День двадцатый.

В шумном зале все разговоры только и крутились вокруг женитьбы маркиза Болдера. Как только солнце склонилось к закату, и по всему замку зажглись тысячи свечей, разнаряженные гости в масках заполнили просторный зал, и воздух загудел от несмолкающей их болтовни. На ужине, прошедшем буквально за полчаса до начала праздника, не появился ни герцог, ни его сын. Высокопоставленным гостям было зачитано официальное извинение за такую бестактность правителя и скромность ужина, так как основное пиршество намечалось на позднюю ночь, после маскарадного веселья. Отсутствие хозяев бала в течение вечера, естественно, порождало множество слухов. Появлялись даже такие нелепые, как страшный облик необъявленной ещё невесты, из-за которого, мол, и устраивается маскарад. А отсюда полетели предположения о том, что заставило маркиза жениться на ней, и тут уж фантазия вечно голодной до сплетен знати не ведала границ.

– Большинство из них ничем не лучше черни, пашущей землю, – брезгливо фыркнул Болдер, глядя на гудящую толпу с небольшого балкончика, расположенного прямо под высоким потолком. Он был незаметен снизу из-за круглых многоярусных люстр, и маркиз часто пользовался им во время балов для наблюдения за гостями. О настоящем же предназначении узкого выступа, к которому вёл лишь один тёмный коридор дворца, не знал, пожалуй, никто, кроме архитектора, задумавшего его.

– Вы, как всегда, не в меру надменны, – отвернулась от собеседника Мари. В маске она чувствовала себя чуть смелее, но всё же каждое опрометчиво не взвешенное слово заставляло её мелко дрожать в ожидании реакции пленителя.

– А ты не в меру распущена, – усмехнулся мужчина. – Тебе это даже к лицу.

Девушка прикрыла глаза, на щеках против воли проступил смущённый румянец. Наедине с Болдером, на головокружительной высоте тайного балкончика, над шумной толпой знатных особ она чувствовала себя совсем не в своей тарелке, а неоднозначный комплимент пробудил в ней желание провалиться сквозь камень пола, чтобы только не продолжать этот разговор. Но собеседник и сам не собирался больше баловать спутницу вниманием.

– Ты и сама не многим лучше всех этих глупых девиц, – произнёс он, снова взглянув вниз. – Не будь за графским родом такой желанной добычи, я бы и не взглянул в твою сторону. Но сейчас лесная дикарка – моя невеста, так что постарайся вести себя достойно.

Девушка закусила губу, секундная обида неприятно кольнула сердце, но тут же отступила. Есть ли смысл наполнять свои чувства обидой, стоя рядом с самовлюблённым маркизом, для которого весь мир едва ли выше грязи?

– Иди вниз, – приказал мужчина. – Твоё место по левую руку от герцогини. Я скоро присоединюсь к всеобщему веселью, – он опустил маску на лицо. – И не забывай, я вижу каждый твой шаг.

Мари на миг застыла, но, быстро передумав продолжать разговор, неторопливо поплыла по тёмному коридору прочь, к шумной толпе, не сулящей никакого удовольствия от долгого вечера. Маркиз проводил молчаливую спутницу взглядом и снова опёрся на невысокие перила, глядя на нудную процедуру представления и приветствия всех присутствующих перед герцогом. Под пугающей улыбкой демонической маски его губы растянулись в не менее угрожающе-надменной усмешке.

* * *

– Женщины сегодня на удивление бестактны, – негромко произнёс Аделард, смерив взглядом подошедшую к нему с положенным реверансом Мари. – Опаздывать на собственный бал.

В просторном зале царила удивительная тишина, изредка нарушаемая едва слышным перешёптыванием придворных дам и шиканьем их кавалеров. Как только девушка в белых одеждах вошла под высокие своды, по толпе волной пробежало удивлённое любопытство, а когда гостья без лишних церемоний подошла к герцогу, всем стало окончательно ясно, что это и есть та самая загадочная невеста.

Напряжённая тишина заставила Аделарда подняться на ноги и громко произнести:

– Хочу представить вам избранницу моего сына, будущую маркизу Фалькнеса. Но имя её, как и лицо, по желанию жениха, на время праздника останется нераскрытым.

В толпе послышалось шушуканье и тихие смешки.

– Начнём же веселье! – наигранно претенциозно объявил мужчина, и тут же, как по команде, заиграли музыканты.

Задорная мелодия прокатилась эхом по высоким стенам и заполнила прохладный воздух, разливаясь дворцовыми коридорами и выплёскиваясь в открытые окна. Замок оживился, гости, как полагалось, разбрелись подальше от центра, и первые смелые пары вышли на танец, открывающий сегодняшнюю ночь.

– Ты можешь сесть, – благодушно произнёс Аделард, обращаясь к Мари.

Девушка на всякий случай ещё раз раскланялась и аккуратно присела на своё место, смущённо опустив глаза, ощущая на себе множество любопытных взглядов.

– Тебе неуютно? – с натянутой усмешкой спросил мужчина.

– Я не привыкла к такому вниманию, ваша светлость, – чинно произнесла она, подняв взор на герцога.

– Привыкай, – он опёрся о подлокотник кресла и устало опустил подбородок на ладонь. – Балы – скучнейшая вещь, но они бывают весьма полезны для политики.

– Полезны? – нерешительно переспросила Мари.

– Некоторых важных индюков или таких боровов, как вон тот барон, – Аделард махнул рукой в сторону тучного мужчины, чьё круглое лицо едва прикрывалось маской «влюблённого», – можно притащить в столицу только силой или заманить бесплатным весельем. И почему-то именно такие люди бывают необходимы в решении многих политических вопросов.

Он вдруг замолчал, безэмоционально разглядывая толпу. Мари неуютно поёрзала в кресле, не зная, должна ли она сейчас поддержать разговор или ждать, когда герцог сам заговорит снова. Но он не заставил девушку долго ждать.

– Эта женщина, – он снова махнул рукой в сторону гостей, среди которых выделялась стройная дама в тёмном платье. Из-за маски возраст её определить было невозможно, – вдовствующая жена короля Кавальтеры. Всякий раз приезжает, чтобы заигрывать с молодыми лордами. Меня воротит от одного её вида, а юнцы просто не могут отказать ей, она как-никак королева, – мужчина скривился. – Благо, при живой жене, эта старуха не обращает на меня внимания, хотя однажды хотела было положить глаз на Болдера.

– Она так немолода? – всё же осмелилась задать вопрос Мари.

– Разгульный образ жизни накинул к её возрасту ещё лет двадцать, и она выглядит настоящей старухой. Но при её статусе, это не имеет никакого значения.

– Так как маркизу удалось избежать её внимания? – девушка с любопытством глядела на собеседника, совершенно неожиданно показавшегося ей обычным человеком, а не отцом надменного её жениха, виновником всех бед Ладлера.

– Вовремя подсунули ей более мелкую сошку, – усмехнулся герцог. – На короткое время этот барон даже стал её фаворитом, получил неплохое имение в Кавальтере. Чего только не сделаешь ради власти, даже такой незначительной.

Собеседница смущённо молчала. Единственным вопросом, пришедшим ей в голову, был: «Не на большее ли пошёл он сам и его сын ради той самой власти?». Но задать его она, конечно, не могла.

– Знаю, о чём ты подумала, – вдруг вздохнул Аделард. Мари вздрогнула, предполагая, чего ожидать, если её мысли действительно известны герцогу, но разговор неожиданно был прерван.

В зале вновь воцарилась тишина, и по ковровой дорожке к трону подошла Ребекка. Герцогиня, как и её супруг, была без маски. Её печальное бледное лицо выражало глубокую скорбь, на фоне пышного убранства зала выглядящую ещё более мрачной. Женщина учтиво поприветствовала мужа и, даже не взглянув на Мари, опустилась в своё кресло.

Вновь заиграла музыка, но девушке показалось, что звук стал тише и глуше, будто тёмное облако неуёмной печали, окутывающее Ребекку, расползлось, накрывая собой всех присутствующих и скрадывая былое веселье. Мари в этот миг больше всего захотелось забыть обо всём окружающем показном празднике и сделать хотя бы попытку оправдаться, объяснить доброй женщине, как всё было на самом дела. Что она вовсе не собиралась предавать чувств маленькой леди Фрок, что искренне хотела и хочет помочь, но…

– Его светлость Барон Ливио из Кавальтеры, – громко объявил слуга имя новоприбывшего гостя.

– А вот и наш фаворит, – усмехнулся герцог, перекладывая подбородок на другую ладонь.

Мари чуть отвлеклась, перевела взгляд на высокую входную дверь, от которой к ним направлялся ряженный барон в необычайно пёстрой маске птицы и двое слуг в простых карнавальных одеждах, одинаковых чёрных шляпах и полумасках. После сдержанного поклона гость быстро отошёл со своей свитой к одной из белых колонн, двумя рядами стоящих вдоль стен зала, и потерялся из виду.

– Мне казалось, он был выше, – задумчиво произнёс герцог, продолжая бесстрастно блуждать взглядом по маскам и платьям. – Неужто, выпивка так его иссушила?

Мари хотела было что-то спросить, но бледное лицо Ребекки, сидящей между ней и герцогом и глядящей потерянно куда-то в пол, остановило её. Девушка снова ощутила себя подлой предательницей, и невозможность как-либо изменить это положение встала комом в горле. Несколько минут молчания показались вечностью, наполненной лишь отдалёнными звуками однообразной музыки.

– Сын говорил мне, что ты чудесно поёшь, – наконец произнёс Аделард, будто поняв её неуютное безмолвие. – Может, споёшь что-нибудь для нашей благодарной публики.

Его слова прозвучали как настойчивое предложение, в них не было и намёка на вопрос. Мари покраснела, но всё же поднялась из кресла – сейчас ей легче было перебороть своё смущение и спеть перед сотнями людей, чем находиться рядом с человеком, чьё невыносимо тяжёлое молчание казалось куда более болезненным, чем любые пытки и истязания.

Музыка снова затихла, танцующие пары остановились и расступились, освобождая путь для белого «ангела», чинно шагающего к «уголку» музыкантов, нашедшему себе место почти напротив тронной ниши рядом с входом, и отделённому от зала тремя мраморными ступенями и невысокой ажурной изгородью. Девушка медленно поднялась по ступеням и, тихо переговорив с музыкантами, повернулась лицом к гостям.

Всё стихло, маски замерли в ожидании, Мари, сцепив и сжав до боли собственные пальцы, закрыла глаза, медленно вдохнула и тихо запела:

Среди лесов непроходимых, Среди оврагов и болот Цветок один неповторимый Из года в год весной цветёт.

Музыканты медленно вступили, подстраиваясь под неторопливый мотив, заглушая покатившийся по залу восхищённый вздох.

Он не прекрасней роз и лилий, Он скромен, мал и одинок. И яркость цвета, чёткость линий В нём углядеть никто не мог.

Нежный ангельский голос печально тянул слова старой песни, заставляя гостей зачарованно вслушиваться в немом восторге.

Пока однажды не набрёл Охотник на бутон И вдохновенно пальцы сплёл, Сжав на груди хитон. Цветок сиял, благоухал, Ловя охотника слова, А новый друг тогда сказал: «Возьму тебя с собою я. Я принесу тебя в свой сад И буду вечно любоваться, Невинный твой весенний взгляд, Хочу, чтоб мне лишь доставался». Велел он: «Подожди два дня, Чтоб место мог я приготовить, Затем я заберу тебя». Цветок кивал ему безмолвно. Судьбы неведомы пути — Пожаром лето лес зажгло. Цветку не скрыться, не уйти, Кто знал, что будет суждено Ему, роняя сок, как слёзы, Мужчины вспоминать слова: «Два дня…» – но будет уже поздно, «Два дня…» – не удержать огня. Завидев пламя над лесами, Примчался друг искать цветок, Но лишь угли над лепестками Сожжёнными найти он смог…

Мари, почувствовав, что начинает задыхаться от подступающих слёз, замолчала. Пронзительная тишина, царящая в зале, заставила её открыть глаза. Но увидев восхищённые лица людей, уставившихся на неё, певица тут же покраснела и ещё сильнее сжала переплетённые пальцы. Она смущённо коротко поклонилась и, стараясь не ускорять шаг, поспешила к своему месту, но как только белые туфельки коснулись ковровой дорожки, зал взорвался оглушительными рукоплесканиями. Девушка вздрогнула и, окончательно раскрасневшись, на дрожащих ногах продолжила путь.

– Мой сын не ошибся, – улыбнулся Аделард, также встречая её сдержанными аплодисментами. – Я в восторге.

Мари нерешительно посмотрела на герцогиню, но та не одарила её даже взглядом, и она, поджав от огорчения губы, опустилась в кресло, стараясь не поднимать взора на гудящую толпу.

После короткого жеста герцога, в зале вновь заиграла музыка, и гости стали расходиться по парам.

Мари нервно теребила золочёную тесьму на рукаве платья, глядя на пушистый ворс ковровой дорожки перед троном, когда в поле её зрения вступили чьи-то ноги. Девушка медленно подняла взгляд на мужчину в пёстрой полумаске, старательно отвешивающего поклоны герцогу и герцогине. Наконец глаза его впились взглядом в белую маску графини.

– Позвольте пригласить вас, – учтиво произнёс кавалер, склонив голову. – Его высочество герцог, не будет против?

* * *

Двадцатью минутами ранее.

– Его светлость Барон Ливио из Кавальтеры! – прозвучал голос слуги над самым ухом. Вильгельм поморщился, спеша скорее уйти от звонкоголосого глашатая, незаметно поправил длинные рукава тёмной рубашки и, дождавшись пока Удо проделает все полагающиеся поклоны, юркнул за ближайшую колонну. После бессонной ночи путники остановились в одной из переполненных гостиниц Фалькнеса и, задремав, опоздали к началу праздника. Теперь они неизбежно привлекли больше внимания, чем планировали.

– Уф, – выдохнул монах, подойдя ближе к друзьям. – Я даже вспотел от волнения, это было страшно.

– Брось, я говорил, что они не станут проверять нас, – усмехнулся правитель. – Тот шпион ошибся. Зато я теперь должен ходить в костюме пажа, – он недовольно скривил губы.

– Это ведь маскарад, – хмыкнул Анкэль. – Да и костюмчик барона оказался уж слишком смешон на тебе, благо, брат Удо вышел ростом.

– Ты на что намекаешь? – сердито фыркнул Вильгельм. – У меня с ростом всё в порядке, это барон был не в меру долговязым.

– Не стану спорить, – пожал плечами монах. – Но тебе полезно будет немного остыть, побывав в шкуре прислуги. А то власть на тебя, кажется, плохо влияет.

– Это не власть, а вынужденное заточение влияет скверно, – буркнул он. – И хватит уже грубить. Не пользуйся нашим скрытым положением для своей мести.

– Я и не помышлял о мести, – заверил Анкэль, – лишь выразил своё мнение.

– Нас так раскроют, – тихо зашипел Удо на своих не в меру шумных спутников, начавших ругаться с того самого момента, как все трое загрузились в экипаж барона Ливио и въехали в Фалькнес. – Прекратите.

В это мгновение в зале вдруг воцарилась тишина, Вильгельм и монахи испуганно переглянулись, но быстро поняли, что все взгляды устремлены вовсе не на них.

– Что там? – удивлённо спросил правитель, пытаясь увидеть, на что же уставились все гости.

– Тише, – зашептал кто-то впереди. – Она, кажется, будет петь.

– Невеста маркиза будет петь, – подхватил другой гость.

– Посмотрим, какой голос у этой ведьмы, – хихикнула какая-то молодая дама совсем близко.

– Наверняка такой же мерзкий, как внешность, – бросила в ответ её собеседница. – А нам придётся восхищаться.

– А кто она? – растерянно спросил Вильгельм, обернувшись.

– О, её имя раскроют после бала, – не упустила возможности посплетничать первая дама. – Говорят, что она из очень богатого рода, но страшно уродлива и сварлива, как фурия. Она околдовала маркиза и уже носит под сердцем ребёнка от его светлости и грозит объявить об этом всему свету, если тот не женится на ней. А пока это тайна.

– Да? – парень скривил губы и отвернулся к своим спутникам. – Видать, не велика тайна, – хмыкнул он. – Ненавижу таких бестолковых сплетниц.

– Тише, – снова шикнул кто-то впереди, и в это мгновение до слуха всех присутствующих донёсся волшебный голос «фурии».

– Это, – правитель без раздумий бросился вперёд, но тут же был остановлен спутниками, они молча вцепились в его руки, не давая идти дальше. Он застыл, вслушиваясь в слова песни.

…Он скромен, мал и одинок И яркость цвета, чёткость линий В нём углядеть никто не мог…

– Это она, – шепнул Вильгельм, внимая каждому звуку, стараясь услышать и впитать всё, не пропустить ни слова.

– Кто она? – растерянно спросил Удо, подойдя ближе.

– Это Мари, – взволнованно зашептал он. – Это её голос.

– Ты уверен? – недоверчиво вступил в разговор Анкэль.

– Я ни с кем её не спутаю, – отрешённо ответил он. – Боже, как прекрасно она поёт…

Монах хотел что-то сказать, но невольно и сам прислушался и тут же замер, поглощённый словами старинной песни в столь нежном исполнении.

Судьбы неведомы пути — Пожаром лето лес зажгло. Цветку не скрыться, не уйти, Кто знал, что будет суждено Ему, роняя сок, как слёзы, Мужчины вспоминать слова: «Два дня…» – но будет уже поздно, «Два дня…» – не удержать огня. Завидев пламя над лесами, Примчался друг искать цветок, Но лишь угли над лепестками Сожжёнными найти он смог…

Несколько секунд все трое стояли неподвижно, в воцарившейся непроницаемой тишине, заново осмысливая знакомую с детства историю сгоревшего цветка, но шквал аплодисментов вывел правителя из забытья.

– Теперь нужно действовать! – произнёс он громко, чтобы перекричать гомон толпы. – Я приглашу её на танец и всё расскажу.

– Постой! Ты что сошёл с ума?! – переполошился Анкэль.

– В чём дело?!

– Забыл, что говорил Лотар? Дай мне или Удо сделать это.

– Пока я жив, – зарычал Вильгельм, блеснув глазами из-под маски, – больше не позволю ни одному мужчине касаться её!

– Не будь дураком! Что ты вообще задумал?! – продолжал тихо ругаться монах.

– Я всё объясню Мари и мы сбежим.

– Прямо с бала?!

– Толпа сыграет нам на руку.

– Но не на балу по случаю её замужества! Она же в центре внимания, нужно дождаться ночи!

– Это всё равно, что отступить?! – огрызнулся Вильгельм. – Я терял её уже дважды и больше этого не допущу!

– Мы не можем знать, какой путь нам уготован, – процедил сквозь зубы монах. – Быть может, она выходит замуж по своей воле.

– Этому не бывать! – также тихо закипал правитель. – Я положу свою жизнь, но не отпущу её ни на шаг и никому больше не отдам.

– Не слишком ли ты горяч!

– Я думаю, что прошёл достаточно, чтобы доказать серьёзность своих чувств. Я люблю Мари и женюсь на ней!

– А её ты спросил? Она ведь имеет право выбирать свою судьбу! Сказала ли она хоть раз, что любит и что согласна выйти за тебя?

Вильгельм замолчал. Он уже давно всё для себя решил и сейчас действительно не мог вспомнить, было ли всё сказанное и сделанное Мари её волей и проявлением искренних чувств или же лишь вежливостью. Десятки снов смешались с полузабытой реальностью, и прошлое вдруг встало под сомнение – отголоски слов, прикосновений, даже их первый поцелуй. Хотела ли она всего этого? Или пошла на поводу его эмоций, а потом просто не смогла выбраться из захватившего жизнь течения.

– Где Удо? – резко выдернул из задумчивого забытья взволнованный голос Анкэля.

Парень, опомнившись, без лишних церемоний растолкал близстоящих гостей и тут же нашёл среди танцующих пёструю маску барона Ливио, напротив которой красовалась под белоснежно-золотой полумаской до боли знакомая улыбка Мари.

– Удо, дурак! – Вильгельм ринулся вперёд, но тут же был остановлен спутником. Монах молча указал на приближающихся к паре стражников.

Двое высоких мужчин в парадной форме обратились к «барону», но слов слышно не было, тот возмущённо замотал головой и тут же был бесцеремонно скручен и лишён маски. Все в зале, включая стражей, уставились на хмурое лицо герцога, но тот коротко махнул рукой, и пленник был тут же поставлен на ноги и отпущен. Вновь скрыв лицо, Удо сдержанно поклонился герцогу и как ни в чём ни бывало предложил своей партнёрше продолжить танец.

– Почему они срывают маски? – в недоумении застыл правитель.

– Они ищут тебя, дурак! – зашипел Анкэль. – Твоя глупая ревность могла стоить тебе, да и всем нам, жизней!

– Отлично, – сощурился он. – Значит, правила изменились. И это тоже можно обратить в нашу пользу.

– Что? – ошарашено замер монах. – О чём ты?! Нас ищут!

– Нас ищут, но теперь барон Ливио вне подозрений. А это нам на руку.

* * *

– Позвольте пригласить вас. Его высочество герцог, не будет против? – мужчина с улыбкой смотрел прямо в глаза Мари, ожидая ответа.

Девушка нерешительно взглянула на Аделарда. Танцевать ей совсем не хотелось, но сейчас всё зависело только от желания маркиза, а так как его не было рядом, то от повеления его отца, который одобрительно кивнул и с прежней бесстрастностью проводил пару взглядом.

– Я прошу вас улыбаться, – шепнул мужчина, когда танец начался, – чтобы герцог ничего не заподозрил. Представьте, что я говорю о чудесной погоде и отпускаю весёлые шуточки о вычурности окружающих убранств.

Мари глядела на собеседника с нескрываемым подозрением.

– Я здесь с вашим другом, – ещё тише произнёс Удо.

– Уильям здесь? – почему-то сомнений в личности друга не возникло и на миг. Она с трудом подавила эмоции и постаралась беззаботно улыбнуться. Улыбка получилась весьма натянутой, но это, впрочем, было к лучшему. Она казалась вполне официальной и идеально подходила к тому настроению, в котором, как мог предполагать герцог, пребывала Мари.

– Да, – кивнул монах. – Он хотел лично говорить с вами, но…

– Милорд, позвольте взглянуть на ваше лицо, – раздался мужской голос из-за спины.

Удо обернулся, перед ним стояли двое стражников с непроницаемо серьёзными физиономиями.

– С какой это стати? – с улыбкой спросил монах, мотнув головой. – Разве маски раскрываются не по окончании праздника?

Не говоря больше ни слова, один из охранников грубо заломил руки гостя, второй сорвал с него маску. Мужчина без лишних сопротивлений повис в руках стража, ожидая худшего, но всё же надеясь на счастливый исход. Короткий жест герцога, и он уже снова стоял на ногах.

– Просим прощения, – двое великанов преспокойно удалились обратно в свой тёмный угол, а Удо с напускной обидой вновь нацепил маску. Душа его ликовала и пела, мужчина позволил радости едва заметно коснуться его губ улыбкой и, снова поклонившись собеседнице, ещё раз пригласил её на танец. В этот раз Мари охотно приняла предложение и, как только заиграла музыка, с немым нетерпеливым ожиданием уставилась на партнёра.

– Как видите, личное присутствие Уильяма могло стоить ему жизни, – серьёзно произнёс монах.

– Я должна передать, что ему угрожает опасность, – стараясь не терять улыбки, произнесла девушка. – Маркиз обещал, что не тронет Уильяма, если он явится на бал, но я уверена, что он лжёт.

– Нам нужно скрыться до того, как начнут срывать маски со всех гостей.

– Остерегайтесь маркиза, – шепнула Мари. – Я видела его костюм. Он будет в красно-золотой маске дьявола сегодня.

– Какое подходящее обличье, – усмехнулся собеседник. – Прошу вас быть всё время на виду и не покидать зала ни на миг. Как только Уильям что-то придумает, мы тут же постараемся вас известить о конечном плане. В любом случае, он слишком горяч, чтобы дождаться ночи, наверняка решит бежать прямо с бала.

– Нужно сначала найти маркиза, – закусила губу собеседница. – Раньше он стоял на потайном балконе под самым потолком, но сейчас его там нет. Как только увижу его, постараюсь незаметно дать знак.

– Куда важнее остудить горячую голову Уильяма, чтобы он не кинулся тут же убивать маркиза, – покачал головой Удо. – Судя по пылающему взгляду, он и меня готов на части разорвать.

– Что? – Мари неосторожно глянула по сторонам, но тут же, опомнившись, вновь воззрилась на партнёра. – Он в зале? Где он? – девушка вдруг покраснела. – Мне бы хоть одним глазком взглянуть на него, – помедлив секунду, графиня отважилась задать нескромный вопрос. – Уильям… говорил что-нибудь обо мне?

– Он лишь о вас и говорит, – улыбнулся её смущению монах. – Поверьте, если бы он вас не любил, не бросился бы в самое пекло.

– Но, – она нерешительно взглянула в глаза собеседника, – он ведь… нам нельзя, – она окончательно замялась, не зная как высказать постороннему человеку суть трагедии их отношений.

– Я думаю, Уильям должен сам объяснить вам всё, – задумчиво произнёс мужчина. – А сейчас вам лучше будет изобразить усталость и присесть. Герцог не сводит с вас строгого взгляда.

Мари, совсем забывшись от нахлынувших чувств, сильнее сжала руку кавалера, но тут же подавив улыбку, напустила на лицо тоску.

– О чём вы говорили? – подозрительно спросил Аделард, когда она устало опустилась в своё кресло. – Мне показалось, что этот шут премило улыбался тебе, а ты в ответ ему.

– О, барон шутил на тему вычурности зала и излишней гордости девиц, – произнесла Мари первое, что пришло ей в голову, чувствуя, как густой румянец заливает лицо, и судорожно пытаясь вспомнить, как она вела себя во время танца. – Пытался делать комплименты и быстро утомил меня.

– Мне показалось, что ты сама не отпускала бедолагу, а он куда-то рвался, выискивал в толпе кого-то.

– Нет, нет! Он говорил, что вот сейчас пойдёт и спросит у моего жениха, готов ли милорд отдать меня за золото и земли.

– Как вижу, он изрядно глуп или пьян, раз позволяет говорить в подобном тоне с невестой моего сына, – пальцы герцога напряжённо стучали по подлокотнику кресла. От этого Мари совсем терялась, понимая, что разговор катится по наклонной.

– Возможно, он и пьян и глуп, – едва не задыхаясь от стыда и страха, произнесла она. – Прошу, оставьте его с Богом, он завтра и не вспомнит ничего.

– Что ж, – Аделард коротко глянул на собеседницу, затем скользнул взглядом по отрешённому лицу своей супруги, всё так же безучастно блуждающей в собственных мыслях. – Ладно, – он отвернулся.

– А где же ваш сын, мой будущий супруг? – едва сдержав облегчённый вздох, с натянутой улыбкой спросила девушка. – Почему он не выходит к гостям?

– Он давно уже в зале, – усмехнулся герцог.

– Почему же я не заметила его маски? – Мари нервно сжала руки на коленях.

– О, Болдер как всегда не мог обойтись без сюрпризов, – Аделард с улыбкой покачал головой. – Он одет как слуга и давно уже ходит по залу, подслушивая чужие разговоры. Для этого у нас и заведено позволять прислуге участвовать в празднике, но в скромных нарядах, конечно же. Наверняка, вскоре появится кто-нибудь в его костюме, будь готова танцевать с подставным маркизом.

Лицо девушки побелело и почти слилось с цветом маски, отчаянный страх заколотился в груди, разнося по телу охладевшую кровь. Что если он слышал? Что если он уже всё понял? Что если?… Мари вздрогнула и в потоке мечущихся мыслей уловила одну – нужно во что бы то ни стало предупредить Уильяма об опасности. Глаза сами собой тут же нашли в толпе у одной из колонн пёструю маску «барона», его свита – один слуга, другой. Их ведь двое, какой из них? И в это мгновение взгляд из-под чёрной полумаски обернувшегося к девушке гостя встретился с её тревожным взором. Сердце замерло: «Он», – пронеслось в мыслях, и, совершенно забывшись, она подскочила на ноги. Осознав, что на неё уставилась половина зала, и даже бесстрастная до того герцогиня с удивлением перевала взгляд на неожиданно поднявшуюся графиню, она замерла. В голове шумным роем бились испуганные мысли, щёки пылали, в ушах стучало, а ноги предательски дрожали, но отступать было просто некуда, нужно было что-то решить, и притом срочно.

– Я вспомнила ещё одну песню, – стараясь улыбнуться, взглянула она на Аделарда, потиравшего в ожидании подбородок. – Вы позволите мне?

– Ещё раз сразить гостей? – усмехнулся герцог, видимо, ничего не заподозрив. – Конечно, – он жестом пригласил девушку вновь пройти к музыкантам, но проводил её хитро прищуренным взглядом.

Сколько противоречий и вопросов пронеслось в голове бедной графини на бесконечном пути по ковровой дорожке. На этот раз тишины не было: музыка смолкла, но знать и слуги, вполголоса восторгаясь пением «ангела», с нетерпением ожидали нового творения. Мари украдкой взглянула на чёрную маску, вышедшую во второй ряд перешёптывающихся зрителей, глаза парня безотрывно следили за ней, на губах была заметна едва скрываемая, чуть нервная улыбка – он был в не меньшем замешательстве.

«Я должна, – пронеслась вдруг шальная, сметающая всё на своём пути мысль, – должна заставить его бежать». Понимание сложившегося положения настолько неожиданно поразило её, что Мари едва не споткнулась от взметнувшегося в груди пожара. Маркиз ни за что не даст ей сбежать и Уильяма не отпустит – не даром ведь он пошёл в зал подслушивать чужие разговоры. Да и что за глупый был уговор – отпустить графа, если тот придёт на бал? «Он подл и бесчестен», – в очередной раз вспомнились слова старика Джериона. «Нельзя подвергать Уильяма опасности, – девушка закусила губу, поднимаясь по низким ступеням. – Только не из-за меня». Она глубоко вздохнула, пытаясь на ходу придумать слова несуществующей песни, и смело запела, в надежде, что простая рифма даст её возлюбленному брату понять, чего она хочет на самом деле.

Нет в руках у меня ни пера, ни угля, Только камни бездушные слышат слова. Как тебе передать? Правду как рассказать?… Ветер вольный, послушай меня…

Музыканты, чуть помедлив, но так и не вспомнив напетой мелодии, тихо вступили, стараясь не отставать от слов.

На крылах унеси для любимого весть, Мою песню ему прошепчи: В замке дремлет дракон, здесь ловушек не счесть И к воротам пути не найти. Стережёт мой покой у дверей часовой, Ни на миг не сводя с меня глаз. Хоть и свидеться раз есть возможность сейчас, Но в побеге нет счастья для нас… Я привыкну к стенам, что меня окружат И к бездушным привыкну камням. Пусть не гибнут за зря, жизнью пусть дорожат Те, кто вызволить хочет меня. Затихает и горлица в пасти змеи, Отдаётся в плен хладных колец, Позволяет отраве в тело войти И со смертью идёт под венец. Ветер вольный лети, мою песню неси, Спой любимому наедине: Ядом полнится кровь, я прошу вновь и вновь… Позабудь, милый друг, обо мне!

Песня на секунду стихла и снова продолжилась медленно:

…и не сбросить оков… Я прошу вновь и вновь… Позабудь, милый друг, обо мне…

Девушка замолчала, всё также не сводя глаз с одной единственной маски, застывшей в толпе, взорвавшейся очередным шквалом рукоплесканий. Вдруг парень напротив на миг отвернулся, затем снова взглянул ей в глаза с пронзительной уверенностью и в момент скрылся из виду. Мари оставалось лишь гадать, как понял он её слова, но сомнений почти не возникало – Уильям всё сделает по-своему.

Она медленно спустилась по мраморным ступеням, изо всех сил усмиряя колотящееся в груди сердце – страх неизвестности становился всё сильнее с каждым шагом по красной ковровой дорожке. Своего масла в ледяной пожар её ужаса подлил Аделард, неожиданно поднявшийся из кресла. Он тихо обратился к супруге, та отрешённо кивнула, украдкой поглядывая на подходящую ближе девушку.

– Я покину вас ненадолго, – повернулся к ней герцог. – Оставайтесь с гостями.

От его мимолётного, ничего не выражающего взгляда, Мари едва не потеряла сознание. Страх уверенно шептал, что всё кончено, что её спаситель раскрыт и вот-вот окончательно увязнет в хитрой ловушке. Девушка, едва дыша, заняла своё место, пытаясь незаметно найти в толпе невзрачную чёрную маску, но ни Уильяма, ни его спутников нигде не было видно.

– Вам нехорошо? – тихий голос Ребекки заставил Мари вздрогнуть. Взяв себя в руки, она взглянула на герцогиню. Лицо её уже не было таким равнодушным, в глазах читалось неподдельное беспокойство.

– Мне немного душно, – пролепетала она, в страхе осторожно поглядывая по сторонам – не притаился ли где рядом любопытный «слуга».

– Мой сын сейчас стоит у колонны справа от нас, – спокойно произнесла Ребекка. – Его я узнаю под любой маской. Пока он занят разговорами со свитой посла Сэфпейса, вы можете не бояться.

– Вы знаете? – нерешительно произнесла девушка, теребя золочёную тесьму рукава. – И вправду верите мне?

– Я вижу, что вы боитесь Болдера, – она опустила глаза. – Я тоже боялась Аделарда… И могу понять.

– Он угрожает убить моих родных, если я не буду молчать, – едва не плача, произнесла Мари. – А сейчас я боюсь за своего брата…

– За графа Уильяма? – удивилась Ребекка, украдкой глянув на сына.

– Да… Он здесь и, – глаза девушки вдруг выловили в толпе знакомую птичью маску. – Один из его друзей, – шепнула Мари, – в зале… Где же Уильям?

– Оставайтесь здесь, – произнесла герцогиня, поднимаясь из кресла. – Я должна кое-что проверить.

Девушка закусила губу, глядя, как она чинно покидает тронную нишу и проходит с учтивой улыбкой мимо расступившихся гостей к боковой двери, за которой несколько минут назад скрылся её супруг.

«Что если Ребекка не поверила? – Мари зажмурилась в попытке собраться с мыслями, сейчас каждый казался ей предателем. – Нельзя больше никому ничего говорить, – она снова открыла глаза, ища взором маску барона Ливио. – Никому, кроме самого Уильяма».

– Я погляжу, тебя все покинули, – раздался вдруг мужской голос над самым ухом. Мари медленно повернулась, едва унимая дрожь. – Подаришь один танец своему будущему супругу?

* * *

– Что ты узнал? – сложив руки на груди и даже не взглянув на спутника, спросил Вильгельм, когда Удо вернулся.

– Что у твоей возлюбленной чудесная улыбка, – усмехнулся монах.

– Не нужно, – осторожно предупредил Анкэль, глядя на белеющие костяшки пальцев правителя. – Ты поступил опрометчиво. Должен был хотя бы посоветоваться.

– Тогда влезать в ваши дрязги было бесполезно, – надулся Удо. – Я хотел помочь.

– Так что ты узнал? – блеснул глазами Вильгельм.

– Что маркиз будет в красно-золотой маске дьявола, – вздохнул лазутчик, – что тебе угрожает опасность в его лице, и что Мари хочет взглянуть на тебя хотя бы одним глазком.

– Правда? Она ждёт встречи? – он мгновенно позабыл о злости и, едва скрывая волнение, обернулся, тут же встретившись взглядом с бело-золотым ангелом. Сердце на миг замерло и тут же тревожно кольнуло – девушка поднялась со своего места и застыла, глядя прямо ему в глаза.

– Что случилось? – настороженно зашептал Удо.

Мари уже медленно шагала по ковровой дорожке в сторону музыкантов. Вильгельм осторожно пробрался ближе, не сводя глаз с взволнованной графини, когда та поднялась по ступеням и, помедлив несколько секунд, вновь запела:

Нет в руках у меня ни пера, ни угля, Только камни бездушные слышат слова. Как тебе передать? Правду как рассказать?… Ветер вольный, послушай меня… На крылах унеси для любимого весть, Мою песню ему прошепчи: В замке дремлет дракон, здесь ловушек не счесть И к воротам пути не найти.

– Это предупреждение? – вновь у самого уха зашептал Удо. – Она поёт о ловушках.

– Я слышу, – шикнул правитель. – Дай дослушать.

…Хоть и свидеться раз есть возможность сейчас, Но в побеге нет счастья для нас…

Вильгельм нахмурился. «В побеге?» – он мотнул головой, снова вслушиваясь в слова.

Я привыкну к стенам, что меня окружат И к бездушным привыкну камням. Пусть не гибнут за зря, жизнью пусть дорожат Те, кто вызволить хочет меня. Затихает и горлица в пасти змеи, Отдаётся в плен хладных колец, Позволяет отраве в тело войти И со смертью идёт под венец. Ветер вольный лети, мою песню неси, Спой любимому наедине: Ядом полнится кровь, я прошу вновь и вновь… Позабудь, милый друг, обо мне!

– Ты ведь не сказал ей? – вдруг осенило парня. – Ничего про меня не сказал? – повернулся он к Удо.

– Н-нет, – заикаясь от неожиданности вопроса, ответил тот. – Я даже называл тебя Уильямом.

– Конечно, – он снова нахмурился, – она узнала о своём происхождении. Поэтому пошла на союз с маркизом.

– Маска! – вдруг встрепенулся Анкэль, дёрнув Вильгельма за рукав. – Я только что видел ту самую маску, – зашептал он. – Маркиз стоял у колонны и ушёл в открытую дверь.

– Ты уверен? – серьёзно спросил правитель.

– Да, – кивнул монах. – Что делать теперь? Задержать его как можно дольше?

– Нет, – он снова посмотрел на Мари, которая только что закончила петь и, едва дыша, стояла, молча глядя на него.

«Пути назад нет! – призывно взвились мысли. – Любит или нет! Я уйду отсюда с ней или не уйду вообще!»

Он метнулся назад в шумящую аплодисментами толпу, дёрнув за собой спутников.

– Анкэль, отправляйся в конюшню и готовь лошадей, – произнёс Вильгельм, подходя к боковой двери зала. – Удо, оставайся в зале, – он быстрым движением снял с друга ножны с наградной шпагой барона. – Следи за Мари, за герцогом, за всеми!

– Но, – начал было растерянный монах.

– Без вопросов! – рявкнул правитель и тут же, пока шумная толпа была обращена к покорившему их ангелу, кинулся в ярко-освещённый коридор, в котором несколько мгновений назад скрылась маска дьявола.

* * *

День двадцатый. Полдень.

– Упрямец! Наглец! Дурак! – лицо советника не теряло багрового оттенка уже несколько часов. – А ты?! – он со злостью взглянул на супругу. – Ты ведь знала?!

– Сын мой, не нужно повышать голос на бедную женщину, – епископ медленно поднялся со своего кресла и коротким кивком головы попросил бледную Амелию выйти из комнаты.

– Как можно было?! – не унимался Северин. – Как можно было поставить жизнь монарха под угрозу из-за… из-за одной лишь догадки!

– Вильгельм идёт своим путём, – покачал головой Бенедикт. – И нам его не остановить.

– Я бы остановил его! – кулак советника с грохотом опустился на стол. – Она ввела меня в заблуждение! Я верил ей!

– Ложь – большое зло, – всё также невозмутимо продолжал старик. – Но она сделала это не из нелюбви к королю, а напротив, из любви к своей дочери.

– Мари ей не дочь! – рявкнул Северин куда-то в сторону двери.

– Сын мой, сядь, – строго произнёс Бенедикт, – и послушай меня.

Мужчина приутих, вспомнив с кем разговаривает, но каждое его движение оставалось нервным и резким. Он упал в кресло и с ожиданием воззрился на собеседника.

– Чужая душа, – начал тот, – неведомый мир. Я могу лишь гадать, что творится на сердце у Вильгельма, у Амелии, у тебя. Сейчас для всех нас времена особенно тяжёлые, дорога к свету никогда не была лёгкой, особенно в преддверии победы. Но своим укором и пустым сквернословием ты никогда не поможешь молодому королю. Ему нужна наша любовь и поддержка, ведь Вильгельм, по сути, вовсе не взрослый мужчина, не мудрый монарх, а на него возлагается тяжкая ноша, надежды всей страны ложатся на его плечи. Если мы, как ты предлагаешь, выдвинем к стенам Фалькнеса армию, можем только навредить положению. Теперь, когда всё уже свершилось, мы не знаем, где Вильгельм сейчас, что происходит с ним, в опасности он или нет. Нам остаётся лишь молиться, чтобы он вернулся невредимым и душою и телом, – сухая старческая рука легла на плечо советника. – Друг мой, давай же верить Господу. Он не покинет нас, и даже если нам покажется, что это так, мы не должны сдаваться. Пройдя весь путь до конца, мы получим желаемый мир.

Северин тяжело вздохнул, глядя перед собой сквозь пол.

– Так что же, – произнёс он обречённо, – делать вид, что ничего не произошло?

– Хранить всё в сердце своём, – улыбнулся Бенедикт, – и молиться. Молиться за всех нас.