исправить дела рук герцога Аделарда, – произнёс он твёрдо. – Но сначала, нам нужно освободить графиню Сэфландскую, вашу будущую королеву.

– Я бы не говорил так уверенно, – буркнул Анкэль, но тут же замолчал под гнётом горящего взгляда правителя.

– Ваше величество, – вновь заговорил Лотар, подняв глаза, – я не могу осуждать ваши решения, хочу лишь предупредить о своих подозрениях.

– Подозрениях? – снова переспросил Вильгельм.

– Да. Я был отправлен для слежения за советником, но прекрасно знаю, что маркиз искал именно вас. И есть вероятность, что ваше появление в замке на балу будет ожидаемым для него.

– С чего ты это взял?

– Заявление о помолвке маркиза появилось слишком неожиданно, да ещё и накануне коронации герцога. Если маркиз знает, чем привлечь ваше внимание, возможно, он специально делает это. Да и маскарад – слишком удобный для вас повод явиться прямо во дворец. Но это может оказаться лишь моими беспочвенными догадками.

– Я учту это, – задумчиво произнёс Вильгельм. – Благодарю.

– Даже это на тебя не действует? – взорвался Анкэль. – Очнись наконец! Ты эгоист!

– Я не волнуюсь, ведь ты можешь мыслить здраво, – он неожиданно доброжелательно усмехнулся, едва смиряя желание также повысить голос и напомнить о своём положении. – И ты не допустишь моей ошибки.

– Я считаю весь план ошибочным, – буркнул Анкэль, понимая впрочем, что спорить бесполезно.

– Ты когда-нибудь любил? – вдруг с грустью спросил у брата Удо. – По-настоящему.

Анкэль взглянул на него удивлённо, но тут же с усмешкой помотал головой.

– Мы с вами смотрим на вещи совсем с разных сторон, – произнёс он наконец. – Наверное, нам не понять…

– А за нашу обитель стал бы сражаться? – перебил его Удо ещё серьёзнее. – До конца. Даже если бы надежды не было.

Анкэль смотрел на него в изумлённом оцепенении, в голубых глазах монаха вспыхнули гневные искры.

– Я понял, – произнёс он, спустя несколько мгновений. – Больше не стану говорить об этом. Хотя и считаю такой ход мыслей неверным.

– Спасибо, – улыбнулся Вильгельм, – что помогаешь нам – неверным.

– Брат Эмерик останется здесь вместе с Лотаром, – с едва заметной грустью произнёс Анкэль. – Они закроются изнутри и постараются заменить тебя. Голос Эмерика чуть походит на твой.

– Сейчас все спят, – задумчиво ответил Вильгельм. – А если придёт Северин, то тут же заметит подмену. Но всё же какое-то время у нас будет. Нужно найти кого-то, чтобы и вас подстраховать.

– По ночам только ты один не спишь, – усмехнулся Анкэль. – А брат Удо, предположим, очень утомился от дневных дел. Советник застал меня в келье во время сборов, но ничего не заподозрил, видно решив, что я собираюсь ко сну. Я обещал быть всю ночь с тобой. Он понимает, что ты не захочешь видеть его сейчас.

– Ладно. Нужно идти, – слегка неуверенно произнёс правитель. – Времени не так много.

– Да прибудет с вами Бог, – тихо пожелал Эмерик, отступая от двери. – Я постараюсь задержать погоню.

– Спасибо, – ещё раз поблагодарил Вильгельм, натянуто улыбнувшись. По всему его телу вдруг пробежала лёгкая дрожь – отголосок заброшенного в дальний угол сердца страха. Но отступать было некуда.

Стараясь идти как можно тише, правитель легонько потянул поводья. Разбуженная посреди ночи лошадь недовольно фыркнула, но послушно зашагала следом. Анкэль договорился о чём-то с привратником, и того не было на месте, незапертые ворота остались приоткрытыми ровно на полчаса, как пообещал ночной сторож, доверившись уговорам молодого монаха.

– Наверняка он теперь думает, что я привожу в монастырь девушек, – шёпотом сокрушался Анкэль. – А потом меня и вовсе заподозрят в предательстве. Боже! Как я пошёл на это? Что подумает советник?

– Прекрати ныть, – цыкнул на него Вильгельм, взобравшись в седло. – Мужчине это не к лицу, сам когда-то говорил! А Северину ты обещал быть со мной всю ночь, пока всё честно.

– Конечно, – иронично вздохнул тот, последовав примеру правителя и тоже взгромоздившись на своего коня.

– А вы не думаете, что безопаснее будет выйти за стены монастыря пешими и уж потом сесть на лошадей? – подозрительно оглядываясь, предложил Удо.

– Не могу больше ждать, – бросил правитель, направляясь к воротам. Но спустя секунду потянул поводья, сбавил шаг.

– Мы пропали, – проронил обречённо Анкэль, но Вильгельм оставался на удивление спокоен.

В нескольких метрах от них, выйдя из-под садовой белёной арки, остановилась Амелия. Глаза её и молодого короля встретились и взгляды сцепились, будто показывая уверенность каждого в своей правоте. Оставалось понять, сочлись ли истинные интересы каждого между собой. Несколько бесконечно долгих мгновений ожидания, и женщина отвела взор. Сунув руки в рукава свободного плаща, она медленно продолжила свой путь к спальному корпусу. Её невозмутимость сказала обо всём, Амелия ни разу более не взглянула на беглецов, не обернулась. Она не меньше Вильгельма хотела верить, что Мари жива.

Ехать по ночному тракту пришлось медленно, и хотя небо было чистым, а луна яркой, тени отбрасываемые ею, лишь больше сбивали с толку, заставляя всматриваться в каждый метр дороги особо тщательно. Путники не могли допустить лишних проволочек и задержек, потому ехали аккуратно. Если бы одна из лошадей пострадала, её владельцу пришлось бы вернуться в монастырь.

Вильгельм с удивлением заметил, что в мысли вернулась прежняя холодность, сердце билось ровно, не жгло грудь неутолимой жаждой отомстить за любимую, пришло понимание происходящего. Конечно, он осознавал теперь, что поступает опрометчиво и неосторожно, но с возникшей вместе со спокойствием уверенностью, знал, что сможет продумать свои действия и не попасть в ловушку.

– Главное, держать себя в руках, – напутствовал он шёпотом самого себя. – Не давать воли чувствам, – сейчас в душе царила вера в то, что Мари всё же жива и «томится в высокой башне, ожидая своего принца», – вспомнились вдруг слова из детской сказки. Вильгельм усмехнулся своим размышлениям – эта вера была куда сильнее всех прочих подозрений и, наверное, именно она давала возможность думать здраво.

– А что, если Амелия ошибается? – нагоняя ведущего, спросил вдруг Анкэль, будто пытаясь прочесть мысли правителя. Он тоже понял, что значил её жест. На монахов женщина тогда даже не взглянула, она своим спокойствием будто говорила, что верит в удачу Вильгельма, что он один, в её глазах, способен найти и вызволить её подопечную… Нет, её дочь из рук коварного маркиза.

– Мы просто убедимся в этом, также незаметно выберемся из замка и вернёмся в Сантерру, – отрешённо ответил Вильгельм, не замедляя хода.

– Мне слабо в это верится, – чуть тише произнёс монах, так впрочем, чтобы собеседник его услышал.

– Конечно, – шепнул тот. – Я просто убью его, – он сильнее пришпорил коня, и отголоски слов потерялись в топоте копыт.

Спутники поспешили за ним сквозь облако взметнувшейся дорожной пыли.

«Нет, если мои надежды умрут, – про себя решил Вильгельм, крепче сжимая в кулаках поводья, – то с ними умрут и все в этом виновные!»

* * *

Ночь девятнадцатая.

– Поверить не могу, что ты так запросто сбежала! – вне себя от гнева в очередной раз повторял Райнер, меряя шагами небольшую комнатку постоялого двора. – Оставила мне записку! А если бы с тобой что-то случилось?! Если бы тебя поймали на границе или на экипаж напали разбойники?!

– Папа, хватит кричать, – невозмутимо ответила Эмили, глядя в окно. – Мы здесь, наверное, самые шумные постояльцы. Ты зря переживаешь. Граница уже далеко позади, а от разбойников ты теперь и сам сможешь меня защитить. Если этого не произошло, зачем бередить душу и себе и мне?

– За тем, что я твой отец, а обо всех твоих выходках узнаю всегда последним! – кипел мужчина.

– Завтра к полудню, – будто не слушая его, говорила девушка, – если я всё правильно рассчитала, и мы больше не задержимся здесь, то достигнем имения. И нам уже ничто не будет угрожать.

– Как ты беспечна, – покачал головой Райнер. – Прямо как твоя мать.

– Ну, маму ведь ты любил со всеми её недостатками, – хихикнула она, поправляя собранные в пучок волосы. – Значит и это во мне тебя не должно так раздражать, – она мило улыбнулась, но тут же настороженно прислушалась. – Что за шум внизу?

– Наверное, празднуют что-то, – ответил отец и сразу сурово продолжил. – Не пытайся уйти от разговора, знаю я твою манеру сбивать с толку.

– Я хочу посмотреть, – не обращая внимания на его серьёзность, обрадовалась девушка. – Пойдём скорее вниз! – она шмыгнула мимо мужчины и выскочила за дверь.

Райнер тяжело вздохнул, закатив глаза.

– Ну что с тобой делать? – причитал он, спускаясь за дочерью по узкой лестнице в обеденный зал. – Точно, точно, как мать, – он пошарил глазами по просторной комнате, где собралось на удивление много постояльцев и проезжих, нашёл Эмили, разговаривающую с трактирщиком в дальнем углу у самого входа на кухню, и тут же заметил чуть в стороне мужчину в форме Ладлерского гонца.

Он выглядел, пожалуй, слишком подозрительно, распивая эль и радуясь вместе со всеми собравшимися непонятно чему. Райнер, настороженно прислушиваясь, прошёл мимо, стараясь уловить обрывки его слов в общем гомоне, но в речи мужчины не было ничего конкретного. Наконец ясность внесла Эмили. На радостях от полученных у трактирщика вестей, она едва не налетела на отца и, тут же опомнившись, повисла у него на шее.

– Представляешь, папа! – завизжала она, дрыгая ногами. – Он нашёлся! Наследник короля Фридриха, настоящий принц нашёлся!

– Что? – непонимающе переспросил серолицый. – Наследник?

– Да-да! – тут же отозвался кто-то из-за соседнего стола. – Принц Вильгельм уже коронован!

– Папочка, нам больше не нужно никуда бежать! – чуть тише продолжала лепетать девушка. – Не нужно никого бояться!

– Погоди, – едва не заикаясь произнёс Райнер, спуская дочь обратно на пол. – Я должен всё проверить.

Он с серьёзным видом направился к гонцу, уже начавшему исполнять пьяные хвалебные гимны.

– Ты привёз весть о короле? – спросил мужчина сурово, и молодой посыльный, замолчав, уставился на него туманным взором. – Отвечай!

– Я привёз, – непослушным языком ответил тот.

– Дай взглянуть на бумаги, – потребовал бывший шпион, и юноша без сопротивления протянул свёрток, торчащий из твёрдого кожаного футляра.

Райнер пробежался глазами по строкам, рассмотрел с особой тщательностью печать и подпись епископа – всё сходилось, послание было подлинным. Мужчина на миг не сдержал наползающей на лицо улыбки, но тут же вновь взял себя в руки и грозно глянул на пьяного гонца.

– Идём, – приказал он.

– Куда идём? – замотал головой тот. – Я не хочу идти, я хочу праздновать!

– Иди за мной! – Райнер одним рывком поднял юнца за грудки и поволок за собой, тот не пытался вырываться, лишь мелко семенил, едва доставая ногами до пола, и что-то бубнил себе под нос.

Вытащив парня на улицу и убедившись, что за ними никто не пошёл, а Эмили так и осталась стоять посреди таверны, ошарашено глядя им вслед, он бесцеремонно окунул гонца головой в бочку с водой для лошадей.

– Эй! Эй! Что вы творите! – заорал тот, глотая воздух и отплёвываясь, когда пальцы пленителя наконец отпустили его шею, давая подняться.

– Протрезвел? – холодно спросил мужчина, сложа руки на груди.

– Д-да! А вы кто вообще такой? Что вам нужно?!

– Не важно, кто я. Важно, почему ты вскрыл послание? В бумаге чётко написано, для кого она предназначена. Я знаю, что ты туда ещё не добрался. Так почему вскрыл бумагу?!

– Я… не удержался, – виновато признался юноша, старательно стряхивая воду с коротких волос.

– Не удержался и рассказал о секретном послании всему постоялому двору! Где ещё ты раструбил новость?!

– Нигде! – испуганно шарахнулся от разъяренного собеседника гонец. – Я здесь его открыл и сказал только трактирщику, а он взял и объявил всем! А потом все начали пить и кричать, радоваться!

– Ещё бы, – буркнул шпион. – Но твоя выходка ставит под угрозу жизнь наследника! Ты это понимаешь?

– Но… но почему? – замотал головой парень. – Всё равно, рано или поздно он заявил бы о себе!

– Он заявил бы тогда, когда это стало нужным, кретин! – снова сорвался мужчина. – Сейчас же поезжай обратно и сообщи епископу, что разболтал о послании.

– Что?! – в ужасе затрясся тот. – Меня же казнят!

– Отец Бенедикт простит тебя, уверяю. Но лучше тебе повиниться самому, – рыкнул мужчина. – Я доставлю послание в нужное место.

– А если вы какой-нибудь шпион? – подозрительно сощурился гонец. – Как я могу доверять вам?

– Смог довериться всем пьянчугам таверны, а мне не можешь? – усмехнулся Райнер. – Одно то, что я тебя не убил, говорит обо всём. Как такого простофилю вообще взяли на службу?!

– Я… Мой отец за меня поручился, – скривился парень. – Он служит епископу уже много лет.

– Лучше молчи, – махнул рукой серолицый. – Не заставляй разочаровываться в тебе ещё больше.

Собеседник обиженно отвёл глаза, но возражать не стал.

– Сейчас же поезжай обратно в Сантерру и доложи отцу Бенедикту, что лорд Райнер доставит письмо сам, я как раз еду в нужном направлении. Это тебе можно доверить?

– Д-да, – смущённо заикнулся юноша. – Сделаю.

– Не марай честь отца, – бросил мужчина, отвернувшись. – Держи язык за зубами.

– Понял, – выдохнул в ответ гонец, провожая того недовольным взглядом и пытаясь в мутной ещё голове придумать, как оправдаться перед епископом за свою оплошность.

– Папа, что это было? – Эмили встретила шпиона в таверне у самого входа. Глядя непонимающе через распахнутую дверь на двор, она побоялась вмешиваться в разговор отца с юношей, но уже не могла сдержать любопытства. – О чём вы там говорили?

– Мы с тобой повезём радостную весть родне графа Алоиса, а этот болтун отправится обратно в Сантерру.

– Ты хочешь сам сообщить о наследнике? – заулыбалась девушка, уже позабыв о гонце. – Как думаешь, где он скрывался всё это время? Как его нашли?

– Я уверен, что епископ не зря ждал так долго, – тихо произнёс Райнер, уводя дочь обратно на второй этаж трактира. – Значит и ошибиться не мог. А ты как всегда отличаешься излишним любопытством, неприличным для леди.

– Да, мне интересно, – буркнула она. – Такие дела происходят в стране! Как тут не любопытствовать?

– Тебя, кажется, не страна больше интересует, а молодой правитель, – лукаво усмехнулся мужчина, от чего Эмили, раскрасневшись, отвернулась.

– За кого ты меня принимаешь? Я всё-таки в монастыре жила три года, – усевшись у окна, ответила девушка. – И вообще, мне понравился уже один мужчина и о других я не думаю.

– Ты про Уильяма? – без церемоний бросил отец, и она едва не подскочила от такой колкой правды.

– Папа, ты совсем забыл, как нужно разговаривать с леди! – окончательно раскраснелась она.

– Ты в первую очередь моя дочь, – пожал плечами Райнер. – Поэтому я хочу знать, что у тебя на сердце.

– Хочешь знать? – девушка нахмурилась. – А почему ты хочешь знать это только теперь? Где ты был эти три года? – она вновь отвернулась к окну. – А Уильям всё равно сказал, что у меня нет шансов, я же писала, что он влюблён в другую.

– Прямо так и сказал? – удивился серолицый, в глазах его мелькнули гневные искры. – Избалованный юнец, – буркнул он, пытаясь вернуть себе самообладание. – Но ему можно лишь посочувствовать, – он, наконец успокоившись, вдохнул.

– Посочувствовать? – не поняла Эмили. – Почему?

– Та, в которую граф был влюблён, умерла, – задумчиво произнёс отец, – но Уильям ещё не знает об этом.

– Поэтому советник хотел, чтобы я разузнала о его чувствах? – произнесла девушка и поджала губы с досадой.

– Ты сразу поняла, что эта просьба была не моей? – серьёзно спросил мужчина.

– Конечно, ты бы в жизни не попросил меня подойти к мужчине и на расстояние двадцати шагов, не то что заговорить о любви, – она усмехнулась. – Только и напоминал о скорой свадьбе… Странно, – Эмили вновь посмотрела в окно на затянутую лёгкой пеленой чёрных облаков луну. – Я должна сочувствовать, но ощущаю совсем иное…

Райнер взглянул на дочь с недоверием, подошёл ближе, чтобы не упустить ни единого слова её неожиданного откровения.

– Внутри будто снова загорелся огонёк, – продолжала девушка отрешённо. – И появилась надежда… Он ведь может влюбиться в меня также? – она взглянула на отца, от серьёзности неожиданного вопроса тот растерялся. – Также, как в неё, – произнесла Эмили ещё тише. – Когда он сказал, что я уступаю ей во всём, мне было так жгуче обидно и больно, но захотелось… Чтобы и про меня кто-то сказал такое. Чем она могла так пленить его сердце?

– Разве это имеет значение? – произнёс Райнер, понимая, что дочь начинает говорить лишнее даже для столь личного разговора. – Та девушка ведь умерла. Не стоит бередить душу юноши.

– Ты так любил маму, – будто не слушая его, продолжала Эмили. – До сих пор ведь не можешь забыть её? И даже не глядишь на других женщин. Почему?

– Ты позволяешь себе лишнее, – сурово пресёк беседу отец. – Этот разговор закончен!

– Если так, я сама выясню! Утром же поеду обратно в Сантерру и отыщу его!

– Никуда ты не поедешь! Я воспитывал тебя иначе!

– Меня воспитывала мама и постоянный страх преследования, о котором ты твердил. Но мамы больше нет и преследователей тоже, я выросла и хочу сама решать свою судьбу.

– Если ты так хочешь решать всё сама, – чуть спокойнее произнёс Райнер, – то прими на себя всю ответственность такого шага. Сейчас важнее всего доставить срочные новости королю Стефану, возможно, от этого зависит жизнь и безопасность настоящего наследника, а ты думаешь только о своём Уильяме и его разбитом сердце. Если бы именно он был принцем, как ты поступила бы тогда?

– Я, – Эмили нахмурилась, – сначала позаботилась бы о письме. А потом, – она вновь сверкнула глазами, – ни за что не отступилась бы.

– Тогда отвезём поручение. А потом вместе вернёмся в Сантерру, если ты захочешь, – улыбнулся серолицый.

– Обещаешь? – девушка по-детски надула губки.

– Обещаю.

– Прости, что наговорила столько… про маму, – она покраснела, опустив глаза.

– Ничего, – отец подошёл ближе и чуть нерешительно обнял её, прижав к себе. – Ты во всём была права… Я очень любил её и не смог забыть.

– А что же в ней было такого… особенного? – тихо спросила Эмили, старательно удерживая подступающие слёзы.

– Не знаю. Она просто была частью меня, будто половиной моей души, которую разорвали надвое. Такие раны, наверное, не заживают.

– От таких ран умирают, – всхлипнула девушка, – если разорвать человека пополам.

– У меня есть ты, только поэтому я и живу, – улыбнулся Райнер, ещё крепче прижимая дочь к себе. – Не забывай об этом.

Она тихонько кивнула и, зарывшись носом в тёмную рубашку отца, заплакала.

Разве могла Эмили сказать, что Уильям стал половиной её души? Или утверждать, что та, которую он любил, не была для него таковой? Быть может, юноша сейчас страдает от неизлечимых ран, и тогда она ничем не сможет ему помочь. А если он не любил так сильно, то она ещё успеет завоевать желанное сердце. Сейчас же нужно поскорее известить его родственников о новом правителе Ладлера.

– Папа, – вдруг опомнилась девушка, – а мы поедем на приём к самому королю?

– Граф Алоис был кузеном короля Стефана, – пожал плечами Райнер. – Мы едем к его отцу, а он сейчас является советником правителя. Думаю, он устроит нам встречу, узнав, какую важную новость мы везём.

– Значит, я увижу дворец и всю придворную знать… и самого Стефана! – она отпрянула от отцовской груди и взглянула на него с нетерпеливой улыбкой.

– Ты совсем как ребёнок, – усмехнулся мужчина, – то рыдаешь, то смеёшься.

– Прости, отец, – вновь опустила глаза Эмили. – Я знаю, что нельзя так радоваться, когда другие страдают.

– Страдания есть всегда, – вздохнул он, проведя рукой по светлым волосам дочери. – Это не значит, что нам нельзя быть счастливыми.

Она вновь улыбнулась.

– Если хочешь, я узнаю у Северина, как там Уильям.

– Узнай, прошу, – встрепенулась девушка. – Мне станет спокойнее.

– Отправлю письмо сегодня же, – кивнул Райнер. – С тем болтливым гонцом. Думаю, урок пошёл ему на пользу.

– Ты не должен быть так жесток с людьми, – как-то обиженно бросила Эмили, отведя взгляд. – Что он натворил?

– Он разбалтывал государственные тайны, – возмутился отец. – За такое должны казнить, а я только припугнул, да окунул разок в воду.

– Да он, наверное, уже удрал. Где ты теперь хочешь найти его?

– Знаю я таких, – усмехнулся серолицый. – Сидит в тёмном углу и отчаянно пытается протрезветь и придумать план спасения. Найду его. А ты ложись, утром выезжаем.

* * *

Ночь девятнадцатая.

– Что ты задумал? – в который раз нервно спросил Анкэль у хмурого правителя, вот уже целый час почти безотрывно глядящего на молодого худощавого мужчину, заливающего в себя очередную кружку эля.

Вильгельм лишь небрежно мотнул головой, давая понять, что не намерен сейчас ничего объяснять.

Они въехали в маленький постоялый двор деревушки, раскинувшейся всего в нескольких километрах от Фалькнеса, когда луна начала клониться к горизонту. Юный правитель объяснил остановку кромешной темнотой, которая заволакивала лес до самого восхода, нужно было переждать несколько часов. Но Анкэль сразу заметил, что тот как-то недобро глянул на стоящий рядом с новеньким зданием трактира экипаж с гербом Кавальтеры – маленькой страны, граничащей с Ладлером и Сэфпейсом на северо-западе. Кавальтера славилась своим вином и быстрыми лошадьми. А экипаж, судя по своей вычурности, принадлежал не мелкому торговцу, а какой-то важной персоне, вероятнее всего, из политических соображений приглашённой на бал. Этой персоной и оказался долговязый мужчина, усердно налегающий на эль.

– Что тебе до этого пьянчуги? – снова заговорил Анкэль, пытаясь привлечь внимание правителя. – Уже светает, можно ехать.

– Ты вроде был против моего плана, а теперь подгоняешь? – не отрывая взора от пьяного посетителя и его не менее пьяной свиты, съязвил Вильгельм.

– Если ты передумал, я буду счастлив вернуться в монастырь, – буркнул он. – А сейчас мне не нравится твой взгляд.

– Этот человек, – Вильгельм наконец посмотрел на монаха, – судя по отличительным знакам, барон Кавальтеры. Я думаю, что он приглашён, как дальний родственник какой-то более значимой особы, но это не столь важно. У него есть маска и костюм, а это то, что нам сейчас нужно.

– С чего ты вообще взял, что он едет на этот бал? И… постой, ты собрался грабить его?! – Анкэль замотал головой. – Это уже ни в какие ворота не лезет! Мы так не договаривались!

– Тише ты, – шикнул Вильгельм. – Нужно просто дождаться пока они окончательно напьются и взять всё, что нужно. Если тебя так больше устроит, мы можем всё вернуть после бала.

– А если кто-то нас раскроет? Наверняка есть те, кто узнает этого барона в лицо, а из нас никто даже близко не схож с ним по комплекции!

– Брось, он всего-то на пару десятков сантиметров выше меня, ерунда, – махнул рукой правитель с наигранной усмешкой.

– Ты не перестаёшь огорчать меня, – сокрушённо вздохнул Анкэль.

– Ты хотел сказать, удивлять?

– Нет, огорчать, – он сложил руки на груди и отвернулся. – А где Удо?

– Удо занят делом, – хмыкнул Вильгельм. – Впрочем, он его почти закончил.

– Каким ещё, – начал было монах, но тут же заметил брата. Тот, пошатываясь, маневрировал между стульями не по времени оживлённого зала, неся к столу барона четыре огромные кружки с очередной порцией эля. – Это ещё что такое? – удивлённо пробормотал Анкэль. – Ты заставил Удо пить с этой компанией?

– Нет, – вновь усмехнулся Вильгельм, провожая взглядом глупо улыбающегося спутника. – Он очень умело притворяется. В одной из кружек разведённый мёд, а вот в трёх других – эль, приготовленный по специальному рецепту здешнего трактирщика. Он куда крепче всего, что я пробовал, – правитель глянул на собеседника с загадочной улыбкой. – Думаю, это будет последний заход, им уже хватит.

– Когда ты всё это успел? – покачал головой Анкэль.

– Пока ты привязывал коней, – он пожал плечами. – Я проезжал здесь, когда направлялся в Сантерру, поэтому об эле знаю не понаслышке. А трактирщик видел моё лицо, может вспомнить. Но он малость подслеповат, поэтому, пока я нахожусь на почтительном от него расстоянии, старик меня и не заметит.

– Поэтому ты заставил Удо строить из себя пьянчугу? – недовольно буркнул монах.

– Почему же заставил? Он пошёл на это сам, сказал, что не против так повеселиться.

– Ну и веселье. И что же вы ещё задумали? Как собираетесь грабить бедного барона?

– Барон-то вовсе не бедный, – усмехнулся Вильгельм. – А дальше мы всю эту кучу заведём в их покои, свяжем покрепче и уедем.

– Отличный план, – покачал головой Анкэль. – Ты просто прирождённый разбойник.

– Брось, это невинная шалость, не более. Мы ведь никого не убьём. А напились бы в стельку они и без нашей помощи. Мы лишь чуть ускорили процесс.

– Я не хочу в этом участвовать, – продолжал упорствовать монах.

– А я и не прошу тебя участвовать, – заверил Вильгельм. – Как только мы с Удо уведём пьяную компанию, ты пойдёшь во двор и привяжешь наших коней к экипажу.

– Оставим бедняг ещё и без лошадей?

– Нам они могут быть нужнее, – ответил он и тут же поднялся с места, заметив короткий кивок Удо – знак, что гостей пора уводить. – Начинаем, – коротко бросил он Анкэлю и как ни в чём не бывало направился к комнате барона, указанной словоохотливым трактирщиком.

– Боже, за что мне это? – опустил голову монах, но всё же встал со вздохом и, стараясь принять непринуждённый вид, покинул таверну.

 

Глава 15. И грянул бал!

День двадцатый.

В шумном зале все разговоры только и крутились вокруг женитьбы маркиза Болдера. Как только солнце склонилось к закату, и по всему замку зажглись тысячи свечей, разнаряженные гости в масках заполнили просторный зал, и воздух загудел от несмолкающей их болтовни. На ужине, прошедшем буквально за полчаса до начала праздника, не появился ни герцог, ни его сын. Высокопоставленным гостям было зачитано официальное извинение за такую бестактность правителя и скромность ужина, так как основное пиршество намечалось на позднюю ночь, после маскарадного веселья. Отсутствие хозяев бала в течение вечера, естественно, порождало множество слухов. Появлялись даже такие нелепые, как страшный облик необъявленной ещё невесты, из-за которого, мол, и устраивается маскарад. А отсюда полетели предположения о том, что заставило маркиза жениться на ней, и тут уж фантазия вечно голодной до сплетен знати не ведала границ.

– Большинство из них ничем не лучше черни, пашущей землю, – брезгливо фыркнул Болдер, глядя на гудящую толпу с небольшого балкончика, расположенного прямо под высоким потолком. Он был незаметен снизу из-за круглых многоярусных люстр, и маркиз часто пользовался им во время балов для наблюдения за гостями. О настоящем же предназначении узкого выступа, к которому вёл лишь один тёмный коридор дворца, не знал, пожалуй, никто, кроме архитектора, задумавшего его.

– Вы, как всегда, не в меру надменны, – отвернулась от собеседника Мари. В маске она чувствовала себя чуть смелее, но всё же каждое опрометчиво не взвешенное слово заставляло её мелко дрожать в ожидании реакции пленителя.

– А ты не в меру распущена, – усмехнулся мужчина. – Тебе это даже к лицу.

Девушка прикрыла глаза, на щеках против воли проступил смущённый румянец. Наедине с Болдером, на головокружительной высоте тайного балкончика, над шумной толпой знатных особ она чувствовала себя совсем не в своей тарелке, а неоднозначный комплимент пробудил в ней желание провалиться сквозь камень пола, чтобы только не продолжать этот разговор. Но собеседник и сам не собирался больше баловать спутницу вниманием.

– Ты и сама не многим лучше всех этих глупых девиц, – произнёс он, снова взглянув вниз. – Не будь за графским родом такой желанной добычи, я бы и не взглянул в твою сторону. Но сейчас лесная дикарка – моя невеста, так что постарайся вести себя достойно.

Девушка закусила губу, секундная обида неприятно кольнула сердце, но тут же отступила. Есть ли смысл наполнять свои чувства обидой, стоя рядом с самовлюблённым маркизом, для которого весь мир едва ли выше грязи?

– Иди вниз, – приказал мужчина. – Твоё место по левую руку от герцогини. Я скоро присоединюсь к всеобщему веселью, – он опустил маску на лицо. – И не забывай, я вижу каждый твой шаг.

Мари на миг застыла, но, быстро передумав продолжать разговор, неторопливо поплыла по тёмному коридору прочь, к шумной толпе, не сулящей никакого удовольствия от долгого вечера. Маркиз проводил молчаливую спутницу взглядом и снова опёрся на невысокие перила, глядя на нудную процедуру представления и приветствия всех присутствующих перед герцогом. Под пугающей улыбкой демонической маски его губы растянулись в не менее угрожающе-надменной усмешке.

* * *

– Женщины сегодня на удивление бестактны, – негромко произнёс Аделард, смерив взглядом подошедшую к нему с положенным реверансом Мари. – Опаздывать на собственный бал.

В просторном зале царила удивительная тишина, изредка нарушаемая едва слышным перешёптыванием придворных дам и шиканьем их кавалеров. Как только девушка в белых одеждах вошла под высокие своды, по толпе волной пробежало удивлённое любопытство, а когда гостья без лишних церемоний подошла к герцогу, всем стало окончательно ясно, что это и есть та самая загадочная невеста.

Напряжённая тишина заставила Аделарда подняться на ноги и громко произнести:

– Хочу представить вам избранницу моего сына, будущую маркизу Фалькнеса. Но имя её, как и лицо, по желанию жениха, на время праздника останется нераскрытым.

В толпе послышалось шушуканье и тихие смешки.

– Начнём же веселье! – наигранно претенциозно объявил мужчина, и тут же, как по команде, заиграли музыканты.

Задорная мелодия прокатилась эхом по высоким стенам и заполнила прохладный воздух, разливаясь дворцовыми коридорами и выплёскиваясь в открытые окна. Замок оживился, гости, как полагалось, разбрелись подальше от центра, и первые смелые пары вышли на танец, открывающий сегодняшнюю ночь.

– Ты можешь сесть, – благодушно произнёс Аделард, обращаясь к Мари.

Девушка на всякий случай ещё раз раскланялась и аккуратно присела на своё место, смущённо опустив глаза, ощущая на себе множество любопытных взглядов.

– Тебе неуютно? – с натянутой усмешкой спросил мужчина.

– Я не привыкла к такому вниманию, ваша светлость, – чинно произнесла она, подняв взор на герцога.

– Привыкай, – он опёрся о подлокотник кресла и устало опустил подбородок на ладонь. – Балы – скучнейшая вещь, но они бывают весьма полезны для политики.

– Полезны? – нерешительно переспросила Мари.

– Некоторых важных индюков или таких боровов, как вон тот барон, – Аделард махнул рукой в сторону тучного мужчины, чьё круглое лицо едва прикрывалось маской «влюблённого», – можно притащить в столицу только силой или заманить бесплатным весельем. И почему-то именно такие люди бывают необходимы в решении многих политических вопросов.

Он вдруг замолчал, безэмоционально разглядывая толпу. Мари неуютно поёрзала в кресле, не зная, должна ли она сейчас поддержать разговор или ждать, когда герцог сам заговорит снова. Но он не заставил девушку долго ждать.

– Эта женщина, – он снова махнул рукой в сторону гостей, среди которых выделялась стройная дама в тёмном платье. Из-за маски возраст её определить было невозможно, – вдовствующая жена короля Кавальтеры. Всякий раз приезжает, чтобы заигрывать с молодыми лордами. Меня воротит от одного её вида, а юнцы просто не могут отказать ей, она как-никак королева, – мужчина скривился. – Благо, при живой жене, эта старуха не обращает на меня внимания, хотя однажды хотела было положить глаз на Болдера.

– Она так немолода? – всё же осмелилась задать вопрос Мари.

– Разгульный образ жизни накинул к её возрасту ещё лет двадцать, и она выглядит настоящей старухой. Но при её статусе, это не имеет никакого значения.

– Так как маркизу удалось избежать её внимания? – девушка с любопытством глядела на собеседника, совершенно неожиданно показавшегося ей обычным человеком, а не отцом надменного её жениха, виновником всех бед Ладлера.

– Вовремя подсунули ей более мелкую сошку, – усмехнулся герцог. – На короткое время этот барон даже стал её фаворитом, получил неплохое имение в Кавальтере. Чего только не сделаешь ради власти, даже такой незначительной.

Собеседница смущённо молчала. Единственным вопросом, пришедшим ей в голову, был: «Не на большее ли пошёл он сам и его сын ради той самой власти?». Но задать его она, конечно, не могла.

– Знаю, о чём ты подумала, – вдруг вздохнул Аделард. Мари вздрогнула, предполагая, чего ожидать, если её мысли действительно известны герцогу, но разговор неожиданно был прерван.

В зале вновь воцарилась тишина, и по ковровой дорожке к трону подошла Ребекка. Герцогиня, как и её супруг, была без маски. Её печальное бледное лицо выражало глубокую скорбь, на фоне пышного убранства зала выглядящую ещё более мрачной. Женщина учтиво поприветствовала мужа и, даже не взглянув на Мари, опустилась в своё кресло.

Вновь заиграла музыка, но девушке показалось, что звук стал тише и глуше, будто тёмное облако неуёмной печали, окутывающее Ребекку, расползлось, накрывая собой всех присутствующих и скрадывая былое веселье. Мари в этот миг больше всего захотелось забыть обо всём окружающем показном празднике и сделать хотя бы попытку оправдаться, объяснить доброй женщине, как всё было на самом дела. Что она вовсе не собиралась предавать чувств маленькой леди Фрок, что искренне хотела и хочет помочь, но…

– Его светлость Барон Ливио из Кавальтеры, – громко объявил слуга имя новоприбывшего гостя.

– А вот и наш фаворит, – усмехнулся герцог, перекладывая подбородок на другую ладонь.

Мари чуть отвлеклась, перевела взгляд на высокую входную дверь, от которой к ним направлялся ряженный барон в необычайно пёстрой маске птицы и двое слуг в простых карнавальных одеждах, одинаковых чёрных шляпах и полумасках. После сдержанного поклона гость быстро отошёл со своей свитой к одной из белых колонн, двумя рядами стоящих вдоль стен зала, и потерялся из виду.

– Мне казалось, он был выше, – задумчиво произнёс герцог, продолжая бесстрастно блуждать взглядом по маскам и платьям. – Неужто, выпивка так его иссушила?

Мари хотела было что-то спросить, но бледное лицо Ребекки, сидящей между ней и герцогом и глядящей потерянно куда-то в пол, остановило её. Девушка снова ощутила себя подлой предательницей, и невозможность как-либо изменить это положение встала комом в горле. Несколько минут молчания показались вечностью, наполненной лишь отдалёнными звуками однообразной музыки.

– Сын говорил мне, что ты чудесно поёшь, – наконец произнёс Аделард, будто поняв её неуютное безмолвие. – Может, споёшь что-нибудь для нашей благодарной публики.

Его слова прозвучали как настойчивое предложение, в них не было и намёка на вопрос. Мари покраснела, но всё же поднялась из кресла – сейчас ей легче было перебороть своё смущение и спеть перед сотнями людей, чем находиться рядом с человеком, чьё невыносимо тяжёлое молчание казалось куда более болезненным, чем любые пытки и истязания.

Музыка снова затихла, танцующие пары остановились и расступились, освобождая путь для белого «ангела», чинно шагающего к «уголку» музыкантов, нашедшему себе место почти напротив тронной ниши рядом с входом, и отделённому от зала тремя мраморными ступенями и невысокой ажурной изгородью. Девушка медленно поднялась по ступеням и, тихо переговорив с музыкантами, повернулась лицом к гостям.

Всё стихло, маски замерли в ожидании, Мари, сцепив и сжав до боли собственные пальцы, закрыла глаза, медленно вдохнула и тихо запела:

Музыканты медленно вступили, подстраиваясь под неторопливый мотив, заглушая покатившийся по залу восхищённый вздох.

Нежный ангельский голос печально тянул слова старой песни, заставляя гостей зачарованно вслушиваться в немом восторге.

Мари, почувствовав, что начинает задыхаться от подступающих слёз, замолчала. Пронзительная тишина, царящая в зале, заставила её открыть глаза. Но увидев восхищённые лица людей, уставившихся на неё, певица тут же покраснела и ещё сильнее сжала переплетённые пальцы. Она смущённо коротко поклонилась и, стараясь не ускорять шаг, поспешила к своему месту, но как только белые туфельки коснулись ковровой дорожки, зал взорвался оглушительными рукоплесканиями. Девушка вздрогнула и, окончательно раскрасневшись, на дрожащих ногах продолжила путь.

– Мой сын не ошибся, – улыбнулся Аделард, также встречая её сдержанными аплодисментами. – Я в восторге.

Мари нерешительно посмотрела на герцогиню, но та не одарила её даже взглядом, и она, поджав от огорчения губы, опустилась в кресло, стараясь не поднимать взора на гудящую толпу.

После короткого жеста герцога, в зале вновь заиграла музыка, и гости стали расходиться по парам.

Мари нервно теребила золочёную тесьму на рукаве платья, глядя на пушистый ворс ковровой дорожки перед троном, когда в поле её зрения вступили чьи-то ноги. Девушка медленно подняла взгляд на мужчину в пёстрой полумаске, старательно отвешивающего поклоны герцогу и герцогине. Наконец глаза его впились взглядом в белую маску графини.

– Позвольте пригласить вас, – учтиво произнёс кавалер, склонив голову. – Его высочество герцог, не будет против?

* * *

Двадцатью минутами ранее.

– Его светлость Барон Ливио из Кавальтеры! – прозвучал голос слуги над самым ухом. Вильгельм поморщился, спеша скорее уйти от звонкоголосого глашатая, незаметно поправил длинные рукава тёмной рубашки и, дождавшись пока Удо проделает все полагающиеся поклоны, юркнул за ближайшую колонну. После бессонной ночи путники остановились в одной из переполненных гостиниц Фалькнеса и, задремав, опоздали к началу праздника. Теперь они неизбежно привлекли больше внимания, чем планировали.

– Уф, – выдохнул монах, подойдя ближе к друзьям. – Я даже вспотел от волнения, это было страшно.

– Брось, я говорил, что они не станут проверять нас, – усмехнулся правитель. – Тот шпион ошибся. Зато я теперь должен ходить в костюме пажа, – он недовольно скривил губы.

– Это ведь маскарад, – хмыкнул Анкэль. – Да и костюмчик барона оказался уж слишком смешон на тебе, благо, брат Удо вышел ростом.

– Ты на что намекаешь? – сердито фыркнул Вильгельм. – У меня с ростом всё в порядке, это барон был не в меру долговязым.

– Не стану спорить, – пожал плечами монах. – Но тебе полезно будет немного остыть, побывав в шкуре прислуги. А то власть на тебя, кажется, плохо влияет.

– Это не власть, а вынужденное заточение влияет скверно, – буркнул он. – И хватит уже грубить. Не пользуйся нашим скрытым положением для своей мести.

– Я и не помышлял о мести, – заверил Анкэль, – лишь выразил своё мнение.

– Нас так раскроют, – тихо зашипел Удо на своих не в меру шумных спутников, начавших ругаться с того самого момента, как все трое загрузились в экипаж барона Ливио и въехали в Фалькнес. – Прекратите.

В это мгновение в зале вдруг воцарилась тишина, Вильгельм и монахи испуганно переглянулись, но быстро поняли, что все взгляды устремлены вовсе не на них.

– Что там? – удивлённо спросил правитель, пытаясь увидеть, на что же уставились все гости.

– Тише, – зашептал кто-то впереди. – Она, кажется, будет петь.

– Невеста маркиза будет петь, – подхватил другой гость.

– Посмотрим, какой голос у этой ведьмы, – хихикнула какая-то молодая дама совсем близко.

– Наверняка такой же мерзкий, как внешность, – бросила в ответ её собеседница. – А нам придётся восхищаться.

– А кто она? – растерянно спросил Вильгельм, обернувшись.

– О, её имя раскроют после бала, – не упустила возможности посплетничать первая дама. – Говорят, что она из очень богатого рода, но страшно уродлива и сварлива, как фурия. Она околдовала маркиза и уже носит под сердцем ребёнка от его светлости и грозит объявить об этом всему свету, если тот не женится на ней. А пока это тайна.

– Да? – парень скривил губы и отвернулся к своим спутникам. – Видать, не велика тайна, – хмыкнул он. – Ненавижу таких бестолковых сплетниц.

– Тише, – снова шикнул кто-то впереди, и в это мгновение до слуха всех присутствующих донёсся волшебный голос «фурии».

– Это, – правитель без раздумий бросился вперёд, но тут же был остановлен спутниками, они молча вцепились в его руки, не давая идти дальше. Он застыл, вслушиваясь в слова песни.

– Это она, – шепнул Вильгельм, внимая каждому звуку, стараясь услышать и впитать всё, не пропустить ни слова.

– Кто она? – растерянно спросил Удо, подойдя ближе.

– Это Мари, – взволнованно зашептал он. – Это её голос.

– Ты уверен? – недоверчиво вступил в разговор Анкэль.

– Я ни с кем её не спутаю, – отрешённо ответил он. – Боже, как прекрасно она поёт…

Монах хотел что-то сказать, но невольно и сам прислушался и тут же замер, поглощённый словами старинной песни в столь нежном исполнении.

Несколько секунд все трое стояли неподвижно, в воцарившейся непроницаемой тишине, заново осмысливая знакомую с детства историю сгоревшего цветка, но шквал аплодисментов вывел правителя из забытья.

– Теперь нужно действовать! – произнёс он громко, чтобы перекричать гомон толпы. – Я приглашу её на танец и всё расскажу.

– Постой! Ты что сошёл с ума?! – переполошился Анкэль.

– В чём дело?!

– Забыл, что говорил Лотар? Дай мне или Удо сделать это.

– Пока я жив, – зарычал Вильгельм, блеснув глазами из-под маски, – больше не позволю ни одному мужчине касаться её!

– Не будь дураком! Что ты вообще задумал?! – продолжал тихо ругаться монах.

– Я всё объясню Мари и мы сбежим.

– Прямо с бала?!

– Толпа сыграет нам на руку.

– Но не на балу по случаю её замужества! Она же в центре внимания, нужно дождаться ночи!

– Это всё равно, что отступить?! – огрызнулся Вильгельм. – Я терял её уже дважды и больше этого не допущу!

– Мы не можем знать, какой путь нам уготован, – процедил сквозь зубы монах. – Быть может, она выходит замуж по своей воле.

– Этому не бывать! – также тихо закипал правитель. – Я положу свою жизнь, но не отпущу её ни на шаг и никому больше не отдам.

– Не слишком ли ты горяч!

– Я думаю, что прошёл достаточно, чтобы доказать серьёзность своих чувств. Я люблю Мари и женюсь на ней!

– А её ты спросил? Она ведь имеет право выбирать свою судьбу! Сказала ли она хоть раз, что любит и что согласна выйти за тебя?

Вильгельм замолчал. Он уже давно всё для себя решил и сейчас действительно не мог вспомнить, было ли всё сказанное и сделанное Мари её волей и проявлением искренних чувств или же лишь вежливостью. Десятки снов смешались с полузабытой реальностью, и прошлое вдруг встало под сомнение – отголоски слов, прикосновений, даже их первый поцелуй. Хотела ли она всего этого? Или пошла на поводу его эмоций, а потом просто не смогла выбраться из захватившего жизнь течения.

– Где Удо? – резко выдернул из задумчивого забытья взволнованный голос Анкэля.

Парень, опомнившись, без лишних церемоний растолкал близстоящих гостей и тут же нашёл среди танцующих пёструю маску барона Ливио, напротив которой красовалась под белоснежно-золотой полумаской до боли знакомая улыбка Мари.

– Удо, дурак! – Вильгельм ринулся вперёд, но тут же был остановлен спутником. Монах молча указал на приближающихся к паре стражников.

Двое высоких мужчин в парадной форме обратились к «барону», но слов слышно не было, тот возмущённо замотал головой и тут же был бесцеремонно скручен и лишён маски. Все в зале, включая стражей, уставились на хмурое лицо герцога, но тот коротко махнул рукой, и пленник был тут же поставлен на ноги и отпущен. Вновь скрыв лицо, Удо сдержанно поклонился герцогу и как ни в чём ни бывало предложил своей партнёрше продолжить танец.

– Почему они срывают маски? – в недоумении застыл правитель.

– Они ищут тебя, дурак! – зашипел Анкэль. – Твоя глупая ревность могла стоить тебе, да и всем нам, жизней!

– Отлично, – сощурился он. – Значит, правила изменились. И это тоже можно обратить в нашу пользу.

– Что? – ошарашено замер монах. – О чём ты?! Нас ищут!

– Нас ищут, но теперь барон Ливио вне подозрений. А это нам на руку.

* * *

– Позвольте пригласить вас. Его высочество герцог, не будет против? – мужчина с улыбкой смотрел прямо в глаза Мари, ожидая ответа.

Девушка нерешительно взглянула на Аделарда. Танцевать ей совсем не хотелось, но сейчас всё зависело только от желания маркиза, а так как его не было рядом, то от повеления его отца, который одобрительно кивнул и с прежней бесстрастностью проводил пару взглядом.

– Я прошу вас улыбаться, – шепнул мужчина, когда танец начался, – чтобы герцог ничего не заподозрил. Представьте, что я говорю о чудесной погоде и отпускаю весёлые шуточки о вычурности окружающих убранств.

Мари глядела на собеседника с нескрываемым подозрением.

– Я здесь с вашим другом, – ещё тише произнёс Удо.

– Уильям здесь? – почему-то сомнений в личности друга не возникло и на миг. Она с трудом подавила эмоции и постаралась беззаботно улыбнуться. Улыбка получилась весьма натянутой, но это, впрочем, было к лучшему. Она казалась вполне официальной и идеально подходила к тому настроению, в котором, как мог предполагать герцог, пребывала Мари.

– Да, – кивнул монах. – Он хотел лично говорить с вами, но…

– Милорд, позвольте взглянуть на ваше лицо, – раздался мужской голос из-за спины.

Удо обернулся, перед ним стояли двое стражников с непроницаемо серьёзными физиономиями.

– С какой это стати? – с улыбкой спросил монах, мотнув головой. – Разве маски раскрываются не по окончании праздника?

Не говоря больше ни слова, один из охранников грубо заломил руки гостя, второй сорвал с него маску. Мужчина без лишних сопротивлений повис в руках стража, ожидая худшего, но всё же надеясь на счастливый исход. Короткий жест герцога, и он уже снова стоял на ногах.

– Просим прощения, – двое великанов преспокойно удалились обратно в свой тёмный угол, а Удо с напускной обидой вновь нацепил маску. Душа его ликовала и пела, мужчина позволил радости едва заметно коснуться его губ улыбкой и, снова поклонившись собеседнице, ещё раз пригласил её на танец. В этот раз Мари охотно приняла предложение и, как только заиграла музыка, с немым нетерпеливым ожиданием уставилась на партнёра.

– Как видите, личное присутствие Уильяма могло стоить ему жизни, – серьёзно произнёс монах.

– Я должна передать, что ему угрожает опасность, – стараясь не терять улыбки, произнесла девушка. – Маркиз обещал, что не тронет Уильяма, если он явится на бал, но я уверена, что он лжёт.

– Нам нужно скрыться до того, как начнут срывать маски со всех гостей.

– Остерегайтесь маркиза, – шепнула Мари. – Я видела его костюм. Он будет в красно-золотой маске дьявола сегодня.

– Какое подходящее обличье, – усмехнулся собеседник. – Прошу вас быть всё время на виду и не покидать зала ни на миг. Как только Уильям что-то придумает, мы тут же постараемся вас известить о конечном плане. В любом случае, он слишком горяч, чтобы дождаться ночи, наверняка решит бежать прямо с бала.

– Нужно сначала найти маркиза, – закусила губу собеседница. – Раньше он стоял на потайном балконе под самым потолком, но сейчас его там нет. Как только увижу его, постараюсь незаметно дать знак.

– Куда важнее остудить горячую голову Уильяма, чтобы он не кинулся тут же убивать маркиза, – покачал головой Удо. – Судя по пылающему взгляду, он и меня готов на части разорвать.

– Что? – Мари неосторожно глянула по сторонам, но тут же, опомнившись, вновь воззрилась на партнёра. – Он в зале? Где он? – девушка вдруг покраснела. – Мне бы хоть одним глазком взглянуть на него, – помедлив секунду, графиня отважилась задать нескромный вопрос. – Уильям… говорил что-нибудь обо мне?

– Он лишь о вас и говорит, – улыбнулся её смущению монах. – Поверьте, если бы он вас не любил, не бросился бы в самое пекло.

– Но, – она нерешительно взглянула в глаза собеседника, – он ведь… нам нельзя, – она окончательно замялась, не зная как высказать постороннему человеку суть трагедии их отношений.

– Я думаю, Уильям должен сам объяснить вам всё, – задумчиво произнёс мужчина. – А сейчас вам лучше будет изобразить усталость и присесть. Герцог не сводит с вас строгого взгляда.

Мари, совсем забывшись от нахлынувших чувств, сильнее сжала руку кавалера, но тут же подавив улыбку, напустила на лицо тоску.

– О чём вы говорили? – подозрительно спросил Аделард, когда она устало опустилась в своё кресло. – Мне показалось, что этот шут премило улыбался тебе, а ты в ответ ему.

– О, барон шутил на тему вычурности зала и излишней гордости девиц, – произнесла Мари первое, что пришло ей в голову, чувствуя, как густой румянец заливает лицо, и судорожно пытаясь вспомнить, как она вела себя во время танца. – Пытался делать комплименты и быстро утомил меня.

– Мне показалось, что ты сама не отпускала бедолагу, а он куда-то рвался, выискивал в толпе кого-то.

– Нет, нет! Он говорил, что вот сейчас пойдёт и спросит у моего жениха, готов ли милорд отдать меня за золото и земли.

– Как вижу, он изрядно глуп или пьян, раз позволяет говорить в подобном тоне с невестой моего сына, – пальцы герцога напряжённо стучали по подлокотнику кресла. От этого Мари совсем терялась, понимая, что разговор катится по наклонной.

– Возможно, он и пьян и глуп, – едва не задыхаясь от стыда и страха, произнесла она. – Прошу, оставьте его с Богом, он завтра и не вспомнит ничего.

– Что ж, – Аделард коротко глянул на собеседницу, затем скользнул взглядом по отрешённому лицу своей супруги, всё так же безучастно блуждающей в собственных мыслях. – Ладно, – он отвернулся.

– А где же ваш сын, мой будущий супруг? – едва сдержав облегчённый вздох, с натянутой улыбкой спросила девушка. – Почему он не выходит к гостям?

– Он давно уже в зале, – усмехнулся герцог.

– Почему же я не заметила его маски? – Мари нервно сжала руки на коленях.

– О, Болдер как всегда не мог обойтись без сюрпризов, – Аделард с улыбкой покачал головой. – Он одет как слуга и давно уже ходит по залу, подслушивая чужие разговоры. Для этого у нас и заведено позволять прислуге участвовать в празднике, но в скромных нарядах, конечно же. Наверняка, вскоре появится кто-нибудь в его костюме, будь готова танцевать с подставным маркизом.

Лицо девушки побелело и почти слилось с цветом маски, отчаянный страх заколотился в груди, разнося по телу охладевшую кровь. Что если он слышал? Что если он уже всё понял? Что если?… Мари вздрогнула и в потоке мечущихся мыслей уловила одну – нужно во что бы то ни стало предупредить Уильяма об опасности. Глаза сами собой тут же нашли в толпе у одной из колонн пёструю маску «барона», его свита – один слуга, другой. Их ведь двое, какой из них? И в это мгновение взгляд из-под чёрной полумаски обернувшегося к девушке гостя встретился с её тревожным взором. Сердце замерло: «Он», – пронеслось в мыслях, и, совершенно забывшись, она подскочила на ноги. Осознав, что на неё уставилась половина зала, и даже бесстрастная до того герцогиня с удивлением перевала взгляд на неожиданно поднявшуюся графиню, она замерла. В голове шумным роем бились испуганные мысли, щёки пылали, в ушах стучало, а ноги предательски дрожали, но отступать было просто некуда, нужно было что-то решить, и притом срочно.

– Я вспомнила ещё одну песню, – стараясь улыбнуться, взглянула она на Аделарда, потиравшего в ожидании подбородок. – Вы позволите мне?

– Ещё раз сразить гостей? – усмехнулся герцог, видимо, ничего не заподозрив. – Конечно, – он жестом пригласил девушку вновь пройти к музыкантам, но проводил её хитро прищуренным взглядом.

Сколько противоречий и вопросов пронеслось в голове бедной графини на бесконечном пути по ковровой дорожке. На этот раз тишины не было: музыка смолкла, но знать и слуги, вполголоса восторгаясь пением «ангела», с нетерпением ожидали нового творения. Мари украдкой взглянула на чёрную маску, вышедшую во второй ряд перешёптывающихся зрителей, глаза парня безотрывно следили за ней, на губах была заметна едва скрываемая, чуть нервная улыбка – он был в не меньшем замешательстве.

«Я должна, – пронеслась вдруг шальная, сметающая всё на своём пути мысль, – должна заставить его бежать». Понимание сложившегося положения настолько неожиданно поразило её, что Мари едва не споткнулась от взметнувшегося в груди пожара. Маркиз ни за что не даст ей сбежать и Уильяма не отпустит – не даром ведь он пошёл в зал подслушивать чужие разговоры. Да и что за глупый был уговор – отпустить графа, если тот придёт на бал? «Он подл и бесчестен», – в очередной раз вспомнились слова старика Джериона. «Нельзя подвергать Уильяма опасности, – девушка закусила губу, поднимаясь по низким ступеням. – Только не из-за меня». Она глубоко вздохнула, пытаясь на ходу придумать слова несуществующей песни, и смело запела, в надежде, что простая рифма даст её возлюбленному брату понять, чего она хочет на самом деле.

Музыканты, чуть помедлив, но так и не вспомнив напетой мелодии, тихо вступили, стараясь не отставать от слов.

Песня на секунду стихла и снова продолжилась медленно:

Девушка замолчала, всё также не сводя глаз с одной единственной маски, застывшей в толпе, взорвавшейся очередным шквалом рукоплесканий. Вдруг парень напротив на миг отвернулся, затем снова взглянул ей в глаза с пронзительной уверенностью и в момент скрылся из виду. Мари оставалось лишь гадать, как понял он её слова, но сомнений почти не возникало – Уильям всё сделает по-своему.

Она медленно спустилась по мраморным ступеням, изо всех сил усмиряя колотящееся в груди сердце – страх неизвестности становился всё сильнее с каждым шагом по красной ковровой дорожке. Своего масла в ледяной пожар её ужаса подлил Аделард, неожиданно поднявшийся из кресла. Он тихо обратился к супруге, та отрешённо кивнула, украдкой поглядывая на подходящую ближе девушку.

– Я покину вас ненадолго, – повернулся к ней герцог. – Оставайтесь с гостями.

От его мимолётного, ничего не выражающего взгляда, Мари едва не потеряла сознание. Страх уверенно шептал, что всё кончено, что её спаситель раскрыт и вот-вот окончательно увязнет в хитрой ловушке. Девушка, едва дыша, заняла своё место, пытаясь незаметно найти в толпе невзрачную чёрную маску, но ни Уильяма, ни его спутников нигде не было видно.

– Вам нехорошо? – тихий голос Ребекки заставил Мари вздрогнуть. Взяв себя в руки, она взглянула на герцогиню. Лицо её уже не было таким равнодушным, в глазах читалось неподдельное беспокойство.

– Мне немного душно, – пролепетала она, в страхе осторожно поглядывая по сторонам – не притаился ли где рядом любопытный «слуга».

– Мой сын сейчас стоит у колонны справа от нас, – спокойно произнесла Ребекка. – Его я узнаю под любой маской. Пока он занят разговорами со свитой посла Сэфпейса, вы можете не бояться.

– Вы знаете? – нерешительно произнесла девушка, теребя золочёную тесьму рукава. – И вправду верите мне?

– Я вижу, что вы боитесь Болдера, – она опустила глаза. – Я тоже боялась Аделарда… И могу понять.

– Он угрожает убить моих родных, если я не буду молчать, – едва не плача, произнесла Мари. – А сейчас я боюсь за своего брата…

– За графа Уильяма? – удивилась Ребекка, украдкой глянув на сына.

– Да… Он здесь и, – глаза девушки вдруг выловили в толпе знакомую птичью маску. – Один из его друзей, – шепнула Мари, – в зале… Где же Уильям?

– Оставайтесь здесь, – произнесла герцогиня, поднимаясь из кресла. – Я должна кое-что проверить.

Девушка закусила губу, глядя, как она чинно покидает тронную нишу и проходит с учтивой улыбкой мимо расступившихся гостей к боковой двери, за которой несколько минут назад скрылся её супруг.

«Что если Ребекка не поверила? – Мари зажмурилась в попытке собраться с мыслями, сейчас каждый казался ей предателем. – Нельзя больше никому ничего говорить, – она снова открыла глаза, ища взором маску барона Ливио. – Никому, кроме самого Уильяма».

– Я погляжу, тебя все покинули, – раздался вдруг мужской голос над самым ухом. Мари медленно повернулась, едва унимая дрожь. – Подаришь один танец своему будущему супругу?

* * *

– Что ты узнал? – сложив руки на груди и даже не взглянув на спутника, спросил Вильгельм, когда Удо вернулся.

– Что у твоей возлюбленной чудесная улыбка, – усмехнулся монах.

– Не нужно, – осторожно предупредил Анкэль, глядя на белеющие костяшки пальцев правителя. – Ты поступил опрометчиво. Должен был хотя бы посоветоваться.

– Тогда влезать в ваши дрязги было бесполезно, – надулся Удо. – Я хотел помочь.

– Так что ты узнал? – блеснул глазами Вильгельм.

– Что маркиз будет в красно-золотой маске дьявола, – вздохнул лазутчик, – что тебе угрожает опасность в его лице, и что Мари хочет взглянуть на тебя хотя бы одним глазком.

– Правда? Она ждёт встречи? – он мгновенно позабыл о злости и, едва скрывая волнение, обернулся, тут же встретившись взглядом с бело-золотым ангелом. Сердце на миг замерло и тут же тревожно кольнуло – девушка поднялась со своего места и застыла, глядя прямо ему в глаза.

– Что случилось? – настороженно зашептал Удо.

Мари уже медленно шагала по ковровой дорожке в сторону музыкантов. Вильгельм осторожно пробрался ближе, не сводя глаз с взволнованной графини, когда та поднялась по ступеням и, помедлив несколько секунд, вновь запела:

– Это предупреждение? – вновь у самого уха зашептал Удо. – Она поёт о ловушках.

– Я слышу, – шикнул правитель. – Дай дослушать.

Вильгельм нахмурился. «В побеге?» – он мотнул головой, снова вслушиваясь в слова.

– Ты ведь не сказал ей? – вдруг осенило парня. – Ничего про меня не сказал? – повернулся он к Удо.

– Н-нет, – заикаясь от неожиданности вопроса, ответил тот. – Я даже называл тебя Уильямом.

– Конечно, – он снова нахмурился, – она узнала о своём происхождении. Поэтому пошла на союз с маркизом.

– Маска! – вдруг встрепенулся Анкэль, дёрнув Вильгельма за рукав. – Я только что видел ту самую маску, – зашептал он. – Маркиз стоял у колонны и ушёл в открытую дверь.

– Ты уверен? – серьёзно спросил правитель.

– Да, – кивнул монах. – Что делать теперь? Задержать его как можно дольше?

– Нет, – он снова посмотрел на Мари, которая только что закончила петь и, едва дыша, стояла, молча глядя на него.

«Пути назад нет! – призывно взвились мысли. – Любит или нет! Я уйду отсюда с ней или не уйду вообще!»

Он метнулся назад в шумящую аплодисментами толпу, дёрнув за собой спутников.

– Анкэль, отправляйся в конюшню и готовь лошадей, – произнёс Вильгельм, подходя к боковой двери зала. – Удо, оставайся в зале, – он быстрым движением снял с друга ножны с наградной шпагой барона. – Следи за Мари, за герцогом, за всеми!

– Но, – начал было растерянный монах.

– Без вопросов! – рявкнул правитель и тут же, пока шумная толпа была обращена к покорившему их ангелу, кинулся в ярко-освещённый коридор, в котором несколько мгновений назад скрылась маска дьявола.

* * *

День двадцатый. Полдень.

– Упрямец! Наглец! Дурак! – лицо советника не теряло багрового оттенка уже несколько часов. – А ты?! – он со злостью взглянул на супругу. – Ты ведь знала?!

– Сын мой, не нужно повышать голос на бедную женщину, – епископ медленно поднялся со своего кресла и коротким кивком головы попросил бледную Амелию выйти из комнаты.

– Как можно было?! – не унимался Северин. – Как можно было поставить жизнь монарха под угрозу из-за… из-за одной лишь догадки!

– Вильгельм идёт своим путём, – покачал головой Бенедикт. – И нам его не остановить.

– Я бы остановил его! – кулак советника с грохотом опустился на стол. – Она ввела меня в заблуждение! Я верил ей!

– Ложь – большое зло, – всё также невозмутимо продолжал старик. – Но она сделала это не из нелюбви к королю, а напротив, из любви к своей дочери.

– Мари ей не дочь! – рявкнул Северин куда-то в сторону двери.

– Сын мой, сядь, – строго произнёс Бенедикт, – и послушай меня.

Мужчина приутих, вспомнив с кем разговаривает, но каждое его движение оставалось нервным и резким. Он упал в кресло и с ожиданием воззрился на собеседника.

– Чужая душа, – начал тот, – неведомый мир. Я могу лишь гадать, что творится на сердце у Вильгельма, у Амелии, у тебя. Сейчас для всех нас времена особенно тяжёлые, дорога к свету никогда не была лёгкой, особенно в преддверии победы. Но своим укором и пустым сквернословием ты никогда не поможешь молодому королю. Ему нужна наша любовь и поддержка, ведь Вильгельм, по сути, вовсе не взрослый мужчина, не мудрый монарх, а на него возлагается тяжкая ноша, надежды всей страны ложатся на его плечи. Если мы, как ты предлагаешь, выдвинем к стенам Фалькнеса армию, можем только навредить положению. Теперь, когда всё уже свершилось, мы не знаем, где Вильгельм сейчас, что происходит с ним, в опасности он или нет. Нам остаётся лишь молиться, чтобы он вернулся невредимым и душою и телом, – сухая старческая рука легла на плечо советника. – Друг мой, давай же верить Господу. Он не покинет нас, и даже если нам покажется, что это так, мы не должны сдаваться. Пройдя весь путь до конца, мы получим желаемый мир.

Северин тяжело вздохнул, глядя перед собой сквозь пол.

– Так что же, – произнёс он обречённо, – делать вид, что ничего не произошло?

– Хранить всё в сердце своём, – улыбнулся Бенедикт, – и молиться. Молиться за всех нас.

 

Глава 16. Разоблачение

– Вы кого-то ищите? – мужчина в маске краснолицего дьявола испуганно попятился.

– Ищу тебя, – медленно вынимая шпагу из ножен, прорычал Вильгельм.

– Меня? – он сделал ещё шаг назад. – Может, вы с кем-то меня путаете?

– В детстве ты не был таким робким, – парень в свою очередь сделал два шага вперёд.

– В детстве? – недоумевал собеседник.

– Ты не помнишь? Мы виделись несколько раз, когда были ещё детьми, – он стянул с лица маску. – Быть может, так ты узнаешь меня? – приподнял узкий загнутый край чёрной шляпы.

– Я всё ещё считаю, что вы ошиблись, – уверено кивнул мужчина и тут же замер, прижавшись к стене в повороте коридора, остриё шпаги остановилось в пугающей близости от его шеи.

– Снимай маску, – приказал Вильгельм, удивлённый реакцией собеседника на свой резкий выпад. Он был уверен, что надменный маркиз никогда не пропустил бы подобного, однако же этот даже не потянулся к своему оружию.

Мужчина медленно, без резких движений приподнял маску. Под блестящей красной «кожей» скрывалось немолодое бледное лицо с большими серыми глазами.

– Чёрт! – ругнулся Вильгельм, прижимая кончик шпаги к дорогой ткани маскарадного костюма. – Где маркиз?!

– Он наслаждается праздником, – раздался голос из-за спины, и в тот же миг холодная сталь коснулась его шеи. – Брось оружие и повернись ко мне лицом, – приказал неожиданный противник. – Хочу посмотреть, как вырос мой племянник.

Вильгельм откинул шпагу в сторону и медленно развернулся, не скрывая злобы в сощуренных глазах.

– Уходи и никому не говори, что ты видел! – рявкнул мужчина на растерянного слугу. – Я слыхал, что в Сэфланде происходит жуткое падение нравов, – снова обратился он к парню, – и ни о какой воспитанности речи уже не идёт. Ты наглядно доказываешь эти слухи. В последний раз так быстро уехал, даже не зашёл поприветствовать меня, как подобает.

– Тебе подобает покинуть дворец и уступить место законному наследнику престола, – будто испытующе глядя в глаза Аделарду, произнёс тот.

– Я долго сомневался, – усмехнулся мужчина, сильнее прижимая клинок к шее лазутчика. – Переодеть кого-то в барона было плохой идеей, я помню в лицо всех придворных и своих, и чужих. Болдер был уверен, что ты заявишься сегодня, но мы и не подозревали, что придёшь в столь скромном окружении. Тем лучше, – его губы растянулись ещё шире в нервной ухмылке, – некому будет помешать мне, и ты умрёшь так же глупо, как твой отец. И только мой клинок будет оплакивать вас… твоей кровью! – он сделал резкий выпад с замахом, но Вильгельм отскочил в сторону и замер. Шпага герцога, жалобно звякнув, грохнулась об пол, а за ней и сам герцог с тихим стоном повалился ничком. И снова негромкий звон, он вывел Вильгельма из короткого оцепенения, у ног растерянной герцогини лежал бронзовый подсвечник с дымящимися ещё огарками свечей, по тёмной его поверхности стекало несколько капель крови. Ребекка, зажав себе рот дрожащими руками, в ужасе глядела на тело мужа, вокруг которого медленно расползалось кровавое пятно.

– Боже, – прошептала она, молитвенно сжав руки перед лицом. – Прости меня, Господи, – женщина зажмурилась и упала на колени перед супругом. Вильгельм, недолго думая, кинулся к ней, но едва он коснулся её плеч, чтобы помочь встать, герцогиня подняла на него испуганные, полные невольных слёз глаза.

– Тебе нужно бежать, – произнесла она дрожащим голосом. – Скорее беги, пока никто не обнаружил нас!

– Я пришёл за Мари, – уверенно ответил Вильгельм, – и без неё не уйду.

– Она ждёт в зале, – шептала Ребекка. – Болдер… Он тоже там. В одежде слуги. Прошу, – она вцепилась в руку парня, – бегите! Ты не знаешь, на что он способен!

Правитель стиснул зубы, подавляя не утихшее ещё желание мстить, но в следующую секунду, не медля более, кинулся обратно в зал.

– Уильям! – вновь окликнул его голос герцогини. Тот остановился и нетерпеливо обернулся. – Уходите через коридор за первой колонной справа, там меньше всего стражи!

– Куда он ведёт? – нахмурился правитель.

– Вглубь дворцового сада, оттуда нужно будет бежать налево до ворот, – вновь с обречённым взглядом повернувшись к телу Аделарда, ответила Ребекка.

– Благодарю…

Быстрые шаги слились со звуками музыки, и женщина нерешительно коснулась бледнеющей холодной щеки. Она закусила губу, пытаясь сдержать слёзы, но в тот же миг рухнула на спину супруга, сжимая в кулаках его рубашку, и тихо зарыдала.

* * *

– Это шутка? – настороженно произнесла Мари, глядя на протянутую ей руку. – Мой жених – маркиз.

– Значит, герцог ещё не раскрыл меня, – усмехнулся мужчина.

– Ваша светлость? – притворно удивилась она.

– Ты неплохо пела, – не обращая внимания на вопрос, произнёс Болдер. – И танцевала тоже.

– Вы всё видели? – продолжала играть девушка. – Почему же вы скрываетесь среди прислуги?

– Ты подозрительно любопытна, – отрезал вдруг мужчина. – Вставай и танцуй со мной.

Мари молча поднялась на ноги, украдкой выискивая в толпе всё ту же маску, и, вложив руку во вновь протянутую ей ладонь, чинно двинулась за женихом.

– Весь этот сброд так и пышет любопытством, кто же моя сладкоголосая невеста, – произнёс маркиз, поймав на себе несколько любопытных взглядов из толпы. – Тебя называют ведьмой, и это меня злит. Право, я даже немного жалею, что пришлось использовать такое глупое обвинение, породившие не менее нелепые слухи. Видимо, стража в конец разучилась держать языки за зубами, раз уж кто-то прознал про твой арест. Но это пустяки, всех болтунов неизменно ждёт плаха, – он заметил возмущение, вспыхнувшее в глазах девушки, и с усмешкой добавил. – Которой ты чудом избежала.

Мари отвела в момент потускневший, смирённый взор.

– Твои глаза совсем не горят больше, – скривил губы Болдер. – Сейчас ты похожа на миленькую наряженную куклу, не более того. Как быстро гаснет твоя надежда.

– Он так и не пришёл? – спустя несколько мгновений, произнёс маркиз, наклонившись ближе к спутнице. – Ты ещё ждёшь?

Девушка молча отвернулась, показав безразличие, но сердце её заколотилось ещё сильнее от волнения и страха.

– Или тот барон был его посыльным? – усмехнулся он. – Ты не представляешь, как глупо это смотрелось со стороны, – Болдер будто не заметил, как Мари поджала губы, страшась вновь взглянуть на него. – Не менее глупо, чем просто выйти и объявить, что граф уже здесь и с официальным поклоном требовать, чтобы бедняга бежал из замка, – он сильнее сдавил тонкие похолодевшие пальцы девушки. – А мне даже лестно сравнение с драконом. Молчишь? Что ж, в любом случае скоро маски будут сорваны, и мы всё узнаем.

– И что же будет тогда? – решилась тихо задать вопрос она, всё также не поднимая глаз.

– Ты хочешь знать, что будет, если он окажется среди гостей? – губы маркиза подёрнула едва скрываемая ухмылка. – Представим его высокому обществу и пригласим на нашу свадьбу.

– Как я могу верить вам? – она наконец взглянула в холодные серые глаза напротив и тут же, вздрогнув, отвернулась, ощутив подступающий к горлу страх.

– У тебя нет выбора, – шепнул мужчина, снова наклонившись к самому её уху. – Сейчас мне нужно удалиться, – произнёс он громче, глядя куда-то через плечо спутницы. – Оставайся на своём месте. И не забывай, – его рука вновь до боли сжала пальцы девушки, – что поставлено на карту.

Мари закусила губу от острой боли, и как только руки её стали свободны, прижала кулаки к груди. Обернувшись, она увидела, как маркиз приблизился к мужчине, чьё лицо закрывала маска дьявола. Тот произнёс что-то взволнованно, и Болдер с загадочно-зловещей ухмылкой покосился на свою невесту, от чего она вновь побледнела в ужасе. Затем слуга кивнул головой в сторону одного из коридоров, добавил что-то, размахивая руками, и бросился за своим господином к распахнутым дверям.

Девушка растерянно огляделась, стоя посреди зала, где гости, как ей показалось, вдруг перестали замечать её – вокруг кружились в танце разодетые пары, мужчины улыбались, женщины перешёптывались о чём-то, весёлая мелодия, едва слышная за биением собственного сердца, не прекращала разливаться по дворцовым коридорам. Пестрящий перед глазами мир, постепенно начинал сливаться в одну размытую картину, водоворотом затягивая замершие мысли. Голова кружилась, а вечер вовсе не сулил скорой развязки.

Вдруг взгляд выловил яркое пятно, быстро движущееся к главному входу. Мари немного опомнилась, уцепилась за него, проследила – это была маска птицы. Девушка собралась было сделать шаг вперёд, но в этот миг чья-то рука грубо ухватила её запястье.

– Бежим! – разрывая туманную пелену забытья и возвращая мысли обратно в шумный зал, зазвучал совсем близко знакомый голос.

* * *

Вильгельм едва успел остановиться у входа в зал, чтобы вновь надеть маску. Усмиряя бешено пульсирующую в висках кровь глубоким дыханием, он благодарил небеса за то, что даже на балу в замке присутствует куда меньше прислуги, чем положено. Как объясняла это сыну ещё в детстве Эрмелинда, герцог слишком боится предательства, чтобы иметь много слуг. Парень осторожно вошёл под высокий сводчатый потолок и тут же нырнул за ближайшую колонну, теряясь в толпе. В глаза сразу бросились четыре пустых кресла в тронной нише, взгляд отыскал белоснежное платье – светловолосый мужчина в простых одеждах и маске, непозволительно близко наклонившись к лицу Мари, кружился с ней в танце посреди зала.

Стиснув зубы, правитель нашёл среди гостей костюм Удо, он был совсем близко – три разноцветных пера поднимались высоко над бархатной шляпой.

– Нам нужно бежать сейчас же, – вполголоса произнёс Вильгельм, подойдя к другу. – За первой колонной справа есть коридор, ведущий в сад, я улучу момент и побегу с Мари туда. Постарайся отвлечь стражников у главного входа.

Монах коротко кивнул и без лишних вопросов начал медленно пробираться вдоль стены к дверям. Но, обернувшись на миг, тут же ускорил шаг, заметив, что Вильгельм уже вышел из толпы и приближается к растерянной, стоящей посреди зала «девушке-ангелу», а слуга, танцевавший с ней минуту назад, вовсе скрылся из виду.

Не долго думая, Удо сорвал с первой же попавшейся женщины тяжёлое ожерелье и бегом кинулся к центральным дверям. Жертва его подняла такой визг, что на миг опешили все: не только гости, но и музыканты, и стражники, и даже Вильгельм – такого поступка он от друга не ожидал. Но через несколько секунд любопытные придворные, спеша и толкаясь, закрыли собой всё происходящее у выхода, а правитель и сам не понимал, когда успел добежать до бокового коридора.

– Уильям, – послышался сбивчивый шёпот за спиной. – Не может быть…

Под судорожно сжатыми пальцами пульсировала венка на тонком запястье, впереди темнел пустой поворот, и знакомый голос позади звал его – всё вокруг вдруг стало походить на сон. Нереальный, шумный, странный сон. Парень резко остановился и обернулся – прямо перед его лицом застыла бело-золотая маска, а за ней испуганные, полные слёз радости или отчаяния карие глаза. Коротким движением приподняв маску, Вильгельм ещё на миг задержался и тут же, не помня себя и абсолютно позабыв обо всём на свете, прижал хрупкую спутницу к стене, вцепившись руками в её плечи, изучая обезумевшим взглядом милые черты нестерпимо близкого лица.

– Уильям, – успела вновь шепнуть Мари, когда он с жадностью впился в её губы, прижимая всем телом к холодному камню. Всё вокруг на мгновение замерло, будто окутанное серой дымкой неверия в реальность происходящего и тут же взорвалось бешеным стуком сердца. Воздуха не хватало, да он и не был нужен – обоим казалось, что жизнь может продолжаться вечно лишь за счёт этого обжигающего прикосновения. В закрытых глазах искрилось всеми красками незабываемое, необъяснимое чувство разрывающих душу страданий и настоящего блаженства – лучшего, что могло случиться сейчас или когда-либо ещё, ощущения неповторимости момента, его сказочного волшебства. Жар, разлившись по телу и отозвавшись в каждом его уголке приятным покалыванием и дрожью, зажёг на щеках румянец, затрепетал в груди живым огнём.

Вдруг парень оторвался от поцелуя. Часто дыша, он опустил голову, не зная, как взглянуть в глаза любимой. В памяти прокатился отчётливым эхом нежный голос: «Ненавижу, – Вильгельм сжал кулаки. – Ненавижу», – он стиснул зубы и поднял голову, но не увидел ни поджатых от обиды губ, ни полных лютой злобы глаз. Перед ним, глядя с ласковой надеждой, стояла испуганная девушка. Бархатистая кожа на её щеках полыхала, чуть припухшие, раскрасневшиеся губы готовы были поддаться невольной улыбке.

– Уильям, – вновь едва слышно произнесла Мари, нежно коснувшись пальцами его щеки, – я, – рука потянулась к чёрной полумаске, но он тут же опомнился от опьяняющего близостью момента, отпрянул, снова ухватив спутницу за запястье.

– Бежим, – парень бросился вперёд, но едва достигнув поворота, остановился и сделал шаг назад. – На выходе двое стражников, – в голосе его мелькнула обречённость. – Постой! – он потянул девушку, без раздумий двинувшуюся дальше, к себе.

– Я знаю, что делаю, – бросила она через плечо, опуская маску на глаза. – Скорее! Помогите! – громкий её голос заставил Вильгельма вздрогнуть и замереть. – В зале! – кричала Мари, подбегая к растерявшимся стражникам. – Кто-то напал на герцога и сражается с ним сейчас прямо в зале!

Мужчины коротко переглянулись и без лишних разговоров кинулись по коридору прямо в пучину той паники и шумихи, что поднял Удо.

Правитель не стал больше медлить, понимая, как дорога теперь каждая секунда.

– Нас ждут у конюшни, – коротко предупредил он. – Герцог мёртв.

Мари бежала, стараясь не думать ни о словах спутника, ни о своём положении. Остановись она ещё хоть на миг и осознай всю серьёзность совершённого сегодняшней ночью, бегство, возможно, не показалось бы ей лучшим вариантом, ведь тогда…

Рёв тревоги огласил всю округу, разрывая покой полусонного города. Один за другим на стенах замка стали вспыхивать факелы.

– Ещё не поздно, – донёсся до Мари голос спасителя. – Мы успеем! – он обернулся к едва поспевающей за ним графине, хотел сказать ещё что-то, но мысль прервало лошадиное ржание где-то совсем рядом.

– Вильгельм! – второй слуга «барона» влетел на лошади под низкий свод розовой арки дворцового сада. – Скорее! Удо сказал, что вы в саду. Что он натворил? За ним гналась едва ли не вся здешняя стража!

Правитель быстро взобрался на вторую лошадь, приведённую другом. Та недовольно фыркнула.

– Дай мне руку! – он наклонился к застывшей в шаге от него девушке, даже не обратив внимания на вопрос монаха.

Мари на миг потеряла почву под ногами. Всё вокруг, будто в недавнем сне, вспыхнуло ледяным синим пламенем, и слова Уильяма повторились эхом спокойного и нежного голоса, отзываясь его нетерпеливым криком из настоящего.

«Я не могу», – вспомнила она свой ответ и тут же почти явственно ощутила на щеках тепло его пальцев. Остатки сна разлетелись тысячей тусклых искр и погасли, остался лишь шум тревоги и протянутая ей, пусть и не в сияющем ореоле, рука.

– Не бойся! – его крик окончательно вырвал из короткого замешательства. – Я удержу тебя и без седла!

Девушка опомнилась, взглянула на спутника с лёгкой усмешкой – он и не догадывался, насколько часто и усердно она практиковалась в верховой езде. Но не вдвоём без седла… и не в бальном платье. Сдёрнув вниз опостылевшую маску и задрав юбку едва ли не выше колен, Мари решительно ухватилась за руку спасителя и ловко взобралась на коня.

– Держись крепче! – оглушил на миг чуть смущённый голос у самого уха, и девушка, не раздумывая, вцепилась в рубашку на груди спутника. – Анкэль! Чем ты занимался?! Почему лошади не осёдланы?!

Мужчина многозначительно пожал плечами и без лишних слов указал в сторону конюшен, где стражники, уже подоспевшие к выходу по тревоге, спешно растаскивали завалы рухнувшей крыши.

– Отлично, – усмехнулся Вильгельм, натягивая поводья.

– Вы хотели оставить меня с этой сворой? – послышался голос лжебарона. Не останавливая лошадь, он пронёсся мимо.

– Держись! – с неожиданной улыбкой повторил парень.

Пришпоренный конь заржал и во всю прыть ринулся ко всё ещё распахнутым воротам.

Они успели вылететь со двора за миг до того, как на стены замка с шумом и бранью вывалились заспанные стрелки, на ходу натягивающие тетивы. Двор наполнился гулом: ржанием коней, топотом десятков ног и копыт, лязгом оружия. И над всем этим хаосом, на невысоком балконе напротив главных ворот, поблёскивая свирепым взглядом серых глаз, стоял маркиз. Он молча наблюдал за тем, как беглецы уносятся прочь по тёмным улочкам столицы, сжимал кулаки и скрежетал зубами от собственного бессилия и неисполнимого желания придушить наследника своими руками, и сделать это в тот миг, когда он только посмел заявиться в замок.

– Кажется, наступает моё время, – бледное лицо исказила зловещая ухмылка. – Играя на этом поле, вы не избежите поражения. Ты сама хотя бы представляешь, на что обрекла себя?

Роль безутешного сына, которую Болдер так долго готовил, и побег Мари, удобно обернувшийся похищением невесты – всё складывалось весьма удачно.

– Теперь, Вильгельм, ты преступник, – тихо произнёс маркиз, глядя в ночную даль, скрывшую тёмным пологом и беглецов, и брошенную за ними погоню, – а я наследник.

* * *

Звуки погони быстро настигли беглецов и не отставали теперь ни на шаг. Удо нещадно гнал коня, ведя спутников по знакомым ему дорогам на восток. Ехать в монастырь было нельзя, тогда опасность грозила бы всем, и Вильгельм не мог допустить этого, нужно было прежде избавиться от преследования.

Анкэль, постоянно оборачиваясь, замыкал короткий ряд. Конь, несущий молодого правителя и его возлюбленную, то и дело сбавлял шаг и недовольно фыркал, но Вильгельм не жалел несчастного, то и дела хлеща поводьями по шее, требовал у животного отдать все свои силы, но унести их из столицы, дать скрыться в густых лесах Ладлера.

Мари прислушивалась к крикам позади и боялась обернуться, ей чудилось, что они звучат всё ближе, что погоня уже совсем рядом, и вот-вот чьи-то беспощадные руки схватят, свяжут её и вернут назад, в холодные стены людного замка.

Она крепче сжала кулаки, прильнув лицом к спине Вильгельма. Ветер трепал волосы и размазывал по щекам слёзы, но, несмотря на страх, в сердце трепетала радость. Казалось, даже будь эти минуты последними в жизни, она никогда не смогла бы стать счастливее, чем сейчас. Ведь когда всё закончится, она не допустит и мысли о том, чтобы прижаться к брату так непозволительно нежно… Какая малость и в то же время неповторимое блаженство – быть рядом, быть так близко к нему.

– Чуть дальше за городом повернём направо, – раздался вдруг впереди голос Удо. – Главное оторваться от погони и добраться до реки. Там вы сможете скрыться, а мы с Анкэлем уведём солдат вперёд, будем скакать сколько сможем к южной границе. Даст Бог, вернёмся в монастырь через несколько дней!

Вильгельм молчал. Он прекрасно понимал, чем грозит монахам быть пойманными и оказаться в руках маркиза, но другого варианта он не искал – на это не было времени. Да и что он мог? Втянул друзей в опасную игру ради Мари. Наверное, несмотря на собственные желания, в душе он больше был готов к страшной мести за потерянную любовь, чем ко второму её обретению. И теперь рисковать жизнью девушки он попросту не имел права, а потому и своей тоже, это сделало бы бессмысленным весь их поход и все возможные будущие жертвы. Даже предложи он поступить как-то иначе, монахи ни за что не дали бы правителю поставить себя под удар, поэтому всё, что ему оставалось – слушать внимательнее и не отставать.

– Не сбавляйте хода! – проорал сзади Анкэль, когда впереди показались городские ворота. Из-за пребывающих даже ночью гостей, они были до сих пор открыты, но стражи, видно устав от необычайного наплыва людей, вопреки трубящей по городу тревоге, спали на посту. У беглецов был дарованный самими небесами шанс проскочить мимо них до того, как, едва проснувшись, те успеют понять, в чём дело.

– Мне так страшно, – шепнула Мари, сильнее сжимая Вильгельма в объятьях. Она промолчала бы, никогда не открыла своего страха, но сейчас ей до того нужно было услышать голос спутника, чтобы ещё раз убедиться и, возможно, поверить наконец, что безумие, заполнившее, совсем недавно казавшуюся обречённой, жизнь, не прервётся в любой момент в одиноких дворцовых покоях, не рассеется холодными мурашками кошмарного сна по онемевшему телу.

– Не бойся, – его голос звучал нежно. Ни капли строгости или злости. – Я тебя больше не потеряю, – слова, едва коснувшись слуха, растворились в шуме ветра, но ощущение иллюзии, не отпускавшее графиню, всё же рухнуло. В сердце светлой радостью проросла надежда, что влажная ткань рубашки под её щекой, бешеное биение сердца где-то совсем рядом с ладонями, и даже разливающаяся по телу боль от сумасшедшей скачки – всё это не исчезнет.

* * *

День двадцатый.

Райнер молча сидел в кресле, нервно потирая подбородок, напротив него, широкоплечий и грузный, с кудрявой рыжей бородой, восседал сам король Стефан.

Приём у правителя начался, как и полагалось, с официальных нот: представление по титулу, поклоны, доклад. Но когда рыжеволосый великан с добрым лицом услышал, какое именно поручение привело гостей в его замок, всю официальность словно сдуло ветром. Тут же были созваны все приближенные его величества: супруга, сыновья, главный советник, престарелая матушка и ещё несколько самых важных людей, которым, помимо верной стражи, и была объявлена радостная новость: «Вильгельм наконец коронован!». Во время весёлого застолья, быстро организованного по этому поводу, король приказал музыкантам играть громче во славу правителя Ладлера, а сам, позвякивая разукрашенной парадной формой, подошёл к серолицему послу, чтобы вызвать его на личную беседу.

– Я слышал многое о вас, – говорил добродушный монарх, когда они с гостем остались наедине. – Алоис был близок с Северином, как с братом, и я знаю какой ценой вы спасли жизнь советнику. Его преосвященство отец Бенедикт писал мне о вашей дочери, пусть и мельком, но он очень хорошо отзывался о вас. Поэтому я считаю, что могу доверять вам, – Стефан опустился в кресло и жестом предложил собеседнику сесть напротив. – Прямо перед своей смертью граф Алоис привёз в мой замок дубликат важного документа, он счёл нужным, чтобы таковой хранилась и здесь. В документе говорилось о наследном принце Ладлера. В случае, если герцог выступит против Вильгельма, я обещал Алоису выдвинуть свои войска к Фалькнесу, хотя это и нарушит наше соглашение о ненападении. Как вы понимаете, Алоис относился к Уильяму, как к собственному сыну, поэтому…

– Уильям? – неожиданно перебил короля бывший разведчик. – Вы хотите сказать…

– Да, я хочу сказать, что Вильгельм, известный как Уильям граф Сэфландский, и есть наследник, – улыбнулся Стефан.

– Но, – Райнер молча уставился в пол, нервно потирая подбородок.

– Я понимаю, что это звучит довольно неожиданно, – после недолгой паузы продолжил монарх. – Всё это время принц скрывался почти под самым носом у своего злейшего врага.

– Вы в курсе всего, что происходит в Ладлере? – с горечью усмехнулся серолиций.

– У меня хорошие шпионы в вашей стране, но им строго запрещено вмешиваться в ход политических событий. Но речь сейчас не об этом… Не допустить войны – моя главная задача, как правителя. И я не хотел бы прибегать к помощи армии, но…

– Вам нужны сведения?

– Можно сказать и так. Мне нужно, чтобы надёжный человек проследил за Вильгельмом и его окружением. Сейчас, когда он уже коронован, времени осталось совсем мало. Вскоре наследник объявит о своих правах, но я знаю, что герцог пойдёт на всё, чтобы не допустить этого. Он слишком уверился в том, что власть будет принадлежать ему безраздельно.

– В таком случае, я отправлюсь в Фалькнес сейчас же, – Райнер подскочил из кресла. – Подниму все свои старые связи, чтобы…

– Я должен быть уверен, что вы, в случае необходимости, не остановитесь даже перед убийством, – вздохнул Стефан. – На карту поставлено многое… И Вильгельм должен занять трон во что бы то ни стало.

– Поверьте, я пойду на всё, – угрожающе сощурился разведчик. – Позвольте только оставить мою дочь при вашем дворе, пока всё не уляжется.

– Леди Эмили может оставаться здесь сколько пожелает, – улыбнулся рыжебородый король. – Тем более, что она явно нашла общий язык с моим старшим сыном. Он вовсе не намерен ждать пока леди Фрок достигнет нужного для брака возраста, – подмигнул Стефан собеседнику.

– Фрок? Герцог Аделард уже протаптывает дорожку и в Сэфпейс?

– Он должен приехать с официальным предложением об обручении сразу после своей коронации. Но его мотивы давно мне известны. Бедная девочка не виновата, что ей было уготовано родиться в семье Аделарда, но только из-за её невинности я не могу отказать своему сыну в лучших вариантах для женитьбы.

– Но даже если Вильгельм займёт трон, союз вашего сына с леди Фрок будет выгоден с политической точки зрения.

– Я не из тех, кто гоняется за выгодой, – Стефан снова лукаво усмехнулся. – В таком деле как брак, выгода не принесёт счастья. А я желаю своим детям только этого.

Райнер некоторое время молча смотрел на правителя в нерешительной задумчивости, затем с едва заметной улыбкой склонил голову.

– Я преклоняюсь перед вашей мудростью, – он выпрямился. – Теперь я поспешу в Фалькнес.

– Конечно, – король поднялся из кресла. – Я рассчитываю на вас. Но всё же буду держать свои войска готовыми к походу.

– Хотелось бы верить, что мы обойдёмся малой кровью, – Райнер ещё раз коротко поклонился и сделал шаг к двери.

«Лишь кровью моего врага».

 

Глава 17. Наедине

Ночь двадцатая.

– Неужели они отстают? – Мари с надеждой обернулась, крепче прижимаясь к спутнику.

Совсем недавно, когда беглецы прорывались через городские ворота, погоня неумолимо настигала их, а сейчас топот лошадиных копыт казался всё отдалённее.

– Может, боятся ехать в темноте? – задумчиво, но с не меньшей надеждой предположил Вильгельм.

– Я отравил лошадей, – послышался сзади голос Анкэля. Заметив смятение спутников, он чуть пришпорил коня. – Ещё немного и они вовсе не смогут скакать.

– Чёрт возьми! – правитель немного натянул поводья. – Когда ты успел?!

– Подкупил конюхов вином, которое вёз барон, – безрадостно ответил монах. – Нам нельзя сбавлять темп. Уверен, погоня была выслана не только из замка. А значит, скоро нас могут догнать и другие, – он перевёл взгляд на едва освещённую луной дорогу. – За пару дней вся округа будет поставлена с ног на голову в поисках вас.

– Нам нужно как можно быстрее добраться до монастыря, – также глядя в темноту впереди, произнёс Вильгельм.

– Мы вот-вот проедем деревню, за которой будет поворот к реке, там вы сможете свернуть. Пройдёте по каменному руслу и за день-два плутаний вернётесь в Сантерру в обход Фалькнеса.

– А вы?

– Удо уже говорил, мы будем двигаться дальше на юг, постараемся увести след за собой и нагоним вас в святом городе, – он снова сбавил темп, оказавшись позади спутников.

Впереди показались едва теплящиеся огни сонной деревеньки, Анкэль чуть задержался, будто погрустнев, глядя на низкие домики, ютящиеся вдоль дороги. Проехав последний покосившийся сруб, он придержал коня.

– Остановитесь! – он напустил на лицо спокойствие. – Здесь начинается каменная дорога к мосту, и следов не остаётся. Вильгельм! – он снял со своей лошади перемётную сумку и бросил её спутнику. – Там есть немного еды и кремень, – монах быстро глянул на прижимающуюся к спине правителя продрогшую Мари. – Возьмите мою накидку! – он расстегнул тяжёлую фибулу на груди и перекинул шерстяной плащ на плечи девушки. – Мне жаль, что я не успел подготовить все нужные вещи к вашему побегу.

– Благодарю, – она опустила глаза и тут же, чуть опомнившись, сорвала с шеи белую полумаску. – Вот, – отдала ему вещицу. – Возможно, это поможет сбить погоню с толку.

– Отлично, – Анкэль натянуто усмехнулся. – Я прошу вас быть осторожными и благоразумными, – он грозно глянул на молодого правителя. – Спешите в монастырь и смотрите в оба!

– Что с тобой? – Вильгельм прищурился. – Что не так?

– Ничего, – монах поджал губы.

– Нет, что-то не так, – он потянул поводья уставшего коня, норовившего опустить голову.

– Анкэль, не заставляй друга сомневаться в своей честности, – подал голос Удо.

Брат взглянул на него с недовольством.

– Хоть сам я не из этих мест, – произнёс мужчина, чуть помедлив. – Здесь убили моих родителей.

– Ты не говорил об этом, – хмуро оправдался Вильгельм.

– Мы бежали сюда из окрестностей Волдрена, но скрыться не удалось. Проезжавший через деревню священник приютил меня, а затем пристроил в монастырь, потому что никто не мог взять на воспитание восьмилетнего ребёнка, а у него самого настали тяжёлые времена, трудно было прокормить и свою семью.

– Волдрена? – Вильгельм с Мари коротко недоумённо переглянулись.

– Но почему их убили? – тут же тихо спросила она, чуть сильнее сжав пальцами рубашку на груди спутника.

– Они были против правления герцога, и отец пошёл наперекор его законам. – горько усмехнулся Анкэль. – Но теперь это не важно, – он с надеждой взглянул на Вильгельма. – Мы слишком задержались! Скорее, спускайтесь под мост и уходите вверх по течению! – он безжалостно ударил коня в бока. – Удо, нам пора!

Они сорвались с места, оставив правителя и его спутницу наедине под серебристым светом холодной луны.

– Держись крепче, – шепнул Вильгельм, едва касаясь, проведя пальцами по руке Мари. Конь фыркнул и, кусая трензель, двинулся вперёд к реке.

Два часа спустя, в перелеске шириной в сто шагов, между рекой и сжатыми полями, потрескивал замшелыми ветками маленький костёр. Натаскав целый ворох отсыревшего сена и палых листьев, Вильгельм опёрся спиной о ствол раскидистого дуба, переводя дыхание. Мари глядела на огонь, подставляя к пламени озябшие руки и то и дело неуютно кутаясь в шерстяную накидку. Спутник долго наблюдал за ней, то ли не решаясь заговорить, то ли не желая нарушать своеобразного волшебства момента.

Оба они в глубине души ожидали от встречи большего – чего-то особенного, а на деле на романтику времени не оказалось. Всё произошло само собой и слишком быстро, теперь события длинной холодной ночи нуждались, казалось, в долгом осмыслении…

– Мари, – Вильгельм с трудом произнёс имя возлюбленной и тут же замолчал, позабыв, что именно он хотел сказать, под полным потаённой надежды взглядом карих глаз. – Я… Хочу, чтобы ты знала… Я не из тех благородных героев, что описываются в книгах. Наверное, в моих действиях слишком много корысти.

Она непонимающе нахмурилась, но он отвёл глаза, чтобы пересилить смущение и продолжить.

– Я думал, всё будет куда проще, – он усмехнулся с горечью. – Что мы сразу станем ближе. Но сейчас мне кажется, что ты всё также далека… Мари, – от волнения руки начинали дрожать, – ты снилась мне каждую ночь… и каждую ночь говорила, что ненавидишь меня, – сердце больно колотилось в груди. – Скажи, что это не так.

Он, затаив дыхание, поднял глаза на спутницу, та снова поёжилась в накидке, уголки её губ едва заметно приподнялись.

– Тебе ведь тоже холодно? – произнесла девушка, будто не желая замечать его просьбу.

Вильгельм молча опустил голову, глядя на огонь, на щеках заиграл невольный румянец, на миг он почувствовал себя глупым юнцом, прочитавшим своей избраннице бездарные стихи.

– Пожалуйста, – Мари нерешительно подошла ближе, медленно раздвигая полы накидки. – Я никак не могу согреться… И нам нужно хоть немного поспать.

– Что ты предлагаешь? – он подозрительно нахмурился, не решаясь дать волю своей не в меру бодрой фантазии.

– Я знаю, что такое поведение не подобает леди, – она вдохнула поглубже и, скинув плащ, расстелила его на ворохе сена недалеко от искрящегося костра. – Но иначе мы просто замёрзнем.

Бросив в изголовье перемётную сумку, Мари опустилась на самый краешек шерстяной подстилки.

– Прошу, – она смущённо отвела глаза, – ложись рядом со мной.

Вильгельм нервно сглотнул и, также глубоко вздохнув, подошёл ближе. Оставалось сделать всего шаг и лечь в тёплые объятья любимой – чего ещё можно было желать сейчас? Но сердце отказывалось биться ровно, разжигая бешеным трепетом пожар в груди, а решимости не хватало даже чтобы взглянуть на свою спутницу.

– Мне вправду холодно, – окончательно смутившись, поджала губы она, прижимая озябшие ладони к груди.

Вильгельм на миг зажмурился и наконец, переборов неясные душевные метания, медленно встал на колени рядом с ней. Дыхание заметно дрожало и сбивалось, он опёрся на руки, оказавшись лицом к лицу с раскрасневшейся Мари, нависая над ней всем телом.

– Ты совсем замёрз, – будто не понимая причин дрожи своего спутника, произнесла она и, не дожидаясь ответа, слегка подтолкнула его локоть. Парень с тихим вздохом упал рядом, и она поспешила укрыть их обоих накидкой. – Прости, – прижалась к нему, приложив ладони к груди и упершись в них лбом. Холодные руки медленно обвили её плечи и, сомкнувшись за спиной, сдавали почти до боли, сбивчивое дыхание защекотало макушку.

– Я снова должна признаться тебе, – прошептала девушка, прислушиваясь к биению сердца под тёмной тканью рубашки. – Позволь мне сказать всё, пока хватает смелости.

Коротким кивком головы Вильгельм согласился, хотя и понимал, что должен раскрыть правду первым. Но что-то внутри, возможно забитое в дальний угол сознания самолюбие, заставило закрыть глаза и молча слушать.

– Я знаю, что не имею права любить тебя, – едва не задыхаясь от волнения и страха, заговорила Мари. – И не имею права даже говорить об этом… Но я обещала самой себе, что признаюсь во что бы то ни стало. Мне не всё равно, что будет дальше, не всё равно, какой ад я заслужу своими грехами, но я готова на всё, чтобы остаться с тобой. Ты рисковал своей жизнью, спасая меня. Я знаю теперь, что ты мой брат и возможно… Возможно, поэтому пошёл на такую опасность, но тот поцелуй… Ты ведь тоже… Тоже меня…

– Мари, – Вильгельм крепче прижал её к себе, – даже если бы ты была моей сестрой, мне было бы плевать, – рыжеватые волосы на макушке девушки колыхнуло разгорячённое дыхание. – Всё это время я не забывал тебя ни на минуту. Я хочу любить тебя, – его губы на миг коснулись её лба. – Я люблю тебя. И мы можем быть вместе, не боясь гнева небес.

Она нерешительно подняла взгляд.

– Мари, – он собрал всю решимость, чтобы посмотреть в её глаза, – всё довольно сложно… Но теперь я точно знаю, что ты не моя сестра. И я хочу спросить тебя снова. Хочешь ли ты – графиня из богатого рода, выйти замуж за меня – беглого преступника и похитителя чужих невест? – он едва заметно усмехнулся своей невинной лжи.

Девушка успела лишь приоткрыть рот, чтобы ответить, но Вильгельм заговорил снова.

– Я хочу слышать ответ сейчас, но если тебе всё ещё нужно время… Я готов ждать столько, сколько ты потребуешь.

– Нет, – она смущённо отвела взгляд. – Я не хочу больше ждать.

Мари зажмурилась и подалась вперёд. Последние сомнения развеяло горячее дыхание, коснувшееся приоткрытых губ, её ладонь скользнула по мужской груди, шее, щеке, пальцы пробежали по коротким волосам, прижались к горячему затылку, заставляя спутника всё с большей жаждой впиваться в нежные губы. Ещё несколькими минутами позже, его руки почти грубо изучали желанное тело под плотной тканью платья, сжимая порой до сладкой боли.

– Прости, – шепнул Вильгельм в ответ на тихий стон, но Мари лишь с новой волной страсти прильнула к его губам. В висках всё громче стучало взбесившееся сердце, по коже нескончаемой чередой пробегали стайки прохладных мурашек, и под рыхлой шерстью накидки становилось всё жарче. Влажные тонкие пальчики незаметно пробрались под тёмную ткань рубашки, заставляя правителя задыхаться от душащего возбуждения. С тихим шорохом развязалась под его руками белая шнуровка ставшего ненужным платья.

* * *

Наполненная чистым лунным светом, удивительно прозрачная осенняя ночь тихо напевала колыбельные блуждающему в древесных кронах ветру. Колючие звёзды, рассыпавшись по глубокому небосводу, заглядывали в окна домов, под облетевшие сучковатые ветви лесных гигантов, в глаза всех тех, кого эта ночь растревожила, лишив возможности уснуть.

Продираясь сквозь низкие заросли над заброшенной дорогой, позабыв об отдыхе, стремясь вновь исполнять долг перед родной страной, мчался напрямик к спящей Сантерре серолицый разведчик. В мыслях его, сумбурных и усталых, никак не могли улечься все события последних дней. Резко сменивший направление, ход привычной жизни не манил покоем, которого давно уже не знал Райнер, а пугающая неизвестностью тёмная пелена будущего не сулила безоблачных дней. Давно спланированный брак Эмили был разрушен, и дочь, явно обрадованная этим, уже нашла кому подарить свою наивную девичью влюблённость, вовсе не интересуясь мнением отца. Ладлер, покрытый золой двадцатилетнего пожара выжигающей свободу власти герцога, наконец готовился воспрянуть из пепла и обрести спасение в лице молодого, пусть и бестолкового пока правителя. Но хрупкая его жизнь висела на тонком волоске, как казалось серолицему, пока не попала под цепкое наблюдение глаз бывшего шпиона. В высоких стенах монастыря, среди изнеженных без воинской муштры монахов, любой лазутчик сумеет перерезать глотку беспечному Вильгельму.

Мужчина крепче сжал поводья, разметав наполняющий мысли тяжёлый туман усталости, подгоняя недавно смененного коня. Он на миг взглянул на бледный лик огромной луны, висящей в небе и, усмехнувшись про себя нелепому самолюбию, стал припоминать слова давно позабытой короткой молитвы.

* * *

Эмили угрюмо проводила взглядом молодую служанку, засидевшуюся по её просьбе допоздна в просторных покоях гостьи за милой неофициальной беседой. После голостенной монастырской кельи, эта комната, разукрашенная позолотой и парчой, пугала девушку ощущением давящей пустоты. Высокие стены терялись во мраке, нависавшем плотным куполом над дрожащими огнями шести свечей, расставленных в тонких канделябрах на узком письменном столе и у кровати. Отголоски торопливых шагов прислуги ещё недолго доносились из коридора, но вскоре вовсе пропали, вытесненные гулкой ночной тишиной.

Эмили подошла к затворённому окну, с укоризной взглянула на своё отражение в чуть запотевшем стекле. Она наговорила своей случайной слушательнице немало личного. Или она накопила слишком много мыслей, от которых, когда поделишься с кем-то в душевном порыве, становится неловко?

– Что со мной происходит? – девушка вопросительно поглядела на луну, будто ожидая от бледного её образа желанного ответа. Ещё вчерашней ночью она говорила отцу о Уильяме, клялась что не отступится и сама верила в это безоговорочно. А сегодня, почти без сопротивлений со стороны притихшей после долгого забвения совести, пустилась флиртовать с голубоглазым принцем, так невзначай затеявшим разговор с юной гостьей за обедом. Быть может, это было верным решением? Не тревожить сердце юноши, который потерял свою любимую? Кто знает, как долго он будет переживать эту трагедию? Или нужно было оказаться рядом в тяжёлую минуту и сделать всё, чтобы утешить молодого графа? Но… Эмили с досадой закусила губу, отвернувшись от безжизненного взора пустых серых глазниц лунных пятен. Стало вдруг до жгучей боли в груди обидно от собственной распутности, так неожиданно вырвавшейся из скованного манерным воспитанием и монастырским уставом сердца. Шипящая кислотой досада быстро захлестнула, взывая к очнувшейся совести, и медленно схлынула.

– Да кто я такая? – девушка вновь посмотрела в окно. Будто запутавшись в кронах высоких деревьев, звёзды прерывисто мерцали, отчаянно пытаясь освободиться и взмыть обратно к небесным чертогам, освещая путь божественной колеснице. Она тяжело, с нескрываемой усталостью, вздохнула. Действительно, кем она была для Уильяма? Не более чем случайной знакомой, заводившей нескромные разговоры без всякого стыда. Быть может, он уже и забыл о ней. И даже если ещё не забыл, даже если расплывчатый образ чуть загорелого лица бывшей монахини хоть изредка мелькает на задворках его памяти, то и этот призрак исчезнет, когда юноша узнает правду о своей возлюбленной.

«Страдания есть всегда, – будто отдалённым эхом прозвучали в памяти слова отца. – Это не значит, что нам нельзя быть счастливыми».

Эмили ещё раз вздохнула, закрывая покрасневшие от усталости глаза, сложила руки перед лицом, упершись лбом в прохладные пальцы, и зашептала неторопливо молитву за всех скорбящих и безутешных.

* * *

Северин осторожно вытянул руку из-под плеча спящей рядом жены, поднялся с кровати, потирая ноющие от напряжения глаза. Он одёрнул тяжёлые шторы, и лунный свет залил тесную комнатку, выделенную ему монастырём. В этот вечер советник не пытался уснуть. Все мысли его безвольно устремлялись к стенам Фалькнеса, где создавали из густой ночной мглы жестокие миражи, уносящие предсмертными стонами жизнь юного правителя. Мужчина отчаянно пытался верить в своего «ученика», пытался заставить себя видеть в его побеге хоть что-то хорошее, представлять его триумфальное возвращение, полную новых привилегий и открытий жизнь, счастливую улыбку и сияющие радостной влюблённостью глаза, которые лишь однажды удалось узреть Северину в стенах тихого постоялого дворика Волдрена. При мысли о маленькой лесной деревушке советник невольно усмехнулся, вспомнив тёмные вечера, когда, укрытые спасительным сумраком, они встречались с Амелией. Их нежные объятья и сбивчивый шёпот, сердечный трепет, всё реже просыпающийся в уходящей юности и вовсе позабытый в наступившей старости. Мужчина с ласковой улыбкой взглянул на спящую супругу.

Этим вечером он не собирался спать, в душе невольно ожидая стука в дверь. И Амелия пришла к нему. После всего, что было высказано прошедшим днём, снеся в смиренном молчании его несдержанные оскорбления и упрёки, женщина пришла к совсем поникшему супругу, смущённо пряча взгляд. Она просила у него прощения, вновь и вновь коря себя, и в то же время, не скрывая слёз, шепча, как ждёт она их возвращения – Вильгельма и Анны. Воскресшей из мёртвых, развеявшей все страхи и горе. Никогда ещё советник не замечал в себе столь пугающих, рвущих душу чувств. Он будто терял всё – всю свою жизнь, её цель и смысл. Ничего не останется, если Вильгельм не вернётся. Всё погрузится в леденящий траурный мрак, если не вернётся Аннамари. И только едва слышное дыхание в ночной тиши, мерно вздымающееся над грудью любимой женщины одеяло, её струящиеся по белой ткани постели волосы и неслышный, но душою ощутимый, стук родного сердца, не давали седому советнику сойти с ума в ожидании чуда, взирая с надеждой на безмолвную луну и шепча слова полузабытой короткой, но пылкой молитвы.

* * *

В коридорах замка постепенно затихали голоса, гости, не до конца поняв, что же произошло на странном празднике, расходились по своим покоям. Поскрипывая колёсами, уезжали со двора последние экипажи, стражники собирались у западного крыла, выслушав удивительно сдержанную речь бледного и нервного маркиза. Этой ночью многим не суждено было вкусить блаженного, заслуженного длинным и тяжёлым днём, сна.

Болдер стоял у окна, молча глядя на звёздное небо. Придворный врач, буквально в ночной рубашке приведённый в замок, заявил, что герцог будет жить, хотя его состояние внушает опасения. Но жизнь отца сейчас совсем не волновала маркиза, он был готов отнять её в любой момент, как только это потребуется. Перебирая холодными пальцами камни дорогого украшения, украденного «бароном» у не в меру шумной гостьи и возвращённого одним из стражников лишь перед дверью покоев Болдера, он твёрдо решил, что теперь трон будет принадлежать только ему. Мать, запуганная угрозами для жизни младшей её дочери, поклялась не покидать дворца и никому не говорить о произошедшем. Её потерянный и потускневший взгляд не дал маркизу поводов для беспокойства, когда он запер дверь женщины на ключ, обдумывая её будущую туманную судьбу. Вильгельм, желая того или нет, встал на опасную дорогу. Теперь его можно было без опаски убить при первой же возможности. Все гонцы получили чёткое распоряжение: голова разбойника и беглеца теперь стоила немалых денег, как и жизнь украденной невесты.

Болдер скривился в усмешке, окидывая взглядом тёмный небосвод, в мыслях живо представилось лицо графини, приведённой к нему в тяжёлых кандалах. Уж он сумел бы заставить дерзкую дикарку умолять сохранить ей жизнь, позабыв о всякой гордости. Одно лишь это желание приятно грело сердце предчувствием скорого отмщения и безграничной власти над хрупкой жизнью потерявшей всякий страх Мари и павшей на колени, вновь обезглавленной страной.

Болдер до боли сжал в кулаке мерцающее холодным блеском в лунном свете украшение, обнажая зубы в чуть нервной улыбке. Ничто теперь не казалась невозможным, и время, замедлившее ход в предутренней тиши, неумолимо приближало час его победы.

* * *

Тихий скрежет ключа в замочной скважине всё звучал неслышным эхом на самом краешке воспалённого сознания. Огненный жар разливался волнами по непослушному телу, лёгкие с трудом, сквозь ноющую боль, наполнялись холодным ночным воздухом, в голове пульсировал, разрывая запуганные мысли, жгучий комок оживших воспоминаний. Перед глазами то и дело мелькали разбитые картины уходящего вечера: пёстрая толпа, убранства зала, бледное лицо Мари, даже под маской выдающее терзающие душу чувства, едва уловимый запах погасших свечей, кровь на руках и на полу, надменная улыбка сына. Ребекка всё никак не могла надышаться прозрачным воздухом зловещей ночи, поймавшей её в безвыходную западню собственной непривычной смелости. Что будет теперь с Аделардом? Ещё пару часов назад герцогиня в душевных терзаниях проклинала себя, рыдая над его телом, а сейчас было почти всё равно. Нет. Не безразлично. Скорее явственно понятно, что она ничего не сможет сделать для супруга, которого, как женщине самой теперь казалось, она всё же любит, несмотря на леденящий кровь страх, что всегда внушал ей герцог. Что будет с ней самой? Забившись в дальний угол сердца, побитая гордость кричала, что нет разницы, хоть бросьте её в темницу, хоть казните на главной площади – всё едино, только не сдаваться. Но материнская любовь, загородив собой все прочие ущемлённые чувства, упорно твердила, что нельзя лезть на рожон, нельзя перечить новому тирану, облачившемуся в тело её собственного сына. Только ради жизни Фрок нужно терпеть все унижения, любую боль и бесчестье – что угодно, для того чтобы она жила. Чтобы видеть эту жизнь, чтобы иметь возможность оберегать её, заботиться, любить… Маленькая, беззащитная, хрупкая – она стала единственным лучиком спасительного света для прогнившего до основания бастиона лживой власти, для мечущейся в его глухих стенах, истерзанной собственной беспомощностью, материнской души.

Ребекка снова вдохнула с тихим хрипом пронзительно холодный для пылающей груди воздух, вытерла дрожащими ладонями горячечные слёзы и, с едва сдерживаемым стоном, рухнула на ноющие колени. Негромкие слова сбивчивой молитвы растворялись в хрустальном воздухе, уносясь лёгким звоном к незыблемой небесной тверди, откуда взирала на несчастную, горящую в нервной лихорадке женщину, равнодушная мёртвая луна.

* * *

Хмурое осеннее утро озарила едва слышная в лесной глуши песня чижа. Не по сезону бойкая пташка, радуясь неясной погоде, будто нарочно всё громче присвистывала, разгоняя блаженный морок сна. Мари глубоко вдохнула прохладный воздух и, поёжившись, стараясь задержать остатки растрёпанной дрёмы, прижалась к чему-то мягкому и тёплому. Спустя мгновение она опомнилась и, лишь на секунду испугавшись, легла ещё ближе к тихо простонавшему что-то сквозь сон возлюбленному. Невольно покраснев от собственных мыслей, девушка всё же медленно вынула руку из-под «одеяла» и, как могла легко, коснулась кончиками пальцев его щеки.

– Я думала, всё было сном, – прошептала она.

Вильгельм блаженно улыбнулся, открывая глаза, но, поймав убегающий смущённый взгляд Мари, посерьёзнел.

– Прости, – по старой привычке он провёл ладонью по голове, пытаясь убрать давно остриженные волосы. Рука остановилась на шее, пальцы сами собой сжались, будто подгоняя своего владельца в нерешительном извинении. – Прости, что не смог сдержать себя…

– Я ведь тоже этого хотела, – уткнувшись лбом в грудь собеседника, тихо ответила девушка.

– Ты всё ещё согласна, – он секунду помедлил, пытаясь понять, правильно ли сейчас вновь задавать этот вопрос и подавляя невольную усмешку над её внезапной откровенностью, но всё же продолжил. – Согласна выйти за меня?

Мари улыбнулась и подняла наконец взгляд.

– Теперь ты просто обязан на мне жениться, – она ещё больше раскраснелась, заметив уверенную улыбку на лице возлюбленного.

– Не припомню такого закона, – будто нехотя съязвил он, но тут же поспешил исправиться. – Я мечтаю об этом, – его рука, наконец прекратив сдавливать шею, осторожно легла на выглядывающее из-под накидки обнажённое плечо девушки.

– Всё повторяется. Мы снова провели ночь вдвоём, – тихо произнесла Мари, опустив глаза. – И снова ты предлагаешь мне своё сердце, – она чуть поджала ноги, будто желая свернуться клубком.

– Ты боишься? – вкрадчиво прошептал Вильгельм. Девушка закусила губку и хотела было снова спрятать лицо, но его рука, соскользнув с плеча, нежно коснулась её щеки. – Боишься, что всё снова рухнет? – он потянул спутницу к себе, приподнимая её подбородок и прижимая крепче дрожащее тело. На её полузакрытых глазах блеснули невольные слезинки. – Теперь всё будет иначе, – он осторожно прикоснулся пальцами к её губам. Мари подняла влажный взгляд, в котором испуг тут же спрятался под наигранной невозмутимостью.

– Ты в это веришь? – в голосе прозвучала неподдельная наивность.

– Мы наконец вдвоём, – Вильгельм улыбнулся её деловитой инфантильности. – Несмотря ни на что, мы смогли найти друг друга и сбежать. Теперь мне будет легче идти вперёд.

– Куда идти? – задумчиво и даже как-то обречённо спросила девушка, вновь положив ладони на горячую грудь возлюбленного.

– Какая разница, – он помедлил ещё секунду, глядя в широко распахнутые глаза, и наконец прижался к раскрасневшимся губам.

Мари невольно глубоко вдохнула, подаваясь вперёд, и тихо застонала в слишком крепких объятьях.

– Прости, – снова усмехнулся Вильгельм, оторвавшись от трепетного и чуть смущённого поцелуя. – Наверное, я слишком груб.

– Вчера мне это нравилось, – чуть осмелев, призналась она.

– Тогда позволь мне задать вопрос, – он на миг задумался. – Нескромный.

– Теперь ты можешь задавать мне любые вопросы, – она приложила немало усилий, чтобы не отвести взгляд, поддавшись жгучему стыду.

– На счёт вчерашнего, – Вильгельм и сам смутился, но постарался не подать вида. – Ты вела себя довольно смело.

– Слишком? – как ни в чём ни бывало удивилась девушка, будто перестав стесняться.

– Нет, – реакция слегка ошеломила его. – Это не было упрёком.

– Я ведь рассказывала тебе, – Мари задумчиво отвела взгляд, – что меня в детстве обучал старый доктор с востока.

– Да, – собеседник подозрительно нахмурился, не улавливая ещё сути этого воспоминания.

– Он привёз с собой много книг. Среди них была одна, в которой говорилось об «искусстве любви». Я рассказывала тебе о ней, кажется.

– Не припоминаю такого, – задумался Вильгельм.

– Когда убежала из дома и встретила знахаря…

– Я решил, что речь идёт о книге по медицине, ты тогда упоминала строение мужского тела, – он неловко кашлянул.

– Нет, – девушка медленно перевернулась на спину, прижимаясь плечом к груди Вильгельма. – Эта книга была совсем о другом. Учитель не давал мне читать её, но обещал, что она будет подарком к моему четырнадцатому дню рождения. Всё говорил: «Тебе ещё рано, но придёт время…» – она невинно улыбнулась своим воспоминаниям. – Конечно же я смотрела её тайком при каждом удобном случае. Но всё было слишком непонятно тогда, и потому большая часть забылась. Когда учитель собирался уезжать, я спросила его, почему он торопится и почему оставляет мне все свои книги. Разве они не могут пригодиться другим его ученикам в будущем? А он ответил, что больше не будет брать учеников, потому что слишком стар. И что спешит он на свою родину, чтобы умереть в родном доме, там, где его ждёт любимая жена. Он достал с полки ту саму книгу и сказал: «Она была удивительной женщиной и написала её сама для наших дочерей». Тогда я узнала, что все дети старого доктора умерли, когда были ещё совсем маленькими. «Их жизни забрала война», – так он сказал. И жена его тоже умерла, не вынеся потери. Тогда я спросила, почему он не женился снова, почему всё ещё любит свою жену, хотя её давно уже нет с ним. И он ответил, что верит, будто она ждёт его где-то в другой жизни. Я снова не поняла, – Мари покачала головой. – Мучила старика вопросами… Как так в другой жизни? Она на небе? Как они узнают друг друга? А он добро улыбнулся и сказал: «Мы с женой дружили с раннего детства и были первыми друг для друга во всём. Я верю, что наши души принадлежат друг другу навечно». Меня это тогда очень вдохновило, я спросила, будет ли моя душа когда-нибудь принадлежать кому-то. А он сказал, что я обязательно встречу того, с кем захочу провести всю свою жизнь. С ним, и только с ним, я смогу вести себя так, как написано в книге. Я, наверное, мало что поняла тогда. А сейчас понимаю… Ведь теперь моя душа принадлежит тебе.

Она замолчала, задумчиво глядя в серое небо, а Вильгельм с тихим вздохом провёл ладонью по её плечу и аккуратно притянул к себе, сплетая руки за её спиной.

– Значит, я тоже принадлежу тебе, – прошептал он, зарываясь носом в растрёпанные волосы спутницы.

Мари прижалась щекой к его груди и усмехнулась.

– Я тебе не верю, – она осторожно провела пальцами по его животу.

– Чем я хуже старого доктора? – усмехнулся Вильгельм, поцеловав рыжеватую макушку. – Разве я не могу выбрать только одну?

– Может на востоке так заведено, – вздохнула девушка, – а у нас мужчины распыляются на многих избранниц.

– Наверное, у меня восточные корни, – он чуть отстранился, чтобы взглянуть в глаза возлюбленной. – Меня интересовали женщины, но не было среди них ни одной, которая заставила бы меня сходить с ума, не видя жизни без неё. Вдобавок, – губы Вильгельма растянулись в ехидной ухмылке, – все они сбегали от меня едва ли не в первый день знакомства и забывались на второй.

– Значит, я первая не сбежала? – улыбнулась Мари, поднимая на него глаза.

– Ты тоже сбежала, – он снова крепче прижал к себе хрупкое тело девушки. – Но тебя я забыть не смог, – его губы, едва заметно дрогнув, прижались к губам Мари, заставляя отмести всякое смущение, растворив все сомнения в густой и нежной эйфории.

Порыв холодного ветра сорвал с ветвей пожелтевшие листья. Вильгельм невольно поёжился, стараясь спрятать обнажённые плечи под накидку.

– Нам нужно двигаться дальше, – произнёс он, перебирая пальцами пряди длинных волос, раскиданных по сенной «подушке».

– Но куда? – Мари подняла на него пытливый взгляд. – Вы говорили ночью о каком-то монастыре.

– Да, – он чуть помедлил и наконец сел, стягивая с себя тёплое «одеяло».

По спине пробежали мурашки, парень зябко поёжился и поспешил натянуть отсыревшую рубашку.

– Монастырь святого Патриция в Сантерре, там нас ждут.

– Ждут? – девушка тоже села, кутаясь в накидку. – Кто ждёт?

– Северин и Амелия, – он быстро влез в брюки и сапоги. – И целая туча проблем, – шутливо усмехнулся и, подняв с земли смятое платье, взглянул на спутницу. – Позволь, я помогу тебе одеться. А потом пойдём к реке.

Мари смущённо кивнула и, едва не задыхаясь от очередного порыва леденящего ветра, поднялась на ноги.

– У меня к тебе столько вопросов, – девушка одной рукой оперлась на дерево, пока Вильгельм аккуратно затягивал шнуровку и заботливо расправлял длинную юбку. – Почему ты приехал в замок? Как узнал, что я буду на этом балу? Почему ты обрезал волосы? – она улыбнулась, поворачиваясь к спутнику лицом, но тут же задумчиво опустила глаза. – Кто ты, если не мой брат?

– Я? – он осторожно потянул её за собой к реке. – Не знаю, как сказать, чтобы это не звучало слишком горделиво, – улыбнулся, закинув руки за голову и глядя на низко висящие серые облака.

– По-твоему быть беглым преступником – большая честь? – наигранно удивилась Мари.

– Кем я только не был за последнее время, – Вильгельм деловито загнул палец. – Графом, – второй, – бароном, – третий, – монахом, слугой, похитителем, – он демонстративно разжал кулак.

– Так кто же на самом деле? – нахмурилась девушка.

– На самом деле, я король, – просто произнёс парень, расплывшись в довольной улыбке.

Мари, не сдержавшись, рассмеялась.

– Так и знал, что не поверишь, – покачал головой Вильгельм, притягивая её ближе.

– Это звучит слишком невероятно, – чуть успокоившись, улыбнулась спутница. – Тем более, после всех перечисленных чинов.

– Чем я могу доказать тебе это? – спросил вдруг он без тени улыбки, прижав её к себе.

– Что? – Мари тут же посерьёзнела. – Ты… Вправду, – она нахмурилась, не веря тому, что собиралась сказать.

– Да, – он взял девушку за руку и, задумчиво глядя под ноги, двинулся дальше.

– Но как? – непонимающе спросила она, стараясь не отставать.

– Я вернулся к твоему дому в тот же день, – начал рассказ спутник, шагая через корни вековых деревьев, высоко вздымающиеся над землёй. – Но тебя уже не было. Тогда я и узнал от Амелии, кто ты на самом деле. А потом мы случайно встретились в дворцовом саду…

– Из-за этого ты был тогда так холоден? – девушка, чуть погрустнев, сильнее сжала его руку.

– Да, – кивнул Вильгельм. – Мне нужно было всё обдумать, поговорить с матерью. А она отправила меня домой, не дав и слова сказать. Я был тогда очень зол и потерян. А вскоре в наше имение приехал человек, назвавшийся Райнером. Выяснилось, что опасность угрожает мне и дома, что нужно ехать в Сантерру. Мы заночевали у нашего придворного «коновала» и отправились в город. А там меня без лишних вопросов остригли, – он недовольно провёл рукой по коротким волосам, – и спрятали в мужском монастыре. Я думал, что рехнусь там взаперти, с еженощными кошмарами наедине… Но в один прекрасный день меня и ещё нескольких монахов погрузили в телегу и отвезли на главную площадь, ни о чём не предупредив. Мы зашли в собор, и с этого момента всё стало походить на горячечный бред, – парень усмехнулся, мельком глянув на серьёзное лицо собеседницы. – Мать рыдала, епископ болтал что-то о молитвах. Меня заперли в келье с кучей книг, заставили читать. А потом епископ вошёл ко мне и с улыбкой сообщил, что я сын короля Фридриха и королевы Элеоноры, что должен быть коронован и править государством, что вся моя жизнь была ложью… Но, – Вильгельм покачал головой, – проснувшись следующим утром, я понял, что всё не так уже плохо. Я решил, что теперь нам ничто не помешает быть вместе, – он остановился на каменистом берегу быстрой речки, присел и наклонился к прозрачной воде.

Мари медленно опустилась рядом, молча ожидая продолжения запутанной истории.

– Старик Бенедикт сказал мне тем утром, – вновь заговорил он, умыв лицо, – что я должен заявиться в замок герцога, то есть мой замок, после бала, который закатывает маркиз в честь своей помолвки. Я согласился ждать. Меня снова запрятали в тот же монастырь. А следующей ночью приехала Амелия, и я услышал их с советником разговор. Она говорила, что не верит, что маркиз убил тебя, – он взглянул в глаза Мари. – Тогда я не сдержался, наговорил чего-то Северину и той же ночью сбежал с Анкэлем и Удо. По дороге мы напоили и ограбили Кавальтерского барона и заявились на бал при всём параде. Ну а что было дальше, ты и так знаешь.

– Нет, – медленно покачала головой девушка. – Я не знаю, что случилось с герцогом? Ты убил его?

– Не я, – Вильгельм натянуто усмехнулся. – Его убила герцогиня, она и дала мне шанс сбежать с тобой. Но вряд ли маркиз упустит возможность воспользоваться смертью отца и обернуть народ против меня.

Мари тихо вздохнула, глядя на переливающуюся в тусклом свете дня поверхность реки.

– Это будет настоящей охотой.

– Да, ведь я ещё и невесту у Болдера похитил, – попытался улыбнуться правитель.

– Маркиз остался бы в выигрыше в любом случае, – задумчиво произнесла девушка, повернувшись к нему. – Его ведь позвал какой-то перепуганный слуга, одетый в его же костюм… Я пыталась предупредить тебя, но не сумела. Если бы герцог убил тебя, или если маркиз подоспел бы раньше, история вообще не получила бы огласки, а наследника никогда бы уже не нашли. А сейчас он просто натравит на нас всю свою армию, чтобы ты не успел сказать и слова, прежде чем тебя казнят.

– Я сделаю всё, чтобы этого не произошло, – Вильгельм опустился на колени рядом со спутницей, обнимая её за плечи. – А если мы попадёмся, то ты хотя бы сможешь жить дальше.

– Я не буду жить без тебя, – Мари зажала его голову в ладонях. – Небеса благоволят нам, раз дали шанс сбежать. А теперь, когда моя душа…

Она замолчала, глядя на слабую улыбку спутника, а он, покачав головой, прижал возлюбленную к себе, вновь зарываясь лицом в её волосы.

– Я сделаю всё, чтобы занять трон моего отца и видеть тебя рядом каждый день… Моя королева, – он вздохнул, прижимая к себе хрупкое тело и ощущая разливающееся в груди приятное тепло от долгожданных объятий.

– Значит… Теперь не Уильям, а Вильгельм? – тихо спросила девушка. – Я не ослышалась?

– Да, – кивнул он, улыбаясь невинному вопросу спутницы.

Серое утро перетекало в пасмурный день. А впереди ждала тяжёлая дорога на север по лесам и деревушкам туманного осеннего Ладлера.

* * *

Усталость ноющей болью разливалась по телу. Дорога через лес казалась невыносимо долгой, но пройдено было всего ничего и нельзя было останавливаться.

– Чёрт бы побрал этот лес, – бурчал себе под нос беглый правитель, продираясь через густые заросли, то и дело натыкаясь на колючие ветки. – Нет, с лошадью здесь никак не пройти, – он остановился и нехотя повернул назад. Сейчас Вильгельм был уже готов признаться Мари, оставшейся ждать его и стряпать хоть что-то съедобное у изогнутого русла реки, что сил идти дальше у него попросту нет. Бессонные ночи не компенсировались несколькими часами утреннего отдыха, вдобавок, немалых сил стоило пройти и тот мизер, что они одолели до полудня, а при условии, что ноги после вчерашней напряжённо погони весьма неприятно ныли и вообще отказывались двигаться в некоторых направлениях, оставалось только прекратить храбриться и, отбросив глупую гордыню, устроить полноценный привал.

Лишь заслышав шорох палой листвы из леса, Мари с опаской пригляделась, но тут же с радостной улыбкой бросилась навстречу спутнику.

– Глухие заросли, – вздохнул он, смахивая с плеч древесную труху. – Нужно… – Вильгельм едва удержался на ногах, обхватив уже раскрасневшуюся то ли от смущения, то ли от короткой пробежки девушку, повисшую на его шее.

– Тебя так долго не было! – сквозь подступающие слёзы, но всё же не прекращая улыбаться, пролепетала она. – Я боялась, что тебя поймали!

Раздражение, свербевшие в груди после неудачной вылазки, быстро отхлынуло, и он с облегчённым вздохом крепче прижал к себе рыдающую спутницу.

– Не знал, что ты такая плакса, – беззлобно усмехнулся он.

– А я не знала, что ты такой дурак! – она уткнулась лицом в его плечо, слёзы, вопреки всем стараниям, никак не хотели останавливаться. – Где ты был так долго?

– Прости, – он осторожно провёл рукой по рыжеватым волосам, наскоро заплетённым в косу. – Я чуть-чуть заплутал в этих зарослях.

– В следующий раз пойдём вместе, – против собственной воли всхлипнула она. – Ничего не случится с этой лошадью, если одна постоит на опушке.

– Хорошо, – Вильгельм поднял её лицо за подбородок, ласково посмотрел в заплаканные глаза, не пытаясь скрывать добрую усмешку, но лёгкая вуаль печали выдала его смятение.

– Что-то не так? – Мари нахмурилась, медленно сжимая в кулаках рубашку на его груди.

Он на миг отвёл взгляд, но, будто передумав признаваться, вновь улыбнулся.

– Замёрз немного и проголодался.

Она быстро сняла накидку и перебросила на плечи спутника.

– У меня всё готово, – вздохнула девушка, поёжившись от прохладного ветра. – Только не нужно врать.

Парень с мимолётным укором во взгляде затянул её к себе под шерстяной плащ и снова посмотрел нерешительно в глаза.

– Ты не жалеешь? – спросил он тихо. – Что сбежала.

– Почему я должна жалеть? – Мари прижалась щекой к его груди, вслушиваясь в ровное биение сердца.

– Сейчас была бы в роскошном замке, в тепле и сытости, – уже понимая, каким будет ответ, предположил Вильгельм.

– Да, – с наигранной грустью протянула девушка. – Вышла бы замуж за чудовище, а потом ты пришёл бы и убил его, сделав меня вдовой. Меня казнили бы на площади или отдали в монастырь. Как тут не жалеть?

– Это завидная возможность, – так же шутливо хмыкнул спутник. – Зато я король. Пусть пока и без королевства.

– Ты хотел услышать, что я счастлива с тобой хоть во дворце, хоть в сыром холодном лесу? – с улыбкой подняла глаза Мари.

– Наверное, – он деланно недовольно скривил губы.

– Я хочу, чтобы это не вызывало у тебя сомнений, – шепнула она, потянув Вильгельма к себе. – Я счастлива быть…

Он не дал ей закончить, поддавшись соблазнительной близости нежных губ. Остатки печальных раздумий унес слабый порыв осеннего ветра, заставивший влюблённых прижаться ещё крепче друг к другу, не впуская промозглый воздух под тёплую накидку.

– Тебе нужно поесть, – шепнула Мари, отрываясь от поцелуя и тут же вновь возвращаясь к нему, притянутая властным движением прохладной мужской руки.

– Что, всё такой же худой? – усмехнулся он, не давая ей больше отстраниться.

Девушка с улыбкой кивнула.

– Хорошо, – он наконец отпустил свою пленницу. – Интересно, что можно было приготовить в этой дикой местности? – приобняв Мари под накидкой, он двинулся к костру, от которого исходил необычный, но очень приятный аромат чего-то съестного.

Дурные мысли не оставляли Вильгельма и, несмотря на видимое спокойствие, душа металась в неясном, противоречивом предчувствии. Прошедшей ночью всё казалось безумным сном, события неслись сами собой, и беглецы едва поспевали уследить за ними. Уже сегодня всё вокруг застыло – превратилось в неторопливую сказку, наполненную нежностью и непривычным откровением. И казалось почему-то, что всё идёт своим чередом, что так и должно продолжаться день ото дня. Но молодой правитель прекрасно понимал, что эта эйфория вот-вот развеется подобно предрассветному туману и сменится горьким дымом костров перемен. Пламя неизбежно поглотит их – пламя грядущей битвы за право на власть, на совместное счастье, на жизнь. Наверное поэтому Вильгельм так легко поддался разнеженным чувствам – ощутить себя неисправимым романтиком в преддверии своей собственной войны, было в этом что-то спасительное, разбавляющее дурные мысли и ожидания.

Кто знает, суждено ли ему взойти на престол? Суждено ли дожить до своего следующего дня рождения? Добраться до Сантерры, в конце концов… Но сейчас покрытая тенями неизвестность не вызывала страха, как это было после смерти отца. В сердце, в самой его глубине – в основании, прочным фундаментом лежало спокойствие. Не чувство защищённости – чувство, что теперь ему есть что защищать.

– Я ходила выше по течению, – прервала его размышления Мари, – там есть небольшая деревушка.

Вильгельм медленно перевёл взгляд на спутницу, ещё не отогнав шумного роя размышлений, из которых вдруг куда яснее прочих выделилась мысль: «Есть, кого защищать». Уголки его губ невольно приподнялись. Мари была сильной, он видел это в первый день их знакомства, чувствовал сердцем. Но сейчас сердце также подсказывало ему, что за последние недели что-то в ней изменилось, надломилось. И как бы ни пыталась теперь она вновь казаться прежней, что-то глубоко в её глазах выдавало страх. Вильгельм почти не сомневался, она боялась всё потерять. И эта испуганная блёклая искорка тянула его ещё сильнее. Если раньше он почувствовал в лесной целительнице почти равную себе, своего друга, в этом находя её неповторимость, то сейчас к прошлому прибавилось ещё и данное самой природой инстинктивное желание защищать хрупкую девушку, открывшую ему свои потаённые страхи.

– Может, это небезопасно, но стоит попробовать, – закончила фразу Мари.

Он опомнился, мотнул головой, прогоняя наконец свою задумчивость.

– Прости, – парень нахмурился, честно пытаясь вспомнить, о чём был разговор. – Я… Повтори, пожалуйста.

Девушка подбросила в огонь несколько толстых сухих веток, улыбнулась мило и вкрадчиво.

– Ты устал? – она подошла ближе и села рядом с ним на расстеленную накидку. – Давай отдохнём ещё.

– Было бы неплохо, – Вильгельм притянул её к себе, обнимая за плечи, положил подбородок на её макушку, глядя в искрящееся пламя костра.

За спиной едва слышно шуршал лес, впереди плескалась быстрая река, солнце, изредка выглядывавшее из-за плотной пелены облаков, совсем спряталось, создавая ощущение сумерек.

– Так мрачно, – вздохнула Мари, глядя на темнеющее небо, – и… – она не закончила фразу, обернулась, поняв, что шум за спиной всё нарастает.

Вильгельм даже не шелохнулся.

– Дождь? – нарочито обречённо спросил он, когда девушка, закусив губу, перевела взгляд на него. Она кивнула. – Что ты говорила про деревню?

– Она чуть выше по течению, – подскочила на ноги Мари. – Маленькая деревушка.

– Стоит поспешить туда, – он поднялся, потянув следом накидку. – Надевай и залезай на лошадь, – протянул её спутнице.

– Ты ведь тоже устал, – произнесла она, но, поймав на себе строгий взгляд, молча повиновалась. Что-то подсказывало, что спорить будет бесполезно. – Думаешь, там ещё не знают о нас?

– Это было бы лучшим подарком судьбы, – усмехнулся правитель, бросив на потухающие угли последний камень, и взял коня под уздцы. – Скорее всего, гонцов отправили в крупные города и деревни, а оттуда уже, силами здешних блюстителей закона, в более мелкие.

– Чего же нам ждать, если они добрались и сюда? – Мари, выдавая своё беспокойство, слегка теребила лошадиную гриву.

– За мою голову назначат баснословную награду, также как, наверное, и за твоё спасение, – пожал плечами Вильгельм. – Нищий народ будет легко купить.

– Не нужно так, – вдруг нахмурилась девушка. – Нищий – не значит продажный, – ответила она на немой вопрос в глазах собеседника.

– Откуда тебе знать? – хмыкнул тот, подозрительно прищурившись. – Ты же с людьми никогда не общалась.

Она отвела глаза, не найдя с ходу что ответить, или не желая отвечать.

– Я знаю, – отвернулся парень, продолжая шагать вперёд. – Оголодавшие люди могут предать нас, ведь им всё равно, кто мы – парочка беглецов. Как нас представит маркиз? Наверняка я буду кровожадным злодеем, головорезом и похитителем детей, а ты – моей запуганной жертвой. Если бы люди знали, что могут значить наши жизни для них, если бы не верили любому слову, провозглашённому с помоста герцогскими послами.

– Они не верят, – тихо произнесла Мари, вновь взглянув на спутника. – Я думаю, что не верят. Все бояться герцога, но никто не любит так, чтобы верить беззаветно.

– В любом случае, нам придётся рискнуть, – пожал плечами Вильгельм, поёжившись от холодных крупных капель, пробивших ткань рубашки. Дождь, пусть пока и редкий, наконец догнал беглецов, заставляя прибавить шагу и кутаться в медленно промокающую одежду. – Иначе мы рискуем замёрзнуть за ночь. Особенно, если дождь усилится.

– Вот она! – радостно воскликнула Мари, указывая куда-то вперёд.

Вильгельм пригляделся – за повалившимся и нависшим над руслом реки деревом виднелась маленькая водяная мельница, а за ней ещё несколько домиков, стоящих в ряд.

На узкой грунтовой дороге, разделявшей деревенские дворы с низкими покосившимися заборчиками, никого не было. Дождь усиливался, превращаясь в крупный ливень, грязные ручьи потекли к реке. Стараясь не дрожать от холодных струй, бегущих по замёрзшему телу, Вильгельм остановился у первого дома. Он чуть помедлил в нерешительности, но всё же подошёл к двери и собрался стучать, но вдруг остановился, сквозь пелену дождя заметив невдалеке, за несколькими дворами, огонь костра. Он пригляделся и тут же с обнадёженной улыбкой вернулся к лошади, хватая ту за поводья.

– Что случилось? – непонимающе спросила Мари, глядя на него из-под широкого капюшона.

– Ваганты, – радостно объявил правитель, направляясь к костру, над которым можно было уже разглядеть высокий, растянутый на нескольких кривых балках, навес. До слуха путников донеслась едва различимая в шуме воды тихая музыка.

– Что? – девушка прищурилась, пытаясь увидеть, кто именно сидит под навесом. – Кто это такие?

– Бродячие артисты, музыканты и поэты, – усмехнулся парень. – Неужели ты никогда не слышала? Они уж точно не выдадут нас!

– Не выдадут? – тихо повторила Мари его слова. – Хорошо, – отдающийся лёгкой дрожью страх, сменился нешуточным любопытством.

Живя в лесу, девушка никогда не видела вагантов и не могла припомнить, чтобы мать рассказывала что-то о них. Но воодушевление спутника было достаточным аргументом, чтобы заранее проникнуться уважением к этим бродягам.

– Доброго дня, странные люди! – крикнул Вильгельм, приблизившись к навесу, за которым стали различимы две крытые телеги, прикрывавшие стоянку от ветра.

– Шутки изволите шутить?! – вышел навстречу гостям худощавый паренёк в тёплой накидке и зелёной чалме. – Где же он добрый? – при том, что слова его звучали весьма недовольно, лицо озаряла самая неподдельная добродушная улыбка.

– Вот и я об этом, – Вильгельм с ответной улыбкой подошёл ближе, нерешительно войдя под край навеса и протянув руку, чтобы помочь Мари спуститься с лошади. – Не найдётся ли у вас приюта для двух продрогших странников? – он на всякий случай встал чуть впереди спутницы, скинувшей наконец мокрый капюшон и с надеждой воззрившейся на сидящую вокруг костра компанию. Двое молодых мужчин лет двадцати пяти в одинаковых серых плащах и с такими же одинаковыми лицами, седобородый, чуть сгорбленный старик, полная женщина в ярком платке и многослойном платье с широкими рукавами, мальчишка лет двенадцати в большой мешковатой куртке, закрывающей его с ногами – все с любопытством рассматривали гостей. Встретивший их парень молчал, задумчиво потирая подбородок и переводя взгляд с Вильгельма на Мари и обратно.

– У нас ничего нет, – вдруг вышла из-за мужского плеча девушка. – Но я могу помочь по хозяйству и отработать ночлег…

– У нас есть лошадь, – вдруг строго перебил её спутник. – И, если нужно…

– Эй-эй! – переполошился вдруг парень в чалме. – Куда это вас понесло? С каких пор, – он обернулся к друзьям, – ваганты оказывают платные услуги?!

Те отрицательно покачали головами.

– Я только решал, во что бы вас переодеть, – развёл он руками. – А плата у нас своя – история, – он шутливо подмигнул Мари.

– История? – не понял Вильгельм.

– Да, интересная история, – на немой вопрос путников он загадочно усмехнулся. – Ни за что не поверю, что у двух молодых людей, блуждающих по захолустьям Ладлера и скрывающихся от маркиза, нет интересной истории для нас.

Мари невольно вздрогнула, незаметно вцепившись в рукав спутника, но тот лишь снова выступил чуть вперёд, пряча подругу за плечом.

– Значит, здесь о нас уже известно? – произнёс он, подозрительно прищурившись.

– О да! – беззлобно заулыбался собеседник. – Слетевший с катушек разбойник и похищенная им из-под венца графиня. Я как услышал, сразу решил, что вы отличные ребята, – вагант рассмеялся, жестом приглашая гостей к костру. – Среди нас два беглых преступника, политический предатель, бывшая куртизанка и маленький воришка, а я, – парень шаркнул ножкой и почтительно поклонился, – самый что ни на есть, настоящий королевский шпион, к вашим услугам.

– Ну и сброд, – фыркнул сидевший у костра старик. – Франц, не пугай так гостей!

– Да ладно, – артист махнул на него рукой. – Чего о нас только не болтают. Проходите к костру, погрейтесь, – он снова поманил их за собой. – Зиби, найди во что переодеться.

Женщина в тёмном платье поднялась с бревна и, окинув путников оценивающим взглядом, отправилась к телегам, кутаясь в широкий тёплый платок.

– Это была наша кухарка, швея, посудомойка, горничная и знаменитая гадалка Зибилле, – произнёс Франц, плюхнувшись обратно на своё место у костра и провожая женщину взглядом. – Это, – он указал на хмурого старика, – Вендэль. Он злостно разглашает государственные тайны направо и налево, а попутно играет в нашем бродячем театре все серьёзные роли. Братья Дитфрид и Фридеман, – парень указал на близнецов в серых плащах, те быстро переглянулись и с простодушными улыбками кивнули гостям. – Не смотрите, что они такие славные ребята – беглые узники Кавальтерской тюрьмы. Мы зовём их Дит и Фрид и, несмотря на своё преступное прошлое, эти двое великолепно играют на лютне и виоле! Малец наш – бывший воришка, мы его подобрали с год назад в пригороде Фалькнеса. Теперь Бернд по большей части играет в спектаклях женские роли, потому что Зиби для них частенько не подходит, – он с лёгким смешком расставил руки под плащом и надул щёки, намекая на излишнюю полноту гадалки. – Ну а я! – снова почтительно кивнул гостям. – Франциск Самодержавный третий!

– Или просто Франц Самодур, – хмыкнул старик в густые усы.

– Ну да, – рассмеялся в ответ парень в чалме. – Можно и просто Франц. Некогда обычный бастард, ныне шпион, сказитель, артист и любимец женщин!

– Да тебя только Зиби и любит, – съязвил, кутаясь в безразмерную куртку, Бернд. – И то, как несносного сынишку.

– А тебя, как послушную дочурку, – по-детски обиженно ответил артист, но собеседник на это только демонстративно отвернулся. – Так вот, друзья мои, – Франц перевёл взгляд на гостей, тут же позабыв о маленькой ссоре, – мы перед вами, как есть, без прикрас. Расскажите и вы нам по чести, кто вы? И чем так насолили нашей ненасытной власти?

– Вот, нашла! – не дал путникам ответить голос женщины, выбирающейся из телеги. – Придётся девочке в штанах походить, надеюсь, спадать не будут. Мы сами-то все греемся чем ни попадя из инвентаря, – она мельком посмотрела на зелёную чалму. – Есть ещё тёплые покрывала, сделаем из них накидки. А вашу одежду просушим и…

Зибилле остановилась, вперившись взглядом в скинувшую плащ Мари.

– Да-а, – выдохнула наконец она, когда на лице девушки уже во всю разыгрался смущённый румянец. – Это в такой одежде нынче в бега подаются?

– У нас не было времени, – начала было оправдываться гостья, но гадалка перебила её строгим жестом указательного пальца.

– Не хватало, чтобы вы заболели, – проворчала она. – Сначала нужно согреться, а уж потом все эти истории, – женщина неодобрительно глянула на притихшего Франца. – Идите, идите в повозку, переоденьтесь.

– Благодарим вас, – Мари смущённо коротко поклонилась и взглянула с ожиданием на спутника, тот молча кивнул и, приняв из рук Зиби ворох вещей, зашагал к телеге.

– Может, – нерешительно спросила женщина, подозрительно глядя вслед парочке, – нужно помочь с платьем?

Но Мари только ещё больше раскраснелась и отрицательно мотнула головой, поспешив за Вильгельмом, который даже не обернулся на слова заботливой гадалки.

Кое-как развязав промокшую шнуровку и расстегнув все застёжки, девушка медленно стянула рукава и, ёжась от холода, скинула с себя промокшее платье. Она мельком глянула на Вильгельма, тот, угрюмо отвернувшись к холщовой стене, уже затягивал пояс мешковатых штанов.

– Кажется, – с тихим смешком произнесла Мари, расправляя на себе длинную мужскую рубаху, – они предназначались мне.

Парень глянул вниз, недовольно скривил губы – штаны были явно коротки. Он, чуть помедлив, стянул их с себя и, не оборачиваясь, протянул спутнице.

– Ты не хочешь смотреть на меня? – непонимающе, даже слегка обижено спросила она, прикрываясь.

– Я обещал себе, что больше, – Вильгельм осёкся, быстро влез во вторые штаны и продолжил тихо. – Я поступил неправильно вчера в лесу. И… Если сейчас на тебя посмотрю, то могу снова забыть о том, что это было неправильно.

– О чём ты? – Мари нервно сглотнула, продолжая медленно одеваться.

– Нужно немного подождать, – наконец повернулся к ней парень, краешком глаза заметив, что на спутнице уже достаточно одежды. – Иначе, – он хотел что-то добавить, но замолчал, а затем всё же не выдержал, нахмурился и выпалил нервно. – А вдруг меня убьют?! Что тогда тебе делать с нашим ребёнком?!

Девушка ошарашено смотрела на друга, не зная, что ответить. А Вильгельм тут же покраснел и снова отвернулся, закрыв глаза ладонью.

– Я не хочу испортить тебе жизнь. И если бы наше будущее было безоблачным, не грозило бы такими опасностями, поверь, я…

Он не закончил, тонкие руки обвили грудь и сквозь плотный лён рубашки правитель почувствовал сбивчивое дыхание прижавшейся к нему спутницы.

– Я верю, – шепнула Мари, перебирая пальцами кожаный шнурок завязки воротника. – Но не хочу думать о таком будущем… Можешь не смотреть, – она улыбнулась, прильнув щекой к его спине.

– Не боишься? – Вильгельм осторожно развернулся к ней лицом и улыбнулся в ответ, зарываясь носом в растрепавшиеся волосы.

– С тобой, больше не боюсь, – ответила она, поднимая глаза.

Он чуть отстранился, заглядывая в них. Немного наивная, но непоколебимая уверенность поблёскивала тёплым огоньком во взгляде Мари, и от этого улыбка его стала ещё нежнее, а смущение отступило. Он легко провёл пальцем по раскрасневшейся щеке и, поддавшись романтичному моменту, осторожно прильнул к её губам. Но стоило девушке ответить на поцелуй, как он тут же выпрямился, зажмурив глаза. Быстро глубоко вздохнув, он мотнул головой.

– Нет. И этого тоже нельзя, – стараясь не смотреть на спутницу, он выскочил из телеги, на ходу накидывая тёплый серый «плащ», выданный Зибилле.

Мари лишь понимающе усмехнулась ему вслед, догадываясь, что происходит в сердце друга, ведь в её груди трепетали те же чувства – пугающие и манящие одновременно. Она поправила одежду, поплотнее укуталась в сухую накидку и поспешила к костру, где, встречая гостей любопытными взглядами, уже сидели в ожидании их истории бродячие артисты.

 

Глава 18. Новый день

День двадцать третий. Раннее утро.

Промозглый утренний туман делал торчащие над белёсым облаком шпили церквей и краешки тёмных крыш похожими на громадных размеров кладбище. Мрачные сумерки, тяжёлые чёрные тучи, громоздящиеся низко над землёй, и мёртвая тишина.

Подъехав к святому городу на рассвете, Райнер долго смотрел на открывшуюся ему картину с придорожного холма над рекой Санфило. Недвижимый мрачный пейзаж рождал в душе дурное предчувствие перемен. Не тех, что так долго ждал народ Ладлера, а прямо противоположных.

Городские ворота были открыты, тяжёлый мост через реку, впрочем как и всегда, опущен, но отсутствие всякой стражи не на шутку обеспокоило бывшего разведчика. Улицы туманного города были пусты и безжизненны. Тишина, в которой можно было услышать цоканье крысиных лап по камням узких проулков, вызывала невольную дрожь где-то в глубине груди. Хотелось крикнуть: «Есть кто живой?!» – но серолицый списывал царящее вокруг безмолвие на ранний час, обманывая себя. Что-то было не так, и запах неведомой опасности витал в самом воздухе.

Наконец в тумане показались стены дома епископа. Райнер остановил медленно бредущего коня и спешился.

– Эй, кто там?! – послышался голос откуда-то спереди, где терялась в тумане тяжёлая входная дверь.

Шпион на миг замешкался, но затем наигранно неуверенно произнёс:

– Обычный путник. Хотел попасть на приём к его преосвященству!

– Убирайся туда, откуда пришёл, – отрезал голос. – Сегодня приёма не будет! И завтра тоже!

– Что случилось? – не отступал мужчина. – Неужели, отец Бенедикт болен?

– Коронация, олух! – брякнул с усмешкой собеседник. – Все должны сидеть по домам! Так что иди в гостиницу или уезжай из города подобру-поздорову, пока не попался дозорным!

– Никак принца коронуют? – с деланным глупым восторгом воскликнул Райнер, и собеседник наконец показал себя.

– Совсем с ума спятил?! – шикнул седоволосый амбал с крючковатым носом, выйдя из белой дымки вперёд, чтобы увидеть простака, что так бесстрашно кричит на всю площадь слова настрого запрещённые даже к шёпоту. – Маркиз сегодня будет коронован, – он демонстративно стукнул себя кулаком по лбу. – А будешь так орать, попадёшь в темницу, как и все приспешники Бенедикта.

– Простите, – понизил голос серолицый. – Как я мог знать.

– Эй, постой-ка, – нахмурился вдруг охранник, – кажется я тебя…

Он замолчал, с тихим хрипом глянув на свой живот, обожжённый коротким ударом тонкого клинка шпионской шпаги, руки его затряслись, не зная хвататься ли за горло, по которому лезвие полоснуло ещё раньше, не дав и мгновения, чтобы заметить себя, или за кровоточащее брюхо, ноги подкосились, и амбал с невнятным стоном рухнул на колени.

– Да, мы, кажется, встречались, – холодно бросил Райнер, коротким движением протирая клинок и одновременно убирая его в ножны. – Ты мне никогда не нравился.

Спрятать мертвеца в сточной канаве не составило труда. Закиданное жухлой листвой тело должны были найти ещё нескоро. Стараясь не шуметь, шпион осторожно завёл лошадь на конюшню ближайшей гостиницы и, прячась в туманных тенях, вернулся к главной площади. На его счастье, охрана не менялась, и пропавшего горе-сторожа – бывшего подручного одного из исполнителей герцогской воли генерала, никто не хватился. Неприятная встреча всколыхнула в памяти Райнера смутную волну потускневших образов. Да, этот солдат с запоминающимся лицом головореза когда-то мелькнул в жизни шпиона, оставив там глубокий след своим равнодушным взглядом. Именно он стоял у дверей его дома, пока по приказу герцога, за отказ в сотрудничестве, лишали жизни жену серолицего военного. Стоял, перебрасываясь острыми шуточками со своим менее приметным напарником.

«Мразь! – с силой сжал кулаки мужчина. – Вот уж не думал, что выпадет такой славный шанс поквитаться с тобой», – он глубоко вдохнул, пытаясь утихомирить разыгравшиеся эмоции, способные помешать успешному исполнению только что созревшего плана. Райнер понимал, что в одиночку он не справится и с одним отрядом стражи маркиза, а сколько охранников было в доме епископа сейчас, оставалось только гадать. Нужно было во что бы то ни стало разузнать, где держат теперь Северина, жив ли он. Или советник смог скрыться раньше появления нежданных гостей? Кто ещё мог спастись, а кто попасться? Но главным вопросом оставалось – почему маркиз должен быть коронован, и где сейчас настоящий наследник?

Тяжёлые шаги караульного в полутёмном коридоре проследовали мимо укрывшегося в тени шпиона, и тот, с присущей ему осторожностью, бесшумно двинулся дальше к кабинету отца Бенедикта. Туман за узкими окнами медленно поднимался, оставляя на мутных стёклах влажные следы, серый утренний свет нехотя расползался по застланному ковром полу, оставляя всё меньше места такой же серой тени, крадущейся вдоль стены.

– Слышал что-нибудь? – встревоженно спросил мужской голос за поворотом коридора.

– Нет, – сонно ответил второй.

– Мне уже мерещится, – вздохнул первый стражник, опираясь на темнеющий в полумраке дверной проём. – Когда нас сменят?

– Да кто же знает, – покачал головой второй. – Сил нет здесь стоять. Куда старик денется? Ну не сбежит же он, в самом деле.

– А вдруг, кто заявится? – шикнул первый. – Или сам маркиз придёт? Даже не думай, уходить нельзя.

– Да я и не собирался, – буркнул собеседник. – Хоть на пол сесть вздремнуть что ли… Маркиз ещё долго не придёт, до полудня, наверное. Видал, сколько книг ему понесли? Всё, как положено.

– А тебе откуда знать, как положено? – усмехнулся первый. – Как маркиз сказал, так и положено. А что, кстати, дальше будет? Когда он со своей коронацией закончит? Убьёт старика?

Райнер напряжённо прислушался, задержав дыхание, на миг ему показалось, что даже собственное сердце перестало биться, чтобы не упустить такой «удачный» разговор.

– Я сам не знаю, – задумчиво ответил стражник. – Но слыхал, что уже подобрали кого-то, – он вдруг понизил голос и зашептал, так что шпиону пришлось едва ли не подползти к повороту коридора, за которым стояла охрана, – на роль нового епископа.

– А тебе не кажется, что это уже слишком? – в голосе мужчины послышалось нервное напряжение.

– Кажется. Но что ты предлагаешь? Дать ему сбежать? Да если бы хоть треть нашего разговора стала известна маркизу, мы сидели бы сейчас в том же подвале, что и монахи с советником.

– А может и подавно, валялись в луже крови, как…

Он не закончил, снова тяжёлые шаги оборвали тихую речь. Серолицый юркнул обратно в уменьшающиеся тени.

– Наконец-то, – донеслось уже из-за спины. – Мы думали, уснём на посту…

Смена стражи произошла не в самый подходящий момент, но теперь Райнер знал хотя бы, что Северин жив и находится в темнице с монахами. Это давало подозрения, что темницей мог послужить подвал дома епископа или самого мужского монастыря. Третьим вариантом на очереди была Сантеррская тюрьма, но эта вероятность почему-то казалась самой нелогичной. Уж слишком хороши были условия этой тюрьмы для «политических преступников» и врагов маркиза. Да и врагов своих, как известно, нужно держать ближе, чем друзей – этот принцип Болдера подсказывал шпиону, что искать нужно под самым своим носом. А над тем, кто остался лежать в луже крови, Райнер старался даже не задумываться…

* * *

День двадцать второй. Утро.

Вильгельм всю долгую ночь проворочался с боку на бок, зажатый между двумя братьями, которые тем временем спали без задних ног, изредка бормоча что-то с улыбками сквозь дрёму. Только под утро усталость наконец взяла верх, и правитель провалился в тяжёлый туманный сон. Вечером у костра они с Мари поведали свою историю вагантам, то и дело переглядываясь и выясняя даже для себя новые подробности произошедшего с ними. По окончанию рассказа, Франц до того воодушевился, что готов был сам ринуться в бой с надменным маркизом, только бы помочь новым «членам семьи», как он назвал путников (надо сказать, что и отношение к ним всей труппы сразу стало соответствующим – панибратским), занять своё законное место. Зиби долго ахала и причитала над судьбой «несчастной девочки», натерпевшейся от коварного дворянина, а потом ещё столько же наказывала Вильгельму, как хорошо он должен оберегать графиню, раз уж она соблаговолила согласиться выйти за него замуж. Мари при этом поминутно краснела и смущённо прятала глаза, жалея, что её спутник отказался утаить их отношения и назваться братом и сестрой, но тот только утвердительно кивал с натянутой усмешкой. А Франц нашёптывал ему, что у старушки Зибилле скоро кончится словарный запас, и она замолчит. В окончании затянувшегося вечера было решено, что бродячая труппа пожертвует своими грядущими представлениями в Фалькнесе и отправится прямиком в Сантерру, но гостей своих самостоятельно в путь – на верную погибель, не отпустит.

Затем все стали собираться ко сну. Франц объяснил, что раньше они спали в двух телегах, разделившись по трое, и места вполне хватало, но теперь Вендэль, который до того спал вместе с Зиби и Берндом, как настоящий мужчина, уступает своё место Мари, а сам потеснит юнцов во второй телеге. Поэтому под полотняным навесом этой ночью было тесно. Очень тесно. Вильгельм до рассвета проклинал бормотания близнецов, запах отсыревшей одежды, сохнувшей прямо над расстеленными на дощатом полу соломенными подстилками, и оглушительный храп Вендэля, от которого, казалось, дребезжала вся повозка.

Поредевший до холодной мороси дождь закончился к рассвету. Ветер погнал серые облака на запад, будто готовя дорогу восходящему солнцу, первые лучи которого уже разлились жёлто-оранжевым пламенем по горным хребтам где-то на самом краю горизонта. Жители лесной деревушки просыпались, приступая к ежедневным заботам, хотя здесь, за стенами векового бора, рассвета видно не было, и солнце добиралось до людей лишь ближе к полудню.

– А ну-ка просыпайтесь! – удивительно чистый, хотя и довольно низкий голос Зиби разорвал в клочья блаженную дрёму. – Ваше величество, – не открывая глаз, Вильгельм ощутил, что женщина с лёгкой издёвкой усмехнулась, обращаясь к нему по титулу.

– Встаю, – послышался ленивый стон Франца откуда-то сбоку. Правитель, нахмурившись, приоткрыл один глаз.

– Ах, у нас теперь два величества, – рассмеялась женщина, заметив его недовольство. – Но встать должны оба.

– Да встаём мы уже, – пробубнил Вендэль, толкая в бок всё ещё сопящего Фрида. Тот в свою очередь глубоко вдохнул и также толкнул в бок Вильгельма.

Он поёжился, потёр руками лицо, отгоняя растревоженный сон, и сел.

– Доброе утро, – лучезарная улыбка Мари, заглянувшей под полотняный навес, будто кольнула иголкой заспанного правителя. Он едва не подскочил на ноги, на скорую руку заправляя в штаны свободную рубаху.

– Доброе, – произнёс он, стараясь не показать смущение от понимания нелепости своего поведения.

Но девушка лишь тихонько хихикнула и вновь скрылась из виду, опустив край засаленного полога. Вильгельм невольно вспомнил тягостные размышления, одолевавшие его, когда, так и не выяснив всей правды, он покидал герцогский замок, ещё и не зная, от какой опасности пытается укрыть его мать. «Она будет появляться передо мной с невинной улыбкой, одаривать тёплым взглядом, желать доброго утра и безмятежных снов, засыпать в соседней спальне… не со мной, не в моих объятьях, не в моих ласках, – губы сами собой растянулись в довольной ухмылке. – В моих объятьях. Только со мной», – он в последний раз окинул быстрым взглядом свою одежду, выскочил на улицу, попутно вдыхая полной грудью прохладный воздух осеннего утра. Мари уже во всю хлопотала около костра, помешивая что-то ароматное, бурлящее в котелке. Воспользовавшись минуткой, Вильгельм чуть натянул промасленную холщовую ткань навеса, дождевая вода, скопившаяся на нём и не высушенная ещё солнцем, тонкой струйкой скатилась в его ладони. Он быстро умылся и подкрался сзади к увлечённой готовкой спутнице. Она едва не вскрикнула, когда талию вдруг обвили чьи-то руки, но тут же развернулась, собираясь пригрозить другу деревянной ложкой, которую она всё ещё сжимала в руке, но не успела и рта открыть, как Вильгельм со счастливой улыбкой прижался к её губам в неожиданном поцелуе.

– Ты говорил, что этого тоже нельзя, – лукаво прищурилась девушка, когда он чуть отстранился, с довольной улыбкой глядя ей в глаза.

– Пусть хотя бы это будет можно, – покачал головой спутник, упершись носом в её лоб. – Я счастлив, что могу позволить себе так целовать тебя.

Мари подняла на него непонимающий, но всё же лаской взгляд, легонько провела пальцами по щеке, хотела сказать что-то в ответ, но романтичные размышления прервал насмешливый голос Франца.

– Уже с утра воркуют! – парень соскочил с повозки, закинул руки за лохматую белокурую голову и направился к растерянно глядящей на него парочке.

Вильгельм неловко отстранился, отпуская спутницу и отводя недовольный взгляд. Девушка быстро глянула на него и, с едва скрываемой улыбкой, вновь отвернулась к котлу.

– Да будет вам, – махнул рукой артист. – Я смутил вас? – не увидев никакой реакции, парень осторожно толкнул Вильгельма в плечо. – Мой тебе совет, расти бороду, – правитель взглянул на него с недоумением, совет явно не вязался с ситуацией. – Тогда девушка от тебя не отвернётся! – воскликнул Франц с победной усмешкой. – Женщины любят бороду! – он самодовольно почесал покрытый редкой рыжеватой щетиной подбородок.

– Особенно такую плешивую, – хихикнул, выбираясь из второй телеги, Бернд.

Мальчик поуютнее закутался в тёплую куртку и подошёл к костру.

– Доброе утро, – улыбнулась ему Мари, бросив на Франца наигранно равнодушный взгляд.

– Доброе, – мальчишка деловито надулся. – Видал, тебя с твоей хилой бородёнкой просто игнорируют, – он довольно оскалился.

– Это за то, что я вам ворковать помешал? – скривил губы парень.

– Зиби предупредила меня, чтобы я вообще с тобой не разговаривала, – едва сдерживая улыбку, произнесла Мари, не поворачиваясь. – Потому что ты, – она на секунду замолчала, смутившись.

– Потому что падок на красивых девушек, – продолжила Зибилле поучительно, доставая из телеги завёрнутые в полотенце ложки. – А Вильгельму скажу, чтобы не стеснялся и бил тебя по лицу при первых же поползновениях.

– Понял, – рассмеялся Франц, снова закидывая руки за голову. – Ладно, ладно, как я могу покушаться на королевскую добычу?! – он подмигнул Мари, на что та лишь иронично покачала головой, а правитель деланно тяжело вздохнул, отводя взор.

Проведя с этими свободными людьми всего-то несколько часов за беседой у костра, да плюс бессонную ночь в тесной телеге, сейчас он ощущал, что находится в кругу близких друзей, с которыми можно позволить себе вольные шутки.

Никогда не унывающий и не бывающий серьёзным Франц, вечно чем-то недовольный со своими язвительными замечаниями Бернд, молчаливый, добродушный Вендэль, заботливая, хоть и ворчливая Зиби, даже странноватые Дит и Фрид – все они казались Вильгельму настоящей семьёй, которая не обманет и не предаст ни одного из своих членов и охотно примет под надёжное крыло тех, кто действительно нуждается в помощи. Таких как он и Мари.

Мари… Вчера, когда под монотонный шум дождя и потрескивание поленьев в огне она рассказывала о случившемся в замке, он старался не подавать вида, что даже не подозревал о том, что пришлось пережить его возлюбленной, которую он смело назвал невестой перед новыми знакомыми. Но сердце у него колотилось всё яростнее, когда со смущённой полуулыбкой, отводя взор, хрупкая девушка рассказывала о днях, проведённых в темнице в компании дряхлого старика и «мёртвого шпиона», о неведомых тварях, водящихся в вечном сумраке и гнилой сырости тюремных стен, об угрозах Болдера. Он знал, что Мари говорит далеко не всё, лишь вкратце описывает произошедшее, чтобы рассказ казался логичным, но настоящие её переживания остаются за гранью слов, глубоко в душе, куда жизнерадостная на вид целительница не впустит никого. Никого, кроме него. Но в своё время. Кулаки сжимались сами собой от этих воспоминаний, Вильгельм отчасти жалел, что не расквитался с маркизом на балу, но с другой стороны, что-то внутри щекотало и жгло грудь ожиданием мести. Теперь, когда он знает обо всём, рука, занесённая над поверженным врагом, не дрогнет, маркиз будет убит во что бы то ни стало. Никакого суда, никакой пощады – только смерть.

– Всё уже готово, – вдруг врезался в чёрную пелену мыслей беззаботный голос спутницы.

Вильгельм опомнился, взглянул на неё гневно, не успев ещё избавиться от трудно скрываемых эмоций, показавшихся на лице. Но Мари, к его счастью, не видела этого – она уже зазывала из повозки сонных Дита и Фрида, попутно одаривая всех собравшихся у костра артистов самой лучезарной улыбкой, какую только приходилось видеть Вильгельму.

Будто в полусне наблюдал он, как девушка поправляет растрепавшуюся снова косу, потуже затягивая пряди рыжеватых волос, как грациозно порхает – просто идёт навстречу, не сводя с него взгляда блестящих тёплыми искрами глаз, как говорит что-то, как при этом двигаются её губы, как загораются едва заметным румянцем щёки. Смотрел заворожено, будто на ангела спустившегося с небес, не переживая о том, что могут решить остальные, что решит она сама – даже это сейчас не волновало. Только то, что он видел её, и она была будущей королевой – его невестой.

– Ты задумался? – спросила Мари, подойдя к спутнику почти вплотную. – О чём? – она снова улыбнулась, тоже позабыв о взглядах голодных вагантов.

– Думаю, что права была Фрок, когда назвала тебя ангелом, – шепнул Вильгельм. Она окончательно смутилась, покраснев и отведя взор.

– Эй, голубки! – снова вмешался Франц, подкравшись втихаря и выскочив из-за спины правителя. – Хватит уже при мне ворковать! – артист буквально повис на его плече, глядя прямо в глаза девушке, в которых на миг мелькнул испуг, сменившийся лёгким укором. – Завидую же!

– Ты начинаешь утомлять, – деланно сердито, не выходя ещё из себя, произнёс Вильгельм, тряхнув плечом.

– Ты ангел во плоти, – выпрямившись, и даже не взглянув на «соперника», произнёс Франц. – Достаточно этих слов и моей неотразимой бороды, чтобы ты прекратила смотреть на этого хиляка, как на единственного мужчину на свете?

– Этот, как ты выразился, хиляк, – произнесла Зиби, проходя мимо и попутно демонстративно хватая парня за ухо, – скоро станет королём.

– Отпусти, женщина! – возмущённо воскликнул тот, выкручиваясь из рук гадалки. – Я тоже, если ты не забыла, голубых кровей.

– Болтай больше, – усмехнулась она, выпустив наконец раскрасневшееся ухо и без лишних церемоний толкнув артиста к его месту на бревне.

– Что же ты тут делаешь тогда? – воспользовавшись моментом, съязвил Вильгельм, впрочем совершенно беззлобно.

– О, теперь моя очередь рассказывать истории, – заулыбался Франц, подставляя уже тарелку хлопочущей с завтраком Мари. – Смотри, сам будешь виноват, когда сей кареглазый ангел обратит благословенный свой взор на меня, услышав эту историю. И больше в твою сторону ей глядеть не захочется.

Короткий пинок Зиби заставил «шпиона» замолчать и недовольно обернуться, но замешательство его было недолгим и, как только женщина отошла на пару шагов и сама села у огня, он тут же продолжил.

– Родом я из Кавальтеры, – произнёс он так гордо, будто говорил о великой державе завоевателей, а не о крохотной стране, торгующей вином и употребляющей его в небывалых количествах. – Мой покойный батюшка, можете не верить, сам его величество король. Согрешил он как-то с моей матушкой – простой служанкой, и родился я на свет. Конечно же, знала об этом королева, невзлюбила меня эта старая мегера и, как только муженёк её почил вечным сном, выгнала меня куда подальше из дворца, прямо на улицу. Хотя и не привык я к роскоши – жил-то с матушкой, как простой служка, но пришлось мне тяжко, скитаясь одному. Тогда-то я и подался в странствия, которые привели несчастного бастарда в замок доброго короля Стефана. Точнее не в замок, а на конюшню. Но там нашёл меня, замёрзшего и голодного, слуга благородного правителя. Он и пристроил меня в ряды тамошней армии. А когда королю понадобилось заслать доносчика в столицу Кавальтеры, меня отправили, как знающего места и имеющего собственные счёты со старой каргой-королевой. Не погнушался я, отлынивая от данного мне задания, заглянуть и в тюрьму, где навёл изрядно шуму, споив охрану и выпустив всех заключённых, виновных в измене и предательстве власти. Там я и встретил Дита и Фрида, они были так благодарны за свободу, что поклялись всю жизнь служить мне верой и правдой!

При этих словах молчаливые братья переглянулись и слабо усмехнулись друг другу, снова воззрившись на рассказчика, будто слышали эту историю впервые, и продолжили уплетать завтрак.

– Втроём вернулись мы в Сэфпейс, а потом отправились с новым заданием сюда, в Ладлер. Встретили Вендэля и Зиби, организовали этот балаган, – Франц демонстративно махнул рукой в сторону стареньких телег. – Потом нашли Бернда, а теперь и вас, мой ангел, – он нарочито романтично улыбнулся, глядя на Мари и мастерски игнорируя её жениха, который тем временем нахмурился, поджав губы, но тут же махнул на шпиона рукой, заметив, что спутница и вовсе не глядит в его сторону.

– Брось, ты ей не интересен, – хмыкнул Бернд, облизав ложку и протянув девушке пустую тарелку. – И твоя голубоватая кровь тоже.

– Я посмотрю на тебя, оборванец, когда вырастешь, – Франц язвительно скривился, но почти тут же снова заулыбался привычно беззлобно. – Так каков же наш план, достопочтенные господа? – обратился он к гостям, поднимаясь со своего места.

– Едем в Сантерру, – чуть помедлив, произнёс Вильгельм. – И чем скорее, тем лучше.

– Не торопись так, дружок! – развёл руками разведчик. – А как же маркиз?! Нам нужен план.

– И что ты предлагаешь? – деловито встряла в разговор Зиби.

– Предлагаю? – «шпион» скривил губы. – Значит, я один тут самый умный? Ладно, – он наигранно задумчиво нахмурился. – Предлагаю переодеть графиню в мужчину, а Вильгельма в девушку, разделиться и поехать в Сантерру разными дорогами, – он широко улыбнулся, довольный своей идеей, но решительное и неожиданное «нет» от Мари, тут же стёрло улыбку с его лица.

– Я никуда не поеду без Вильгельма, – произнесла она без доли смущения.

– Ах, как всё сложно, – закатил глаза Франц. – Лучше всем нам попасть в лапы маркиза! Ангел мой, – он серьёзно взглянул на девушку, – за тебя я пошёл бы и на плаху, но ведь мне за это ничего не светит. Так что я против такого решительного самопожертвования.

– Как ты корыстен, – покачал головой Бернд. – Это не к лицу мужчине.

– Мнения девочек не спрашивали, – даже не взглянул на мальчугана блондин.

Тот хотел съязвить ещё что-то в ответ, но в разговор вмешался Вендэль.

– Не думаю, что у нас достаточно времени для препирательств, – сурово произнёс старик. – В обход Фалькнеса до Сантерры есть только одна короткая дорога, скорее всего, там нам не проехать. Поедем двумя телегами по длинному пути, с разрывом в несколько часов.

– Но, – попыталась возразить Мари и тут же притихла под строгим взглядом Вендэля.

– Вильгельм поедет с Францем, Зиби и Фридом. Ты со мной и Берндом следом. Дитфрид поскачет верхом самым первым, в случае видимой опасности он сможет вернуться и предупредить нас.

– План хорош, но мне нужно закончить кое-какие дела, прежде чем разъезжаться, – покачала головой Зиби, с пониманием глядя на поникшую гостью. – Распределить провизию, накормить лошадей, спрятать куда-нибудь подозрительные маскарадные костюмы, – она улыбнулась удивлённому взгляду девушки. – Я вспомнила, что у нас чудесное платье, в которое наряжали Бернда на спектаклях. Самое что ни на есть простое.

– Спасибо, – Мари благодарно склонила голову, но печальное выражение не покинуло её лица.

– Эх, жаль это великолепное белое платье, оно было бы бесценно для наших постановок, – женщина сокрушённо вздохнула. – А что же теперь остаётся, только сжечь такую красоту? Как мне его жаль.

– Так закопай его, – буркнул Вендэль, вытаскивая из телеги корзину с оставшейся у артистов едой. – Зачем жечь? Заверни в тряпьё и сунь под какой-нибудь камень. Заберём его, когда всё закончится.

Зиби радостно всплеснула руками и тут же хлопотливо отобрала у старика корзину.

– Я всё сделаю, и через час отправимся в путь, – улыбнулась она. – А ты займись нашими гостями, – она украдкой покосилась на несколько любопытных детских лиц, выглядывающих из-за ближайшего дома. – Кажется, благодарный зритель жаждет зрелищ.

– О! Что я вижу! – неожиданно громко возгласил мужчина, да так, что Мари и Вильгельм, непривычные к таким переменам в поведении нового знакомого, едва не подскочили от испуга. – Достопочтенные господа! И даже юная леди! – Вендэль подошёл ближе к ребятне и протянул руку раскрасневшейся девчушке лет пяти, протолкнувшейся в первый ряд старших товарищей. – К великому сожалению, – продолжил старик, встав перед девочкой на одно колено и зажимая маленькую её ручку в своих сухих морщинистых пальцах, – мы не можем задержаться здесь надолго, дабы осчастливить вас хорошим представлением, но мы с радостью найдём время, чтобы спеть для вас!

В подтверждение его слов тут же глухо звякнула струнами и запела в руках Фрида виола, звуки которой и привлекли вчерашним вечером двух промокших путников. Дети с радостными улыбками бросились к навесу, когда Дит вытащил из-за спины лютню, а Бернд, хотя и с весьма недовольным лицом, выудил откуда-то из-под куртки крохотный самодельный шалмей.

Мари в ошеломлённом восторге смотрела на неожиданно развернувшуюся перед ней картину всеобщего веселья, узнавая мелодию, которую и сама любила порой напевать. Ноги рвались в сложившийся под навесом хоровод, заставляя хоть ненадолго забыть о нависшей над беглецами угрозе и о грядущем, пусть и не долгом, как ей хотелось верить, расставании. Но из водоворота одурманивающей радости её выдернула рука Вильгельма. Он схватил подавшуюся уже вперёд девушку за запястье и на её удивлённый взгляд ответил коротко мотнув головой. Первым объяснением, пришедшим в голову Мари, была ревность, которую правитель не особо тщательно прятал, поглядывая на жизнерадостного Франца. Но, подтянув спутницу ближе, он лишь тихо укорил её за неосторожность.

– Мы не знаем, что о нас рассказывали в этой деревушке, – произнёс он, покосившись на пляшущую вокруг костра ребятню. – Не стоит лишний раз выделяться.

– Я лишь собиралась спеть со всеми, – улыбнулась девушка, почему-то невероятно обрадованная тем, что причиной запрета была не ревность.

– Именно этим ты и выделишься, – улыбнулся парень в ответ. – Вдобавок, я хотел бы побыть с тобой хоть немного перед тем, как мы разъедемся.

– И вправду, – Мари тут же погрустнела. – Меня это пугает…

– Не нужно бояться, – он приподнял её лицо и взглянул в глаза. – Осталось пройти совсем немного.

– Я надеялась, что эти шаги мы сделаем вместе.

– Когда я наконец покончу с Болдером, нас уже ничто не разлучит, – уверено произнёс правитель. Но от упоминания имени недавнего своего жениха девушка стала ещё мрачнее. – Хочешь, – Вильгельм понял, что повёл разговор не в то русло, – я научу тебя обращению с клинком? Я ведь обещал, – он улыбнулся, тепло взглянув на спутницу. Та посмотрела на него с прищуром.

– Я уже и забыла об этом.

– Забыла? Значит, для меня тебе было спеть неловко, а для целой толпы – нет? – он осёкся, заметив собственный язвительный тон. – Я знаю, что во второй раз ты пела для меня. И я был ошеломлён…

Мари улыбнулась, потянув спутника за собой, подальше от лагеря вагантов, где вовсю играла весёлая музыка, в сырую лесную чащу.

– Ты так смущаешься от того, что я хвалю тебя? – хмыкнул Вильгельм, когда девушка наконец остановилась, убедившись что от посторонних взглядов их скрывает старая водяная мельница и несколько метров пожелтевшего бурелома.

– Я не привыкла к похвале, – ответила Мари, повернувшись к нему лицом, – и не знаю, как правильно на неё реагировать.

– Поблагодарить и поверить, что ты лучшая из лучших, – усмехнулся он в ответ.

– Эта твоя тактика? – она рассмеялась. – Вот почему ты так самоуверен?

– А ещё у тебя прекрасный, завораживающий смех, – правитель взял её за руки, глядя в глаза без тени улыбки на лице.

– Нет-нет! – она замотала головой. – Я не смогу сделать всё как нужно, это слишком меня смущает.

– И когда ты смущаешься, мне хочется прикоснуться к твоим раскрасневшимся щекам.

– Ты делаешь это специально? – девушка наконец взглянула в глаза собеседника, стараясь сдержать стеснительную улыбку.

– И когда ты смотришь так, – Вильгельм сделал маленький шаг вперёд, почти прижавшись к ней, – я вижу живой огонь в твоём взгляде. И это заставляет моё сердце биться быстрее.

Мари закусила губу, не в силах противиться разыгравшемуся на лице багрянцу и не решаясь поднять взгляд выше тонких губ, обжигающих её лицо прерывистым дыханием.

– Я не могу передать словами, что чувствую, когда сжимаю твои руки, – Вильгельм прислонил её ладони к своей груди. – Когда ты так близко, мне кажется, что слова вовсе не нужны. Ты ведь тоже чувствуешь это? – губы почти коснулись её лица, Мари затаила дыхание, едва различая его шёпот за бешеным биением собственного сердца. – Ты чувствуешь?

Он не стал дожидаться ответа, руки сами собой обвили плечи девушки, зарылись в мягкие волосы, сковывая её тело, будто в страхе, что нескромный поцелуй оттолкнёт её. Но желание сопротивляться и на долю мгновения не посетило её мыслей – Мари лишь крепче прижалась к возлюбленному, забыв о приличиях и манерах, не вспоминая о том, что он сам не хотел повторять их недавней «ошибки».

Воздуха не хватало, и в груди билось, заставляя сердце то замирать, то вновь сходить с ума, необъятное чувство обладания самым желанным даром небес – взаимностью. Вильгельм каждой клеточкой своего тела ощущал, как его собственные мысли, будто сливаются с мыслями раскрасневшейся избранницы, переплетаются, вливаются друг в друга и бурлящим потоком горячей страсти накрывают обоих, сметая стыд и предрассудки, увлекая за собой в вихрь инстинктивных желаний и неутолимой жажды вожделенного тепла.

– Прости, – прошептал он, едва дыша и продолжая покрывать поцелуями шею девушки. Та лишь невнятно простонала что-то, проведя рукой по коротким волосам спутника и сжимая в кулаках его рубашку. – Прости… Я снова не держу себя в руках, – их губы встретились, и Вильгельм на миг потерял ход здравых мыслей, поддавшись очередной волне пылающего в теле «голода».

Фибула, тихо звякнув, разомкнулась, и серая накидка мягко легла на ворох палых листьев. Мари не стала сопротивляться властным движениям возлюбленного, прижавшего её к себе и быстро опустившего на шерстяную «постель», когда горячие пальцы бесцеремонно забрались под её одежду, скользя по коже и до боли сжимая тело. Она лишь крепче и крепче сдавливала дрожащими ладонями его спину под плотной тканью рубашки.

– Прошу тебя, – вновь зашептал Вильгельм, едва сдерживая себя, чтобы не начать рвать на ней одежду. – Прошу, останови меня… Скажи, что не хочешь этого, и я остановлюсь.

Мари лишь прерывисто вдохнула, не в силах произнести и слова в кипящем потоке мечущихся мыслей и желаний.

– Скажи, – он с рычанием впился в раскрасневшиеся губы, едва не кусая их от, с трудом сдерживаемого, животного влечения и тут же поднялся на руках над замершей спутницей. – Скажи!

Он смотрел в испуганные, но всё ещё затуманенные страстью глаза, до боли сжимая кулаки, из последних душевных сил взывая к собственному здравому смыслу и совести.

– Скажи хоть что-нибудь! – его гневный крик окончательно вывел спутницу из оцепенения, она моргнула и ещё сильнее закусила губу.

– Я, – девушка отвела взор. Внутренний голос, пробиваясь сквозь стук обезумевшего сердца, нашёптывал правильный, но вовсе не честный ответ. – Я не хочу, – Мари прижала руки к груди и отвернулась, стараясь скрыть смущение, вновь напомнившее о себе, подступившим к лицу жаром.

– Прости, – Вильгельм сел рядом с ней, переводя дыхание и глядя в землю. – Я сделал тебе больно… Я этого не хотел.

– Мне не больно, – произнесла она отрешённо, но тут же взглянула на спутника с укором и, совсем раскрасневшись, выпалила: – Мы ведь можем расстаться навсегда! Почему даже сейчас ты боишься?!

– Поэтому и боюсь, – их взгляды встретились, и Мари замерла, поглощённая его печальным пониманием. Он будто хотел высказать всё, что творится сейчас на душе, поделиться всеми взметнувшимися вновь страхами и надеждами, но верил, что эти мысли видны все до единой в его глазах, переполненных трепетной тревогой и нежным предвкушением, жертвенной и бескомпромиссной любовью.

– Ты хотел научить меня фехтовать, – неуверенно улыбнулась девушка, принимая его чувства и смиряясь с выбором спутника.

– Да, – он беззвучно облегчённо вздохнул, увидев её невысказанное согласие, и поднялся на ноги, протягивая руку Мари, поёжившейся от холодного дуновения ветра. – Идём, найдём какую-нибудь полянку. Времени у нас немного.

* * *

Ночь двадцатая.

Когда за спиной осталось добрых пять десятков миль, и лошади начали задыхаться от усталости, беглецы наконец остановились. Оставленные ими следы казались настолько очевидными, что монахи даже засомневались в успешности плана, но всё же понадеялись, что в суматохе погони преследователям не придёт в голову размышлять над немудрёной тактикой врага.

Спрятав лошадей в деревушке, расположившейся на краю густого леса между двух тоненьких речушек, у местного сердобольного священника, беглецы отсиживались в заросшем овраге у дороги, поджидая появления погони. Конечно, посланные за ними стражники могли разделиться и пройти множество других дорог, но если бы кто-то по оставленным следам добрался и в эту глушь, это дало бы надежду, как минимум на то, что меньше преследователей останется на души правителя и его спутницы.

Далёкое уханье сонных, сытых филинов то и дело заставляло монахов нервно оборачиваться, оглядываясь по сторонам. Ночная тишина и усталость рождали призрачные отзвуки голосов и топота конских копыт, и путники поминутно обменивались вопросительными взглядами, пытаясь понять, померещилось ли им в очередной раз или наконец появилась за поворотом дороги пара-тройка всадников. Когда небо начало светлеть, пряча за тяжёлой пеленой облаков восходящее солнце, а на лес опустился сизыми клубами густой туман, по сырой утоптанной земле вдоль лесной кромки пронёсся целый отряд воинов в облегчённой броне. Судя по форме, отряд был выслан из самой столицы, а лошади бежали довольно резво. Видно, их сменили в пути, возможно не в первый раз, исходя из времени задержки. Но то, что сюда добралось столько солдат, явно свидетельствовало либо о том, что отрядов было выслано не менее пяти – именно столько больших развилок встретили монахи на своём пути, либо о том, что преследователи оказались не очень умны и действительно пошли по единственному следу. В планы Анкэля входило заставить стражников думать, что похищенную графиню везут к единственному морскому порту страны, расположенному там, где море самым краешком касается земель Ладлера в юго-восточной его оконечности, и откуда свободные путешественники могут за определённую плату увезти беглецов хоть на край света, не оставив никаких следов. И монахи с молитвенной надеждой верили, что план сработал.

– Всё-таки попались, – усмехнулся Удо, облегчённо вздыхая и глядя с ожиданием на спутника.

– Хотелось бы верить, – тот сбросил с себя налетевшие с багряно-жёлтых деревьев влажные листья. – Нужно забрать лошадей и поспешить обратно в монастырь.

– Наши лошади и из деревни выйти не успеют, как попадают замертво, – помотал головой монах. – Мы их загнали.

– Загнали или нет, но выбор невелик. Проедем сколько сможем.

– Можно пройти через лес напрямик, – вкрадчиво произнёс Удо. – Часа через четыре будем дома. У отца сейчас не лучшие времена, но он сумеет помочь нам с одеждой и лошадьми.

– Я не хочу тревожить его, – покачал головой Анкэль. – Мы справимся сами.

– Прекрати, – дружественно возразил собеседник, – у тебя наконец есть возможность снова его увидеть, а ты пройдёшь мимо? Я знаю, что ты хочешь встречи.

– Зачем? – монах гневно сощурился. – Я не хочу тревожить его раны.

– Он любит тебя, – продолжал настаивать Удо.

– Он стыдится меня! – отрезал Анкэль, да так сурово, что спутник его замолчал, недоумённо хлопая глазами. – Все эти годы он стыдился своего поступка! Я видел это в его глазах, когда бывал здесь! В его письмах! Он пытается просить у меня прощения и не может принять того факта, что мне не за что его прощать! Я знаю прекрасно, какие были времена. Скольким приходилось жертвовать и…

– А ты хоть раз говорил ему, что простил?! – перебил вдруг расшумевшегося брата Удо. – Ты говорил, что понимаешь, что знаешь, как было тяжело! А ему нужно было услышать совсем другое!

– Это одно и то же, – бросил тот, складывая руки на груди.

– Нет! – взорвался Удо. – Не одно и то же! И ты прекрасно знаешь это! А отец знает, что в глубине души ты всё ещё не простил его.

– Глупости!

– Нет! Ты зол, что он смог вырастить своего сына, а тебя отдал в монастырь, потому что ты не был родным.

– Нет! Это не важно!

– Важно! Потому что именно поэтому он не принял тебя, как часть семьи!

– Это не имеет значения!

– Ты зол, потому что он не смог полюбить тебя, потому что предал твою надежду!

– Я счастлив, что попал в монастырь Сантерры, ясно?! Это было лучшим, что он мог сделать для меня!

– Лжёшь! Даже голос твой дрожит, выдавая тебя! Ты лжёшь самому себе!

– Что ты хочешь услышать?! – Анкэль сжал кулаки, его грудь часто вздымалась, а сердце колотилось от гнева и непонятной обиды, затмившей всякое воспитание и здравый смысл, присущий послушнику. – Что я не могу простить его? Да! Не могу! Когда я остался один, когда родители умерли на моих руках, истекая кровью, я был на краю отчаяния! Тогда его доброта спасла меня, и я верил, что это было то самое душевное тепло, что дарует мне спасение, верил, что это было отцовской любовью! Три года мы с тобой шли бок о бок, как родные братья! Он учил нас, ругал, воспитывал как равных! За этот срок я так привык, так полюбил эту семью… – монах отвёл потускневший взор. – Представь, что я чувствовал, когда он сказал, что мне нужно уехать? Как я должен был отнестись к этому? – он вновь взглянул в серьёзные глаза спутника, но уже не с гневом, а с растерянной печалью. – Я чувствовал себя преданным. Я не хотел уезжать. Но заставлял себя верить, что понимаю его мотивы. Понимаю всю тяжесть его ноши – жить на жалкие гроши, что давал клочок бесплодной земли за домом и оставаться милосердным, благотворительно поддерживать едва ли не всю деревню и растить двоих сыновей. Я заставил себя поверить, что это было слишком тяжело и что моё исчезновение облегчит его ношу. Но он, спустя столько лет, продолжает просить прощения…

– Пойми, – неожиданно тихо, с надеждой заговорил Удо, – он знает, что его поступку нет никакого оправдания, в этом отца не переубедить. Он чувствует своё предательство и раскаивается в нём. Он раскаивался каждый день, с того самого момента, когда ты шагнул за порог нашего дома. Он корил и проклинал себя и только из-за твоей улыбки… Той фальшивой доброй улыбки, которой ты одарил нас на прощание, он не мог позволить себе просить тебя вернуться в ту нищету, в которой мы жили тогда. Твой отъезд ничего не решил, не стало лучше… Совсем не стало. Только хуже. Он часто говорил, что если бы мама была жива, она не дала бы ему так оступиться. Поверь, он и по сей день сам себя не может простить, хотя знает, каким ты вырос под присмотром настоятеля, и что в монастыре тебе не пришлось ни в чём нуждаться.

– Главное, в чём я нуждался – это семья, – едва слышно произнёс Анкэль, отвернувшись.

– Поэтому отец так глубоко ненавидит себя за предательство! Да, он стыдиться смотреть тебе в глаза, и ему больно даже говорить о тебе! Но это не значит, что он хочет о тебе забыть!

– Как мне сказать ему? – вновь заговорил монах, одарив собеседника ещё более безнадёжным взглядом. – Как сказать, что я хочу бывать дома чаще? Что хочу говорить с ним, делиться своими бедами и радостями, помогать и поддерживать?

– Тебе достаточно перестать избегать его взгляда и самому посмотреть в глаза, – улыбнулся Удо. – И он всё поймёт.

– Я действительно был зол, – вздохнул Анкэль с едва заметным облегчением. – Но я простил его уже очень давно. Потому что люблю как родного отца. Несмотря на все ошибки прошлого.

– Так давай же вернёмся домой вместе и порадуем старика, – Удо хлопнул брата по плечу. – Я тоже давно не бывал дома. Погрузился с головой в свои переживания.

– Прости, что не поддержал тебя, когда ты был в печали, – виновато улыбнулся в ответ монах.

– Ты поддержал меня тем, что был рядом в своём всепонимающем молчании. Одно оно всегда делало меня сильнее.

– Но я мог отговорить тебя от пострига. Ты ведь никогда не хотел быть монахом. Вечно причитал, когда приезжал повидаться со мной, – Анкэль усмехнулся.

– Нет, в конце концов, это спасло меня от скверных мыслей и деяний. Вдобавок, я получил свою награду, – он подмигнул собеседнику, опираясь спиной на влажный от оседающего тумана ствол дерева, закидывая руки за голову. – И хотя моя невеста была сердита, что я откладываю свадьбу после столь долгого её ожидания, когда она узнает истинную причину задержки, думаю, будет мной гордиться.

– Значит, моя задача теперь – сберечь тебя для невесты? – рассмеялся монах, глядя на довольный вид брата.

– Не ты меня в это втянул, – покачал головой Удо. – Я пошёл добровольно и сам отвечаю за свои поступки. Да и вернуться живыми нам обоим необходимо – хочу чтобы ты погулял на моей свадьбе!

– Ты искушаешь мою терпимость, – совсем развеселился Анкэль. – Много вина, прекрасные девушки и танцы ночи напролёт! Я правильно представляю себе свадебную пирушку?

– Моя свадьба будет именно такой! – он поддержал брата смехом. – Хотя, думаю, отец сумеет нас вовремя успокоить.

– Спасибо, – Анкэль снова улыбнулся, на этот раз тепло и благодарно. – Я чувствую, что тяжёлый камень готов покинуть моё сердце. Мне стало легче говорить с тобой, теперь я хочу поговорить с отцом.

– Тогда оставим несчастных наших лошадок местному пастору, – с наигранным благодушием произнёс Удо, – и поспешим в родные леса. Мы с тобой совсем потеряли из виду нашу цель за своими праздными беседами.

– Ты прав, – он на секунду нахмурился, – нужно торопиться и помнить о своей задаче. Вильгельму может пригодиться каждый верный соратник, и никто не знает, когда наступит этот момент. Поспешим.

* * *

Сучковатые палки были избиты в щепки, небольшая почти круглая полянка, окружённая низким кустарником, вытоптана.

– Очень больно? – Мари виновато глядела на «противника», не решаясь подойти. Она уже пару раз попалась на этот трюк, когда Вильгельм со стоном опускал своё «оружие», потирая ушибленную ещё в самом начале схватки руку (а в том, что он нарочно подставил руку под удар, Мари теперь почти не сомневалась) и, как только девушка делала шаг вперёд, «колол» её палкой то в ногу, то в плечо.

– На этот раз не поверила? – усмехнулся парень. – Это хорошо.

– Если бы ты был врагом, я бы не кидалась каждый раз на помощь, – обиженно отвернулась Мари.

– Как-то я в этом не уверен, – лукаво прищурился учитель. – Но рука и в самом деле болит.

– А я говорила, что не нужно мне поддаваться, – выпалила девушка, даже не поворачиваясь. – Фехтовал вполсилы, да ещё левой рукой. Это оскорбительно!

– Если бы я фехтовал правой рукой и в полную силу, – он отбросил палку в сторону и, подойдя к спутнице, обнял её сзади, продолжая шептать на ухо, – у тебя не было бы ни единого шанса. Ты должна быть готова не к честному бою, а к реальности.

Мари повернула голову на бок, так что их губы почти соприкоснулись.

– Я усвоила пару уроков, как ты и хотел, – она резко оттолкнула спутника и, когда тот опомнился, «шпага» Мари уже упиралась в его грудь.

Девушка довольно усмехнулась и наконец тоже отбросила палку в сторону.

– Да. Я заметил, что ты схватываешь на лету, – Вильгельм оттряхнул рубашку от древесной трухи, – но пусть лучше всё это не пригодится тебе в будущем.

– Хотелось бы верить, – она опустила глаза и тут же настороженно обернулась, услышав за спиной шорох листвы.

– Хотелось бы, – прохрипел, вываливаясь на лесную полянку, Вендэль. – Да только лучше действительно быть готовым ко всему. Однако же, палка не шпага. Но на палках вы фехтовали неплохо.

– И давно ты здесь? – нахмурился Вильгельм, поднимая с замшелого пня на краю опушки шерстяные плащи и набрасывая один из них на плечи Мари.

– Не так давно. Увидел лишь часть вашего занимательного танца с палками. Деревенская ребятня разошлась, вещи собраны, мы готовы ехать.

– Простите, что мы задержались, – девушка смущённо отвела взгляд.

– Идёмте-ка, – не стал продолжать в своём обычном ворчливом тоне старик. – Тебе, Мари, ещё нужно переодеться, а для Вильгельма у меня есть одна полезная вещица…

Влюблённые озадаченно переглянулись и последовали за вагантом. Любопытство немного скрасило печаль от вновь грядущего расставания, но не затмило её полностью. Мари осторожно взяла друга за руку, едва поспевая за его широкими шагами, тот обернулся, одарив её задумчивым взглядом, но всё же крепче сжал тёплые пальцы. Казалось, сейчас в голове правителя куда большее место занимало построение планов, чем, бравшая совсем недавно верх над разумом, сентиментальная нежность, плавно перетекающая в страсть.

Общество ворчливого старика удивительно трезвило его. Вильгельм и сам про себя отметил, что тот, пожалуй, напоминает ему Северина. Только Вендэля он не знает столько лет, и воспитание невольно заставляет держать себя в руках и строго контролировать каждое желаемое к высказыванию слово.

Девушка, сжав покрепче руку возлюбленного в ответ, тихонько вздохнула, провожая отрешённым взглядом уходящую под ноги сырую землю. Белые туфельки – последний элемент её маскарадного костюма, вчера не на что было сменить, и теперь они стали желтовато-серыми под пятнами грязи и обрывками прелой листвы. В них было мокро, холодно и некомфортно, а при мысли о том, что погреться у костра времени не будет, Мари совсем погрустнела. Ей, в отличие от Вильгельма, мысли о скором героическом возвращении наследника на престол и избавлении страны от затянувшейся смуты совсем не лезли в голову. Хотя и романтического настроения уже вовсе не осталось – все былые переживания и приятные помыслы затмило одно необъятное, напряжённое и холодное чувство тревоги. От него даже больше, чем от отсыревшей одежды сейчас разбегались мурашки по уставшему телу, а сердце колотилось, казалось, сильнее, чем от нескромных взглядов Вильгельма. Девушке не хотелось верить, что это трепещущее в груди чувство предвещает беду, она уверяла себя, что всё это – лишь её разыгравшаяся фантазия и не более того. Конечно, грядущий их поход нельзя было назвать лёгкой прогулкой, и сказать, что он не таит в себе многих опасностей, было бы чистой воды лукавством. Но глядя на уверенные лица Вендэля и Вильгельма, хотелось верить, что все трудности чудесным образом обойдут беглецов стороной, и блестящий план, который наверняка уже созревает в голове кого-то из присутствующих, окажется верным и действенным.

Из деревни все выдвинулись вместе, но как только последние крошечные дворики скрылись вдалеке за поворотом дороги, Дитфрид пришпорил коня, и Фридеман вслед за ним звонко хлестнул лошадку вожжами. Вскоре первая телега превратилась в маленькую точку на прямой как стрела дороге и вместе с всадником совсем потерялась из виду.

Мари задумчиво и тяжело вздохнула, в последний раз пытаясь разглядеть обогнавших их спутников, и перевела взгляд на свои колени – на тёмной ткани длинной юбки покоился в чуть потемневших ножнах тяжёлый клинок с почти стёртой от времени аккуратной резьбой на широком щитке и эфесе. Несмотря на очевидную старость оружия, оно блестело чистотой. Отполированная сталь отражала свет будто зеркало, и девушке казалось, что она даже немного светится сама, словно невиданный ангельский меч, способный рассечь самую душу грешного человека. Этот кинжал был парой длинной тонкой шпаге, которую старик-артист вручил Вильгельму по возвращении в лагерь. Это и было той самой обещанной вещицей. Правитель некоторое время вертел оба клинка в руках, привыкая к тяжести оружия, а затем вдруг попросил Мари взять один из них. На недоумённые возражения старика он ответил, что привык фехтовать одной лишь шпагой, а так ему будет немного спокойнее в разлуке с возлюбленной. На прощание времени не оставалось, и парень лишь быстро поцеловал свою спутницу в губы, незаметно вложив в её ладонь вместе с кинжалом что-то маленькое и холодное. Не дав ей взглянуть вниз, он прижал девушку к себе, шепнув, что «это» он доверяет ей. Самое важное, что есть у него на этот час, вместе со своей жизнью вверяет её рукам. Когда все заняли свои места в повозках, и лошади лениво зашагали по грязной, размытой дождём дороге, она наконец незаметно для спутников взглянула на доверенное ей сокровище. Им оказалась королевская гербовая печать – сокол, парящий над двумя скрещенными мечами. Девушка сразу вспомнила этот герб, он был изображён на одежде и доспехах некоторых знатных особ из её книги. Как говорил ей Вильгельм, то были прошлые правители Ладлера. Мари сдержанно улыбнулась – то, что спутник отдал ей печать, выражало не только его доверие, теперь она обязана была во что бы то ни стало снова с ним встретиться, ведь эта маленькая невзрачная вещица являлась одним из двух доказательств прав наследника на престол. Парень будто обязал её к скорой встрече, не желая даже предполагать, что с ней в пути может что-то случится, или всё пойдёт не по плану. Эта твёрдая убеждённость Вильгельма в собственных чувствах помогла девушке немного расслабиться, оставив тревожные мысли и навалившуюся после расставания печаль. Едва заметная мечтательная улыбка осветила её лицо и больше уже не хотела прятаться.

– Тебе не страшно? – ворвался вдруг в нестройную цепочку приятных размышлений тихий голос Бернда. Мари моргнула, чуть опомнившись, быстро глянула на Вендэля, молча управляющего едва плетущейся лошадкой и, видно, не сильно интересующегося происходящим за его спиной, затем на мальчика, сидевшего у тряпичной стены и как обычно кутающегося в непомерно длинную куртку. Серо-голубые глаза бывшего воришки смотрели на девушку с нескрываемым любопытством.

– Нет, – произнесла она наконец, окончательно вернувшись в реальность. – Уже нет.

– Драка не женское дело, – усмехнулся мальчик, мельком взглянув на кинжал, так и лежащий на коленях Мари.

– Прости, я не могу отдать его тебе, – ответила она со смущённой улыбкой. – Эти два клинка как одно целое, они будут ждать воссоединения, когда всё закончится, как и их временные владельцы, – она замолчала, довольная высказанной мыслью.

– А мне он и не нужен, – пожал плечами юный артист. – А был бы нужен, давно бы у Вендэля попросил.

– А я бы тебе его не дал, – отозвался с облучка старик.

– В чужие разговоры влезать нехорошо, – по-детски язвительно скривился Бернд.

– С того момента, как в нём прозвучало моё имя, разговор стал общим, – он поучительно поднял палец, всё также глядя на дорогу.

– Только от одного брюзги избавился, – заворчал мальчик. – Хватит меня уже учить.

– Это кто тут ещё брюзга, – Вендэль неожиданно добродушно усмехнулся. – Ты вечно чем-то недоволен. Будто вши тебя кусают, – он обернулся с лукавым прищуром.

– Нет у меня никаких вшей! – вскипел бывший воришка. – Нет и не было!

– А что же ты по ночам всем спать мешаешь своим копошением? – он всё также ухмылялся, совершенно не повышая голоса.

– Отстань от меня, старик! – Бернд отвернулся, обиженно сложив руки на груди.

– А между прочим, наша гостья могла бы тебе помочь, – Вендэль сказал это уже с непроницаемо серьёзным выражением лица, вся шутливая интонация пропала.

– Не нужна мне помощь.

Мари смотрела сосредоточенно то на одного, то на другого спутника, пытаясь понять, о чём же конкретно они спорят, наконец, когда оба замолчали на несколько мгновений, она сама обратилась к младшему.

– Я могла бы помочь, если речь идёт о какой-то болезни, – она смущённо отвела взор, не зная насколько тактичным выглядело её предложение.

– Мне уже Зиби помогает, – не поворачиваясь, бросил Бернд. – Да только толку мало.

– Но Зиби не доктор, – вновь подал голос Вендэль. – Она только это тебе и твердит, а ты наотрез отказываешься идти к настоящему доктору.

– Потому что это стоит денег, – мальчик негодующе тряхнул головой. – Которых вечно нет.

– Я ничего с тебя не возьму, – улыбнулась Мари, чувствуя, что собеседник и сам не прочь поведать кому-то о своей проблеме, но пока ещё нелогичная детская гордость не позволяет ему довериться гостье.

– Само пройдёт, – бросил он последний аргумент, и девушка решила, что можно переходить в открытое наступление.

Она коротко вздохнула и пересела поближе к потенциальному пациенту, тот подозрительно глянул на неё, но тут же снова отвернулся, мотнув перед лицом целительницы своими длинными волосами, собранными в хвост.

– До недавнего времени я лечила только свою матушку, – улыбнулась Мари, не обращая внимания на неприветливый жест. – И всегда удачно, – она шутливо пожала плечами. – А несколько недель назад мне довелось лечить самого короля, и он остался доволен.

– Не разговаривай со мной как с ребёнком, – буркнул мальчик, не поворачиваясь.

– Прости, я не хотела обидеть тебя своим тоном, – она снова улыбнулась. – Я очень мало общалась с людьми и часто веду себя, как мне взбредёт в голову, по наитию. Но я не считаю тебя ребёнком. По мне так Франц, несмотря на то, что выглядит куда старше, а поведением напоминает ребёнка куда больше, чем ты, – она задумчиво хихикнула, мысленно отругав себя за такое, казалось бы невинное, но всё же осуждение.

– Он просто дурачится, – поддержал мальчишка, и в голосе его послышался проснувшийся энтузиазм. – И меня это часто выводит из себя.

– Я заметила, что ты довольно раздражителен, – решила действовать напрямую Мари. – Тебя что-то нервирует?

– Кроме Франца? – он ехидно усмехнулся, но тут же снова стал серьёзным и без лишних слов со вздохом задрал на спине куртку и рубашку.

Девушка закусила губу, нахмурилась – всю спину мальчика покрывали ярко красные бесформенные пятна, усыпанные сероватыми непрозрачными пузырьками, кое-где были видны следы запёкшейся крови и мелкие шрамы.

– Чешется безумно, – произнёс мальчик, опуская одежду и по-прежнему не оборачиваясь. – Аж зубами хочется заскрежетать иногда.

– А чем лечила тебя Зибилле? – осторожно поинтересовалась Мари.

– Мазала маслом, но толку, как я уже говорил, никакого.

– Здесь нужно немного другое, – она задумчиво завела глаза, вспоминая все перечитанные ей книги по медицине. – Здесь нужна зола…

– Зола? – Бернд наконец обернулся, взглянув недоверчиво на девушку.

– Да, нужно смешать золу… – она забормотала что-то себе под нос, закрыв глаза, и через мгновенье бросилась к Вендэлю. – Остановите повозку. Мы прямо сейчас сделаем лекарство для Бернда.

– Не нужно сейчас! – возмутился мальчик. – У нас ведь совершенно нет времени.

– Это займёт совсем немного времени. Всё о чём я вас прошу – развести костёр и согреть немного воды, после этого мы сразу отправимся в путь.

Спутники не стали более спорить и послушали девушку, которая без лишних вопросов стала рыться в корзине с остатками провизии, открывая то одну, то другую полупустую бутылку и осторожно нюхая содержимое.

– Что ты ищешь? – поинтересовался Вендэль, пока мальчик разводил костёр, тщетно пытаясь распалить сырые ветки.

– Мне нужен уксус и ещё свиной жир, – коротко ответила она, победно извлекая из корзины маленький глиняный горшочек, перевязанный засаленной тряпочкой.

– Интересные у тебя лекарства, – ухмыльнулся мужчина, наблюдая за девушкой, которая тем временем продолжила сравнивать ароматы из разных бутылок.

– Это самое дрянное вино, которое можно найти в нашем королевстве, – пожал он плечами. – А уксуса у Зиби никогда не видал.

– Ничего страшного, – Мари улыбнулась. – Сойдёт и вино.

Некоторое время бродячие артисты с интересом наблюдали, как целительница хлопочет у костра, растапливая жир, затем собирая прямо в баночку с получившейся жижей древесную золу. Но когда она бесцеремонно вылила в котелок полную бутылку вина и поставила на огонь, оба возмущённо вмешались.

– Это малая жертва, – пожала плечами девушка, – за спокойный сон и свободу от этой безразмерной куртки.

– А я ещё жалел денег на доктора, – вздохнул Бернд. – Но если это действительно поможет, – он стиснул зубы и со вздохом взобрался на край повозки.

– Я знаю, что ты всё время терпишь этот страшный зуд, а во сне, видно, до крови счёсываешь кожу, – серьёзно произнесла Мари, подойдя к мальчику с баночкой свежеприготовленной серой мази.

– Зиби сказала, чтобы я скрывал болезнь… И старался лишний раз ни к кому не прикасаться.

– И тем не менее дала мне надеть твоё театральное платье? – рассмеялась Мари, но тут же снова стала серьёзнее, увидев неприкрытый испуг на лице мальчика.

– Я так привык, что мои вещи никто не трогает, что совсем не подумал, – шепнул Бернд, глядя в её глаза с тревогой и виной.

– Это совсем не то, что думает Зиби. Да и платье она стирает с особой тщательностью, она говорила, – покачала головой Мари. – Тебе стоит лучше следить за собственной чистотой, и пятна будут появляться реже, а если будешь каждый день пользоваться тем, что я тебе дам, то вскоре исчезнут вовсе.

– Так это… не проказа? – вкрадчиво и с надеждой спросил мальчик. Девушка заметила, как напряглись его руки, сжатые в кулаки, и побелели костяшки.

– Я очень много узнала об этой болезни от своего учителя, – ласково улыбнулась она. – Нет. Это не проказа. Ты ведь раньше жил на улице?

– Да, – юный артист стыдливо отвёл взор. – Приходилось…

– Там и подхватил лишай, – улыбка Мари стала ещё шире. – А во время проказы ничего не чешется.

Лицо Бернда просветлело, он с надеждой посмотрел на девушку.

– Пусть пока остывает, – не стала ждать его слов собеседница, понимая, что слова сейчас вообще излишни и, поставив баночку рядом с пациентом, отошла обратно к костру. – Твоё лекарство почти готово.

Мальчик украдкой глянул на Вендэля, ожидая услышать бурчание и ругань, но старик как ни в чём ни бывало усмехнулся каким-то своим мыслям и взобрался на облучок, потирая озябшие руки.

Через полчаса странники снова двинулись в путь, Мари уже в дороге протирала аккуратно смоченной в уваренном вине тряпицей малиново-алые пятна на спине смущённого и в то же время нескрываемо радостного мальчика. Бернд тихонько улыбался, обхватив колени и пряча лицо в согнутых локтях, он лишь молча повиновался всем велениям девушки, глядя то в пол, то на стены повозки, и не зная, как выразить словами хоть часть того ликующего счастья, что сейчас переполняло душу.

– Всё готово, – наконец произнесла Мари, закончив с нанесением топлёного жира с золой. – Осталось обмотать тебя чем-то, чтобы не испачкать одежду.

– Пусть пачкается, – усмехнулся мальчик. – Я с радостью выброшу эту проклятую куртку, как только выздоровею.

– Нет, тебе нужно надеть что-то чистое, – покачала головой Мари. – А остальные вещи выстирать как следует.

– Но мне сейчас нечего надеть, – обернулся к ней артист, тут же поёжившись от холода, когда ноги, прижатые к груди, перестали его согревать.

– Бери любую одежду из той, что мы используем для постановок, – бросил не поворачиваясь Вендэль. – А для бинтов можете порвать одну из юбок Зиби, – старик усмехнулся. – Она даже не заметит.

Мари кивнула и без лишних вопросов стала рыться в вещах артистов, пока её пациент не замёрз окончательно.

– Вот, – она закончила бинтовать мальчика разорванной ветхой юбкой и подоткнула бахромящийся край повязки. Войдя в роль заботливой старшей сестры, девушка быстро одела на него рубашку и, пока тот не успел начать сопротивляться, накрыла краем своей накидки и села рядом.

Вагант покраснел до кончиков ушей, отвернулся, пряча взгляд.

– Ты чего творишь? – произнёс он без присущей ему раздражённости.

– Я тебя грею, – улыбнулась Мари, – так как тёплых вещей больше нет.

– Как-то… слишком близко, – произнёс он, краснея ещё сильнее.

– Тебя это смущает? – она бесцеремонно обняла собеседника. – Скажешь потом всем, что обнимался с графиней, – она рассмеялась, и Бернд смутился окончательно.

– Я уже не такой маленький, – произнёс он минуту спустя, когда девушка немного отвлеклась, глядя на дорогу впереди, – и потому мне неприлично находиться так близко к женщине. Тем более, учитывая её статус.

– Ты говоришь со мной, совсем не учитывая таких формальностей, – пожала плечами Мари. – Если ты согрелся, я могу сесть подальше, – она улыбнулась самой что ни на есть невинной улыбкой, от чего Бернд обиженно понял, что за мужчину его совсем не принимают.

– Да, мне тепло, – он снова отвернулся. – Спасибо, – мальчик тоже уставился на дорогу, но через пару минут молчания вновь взглянул коротко на девушку и произнёс тихо: – Когда ты сказала, что мне не нужно бояться моей болезни, я вправду решил, что ты ангел…

Она удивлённо приподняла бровь, переведя взор на собеседника, от которого прежде не ожидала услышать тона даже близкого к тому печально-романтичному, который слышала сейчас.

– А теперь, – мальчик поспешил отвернуться, – меня гложет странное чувство… – он вдруг замолчал, будто не решаясь высказать свои мысли.

– Только не говори, что теперь считаешь меня ведьмой, – попыталась пошутить Мари, чтобы хоть немного развеять напряжённость момента. – Вильгельм один раз уже предположил такую нелепость.

Бернд сверкнул гневно глазами, и девушка осеклась, понимая, что сказала что-то лишнее.

– Прости, – она поджала губы. – Так что за чувство не даёт тебе покоя?

– Это не важно, – он отвернулся.

– Я… – Мари растерянно замолчала – её собеседник резко поднялся на ноги и молча пересел под бок к возничему. Она опустила глаза, почувствовав, что виновата в неожиданной смене настроения мальчика, но говорить больше ничего не стала. Он не просто отсел от неё, а отгородился обществом Вендэля, ясно давая понять, что разговор продолжать не нужно. Девушка беззвучно вздохнула, не понимая, чем могла обидеть друга, и медленно притянула колени к груди, положив на них голову и продолжая глядеть на раскисшую дорогу.

 

Глава 19. Предатели

День двадцать второй.

Райнер почти весь день просидел в тёмном углу недалеко от покоев епископа – трое, как назло, весьма молчаливых стражников встали в десяти шагах от него, по всей видимости, вернувшись с патрулирования улиц, и стояли на посту, отогреваясь, в течение нескольких часов. Когда в голове шпиона в очередной раз созрел и тут же лопнул не очень удачный план убийства стражи и побега, затянувшуюся тишину в коридоре нарушили шаги очередного патруля.

«Наконец-то», – вздохнул про себя с облегчением Райнер, собираясь уже ускользнуть, воспользовавшись моментом, но в этот миг до его слуха донёсся усталый, но удивительно радостный голос одного из стражников.

– Дружище! Давно не виделись, я уж думал, ты сгинул в наших лесах вместе с напарником! Я так рад снова видеть тебя.

– Я только что вернулся с доклада генералу, – рассмеялся пришедший. – Не заставляй повторять историю о моих бесполезных блужданиях вновь!

Серолицый замер, узнав голос «скитальца», снова прислушался.

– А что ты делаешь здесь? – заговорил первый стражник. – Разве не полагается отдых после такого задания? Или тебя уже отправили на новое?

– Генерал говорит, что людей не хватает. Да ещё отряд пришлось отправить в погоню за графиней. Я видел её на восточной дороге вчера. В награду за моё терпение и преданность генерал позволил сегодня заняться допросом пленников, а не продолжать лазать по сырому лесу.

– Повезло, – как-то невесело хмыкнул собеседник. – А мы уже четвёртый час ждём смену поста, да ещё и после ночного патрулирования улиц… Устали, мочи нет.

– Держитесь, – усмехнулся лазутчик. – А вот, кажется, и ваша смена.

В коридоре вновь послышались отдалённые голоса, и Райнер не стал ждать более удобного момента. Он беззвучной тенью мелькнул за спинами охранников и поспешил скрыться в более удобном месте, чтобы подождать своего недавнего нового знакомого, собравшегося допросить пленных, которыми, вероятнее всего, являлись советник Северин и несколько монахов – охранников епископа. Внутри у шпиона кипела злоба, распалённая собственными домыслами, но он изо всех сил старался держать усталое тело под контролем и не вдаваться в праведный гнев, мешавший здраво мыслить. Выяснять обстоятельства он не любил, но считал важным. И сейчас нужно было выяснить их прежде, чем кидаться с ножом на несомненного предателя. А чего он ожидал? Лотар так легко предал своих соратников в прошлый раз, так что ему мешало солгать и пленившим его отступникам. Во что на самом деле верил этот человек – неизвестно. Но… Серолицый задумался, разгоняя вновь нахлынувшие эмоции. «Видел на восточной дороге, да?» – разведчик провёл некоторое время под арестом в монастыре, если он сбежал, то сразу явился бы на доклад к начальству. Если же его выпустили приспешники маркиза по приезду Болдера в Сантерру, то он подпал бы под подозрения в соучастии и предательстве, и сейчас был и сам в подвале, в ожидании лучшего времени для суда. Зачем же ему говорить, что он видел графиню, если только шпион не пытается запутать следы? Злость сама по себе немного поутихла, и выяснение обстоятельств перестало казаться Райнеру бесполезной тратой времени.

Шаги Лотара приближались, и шпион занял позицию поудобнее, надеясь напасть на мужчину так, чтобы никто не услышал звуков борьбы и не увидел их. Ему по началу пришла мысль, что стоит незаметно пройти с ним до самого места заточения Северина, а там уже попытаться напасть, но что ждало в подвале, он не знал и решил не рисковать, уверив себя, что в случае надобности проберётся туда и сам. Но за миг до того, как серолицый решился сделать шаг вперёд, увидев спину предполагаемого союзника, по коридору вновь пронеслось эхо приближающихся шагов, и Лотар обернулся на голос приятеля. Оба шпиона замерли, глядя друг на друга с каменными лицами, никто не выдал ни волнения, ни испуга. Несколько секунд, которые длился этот взгляд, растянулись в бесконечное тяжёлое ожидание. Рука Райнера уже лежала на эфесе шпаги, и он готов был в любой момент скрестить клинки с точно такой же, готовой к бою, шпагой бывшего своего заключённого. Но тот медлил, не спеша обнажать оружие, хотя преимущество и было на его стороне. В конце концов, он не один, и Райнеру не выбраться отсюда, стоит лишь звякнуть стали в этом коридоре.

– Постой! – с улыбкой позвал шагающий по коридору стражник. – Нас сменили, и я хотел бы отправиться на допрос с тобой. Мы давно не виделись, да и полезно будет понаблюдать за работой того, кто рангом выше.

– Конечно! – как ни в чём не бывало улыбнулся Лотар, медленно убирая руку с эфеса, и Райнер тут же отступил обратно в угол, чтобы не быть замеченным. – Но может тебе стоило бы отдохнуть? Ты ведь и так провёл ночь без сна.

– Тогда я пропущу такое событие, – засмеялся мужчина, подходя ближе. – Да и мало ли, куда тебя потом отправят.

– И то верно, – разведчик отвернулся, стараясь не взглянуть больше на следившего за ним Райнера, и вместе с солдатом побрёл по коридору, возвращая на лицо выражение, какое бывает при приятной беседе.

Серолицый бесшумно последовал за военными, прячась в тенях и выжидая удобный момент для каждого шага. Разговор приятелей метался от одной темы к другой, пока наконец Лотар не спросил у друга то, что больше всего хотелось услышать сейчас Райнеру.

– Как ты поступил бы, – произнёс мужчина задумчиво, – если в день коронации, вдруг объявился настоящий наследник?

– Наследник? – удивился собеседник. – Брось, принц погиб двадцать лет назад, в этом уже нет сомнений.

– А если бы это было возможно? – продолжал настаивать Лотар.

– Я не привык думать о том, что невозможно. Зачем? Ты и впрямь веришь, что младенец мог выжить? И что же, он сам ушёл и вырос в лесу? Или его вырастили добрые крестьяне? Нет, нет, нет. Если объявится кто-то, называющий себя наследником, он будет самозванцем.

– Но как же маркиз? Ты согласен с тем, что он должен стать нашим королём?

– Отчасти, – вздохнул мужчина. – Быть может, когда он займёт трон, эти безумства закончатся… Претендентов больше нет, воевать ни к чему. Да и кто мы, чтобы решать такие вещи?

– Пожалуй, – Лотар помрачнел и до самого подвала шёл в молчании, когда же наконец они остановились перед тяжёлой дверью, мужчина доброжелательно улыбнулся. – Только после тебя, – он жестом пригласил друга открыть дверь, делая шаг назад.

– Как это любезно… – мужчина замолчал и, тихо выдохнув, повалился на пол.

Лотар несколько секунд смотрел с горечью на оглушённого товарища, затем на всякий случай нащупал на его шее пульсирующую вену, и наконец обернулся.

– Вам лучше пока не показываться, – обратился он к пустоте полутёмного лестничного коридора, из которой вдруг вынырнул его молчаливый преследователь. – В подвале наверняка есть ещё стража, я постараюсь отвлечь их.

– Так ты всё же решил, на чьей стороне сражаться? – произнёс Райнер, не двигаясь с места и продолжая держать руку недалеко от шпаги.

– Я сказал вам об этом сразу, – опустил глаза солдат. – Но это мой друг, – он глянул на бесчувственное тело на полу, – и я не мог убить его. Он обязательно поверит, когда увидит всё своими глазами… А сейчас лучше спрячьтесь.

Мужчина резко поднялся и, дождавшись, когда силуэт собеседника растворится в окружающем мраке, распахнул дверь подвала. Двое охранников, до того сидевших друг напротив друга за игрой в кости, испуганно обернулись и поспешили спрятать все не относящиеся к службе предметы.

– Скорее! – крикнул Лотар, очень театрально поднимая тело друга с холодного пола и перекидывая его руку через свои плечи. – Помогите же!

Стражники, узрев наконец отличительные знаки шпиона, превосходящего их на два звания, без лишних вопросов кинулись помогать вошедшему.

– Скорее, несите его наверх! – скомандовал мужчина. – Пошлите за врачом! И чтобы были рядом, пока он не придёт в себя! Если с ним что-то случится, полетят ваши головы! – он так реалистично изобразил гневный припадок, что стражники и возразить побоялись. Только когда один из них обернулся в нерешительности, Лотар строго добавил: – Нас прислали, чтобы допросить заключённых. Оставьте ключи, я доложу о происшествии начальству, когда закончу.

Охранник, не посмев усомниться в словах шпиона, молча кивнул, протянул ржавый ключ собеседнику и зашагал дальше по полутёмной лестнице, поддерживая бесчувственного сослуживца.

Не дожидаясь, когда стихнут удаляющиеся шаги, Лотар вошёл в подвал и, коротко глянув в строну двери, вставил ключ в замочную скважину.

– Как опрометчиво с твоей стороны, – покачал головой Райнер. За пару секунд он серой тенью проскользнул в темницу и уже прикрыл за собой тяжёлую дверь. – Ты ведь не предупредил своих доносителей, что пришёл с миром. А что если узники задумали мятеж и, как только провернётся ключ, собьют тебя с ног и, чего доброго, убьют, решив не разбираться с предателем?

– Я поспешил, – опустил глаза мужчина, но тон серолицего тут же сменился на более дружественный.

– Я немного увлёкся, – усмехнулся он. – Открывай же скорее! Советник, это мы – друзья!

* * *

Под промозглым мелким дождём телега быстро двигалась по размытому тракту. Вендэль, то и дело подозрительно озираясь по сторонам, бурчал что-то про шпионов и солдат маркиза, но к удивлению путников, им так и не повстречалось на пути ни одного всадника в военной форме и ни одного кордона до самых окрестностей Сантерры. Но вот уже приближалось место встречи, и Мари начала заметно нервничать, предчувствуя неладное. Она заткнула кинжал за пояс передника, защищавшего её платье от грязи, прикрыла эфес и щиток длинной накидкой. Чуть грязная у подола длинная юбка, белый льняной фартук, серый шерстяной плащ – в этой одежде девушка была похожа на обычную кухарку, решившую, ни с того ни с сего, путешествовать с вагантами. Но эта простая маскировка не снимала с неё возможных подозрений.

– Впереди солдаты, – вдруг произнёс Бернд, стараясь не выдавать волнения.

Он поднялся с места и прыгнул в телегу к оторопевшей Мари. Выхватив откуда-то из груды вещей пёстрый платок, мальчик без лишних церемоний стал повязывать его на голову спутницы.

– Я подумал, лучше ничего не говори, прикинься немой, – произнёс он, затягивая узел под растрёпанной косой девушки. Рука ваганта случайно на мгновение коснулась её щеки и шеи, от чего он тут же покраснел, хотя и продолжал делать вид, что всё в полном порядке. – Если что, вот, – Бернд протянул ей тамбурин, с украшенным крохотными бубенчиками краем. – На этом ты играешь. И молчи.

Мальчик собрался было подняться, закончив поправлять платок, но Мари схватила его за руку до того, как он успел сделать шаг назад.

– Я обидела тебя? – серьёзно спросила девушка, глядя в изумлённые глаза спутника, щёки которого ещё заметнее залились густым румянцем.

В это мгновение телега остановилась, и снаружи послышались голоса солдат. Бернд напряжённо сглотнул, не отрывая глаз от собеседницы, затем коротко вдохнул и, обхватив её лицо ладонями, резко наклонился, прильнув к её губам своими.

Окончательно растерянная и ошарашенная Мари не смогла даже пошевелиться, лишь застыла, не моргая, глядя перед собой сквозь ставшее неожиданно слишком близким лицо мальчика, когда он прижался к ней в несдержанном порыве. В следующий миг чуть влажные губы овил холодный порыв ветра, и Бернд, не говоря ни слова и не глядя больше на девушку, выскочил из телеги к подходящим солдатам.

Сейчас, после случившегося, Мари стала понимать, почему мальчик повёл себя так странно в самом начале их пути, но оторопелое удивление всё же не пропадало, пока его не развеял громкий голос старика.

– Элиза! Поди-ка сюда! – она поняла, что Вендэль обращается к ней, назвав первое имя, что пришло ему в голову.

– Эти достопочтенные господа хотят осмотреть наши вещи, – вздохнул мужчина, когда она выглянула из-под полога и, стараясь не встречаться взглядом со спутниками, спустилась на землю.

Ей было жутко неловко и хотелось поговорить с Берндом прежде, чем делать вид, что ничего не произошло, но выбора не было. Она с натянутой улыбкой кивнула солдату, стоявшему ближе остальных к путникам.

– К сожалению, моя дочь нема, – произнёс Вендэль, мельком глянув на мальчика, опустившего глаза, сунув руки в карманы широких штанов, пошитых на восточный манер.

– Куда вы направляетесь? – сухо спросил военный, указав одному из двоих своих напарников, чтобы тот осмотрел телегу.

– Под Сантерру, – усмехнулся старик. – Живём мы там, в маленькой такой деревеньке за…

– Понял, – раздражённо отрезал солдат. – Что везёте?

– Ничего, – развёл руками вагант.

– Здесь только куча тряпья! – крикнул из повозки мужчина, снова перебив путника.

– Мы музыканты и артисты, – улыбнулся тот беззлобно. – Нам нечего возить, кроме инструментов и костюмов.

– Музыканты? – усмехнулся устало первый солдат, взглянув на Мари, зябко кутающуюся в накидку, смущённо глядя в сторону. – Тогда сыграйте что-нибудь, мы хоть повеселимся, – он перевёл взгляд на сослуживца, выбравшегося из телеги с тамбурином в руках.

– Это все ваши инструменты? – прищурился он.

– На нём играет Элиза, – язвительно ответил Бернд, вынимая из-за пояса шалмей. – А отец поёт.

– Что мы должны сыграть? – со вздохом спросил Вендэль, понимая, что солдаты начинают что-то подозревать.

– Что-нибудь весёлое, – прищурился военный. – Мне интересно, как будет играть немая девушка. Ведь, вероятно, она ещё и глуха.

Мари мгновенно обмерла, но не дала страху показаться во взгляде, воззрилась с потаённой надеждой скрытой за маской спокойствия, на старика, который тут же нашёл, что ответить.

– Элиза хоть и слышит крайне слабо, но читает по губам, когда я пою, – произнёс он невозмутимо, – поэтому мне нужно заранее сказать девочке, что мы будем играть.

– Неплохо бы проверить, – произнёс мужчина уже более отрешённо. – Но да ладно, я слишком устал… И песен никаких не нужно, езжайте.

– Как вам будет угодно, – коротко поклонился Вендэль и повторил нарочито медленно для Мари, что нужно ехать.

Девушка кивнула, отчаянно сверяя каждое своё действие с необходимым образом, и развернулась уже к телеге, чтобы забраться под полотняный полог, когда услышала короткий возмущённый крик Бернда и громкий звон клинка, вынимаемого из ножен. Кровь остановилась в жилах вслед за охладевшим сердцем, страх мгновенно взметнулся из груди, парализуя мысли, но Мари за долю секунды до ошибки успела понять смысл ловушки. Она сделала шаг вперёд, собираясь уже взобраться в повозку, и остановилась, лишь когда холодная сталь блеснула перед самым её лицом и бесцеремонно упёрлась в шею. Девушка замерла, выпустив наконец настоящий страх во взгляд – сейчас он был ей на руку.

– Хочешь, чтобы малец жил, кивни головой, – раздался голос за спиной.

Она не шелохнулась, но по щекам вдруг покатились слёзы, она и сама не могла понять, были они настоящими или наигранными, но Вендэлю они дали весомый повод высказать своё недовольство.

– Прекратите пугать мою дочь! – нахмурился старик. – Что вам от нас нужно? Вы что, разбойники?!

– Успокойся, – махнул на него рукой солдат, отпуская свою пленницу, которая тут же обернулась и с ужасом уставилась на него, упёршись спиной в борт повозки. – Я же сказал, что надо проверить.

– Да с чего нам лгать?! – возмущённо повысил голос Бернд, отскочив от державшего его до того солдата на несколько шагов.

– Не ваше дело, – огрызнулся на него военный. – Есть приказ маркиза проверять всех, – он осёкся. – Катитесь отсюда! – мужчина отвернулся и зашагал к краю дороги. – Приказы не обсуждаются с посторонними.

Мари и Бернд быстро взобрались в повозку, и Вендэль тут же стегнул лошадь вожжами, не рискуя дожидаться новых подозрений стражи.

– Слава Богу! Слава Богу! – шептал старик, то и дело оборачиваясь и проверяя, не увязался ли кто-то из солдат за ними.

– Только бы Вильгельма не обнаружили, – закусив губу, покачала головой девушка и тут же, смутившись, взглянула на мальчика, сидящего напротив, который при упоминании имени будущего правителя нахмурился и отвернулся.

– Бернд, – она хотела было спросить что-то, но её перебил хриплый голос Вендэля.

– Он знает, что поступил неправильно, – произнёс вагант, не оборачиваясь. – Думаю, стоит забыть о случившемся.

– Тебя не касается! – ответил мальчик, не скрывая напряжённого волнения в голосе. – Думаешь, меня волнует, что скажет на это её жених?

– Я не расскажу ему, – не дала старику ответить Мари. – Никому не расскажу. Я только хотела понять…

– Нечего понимать, – буркнул Бернд, пересев в конец телеги, свесив ноги над грязной дорогой, уходящей из-под колёс. – Я бы не оставил свою любимую, чтобы быстрее добраться до трона. Никогда не доверил бы её жизнь малознакомым людям, да ещё в такое опасное время. А если бы мы продали тебя солдатам? Его это не волнует?

– О любви заговорил? – усмехнулся Вендэль. – Вам будет о чём поспорить с Францем. Прекрати бросаться словами и приди в себя.

– Я в своём уме! – огрызнулся мальчик, сжав кулаки. – Прекрати считать меня ребёнком.

– Ты ещё ребёнок и доказываешь это каждым своим поступком, – повысил голос старик, вновь хлестнув лошадь и уставившись на дорогу впереди.

– Да шёл бы ты к чёрту! – в сердцах бросил Бернд. – Жил без вас и дальше проживу! – он подался вперёд, собираясь спрыгнуть с дощатого пола на дорогу, но тут же был остановлен руками Мари, обвившими худую грудь и сдавившими тело мальчика так, что стало трудно дышать.

– Постой, – тихо попросила она, потянув спутника назад. Тот снова покраснел, зажмурившись и стиснув зубы. – Прошу тебя, не нужно уходить.

– Отпусти меня, – буркнул он, поджав ноги. – Не уйду.

Вендэль молчал, Мари осторожно разомкнула руки, но осталась сидеть рядом с мальчиком на коленях.

– Прости, что не могу ответить тебе такими же чувствами, – прошептала она, спустя несколько мгновений неловкого молчания. – Я…

– Не нужно ничего объяснять, – ответил он, поднимая глаза, но не глядя на девушку. – И так всё знаю.

– Я с радостью была бы твоей сестрой, – попыталась улыбкой развеять напряжённую атмосферу Мари. – Ты очень нравишься мне.

– Договорились, – усмехнулся мальчик, искоса глянув на спутницу. И хотя лицо его не выражало ни печали, ни обиды, во взгляде читалось всё, что он не отважился высказать, решив поддаться сменившемуся настроению диалога и скрыть свои настоящие мысли под лживым согласием. Да, его влюблённость никем не будет воспринята всерьёз и не может иметь продолжения, но сердце от этого не переставало часто колотиться, сбивая дыхание подступающим к горлу болезненным комом.

– И с чего это я?… – неслышно произнёс Бернд, когда девушка с улыбкой отвернулась, понимая, что сейчас ей просто нечего сказать, чтобы не сделать случайно ещё больнее новообретённому брату. Мысли неприятно путались под не прошедшим ещё шквалом скрытых эмоций, но мальчик понял, что чувства его, вероятнее всего, возникли под действием мимолётной эйфории – травница сняла с него «печать» обречённости, оказавшись вдобавок красивой девушкой и приятной собеседницей с волшебно манящим голосом. Это пройдёт и наверняка очень скоро, так что грустить не о чем. Бернд довольно усмехнулся – поцелуй-то он получил. Хотя, он был и не первым – жизнь на улице, среди представителей низшего сословия, накладывала свой отпечаток, но куда более приятным, чем все полузабытые предыдущие.

Колёса телеги тихо поскрипывали в такт кронам деревьев, раскачивающимся со стоном от порывов холодного ветра и засыпающим дорогу жёлто-бурой листвой. Путники приближались к месту встречи в молчании, глядя на дорогу впереди. Когда вдалеке показалась фигура всадника, Вендэль раздражённо чертыхнулся, Бернд тут же пересел к нему на облучок, коротко глянув на посерьёзневшую Мари. На этот раз чувство растерянности не застало её врасплох, только едва заметно защекотало в груди ощущение опасности, которое почему-то не находило подтверждения в мучивших девушку до того предчувствиях.

Видно, заметив повозку, всадник пришпорил коня и, махнув рукой, поскакал по менее размытой, застланной зелёной ещё травой, обочине.

– Это Дитфрид! – облегчённо и радостно поднялся на ноги Бернд, вглядываясь вдаль.

Старик на это только недовольно вздохнул в своём привычном ворчливом тоне.

– Друзья! Как я рад, что вы в порядке! – воскликнул всадник, подъехав ближе и заметив, что компания дошла до места встречи в полном составе. – Я везу дурные вести! Нужно скорее рассказать о них всем.

– Что стряслось? – спросил Вендэль совершенно без любопытства, будто происходящее в святом городе его вовсе не волновало.

– Маркиз готовится к коронации, – тихо произнёс Дит, поравнявшись с телегой и развернув коня.

Старик прищурился, движение усов выдало поджатые от негодования губы. Он потянул вожжи, и лошадка, тряхнув головой, остановилась.

– Привязывай коня к телеге и полезай внутрь, – приказал он мужчине. – Расскажешь всё по дороге. Вот уже наш поворот.

Всадник послушно спешился, стараясь не влезать в развороченную колёсами повозки грязь, закрепил узду на металлических петлях, к которым цеплялся полог повозки, и влез под жёлто-коричневый навес, скорчив при этом болезненную мину.

– Как же я устал, – произнёс он, потирая гудящие ноги. Мари понимающе вздохнула, глядя на бедолагу – её ноги болели до сих пор после ночной погони, которая, казалась, осталась ещё где-то в прошлой жизни.

– Не отвлекайся, – буркнул с облучка Вендэль, даже не оборачиваясь, на что Дитфрид состроил весьма недовольную физиономию, передразнивая спутника, но тут же вернул на лицо тревожное беспокойство и продолжил свой рассказ.

– В город я не въезжал, не впускают и не выпускают никого из простонародья, – произнёс он, усаживаясь поудобнее и понимая впрочем, что сидеть после своего путешествия ему неудобно ни в одной позе. – Стражники смурые и невыспавшиеся, смена задерживается, как сказал мне один из них. Я понял, что много солдат сейчас брошено в погоню за вами, – он взглянул на Мари, внимательно и хмуро следящую за каждым его движением и словом. – Много оставлено в столице. Но это не первопричина, маркиз собирает армию, я уверен! Наверняка он рассредоточивает войска вдоль границ. Привратники сказали мне, что прилюдно было объявлено лишь о том, что герцог более не может править. Мне показалось странным, что не последовало сообщения о передаче временного правления, но задавать подобные вопросы стражникам я счёл небезопасным, зато на некоторые из них мне ответили любезные монахини, которые, на моё счастье, покинули город, когда я ещё не отъехал достаточно далеко, чтобы не заметить их. Эти милые леди сообщили, что возвращаются в свою обитель – монастырь святой Агнессы, чтобы сообщить важные вести настоятельнице. Их послали в качестве переговорщиков к маркизу, когда по всему городу протрубили о смерти герцога. Так вот, завтра матушка-настоятельница должна будет присутствовать на коронации Болдера в соборе на главной площади, так как епископ согласился провести обряд, за неимением иных претендентов на трон. Туда же прибудут утром послы Кавальтеры и Сэфпейса, без которых вся процедура будет считаться недействительной. Это точная информация.

– Но почему о таком событии не объявили во всеуслышание? – задумчиво произнёс Бернд.

– Потому что маркизу ни к чему огласка сейчас, – ответил Вендэль. – Он поставит народ в известность, когда станет законным королём. Тогда уже некому и нечем будет возразить ему.

– Мы должны как-то помешать этому, – уверенно нахмурилась Мари. – Вильгельм был коронован и имеет доказательства своей власти.

– Доказательства? – скептически поднял бровь Бернд, всё ещё невольно поддаваясь язвительному настроению при упоминании имени правителя. – Какие же?

– Вот, – девушка быстро извлекла из-под накидки печать, висящую на её шее на толстом шнурке, который она нашла где-то в вещах вагантов.

– Если бы это доказательство предоставить послам, – всё также не оборачиваясь, произнёс Вендэль. – Да только где же нам ловить их? Если послы будут в сопровождении солдат маркиза, то нам и слова сказать не дадут, как перережут глотки и бросят гнить в придорожном овраге.

Дитфрид повёл плечами от представления неприятной картины и тут же озадаченно взглянул на Мари, спрятавшую печать обратно за пазуху.

– А что эта вещица делает у тебя? Если бы её обнаружили солдаты? Неужели Вильгельм совершенно потерял голову, раз повесил такую опасную вещь на твою шею?

Бернд язвительно фыркнул, подтверждая предположение спутника.

– Не ваше дело, – произнёс сердито Вендэль. – Нужно думать вместе над тем, как выкрутиться из сложившейся ситуации, а не роптать друг на друга, а уж тем более не роптать на своего короля, – старик обернулся, со злобным прищуром глянув сначала на одного, затем на другого спутника.

– Почему же епископ согласился короновать маркиза? – вдруг с тревогой заговорила Мари. – И как же… Моя матушка была в Сантерре. И другие, что с ними? Неужели они в заложниках?

– Старика Бенедикта не так просто запугать, – произнёс Вендэль задумчиво, отвлекаясь от ругани с мужской частью компании. – Быть может, его действительно «купили» чужими жизнями…

Девушка закусила губу, поджав ноги, и посмотрела с неоправданной надеждой на Дитфрида, будто ожидая, что тот вдруг раскроет ещё какую-нибудь новость, привезённую из святого города, и развеет дурные её предчувствия. Но мужчина лишь виновато покачал головой, понимая её мысли.

– Почти приехали, – безрадостно произнёс Вендэль, подгоняя усталую лошадь.

Из-за деревьев за поворотом заросшей дороги послышались далёкие звуки музыки и поющие голоса.

* * *

Вильгельм угрюмо смотрел на костёр, то и дело забрасывавший мокрую траву вокруг яркими искрами. Волнение после встречи с солдатами давно улеглось – Зибилле так театрально изображала из себя мать троих великовозрастных бездельников, рассказывая усталым военным о своей нелёгкой жизни без мужа, что те быстро сдались и отпустили путников без лишних досмотров. Телега свернула с тракта и после недолгого переезда по заросшей лесной дороге остановилась среди почти уже скрытых травой и молодыми деревьями развалин деревни. Как объяснил Фрид, несколько лет назад здесь случился большой пожар, сгорели все дома и часть леса вокруг, несчастные люди покинули это место, решив, что оно проклято или просто отказавшись восстанавливать пепелище.

Дитфрид уехал на разведку в Сантерру и всё никак не возвращался, второй повозки тоже пока не было видно на лесной тропе, и правитель немного нервничал, зная, что Мари тоже придётся пройти мимо кордона.

Солнце медленно клонилось к закату, Зиби хлопотала с ужином для всей большой «семьи», даже не переживая о том, что встреча может не состояться. Франц и Фрид о чём-то изредка переговаривались, развалившись в телеге и отдыхая после недолгого сбора хвороста для костра.

– Скучно у нас, – произнёс со вздохом Франц, когда Вильгельм в очередной раз напряжённо потёр рукой усталые глаза. – Прямо-таки затишье перед бурей.

– И то верно, – струны виолы недовольно брякнули, поддерживая слова музыканта, и смычок медленно проскользил по ним, рождая протяжный стон – предвестник печальной песни.

Фрид уселся поудобнее и, не спрашивая, хочет ли кто-то слушать песню сейчас, начал отчеканивать неожиданный военный марш, едва касаясь струн в такт словам.

Вильгельм поднял глаза на музыканта, усмехнулся задумчиво, когда тот закончил вступление и ещё громче и резче запел стройный марш.

Спрыгнув с телеги и сделав театрально серьёзное лицо, к песне подключился Франц.

Он подошёл к Вильгельму, заметив его загадочную усмешку, плюхнулся на бревно рядом с правителем и, по-братски обняв его, продолжил орать песню тому на ухо, на что Вильгельм, недолго думая, принял такой же суровый вид и стал подпевать музыкантам, отвлекаясь от своих потаённых мыслей.

Из-за деревьев на дороге показалась вторая телега, и певцы, тут же поднявшись, в обнимку зашагали в сторону вновь прибывших друзей, с радостными улыбками нарочито громко распевая окончание песни:

– Я всё-таки спел тебе эту песню, – возвестил Вильгельм, с нескрываемым облегчением глядя на показавшуюся из-за навеса Мари. – Как вовремя вы приехали!

– Я вижу, вы подружились, – улыбнулась девушка, стараясь хотя бы на время убрать тревожное выражение с лица. – Что это за песня?

– Мы говорили о ней в день знакомства, – лукаво усмехнулся юноша, отпуская тоже разулыбавшегося Франца.

– Но ведь я услышала лишь несколько строк, – Мари спрыгнула с телеги и тут же попала в объятья возлюбленного, поднявшего её над землёй, и прижавшего к себе так сильно, что стало нечем дышать.

– Фрид повторит нам её на бис! – кивнул он музыканту, который, обрадовавшись всеобщему веселью, занёс уже смычок над струнами, но был остановлен замечанием Вендэля, поднявшегося на облучке и окинувшего друзей таким строгим взглядом, что улыбки на лицах молодых людей мгновенно потухли.

– У нас нет времени веселиться, – сурово отрезал старик. – Дитфрид принёс нерадостные вести, нужно сначала решить, как быть дальше, а уж потом распевать песни.

– Что за вести? – нахмурился Вильгельм, опуская Мари на землю, но всё ещё прижимая к себе одной рукой.

– Ты можешь лишиться своего королевства, – глянул на него вагант. – Епископ коронует маркиза уже завтра, и тогда ты потеряешь всё.

Солнце давно уже опустилось за вершины деревьев, закат окутал лес розово-алой дымкой на несколько минут и схлынул, сменяясь тревожными сумерками, а путники всё сидели у костра, напряжённо обсуждая происходящее в стране и Сантерре. Прийти к какому-то решению им так и не удалось. Да и что можно было решить?

– Я не хочу подвергать кого бы то ни было опасности, – покачал головой Вильгельм, отвергнув очередное неудачное предложение. – Я должен сам попасть в город и объявить о себе. Возможно, если сделать это во время коронации, например, выйдя из толпы, солдаты не осмелятся напасть в присутствии свидетелей.

– Для того чтобы вот так просто выйти из толпы, нужно сначала попасть в эту толпу. А город для путников закрыт, – ответил Вендэль задумчиво. – Я уверен, что послы Кавальтеры будут въезжать в Сантерру через ближайшие к нам ворота, им нет смысла делать крюк вокруг городской стены. Нужно подкараулить их где-то на дороге и проследить, кто будет в составе. Если с ними не будет солдат Ладлера, то мы сможем открыть им часть правды и рассчитывать на помощь. Если же послов сопровождают, то можно попытаться прибиться к ним под видом музыкантов. В конце концов, Франц и близнецы отлично говорят на кавальтерском, это, вероятно, может снять с нас подозрения.

– В таком случае, вам всё равно будет грозить опасность, если меня разоблачат, – отвернулся правитель. – Вдобавок, Мари могут узнать. Повезло хоть, что моё лицо видело куда меньше стражи маркиза и придворных.

– Но всё же, для тебя тоже есть подобная вероятность, – вступила в диалог девушка, до того сидевшая молча в ожидании решения мужчин.

– Ты не справишься один, – заключил Вендэль. – Это очевидно. А мы уже решили для себя, на чьей стороне будем сражаться, поэтому не отпустим тебя в Сантерру в одиночку.

– Утро вечера мудренее, – поднялась на ноги Зибилле. – Встанем с рассветом и поедем… Господь не оставит нас.

Хмурые и задумчивые путники разбрелись по телегам. Мари с лёгкой тревожной улыбкой поцеловала Вильгельма перед сном, тот сжал её пальцы, пожелав добрых снов. Обоим было не по себе в преддверии решающего дня и не хотелось разлучаться даже на несколько часов, даже на те три шага, что разделяли телеги, но оба понимали, что осталось продержаться немного. Ваганты не стали бы осуждать молодых людей за распутство, но собственная совесть твердила правителю, что он поступает правильно, заставляя себя ждать.

Кроны деревьев перешёптывались в лунном свете, редко ухали в тёмной чаще совы, холодный ночной воздух и мерное потрескивание непотушенного костра быстро навевали тяжёлый сон.

* * *

Сбежать из подвала дома епископа оказалось на удивление просто, Лотар вывел пленников и Райнера из здания быстро и тихо, но выйти из города так же легко было невозможно. Серолицый узнал, что не встретить никого ранним утром ему удалось только чудом, так как усталые стражники не покидали ворот без крайней надобности, а в этот раз их отсутствие оказалось непростительной оплошностью. Теперь беглецам не оставалось ничего иного, кроме как найти дом, где их приняли бы и укрыли. Надёжный вариант нашёлся быстро – семья одного из монахов – охранников епископа, жила в Сантерре. Пожилые отец и мать бывшего солдата, перешедшего в служение Богу, с радостью приняла восьмерых мужчин в своём тесном домике в узком переулке недалеко от центральной площади. Солдаты уже побывали здесь ранее, когда по приказу маркиза прочёсывали весь город, чтобы исключить возможность заговора перед грядущей коронацией. Теперь армия дежурила на улицах, проверяя всех, кто позволял себе беспричинно слоняться по городу, нарушая комендантский час. Но за неимением большего числа служащих, патрули часто задерживались то в одной части города, то в другой, не выполняя свою работу добросовестно. Только это помогло беглецам добраться до спасительного крова незамеченными. Но времени было крайне мало – несмотря на то, что Лотар остался в доме епископа, обещая как можно дольше морочить стражникам голову, чтобы те не заметили пропажи заключённых, рано или поздно правда всё равно должна была всплыть, а тогда шпиону не сносить головы.

Райнер не захотел задерживаться «в гостях», желая выяснить все подробности происходящего сейчас в доме епископа и в соборе, где должна была сегодня пройти коронация маркиза. Он узнал от Северина, что графиня и Амелия сбежали с помощью Лотара и укрылись в пригороде, где раньше держали шпиона в погребе дома подслеповатой старушки. Та оказалась на удивление ясно мыслящей. Она прекрасно понимала, кто находится в её доме и клятвенно заверила солдата, привёзшего двух испуганных и усталых женщин по среди ночи к её дверям, что спрячет беглянок во что бы то ни стало.

Северин не мог позволить себе последовать за другом. Во-первых, он понимал, что ему не хватит сноровки и навыков, чтобы правильно вести себя в критических условиях в тылу врага, а во-вторых, его лицо знал каждый третий солдат королевства, а это подвергало планы Райнера ещё большему риску. Советник решил остаться в доме монаха, подробно расписав серолицему всё, что он видел и слышал в доме отца Бенедикта. Хотя дельной информации, к сожалению, было совсем немного. Но некоторые детали оказались очень важны. Узнав от друга, что Вильгельм сбежал после коронации спасать Мари, не ведая, жива она или нет, шпион был весьма растерян – он сознавал, что тот в силу юности может быть горяч и не всегда вдумчив, принимая решения, но настолько опрометчивый поступок граничил в его понимании с безумством.

– Теперь уже не столь важно, как опрометчив был поступок Вильгельма, – вздыхал Северин, отвечая на негодование собеседника. – Я надеюсь только, что он вернётся. Спешность, с которой маркиз устраивает свою коронацию, говорит только о том, что Вильгельм не пойман и его местонахождение Болдеру неизвестно. Что случилось с герцогом, я не знаю. Быть может, его смерть – дело рук Вильгельма. О Мари я тоже ничего не слышал.

– Ты думаешь, она может быть жива? – с недоверием спросил серолицый.

– Я не знаю, – вздохнул Северин удручённо. – Амелия верит в это, а я стараюсь просто не задумываться, чтобы не разочароваться, в случае если Вильгельм вернётся один.

– А что же отец Бенедикт?

– Он велел нам ждать и молиться. Да только ответом на наши молитвы нагрянули солдаты маркиза. Женщины едва успели спастись, благодаря Лотару. Сейчас его держат где-то в доме и, как повествуют разговоры охраны, его преосвященство дал согласие на то, чтобы короновать маркиза.

– Быть может, епископ надеется, что Вильгельм сам объявится и сорвёт коронацию?

– Он надеется на Бога… Иметь бы нам такую веру, – советник сокрушённо вздохнул. – Он не видел, как безжалостно маркиз заколол гонца, принёсшего ему дурные вести.

– Какого ещё гонца? – нахмурился Райнер.

– Совсем молодой парень, он прибыл на доклад к епископу как раз, когда меня с монахами привели к маркизу во дворе дома для дальнейших распоряжений. Понятное дело, что сообщение его перехватили солдаты. Не знаю, что именно было в сообщении, но там точно было сказано о том, что король Стефан извещён о коронации наследного принца. Маркиз, не раздумывая, пронзил беднягу шпагой и оставил истекать кровью прямо там во дворе.

Райнер мгновенно помрачнел, не зная, что ответить другу на такие новости. Северин покачал головой, всё ещё сокрушаясь по поводу незаслуженной смерти бедняги, но тут же нахмурился, понимая, что друга гложет что-то гораздо более серьёзное, чем жалость к незнакомому гонцу.

– Что не так? – спросил он вкрадчиво. – Ты побледнел.

– Я послал этого юнца обратно в Сантерру, – произнёс мужчина, глядя в пол в обречённой задумчивости. – Вместо того, чтобы отправить к Стефану. А сам поехал к королю вместе с Эмили.

– То есть…

– Это из-за меня он погиб, – сжал кулаки шпион.

– Ты не мог знать, – тут же покачал головой собеседник.

– Я должен был предполагать.

– Что предполагать? – повысил голос советник, стараясь вывести друга из оторопелого гнева. – Ты не знал о Уильяме!

– Я должен идти, – отвернулся Райнер.

– Ты должен идти, – повторил Северин, – но не должен вешать тяжесть этого греха на свои плечи. Будь рассудительным и холодным, каким бываешь всегда. Иначе ты погибнешь и смерть твоя будет бессмысленной, – без лишней вежливости предупредил советник.

– Да, друг мой, – согласился мужчина, печально усмехнувшись. – Я буду осторожен. Тем более, что теперь у меня есть особые цели, данные его величеством Стефаном. Ведь если бы он не верил в меня, здесь уже были бы войска Сэфпейса, поэтому рисковать я не имею права. Но жизнь маркиза отниму без раздумий.

– Маркиз, каким бы он ни был чудовищем, должен быть представлен суду, – возразил советник.

– Всё будет зависеть от обстоятельств, – серьёзно парировал Райнер. – А сейчас, – он подошёл к двери, ведущей на тихую улочку Сантерры, – мне нужно идти. Времени всё меньше и, если Вильгельм действительно рискнёт объявиться на коронации, я должен буду оказаться рядом.

– Будь осторожен, – проводил его Северин коротким кивком головы. – И да хранит тебя Господь, – добавил он тихо, когда дверь за шпионом медленно затворилась. – Храни нас всех Господь…

 

Глава 20. В преддверии победы

Полная луна заливала мертвенно холодным светом застывший в беззвучии лес, только редкое уханье сов в промерзающей чаще давало понять, что время не застыло, а течёт медленно, но неумолимо, приближая рассвет рокового для Ладлера дня – дня принятия власти хладнокровным маркизом. Мари медленно спустилась на землю, стараясь не разбудить вагантов и Вильгельма. Она не хотела быть пойманной, но и уходить тоже не хотела. Правильным ли решением было убежать и попытаться решить всё самой? Ведь из-за неё все нерушимые планы епископа полетели прахом. Но она твёрдо уверила себя, ещё когда впервые услышала о готовящейся коронации от Дитфрида на дороге, что решение верно.

Конь недовольно фыркал, не желая идти по тёмной тропе через лес к широкому тракту, но девушка неотступно тянула его под уздцы. Короткий порыв холодного ветра пошевелил листву деревьев и она, сорвавшись с тонких дрожащих ветвей, полетела вниз, шурша еле слышно и укладываясь под ноги мягким ковром. Лунный свет, пробиваясь сквозь поредевшие кроны, рождал короткие пугающие видения: то тут, то там среди стволов Мари мерещилось движение, мелькали тёмные фигуры. Она тяжело дышала, буквально таща упирающуюся лошадь за собой и увязая в незамёрзшей ещё грязи.

– Куда ты собралась? – нежный голос Вильгельма полоснул по нервам Мари ледяной сталью. Она едва не вскрикнула, обернувшись, и замерла, глядя в глаза возлюбленному, стоящему на дороге, прямо за ней.

– Я хотела… – попыталась оправдаться она, но юноша не дал ей закончить.

– Я сам решу эту проблему, – произнёс он со зловещей улыбкой, глядя через плечо спутницы куда-то в темноту лесной чащи.

– Что? – Мари попыталась проследить за его взглядом и, снова обернувшись, обмерла – в трёх шагах впереди стоял Болдер собственной персоной. На лице его красовалась точно такая же зловещая усмешка, а в руках уже поблёскивали в холодном лунном свете шпага и тяжёлый парный кинжал.

– Давай решим этот вопрос без лишних жертв, – произнёс Вильгельм, отодвигая оторопевшую Мари в сторону и делая шаг вперёд.

– Лишних? – произнёс Болдер, поднимая клинок шпаги навстречу противнику. – Я убью всех, кто будет мешать мне.

Он не стал больше ждать, без предупреждения сделал выпад, ещё один, и шпаги скрестились, леденящим душу звоном пробуждая затихшую ночь. Девушка в ужасе попятилась, глядя на едва уловимый глазом танец блестящих клинков, мысли носились в её голове разрозненным комом истерического безумия. Как оказался маркиз в этой лесной глуши? Как узнал об этом Вильгельм? Что будет в окончании этой неожиданной схватки? Вопросы, летевшие нескончаемой чередой, вдруг остановились и рассыпались грудой безжизненных обломков – перед глазами Мари застыла страшная картина, заставившая сердце остановиться в ужасающей буре обречённости. Упав на одно колено, её жених прижимал ладони к груди, пронзённой шпагой противника, и кровь быстро окрашивала чёрным в лунном свете пятном его одежду. Отчаяние вырвалось из горла надорванным криком, но девушка не смогла ступить и шагу, чтобы броситься на помощь любимому, свалившемуся без чувств в дорожную грязь, клинок маркиза, покрытый кровью короля, преградил ей путь.

– У него не было шансов, – холодно произнёс Болдер, глядя на свою новую жертву с бесчувственным спокойствием.

Мари успела заметить, как из придорожных теней стали появляться фигуры солдат в начищенной броне.

«У него не было шансов», – повторил, проникая дрожью в самую глубину её сердца, голос маркиза, и девушка ощутила на короткое мгновение, как что-то твёрдое упёрлось в грудь и почти без сопротивления вошло в её тело, не принеся ни боли, ни холода, только ощущение чего-то чуждого, инородного, безжалостно и неотвратимо вторгающегося в самую её душу, пронзающего насквозь.

Мари открыла глаза, по телу побежала волна холодных мурашек, кошмар быстро рассеялся в окружающей темноте.

«У него нет шансов», – повторил, затихая, голос маркиза в её памяти.

Она решила твёрдо и теперь отступить не могла. «Если Вильгельм попытается решить всё сам, то погибнет», – эта мысль засела в голове девушки, утвердившись дурным сном настолько, что не вызывала больше сомнений. Она закуталась в серую накидку получше, потянула за собой лошадь. Холодный ветер не унимался, срывая с деревьев мёртвые листья, тонкий серп луны едва освещал дорогу, лес не спал, а ночь жила тысячей звуков, разгоняя ещё незабытую тишину кошмара. Ощущение собственной смерти почему-то не уходило, оно билось в сердце острой льдинкой, едва касаясь тонкой кромкой взбудораженных мыслей. Но это чувство не пугало, оно лишь толкало вперёд молчаливую и бледную путницу, подкупая надеждой спасения жизни любимого собственной жизнью. «Без лишних жертв», – повторялись эхом в памяти его слова. Она горько усмехнулась: «Видно, без них проблему решить просто невозможно».

Мари покинула временный лагерь вагантов не оставив ничего, чтобы объяснить друзьям своё исчезновение. Она просто шла, уверенная в правильности своего поступка, вперёд, не задумываясь больше ни о чём.

Лишь на миг она замедлила шаг, обернувшись перед уходом, ей хотелось взглянуть ещё раз на лицо любимого… Но это было невозможно. И девушка, смирившись с таким своим решением, двинулась дальше по замёрзшей грязи дороги, в тайне надеясь, что скоро они с Вильгельмом обязательно встретятся, что план её увенчается успехом, и Господь не потребует отдать свою жизнь за такой дерзкий поступок…

* * *

Шаг за шагом в сплошном едком тумане… Как он попал сюда и что искал, Вильгельм не помнил и не старался понять, он просто шёл вперёд, осторожно ступая по скрытой от взора рыхлой почве, зная, что нужно идти. Клубы густого белёсого дыма медленно рассеивались, открывая взору тёмные пятна пожарищ, от острого запаха отсыревших углей неприятно щекотало в носу и начинало подташнивать, звуки отдалённого потрескивания и шипения говорили о том, что где-то огонь всё ещё бушевал. Правитель остановился, впереди проявились два размытых силуэта, подсвеченных светом не то заходящего, не то восходящего солнца. Вильгельм щурился, пытаясь разобрать лица, но не мог различить ни одной детали, пока слуха не коснулся знакомый, полузабытый голос:

– Ты недостоин даже собственного имени, – по телу юноши пробежала холодная дрожь от строгости этого голоса, – а уж тем более, данной тебе власти.

Он хотел было что-то сказать, делая шаг к проясняющимся теням, но в разговор вмешался второй неизвестный.

– Кто же, как не он, достоин этого имени? – голос был незнакомым, и Вильгельм остановился в нерешительности. – Пусть он и рискнул, но выбрал жизнь одного человека, в противовес маркизу, который не жалел и тысячи для исполнения своих планов.

Наконец, дым рассеялся и оторопелый взор юноши вцепился в лицо, которого не видел уже много дней, по которому невыносимо скучал – лицо графа Алоиса, своего отца. «Не родного отца», – тихо поправили мысли, когда взгляд метнулся ко второй фигуре. Правитель никогда не встречался с этим человеком, но образ его был отпечатан глубоко в его памяти – король Фридрих стоял плечом к плечу с графом на покрытом дымом от угасающих пожарищ поле брани. Вокруг не было больше ни души, лишь обожжённая земля и разрушенные стены каменных зданий. Но что-то привлекло внимание Вильгельма, мелькнув на самом краешке взора, он обернулся и увидел флаги Ладлера. Сотни знамён реяли на ветру, возвышаясь над дымом, а вокруг древков, загнанных в землю, с невероятной скоростью прорастали стебли травы и цветов, обвивая их и поднимаясь всё выше, расцветая на глазах.

– Ты будешь хорошим королём, – отвлёк юношу от удивлённого созерцания окружающей картины голос Фридриха, – если станешь относиться к своей стране так же ревностно, как к Мари.

Вильгельм не успел и рта раскрыть, чтобы ответить, как фигуры собеседников качнулись в воздухе, подобно туманным миражам, и поплыли, развеваемые ветром, переплетаясь с густым дымом. Правитель опомнился, сделал несколько шагов вперёд, пытаясь ухватиться за исчезающее видение, но рука скользнула по воздуху, лишь разогнав на миг белый морок. Сотни вопросов и невысказанных слов, успевших проснуться в поражённом сознании, застыли неподвижно, сердце заколотилось с болезненной яростью, по телу побежала колючая дрожь, и в мысли ворвалось понимание неудержимо ускользающего сна.

– Проснись! – громкий голос у самого уха резко выдернул его из некрепкой утренней дрёмы. – Давай же!

Вильгельм нехотя открыл глаза, но тут же вспомнив о вчерашнем плане, резко проснулся, приняв первое предположение, пришедшее в голову – проспали.

– Где Мари? – хмурое и взволнованное лицо Бернда стало первым, что он увидел. – Ты знаешь?! – продолжал орать мальчик, не давая ему даже прийти в себя.

– О чём ты? – наконец произнёс он, садясь на своём скромном ложе и по привычке проводя рукой по волосам.

– Куда делась Мари? – более спокойно, но всё же с нескрываемым опасением в голосе спросил Франц, заглядывая под полог.

– Да куда она могла деться? – непонимающе мотнул головой Вильгельм, пытаясь понять, проснулся он до конца или всё ещё видит очередной бредовый сон.

– Олух! – в сердцах бросил Бернд через плечо, уходя ко второй повозке, где о чём-то причитала растрёпанная Зибилле.

– Объясни, – грубо потребовал Вильгельм у Франца, всё ещё стоявшего у края дощатого пола, придвигаясь ближе и приходя наконец в здравое сознание.

– Мари сбежала, – бросил вагант серьёзно. – Я так думаю.

– Бред, – Вильгельм спрыгнул с телеги и осмотрелся, не желая верить в предположение спутника, уж слишком противоречивым оно казалось. – Бред! – он повернулся к ваганту, понимая, что тот, вероятнее всего, не ошибся, но всё ещё отказываясь от такой правды.

Он ведь знал, что такое возможно. Подозревал, что Мари задумала что-то подобное, заметив её полный уверенности взгляд, когда, сидя у костра, ваганты один за другим выдвигали свои мысли и планы по свержению маркиза. Она молчала и думала, ничего не предлагала, а только решала, когда лучше ей осуществить свой собственный план.

– Бред! – его кулак с силой врезался в ствол дерева на краю поляны, где смурые ваганты молча собирали свой скудный скарб, готовясь выдвинуться в путь, по принятому ночью плану.

Никто не стал разговаривать с Вильгельмом о произошедшем, понимая, что он и сам сейчас в растерянности. Никто не останавливал его, когда юноша неуверенным шагом двинулся сквозь лесную чащу. Ваганты знали, что он вернётся, что они не имеют права останавливать его сейчас, чтобы не сделать хуже.

Тонкие ветки хлестали по плечам и царапали лицо, но Вильгельма это мало волновало, он шёл вперёд, чтобы не думать ни о чём, и боль помогала ему отвлечься от мыслей. Идти вперёд до тех пор, пока отчаяние в душе не уляжется, пока не отпустит сердце жгучая обида. Не на Мари, не на вагантов, не на самого себя – на стечение обстоятельств, раз от раза заставляющее его идти на безумства и вновь терять полученный результат, будучи уверенным, что желаемое уже у него в руках.

Шаг за шагом, сердце разгоняло кровь, а мысли расплывались в уходящем ощущении бессильной злобы, пока деревья не остались позади, а Вильгельм не остановился на краю обрыва, глядя невидящим взором на алеющий горизонт. Туманное море скрывало от глаз равнину, рождая ощущение бездны под ногами. Мелкие камни и замёрзшая земля, отзываясь тихим эхом, сорвались с края обрыва. Правитель сделал глубокий вдох, холодный воздух обжёг лёгкие, растекаясь по всему телу ощущением нового дня, зарождающегося перед его глазами ослепительно оранжевым рассветом, он закрыл глаза, застыв на миг, и с шумным выдохом упал на колени на самом краю белой пропасти.

«Молитвами наш дух смирен», – прозвучали после тяжёлого молчания мыслей где-то на самой кромке сознания слова военной песни, и Вильгельм взглянул в небеса, сокрытые от взора лёгкой пеленой белых кружевных облаков, понимая наконец, как много неосторожных шагов он совершил не только за последние несколько дней, но и за много-много лет своей жизни. Скольких шагов он мог бы избежать, если бы знал правду о себе с самого начала? Как много можно было бы изменить, умей человек видеть будущее… Но он не умел. Не умел так же, как и вернуть прошлое, которое привело беглого короля в холодное утро на край обрыва, представившегося ему вдруг обрывом собственной жизни. Туманная бездна… в такую же неясную пелену будущего он должен был нырнуть сейчас. Как мала была его жизнь, его мысли, его любовь… Но как много каждый шаг значил в конечном итоге. Он кидался с головой в омут за Мари, а она каждый раз ускользала, словно песок, струящийся золотым потоком сквозь пальцы и разносимый пылью даже лёгким порывом ветра. И вот она сбежала снова. Сердце звало на необдуманный шаг, рвалось из груди, кричало и ныло, но Вильгельм больше не мог позволить себе рисковать ради каких бы то ни было собственных интересов.

«Если будешь относить к своей стране так же ревностно, как к Мари», – слова, которые никогда не произносил давно умерший король Ладлера, засияли в мыслях как путеводная звезда, давая ответ на многие вопросы, пресекая все попытки мечущегося сердца потянуть правителя за собой. Он не запомнил наизусть ни одной молитвы, прочтённой за дни одиночества в монастыре, и сейчас слова, обращённые к Богу, шли от самого его сердца нестройным, спутанным рядом. Всё, о чём просил он в эти минуты уединённого общения со всевидящими небесами – свобода. Свобода для своего народа, для своей страны, всё величие и отчаянную беспомощность которой он ощутил лишь сейчас. Как много требовал от Вильгельма его нынешний титул, раньше не приходило ему в голову в полной мере, и теперь это понимание давило неподъёмным грузом на замирающее в исступлении сердце, с трудом преодолевающее каждое своё сокращение под тяжестью проснувшейся совести.

Он опустил лицо к озябшим рукам, сжимающим в судорожном порыве откровения пожелтевшую, покрытую инеем траву. Губы ещё шептали сами собой слова молитвы, а в мыслях уже прояснялась картина действий, которых требовало от него сложившееся положение вещей. Не рисковать, идти вперёд, доверившись велению судьбы, доказывать своё право на престол и верить в то, что его беглянка выстоит в неравной борьбе с обнажившей клыки властью и, возможно, даже принесёт ему долгожданную победу.

* * *

Монахиня осторожно поправила барбет, одёрнула подол длинного платья и чуть подтянула пояс, затем отошла на несколько шагов назад и быстрым взглядом окинула девушку, отрешённо взирающую на утреннюю дымку за узким стрельчатым окном.

Глухой ночью, когда в ворота монастыря святой Агнессы постучала одинокая путница, послушницы не спали. С самого вечера в стенах обители не смолкали молитвы, женщины взывали к Богу, прося лишь того, чтобы всё было устроено по воле Его и надеясь, что судьба страны не примет нового скорбного поворота, повернувшись лицом к незаконному претенденту на трон. Настоятельница приняла девушку, чудом добравшуюся через дикий лес до монастыря невредимой, без промедлений. Она готова была поверить, что неожиданная гостья была никем иным, как провидением Божьим, когда та заговорила об истинном наследнике. Но когда Мари извлекла на свет из-под тёплой накидки гербовое кольцо королевской семьи, пожилая настоятельница в трепетном благоговении поднялась на ноги и, не отводя глаз от реликвии, подошла почти вплотную к дрожащей не то от холода, не то от волнения девушке, взяла её за руки, сжимая в тонких пальца тяжёлый золотой перстень с каменной печаткой и взглянула в карие глаза гостьи с нескрываемой надеждой и уверенностью.

– Сам Господь послал нам ангела во избавление от гнёта беззакония, – произнесла женщина, крепче сжимая её руки. – Наши молитвы услышаны.

Мари пыталась сказать что-то в нелепое оправдание, которое казалось ей необходимым, но никто уже не слушал. Её быстро обогрели и накормили, приводя в чувства после почти бессонной ночи и пугающей дороги в одиночестве, затем девушку переодели в монашеское платье. Настоятельница вошла в комнату как раз, когда молодая послушница закончила поправлять одежду на задумчивой гостье. Она улыбнулась, с материнской любовью оглядев её, и рассказала, что вскоре за ней и ещё двумя монахинями придут стражники, что их отведут в собор Сантерры, где настоятельница с сопровождающими, должна будет наблюдать за коронацией маркиза, заявившего о своих притязаниях на престол. Одной из сопровождающих должна была стать Мари. На все её опасения, относительно того, что Болдер может узнать свою сбежавшую невесту, матушка Катарина качала головой и говорила, что Господь не оставит их. И раз уж он послал такое долгожданное чудо в её лице, то поможет и свершить необходимое для избранного Им пути.

Через час после рассвета шестеро стражников вошли под крышу обители. Спустя ещё пару минут, девять человек покинули монастырь.

Мари шагала за настоятельницей, спрятав руки в широкие рукава платья и не отрывая взгляда от тёмного подола юбки женщины, чинно идущей перед ней. Мысли уже не путались – все лишние покинули её голову, отметённые твёрдой верой в слова старушки, перекрестившей её перед самыми дверями святой обители. Те размышления, что остались, плыли стройной цепью в кристально чистом сознании. По коже блуждало странное ощущение покалывающего мороза, идущего от самого сердца, пронизанного непривычным пониманием собственной значимости, не дающей права на гордость, но требующей отдать все свои силы, все чувства, все надежды за право иметь эту значимость и исполнить своё предназначение. Мари с необъяснимой горечью принимала колкое смирение с мыслью, что она готова умереть за Вильгельма. Не как за мужчину, хотя она и была бы больше рада отдать свою жизнь за любовь, подобно героиням сказочных мотивов, но как за правителя, за короля, за спасителя для своей страны.

В памяти обрывками воспоминаний всплывали тусклые образы её родного дома, лица матери, старого учителя, но всё меркло перед ощущением невместимой громадности страны, в которой родилась и жила нелюдимая целительница. Неисчислимого множества людей, каждый из которых имел душу и сердце, наполненное чувствами. Что одна жизнь против тысяч? Песчинка в пустынном поле – не сыщешь, коли ветер понесёт её над сухой травой, не станешь оплакивать такую потерю, зачерпнув пригоршни земли под ногами. Для вечности и бескрайних просторов земных одна жизнь не значит ничего, но если жизнь эта будет отдана не напрасно, то один лишь поступок её обладателя может войти в века. Быть может и без славы, ведь мёртвых слава не волнует, но великими последствиями, которые будут расти и расти, как снежный ком, зародившись на одном лишь крохотном шаге, совершённом в благоговейном ужасе и трепетном восторге перед открывшимися глубинами незримых тайн времени. Пусть даже в масштабах всего света, даримого солнцем бренной земле, и этот ком покажется не более чем соринкой, носимой каждым порывом ветров-столетий, но для тысяч и тысяч песчинок, имеющих бессмертные души, эта соринка будет необозримой чередой свершений и чудес.

С этими мыслями Мари садилась в экипаж, сопровождаемый вооруженными всадниками, с ними она глядела на пейзажи продрогшего утреннего пригорода Сантерры и с ними же ступала на серую брусчатку главной площади, шагая к величественному храму, пронзающему чёрными крестами рассеивающийся туман. Размышления её прервались, лишь когда тяжёлое эхо шагов прокатилась по стенам собора, в который вошла вся процессия женского монастыря, и девушка осмелилась наконец оторвать взгляд от подола платья настоятельницы. Подняв глаза, она замерла, в немом восторге воззрившись на пронизанные светом поднимающегося над городом солнца витражи огромных окон, выстроившихся разноцветным рядом вдоль стен громадной церкви. Преломлённый утренний свет красивыми бликами ложился на белоснежные колонны, и в этом простом великолепии терялось всё богатое убранство храма, вся его вдумчивая высота, все многочисленные лица находящихся в нём людей. Мари готова была смотреть на открывшееся ей чудо вечно, но покрывшую былые размышления туманную пелену мгновенно разогнал громкий голос глашатая, объявившего о появлении в просторном зале его светлости.

Девушка опомнилась, взглянула в секундной растерянности на лицо настоятельницы и тут же, вспомнив все разговоры прошедшей ночи, склонилась в глубоком поклоне, стоя во втором ряду встречающих маркиза важных особ. Она не видела, как усталый и раздражённый мужчина чинно прошествовал вдоль рядов людей, преклонивших перед ним колени в немом и трусливом подчинении. Не видела и была счастлива не быть замеченной своим несостоявшимся женихом. Образ его и без лишнего напоминания стоял перед глазами девушки в самой надменной своей ипостаси, рождая ещё большую уверенность в необходимости следующего шага. Она была готова в любой момент по знаку настоятельницы поднять голову и предстать перед толпой, смело заявив о своих планах нарушить ход коронации, нужно было лишь дождаться важных гостей, над которыми не был властен страх перед гневом маркиза. Но что-то пошло не так, или монахини ошиблись в своих выводах. Они сочли, что коронация начнётся ранним утром, а сейчас в храме не присутствовали ожидаемые ими гости – послы Кавальтеры и Сэфпейса.

Когда за стенами собора затрубили фанфары, настоятельница обратилась к Мари, шепча едва слышно о том, что вот они – послы, прибыли. По всей видимости, маркиз отправился встретить гостей, раз уж покинул храм до начала церемонии. Эта догадка тут же получила подтверждение, несколько стражников подошли к матери Катарине и потребовали следовать за ними. Монахиня и её сопровождающие склонили головы и зашагали за солдатами к выходу, у которого встретились с такими же покорно молчаливыми тройками из ещё двух монастырей Сантерры. Разговаривать настоятели не стали, лишь переглянулись многозначительно, один за другим покидая стены церкви. Послушники даже не подняли голов, смиренно следуя за своими пасторами.

На залитой белым, казавшимся слишком прозрачным и пустым после многогранного освещения собора, светом улице Мари осмелилась поднять глаза. Взгляд её тут же наткнулся на несколько богатых экипажей, подъезжающих к площади, и мгновенно зацепился за две простые телеги, следующие за каретами важных гостей. Девушка едва сдержала взметнувшуюся в сердце тревогу, не зная, что задумали её спутники, но тут же взяла себя в руки, вспоминая успокоительные речи настоятельницы. В памяти тут же почему-то взметнулись обрывистые строки песни, малую часть которой Мари довелось услышать прошедшим вечером в лесу из уст вагантов и самого короля: «…забыв отчаянье и страх…» – она задумалась, шагая следом за неторопливой настоятельницей. «Горящий дух, холодный ум – оружие в твоих руках», – только сейчас девушка смогла до конца сопоставить слова из песни с теми словами, что сказал ей Вильгельм в день их знакомства: «Отчаяние, как и злость, двигает нас вперёд, но из-за этих чувств мы перестаём видеть мир в правильном свете. И поэтому становимся особенно уязвимыми для противника сохраняющего хладнокровие». Эти слова вспомнились Мари удивительно чётко и даже прозвучали в её сознании голосом Вильгельма, от чего волна прохладных мурашек против воли прокатилась по спине. Сохранить хладнокровие – это и звучало как непростая задача, а уж как сложно было на самом деле, она могла себе представить, вспоминая дни проведённые в неприятной близости с маркизом, когда её чувства не поддавались никаким усилиям и осознаниям, а страх беспрепятственно охватывал сердце даже в моменты, когда казалось, что оно бьётся ровно и готово к любым поворотам непредсказуемой судьбы.

– Вы должны сопроводить его светлость для приветствия высокопоставленных гостей, – послышался голос впереди – у входа в дом епископа, где остановились настоятели монастырей святого города. – Ваши сопровождающие подождут в приёмном зале.

В этот момент Мари поняла, что вся ответственность за выполнение утверждённого утром плана безмолвно ложиться на неё. Она почти явственно ощутила тяжесть ноши, взвалившейся на её плечи, но свежие ещё воспоминания о важности хладнокровия тут же поглотили волну едва зародившегося страха. Теперь она была готова ко всему.

* * *

Серая тень скользнула вдоль каменной стены дома, стоящего в ближайшем к главной площади Сантерры ряду, и замерла в закутке между декоративными колоннами, когда округу огласили звуки труб, встречающих гостей. Народ, несмотря на объявленный комендантский час, выходил на площадь. Стража, увлечённая встречей послов дружественных государств, не препятствовала людям, выстраивающимся широким полукругом вдоль жилых домов, подальше от центра площади, по которой чинно прошествовал отряд стражников, сопровождающих маркиза от ступеней собора до дома епископа. Райнер обогнул заполняющуюся людьми площадь, радуясь удачному скоплению народа, и без особых церемоний влез в небольшое окно, ведущее в кладовую комнату, из которого чуть больше часа назад выбрались беглецы во главе с советником Северином. Лотар, как и обещал, встретил осторожного шпиона внутри и с радостью сообщил, что из-за суматохи с приездом послов пропажу пленников всё ещё не заметили.

– А где остальные? Вы нашли способ покинуть город? – спросил он тихо, приоткрывая дверь, ведущую из кладовой в коридор.

– Нет, их спрятала семья одного из монахов, – серьёзно ответил серолицый, выходя вслед за соратником.

– Только бы всё это закончилось сегодня, – покачал головой тот. – У меня ощущение, что мы всё туже запутываемся в паутине, и вскоре пути назад ни для кого не будет.

– Нужно с самого начала отказаться от подобных вариантов. Если уж начал делать дело, то нельзя бросать его на полпути, – пожал плечами мужчина, быстро шагая по ковровой дорожке на дощатом полу. Но вдруг что-то заставило его прислушаться. – Стой, кто-то идёт!

Волею случая, отряд стражи, сопровождая дряхлого старика в праздничных церковных одеждах, проследовал аккурат через тот коридор, где стояли заговорщики. Райнер успел шмыгнуть за тяжёлые гардины, прежде чем его мог кто-то заметить, а Лотар учтиво склонил голову, провожая косым взглядом торопливую процессию.

– А вот и ответ на один из мучивших меня вопросов, – тихо произнёс серолицый, выходя из своего укрытия, когда опасность миновала. Соучастник непонимающе взглянул на мужчину и тот с прищуром ответил. – Это был епископ. Вот только я знаю отца Бенедикта уже очень давно, и это был не он.

– Новый епископ? – нахмурился Лотар.

– Нет. Он слишком похож на отца Бенедикта, – покачала головой шпион, впуская на лицо волнение. – Подставной.

– Но ведь его обязательно узнают, – начал было собеседник, но тут же осёкся, понимая, что всех, кто узнает, заставят молчать. А послы наверняка не поймут обмана.

– Идём, – Райнер уверенно зашагал обратно к кладовой.

Мужчина не стал больше задавать вопросов и последовал за спутником. Оказавшись в небольшой комнате, заставленной ящиками и мешками с какой-то нескоропортящейся провизией, серолицый без лишних объяснений достал кремень и поджёг холщёвые мешки.

– Огонь, как минимум, задержит церемонию приветствия, а значит и коронацию. У нас будет время на поиски.

Лотар молча кивнул и оба шпиона нырнули в уже образовавшуюся на площади толпу зевак, пока люди не успели заметить тонкую струйку дыма, выбивающуюся из прикрытого окошка на первом этаже окружённого дома.

 

Глава 21. Всё или ничего

Вильгельм с трудом успевал просчитывать собственные действия в потоке развернувшихся событий. Когда ваганты, чудесным образом внушив кавальтерским послам, по Божьему усмотрению безумно любящим балаганное веселье, что им просто необходимо попасть в город, чтобы развернуть целый концерт в честь новоиспечённого короля, он не верил своей удаче. Когда их скромным повозкам было позволено въехать на главную площадь и остановиться почти у самого дома его преосвященства, он был вне себя от головокружительно подходящего стечения обстоятельств. Но когда из окон здания повалил дым и стражники кинулись внутрь, а вместе с ними, пользуясь возникшей суматохой, в дом ввалились и ваганты, он во истину уверовал в промысел Божий и без всяких сомнений бросился вперёд, уже готовясь выхватить из ножен шпагу, чтобы сразиться со своим надменным кузеном, фигура которого скрылась в дверях дома несколько минут назад.

Вспоминая в смятенных общей паникой мыслях, как добраться до балкона, с которого всегда объявлялись все важные вести для жителей Сантерры, а в том, что Болдер направляется именно туда, он не сомневался, Вильгельм пробежал несколько коротких коридоров, пару раз столкнулся с взволнованной стражей, которая в суматохе даже не обратила на него внимания. С ликующей улыбкой он взлетел вверх по лестнице, вспомнив наконец дорогу мимо кабинета отца Бенедикта по красной ковровой дорожке. С полной уверенностью в успехе бежал он к намеченной цели по освещённому солнцем коридору, когда услышал впереди женский голос, голос знакомый и родной, проникающий каждым отзвуком неразборчивых слов в самое сердце.

– Мари? – он побежал ещё быстрее, разобрав в льющемся с улицы гомоне и треске разгоревшегося уже внизу пламени короткий звон стали. – Мари!

Вильгельм вылетел из-за поворота коридора к своей возлюбленной. В монашеском одеянии, со сдавленным в кулаке и прижатым к груди барбетом, с растрепавшимися и разбросанными по плечам волосами, бледным лицом и странной испуганно-радостной улыбкой, девушка повернулась к нему.

– Маркиз! – тревожно торопливо произнесла она, бросаясь навстречу спутнику. – Он пошёл туда, – она махнула рукой в сторону нового поворота, ведущего к тому самому заветному балкону. – Он хочет убить епископа!

– Я остановлю его. Оставайся здесь! – приказал правитель, стараясь сохранять суровую решимость и не пускать на лицо и в сердце радость от того, что Мари оказалась жива. – Мне будет спокойнее, если ты спрячешься, – с этими словами юноша открыл дверь кабинета отца Бенедикта, перед которой и произошла встреча разлучённых влюблённых.

Мари без возражений зашла в комнату и, обернувшись, с улыбкой произнесла:

– Я верю, что ты справишься.

Вильгельм успел лишь едва коснуться её губ своими в мимолётном поцелуе, взглянуть в её полные смешанных чувств глаза и схватить протянутую её рукой королевскую печать на толстом шнурке. Уверенность в скорой победе окрыляла его, ноги неслись сами собой в нужном направлении, пальцы сжимали до напряжённой дрожи рукоять тяжёлой шпаги. Его бой вот-вот состоится. Он выйдет победителем, он сможет, он справится. В памяти стояли нерушимым образом глаза Мари и её голос твердил: «Ты справишься. Справишься». С полной уверенностью в собственных силах и огнём в ликующем взгляде правитель влетел на широкий балкон, где на глазах у шумной толпы, маркиз, сверкая гневным взглядом, уже занёс руку над стариком, прижатым к каменной стене. Лишь за миг до того как скрестились с пронзительным лязгом клинки, он успел заметить кровь на своих пальцах, сжимающих в мёртвой хватке драгоценную королевскую печать.

* * *

«Пожар!» – разноголосый крик прокатился по коридорам, и двери приёмного зала распахнулись. Стражники скомандовали монахам покинуть дом и тут же бросились выше по лестнице, по всей видимости, за маркизом и его свитой. Мари, не раздумывая, побежала вслед за отрядом, в суматохе абсолютно не замечающим её преследования. Людей вдруг стало слишком много, и девушка прижалась к стене, продвигаясь дальше по лестнице и надеясь не быть утянутой убегающими слугами и солдатами обратно вниз. Лица мелькали перед глазами, а под потолком уже скапливался едкий чёрный дым.

Пустой коридор, залитый солнечным светом, стук за закрытой дверью, ключ в замочной скважине. Замок громко щёлкнул, но звук потерялся в потрескивании невидимого пламени, Мари распахнула дверь, и из просторных покоев вылетел испуганный солдат, он мельком глянул на оторопевшую монахиню и бросился к выходу. Она быстро заглянула в кабинет – седоволосый старик в необычно красивой светлой одежде стоял у окна, взирая на неожиданную гостью.

– Вы епископ? – растерянно спросила девушка, не зная, что ещё можно было предпринять сейчас. – В доме пожар, – произнесла она после короткого кивка мужчины, – вам нужно спасаться.

– Дитя, – с улыбкой произнёс старик, подойдя к Мари, – небеса благоволят нам! – он вышел в коридор и, обернувшись, добавил: – Беги к выходу. А я должен теперь разоблачить маркиза.

Не дожидаясь реакции молодой монахини, Бенедикт двинулся быстрым шагом по коридору к балкону, до которого оставалось пройти лишь ещё один лестничный пролёт и несколько десятков шагов. Мари с растерянной улыбкой выскочила вслед за стариком из кабинета и тут же остановилась, столкнувшись лицом к лицу с самим маркизом. Холодный взгляд серых глаз вцепился в её лицо с удивлением и ненавистью.

– Какая неожиданная встреча, – произнёс он, и девушка стиснула зубы, изо всех сил стараясь сдержать страх, рождённый одним только голосом её бывшего жениха. – То, что ты оказалась сейчас здесь, говорит лишь, что правда тебе уже известна, – усмехнулся он с наигранной скорбью в голосе. – А ведь всё могло сложиться совсем иначе.

– Ты не получишь власть, – прорычала Мари, выхватывая из-за спины скрытый накидкой кинжал. В глазах её сверкнула секундная уверенность, когда наточенный клинок отразил свет солнца и ярким бликом пробежал по стенам.

– Как смело, – донёсся до неё тихий голос Болдера.

Молниеносное движение руки соперника она не успела ни отразить, ни даже заметить. Спустя секунду, мужчина был уже за её спиной, его шёпот тёплым дуновением коснулся слуха:

– Так не доставайся же ты никому, – она ощутила, как губы маркиза скривились в усмешке, и смогла обернуться, лишь когда по коридору разнеслись коротким эхом удаляющиеся шаги врага.

– Мари! – из-за поворота послышался знакомый голос, и девушка в ужасе замерла. Секундная оторопь отхлынула под натиском спутавшихся мыслей, твердящих одно: «Вильгельм не должен догадаться… Ни о чём не должен догадаться!»

Дрожащей рукой она сорвала с головы барбет и прижала его к груди, волосы рассыпались по плечам, дыхание сбивалось.

– Мари! – лицо Вильгельма, его глаза… Образ возлюбленного, явившегося вдруг в клубах дыма перед ней, придал обречённой уверенности.

– Маркиз! – взволнованно произнесла девушка, – Он пошёл туда, – она махнула свободной рукой вслед Болдеру. – Он хочет убить епископа.

– Я остановлю его. Оставайся здесь! – он шире распахнул дверь кабинета. – Мне будет спокойнее, если ты спрячешься.

Она быстро зашла в кабинет, стягивая с шеи шнурок с печатью, обернулась к Вильгельму с улыбкой.

– Я верю, что ты справишься, – донёсся до слуха собственный голос.

Губы в едва уловимом прикосновении ощутили тепло дыхания возлюбленного, его пальцы коснулись ладони, выхватывая протянутое в ней кольцо, и дверь за правителем затворилась.

Мари сделала несколько шагов к открытому окну, откуда врывался в комнату свежий осенний ветер, и медленно опустилась на колени. Барбет, пропитанный алой кровью, упал на пол, по телу разливалась обжигающая боль, дыхание сбивалось, а сквозь пальцы, прижатые к груди, сочились тонкие струйки тёплой вязкой жидкости.

Сознание медленно мутнело, и девушка, не глядя на окровавленные руки, беспомощно легла на ковёр, воззрившись на светлое небо сквозь открытое окно. Чем теперь были все её познания в медицине? Она не могла помочь себе. Не могла даже собрать свои мысли в единый строй.

«Я была счастлива, что смогла провести столько времени с тобой. Я ни о чём не жалею. Я благодарна небесам, что они дали мне ещё один шанс. Ещё несколько дней, – торопливо перебивали друг друга мысли, цепляясь за ускользающее сознание. – Ах, Вильгельм, как жаль, что мы не сможем ещё хоть раз взглянуть друг другу в глаза».

Она прижала к груди похолодевшие руки, медленно теряя ход размышлений. Сквозь заволакивающий взгляд неровный туман она увидела снежные хлопья. Белые обрывки облаков медленно спускались с небес, залетая в распахнутые окна и кружась над улицами. Они падали медленно и неуверенно, будто выбирая лучшее место для своего приземления, но ни одна снежинка не достигала серой городской брусчатки. Все они таяли в воздухе, не касаясь земли. Первому снегу не суждено было лечь сегодня на улицы святого города. Мари смотрела на холодные льдинки, летящие с неба, и видела, как в их короткой жизни отражается её собственная. Не успевшая ещё начаться и утвердиться, жизнь таяла на глазах, покидая немеющее тело.

Девушке успело почудиться, что кто-то произносит её имя совсем рядом, когда сознание её окончательно потухло, и окружающий мир погрузился во всепоглощающий, леденящий парализованную душу мрак.

* * *

* * *

– Я уж подумал было, что близится конец, и пламя, яростно бушуя, обвило дом! Огонь трещал, плевал и сыпал искрами! – вагант спрыгнул с помоста к расступившейся толпе зрителей. – Но мы надежды не теряли и шли бесстрашно вглубь пожара!

Бернд скептически усмехнулся и поднёс к губам шалмей, присоединяясь к создаваемому Дитом и Фридом, нагнетающему загадочное настроение, музыкальному сопровождению.

– Скрывать не стану, – продолжил Франц, сощурившись и окинув хитрым взглядом толпу, – я искал прекрасную графиню в клубах густого дыма, но к удивлению своему, увидел самого правителя! В лучах осеннего светила занёс клинок он над поверженным маркизом! Но что случилось? Окрашен кровью на груди его наряд! Вот, пошатнувшись, король упал… – парень вновь взобрался на помост, продолжая рассказ чуть тише, так что все зрители невольно наклонились ближе, стараясь не упустить и слова из захватывающей истории. – Что было делать? Наш епископ (святой отец, да будут небеса благоволить ему покуда светит солнце над землёю грешной) мне помог бесчувственного Вильгельма (а я могу правителя так фамильярно называть его указом) вынести из пламени пожара. Минутой позже вышли Дит и Фрид, – Франц демонстративно наклонился, указывая рукой сначала на одного, затем на другого музыканта. – На их плечах висел поверженный, едва живой маркиз. Он был спасён дабы с позором быть представленным суду и заточенье получить до самой смерти страшной, за преступления свои несчётные, в темницу. И я метался меж Вильгельмом раненным и домом, пламенем объятым, хотел бежать на поиски графини, как агнец заколотой врагом! Но наш герой отважный пусть и юный, – вагант отошёл, открывая зрителям покрасневшего Бернда, – не щадя себя, в ожогах жутких, вынес на руках из дыма ангела едва живого! Как иронично это было, ведь наши голубки, возлюбленные ныне король и королева, чудом были спасены и оба ранены в одно и то же место. Одной рукой раненья получив, обоих шпага пощадила и краем сердца не коснувшись. Вы спросите: «Судьба ли это?». А я отвечу: «Провиденье!». Наш старый Вендэль и гадалка Зиби спасали жизни молодых влюблённых, покуда было это нужно, и передали в руки врачевателей надёжных. За подвиг наш король и королева, с момента как оправились от ран, и по сей день благоволят вагантам скромным, и путь в фамильный замок нам открыт, – он вопреки словам о скромности горделиво выпрямил спину. – Теперь вы знаете, друзья, как вышло так, что выжила графиня. В сей были, так на ложь похожей, ни слова я, поверьте, не приврал. О том спросите вы кого угодно – хоть стражников, хоть слуг, а хоть послов. Любезную Амелию, что ныне в замке пребывает с Верном. Ах, слышали бы вы, как весело смеялись графиня и король, проведав, что оба знали советника с младенческих времён, лишь клича разными барона именами. Всем был милорд как Северин знаком, лишь мать, жена и юная графиня его Верном звали. Но я ушёл в подробности иные, которых и не должно оглашать, вернёмся же к истории, друзья. Ещё один её участник в тени остался незаслуженно у нас. Что с Аделардом, спросит кто-то из толпы, и я отвечу! Наш бывший герцог жив и по сей день! Не удивляйтесь, братцы. В своём имении, в дали от города и шума, Ребекка с дочерью ведёт за ним уход. Был герцог ранен не смертельно, но отнялось у бедолаги всё, что было ниже головы, – Франц иронично усмехнулся, не скрывая отсутствия всякой жалости к судьбе недавнего правителя. – Сейчас он принял покаяние и вынужден терпеть заботу от своей супруги, а ведь она, по совести признаться, святая женщина, раз сохранила хоть частицу сострадания к мужчине, что так долго отравлял ей жизнь. Потише, братцы, – поднял руку вагант, чтобы утихомирить загудевшую в негодовании толпу. – Хочу я вашу ненависть и гнев немного остудить! Когда правителя нечестного впервые доктор посетил, в открытых мыслях, к смерти уж готовый, мужчина прошептал: «Я погубил довольно жизней невиновных, чтоб заслужить три вечности в аду». Почувствуйте его повинные слова и отпустите с миром. Да будет всем известно так же, что узнав о заточении сына, был Аделард повержен в скорбь и наконец узрел, каким чудовищем маркиза воспитал. Оставим же вершение судеб их героям, рассказывать о них не хватит целой жизни. Откланяться нам время всё ж велит, ведь ждут в Сэфпейсе при дворе ваших покорных слуг, где принц Готье – сын короля Стефана вот-вот с миледи Эмили во храме венчан будет! Мы вслед чете правителей Ладлера последуем к сему событию причастье возыметь!

Франц резко и глубоко поклонился, улыбка наслаждения громкими рукоплесканиями толпы расплылась по его лицу. Ваганты завершили свой концерт в очередном из городков Ладлера, поднявшего наконец измождённое лицо от избитой тяжестью рухнувшей тирании земли и впустившему в самую свою душу свежий ветер перемен.

Близился конец зимы, и тёплое дыхание юга уже гнало ручьи в речушки и озёра оживающей страны, леса готовились окрасить сотни тысяч крон деревьев во все оттенки зелёного, и птицы стройными клиньями уже летели к местам гнездовья из-за моря.

Жизнь здесь не била ключом и не замирала, она текла размеренно и тихо, как этого сейчас больше всего хотелось людям, ещё не до конца поверившим, что всё случившееся этой осенью в стране, им не приснилось в затянувшемся ожидании свободы.

 

Эпилог

Осыпающийся мелкой крошкой камень старинной лестницы с тихим шорохом, разнёсшимся эхом во мраке, покатился вниз по ступеням. Дрожащий круг света медленно плыл по заплесневелым стенам, не видевшим ни разу света дня. Тяжёлая дверь в самом дальнем углу западного крыла королевского замка, неприметная и хорошо спрятанная в лабиринте коридоров, была закрыта и осталась позади, а в ореол неясного свечения огня попали прутья ржавой решётки темницы смертников. Дрожь пробирала до костей в сыром сумраке подземелья, наполненном едва различимым стрекотанием и шорохами кровососущих тварей, нашедших здесь себе приют.

В крошечном окошке, ведущем в вентиляционную шахту без выходов и входов, устроенную так, чтобы только немного света попадало в камеры в дневные часы через отсутствующую крышу, и никто не мог увидеть или услышать томящихся в них узников, уже почти не виделось лучей заходящего солнца. Холодный ветер короткими и вялыми порывами влетал в подвал, рассеивая затхлость этих стен. Опершись спиной на стену и положив голову на сжатые колени, обхваченные озябшими руками, во мраке дремал мужчина. Услышав звук шагов, он очнулся от тяжёлого забытья, потёр затёкшую шею, вглядываясь в темноту поворота лестницы, где едва заметно уже искрился на каплях стекающей по стенам желтоватой воды свет факела. Прищурился с нескрываемой, несломленной надменностью и ненавистью.

Мари молчала, подходя всё ближе к клетке, в которой томился теперь некогда пугавший её зверь. Болдер медленно поднялся на ноги, завидев, кто решился посетить его одиночество, встал в шаге от решётки, глядя на бывшую пленницу с вызовом. Ему претило то, что графиня добилась своего присутствия на суде и, несмотря на отвращение во взгляде, настойчиво требовала изменить приговор. Судьи тогда разошлись во мнениях, давая ему срок до смерти гнить в тюрьме Ладлера с ворами и убийцами или быть казнённым через отрубание головы на главной площади. Но Вильгельм, без лишних размышлений, по просьбе супруги дал указ бросить бывшего маркиза в темницу смертников, в ту камеру, где двадцать лет сидел его родной дед. Старик Джерион дожил-таки до дня, когда его клетка отворилась, и проводил теперь свои наполненные счастьем дни в имении Ребекки, что король оставил за ней и Фрок по доброте душевной. Болдера окутывала и распирала ярость лишь при мысли о том, как всё сложилось для его врагов. Да, сама судьба, похоже, стояла на стороне Вильгельма и Мари… Но её дерзкая защита в суде, а в том, что это была именно защита, Болдер не сомневался, выводила его из себя больше всего прочего. Она казалась мужчине унизительно милосердной.

– Ты пришла посмеяться? – спросил маркиз, когда девушка подошла к решётке так же на расстояние шага. – Удалось отомстить мне?

– Вы предпочли бы позорную смерть на плахе? – без всяких эмоций произнесла Мари, глядя прямо в сверкающие бессильным гневом глаза заключённого. – Или заточение среди людей, ненавидящих вас до глубины души? Я сожалею лишь о том, что не смогла прийти к вам раньше.

Он промолчал, не отводя взора от собеседницы.

– Всё ваша гордость, – опустила глаза девушка, сжимая крепче в кулаке рукоять факела. – Я не вольна освободить вас, но и просить супруга о казни не хочу. Вот, возьмите, – она протянула пленнику крохотный стеклянный пузырёк, блеснувший тёмной жидкостью в жёлтом свете огня.

– Что это? – нахмурился мужчина.

– Это яд, – эхо прокатилось по стенам темницы холодным звоном. – Вам выбирать, жить или умереть. По крайней мере, так вы избежите позора и мучений.

– Ты, – Болдер сверкнул глазами и в один миг его ладонь скользнула меж прутьев решётки, ухватив тонкое запястье Мари. – Почему ты больше не боишься меня?

– Вы сами боитесь, – спокойно ответила девушка, едва заметно вздрогнув от неожиданного прикосновения. – Теперь я вижу, что вы не более, чем обычный человек, погрязший в собственной лживой игре, – она выдернула руку из хватки маркиза и на всякий случай отошла на полшага назад. – Я обещала миледи Ребекке осмотреть её мужа, потому не могу больше задерживаться.

– Так он всё ещё жив? – усмехнулся мужчина, почувствовав лёгкий испуг Мари, принёсший ему неожиданное наслаждение.

– Он жив, но обездвижен, – отвела глаза она, понимая, чем вызвана надменная ухмылка заключённого и проклиная свою неосторожность. – Как видно, ему был дан второй шанс, чтобы осмыслить свои ошибки. У каждого есть второй шанс, – она вновь взглянула в глаза бывшему мучителю, набравшись смелости. – Что решите вы?

– Я бы использовал любую возможность, чтобы лишить твой взгляд этой дерзкой уверенности, – сквозь зубы процедил Болдер.

– Это может стать вашим выбором, – Мари отвернулась. – В любом случае, я сюда больше не вернусь. Решайте сами, что делать с этой склянкой, – она прошла несколько шагов к лестнице, остановилась у стены, задумавшись на миг, и, не оборачиваясь, добавила: – Я могу попросить стражников привести вам священника.

– Я не нуждаюсь в жалости, – узник сдавил в кулаках ржавые прутья, не зная, куда выместить взметнувшуюся в груди злобу, смешанную с едва скрываемым отчаянием.

– Прощайте, – девушка сделала ещё шаг вперёд, затем подожгла один из факелов, висевший на стене и, не говоря больше ни слова, чинно зашагала по осыпающейся лестнице.

Несмотря на видимое спокойствие, сердце её бешено колотилось, хотелось сорваться и бежать вперёд. Так много сил отняла эта короткая встреча, на которую она долго не могла решиться, покуда чувство странного сострадания не пересилило полузабытый страх и отвращение, и не заставило тайком от мужа явиться в затхлое подземелье, дав удивлённому стражнику приказ покинуть пост на четверть часа. Но больше это не повторится. Чувство выполненного долга пробивалось сквозь пелену разыгравшихся эмоций, осталось лишь похоронить все воспоминания о человеке, чья злоба даже под угрозой скорой смерти не отступила перед доброй волей и здравым смыслом.

Дверь затворилась с тихим скрипом, Мари вздохнула, закрыв глаза. Несколько минут проведённых в подземелье, оживили воспоминания о собственном заточении. Казалось, что безумные события, развернувшиеся вокруг коронации Вильгельма, пролетели давным-давно, но картины прошлого вставали в памяти так чётко, что дрожь пробегала по телу. Сердце на миг сжалось, поддавшись скорби, которая всякий раз брала верх над чувствами молодой королевы, когда она задумывалась о том, сколько жизней было безвозвратно утрачено в стенах этого замка. Последний, полный обречённой печали взгляд Вернера преследовал её во снах ещё долгое время после того, как вся шумиха улеглась, и в замке потекли размеренные дни. Наконец, длинный список должен был завершиться именем осуждённого маркиза, но это не давало облегчения помрачневшим мыслям.

* * *

Стражи в замке всегда было мало, так как раньше герцог боялся предательства и держал подле себя только лучшую проверенную охрану, а слуг ровно столько, сколько требовало хозяйство. Вильгельм немного увеличил это количество, но и он привык к безлюдности в родном доме. В конце концов, граф Алоис тоже берёг свои тайны от посторонних глаз и ушей.

За поворотом коридора послышались шаги. Мари отвлеклась от своих безрадостных воспоминаний, это возвращался на свой пост стражник. Девушка в коротком испуге закусила губу, но, отбросив растерянность, приняла невозмутимый вид и вышла мужчине навстречу. Замерев на секунду, тот поспешил преклонить колено перед своей правительницей.

– Приведите заключённому священника через несколько часов, – смутившись, отвела взгляд Мари. Она никак не могла привыкнуть к тому, что окружающие люди не смеют поднять головы, чтобы приветствовать её, а сопротивляться этому правилу этикета и пытаться разговаривать со слугами как с равными Вильгельм ей строго-настрого запретил. Хотя и он, и все трудящиеся в замке, прекрасно знали о том, что королева, вероятнее всего, даже не заметит проявления фамильярности, но уже не только по правилам, а из личного уважения стражники и слуги склонялись в глубоком поклоне, завидев приближение правительницы. – И прошу вас, не нужно никому говорить о моём визите сюда.

– Конечно, ваше величество, – тихо ответил мужчина и, дождавшись, когда девушка отойдёт на достаточное расстояние, поднялся на ноги.

– Благодарю, – с улыбкой, но не оборачиваясь, произнесла Мари и едва не рассмеялась, услышав, как он тут же вновь взялся отвешивать поклоны ей вслед.

Когда узкий полутёмный коридор остался позади, и никто больше не мог увидеть правительницу, она остановилась, прижавшись спиной к холодному камню стены. Грусть совсем отступила, оставив лишь странный осадок нервной усталости. Она глубоко вздохнула, отгоняя последние обрывки тяжёлых воспоминаний и гнетущих мыслей, заставила себя улыбнуться снова, положив руку на едва заметно выросший живот. Её пальцам ответило лёгкое щекочущее прикосновение внутри. Она обещала Вильгельму, что он уже вот-вот сможет почувствовать эти невесомые движения ребёнка своей ладонью. При мысли об этом, все дурные размышления мгновенно и окончательно развеялись, и захотелось поскорее прижаться к плечу мужа, как она любила делать это, пока тот занимался скучной бумажной работой в своём кабинете. Король говорил, что эти минуты – единственное его утешение в нудных правительственных делах. Так что девушке было куда спешить. А вскоре целительницу ждал экипаж, который повезёт её далеко за город к смиренному пациенту, его неутомимой супруге, старику Джериону и весёлой маленькой Фрок, раз от раза засыпающей королеву всё новыми мечтами о том, как она тоже станет доктором и, порой, слишком неожиданными вопросами о Бернде – мальчике, образ которого, после недолгого знакомства, глубоко врезался в сердце маленькой леди.

Улыбка снова озарила лицо Мари, солнечные лучи на миг ослепили её после полумрака коридора, но усталое и в то же время радостное лицо Вильгельма, оторвавшегося от своих бумаг и взглянувшего на распахнувшуюся без стука дверь, она видела очень ясно в ярком свете, заливающем кабинет.

– Ты наконец пришла, – тихо произнёс правитель. – Я уже начал всерьёз скучать. Где ты была?

– Я принесла тебе обещанное, – беззаботно улыбнулась девушка, не отвечая на его вопрос. Она подошла к мужу вплотную и положила его ладонь на свой живот, оба замерли в трепетном ожидании, и через мгновение губы его растянулись в радостной и удивлённой улыбке. Он ещё несколько мгновений прислушивался к едва заметным ощущениям и наконец прижал к себе супругу, прильнув щекой к её животу. Мари украдкой вздохнула и обвила руками его голову.

Она с горечью решила, что эта маленькая недоговорка станет последней ложью в их жизни, надеясь, что правда никогда не всплывёт.